Шильман М. Такты истории

ОГЛАВЛЕНИЕ

Аналогии и допущения

...мы должны радоваться, если наше рассуждение окажется не менее правдоподобным, чем любое другое, и притом помнить, что и я, рассуждающий, и вы, мои судьи, всего лишь люди, а потому нам приходится довольствоваться правдоподобным миром, не требуя большего.

Платон

Предуведомлением к дальнейшему изложению с необходимостью становится вопрос о приемлемости общих аналогий между искомыми законами исторического развития и законами, являющимися результатами развития других, более точных в нынешнем понимании наук физики, математики, биологии и др.

Вне всякого сомнения, механическое привнесение выводов из одной сферы человеческих знаний в другую влечет за собой привязанность к заранее заданным схемам или низведение всего имеющегося массива фактов до абстрагированных от временно-пространственных перспектив матриц событий, потворствующих лишь желанию машинного просчета. Без учета смыслового наполнения событий, становление которых и является областью рассмотрения, при игнорировании доминантного спектра условий, в которых эти события произошли, формальное структурирование и попытка анализа предпосылок и результатов действия неких законов такого плана как алгоритмов высокого уровня заранее обречено на неудачу.

Достаточно полной иллюстрацией пределов механических аналогий может служить ретроспективный обзор попыток моделирования миропорядка, в котором новейшие достижения механики наряду с философскими спекуляциями и теологическими догмами, эволюционирующими параллельно, играли роль и определителя, и в большинстве случаев общего знаменателя. Статичность небесного устройства уступила место математически правильным кругам орбит небесных тел; те в свою очередь были сменены эллиптическими орбитами планет Кеплера. Иерархия небесных сфер уступила место астрономии. Красота как истинность в понятиях эллинизма, логичность аристотелевских категорий, симметричность раннехристианской триады и вырастающая из нее упорядоченность гегелевского Духа, все порожденное привычными для человека естественными ощущениями подверглось массированной атаке идей, степень абсурдности которых при привычном рассмотрении казалась наивысшей. Человечество отказалось от физиологичности Ламетри и от рассмотрения биологических организмов как рационально функционирующих с природной точки зрения машин. Процесс мышления перестал представлять выработку мыслей по образу и подобию производства предметов материальной культуры или выработки химических веществ. Бог перестал отвечать на все вопросы одинаково складно и его повсеместный патронаж все больше отличался от того унифицированного руководства, которым полнилось давнее прошлое человечества.

В то же время неоспоримым фактом стало и то, что именно на стыке с виду совершенно несоединимых наук нащупываются некоторые общие закономерности, идентичности, видимые лишь в общих ракурсах, принципы, хоть в различной степени, но приемлемые при анализе казалось бы совершенно отвлеченных от непосредственной области их применения процессов. Биология и математика открыли друг другу генетику и оптимизацию. Учение об эволюции давно стало не только достоянием отдельных наук, но и понятием транснаучным. Физика, постулирующая общую теорию относительности, смешала привычные карты философии, а последняя в свою очередь провела принципы относительности в социологию и психологию.

Однако кроме взаимного дополнения существует и другая грань взаимодействия наук. Суть в том, что не только функциональные части законов различных наук применимы в стыкующихся науках. Сама форма весьма специфичных и с виду узкоспециальных законов или выводов о неких закономерностях, преобразованная путем ассоциативно интуитивного анализа и наполненная фактами из совершенно иных областей человеческого знания, порой исполняет роль той идеи, по проверке достоверности которой впоследствии начинает уже работать собственно аппарат конкретной науки.

Подобное комбинирование, спорное и неоднозначное с любой точки зрения, имеющее слабо очерченные границы допустимости, может рассматриваться и как механическая компиляция, и как схоластическое спекулирование, оперирующее пустыми формами и подгоняющее конгломерат разнородных частей под заранее выдвинутую модель какого-либо процесса. Твердой и объективной границы между анализом подобности и простым комбинированием, пожалуй, нет, ибо на поверку оказывается, что все клубок отношений; физические теории исходят из наиболее простых составных частей, философские теории из наиболее привычных. Они могут привести к одной и той же цели, но их методы часто несовместимы (Эддингтон, с.165). При рассмотрении, однако, познания как такового в качестве подобной цели, можно допустить, что она действительно оправдывает средства.

В случае рассмотрения истории как полигона для испытания новых идей касающихся законов исторического развития, встает естественный вопрос о привнесении в анализ общеисторического процесса достижений иных наук в рамках их применимости к задаваемому изначально спектру решаемых проблем. Применение принципов физики (теория расходящихся кругов), химии (диффузионная теория), биологии (теория естественного отбора), географии (историческая география), этнографии, языковедения и т.д. давно стало привычным не только для специалистов, но и для всех хоть немного углубляющихся в историю. Данная работа не претендует в этом смысле на особую оригинальность, привлекая к решению поставленных задач ряд понятий современной физики и используя в своих целях достаточно простые арифметические способы членения обозримого исторического пространства. Учет климатических, географических и др. естественных условий в синтезе с предлагаемым алгоритмом исторического развития рождает ряд простых геометрических построений, которые при соответствующем наложении на карту рассматриваемого региона дают наглядное отражение излагаемого.

Но, даже конвенционально допуская в историю физические и математические выкладки в качестве законодательных аналогий, используя достижения других наук, методы свободных ассоциаций и подобий, вряд ли возможно обойти стороной фактор сознания в вопросе о становлении событий. Событие, факт, являющиеся основной материей истории, в своей достоверности с общефилософской точки зрения всегда могут быть поставлены под сомнение. Историческое исследование лишено возможности непосредственного наблюдения события и фиксации факта. Основная работа заключается в определении источников информации и проверке их подлинности и авторитетности, дабы в дальнейшем получить достаточные основания для интерпретации. Так или иначе, но историческая реальность попадает в руки исследователя в заведомо деформированной форме (Лотман, с.310). Естественная достоверность, подкрепляемая различными свидетельствованиями, размывается, прежде всего, тем, что становление... событий в нашем сознании времени не гарантирует того, что становление обладает статусом независимости от сознания (Грюнбаум, с.383). А, следовательно, и здесь для возможности дальнейшего анализа необходимо делать определенные допущения, не являющиеся, впрочем, критическими при ограничении области рассмотрения сверху в нашем случае в пределах сугубо истории. К тому же определенная конкретность в анализе становления событий вырастает из конкретности субъекта, проводящего подобный анализ. Сужение множества вариаций зависимости становления от сознания обуславливается в свою очередь тем, что сознание никогда не переживается как множественное, а всегда как единичное (Шредингер, с.124). Кроме того, очередным камнем преткновения остается также и осознание времени.

Не снимая подобной проблемы, но, отчасти смягчая допущение, можно утверждать вслед за релятивистской точкой зрения, разрабатывавшейся еще Августином, реальность времени посредством событий или же, точнее, выводить время из событий, а не наоборот, так как проблема реальности времени не является темой данной работы.

Также аксиоматично должны считаться однонаправленными время, скажем, Древнего Египта и нынешнее, т.е. рассматриваемый период должен принадлежать одному миру или, в крайне абсурдном случае, нескольким мирам, времена которых однонаправлены.

Наряду с принятыми допущениями общего характера, относящимися к вопросам сознания и времени, необходимо также обозначить и естественным образом возникающую проблему, связанную с понятием закона будь то закон точных наук или в нашем случае закон исторического развития. Закон как компактное описание закономерных связей может рассматриваться в форме некоей наблюдаемой устойчивой фиксации определенных явлений. При условии, что законы выступают в качестве неких определенных правил, по которым происходят изменения, возникает вопрос о возможности видоизменения самих законов с течением времени. С одной стороны не лишено основания утверждение о том, что мы можем узнать прошлое, только предположив неизменность законов (Пуанкаре, с.9). С другой медленное эволюционирование законов, возможность которого нельзя исключить, при котором существенное изменение проявляется на промежутках времени значительно превышающих время существования цивилизации, не накладывает заметного отпечатка на достоверность результатов анализа исторического развития человечества.

Любой динамический процесс, а в частности исторический, совершающийся с участием человека можно рассматривать как полярный в своей основе. С одной стороны, он характеризуется некими изменениями, являющимися следствиями процессов, на которые воля человека не оказывает своего влияния. С другой он полон изменений, которые суть результаты различных форм человеческой деятельности, совершаемой посредством сознательных усилий.

Допуская изменяемость законов, следует обратить внимание и на то, что они могут рассматриваться как развивающиеся и видоизменяющиеся в соответствии с развитием и изменением объектной среды или же в качестве не первообразных, а кажущихся законов, изменяющихся в соответствии с причинами или законами более высокого или более общего порядка.

Тезис Уайтхеда, поставленный им для рассмотрения подобной проблемы, в форме допущения звучит следующим образом: Законы природы зависят от индивидуального характера объектов, составляющих природу (Уайтхед, с.509 510). В то же время явственно видна ловушка, сводящая приблизительное знание законов (абсолютное противоречило бы существованию наук) к возможности отыскания некоего очередного закона, не приводящего к противоречиям, но подтверждающего от противного безусловную изменяемость законов.

Необходимость определенных допущений в перечисленных случаях налицо, посему в практической области, где отсутствие достаточного допущения может стать камнем преткновения, естественно отрицательное решение об изменяемости законов. Единственной оговоркой может стать то, что законы если и не зависят от характера объектов, то коррелируют с ними в какой-то степени, а возможные, гипотетические изменения законов незаметны или же представляют из себя разнонаправленные флуктуации, не порождающие ощутимых последствий.

И последнее если не допущение, то ограничение общего плана стоит вкратце рассмотреть. Достаточно удовлетворительное объяснение прошлого возможно даже в том случае, когда невозможно предсказание будущего. С определенной степенью вероятности возможно прогнозирование, которое при придирчивом рассмотрении все же сводится к констатации по свершившемуся факту, что свидетельствует о независимости объяснения от предсказания. Даже если считать неопределенность будущего иллюзорной обусловленной ограниченностью наших знаний, не позволяющей видеть строгую причинность и постоянное существование следствий в посылках, истории все же свойственна фундаментальная неопределенность.

Неопределенность системного характера появляется как результат своего рода интерференции случайностных и детерминистических аспектов процесса исторического развития. Безусловно, под случайностью следует понимать отнюдь не беспричинность, а явление из иного причинного пространства или явление, обусловленное законами функционирования макросистемы, в пределах которой любая система, ведущая себя случайным образом при взгляде изнутри, зачастую строго закономерна в своем поведении при взгляде снаружи . Пропорция обеих тенденций может меняться, т.к. каждая из них может быть обусловлена своими периодами. Отступление на второй план или выдвижение в первый ряд значимости событий, служащих исходной базой исторического анализа, прямо или косвенно зависящее от результирующей обеих сил, составляет тот исторический многовариантный континуум, текущая неопределенность которого чрезвычайно высока, но каждое проявление конкретно.

Условившись относительно взгляда на ряд перечисленных проблем, можно переходить непосредственно к анализу в рамках истории, претендуя на достаточно высокий уровень объективности искомого результата, не забывая, однако, о том, что картину подлинной реальности можно получить лишь скомбинировав проявления, соответствующие всем мыслимым и даже немыслимым точкам зрения.