Успенский Л. Ты и твое имя

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧТО ЖЕ ТРЕБУЕТСЯ ОТ ИМЕНИ?

От него требуется немало.
Прежде всего оно должно быть не слишком длинным и трудным. Вам не
удастся сделать именами такие слова, как "электрификация" или
"тригонометрия", даже если они благозвучны и преисполнены высокого значения,
-- "роту тяжело" часто произносить их.
Во-вторых, имя обязано звучать красиво, быть изящным по своей окорме.
Есть слова, называющие очень хорошие вещи, но неприятные на слух: они не
могут стать людскими именами. Попробуйте окрестить вашу дочурку (когда она у
вас появится), скажем, Идиомой или Психикой... Не поблагодарит она вас, -- а
ведь слово "идиома" по-гречески значит "выражение, свойственное только
одному из языков"; "психика" -- означает "душевная жизнь". Чего уж, казалось
бы, лучше? Но вы и сами, всего вероятнее, не хотели бы называться так:
подлинное значение слов от нас скрыто, а звуки связывают их с совершенно
другими понятиями.
Очень важно и третье: у каждого есть свое, личное представление о
красоте, свои собственные вкусы. Однако, выбирая имена или превращая в имена
слова, нельзя считаться только с собственным вкусом: ведь носить имя будете
не вы, а судить о "ем -- не только вы.
Допустим, вы --уроженец Северной Сибири, ваше детство прошло на суровых
берегах реки Пясины. Можно поверить, что слово Пясина вам с детства мило,
что оно кажется вам звучным, нежным, будит у вас в груди теплые
воспоминания. Вправе ли вы назвать вашу дочку Пясиной? Конечно, нет: девочка
не поблагодарит вас, -- ведь ни в ком другом с таким именем не свяжется
никаких приятных ощущений.
Четвертое: если бы у нас, как у чукчей, каждый человек назывался только
одним словом, дело обстояло бы куда проще. Но у нас имена тройные: само имя,
отчество, фамилия. И, выбирая имя, никак нельзя забывать, что ему придется
звучать рядом с этими соседями, а может быть, и самому превращаться в
отчество. Тут, как с цветом материи, идущей на платье: красный цвет хорош,
зеленый -- не хуже, а многие сочетания красного и зеленого отвратительны.
Имя Роза красиво. Имя Наркис (то есть Нарцисс) тоже не дурно. Но
сочетание Роза Нарциссовна Клевер вызовет общий смех: не женщина, --
страничка из гербария!
В дореволюционной гимназии у меня был товарищ, носивший прекрасное,
гордое испанское имя Родриго: у него была мать испанка. Но отец-то его был
русским. Сочетание Родриго Степанов вовсе не казалось нам ни величественным,
ни красивым; мы считали его просто смешным. И справедливо. Нельзя допускать,
чтобы женщину звали Мйрандолина Перерепенко или юношу -- Альберт Кошкин. А
ведь допускают! И тогда носитель таких, не согласованных друг с другом,
имени и фамилии, так же привлекает к себе всеобщее насмешливое внимание, как
чудак, который явился бы на улицу в фетровой шляпе и лаптях или в
современном пиджаке, но в берете со страусовыми перьями. Его сразу замечают,
на него с удивлением пялят глаза.
"За столом -- предсудкома, невысокий паренек с патлатой огненно-рыжей
шевелюрой...
-- Совмещай специальности, Рудольф! -- крикнул ему кто-то из
мотористов...
Лыков с любопытством смотрел на него... подивился эффектному сочетанию
имени Рудольф с фамилией Бабошкин..." (Н. Верховская. Молодая Волга (роман),
стр. 64--65, Л., "Советский писатель")
Волга, советский дизель-электроход, заседание судкома, и вдруг, среди
обычной, знакомой, естественной обстановки, милый парнишка с именем Рудольф
-- непривычным, чуждым, претенциозным. И все смотрят на него, как на коня с
коровьими рогами или на собаку с петушиным хвостом. Зачем же допускать такую
нелепицу?
Вот почему до сих пор остались в большинстве своем неудачными старания
ввести в обиход новые имена взамен устаревших: их придумывали кое-как,
считая, что для этого годится любое слово, лишь бы оно было хорошо как
слово. Их изобретали целыми сотнями, не интересуясь законами, которым
подчинены личные имена, не советуясь с людьми, занимающимися их жизнью, --
языковедами. Языковед нередко мог бы заранее предсказать судьбу, которая
постигнет то или другое именословное новшество. Вот имя Ким; у него с
самого, начала были все шансы выжить, привиться; оно коротко, просто,
благозвучно. Кроме того, у него есть еще достоинство: у других народов оно
уже давно существует. Есть множество людей, которых зовут Кимами в Корее;
правда, там это скорее фамилия. Возможно это имя и в Англии, как сокращение
от Кимбэлл: у Киплинга есть герой, которого зовут Ким. В книге Ганзелки и
Зикмунда (я ее упоминал неоднократно) фигурирует
бельгиец Ким. И наконец, может подействовать и немаловажное
обстоятельство: слово Ким похоже на старое, давно привычное имя Клим. Ну что
же, имя Ким и на самом деле более или менее привилось.
Нетрудно было в свое время сообразить, что надежда сохраниться есть и у
таких имен, как Лилия, Нинель, Спартак, Тимур. Почему? Лилия очень
напоминает общепринятое Лидия; оно близко и литературному старинному Лила, и
распространенному, давно живущему у нас уменьшительному Лиля (от Елизавета).
А кроме того, и само слово означает нечто приятное, красивое, женственное.
Такое имя никому не режет слух, очень быстро перестает казаться диковиной.
Имя Нинель (прочитанное справа налево "Ленин") тоже имеет преимущество:
сходство с привычным Нина и со столь же естественным и знакомым Нелли. Слово
Нинель похоже на имя; к тому же его первые изобретатели поступили разумно,
не убоявшись закончить его мягким знаком, которого нет в фамилии Ленин
(происходящей, как известно, в свою очередь от имени Лена); не поступи они
так, новое слово не могло бы легко войти в именослов: "Нинел" казалось бы
мужским именем, и люди задумывались бы: "Нинел -- очень хорошо, но как же
будет сокращенно? Нина? Неля? Так зовут девочек, а тут -- мальчик".
Спартак и Тимур -- просто заимствования; почему бы им было не привиться
у нас? Может быть, первому немного мешало наличие различных названий, данных
в честь славного вождя восставших рабов -- "спартакиада", клуб "Спартак" и
пр. Но это оказалось преодолимым: имя живет.
Что же до множества других, в свое время предло-ценных, имен, то им ие
повезло, и вполне естественно.; Советовали, например, называть детей
изящными терминами из теории литературы: Поэма, Элегия, Легенда. Такие имена
не могли привиться и тем более -- быстро: ведь даже красивое христианское имя
Роман у нас не очень в ходу как раз потому, что его смысл понимают
неправильно: думают, что оно означает "литературное произведение", тогда как
на самом деле имя Роман значит "римский", "римлянин". Конечно, если бы
сейчас, ;так же, как в дни принятия нашими предками христианства, незнакомые
имена давались людям против их воли!и желания, принудительно, тогда можно
было бы искусственно привить любое из них: привились же в свое время такие,
попервоначалу дико звучавшие, имена, как Николай или Степан.
Однако они прижились именно потому, что их, без спроса и согласия, по
велению церкви получали сразу сотни и тысячи людей; и то понадобились, как
мы видели, долгие века, чтобы народ принял их и перестал заменять их своими,
"мирскими". А теперь положение изменилось: никто не диктует нам свыше новых
имен, они не сваливаются в мир пачками. И нужна известная смелость, чтобы
щеголять одному среди всех в новом имени, как в новомодном платье. А такая
смелость далеко не у всех есть. Да и к чему она?

x x x

Я несколько раз повторил сравнение новых имен с модными платьями.
Разумно ли это? Представьте себе -- да: в именословии, как и в одежде,
существует "мода", и иногда вовсе не легко установить, какие силы влияют на
ее изменение.
Иной раз это предпочтение меняется с течением вре-мени. С начала
тридцатых годов нашего века и до их конца особенно часто встречающимся
мужским именем у нас сделалось имя Владимир. Не было класса в любой школе, в
котором чуть не половина мальчуганов не именовалась бы Вовками. Потом начало
все увеличиваться число Игорей, Олегов, Святославов, Вадимов и других
носителей древнерусских имен, а Владимиров стало меньше. Любопытно при этом,
что дореволюционные Владимиры в огромном большинстве своем в детстве звались
Володями, Вовочки были исключениями.
Имя Никита лет двадцать пять назад было очень редким и вдруг вошло в
неожиданную моду главным образом среди советских интеллигентов. Можно
думать, большую роль здесь сыграла чудесная повесть А. Толстого "Детство
Никиты"; после ее выхода в свет маленькие Никиты начали появляться повсюду,
как грибы после дождя. Однако, если вы познакомитесь с именами,
распространенными в то же время в колхозной деревне или в рабочих семьях,
там число Никит окажется несравненно меньшим: мода на имена бывает
совершенно разной в разных кругах общества.
Одновременно с Никитами сомкнутыми рядами выступили в жизнь
бесчисленные Натальи; надо, впрочем, .сказать, что это имя оказалось более
стойким: Никит понемногу становится как будто все меньше; что же до Наташ,
то их число отнюдь не уменьшается.
Среди горожан возникает и угасает внимание к одним именам, в деревне --
к другим. В городах, например, мода на вычурные западноевропейские имена --
Генрих, Альфред, Брунгильда, Эльвира, Эдуард -- расцвела и быстро
прекратилась в двадцатых годах, а, скажем, до некоторых сел Западной Сибири
она докатилась только лет десять спустя. Во время Великой Отечественной
войны многие ленинградцы и москвичи с удивлением рассказывали о чисто
русских селениях Челябинской или Омской областей, где не было ни одной Дуни
и ни одного Вани, а бегали по улицам только "иностранцы": Маргариты,
Рудольфы и даже Бернгарды.
Ну, а теперь -- какой же вывод вытекает из всего этого? Он довольно
прост: с одной стороны, очевидно, что приспело время нам менять наш
"именослов" или, во всяком случае, расширять его; это бесспорно. С другой же
стороны, -- нельзя делать это так небрежно и кое-как, как делалось доныне.
Наверное, следует помочь людям: не у каждого хватит фантазии, знаний и
вкуса, чтобы самому выдумать хорошее имя для младенца; надо пособить им в
этом. Однако составлять наши новые "святцы" должны не веселые
добровольцы-любители, а люди, по-настоящему осведомленные в истории
имено-словия, в его законах, да и в законах русского языка вообще. Только
они сумеют подобрать такую сокровищницу "сладостных даров" новорожденным, из
которой, если не все до одного, то хоть некоторые имена станут действительно
популярными и любимыми. Красивых имен в мире очень много, как много красивых
одежд или головных уборов у разных народов земли. Но ни я, ни вы не хотели
бы все еще ходить по улицам в пернатом уборе индейского вождя или в
древнегреческой хламиде; всеми этими вещами лучше любоваться в музеях да на
картинах. Когда вам надо заказать красивое платье, которое вы будете носить
год или два, родители ведут вас в ателье, советуются с портными, судят и
рядят со знакомыми так и этак насчет материала, цвета, фасона. А когда надо
дать человеку имя, которое он не сбросит с плеч до конца жизни, почему-то
считается, что лучше папы с мамой да еще двух-трех тетушек в этом никто не
разберется. Это совершенно неверно, и, надо надеяться, рано или поздно
обновленный список красивых имен, таких, как древнеславянское Лола, русское
Лада, таких, как парфянско-согдийское Роксана, как изобретенное А. Толстым
Аэлита или широко распространенное некогда и у нас, а теперь живущее только
в Болгарии, милое Радость, -- этот список будет составлен, предложен народу
нашему и утвержден им.