Поликарпов В. Если бы... Исторические версии

ОГЛАВЛЕНИЕ

Викинги осваивают Америку

Не так давно мировым сообществом было отмечено 500-летие первого плавания (1492 г.) Христофора Колумба, после которого Западная Европа начала колонизировать громадный континент с его уникальными высокоразвитыми индейскими цивилизациями. Старые представления о том, что Америка была «открыта» благодаря этому плаванию не соответствуют действительному положению вещей. Уже в 1-м томе отечественной «Энциклопедии для детей» просто констатируется, что на 500 лет раньше данный континент был открыт викингами: «Помимо захвата чужих земель силой, викинги вели и мирную колонизацию. В 874 г. норвежцы заселили Исландию. В 80-е гг. этого же столетия ярл Эрик Рыжий открыл Гренландию, которая вскоре также была заселена викингами. А в 986 г. сын Эрика Рыжего, Лейф Счастливый, на 500 лет раньше Колумба открыл Америку, которую назвал тогда «Витланд» [Всемирная история. М., 1993, с. 236].
Нелишне заметить, что в честь именно Лейфа Счастливого, первого истинного предшественника Колумба, состоялось открытие памятника 29 октября 1887 года в Бостоне. Кстати, название Америки «Витланд», или «Винланд», означает «страна винограда». Оно связано с тем, что прибывший с викингами немец Тюркер (Тюркир), сойдя на берег и направившись в глубь суши, обнаружил виноград. Он был выходцем из винодельческих районов Германии и поэтому при виде дикого винограда пришел в состояние необычайно сильного душевного возбуждения. В результате викинги Эрика (Эйрика) Счастливого дали Америке имя «Винланд».
Действительно, на восточном побережье Северной Америки издавна растут «дикий виноград» и «дикие злаки» [см. Хенниг Р. Неведомые земли. М., 1961, т. II, с. 334]. Викинги же, жившие в Гренландии, никогда не видели винограда, а потому, впервые обнаружив его, поспешили дать название открытой ими земле по наиболее характерному, с их точки зрения, признаку (что служит еще одним аргументом в пользу открытия Америки викингами).
Необходимо обратить внимание на тот существенный момент, что открытию Америки (Винланда) предшествовали открытие и освоение викингами Фарерских островов, Исландии и Гренландии. Сейчас установлено существование на юге Гренландии двух норманнских (так звали викингов) поселений — Аустербюгдена, или Восточного поселения (совр. Годтхааб), и Вестербюгдена, или Западного поселения (близ совр. Юлианехоба). «После того, как викинги прочно утвердились на гренландской земле. Северная Америка стала для них буквально сопредельной страной. Норманнскую колонию отделял от гигантского континента лишь пролив Дейвиса, ширина которого в самом узком месте не превышала 200 миль. Пересечь его не составляло никакого труда для тех, кто ходил на своих ладьях по бурному океану в Норвегию и Исландию. Во время промысловых экспедиций вдоль западного побережья Гренландии колонисты в ясные дни вполне могли видеть вдали высокие горы Бафиновой Земли» [Гуляев В.И. Доколумбовы плавания в Америку: мифы и реальность. М., 1991, с. 110].
По мнению ученых, наиболее реальными являются события, связанные с открытием Винланда, которые описаны в исландской саге «Рассказ о гренландцах. В этой саге так излагается волнующий момент открытия Америки: «Лейф и его спутники взошли на корабль, всего их было 35 человек. Среди них был один немец, которого звали Тюркир. Они снарядили корабль и, когда все было готово, вышли в норе... Они прошли проливом между островом и мысом, выдающимся к северу. Они стали обходить этот мыс с запада. Во время отлива морское дно обна-жилось, их корабль сел на мель, а вода ушла далеко. Но им так не терпелось высадиться на берег, что они не стали ждать, пока море опять поднимет их корабль, а сразу же отправились на берег. Там была река, вытекавшая из озера. Когда прилив снова поднял их корабль, они сели в лодку, отправились к кораблю и отвели его вверх по реке в озеро. Там они бросили якорь, вынесли свои спальные мешки и разбили палатки. Они решили обосноваться там на зиму и соорудили большие дома. И в реке, и в озере было много такой крупной рыбы, какой они никогда прежде не видывали. В этой благословенной стране, по их мнению, не надо заготавливать на зиму корм для скота. Зимой там не бывает морозов я трава остается почти такой же зеленой, как летом. День и ночь не так различаются своей продолжительностью, как в Гренландии или Исландии... Когда пришла весна, они приготовились к отплытию. Лейф дал этой стране имя, соответствующее ее особенностям, и назвал ее Виноградной Землей (Винланд)...» [пит. по: Хенниг Р. Указ, соч., т. II, с. 305, 320-321].
После Лейфа в Винланде побывало шесть экспедиций, однако все попытки викингов основать колонию на открытых землях, которые были богаты ресурсами, окончились неудачей, ибо на их пути стали коренные жители. Норманны назвали их скрелингами (само по себе это слово ничего не значит), не проводя различия между индейцами и эскимосами [см. Ceram C.W. Pierszy americanin. W.,1977. S. 44].
Затем брат Лейфа, Торвальд, отплыл на его корабле в Винланд, где провел зиму в доме своего брата, а потом совершил несколько разведывательных экспедиций. Однажды на морском берегу Торвальд со своими людьми наткнулся на три перевернутых лодки, под которыми скрывались девять аборигенов. Ни минуты не колеблясь, викинги напали на них и перебили всех, за исключением одного, успевшего убежать. Этот безрассудный поступок можно объяснить только их характером.
Однако последствия оказались фатальными. Сразу же появился целый флот сделанных из шкур лодок с множеством туземных воинов и атаковал викингов, засыпав их градом стрел. Одна из них попала Торвальду в грудь. Он выдернул ее, произнес пророческие слова: «Мы открыли плодородную землю, но она не принесет нам счастья», — и скончался. Это все, что известно о первой встрече белых (европейцев) с автохтонами (коренными жителями Америки).
Весьма удачным оказалось пятое путешествие, которое осуществил богатый и знатный викинг Торфинн Карлсевни (1005-1007). В его экспедиции участвовало 60 мужчин и 5 жен-шин, причем с собой они взяли домашний скот, так как собирались основать в Винланде большое поселение. После зимовки в домах Лейфа викинги встретились со скрелингами, которые буквально были очарованы стальным оружием воинов. В самом начале отношения между викингами и скрелингами складывались довольно дружелюбно — завязалась меновая торговля. Аборигены предлагали звериные шкуры в обмен на оружие. Однако им пришлось довольствоваться молоком, которое им пришлось по вкусу. Интересно, что в то время родился у Карлсевни сын Снорри, первый белый американец. Но потом отношения между пришельцами и автохтонами обострились, дело дошло до сражения, где победителями оказались викинги. Тем не менее Винланд им пришлось покинуть и вернуться домой, что и отражено в тексте «Саги об Эйрике Рыжем».
Самой неудачной и драматической была последняя экспедиция из-за участия в ней сестры Лейфа Счастливого Фрейдис, представляющей собой как утверждают предания, «чудовище в теле человека». Она сумела вызвать среди небольшого отряда викингов кровавую усобицу, зарубив топором пять женщин из числа соперниц. Оставшиеся в живых возвратились в Гренландию и, хотя Фрейдис подкупила команду, один из норманнов не сумел промолчать о совершенном ею преступлении. Лейф Счастливый пытками добился от остальных истины, после чего Фрейдис была обречена на изгнание. Этим драматическим финалом и завершилась первая волна «норманнской колонизации в Северной Америке» [Гуляев В.И. Указ, соч., с. 114].
Настоящая колонизация Америки началась после плавания Колумба, когда различного рода конкистадоры, авантюристы, купцы и священники ринулись туда.
Теперь представим себе, что последняя экспедиция викингов прошла успешно. Они отказались взять в свой состав Фрейдис. Поэтому никакой кровавой усобицы внутри группы колонистов не произошло. Возникает искушение построить мысленное изображение такого хода исторического процесса, согласно которому викинги колонизовали Америку.
Следует отметить, что викинги с самого начала могли великолепно вписаться в мир североамериканских индейцев и эскимосов, так как между ними было много общего, а именно: родовая организация общества, языческое мировосприятие и другие свойства.
Известно, что в старых англо-саксонских хрониках VIII-IX веков есть немало сообщений о набегах викингов — этих северных воинов—на европейские города и села, причем от них долгое время не было никакой защиты. «Завидев корабли под полосатыми или красными парусами с головами драконов... на высоко вздымавшихся форштевнях, жители приморских районов... бросали дома и поля и спешили укрыться в лесах вместе со своим домашним скарбом и скотом. Замешкавшиеся погибали под ударами боевых топоров пришельцев или становились их пленниками. Вместе с награбленным имуществом их грузили на корабли и увозили на север. Все, что пираты не могли захватить с собой, уничтожалось: скот убивали, дома сжигали. Попытки оказать им сопротивление поначалу были безуспешными. Хорошо вооруженные, бесстрашные северные воины, охваченные жаждой добычи и возглавляемые прославленными вождями, легко рассеивали неорганизованные толпы крестьян, отвыкших от военного дела и приученных скорее обращаться с плугом и граблями, чем с мечом и копьем. Постоянно враждовавшие между собой феодалы Западной Европы не могли объединиться для того, чтобы дать отпор дерзким грабителям» [Гуревич АЛ. Походы викингов. М., 1966, с. 4-5].
Это свидетельствует о том, что у викингов существовала хорошо отлаженная социальная организация. «И действительно,—замечают английские ученые П. ФутиД.Вильсон, — уже задолго до этого началось постепенное расширение и объединение локальных групп под властью индивидов дай родов, чье военное и религиозное предводительство признавалось всеми» [Foot P.G., Wilson D.M. Wikingowie. W., 1975. S. 30]. Типичной общественной единицей, независимо от более широких форм организации, служил род. Первоначально принадлежность к родовой группе определялась только по мужской линии, но уже весьма рано к роду стали относить индивидов, породнившихся с нин. В эпоху викингов жизнь была основана на родовой группе до такой степени, что для характеристики общенорманнских условий жизни использовался термин «родовое общество». Индивид автоматически ставил интересы рода на первое место, ибо этого требовали неделимость родового имущества и коллективная ответственность за репутацию рода в обществе. Доход и потери, слава и позор были уделом всего рода и необходимы были общие усилия, чтобы приобрести добро и избавиться от плохого.
Наряду с участием в общих религиозных обрядах род совершал обычно свои особые ритуальные действия, чтобы заручиться поддержкой доброжелательных богов. Существовало множество богов и обрядов, которые требовалось совершать во время публичных и семейных празднеств. Однако не существовало принуждения к навязыванию личных связей индивида с богом.
К моменту колонизации Северной Америки викингами, ее территория была населена множеством независимых племен, большинство из которых враждовало между собой. «Как писал Клакхон, небольшие племена выступали в качестве независимых боевых единиц, состоявших из нескольких сот мужчин разного возраста» [Галич М. История доколумбовых цивилизаций. М., 1990, с. 60]. Именно это и явилось одним из постоянных источников трений и конфликтов между индейцами. Среди множества племен, обитавших на американском континенте, по своей численности и, отчасти, по уровню развития выделялись следующие: эскимосы, ирокезы, алгонкины, пуэбло, навахи (Северная Америка), ацтеки (Мексика), майя (Мексика, Центральная Америка), карибы и араваки (Антильские острова, бассейн реки Ориноко), тупи-гуарани (Бразилия, Парагвай), чибча (Колумбия), кечуа и аймара (Перу, Боливия), чарруас (Уругвай, Аргентина), арауканы (Чили). Для всех этих индейских племен характерна вера во множество богов и соблюдение различного рода религиозных обрядов.
К началу XI века в Северной Америке наибольшая плотность населения прослеживалась на Атлантическом и Тихоокеанском побережьях. Все североамериканские индейцы принадлежали к различным племенным объединениям, «так никогда и не ставшим ни государствами, ни городами-государствами, как это произошло, например, к югу от Рио-Гран-де» [Галич М. Указ, соч., с. 62]. Самыми многочисленными среди североамериканских индейцев были, очевидно, алгонкины, которые занимали огромную территорию, ограниченную на востоке полуостровом Лабрадор и Северной Каролиной, а на западе — Тихим океаном. Алгонкины отличались исключительной воинственностью и никогда не сдавались врагу. Именно с ними пришлось столкнуться прежде всего тоже свирепым и воинственным викингам. В результате столкновения восточные алгонкины были истреблены, с западными же алгонкинами установились достаточно мирные отношения.
У североамериканских индейцев и викингов общими оказались, как было показано выше, и общественный строй, и языческие верования. Фактически произошла встреча примерно одинаковых миров европейской и североамериканских культур. Это и было отражено в сагах, где говорилось о том, что «колонисты сожительствуют с индеанками и становятся «своими» среди местного населения, что освобожденные из плена мужчины предпочитают оставаться с теми, кто их держал в неволе...» [«Мы все дикари...» // Курьер ЮНЕСКО, 1994, сентябрь — октябрь, с. 16]. Полным ходом шла культурная ассимиляция, которая оказалась благотворной для обеих сторон.
С одной стороны, от Канадского шита до Техаса индейские общины постоянно принимали норманнов, желавших поселиться с ними, что привело к индеанизации викингов. С другой—викинги внесли в индейские племена свою апробированную в пиратских налетах и дерзких походах военную организацию. В итоге «способность индейцев к ассимиляции, огромная терпимость индейского общества и существовавшая в большинстве племен система принятия в племя» [«Мы все дикари...», с. 16] привели к тому, что викинги стали родоначальниками весьма многочисленного «племени» метисов.
Не следует забывать, что на американский континент все время прибывали группы викингов из Гренландии и Скандинавии, привлекаемых лучшими условиями жизни в Винланде. Об этом свидетельствует основанная на древних источниках летопись епископа Гисле Оддсона, в которой о 1342 годе сообщается следующее: «Жители Гренландии по своей воле отказались от христианства и обратились к американскому племени» [Цит. по: Ингстад X. По следам Лейва Счастливого. Л., 1969, с. 101].
Во время колониальных конфликтов захваченные в плен норманны, месяцами и даже годами, жили в индейских поселениях. «После ритуального обряда белые начинали жить жизнью индейцев, и к ним относились как к кровным родственникам» [«Мы все дикари...», с. 16 ].
Такая тесная связь с племенем североамериканских индейцев, а также тот факт, что викинги брали в жены индеанок, привели через три столетия к господству викингов практически над всей Северной Америкой (Винландом). Элита норманнов, которая сохраняла чистоту крови, сумела создать огромную винландскую империю с мощным экономическим, демографическим и военным потенциалом.
Следует .иметь в виду и то, что Винландская империя не могла не поддерживать постоянные контакты со своей прародиной— Скандинавией, которая почти не знала феодальной раздробленности. «Варварские»королевства эпохи викингов непосредственно трансформировались в централизованные раннефеодальные монархии, окончательно сложившиеся в Дании к середине XII в. при королях Вальдемаре I и Вальдемаре II, в Норвегии —в середине XIII в. при потомках Сверри, а в Швеции—в конце XIII в. при сыновьях ярла Биргера — Фолькунгах. «После упорной борьбы между королями и знатью на рубеже XIII-XIV вв. феодалы Скандинавских стран удовольствовались ограничением королевской власти при помощи съездов знати и постоянного государственного совета. Хартии датского короля Эрика Клиппин-га в 1282 г. и условия избрания шведско-норвежского короля Магнуса в 1319г. — яркие памятники торжества аристократической монархии в Скандинавских странах» [Всемирная история. М., 1957, т. III, с. 691](по этому же принципу могла быть построена и Винландская империя). Упрочение центральной власти позволило Скандинавским государствам возобновить свою внешнеполитическую экспансию. Вполне вероятно, что викинги, стоявшие во главе Винпандской империи, содействовали этой экспансии путем «канализации» военных сип Скандинавских государств в обмен на помощь в виде финансов и ресурсов.
Винландская империя тоже проводила экспансионистскую политику в южном направлении, все время добывая информацию о происходящих там событиях и собирая данные о существующих там цивилизациях и государствах. Ведь в Мезоамерике (регион Мексики и Центральной Америки) в это время происходило формирование ацтекской империи.
История ацтеков до их появления во второй половине XII столетия в Центральной Америке уходит во мрак времен. Кочевые племена ацтеков отличались большой воинственностью и в ходе завоевательных кампаний на протяжении двух веков овладели Мексикой и в начале XIV в. создали там могущественную империю [см. Галич М. Указ, соч. Гл. IV].
Получив достаточно исчерпывающие сведения об ацтекской империи, правители Винланда решили покорить ее (не надо забывать, что дух завоевания все время толкал викингов на поиски новых земель и богатств).
Был сформирован мощный экспедиционный корпус, вооруженный по последнему слову европейской военной техники — огнестрельным оружием. Его сопровождали многочисленные отряды индейцев, которые вели разведку и пресекали возможные атаки ацтекских войск. Экспедиционный корпус Винланда подошел к столице ацтекской империи Теночтитлану, основанному в 1325 году. Время нанесения удара было выбрано винландскини стратегами весьма удачно — империя ацтеков только набирала силы, находилась в начале своего взлета. Понятно, что воинственные ацтеки не смогли выдержать атак викингов, вооруженных стальным и огнестрельным оружием. Экспедиционный корпус имперских винландских вооруженных сил достаточно быстро разгромил империю ацтеков и подчинил ее Винланду. В Теночтитлан был назначен наместник, которому было достаточно легко управлять местным населением, поскольку оно своей мифологией было предуготовлено к появлению белого человека. Ведь их культ Кецалькоатля носил мессианистический характер, причем сам бог был белокожим и бородатым [см. Портильо Хосе Лопес. Сказание о Кецалькоатле. М., 1980], а наместник-викинг и был очень похож на Кецалькоатля, обещавшего вернуться к своему народу.
Дальнейшее развитие событий можно представить в следующем порядке:
— подчинение могущественной ацтекской империи разожгло аппетиты правителей Винланда, и их стратегические замыслы теперь нацелены на дальнейшее продвижение в южном направлении. Они уже знали, что на территории нынешних Перу, Эквадора, Боливии, части Колумбии, Аргентины и Чили существовала еще одна великая и богатая империя —государство инков. Здесь необходимо учитывать то, что винландские викинги имели в своем распоряжении сильный флот, состоящий из грозных боевых дракаров («длинных кораблей») с узким корпусом и украшенных резной головой дракона —кнарров. Последние использовались обычно в качестве торговых судов и были способны совершать далекие плавания [см. Гуляев В.И. Указ, соч., с. 107-108: Foot P.G., Wilson D.M. Op. cit. S. 237-250]. Поскольку во многих отношениях кнарр был очень надежным и удобным, он использовался винландцами как разведовательное и транспортное судно. Значительная часть информации об империи инков была получена благодаря кнарру, остальные сведения доставляли специальные разведовательные группы, состоящие из индейцев. На основе имеющихся данных была составлена подробная карта государства инков, занимавшего территорию более 1 млн кв. км и называвшегося Тауантясуйу.
В конце XV века после тщательной подготовки Винланд двинул свои сухопутные и военно-морские силы на завоевание империи инков. Нелишне заметить, что в сухопутные войска входили конные подразделения, что способствовало успеху в разгроме военных сил инков (они никогда не видели коней, и это привело их в полное замешательство во время боевых действий). Несмотря на то, что во главе империи находился один из выдающихся инкских правителей Тупак Юпанки [см. Галич М. Указ, соч., с. 353], винландские войска с их огнестрельным оружием завоевывают Тауантисуйю и устанавливают над ним строгий контроль. Понятно, что Винланд обогатил свою казну великолепными изделиями инков из золота, серебра и меди.
Правители Винланда для усиления своего господства на обширном и многоязычном континенте весьма эффективно используют религию в качестве идеологической скрепы. Следует отметить, что винландские викинги, исходя из европейского опыта, обретенного прежде в набегах на континент, решительно отвергли христианство, чтобы не попасть под власть римско-католической церкви. А так как они были носителями мира европейской культуры, подпитывавшейся постоянно притоком все новых и новых своих соотечественников из Скандинавии (многие из них отвергали христианство), то они не стали устраивать гонения на религиозные верования индейцев. Напротив, правящая элита Винланда поддерживала сложившийся и общий для цивилизаций ацтеков и инков культ обожествленного Солнца. Винландский наместник в империи инков считался живым воплощением Солнца, что давало ему возможность эффективно управлять этим обширным регионом Винландской империи.
После покорения Тауантисуйу винландцы включили в состав своей гигантской империи и территорию нынешней Бразилии.
В результате целой серии завоеваний и гибкой политики правящей элиты сложилось полиэтническое государство. Его культура впитала в себя все достижения и высокоразвитых цивилизаций ацтеков, майя, инков, и северных индейских племен, и западноевропейской культуры. Не следует забывать и процесс смешения норманнов с автохтонным населением империи, что привело к его метизации и синтезу культур.
В жизнь Винланда вошли инновации Западной Европы — орудия из железа, колесо, лошадь, огнестрельное оружие, печатный станок и пр. Выходцы из Скандинавии были не только свирепыми и беспощадными воинами, но и отличными работниками. Они пахали землю, косили сено, ловили рыбу, пасли скот, занимались ремеслом, создавая экономические основы своей культуры [см. Гуляев В.И. Указ, соч., с. 105]. Их трудовые и военные навыки в полную меру развернулись в Винланде, что дало возможность создать могущественную державу.
Правящая элита Винланда старалась держать в тайне информацию о своей империи от европейских правителей и римского папы. К последним попадали только ее крохи. И поэтому Колумб в 1492 году действительно «открыл» новый континент и вслед за ним на него ринулись испанские конкистадоры. Но тогда европейским завоевате-лям, вступившим на берега Нового Света, пришлось бы столкнуться не только и не столько с племенами бродячих охотников, примитивных землевладельцев, безоружных, хотя обладающих высокоразвитой цивилизацией ацтеков и инков. Они бы встретились с мошной цивилизацией Винланда, с прекрасно подготовленной армией. Все отряды испанских конкистадоров, в том числе Кортеса, Писсаро, Грихальвы и др., неминуемо были бы разгромлены наголову. Экспансия Западной Европы в Новый Свет потерпело бы фиаско. Ей пришлось вступить с Винландом исключительно в экономические отношения, которые давали дополнительные импульсы для развития обоих.
Однако и этот увлекательный и многообещающий сценарий мировой цивилизации, способный изменить облик всего мира, оказался неосуществленным.

Папство побеждает империю

Для западной средневековой цивилизации характерен дуализм властей—духовной, представленной римско-католической церковью, и светской, выражающей интересы императоров и королей, находившихся на вершине феодальной иерархии. Сложившаяся ситуация время от времени принимала форму конфликта между этими взаимодопол-няющими, а иногда и параллельными структурами феодальной власти — она представала в виде открытой борьбы императорской власти и папства за инвеституру (право светского государя назначать епископов на территории своего владения). «Борьба между империей и папством, — отмечается в «Истории церкви», — которая была логич-ным и почти неизбежным следствием осуществленной Карлом Великим идеи унии теократического государства и императорской традиции, на протяжении двух столетий поглощала умы и силы императоров и пап, а также бесчисленного числа обычных людей» [79, 230]. Этот великий спор оказал значительное влияние на историю Запада, на ход становления и развития феодальных отношений в этом обширном регионе мира. В конце концов правомерен вопрос — дошло бы дело до антипапской «революции», коей стала Реформация с ее протестантизмом, проникнутым капиталистическим духом?
А ведь этот спор, или эту борьбу, чуть было не выиграло папство, стремившееся к установлению своей гегемонии не только в Западной Европе, но и во всем мире.
Римские папы как верховные представители теократии считали себя стоящими неизмеримо выше всех королей и императоров (началом этому послужило возложение папой Львом III короны на голову Карла Великого в соборе св. Петра в Риме). Они активно занимались политикой, натравливая одну часть народа на другую, подданных на государей, используя для этого различные средства.
Проповедники из доминиканского ордена своими проповедями закрепляли в сознании масс картину мира, контрастного по своему существу (божественное и дьявольское, добро и зло, «свое»—«чужое» и пр.), формируя таким образом религиозный фанатизм [79]. Используя его, весьма эффективно действовала священная инквизиция, которая представляла собою одно из орудий достижения мирового господства католической церковью. Этой же цели служил и орден иезуитов, опутавший своими щупальцами почти весь мир и исходивший из принципа, что «завоевание духом более прочно, чем завоевание силой», а также множество других орденов [79, 226, 156].
В погоне за властью, богатством и влиянием римско-католическая церковь и стоящая во главе ее римская курия далеко отошли от идеалов первоначального христианства, сама же римская курия фактически потеряла обличие духовного учреждения и «превратилась в финансово-дипломатическую канцелярию» [79, 7]. Так, папа Григорий VII действенными средствами утверждения мирового владычества католической церкви считал деньги и грубую силу. Более утонченные приемы экспансии применял папа Иннокентий III, при котором как бы воскрешались былые идеалы и папство достигло апогея своего могущества.
В движении к своим целям, и прежде всего установлению теократического государства Запада, папство весьма изощренно использовало слепую веру в «царство Христово», аскетизм и отречение от мира как способ обретения «Блаженства» в другом, загробном мире. Средневековому католицизму свойственна тенденция соединить влечение к аскетическому идеалу и рвение к земному торжеству церкви.
Вековое возведение папской теократии основывалось на двух взаимоисключающих принципах — принципе аскетизма (отречение от мира) и принципе всемирной власти христианства (владычества над миром). История средних веков Западной Европы свидетельствует о неустанных попытках практически увязать эти два принципа: «На самом деле, под знаменем, на котором было написано презрение к миру, папство достигло своих величайших побед над миром: во имя аскетического идеализма папы преобразили церковь и дали ей ту организацию, которая послужила прочным основанием для их всемирного могущества; монахи, умершие для мира, пробуждались к жизни, чтобы проводить в церкви и в мире идею всемирной папской власти, отстаивать ее интересы, содействовать ее укреплению и расширению; покидая свои монастыри, они сами в качестве прелатов и пап завоевывали мир во имя идеи единовластия» [44,2].
Не следует сбрасывать со счетов и рост экономической мощи церкви, постоянное увеличение ее доходов и владений. На Западе еще в период становления феодальных отношений она накопила значительные богатства, которые передавались ей королями «варварских» королевств, принимавших христианство [113]. Религиозный фанатизм способствовал не только сохранению, но и умножению богатств римских пап, ибо он опирался на строго иерархическую централизованную власть церкви. Можно сказать, что стремление к отречению от мира и тяготение к господству над миром, по сути, едины; что переход от аскетического христианства к завоевательной политике папства имеет свою логику. Притязания средневековой церковной иерархии на власть имели свои основания не в устремлениях отдельных личностей, а в самой логике развития религиозной системы католицизма.
Римско-католическая церковь стремилась установить Тоталитарное управление западноевропейским обществом и, казалось, что она преуспевает в этом. Рост политического могущества папства проявился, как известно, в организации им крестовых походов на Восток и осуществлении идеи «защиты христианского мира от неверных» в ходе Реконкисты в Испании, не говоря уже о преследовании еретиков. Чтобы еще более повысить престиж и влияние папской власти в Европе, папа Бонифаций VIII подверг пересмотру каноническое право и впервые в 1300 году организовал «юбилей церкви», позволивший собрать огромные денежные средства. Папство старалось объединить Запад под своим владычеством и установить теократическое государство.
Однако его намерения натолкнулись на противодействие светской власти формирующихся национальных государств. Вспыхнувший на этой почве конфликт между французским королем Филиппом Красивым и папой Бонифацием VIII, закончился поражением и смертью папы [87, Т; I, гл. 9]. Папский престол затем занял один из французских епископов, а в 1309 году резиденция папы была перенесена из Рима в Авиньон, и, таким образом, попытки осуществить господство над Западом провалились.
Можно представить ситуацию, когда, напротив, папству удалось стать во главе созданного им теократического государства Запада и начать осуществление на практике планов завоевания мирового господства.
Допустим, что папа Бонифаций VIII продолжил весьма эффективно политику Иннокентия III, направленную на осуществление идеи теократического государства. Последнему удалось только частично воплотить в действительность идею, что «бог передал власть ап. Петру не только над вселенской церковью, но и над всем миром». Ему стали подчиняться в качестве денников государи Арагона и Англии, владыки Сербии и Болгарии принимали из его рук корону, Португалия стала выплачивать ежегодно дань. Проводимая Иннокентием политика подчинения Риму монархов и князей Западной Европы при опоре на латинское духовенство дала ему возможность оказывать решающее влияние на ход событий во многих странах.
Бонифаций VIII тоже уделяет большое внимание политической деятельности на арене всей христианской Европы, поскольку, как он говорил, «папа в качестве викария всемогущего бога приказывает монархам и королевствам, обладает верховной властью над всеми людьми» [107, 139]. Он вмешивается, с переменным успехом, в дела многих европейских государств (Польши, Шотландии, Германии, Англии и др.), пока не сталкивается с таким сильным противником, как Филипп IV Красивый.

247
В конфликте между папой и королем приняло участие все французское общество, которое уже дифференцировалось на три сословия, достаточно замкнутые, пользующиеся различными правами и имеющие неравные обязанности. Значительным влиянием пользовалось наиболее привилегированное сословие — духовенство, меньшим — феодалы и рядовые рыцари, а к третьему относились все остальные. Королевской пропаганде не удается вызвать во французском обществе антипапских настроений, к тому же вспыхнуло антифранцузское восстание во Фландрии, оккупированной королевскими войсками. Благодаря решительным действиям Бонифация VIII и колебаниям советников Филиппа IV Красивого, французский король признает власть папы (вскоре короля отравили, ибо он внушал опасения своей неуемной энергией).
После того, как Франция была поставлена на колени перед Римом и еще раз стало очевидным неограниченное могущество светской власти папы, Бонифаций VIII и его умные и энергичные преемники сумели захватить власть над всей Западной Европой и объединить ее. Отныне папа становится императором и соединяет в своей особе духовную и светскую власти, в его руках находится «духовный» и светский мечи.
Теократическое государство Запада очень „напоминает арабский халифат — император-папа в Риме представляет собою наивысшую власть в западном христианском мире, все остальные государства являются по отношению к его резиденции, расположенной на территории папской области, обычными провинциями. Для повышения статуса императора-папы было возрождено юристами древнеримское право, согласно которому в империи Запада действует принцип: «что нравится властителю, то обладает силой закона».
Римом правили весьма умные и энергичные политики. Поэтому, получив власть над всей Западной Европой, они проводят ряд реорганизаций, чтобы укрепить свои позиции.
Прежде всего вся теократическая западная империя в административном плане разделяется на провинции, совпадающие с ранее существовавшими королевствами, княжествами, герцогствами и графствами. Во главе провинции находится тот или иной крупный феодал (король, герцог, князь, граф и т. д.), сама же провинция членилась на ряд более мелких административных единиц, совпадающих с парафиями. Эти малые административные единицы возглавляют феодалы среднего ранга. В Риме создана имперская инспекция, задача которой состояла в постоянном и систематическом контроле деятельности провинциальных властей.
Наряду с этим фактически все власти различных уровней западной империи находились под контролем целого ряда духовно-религиозных организаций. Во-первых, каждую провинцию курировал кардинал, и ее правитель не мог принять того или иного решения без согласования с куратором. На более низких уровнях управления местная администрация и пальцем не могла пошевельнуть без согласия епископа или аббата. Во-вторых, значительная роль принадлежала монастырям, оказывавшим сильное влияние на интеллектуальный климат в приходе и регулирующим повседневную деятельность властей. В-третьих, определенное место отводилось и различного рода монашеским орденам, представлявшим в большинстве случаев религиозно-военные организации. Они использовались и для расширения владений империи Запада в странах с языческим населением, и для контроля действий провинциальных властей.
Большое внимание императоры-папы уделяют функционированию инквизиции, созданной еще императором Феодосией Великим в 382 году для разыскания врагов церкви и религии. Инквизиционные суды — священные трибуналы подчинялись непосредственно императору-папе, а на местах помощь им оказывали ордена, в основном доминиканцы и францисканцы. Причем они не подчинялись в своих действиях ни епископам, ни провинциальным властям. Папско-императорская инквизиция была всеведущей, всемогущей и вездесущей. Она выступала в качестве мощной машины, включающей в себя службы тайной полиции, тайной политической полиции и императорской армии. Инквизиция представляла собой уникальную систему тайного управления обществом. Впервые в Европе были созданы тайные акты и архивы-картотеки, в которые занесены все данные о том или ином лице. И здесь вроде бы парадокс: здания инквизиции забиты документами тайной картотеки и в то же время их нет. Это позволяло играть судьбами людей —в случае исчезновения человека никто не может найти акт дела, причины обвинения и действий инквизиционного суда. В застенках инквизиции применялись различного рода физические и психологические пытки, дававшие сильный эффект. Священная инквизиция выступала инструментом для установления железного порядка на всем Западе и рассматривалась как орудие достижения мирового господства римско-католической империей.
249
В новой западной империи-папстве власть чеканит монету с изображением ее властителя, устанавливает порядок проведения торгов и ярмарок, сбора дани и Податей, монополию государства на ряд товаров.
Подвергается изменению и церковная экономическая доктрина, ибо старая пришла в противоречие с новыми экономическими реалиями. Это вполне понятно, так как старая доктрина формировалась в условиях разлагающегося рабовладельческого общества, когда осуществлялся поиск новых форм экономической и общественной жизни. Отсюда признание в качестве идеала сельской общины, представление о потребительском коммунизме как естественном состоянии и трактовка частной собственности как следствия первородного греха (ее считали необходимым злом и едва терпели), осуждение торговли как нечистого дела.
Жизнь оказалась сильнее церковной доктрины, и поэтому концепцию новых экономических взглядов церкви выразил знаменитый Фома Аквинский (1225-1274 гг.). Согласно его трактовке торговля объединяется необходимым элементом функционирования общества, допускается купеческая прибыль (хотя и в определенных пределах), и фактически признается ростовщичество.
Новая экономическая доктрина очень пригодилась в новой западной империи-папстве. Она поощряла торговлю, особенно средиземноморскую. Здесь ведущее место занимала Венеция — через нее шла оживленнейшая торговля пер-цем и пряностями Востока с Западом. Вместе с тем финансировались морские экспедиции для поиска путей в Индию. Благодаря этому португальские мореплаватели исследовала африканское побережье, Васко да Гама проложил путь из Европы к странам Востока, а Колумб открыл американский континент.
Западная империя-папство начинает осваивать Америку, создает в ней целый ряд вице-королевств во главе с наместниками Рима и начинает поход на Восток.
Однако ей это не удалось. Французский политолог Р. Дебре в своей книге «Писец: Генезис политики» пишет, что христианская (римско-католическая) церковь была первой военной силой в мире, что она пыталась добиться «интернационализации» своей власти, т. е. пробиться на Восток, но потерпела в этом поражение [242а, 97-100]. На Востоке ей пришлось столкнуться с мощным Османским государством, с мусульманским миром.
В западной теократической державе на практике был воплощен теоретический принцип единства действий: «практическая унификация всего мира, единство органов образования и централизация органов управления» [242а, 96]. Все это принесло свои плоды—империя стала монолитной, инквизиция контролировала жизнь каждого подданного от колыбели до смерти.
И тем не менее, диалектика общественного развития взяла свое: в один прекрасный момент (в начале XX века) империя-папство распалась на ряд государств, подобна халифату.
И этот сценарий тоже не осуществился, хотя возможности имелись.

Германский «Дрананах Остен» XIII века прошел успешно

В период X-XIII веков Западная Европа находилась в фазе средневекового расцвета. Она проявила сильные экспансионистские устремления не только в сторону Ближнего Востока и Пиренейского полуострова, но и в направлении славянского Востока. Они были связаны с бурным ростом населения, что привело к появлению его излишков. Демографическое давление и послужило одной из причин серии крестовых походов [257, 69-70]. Нас интересует экспансия немецких феодалов на Востоке — в земли полабских славян и народов Восточной Прибалтики (так называемой «Дранг нах Остен»). «Своеобразие нового этапа наступления, начавшегося в XII в., заключается в том, что руководящую роль в нем стали играть не императоры, а князья, опиравшиеся на союз с католической церковью» [87, т. I, с. 299].
Подъем производительных сил Германии и связанные с ним изменения в социальной структуре общества привели к образованию системы территориально обособленных княжеств. Нет ничего удивительного в том, что немецкие князья стремились к созданию как можно более обширных владений, чтобы не находиться в зависимости от имперской власти. В завоевании раздробленных славянских земель принимали участие и немецкие города, особенно входящие в «ганзейский союз», или Ганзу, заинтересованные в торговле идущими из Восточной Европы лесом, воском, пшеницей и другими товарам [22, 99].
Основную ударную силу наступавших составляли мелкие феодалы-рыцари; именно благодаря им были захвачены славянские земли между Эльбой и Вислой. На этих землях славяне частично уничтожались, частично сгонялись на неудобья, освободившиеся земли занимали немецкие крестьяне-колонисты.
В начале XIII столетия немецкие феодалы начали активную завоевательную политику в Восточной Прибалтике. «История германской агрессии на Восток, — пишет Б.А. Печников, — это одна из самых мрачных страниц в летописи международных отношений феодального периода» [156, 261]. Германские феодалы, а потом меченосцы и тевтонцы огнем и мечем, а также при помощи лжи, вероломства и коварства покоряли земли западных славян, пруссов, ливов, литовцев, латышей, эстов. Под предлогом насаждения христианства и крещения язычников крестоносные разбойники творили злодеяния, никак не совместимые с моралью христианского человеколюбия и милосердия.
Прекрасная характеристика германской экспансии на Востоке Европы, поощряемой римско-католической церковью, дается русским историком М. Хитровым, писавшим в конце прошлого века: «Папы всеми сипами старались ускорить завоевание Ливонии. В промежутке между 1216-1240 гг. можно насчитать до 40 папских посланий, выражающих большую заботливость пап о тех. которые шли на помощь «святой земле, вновь приобретенной в Ливонии». Но конечной целью всех стремлений пап было порабощение русской церкви. Завоевание Ливонии было лишь первым шагом на этом пути. В своих посланиях папы называют русских нарушителями католической веры, повелевают отнюдь не слагать оружие и не заключать мира с язычниками и русскими, требуют, чтобы русские в Ливонии принуждаемы были к латинству, наконец, объявляют всю русскую землю на вечные времена собственностью св. Петра и грозно предписывают рыцарям искоренять «проклятый греческий закон и присоединять Русь к римской церкви».
С утверждением немецкого владычества в Ливонии мы встречаем в ней в миниатюре все черты, которые отличали тогдашний западно-европейский быт; мы видим здесь и стремление пап, желавших господствовать над совестью всех народов, и «культуру* немцев с их стремлением к владычеству над всем миром и над всеми народами, и феодализм с рабством и угнетением простого народа, и пресловутое рыцарство со всеми его уродливыми проявлениями, и кулачное право, и бюргерство и т. д. Словом, полное экономическое и духовное порабощение! Вот что приносилось к финнам и латышам, а затем и к русским под священным знаменем веры...» [208, 70-71].
Силы германской экспансии в Восточной Европе были весьма значительны. При активном участии папы Иннокентия III в 1202 году был организован духовно-рыцарский Орден меченосцев, завоевавший в середине XIII века всю территорию нынешней Латвии и южную часть Эстонии, и слившийся в 1237 г. с переведенным из Палестины Тевтонским орденом. Его владения охватили почти все юго-восточное побережье Балтийского моря. Попытки рыцарей-крестоносцев продвинуться оттуда на Русь были, как известно из истории, пресечены разгромом их войска в битве на Чудском озере (1242 г.) новгородским князем Александром Невским.
И хотя «критиковать задним числом то, что не произошло, помогло бы произойти—это игра» [22, 26], попробуем представить себе успешный ход экспансии немцев на Восток славянского мира. Ведь такого рода интеллектуальная игра весьма полезна и актуальна, ибо в наше время находятся и такие лица, которые считают, что германская экспансия несла с собой русским цивилизацию, и в случае успешного ее осуществления, сейчас мы жили бы в цивилизованном европейском мире со всеми его благами. Так, М. Сокольский в своей книге «Неверная память (Герои и антигерои России)» утверждает, что именно «авантюристическая», «провокационная» политика Александра Невского «по отношению к западным соседям Новгорода — литовцам, ливонскому ордену, финским племенам, Швеции, Дании...» привела к разрушению становящейся богатой, своеобразной русской, европейской по своему типу цивилизации [178, 126-129]. Оказывается, что целью всей деятельности Александра Невского было якобы превращение Руси в плацдарм, а русского народа в один из отрядов «великого азиатского нашествия на Запад» [178, 161]. Если бы не этот исторический заговор, то получила бы дальнейшее развитие прекрасная русская цивилизация, как полноправный член семьи западных цивилизаций.
Но так ли это? Давайте на минуту представим развитие событий в ином, чем это было в действительности, русле.
В годовщину невской победы псковичи выступали против ополчения рыцарей, собранного дерптским епископом Германа, но потерпели поражение. Немцы осадили и взяли Псков со всеми принадлежащими ему землями, а потом подошли к Новгороду, где хватали новгородских и чужеземных купцов. Новгородцы направили послов к Александру Невскому, однако тот, оскорбленный ими раньше и непримиримо относящийся к новгородской вольнице, отказался вернуться на княжение в Новгород. В результате последний был захвачен немецкими рыцарями, распространившими свою власть на принадлежащие Новгороду северные земли. На месте псковских и новгородских земель были образованы две германские марки, во главе которых стали назначенные тевтонским орденом наместники.
В этих новых, северо-восточных германских марках тевтонцы смогли, наконец, осуществить поставленную ими задачу, которую, как отмечает академик Е.В. Тарле, ни до, ни после них (вплоть до Гитлера) никто не ставил: «истребление всех русских славян, кроме нужного количества в качестве рабочего скота» [156, 270]. Ведь те же татары поступили как завоеватели «обычного образца»—они пришли, разгромили русские войска и наложили на русское население подати, не трогая при этом ни русской церкви, ни уклада жизни русского народа. Не таковы были тевтонцы, что объясняется некоторыми обстоятельствами. Прежде всего необходимо обратить внимание на особенности германского народного характера, типичного для англо-саксов. Французский исследователь А. Фулье в своей очень интересной книге «Очерк психологии европейских народов» указывает на неустрашимую воинственность германца и подчеркивает, что у него не существует инстинктивного убеждения, «что природа добра, что человек по своей сути является добрым».

Напротив, германец, утверждает этот автор, недоверчив, критикует, обвиняет других и обвиняет самого себя», «видит во всех вещах черную сторону, видит сатанинскую сторону человека» [246, 275].
Тевтонские рыцари выглядели «странными» по сравнению с другими европейцами — грубые солдаты и осторожные администраторы, способные на величайшее самоотречение монахи и отважные купцы, жестокие и смелые политики. И это неудивительно, ибо посвященный в средневековый тевтонский орден проходил великолепную школу воспитания, включавшего в себя помимо прочего и добровольную изоляцию молодых рыцарей-монахов в орденских крепостях. Там им прививали сознание собственной исключительности, чувство кастовой замкнутости, формировали презрение к «низшим» народам и «неверным», учили повелевать и господствовать, угнетать и убивать [156, 281].
Отсюда можно представить и проводимую тевтонцами политику на новых, северо-восточных землях, ставших немецкими марками.
Оставаясь верными принципам той политики, которой следовали в предшествующем столетии Альбрехт Медведь, Адольф Голштинский и Генрих Лев, маркграфы открывают эти области для западных колонистов и заменяют русское население германским. Небольшую часть русских, остающихся в результате систематического истребления, превращают в рабов, при этом постепенно онемечивая их. Мало-помалу русские и их язык исчезают (речь идет о северо-западных русских землях). Меняется внешний вид завоеванных земель: уничтожа-ются все признаки русской культуры, заново отстраиваются Псков и Новгород, но уже по образцу немецких городов, появляются новые села и города. Их основывают предприниматели, которые на основе соглашения с маркграфами становятся наследственными управителями и бургомистрами. Маркграфы поощряют основание городов путем пожалования муниципальных льгот, однако умеют сохранить верховную власть над северо-восточными марками.
Жестокие и хищные тевтонцы сумели основать могущественное государство без официальной помощи германской империи. Под их властью в Прибалтике образовалась особая народность, которая в результате смешения с литовцами и русскими (рыцари очень ценили русских женщин и превратили их в своих наложниц, тогда как мужчины, за некоторым исключением, были уничтожены) и долгих войн приобрела необыкновенную жизнеспособность. Поэтому позже, когда им пришлось соединиться с завоевателями Пруссии и Бранденбурга, это произошло без всякого труда —ведь всем им пришлось расти в одинаковых условиях, участвовать в жестоких войнах и распространять в чужих краях славу немецкого имени. Возникло восточно-германское государство, граничащее по Неве со шведскими владениями, а на юге с русским государством.
В этом восточно-германском государстве рыцарям пришлось делить власть с могущественными немецкими городами, ибо Дерпт, Нарва, Рига, Ревель, бывшие Псков и Новгород и возникшие новые города являются членами «ганзейского союза». И хотя Ганза представляла собой огромную «толпу» городов (от 70 до 170), находящихся далеко друг от друга (от Дерпта до Брюгге), ее могущество проистекало из общности интересов (колоссальные прибыли от торговли между Западной и Восточной Европой), из общей цивилизации, из общего языка, образованного из смешения ниженемецкого с элементами латинского, эстонского, польского, итальянского и литовского языков. Власть в ганзейских городах крепко держал патрициат — десятая часть городских жителей. Флотилии ганзейских кораблей везли из Скандинавии, Восточно-германского государства и русских земель преимущественно зерно, рыбу, соль, руду, лес и изделия из него, мед, воск, сало и меха, а в обратном направлении — западноевропейские ремесленные изделия из металла, высококачественное сукно, вина, пряности и предметы роскоши.
К середине XV века Ганза испытывает растущее давление со стороны конкурентов, получающих поддержку от своих государств (Голландии и Англии). Однако благодаря защите со стороны Восточно-германского государства Ганза сохранила в основном свои позиции, разве что ведущее положение переходит от Любека к городам Ливонии. Ганзейские купцы способствуют обогащению Восточно-германской державы благодаря своей торговой деятельности и оказывают ей поддержку в пресечении любых попыток Московского государства выйти к Балтийскому морю. Само собой понятно, что немцы всеми средствами препятствуют объединению русских земель вокруг Москвы, а когда это все-таки произошло, то они же отбили попытки Ивана Грозного отвоевать захваченные ими псковские и новгородские земли.
При таком раскладе обстоятельств, благодаря существованию Северо-германской державы, знаменитая битва под Грюнвальдом, где произошло столкновение между германскими и польско-литовско-русскими войсками, заканчивается вничью. После был заключен мир и стороны остались при своих интересах, никому из них не удалось получить преимущества. Значимость этой битвы состоит в том, что тевтонский орден, позиции которого и до того были подорваны городским купечеством, связанным с «ганзейским союзом». практически сошел с политической арены. Этому способствовало и то, что в 1415 году член тевтонского ордена, бурграф Нюрнбергский Фридрих IV из рода Гогенцоллернов получил титул курфюрста Священной Римской империи, а вместе с ним и фактическую власть над Северо-германским государство», управляющимся до сих пор орденом.
Тевтонский орден, который вел длительные войны с различного рода противниками, языческими и христианскими, проявляя при этом жестокость и негуманность [255, 233], в свое время добился крупных военных и административных успехов, а теперь уже был не нужен. В 1511г. Альбрехт фон Ансбах из рода Гогенцоллернов быстро сориентировался в обстановке и неожиданно поддержал движение Реформации, перешел в протестантизм и секуляризовал владения католического ордена. И тем не менее все «права, индульгенции и иммунитеты» восточногерманского дворянства, из которого позже выросло юнкерство, остались в силе. Государство, впитавшее в себя принципы тевтонского ордена и воинствующего клерикализма, возвело в ранг своей политики вероломство, агрессивность и жестокость.
В начале XVIII столетия Восточно-германская держава не дала возможности Петру Великому пробиться к берегам Балтийского моря, и в результате этого Россия, не получив статуса европейского государства, стала развиваться по пути азиатских цивилизаций, умножая свою силу за счет союза тюрков и славян. И только при императрице Елизавете Восточно-германское королевство было разгромлено, бывшие русские земли возвращены в состав Российской империи.
В Европе появилась Пруссия, которая потом сумела объединить вокруг себя все германские земли и стала проводить агрессивную политику.
Вполне естественно, что те немецкие провинции, которые были включены в состав России, способствовали быстрому усвоению ею культуры Запада не только среди правящей элиты, но и в среде русского крестьянства и купечества. Это дало возможность России сделать стремительный рывок в экономическом и культурном развитии и стать на уровень развитых стран Запада.
Появление Восточно-германского государства имело последствия и для Западной Европы — хан Батый, который под влиянием побед Александра Невского над шведами и датчанами захотел вернуться от берегов Адриатики в низовья Волги, ибо опасался иметь у себя в тылу столь выдающегося полководца [75,132], при ином повороте исторических событий продолжил бы свой походв «вечерние страны». И тогда им были завоеваны Венгрия, Австрия, Далмация. Завоевать весь Запад ему помешали возникшие династические споры из-за смерти великого хана Угедэя.
В реальности же тевтонские рыцари были остановлены после разгрома на Чудском озере; за счет славянских и балтийских народов в Прибалтике возникли сильные немецкие государства, а также осуществлялась германизация многих городов и сел Восточной Европы.

В Западной Европе господствует габсбургско-католическая империя

В период с XVI по вторую половину XVII века самым мощным государством в Европе была мировая империя Габсбургов. Как раз-таки на основную часть этого периода (XVI столетие) приходится зарождение капиталистического уклада, а также укрепление абсолютистской власти. Несомненно, что абсолютная монархия содействовала дальнейшей политической и экономической консолидации европейских государств, росту промышленности, торговли и мореплавания. Вот почему политику абсолютных монархий обычно связывают с экономическим подъемом, со стимулированием капиталистической эволюции. Однако этот процесс весьма противоречив —выражая интересы феодальной верхушки общества, абсолютизм стремится сохранить экономическую систему феодализма и тем самым ставит пределы развитию рождающихся буржуазных отношений.
В абсолютистской Франции при Людовике XIV обсуждались проекты использования автократических методов восточных деспотий для управления страной. Дело в том, что поднимающаяся буржуазия, в руках которой находятся торговля и промышленность, уже представляет опасность для абсолютной монархии. В связи с такого рода ситуацией В.А. Зарин пишет следующее: «Деятельность абсолютистского государства, выражавшего экономические и политические интересы наиболее реакционной части формировавшейся феодальной бюрократии и традиционной феодальной знати, особенно ярко проявилась при правлении династии Габсбургов в Испании, Германии и Нидерландах. Помимо усиления нажима на крестьянство осуществлялись попытки ограничить эко-номические возможности торгово-промышленных сословий, свести к минимуму завоевания буржуазии, поставить под контроль капиталистический уклад в целом, пути введения дополнительных налогов и усиления бюрократической регламентации хозяйственной деятельности, а также военными методами [77, 94]. Вся эта система мер наносила сильный удар по складывающемуся механизму рыночной экономики.
Именно Испания, где в 1516 году на престоле оказался молодой король Карл I (император Священной Римской империи Карл V), стала стартовой площадкой для проведения Габсбургами имперской политики в Европе, для создания «всемирной империи». Испанский король привлек на службу в государственный аппарат своих фламандских приближенных. Его абсолютистские претензии сопровождались постоянным нарушением обычаев и вольностей испанских городов и кортесов, и дело кончилось восстанием городских коммун Кастилии, которое было подавлено наемными войсками. В результате тяжелый удар был нанесен буржуазии, выходившей на арену экономической жизни королевства. Кроме того, хотя завоевания колоний и невиданное расширение колониальной торговли способствовали подъему ремесленного производства в Испании и возникновению отдельных элементов мануфактурного производства, налоговая система стесняла развитие капиталистических элементов в экономике страны.
В Западной Европе установилось равновесие, основанное на гегемонии Испании с одной стороны, имеющей в качестве противников Англию и Францию с другой. Англия, правда, опередила Испанию в производстве стали, но властители последней располагали промышленным потенциалом не только своего государства, но также Нидерландов, Италии и Германии. Франция обладала большим демографическим потенциалом, зато ее промышленность не была достаточно развита, ибо не использовала всех своих возможностей. В целом начало XVII столетия характеризуется равновесием между лагерем Испании и ее противников, которое было нарушено появлением на европейской арене быстро растущего Шведского государства.
И вспыхнула ожесточенная борьба за господство в Западной Европе, начало которой положило избрание императором Германии Рудольфа II —ученика испанских иезуитов. Война длилась 30 лет (1618-1648 гг.), она привела к распаду мировой империи Габсбургов.
А если бы эта война была выиграна Габсбургами и ими была бы создана мировая католическая империя, то возможно ли было уничтожить тенденции развития западной цивилизации, обусловленные промышленной революцией или ранними буржуазными революциями?
Будем исходить из того, что формирование механизма самоподдерживающегося экономического роста на основе технического прогресса, частной собственности на средства производства и рыночного регулирования происходило только в Западной Европе. Ведь рыночный порядок, как показал австро-американский экономист Ф.А. Хаейк, может быть сформирован только на основе «индивидуализированной собственности» (ее обычно называют частной собственностью), которая неотделима от свободы индивидов реализовать свои особые цели [204, 54-55]. К тому же благодаря «протестантской этике» произошло вознесение индивида с его свободой на пьедестал западной культуры. Именно протестантизм четко показал значимость концепции апостола Павла, согласно которой сердцем христианства является представление о высшей, бесконечной ценности индивидуальной души. Такого рода протестантистский подход к самоценности индивида, подкрепленный древнеримским универсальным правом и возрожденной древнегреческой моральной автономией, стимулировал развитие капитализма, которое невозможно без признания прав личности и плюрализма ценностей [265, 108-109]. И не случайно 30-летняя война началась из-за попытки Габсбургов рекатолизировать протестантские княжества Священной Римской империи.
Права и ценность индивида — вот источник огромной творческой энергии капитализма внутри западной цивилизации. Это прекрасно видно при сравнении культуры Запада с другими великими культурами арабо-мусульманского Востока, Индии, Китая и др., где индивиду уделялось мало внимания. Во всех этих культурах подчеркивались социальная гармония, порядок, коллективная сплоченность и связанные с ними ценности, а личность и ее свобода просто подавлялись. Иначе и быть не могло в цивилизациях, где доминировали восточные деспотии с их мощным административно-бюрократическим аппаратом. Такого же типа является и габсбургско-католическая империя с ее враждебностью к протестантизму и свободе индивида. И в этом плане нельзя не согласиться с мнением В. Зарина о роли этой католической державы в блокировании капитализма, связанного, между прочим, и с захватом европейцами мировых торговых путей: «Предотвратить перемещение мировых торговых путей после установления европейской талассократии могло только подавление капиталистических тенденций и установление габсбургско-католической империи в Западной Европе. Церковно-бюрократическое правление заблокировало бы формирование мирового рынка, развитие конкуренции между европейскими державами, стимулировавшее прогресс военной техники и флота» [77, 118].
Иными словами, установление габсбургско-католической империи не дало бы возможности для развития капитализма, и ход мировой истории оказался совершенно иным.
Постараемся промоделировать на уровне мысленного эксперимента и эту нереализованную возможность, вполне укладывающуюся в рамки классического развития цивилизаций азиатского типа.
Для этого обратимся к событиям, которые могли совершиться, но не совершились, гораздо раньше 1618 года — вернемся во времена правления испанского короля Филиппа II (1555-1598 гг.), когда Испания занимала доминирующее положение в европейском «мире-экономике» (Ф. Бродель). Известно, что благодаря политическому господству Испании в Европе Филипп II в 1580 году завоевал Португалию и переместил свое правительство в Лиссабон, где оно находилось три года, а затем вернул его в Мадрид и запер тем самым испанскую мощь в сердце практически неподвижной Кастилии.
В свое время такого же рода ошибку, и на это выше обращалось наше внимание, совершил китайский император Чжу Ди, перенеся столицу из приморского Нанкина в континентальный Пекин. «Когда в 1421 г. Мины сменили столицу, покинув Нанкин, открытый благодаря Синей реке для морского судоходства, чтобы обосноваться в Пекине, лицом к опасностям маньчжурской и монгольской границ, громадный Китай, массивный мир-экономика, опрокинулся бесповоротно; он отвернулся от определенной формы экономики и деятельности, связанной с удобствами сообщения по морю. Глухая, замкнувшаяся в себе столица укоренилась в самом сердце суши, притягивая все к себе. Сознательный или бессознательный, то был, безусловно, решающий выбор. Именно в этот момент Китай проиграл в борьбе за господство над миром ту партию, которую он, не слишком это сознавая, открыл морскими экс-педициями начала XV в., отправлявшимися из Нанкина» [22, 24].
Положим, что Филипп II избежал подобной ошибки и навсегда оставил свое правительство в Лиссабоне.
Прежде всего существенно то, что Лиссабон приобрел громадный вес, ибо он стал центром европейского мира-экономики. А так как любой мир-экономика имеет только один центр, или полюс, то этим самым Амстердам не смог стать мировой торговой империей. Поскольку Лиссабон находился на океанском берегу, его положение позволяет контролировать весь мир и господствовать над ним. Для Испании морские пути и охраняющая их морская мощь имеют исключительное значение, ибо связывают в единое целое удаленные друг от друга провинции. Сам статус Лиссабона как океанского столичного города оказывает значительное влияние на модернизацию всей экономики испанской монархии, моделирует ее, способствует развитию промышленности, в том числе и кораблестроения.
Испанский флот получает самые новейшие суда, оснащенные по последнему слову техники; помимо этого он имеет великолепный, вышколенный кадровый состав. Под влиянием авторитета католического короля и пребывания правительственных учреждений в Лиссабоне испанский флот в 1583 году захватит у французов Азорские острова. При этом пленные без суда и следствия повешены на реях.
Но самое главное состоит в том, что испанская активность, стимулируемая морем, позволила подготовить Непобедимую Армаду, чтобы разгромить английский флот и покончить с независимостью островного государства.
Филипп II отправляет свою Непобедимую Армаду, насчитывающую свыше 130 новейших, хорошо вооруженных кораблей с 30 тысячами матросов и солдат, чтобы включить Англию в свою мировую империю. Встретившись в проливе Ла-Манш с английским флотом, Непобедимая Армада вступает в бой и выигрывает его. Поражение Англии привело к целому ряду последствий для обоих сторон (со временем Англия не выдерживает напора Испании и на правах провинции входит в габсбургско-католическую империю). Прежде всего упрочивается контроль Испании над торговыми путями в Атлантическом океане, что укрепляет контакты с американскими колониями. Не менее важно и то, что покорение Англии приводит к ликвидации специальных компаний, поощряемых правительством Елизаветы, для снаряжения пиратских экспедиций против испанцев. Покончено с английским пиратом Френсисом Дрейком, грабившим побережье Чили и Перу. Прекращение пиратских экспедиций позволило Испании использовать в своих целях три миллиона дукатов ежегодно, ранее попадавших в руки английских пиратов и служивших одним из источников первоначального накопления капитала в Англии.
Само собой разумеется, что прекратились попытки со стороны Англии проникнуть на американский материк (ведь вначале 1580-х годов фаворит королевы Елизаветы Уолтер Рэли с ее одобрения захватил часть восточного побережья Северной Америки). Не менее существенным оказалось и пресечение деятельности английских корсаров по вывозу из Африки в испанские колонии негров-рабов (эта работорговля была начата в 1562 г.). Более того, превращение Англии в рядовую испанскую провинцию позволило Испании продолжить дальнейшую колонизацию Америки в северном направлении. В результате возникло новое вице-королевство Северо-Американская Испания, которая была связана через испанские владения в Мексике, Перу с бывшей португальской колонией и теперешним испанским вице-королевством Бразилия.
В Северной, Центральной и Южной Америке начала складываться своеобразная испано-американская цивилизация, обусловленная смешением испанской крови с индейской и принятием индейцами языка и религии завоевателей. В Новый Свет устремился поток испанцев с Иберийского полуострова. В основном это были военные, авантюристы, чиновники, миссионеры и крестьяне. Интересно, что испанцы вначале завоевывали территории, а потом колонизировали их. Испанские наемники и некоторые дворяне, увлеченные жаждой власти и духом приключений, заставили индейцев трудиться на себя, чтобы жить как господа и управлять эксплуатацией минеральных и земельных богатств. Испанские миссионеры совершили евангелизацию, или христианизацию, индейцев благодаря образцовой цивилизационной деятельности и умелому воспитанию. Даже наемники считали новый «крестовый» поход своей миссией, которая напоминала им испанскую Реконкисту против мавров и по этой причине должна была быть доведена до конца мечом, аркебузой и Евангелием.
Так как завоеватели и многочисленные колонисты-испанцы прибыли одинокими, то они вошли в контакт с туземными женщинами; в итоге возникли метисы, или смешанная раса. Неизбежная этническая гетерогенность привела к разделению общества и соответственно к регионализму.
Испанцы принесли с собой и богатую испано-католическую культуру, пронизанную боевым духом, сформированным в длительной борьбе с мусульманами. «Католицизм испанцев, враждебный протестантской Реформации, был усилен и обновлен в пылком духе контрреформации, начатой Тридентским собором, —пишет Э. Урбанский. — Их цивилизацию характеризовал глубоко укорененный религиозный догматизм и идеализм, который, гранича с абсолютизмом, был духовно приспособлен к авторитарной политико-теологической идеологии. Преобладающие метафизические влияния и эстетическая впечатлительность были теми силами, которые придали размах пластическим искусствам, музыке и архитектуре. Колониальная литература, хотя и ориентированная на испанские образцы и следующая из направлений испанской литературы, богата поэтическими, прозаическими и драматургическими произведениями, по уровню не уступающими в ряде случаев иберийским канонам» [278,46]. Испано-американская культура была проникнута духом католицизма и впитала в себя антикапиталистические настроения, враждебность к «протестантской этике».
В Англии испанцы провели рекатолизацию, причем созданная еще великим инквизитором Торквемадой Супрема (испанская инквизиция) составила тайную картотеку протестантов, и те, кто не перешел в католичество, просто уничтожались. Понятно, что рекатолизация повлекла за собой и рефеодализацию страны. Новое дворянство и буржуазия были резко ограничены в своей деятельности посредством различного рода бюрократических установлений и системы налогов. В Священной Римской империи тоже была осуществлена рекатолизация, которую поддержали немецкие купцы, извлекавшие выгоду из торговли в испанских колониальных владениях.
В габсбургско-католической мировой империи била подвергнута сильному ограничению финансовая и банкирская деятельность иудеев, ибо папство было настроено враждебно к ним [255, 293], хотя иной раз оно и защищало их [252, 67].
И с тех пор Запад развивается по пути восточных цивилизаций.
Однако реальный ход событий оказался совершенно иным из-за распада габсбургской империи.

Наполеон побеждает Россию

В начале XIX века на Европейском континенте ситуация определялась политикой трех мощных государств — Франции, России и Англии.
Наполеоновская Франция на протяжении нескольких лет (1800-1807 гг.) достигла значительных успехов в своей экспансии: Наполеон стал владыкой почти всей Западной Европы.
В это время Франция располагала также мощным промышленным (свыше 30 млн. 200 тысяч тонн стали) и демографическим потенциалом (свыше 30 млн. человек населения). Россия производила ежегодно порядка 150 тысяч тонн стали и насчитывала 40 млн. человек, тогда как в Англии выплавка стали достигала почти 250 тысяч тонн, а численность населения составляла 10,5 млн. человек; в ее руках находились значительные экономические и финансовые ресурсы.
В 1811-1812 годах Наполеон имел в своем распоряжении 70 млн. человек и стремился к мировому господству, ибо власть над Европой означала и доминирующее положение в мире [257, 125-129]. Не следует забывать и того, что под его началом были вышколенные войска, накопившие значительный опыт ведения воины с самыми различными противниками, что его окружали талантливые генералы, не говоря уже о его собственном полководческом гении, таким образом, все предпосылки, причем весьма реальные, для осуществления наполеоновских честолюбивых планов имелись.
Политики Запада того времени прекрасно понимали, что превращение Французской республики в империю представляло собою угрозу для Европы. В известной «Истории XIX века» Лависса и Рамбо об этом говорится следующее: «Говорили, что Наполеон выбрал титул императора, не желая встревожить Францию именем короля. «Никто не принял бы умиротворения, предложенного от имени короля... Сообразуясь с настроением нации, Наполеон и принял титул императора» (герцогиня д'Абрантее). Он сделал это скорее для того, чтобы, опираясь на титул императора, извлечь из него то широкое толкование понятия власти, которое заключено в нем: в глазах Европы со словом «империя» связывалось представление о римской державе, господствовавшей над всем миром. Именно такое историческое представление об империи имел Наполеон, и это представление он пытался осуществить на деле, став императором.
Он заставил папу помазать себя на царство, того самого папу, у которого он впоследствии отнял Рим. Он владел Ахеном и иногда избирал его своею резиденциею, подражая Карлу Великому. Сюда он вынудил Франца II австрийского прислать письмо, в котором тот признавал новую Французскую империю. Подобно Карлу Великому он уже видел у своих ног, кроме Франции, расширенной до Рейна, Западную Германию и Северную Италию» [83, 117]. И хотя он торжественно поклялся не расширять Французскую империю, однако не сдержал своего слова; да он и не мог этого обещания выполнить, ибо выражал интересы французской буржуазии, стремящейся обогнать английскую буржуазию в борьбе за мировые рынки и за колониальный раздел мира.
Наполеон, как выдающийся военный и государственный деятель, стремился в первую очередь нанести поражение Англии. Однако ему не удалось осуществить вторжения на Британские острова. Поэтому он начал континентальную блокаду Англии.
Вполне осознавая, что ему без союзников не удастся справиться с опасным соперником, Наполеон с самого начала прихода к власти предпринимал попытки склонить на свою •сторону Россию. Еще будучи первым консулом, он рассчитывал с помощью императора Павла I создать антианглийский союз, в который вошли бы не только государства Европы, но и Америки. Это открывало перспективы вытеснения англичан из Азии и Индии. Бонопарт писал, что «мир с Австрией — ничто в сравнении с союзом, который смирит Англию и обеспечит за нами Египет» [20, 168]. Он строил даже планы раздела Турции между русскими и французами, ибо общие интересы Франции и России не оставляли Оттоманской империи шансов на существование.

Наполеон мечтал о том, чтобы поделить с царем власть над народами и государствами. Для этого имелись и определенные основания —император Павел I в 1800 году, поддерживаемый влиятельной группой аристократов, которые считали необходимым сотрудничество России и Франции в целях укрепления своих позиций в Европе и Азии и обуздания экспансии Англии на морях и суше, расторг союз с Англией, порвал с ней дипломатические отношения и наложил секвестр на суда и имущество англичан в русских портах. Более того, в январе 1801 г. царь приказал атаману Войска Донского выступить с казачьими войсками в Оренбург, а затем в Индию, чтобы «поразить неприятеля в его сердце» [20,170]. Свыше 22 тысяч казаков двинулись на завоевание далекой и сказочной страны. Однако представителями проанглийской группировки Павел I был убит, а поход отменен.
К власти пришел Александр I, который не принял предложений Наполеона о разделе мира и вступил в антифранцузскую коалицию. Последняя была разгромлена Францией, и Россия была вынуждена заключить Тильзитский мир, по самой своей сути чреватый неизбежностью войны. «Тильзитский мир для Франции, — писал М.М. Сперанский, — всегда был мир вооруженный. Вероятность новой войны между Россей и Францией возникла почти вместе с Тильзитским миром: самый мир заключал в себе почти все элементы войны» [154, 423]. Характеризуя сложившуюся обстановку на европейском континенте, видный военный и государственный деятель генерал А.П. Ермолов писал: «Россия тщетно старалась избежать войны» [76, 123]. И эта война началась.
В 1812 году с огромной армией (ее называли Великой армией) Наполеон вторгся в Россию. Командующий русскими войсками Барклай де Толли избегал решающего сражения и отступал (что было единственно правильной тактикой в тех условиях). Затем, несмотря на сопротивление Александра I, его сменил гениальный полководец М.И. Кутузов. «Есть даже некоторые основания думать, что именно масонское общество способствовало назначению его предводителем сил в борьбе с Наполеоном, который представлялся масонам начала XIX столетия демоном властолюбия и насилия. Мир и спокойствие — цель Ордена Вольных Каменщиков — были попраны зло, одетое в броню завоевателя, предстало перед русскими масонами. Борьбу против этого зла они почитали своим долгом. Вот почему не только Кутузов, но и ряд других вольных каменщиков оказались героями войны 1812 года» [5, 38-39]. М.И. Кутузов нанес в Бородинском сражении сильнейший удар по наполеоновской армии и, временно отдав французам Москву, сумел затем изгнать их из России.
Весьма сложная ситуация сложилась в то время, когда Наполеон занял Москву и предложил Александру I заключить мир. «Царь был склонен уступить, —пишет Дж. Неру, — но два человека отговорили его от этого: француз Бернадотт, в прошлом соратник и генерал Наполеона, и лидер немецких националистов барон Штейн, которого Наполеон объявил вне закона» [144, т. II, с. 166].
В конечном счете Наполеон потерпел поражение и закончил свою жизнь пленником на острове Святой Елены.
Заслуживает внимания следующая ситуация — не был назначен главнокомандующим русскими войсками М.И. Кутузов и Наполеон выиграл войну у России. А ведь такой поворот событий не был исключен. Какой бы стала карта мира в таком случае?
Представим гипотетическую ситуацию: Россия побеждена наполеоновскими войсками, и так как Наполеон трезво оценил свои возможности и понял, что никакому завоевателю не под силу покорить такую громадную страну, как Россия, заключает с Александром I соглашение. В соответствии с ним Россия попадает в вассальную зависимость от Франции и помогает ей осуществить раздел мира на ранее предложенных условиях, причем большая часть приходится на долю Франции.
Теперь объединенной мощи двух империй ничто не может противостоять в мире, тем более Англия. Прежде всего Наполеон ставит задачу расправиться с Англией—этой коварной державой, которая любит, чтобы другие таскали для нее каштаны из огня. На самом деле здесь преследуется цель—расправиться с могущественным конкурентом французской буржуазии, что на руку также некоторым влиятельным группам российской аристократии. Вроде бы следовало начать прямое вторжение объединенных французско-русских войск на Британские острова. Однако Наполеон отдавал себе отчет, что английский флот господствует на море и не позволит осуществить высадку чужеземных войск на землях метрополии. Поэтому на практике стали осуществлять предложенный еще императору Павлу I план похода в Индию, наряду с континентальной блокадой Англии.
Согласно разработанному ранее и уточненному теперь плану, в путь выступили русский и французский корпуса. Первым начал движение 35-тысячный корпус французской пехоты с артиллерией во главе с одним из лучших французских генералов. Пройдя по Дунаю, через Черное море, Таганрог, Царицын, он достигает Астрахани. В корпусе находятся инженеры, художники, ученые. Предусмотрена даже окраска продаваемых сукон, «особенно любимая азиатами», и пиротехника для эффектных праздников. В устье Волги французы соединяются с 35-тысячным русским корпусом (понятно, не считая казачьего войска, уже идущего «своим путем» через Бухару). Объединенная французско-русская армия пересекает Каспийское море и высаживается в Астрабаде (этот пункт имеется в задуманном и чуть было не осуществленном Екатериной II персидском походе 1796 г.). На всю эту операцию уходит 80 дней. За 50 дней марша армия прошла Герат и Кандагар и вошла в главные области Индии.
Движение французско-русской армии через Астрабад дополняется не только походом казачьих войск по территории Средней Азии, но и переброской французских сил из завоеванного Наполеоном Египта. Вот как оценил идею этого похода отечественный исследователь, глубокий знаток проблемы С.Б. Окунь: «Нельзя не признать, что по выбору операционного направления план этот был разработан как нельзя лучше. Этот путь являлся кратчайшим и наиболее удобным. Именно по этому пути в древности прошли фаланги Александра Македонского, в 40-х годах XVIII века пронеслась конница Надир-шаха. Учитывая небольшое количество английских войск в Индии, союз с Персией, к заключению которого были приняты меры, и, наконец, помощь и сочувствие индусов, на которые рассчитывали, следует также признать, что и численность экспедиционного корпуса была вполне достаточной» [50, 86-87].
Однако и это еще не все — был нанесен ощутимый удар английским владениям в Индии, дополняющий основное наступление. Из Петропавловска-Камчатского вышли три боевых фрегата, по прибытии в воды Индийского океана они разгромили сосредоточенные там английские суда, перекрыв одновременно торговлю Англии с Китаем.
Экспедиционная французско-русская армия, доброжелательно встреченная местным населением, быстро покончила с английским засильем в Индии. Ведь к этому времени во всей Индии находилось всего несколько десятков тысяч англичан, что свидетельствует о несоразмерности сил Англии и Индии. «Случайный поворот или же дуновение общественного мнения, — писал в 1812г. один американец французского происхождения, — могли бы растворить английскую власть в Индии» [22, 503]. Приход союзнической армии и выполнил такую роль на индийском субконтиненте.
Последствия этого оказались катастрофическими для английской буржуазии и Англии, ибо обладание Индией было одним из источников экономического ее процветания. Туда шел поток английских товаров, из нее —рекой лилось золото и серебро, не говоря уже о сырье.
Франция и Россия разделили сферы влияния в Индии — северная часть оказалась под русским покровительством, южная — под французским. В результате осуществился задуманный еще раньше план, согласно которому Англии «не можно будет выгружать своих произведений ни на одном берегу, начиная от Зундского пролива до самых Дарданеллов» [230, 222].
Получившей сильнейший удар по своей экономике Англии пришлось сдаться на милость победителей, и с тех пор начался закат ее могущества, как промышленной державы (французские конкуренты не дремали и извлекли максимум выгоды). Осуществилась мечта Наполеона похоронить своего ненавистного соперника под обломками старой Европы.
После похода в Индию французско-русской экспедиционной армии, Франция и Россия оккупируют Оттоманскую империю и делят ее между собой: первой досталась азиатская часть Турции, второй — европейская часть со Стамбулом и Дарданелловым проливом а также турецкие владения на Балканах (Болгария, Сербия, Черногория). Стремясь окончательно завоевать Испанию, Наполеон дал возможность Александру I завоевать Швецию и включить ее в состав Российской империи. Таким образом, раздел Востока фактически стал разделом мира, причем львиная доля досталась Наполеону.
Всего на 5 лет отодвинулось осуществление плана Наполеона, изложенного им в письме, написанном 2 февраля 1808 года царю, и представляющем собою своеобразное магическое заклинание, обращенное к духу предприимчивости и завоеваний: «Армия в 50 000 человек, наполовину русская, наполовину французская, частью, может быть, даже австрийская, направившись через Константинополь в Азию, еще не дойдя до Евфрата, заставит дрожать Англию и поставит ее на колени перед континентом. Я могу начать действовать в Далмации, Ваше величество — на Дунае. Спустя месяц после нашего соглашения армия может быть на Босфоре. Этот удар отзовется в Индии, и Англия подчинится. Я согласен на всякий предварительный уговор, необходимый для достижения этой великой цели. Но взаимные интересы обоих сторон наших государств должны быть тщательно согласованы и уравновешены. Все может быть подписано и решено до 15 марта. К 1 мая наши войска могут быть в Азии и войска Вашего величества — в Стокгольме; тогда англичане, находясь под угрозой в Индии и изгнанные из Леванта, будут подавлены тяжестью событий, которыми будет насыщена атмосфера. Ваше величество и я предпочли бы наслаждаться миром и проводить жизнь среди наших обширных империй, оживляя их и водворяя в них благоденствие, посредством развития искусств и благодетельного управпения, но враги всего света не позволяют нам это-го. Мы должны увеличивать наши владения вопреки нашей воле. Мудрость и политическое сознание велят делать то, что предписывает судьба — идти туда, куда влечет нас неудержимый ход событий... В этих кратких строках я вполне раскрываю перед Вашим величеством мою душу. Тильзитский договор должен регулировать судьбы мира. Быть может, при некотором малодушии Ваше величество и я предпочли бы верное и наличное благо лучшему и более совершенному состоянию, но так как англичане решительно противятся этому, то признаем, что настал час великих событий и великих перемен [83,157-158].
После прочтения письма Александр I просиял и с его согласия Коленкур и Румянцев за дружеской беседой перекроили карту мира. В итоге были составлены два проекта дележа — французский и русский. Они отличались проблемой Константинополя и Дарданелл, во всем остальном они совпадали: России — Молдавия, Валахия, Болгария, Франции — Босния, Албания, Греция, Египет, Сирия и малоазиатские порты. Для Австрии предполагалось выкроить промежуточное владение на Балканах.
И вот в основных чертах предполагаемые проекты раздела мира были осуществлены. Это поистине великое событие усилило могущество обеих империй. Кроме того, оно дало толчок более быстрому развитию буржуазных отношений в Российской империи, чему способствовало и введение в ней «Гражданского кодекса» Наполеона. Понятно, что со временем Россия освободилась бы от вассальной зависимости от Франции, превратившись в сильное европейское государство.
Таков несостоявшийся сценарий мировой истории, связанный с нашествием Наполеона в Россию.

Дочь губернатора Калифорнии Зона Аррилага выходит замуж за камергера двора Н. Резанова

Среда множества неосуществленных сценариев мировой истории значительный интерес представляют выдвинутые в первой половине XVIII века идеи и проекты российской колонизации Америки. Разумеется, что эти проекты отличались друг от друга, не все они дошли до нас. «В то время как о реализации одних проектов нет ника-ких сведений, — подчеркивает А.В. Ефимов, —вокруг других поднималась борьба с целью их реализации или противодействия им. Удалось найти материал о подготовке некоторых этих проектов. Однако даже в тех случаях, когда сохранился только проект и нет никаких данных о его судьбе, такой проект может быть интересен как показатель той или иной тенденции — экономической или политической [Ефимов А.В. Из истории русских экспедиций на Тихом океане. Первая половина XVIII века. М., 1948, с. 176]. Среди них проект английского купца Руперта Бека «Об учреждении в Западной Индии коммерции» (1711 г.), в котором предполагалось России послать в Америку экспедицию для овладения островом Тобаго, чтобы превратить его в базу для контроля торговли на американском континенте и его колонизации, проект некоего голландца, поданный Петру Великому, где речь шла о колонизации земель Южной Америки, не занятых испанцами и португальцами, и т. д.
Можно считать, что интерес России к Америке имеет весьма давнюю историю. Однако нас интересует внимание русских к Калифорнии и Мексике, проявленное уже в самом начале XVIII столетия. Так, на одной из первых отечественных карт В. Киприянова (1713г.) Калифорния расположена рядом с Камчаткой, причем она вошла в атлас, изданный в Нюрнберге в 1725 г., когда скончался Петр Великий. Еще раньше сведения о богатых ценными металлами Калифорнии и Мексике были доведены до царя. Во время каспийского похода в 1722 г. морской офицер Ф.И. Соймонов сообщил ему, что Калифорния находится недалеко от Японии и Камчатки (см.: Андреев А.И. Русские открытия в Тихом океане и Северной Америке в XVIII веке. М., 1948, с. 198). Следует отметить, что тогда Петр Великий не очень-то среагировал на сообщение своего офицера, ибо считал еще несвоевременным ставить вопрос о Калифорнии и Мексике. «Тем не менее Калифорния и Мексика рассматривалась Россией, —пишет Е.А. Окладникова, —в качестве «кладовой» на XVIII в., в то время как Сибирь выполняла эту роль уже в XVII в.» [Русская Америка. М., 1994, с. 256].
Неудивительно, что русские морские экспедиции, исследующие Тихий океан, не обошли вниманием и Калифорнию и Мексику. Например, меморандум Кириллова-Головина, излагая цели 2-й Камчатской экспедиции, гласил: «.. .Для пользы России она должна простирать свои владения в Калифорнию и Мексику, чтобы иметь доступ к драгоценным металлам. Население Мексики — индейцы плохо относятся к испанцам...» [Fisher R. Bering's voyge. L., 1977. P. 132].
Ко времени этой экспедиции северо-западное побережье Северной Америки находилось во владении Испании. Несмотря на то, что англичане раньше русских открыли побережье Калифорнии, она до середины XIX столетия находилась в поле зрения внешней политики России.
Интерес к Калифорнии (и Мексике) объективно был обусловлен и функционированием Российско-Американской компании, основанной в конце XVIII века и располагавшейся в Ново-Архангельске на о. Ситха—северной столице Русской Америки. Одна из наиболее сложных проблем Русской Америки заключалась в снабжении русских колонистов Аляски продовольствием: «Доставка его через Сибирь обходилась слишком дорого. Кругосветные же экспедиции были нерегулярны, огромные расстояния, разделявшие метрополию и колонии, осложняли ситуацию. Надежда на помощь иностранных компаний не оправдалась, поэтому А.А. Баранов задумал организовать снабжение продовольствием из Калифорнии» [Русская Америка, с. 264-265]. В связи с этим он послал в Калифорнию промышленников А. Шевцова и Т. Тараканова с 20 байдарами алеутов-охотников в сопровождении судна бостонской торговой компании. Задача русских и бостонцев заключалась в добыче морских млекопитающих в окрестностях залива Сан-Франциско.
Это, однако, не могло решить проблемы обеспечения русских колонистов на Аляске: возникла необходимость в основании русского поселения в Калифорнии, способного устойчиво снабжать Аляску продовольствием. Значительную роль здесь сыграл дипломат, камергер двора Н.П. Резанов. В феврале 1806 г. на судне «Юнона» он отправился из Ново-Архангельска в Сан-Франциско, чтобы установить взаимовыгодное торгово-экономическое сотрудничество между русскими поселениями на Аляске и испанскими колониями в Калифорнии. «Резанов во время плавания своего к берегам Калифорнии осмотрел пустое пространство земли в направлении от мыса Дракова (мыс Дрейка) до залива Нутка. Познакомившись с условиями тамошней местности и климата, задумал приобрести во владение России одно из свободных мест для развития там хлебопашества и скотоводства. Он сообщил мысль эту быв-шему тогда главным правителем колоний А.А. Баранову» [Потехин В.А. Селение Росс // Журнал мануфактур и торговли. Спб., 1859, отд. 5, с. 8].
Посольство Н. Резанова в Калифорнию увенчалось успехом, в силу его дипломатических талантов, а также благодаря романтическим отношениям, возникшим у посланника с дочкой испанского губернатора Калифорнии. В письме Н. Румянцеву он пишет об этом так: «Но здесь должен я Вашему Сиятельству сделать исповедь частных моих приключений. Прекрасная Консепсия умножала день ото дня ко мне вежливость, разные интересные в положении моем услуги и искренность, начали непременно заполнять пустоту в моем сердце, мы ежечасно сближались в объяснениях, которые кончились тем, что она дала мне руку свою...» [Письмо Н. Резанова Н. Румянцеву 17июня 1806г. // ЦГИА. Ф. 13, с. 1, д. 687]. Благодаря своему личному обаянию, которое привело к сватовству к юной дочери губернатора дона Аррилага. Н. Резанов получил все необходимые товары. Таким образом, его личные контакты позволили выполнить поставленную перед ним задачу в условиях, когда испанцы не имели от своих властей официального разрешения на торговые операции с русскими,
Дипломат и камергер двора Н. Резанов решил жениться на прекрасной дочери губернатора Калифорнии и отправился в Санкт-Петербург, чтобы испросить высочайшего соизволения на данный брак. Все складывалось довольно благополучно, однако вмешался случай—господин множества событий: в Красноярске Н. Резанов погиб. И вместе с этой нелепой случайностью исчезла вполне реальная возможность расширения Россией своих владений в Калифорнии и Мексике. Американский адмирал Ван Дере, отдавая должное Н. Резанову, писал о нем следующее: «Николай Резанов был прозорливым политиком. Живи Н. Резанов на 10 лет дольше, то, что мы сейчас называем Калифорнией, было бы русской территорией» [пит. по: Вознесенский А. Дубовый лист виолончельный. Избранные стихотворения и поэмы. М., 1975, с. 239].
Мог ли этот достаточно частный случай оказать влияние на развитие исторических событий?
Попробуем представить, что Н. Резанов не погиб в Красноярске, а вернулся в Сан-Франциско с милостивым разрешением на брак с дочерью дона Аррилага. Состоялся великолепный обряд бракосочетания камергера двора императорской России Н. Резанова и юной дочери испанского губернатора Калифорнии Консепсии. И начались счастливые дни камергера Н. Резанова, когда любовь сочеталась с целеустремленной дипломатической и политической деятельностью по достижению давно поставленной цели: вовлечь в сферу русского влияния Калифорнию и Мексику. С учетом всех сложившихся обстоятельств Н. Резановым был разработан весьма тщательно план, согласно которому необходимо было образовать в Северной и Центральной Америке протекторат, находящийся под покровительством Испании и России.
В первую очередь требовалось выстроить в Калифорнии южную столицу Русской-Америки, что в соответствии с планами Баранова—Резанова было возложено на И. Кускова. Перед этим в октябре 1806 года Н. Резанов вручил ему медаль «За усердие» на Владимирской ленте для ношения на шее. Кускову также был присвоен чин коммерции советника. С 1808 г. он занимается устройством русского селения в Калифорнии, которое и было завершено в августе 1812г. (его называли форт Росс). Следует отметить, что гавань форта Росс была расположена неудобно в навигационном отношении, ибо скалистые утесы, на которых размещались здания форта, мешали подходу судов. Но такое решение было принято А. Барановым и И. Кусковым по чисто военным соображениям, чтобы можно было оборонять форт с моря.
Именно из форта Росс начал свою активную деятельность Н. Резанов, используя целый ряд благоприятных обстоятельств. Прежде всего немаловажным оказалась симпатия к русским со стороны индейцев. Это обусловлено тем, что испанцы весьма жестко относились к индейцам еще со времен конкистадоров; наоборот, отношения русских к индейцам были дружественными, зижделись на желании понять их душу. Не случайно, что вожди независимых индейских племен стремились добиться покровительства русских моряков. Один из них, Валенилла, просил у В.М. Головина дать ему русский флаг. О его посещении говорит оставленный Ф.Ф. Матюшкиным документальный протокол: «В самый день снятия с якоря нам желал сделать посещение начальник индейцев. Он приехал к нам на нашем баркасе. На себе он имел две рубашки — подарок, который ему был сделан за некоторую услугу, и венок, сплетенный из травы. Посмотрев судно наше, величине коего он удивился, и будучи одарен капитаном топорами, ножами и прочим, получил еще сверх всего русский военный флаг, который ему ведено было поднимать, коль скоро он увидит судно с подобным. Обещал ему при таком случае богатые подарки от наших соотечественников. Индеец Валенилла, бывший у нас, не есть старший сего жила, но по причине болезни начальника выбран за храбрость своими товарищами» [Шур Л.А. К берегам Нового Света. М., 1971, с 69].
Проницательный и умный царедворец Н. Резанов отдавал себе отчет, что наибольшая угроза существованию форта Росс, со стороны суши исходит от испанских поселенцев. Ведь у них возникло чувство ревности к расцвету ремесел в Россе и укреплению русских в Калифорнии. Так как Мадрид запрещал в своих колониях торговлю с представителями других государств, то у испанцев особое опасение вызывали торговые связи русских. Поэтому Н. Резанов предпринял ряд мер, направленных на установление дружественных отношений с испанцами. Во-первых, форт Росс снабжал испанские миссии и пресидии промышленными товарами, изготовленными в его мастерских изделиями из металла, кожами. «Компания предлагала торговлю кожами калифорнийским испанским войскам. За каждую большую кожу по 8 пиастров. Сие средство тем выгоднее, что обитающие в той области индейцы, очень многие племена, способны производить промысел оных зверей, что кожи их, равно как и вымениваемые на них вещи, никогда не могут быть оным правительством снискаемы с такой удобностью и столь малыми издержками, если оно не согласится на сие» (Дотехин В.А. Указ, соч., с. 4]. Во-вторых, он великолепно использовал свой опыт царедворца и дипломата, а также знание психологии испанцев в колониях Нового Света. Испанцы, особенно метисы, весьма склонны к метафизическим размышлениям, ценят ораторские амбиции, любят различного рода консультации при решении тех или иных проблем. Поэтому Н. Резанов, пользуясь своими родственными связями со стороны Консепсии, сумел получить у испанских колониальных властей Новой Мексики А разрешение заниматься русским хлебопашеством на плодородных калифорнийских землях. Известно, что испанцы мало времени уделяли совершенствованию своего хозяйства и муку получали из дикорастущих злаков и желудей. Русские крестьяне стали получать богатые урожаи и завалили продовольствием всю Новую Мексику, получая от этого значительные доходы.

Однако самую существенную роль сыграл Н. Резанов I тогда, когда он оказал помощь властям Новой Мексики (Новой Испании) в противодействии территориальной экспансии Соединенных Штатов Америки. Не надо забывать, что в планах территориальной экспансии США в Северной Америке—неважное место (помимо Флориды) занимала северо-восточная часть Новой Испании и прежде всего обширный, но малонаселенный Техас. В начале XIX столетия в этой испанской провинции, не считая индейских племен, проживало всего около 7 тысяч жителей, сконцентрированных в трех крупных селениях, четырех миссиях и примерно полутора десятках ранчо [см.: Yoakum H.K. History of Texas. Austin. 1935. Vol. 1, p. 138]. Известно, что еще в 1803 году президент Джефферсон заявил о том, что западная граница Луизианы проходит по Рио-Гранде-дель-Норте, что означало претензию на Техас. Однако Испания не приняла этих претензии, и поэтому к сентябрю 1806 года в Луизиане были размещены крупные силы американской армии под командованием генерала Уилкинсона. Отсюда в 1806-1807 гг. по распоряжению Джефферсона на территорию Новой Испании направлялись разведывательные отряды Фримэна, Пайка и других военачальников.
«И в дальнейшем вашингтонское правительство негласно поощряло деятельность групп и организаций, — отмечается в капитальном исследовании «История США», — пытавшихся подготовить вторжение в Техас («Мексиканская революционная хунта» во главе с Альваресом де Толедо и Пи-корнелем в Филадельфии, группа отставного наполеоновского генерала Юмбера в Новом Орлеане и др.). В августе 1812 года отряд, сформированный с ведома властей Луизианы бывшим офицером армии США Огастесом Мэйджи и мексиканцем Гутьерресом де Л ара, переправился через реку Сабин и вскоре овладел испанским опорным пунктом На-когдочес. За несколько месяцев он пересек почти весь Техас и в марте 1813 года занял его столицу Сан-Антонио-де-Бе-хар» [История США. М., 1983, т. I, с. 324].
И вот здесь вмешался зять губернатора Калифорнии Н. Резанов, который сумел связаться с министром финансов императорской России Канкриным и попросил его финансировать действия экспедиционного корпуса русской армии в Новой Испании. Министр финансов императорской России обладал гениальными финансовыми и блестящими административными способностями—Великая отечественная война против Наполеона обошлась казне всего в 157 с половиной млн. рублей (сюда следует прибавить 100 млн. частных пожертвований и 135 млн. субсидий, выплаченных Англией). И все равно это очень дешевая война, всего 100 млн. рублей в год: «Так как вся денежная часть, все дело продовольствия и обмундирования армии лежали на Канкрине, то заслуга столь экономного ведения грандиозной войны должна быть всецело приписана ему» [Биографическая библиотека Ф. Павленкова. Челябинск, 1995, т. IV, с. 426]. И Канкрин нашел необходимую сумму денег для финансирования экспедиционного корпуса армии, куда входили знаменитые платовские казаки.
Этот экспедиционный корпус русской армии, которая приобрела немалый опыт в войне с вышколенными французскими войсками, прибыл на российских военных кораблях в форт Росс. Отсюда вместе с испанскими армейскими частями (испанцы радушно отнеслись к победителям наполеоновской армии, пытавшейся совсем недавно завоевать Испанию) русский экспедиционный корпус совершил поход в Техас. В конце 1814 года вторгнувшийся в Техас американский отряд был разгромлен. После этого по просьбе властей Новой Испании русский экспедиционный корпус направился во Флориду, занятую войсками США. Понятно, что этот поход также оказался успешным, после чего США и носа не смели совать туда. Затем русский экспедиционный корпус возвратился в форт Росс, где и оставался еще 10 лет для защиты интересов Российской империи.
Успешные действия и дальнейшее присутствие русских вооруженных сил значительно умерили аппетиты американских рабовладельцев. Вполне естественно, что в подписанном Испанией и США Трансконтинентальном договоре 1819 года американцы вынуждены были юридически признать нерушимость границ Новой Испании и отказаться от претензий на Флориду и Техас. Не удалась американцам также и попытка «прикарманить» Орегон — обширную область, простиравшуюся от побережья Тихого океана до Скалистых гор и от Аляски до Калифорнии. «В связи с отсутствием четко обозначенных границ между владениями США, Англии, Испании и России на северо-западе Америки этот регион явился ареной столкновения интересов названных держав» [История США, т. I, с. 325]. Территориальные претензии на Орегон всех этих держав изначально основывались на исследованиях английских, испанских, русских, американских мореплавателей, путешественников, торговцев пушниной конца XVIII века. Принимавшему участие в разрешении этой непростой территориальной проблемы Н. Резанову удалось дипломатическим путем приобрести западную часть региона, включающую в себя Тихоокеанское побережье, что и было зафиксировано в Лондонской конвенции 1818 года.
Наступило время осуществления дерзких замыслов Н. Резанова, которые родились в ходе аналитического рас смотрения тенденций политического и экономического раз вития мира и Северной Америки. Он выступает с проектом создания испано-российского протектората, включающего Новую Испанию и Русскую Аляску, Благодаря его блестящим дипломатическим способностям, построенный на точных расчетах аргументации, этот замысел получил свое воплощение и юридическое закрепление в соответствующем испано-российском договоре 1820 года. Следующий шаг заключался в том, что правительство Российской империи дало согласие на переселение в протекторат всех желающих устроить свою жизнь. И туда хлынула волна мигрантов, состоящая из казаков, отпущенных на определенных условиях крепостных крестьян (они получили вольную, обязавшись внести денежный выкуп за это в течение 25 лет), старообрядцев, купцов и ремесленников.
Русская колонизация Нового Света приняла поистине грандиозный размах, ибо здесь были богатые природные ресурсы, плодородные почвы и климат, благоприятствующие разведению зерновых, бобовых, хлопка, табака и других сельскохозяйственных культур. Техас поистине оказался раем для домовитых казаков, которые занялись наряду с хлебопашеством разведением коней и скотоводством. Отсюда мясо и другие продукты стали вывозиться в соседние Соединенные Штаты Америки, на Аляску, не говоря уже о полном обеспечении самого протектората продовольствием. Следует заметить, что казаки не только занимались эффективно сельским хозяйством, но и одновременно несли свою привычную службу по охране границ протектората.
Именно они вселяли страх в сердца американцев, положив тем самым конец экспансионистским поползновениям США на запад и юг американского Севера.
Бурно развивалась в протекторате торговля и промышленность благодаря поощрению властей и богатым ресурсам. Начался быстрый подъем русского предпринимательства, не скованного узами крепостничества. Весьма пригодился и опыт купцов-старообрядцев, развернувших свои способности в полную силу. Немало предпринимателей вышло из среды казаков и крестьян, проявивших свою сметливость и коммерческую жилку. Возникшая буржуазия постепенно стала играть самостоятельную историческую роль в развитии протектората. Здесь нашли свое место и передовые дворяне России, которые «объединились, чтобы «пересадить Францию в Россию» [Черкасов П., Чернышевский Д. История императорской России» М., 1994, с. 202].
Известно, что восстание декабристов было подавлено верными императору Николаю I войсками, что декабристы были отданы под суд. И здесь вмешалась судьба в лице Н. Резанова, главы проректората, который добился у царя необходимого ему решения по делу декабристов. Согласно решению суда казнь К.Ф. Рылеева, П.И. Пестеля, С.И. Муравьева-Апостола, М.П. Бестужева-Рюмина, П.Г. Каховского была заменена высылкой в протекторат без права возвращения в Россию под страхом смертной казни; остальные участники декабрьского восстания тоже были отправлены в русский Новый Свет.
Вся энергия и знания декабристов были использованы для укрепления протектората и его дальнейшего развития. Прежде всего была принята конституция Н. Муравьева, ранее обсуждавшаяся в Северном обществе. Она вобрала в себя творчески переработанный опыт конституций западноевропейских стран и Соединенных Штатов Америки. В соответствии с ней (она была уточнена в ходе окончательного редактирования и последующего утверждения) протекторат, получивший название Американская Новороссия, стал конституционной монархией, централизованным государством.

Весь земельный фонд Американской Новороссии делился на общественную и частную половину. В промышленности устанавливалась свободная конкуренция, хотя был выделен и государственный сектор, чтобы обеспечивать оборону державы.
В конституции Американской Новороссии были зафиксированы гражданские и политические права граждан. Форма конституционной монархии была выбрана Н. Резановым (его, кстати, избрали монархом на съезде представителей протектората) в силу следующих причин. Во-первых, необходимо было считаться с традициями русского народа, впитавшего с молоком матери уважение к помазаннику божьему. Во-вторых, эта форма правления позволяет оперативно решать возникающие проблемы государственной жизни, демократия же типа США неповоротлива [см. Солоневич И. Народная монархия. М., 1991, с. 231-232]. В-третьих, она дает широкий простор для подъема и развития промышленности и торговли, что имеет особое значение в условиях Нового Света.
После принятия конституции Американская Новороссия стала стремительно развиваться, благодаря чему она за сравнительно короткий срок стала экономически и политически могущественной державой. Немаловажную роль в этом сыграл и выбор столицы, которой стал Сан-Франциско. Расположенный на берегу Тихого океана, украшенный всеми дарами современной ему цивилизации и располагающий преимуществами географического положения, он способствовал возвышению Американской Новороссии и обеспечил ей экспансию в Тихоокеанском бассейне.
Росту могущества новой державы содействовал целый ряд факторов, одним из которых явилось открытие во второй половине XIX века больших запасов золота на Аляске. В разработках золотоносных руд участие принимали только граждане Американской Новороссии под строгим государственным контролем, дабы избежать негативных последствий «золотой лихорадки». Другим фактором стала территориальная экспансия, а именно: в сферу интересов нового государства попадали Гавайские острова, чье население добро-вольно отдалось под опеку русских (интересно, что Гавайи уже обращались за покровительством к России, но не получили позитивного ответа). Новая Гвинея, исследованная Н. Миклухо-Маклаем [см. Миклухо-Маклай Н.Н. Собрание сочинений. М., 1993, т. III], и другие острова в Тихом океане.
Именно мощный экономический и военный потенциал Американской Новороссии помог впоследствии России одержать победу в русско-японской войне 1904-1905 гг. Ее сильный военный флот подошел вовремя к Цусиме и совместно с русскими боевыми кораблями разгромил японские морские вооруженные силы, а сухопутные части содействовали боевым операциям армии генерала Куропаткина. В результате был подписан русско-японский договор на благоприятных для России условиях (так бывший протекторат выразил благодарность своей отчизне!). Когда же произошла Октябрьская революция в России и большевикам пришлось пойти на создание буферного государства—Дальневосточной республики, то этим сразу воспользовалась Американская Новороссия. Она путем дипломатического давления, подкрепленного внушительным военным кулаком, поглотила ДВР вместе с Сахалином, Курильскими островами, Камчаткой и Чукоткой. На мировую арену вышло сильное процветающее государство, с которым вынуждены были считаться все ведущие страны мира.
Однако данный сценарий мирового развития не был воплощен в действительность, и немалую роль в этом сыграла преждевременная смерть камергера двора Н. Резанова.

Гитлер выиграл войну

В кинофильме западногерманского режиссера А. Мейера «Экскурсия в Освенцим» 30-летний глава семейства из Боттропа (Вестфалия) говорит своим спутникам при посещении концлагеря: «Никто не поднимал бы сейчас столько шума, если бы выиграли войну. Но, к сожалению, немцы проиграли войну, и только поэтому постоянно об этом напоминают (показывает на бараки) и говорят, что немцы — это свиньи...» Такова реакция человека, рожденного после второй мировой войны, которую развязал Гитлер и которая обошлась человечеству в 50 миллионов жертв (и это только на протяжении 5 лет войны!).
Следует иметь в виду, что навязанная Европе гитлеровская война носила не только захватнический характер, но имела прежде всего идеологическую подкладку, замешанную на расизме и антикоммунизме. Ведь третий рейх («империя смерти», как называют гитлеровское государство в литературе) в соответствии с тем, что в течение 20 лет говорили и пропагандировали Гитлер и его паладины, бросил все силы и средства, чтобы достигнуть мирового господства немецкой нации. Немцы не считались ни с правом, ни с человечеством (и человечностью), ибо их главной целью в новом крестовом походе было прежде всего биологическое уничтожение многих народов и наций или германизация тех, кого Гитлер и сторонники «усиления немцев» в Европе признавали достойными такого рода «адаптации». Так понятая война должна была быть нечеловеческой и преступной, так как признавала только одно право: право немецкого народа на исключительное положение в мире, о чем свидетельствуют документы и исследования [106, 140, 225, 240, 263].
В своей книге «Если бы Гитлер выиграл войну» польский исследователь М. Подковиньский пишет о гитлеровской войне так: «Фюрер сдержал слово. То, что говорил и писал в «Моей борьбе», то, что поведал Герману Раушенбаху («Разговоры с Гитлером»), то, что излагал в застенографированных «Беседах за столом», и то, что записал Мартин Борман в последние дни войны и что перечислил в своем завещании (29 апреля 1945)— стало фактом. Такой резни не знал мир... Так родилось человекоубийство, которое цивилизованный мир знал только из легенд и рас-сказов времен Чингисхана или Тамерлана. И в гораздо меньших масштабах. А ведь нашествие монголов тогда считалось концом света!» [263,29].
В основе всей политики немецких фашистов лежало гитлеровское мировоззрение, изложенное в «Майн кампф». Согласно ему германцы как «арийская» раса превосходят все остальные народы. Гитлер утверждал, что только арийцам присущ творческий гений в науке, технике, искусстве. Так как другие расы не имеют творческих способностей, то именно арийцы должны господствовать на планете. По Гитлеру, все расы делятся на творцов культуры (арийцы), носителей культуры (нетворческие народы, заимствующие «арийские» достижения) и разрушителей культуры (евреи). Немаловажно и то, что расы, подобно всем остальным образованиям живой природы, ведут борьбу за существование. Арийцы способны одержать победу в этой закономерной борьбе только при условии сохранения чистоты своей крови; в случае смешения крови с другими, расово чуждыми, «низшими» народами арийцев ждет вырождение и упадок. «Сильнейший должен господствовать, — отмечает Гитлер, а не смешиваться со слабыми, жертвуя собственным величием. Только прирожденный слабак может считать это жестоким» [106,174].
В книге «Майн кампф» красной нитью проходит мысль о том, что прогресс культуры полностью зависит от успеха борьбы высшей расы против низших, от порабощения последних: «Совершенно очевидно, что первая человеческая культура менее основывалась на прирученных животных, чем на использовании низших человеческих существ. Только после порабощения покоренных рас подобная судьба постигла скотину. Ибо первым тащил плуг побежденный воин, и лишь после него — лошадь... Отсюда не случайно, что первые культуры возникли в тех местах, где ариец в столкновениях с низшими народами покорил их и подчинил своей воле» [ 106, 174]. Это значит, что без существования низших рас невозможно создание и развитие высших, арийских культур.
К низшим человеческим типам, «мякине», отбросам относились все негерманские белые народы. В их число нацистский диктатор прежде всего включил славян и только сильнее их он ненавидел евреев и французов. Здесь перед нами парадокс: дед Адольфа Гитлера — еврей, Гейдрих, Франк, Розенберг и другие крупные нацисты, составляющие по выражению бывшего советского офицера, бывшего сотрудника ЦРУ, специалиста по психологической войне Г. Климова, «гитлеровское политбюро», имеют часть еврейской крови, и они же ненавидели евреев и уничтожили в газовых камерах, расстреляли и другими средствами множество евреев [100, 204-217]. Упоминавшийся' выше Д. Байэль отмечает, что «специфические методы обращения нацистов с евреями являются уникальными в истории,..» [234,144], что евреи «Великой катастрофы» — это скорее символ беспомощности индивида перед лицом современного вооруженного государства» (234, 144],
В то же время Гитлер совеем до-иному относился к германским народам, например, к тем же англичанам, В своих «Мемуарах». В. Шелленберг воспроизводит высказывание фюрера за обеденным столом: «Сначала я хотел идти одним путем с Англией; но Англия постоянно отталкивала меня от себя».-Верно, нет ничего хуже, чем ссора в одной семье. Достойно сожаления,; Что мы вынуждены вести борьбу не «а жизнь, а на смерть с людьми одной нами расы, а Восток только и ждёт того» когда Европа истечет кровью. Поэтому я не хочу и не могу, уничтожать Англию». Здесь его голое стал настойчивым и резким; «Но в один прекрасный день Англия сойдет со твоего величественного коня, и господин Черчилль должен будет признать, что Германия тоже имеет право на жизнь — а до тех пор я буду бороться против Англии. Большего я не желаю. Тогда наступит время, когда Англия должна будет пойти на компромисс с нами. Она останется морской и колониальной державой, но на континенте сольется с нами и образует единое целое. Тогда мы станем повелителями Европы, и Восток не будет представлять для нас никакой опасности. Вот моя цепь» [233, 84].
Весьма откровенно сформулирована задача Германии — в ходе реализации «восточной политики» обеспечить рейху жизненное пространство.
В своем завещании Гитлер еще раз сформулировал цель своей политики: «Нашей целью остается завоевание для нашего народа пространства на Востоке» [263, 34]. Эта формулировка логично завершает рассуждения, которые находятся на страницах его «Майн кампф». Тогда Гитлер говорил о добыче для Германии «хлеба на Востоке» (в Германии после 1918 года был голод). В этой борьбе, продолжает далее Гитлер, «первым плугом является меч»; он тоже должен быть фундаментом тысячелетнего рейха, о котором мечтал император Фридрих Барбаросса - Рыжебородый, чей гроб находится JB Палермо, на Сицилии [33,11 Д; 109, 124-127]. Не случайно план агрессии против Советского Союза носит криптоним «Плац Барбароссы». Он соответствует главной мысли «Майн кампф»: «Если мы желаем в Европе заполучить землю, то это можно в принципе сделать за счет только России. Новая Империя должна снова вступить на путь, намеченный старыми орденскими рыцарями, чтобы немецким мечом добыть землю для немецкого плуга и дать народу насущный хлеб.» [263, 34].
В год начала второй мировой Войны демографический и промышленный (основное здесь выплавка стада, от которой зависит производство «сооружения) потенциалы стран оси и их потенциальных противников на континенте (Советский Союз,. Франция, Польша и Бельгия) были равны {257, 201-202]. Однако военный перевес, в начале второй мировой войны, оказался на стороне Германий и ее союзников. Германия была очень близка к победе...
Нюрнбергский процесс, сохранившиеся документы гитлеровского рейха, материалы совещаний в штабе НСДАП («коричневый дон» в Мюнхене), выступления Гитлера и Гейдриха перед палачами из эйнзацкоманд, наконец, ход совещания в Ваннзее под Берлином в связи с окончательным «решением» еврейской проблемы в Европе (на смерть были обречены миллионы человек) — все это дает ясную картину того, что было, если бы Гитлер выиграл войну. По мнению М. Подковиньского, возникла бы «империя Гитлера, называемая «Великогерманский рейх»; она была бы больше древнеримской империи. Россия (говорил фюрер)—это наша Индия, вся Польша стала бы большим getto, а Франция под видом Бургундии вошла бы в состав рейха» [263,31].
В случае осуществления бредовых идей нацизма нетрудно вообразить сценарий исторического развития.
Гитлеровская Германия вместе со своими союзниками завоевывает всю Европу и наносит сокрушительное поражение своему главному противнику—Советскому Союзу (при подходе немецких войск к Волге в войну вступила Турция, нанеся удар по Закавказью, и Япония, открыв военные действия на Дальнем Востоке и в Сибири). И тогда начинает осуществляться чудовищный по своей бесчеловечности, и не имеющий прецедента в истории, так называемый план «Ост». Краткая суть этого «плана Ост», реконструированного на основе ряда документов (он был уничтожен), таковы: «На завоеванных славянских территориях предусматривалось проведение политики геноцида в ее самых крайних формах. Подрыв «биологической силы» славянских народов планировалось осуществлять следующими основными методами: 1) физическим истреблением больших масс народа; 2) сокращением населения путем преднамеренной организации голода; 3) уменьшением населения в результате организованного снижения рождаемости и ликвидации медицинского и санитарного обслуживания; 4) истреблением интеллигенции — носителя и продолжателя научно-технических знаний и навыков, культурных традиций каждого народа и низведением образования до низшего уровня; разобщением, дроблением отдельных народов на мелкие этнические группы; 6) переселением масс населения в Сибирь, Африку, Южную Америку и другие районы Земли; 7) аграризацией захваченных славянских территорий и лишением славянских народов собственной промышленности» [140,305].
Понятно, что осуществление генерального «плана Ост» сопровождалось корректировкой, которая заключалась в следующем. Во-первых, акты уничтожения и депортации приняли широкий характер также в Ингерманландии (так гитлеровцы называли территории Новгородской, Псковской и Ленинградской областей), Приднепровье и Крыму (в самом «плане Ост» они были пропущены). Во-вторых, на землях Востока предусматривалось оставить 14 млн. местных жителей и поселить 10 млн. немецких колонистов. Однако при условии, что у немецких колонистов на восточных территориях не удалось пробудить желание к увеличению деторождения, за 30 лет здесь оказалось всего 8 млн. немцев. В-третьих, для «обезлюживания» Востока планировалось депортировать 31 млн. человек, чего оказалось мало. Поэтому по решению Гиммлера до депортации ликвидируется 5-6 млн. евреев, проживающих на местной территории, а затем принимаются решительные меры к депортации 51 млн. человек.
Так называемые «решительные меры» вызваны самой жизнью, ибо практика показала, что для депортации 11 млн. русских, евреев, поляков в лагеря смерти транспорта едва и хватило; справиться же с гораздо большим числом при перемещении на большие расстояния (в ту же Сибирь, не говоря уже об Африке или Южной Америке) просто невозможно. Поэтому в Сибирь переселяется лишь часть западных украинцев, чехов, поляков и др. Остальные уничтожаются в печах для крематориев, поставляемых фермой «Топф и сыновья» для нужд СС, ядовитыми газами, изготавливаемыми химическими концернами, а также расстреливаются тысячами эсэсовских палачей за дополнительный паек и вознаграждения. Онемечивается 3% поляков, около половины чехов, чтобы в качестве рабов обслуживать немецких господ и удовлетворять все желания «белокурых бестий».
Особая забота немецких фашистов состоит в том, как на веки веков уничтожить русский народ с его тысячелетней культурой, как, говоря официальным языком, побороть «огромную биологическую силу русского народа». Для этого последовательно проводится в жизнь дополнение некоего профессора Абеля к генеральному «плану Ост», ибо, как замечает Гиммлер, уничтожить русских сразу «едва ли возможно». Прежде всего вся населяемая русскими территория расчленяется на различные районы; народам, проживающим в них, пропаганда внушает мысль о том, что им не следует ориентироваться на Москву, даже если там находится немецкий имперский комиссар. Русскому из тульского генерального комиссариата прививается чувство отличия его от русского из нижегородского генерального комиссариата и т. д. (еще один способ разобщить русских).
Затем принимаются меры к тому, чтобы довести рождаемость русских до более низкого уровня, чем у немцев. Пропагандируется добровольная стерилизация. Не разрешается обучать матерей уходу за грудными детьми. Исключаются профилактические меры против детских болезней. Не поощряется борьба за снижение детской смертности. Почти не поставляются медикаменты.
Сознательно проводится политика примитивизации русских — им дают такое образование и обучение, чтобы они могли лишь правильно говорить по-немецки и выполнять работы по сооружению бетонных перекрытий, возводить кирпичные здания, строить лифты, ставить оконные рамы и т. д. Все эти меры используются также и в отношении чрезвычайно плодовитых народов Кавказа; и Туркестана, а также частично и Украины.
В распоряжении нацистов находятся безбрежные русские просторы, плодородные украинские земли (Крым превращен в немецкую Ривьеру), кавказская нефть, среднеазиатский хлопок и фрукты, дешевые рабы. «Белокурые бестии» - эсэсовцы живут в роскошных имениях, Представляющих собой гибрид прусских латифундий и южноамериканских плантаций. На них работают «онемеченные» надсмотрщики и бесчисленные рабы-славяне. Имперские крестьяне проживают в необычайно прекрасных поселениях, которые Находятся на расстоянии 30-40 километров от города «которые связаны самыми лучшими дорогами. В Городах, как административных центрах, построено все необходимое дай комфортабельной жизни, немецкие власти и учреждения расположены в чудесных зданиях, губернаторам отведены дворцы. Все негерманское население, которое еще не уничтожено, живет вне пределов немецкого рая; в случае же бунта оно подвергается бомбардировке и расстрелу специальными командами.
Самое интересное состоит в том, что «план Ост» оказывается в какой-то мере универсальным. Ведь после осуществления директивы «Морской лев» (завоевание Англии) Гитлер пожелал переселить британцев в Польшу и Африку. «План Ост» обернулся против Запада, когда германские войска осуществили вторжение в Соединенные Штаты Америки (оно было скоординировано с Японией, чьи армии высадились на тихоокеанском побережье Америки). Понятно, что американские военные силы не могли противостоять соединенным немецким и японским частям и капитулировали. В первую очередь были уничтожены все американские евреи, затем принялись за негров и прочих «цветных» народов, применяя к ним «план Ост».
В общем весь мир был поделен между странами оси, и тысячелетний рейх установил железный порядок.
И все-таки и он в конце концов развалился, ибо диалектику развития общества невозможно отменить и упразднить (такова судьба всех тоталитарных режимов).
«Факт, что его карьера (имеется в виду Гитлер—В.П.) кончилась поражением.., пишет А. Баллок, — его жизнь не возвышает, а понижает человечество, а 12 лет его .диктатуры было бесплодием всех идей, кроме одной: дальнейшего расширения господства своего и собственного народа, с которым - он себя отождествлял» [240,638].
К счастью Гитлер проиграл войну. И человеконенавистнические планы покорения мира нацистами рухнули.

Французские коммунисты остаются у власти в 1947 году

После окончания второй мировой войны началась другая, «холодная война» между недавними союзниками по антигитлеровской коалиции. Находившийся уже в отставке У. Черчилль в присутствии президента США Г. Трумэна 5 марта 1946 года в Фултоне (штат Миссури) произнес свою знаменитую речь о «железном занавесе». Он объявил, что на страны Восточной и Юго-Восточной Европы опустился «железный занавес», и что «христианская цивилизация» оказалась под угрозой со стороны Советского Союза; поэтому в целях противостояния этой угрозе необходим военный союз между Соединенными Штатами Америки и Великобританией. В многотомной советской «Истории США»подчеркивается, что «Фултоновская речь, по сути была призывом развернуть «крестовый поход» против социализма, интенсифицировать борьбу против прогрессивных сил во имя «спасения западной демократии» [История США. М., 1987, т. IV, с. 84]. Несколько иную оценку состояния позиций двух социально-экономических систем дает П. Джонсон, который пишет следующее: «Можно сказать, что холодная война началась непосредственно после Ялтинской конференции, точнее с марта 1945 года. Разумеется, в известном смысле. Советская Россия вела холодную войну еще с октября 1917 года: она была присуща историческому детерминизму ленинизма» (Джонсон П. Современность. Мир с двадцатых по девяностые годы. М., 1995, ч. II, с. 10].
Как бы там ни было, но «холодная война» действительно с ожесточением развернулась после второй мировой войны, и здесь тоже имелись свои неосуществленные сценарии движения цивилизации.
Один из таких гипотетических вариантов развития можно представить как такую цепь событий.
Вскоре после окончания второй мировой войны они начали развиваться с такой быстротой, что превзошли все ожидания мировой общественности. После фултоновской речи У. Черчилля, в марте того же 1946 года И. Сталин «забыл» вывести советские войска из Ирана и в конце концов сделал это после настойчивых требований Совета Безопасности только что народившейся Организации Объединенных Наций. Однако сразу же Советский Союз стал оказывать давление на Турцию, засылая туда несчетное число своих тайных агентов, что вызвало реакцию США в виде организации прототипа ЦРУ. В середине лета был восстановлен неофициально англоамериканский военный союз, и Г. Трумэн провел чистку своей администрации от просоветски настроенных высокопоставленных чиновников. Но самая безнадежная ситуация сложилась в Западной Европе из-за колоссальных военных расходов Британии, которая потратила на войну 30 млрд долларов, составляющих четверть ее национального богатства. Обессиленная войной, она уже не могла выступать в качестве мировой силы, обеспечивающей стабильность в Европе, Средиземноморье и на Ближнем Востоке. Драматичность ситуации П. Джонсон описывает следующим образом: «Двадцать первого февраля англичане уведомили Трумэна, что будут вынуждены прекратить свои обязательства по отношению к Греции и Турции. Спустя три дня Трумэн решил, что он должен взять их на себя. Двадцать шестого февраля произошла напряженная встреча в Овальном кабинете, на которой идея была изложена перед ведущими конгрессменами. Генерал Маршалл, новый государственный секретарь, запутал дело, и его заместитель Дин Ачесон решил вмешаться. Он сказал, что «советское давление» на Восточную Европу и Ближний Восток дошло до такой точки, когда один-единственный прорыв «мог бы открыть три континента для советского проникновения». Как «яблочки в бочке, зараженные от одного гнилого», «разложение» Греции могло бы «инфицировать Иран и весь Восток». Это могло «занести заразу в Африку через Малую Азию и Египет» и «в Европу через Италию и Францию» [Джонсон П. Указ, соч., ч. II, с. 15]. В результате был принят знаменитый план Маршалла, который оказал существенную помощь в возрождении экономики 22 европейских государств.
Однако вспомним о «заразе» (здесь речь идет о коммунистической идеологии — В.П.), которая могла проникнуть на Запад «через Италию и Францию» (Дин Ачесон). Заместитель госсекретаря США Дин Ачесон был несколько некорректен в своем утверждении, ибо «зараза» уже находилась во Франции и вполне могла охватить ее всю.
Действительно, Франция вышла из второй мировой войны сильно ослабленной в политическом и экономическом отношениях. Это проявилось в следующих фактах: во-первых, из-за немецко-фашистской оккупации и военных действий оказались разрушенными почти 50 тысяч промышленных предприятий; во-вторых, начала распадаться французская колониальная империя (отпали Сирия и Ливан, образовалась Демократическая Республика Вьетнам, усилилось освободительное движение народов Северной Африки, Мадагаскара).
К моменту освобождения Франции от немецкой оккупации, в расстановке политических сил произошли значительные изменения: с одной стороны, вырос авторитет демократических сил, участвовавших в движении сопротивления немецким захватчикам, с другой — оказались сильно подорванными позиции правых, реакционных партий, в годы оккупации сотрудничавших с фашистами. Четыре года не прошли бесследно для значительной части правого лагеря, чьи представители — монополисты, высшие армейские чины, священнослужители и чиновники — оказались скомпромети-рованными сотрудничеством с национальным врагом в глазах французов. Государственный аппарат, который на протяжении полутора столетий выдерживал любые социальные бури и потрясения, потерял свою устойчивость. К тому же система старых буржуазных партий развалилась. На неизбежность такого рода последствий указывал генерал де Голль уже в начале войны: «Те, кто надеется после того, как прозвучит последний выстрел, найти Францию в политическом, социальном и моральном отношении такой же, какой они знали ее прежде, глубоко ошибаются» [Gaulle de Ch. Discours aux Francais. 18 juin 1940 — 2 janvier 1944, Alger, s. d.,p. 203].
Во главе демократических сип Франции находилась компартия, которая стала самой массовой и авторитетной политической партией. В ее состав входили не только рабочие и крестьяне, прошедшие суровую школу антифашистской борьбы, но и представители науки, культуры и искусства. «В октябре 1945 года на выборах в Учредительное собрание компартия по числу поданных за нее голосов вышла на первое место. Под руководством коммунистов, которые занимали в правительстве важные экономические посты, французские трудящиеся в 1945-1947 годах развернули «битву за производство», имевшую целью восстановление экономики. Благодаря массовому трудовому героизму рабочего класса промышленное производство в стране к концу 1947 года достигло довоенного уровня» [Розанов Г.Л., Вощенков К.П., Меликсетов А.В. Новейшая история. М, 1967, с. 168)].
Однако этот экономический рост страны не смог устранить полностью тяжелые последствия войны. К тому же финансовая олигархия совершала различного рода махинации, пользуясь попустительством или прямым пособничеством министров-социалистов и министров-католиков, входивших в правительство. Все это тяжелым бременем легло на плечи рядовых французов, испытавших на себе и «скачущую» инфляцию, и увеличение косвенных налогов. В итоге только в течение 1946 года цены выросли на 50%, а реальная заработная плата уменьшилась наполовину по сравнению с довоенным уровнем.
И тем не менее во время вхождения коммунистов в правительство, Франция совершила поворот в своей многовековой истории. В течение немногим более двух лет были проведены в жизнь такие мероприятия, как национализация ряда ведущих отраслей промышленности и транспорта, введение системы социального страхования, пособий для многосемейных, значительное расширение прав профсоюзов и т. д. [см. Молчанов Н.Н Четвертая республика. М., 1963, с. 144-145]. Немаловажную роль здесь сыграли министры-коммунисты Морис Терез, Амбруаз Круаза, Жорж Марран, занимавшиеся созданием всеобъемлющей системы социального страхования, улучшением медицинского обслуживания, утверждением статусов государственных служащих, аренды и издольщины, а также Франсуа Бийну, Шарль Тийон и Марсель Поль, подготовившие коренной перелом в деле восстановления и реконструкции промышленного производства страны и начавшие успешную реорганизацию вооруженных сил. «Тем самым ФКП наглядно опровергла утверждения реакции о «неспособности» революционной пролетарской партии к конструктивной работе, о мнимом противоречии между социальным прогрессом и оздоровлением экономики... В результате реформ 1944-1947 гг., являвшихся непосредственным развитием мероприятий Народного фронта, Франция по развитию социального за-конодательства превратилась из самой отсталой в одну из самых передовых среди крупных капиталистических стран» [История Франции. М., 1973, т. Ill, с. 319].
Однако дни министров-коммунистов были сочтены в силу внутренних и внешних политических и экономических противоречий, присущих Франции в этот период.
Во-первых, Франция и в первые послевоенные годы представляла собою капиталистическую страну, где ведущие позиции в экономике занимал финансовый капитал, который негативно относился к национализации ряда ведущих отраслей промышленности. Во-вторых, в государственном аппарате, армейской элите доминировало консервативно настроенное кадровое чиновничество и офицерство. Здесь следует подчеркнуть, что вполне определенные силы блокировали намечавшуюся чистку офицерского состава армии. В-третьих, конституция и законодательство о выборах носили половинчатый, компромиссный характер, в результате чего не ликвидированы префектуры и их функции не переданы выборным органам местного самоуправления и пр. В-четвертых, Франция оказалась вовлечена в систему замкнутых экономических и военно-политических блоков под эгидой США, что оказало существенное влияние на перегруппировку сил в стране, приведшую к кризису многоаппаратного парламентского режима. И наконец, в-пятых, французская внутренняя политика тогда очень чувствительно реагировала на колебания международной обстановки, которую определяли «доктрина» Трумэна и «план» Маршалла [см. История Франции, тЛН, с. 319-320].
«Доктрина» Трумэна провозглашала Соединенные Штаты Америки гарантом (раньше говорили «жандармом») мирового порядка, который следует защищать от коммунизма. В ней подчеркивается, что в нынешний момент мировой истории «каждый народ должен выбрать между двумя противоположными образами жизни», и поэтому политикой Соединенных Штатов должна быть политика поддержки «свободных народов», оказывающих «сопротивление попыткам подчинения вооруженному меньшинству или внешнему давлению» [цит.по: История США, т. IV, с. 89]. Фактически в «доктрине» Трумэна изложена стратеги» «сдерживание» социального процесса, удержания освободившихся от немецкого господства стран в рамках системы буржуазной демократии и свободного предпринимательства. В этой доктрине западноевропейский регион, в том числе и Франция, занимал первостепенное место. Практически осуществлением «доктрины» Трумэна являлся «план» Маршалла, обошедшийся США в 10,2 млрд. долларов.
Вся совокупность данных факторов привела к тому, что «в мае 1947 г. французской реакции, действовавшем по указке США, удалось исключить министров-коммунистов из состава правительства» [Розанов ГЛ., Вощевков К Л., Меликсетов А.В. Указ, соч., с. 169].
Теперь попытаемся промоделировать ситуацию, при которой министры-коммунисты остаются в составе правительства.
Фактически перед нами стоит задача страшен черт, т. е. западноевропейский коммунизм в его французской версии, как его малюют? Поэтому перейдем к изложению имеющегося материала в данном ключе. Для этого нам придется сделать целый ряд допущений.
Прежде всего министры-коммунисты (и стоящая за их спиной ФКП) весьма четко просчитывают политические тенденции в развитии Франции и обладают необходимой гибкостью для вступления в союзы с теми или иными политическими силами и партиями и достижения компромиссов. Они целеустремленно проводят линию на то, чтобы конституция Четвертой республики была очищена от половинчатого н компромиссного характера, получила завершенную форму.
Они сумели осуществить важные пункты программы Национального совета Сопротивления, принятой 15 марта 1944 года, а именно:
— ликвидация префектур и передача их функций выборным органам местного самоуправления —генеральным советам департаментов; — практики отзыва изменивших своему долгу депутатов и другие меры. Этого удалось достигнуть благодаря поддержке де Голля, который 30 марта 1947 года на митинге в Брюневеле подверг резкой критике конституцию Четвертой республики: «Придет день, когда огромная масса французов покончит с бесплодной игрой, отбросит установления, в которых блуждает нация и теряет авторитет государство, чтобы вновь обрести Францию» [Gaulle Ci. de. Discours et messages. P., 1970, т. II, p.41-42].
Наряду с этим министры-коммунисты проводят весьма длительную и кропотливую работу по очищению офицерского корпуса армии от консервативно настроенных военных. Для этого пришлось выявить всех представителей воинских групп Сопротивления (французских внутренних сил, патриотической гвардии и милиции), которые в свое время (октябрь 1944г.) решением Временного правительства были разоружены, демобилизованы и рассеяны по обычным армейским частям. Все эти высококвалифицированные специалисты возвращены армию, и назначены на различные командные должности, что способствовало демократизации кадрового состава офицерского корпуса, не раз в истории Франции служившего оплотом правых антиреспубликанских элементов.
Министры-коммунисты постоянно уделяют внимание прекращению и предотвращению войн со стороны Франции в отношении своих бывших и нынешних колоний. Особенно их беспокоила развязанная Четвертой республикой война в Индокитае, где 19 августа 1945 г. было провозглашено создание независимой Демократической Республики Вьетнам. В коллективной монографии «История Франции» данная ситуация, изложена следующим образом: «6 марта 1945 представители французского правительства Сентени подписал с вождем народно-освободительной борьбы вьетнамского народа Хо Ши Мином соглашение, официально признававшее Демократическую Республику Вьетнам в качестве «свободного государства, имеющего свое правительство, парламент, армию и финансы, входящего в Индокитайскую федерацию и во Французский союз». Однако уже три недели спустя верховный комиссар Франции адмирал Гьерри д'Аржанлье в нарушение мартовского соглашения инспирировал создание марионеточной «республики Кохинхины». Переговоры между вьетнамской и французской делегациями в Фонтенебдо, близ Парижа, не дали определенных результатов. 23 ноября 1946 г. французский крейсер «Сюффрен» подверг бомбардировке вьетнамские районы Хайфона, в ходе которой погибли 6 тыс. человек. Кабинет Блюма по сути дела задним числом санкционировал эту провокацию» [История Франции, т. III, с. 321].
Вполне естественно, что Французская коммунистическая партия и ее министры-коммунисты приложили максимум усилий, чтоб остановить грязную войну в Индокитае. Они развернули широкую кампанию за переговоры о прекращении огня и во многом способствовали тому, что эта война стала непопулярной среди французов. Мно-гие французы участвовали на организуемых ФКП митингах, ставили подписи под петициями, устраивали демонстрации протеста против военных действий во Вьетнаме. Значительная часть французской буржуазии негативно относилась к индокитайской авантюре. Некоторые кадровые высшие офицеры пессимистично оценивали перспективы французско-вьетнамской войны. Мировая демократическая общественность также настойчиво требовала прекращения этой войны. Министры коммунисты своими действиями вынудили правительство Ж.Ланьена осенью 1953 г. заключить мир с Вьетнамом и вывести из войска.
Не менее серьёзную проблему для Франции представлял Алжир. Ей уже не хватало сил сохранить свои колонии. За этим фактом стояли вполне определенные демографические факторы. Колония считалась потерянной, подчеркивает В.Джонсон, если темп заселения превзойден естественным приростом туземного населения. Колониализм девятнадцатого века отражал огромное увеличение европейского населения. Деколонизация двадцатого века отражала демографическую стабильность в Европе и огромное нарастание местного населения. (Джовсон П. Указ. соч. ч. II, с. 77]. Именно Алжир и был классическим примером такого рода перелома в отношениях между метрополией и колонией. В XIX веке там было всего 1,5 млн. арабов и их число все время уменьшалось. Однако французские медицинские службы практически уничтожили малярию, пятнистый и брюшной тиф, что значительно снизило процент детской смертности среди неевропейцев. В итоге к середине XX столетия численность арабов достигла около 9 млн. человек, а колонистов-европейцев уже оказалось недостаточно, чтобы «можно было рас-считывать на образование анклава» [Джонсон П. Указ. соч. ч. II, с. 78].
Существенными оказались огрехи в функционировании избирательной системы, когда голоса избирателей фальсифицировались местными властями или не «срабатывали» реформы, принятые французским парламентом. Это выбило почву из-под ног многих высокообразованных арабов, стремящиеСЯ к взаимодействию французской и исламской культур и настроенных вполне умеренно. В итоге умеренные были оттеснены на задний план экстремистами, которые воспользовались майскими событиями 1945 г. в районе Константина. Тогда арабы убили свыше сотни европейцев, а французы в отместку подвергли бомбардировке и обстрелу свыше сорока арабских поселений, уничтожив десятки тысяч алжирцев. Вернувшиеся с военной службы арабы нашли свои семьи погибшими, а дома сравненными с землей, что подтолкнуло их образовать Фронт национального освобождения и сформулировать положение «Алжир для алжирцев». В результате через десять дет начались кровавые события в Алжире, подготовленные недальновидной политикой Франции.
Фронт национального освобождения Алжира начал свои операции, подчиненные стратегии создания обстановки террора, чтобы убрать умеренных арабов, разгромив тем самым концепцию об ассимиляции и многорасовом обществе. Не следует забывать, что французское правительство во главе с радикал-социалистом П. Мендес-Франсон находилось в плену иллюзии, что «Алжир может стать настоящим многорасовым обществом, построенным на принципах свободы, равенства и братства» [Джонсон П. Указ, соч., ч. II, с. 81]. Однако реалии действительной жизни оказались совсем иными, ибо Фронт национального освобождения придерживался доктрины, сформулированной бразильским террористом Карлосом Маригелой: «Политический кризис должен превратиться в вооруженный конфликт посредством проведения насильственных действий, которые заставят тех, кто у власти, трансформировать политическую ситуацию в стране в военную ситуацию. Это настроит против них массы, которые с этого момента и далее восстанут против армии и полиции... Правительство может только усилить репрессии, сделав, таким образом, жизнь своих граждан тяжелее, чем когда бы то ни было... полицейский террор превратится в ежед-невие... Население откажется сотрудничать с властями, и тогда они увидят, что единственный способ решить свои проблемы — это физическая ликвидация оппонентов. Политическая ситуация в стране (тогда) превратится в военную» [Marighela С. For the Liberation of Brazil. Penguin, 1971].
Нет ничего удивительного в тон, что война в Алжире принимала все более жестокие формы, и как следствие правительство Э. Фора пало. В ходе парламентских выборов (январь 1956 г.) внушительную победу вновь одерживают коммунисты, социалисты и левые буржуазные партии. Ситуация складывается таким образом, что ФКП взяла власть в свои руки, и та самая «зараза», которой так опасался Дин Аче-сон, охватила Францию.
Как самая влиятельная партия страны, ФКП прежде всего прекращает войну в Алжире и предоставляет ему самостоятельность. Затеи она воплощает в действительность выработанную ею программу, согласно которой:
— осуществляется демократизация политической системы управления;
— запрещаются и распускаются профашистские правые партии;
—национализируются монополии в нефтяной, металлургической и химической промышленности, а также банки;
— проводятся в жизнь принципы уважения национальной независимости всех народов и сохранения мира в области международных отношений.
Французские коммунисты были реалистами — они не стремятся к установлению тоталитарного режима во Франции, считаясь с традициями политической культуры Запада. Ведь для них характерно то, что «Конституция устанавливает мирное соперничество за реализацию власти», что фиксированные или неписаные правила регулируют формы соперничества отдельных лиц и групп» [Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1993, с. 63]. Не поддаваясь давлению со стороны советской коммунистической партии, а напротив, полемизируя с ней, правящая ФКП строит свою политику в духе еврокоммунизма, адекватного основным принципам западной цивилизации. Это означает, что во Франции функционирует смешанная экономика, когда конкурируют предприятия государственной и частной форм собственности. Это означает также и то, что во Франции (и этим она отличается от Советского Союза) между государством и индивидом находится гражданское общество со всем многообразием его общественных организаций и институтов. Не менее существенным моментом является вхождение Франции в качестве ассоциативного члена в НАТО, что диктуется всем ходом развития международной обстановки.
Основные направления политики правящей ФКП соответствуют тенденциям развития мира, вступившую в посткапиталистическую фазу исторического процесса. Ведь «это и есть та фаза, которая сменила капитализм, как и предвидел Маркс, но он совершенно не предугадывал, какие формы примет общество, необходимое возникновение которого им постулировалось» [Дьяконов И .М. Пути истории. М., 1994, с. 345]. Страны же с тоталитарными режимами отказались от тупиковой ситуации. Адекватным реалиям современного мира является посткапитализм, благодаря чему политика еврокоммунизма ФКП оказалась весьма эффективной. Следует иметь в виду, что аналогичных результатов достигла Итальянская коммунистичес-кая партия, чьи представители тоже вошли в послевоенное правительство Италии.
Однако данный сценарий развития хода событий во Франции (и также в Италии) оказался неосуществленным — коммунисты в силу ряда обстоятельств, в основном субъективного характера, не смогли удержаться у власти.