Успенский Л. Ты и твое имя

ОГЛАВЛЕНИЕ

ОТКУДА ТАКИЕ?

...Я не Живаго, я не Живаго,
Я не Мертваго, я не Мертваго,
Я не Мертваго, я не Дурнаго,
Я не Петраго, я не Петраго,
Я не Петраго, не Соловаго,
Я -- Ванька Каин, я -- Ванька Каин!
А. К. Толстой. Юмористическая пьеска в письмах к неизвестному

У А. К. Толстого есть безымянная пьеса. Там, в интермедии, встречаются
презабавные ремарки -- авторские пояснения к действию.
"Невский проспект. Вечер. Конфетные магазины ярко освещены... Прохожие
разных классов, как-то: чиновники, офицеры, писаря, купцы и французы..
Живаго, Мертваго, Дурнаго и Петраго-Соловаго идут, взявшись за руки, и
занимают всю ширину тротуара..."
Действие разворачивается, а удивительная четверка так и выступает
единым фронтом, как единое целое. Но происходит недоразумение. Живаго
оказывается не самим собой, а Ванькой Каином, разбойником. Возникает паника:

"Мертваго, Дурнаго и Петраго - Соловаго
Кто ж из нас Живаго? кто ж из нас Живаго?
(к Мертваго)
Ты -- Живаго?
Мертваго
Нет, Мертваго! Кто ж Живаго?
Дурнаго
Я -- Дурнаго.
Петраго-Соловаго
Я Петраго-Соловаго. Где ж Живаго, где ж Живаго?..
(Происходит смешение языков)".

И верно: понять ничего нельзя, и прежде всего: откуда выкопал автор
такие фамилии? А оказывается, очень просто откуда, -- из жизни.
Передо мной толстый справочник: "Весь Петроград" за 1916 год. Вот они,
тут как тут, толстовские герои:
Живаго, Николай Андреевич, титулярный советник.
Мертваго, Борис Константинович, инженер.
Дурнаго -- целых двадцать человек, во главе с Петром Павловичем,
генерал-адъютантом. Петраго-Соловаго--две сестры, Мария и София
Михайловны,фрейлины императорского двора.
Правда, я чуть-чуть погрешил против истины: Живаго и Мертваго так и
значатся там, а вот у двух других несколько иное правописание. Дурново и
Петрово-Соловово. Впрочем, беда не велика: ведь писали же в старое время в
официальных бумагах: "награжден орденом Святого Георгия...", произнося:
"святова".
Хорошо, но откуда в самой жизни взялись эти причудливые прозвища? Легче
примириться с мыслью, что их придумала фантазия писателя. Как связались они
со своими неожиданными окончаниями?
А вы очень хорошо разбираетесь в окончаниях русских фамилий? Давайте
попробуем распределить их! по группам; много их наберется разных или не так
уж много? И все ли они нам одинаково известны?
Больше всего -- никто не будет спорить! -- у нас фамилий на "-ов" и
"-ин", особенно первых. Они так обыкновении, что когда какой-нибудь
иностранец желает нарисовать литературный портрет русского, он обязательно
придает ему фамилию, оканчивающуюся на "-ов" (или "-ев").
Князь Кравал-ов Капитан Лев-ов Полковник Раген-ов Илька Никол-ева.
В хорошо известных произведениях Жюля Верна вы найдете немало таких,
более или менее похожих на русские (чаще -- на славянские вообще), фамилий.
Граф Тимашев в "Гекторе Сервадаке", Михаил Строгов в одноименном
романе, полковник Борис Карков в "Вверх дном", адвокат Владимир Ян-ов в
"Драме в Лифляндии" -- можно насчитать, пожалуй, не один десяток;
неудивительно, что некоторые французы полагают, будто все наши фамилии
обязательно оканчиваются на "-ов".
Да что иностранцы? По свидетельству знатоков, в языке коми-зырян,
одного из народов СССР, наше окончание "-ов" превратилось в самостоятельное
слово,-- в существительное, обозначающее: "фамилия". По коми-зырянски
"фамилия" так и будет: "ов". И понятно,-- таких фамилий, на "-ов", и на самом
деле у нас много больше, чем других.
Однако из этого никак не следует, что фамилии подобного строения, хотя
бы и инопгзвучания, существуют только у нас. Занимаясь отчествами, мы уже
видели: "-овы" распространены по всему земному шару. Ведь английское Джонс
(Иванов), немецкое Юнкере (Дворя-нинов), французское Дюруа (Королев),
итальянское Дельфорнайо (Пекарев) --все это разные "-овы" западного мира.
Знакомы нам "-овы" и "-евы" и восточного происхождения: "Сараджоглу"
(Сараджев, то есть Шорников) -- у тюрков Кавказа, Симонишвили (Семенов) -- у
грузин, Карапетян (Карпов) --у армян, Грамматико-пуло (Грамотеев) -- у греков.
Да и многочисленные более далекие народы не чуждаются таких
фамилий-отчеств, в которые, в том или ином, скрытом или открытом, виде
входит понятие "сын такого-то". Конечно, тут много различных ступеней; одно
дело -- Жюльвернов Мак-Наббс (сын Наббса), другое -- маленький Нильс
Хольгерсон из замечательной сказки Сельмы Лагерлеф "Чудесное путешествие
Ниль-са с дикими гусями" или уже знакомый нам старик Гас-сан-ибн-Хоттаб.
Ведь отец бравого шотландского майора тоже звался Мак-Наббсом; так же
величали его деда и прадеда. А вот крестьянина из Сконии, сыном которого был
Нильс Хольгерсон, именовали вовсе не Хольгерсо-иом, как раз наоборот --
Хольгер Нильсон. А деда,-- может быть, Нильс Свенсон, а может быть, снова
Нильс Хольгерсон, в зависимости от имени его отца. Точно так же и с
Хсттабкчем: родись у старого джинна сынишка, его бы стали кликать уже не
"Ибн-Хоттабом", а "Ибн-Хасаном". В первом случае перед нами самая настоящая
фамилия: возникнув из отчества, она давно перестала быть им, передаваясь,
вне зависимости от имен, из поколения в поколение. Во втором случае мы видим
нечто среднее -- отчество уже не отчество, фамилию -- еще не фамилию.
Впрочем, этим нас, русских, как раз не удивишь: "-овы" приобрели свое
"фамильное" значение также сравнительно недавно, почти на наших глазах. Лет
со- рок пять -- пятьдесят назад большая часть народа понятия не имела о
каких-то там фамилиях. Если человека звали Иваном Николаевым, это значило
только, что его батьке имя было Николай. Но наверняка -- не Николай Николаев,
а Николай Иванов или Николай Архипов. Рождался у Ивана Николаева сын, и он
становился отнюдь не Николаевым, а Ивановым: отец-то Иван... У мужика --
какая уж там фамилия!
Только "выходя в люди", богатея, он получал в глазах властей право
"писаться с "вичем", с отчеством; вместе с этим приходила и фамилия. И
приходила по-разному.
Бывало, имя отца сразу создавало и то и другое; появлялся Иван
Николаевич Николаев. Иногда отец давал отчество, а фамилию дед: сын Николая
Архипова становился Иваном Николаевичем Архиповым. А иногда в фамилию
превращалось прозвище, кличка, порою добровольно принятая, а то и просто
"припечатанная" односельчанами. Обладал дед Архип обыкновенным русским,
совсем не классическим носом, и звали его Архип Курнос. Сын у соседей ходил
в Курносенках или Курно-совых, а внук это же прозвище получал уже в паспорт:
Иван Васильевич Курносов.
Тут могло получиться множество вариантов: если главной приметой были не
черты лица, не какое-нибудь убожество или издали видимый признак, а, скажем,
особенное занятие, невиданная профессия, сходство с человеком другой нации,
-- они тоже могли дать материал для прозвища и фамилии.
Будь Иван Николаевич сыном пряничника, выпекавшего грубые коврижки из
гороховой муки, он становился Прянишниковым; при отце -- сельском художнике,
вроде гоголевского Вакулы, -- мог стать Богомазовым. Неправильная речь,
косноязычие родителя-могли наделить его прозвищем "заика" или "гугня", и сын
выходил в Заикины и Гугнины; черные волосы и смуглый цвет лица родителя
обеспечивали потомкам фамилию Чернышевых, Черновых, Жуковых, а иногда даже и
Цыгановых или Евреиновых. Ведь в народе понятие "брюнетка" часто
передавалось как "цыганка, еврейка":

"Разлюбил ты, мой шуренок,
Меня, канареечку; Полюбил, серые глазки,
Черную явреечку!"
(Пек. обл.)

Так или иначе, тут дело обстоит просто: на что они ни оканчивайся, -- на
"-ов", "-ев" или на "-ин", -- все эти фамилии говорят о родстве; это именно
"родительские" фамилии. Чаще они исходят от имени, занятия, национальности
отца, реже -- матери (такие, как"Баби-ны", "Феклушины", "Татаркины",
"Ведьмины"), С ними не надо путать другие фамилии на "-ин", вроде
"Воеводины", "Старостины", "Растяпины"; эти происходят от слов, хотя и
имеющих форму существительных женского рода, но тем не менее означающих
мужчин. К тому же мы уже видели, что многие существительные женского рода в
свое время превосходно становились мирскими именами мужчин: Дорога, Шуба,
Суббота. Вот почему и происшедшие от них фамилии означают "сын такого-то", а
не "сын такой-то".
Это все очень просто, так просто, что об этом почти что не стоило и
говорить. Но исчерпывается ли перечень наших "родительских" фамилий
одним-двумя типами? В том-то и дело, что далеко нет; только все другие типы
куда менее привычны нам и встречаются несравненно реже.
Проще всего, пожалуй, фамилии западно- и южнославянского типа на "-ич",
"-вич", вроде "Львович", "Митрич", "Калуджерович",* "Михайлович" и тому
подобных. Это те же самые отчества, переставшие выполнять свое основное дело
и без всякой маскировки, без каких бы то "и было изменений, превратившиеся в
фамилии. Мы уже столкнулись с ними только что, когда в связи с Лагидами
упомянули о Рюриковичах.
-----
* От слова (сербск.) "жалугер" -- кудесник, отшельник, волшебник
-----
Людей с фамилиями на "-ич" можно теперь встретить во всех концах нашей
страны; но интересно все же: если вы станете интересоваться их прошлым,
устанавливать жизненный путь семьи, -- больше шансов, что он приведет вас
куда-нибудь поближе к Белоруссии, к границам Литвы и Польши: "-ичи"
распространены преимущественно в западной части СССР; почти исключена
возможность встретить природного, кондового уральца или сибиряка, который
именовался бы по фамилии Савич или Маркович., Зато там вы найдете сколько
угодно людей, которые носят совершенно невозможные на западе страны фамилии:
"Савиных", "Петровых" или "Марковых". "Как тебя звать?" -- "Дмитрий". -- "А по
фамилии?" -- "Савиных. "Александр Александрович Родных", -- звали известного
историка воздушного флота; безусловно, он был сибиряком по происхождению.
Известны чисто сибирские фамилии Лихих, Белых, Черных, Грязных, Щербатых,
Новых.
Я раскрываю ленинградскую телефонную книжку и нахожу там под литерой
"Ч" четыре фамилии, идущие почти подряд: Черненко Р. И., Чернов А. С.,
Черну-лич Н. У. и Черных В. Н. Можно сказать, что все они имеют одно и то же
значение: "сын (или дочь) черного, черноволосого, смуглого человека". Но,
несомненно, гражданин Черненко происходит с Украины, Чернов, судя по
фамилии, -- настоящий русак, Чернулич -- выходец из Белоруссии (или из
Югославии, с Балкан), а Черных должен считать родиной своих предков
северо-восток Европейской части Советского Союза или, еще вероятнее,
Зауралье, Сибирь.
Смотрите, как любопытно: оказывается, такая, казалось бы, случайная,
такая не связанная с личностью своего носителя вещь, как фамилия, может
определять в какой-то степени его принадлежность к обитателям той или другой
части нашей огромной страны! А ведь ни для кого не секрет, что от этой
принадлежности легко может зависеть кое-что и в характере человека, и в его
внешности. Сибиряка Василия Черных легче представить себе высоким, несколько
хмурым блондином, с могучими мускулами, со слегка скуластым лицом; полтавец
Роман Черненко рисуется "гарным хлопцем" в вышитой рубахе, с черными южными
глазами; Андрей Чернов -- настоящий туляк или рязанец, всем известный русский
человек... Не кажется ли вам, что писатели правы, когда долго размышляют над
именами и фамилиями героев; поселите вашего Черных среди вишневых садочков
Миргородского района, расскажите про потомственного помора или уральского
штейгера Чернулича, -- и вам не поверят: нет и не может быть таких!
Да, но откуда могли взяться областные варианты таких близких между
собою имен? В частности, почему именно в самой России русские люди называли
себя по именам отцов просто и прямо -- Петров, Белов, а переселясь на восток,
переходили на совсем другую манеру -- Петровых, Беловых...
Я не хочу выдавать свои домыслы за бесспорную истину, но мне кажется,
что это зависело от очень глубоких и существенных -- и хозяйственных и
бытовых -- условий. На самой Руси люди к тому времени, когда стали тут
складываться патронимические фамилии, жили уже очень тесно, густо -- двор ко
двору, прижавшись друг к другу, но жили сравнительно небольшими семьями. В
такой семье бесспорным главой был отец, реже--дед. По имени отцов знали и
называли их детей.
В Сибири же -- широкой, просторной, таежной те же русские люди
расселялись вольно и свободно. В трудном подсечном хозяйстве, среди дремучих
лесов, далеко одна от другой разрастались огромные семьи. Родством
приходилось считаться не только до детей -- до внуков и правнуков. Часто
целые деревни получали название по одному родоначальнику; скажем, стояла
деревня Кривошеево, и все ее жители принадлежали к одному крепкому роду:
Кривошеевых. И если туляк или калужанин иа вопрос "ты чей?", естественно,
отвечал "Власов" или "Афонин", то где-нибудь на Северном Урале или за
полноводной Обь-ю на такой же вопрос следовал не менее естественный ответ:
"Петровых" или "Савиных".
Тут живее ощущались семейные связи, семья дольше казалась нерушимым
целым. Так и выросли там, на востоке, своеобразные фамилии на "-ых, -их".
Прекрасно, а как же с нашими "Живаго" и "Мертваго"?
Заглянем в старые справочники; вот что там говорится о происхождении
фамильного имени Дурново.
Жил во время оно в Москве боярин по прозванию Толстой. Толстых было
много, но этого в глаза зваля Василием Юрьевичем, а за глаза Дурным. Кто
теперь скажет, что было тому причиной: может быть, он и впрямь был не крепок
умом или чрезмерно причудлив нравом... А возможно, и просто родители с
первых дней наградили его этаким безжалостным "мирским именем" (мы-то знаем,
как это бывало).
У Федора Васильева, сына Дурного, был, в свою очередь, сын Викула.
Когда сторонние люди, видя Ви-кулу, спрашивали у соседей: "Чей есть сей
честной выо-нош?"--соседи отвечали не просто: "Федоров", а "Фе-дора Дурного,
батюшка..."
Прозванье звучало "не больно по-честному", однако оно не помешало
Викуле спокойно прожить жизнь и оставить в мире шесть сынов, от которых
пошел затем на Москве многовековой род бояр Дурнаго -- Дурново. А рядом с
ним, такими же или другими, похожими, путями завелись там "и Живаго, и
Мертваго, и Петраго-Соловаго".
В самом деле, если жили в каком-нибудь тысячапятисотом году, при Иване
Третьем, бок о бок смерд Олексашка Сухой и боярин Александр Сухой да было у
каждого из них по сыну Ивану, то спустя несколько десятков лет мужицкий сын
так и оставался Иваном Алексашкиным или Сашкиным, а боярский -- превращался в
Ивана Александровича Сухово. Это не моя выдумка: и на самом деле был в 1500
году некий Иван Сухове, вторым именем--Кобыла; именно его потомок, Александр
Васильевич Сухово-Кобылин написал спустя триста пятьдесят лет, знаменитые
пьесы "Свадьба Кречинского" и "Дело", которые и сегодня идут в наших
театрах.
Очень любопытна эта разница: мужики бывали Хит-ровы или Дурневы,
Бологаевы или Мертвяковы, а вот, скажем, Лизавета Михайловна Кутузова, дочка
светлейшего князя Смоленского, вышла замуж не за какого-нибудь Хитрбва, а за
Хитрово, помещика, дворянина и вельможу. Велико было число простолюдинов
Петровых, разбросанных по всему пространству России, но дворян
Петровб-Соловово было считанное количество; еще не так давно в Москве на
Большой Грузинской над воротами дома у Георгиевского переулка можно было
прочесть полустертую надпись: "Дом Петрово-Солово-во". И в роду Дурново, из
которого едва ли не в каждом поколении выходили в мир сенаторы и
кригс-комиссары, министры и генерал-адъютанты, уж, конечно, ни единого
"мужичка", бондаря, сбитенщика или скотницы не было. И если А. П. Чехов в
повести "Моя жизнь" назвал одну из действующих там девушек Анютой Благовб,
то он имел все основания для этого: Анюта ведь была дочерью товарища
председателя суда и, несомненно, дворянкой по рождению. А вот другая
чеховская Анна, героиня рассказа "Бабье царство", хотя и стала ко времени
своего девичества богачкой, владелицей огромной фабрики, но родилась-то она
в бедной рабочей семье; долго, почти все детство, звалась просто Анюткой, и
Чехову никак не вздумалось наградить ее какой-нибудь фамилией на "-во" или
"-аго"; нет, она осталась Анной Глаголевой. По-видимому, и впрямь
человеческая фамилия в руках искусного писателя может характеризовать своего
владельца не только по месту его рождения: сибиряк он или украинец; нет, в
ней заложено и другое указание -- богат он или беден, дворянин или мещанин по
происхождению, или вышел в большие люди из поповичей...
Словом, "...как уж потом ни хитри и ни облагораживай свое прозвище,
хоть заставь пишущих людишек выводить его за наемную плату от
древнекняжескою рода, ничто не поможет: каркнет само за себя прозвище во все
свое воронье горло и скажет ясно, откуда вылетела птица". (Гоголь. Мертвые
души, гл. V.)
Однако не следует думать, что только о фамилиях, оканчивающихся на
редкостное "-ово", можно сказать все это. Другие не отстают от них.