Морозов В. Культура письменной научной речи

ОГЛАВЛЕНИЕ

Тексты

Текст 1.
Л.Н. Толстой. «Что нужнее всего людям»
[Толстой Л. Пора понять: Избранные публицистические статьи. М.: ВК, 2004.С. 173-174. ]

Человеку необходимо, нужно действовать, совершать поступки: в этом жизнь человеческая. Человек, как лошадь на колесе: колесо вертится под ее ногами, потому что она переступает, а она переступает потому, что колесо вертится под ее ногами. Разница между человеком и такою лошадью только та, что человек, поставленный в необходимость совершать поступки, не может не оценивать эти поступки, считая одни из них хорошими, другие -дурными.
Не входя в рассмотрение того, имеет ли человек свободу избирать одни поступки и совершать их и воздерживаться от других, или эта свобода выбора есть только иллюзия, несомненно то, что от признания человеком одних поступков наиболее хорошими и желательными, других - менее хорошими и желательными, и еще других - вовсе нехорошими и нежелательными зависит и совершение и воздержание от тех или других поступков.
От чего же зависит оценка поступков людей, признание одних - хорошими и желательными, других - менее хорошими и желательными, и третьих - вовсе нехорошими и нежелательными?
В различных людских деятельностях мы знаем, что оценка важности, нужности поступков определяется назначением самой деятельности. Так земледелец, признавая своим назначением возделывание растений, знает очень хорошо, что самое важное и хорошее дело для него состоит не в каком-либо постороннем занятии, а в пахоте, удобрении, посеве, уборке и т.п.; знает также, соответственно своему назначению, какие из его земледельческих занятий самые важные и какие - менее важные. Так что в частной деятельности людей несомненно то, что только знание назначения своей деятельности может руководить человеком в выборе его поступков, и без знания своего назначения для человека невозможна никакая деятельность.
Точно то же и по отношению всей жизни. Человек, хочет ли он, или не хочет этого, должен жить, совершать поступки. Для того же, чтобы знать, какие, из предлежащих ему, поступки самые хорошие и желательные, какие - менее и какие - вовсе не-желательны ему, необходимо знать свое назначение и назначение всей своей жизни. Без этого знания невозможна разумная жизнь человека. И поэтому такое знание и возможно, и необходимо для людей, и всегда было у людей. Знание это, определяющее назначение человека в жизни, есть то, что называется религией, верой. Знание это всегда было у людей, но в последнее время все чаще и чаще, все распространеннее и распространеннее стала проявляться мысль, что знание это своего назначения, т.е. религия, вера, совсем не нужно для людей и может быть заменено наукой, т.е. изучением внешних явлений жизни и законов, управляющих ими.
1900

Текст 2.
Л.Н. Толстой. «Как и зачем жить?»
[Толстой Л. Пора понять: Избранные публицистические статьи. М.: ВК, 2004. С. 241-242].

Малые дети не думают о том, как жить и зачем жить, а до 2-х, 3-х, 4-х лет живут как зверьки: едят, играют, разминают члены, и только изредка проявляется в них свет разума и любви. Есть люди, которые и до 12, 14, 20, иногда и до 40 лет живут, как неразумные существа, отдаваясь своим страстям, отличаясь от животных только рассуждениями ума о видимых предметах, но не понимая смысла своей жизни и не думая о нем.
Если и находят на таких людей минуты и часы просветления, когда люди эти задумываются о смысле жизни, оглядываются на себя, спрашивают себя: что такое жизнь и зачем они живут так, то, не находя ясных ответов на эти вопросы, минуты и часы эти проходят, не оставляя следов, и люди живут дальше и дальше, и когда в старости опять задают себе те же вопросы, уже так привыкли к той жизни, которую провели и ведут, так привыкли к тем оправданиям дурной жизни, которые дает себе большинство людей, что не только продолжают жить дурно, но и отгоняют от себя те разумные, вечные ответы на вопросы о том, как жить и зачем жить, которые дает истинная, единая для всех людей религия.
Мало того, что такие люди, живя дурно, сами лишают себя истинного и неотъемлемого у человека блага духовной, согласной с высшим законом, жизни, эти люди, особенно в возмужалости и старости, естественно по своему возрасту и положению руководят общественным мнением, все больше и больше утверждают следующие поколения в несвойственной разумному существу - человеку неразумной, животной жизни.
Несвойственная же людям жизнь производит среди людей все большие и большие страдания.
Вот поэтому и особенно важно то, чтобы наиразумнейшее, а потому и наипонятнейшее объяснение смысла жизни и вытекающего из него направления жизни человеческой было бы известно людям, распространено между ними и внушаемо и детям, и тому огромному большинству, которое, не решая вопросов, подчиняется наиболее распространенному объяснению смысла и вытекающему из него направлению жизни.
В чем же состоит это наилучшее объяснение смысла и вытекающее из него направление жизни и откуда мы можем узнать его?
Объяснение это дано в религиозном понимании жизни, выраженном и в древних религиях человечества и в тех разъяснениях (преимущественно очищениях) этих религий, которые совершены и совершаются до самого последнего времени людьми религиозными, т.е. имеющими способность видеть и понимать смысл жизни не человечески, не по отношению только к данному месту и времени, а во всем его вечном и всемирном значении.
Жизнь отдельного человека ведь не в чем ином, как в его приближении к смерти, к освобождению от тела, его духовной сущности, во все большем и большем освобождении его духовной природы. В смерти оно свершилось. В жизни оно совершается. И потому, чем дальше идет жизнь отдельного человека, чем более он стареется, тем более освобождается его духовная при-рода, тем яснее он понимает сущность жизни.
То же самое совершается и в жизни всего человечества.
Обыкновенно мудрость старчества приписывают древности т.е. временам, отдаленным от нас в прошедшем и религиозным выражениям древности. Но это несправедливо. Точно так же, как отдельный человек, подвигаясь в жизни, все более и более освобождаясь от страстей, все более и более умудряется, так точно и человечество. Высшая мудрость человечества не за тысячи лет до нас, а теперь, сейчас.
В смысле религиозном, т.е. в объяснении смысла и указании направления жизни, мудрость эта не во временах апостольских, а теперь, среди нас. Она в учениях Руссо, Канта, Чаннинга, в учениях необуддистов, необраминов, бабистов <...> и сотен и тысяч людей, понимающих и уясняющих религиозные учения древности: Конфуция, Будды, Исайи, Эпиктета, Христа.
Вот эта-то очищенная мудрость древности и должна дать людям те разумные ответы на вопросы о значении жизни и на наилучшее направление ее, которое необходимо человечеству не только для того, чтобы оно могло пользоваться тем наибольшим благом, доступным ему в настоящий период его жизни, но и для того, чтобы идти по тому пути, который ему предназначен.
1905

Текст 3.
Платон. «Критон» (фрагменты)
[Платон. «Диалоги». Ростов-на-Дону: Феникс, 1998. С. 351-359. В диалоге описаны последние дни жизни древнегреческого философа Сократа, приговоренного афинским судом к смертной казни за непочтительное отношение к богам. Известно, что Платон, в жизни будучи учеником Сократа, в диалогах выражал его устами свои собственные идеи].

Критон. Я пришел с печальным известием, Сократ, печальным и тягостным не для тебя, как я вижу, а для меня и для всех твоих близких, - с известием, которое мне кажется непереносимым.
Сократ. С каким это? Уж не пришел ли с Делоса корабль, с приходом которого я должен умереть?
Критон. Прийти-то еще не пришел, но думается мне, что придет сегодня, судя по словам тех, которые прибыли с Суния и оставили его там. Ну вот из того, что они передают, очевидно, что он придет сегодня, и завтра, Сократ, тебе необходимо будет окончить жизнь.
Сократ. Да в добрый час, Критон! Если богам угодно так,
пусть будет так.
Критон. <...> Но, дорогой мой Сократ, и теперь еще говорю тебе: послушайся ты меня и не отказывайся от своего спасения. Ведь меня, если ты умрешь, постигнет не одна беда: кроме того, что я лишусь друга, какого мне никогда и нигде больше не найти, еще многим из тех, которые не близко знают нас с тобою, покажется, что я не позаботился спасти тебя, будучи в состоянии сделать это, если бы захотел истратить деньги. Ну а может ли быть хуже такой славы, когда о нас думают, что мы ценим деньги больше, чем друзей? Ведь большинство не поверит, что ты сам не захотел уйти отсюда, несмотря на наши старания.
Сократ. Но для чего же нам так заботиться о мнении большинства, мой милый Критон? Люди со смыслом, которых скорее стоит принимать в расчет, будут думать, что это случилось так, как это случилось.
Критон. Но ведь ты уже видишь, Сократ, что необходимо также заботиться и о мнении большинства. Теперь-то оно ясно, что большинство способно причинять не какое-нибудь маленькое, а пожалуй что и величайшее зло тому, кто перед ним оклеветан.
Сократ. О, если бы, Критон, большинство способно было делать величайшее зло, с тем чтобы быть способным и на величайшее добро! Хорошо бы это было! А то ведь оно не способно ни на то, ни на другое: оно не может сделать человека ни разумным, ни неразумным, а делает, что попало. <.. .>
Я с тобою отнюдь не соглашусь, даже если бы всесильное большинство вздумало устрашать нас, как детей, еще большим количеством пугал, чем теперь, когда оно насылает на нас оковы, казни и лишение имущества. Как же бы в таком случае исследовать нам это дело всего правильнее? Не вернуться ли сначала к тому, о чем ты говорил, - к вопросу о мнениях - и посмотреть хорошо ли говаривали мы неоднократно, что на одни мнения следует обращать внимание, а на другие нет; или, может быть
это было хорошо говорено в то время, когда мне еще не нужно было умирать, ну а теперь уже стало ясно, что мы это так только говорили, - а что по правде это были сущие пустяки? Что касается меня, Критон, то я очень желаю рассмотреть вместе с тобою, покажутся ли мне эти слова сколько-нибудь иными, после того как я попал в настоящую беду, или они покажутся мне все такими же, и захотим ли мы их оставить или последовать им. Как-никак, а люди, которые знали, что говорили, неоднократно, мне думается, утверждали то самое, что я сейчас сказал, - что из мнений, какие бывают у людей, одни следует, а другие не следует высоко ценить. Скажи мне, ради богов, Критон, разве это, по-
твоему,   не   хорошо   было   говорено?   Ведь   тебе,   судя   по-человечески, не предстоит завтра умереть, и у тебя нет в настоящее время такого несчастия, которое могло бы сбивать тебя с толку, так посмотри же, правильно ли это, по-твоему, говорят люди, что не все человеческие мнения следует уважать, но одни следует уважать, а другие нет. Как по-твоему? Не хорошо ли это говорят?
Критон. Хорошо.
Сократ. Значит, хорошие мнения нужно уважать, а дурные не нужно?
Критон. Да.
Сократ. Но хорошие мнения - это мнения людей разумных, а дурные - неразумных?
Критон. Как же иначе?
Сократ. Ну, а как мы решали такой вопрос: тот, кто занимается гимнастикой, обращает ли внимание на мнение, похвалу и порицание всякого или только одного, а именно врача или учителя гимнастики?
Критон. Только его одного.
Сократ. Значит, ему нужно бояться порицаний и радоваться похвалам одного того, а не всех?
 Критон. Очевидно.
Сократ. Стало быть, он должен вести себя, упражнять свое тело и, разумеется, есть и пить так, как это кажется нужным одному ~ тому, кто к этому делу приставлен и понимает в нем, а не так, как это кажется нужным всем остальным.
Критон. Это верно.
Сократ. Хорошо. А если он этого одного не послушается и не будет ценить его мнения, а будет ценить слова большинства или тех, которые в этом ничего не понимают, то не потерпит ли он какого-нибудь зла?
Критон. Конечно, потерпит.
Сократ. Какое же это зло? Чего оно касается? Из того, что принадлежит ослушнику, чего именно?
Критон. Очевидно, тела, ведь его оно и разрушает.
Сократ. Ты хорошо говоришь. Уж не так ли и в остальном, Критон, чтобы не перечислять всех случаев? Ну вот, конечно, и относительно справедливого и несправедливого, безобразного и прекрасного, доброго и злого - того самого, о чем мы теперь совещаемся, нужно ли нам относительно всего этого бояться и следовать мнению большинства или же мнению одного, если только есть такой, кто это понимает, и кого должно стыдиться и бояться больше, чем всех остальных, вместе взятых? Ведь если мы не последуем за ним, то мы испортим и уничтожим то самое, что от справедливости становится лучшим, а от несправедливости погибает, как мы и раньше это утверждали. Или это не так?
Критон. Думаю, что так, Сократ.
Сократ. Ну а ежели, последовав мнению невежд, мы погубим то, что от здорового становится лучше, а от нездорового разрушается, будет ли стоить жить, после того как оно будет разрушено? Я говорю это о теле, не правда ли?
Критон. Да.
Сократ. Так стоит ли нам жить с негодным и разрушенным телом?
Критон. Никоим образом.
Сократ. Ну а стоит ли нам жить, когда разрушено то, чему несправедливость вредит, а справедливость бывает на пользу? Или, может быть, то, к чему относятся справедливость и несправедливость, - что бы это там ни было - мы ценим мнение, нежелательно?
Критон. Никоим образом. Сократ. А напротив, ценим больше?
Критон. Да, и много больше.
Сократ.Стало быть, уже не так-то должны мы заботиться о том, что скажет о нас большинство, мой милый, а должны заботиться о том, что скажет о нас тот, кто понимает, что справедливо и что несправедливо, - он один да еще сама истина. Таким образом, в твоем рассуждении неправильно, во-первых, то, что ты утверждаешь, будто мы должны заботиться о мнении большинства относительно справедливого, прекрасного, доброго и им противоположного. <...>

Текст 4.
С.О. Карцевский «Об асимметричном дуализме лингвистического знака»
[Из сборника В. А. Звегинцева «История языкознания XIX - XX веков в очерках и извлечениях». Ч. 2. Изд-во «Просвещение». М., 1965 г. Изд. 3-е. Стр. 85-93].

Знак и значение /I/ [Цифрами в косых скобках обозначены некоторые тактики автора научного произведения, поименованные в списке, следующем за текстом статьи] не покрывают друг друга полностью. Их границы не совпадают во всех точках: один и тот же знак имеет несколько функций, одно и то же значение выражается несколькими знаками. Всякий знак является потенциально «омонимом» и «синонимом» /1/  одновременно, /2/ т.е. он образован скрещением этих двух рядов мыслительных явлений. /3/
Будучи семиологическим механизмом, язык движется между двумя полюсами /4/, которые можно определить как общее и отдельное (индивидуальное), абстрактное и конкретное.
С одной стороны, язык должен служить средством общения между всеми членами лингвистической общности /1/, а с другой стороны, он должен также служить для каждого члена этой общности средством выражения самого себя, и какими бы «социализированными» /14/ ни были формы нашей психической жизни  /14/, индивидуальное не может быть /5/ сведено к социальному   161 Семиологические значимости языка будут непременно /5/ Iиметь виртуальный и, следовательно, общий характер, для того чтобы язык оставался независимым от настроений индивида и от самих индивидов. Такого рода знаки должны, однако, применяться к всегда новой, конкретной ситуации. /1/
Если бы знаки были неподвижны и каждый из них выполнял только одну функцию, язык стал бы простым собранием этикеток /8/. Но так же невозможно /5/ представить себе язык, знаки которого были бы подвижны до такой степени, что они ничего бы не значили за пределами конкретных ситуаций. Из этого следует /5/, что природа лингвистического знака должна быть неизменной и подвижной одновременно. Призванный приспособиться к конкретной ситуации, знак может измениться только частично: и нужно, чтобы благодаря неподвижности другой своей части знак оставался тождественным самому себе. /9/
Независимо от того, направляется ли наше внимание в данной конкретной ситуации на новое, неизвестное, или на старое, одновременное присутствие этих двух элементов неизбежно для всякого акта понимания (или познания). Новое включается в старые рамки, оно осмысляется как новый род старого вида. Но это всегда род, а не индивид 161. Познать или понять явление - это значит включить его в совокупность наших знаний, установить координаты, на скрещении которых его можно будет найти /10/. И все же /5/ действительно /5/ новыми являются не сами координаты, а их взаимоотношение, их скрещение. Само собой разумеется /5/, что акт познания не может затронуть «индивидуальное» в собственном смысле слова. 161 Реальное бесконечно, и в каждой данной ситуации мы удерживаем /11/ только некоторые элементы, отбрасывая остальное как не имеющее значения с точки зрения наших интересов. Мы приходим /11/ тем самым к понятию, схематическому продукту интеграции, призванному с самого своего зарождения служить общим типом. /12/
Лингвистический знак по своей внутренней структуре соответствует скрещению координат различных степеней обобщения в зависимости от семиологического плана, которому он принадлежит. /12/ Истинно новым, например, в слове, которое только что создалось, является скрещение координат, а не координаты как таковые. Иначе и не могло бы быть /6/, так как всякое слово с момента своего появления обозначает род, а не индивид. Если мы /1/ являемся свидетелями перемещения границ между семой и морфемой внутри слова /1/, что часто имеет место в этимологизировании детей, например, mamagei, papont  и т.д., то это явление возможно только благодаря существованию в языке таких слов как papagei и mammouth, которые и оказываются затронутыми смещением координат /15/. В момент ее «изобретения» координата является непременно общей, а не индивидуальной, созданной ad hos  для единичного явления. Можно было бы утверждать, что невозможно 16/ создание только одного слова и что можно создать по крайней мере лишь два слова одновременно. /5/
Общее и индивидуальное даны во всякой семиологической системе не как сущности /6/, а как взаимоотношения двух координат или двух рядов семиологических значимостей, из которых одна служит для дифференциации другой. /2/. Однако не следовало бы слишком настаивать на дифференциальном характере лингвистического знака. /6/ . В введении к нашей «Системе русского глагола» мы говорили следующее: «Стало обычным утверждение, что лингвистические значимости существуют только в силу своего противоположения друг к другу. В такой форме эта идея приводит к абсурду: дерево является деревом, потому что оно не является ни домом, ни лошадью, ни рекой... Чистое и простое противоположение ведет к хаосу и не может служить основанием для системы. Истинная дифференциация предполагает одновременные сходства и различия. Мыслимые явления образуют ряды, основанные на общем элементе, и противополагаются только внутри этих рядов... Таким образом, оправдывается и становится возможной  омофония,  когда две значимости,  принадлежащие двум различным рядам... оказываются обладающими одним звуковым знаком». /16/
Бессмысленно спрашивать, например, какова в русском языке значимость -а как морфемы. Прежде всего нужно установить ряды общих значимостей, внутри которых это -а проявляется. /17/ Например, стол, стада, столу..., паруса, парусов..., жена, жены... и т.д. /15/ Только тогда, учитывая ряд, мы /11/ можем понять, какова дифференциальная значимость этой морфемы.
Если один и тот же звуковой знак, как мы видели, в разных рядах может служить для передачи различных значимостей, то и обратное оказывается возможным: одна и та же значимость внутри различных рядов может быть представлена разными знаками; /18/ ср. /19/ имя существительное множественного числа - столы, паруса, крестьяне и т.д. /15/ Омофония /1/ - явление общее, омонимия же является ее частным случаем /2/ и проявляется в понятийных аспектах языка; противоположное ей явление (гетерофония) /1/ проявляется в понятийных аспектах как синонимия. /20/. Однако это не что иное, как /5/ две стороны одного и того же общего принципа, который можно было бы /5/ сформулировать, хотя и не очень точно, следующим образом: всякий лингвистический знак является в потенции омонимом и синонимом /1/ одновременно. /2/ Иначе говоря, он одновременно принадлежит к ряду переносных, транспонированных значимостей одного и того же знака и к ряду сходных значимостей, выраженных разными знаками. /13/ Это логическое следствие, вытекающее из дифференциального характера знака, а всякий лингвистический знак непременно должен быть дифференциальным, иначе он ничем не будет отличаться от простого сигнала. /5/
Омонимия и синонимия в том смысле, в каком мы их здесь понимаем 151, служат двумя соотносительными координатами, самыми существенными, /2/ поскольку они являются самыми подвижными и гибкими; они более всего способны затронуть конкретную действительность. /12/
Омонимический ряд является по своей природе скорее психологическим и покоится на ассоциациях. Синонимический ряд имеет скорей логический характер, так как его члены мыслятся как разновидности одного и того же класса явлений. /20/ Однако число членов этого ряда не определено /26/, ряд остается всегда открытым /2/: даже если он существует в потенции, возможность введения данного значения в состав класса обязательно сохраняется. Именно /5/ эта идея класса в контакте с конкретной ситуацией становится центром излучения сходных значимостей.
Омонимический ряд также /20/ остается открытым /26/, в том смысле, что невозможно предвидеть, куда будет вовлечен данный знак игрой ассоциаций /27/. Однако в каждый данный момент мы имеем /11/ только два звена, относящихся друг к другу как знак транспонированный, знак в переносном смысле, к знаку «адекватному» и сохраняющихся в контакте в силу принципа tertium comparations /14/. Центром излученbя омонимов является совокупность представлений, ассоциируемых со значимостью знака; их элементы изменяются в зависимости от конкретной ситуации, и только конкретная ситуация может дать tertium comparations .
В «полном» знаке (таком, как слово /21/, которое сравнивается с морфемой /20/) имеется два противоположных центра семиологических функций; один группирует вокруг себя формальные значимости, другой - семантические. /3/ Формальные значимости слова (род, число, падеж, вид, время и т.д.) представляют элементы значений, известные всем говорящим: эти элементы не подвергаются, так сказать, опасности субъективного истолкования со стороны говорящих; считается /22/, что они остаются тождественными самим себе в любой ситуации. /1/ Семантическая часть слова, напротив, /5/ представляет некий род остатка, противящегося всякой попытке разделить его на элементы такие же «объективные», каковыми являются формальные значимости. /20/ Точная семантическая значимость слова может быть достаточно установлена лишь в зависимости от конкретной ситуации. Только значимость научных терминов зафиксирована раз и навсегда благодаря тому, что они включаются в систему идей. Между тем еще очень далеко до того, чтобы говорить о системе в отношении совокупности наших /11/ идей, соответствующих тому, что можно было бы обозначить «идеологией обыденной жизни». /6/
Поэтому всякий раз, когда мы применяем /11/ слово как семантическую значимость к реальной действительности, мы покрываем более или менее новую совокупность представлений. /2/. Иначе говоря, мы постоянно транспонируем, употребляем переносно семантическую ценность знака. Но мы начинаем замечать это только тогда, когда разрыв между «адекватной» (обычной) и случайной ценностью знака достаточно велик, чтобы произвести на нас впечатление. Тождество знака тем не менее сохраняется: в первом случае знак продолжает существовать, потому что наша мысль, склонная к интеграции, отказывается учитывать изменения.  происшедшие  в совокупности  представлений;  во  втором случае знак, видимо, продолжает существовать, потому что, вводя tertium comparations,  мы тем  самым мотивировали новую ценность старого знака.
Какой бы конкретной ни была эта транспозиция, она не затрагивает индивидуальное. /2/ С момента своего появления новое образование представляется как знак, т.е. оно способно обозначать аналогичные ситуации, оно является уже родовым и оказывается включенным в синонимический ряд. Предположим /23/, что в разговоре кто-то был назван рыбой. Тем самым был создан омоним для слова «рыба» (случай переноса, транспозиции), но в то же время прибавился новый член к синонимическому ряду: «флегматик, вялый, бесчувственный, холодный» и т.д. /15/
Другой центр семиологических значимостей слова, а именно группировка формальных значимостей, может быть также /20/ транспонирован, использован в переносном смысле. Вот пример транспозиции грамматической функции. /15/ Повелительное наклонение выражает волевой акт говорящего, перед которым стушевывается роль собеседника как действующего лица (Замолчи!). Однако эта форма появляется в другой функции /20/: «Только посеяли, а мороз и ударь» (tertium comparations: действие неожиданное, следовательно, «произвольное», независимое от действующего лица), или: «Смолчи он, все бы обошлось» (tertium comparations: действие, навязанное действующему лицу); наконец, мы находим /11/ омофоны: «Того и гляди» и «То и знай» и т.д. Повелительная форма обладает, естественно, /5/ и синонимами, например: «Замолчать! Молчание! Тсс!.» и т.д. В своих основных чертах грамматическая транспозиция подобна семантической транспозиции. Обе они осуществляются в зависимости от конкретной действительности. /20/ Мы /5/ не можем останавливаться здесь на том, что их различает. /24/ Заметим /5/ все же основную разницу между ними. Формальные значимости, естественно, /5/ более общи, чем семантические значимости, /20/ и они должны служить типами, из которых каждый включает /25/ почти неограниченное число семантических значений. /26/ По-этому грамматические значимости более устойчивые, а их транс-позиция менее часта и более «регулярна». /20/ Сдвиг, смещение грамматического знака либо по омонимической, либо по синонимической линии можно если не предвидеть, то по крайней мере зафиксировать. Но невозможно предвидеть, куда повлекут знак семантические сдвиги, смещения. /27/ Однако в области грамматики подразделения происходят всегда попарно, и две соотносительные значимости противополагаются как контрастные. /20/ Впрочем, мы знаем, /11/ что в зависимости от некоторых конкретных ситуаций такие различные значимости, как совершенный и несовершенный вид, могут потерять свое противоположение. /28/ Следовало бы, таким образом, чтобы в «синтаксисе» не только изучались омонические и синонимические сдвиги каждой формы (что, впрочем, является единственным средством для понимания значения функции каждой формы /2/), но и были сделаны попытки определить, в какой конкретной ситуации и в зависимости от каких понятий значимость знака приходит к своей противоположности. /17/
<...>
Обозначающее (звучание) и обозначаемое (функция) постоянно скользят /29/ по «наклонной плоскости реальности». /8/ Каждое «выходит» из рамок, назначенных для него его партнером /29/: обозначающее стремится обладать иными функциями, нежели его собственная; обозначаемое стремится к тому, чтобы выразить себя иными средствами, нежели его собственный знак. Они асимметричны /14/; будучи парными (accouples), они оказываются в состоянии неустойчивого равновесия /14/. Именно /5/ благодаря этому асимметричному дуализму /14, 30/ структуры знаков лингвистическая система может эволюционировать: «адекватная» позиция знака постоянно перемещается вследствие приспособления к требованиям конкретной ситуации. /13, 31/.

Основные тактики реализации авторских стратегий

1. Использование известных терминов в принятых значениях.
2. Выделение характеристик предмета, важных для задач исследования.
3. Первичный синтез объекта.                                                          
4. Нетерминологическое обозначение объекта. 
5. Подчеркивание собственного мнения.          
6. Отклонение неверного решения.                 
7.   Выведение следствия.
8.   Образное сравнение.
9.   Вывод путем рассуждения «от противного».
10. Полное определение объекта в начале рассмотрения.
11. Стремление интегрироваться с читателем.
12. Обоснование тезиса при помощи аргументов.
13. Повторный синтез объекта.
14. Использование терминов других паук.
15. Сопровождение общего положения ясным примером.
16. Ссылка на собственное произведение, в котором уже доказано выдвинутое положение.
17. Непрямое побуждение.
18. Позитивный способ доказательства.
19. Побуждение «СР.» («сравни»).
20. Сравнение двух предметов исследования друг с другом.
21. Вкрапление примера в рассуждение.
22. Ссылка на общее мнение.
23. Прямое побуждение к совместным мыслительным действиям.
24. Ограничение задач исследования.
25. Статистический анализ.
26. Указание на неактуальность подсчета.
27. Деквалификация проблемы.
28. Формулирование общих положений в ходе анализа примера.
29. Нетерминологичное наименование предмета.
30. Изобретение собственного термина для вновь открытого явления.
31. Итоговый вывод.

Текст 5.
Д.С. Лихачев. «О точности литературоведения»

В литературоведении /1/ существует своеобразный «комплекс собственной неполноценности» /2/, вызываемый тем, что оно не принадлежит к кругу «точных наук». /3/ Предполагается, что высокая степень точности в любом случае служит признаком «научности». Отсюда различные попытки подчинить литературоведение точной методике исследования и неизбежно /4/ связанные с этим ограничения диапазона III литературоведения, придающие ему более или менее камерный /2/ характер. /5/
Д.П. Горский, автор статьи «О соотношении точного и неточного в точных науках», пишет: «Научная теория считается точной, строгой, если ее содержательные элементы (абстракции, идеализации, понятия и т.п.) уточнены до такой степени, что они допускают применение к ним (и соответствующим им объектам) определенных общих правил оперирования, т.е. правил, отличающихся формальным характером (к их числу относятся и математические правила). Поэтому процесс уточнения, приводящий к возможности такого оперирования, можно назвать процессом формализации».
Поскольку для точности нужна формализация объема изучения и самого изучения, все попытки создать точную методику исследования в литературоведении так или иначе связаны со стремлением формализовать материал литературы. И в этом стремлении, хочу это подчеркнуть с самого начала, /4/ нет ничего одиозного. /1/.  Формализуется любое знание, и любое знание «само» формализует материал. /6/ Формализация становится недопустимой только тогда, когда она насильно приписывает материалу ту степень точности, которой он не обладает и по существу своему не может обладать. /8/
Поэтому основные возражения различного рода чрезмерным попыткам формализации материала литературы идут от указаний на то, что материал не поддается формализации вообще или, конкретно, - предлагаемому типу формализации. К числу наиболее распространенных ошибок относится попытка распространить формализацию материала, годную лишь для какой-то его части, на весь материал. Вспомним утверждения формалистов 20-х годов, что литература - только форма, в ней нет ничего кроме формы и она должна изучаться только как форма. III
Современный структурализм (я имею в виду /4/ все его многочисленные ответвления, с которыми мы теперь все больше должны считаться /9/), неоднократно подчеркивавший свое родство с формализмом 20-х годов, по своему существу гораздо шире формализма, /10/ так как дает возможность изучать не только форму литературы, но и ее содержание, разумеется, формализуя это содержание, подчиняя изучаемое содержание терминологическому уточнению и конструктивизации. Это позволяет оперировать содержанием по правилам формальной логики с выделением в постоянно движущихся, меняющихся объектах изучения их «жесткого существа». /21 Вот почему современный структурализм не может быть в общеметодологическом плане сведен к формализму. Структурализм гораздо шире захватывает содержание литературы, формализуя это содержание, но не сводя его к форме. /11/
Однако вот что следует иметь в виду. /4/ В попытках обрести точность нельзя стремиться к точности как таковой и крайне опасно /12/ требовать от материала такой степени точности, которой в нем нет и не может быть по самой его природе. Точность нужна в той мере, в какой она допускается природой материала. /8/ Излишняя точность может оказаться помехой /13/ для развития науки и понимания существа дела.
Позволю себе привести еще одну цитату из статьи Д.П. Горского: «Известно, какую огромную роль в прогрессе точного естествознания играет точность измерений, совершенствование и развитие способов измерений. Однако, если бы прогресс процессов измерений намного опережал требования точности, предъявляемые наукой в целом, встретились бы дополнительные затруднения при обработке данных измерения и наблюдения в целях выявления в них существенного, закономерного. В таких случаях приходилось бы вводить более сложные упрощающие допущения. В этом отношении не лишено глубокого смысла замечание Зоммерфельда о том, что если бы Кеплер не опирался на достаточно неточные и грубые результаты наблюдений и измерений Тихо де Браге, а имел бы в своем распоряжении данные современной астрономии о движении планет, учитывающие всю сложность их взаимного влияния, то он никогда бы не смог сформулировать свои законы эллиптического движения планет. Неточность данных в таких случаях как бы производит за ученого ту огрубленность, ту идеализацию, без которой не может быть построена научная теория». /14/
Конечно, оправдывать неточность литературоведения парадоксом Зоммерфельда было бы грубейшей ошибкой. /8/ Литературоведение должно стремиться к точности, если оно хочет оставаться наукой. /8/. Однако именно это требование точности ставит вопрос о степени допустимой в литературоведении точности и степени возможной точности в изучении тех или иных объектов. /15/.  Это необходимо хотя бы для того, чтобы не пытаться измерить миллиметрами и граммами величину океана. /16/.
Что же в литературе не может быть формализовано, где границы формализации и какая степень точности допустима? /15/ Эти вопросы очень важны /13/, и их необходимо решить, чтобы не создавать насильственных конструктивизации и структурализации там, где это невозможно по характеру самого материала. /8/
Ограничусь общей постановкой вопроса о степени точности литературного материала. /17/ Прежде всего необходимо указать, что обычное противопоставление образности литературного творчества безобразности науки неверно. /7, 18/ Не в образности художественных произведений следует искать их неточность. /8/ Дело в том /4/, что любая точная наука пользуется образами, исходит из образов и в последнее время все более прибегает к образам как к существу научного познания мира. То, что в науке называется моделью, это и есть образ. /6/ Создавая то или иное объяснение явления, ученый строит модель - образ. Модель атома, модель молекулы, модель позитрона и т.п. - все это образы, в которых ученый воплощает свои догадки, гипотезы, а затем и точные выводы. /19/ Значению образов в современной физике посвящены многочисленные теоретические исследования. /20, 11/
Ключ к неточности художественного материала лежит в другой области. Художественное творчество «неточно» в той мере, в какой это требуется для сотворчества читателя, зрителя или слушателя. /21/ Потенциальное сотворчество заложено в любом художественном произведении. Поэтому отступления от метра не-обходимы для творческого воссоздания читателем и слушателем ритма. Отступления от стиля необходимы для творческого восприятия стиля. Неточность образа необходима для восполнения этого образа творческим восприятием читателя или зрителя. /19/ Все эти и другие «неточности» в художественных произведениях требуют своего изучения. Требуют своего изучения необходимые и допустимые размеры этих неточностей в различные эпохи и у различных художников. /8/ В зависимости от результатов будет зависеть и допустимая степень формализации искусства. Особенно сложно обстоит дело с содержанием произведения, /13/ которое в той или иной степени допускает формализацию и одновременно не допускает ее.
Структурализм в литературоведении может быть плодотворен только при ясном осознании возможных сфер своего применения и возможных степеней формализации того или иного материала. /8/
Сейчас структурализм «прощупывает» /2/ свои возможности. Он находится в стадии терминологических поисков и в стадии экспериментального построения различных «моделей», в том числе и собственной модели - структурализма как науки. Нет сомнений /4/, что как и в каждой экспериментальной работе, большинство экспериментов окажется неудачным. Однако всякая неудача эксперимента есть в каком-то отношении и его удача. /13/ Неудача заставляет отбросить предварительное решение, предварительную модель и отчасти подсказывает пути для новых поисков. И эти поиски не должны преувеличивать возможностей материала, они должны строиться на изучении данных возможностей./8/

Основные тактики реализации авторских стратегий

1.   Использование известных терминов в принятых значениях.
2.  Нетерминологическое наименование предмета.
3.   Использование терминов других наук.
4.  Подчеркивание собственного мнения.
5. Показать предел достижений предыдущих исследователей и свои расхождения с ними.
6.  Показать связь нового с уже известным.
7.  Неэмоциональная оценка чужого мнения.
8.  Косвенное побуждение.
9.  Стремление интегрироваться с читателем.
10. Сравнение исследуемых объектов друг с другом.
11. Доказательство тезиса.
12. Эмоциональная оценка предмета. ....
И.Неэмоциональная оценка предмета. ..
14. Заимствование у другого автора аргументов в пользу своей точки зрения.
15. Формулирование проблемы до ее решения.
16. Образное сравнение.
17. Заявление об ограничении решения тех или иных проблем.
18. Отклонение других решений проблемы как недостаточных или неверных.
19. Сопровождение общего положения ясным примером.
20. Ссылка на те научные труды иных авторов, в которых доказаны определенные положения.
21. Выделение характеристик предмета, важных для осуществления задач исследования.

Текст 6.
Д. Бибиков. «Волк в России.
От тотальной борьбы - к региональному управлению»

[Д. Бибиков. «Волк в России. От тотальной борьбы - к региональному управлению». В журнале «Охота и охотники», № 1, 1994, стр. 16-17].

Волк среди девственной природы, равно как и все прочие создания, не только не лишний, но прямо-таки необходимый элемент... даже по отношению к волку я был бы того мнения, что стереть его с лица Земли нет никакой необходимости...
И. Пачосский, 1902 г. /1/

Россия в глубоком кризисе. Запущена охрана природы, расширяются зоны экологического бедствия. /2/ Тревожит надвигающаяся утрата достигнутых ранее, пусть небольших, но все же успехов по сохранению редких и ценных крупных хищников, таких, как уссурийский тигр и снежный барс, а также копытных -сайгака, лося и других. /3/
По сведениям рабочих комиссий по крупным хищникам и копытным Териологического общества Российской Академии, /1/ повсюду в России возросло браконьерство, скупка и перепродажа продукции диких животных происходит открыто. Шкура тигра уже стоит в Приморье до 10 тыс. долларов, а в Магадане продано в 1992 г. около 80 незаконно добытых бурых и около 30 белых медведей, желчь их на рынке стоит уже 8 долларов за 1 грамм. /4/ Среди диких копытных угроза особенно велика для тех, рога которых, как у сайгака и оленей, или мускус, как у кабарги, уплывают за «Тойоты» /5/ на нужды восточной медицины. 151
Что касается волка, то тут опасность совсем иная: в лесу стало больше корма - подранков и остатков добычи браконьеров, многочисленны и доступны диким зверям скотомогильники. Волк при нынешней бесхозяйственности процветает /5/, подтверждая слова знатока /6/ русской природы и охоты Л.П. Сабанеева, сказанные более 100 лет назад: «Мы живем в переходное и тяжелое время, ...когда изменения строя жизни и ...экономическая неурядица, как нельзя более на руку всякому двуногому и четвероногому хищнику». /1/
Прогноз по волку не радует. /3/ Есть серьезные опасения, /3/ что лосей и кабанов переведут браконьеры и волки из леса пойдут к фермам, хотя резервы падали, вероятно, около них и сократятся. Поэтому III нужна новая стратегия управления популяциями волка /8/; централизованная отмирает, премии платить некому. Добыть же взрослого зверя с отличным мехом трудно, а авиация и иная техника очень дороги. /5, 10/
До обсуждения вопроса, что делать с волком, /8/ надо честно признать /9/ провал тотальной борьбы с ним на российских просторах. За весь XX в. имперская Россия и ее производное - СССР не приблизились к решению волчьей проблемы: хищников во второй половине века стало даже больше. /12/ Старая система борьбы вспыхивающими и затухающими кампаниями, система с премиями и конкурсами не оправдала себя. /11/
Второй стороной борьбы с волками является идеологическая. Волк, всегда официально называвшийся «опасным хищником» /2/, верно служил советскому режиму, бессловесно принимая на себя бесконечную разруху, падежи и разбазаривание скота, браконьерство в охотничьем хозяйстве, запущенность ветеринарной службы. /3/
За 70 лет истории Союза ССР в стране уничтожено более 1,5 млн. волков, на премии охотникам израсходовано за эти годы более 150 млн. рублей (в ценах 70-х гг.). /4, 12/ Возможно, /9/ столько же израсходовано на выплаты по страхованию скота от хищных зверей, так что фактические расходы были, думается, 191 во много раз больше.
Для полноты представления о потерях при тотальной борьбе с волками надо напомнить о том, 191 что статус вредного и опасного хищника отрицал стоимость его меха, то есть его ресурсную стоимость. Заготовительная цена шкуры волка в среднем по СССР составляла в 70-е годы чуть больше трех рублей! /3/ А ведь при статусе волка как пушного вида пусть не все 1,5 млн. истребленных волков (среди них были волчата и добытые не в сезон), а только треть этого числа могли бы быть проданы за немалые миллионы рублей. /4/
Не анализируя изменений численности волков за 70 лет, /13/ а пользуясь публикациями по ее динамике в 40 областях европейской части СССР, /14/ можно заключить, что в XX в. численность волков в основном изменялась по своим законам. При системе премий за убитого волка существует некий критический уровень трудозатрат на каждого добытого зверя. При снижении плотности населения волков их добывать уже невыгодно и система отключается./15/
Конечно, /9/ наиболее упорные кампании, /6/ на которые не жалели средств, такие, как 1946-1965 гг, /16/ в конце концов вызывали сокращение плотности и ареала волка в густонаселенных областях европейской части СССР. На большей же части страны истребление хищников совсем не ощущалось, если не считать локальных территорий в тундре или полупустыне, где с помощью авиации иногда почти полностью уничтожались местные популяции. /17/ К сожалению, /3/ до сих пор не осмыслено экологами и охотоведами влияние истребления той или иной части волчьего населения на экологию и поведение оставшихся зверей. /11/ А ведь грубое /3/ сокращение популяции вызывает распад семей, нарушение структуры их группировок и, нередко, рост воспроизводства - раннее созревание, большие выводки. Теперь известно и еще об одном неприятном /3/ следствии: широком распространении гибридов и одичалых собак - более вредных и коварных выродков, /3/ «заместителей» /18/ волка.
Тем, кто вел тотальную борьбу с волками, соблазнительно увидеть эффект своей деятельности в сокращении потерь скота от волков. /19/ Действительно, если принять (с оговорками на разнокачественность материалов) потери скота от волков для середины XIX в. в европейской части России, по В.М. Лазаревскому (1876), /20/ за 100 %, то ущерб от них в 20-х годах XX в. составил 24%, а к 70-м годам он снизился до 0,4 %. /12/ Причины столь большого сокращения потеръ скота не в истреблении волков, а в переоснащении животноводства, в расширении географии стойлового содержания скота. Рассредоточенный в 20-е годы по частным дворам в многочисленных тогда деревнях, скот теперь содержится на крупных фермах, в труднодоступных для волка помещениях. /10/
Еще более важную причину уменьшения потерь скота я усматриваю /9/ в восстановлении в 50-х и до конца 80-х гг. былого обилия диких копытных во многих регионах страны, которые в основном и кормили до сих пор волка. Основу его питания пока еще составляют лоси, олени и кабаны, а также падаль на скотомогильниках. Тогда произошло экологическое и территориальное перераспределение зверей, уменьшилась доля ранее доминировавших синантропных зверей и возросла численность «лесных» /18/ волков. /10/ Не пойдет ли теперь тот же процесс, но в обрат-ном направлении? /21/
В заключение вспомним /22/ о трех больших грехах /18/ волка: 1)о нападениях на людей и людоедстве, 2) о поддержании природных очагов бешенства и нападениях бешеных волков на людей и 3) о распространении гельминтозов и иных болезней диких и домашних животных. Эти серьезные обвинения прочно удерживаются в России (в отличие от США и Канады), и они-то во многом определяют образ волка как опасного хищника. Здесь не место для анализа /13/ тяжких обвинений /3/, и я ограничусь краткими выводами из изложенных ранее фактов и соображений. /23/
Нападения здоровых волков на людей не вымысел, но сведения о числе атак и их жертвах преувеличивались. /11/ Судя по архивным данным, /20/ волки нападали почти всегда на детей, людоедство проявлялось локально и периодически. Так, /24/ на территории нынешней Эстонии в 1804-1854 гг. большинство нападений произошло в уезде Тартумаа (82), в трех уездах нападения были единичны, а в семи - проблемы не было. Показательны данные С.А. Корытина (1990) /20/ о 273 нападениях не-бешеных волков на людей в России за 1840-1861 гг. Инциденты имели место в 27 из 70 губерний, причем более половины из них случилось в Московской, С.-Петербургской, Лифляндской, Гродненской, Черниговской, Киевской, Могилевской и Минскоп 12. Такое размещение случаев людоедства при картографировании хорошо /4/ укладывается /91 в зону последствий наполеоновского похода 1812 г, а также крестьянских движений и конфликтов  по границам Польши, Украины, Балтии. Незахороненные трупы  солдат, очевидно, 191 провоцировали единичных волков на преодоление врожденного страха перед человеком.
Очевидно, 191 и в XX в. нападения волков на людей происходили, но сведения об этом в архивах МВД еще не изучены. /11/ Предполагаю, 191 что не только войны могли формировать волков, атакующих людей, но и гибель миллионов людей от голода как в России, так и в советское время при коллективизации и в зонах ГУЛАГа. Уже послевоенные нападения, по М.П. Павлову /20/ (1944-1953 гг. - более 20 случаев в Кировской обл.; 1945-1947гг.- 10 случаев во Владимирской обл.), /12/ подтвердили возможность нападения здоровых волков на людей при экстремальных ситуациях, когда происходило невиданное обнищание народа и распространялась дистрофия, выявили вину людей, создававших условия, провоцировавшие хищного зверя. /10/
Бешенство волков проявляется почти всегда при их очень высокой численности. Нападения бешеных зверей опасны, рваные раны, особенно на голове, страшны даже на фотографиях. /3/ Отдельные случаи (до 10 и редко более) таких нападений наблюдались в СССР и в 1980-е годы. /25/ Природные же очаги бешенства активизировались в 70-80-е гг. в Западной Европе, но волка там нет и вирус хранится в лисицах и «новоселе» /18/ - енотовидной собаке, а также в барсуках. Однако роль волка, регулирующего численность лисицы и енотовидной собаки, хотя и несомненна /9/, но слабо исследована. /11/
Значение волка в распространении гельминтов и болезней совсем не так ясно, как это представляется ветеринарам. /11/ Без волка появляются одичалые и бродячие собаки, и ветслужбе, например, в Молдавии, /16/ прибавляется работы. /5/ Кроме того, по существу без внимания остались феномены массовых заболеваний северных оленей после истребления волков на Таймыре, вырождения оленя в Крыму или переуплотнения кабанов и эпизоотии чумы в Завидове./11/
В России можно выделить два типа территорий. /26/ Первый - освоенные и трансформированные земли - преобладает в центре и на юге европейской России, ее северо-западе, Урале и в примагистральных районах Сибири. Здесь есть специалисты -охотоведы, площади районов при наличии дорог невелики (до 5 тыс. км2) /25/ и «простреливаются». /18/ Численность волков вполне контролируется. /4/
Ко второму типу, представленному в северной тайге, тундре и горах, на юге Сибири и северо-востоке России, принадлежат малонаселенные огромные территории. Служба охотнадзора здесь малочисленна и не обеспечивает надежных данных о численности волка. /4/
На этих двух типах российской земли различается роль волка и в природе, и для человека, а также величина ущерба диким и домашним копытным. /17/ На территориях первого типа (плотно населенных и измененных людьми) конфликты волков с человеком неизбежны, и их популяции следует строго контролировать; на землях же второго типа - бездорожных и труднодоступных, плотности волков более устойчивы, но обычно менее 1 волка / 1 тыс. км2. /12/ Конфликты тут локальные, возможности контроля ограничены. Для территорий второго типа регулирование численности волка оправдано лишь на участках с домашним оленеводством на севере и на горных пастбищах. Тут результативны выборочные авиаотстрелы и изъятие конкретных особей (скотинников) при обязательном контроле эффекта проводимых мер. /4, 27/
Волк в России - ценный пушной вид и играет значительную роль в природных экосистемах, но в освоенном и трансформированном ландшафте этот крайне активный хищник вызывает конфликтные ситуации. /4/
Федеральный закон /20/ должен установить статус волка как пушного вида и объекта охоты с конкретными сроками и запрещенными методами добычи. Он же определит и рекомендации по сокращению и предотвращению ущерба народному хозяйству. Регулирование волка финансируют ведомства, предприятия, несущие ущерб от него и получающие прибыль от использования его ресурсов. При наличии конфликта с человеком и его хозяйством проводится выборочное изъятие конкретных зверей, нападающих на скот, или локальное сокращение плотности хищников метода-ми, минимально нарушающими структуру их популяции.
Управление популяциями волка, регулирование величины промысла, его сроков и методов остаются в компетенции местной власти. Оно осуществляется с учетом рекомендаций Федерального закона и предусматривает такой режим воздействия на локальные популяции волка, который соответствует местным условиям. Организация всего комплекса действий по управлению популяциями волка и связанными с ним проблемами (например, гибридов и диких собак) должна планироваться и осуществляться землепользователями. /20/
Конечно, 191 высказанные предложения не раскрывают всю широту волчьей проблемы в России, трудности перестройки представлений о волке как опасном хищнике. /13/ Недаром известный эколог и охотовед Пол Эррингтон сказал, что «проблема... волка так сложна, так окружена пагубными крайностями, так запутана неправильными представлениями и полуправдой..., что для большей части публики единственный выход..: - это навсегда отделаться от них... - последнее ужасное упрощение, чреватое возможностями крупных ошибок...» /1/
Эти слова следует помнить всегда, /27/ потому что недальновидное, грубое вмешательство в природу вместо одной нами же /28/ созданной проблемы волка может создать другие, даже более неприятные /3/, вроде засилья гибридов и одичалых собак. /29/.

Основные тактики реализации авторских стратегий

1. Ссылка на те научные труды иных авторов, в которых доказаны определенные положения.
2.   Использование известных терминов в принятых значениях.
3.   Эмоциональная оценка предмета.
4.   Неэмоциональная оценка предмета.
5.  Использование стилистически инородных элементов.
6.  Неэмоциональная оценка чужого мнения.
7.   Выведение следствия.
8.   Формулирование проблемы до ее решения.        
9.   Подчеркивание собственного мнения.
10. Доказательство тезиса.
11. Показать предел достижений предыдущих исследователей и свои расхождения с ними.
12. Приведение статистических данных.
13. Ограничение задач исследования.
14. Выбор метода исследования.
15. Формулирование промежуточного вывода.
16. Вкрапление примера.                                           
17. Сравнение исследуемых объектов друг с другом.    
18. Нетерминологическое наименование предмета.
19. Опровержение чужого мнения.
20. Использование сведений, приводимых в работах других авторов, для аргументации собственного мнения.
21. Постановка проблемы без се решения.
22. Прямое побуждение к совместным мыслительным действиям.
23. Формулирование очередной исследовательской задачи непосредственно перед ее решением.
24. Сопровождение общего положения ясным примером.
25. Выборочное приведение статистических данных.
26. Единая классификация предметов исследования по определенным критериям.
27. Непрямое побуждение.
28. Стремление интегрироваться с читателем.

Текст 7

А.А. Леонтьев. «Функциональная классификация  русских
знаков препинания для целей обучения
иностранцев русскому языку»

[Из сборника «Памяти академика Виктора Владимировича Виноградова» (Ответственный редактор - Костомаров В. Г.). Издательство Московского университета. М., -  1971 г.,стр. 99-106].

До настоящего времени в преподавании русского языка иностранцам знаки препинания, как и другие неалфавитные элементы русского письма, подаются изолированно и исключительно «от формы к значению». Это значит, что, если даже автор учебника специально останавливается на неалфавитных элементах русского письма (а это бывает крайне редко), он идет простейшим путем - берет тот или иной знак препинания и перечисляет наиболее характерные (с его, автора, точки зрения) случаи употребления этого знака.
Между тем русская графика представляет собой систему весьма стройную и даже изящную. Но эта система, к сожалению, не получила еще сколько-нибудь подробного освещения в лингвистической литературе, не говоря уже об учебно-методической. Настоящая статья и является попыткой представить, русские знаки препинания как часть общей русской графической системы - часть, в свою очередь, системно организованную. Статья имеет практическую направленность (она рассчитана на преподавателей русского языка как иностранного); этим объясняется появление в тексте некоторых положений, очевидных с точки зрения носителя русского языка, и общий характер изложения, тяготеющий к стилю учебного пособия.
1. К неалфавитным элементам русского письма относятся: пробелы, знаки препинания, чередование строчных и прописных букв, шрифтовые и другие способы выделения. Все эти элементы противопоставлены алфавитным элементам, или графемам [1-2]. Последние используются в русском письме в первую очередь для того, чтобы различать слова, отличные друг от друга по смыслу. Эта их смыслоразличительная функция проявляется не только в тех случаях, когда графема соответствует фонеме (сад - зад), но особенно в тех, где между устной и письменной речью есть расхождение: слова (словоформы), в устной речи не различающиеся, в письменной речи различаются, например <пруд> и <прут>. Таким образом, смыслоразличительная функция присуща графеме в той же мере, что и фонеме.
Однако у фонетических средств, используемых в устной речи, есть еще две функции помимо смыслоразличительной [3, стр. 36-37]. Одна из них - ограничительная (делимитативная). Другая - просодическая (кульминативная). Напомним, что первая соответствует способности звуков речи и других единиц сигнализировать о границах больших языковых единиц - морфем, слов, предложений и т.д. Вторая позволяет установить само наличие данной единицы, например, слова, и сосчитать количество единиц в границах большей единицы (например, количество слов внутри предложения), а также противопоставить друг другу эти единицы как целые, а не по отдельным различительным признакам.
2. Какие средства используются в этих функциях в письменной речи?
2.1. Ограничительная функция. В ней выступают.
2.1.1. Пробелы. В русском письме используются три вида пробелов. Это, во-первых, обычный пробел между словами. Во-вторых, следует рассматривать как пробел и так называемый «абзац», или красную строку, разделяющую группы предложений, так или иначе (синтаксически, тематически и т.д.) связанных в тексте [4, стр. 166].
Наконец, третий, самый фундаментальный вид пробела - то, что в типографской практике называется «спуском», т.е. белое поле, оставляемое на странице перед началом главы или другой самостоятельной части текста.
2.1.2. Чередование строчных и прописных букв, в частности употребление прописных в начале предложения после точки или эквивалентного ей знака - вопросительного, восклицательного, многоточия.
2.1.3. Знаки препинания, на которых мы специально остановимся ниже.
2.2. Просодическая функция. В ней используются.
2.2.1. Чередование строчных и прописных букв в начале слова. Ср. такие сочетания, как <наша земля>, т.е. территория нашей страны, и <наша Земля>, т.е. наша планета. Наиболее общее значение прописных букв в начале слов - это выделение данного слова как имени собственного.
Подчеркнем, что в русском письме в отличие от большинства других европейских письменностей не выделяются прописными буквами названия народов и языков: <язык суахили>, <народ коми>, <поляк>, <англичанин>. Кроме того, не выделяются имена собственные, употребленные в смысле нарицательных: <наши робинзоны>, <презренные квислинги>. Следует обратить внимание на отличие в этом отношении русского языка от английского и немецкого. Как известие, в немецкой графике прописными выделяются все имена существительные и субстантивированные слова. В английской же графике в определенных случаях (например в газетных заголовках) выделяются прописными все значащие слова. В русском языке не делается этого даже в заголовках: выделение некоторых, особенно же всех слов в предложении прописными буквами - это факт не языка, а индивидуального стилистического употребления, причем крайне редкий: У каждого своя Секвойя, » Мы Садим Совесть Словно Сад...                      
(А. Вознесенский.)
2.2.2. Шрифтовые выделения. Это, образно говоря, различные общепринятые способы «подчеркивания» слова или группы слов: в печатном тексте для этой цели употребляются курсив, разрядка, полужирный и жирный шрифты. Петит употребляется только для того, чтобы выделять большие отрезки текста - целые абзацы и группы абзацев. В машинописном тексте есть два способа подчеркивания: собственно подчеркивание (сплошной или пунктирной чертой) или печатание слова целиком прописными буквами. В рукописном тексте используется подчеркивание сплошной прямой или волнистой чертой.
Следует обратить внимание, что в печатном русском тексте выделение с помощью сплошных прописных букв, как правило, не применяется. Что касается курсива, то он используется значительно реже, чем, скажем, в английской графике, и чаще всего заменяется кавычками. С общелингвистической точки зрения весьма любопытен факт, что в сплошном курсивном тексте в качестве средства выделения нередко используется прямой шрифт (устав).
2.2.3. Знаки препинания.
3. Охарактеризуем употребительные в русском письме знаки препинания с различных точек зрения. Начнем с простого списка этих знаков: . (точка); , (запятая); ... (многоточие); : (двоеточие); ; (точка с запятой); - (дефис); - (тире); ! (восклицательный знак); ? (вопросительный знак); „ " и « » (кавычки); ( ) и [ ] (скобки); / (косая линейка). Как мы увидим далее, одни и те же с формальной стороны знаки функционально используются нередко (как, впрочем, и в других европейских письменностях) в совершенно различной роли. Поэтому при функциональной классификации знаков препинания нам придется неоднократно обращаться к внешне одним и тем же знакам.
3.1. Знаки препинания, используемые только в ограничительной функции.
3.1.1. Конечные знаки, употребляемые в конце предложения. Сюда относятся четыре знака.
Точка ставится в конце обычного повествовательного предложения: Я приближался к месту моего назначения. Ее можно считать нейтральным знаком.
Предложение может, однако, выражать и какую-то модальность, например, приказание или вопрос. В первом случае обычно ставится восклицательный знак: Эм, берегись, под лесами не балуй! Во втором - вопросительный: Ну что ж, Онегин? Ты зеваешь ?
Но восклицательный знак употребляется и для другой цели -для выражения в предложении дополнительной экспрессии, эмфазы: Очень жаль! Для той же цели употребляется и многоточие, но оно обозначает меньшую степень экспрессивности: Очень жаль...
3.1.2. Внутренние знаки. Они употребляются внутри предложения для того, чтобы обозначить взаимное отношение его частей. Таких знаков четыре (,;:-).
3.1.2.1. Внутренние знаки, обозначающие отношения простых предложений внутри сложного.
Функция запятой наиболее обща. Точка с запятой - это «усиленная запятая», она употребляется для разделения частей сложносочиненного предложения. Двоеточие употребляется в предложениях, которые грамматически являются сложносочиненными, а семантически сложноподчиненными: Не нагнать тебе бешеной тройки: кони сыты, и крепки, и бойки (= потому что кони сыты...). К ней Онегин подошел и молвил: «Вы ко мне писали...» ( = молвил, что она к нему писала...).
Тире соответствует точке с запятой, но обозначает еще большую экспрессию:
Хотел рисовать, кисти выпадали из рук.
Хотел рисовать; кисти выпадали из рук.
Хотел рисовать - кисти выпадали из рук.
Оно может соответствовать - и тоже со значением большей экспрессии - двоеточию. Но их употребление, кроме того, позиционно обусловлено. Двоеточие употребляется так: главное предложение: придаточное предложение. А тире так: придаточное предложение - главное предложение. Щепки летят: лес рубят (потому что лес рубят). Лес рубят - щепки летят. <…>
3.1.2.2. Внутренние знаки, обозначающие отношения частей простого предложения. Запятая и здесь употребляется наиболее часто, и подробно говорить о ее употреблении мы не будем. Остановимся на двух важных случаях употребления внутренних знаков: при перечислении и для предикации.
При перечислении могут встретиться два основных случая (N - слово, обозначающее класс, включающий n1, n2...): N: n1, n 2. или n1, n2,.. - N. В обоих случаях запятые могут факультативно заменяться точкой с запятой, обычно в тех случаях, когда n - не одно слово, а несколько, особенно если внутри n в свою очередь есть запятая.
Единственным знаком предицирования является тире, заменяющее отсутствующую связку: Дуб - дерево.
3.1.3. Внутрисловные знаки. Это знаки (- и ...), употребляющиеся внутри сложного слова для того, чтобы обозначить его составные части (юго-запад, вот-вот), или внутри простого слова, чтобы подчеркнуть его строение (по-английски), а также между слогами слова при графическом обозначении медленного произношения (че-ло-век) или заминок в речи: ... Ва...ва...ва...ваше превосходительство, - шептал Попов. Сюда же следует отнести употребление дефиса как знака переноса.
3.2. Знаки препинания, используемые и в ограничительной, и в просодической функции.
3.2.1 Включающие знаки. Их четыре: двойная запятая (, М, ), двойное тире (- N -), скобки и кавычки.
Двойная запятая употребляется чаще всего для выделения вводного слова или сочетания слов: Он, конечно, знал... Он, ясное дело, знал... Двойное тире выделяет обычно вводное предложение: Он - все мы об этом знали - отправился на юг. Скобки мо-гут заменять и двойную запятую, и двойное тире в тех случаях, когда выделяется не одно слово: Он (ясное дело) знал. Он (все мы об этом знали) отправился на юг.
Кавычки и двойное тире могут быть также знаками цитации, т.е. использоваться при изложении чужой речи: Он сказал: «Я сам». - Я сам, - сказал он. Употребление в этой функции двойного тире специфично для русского языка, - во всяком случае, встречается в русской графике более часто, чем в других европейских письменностях. Кроме того, кавычки употребляются как своего рода знак иронии, точнее знак того, что данное слово или сочетание слов употребляется не в прямом значении: Этот «герой» сразу убежал.
Кавычки употребляются иногда также для выделения имен собственных. Этот случай достаточно хорошо известен.
3.2.2. Знаки опущения: Их пять (-. ... . - /).
Тире с точкой и многоточие употребляются в конце предложения для обозначения его незавершенности, причем многоточие употребляется значительно чаще: А он ... А он - . Кроме того, многоточие в начале или середине предложения обозначает, что какая-то его часть опущена.
Точка употребляется при сокращении слова: т. Петров, гл. бухгалтер. Тире - при сокращении слова в тех случаях, когда сохраняется не только его начало, но и конец (а середина опускается): биб-ка (= библиотека). Косая линейка употребляется в отдельных случаях при сокращении слов или словосочетаний с внутренним подчинением: п/о ( ~ почтовое отделение), д/т (=дом творчества).
В связи со знаками опущения отметим следующие особенности русской графики. Во-первых, в русском письме многоточие в конце предложения не требует после себя еще точки, как в английском. Во-вторых, тире, требующее в русском письме точку, в английском ее не требует. Кстати, оно вообще гораздо более типично (как знак опущения) для английского текста, чем для русского. Далее, тире не употребляется внутри слова (в этой функции возможны только точка и дефис). В современном русском письме не употребляется апостроф. Наконец, в некоторых европейских письменностях в функции знака опущения иногда используется специальный знак - несколько тире - - -. Этот знак в русской графике не принят.
4. В заключение дадим таблицу. В ней слева напечатаны графемы «алфавита» русских знаков препинания, а справа - важнейшие функции этих графем, взятых изолированно и в составе графических сочетаний.

Из этой таблицы видно, что «алфавит» знаков препинания никак не показывает их реальных функций в тексте. Точно так же, как буква может обозначать разные звуки и наоборот, знак препинания может употребляться для принципиально различных целей или быть полностью синонимичным другому знаку.
5. Выше мы перечислили лишь наиболее существенные функциональные особенности употребления знаков препинания, не зависящие от индивидуальных особенностей предложения и его членов. Тем более мы не затрагивали стилистических особенностей употребления знаков препинания, специфичных для отдельных авторов, литературных школ, направлений и целых периодов. Вопросы, связанные со стилистикой письменной речи, нуждаются в специальном теоретическом анализе. Едва ли не первым в нашей науке заговорил о необходимости такого анализа В.В. Виноградов, выдвинувший еще в 1930 г. замечательную идею о двух аспектах письменного текста: о «формах литературной сигнализации», выступающих в качестве опоры - мы сказали бы теперь - «ориентировочной основы» - для «форм говорения», с одной стороны, и о языке как «символической системе письменного выражения», обеспечивающей лишь условное, внутреннеречевое «эмоциональное интонирование» [6, стр. 34-35]. Однако до сих пор способы конкретного графического воплощения этих двух функций письменного текста не получили серьезного научного освещения.
Можно надеяться, что предлагаемая система может послужить известной базой для движения и в этом направлении.

Литература
1. Николаева Т.М. Письменная речь и ее изучение. «Вопросы языкознания», 1961, № 3.
2. Леонтьев А.А. Некоторые вопросы лингвистической теории письма. «Вопросы общего языкознания», М., 1964.
3. Трубецкой Н.С. Основы фонологии. М., 1960.
4. Абакумов С.И. Современный русский литературный язык. М., 1942.
5.  Глисон Г.  Введение в дескриптивную лингвистику.  М., 1950.
6. Виноградов В.В. О художественной прозе. М. - Л., 1930.

Текст 8
М. М. Бахтин. «К методологии литературоведения»

[Из сборника « Контекст- 1974. Литературно-теоретические исследования». Издательство «Наука». М., 1975 г., стр. 203-206].

Автор литературного произведения присутствует только в целом произведении, и его нет ни в одном выделенном моменте этого целого, менее же всего в оторванном от целого содержании его. Он находится в том невыделимом моменте его, где содержание и форма неразрывно сливаются. Литературоведение сплошь и рядом ищет автора в выделенном из целого содержании, которое легко позволяет отождествить его с автором - человеком определенного времени, определенной биографии и определенного мировоззрения. При этом «образ автора» почти сливается с образом реального человека.
Подлинный автор не может стать образом, ибо он создатель всякого образа, всего образного в произведении. Поэтому так называемый «образ автора» может быть только одним из образов данного произведения (правда, образом особого рода). Художник часто изображает себя в картине, пишет и свой автопортрет. Но в автопортрете мы не видим автора как такового (его нельзя видеть), во всяком случае не больше, чем в любом другом произведении автора; больше всего он раскрывается в лучших картинах данного автора. Автор - создающий - не может быть создан в той сфере, в которой он сам является создателем. Это natura naturans, а не natura naturata. Творца мы видим только в его творении, но никак не вне его.
Автор, создавая свое произведение, не предназначает его для литературоведа и не предполагает специфического литературоведческого понимания, не стремится создать коллектива литературоведов...
Современные литературоведы (структуралисты в большинстве своем) обычно определяют имманентного произведению слушателя как всепонимающего, идеального слушателя; именно та-кой постулируется в произведении. Это, конечно, не эмпирический слушатель и не психологическое представление, образ слушателя в душе автора. Это - абстрактное идеальное образование. Ему противостоит такой же абстрактный идеальный автор.
При таком понимании, в сущности, идеальный слушатель является зеркальным  отражением автора, дублирующим его. Он не может внести ничего своего, ничего нового в идеально понятое произведение и в идеально полный замысел автора. Он в том же
времени и пространстве, что и сам автор, точнее, он, как и автор, вне времени и пространства (как и всякое абстрактное идеальное образование), поэтому он и не может быть другим (или чужим) для автора, не может иметь никакого избытка, определяемого
другостью. Между автором и таким слушателем не может быть никакого взаимодействия, никаких активных драматических отношений, ведь это не голоса, а равные себе и друг другу абстрактные понятия. Здесь возможны только механические или  математизированные,  пустые тавтологические абстракции.  Здесь нет ни грана персонификации.
Познание вещи и познание личности. Их необходимо охарактеризовать как пределы: чистая мертвая вещь, имеющая только внешность, существующая только для другого и могущая быть раскрытой вся сплошь и до конца односторонним актом этого другого (познающего). Такая вещь, лишенная собственного неотчуждаемого и непотребляемого нутра, может быть только предметом практической заинтересованности. Второй предел - мысль о личности в присутствии самой личности, вопрошание, диалог. Здесь необходимо свободное самооткровение личности.  Здесь есть внутреннее ядро, которое нельзя поглотить, потребить (здесь сохраняется всегда дистанция), - ядро, в отношении которого возможно только чистое бескорыстие; открываясь для другого, оно всегда остается и для себя. Вопрос задается здесь познающим не себе самому и не третьему в присутствии мертвой вещи, а самому познаваемому. Критерий здесь не точность познания, а глубина проникновения. Познание здесь направлено на индивидуальное. Это область открытий, откровений, узнаний, сообщений. Здесь важна и тайна, и ложь (а не ошибка).
Двусторонний акт познания-проникновения очень сложен. Активность познающего сочетается с активностью открывающегося (диалогичность); умение познать - с умением выразить себя. Мы имеем здесь дело с выражением и познанием (пониманием) выражения, со сложной диалектикой внешнего и внутреннего. Личность имеет не только среду и окружение, но и собственный кругозор. Кругозор познающего взаимодействует с кругозором познаваемого. Здесь «я» существую для другого и с помощью другого. История конкретного самосознания немыслима без роли в ней другого, без отражения себя в другом.
Конкретные проблемы литературоведения и искусствоведения связаны с взаимоотношением окружения и кругозора «я» и другого. Проникновение в другого (слияние с ним) сочетается с сохранением дистанции (своего места), обеспечивающей избыток познания. Это относится и к выражению личности и к выражению коллективов, народов, эпох, самой истории с их кругозорами и окружением. Предмет гуманитарных наук - выразительное и говорящее бытие. Это бытие никогда не совпадает с самим собою и потому неисчерпаемо в своем смысле и значении.
Точность, ее значение и границы. Точность предполагает совпадение вещи с самой собой. Точность нужна для практического овладения. Самораскрывающееся бытие не может быть вынуждено и связано. Оно свободно и потому не представляет никаких гарантий...
Итак, два предела мысли и практики (поступка) или два типа отношения (вещь и личность). Чем глубже личность, т.е. ближе к личностному пределу, тем неприложимее генерализующие методы; генерализация и формализация стирают границы между гением и бездарностью.
Пределом точности в естественных науках является идентификация (а = а). В литературоведении точность - преодоление чуждости чужого без превращения его в чисто свое (подмены всякого рода, модернизация, неузнание чужого и т.п.). Важнее всего здесь глубина - необходимость добраться, углубиться до творческого ядра личности, в котором она продолжает жить, то есть бессмертна.
Точные науки - это монологическая форма знания; интеллект созерцает вещь и высказывается о ней. Здесь только один субъект - познающий (созерцающий) и говорящий (высказывающийся). Ему противостоит только безгласная вещь. Любой объект знания (в том числе человек) может быть воспринят и познан как вещь. Но субъект (личность) как таковой не может восприниматься и изучаться как вещь, ибо как субъект, он не может, оставаясь субъектом, быть безгласным, следовательно, познание его может быть только диалогическим.
Существуют разные виды активности познавательной деятельности: активность познающего безгласную вещь и активность познающего другого субъекта, т.е. диалогическая активность познающего, которая встречает диалогическую активность познаваемого субъекта. Диалогическое познание есть встреча. <...>

Текст 9.
Фрагменты выпускной квалификационной работы
«Трудности восприятия и понимания иностранцами текста
произведения "Слово о полку Игореве" в переводе
на современный русский язык»

ВВЕДЕНИЕ

Предметом настоящей квалификационной работы является произведение древнерусской литературы «Слово о полку Игореве», о котором великий русский поэт А.С. Пушкин писал, что большинство поэтов восемнадцатого века «не имели все вместе столько поэзии, сколько находится оной в плаче Ярославны» /Слово, 1990, с. 352/. Уже два века это произведение в той или иной форме доступно для русских читателей, его изучают в российских средних школах.
Для иностранцев, которые приобрели опыт чтения художественной литературы на русском языке, «Слово о полку Игореве» особенно интересно по многим причинам. Во-первых, это произведение представляет неизвестную для большинства иностранных читателей, но очень богатую древнерусскую литературу. Во-вторых, «Слово» рассказывает о мало известных иностранцам событиях Древней Руси. В-третьих, оно, как замечательно сказал Пушкин, выражает дух российской древности /Слово, 1990, с. 352/. В-четвертых, «Слово о полку Игореве повлияло на творчество многих писателей и поэтов, в том числе А.С. Пушкина. В-пятых, чтение такого произведения по-русски свидетельствует о высоком уровне владения русским языком. Наконец, для студентов-филологов изучение этого произведения является частью профессиональной подготовки.
Однако, как отмечает А.С. Пушкин /Слово, 1990, с. 351/, понять «Слово о полку Игореве» нелегко даже носителям русского языка. Тем более, много трудностей оно вызывает у иностранца, даже если он уже имеет опыт чтения художественной литературы на русском языке. Этим обусловлена актуальность настоящей работы.
Основная цель исследования состоит в том, чтобы определить, какие стороны текста «Слова о полку Игореве» в переводе на современный русский язык вызывают трудности у иностранного читателя и какой должна быть его подготовка для того, что-, бы он мог преодолеть эти трудности.
Для достижения этой цели нужно решить следующие задачи:
1. Изучить лингвистическую, литературоведческую и методическую литературу по теме исследования;
2. Исследовать критерии готовности к чтению художественной литературы на иностранном языке и типы трудностей, которые могут возникать при ее изучении;
3. Проанализировать трудности восприятия и понимания для иностранца «Слова о полку Игореве» в переводе на современный русский язык;
4. Определить необходимые знания, навыки и умения, которые требуются иностранному читателю для понимания современных переводов «Слова».
В качестве методов исследования были использованы систематизация и обобщение данных, представленных в научных трудах, лингвостилистический анализ текста, статистический анализ единиц текста, сравнительно-исторический анализ единиц современного русского и древнерусского языков, интроспекция.
Материалом для настоящей работы послужили переводы произведения «Слова о полку Игореве», выполненные Д.С. Лихачевым/Лихачев, 1975; Слово, 1990/.
Новизна работы состоит в попытке автора, опираясь на исследования по теории текста, по обучению чтению художественных текстов и по поэтике «Слова о полку Игореве», провести самостоятельное исследование трудностей, которые представляет понимание текста «Слова о полку Игореве» в переводе на русский язык для иностранных читателей.
Практическая значимость работы заключается в том, что выводы исследования могут быть использованы для составления словаря, комментариев и заданий для иностранных учащихся к современному переводу «Слова о полку Игореве», при том что в настоящем исследовании эти задачи не ставились.
Структура и содержание работы. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии и приложения. В первой главе соискателем обобщены исследования признаков текста вообще и художественного текста в особенности, его понимания читателями, критериев готовности к чтению художественного текста, трудностей, которые возникают при чтении литературных произведений на иностранном языке. Все эти сведения применяются для анализа современного перевода «Слова о полку Игореве» во второй главе работы. В приложении систематизированы лексические трудности восприятия данного перевода с точки зрения иностранных читателей.

Выводы по первой главе
Анализ работ по теории текста и обучению чтению показывает следующее.
1. Существуют разные определения термина «текст», из сравнения которых можно сделать вывод, что письменный текст - это письменное речевое произведение, которое порождается автором с целью определенным образом повлиять на читателя, для чего автор выражает ту или иную информацию средствами языка.
2. Текст имеет следующие характеристики: прагматичность, континуум, интеграцию и завершенность, семантико-смысловую цельность, логико-смысловую структуру, информационную насыщенность, делимость (членимость), автосемантию частей, глубину (подтекст), последовательность, языковую реализацию смысловых отношений и др.
3. С точки зрения языковой реализации тексты отличаются друг от друга по стереотипности / специфичности использованной лексики; по отношению числа повторений слов к числу повторяющихся тематических слов; по равномерности / неравно-- мерности распределения слов в тексте; по употреблению разных частей речи; по соотношению простых / сложных / осложненных предложений и их типов; по длине предложений; по соотношению подчинительных связей / сочинительных связей (глубина предложений); по наличию / отсутствию средств межфразовой связи и их значению (спаянность текста).
4. Художественный текст характеризуется выражением идей-;      но-художественной концепции автора, полифонией (выражением разных точек зрения), особой глубиной подтекста, разнообразием типов повествования, ритмикой, рифмой, образностью (в том числе словесной), особым употреблением слов, важной ролью ?     повторов и номинаций и др. Особенности художественного текста определяются характеристиками художественного произведения, речевой основой которого он является.
5. Понимание художественного текста - сложный процесс, связанный с интерпретацией всего художественного произведения в целом, которая включает: восприятие речевых структур, осмысление выражаемого ими смысла, формулирование своего мнения о содержании и форме произведения.
6. Готовность к чтению художественного текста и к пониманию литературного произведения объединяет целый комплекс факторов. К ним относятся опыт чтения художественных произведений на родном и изучаемом языке, уровень владения языком, на котором написан текст, и знание культуры народа-носителя этого языка.
7. Различие между сложностью понимания художественного текста и уровнем готовности читателей вызывает у них различные  трудности  при  чтении,   структурно-смысловые,   лексические, грамматические, лингвостилистические, страноведческие и др.

Выводы по второй главе
Анализ перевода «Слова о полку Игореве», сделанного Д.С. Лихачевым, показал следующее.
1. У иностранного читателя могут вызывать трудности понимания следующие особенности данного текста:
- сложность композиции;
- изображение многочисленных исторических событий;
- сложность художественных образов;
- использование книжно-ораторских приемов, характерных для древнерусской литературы;
- словесная образность, характерная для устного народного творчества древнерусского периода;
- использование терминологии феодального периода;
- насыщенность текста древнерусскими именами, именами древних русских богов, мало известными для иностранцев топонимами;
- широкое использование инфинитивных предложений и деепричастий;
- большая длина отдельных предложений;
- использование парцелляции.
2. Облегчают понимание следующие факторы:
- наличие объяснительного перевода, выполненного Д.С. Лихачевым;
- использование прямой речи;
- прямое выражение мнений, оценок и призывов;
- преобладание современных грамматических структур;
- использование современных предлогов и союзов;
- преобладание сочинительных и бессоюзных связей над подчинительными;
- преобладание форм изъявительного наклонения;
- использование доступных иностранцам средств связности (кроме парцелляции);
- обозначение действий в основном при помощи глаголов (а не существительных).
3. Особую роль играют лексические трудности, которые в переводе охватывают примерно 15% словоупотреблений. Эти трудности вызваны следующими причинами:
- 313 слов (не считая имен собственных) не входят в пассивный и в потенциальный словарь иностранца, пассивный запас которого составляет примерно 3500 наиболее употребительных слов русского языка;
- 46 слов требуют дополнительной семантизации по причине
своей многозначности или существования близких по значению слов;
- 80 слов являются стилистически трудными: устаревшие слова; слова, изменившие свое значение в современном русском языке; политическая терминология 12 в.; фольклорные слова-образы; книжно-письменные слова 12 в.; употребление слов, характерное для фольклора; слова, которые в современном языке являются стилистически маркированными;
- 39 слов вызывают лингвострановедческие трудности, которые связаны: с общественно-политическими отношениями в древней Руси; с названиями предметов, которые производились на Руси в 12 в., с русской природой и особенностями ее роли в жизни людей; со строительством; с религиозными верованиями; с денежными отношениями; а также этнонимы, ономастика и топонимика;
- для правильного понимания 5 слов нужно иметь специальные литературоведческие знания.
4. Таким образом, для понимания перевода «Слова о полку Игореве» иностранным читателям необходимо иметь сформированные навыки и умения, необходимые для чтения художественной литературы на русском языке и, кроме прочего, нужно знать:
- географию Руси;
- исторические события, описанные в произведении;
- особенности феодального строя в Древней Руси;
- русские княжества, города, указанные в произведении, и их важность в Древней Руси;
- биографии упомянутых князей и их родословные;
- отношения Руси с зарубежными народами в 12 в.;
- особенности жанров русского устного народного творчества и древнерусской литературы, отраженные в тексте перевода;
- образную символику русского устного народного творчества, использованную в переводе;
- употребленную в тексте общественно-политическую, военную, сельскохозяйственную и пр. терминологию, обороты речи изначения слов 12 в.;
- отношение лексики, употребленной в переводе, к стилистическим нормам в современном русском языке;
- древнерусскую ономастику;
- имена древнерусских богов;
- древнерусскую топонимику;
- этнонимы, встречающиеся в переводе;
- строение и правила использования инфинитивных предложений;
- назначение парцелляции.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Настоящая квалификационная работа посвящена трудностям, с которыми могут столкнуться иностранцы, владеющие русским языком, при чтении произведения «Слово о полку Игореве» в переводе на современный русский язык. Был проведен лингвостилистический и статистический анализ перевода этого произведения, выполненного Д.С. Лихачевым /Лихачев, 1975; Слово, 1990/ с применением также элементов сравнительно-исторического анализа современного и древнерусского языков с целью определить, что именно в современном тексте может вызвать трудности понимания у иностранца и что он должен знать для их преодоления. При этом мы опирались также на собственный опыт (опыт китайца) изучения данного произведения.
Проведенное исследование показывает, что текст вообще, а текст художественного произведения в особенности представляет собой сложное целое, которое обладает рядом характерных сторон: идейно-художественной концепцией, целевой заданностью, информативной насыщенностью, подтекстом, полифонией точек зрения, сменой форм повествования, связностью, особенностями речевой реализации и др.
Понимание художественного произведения - это сложный речемыслительный процесс, который содержит три фазы: восприятие текста, понимание произведения и формулирование своего мнения о его содержательных и художественных особенностях.
Готовность читателя к пониманию произведений художественной литературы на иностранном языке состоит в возможности понять его идейные и художественные особенности, включая особенности языкового выражения. Она обусловлена многочисленными факторами, такими, как уровень владения иностранным языком, опыт чтения произведений на данном языке, знание культуры носителей изучаемого языка, жизненный и культурный опыт читателя, его эмоциональность, память, воображение и т.п.
Разница между сложностью художественного произведения и уровнем готовности к его пониманию приводит к возникновению различных трудностей при чтении художественного текста: структурно-смысловых, лексических, грамматических, лингвостилистических, страноведческих.
Анализ перевода «Слова о полку Игореве» на современный русский язык, сделанного Д.С. Лихачевым /Слово, 1990/, показывает, что перевод содержит разные по трудности объекты пони-мания, при этом трудные стороны преобладают. К ним относятся композиция произведения, насыщенность упоминаниями событий русской истории, исторических лиц, географических объектов, древнерусских богов и т.п., особенности образного строя произведения, переплетение в нем фольклорных и книжно-письменных черт, большое число инфинитивных предложений, парцелляция, значительное количество лексических трудностей (около 15% словоупотреблений): присутствие в тексте перевода низкочастотных и устаревших слов, фольклорных слов-образов, страноведчески трудных слов, политической, военной, сельскохозяйственной и пр. терминологии 12 в., топонимики, устаревшей ономастики, этнонимов и др.
Относительно легкими для понимания являются прямое выражение мнений, оценок, призывов, четкое разделение авторской речи и прямой речи персонажей, преобладание современных грамматических структур и служебных слов, двусоставных предложений, сочинительной и бессоюзной связи, форм изъявительного наклонения, обозначение действий в основном при помощи глаголов, преобладание доступных для иностранцев средств межфразовой связи.
В результате исследования был сделан вывод, что готовность иностранца к чтению современного перевода «Слова о полку Игореве» должна, кроме прочего, включать литературоведческие, историко-культурные, географические знания, общие сведения о древнерусских религиозных верованиях, знание фольклорной образной символики, устаревших слов, употребленных в переводе, и слов, использованных в значении, принятом в 12 в., отношения лексики, употребленной в переводе, к стилистическим нормам в современном русском языке, топонимики и древнерусской ономастики, встречающихся в произведении, и т.п.
Выводы, сделанные в работе, могут быть использованы для составления пособий и словарей для иностранцев, изучающих «Слово о полку Игореве» в переводе на современный русский язык. Однако решение этих вопросов выходит за рамки настоящего исследования.

ИСТОЧНИКИ МАТЕРИАЛА
1. Лихачев Д.С. Слово о полку Игореве: С переводом и комментарием. М.: Детская литература, 1975. 221 с.

Текст 10.
Кевин Райн. «Ван Хелсинг» (фрагмент)
Вальдман обратился к собравшимся.
- Будучи моим студентом с первого курса, Виктор отличился и в хирургии, и как мой личный помощник в области медицинских исследований. Его научные труды часто публиковались и в мюнхенском «Медицинском обозрении», и в парижском издании журнала «Хирургия». Сегодня он представит вам результаты своих собственных изысканий, и, хотя до сих пор они содержались в строжайшей тайне, я уверен, что вам будет чрезвычайно интересно услышать о них.
Учитель повернулся к ученику и прошептал:
- Теперь они полностью в вашем распоряжении, Виктор.
Франкенштейн снова кивнул и поднялся на кафедру, в то время как профессор шагнул в сторону, уступая ему место. Осмотрев собравшихся беглым взглядом, Виктор немного успокоился, заметив, как на заднем ряду в этот момент устраивались Элизабет и Генри. Он снова подзарядился от них энергией, после чего начал:
- Достопочтенные гости, я счастлив приветствовать вас...
Он заговорил и с каждой минутой ощущал, как растет его уверенность в себе и своих силах. Да, его труд был весьма важен для развития науки, и сегодня он сумеет доказать это всем присутствующим.
- Мне очень приятно видеть столько известных лиц во всех областях медицины. Я имею в виду хирургию, болезни внутренних органов, ортопедию и неврологию. Со всей скромностью попытаюсь убедить вас в том, что моя работа заинтересует каждого, равно как и будет иметь серьезные и важные последствия в любой области изучения медицины. Почти две с половиной тысячи лет назад, - продолжал Виктор, - Гиппократ навсегда изменил само понятие медицины тем, что сумел доказать следующее: не существует сверхъестественных причин, вызывающих болезни. Все они имеют естественные, природные предпосылки. Через несколько столетий Гален развил первую теорию медицины, основанную на принципах научного эксперимента. С тех пор минули века, в течение которых люди стали все чаще прибегать к опытам для того, чтобы понять естественные причины, вызывающие болезни. Совсем недавно, например, Луи Пастер открыл микроскопический мир бактерий. Мы продолжаем узнавать много нового в области анатомии, и о нашем организме в целом, и о его сложной организации. Сегодня методы лечения людей, равно как и техника хирургических операций совершенствуются с такой скоростью, которая изумила бы Гиппократа. Более того, за последние сто лет мы узнали о медицине больше, чем за предыдущие почти два тысячелетия. И сейчас, находясь на пороге двадцатого века, мы стоим также на грани свершения величайших открытий.
Тем не менее в мире еще остаются нераскрытыми значительные тайны. Каждый из нас может припомнить случаи, которые не поддаются разумному логическому объяснению. К примеру, мы наблюдали идентичных пациентов, страдающих одинаковыми заболеваниями, и тем не менее кто-то из них выживал, а кто-то -нет. Почему, скажите мне, иногда случается так, что молодой человек погибает от пневмонии, в то время как старик успешно справляется с болезнью и выздоравливает? Что же это за силы, которые помогают телу выживать? Или, напротив, ускоряют приближение смерти? Почему одни пациенты исцеляются быстрей, чем другие, а некоторые гибнут почти сразу же после начала болезни?
- Господь Бог, - произнес кто-то из присутствующих, причем настолько громко, что кое-кто даже засмеялся.
Виктор улыбнулся. Он был готов к подобной реакции.
- Да, возможно и то, что Господь Бог имеет свой план для каждого из нас и именно он предрешает, кто и когда из нас умрет. Но верно и то, что Бог позволяет нам вмешиваться в его планы при помощи медицинской науки и спасать жизни людей. И если это так, то целители действительно выполняют некоторую работу и за Создателя.
Смех в аудитории смолк. Виктор выждал несколько секунд, внимательно вглядываясь в лица коллег. Он почувствовал, что они уже достаточно подготовлены к тому, что должны были сейчас услышать:
- Итак, я представляю на ваше рассмотрение ту самую силу, которая лежит в основе всей нашей работы... силу, до сих пор невидимую... силу жизни.
В аудитории стало совсем тихо, слушатели сосредоточились, кое-кто из них даже подался вперед от напряжения.
- Мы и раньше знали кое-что о роли электричества в человеческом теле. Более века назад родились такие области науки, как химическая гальванизация и электробиология. Это произошло после того, как Луиджи Гальвани заставил лапку умерщвленной лягушки дергаться под влиянием электричества. В моей работе высказывается предположение о существовании силы, лежащей в основе электрических импульсов. Я назвал ее жизненной силой, или силой жизни, если вам угодно. Я также выношу на ваше рассмотрение теорию о том, что данной силой можно манипулировать, а также сосредотачивать ее при помощи электричества и магнетизма. Другими словами, сила жизни может быть использована в совершенствовании методов лечения самых разных заболеваний и ускорять процесс исцеления.
В тот же момент собравшиеся начали вслух делиться впечатлениями об услышанном с соседями, отчего в аудитории стало шумно. Виктор различил в этом ропоте возгласы недоверия, пренебрежения и даже негодования.
- Прошу вас, господа, успокойтесь! - раздался громкий голос профессора Вальдмана, после чего разговоры немного стихли.
- Я отдаю себе отчет в том. что все мои предположения революционны, - продолжал Виктор. - Но, если посмотреть на них с другой точки зрения, разве не так же революционна была когда-то работа Пастера? Он сумел познакомить нас с невидимым ми-ром микроорганизмов. Неужели вам так трудно представить себе, что в мире существует еще много всего непознанного?
- Так что же именно вы хотите нам доказать? Не будете ли вы утверждать, что якобы в мире существует некий луч, способный исцелить сломанную ногу, помочь ране затянуться и очистить тело от заразной болезни?! - выкрикнул кто-то из аудитории.
- Здесь нет никаких чудес. и то, что я открыл, имеет к волшебству такое же отношение, как. скажем, изобретение пороха, -парировал Виктор.
- И что же случится с известной лягушачьей лапкой Гальвани, если вы примените к ней достаточное количество своей «жизненной силы»? Неужели вы постараетесь убедить нас в том. что она запрыгает на столе, а потом и вовсе умчится прочь? - пробасил еще один известный медик.
- Теоретически да, именно так все и произойдет, - без секунды колебания ответил Виктор. - Но вот что я хочу добавить...
Реакция ученых мужей последовала незамедлительно. Половина присутствующих начала выкрикивать унизительные слова в адрес лектора, другие разразились неистовым смехом. Виктор почувствовал, как заполыхали его щеки. Ему даже показалось, что в этот момент температура его тела подскочила градусов на десять, не меньше.
- Богохульник! - взвизгнул кто-то.
- Нет, это не богохульство! - неожиданно для себя прогремел Виктор. - Это наука!
Собравшиеся снова затихли, но через несколько секунд шум в аудитории опять усилился. Профессор Вальдман несколько раз призвал коллег к спокойствию, и порядок в зале в конце концов все же был восстановлен.
Когда в аудитории снова стало тихо, Виктор заговорил:
- Я хорошо понимаю, что все предложенное мной кажется вам сверхъестественным, но нижайше прошу всех внимательно прочитать содержимое папок, которые сейчас находятся перед каждым из вас. На этих листах вы найдете отчеты о проделанной мной работе и описания наиболее важных опытов для развития науки.
Виктор в надежде посмотрел на выражение лиц присутствующих, но не нашел в их глазах никакого интереса к сказанному им только что. Итак, его заявление с просьбой о назначении ему стипендии вряд ли будет принято в ближайшие недели. Франкенштейн уже понимал, каков будет ответ и приговор собравшихся. Виктор осознал, что сегодня потерпел полное фиаско. Итак, его работа не принята учеными. Он неудачник... И, что самое ужасное, он не сумел оправдать надежд Элизабет. Тем не менее, он гордо вскинул голову, в последний раз взглянул на приглашенных и заявил:

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел языкознание