Васильев Л. История Востока

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 17 Факторы и потенции трансформации

Если в предыдущей главе речь шла преимущественно об элементах структуры и соединявших их между собой типовых связях, а также об определенных переменах в характере и иерархии связей в ходе трансформации восточных обществ в период колониализма, то теперь задача будет несколько иной. Какие именно конкретные факторы влияли на процесс трансформации отдельных стран или групп (блоков) стран Востока? Каковы внутренние потенции упомянутой трансформации? Иными словами, теперь речь пойдет о том, как общие принципы проявляли себя в каждом особом случае. Но прежде, чем перейти к сравнительному сопоставлению и соответствующим оценкам, необходимо четко сформулировать, о чем именно пойдет речь.

Факторы и обстоятельства, влиявшие на процесс трансформации

Итак, структурно традиционные общества Востока отличны от европейских; на переднем плане у них – иные типовые связи; в иерархии типовых связей последнее место занимают те (рыночные, товарно?денежные, безличностные), которые доминируют в античнокапиталистической Европе, причем и этот вид связей представлен здесь не в чистом виде, как в Европе, – он опутан связями остальных типов, более весомых и значительных для традиционных структур. Первоначальные контакты колониального капитала с традиционным Востоком не смогли преодолеть структурные различия и привели к феномену симбиоза. Позже, однако, промышленный колониальный капитал, поддержанный политической силой держав, взломал защитный панцирь традиций и принудил Восток к трансформации. Как же трансформировался Восток и от чего именно зависели формы, темпы и конечные результаты его трансформации?
Среди многочисленных факторов и обстоятельств, сыгравших при этом свою роль, можно вычленить три основные группы их, о которых теперь и пойдет речь.
Группа первая:  внешние факторы. К их числу следует отнести природно?климатические, экологические, о значимости которых уже шла речь в связи с оценкой феномена Африки, а также первоначальной экспансии колониального капитала. Имеются в виду как жаркий климат тропической зоны, так и соответствующие условия жизни, в том числе непроходимые джунгли, пустыни. Можно напомнить и о суровых условиях вне тропиков, в том числе о горных долинах Афганистана. Совершенно очевидно, что образ жизни живущих в суровых природно?климатических условиях этнических общностей зависит от этих условий. Это, в частности, касается и кочевников, знаменитых арабо?африканских бедуинов, и представителей иных этноязычных групп Азии и Африки. Именно зона обитания делает кочевников кочевниками, но она же при этом и ставит определенные пределы их развитию – пределы, не выходящие за рамки прото – и раннегосударственных образований, за рамки самой начальной стадии формирования цивилизации и государственности.
Другой аспект природно?климатического фактора – природные ресурсы, как минеральные (нефть и т. п.), так и прежде всего растительные (пряности, хлопок, кофе, какао, чай, каучук, сахарный тростник, индиго и т. п.). Будучи, как и зона обитания, внешним по отношению к населению фактором, ресурсы в период колониализма не в меньшей степени определяли судьбы соответствующих стран, чем климат или почва.
К числу внешних факторов относятся и те, что связаны с непосредственным вторжением колонизаторов. Во?первых, это колониальный капитал, олицетворенный в торговых связях, в капиталистическом рынке с его жесткими законами частнопредпринимательской экономики. Во?вторых, давление колониальных держав, сила политической и военной мощи европейцев. И наконец, в?третьих, – демонстрационный эффект, т. е. наглядная демонстрация достижений и преимуществ европейской цивилизации и капиталистической экономики, в меньшей мере также образа жизни, прав, свобод и гарантий личности. Все эти факторы можно свести к одному – эффекту колониализма. В таком случае стоит говорить о двух типах внешних факторов – природном  и колониальном.
Группа вторая:  факторы внутренние. Среди них исходный уровень развития данной этнической общности едва ли не на первом месте. Ведь в конечном счете именно он, обусловленный прежде всего внешним природным фактором, определяет едва ли не все остальное. Первобытность и полупервобытность населения Тропической Африки убедительно доказывает этот тезис. Второй важный внутренний фактор, тесно связанный с первым, – это религиозно?цивилизационный фундамент или, точнее, мощь этого фундамента. От него зависят все остальные внутренние факторы – характер и тип ориентации общества, его мировоззрения и культуры; готовность и интерес к плодотворным заимствованиям; сила традиции и ее готовность к сопротивлению; внутренняя сила общества и государства. Если свести все эти факторы к основным, то на передний план выйдут три: уровень развития, религиозно?цивилизационный фундамент  и сила опирающегося на традицию государства.
Группа третья:  обстоятельства. Здесь имеются в – виду исторические случайности, включая непредсказуемый исход военных столкновений, нахождение того или иного общества в данный момент (например, в период колонизации) на той или иной фазе его циклического развития. Следует принимать во внимание и расклад внутриполитических сил в тот или иной критический для данной страны момент, и случайно сложившуюся в данном регионе геополитическую конфигурацию (Сиам как барьер между английской и французской зонами колониальных владений в Индокитае). Важную роль в судьбах той или иной страны может сыграть драматическое или, наоборот, счастливое сочетание благоприятных случайностей и обстоятельств. Обобщая, вычленим два основных типа факторов, которые стоит принять во внимание, – случай  и стечение обстоятельств.  Оба фактора в истории чрезвычайно важны, ибо они могут повернуть ход событий, т. е. являются залогом неоднолинейности исторического развития.
Выстроим теперь вычлененные факторы в определенную цепь:
природный фактор;
уровень развития (речь о периоде колониализма);
религиозно?цивилизационный фундамент;
сила государства;
эффект колониализма;
случай;
стечение обстоятельств.
Если пропустить сквозь сито вычлененных факторов государства или группы (блоки) государств, о которых шла речь в предшествующем изложении, многое может проясниться и, в частности, можно будет достаточно обоснованно вести речь о потенциях трансформации различных стран Востока. Попытаемся это проделать.

Страны Востока и факторы трансформации

Необходимо оговориться, что в распоряжении исследователей нет строгой шкалы отсчета или каких?либо надежных количественных данных. Разговор может идти только о сопоставлении с единственно нужной для анализа позиции: что содействует трансформации традиционной структуры и что препятствует этому процессу?
Начнем с колониальных стран первого блока.
1. Природные условия Индии,  несмотря на экваториальную зону и джунгли, в целом удовлетворительны, хотя ни особым количеством пряностей, ни слишком благоприятными условиями для выращивания товарной продукции эта страна не отличается. Уровень развития этого гигантского субконтинента, при всей пестроте его огромного населения, для Востока безусловно выше среднего. Роль религиозноцивилизационного фундамента огромна, государства как института – незначительна. В этих условиях эффект колониализма в Индии оказался едва ли не наивысшим из вообще возможных: англичане сыграли огромную роль в судьбах этой страны, чему способствовали и неблагоприятные для Индии случайности и обстоятельства.
Резюмируя итоговый расклад всех факторов, заметим, что природные условия, хотя они и были импульсом, привлекшим колонизаторов, решающей роли в последующем не сыграли. Уровень развития был благоприятным для возможной трансформации, традиционная слабость государства также этому способствовала, равно как и эффект колониализма, и исторические случайности. Что касается религиозноцивилизационного фактора, то это была главная сила, противостоявшая трансформации. Иными словами, вектор силы мощного религиозно?цивилизационного фундамента всегда был направлен в сторону, противоположную усилиям колонизаторов. Примерно так же обстояло дело на Цейлоне, где к двум противостоящим факторам следует добавить и роль природных условий, объективно усиливавшую позиции колониализма (стремление европейцев к пряностям).
2. Индонезия  и Индокитай,  если исключить некоторые острова с их полупервобытным населением, а также близкие к ним по стандарту некоторые районы Северной Бирмы и Лаоса, соответствуют среднему уровню развития и считаются весьма богатыми ресурсами. Государство здесь, кроме Вьетнама, не слишком сильно, хотя сильнее, чем в Индии. Но не очень велика и мощь религиозно?цивилизационного фундамента, к тому же многослойного, с взаимно погашающими влияние друг друга разнородными элементами. Случай и стечение обстоятельств здесь работали как в пользу колониализма, так и в пользу традиционного общества (исламизация, в частности, усилила его позиции). Если вывести из анализа, как нейтральные, случай и обстоятельства (они, как упоминалось, сыграли свою роль в Сиаме) и уровень развития, то расклад сил будет выглядеть примерно так: опирающийся на богатые ресурсы эффект колониализма против сравнительно слабых, но действующих воедино религиозноцивилизационного фундамента и государственности.
3. Второй блок. Тропическая Африка.  Богатые ресурсами, но крайне неблагоприятные для жизни людей природные условия, равно как и определенный ими уровень жизни здесь – факторы отрицательные. Религиозно?цивилизационный фундамент и государственность крайне слабы. В этих условиях о случае и стечении обстоятельств говорить не приходится, ибо ни то, ни другое ситуации изменить не в состоянии. Остается эффект колониализма, которому противостоит лишь опирающаяся на первобытные нормы отсталая традиция (включая религию и государственность). Исключения типа Эфиопии, увы, лишь подтверждают общее правило.
4. Второй блок, страны Магриба, Сомали  и Судан  (без Египта). Природный фактор и уровень развития можно считать средними, хотя на юге (Судан, Сомали) они ниже среднего. Религиозноцивилизационный фундамент (ислам) исключителен по силе и устойчивости, по своей консервативной стабильности и сопротивляемости. Государственность и сила власти выше средней, хотя и ослаблена случайностями и обстоятельствами, которые оказались против нее и в пользу колониализма. Примерный общий расклад сил: эффект колониализма, опирающийся на благоприятные случайности и обстоятельства, против исламской традиции и государственности.
5. Третий блок, мир ислама, Турция  и арабские страны,  включая Египет,  т. е. страны, испытавшие сравнительно длительное воздействие колониализма. Природные ресурсы (если не считать поздно открытых запасов нефти) средние, даже ниже средних; уровень развития средний. Сила ислама и исламского государства (Османской империи) огромна. Случай и стечение обстоятельств скорее в пользу государства, чем против него (стоит вспомнить, что державы по ряду внешнеполитических причин не желали развала этой империи и в меру своих сил сохраняли ее). Эффект колониализма заметен, но не одинаков: очень силен в Египте, наиболее слаб в Турции. Общий расклад сил: колониализм против ислама и сильного исламского государства. В случае с Ираном  расклад тот же, но в еще более жесткой форме противостояния. В случае с Афганистаном  примерно то же, но при более низком уровне развития страны и народа и более жестких и неблагоприятных природных условиях, что на пользу традиции и объективно против колониализма. Примерно это же касается и отсталых арабских стран Аравии.
6. Четвертый блок, Китай.  Природные условия средние, даже выше средних. Уровень развития выше среднего, может быть даже наивысший на фоне всех остальных стран Востока. Здесь – гигантская сила цивилизационной традиции и огромная мощь традиционного государства. Эффект колониализма ниже среднего. Но вот случай и стечение обстоятельств в XIX–XX вв. оказались против традиции и в пользу колониализма. Общий итог: сравнительно слабый эффект колониализма против мощной традиции, олицетворенной высокой цивилизацией и сильной государственностью.
7. Четвертый блок, Япония.  Природный фактор и уровень развития средние, сила государства невелика, но роль цивилизационного фундамента огромна, причем в его пользу случай и стечение обстоятельств. Эффект колониализма уникален по характеру: сила его крайне незначительна, а влияние колоссально. Здесь фактически нет противостояния (опять?таки нечто уникальное на общем фоне), а общий вектор примерно таков: динамичная традиция, опирающаяся на цивилизационный фундамент и использующая благоприятные для нее случайности и обстоятельства, активно впитывает все полезное и усваиваемое из того, что выше было названо эффектом колониализма, учитывая при этом, что в данном случае этот эффект предстает в наиболее благоприятном варианте, при почти не ощущаемом военно?политическом нажиме держав и колониальной торговле, выгодной для самой Японии.
Итак, семь вариантов. Соединив четвертый и пятый (исламские), получаем шесть основных моделей:
Модель первая, исламская:  эффект колониализма или, иначе говоря, Запад против ислама, его мощной религиозной традиции и сильного государства.
Модель вторая, африканская:  колониально?капиталистический Запад против первобытности и полупервобытности, опирающихся на примитивную традицию и крайне слабую государственность.
Модель третья, индийская:  мощный эффект колониализма против мощной цивилизационной традиции с ослабленной государственностью.
Модель четвертая, юго?восточноазиатская:  мощный эффект колониализма против сравнительно ослабленной цивилизационной традиции и государственности.
Модель пятая, китайская:  слабый эффект колониализма против необычайно мощной традиции, цивилизации, государственности.
Модель шестая, японская:  динамичная традиция, обогащаемая за счет Запада.
Из этих шести моделей для последующего разбора можно исключить – коль скоро идет речь о возможных потенциях трансформации – модель вторую, африканскую. Совершенно очевидно, что здесь внутренних потенций для трансформации практически нет, что только силовое воздействие извне и в буквальном смысле слова навязывание Тропической Африке европейских капиталистических стандартов оказались практически единственным импульсом, способствовавшим трансформации. Логично сделать из этого вывод, что и в последующем, т. е. после деколонизации, трансформация будет идти преимущественно за счет капиталистических методов, тогда кйк попытки изменить ее характер за счет усиления роли государства и огосударствленной по марксистско?социалистическому стандарту экономики объективно могут лишь привести к выходу на авансцену той самой первобытной общинной традиции, о которой уже упоминалось.
Можно также объединить в подварианты третью и четвертую самостоятельные модели. В этом случае количество их сведется к четырем: исламская, индо?юговосточноазиатская  (сильные позиции колониализма против слабой местной государственности, но с подвариантами: при сильной и при ослабленной цивилизационной традиции), китайская  и японская. О  феномене Японии уже шла речь, так что эту уникальную модель из анализа можно исключить. Остаются три – исламская, индо?юговосточноазиатская и китайская. Собственно, именно эти три охватывают собой практически весь Восток (кроме территориально небольшой Японии и Тропической Африки), именно они соответствуют трем великим цивилизациям Востока – исламской, индо?буддийской и дальневосточной, конфуцианской. Это означает, что основные факторы и потенции трансформации в конечном счете логично сводятся к цивилизационным в своей глубинной основе моделям.

Индия и Юго-Восточная Азия: потенции трансформации

О факторах, оказывающих воздействие на процесс трансформации, уже говорилось; составлена и генеральная формула модели в двух ее модификациях – для Индии и для Юго?Восточной Азии. Основная характеристика модели – исключительно важная роль колониального капитала и колониальных держав для стран, давно и надолго превращенных в колонии. Само собой разумеется, что государства здесь, если они были, оказывались под высшей властью колониальной администрации, имели мало реальной власти и отличались внутренней слабостью. Как упоминалось, разница между обеими модификациями этой модели сводится к сильной индийской и слабой, сущностно разноречивой юго?восточноазиатской цивилизационной традиции. Что можно в связи с таким раскладом сказать о потенциях внутренней эволюции и вызванной воздействием колониализма трансформации?
Сначала об Индии. Казалось бы, здесь потенций крайне мало. Мощная сила общинно?кастовой структуры почти не была поколеблена английской администрацией и колониальным капиталом. Но зато ее инертность позволила англичанам практически без особых усилий наращивать промышленный капитал и соответствующую инфраструктуру и тем самым создавать промышленно развитые анклавы. А поскольку работали в сфере промышленности и инфраструктуры не только англичане, но и индийцы, равно как и представители иных религиозно?цивилизационных групп населения (мусульмане, парсы и др.), то феномен симбиоза осуществлялся здесь не в чистом виде. Напротив, английская в своей основе капиталистическая экономика постепенно втягивала в сферу своего воздействия индийцев. Основное большинство населения традиционно жило в общинах и не имело с внешним миром никаких связей, кроме тех, что диктовались законами общины и касты. Меньшинство же, своего рода аутсайдеры, среди которых, особенно на уровне социальных верхов, было немало выходцев из брахманских каст, не то чтобы вовсе разрывали связи с традицией, особенно кастовыми нормами, но как бы ослабляли эти связи (заботливо их сохраняя, как своего рода надежный тыл, опору на родную почву) и включались в сферу воздействия колониального капитала, английской администрации и вообще принципов западной цивилизации.
Это значит, что, несмотря на мощную инерцию индуистской традиции, в Индии были определенные потенции для внутренней эволюции и капиталистической трансформации. Но, во?первых, эти потенции могли быть реализованы только в ходе длительного, постоянного и целенаправленного силового воздействия внешних факторов, эффекта колониализма во всей его полноте. А во?вторых, они были весьма ограниченными, затрагивали лишь меньшинство населения и, главное, формировались строго под воздействием и в русле тех стандартов, что были принесены англичанами. Стоит оговориться, что эти стандарты, прежде всего вестминстерская парламентская демократия, английские принципы судопроизводства и всей администрации, оказались весьма подходящими именно для Индии с ее традиционно незначительной ролью бюрократической государственности, ее терпимостью и склонностью к плюрализму ориентиров и мнений, что и было весьма тщательно учтено руководством Республики Индия после обретения страной независимости. Но все же речь идет именно о чужих, заимствованных извне стандартах буржуазной демократии. Поэтому, в?третьих, потенции эволюции и?трансформации были не только ограниченными и сформировавшимися в результате длительного воздействия со стороны западных стандартов, но и как бы результатом взаимодействия своего и чужого. При этом едва ли не вся институциональная основа была чужой (о возникновении в Индии государственной экономики, функционально сблизившей ее с другими развивающимися странами, можно говорить лишь применительно к временам республики), тогда как своими были лишь те традиционные нормы жизни, включая и законы каст, которые со временем наложили столь существенный и заметный отпечаток на заимствованные у англичан институты и процедуры, включая парламент, суд, выборы и т. п.
Другими словами, можно сделать вывод, что потенции, о которых идет речь, не были чем?то спонтанно существующим и лишь ждущим благоприятных обстоятельств для того, чтобы быть вызванным к жизни. Они были буквально созданы англичанами за долгие годы их колониального господства, примерно так же, как это было сделано в Африке, скажем, в Нигерии. Разница лишь в исходной стартовой позиции, т. е. в уровне развития, который давал Индии с ее многотысячелетней цивилизацией несомненные преимущества при сравнении с той же Нигерией. Но, будучи чуть ли не искусственно созданы, эти потенции тем не менее начинали активно функционировать и развиваться в достаточно благоприятных условиях, что и вело к успешной трансформации традиционной Индии. Существенно при этом заметить, что, функционируя на генетически чуждой институциональной основе, элементы новой структуры в колониальной Индии отнюдь не были слепком соответствующих английских институтов, о чем уже вскользь было упомянуто. Совсем напротив, они были достаточно тесно связаны с традицией и не только опирались на нее, но и черпали именно в этой опоре свою внутреннюю силу – ту самую, что со временем позволила Национальному конгрессу сменить английскую администрацию и возглавить независимую республиканскую Индию. Важно обратить внимание и на то, что традиционная структура Индии и ее цивилизационный фундамент не были благоприятны для поиска радикальных и тем более насильственных способов социального переустройства. И далеко не случайно, как о том в свое время уже шла речь, именно Национальный конгресс с его ненасильственными действиями и заимствованными у англичан буржуазно?демократическими институтами и процедурами оказался признанным выразителем интересов всей Индии.
Что же касается экономики современного типа, то она к моменту деколонизации Индии представляла собой сектор частнособственнического предпринимательства, активно функционировавший усилиями английских и индийских фирм наряду с продолжавшим существовать сектором традиционным, охватывавшим преимущественно сельское хозяйство, промыслы, традиционное ремесло и торговлю. Третьего – государственного – сектора в колониальной Индии практически не было, если не считать предприятия, обслуживавшие нужды колониальной администрации и по характеру отличные от традиционного государственного хозяйства на Востоке.
Юго?восточноазиатская модификация отличалась от индийской как слабостью и внутренней разноречивостью религиозноцивилизационного фундамента, так и некоторым отставанием в уровне развития, что, впрочем, кое?где компенсировалось сравнительно большей ролью государства, сосуществовавшего с колониальной администрацией или лишь формально подчинявшегося ей. Здесь тоже был, особенно в Индонезии, Малайе и в других странах, распространен феномен симбиоза, хотя и здесь симбиоз со временем терял свою чистоту, ибо в сектор колониальной экономики активно втягивалось местное население или прибывшие из других азиатских стран мигранты. Как и в случае с Индией, длительное воздействие колониализма вело здесь к формированию в недрах традиционных обществ элементов капиталистической структуры, ориентировавшихся на европейский стандарт институтов. Однако более низкий исходный уровень развития в большинстве стран этого региона тормозил этот процесс. Роль катализатора в юго?восточноазиатском регионе сыграли китайцы?хуацяо.
Феномен хуацяо, в последние десятилетия привлекавший к себе все большее внимание специалистов, имел огромное значение в судьбах Индонезии, Индокитая и Филиппин. Именно китайцы с наибольшей легкостью и умением вписывались в те параметры создававшейся колонизаторами новой экономической структуры, которые оказывались чуждыми для большинства местных жителей. Китайцыхуацяо, как это ни парадоксально, оказались сущностной основой тех потенций эволюции и капиталистической трансформации, которые мы можем вычленить в странах Юго?Восточной Азии. Что же касается местного населения, особенно мусульманского (но также и католического на Филиппинах или буддийского в странах Индокитая), то оно демонстрировало эти потенции в неизмеримо меньшей степени. Трудно даже сказать, как эволюционировали бы страны региона без хуацяо. Во всяком случае о внутренних потенциях среди местного населения особенно много говорить не приходится: оно и по сей день в этом плане сильно отстает. К слову, именно это обстоятельство сравнительно рано вызвало к жизни феномен государственного протокапиталистического хозяйства в странах региона, особенно в независимом Сиаме, а также в Малайе, Индокитае и Бирме после их деколонизации.
Подводя итоги, можно заметить, что как ни невелики элементы капиталистической структуры в колониальной Индии, в Юго?Восточной Азии они, если не считать хуацяо, еще меньше. И речь идет не столько о спонтанных внутренних потенциях, которых практически не было, сколько о тех, что могли были быть сформированы и действительно формировались на протяжении длительного периода активного воздействия колониализма на традиционную структуру Южной и Юго?Восточной Азии. Что же касается хуацяо, решительно изменивших ситуацию в этом смысле, то о них целесообразно вести речь, когда будет говориться о потенциях дальневосточной группы стран.

Потенции мира ислама

Генеральная формула модели: колониальный капитал и европейские институты против норм и стандартов ислама, его мощной традиции и государственности. Эта модель тоже имеет модификации. Отдельно можно вести речь о Турции, особого слова заслуживают Египет, шиитский Иран, не говоря уже о горцах Афганистана. Даже арабские страны, длинной полосой протянувшиеся от северо?западной части Африки до Персидского залива, весьма неодинаковы, особенно если иметь в виду нефтедобычу последних десятилетий и связанные с огромными доходами преобразования в богатых нефтью отсталых странах. Учитывая все эти модификации, можно тем не менее выработать общую характеристику потенций трансформации исламских стран, включая бывшие до деколонизации частью колониальной Индии Пакистан и Бангладеш.
Мусульманские торговцы всегда были хорошо известны на средневековом Востоке. Именно за счет их усилий далекие товары, а с ними и идеи ислама проникали в Юго?Восточную Азию еще до появления там европейских колонизаторов. Торговле покровительствует и Коран, что вполне естественно, если принять во внимание обстоятельства появления этой книги, происхождение пророка Мухаммеда, выросшего на торговом пути вдоль Аравии и в молодости бывшего торговцем. Но средневековая торговля, которой арабы активно занимались на всем Востоке, включая Африку, была традиционной и вписывалась в нормы ислама. Большим престижем она не пользовалась, а отсутствие прав и гарантий для богатых собственников делало занятие ею безубыточным лишь на расстоянии от сильного государства. Между тем именно сильное государство было чуть ли не неотъемлемым атрибутом развитого исламского общества.
Упадок исламской государственности (кризис Османской империи, а затем и шиитского Ирана) способствовал колонизации стран Магриба и установлению английского протектората в Египте в XIX в. Он же привел к колонизации арабских государств или к превращению этих государств в зависимые в XX в., а также к вмешательств держав в дела Турции и особенно Ирана и Афганистана. Как сказался эффект колониализма на потенциях трансформации мира ислама, включая и мусульман Индии?
В самом общем виде ситуация примерно такова. В отсталых странах, где влияние колониализма было сравнительно недолгим (Аравия, Афганистан, часть арабских стран Африки), трансформация вообще почти не была заметной, если не считать чужеродных колониальных анклавов типа Танжера или Адена. Конечно, проникновение колониальных товаров, создание элементов инфраструктуры, организация промышленных предприятий меняли традиционный облик соответствующих стран. Но при этом большую роль в такого рода переменах играли сами колонизаторы или поселенные в мусульманских странах европейцы?колонисты. Исламское же традиционное большинство продолжало жить по привычным нормам и активно сопротивлялось нововведениям. Примерно та же картина была и в странах, где влияние колонизаторов или их давление сказывалось долго и где первоначальный уровень развития был более высоким (Турция, Египет, Иран, Пакистан и Бангладеш). Сходство в том, что подавляющее большинство продолжало жить по нормам ислама и сопротивлялось чуждым влияниям, а также в том, что элементы колониально?капиталистической структуры, равно как и институты буржуазной демократии, вносились преимущественно за счет усилий колониалистов, хотя в Турции это происходило иначе и шло от европеизировавшихся руководителей страны (имеются в виду как реформы, так и революционные преобразования). Но разница была в том, что длительное воздействие колониализма (в Египте, в странах Магриба, Пакистане, Бангладеш) или просто давление извне (в Турции и Иране) вело к постепенному внедрению в традиционную структуру элементов иной, капиталистической. При этом именно в тех странах, где существовало более или менее независимое государство (Турция, Иран, Египет), а также и в остальных после достижения ими независимости наиболее сильным в экономическом плане быстро стал сектор государственный.
Государственная протокапиталистическая экономика была альтернативой частнокапиталистической европейского типа. И тот факт, что во всех странах ислама, где появлялось самостоятельное государство, наиболее быстрыми темпами развивалось именно государственное хозяйство современного типа, убедительно свидетельствует об отсутствии в мире ислама внутренних потенций для активизации частнопредпринимательской деятельности, да и вообще потенций для трансформации по еврокапиталистическому стандарту. Длительное воздействие извне создавало некоторые условия для появления такого рода потенций, но это шло еще более медленно и менее активно, нежели то было в Индии, не говоря уже о Юго?Восточной Азии с ее хуацяо. Практически наиболее ощутимые элементы капиталистической структуры фиксируются лишь в Турции и Египте. В Иране они были менее заметны, а попытки шаха искусственно форсировать процесс капиталистической модернизации при ведущей роли государственной экономики привели к революции 1978 г. Пакистан и Бангладеш близки к Турции и Египту по типу развития, но отстают по темпам и уровню (объективно это как раз свидетельство того, о чем только что упоминалось: в рамках колониальной Индии аналогичный процесс шел быстрее, чем в странах ислама, отчего сравнительно отсталая исламская часть Индии типологически наиболее близка к самым развитым странам ислама).
В целом мир ислама с его усилившейся после деколонизации государственностью настроен едва ли не наиболее непримиримо по отношению к еврокапиталистической структуре и соответствующим институтам, включая элементы цивилизации и буржуазной демократии. Здесь наиболее часты (если не считать Тропическую Африку) военные перевороты, свидетельствующие о слабости и внешней чуждости институтов буржуазной демократии; здесь наиболее воинственно подчеркивают приверженность к собственной религии и санкционированным ею социальным, моральным и духовным ценностям и стандартам (кроме Турции, едва ли не все исламские государства официально провозгласили ислам государственной религией); здесь наибольшее (опять?таки если не считать Тропическую Африку) значение имеет сектор государственной экономики и, пусть не везде, достаточно слаб сектор частнокапиталистический. Даже приток нефтедолларов не изменил сущность; структуры, хотя и резко изменил уровень жизни в богатых исламских странах. Словом, внутренние потенции для трансформации по еврокапиталистическому стандарту в мире ислама едва ли не наименьшие из трех моделей, о которых идет речь. И не только слабы потенции трансформации, но необычайно сильны противостоящие им силы противодействия, сопротивления трансформации.

Потенции трансформации стран дальневосточной цивилизации

Дальневосточная (конфуцианская) модель характеризуется противостоянием слабых позиций колониализма сильной цивилизационной традиции. Известна она в двух основных модификациях – китайской, с традиционно сильным государством, и японской (вариант – хуацяо), с ослабленной или вовсе, в случае с хуацяо, почти отсутствующей государственностью. Хотя японская модель была выделена типологически особо, причем было оговорено, что о ней речь идти не будет, упоминание о ее существовании в качестве модификации китайской существенно для того, чтобы вычленить феномен хуацяо, стоящий как бы между китайским и японским вариантами некоей общей модели, которую в этом случае можно было бы именовать дальневосточной.
Что характерно для китайской модели в интересующем нас плане? Высокий уровень развития цивилизации и санкционированная конфуцианством еще более высокая культура труда, этика и дисциплина труда. А это частично сближает китайско?конфуцианский стандарт с тем самым пуританско?протестантским образом жизни, в котором М. Вебер видел один из важных истоков капитализма. Ни в мире ислама, ни в индо?буддийской цивилизационной традиции ничего подобного нет – при всем том, что и там люди исправно делают свое дело. Это и есть основа тех внутренних потенций трансформации, которые мы пытаемся выявить на традиционном Востоке.
В чем тут смысл? Из предшествующего изложения очевидно, что права и свободы, гарантии собственности и личности и вообще все буржуазно?демократические институты и процедуры были нужны антично?капиталистическому обществу не сами по себе (хотя их самоценность очевидна, особенно в наши дни), но именно в качестве условий, обеспечивающих эффективную экономику, которая основана на энергии и инициативе предпринимателя, осуществляется на его страх и риск и на его средства. На всем Востоке прав и гарантий не было, но опиравшаяся на высокое качество труда эффективная экономика все же могла существовать, если для этого были необходимые условия.
Именно такие условия создались в системе конфуцианской цивилизации с ее культом посюсторонней ориентации, патернализма, высокой морали, дисциплины и постоянного самоусовершенствования, даже активной соревновательное™ во всем, прежде всего в труде. Все это можно в какой?то мере воспринимать в качестве эквивалента отсутствующих прав и гарантий. И правомерность такого подхода лучше всего видна именно на примере хуацяо: попадая в страны с более низким уровнем развития, китайские мигранты несут с собой все основные элементы развитой китайской конфуцианской цивилизации, что дает быстрый экономический эффект.
На вопрос, почему же аналогичного эффекта китайцы не добиваются у себя дома, ответ, как говорилось, известен: в Китае реализации внутренних потенций мешало всесильное государство с его стригущим всех под одну гребенку могущественным бюрократическим аппаратом власти. Вне Китая сильного государства не было.
Слабая государственная администрация не препятствовала проявлению потенций хуацяо, а для защиты себя от зависти и недоброжелательства со стороны местного населения китайские мигранты организовывались в спаянные жесткой дисциплиной социальные корпорации мафиозного типа, функционировавшие на основе хорошо известных всему Востоку патронажно?клиентных связей, к тому же резко усиленных традиционным конфуцианским духом патернализма.
Эффект колониализма на Дальнем Востоке оказался сравнительно слабым, так что традиционная китайская структура, даже в условиях ослабленного неблагоприятными обстоятельствами государства, сумела противостоять его воздействию и во многом нейтрализовать его. После революций (даже и до них, еще в XIX в.) быстрыми темпами развивался сектор государственной протокапиталистической экономики, оказавшийся к середине XX в. много более сильным, чем сектор экономики частнокапиталистической.
Что же касается сектора традиционной экономики, то он в условиях трансформации развивался медленно. Более того, сопротивлялся преобразованиям. Здесь ситуация близка к тому, что имело место в странах ислама. Однако это сходство ситуации не должно заставить нас забыть, что, в отличие от мира ислама, в Китае были внутренние потенции для трансформации. Эти потенции уже были охарактеризованы на примере хуацяо. Они были продемонстрированы Японией. Ждали своего часа они и в Китае, как это стало вполне очевидно в наше время, в 80–90?е годы.
В чем суть потенций, продемонстрированных странами дальневосточной цивилизации? В самом общем виде – в том, что они обеспечивают эффективное экономическое развитие при определенных обстоятельствах.
К числу этих обстоятельств относится отказ от традиционного для Китая сильного государства с могущественной бюрократией и соответственно изменение характера традиции. В измененном виде традиция склонна к полезным заимствованиям, в первую очередь элементов еврокапиталистической структуры, как это было продемонстрировано, в частности, Японией и хуацяо. Однако при этих заимствованиях сохранялись не менее сильные и значимые элементы культуры традиционной, что и позволяет в случае с Японией говорить о плодотворном гармоничном синтезе.
Менее гармоничным, но делающим свое дело следует считать и тот синтез, который демонстрируют хуацяо с их мафиозными корпорациями. Таким образом, сущность потенций в том, что они могут обеспечить плодотворный и гармоничный синтез, принципиально отличный от того уродливого силового синтеза, который являет собой государственная экономика в Китае.
Принципиальная разница здесь в том, что государственная экономика – эквивалент частнокапиталистической в тех обществах, которые не могут трансформироваться по еврокапиталистйческому пути и (или) сознательно отвергают такой вариант развития, тогда как гармоничный синтез японского типа или типа хуацяо базируется на капиталистической основе и лишь обогащается (гармонизируется) за счет традиции. Отсюда и принципиально разный экономический эффект, не говоря уже о социально?политических, правовых и прочих институтах.

.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история