Сепир Э. Избр. труды по языкознанию и культурологии

ОГЛАВЛЕНИЕ

Общие проблемы языка

Символизм

Термин <символизм>, <символика> (symbolism) охватывает множество разных внешне несходных способов поведения. В своем первоначальном значении он применялся только к предметам или меткам, намеренно употребляемым с целью привлечь особое внимание к какому-либо лицу, предмету, идее, событию или запланированной деятельности, связанной лишь ассоциативно или вообще не связанной с этим символом в каком-либо естественном смысле слова. Постепенное расширение значения терминов <символ> и <символизм> привело к тому, что сейчас они охватывают не только такие тривиальные предметы и метки, как черные шары со значением отрицательного отношения при голосовании или звездочки (*) и крестики (+), указывающие читателю, что внизу страницы следует искать дополнительную информацию, но и более замысловатые предметы и средства - например, флаги или сигнальные огни, значение которых заключено обычно не в них самих, а в их указании на идеи и действия, которые существенно воздействуют на жизнь общества. Такие сложные системы обозначения, как речь, письмо и математическая нотация, тоже должны охватываться термином <символизм>, ибо звуки и метки, используемые в них, очевидно, не имеют значения сами по себе, но могут быть значимыми лишь для тех, кто знает, как интерпретировать их через то, к чему они отсылают. Определенное направление в поэзии называется символическим или символистским потому, что ее буквальное содержание - лишь намек на более широкий круг значений. В человеческих отношениях тоже велика доля такого поведения, которое может быть названо символическим - например, когда церемониальный поклон направлен не столько на реальное лицо, сколько на должность, которую это лицо занимает. Психоаналитики в последнее время применяют термин <символический> почти ко всякой эмоционально нагруженной схеме поведения, имеющей функцию бессознательного удовлетворения подавленного влечения, например когда человек повышает голос, отрицательно реагируя на ничего не подозревающего незнакомца, который вызывает у него бессознательное напоминание об отце и пробуждает подавленное враждебное отношение к отцу.

• Symbolism. - <Encyclopaedia of the Social Sciences>, New York: Macrnlilan, 1934, 14, pp. 492-495.

Среди широкого множества значений, в которых употребляется это слово, как кажется, на первый план выступают две постоянных характеристики. Одна из них - то, что символ всегда выступает как заместитель некоторого более тесно посредничающего типа поведения, откуда следует, что всякая символика предполагает существование значений, которые не могут быть непосредственно выведены из ситуационного контекста. Вторая характеристика символа - то, что он выражает сгусток энергии; т.е. его действительная значимость непропорционально больше, чем на первый взгляд тривиальное значение, выражаемое его формой как таковой. В этом можно непосредственно убедиться, сравнив чисто декоративную функцию нескольких штрихов на бумаге с волнующей значимостью внешне столь же несущественных штрихов, интерпретируемых конкретным обществом в значении <убийство> или <Бог>. Эта роковая трансцендентность формы столь же хорошо проявляется в контрасте между невольным миганием глаза и в точности таким же подмигиванием, которое означает <Он не знает, какой он осел, но мы-то с тобой знаем!>.

Полезно различать два типа символики. Первый из них, который можно назвать референциальной символикой, охватывает такие формы, как устная речь, письмо, телеграфный код, национальные флаги, флажковая сигнализация и другие системы символов, которые принято использовать в качестве экономного средства обозначения. Второй тип символизма столь же экономен и может быть назван конденсационным символизмом (condensation symbolism), ибо это - чрезвычайно сжатая (condensed) форма заместительного поведения для прямого выражения чего-либо, которая позволяет полностью снять эмоциональное напряжение в сознательной или бессознательной форме. Телеграфный код может послужить чистым примером референциальной символики. А типичным примером конденсационной символики, согласно интерпретации психоаналитиков, следует считать внешне бессмысленный ритуал омовения у больного, страдающего навязчивым неврозом. В реальном поведении оба типа обычно смешиваются. Так, некоторые формы письма, конвенционализованная орфография, специфическое произношение и словесные лозунги, будучи на первый взгляд референциальными, легко приобретают характер эмоционализованных ритуалов и становятся чрезвычайно важными как для индивида, так и для общества в качестве заместительных форм выражения эмоций. Если бы письмо было чисто референциальной символикой, то проводить реформы орфографии было бы не так уж трудно.

Символы референциального типа как особый класс несомненно развились позднее, чем конденсационные символы. Вероятно, ббльшая часть референциальной символики восходит к бессознатель- но вызываемому символизму, насыщенному эмоциональным качеством, который постепенно приобретал чисто референциальный характер по мере того, как связанная с ним эмоция исчезала из данного типа поведения. Так, потрясение кулаком воображаемому врагу становится самостоятельным и в конечном счете - референциальным символом гнева, когда никакого врага - ни настоящего, ни воображаемого - не имеется в виду. Когда происходит эта утрата эмоциональности, символ становится сообщением о гневе как таковом и подготовительной ступенью к чему-то вроде языка. То, что обычно называется языком, возможно, изначально восходило именно к таким самостоятельным и утратившим эмоциональность крикам, которые ранее снимали эмоциональное напряжение. После того как из вторичных продуктов поведения стала вырабатываться референциальная символика, появилась возможность более осознанно создавать референциальные символы путем сокращенного или упрощенного копирования обозначаемого предмета, как, например, в случае пиктографического письма. При еще большей изощренности референциальный символизм может быть достигнут простым общественным соглашением - например, если пронумерованный чек произвольно приписывается чьей-либо шляпе. Чем менее первичен и ассоциативен символ, чем более он оторван от своего первоначального контекста и чем менее эмоционален, тем больше он приобретает воистину референциальный характер. Не следует забывать еще об одном условии, необходимом для успешного развития референциального символизма, - возросшей сложности и однородности символического материала. Абсолютно аналогично обстоит дело в языке, где все значения регулярно выражаются формальными структурами (patterns), возникающими из внешне произвольных цепочек отдельных звуков. Когда материал символической системы становится достаточно разнообразным и вместе с тем однородным по типу, символизм становится все более и более богато организованным, созидательным и осмысленным в своих собственных терминах, а обозначаемые предметы (referents) обычно задним числом рационализуются. В результате получается, что такие сложные системы значения, как сентенциальная форма или музыкальная форма, значат (mean) гораздо больше, чем обозначают (refer to), если можно так выразиться. В высокоразвитых системах обозначения отношение между символом и обозначаемым предметом становится все более и более разнообразным и всеохватывающим.

В конденсационном символизме по мере роста самостоятельности символов возрастает также богатство значений. Однако главное эволюционное различие между символизмом такого типа и референциальным символизмом состоит в следующем: референциальный символизм развивается по мере совершенствования формальных механизмов сознания, а конденсационный все глубже и глубже пускает корни в сферу бессознательного и распространяет свою эмоциональную окраску на типы поведения и ситуации, на первый взгляд далеко удаленные от первоначального значения символа. Таким образом, оба типа символов берут свое начало от ситуаций, в которых знак оторван от своего контекста. Сознательное совершенствование формы превращает такой отрыв в систему обозначения. А бессознательное распространение эмоциональной окраски превращает его в конденсационный символ. Есть случаи, когда символическое выражение на первый взгляд носит чисто референциальный характер, но в действительности связано с массой подавленных эмоций, чрезвычайно важных для <Ego>. В подобных случаях - например, когда мы имеем дело с национальным флагом или с прекрасным стихотворением - два теоретически различных типа символического поведения сливаются воедино. Тогда мы сталкиваемся с символами особой мощности, порой даже внушающими страх, ибо бессознательные значения, исполненные эмоциональной силы, начинают осознаваться как простые обозначения.

Обычно говорят, что общество особенно подвержено влиянию символов в таких эмоционально нагруженных сферах, как религия и политика. Флаги и лозунги - типичные примеры из политической сферы; кресты и другие церковные атрибуты - типичные примеры из религиозной сферы. Но фактически вся культура, равно как и поведение индивида, тяжело нагружены символизмом. Даже относительно простые формы поведения далеко не столь функциональны, сколь они кажутся, но включают в свою мотивацию бессознательные и даже оставшиеся без ответа импульсы, благодаря которым поведение должно рассматриваться в качестве символа. Многие, возможно почти все, причины - не более, чем осуществляемые ex post facto* осознания поведения, контролируемого бессознательной потребностью. Даже тщательно разработанная, хорошо документированная на-учная теория с этой точки зрения может быть лишь символом неизвестных потребностей <Ego>. Ученые борются за свои теории не потому, что они верят в их истинность, но потому, что они желают, чтобы они были истинны.

Будет полезно привести примеры некоторых менее очевидных типов символизма в социализованном поведении. Этикет имеет по меньшей мере два символических уровня. На относительно очевидном уровне символизма этикет предлагает членам общества множество правил, которые в сжатой и строго конвенционализованной форме выражают заботу общества о его членах и их отношения друг к другу. Есть, однако, и другой уровень этикетного символизма, при котором мало принимаются в расчет или вообще не учитываются такие специфические значения, но этикет интерпретируется как целое в качестве мощного символизма статуса. С этой точки зрения, правила этикета важно знать не потому, что чувства <своих> и <чужих> удобно выявляются по внешним признакам, но потому, что манипулятор, тот, кто пользуется данным правилом, доказывает, что он - член эксклюзивной группы. Благодаря богатству значений, развившихся внутри этикета (как положительных, так и отрицательных), человек с тонким чутьем может путем холодного следования правилам реально выразить значительно более ядовитую враждебность, чем бы он выразил, презрев этикет, очевидным всплеском враждебности. В этом случае этикет - необычайно тонкая символическая игра, в которой индивиды с их реальными отношениями играют роль игроков, а общество - роль искусного третейского судьи.

• 'Зинхм числом (мт.). - Прим. мрев.

Образование - тоже полностью символическая сфера поведения. Многое из того, что касается направленности и значимости его логических оснований, не может быть проверено. Никто не знает и вряд ли способен понять, в какой мере каждый конкретный человек может хорошо овладеть латынью, французским языком, математикой или историей. Упражнения на освоение такого знания сами по себе представляют не более, чем символические жесты. Для обучения социальной психологии, как бы ни понимать ее содержание и методы, можно выделить особенно богатое и хорошо структурированное множество символов, выражающих общественные потребности индивида и позволяющих ему ориентироваться относительно окружающих. То, что некоторый индивид имеет ученую степень бакалавра, может свидетельствовать, а может и не свидетельствовать, что он знает или некогда знал что-то о римской истории и тригонометрии. Для ученой степени существенно то, что она помогает индивиду сохранить определенное положение, которое социально или экономически более желательно, чем некоторое другое положение, которого можно достичь без помощи этой ученой степени. Общество испытывает недоверие к функционированию определенных единиц в образовательном процессе и вынуждено приносить символические жертвы, изобретая такие понятия, как воспитание сознания.

Следует обратить внимание на то, что нередко символические значения можно распознать с первого раза, когда символическая значимость (value), вообще-то бессознательная или сознательная лишь во второстепенном смысле, исчезает из некоторой социализованной схемы поведения (pattern of behavior), а предполагаемая функция, которая вплоть до этого времени считалась более чем достаточной для объяснения и сохранения этой схемы поведения, теряет свою значительность (significance) и рассматривается в лучшем случае лишь как бесполезная рационализация. Например, председательство в каком- либо комитете имеет символическую значимость лишь в таком обществе, где принято верить в две вещи: что административные функции каким-то образом возвышают личность над теми, кем она управляет; и что идеальное общество - демократическое, и те, кто от природы обладают большими способностями, чем другие, каким-то образом автоматически оказываются на более высокой ступени административной лестницы. Если бы люди наконец почувствовали, что административные функции - не более, чем символические автоматизмы, то председательство в комитете воспринималось бы лишь как застывший символ, а та специфическая значимость, которая сейчас ощущается как исконно присущая ему, стала бы исчезать.

Важная область исследования - индивидуальный символизм в использовании культурных стереотипов. Индивидуальные символизмы часто более значимы, ибо они скрыты от сознания и служат пружинами реального поведения. Интерес к науке может быть тщательно сублимированным символом бессознательного тяготения к тому, с чем считается связанным человек, играющий важную роль в формировании чьей-то личности (например, сокрушению религии или, наоборот, к открытию Бога), а эти мощные привязанности в свою очередь служат символами подавленной ненависти или любви.

Многие филантропические устремления вдохновлены бессознательным желанием вглядеться в судьбы, которые ты, к твоему удовольствию, не можешь разделить. Само общество, усовершенствуя свои жесткие механизмы благотворительной деятельности, не может в каждом случае или даже в подавляющем большинстве случаев подвергать благотворительный поступок прагматической критике, но должно для большинства продолжать удовлетворяться организацией благотворительности как символическим жестом, способствующим облегчению страданий. Таким образом, индивид и общество, в бесконечном взаимном обмене символическими жестами, строят пирамидальную структуру, называемую цивилизацией. <Кирпичиков>, которые лежат в основании этой структуры, совсем немного.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел языкознание