Сепир Э. Избр. труды по языкознанию и культурологии

ОГЛАВЛЕНИЕ

VIII. Язык как продукт истории: фонетический закон

Вместо абстрактных рассуждений о языковых изменениях я предпочел подвергнуть довольно подробному анализу колебания, возникающие при использовании такой фразы, как Whom did you see?, и указать на некоторые характерные для английского языка дрейфы, как конкретного, так и общего порядка, связанные с этими колебаниями. Что верно в отношении отдельного оборота, взятого нами за исходную точку, верно и в отношении всего прочего в языке. Ничто в нем не стоит на месте. Каждое слово, каждый грамматический элемент, каждое выражение, каждый звук и каждая интонация постепенно меняют свои очертания, подчиняясь незримому, но объективно существующему дрейфу, составляющему суть жизни языка. Все с очевидностью говорит за то, что этому дрейфу присуще некое постоянное направление. Темп его до чрезвычайности различен в зависимости от обстоятельств, определить которые не всегда оказывается легко. Мы уже видели, что литовский язык ближе сейчас к индоевропейскому праязыку, чем был гипотетический прагерманский язык пять веков или тысячу лет до нашей эры. Немецкий язык развивался гораздо медленнее английского: в некоторых отношениях он стоит примерно на полпути между английским языком и англосаксонским; в других отношениях он разошелся с линией англосаксонского языкового развития. Когда в предыдущей главе я указывал, что диалекты образуются вследствие того, что язык, территориально распавшийся, не может на всех местных территориях следовать одному и тому же дрейфу, я, конечно, имел в виду, что он не может следовать в точности одному и тому же дрейфу. У общего дрейфа языка имеются свои собственные глубины. На поверхности движение сравнительно быстро. В отношении некоторых своих свойств диалекты расходятся стремительно. Тем самым эти явления проявляют себя как менее фундаментальные, менее присущие духу языка, чем более медленно изменяющиеся характеристики, которые продолжают объединять диалекты еще длительное время после того, как те превратились в совершенно отдельные языковые образования. Но это не все. Движущая сила такого наиболее фундаментального, сформировавшегося еще в до-диалектальный период дрейфа часто столь велика, что языки, уже давно разобщившиеся, проходят через те же самые или поразительно схожие фазы развития. Во многих таких случаях совершенно очевидно, что не может быть и речи о взаимовлияниях между диалектами.

Такой параллелизм в дрейфе может иметь место как в фонетике, так и в морфологии, или же он может одновременно затрагивать и ту, и другую области. Приведем этому интересный пример. Английский тип образования множественного числа в таких словах, как foot 'нога' : feet, mouse 'мышь' : mice, строго параллелен немецкому Fuss : Fusse, Maus : Mause, Казалось, можно было бы предположить, что формы их языков восходят к древнегерманским или западногерманским чередованиям того же типа, но документальные свидетельства убедительно показывают, что в прагерманском языке не было такого способа образования множественного числа. Следов такой перегласовки (<умлаут>) нет в готском, древнейшем из известных нам германских языков. Еще знаменательнее тот факт, что перегласовка не появляется в самых старых дошедших до нас древневерхненемецких текстах, а начинает развиваться лишь в самом конце древневерхне-немецкого периода (около 1000 г. нашей эры). В средневерхненемецком периоде перегласовка распространилась на все диалекты. Типичные древневерхненемецкие формы: в единственном числе fuoss, во множественном числе fuossi'; в единственном числе mus, во множественном числе musi. Соответствующие средневерхненемецкие формы: fuoss, fuesse; mus, muse. Современные немецкие формы Fuss : Fusse, Maus : Mause регулярно развились из этих средневековых форм.

Обращаясь к англосаксонскому языку, мы находим, что нынешние английские формы соответствуют англосаксонским fot, fet; mus, mys^. Эти формы употребительны уже в самых ранних имеющихся в нашем распоряжении английских памятниках, относящихся к VIII в., и, таким образом, старше на три столетия или более, чем соответствующие средневерхненемецкие формы. Иными словами, немецкому языку в этом отношении потребовалось по меньшей мере триста лет, чтобы подчиниться фонетико-морфологическому дрейфуй, уже давно развившемуся в английском языке. Уже один тот факт, что затронутые перегласовкой гласные в родственных словах (древневерхненемецкое ио, англосаксонское о) не всегда одни и те же, показывает, что явление это произошло в языках немецком и английском в разные периоды*. Очевидно, в раннем германском языке, задолго до развития английского и немецкого как таковых, действовала какая-то общая тенденция или совокупность тенденций, приведшая в конце концов оба эти диалекта на вполне параллельные пути.

• ^Я слегка видоизменяю древне- и средневерхненемецкую орфографию, приближая ее к употребляемой ныне. Эти чисто орфографические изменения несущественны. Гласная и в mus - звук долгий, очень близкий к английскому оо в слове moose [mu: s] 'американский лось'.
• ^Гласные этих четырех слов долгие: о как в слове rode [roud] 'ехал', е как а в слове fade [feid] 'вянуть', и как в слове brood (bru:d] 'стая', у как немецкое и.
• ^Или, лучше сказать, этапу этого дрейфа.

Как же, совершенно обособленно друг от друга, развились эти чередования типа fot : fet, fuoss : f`uesse? Мы теперь подошли к наиболее, вероятно, центральной проблеме языковой истории - к проблеме постепенных фонетических изменений. На <фонетические законы> приходится значительная и фундаментальная доля предмета лингвистики. Их влияние далеко выходит за сферу собственно фонетики, вторгаясь, как мы увидим, в область морфологии. Дрейф, проявляющийся вначале как легкая фонетическая перестройка или еле заметное нарушение нормы, может через тысячелетия привести к глубочайшим структурным изменениям. Например, такой простой факт, как растущая тенденция автоматически переносить ударение на первый слог слова, может в конце концов привести к принципиальному изменению типа языка, редуцируя его конечные слоги до нуля и вынуждая к использованию все более и более аналитической или символической^ техники. Английские фонетические законы, обусловившие появление слов foot, feet, mouse и mice из ранних западно-германских прототипов fot, foti, mus, musi^, могут быть вкратце подытожены следующим образом:

1. Долгое о в foti 'ноги' под воздействием последующего i окрасилось в долгое `о, т.е. о сохранило свое огубленное качество и свой средний подъем языка, но предвосхитило переднюю позицию языка, как при i; в результате получилось `о. Это ассимиляционное изменение происходило регулярно, т.е. всякое ударяемое долгое о, за коим следовало i в последующем слоге, автоматически развивалось в долгое `о; таким образом tothi 'зубы' превратилось в t`othi, fodian 'кормить' - в f`odian. Несомненно, что на первых порах чередование о и `о не ощущалось как само по себе облеченное значимостью. Оно, возможно, было лишь неосознаваемым механическим приспособлением артикуляции, вроде того, что можно наблюдать ныне в речи многих, видоизменяющих звук и в таких английских словах, как you 'вы' и few 'несколько', в направлении немецкого `u, но все же не настолько отступая от u, чтобы отказываться считать who 'кто' и you удовлетворительно рифмующимися словами. В дальнейшем звуковое качество `о должно было настолько далеко отойти от качества о, что `о проникло в сознание^ как явственно отличный звук. Как только это случилось, выражение множественности в f`oti, t`othi и подобных словах сделалось символическим и фузионным, а не только фузионным.

• ^Англосаксонское fet развилось, с утратой <огубления>, из более древ- него f`ot, которое фонетически совершенно так же относится к fot, как mys, (т.е. m`us) к mus. Средневерхненемецкое `uе (совр. немецкое `u) развивалось не из <умлаутированного> прототипа средневерхненемецкого uo и англосаксонского о, а непосредственно из диалектального (древневерхненемецкого) uo. Исходным прототипом было долгое о. Если бы этот прототип подвергся перегласовке еще в ранний германский или западногерманский период, мы бы имели до-немецкое чередование fot : f`uti; это более старое о не могло бы дать в результате `ue. К счастью, мы в данном случае не нуждаемся в таких умозаключениях, хотя, впрочем, построенный на умозаключении сравнительный метод, если им пользоваться осмотрительно, и бывает иногда чрезвычайно полезен. Историк языка даже не может без него обойтись.
• ^См.с.121.
• ^Прагерманское fot(s), fotiz, mus, musiz; индоевропейские pods, podes, mus, muses. Гласные первых слогов - все долгие.

2. Долгое u в musi 'мыши' под воздействие последующего i окрасилось в долгое `u. Это изменение тоже было регулярным: lusi 'вши' превратилось в l`usi, kui 'коровы' в k`ui (впоследствии свелось к k`u, еще теперь сохраняется в ki- слова kine, устарелой формы множественного числа от современного английского cow 'корова'), fulian 'грязнить' превратилось в f`ulian (еще теперь сохраняется в -file слова defile 'осквернять'). Психологическая сторона этого фонетического закона совершенно аналогична тому, что изложено под п.1.

3. Старый дрейф в направлении редукции конечных слогов, ритмическое следствие сильного германского ударения на первом слоге, наконец, явно себя обнаружили. Конечное -i, бывшее первоначально важным функциональным элементом, уже давно утратило существенную долю своей значимости, оказавшуюся перенесенной на символическое изменение гласного (о : `о). Оно поэтому имело мало шансов устоять против данного дрейфа. Оно помутнело и стало бесцветным-е, f`oti превратилось в f`ote.

4. Слабое -е в конце концов исчезло. Вероятно, формы f`ote и f`ot долго сосуществовали как речевые варианты в зависимости от ритмических условий предложения, примерно как F`usse и F`uss ныне сосуществуют в немецком языке.

5. Долгое `о в f`ot утратило свою <огубленность> и превратилось в долгое e (наше нынешнее а в слове fade). Чередование fot : foti через промежуточные этапы fot : f`oti, f`ote, f`ot перешло в fot : fet. Аналогично t`oth перешло в teth, f`odian в fedian, впоследствии fedan. Новое долгое е <совпало> со старым долгим е, уже существовавшим в языке (например, her 'здесь', he 'он'). Отныне эти два совпавших звука имеют общую историю. Поэтому-то в нынешнем английском he 'он' гласный тот же, что и в feet 'ноги', teeth 'зубы' и feed 'кормить'. Иными словами, прежняя звуковая модель о, е, после временной замены через о, `о, е, вновь появилась в виде о, е, с тем, однако, отступлением, что теперь е получило больший <удельный вес>, чем раньше.

6. Fot : fet, mus : m`us (писалось mys) - таковы типичные формы англосаксонской литературы. В самом конце англосаксонского периода, примерно в 1050-1100 гг. звук u - и долгий, и краткий - перешел в неогубленный звук i. Mys стало произноситься mis с долгим i (рифмуясь с нынешним английским словом niece 'племянница'). Это изменение аналогично изложенному под п.5, но произошло несколькими столетиями позже.

• ^Или достигло такой стадии неосознаваемого звукового моделирования, которая всегда находится на грани перехода в осознаваемое. См. с. 6/.

7. Во времена Чосера (около 1350-1400 гг.) сохранились еще формы fot : fet (писались foot, feet) и mus : mis (писались весьма различно, но mous, myse наиболее типичные написания. Около 1500 г. всякое долгое i, как первичное (например, в словах write 'писать', ride 'ехать', wine 'вино'), так и восходящее к англосаксонскому и (например, в словах hide 'шкура', bride 'новобрачная', mice 'мыши', defile 'осквернять'), дифтонгизовалось в ei (т.е. с как в слове met + краткое i). Шекспир слово mice произносил meis.

8. Около того же времени долгое и дифтонгизовалось в ом (т.е., о как в современном шотландском not + и как в слове full 'полный'), Чосеровское mus : mis теперь стало шекспировским mous : meis. Это изменение, возможно, обнаружилось несколько позднее, чем изложенное под п.7; все английские диалекты дифтонгизовали древнегерманское долгое ft, но долгое недифтонгизованное и еще поныне сохраняется в нижнешотландском диалекте, где слова house 'дом' и mouse 'мышь' рифмуют с нормальным английским произношением loose 'освобождать'. Изменения 7 и 8 между собою аналогичны, как были и изменения 5 и 6; изменение 8, по-видимому, запоздало по сравнению с 7, подобно тому, как столетиями раньше 6 запоздало по сравнению с 5.

9. Незадолго до 1550 г. долгое е в fet (писалось feet) заняло место, освободившееся от прежнего долгого i, ныне дифтонгизованного (см. п.7), т.е. е приняло позицию верхнего подъема языка, превратилось в i. Современное (и шекспировское) <долгое е> есть, таким образом, фонетически то же самое, что прежнее долгое i. От- ныне feet стало рифмоваться с прежним write и с современным английским произношением beat 'бить'.

10. Примерно тогда же долгое о в fot (писалось foot) заняло место, освободившееся от прежнего долгого и, ныне дифтонгизованного (см. п.8), т.е. о приняло позицию верхнего подъема языка, превратилось в и. Современное (и шекспировское) <долгое о> есть фонетически то же самое, что прежнее долгое и. Отныне foot стало рифмоваться с прежним out 'вне' и с современным английским произношением boot 'сапог'. Изменения.изложенные под п.7 и 10, привели к тому, как Шекспир произносил слова meis, mous, fit, fut; его произношение meis и mous показались бы теперь несколько <манерной> передачей современного нам произношения слов mice и mouse, его произношение fit звучало бы теперь фактически тождественно с современным нам произношением слова feet (впрочем, возможно, было несколько более <протяжным>), а его произношение foot, рифмующееся с boot, было бы теперь сочтено проявлением явно <шотландского> акцента.

11. Постепенно артикуляционная позиция первой гласной дифтонга в слове mice (см. п.7) была оттянута назад и опущена в отношении подъема языка. В результате получился дифтонг, произношение которого в настоящее время в отдельных английских диалектах различно, но по среднему его качеству наиболее точной можно считать^ его передачу через ai (т.е. как а в английском слове father 'отец', но короче, плюс краткое i). То, что ныне называется <долгим i> (в таких словах, как ride 'ехать', bite 'кусать', mice 'мыши'), есть в действительности дифтонг ai. Слово mice ныне произносится mais.

• ^Как и большинство голландских и немецких диалектов.

12. Аналогично с изложением под п. II, первый гласный дифтонга в слове mouse (см. п.8) утратил свою огубленность и стал артикулироваться с опущенным языком. Получившийся в результате дифтонг может фонетически быть передан через аи, хотя, впрочем, и его произношение значительно разнится в зависимости от диалекта. Слово mouse, следовательно, ныне произносится maus.

13. Гласный в слове foot (см. п. 10) сделался <открытым> по качеству и короче по количеству, т.е. совпал с прежним кратким и таких слов, как full 'полный', wolf 'волк', wool 'шерсть'. Это изменение произошло во многих словах с первоначальным долгим и (чосеровское долгое закрытое о), как, например, forsook 'покинул', hook 'крюк', book 'книга', look 'смотреть', rook 'грач', shook 'встряхнул'; все эти слова первоначально имели такой же гласный, что и слово boot 'сапог'. Прежний гласный все еще, однако, сохраняется в большинстве слов этого класса, как-то: fool 'дурак', moon 'луна', spool 'катушка', stoop 'нагибать', В высшей степени характерным следствием медлительности распространения <фонетического закона> является тот факт, что в отношении некоторых слов доныне наблюдаются колебания в произношении. Такие, например, английские слова, как roof 'крыша', soot 'сажа' и hoop 'обруч', можно услышать и с <долгим> гласным, как в boot, и с <кратким>, как в foot. Иными словами, в настоящее время нельзя окончательно установить, в чем заключается <фонетический закон>, определивший переход от прежнего foot (рифмовавшегося с boot) к теперешнему foot. Мы знаем, что имеется энергичный дрейф к краткому, открытому гласному, как в foot, но будут ли или нет все слова с прежним долгим и в конце концов им затронуты, мы наперед сказать не можем. Если все они или почти все будут захвачены этим дрейфом, то изложенный под п. 13 фонетический закон окажется столь же <регулярным>, столь же всеобъ-емлющим, как и большинство предыдущих двенадцати. Если же нет, то, возможно, удастся в конце концов установить, если предшествующий опыт соответствует действительности, что подвергшиеся изменению слова образуют естественную фонетическую группу, иначе говоря, что действие <закона> ограничено строго определенными условиями, например, что все слова, оканчивающиеся на глухой согласный (как-то: р, t, k, f), затронуты им (например, hoof 'копыто', foot 'нога', look 'смотреть', roof 'крыша'), а все слова, оканчивающиеся на звук и или на звонкий согласный, остались им не затронутыми (например, do 'делать', food 'пища', move 'двигать', fool 'дурак'). Каков бы ни был конечный исход, у нас есть все основания полагать, что ко времени завершения действия <фонетического закона> распределение <долгих> и <кратких> гласных в словах со звуком и не будет казаться до такой степени беспорядочным, как это представляется в нынешний переходный момент^. Таким образом, мы приходим к тому основному выводу, что фонетические законы не действуют со спонтанным автоматизмом, что они суть лишь стандартная формула для доведенного до своего логического конца дрейфа, который сперва обнаруживается в психологически наименее защищенной точке, а затем постепенно проникает сквозь ряд фонетически аналогичных форм.

• ^По крайней мере для Америки.

Поучительно изобразить в виде таблицы последовательного изменения форм внешнюю историю слов foot, feet, mouse, mice за последние 1500 лет":

I. fot : foti, mus : musi (западногерманский)

II. fot : f`oti, mus : m`usi

III. fot : f`ote, mus : m`use

IV. fot : f`ot, mus : m`us

V. fot : fet, mus : m`us (англосаксонский)

VI. fot : fet, mus : mis (Чосер)

VII. fot : fet, mous : meis

VIII. fut (с долгим u) : fit, mous : meis (Шекспир)

IX. fut : fit, maus : mais

X. fut (с кратким u) : fit, maus: mais (английский 1900 г.)

Нет надобности перечислять фонетические законы, постепенное действие которых противопоставило современные немецкие эквиваленты первоначальных западногерманских форм их английским со- ответствиям. Нижеследующая таблица дает суммарное представление о смене форм в немецком языке^:

I. fot : foti, mus : musi (западногерманский)

II. foss^ : fossi, mus : musi

III. fuoss : fuossi', mus : musi (древневерхненемецкий)

IV. fuoss : f`uessi, mus : m`usi

• ^Возможно, что наряду с чисто фонетическими факторами в истории этих глуных действуют факторы и иного порядка.
• ^Орфография упрощенно фонетическая. Все гласные под ударением - долгие, за исключением особо оговоренного случая; неударяемые гласные - краткие.
• ^Ряды форм после ряда, обозначенного цифрой 1, не следует понимать как хронологически соответствующие рядам английской таблицы. Орфография и здесь упрощенно фонетическая.
• ^Через ss я обозначаю особый долгий глухой звук типа s, этимологически и фонетически отличный от древнегерманского s. Он всегда восходит к древнему t. В старинных памятниках он обычно пишется в виде варианта буквы z, но его не следует смешивать с современным немецким z(= ts). По-видимому, это было зубное (шепелявое) s.

V. fuoss : f`uesse, mus : m`use (средневерхненемецкий)

VI. fuoss : f`uesse, mus : m`uzе^.

VII. fuos ' f`uese, mus : m`uzе

VIII. fuos : f`uese, mous : m`o`uzе

IX. fus : f`use, mous : m`O`uzе (Лютер)

X. fus : f`use, maus : moize (немецкий 1900 г.)

Мы не считаем нужным приступать к выяснению и обсуждению всех тех психологических проблем, которые скрываются за этими сухими таблицами. Самоочевиден общий параллелизм отраженных в них изменений. В самом деле, мы можем сказать, что в настоящее время английские и немецкие формы более похожи друг на друга, чем каждые из них в отдельности на западногерманские прототипы, от которых самостоятельно произошли и те и другие. Обе таблицы свидетельствуют о тенденции к редукции неударных слогов, о пере- гласовке корневого элемента под влиянием последующего гласного, о повышении подъема языка у долгих гласных среднего подъема (в английском переход от о к u, от е к i; в немецком от о к u, от `ue к `u), о дифтонгизации прежних гласных верхнего подъема (переход в английском языке от i к ei и ai; в немецком от `о к `о`u и к oi; в обоих языках от u к ou и к au). Эти параллели не могут быть случайными. Они коренятся в общем для них дрейфе, сформировавшемся в до-диалектальный период.

Фонетические изменения <регулярны>. Если не считать одного еще не окончательно установившегося фонетического закона (английская таблица, X), все прочие представленные в наших таблицах фонетические законы распространяются на все случаи употребления соответствующего звука или, если фонетическое изменение чем-либо обусловлено, на все случаи употребления того же звука в одинаковых условиях^. Примером первого типа изменения может служить переход в английском языке всякого прежнего долгого i в дифтонг ai через ei. Переход этот едва ли мог быть внезапным и автоматическим, но он был достаточно скор, чтобы не допустить иррегулярности в развитии, вызванной пересечением дрейфов. Второй тип изменения иллюстрируется развитием англосаксонского долгого о в долгое е через `о под влиянием последующего i. В первом случае мы можем сказать, что ai механически заняло место долгого i, во втором случае - что прежнее долгое о <расщепилось> на два звука: долгое о, впоследствии и, и долгое е, впоследствии i. Первого типа изменение не нарушает прежней фонетической модели, формального распределения звуков по группам; изменение второго типа несколько перекраивает модель. Если ни один из тех двух звуков, на которые <расщепляется> прежний звук, не является новым звуком, это означает, что происходит фонетическое выравнивание, что две группы слов, каждая со своим особым звуком или сочетанием звуков, отныне совпадают в единой группе. Такого рода выравнивание чрезвычайно часто встречается в истории языка. Например, в английском языке, как мы видели, все прежние долгие гласные `u, утратив свою огубленность, оказались неотличимыми от всей массы долгих i. А это значит, что долгий гласный i получил больший, чем прежде, удельный вес в фонетической системе. Любопытно отметить, сколь часто в языках обнаруживалось стремление загнать первоначально различавшиеся звуки на какие-то излюбленные артикуляционные позиции, несмотря на возникающие при этом смешения^. В новогреческом языке, например, гласная i есть историческая равнодействующая не менее чем десяти этимологически различных гласных (долгих и кратких) и дифтонгов классической афинской речи. Итак, факты с достаточной очевидностью доказывают существование фонетических дрейфов общего типа в направлении определенных звуков.

• ^ Z следует понимать как французское или английское z, а не в его немецком использовании. Собственно говоря, это z (интервокальное -s-) было звуком не звонким, а слабым, глухим, промежуточным сибилянтом между нашими s и z. В современном оно озвончилось до степени z. Важно не смешивать это s-z с глухим интервокальным s, возникшим впоследствии из более древнего шепелявого ss. В современном немецком языке (если не считать некоторых диалектов) старые s и ss в настоящее время не различаются в конце слова (в словах maus 'мышь' и Fuss 'нога' конечные сибилянты тождественны), но доныне могут различаться как звонкий и глухой s в позиции между гласными (m`ause 'мыши' и F`usse 'ноги'.)
• ^У фонетических законов на первый взгляд исключения есть, но при более пристальном исследовании почти всегда обнаруживается, что исключения эти не столь реальны, как это кажется. Существованием своим они обыкновенно обязаны расстраивающему влиянию морфологических аналогий или особым причинам психологического порядка, препятствующим нормальному развитию фонетического дрейфа. Изумительно, сколь мало исключений приходится отмечать в истории языка, если не считать ^выравнивания по аналогии> (морфологического замещения).

Чаще всего фонетический дрейф носит еще более общий характер. Он есть не столько движение к определенному ряду звуков, сколько к определенным типам артикуляции. У гласных обнаруживается тенденция к более верхнему или более нижнему подъему языка, у дифтонгов - к слиянию в монофтонги, у глухих согласных - к переходу в звонкие, у смычных - к переходу в спиранты. В действительности почти все фонетические законы, отмеченные в наших двух таблицах, являются лишь частными случаями таких более общих фонетических дрейфов. Так, например, повышение английского долгого о до степени и и долгого е до степени i было лишь частью общей тенденции к большему подъему языка при артикуляции долгих гласных, равно как и переход t в 55 в древневерхненемецком языке был лишь частью общей тенденции к замене прежних глухих смычных согласных глухими спирантами. Единичное звуковое изменение, даже если нет налицо фонетического выравнивания, обычно грозит разрушить прежнюю фонетическую систему, ибо вносит дисгармонию в группирование звуков. Единственный возможный способ восстановить прежнюю систему, не идя наперекор общему дрейфу, это подчинить аналогичному изменению прочие звуки того же фонетического ряда.

• ^Эти смешения, впрочем, более теоретические, нежели реальные. У языка есть бесчисленное множество способов для избежания двусмысленности на практике.

Если по той или иной причине р сменяется своим звонким соответствием Ь, прежний ряд р, t, k выступает уже в несимметричном виде Ъ, t, k. Такой ряд по своему фонетическому эффекту не равноценен прежнему ряду, хотя он ему и соответствует этимологически. Общая фонетическая система в связи с этим оказывается нарушенной. Но если t и k тоже сменяются своими звонкими соответствиями d и д, прежний ряд оказывается возрожденным в новом виде: Ь, d, д. Система как таковая сохранена или же восстановлена при условии, конечно, что новый ряд Ь, d, д не смешивается с прежним рядом Ь, d, д иного исторического происхождения. Если такого прежнего ряда нет, образование ряда Ь, d, д не встретит затруднений; если же он уже есть, прежняя звуковая система может быть сохранена в неприкосновенности лишь путем какого-то изменения прежних звуков Ь, d, д. Они могут стать придыхательными bh, dh, gh, или спирантизованными, или назализованными, или же могут развиться еще каким-нибудь иным путем, сохраняющим их обособленность как ряда, противопоставленного прочим рядам звуков. Такого рода изменения звуков без нарушения фонетической системы или с минимальным ее нарушением являются, по-видимому, наиболее существенной тенденцией в истории звуков речи. Фонетическое выравнивание и <расщепление> до некоторой степени противодействует ей, но в общем и целом она остается центральным неосознаваемым регулятором направления и скорости развития звуковых изменений.

Стремление к удержанию системы, тенденция к <корректированию> ее нарушений при посредстве сложной цепи дополнительных изменений, развивающихся часто в течение столетий и даже тысячелетий, - эти психические подводные течения языка чрезвычайно трудно осознать в терминах индивидуальной психологии, а между тем их историческая реальность не подлежит сомнению. Мы едва ли понимаем, в чем заключается первичная причина расстройства фонетической системы и каковы те силы, которые определяют выбор тех или иных индивидуальных изменений для восстановления ее на новой основе. Многие лингвисты совершали роковую ошибку, считая звуковое изменение как бы физиологическим явлением, тогда как оно есть явление строго психологическое, или же пытались разрешить проблему, играя такими словечками, как <тенденция к наибольшему облегчению артикуляции> или <совокупный результат ошибочного восприятия> (например, со стороны детей, обучающихся говорению).

Такие упрощенные объяснения не годятся. <Облегчение артикуляции> может являться одним из факторов, но это в лучшем случае только субъективное понятие. Индейцы находят безнадежно трудными самые простые для нас звуки и сочетания звуков; один язык поощряет такое фонетическое развитие, какого другой язык во что бы то ни стало силится избежать. <Ошибочное восприятие> не объ- ясняет того особо знаменательного дрейфа в отношении звуков речи, на котором я настаивал. Гораздо лучше признать, что мы до сих пор не поняли первичной причины или первичных причин медленного дрейфа в области фонетики, хотя зачастую мы и можем определить некоторые способствующие ему факторы. По всей видимости, мы не сделаем в этом направлении сколько-нибудь заметных шагов, пока не подвергнем изучению интуиционную подоснову речи. Как мы можем понять природу дрейфа, расстраивающего и преобразующего фонетические системы, если мы вовсе не удосужились изучить звуковую систему как таковую и <удельный вес> и психологические связи между отдельными элементами (конкретными звуками) в этих системах?

Каждый лингвист знает, что за фонетическим изменением сплошь и рядом следует преобразование в морфологии, но вместе с тем он считает возможным утверждать, что морфология мало или вовсе не оказывает влияния на ход фонетической истории. Я склоняюсь к тому мнению, что нынешняя наша тенденция рассматривать фонетику и грамматику как взаимно не соотносящиеся области языка представляется ошибочной. Гораздо вероятнее, что эти области и исторические линии их развития фундаментальным образом связаны друг с другом, но ухватить суть этих связей мы в полной мере пока не можем. В конце концов, раз звуки речи существуют лишь постольку, поскольку они являются символическими носителями существенных значений и пучков значений, почему бы мощному дрейфу в сфере значений, а также ее постоянным характеристикам не оказывать поощряющего или сдерживающего влияния на направление фонетического дрейфа? Я полагаю, что такого рода влияния могут быть вскрыты и что они заслуживают гораздо более внимательного изучения, чем это делалось до сих пор.

Это возвращает нас к нашему оставшемуся без ответа вопросу: как случилось, что и в английском, и немецком языке развилось любопытное чередование неизмененного гласного в единственном числе (foot, Fuss) с измененным гласным во множественном (feet, F`usse)? Было ли до-англосаксонское чередование fot : f`oti чисто механическим явлением, без всякой побочной морфологической обусловленности? Так оно всегда утверждается, и действительно все внешние факты подкрепляют этот взгляд. Переход о в `о и далее в е отнюдь не есть нечто свойственное только множественному числу. Он встречается и в форме дательного падежа единственного числа (fet), также восходящей к древнейшему foti. Кроме того, и во множественном числе fet есть форма лишь именительного и винительного падежей; в родительном падеже будет fota, в дательном fotum. Лишь столетиями позже чередование о-е стало служить средством различения числа; о распространилось на все единственное число, с - на множественное. Лишь тогда, когда произошло это перераспределение форм^, ясно установилась нынешняя символическая значимость чередования foot ; feet. Далее, мы не должны забывать, что о изменилось в `о(е) во всех прочих случаях грамматического и деривационного формообразования. Так, доанглосаксонскому hohan (впоследствии hon) 'висеть' соответствовало hohith, hehith (впоследствии hehth) 'висит'; именам dom 'приговор', blod 'кровь', fod 'пища' со- ответствовали глагольные дериваты domian (впоследствии deman) 'решать', blodian (впоследствии bledan) 'истекать кровью', fSdian (впоследствии fedan) 'кормить'. Все это как будто указывает на чисто механический характер изменения о в `о и далее в е. Столь много взаимонесвязанных функций оказалось, в конце концов, обслуженным этой перегласовкой, что мы не можем допустить, чтобы она была мотивирована какой-нибудь одною из этих функций.

• ^Явление, обычно называемое <выравниванием по аналогии>.

Соответствующие факты немецкого языка вполне аналогичны английским. Лишь в дальнейшей истории языка перегласовка сделалась значащим показателем числа. Примем во внимание еще и следующее. Переход foti в f`oti предшествовал переходу f`oti в f`ote, f`ot. Это можно счесть <счастливой случайностью>, ибо если бы foti изменилось в fote, fot до того, как конечное i оказало влияние на гласный предшествующего слога, между формами единственного и множественного числа разницы бы не было, что в англосаксонском языке для имени мужского рода было бы явлением аномальным. Но была ли <случайностью> последовательность фонетических изменений?

Примем во внимание еще два факта. Все германские языки знакомы были с перегласовкой, облеченной функциональной значимостью. Чередования типа современных английских sing 'петь', sang 'пел', sung 'петый', по-англосаксонски singan, sang, sungen внедрились уже в языковое сознание. Далее, тенденция к ослаблению конечных слогов уже тогда была очень сильной и обнаруживалась тем или иным путем в течение столетий. Мне думается, что эти дополнительные факты помогают нам уразуметь действительную последовательность фонетических изменений. Мы вправе даже утверждать, что о (и и) не могло подвергнуться изменению в `о (и `u), пока разрушительный дрейф не дошел до такой точки, когда задержка в изменении гласного привела бы вскоре к морфологическому затруднению. Наступил такой момент, когда окончание множественного числа -i (и аналогичные окончания с i в других формах) стало ощущаться слишком слабым для удовлетворительного несения своего функционального бремени. Непроизвольно англосаксонский ум - да будет мне позволено упростить всю сложность обстановки - воспользовался возможностью, заключенной в индивидуальных вариантах произношения, до той поры автоматически нейтрализуемых, чтобы переложить на них некоторую часть этого бремени. Эти индивидуальные варианты восторжествовали по- тому, что они как нельзя лучше способствовали реализации общего фонетического дрейфа без разрушения контуров морфологии данного языка. А наличие символического чередования (sing, sang, sung) действовало как притягательная сила на возникновение нового чередования того же характера. Все эти факторы в равной мере действительны и в отношении немецкой смены гласных. Вследствие того, что разрушительный фонетический дрейф осуществлялся в немецком языке более медленным темпом, нежели в английском, предохраняющее от морфологического расстройства изменение uo в `ue (u в `u) не потребовалось и, действительно, не произошло ранее, чем через триста или более лет после аналогичного английского изменения; и это, по моему мнению, есть факт в высшей степени знаменательный, Фонетические изменения иногда могут неосознанно поощряться в интересах удержания в неприкосновенности психологических расстояний между словами и между формами слов. Общий дрейф хватается за индивидуальные варианты в произношении, позволяющие ему сохранить существующие морфологические соотношения или создать новые, к которым устремляется язык.

Итак, я выдвигаю предположение, что фонетическое изменение складывается по меньшей мере из трех основных стихий, а именно: 1) общий, в одну сторону направленный дрейф, о природе которого мы почти ничего не знаем, но о котором мы можем подозревать, что характер его по преимуществу динамический (например, тенденции к усилению или ослаблению ударения, к большей или меньшей звонкости звуков); 2) выравнивающая тенденция, направленная на сохранение или восстановление фундаментальной фонетической систе- мы языка; 3) предохраняющая тенденция, выступающая тогда, когда основной дрейф угрожает слишком серьезным морфологическим расстройством. Я ни на минуту не воображаю, будто всегда возможно выделить эти три стихии или будто этого чисто схематического анализа достаточно для выяснения тех сложных сил, которыми обусловлено конкретное фонетическое развитие. Фонетическая система не является неизменной, но изменяется она куда медленнее, чем входящие в ее состав звуки. Любой имеющийся в ней фонетический элемент может претерпеть радикальное изменение, а сама система сохранится в неприкосновенности. Было бы нелепо утверждать, будто нынешняя фонетическая система английского языка тождественна с древней индоевропейской, и все же весьма любопытно отметить, что даже теперь английские ряды начальных согласных

p t k

b d g

f th h

в точности соответствуют санскритским рядам

b d g

bh dh gh

p t k

Отношение между фонетической системой и индивидуальным звуком в общем параллельно между морфологическим типом языка и одной из его специфических морфологических черт. И фонетическая система, и фундаментальный тип языка чрезвычайно консервативны, как бы ни противоречили этому утверждению явления поверхностного порядка. Что из них консервативнее, мы сказать не можем. Я подозреваю, что они связаны между собою каким-то особым образом, каким именно - мы в настоящее время не можем полностью уразуметь.

Если бы всем фонетическим изменениям, вызванным к жизни фонетическим дрейфом, дано было реализоваться, то весьма вероятно, что в большинстве языков обнаруживались бы в большом количестве иррегулярности в морфологии, находящиеся в полном отрыве от основной формальной схемы этих языков. Звуковые изменения происходят механически. Поэтому они затрагивают то какую-либо морфологическую группу в целом - это еще не беда, - то одну лишь часть морфологической группы, а это может повести к расстройству системы. Так, старая англосаксонская парадигма склонения

Единств,ч. Множеств.ч.

Именительный-Винительный fot fet (раньше foti)

Родительный fotes fota

Дательный fet (раньше foti) fotum

не могла долго оставаться в таком виде. Чередование о : е было желательным явлением в том отношении, что оно резко отграничивало единственное число от множественного. Форма дательного падежа единственного числа fet, хотя и оправданная исторически, скоро стала ощущаться как бы неуместной. По аналогии с более простыми и чаще встречающимися парадигмами создана была форма fote (ср., например, fisc 'рыба', дательный падеж единственного числа fisce).

Fet, в качестве формы дательного падежа, вышло из употребления. Отныне гласный о распространился по всему единственному числу.

Как следствие этого, формы падежей родительного и дательного множественного числа, с гласным о, стали казаться неуместными. Форма именительного-винительного fet употреблялась, конечно, гораздо чаще, чем соответствующие формы родительного и дательного. Эти последние не могли, в конце концов, не подчиниться аналогии с fet.

Поэтому в самом начале среднеанглийского периода мы видим, что старая парадигма уступила место более регулярной, а именно:

Единств.ч. Множеств.ч.

Именительный-Винительный *fot *fet

Родительный *fotes fete

Дательный fote feten

Формы, отмеченные звездочкой, это - те старые ячейки, вокруг которых образовалась новая парадигма. Формы без звездочек не происходят непосредственно от своих формальных прототипов. Они - подстановки по аналогии.

История английского языка кишит такими примерами выравнивания и распространения по аналогии. Было время, когда elder и eldest были единственными возможными формами сравнительной и превосходной степени от old 'старый' (ср. немецкие alt, `alter, der `alteste; гласным, следовавшим за old-, alt- первоначально был i, который и изменял качество корневого гласного). Общая аналогия с подавляющим большинством английских прилагательных привела, однако, к замене форм elder и eldest формами с неизмененной гласной older и oldest. Слова elder и eldest сохранились лишь пережиточно в качестве более или менее архаичных обозначений соответственно старших и самых старших брата и сестры. Это иллюстрирует то положение, что слова, психологически оторвавшиеся от своих этимологических или формальных групп, обнаруживают тенденцию сохранения следов фонетических законов, которые иначе ничего приметного в языке бы не оставили, или же следов морфологического процесса, уже давно утратившего свою жизненность. Внимательное изучение таких пережитков, или атрофированных форм, может быть полезным для реконструкции ранней истории данного языка и для плодотворных предположений о его отдаленнейших связях.

Аналогия не только переделывает формы внутри родственной группы форм (т.е. <парадигмы>) - ее влияние может простираться значительно дальше. Так, из ряда функционально равнозначных элементов иногда выживает только один, а остальные подчиняются постоянно расширяющемуся влиянию аналогии. Это, например, случилось в английском языке с множественным числом на -s. Первоначально ограниченное определенным, правда, весьма многочисленным, классом имен мужского рода, множественное число на -5 постепенно распространилось на все имена, за исключением небольшой их горсточки, доныне сохраняющей почти окончательно вымершие типы образования множественного числа (foot 'нога' : feet, goose 'гусь' : geese, tooth 'зуб' : teeth, mouse 'мышь' : mice, louse 'вошь' : lice; ox 'вол' : oxen, child 'дитя' : children, sheep 'овца' : sheep, deer 'олень' : deer). Таким образом, аналогия не только регулирует иррегулярности, появившиеся в результате фонетических процессов, но и расстраивает издавна установившуюся систему форм обычно в направлении ее упрощения и упорядочения. Эти преобразования по аналогии почти что всегда являются симптомами общего морфологического дрейфа языка.

Морфологическое явление, представляющееся случайным последствием фонетического процесса, как, например, английское множественное число с измененным гласным, подвержено распространению по аналогии не в меньшей мере, чем старые морфологические явления, возникшие по причинам нефонетического порядка. Раз гласный е в таком среднеанглийском слове, как fet, был отнесен к формам лишь множественного числа, не было теоретически никаких препятствий к тому, чтобы чередование типа fot : fet и mus : mis установилось в качестве продуктивного типа различения категории числа в именах. В действительности этого не произошло. Образование множественного числа по типу fot : fet упрочилось ненадолго. Призванное на время к жизни одним из поверхностных дрейфов в языке, оно в среднеанглийский период было отброшено в сторону более могучим дрейфом, направленным на использование простых различительных форм. Для столь прозрачной символизации, как чередование типа foot : feet, время было упущено, - она уже не представляла для английского языка никакого серьезного интереса. Те примеры этого типа, которые возникли законно, т.е. в результате чисто фонетических процессов, были на время допущены, но тип как таковой никогда не имел шансов на распространение.

Иначе обстояло дело в немецком языке. Весь ряд фонетических изменений, покрываемых термином <умлаут>, в том числе и переход u в `u и au в oi (пишется а`u), обрушился на немецкий язык в такую пору, когда общий дрейф к морфологическому упрощению еще не был сильным, а потому появившиеся в связи с этим новые типы формообразования (например, Fuss 'нога' : F`usse; fallen 'падать' : f`allen 'валить'; Horn 'рог': Geh`orne 'множество рогов'; Haus 'дом':

H`auslein 'домик') могли не только удержаться в неприкосновенности, но и распространиться на такие формы, которые не относились законно к их сфере влияния. <Умлаут> доныне очень живой символический процесс в немецком языке - возможно, даже более живой теперь, нежели в средние века. Такие образовавшиеся по аналогии формы множественного числа, как Baum 'дерево' : b`aume (ср. в средневерхненемецком bourn : bourne), и производные образования, как lachen 'смеяться' : Gel`achter 'смех' (ср. в средневерхненемецком gelach), показывают, что перегласовка установилась в качестве продуктивного морфологического процесса. В некоторых диалектах этот процесс развился еще дальше, чем в стандартном немецком языке, по крайней мере в некоторых отношениях. Так, например, в языке идиш^ <умлаутное> множественное число распространилось и на слова, для которых нет соответствующих прототипов множественного числа в средневерхненемецком или таких же соответствующих параллелей в современном немецком литературном языке, как-то: tog 'день' : teg 'дни' (по-немецки Tag : Tage) по аналогии с gast 'гость' : gest 'гости' (по-немецки Gast : G`aste), shuch^ 'башмак' : shich 'башмаки' (по-немецки Schuh : Schuhe), по аналогии с fus 'нога' : fis 'ноги'.

Возможно, что <умлаут> пройдет положенный ему путь развития и перестанет быть в немецком языке живым функциональным процессом, но время это пока еще далеко. Осознание же <умлаута> как явления чисто фонетического порядка полностью улетучилось несколько столетий тому назад. В настоящее время <умлаут> - строго морфологический процесс, ни в коей мере не механическое приспособление артикуляции. Мы имеем в нем прекрасный пример того, как простой фонетический закон, сам по себе не наделенный значимостью, может, в конце концов, окрасить или преобразовать обширные области морфологии языка.

• ^Идиш (еврейский язык) обособился от прочих немецких диалектов в конце XV - начале XVI в. Поэтому он может служить хорошим критерием при определении силы тенденции к <умлауту>, тем более что в нем развился мощный др^ф в сторону аналитической техники.
• ^Ch как в немецком Buch 'книга'.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел языкознание