Есперсен О. Философия грамматики

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава XXII

КЛАССИФИКАЦИЯ ВЫСКАЗЫВАНИЙ

Que donnee nous fut parole
?ia faire nos voloirs entendre,
Por enseignier et por aprendre.
ROMAN DE LA ROSE.

Сколько разрядов? Вопросы. Предложение.

СКОЛЬКО РАЗРЯДОВ?

Бругман (Verschiedenheiten der Satzgestaltung nach Ma?gabe der seelischen Grundfunktionen, Sachs. Ges . d . Wiss ., 1918) дал подробную классификацию предложений или высказываний, состоящую из следующих главных разрядов, многие из которых включают до 11 подразрядов: 1) восклицание, 2) желание, 3) призыв (Aufforderung), 4) уступка, 5) угроза, 6) отказ ( Abwehr und Abweisung ), 7) заявление о воображаемой реальности, 8) вопрос . В трактовке этих разрядов чисто логические соображения часто перекрещиваются с соображениями исторического характера, а поэтому трудно понять основной принцип построения всей классификации; трудно также понять, куда относятся такие простые высказывания, как Не is rich „Он богат“. Однако подобные критические замечания не мешают признать, что в книге Бругмана много ценного: это — одна из последних работ маститого специалиста по сравнительному языковедению. Прежняя классификация значительно яснее: 1) утверждения, 2) вопросы, 3) желания, 4) восклицания (см., например, „Грамматику“ Зонненшейна). Но и эта классификация имеет уязвимые места для критики: граница между (3) и (4) не ясна: почему God save the King „Боже, спаси короля“ и Long may he reign „Да будет он править долго“ исключаются из восклицаний и почему эти последние ограничены такими предложениями, которые „вводятся восклицательными местоимениями, прилагательными и наречиями“ типа what и how?

Другое возражение против классификации Зонненшейна заключается в том, что она является, как он сам отмечает, классификацией „предложений“, т. е. таких высказываний, которые содержат глагол в личной форме. Однако совершенно очевидно, что высказывания типа What fun ! „Как забавно!“, How odd ! „Как странно!“ или Hurrah ! „Ура!“ являются в той же мере „восклицаниями“, как и восклицания, упомянутые выше. Waiter, another bottle!

„Официант, еще бутылку!“ нельзя отделить от „желаний“, содержащих повелительную форму; к утверждениям же надо отнести и „именные“ предложения, рассмотренные выше (стр. 137). К этому можно добавить, что термин „желание“ не очень подходит, если мы хотим включить в это понятие „приказания, просьбы, волеизъявления“ и т.п. и в то же время исключить такие случаи, как I want a cigar „Я хочу сигару“, Will you give me a light, please „Дайте мне огня, пожалуйста“ и т. п. По содержанию это желания, которые следует поместить в один разряд с повелительным предложением Give me „Дайте мне“, хотя по форме они представляют собой „утверждения“ и „вопросы“. Таким образом, очевидно, что приведенная классификация порочна, потому что она не является ни откровенно логической, ни откровенно синтаксической, а колеблется между той и другой: оба подхода важны, но их следует строго разграничивать в этой, как и в других областях грамматической теории.

Если же теперь попытаться наметить чисто логическую классификацию высказываний без учета их грамматической формы, то представляется естественным разделить их на два основных разряда, в зависимости оттого, желает говорящий воздействовать своим высказыванием на волю слушателя или нет. В первый разряд надо включить не только обычные утверждения и восклицания, но и такие желания, как God save the King и т. п. Для этого разряда, конечно, несущественно, слышит ли кто-нибудь говорящего или нет; высказывание типа What a nuisance! не изменится, будет ли оно сказано в разговоре с самим собой или обращено к другому лицу.

Во втором разряде цель высказывания — воздействовать на волю слушателя, то есть побудить его что-то сделать. Здесь есть два подразряда: просьбы и вопросы. Просьбы объединяют большое количество высказываний различной конструкции: с глаголом в форме повелительного наклонения, безглагольные выражения (Another bottle!, Two third Brighton, A horse, a horse!, One minute, Hats off), выражения, имеющие форму вопроса (Will you pack at once!), и выражения, имеющие форму утверждения (You will pack at once), если ситуация и интонация показывают, что они эквивалентны приказаниям, и т. п. Просьбы могут быть разнообразными: от грубых приказаний, через ряд промежуточных ступеней (требования, предписания, увещевания, приглашения) до робкой и униженной мольбы.

ВОПРОСЫ

Вопрос является своего рода просьбой, а именно — просьбой сообщить что-то, дать необходимые сведения. Вопросы опять-таки могут быть разнообразными: от фактического приказания до вежливой просьбы; ответа можно требовать и можно униженно просить. О близости между обычными просьбами и вопросами свидетельствуют частые случаи присоединения вопроса к повелительному наклонению: Hand me that box, will you? Вопрос Well? „Hy?“ значит то же, что повелительное Go on! „Продолжайте!“ или Speak! „Говорите!“

Существует два типа вопросов. Did he say that? „Сказал ли он это?“ — пример первого типа, a What did he say? „Что он сказал?“ и Who said that? — примеры второго типа. Для этих двух типов предлагались самые различные термины: yes-or-no question „вопрос, требующий ответа ‘да' или ‘нет' “ или categorical question „категорический вопрос“ в отличие от pronominal question „местоименного вопроса“; sentence question „фразовый вопрос“ в отличие от word question „вопрос к слову“; totality question „вопрос ко всему высказыванию“ в отличие от detail question „вопрос о деталях“ или partial question „частичный вопрос“; Entscheidungsfrage „решающий вопрос“ в отличие от Ergдnzungsfrage „развивающий вопрос“ или Tatsachenfrage „вопрос о фактах“; Bestдtigungsfrage „вопрос, требующий подтверждения“ в отличие от Bestimmungsfrage „определяющий вопрос“. Норейн (Vеrt Sprеk, 5. 118 и сл.) рассматривает и подвергает критике указанные термины и в заключение предлагает свои собственные (шведские) термины; rogation в отличие от kvestion. Подобное различение терминов было бы неприемлемым для английского языка (и для французского), где слово question приходится употреблять в качестве общего термина для вопроса; кроме того, термины Норейна страдают еще одним серьезным недостатком: невозможно запомнить, какой из них обозначает первый, а какой — второй тип вопросов. Недвусмысленные термины легко найти, если мы вспомним, что в первом случае ставится под вопрос истинность нексуса: говорящий хочет разрешить свои сомнения по поводу того, правильно ли соединять данное конкретное подлежащее с данным конкретным сказуемым. Поэтому вопросы такого типа можно назвать „нексусными вопросами“ (nexus-questions). В другом типе вопросов мы имеем дело с неизвестным — совсем как в алгебраическом уравнении; поэтому для обозначения „неизвестного“ мы можем воспользоваться общепринятым знаком х, а для обозначения вопроса, направленного на установление „икса“, употреблять термин „иксовые вопросы“ (x-questions).

Иногда в одном уравнении может быть два неизвестных, например в разговорном вопросе Who shall sit where? „ Кто где будет сидеть?“ ( Однако I don't know which is which и Who's who? имеют другое значение ; фактически они означают : „Which (who) is one, and which (who) is the other?“).

Ответом на нексусный вопрос может быть „да“ или „нет“. Ответом на „иксовый вопрос“ может быть, в зависимости от обстоятельств, все что угодно, кроме „да“ или „нет“. Что касается интонации, то для нее существует общее правило: в нексусных вопросах она характеризуется подъемом, а в иксовых вопросах — падением в конце предложения. Однако встречаются и такие вопросы, которые в этих двух отношениях сходны с иксовыми вопросами, но по форме сближаются с нексусными. Если мы к вопросу Is it white? „Оно белое?“ добавим or black? „или черное?“, а к вопросу Do you drink sherry? „Вы пьете херес?“ добавим or port? „или портвейн?“, то получим разделительные (disjunctive) или альтернативные (alternative) вопросы, в которых подъем тона сосредоточен на первой части (как в простом вопросе), а добавленная часть (or white, or port) произносится с падающим тоном. Такие вопросы эквивалентны местоименным (иксовым) вопросам типа What colour is it? „ Какого это цвета ?“, Which do you drink, sherry or port? „Что вы пьете, херес или портвейн?“ Однако интересно отметить, что вопросы, на первый взгляд одинаковые, могут иметь различное значение в зависимости от различий в интонации; если sherry or port рассматривать как общий термин, обозначающий крепкие вина, то ответ на вопрос Do you drink (такие крепкие вина, как) sherry or port? естественно, будет „да“ или „нет“ (ср. О . Jesperse n, Lehrbuch der Phonetik, 15. 54). Вопросы с neither... nor „ни... ни“ (Have you neither seen nor heard it?) являются нексусными вопросами, так как neither... nor представляет собой отрицательное соответствие выражению both... and „и... и“, а не выражению either... or „или... или“.

Следует также упомянуть форму, которую я назвал „вопросами второй степени“ („Lehrbuch der Phonetik“, 15. 52). Один спрашивает другого; Is that true? „Это правильно?“, а тот вместо ответа повторяет: Is that true?, имея в виду: „Как вы можете это спрашивать?“ В подобном случае в большинстве языков употребляется та же форма, что и в косвенных вопросах: Om det er sandt?; Ob das wahr ist?; Si c'est vrai? , хотя эти предложения и отличаются от обычных косвенных вопросов гораздо более отчетливым подъемом вопросительного тона. Такую же форму я нашел у Кэкстона ( Caxto n, Reynard 21, подражание французской конструкции?): „Loue ye wel myes [mice]? Yf I loue hem wel, said the catt, I loue myes better than ony thing“. Однако обычно в английском языке форма вопроса в этом случае (инверсия без союза) не отличается от формы, употребляемой в прямых вопросах; я собрал большое количество примеров, начиная с самых ранних комедий до новейших романов. Поскольку повторение вопроса имеет в виду подчеркнуть, что сама постановка его была излишней, оно становится равносильным утверждению: Do I remember it? „Помню ли я это?“ = Certainly I remember it „Конечно, помню“; любопытно, что поэтому часто бывает безразлично, есть ли в вопросе отрицание или нет: Don't I remember it? „Не помню ли я это?“ также равносильно утверждению.

Вопросы, введенные вопросительным словом (иксовые вопросы), тоже могут быть повторены собеседником, и здесь в большинстве языков также употребляется форма косвенных вопросов: Was hast du getan? — Was ich getan habe? „Что ты сделал? — Что я сделал?“; Hvad har du gjort? — Hvad jeg har gjort? Во французском языке вопросительное предложение заменяется относительным: Се que j'ai fait? Чосер употреблял вставное that, как и в других предложениях: But wherefore that I speke al this? (Parlement of Foules, 17). Но со времени Шекспира в английском языке стало обычным просто повторять вопрос в неизменном виде (за исключением интонации: Where is it? — Where is it? taken from is, it is (Шекспир). — Изменение характера вопроса при „возведении его во вторую степень“ можно обнаружить также и по типу требуемого ответа: „What have you done?“ — „What have I done?“ — „Yes, that is what I wanted to know“ „Что вы сделали? — Что я сделал? — Да, я хотел это знать“. Вопросы этого типа, таким образом, всегда бывают нексусными.

Формальные средства, с помощью которых выражаются вопросы, следующие: 1) интонация; 2) специальные вопросительные слова — местоимения или частицы, например лат. num, энклитическое -ne (первоначально отрицательное слово), дат. mon (первоначально вспомогательный глагол), франц. ti („Language“, 358); в разговорном французском языке вопросительной частицей можно считать [esk q ]; 3) порядок слов.

Однако нужно заметить, что очень часто предложение, оформленное как вопрос, не выражает по содержанию вопроса, т. е. просьбы разрешить возникшее у говорящего сомнение. Кроме так называемых риторических вопросов, отчасти сохраняющих вопросительное содержание, здесь надо упомянуть выражения удивления: What! are you here? „Что!? Вы здесь?“; конечно, это говорится не с той целью, чтобы выяснить, находится ли здесь данное лицо. Сюда же относится Isn't he stupid! „Ну не глуп ли он!“; нем. Ist das unglaublich! В таких восклицаниях интонация меняется, поэтому нельзя сказать, что они полностью оформлены как вопросы. Это в еще большей мере справедливо по отношению к условным предложениям с тем же порядком слов, что в вопросах; такие предложения развились из вопросов: Had he been here, I should have given him a piece of my mind „Был бы он здесь, я бы сказал ему пару теплых слов“.

ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Определения „предложения“ слишком многочисленны и слишком разнородны, чтобы их можно было здесь все привести или подвергнуть критике . Если отвлечься от мнимых определений, в которых лингвистические термины употребляются с целью скрыть отсутствие ясной мысли, большинство определений исходят либо из формальных, либо из логических, либо из психологических соображений; в некоторых случаях авторы стремились примирить две или даже все три точки зрения. Однако, хотя, таким образом, в теории нет никакой согласованности, на практике грамматисты обычно проявляют больше единодушия; если предложить им на рассмотрение конкретную группу слов, они не будут сомневаться, следует ли признать ее подлинным предложением или нет.

По учению традиционной логики каждое предложение состоит из трех членов: субъекта, связки и предиката. При анализе каждого предложения (суждения) логики разбивают его на эти три компонента и таким образом получают неизменную схему, которая облегчает их действия. Однако даже в отношении их чисто интеллектуальных суждений эта схема является искусственной и надуманной; к огромному большинству тех повседневных предложений с большей или меньшей эмоциональной окраской, которые составляют главный предмет исследования для грамматиста, она совсем не приложима.

Теперь вместо старой „трехчленности“ обычно говорят о „двучленности“: в каждом предложении усматривают два компонента — подлежащее и сказуемое. В предложении The sun shines „Солнце светит“ the sun является подлежащим, a shines — сказуемым. Каждый из этих двух компонентов может быть сложным: в предложении The youngest brother of the boy whom we have just seen once told me a funny story about his sister in Ireland „Младший брат мальчика, которого мы только что видели, однажды рассказал мне забавную историю о своей сестре в Ирландии“ все слова до слова seen представляют собой подлежащее, а все остальные — сказуемое. Существуют различные мнения по вопросу о том, как возникает эта двучленность психологически: соединяются ли два представления (ideas), уже существующие раздельно в сознании говорящего, или же одно представление (Gesamtvorstellung) расчленяется в целях коммуникации на два частных представления. Однако этот вопрос мы можем не затрагивать. С другой стороны, важно иметь в виду, что два компонента предложения — подлежащее и сказуемое — представляют собой то же самое, что и два компонента нексуса — первичный компонент и аднекс; но, как мы уже видели, не всякий нексус образует предложение: предложение образует только независимый нексус.

Однако языковеды начинают все больше и больше признавать, что, кроме двучленных предложений упомянутого типа, существуют одночленные предложения. Они могут состоять из одного-единственного слова, например: Come! „Идите!“, или Splendid! „Восхитительно!“, или What? „Что?“, или из двух или большего количества слов, которые в таком случае не должны относиться друг к другу, как подлежащее к сказуемому, например: Come along! „ Идемте !“, A capital idea! „ Прекрасно !“, Poor little Ann! „Бедная Анечка!“, What fun! „Как забавно!“ Здесь следует всячески остерегаться ошибки, которую допустил даже такой грамматист, как Суит. Он говорит („New English Grammar“, § 452), что „с грамматической точки зрения эти сгущенные предложения едва ли вообще являются предложениями: скорее они представляют собой нечто промежуточное между словом и предложением“. Это утверждение основано на предпосылке, что слово и предложение не принадлежат к различным сферам, а являются двумя ступеньками одной лестницы; между тем однословное предложение есть в одно и то же время и слово , и предложение, подобно тому как однокомнатный домик с одной точки зрения будет комнатой, а с другой — домом, а не чем-то промежуточным между комнатой и домом.

Грамматист старого толка, конечно, будет возражать против этой теории одночленного предложения и будет склонен объяснять такие случаи при помощи своей панацеи — эллипсиса. В случае Come! он усмотрит подразумеваемое подлежащее you, а в случае Splendid! и A capital idea! — не только подлежащее (this), но и глагол (is). Таким образом, во многих восклицаниях высказанное можно рассматривать как аднекс, а подлежащим (первичным компонентом) считать всю ситуацию или то, что подразумевается этой ситуацией (ср. гл. X). Большинство грамматистов, вероятно, придерживалось бы того мнения, что в латинских однословных предложениях Canto или Pluit есть подразумеваемое подлежащее, как бы ни было трудно указать точно, что является подлежащим последнего глагола. Однако грамматисты должны всегда быть осмотрительны при допущении эллипсиса, кроме тех случаев, где он совершенно необходим и где не может быть никаких сомнений по поводу того, что подразумевается, например: Не is rich, but his brother is not [rich]; It generally costs six shillings, but I paid only five [shillings]. Но что подразумевается в Watercresses! „ Салат !“ или Special edition! „Специальный выпуск!?“, I offer you... „Предлагаю вам...“ или Will you buy... „Купите ли вы..?“, или This is... „Это...?“

Если слово John! „Джон!“ образует целое высказывание, его, в зависимости от обстоятельств и интонации, можно толковать по-разному: „Как я люблю тебя, Джон!“, „Как ты мог это сделать?“, „Рад тебя видеть!“, „Это был Джон? а я думал — это Том!“ и т. п. Как можно свести эти различные значения предложения John! к схеме „подлежащее-сказуемое“ и как может эллипсис помочь нам при анализе? Но нельзя отрицать, что здесь налицо предложения. И это еще не все. Yes „Да“, No „Нет“, междометия типа Alas! „Увы!“ или Oh, а также прищелкивания языком, несовершенно передаваемые написаниями Tut и Tck, являются предложениями в такой же степени, как и самые изящные предложения, когда-либо произносимые Демосфеном или принадлежащие перу Сэмюэля Джонсона.

Если мы примем это, — а я, признаться, не вижу, через какое звено цепи, соединяющей джонсоновские конструкции и прищелкивание языком, надо провести демаркационную линию, — тогда определение предложения будет не таким уж трудным делом.

Предложение есть (относительно) полное и независимое человеческое высказывание; его полнота и независимость проявляются в том, что оно стоит отдельно или может стоять отдельно, т. е. может быть произнесено само по себе .

В этом определении я намеренно избрал слово „высказывание“ (utterance) как самый широкий термин, какой я мог подыскать. Обычно под высказыванием понимается сообщение (a piece of communication), обращенное к кому-то другому, но это не обязательно (разговор с самим собой!); однако для того чтобы быть предложением, высказывание должно представлять собой сообщение, которое кто-либо мог бы услышать .

Теперь рассмотрим, что подразумевается под словом „независимо“ в нашем определении. She is ill „Она больна“ является предложением, но если те же самые слова войдут в состав сочетания Не thinks (that) she is ill „Он думает, что она больна“ и Не is sad when (if, because) she is ill „Он печален, когда (если, потому что) она больна“, они будут уже не независимыми высказываниями, а частями предложений — либо, как в первом примере, — дополнением к thinks, либо, как в других — субъюнктами (строго говоря, частями субъюнктов, так как при этом требуются и союзы). Эти части предложений, обозначаемые в английском языке термином (dependent) clauses, называются по-немецки Nebensдtze „придаточные предложения“, а по-датски bisжtninger, как будто бы они сами по себе были особого рода предложениями, хотя, в соответствии с нашим определением, они таковыми не являются. Точно так же в то время как What to do? „Что делать?“, когда оно стоит отдельно, является полным предложением, оно перестает быть таковым в сочетании Не did not know what to do и становится так называемым clause .

Из моего определения следует, что, когда If only something would happen! стоит отдельно и означает I wish something would happen и когда If this isn't the limit! означает This is the limit, они являются (полными) предложениями, хотя совершенно очевидно, что развились они из зависимых предложений (clauses), требующих для своего завершения какого-то продолжения.

Можно легко заметить, что предложение в том виде, как оно определено здесь, является чисто понятийной категорией; для того чтобы слово или группа слов стали предложением, не требуется никакой особой грамматической формы. Я даже не пойду за теми исследователями, которые вводят термин „нормальное предложение“ (Normalsatz) для предложений, содержащих подлежащее и глагол в личной форме. Подобные предложения могут быть нормальными в спокойной, гладкой, неэмоциональной прозе, но как только в речь проникает живая эмоция, начинают широко употребляться предложения, которые выпадают из этого нормального образца, но которые тем не менее имеют все основания считаться естественными и обычными предложениями.

Было бы, пожалуй, лучше разделить предложения на следующие разряды:

1) Нечленимые (inarticulate): Thanks! (Thanks very much; Many thanks); What?; Off!

2) Получленимые (semi-articulate): Thank you! (Thank you very much); What to do?; Off with his head!

3) Членимые (articulate): I thank you; What am I to do?; You must strike off his head!

Членимые предложения содержат оба компонента нексуса, а поскольку „именные предложения“, рассмотренные выше (см. стр. 138), составляют меньшинство, то, таким образом, значительное большинство членимых предложений имеет в своем составе глагол в личной форме.

В речевой практике любого языкового коллектива всегда будут действовать мощные силы, направленные на создание в языке упорядоченности, регулярности, единообразия и определенных образцов. В результате всеобщего подражания наиболее употребительным сочетаниям слов некоторые типы имеют тенденцию становиться фактически универсальными. А отсюда многие слова, которые первоначально, может быть, встречались редко и считались более или менее излишними, становятся все более и более употребительными и в конце концов могут стать необходимыми, потому что они подводят предложение под самый употребительный тип. Поскольку в большинстве предложений есть подлежащее (Petrus venit), оно вводится и в тех случаях, где оно прежде отсутствовало: jе viens, il vient, il pleut (в отличит от venio, venit, pluit); так же и в англ. I come, he comes, it rains. Так как в большинстве предложений перед глаголом стоит какое-нибудь слово, в употребление вошло пустое there в конструкции there are many, и т.п. А поскольку многие предложения содержат глагол, то он вставлялся и в такие предложения, где первоначально в нем не было необходимости; отсюда употребление „связки“ is и употребление does в предложении So John does! Так как некоторые глаголы обычно сочетаются с предикативом, в употребление вводится пустое so (нем. es, дат. det), например In France the population is stationary, and in England it is rapidly becoming so „Во Франции население стабильно, a в Англии оно быстро становится таковым“; ср. также: То make men-happy, and to keep them so (Поп). Так как в большинстве случаев после адъюнктов стоит первичное слово, в сочетаниях типа a grey horse instead of the white one; birds love their young ones и т.п. в качестве опорного слова вводится one. Во всех этих случаях действует фактически одна и та же тенденция — завершать предложения так, чтобы они соответствовали господствующему образцу.

Хотя эта тенденция к единообразию и не была проведена вполне последовательно до конца, она явилась основой для утверждения, что в каждом предложении, или в каждом нормальном предложении, должны обязательно быть подлежащее и глагол в личной форме; но так как мы понимаем, что это только тенденция, а не закон языка, то нужно дать такое определение „предложению“, которое бы не требовало наличия этих двух компонентов.

Во всякой речевой деятельности следует различать: экспрессию, суппрессию и импрессию (expression, suppression, impression). Экспрессия — это то, что говорящий дает; суппрессия — то, чего он не дает, хотя и мог бы дать, а импрессия — то, что получает слушатель. Важно заметить, что импрессия часто вызывается не только тем, что прямо выражается, но и тем, что остается невыраженным. Суггестивность (suggestion) — это импрессия через суппрессию. Только нудные люди стремятся выразить все, но даже и они не могут этого сделать. Не только писатель знает, что нужно оставить в чернильнице, в чем, как правильно замечают, и заключается его искусство, но и мы в самых обыденных репликах оставляем невыраженным многое из того, что произвело бы впечатление педантизма. Выражение Two third Brighton return „Два третьего Брайтон обратно“ заменяет Would you please sell me two third-class tickets from London to Brighton and back again, and I will pay you the usual fare for such tickets „Будьте добры, пожалуйста, дайте мне два билета третьего класса от Лондона до Брайтона и обратно, а я внесу вам обычную проездную плату за таковые“. Сложные существительные дают два названия, но ничего не говорят о том, как надо понимать отношение между ними: home life = life at home „домашняя жизнь“; home letters = letters from home „письма из дому“, home journey = journey (to) home „поездка домой“; ср. далее: life boat, life insurance, life member; sunrise, sunworship, sunflower, sunburnt, Sunday, sun-bright и т. д.

Как в структуре сложных слов, так и в структуре предложения, многое предоставляется сочувственному воображению слушателя; часто вслух говорится только то, что с точки зрения профессионального мыслителя или педантичного учителя составляет лишь часть высказывания; но этою достаточно для того, чтобы слушатель понял, в чем дело. Это особенно справедливо в отношении определенных типов предложения, в которых одинаковые суппрессии происходят так часто, что в конце концов никто не думает о том, что пропущено, а остаток превращается в настоящее идиоматическое выражение, и грамматисты должны признать его как законченное предложение. Есть два типа суппрессии, которые требуют особого внимания (ср. „Language“, 273).

1) Опускается начало предложения в результате процесса, который можно обозначить ученым термином prosiopesi s: говорящий начинает произносить или думает, что он произносит, однако не производит слышимых звуков (или из-за отсутствия выдоха, или потому, что он не привел свои голосовые связки в надлежащее состояние), и, таким образом, пропадает один или два слога из тех, которые он хотел произнести. В качестве примеров можно привести приветствия типа Morning вместо Good morning, нем. (Guten) Tag и т. д. Далее: разговорное выражение See? „ Понимаете ?“ вместо Do you see? ; (Do you) remember that chap? ; (Will) that do? ; (I'm a) fraid not ; (When you) come to think of it, (I shall) see you again this afternoon; (God) bless you! Подобные примеры встречаются во всех языках.

2) Опускается конец: aposiopesi s — ученое название явления, которое я в другом месте („Language“, 251) обозначил более разговорным термином „внезапно оборванные предложения“ (stop-short or pull-up sentences). Сказав If only something would happen „Если бы только что-нибудь произошло...“, говорящий останавливается, не уяснив себе, как он стал бы продолжать, если бы ему пришлось закончить предложение: сказать ли ему „я был бы счастлив“, или „было бы лучше“, или „было бы недурно“, или что-нибудь другое, что может прийти ему в голову. Но даже без всякого продолжения придаточное предложение с if получает значение, выходящее за пределы его буквального смысла, и становится как для говорящего, так и для слушателя законченным выражением желания. Другие способы выражения желания: нем. Wer doch eine Zigarre hatte!; дат . Hvem der havde en sigar!; исп . Quien le diera! Другие примеры внезапно оборванных предложений: Well, I never! The things he would say! The callousness of it! To think that he has become a minister! Dire qu'il est devenu ministre! T?nke sig at han er blevet minister! Figurarsi ch'egli e divenuto ministro! Во всех подобных случаях то обстоятельство, что здесь что-то опущено, не должно мешать нам рассматривать эти высказывания как достаточно законченные, чтобы их можно было назвать предложениями.

В других случаях, однако, суппрессия настолько сильна, что это условие не соблюдается. Я не склонен считать предложениями вывески (J. С. Mason, Bookseller), заглавия книг („Men and Women“), газетные заголовки („New Conferences in Paris“ или „Killed his father-in-law“), обозначения действующих лиц при диалоге в пьесах (Hamlet), записи в дневниках („Tuesday. Rain and fog. Chess with uncle Tom, walk with the girls“) и аналогичные краткие выражения . Важно, однако, заметить, что все эти явления встречаются только в письменной речи, а поэтому выпадают из языка в собственном смысле: в устной речи допускается много суппрессий, но результат здесь отличается от рассмотренного нами в настоящем абзаце.

Здесь уместно сделать несколько дополнительных замечаний о суппрессии . Высказывалось мнение (С. Alphonso Smit h, Studies in English Syntax, 1906, стр. 3), что „глаголы обозначают деятельность и изменение: они торопливы и суетливы“ и что поэтому при опущении глаголов речь кажется спокойнее. В доказательство приводится стихотворение Теннисона („In Memoriam“, XI: Calm and deep peace on this high wold). В действительности же впечатление спокойствия создается здесь прежде всего постоянным повторением слова calm и его синонимов, а также и тем, что опущенный глагол is — глагол покоя. Если же опускаются глаголы движения , то их суппрессия может , наоборот , усилить впечатление беспокойства , например Then rapidly to the door, down the steps, out into the street, and without looking to right or left into the automobile, and in three minutes to Wall Street with utter disregard of police regulations and speed limits; или , например , Лонгфелло описывает , как Поль Ревир скакал на коне : A hurry of hoofs in a village street, A shape in the moonlight, a bulk in the dark, And beneath, from the pebbles, in passing, a spark Struck out by a steed flying fearless and fleet. Впечатление сжатости и силы, как и в приведенных случаях, создается в результате опущения глаголов во многих пословицах, афоризмах, девизах и других подобных изречениях: нем. Ende gut, alles gut более выразительно, чем англ. А ll is well that ends well, франц . Tout est bien qui finit bien, дат . Nar enden er god, er alting godt. Ср. также: Like master, like man; Every man to his taste; No cure, no pay; Once a clergyman, always a clergyman; Least said, soonest mended; One man, one vote и т. д. Опущением тех элементов, которые могут показаться излишними, создается впечатление поспешности и деловитости, которая не дает возможности завершить предложение обычным способом; важно также и то, что пословицы и т. п. должны легко запоминаться, а поэтому не должны быть слишком длинными. В таких случаях, однако, эффект зависит не от того, что опущен именно глаго л; бывают другие сокращенные пословицы и т.п., в которых достигается аналогичный эффект, хотя глаголы налицо: Live and learn; Rule a wife and have a wife; Spare the rod and spoil the child; Love me, love my dog . В обоих типах пословиц обычной структуре предложения с подлежащим и глаголом в личной форме предпочитается нечто сходное с японским рисунком, в котором контуры остаются незаконченными; самая смелость изображения создает известный художественный эффект, так как предоставляет воображению зрителя гораздо больше возможностей. И это грамматическое явление оказывается маленькой частицей извечной войны между классицизмом и импрессионизмом.

Эту классификацию интересно сопоставить со столь же подробной, но совершенно отличной классификацией Норейна (Vеrt Spеak, 5. 91 и сл.), от изложения и критики которой я воздержусь.

Est-ce que vous avez deja tue beaucoup de lions, monsieur de Tartarin? — Si j'en ai beaucoup tue, monsieur? (Доде).

Существует и другой тип повторяемого вопроса; при нем в предложении могут встретиться два вопросительных слова. А говорит : Why are you doing this? „Почему вы это делаете?“, а В переспрашивает: Why am I doing what? „Почему я делаю что?“ Это иксовый вопрос, относящийся к части первона­чального вопроса.

См . Noree n, Vart Sprak, Lund, 1903, 5. 51. 576; Sonnenschei n, A New English Grammar, Oxford, 1921, §1; Swee t, A New English Grammar, Oxford, § 447; Brugman n, Kurze vergleichende Grammatik, Stra?burg, 1904, 623; Verschiedenheiten der Satzgestaltung, Leipzig, 1918, 15; Pau l, Prinzipien der Sprachgeschichte, Halle, 1909, § 85; Deutsche Grammatik, Halle 1916, 3. 10; Wund t, Die Sprache, Leipzig, 1900, 2. 234; Wellande r, Bedeutungslehre, 5; Sunde n, Elliptical Words, 4; Е . Ott o, Grundlage der Sprachwissenschaft, 145; Kretschme r, Einleitung in die Altertumswissenschaft, 1. 515, Shefiel d, Grammar and Thinking, New York, 1912, 47; Wegene r, „Indogermanische Forschungen“, 39. 1 и т. д., и т.п.

В одной из своих прежних работ я определял предложение как то, что может употребляться самостоятельно, не будучи ответом или откликом (retort), и, таким образом, исключал Yesterday как ответ на вопрос When did it happen? и If в случае, упомянутом на стр. 106. Теперь я несколько сомневаюсь в право­мерности такого ограничения.

Некоторые определения „предложения“ настолько узки, что трудно пред­ставить, как под них можно подвести вопросы. Но мое определение не таково; хотя вопрос в некоторой степени незавершен и требует ответа, он является все же относительно полными и независимым высказыванием.

В специальном термине („сложное предложение“) для предложения, кото­рое содержит одно или больше зависимых предложений, необходимости нет. Ср. конец гл. VII.

Это очень интересный тип (Away with you!; On with your vizards!; To the rack with him!); здесь налицо субъюнкт, подразумевающий движение, и первичный компонент, вводимый предлогом with; роль предлога сходна с его ролью в сочетаниях a cage with the bird flown и pale with the pallor of death.

О начальных придаточных предложениях в таких случаях, как When in France, he was taken prisoner и If in doubt, answer no!, можно сказать, что с одной точки зрения налицо сокращение (опущение he was и you are), a с другой — распространение In France he was.., In doubt answer no! Аналогич­ные соображения применимы к предложению I want to know the reason why.

В какой форме стоит глагол в этих поговорках? Они очень сходны с теми случаями употребления повелительного наклонения (см. ниже, стр. 364), в которых оно не выражает просьбу, а соответствует условному придаточному предложению; различие состоит в том, что там после повелительного наклоне­ния стоит целое предложение, которое является, так сказать, аподосисом, а здесь — глагол в той же самой форме, которую труднее истолковать как пове­лительное наклонение.