Жорданиа Г. Французское посольство в Москве

ОГЛАВЛЕНИЕ

В сентябре 1629 г ., в царствование Михаила Фёдоровича Романова, в Москве была получена отписка (докладная) от псковского воеводы, сообщавшего, что к русской границе прибыло посольство французского короля Людовика XIII. Во главе посольства находился французский дипломат Людовик де-Гe барон Курменен.

Ещё до прибытия в Московское государство барон Курменен стал известен как ловкий и умелый дипломат. Французское правительство, во главе которого стоял тогда кардинал Ришелье, не раз посылало его с важными поручениями в иноземные государства. Он побывал в Турции, Дании и Швеции.

Какова же была цель приезда французского посла в отдалённую Россию?

Ещё в самом начале своего царствования, в 1615 г ., царь Михаил отправил к королю французскому Людовику посланников Ивана Кондырёва и Михаила Неверова. Царь хотел установить дружеские сношения с такой сильной западной державой, какой была Франция. Однако из-за неурядиц и гражданской войны, которые свирепствовали во Франции в начале царствования Людовика XIII, французскому правительству было не до того, чтобы устанавливать дружеские отношения с далёкой Россией. Перед ним стояли более неотложные задачи: подавить внутренние беспорядки, усмирить непокорных вельмож и французских протестантов — гугенотов.

Но после прихода к власти дальновидного и умного дворянского политика, кардинала Ришелье, дела приняли иной оборот. Мятеж вельмож был подавлен; королевская власть окрепла.

В феодально раздробленной Германии в это время свирепствовала длительная, так называемая «Тридцатилетняя война». Война сразу же получила общеевропейское значение. Вели борьбу, то открытую, то скрытую, две большие коалиции. Во главе первой стояли король Испании и император Австрии, оба из династии Габсбургов. Габсбурги под знаменем католической реакции желали установить своё мировое господство и подавить усиливавшихся соперников: Англию, Францию, Голландию, Да- {369} нию и Швецию. Эти последние государства в свою очередь начали постепенно объединяться в антигабсбургский союз. Эта общеевропейская война переплеталась с внутренней гражданской войной в Германии, войной между католиками и протестантами. Немецкие католики были тесно связаны с габсбургской коалицией, а протестанты — с антигабсбургской.

Таким образом, Франция, несмотря на господство в ней католической религии, была в союзе с иноземными протестантами.

В то же время дальновидные политики западных держав стали обращать свои взоры в сторону Московского государства. В начале XVII в. в России шли гражданские войны, восстания крестьян. Иноземные захватчики, поляки и шведы, воспользовались этим и вторглись в её пределы. Поляки захватили важнейшие русские города, в том числе Москву и Смоленск; шведы — Новгород Великий и ряд других городов и областей.

Благодаря геройской борьбе великого русского народа иноземные захватчики были изгнаны из Москвы и многих других мест. На Земском соборе в 1613 г . царём был избран Михаил Романов, и Московское государство вновь стало крепнуть, вновь стало обращать на себя внимание Западной Европы. Кардинал Ришелье, дальновидный политик, конечно, не мог упустить из виду этого важного обстоятельства.

Уже в 1625 г . в Москву поступило известие от одного иностранного наблюдателя, что «король французский хочет посла своего послать к русскому царю».

Однако это посольство задержалось. Кардиналу Ришелье пришлось подавлять независимую гугенотскую республику, вести войну с другими державами.

В 1628 г . многие французские купцы решили основать компанию для торговли с Московским государством. В своём докладе, поданном правительству, купцы доказывали всю выгодность для Франции этой торговли, которая, по их словам, процветала ещё шестьдесят лет назад, но была, к сожалению, прервана во время гражданских войн.

Французские купцы предполагали вместе с тем, что рост торговой связи приведёт вообще к усилению французского влияния в России и даже облегчит распространение там католической религии. И, наконец, они указывали даже на то, что в России после падения Византийской империи сохранилось большое количество редчайших греческих рукописей, которые можно было бы со временем приобрести.

Настал 1629 г . Борьба двух европейских коалиций обострилась. Протестанты и их союзник датский король Христиан IV, которого поддерживала антигабсбургская коалиция, терпели в Германии поражение за поражением. В то же время не бездействовал союзник Габсбургов и один из главных представителей европейской католической реакции — польский король Сигизмунд III, непримиримый враг как России, так и Швеции, {370} желающий завоевать оба эти государства. Однако героическая борьба русского народа вынудила его отказаться от своих захватнических планов в отношении России. Польский король вынужден был в самом начале Тридцатилетней войны заключить четырнадцатилетнее перемирие с Россией и ограничиться войной с Швецией, которая, в свою очередь, мечтала укрепить своё господство над всем побережьем Балтийского моря. Война между Швецией и Польшей велась в то время на территории Пруссии. Польше помогала Австрия. В мае датский король, силы которого были разгромлены, вынужден был заключить мир с императором. Франции нужны были новые сильные союзники против Габсбургов.

Такого союзника французское правительство видело прежде всего в шведском короле Густаве-Адольфе, знаменитом полководце, на которого Ришелье возлагал очень большие надежды и позже в своих «Воспоминаниях» именовал «восходящим солнцем». Но Швеция воевала с Польшей, союзницей Габсбургов. И вот французские дипломаты начали посредничать между Густавом-Адольфом и Сигизмундом, стараясь помирить их. Задача эта была облегчена тем, что поляки в конце июля понесли большое поражение от шведов. Сигизмунд стал искать мира со Швецией. Французская дипломатия достигла, в конце концов, своей цели. Переговоры, начавшиеся одновременно в Швеции и Польше в июле, уже к концу сентября привели к заключению перемирия на десять лет между Швецией и Польшей. Перемирие это имело весьма большое значение. Шведский король в следующем году смог вмешаться в Тридцатилетнюю войну, нанося сильные поражения сторонникам габсбургской коалиции. Это было выгодно Франции. Были ещё и другие обстоятельства, столь же благоприятные для Франции: с одной стороны, в апреле был заключён мир между Францией и Англией и, с другой — в самой Франции был положен конец гражданской войне. Ларошель и другие города, находившиеся в руках гугенотов, были взяты войсками правительства, и независимой гугенотской «республике» был положен конец.

Французское правительство в это время лелеяло и другие, далеко идущие планы: оно пожелало втянуть в антигабсбургскую коалицию и Московское государство или же, воспользовавшись его враждой к Польше, разжечь эту вражду и, создав тем самым угрозу Польше с востока, сделать польского короля Сигизмунда более уступчивым по отношению к Швеции. Вместе с тем французское правительство желало заключить выгодный для себя торговый договор с русским правительством и обеспечить за собой чрезвычайно важную в глазах французских и вообще западных купцов торговлю шёлком с Персией. Об этих планах мы можем судить по докладной записке Курменена, поданной им впоследствии канцлеру Дании. В ней французский посол писал следующее: «Французские купцы торгуют шёлком, пряно- {371} стями, москательными и другими товарами ежегодно на сумму в шесть миллионов ливров. Эти товары возят караванами восточные купцы в сирийский город Алеппо. Там у них товары закупают французские купцы и увозят в провансальский город Марсель. Но теперь персидский шах, находясь во вражде с турецким султаном, не желает обогащения казны этого своего врага торговой пошлиной, составляющей восемь сотых от стоимости товаров [восьмипроцентная пошлина]. Вот почему шах препятствует свободному прохождению караванов по направлению к владениям султана. Кроме того, французских купцов беспокоят североафриканские мавританские пираты. И вот, по совету персидского шаха, французские купцы задумали вывозить персидские товары через Московское государство. Французский король также с своей стороны одобрил это намерение купцов». Было предположено провозить товары через Каспийское море и Астрахань, далее по Волге и Северной Двине на Архангельск и Белое море, либо через Нарву и Балтийское море. Французские купцы подсчитали, что дорожные издержки на провоз товаров таким путём были не более тех, которые приходилось нести при странствовании через Турцию.

Вот главные причины отправления в Москву барона Курменена. Ещё в апреле была написана грамота французского короля Людовика к царю Михаилу.

По пути в Россию посол должен был, по поручению своего правительства, заехать в Данию и Швецию.

Путешествие это подробно описано одним из спутников Курменена. 28 мая посол в сопровождении своей свиты, — которая во время прибытия посольства в Россию насчитывала двадцать человек, — отправился из Парижа сухим путём и 1 июня прибыл в Дьепп, город, знаменитый своими мореплавателями. Ещё за 43 года до того дьеппский мореплаватель Жан Соваж побывал, обогнув по морю Скандинавию, на беломорском побережье, в России, и рассказал о русских городах, о Холмогорах и об Архангельске в своём описании этого интересного путешествия. Это был один из первых французских путешественников, который прошёл такой путь.

6 июня на корабле, именуемом «Святой Андрей», водоизмещением в 60 тонн и вооружённом восемью пушками, при прощальных выстрелах из дьеппской гавани, Курменен со своими спутниками собрались было отплыть из Дьеппа.

Однако ввиду неблагоприятного ветра они вынуждены были вскоре бросить якорь на рейде. Столь же неудачна была попытка отплыть из Дьеппа и на следующий день. Так они простояли целую неделю. Затем началось плавание. Слева, в туманной дали был виден берег Англии. По пути, во время вынужденных стоянок спутники выходили на берег, гуляли, охотились на зайцев. 17 июня быстро проплыли пролив Па-де-Кале. Через пять дней им повстречался военный корабль голландцев. При- {372} близившись, он выстрелил из пушки, давая знать, что желает говорить с французами. Голландцы хоть и являлись союзниками французов, однако им неприятны были всякие торговые соперники, поэтому они с беспокойством запросили: «Имеете ли товары?» Последовал ответ французского капитана: «Нет! я везу посла французского короля в Данию».

По-видимому, удовлетворившись ответом, голландцы повернули корабль к своей земле, не сказав даже приветственного слова в честь столь важного лица.

— Грубияны, — говорили про них французы из свиты посла.

23 июня с северной стороны заметили высокий берег Норвегии. Виднелись скалы и снежные вершины.

Началась буря, которая свирепствовала в течение шести часов. Путешественники промокли до нитки, ибо на корабле не оказалось такого места, где можно было бы укрыться от неистовых потоков ливня.

— Вот уже шестьдесят лет как служу на море, — сознался один восьмидесятилетний моряк, — а такой бури никогда не приходилось видывать...

Проплыли ещё несколько дней вдоль берегов Дании, которые были знакомы Курменену и некоторым из его спутников.

В начале июля Курменен прибыл в столицу Дании Копенгаген и начал вести переговоры с датским правительством. Он с почестями был принят датским королём Христианом IV.

Переговоры имели весьма благоприятные последствия для интересов французской торговли. Датский король выдал 14 июля послу жалованную грамоту, писанную, как это было тогда принято в западных странах, по-латыни.

Французские купцы, по сравнению с купцами других наций, получили большую льготу: они должны были, проезжая Зундский пролив по направлению к Нарве и России, уплачивать лишь одну сотую стоимости провозимых товаров (однопроцентную пошлину). Другие купцы платили в пять и шесть раз больше. Вот почему король Дании дал французам эту льготу лишь на восемь лет, обещав послу на словах продление льготы по истечении этого срока. Французский посол пробыл в Дании до второй половины августа.

В Дании же Курменен встретился с английским послом. Несмотря на внешнюю учтивость и взаимные, посещения, эти два посла питали друг к другу неприязнь и какую-то зависть. Взаимная неприязнь была обусловлена, с одной стороны, дипломатическим соперничеством: и французская и английская дипломатия стремились к одной и той же цели: к заключению мира между Швецией и Польшей и к ослаблению габсбургской коалиции; однако они соперничали в том, кому должно было принадлежать первенство.

А с другой стороны, для англичан, — которые со времён русского царя Ивана IV пользовались большими льготами и преиму- {373} ществами в Московском государстве, имели в

На сторожевой границе Московского государства. С картины С. В. Иванова.

Москве, Архангельске и в некоторых других русских городах свои торговые дома, — было неприятно соперничество купцов других наций. Им не давали покоя успехи ловких и умелых в торговле голландцев, а тут ещё им угрожало появление новых соперников в лице французских купцов.

Получив жалованную грамоту от датского короля, французский посол столь же преуспел и в Швеции. Курменен шесть дней пробыл в военном лагере Густава-Адольфа под Мальборгом в прусской земле. Шведский король со своей стороны обещал благоприятствовать провозу французских товаров через Нарву, которая в то время находилась в руках шведов.

Прибыв морским путём в Пернов, а оттуда следуя сухим путём, 10 сентября Курменен очутился уже, как сказано выше, на русской границе.

С нетерпением спешил он в столицу незнакомого государства. Лишь понаслышке посол мог знать что-либо об отдалённой «Московии». Возможно, однако, что ему было известно описание этого государства, которое вышло в свет ещё при жизни французского короля Генриха IV, года за двадцать два до прибытия Курменена в Россию.

Описание это принадлежало известному французскому капитану и авантюристу Жаку Маржрэ или, как его называли в Москве, Якову Маржерету, который несколько лет прожил в России, служил сначала царю Борису Годунову, а затем изменил {374} русским и перешёл на сторону поляков и их ставленников, русских изменников.

Французского посла на границе приветствовал русский пристав, который затем неотлучно следовал за ним всюду. 3 октября Курменен со своей свитой подъехал к Пскову, где был встречен с большими почестями.

На церемониалы в то время обращали большое внимание как в России, так и в западных странах. Курменен, например, ни за что не хотел ехать по левую сторону русского пристава, как того требовал последний, действуя согласно русским обычаям. Долго не могли решить, этот спор. Как посол, так и пристав твердо стояли на своём. Наконец, договорились: помощник пристава поехал по другую руку посла, а сам пристав всё-таки ехал по той стороне, на какой настаивал с самого начала.

Пробыв четыре дня в Пскове, посол со своей свитой поехал дальше в сопровождении псковских приставов, целовальников, детей боярских, стрельцов и казаков.

Русское правительство хорошо позаботилось об иноземных гостях. Французы с самого вступления на русскую землю находились на царском иждивении. Доставляемые им пища и питьё были весьма обильными.

Лично послу ежедневно выдавали по 2 хлеба, 2 калача, гуся, утку, две курицы, 6 чарок доброго вина, полторы кружки рейнского вина, более полуведра различных медов, по полуведра пива доброго.

Каждому из девяти французских дворян выдавалось ежедневно: по одному хлебу и калачу; всем вместе по 2 гуся, 3 утки, 5 кур и каждому из них по 2 кружки доброго мёду, по 2 кружки пива доброго, кроме того, изрядное количество вина. Их слугам, каждому, из 11 человек: по одному хлебу, по 2 чарки вина, по кружке мёду, по 2 кружки пива.

Кроме уже перечисленных продуктов, им выдавали ежедневно по два барана, шесть гривенок коровьего масла, пятьдесят яиц, соли, круп, капусты, чесноку, свеч восковых и сальных, уксусу, сметаны, яблок, патоки, перцу.

Согласно царскому наказу, полагалось ещё выдавать тетеревов, зайцев, ветчины; однако, за неимением таковых продуктов, псковские воеводы не смогли их выдать.

Впрочем, французы были весьма довольны снабжением их съестными припасами и ничего более не просили. Только по приезде в Москву Курменен попросил выдавать ему вместо русских напитков французские вина, так как он-де не привычен к русскому питью.

Кроме обильной пищи, послу были даны из Пскова до Новгорода подводы, 20 верховых лошадей и 15 телег.

По дороге французы держали себя весьма распущенно: «чинили насильства и обиды» русским людям, а посол их не унимал и не останавливал. {375}

В Новгороде Курменен встретился с прославленным русским героем, одним из вождей русского народного ополчения — Димитрием Михайловичем Пожарским, который в то время был новгородским воеводой. Услышав жалобы пристава на бесчинства французов, Пожарский значительно увеличил русскую свиту (доведя её до 50 человек), которая по существу должна была охранять не столько французов, сколько русское население от бесчинств французов. В связи с этим количество подвод, не считая кормовых, увеличили до пятидесяти.

Быстро проехав Новгород, Торжок и Тверь, через две недели после отъезда из Пскова, Курменен в последних числах октября приехал в Москву, где был встречен с особой пышностью.

Перед самой Москвою к Курменену подъехали два московских пристава в одеждах из золотой парчи и высоких собольих шапках, на прекрасно убранных белых лошадях. Вместо поводьев у лошадей были большие серебряные цепи. Цепи эти при движении лошадей звенели.

Пристава подвели с собой под уздцы лошадей для посла и членов его свиты. Вместе с приставами посла встречали разодетые по-праздничному стряпчие, стольники, большие дворяне и дьяки всех приказов, всего было встречных 200 человек.

Пристава от имени царя приветствовали Курменена, который ответил на их приветствие и сел на царского коня, покрытого вышитым седлом и украшенного разными уборами. Для посольских дворян были подведены ещё девять белых лошадей с сёдлами, покрытыми золотой парчой.

В сопровождении двух приставов Курменен въехал в Москву.

Столица встретила его толпами любопытствующих. {376}

Посла со свитой поместили на посольском дворе, в большом доме, убранном по-праздничному. Угощение было удвоено.

Посольский двор охранялся стрельцами, так что никто из свиты Курменена не мог выйти без разрешения приставов. Последние часто заходили, посещали посла, справлялись, не нуждается ли он в чём-нибудь.

Послу был придан, кроме приставов, ещё и переводчик, проживающий в России француз, который прекрасно знал и русский язык. В Москве в смысле переводчиков и толмачей дело обстояло куда лучше, чем в других странах. В одном только посольском приказе служило их несколько десятков, получая постоянное денежное и поместное жалованье и подённые корма от русского правительства.

Курменен весьма удивил русских, заявив, что царю от короля не было прислано никаких даров, что-де у французских королей не в обычае посылать дары другим государям. Но узнав в немецких городах, что к царю приносят дары, он преподносит дары лично от себя. Даров этих было весьма мало: 3 кубка с кровлями да постав.

Исполняя просьбу Курменена, царь Михаил принял его 1 ноября.

Послу и дворянам его были доставлены нарядные царские кони. Французы в плащах, но без шпаг (хотя Курменен и просил разрешить ему явиться перед царём со шпагой) сели на коней и отправились в Кремль. Пристава ехали по обе стороны Курменена, позади посла следовала французская свита; впереди — конюхи, дворовые люди и 50 подъячих из разных приказов, все разодетые в нарядные платья.

От посольского двора до «золотой палаты» Кремля были расставлены в большом количестве стрельцы по обе стороны пути с пищалями (мушкетами), тесно примыкая друг к другу. Французы проехали сквозь их строй. Собралось огромное количество народу, чтобы поглазеть на это зрелище.

Проехав угол Архангельской паперти, французы спешились и пошли Благовещенской папертью. Их ввели в «среднюю золотую подписную палату», где обычно принимали иноземных послов. Палата эта представляла собой четырёхугольное каменное сводчатое помещение, покрытое снизу и по сторонам красивыми коврами и сверху украшенное рисунками из библейской истории, изображёнными золотом и разными красками. Царский трон у стены поднимался от пола вверх на три ступени, был окружён четырьмя серебряными позолоченными колонками, на которых покоился балдахин. С каждой стороны балдахина стояло по серебряному орлу с распростёртыми крыльями.

На троне восседал царь Михаил в кафтане, осыпанном драгоценными камнями и вышитом крупным жемчугом. На голове царя был венец, покрытый крупными алмазами; в руках царь держал золотой скипетр. По обе стороны трона стояло по два {377} рынды (юноши из знатных фамилий) в белых платьях, в шапках из рысьего меха и белых сапогах; на груди у них крестообразно висели золотые цепи. Каждый из них держал на плече серебряный топорик. Справа и слева от царя стояло по двое вельмож.

У стен кругом, слева и напротив царя, неподвижно сидели бояре, окольничьи и большие дворяне, в золочёных платьях и в высоких чёрных лисьих шапках.

В нескольких шагах от трона вправо стоял думный дьяк Ефим Телепнев.

Как только посол вошёл в «золотую палату», он тотчас же был поставлен против царя в нескольких шагах от трона. За ним стояли французские дворяне из посольской свиты. Двое из них держали в протянутых руках грамоту французского короля.

Переводчик стал по левую сторону от посла.

Окольничий представил посла царю через думного дьяка. Царь изволил позвать посла «к руке».

Приложившись почтительно к руке царя, что считалось большой честью, Курменен поздравил его от имени своего короля, при этом подробно произнося титулы обоих государей, как этого накануне потребовали у него пристава.

Царь, немного приподнявшись, спросил о здоровье короля и затем посол подал царю королевскую грамоту, которую принял Телепнев.

Затем Михаил через думного дьяка спросил о здоровье посла, велел Курменену сесть на скамейку, покрытую ковром, и подозвал к своей руке французских дворян из посольской свиты. Когда они, один за другим, стали подходить, царь, ласково улыбнувшись, взял скипетр в левую руку, протянув правую для поцелуев. Французы целовали её, не трогая своими руками. После этого думный дьяк объявил послу о пожаловании его от царского стола яствами и питьём.

После всех этих обычных церемоний Курменен со своей свитой были отпущены на посольский двор. С ними вместе поехал в прекрасном платье, верхом на разукрашенном коне царский стольник с пожалованными яствами и напитками. Слуги его накрыли стол длинной белой скатертью и поставили на неё серебряную солонку с солью, серебряные кружечки с уксусом, несколько чар, чаш золотых и серебряных, длинный нож и вилку.

Стольник сам пил и французов поил, сначала за здоровье царя, а затем за здоровье французского короля Людовика. На стол подали несколько десятков различных кушаний. С подарком посла стольник отправился назад в Кремль.

В тот же день, как царь принял Курменена, грамота Людовика была переведена на русский язык и представлена на рассмотрение Боярской думы. Главную роль в ней тогда играл отец царя, патриарх Филарет, наиболее приближёнными советниками которого являлись: «ближний боярин» Иван Борисович Черкас- {378} ский, один из самых влиятельных сановников

царя Михаила; знаменитый организатор геройской обороны Смоленска против польского короля Сигизмунда — боярин Михаил Борисович Шеин, побывавший вместе с Филаретом в польском плену; прославленный своей опытностью думный дьяк Ефим Телепнев и другие.

Дума ознакомилась с верительной грамотой; король писал в ней, что посылает к царю послом человека, который хорошо ведает о всяких делах, происходящих в Европе, и что он много раз был посылаем послом в разные государства.

«И просим Ваше величество, — писал король, — чтобы во всём подлинно верили ему [послу]... так же, как нашей собственной персоне».

Начало грамоты французского короля вызвало большое неудовольствие и даже негодование Боярской думы. Король по небрежности или, быть может, с умыслу, — как предполагали в думе, — совершенно пренебрёг титулом царя и вместе полного царского титула, в котором должны были быть перечислены все владения России, царь именовался в грамоте лишь как «Превысочайший и пресветлейший, величайший и храбрейший князь, цесарь всея Русии, великий князь и властитель, государь Московский».

В те времена подобным вопросам придавали особое значение, {379} пропустить какой-нибудь титул значило умалить значение государя, уронить его достоинство. Бояре недоумевали: король уверяет в своей грамоте, что желает быть в дружбе с царём, а сам умаляет его титул!? Что это значит? Чему это приписать? Ведь нельзя это объяснить незнакомством с полным титулом царя, так как в грамоте, присланной от короля Людовика с Иваном Кондыревым, титул царя был приведён полностью.

5 ноября Курменена вторично вызвали во дворец, устроив ему столь же торжественный приём, как и в первый раз. Устами думного дьяка Курменену было заявлено, что с ним будут вести переговоры от имени царя пять человек: три боярина и два думных дьяка, в том числе вышеупомянутые Черкасский, Шеин и Телепнев.

Боярам, для того чтобы подчеркнуть важность их назначения, как и в других подобных случаях, были даны почётные, пышные, по существу ничего не значащие титулы «наместников Казанского, Тверского и Брянского».

Курменена пристава ввели в «Ответную палату», где обычно происходило собеседование иноземных послов с уполномоченными русского правительства. Здесь его встретили бояре и думные дьяки. Бояре были одеты в великолепные одежды: платья их были из золотой парчи и вышиты крупным жемчугом и драгоценными камнями, большие золотые цепи крестообразно висели у них на груди. На головах у бояр были надеты вышитые крупным жемчугом чёрные меховые шапочки с драгоценным камнем на верхушке. Дьяки были в высоких чёрных лисьих шапках.

Подав друг другу руки, все сели по местам. Бояре сидели на лавке в «Большом (высшем) месте» от Москвы-реки у окна, против них, на другой лавке у стены, сидел посол, а думные дьяки заняли места на скамейке подле бояр, против посла. Посреди них стал переводчик. Люди из свиты посла, пристава и все прочие вышли из палаты. Остались только подъячие и писари для записи речей.

Бояре и дьяки держали листы, изготовленные заранее в посольском приказе, по которым поочерёдно говорили с послом от имени царского совета.

Начал Черкасский.

— Царь (при упоминании царя каждый раз перечислялись все царские титулы), — сказал он, — велел перевести на русский язык и выслушать грамоту короля, но в ней царского величества имя и титулы не писаны, а другие все государи и христианские и мусульманские к великому государю нашему пишут, упоминая полностью царского величества имя и титулы. И наш великий государь тому подивился: государь ваш король Людовик называет великого государя нашего своим добрым другом и приятелем и впредь хочет быть с ним в крепкой и сердечной дружбе и любви, а имени и титула его царского величества не описал. {380}

Курменен ответил, что то не входит в обычай короля, который не пишет ни своих, ни чужих имён и титулов.

— Но ведь в грамоте, присланной королём Людовиком с Иваном Кондырёвым, царского величества именованье и титулы были описаны сполна, — возразили бояре.

— То король сделал по просьбе вашего посланника, а сам он не пишет ни своих, ни чужих титулов, — ответил посол.

— Король волен, сам как хочет, так пусть и пишет своё имя и титулы, — заявили решительно бояре, — но царское имя и титулы так писать не годится, да и никто так не пишет.

Чтобы покончить с этим вопросом, Курменен вынужден был дать твёрдое обещание от имени короля, что впредь король Людовик велит писать царское имя и титулы по его царскому достоинству да ещё попросил выдать ему образец, по которому следует писать, а что касается титулов короля, то он оставит здесь их перечисление, чтобы и русское правительство писало так же. Бояре дали на это своё согласие.

Перешли к делу. Бояре и дьяки попросили Курменена изложить цель своего посольства.

— Наказано мне, — сказал посол, — объявить от имени короля, что прежде всего король Людовик велел поклониться царю и передать, что он с ним хочет быть в крепкой дружбе и любви и предлагает установить впредь добрые отношения и «ссылку» (т. е. установить связь). Готов оказывать царю всяческую помощь...

— В чём будет выражаться эта помощь? — прервали его бояре, — в ратных людях или в чём другом?

— Король готов оказать всяческое содействие царю, — ответил Курменен. — Что же касается солдат, то король и за этим не постоит, буде царю они понадобятся.

Далее Курменен перешёл к пространному изложению своих предложений, а после изложения их устно подал на них письменную докладную записку. Вот что передал он от имени своего короля русскому правительству:

1. Французский король хочет заключить торговый договор с тем, чтобы французским купцам было предоставлено право беспошлинной торговли в России, точно так же, как одно время разрешено было компании английских купцов при царях Иване IV и Фёдоре Ивановиче. Король просит также предоставить для французских купцов право свободно ездить по всей России как водным, так и сухим путём; вывозить во Францию любые товары; иметь собственные дворы в русских городах и вообще, чтобы они пользовались всеми теми вольностями, какими пользовались тут местные русские купцы.

2. Король просит разрешить французам держать при себе римско-католических священников и монахов для церковной службы и чтобы их вере не было никакого стеснения и бесчестия. {381}

3. Французский король просит предоставите ему право утверждать в Москве выбранного самими французскими купцами начального человека или консула, который должен судить спорящих между собой французов (в случае же ссоры между русским и французом их должен судить царский судья).

4. Король просит для французских купцов права вести через Московское государство торговлю с Персией. При этом предлагалось три способа на выбор: либо французским купцам ездить самим в Персию через Россию (Курменен уверял, что в Персии в то время находилось около двух тысяч французских купцов), либо вывозить персидские товары русским купцам и продавать их в России исключительно одним только французам; либо же, наконец, разрешить французским купцам скупать в России у приезжающих сюда персидских купцов персидские и другие восточные товары, особенно шёлк-сырец, в вывозе которого французы были особенно заинтересованы. При этом Курменен просил разрешения вывозить русские и персидские товары через Нарву (Ругодив), утверждая, что путь через Нарву и Балтийское море в четыре раза короче, чем через Архангельск и Белое море. Это последнее пожелание было вполне понятно: как мы видели, посол ещё до приезда в Россию выхлопотал у датского и шведского королей значительные льготы, и теперь, конечно, он стремился к тому, чтобы направить торговлю через Балтийское море, т. е. по пути, на котором французы имели значительные преимущества по сравнению с англичанами и голландцами. В беломорской же торговле французским купцам чрезвычайно трудно было соперничать с голландцами и англичанами, которые уже давно вели эту торговлю и хорошо с ней освоились.

Посол всячески старался доказать боярам и дьякам, что торговля французов с Персией выгодна для самой России. Он перечислял те французские товары, которые могут иметь сбыт в России: соль, красные французские вина и всякие заморские напитки; суконные, шерстяные и шёлковые материи; тянутое и листовое золото.

Эти товары, писал Курменен в своей докладной записке, до сих пор возят из Франции в Россию англичане и голландцы, а в случае заключения франко-русского торгового договора их станут возить сами французы, что гораздо дешевле будет обходиться и для русских.

5. И, наконец, в случае принятия всех вышеупомянутых условий, Курменен предлагал русскому правительству заключить политический союз против общих врагов — Габсбургов и их союзников — поляков. Подобный союз, по словам посла, мог не только усилить внешние связи обоих государств, но и укрепить в них самодержавный абсолютистский порядок.

Посол излагал свои предложения настолько пространно, что ему, наконец, самому показалось, что бояре устали его слушать. Он приостановился и, помолчав, сказал: {382}

— Наказано мне говорить и об иных делах, только ныне не говорю, так как скучно вам стало.

— Скучать нам нечего, — возразили бояре, внимательно слушавшие все речи посла. Они просили Курменена продолжать речь. Однако посол отговорился, что мол ни о каких иных делах не наказано говорить, но что хотел бы он о тех же статьях говорить ещё, просторнее, да не стоит, так как и без того бояре смогут уразуметь его предложения.

Все встали. Курменен стал выражать неудовольствие на «тесноту и неволю», которую он терпел по дороге к Москве, да и в самой Москве от приставов; он жаловался на то, что его и его людей со двора никуда не пускают, а пустив, за ними ходят, следят и воли ни в чём не дают.

Боярам удалось его успокоить ссылкой на древний русский обычай, объяснив, что то делается не для стеснения послов, а для их обереганья.

— Недоверия тут нет никакого, — сказали они Курменену.

— Коли таков обычай, — сказал посол, — я ничего не желаю делать помимо воли государевой.

Предложения Курменена, устные и письменные, были обсуждены в Боярской думе.

9 ноября произошла вторая встреча бояр и дьяков с Курмененом. За этим последовала третья и четвёртая встречи — 11 и 12 ноября.

Однако русское правительство мало изменяло свою позицию и в основном оставалось при первом своём решении.

Каков же был его ответ на предложения французского посла? В главном требовании — в предоставлении права торговли с Персией — французам было отказано, точно так же, как вообще отказывали в этом прежде всем иноземцам, не считая отдельных случаев, имевших место при Иване IV (когда государь давал это право англичанам).

Русское правительство, естественно, не желало передавать эту выгодную статью торговли из рук русских купцов в руки иноземцев. Что касается езды в Персию, такое право московское правительство готово было предоставить, но одним лишь французским послам, посланникам и гонцам, а отнюдь не купцам. Последним было лишь разрешено свободно закупать персидские и другие восточные товары, но опять-таки только у русских купцов, а не у персов. Да и в самом Московском государстве французы свободно могли закупать у русских купцов не все персидские товары. «Заповедные товары», в том числе и белый шёлк-сырец, который особенно интересовал французов, они могли покупать лишь от царской казны, у царских «гостей».

Отказано было им и в беспошлинной торговле, так как это могло вредно отразиться на отечественной торговле. Не раз уже раздавались жалобы русских купцов на большие льготы, дарованные правительством иностранным купцам. Правительство не {383} могло не считаться с этими жалобами, а также с интересами казны, которая могла сильно пострадать от падения отечественной торговли.

Что же касается торговли через Нарву, либо через Архангельск, то таковая была разрешена французам с условием уплаты обычных торговых пошлин.

В отношении торговли московское правительство готово было предоставить французам большие права: они могли свободно ездить для торговли в Москву, Архангельск, Псков, Великий Новгород и другие города Московского государства. Такие права иноземцы получали лишь в редких случаях. Обычно они имели право приезжать лишь к приморским городам, но не вглубь России.

Не добившись права беспошлинной торговли, Курменен стал домогаться того, чтобы с французов взимали однопроцентную пошлину, подобно той, которую французы должны были платить в Дании. Бояре не уступали. В России с проданных товаров взималась обычно четырёх- или пятипроцентная пошлина, и царская казна не желала поступаться в пользу французов таким доходом.

Однако перед самым отъездом посла русское правительство в этом вопросе пошло на некоторую уступку, обещав взимать с французов двухпроцентную пошлину.

Что касается двух остальных требований французов: насчёт консулов и права отправления публично католического богослужения, то первый вопрос не вызвал никаких возражений, и требование французов было удовлетворено. Что же касается второго вопроса, они получили решительный отказ.

В России, как известно, не преследовалась никакая вера, в противоположность некоторым западным странам, где в то время имели место религиозные гонения, религиозные войны. Однако в начале XVII в. римско-католическая религия сделалась знаменем польских захватчиков и польской интервенции. Поляки пробовали покорить Русское государство и искоренить религию русского народа — православие. Вот почему русские люди видели в католическом духовенстве агентов и лазутчиков иноземных захватчиков, а в публичном их богослужении — «соблазн» для народа.

Что же касается веры французов, приезжающих в Россию, то русское правительство обещало не стеснять свободы их совести, или, как ответили бояре Курменену, «быть всякому в своей вере».

Ввиду того, что русское правительство не приняло части важных для французского правительства предложений, главным из которых было право торговли с Персией, посол не стал продолжать переговоров на счёт заключения политического союза и решил уехать, сделав вид, что он удовлетворён достигнутым.

После четвёртой встречи с боярами и дьяками царь 12 ноября призвал Курменена к себе. Состоялся торжественный отпуск {384} французского посла. Отпуск был обставлен таким же пышным церемониалом, как и приём.

Царь Михаил вручил Курменену свою грамоту к Людовику, писанную 12 ноября. Грамота эта была опубликована в издаваемом тогда французском журнале «Французский вестник» № 16 от 1629 г . под заглавием: «Союзный договор между его христианским величеством [французским королём] и императором Московии».

В ней подробно излагались все те пожалования и льготы, которые даровались царём французским купцам.

На отпуске же царь пожаловал свои дары послу и посольским дворянам: соболями стоимостью в 350 рублей.

Так окончилось это первое знаменательное французское посольство в Россию. Оно способствовало оживлению связей, чрезвычайно ослабевших в начале XVII столетия между Московским государством и Францией.