Поликарпов В. Если бы... Исторические версии

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть третья. Восток

Ашока мирным путем объединяет цивилизации

Весьма своеобразен неосуществленный сценарий мировой цивилизации, в основе которого лежат вполне реальные отношения между странами древнего мира — ненасильственные отношения, чьим горячим поборником был могущественный властитель из индийской династии Маурьев Ашока (273-236 гг. до н. э.). О нем в своей «Краткой истории человечества» Г. Уэллс пи шет следующее: «Среди десятков тысяч имен монархов, заполняющих страницы истории, их величеств, их свет лостей, королевских высочеств и тому подобных .имя Ашоки светит почти как одинокая звезда. Повсюду, от Волги до Японии, его имя окружено почетом. Китай, Ти бет и даже Индия, хотя она и отошла от его учения, хра нят предания о его величии. Людей, бережно хранящих память о нем, больше, чем таких, которые хотя бы по наслышке знают о Константине или Карле Великом» [144, т. I , 106]. Это высокая похвала, и она вполне заслуженная, ибо Ашока — действительно уникальная фигура среди мо нархов всего мира. Впрочем, его деятельность миротворца имеет свои реальные основания.

Царь Ашока, внук Чандрагупты Маурьи, начавшего объ единение Индии, наиболее ярко выражает в своей деятель ности особенности «осевой эпохи» (К. Ясперс), когда фор мировалась ось мировой истории. В своей другой книге «Краткая история мира» Г. Уэллс придает особое значение VI в. дон. э. в истории всего человечества: «ибо в то самое время, когда греческие философы стремились прийти к ясному представлению о мире и выяснению роли человека в нем, когда Исайя поднял пророческий дух еврей ства до небывалой высоты, — в Индии... начал учить Га- утама Будда, а в Китае — Конфуций и Лао-цзы» [195,96]. Это значит, что от Афин и до Тихого океана происходило пробуждение человеческого духа и разума, Индия же находилась посередине между крайними точками цивилизован ного мира.

В середине 1-го тысячелетия на Индийском субконти ненте насчитывалось около двух десятков крупных госу дарств и целый ряд мелких княжеств. В конце VI в. до н. э. многочисленные племена и небольшие государства в бас сейне Инда подчинились Дарию I и вошли в две новые сат рапии, названные Гандхара и Хинду. Таким образом, были установлены более тесные связи между цивилизацией Ин дии и культурами ближневосточного и греческого мира. Затем в конце IV в. до н. э. Ахеменидская держава была разгромлена Александром Великим и некоторые племена и государства Индии покорились греко-македонцам добро вольно (например, Таксила) или были завоеваны силой оружия. Ко двору Александра Великого явился знатный индиец Сандрокотт и убеждал его продолжить поход на восток, чтобы свергнуть с престола царя из династии Нан дов. Однако завоеватели встретили настолько сильное со противление, что им пришлось пуститься в обратный путь. Тогда тот же Сандрокотт возглавил антимакедонское дви жение и после изгнания оставленных Александром Вели ким гарнизонов, начал объединение Индии, основав ди настию Маурьев (317-180 гг. до н. э.). Сандракотт, упоми наемый греческими писателями, — это Чандрагупта, который подчинил своей власти Северную Индию от Пенджаба до Бенгалии. Его преемники распространили свою власть и на территорию Декана. Расцвета держава Маурь ев достигла в середине III в. до н. э. при внуке Чандрагуп ты — Ашоке.

Отец его Биндусара правил 25 лет без потрясений. Он поддерживал контакты с греческим миром, при его дворе находились послы Птолемея из Египта и Антиоха Селевка из Западной Азии. При нем процветала торговля с внешним миром — египтяне красили свои ткани индийским индиго, заворачивали свои мумии в индийский муслин, из Индии вывозились некоторые сорта стекла.

Ашока унаследовал от отца огромную империю, вклю чавшую всю Северную и Центральную Индию и простирав шуюся от Афганистана до Майсора. «Старая мечта об объ единении всей Индии под одной высшей властью вооду шевила Ашоку,—пишет Дж. Неру,— и он не медля пред принял завоевание Калинги на восточном побережье, ох ватывающем примерно территорию современной Ориссы и часть Андхры. Его армии одержали победу, несмотря на мужественное и упорное сопротивление населения Калинги. Эта война сопровождалась жестокой резней, и, когда весть об этом дошла до Ашоки, его охватило рас каяние и он почувствовал отвращение к войне. Единствен ный из победоносных монархов и полководцев мира, он решил прекратить войну в самый разгар победы» [144, т. I , 203]. Вся Индия признала его власть, исключая южную часть; однако он не стал ее завоевывать и под влиянием уче ния Будды стал заниматься завоеваниями в области духа.

Почему произошла такая разительная перемена в поведении могущественного монарха?

Ученые дают разные ответы.

Так, советский востоковед Г.М. Бонгард-Левин считает, что при завоевании Калинги Ашока столкнулся с труднос тями, которые заставили его изменить методы действий: главное внимание в этот период обращается на идеоло гические средства укрепления огромного государства» [17, 67]. Вот здесь-то и пригодился буддизм, и не случайно Ашока в своих знаменитых «эдиктах», высеченных на ска лах по всей империи, обращает внимание на общие нормы поведения и выполнение «дхармы» (благой порядок, закон), предписывающей основные добродетели.

По мнению другого советского специалиста Г.Ф. Ильина, буддизм позволил в качестве идеологической основы решить главную задачу, стоявшую перед Ашокой: не дальнейшее ( расширение и без того огромной империи, а ее внутреннее укрепление, сплочение в единое целое значительного числа народов, различавшихся по языку, культуре и уровню соци ального и экономического развития [84а, т. 2, 466].

На другой позиции находится П. Левек, который пишет, что «Ашоку вдохновляли неземные идеалы. «Достичь неба — что может быть важнее!» — восклицал он. Однако временами его мучили угрызения совести, напри мер после завоевания Капинги, за которым последовала резня. Это чувство трудно представить себе у власти телей Средиземноморья той эпохи» [122, 208]. С ним со лидаризируется известный английский индолог А. Бэшем, указывавший в своей книге «Чудо, которым была Индия» на нравственную и духовную трансформацию Ашоки, на человеколюбие во внутреннем управлении и отказ от агрес сивных войн [2&, 62-63].

Во всяком случае несомненно одно: монарх-миротворец понял, что духовная власть во много раз сильнее грубой, физической силы, что именно культурное влияние способно прочно цементировать различные народы и соединить в одно целое многие цивилизации той эпохи.

Ашока, любимец богов — дэванамприя, как именует ся он в эдиктах, послал своих миссионеров и послов на За пад, в государства Азии, Европы, Африки, и на Восток, в страны Юго-Восточной Азии, Тибет и Китай. Они несли буд дизм в качестве мошной идеологии и культурной силы. Из вестно, однако, что реальных политических результатов — морального главенства над всем цивилизованным миром Ашока не смог достигнуть.

В связи с этим представляет интерес мысленно про моделировать несостоявшийся вариант развития цивили зованного мира в случае успеха его новой политики, чьим основным орудием является этико-идеологическое воздействие на сознание людей.

Прежде всего будем исходить из того, что в индийском обществе доминировала стационарно-информационная сис тема управления с преобладанием этико-идеологических мо тиваций. Не следует забывать и то, что такого рода систе мы управления присуши древним цивилизациям сакрально го характера, которые расположены в зоне, тянущейся от Индии через Персию и Месопотамию до северных районов Африки [256, 361]. Древнегреческая же цивилизация имела динамически-информационную систему управления с доми нированием познавательной мотивации. Иными словами, между различными цивилизациями древнего мира в описываемую эпоху существовали общие черты. Их-то и хотел ис пользовать Ашока в своем стремлении ненасильственным путем объединить весь цивилизованный мир под своим вер ховенством.

Большое значение Ашока придавал успеху своей пропа ганды в распространении буддизма и идеалов мира и спо койствия в эллинистических и греческих государствах. В егэ «эдиктах», или «Надписях», сформулирован идеал царской власти, весьма близкий идеалу эллинистического властите ля. Очень похожи титулатуры, часто встречается выражение «друг богов, царь с дружеским лицом», которое близко фор мулам Птолемеев и Селевкидов. Ашока объявляет о своей любви к людям — эллинистические монархи тоже провоз глашают себя филантропами (друзьями человечества). В этом случае сущность «доброй власти» состоит в справедливости, т. е. одно и то же понимание присуще обоим мирам, теперь неразрывно связанным друг с другом. «Оставалось главное различие, — пишет П. Левек, — греческий царь был ве дом только разумом, Ашока — верой, которую он не переставал распространять, пропагандируя Закон» [122, 208]. И хотя такого рода устремления были чужды эллинис тическим властителям, Ашока сумел преодолеть и это пре пятствие путем модификации индийского буддизма в прием лемое для средиземноморских культур учение. В Александ рии, Эдессе, Афинах и других центрах эллинистических го сударств были созданы философские школы, где излагался новый вариант буддизма, впитавший в себя местные идеи и верования (не следует забывать колоссальную гибкость буд дизма, благодаря которой он способен адаптироваться к любым условиям).

Вот собственные слова Ашоки, приведенные им в «Боль шом наскальном указе (№ 13)»: «Когда прошло восемь пет после помазания, царь Пиядаси Годный Богам, покорил Калингу. Сто пятьдесят тысяч человек было угнано отту да, сто тысяч убито на месте и гораздо более того умерло: Вслед за этим, как только были покорены калингяне, у царя Угодного Богам появилась жгучая потребность в дхарме, страстное стремление к дхарме, желание наставлять в дхарме... И сколько бы людей в то время, когда были покорены калингяне, ни было убито, или умер ло, или уведено оттуда, — даже сотая часть этого числа, даже тысячная часть тяготит теперь мысль Угодного Бо гам. И если кто причинит вред. Угодный Богам считает, что надо прощать, насколько простить можно. Даже лес ных жителей, какие живут на земле, покоренной Угод ным Богом, даже их он хочет умиротворить и снискать их расположение. Ведь о своем раскаянии и о причине его Угодный Богам рассказывает им для того, чтобы они устыдились и никого не убивали. Ибо Угодный Богам желает всем живым существам безопасности, самооб ладания, душевного спокойствия и мягкости. И ту победу Угодный Богам считает главной, которая одержана с по мощью дхармы. И эта победа одержана им здесь и на всех границах, даже отстоящих отсюда на шестьсот йод- жан, там, где царь ионов Антийока, а за этим царем Антийокой еще четыре царя: Турамая. Антикини, Мака и Апиксудара, и к югу. там, где чолы и пандьи и еще юж нее до Тамбапанни (о. Шри-Ланка—В.П.)»[210, 114-115 J .

Новое в политике Ашоки состоит в том, что он традици онную стратегию территориальных захватов пытался заме нить победой дхармы. Именно таким образом он одержал много побед, даже над пятью эллинскими царями, чьи име на, слегка видоизмененные индийским произношением, в данном отрывке следует читать: Антиох II Теос — правитель Сирии, Птолемей II Филадельф — правитель Египта, Антигон Гонат — царь Македонии, Маг — царь Кирены и Александр —царь Эпира. Подавая пример праведного прав ления, используя своих миссионеров и послов, Ашока хотел убедить правителей эллинистического Востока и Средизем номорья в достоинствах своей новой политики и этим заво евал колоссальный нравственный авторитет.

Не забыл Ашока и Китай, Корею, Японию, куда проник буддизм. Его взгляда! нашли точки соприкосновения с ки тайскими воззрениями той поры, согласно которым можно создать идеальное общество, где нет ни насилия, ни войн, где все люди в равной степени пользуются земными блага ми, где никто не обижает друг друга. Уже в древнюю эпоху китайской истории были выработаны понятия «Датун» («Ве ликое единение», или «Великая гармония») и «Тайпин» («Ве ликое равновесие», или «Великое спокойствие»). С ними не разрывно связана вся история общественно-политической мысли Китая, в том числе и все философские учения — кон фунцианство, даосизм, моизм [99, 3-4]. Поэтому идеи Ашоки, пропагандируемые его миссионерами, монахами возни кших подобно грибам буддийских монастырей и послами, упали на благодатную почву, овладели сознанием правите лей китайских царств и способствовали их единению в мощ ную централизованную империю, где основными ценностя ми считаются гуманность, верность, уважение к старшим, соблюдение норм взаимоотношения между людьми.

Через Китай буддизм проник в Корею и Японию, вызвав огромное уважение к личности Ашоки. Иными словами, и здесь его моральный авторитет стал непререкаемым. Таким образом, общеиндийский правитель настойчиво провозгла шал свое стремление к «завоеванию праведностью» всего цивилизованного мира и добился этого и на Западе, и на Востоке.

Впервые в истории человечества в цивилизованном мире стали господствовать не грубая сила и вооруженное наси лие, а культура и нравственный авторитет, основанные на общечеловеческих ценностях. Все споры и противоречия, воз никающие между различивши государствами, стали разре шать ненасильственными способами, путем поиска консен суса на основе высоких законов нравственности. Благодаря этому наметилось сближение восточных и западных цивили заций. Их стабильность способствовала невиданному разви тию философии, искусства, науки, нравственности. Более того, единый цивилизованный мир той эпохи начал оказы вать благотворное влияние на варварский мир, передавая ему в ходе культурных контактов свои достижения. Орбита ци вилизации древнего мира стала постепенно расширяться, что привело к уменьшению социальной напряженности в общес твах Средиземноморья, эллинского Востока, Южной и Юго- Восточной Азии и Дальнего Востока. С этой эпохи в развитии цивилизаций доминирующую роль стали играть этичес кие идеалы и нормы, исходящие из прекрасного знания чело веческой природы. Понятно, что определенную и важную роль в этом играли также собственность и власть. Но в триаде «собственность —власть — нравственность» приоритет отдавался нравственности — без духовности все остальное оказывается мертвым и непрочным.

В реальности же Ашоке так и не удалось стать «мораль ным правителем» всего цивилизованного мира.

Сам он в конце своей жизни стал буддийским монахом. Но память о нем до сих пор живет на всем Азиатском конти ненте, его наставления все еще многому могут научить нас. Благодаря покровительству Ашоки буддизм быстро распрос транился в Индии, Шри Ланке, Бирме, Таиланде, Вьетнаме, Суматре. Яве, Китае, Корее и Японии. Он оказал облагора живающее влияние на «дикие» племена, населявшие в то вре мя Центральную Азию, Афганистан и Монголию. Буддизм стал мировой религией, он сыграл важную цивилизующую роль во многих странах Азии, придя на смену примитивным общинным культам.

Буддизм наложил печать на искусство и архитектуру вос точных цивилизаций, способствовал росту вегетарианства и воздержанию от употребления алкогольных напитков. Буд дизм проповедовал высокие нравственные идеалы, мир и спо койствие в жизни.

Идея ненасилия, проникшая в сердце Ашоки и руководившая его помыслами и деяниями, сыграла значительную роль в освобождении Индии от британского владычества и получила популярность в наши дни.

В Азии возникает «Паке Синика»

Представляет интерес и неосуществленный сцена рий мировой цивилизации, связанный с возникно вением «Паке Синика», подобной «Пакс Романа».

И действительно, империя Хань ( 202 г . до н. э. — 220 г . н. э.) чуть было не превратилась в «Паке Синика» в Восточ ной Азии.

В эту эпоху в мире господствовали две мощных империи — Рим и Хань, обладающие колоссальными демографичес кими потенциалами. Население Римской империи в начале нашей эры насчитывало 55 млн жителей, а во втором веке около 80 млн человек, тогда как в Китае в начале тысячеле тия проживало около 60 млн жителей. Исходя из того, что все человечество в те времена составляло 200-250 млн чело век, можно утверждать, что эти две великие агломерации охватывали свыше половины населения мира. И если при нять во внимание, что в Индии проживало несколько десят ков миллионов человек (некоторые подсчеты говорят даже о почти 100 млн), причем Индия свою активность проявляла на субконтиненте, и что остальное население было распыле но в Африке, Америке, Австралии, Океании, Северной Азии и Северной Европе, то понятны мощь и Рима, и Китая.

Принципиальную роль в организации общества как Рима, так и Китая играли системы этических норм, которые органически выросли из традиций и обычаев народа. Почти одновременно Рим и Хань переживали свой расцвет и упа док, разве что находились на противоположных концах ев роазиатского континента.

Так как история императорского Рима нам известна, то посмотрим на развитие империи Хань.

В эпоху Хань официальной идеологией стало конфуци анство, в котором этическое начало значительно превосхо дило религиозное — этическим нормам подчинена была вся общественная жизнь. В самой религии китайцы видели не столько мистику, метафизику или теологию, сколько праг матическую и рациональную нравственность, тесно связан ную с повседневной жизнью людей — ведь конфуцианство признавало примат разума над чувствами.

В то же время в империи Хань конфуцианская идеоло гия обеспечивала стабильность государства и слаженное функционирование административно-бюрократического аппарата. Именно элита ученых-конфуцианцев, куда доступ открывала сложная система конкурсных экзаменов на зна ние трудов Конфуция, правила Поднебесной. Благодаря этой элите империя Хань стала одной из сильнейших дер жав древнего мира, причем ко времени правления импера тора Уди (140-87 гг. до н. э.) она превратилась в сильное централизованное государство. «Развернувшаяся при этом императоре экспансия, — подчеркивается в книге «Древние цивилизаций», — была направлена на захват чужеземных территорий, покорение соседних народов, господство на международных торговых путях и расширение внешних рынков» [59, 268].

Император Уди начал захватнические войны противвьет- ских государств на юге и в 111 году до н. э. заставил их поко риться, присоединив к империи земли Гуандуна и север Вьет нама. Затем морские и сухопутные войска Хань напали на древнекорейское государство Чосонь и превратили его в сво его вассала. Наряду с этим Уди повел решительную борьбу с кочевниками сюнну, которые угоняли тысячи пленных и достигали даже столицы, несмотря на Великую китайскую сте ну. Ханьские армии оттеснили их от Великой стены, а потом расширили территорию империи на северо-западе и утвер дили влияние империи Хань в Западном крае (китайское на звание бассейна реки Тарим), через Который проходил Вели кий шелковый путь.

На протяжении четырех веков империя Хань стреми лась доставить Китаю господство над Азией, создать «Паке Синика». И только хунны, против которых были двинуты не только армии (на одного хунна приходилось двадцать китайцев), но и дипломатия, и экономика, и обольщения культуры, сумели отстоять свободу народов Великой степи [51, 5]. И хотя держава хуннов в силу внут ренних процессов в I в. н. э. оказалась расколотой: часть из них подчинилась Китаю, а другая часть отступила с боями на запад, где в результате смешения с утрами пре вратилась в гуннов, сяньбийцы во второй половине II в. остановили китайскую агрессию и оттеснили китайцев за линию Великой стены. С этого времени и начался упа док Древнего Китая.

Теперь же проведем мысленный эксперимент и пред ставим себе, что Китай устанавливает свое господство в Азии не путем агрессивных действий, а распространени ем своей цивилизации и заключения договоров с китаизированными странами, что обеспечивает ему еще бо лее эффективное владычество.

Именно таким образом и возникает «Паке Смника», мир под властью Китая в Восточной и Центральной Азии.

Какими могли быть составляющие этого процесса?

Выше уже упоминалось о том, что система конкурсных экзаменов стала в руках конфуцианцев орудием поддержания их господства, причем она гарантировала в рамках бю рократической структуры управления китайской империи невозможность замены конфуцианства иной идеологией. И. Коссецкий в своей книге «Игра сил и интересов в истории» пишет: «Такого рода система управления обществом ог раничивала общественное развитие. Не мог Китай так же осуществлять большую экспансию за своими грани цами. Но одновременно именно эта система обеспечи ла Китаю значительную стабильность» [257,44]. Действи тельно, примерно в то же время, когда наступили закат и гибель Рима, а династия Хань столкнулась с аналогичны ми для Римской империи трудностями, китайское государство не распалось, подобно Риму. Оно сохранилось, хотя не раз сменялись в нем правящие династии. На протяжении многих веков сохранились и бюрократическая китайская система, и иерархия, основанная на получаемых в ходе оче редных экзаменов степенях.

К аналогичному выводу приходит и отечественный вос токовед В.В. Малявин, который в своей монографии «Гибель древней империи» пишет, что экспансия китайской империи ограничена довольно жесткими границами, обусловленны ми так называемой фазой технологии (здесь технология понимается в широком смысле — как всякое мастерство и на вык): «Можно дать краткое, но полное определение про изводственного базиса этой фазы: интенсивное зем леделие при ручном труде. Отсюда проистекает и необычайная устойчивость китайской империи, и ее ис торическая ограниченность» [133, 10]. Это значит, что ки тайская империя прежде всего является фактом хозяйствен ной экологии, когда высокая интенсивность земледелия и господство ручного труда вызваны ограниченностью ресурсов и демографическим давлением.

В общем можно сказать, что императорский Китай и его цивилизация характеризуются двойственностью, взаимодействием альтернативных путей их эволюции. Здесь переплетаются прогрессивные тенденции —уникальный для доиндустриальной эпохи рационализм государственного устройства, весьма высокий уровень научной и техничес кой мысли, вытеснение мифологического сознания квази историческим, мотивы индивидуализма в культуре и архаические элементы сознания. В итоге произошел синтез ар хаического, магико-религиозного и весьма рационального (здесь необходимо учитывать наличие аналогической, кор реляционной логики, модель мира типа «Инь — Ян».) типов мышления. Эти особенности китайской цивилизации и следует учитывать при рассмотрении ее экспансии, эффек тивности воздействия на другие страны и народы в ходе воз никновения «Паке Синика».

Итак, начало миру под властью Китая положили дейст вия императора Уди, который в 110 г . до н. э. после установ ления господства над государствами Елан и Цинь на юго- западе, недалеко от Вьетнама, решил подчинить своей влас ти территории, протянувшиеся до Бактрии. Чтобы осущес твить этот великий проект окружения Центральной Азии с юга, пришлось заключить договор с горцами в регионе Та- лифа. Вполне понятно, что пришлось предпринять меры и в отношении Туркестана — он был поставлен в зависимость от Хань. Правители Ферганы и Заревшана послали залож ников в китайскую столицу. С этого времени Туркестан попал в сферу влияния китайской цивилизации, что позволило установить контроль над Алтаем.

Характеризуя особенность внешней политики Китая, из вестный французский синолог М. Гране писал в своем труде «Китайская цивилизация»: «Вполне очевидно, что забота о создании государства была менее сильна, чем стрем ление к распространению китайской цивилизации» [248, 124]. Не случайно император Уди немало сил положил на пропаганду китайской системы духовных ценностей и обра за жизни и колонизацию территорий, расположенных к се веру от империи, в том числе Маньчжурию и Южную Сибирь. Правители Хань на эти цели не поскупились — были затрачены миллиарды монет. К тому же, благодаря гибкой политике внутри и вне империи, удалось заключить союзы с воинственными кочевниками.

Для финансирования распространения китайской циви лизации пришлось провести реформы, способствовавшие одновременно и снятию накопившейся социальной напряженности. Крупный ученый-конфуцианец Дун Чжун-шу в связи с этим предложил следующие рекомендации: «Огра ничить частное владение землей, чтобы уравнять с тем, у кого земли недостаточно. Прекратить захват земли. Отдать народу соль и железо. Отменить рабство. Отменить право на убийство рабов. Уменьшить налоги, сократить повинности, чтобы облегчить положение на рода. Только тогда можно будет хорошо управлять на родом ...» [211, 320]. Уди согласился с ученым-конфуциан цем, что позволило, предотвратить начинающееся разложение экономических и социальных отношений. Были умень шены цены на соль и железо, производителю разрешили повышать цены на продукты земледелия;. таким образом крестьяне получили свою долю государственных прибылей. Компенсацию потерь казны вследствие проведенных мер стали получать за счет внешней торговли, принося щей огромные прибыли и процветающей благодаря союзу с хуннами.

Преемники Уди в осуществлении внешней политики, на правленной на дальнейшее распространение китайской ци вилизации, руководствовались советами ученых-конфуциан цев строить отношения с хуннами и сюнну на основе мир ных, союзных начал. Это принесло богатые плоды. Напри мер, держава хуннов добровольно приняла протекторат Ки тая. Ее правители посылали своих старших сыновей на придворную службу к китайским императорам, где те жили на положении почетных заложников. Хуннское общество постоянно усваивало казавшиеся вначале чуждыми достиже ния цивилизации Китая и его культуру, что привело к переработке и обновлению степных традиций.

Возникла оригинальная культура хуннов: появились по эмы —патетические Илиады, мифы—фантастические Эдды, рассказы — не хуже «Тысячи и одной ночи». Широко рас пространяется грамотность, развиваются ювелирное искус ство и аппликация. Рождаются философия, история и естес твознание. Китайские эмигранты-колонисты научили хуннов земледелию, согдийцы — художествам и ремеслам, турфан цы—торговле. Перед нами хуннская цивилизация, представ ляющая собой синтез китайской и степной культур.

В Эрмитаже хранится коллекция вещей, которыми поль зовались хунны: здесь и китайские, бактрийские и местные ткани, и произведения искусства, выполненные под обаяни ем скифского «звериного» стиля, и модная хуннская причес ка, когда волосы расчесаны на прямой пробор и привязана к темени коса [50, 191-192]. Благодаря высокому мастерству и хорошему вкусу хуннских мастеров, знающих китайское ис кусство и иногда подражающих ему, раскрываются богатые возможности собственного самобытного искусства и куль туры. В этом процессе сыграло свою роль и создание на базе китайской иероглифической письменности языковой графи ки. В хуннской культуре I в. до н. э. доминировал дальневос точный идеал красоты над западными элементами, еще со хранившимися в изобразительном искусстве в силу скифской традиции.

Но самое существенное состояло в том, что хунны пере ходят к оседлому образу жизни, ибо они уже занимаются зем леделием. Некоторая часть из них занимается скотоводством. Их примеру следуют сяньбийцы (древние монголы), цяны (кочевые тибетцы), учуни, кипчаки и другие племена. Разу меется, они занимаются земледелием там, где это позволяют климатические условия. Земледельческий Китай оказал зна чительное цивилизующее влияние на кочевую Центральную Азию с Тибетским нагорьем. Подобно северным китайцам, центрально-азиатские племена и народы создали орошаемые пашни и поддерживали в порядке оросительные системы в цепи оазисов.

Само собой разумеется, что империя Хань в своем разви тии подчиняется закону неизбежных внутренних ритмов — она должна развиваться. В конце I в. до н. э. империя Хань достигла тех границ, какие почти две тысячи лет спустя име ла Маньчжурская империя. Историк Бань Гу нарисовал ве ликолепную картину величия и упадка империи Хань, вы светив их причины: «От государя Вынь-ди (179- Т 57 гг. до н. э.) сряду при пяти коленах царствовала тишина в на роде; империя процветала богатствами, войска сдела лись многочисленны и сильны: почему, увидя носорога и черепаху, открыли Чжу-яй и пр., всего семь областей; польстившись на апельсинный экстракт и бамбуковые по сохи, открыли Цзан-гэ и Юе-суй; услышав о винограде и 7 лошадях небесной породы, проникли в Давань и Аньси. После сего палаты цариц наполнились блестящим жем чугом, узорчатыми черепашинами, прозрачными изде лиями из рогов носорога, перьями южных синеворонок... Иностранные редкости со всех сторон стекались... Сын Неба под великолепным щитом, в пышном одеянии, об локотясь на нефритовый столик, открывал винные во дремы и мясные леса (залы с искусственными деревь ями, на которых развешивалось жареное мясо — В.П.) для угощения иностранных гостей. Музыка, различные фокус-покусы и пляски зверей увеселяли зрение. На подарки и препровождение иностранных гостей, на издер жки далеких путешествий... на содержание войск в походах требовались несметные суммы. Когда же недо стало денег, то наложили оброк на продажу вина, взяли в казну продажу соли и железа, отпили серебряную мо нету, взяли в употребление кожаные кредитные билеты; даже наложили пошлину на телеги, водоходные суда и весь домашний скот. Силы народа истощились, и государственные доходы оскудели. К сему присоединились неурожайные годы, и повсюду возникли разбои; дороги сделались непроходимыми...» [13, 213-214].

И тем не менее этот упадок китайской цивилизации, а точнее ханьской империи, не закончился гибелью страны, как это случилось с Римом. Свои плоды принесла цивилизующая роль Китая в Центральной Азии — цивилизации хуннов, усуней и других народов влили свежие силы в Китай. После упадка, продолжавшегося два с половиною века, начался новый подъем китайской цивилизации и возрождение импе рии. Именно «Паке Синика» способствовала развитию са мобытных цивилизаций Восточной Азии, взявших многое от китайской цивилизации и давших в то же время немало и ей и оказавших сильное влияние на мировую историю (например, империя Чингисхана так и не родилась, не говоря уже о том, что гунны не вторглись в Европу).

Однако этот вариант мировой цивилизации не осу ществился, история пошла известным нам путем со все ми его перипетиями.

Чингисхан погибает в бегстве

Заманчиво промоделировать несостоявшуюся си туацию в случае гибели Чингисхана в детском возрасте —тогда монголам не удалось бы создать свою мировую империю и оказать колоссальное влияние на развитие человечества.

О влиянии монгольских завоеваний и личности их жестокого и гениального предводителя на мировую историю Г. Уэллс пишет следующее: «Они чрезвычайно расширили ге ографический кругозор европейцев и дали новые им пульсы их воображению. Во время владычества великого хана между всей Азией и Западной Европой существова ли свободные сношения; все пути были временно откры ты для всех, и при дворе в Каракоруме появились пред ставители всех наций. Установленные религиозной расп рей христианства с исламом преграды между Европой и Азией были временно сняты. Папство возлагало большие надежды на обращение монголов в христианство. До того времени их религией было шаманство, примитивная форма язычества. При монгольском дворе папские нунции, буддийские священники из Индии, парижские, итальянские И китайские мастера, византийские и армянские купцы стал кивались с арабскими чиновниками, персидскими и ин дийскими астрономами и математиками. В истории слиш ком много говорится о походах монголов и о произведенных ими кровопролитиях и слишком мало — об их любознательности и жажде учиться. Если не в качестве творческого народа, то в качестве проводников знания и научных методов монголы оказали огромное влияние на мировую историю. Все, что можно узнать о таинственной романтической личности Чингисхана или Хубилая, подтверждает то предположение, что они были не менее просвещенными и творческими монархами, чем блестя щий, но эгоистичный Александр Македонский, или энер гичный, но невежественный богослов Карл Великий, пот ревоживший великие тени прошлого» [195,222-223].

В отличие от большинства великих завоевателей, начав ших свою карьеру в молодости, Чингисхан только в 51 год стал Великим ханом. И если у Александра Великого учите лем был гениальный философ Аристотель, давший ему ши рокий кругозор и воспитавший способность мыслить анали тически, то у Чингисхана природный ум соединился с боль шим опытом жизни. Он обладал военным и организаторс ким гением, его избрали Великим ханом за безжалостность, жестокость и непобедимость [1; 120]. Огромные размеры мон гольской империи, состояние постоянной войны, абсолютизм власти Чингисхана — все дает основание сравнивать ее с империей Хунну времен шаньюя Модэ, империей Аттилы, Тюркской империей VI в.

Согласно историческим закономерностям развития ко чевнических культур, должно было возникнуть степное го сударство монголов. Но Чингисхан сумел сплавить воедино грызущиеся между собой кочевые племена, придать им полностью милитаризованную организацию, нацеленную на завоевание соседних государств и народов [159, 115-117]. Административные деления совпадали с воинскими подраз делениями, а каждый уровень управления феодальной ор ганизации общества занимали военные командиры. Так, предводитель тумена (корпуса, насчитывающего 10 тысяч человек) осуществлял власть над занимаемой им террито рией; сам тумен делился на полки по тысяче человек в каждом, полк — на десять сотен, а сотня — на десять десятков. Предводители полков одновременно выступали в роли граж данских администраторов всех родов и племен, входящих в его подразделение. Они имели над ними неограниченную власть, но сами должны были быть покорными Великому хану, за малейшее неповиновение их казнили.

Армия Чингисхана была первой регулярной армией, име ла систему подготовки офицерских кадров, прекрасно фун кционирующий генеральный штаб, великолепно организо ванные квартирмейстерскую, разведывательную службу и службу связи. Личная гвардия Чингисхана насчитывала 10 тысяч человек, выполняла вместе с тем роль офицерской шко лы; в нее осуществлялся специальный отбор, а рядовой гвар деец стоял в воинской иерархии выше офицера обычного подразделения. Именно из гвардии рекрутировались выда ющиеся монгольские полководцы, прославившиеся своими военными операциями.

Поток информации в монгольской империи обслуживал прежде всего военные потребности, и поэтому важнейшая информация концентрировалась в руках властителя и в оп ределенной степени его сподвижников. Великий хан получал информацию благодаря прекрасно налаженной системе путей и почтово-курьерских станций, расположенных по всей империи от Кореи и Маньчжурии до Черного моря. Эти пути служили не только для передачи информации и приказов (с необычной для тех времен скоростью), но также и для сбора податей и даней из различных регионов империи [257, 68]. Ими пользовались в то же время чиновники, путешественни ки, послы и другие лица. Безопасность, кормление и тран спорт путешествующим, находящимся под опекой государ ства, обеспечивало наличие у них так называемой пайцзы— золотые, серебряные и медные пластинки с выгравирован ными на них надписями.

Основной целью военных походов монголов являлись завоевание новых стран и захват добычи; в связи с этим они организовали широко разветвленную систему разведки и использовали методы психологической войны. Вассальные властелины обязаны были платить хану подати и поставлять ему соответствующие воинские контингенты. Они зависели от него во внешних делах, однако обладали почти полной автономией во внутренних.

Монгольская империя не имела государственной идеоло гии, в ней господствовала религиозная терпимость. В гро мадном монгольском государстве сосуществовали рядом в атмосфере полной толерантности буддизм, ислам и нестори анство. Сами же монголы, властители империи, отличались идеологическим индифферентизмом и не навязывали народам какой-либо идеологии.

Монголы во времена Чингисхана и его наследников ста ли самой могущественной военной и политической силой в тогдашнем мире. Под их владычеством в XIII столетии на ходились районы Монголии, Маньчжурии, Кореи, Китая, Тибета, Ирана, Месопотамии, даже часть Малой Азии и Кавказ, наконец, русские княжества. Весь Запад дрожал тог да перед монгольским могуществом, и ему повезло, что войс ка монголов не пошли в глубь Европы, ибо были отозваны в связи со смертью Великого хана Угедэя. Запад вздохнул с облегчением, ибо дело закончилось подчинением монголам русских княжеств.

Следует отметить, что от монголов была перенята их сис тема государственного управления Китаем, Русью и другими странами — это сказалось на их дальнейшем развитии.

В свете изложенного выше заслуживает внимания не осуществленный сценарий мировой цивилизации — Чин гисхан погибает в детстве и в силу исторических законо мерностей возникает степное государство, не только мощное, но и обширное.

И для этого сценария есть определенные основания, ко ренящиеся в особенностях личности Чингисхана. Именно о них, основываясь на «Сокровенном сказании», «Золотом ска зании» и «Истории монголов», написанных персом Рашид ад Дином», идет речь в замечательном романе И. Калашни кова «Жестокий век» и монографии Е.И. Кычанова «Жизнь Темучжина, думавшего покорить мир».

Темучжин (так звали Чингисхана в детстве) участвовал в убийстве своего брата Бектера. «Даже в те годы, когда на езды, грабежи и убийства были обычными в монгольской степи, убийство брата было событием из ряда вон выходя щим» [120, 30]. Весть об этом убийстве быстро распростра нилась по степи, дойдя до рода тайчиутов. Они получили предлог, если не уничтожить, то хотя бы взять под контроль Темучжина, главного виновника убийства. Он был пойман, привезен в улус тайчиутов: ему на шею надели тяжелую де ревянную колодку и приставили стражу [90, 93-95]. Во время одного из праздников Темучжину удалось совершить побег.

Поднятые по тревоге тайчиуты бросились в погоню, обна ружили его, и так как он стал защищаться с ножом в руках, его прикончили.

Это событие, когда погиб неосуществленный организа торский и военный гений Чингисхана, мог внести коррек цию в ход истории, проходившей в степях Евразии.

Какие объективные обстоятельства способствовали возможному изменению хода последующего развития?

В это время происходит брожение в монгольских степях, идет борьба между враждующими племенами за главенство, в разгаре кровная месть. Одни роды возвышаются, другие подчиняются или гибнут. В итоге формируется степное госу дарство монголов под предводительством одного из умных, хитрых и удачливых нойонов (князей). Оно окружено импе риями Цзинь и Сун, Кыргызским и Кимакскими каганатами с оседло-земледельческой экономикой, племенами уйгуров с оседло-кочевой смешанной экономикой, и карлуков, ведущих скотоводческий образ жизни.

Монгольское общество было дифференцировано на баа- туров, которые роднятся между собой и решают судьбу ос тального населения, и пастухов — неравноправных членов аилов. Баатуры составляли родовую аристократию монголь ской этнической общности. Они жаждут легкой наживы в войнах и набегах. И поскольку их аппетиты со временем рос ли, им уже оказывается мало грабежей внутри своей степи. Поэтому возникший монгольский каганат начинает прово пить агрессивную политику против соседних государств и племен. Прежде всего завоеваны Кыргызский и Кимакский каганаты, а также царство кераитов — самое сильное и древ нее христианское царство в Центральной Азии. Затем к по корности приводятся «лесные народы» Южной Сибири, под чинены меркиты, карлуки и найманы. Однако монгольский каганат получил отпор от государств тангутов и чжурчженей. Не замедлили это сделать и кипчаки, или восточные половцы.

И тем не менее в результате завоеваний возникает дово льно обширное степное государство, протянувшееся от Со гдианы до империи Цзинь и от Тибета до «лесных народов» Южной Сибири. Монгольский каганат в ходе своих завоеваний разрушал пашни и сады, сжигал поселения, разорял го рода, уничтожал ремесла и торговлю. Главное для баатуров был захват земель, которые они превращали в пастбища.

Так как монгольский каганат как раннефеодальное государство сильно разросся, то родовые аристократы, ставшие феодалами, стремятся к самостоятельности и начинают вести борьбу с центральной властью — Великим ханом и его приближенными. «Центробежные стремления при слабости центральной власти, наступающей в результа те длительного пребывания у кормила одного постепен но вырождающегося рода, — пишет С.А. Плетнева, — неизбежно приводили государство к расколу и краху» [159, 128]. Этой закономерности не избежал и монгольский каганат.

Междоусобицы подогреваются и интригами Цзинь и Сун, не желавшими существования на своих границах мощного и воинственного степного государства. Империи Цзинь и Сун проводят и военные действия против новой степной держа вы, поддерживая одних феодалов против других и против центрального правительства. К этому следует добавить и метод устранения опасных соперников, практикуемый еще Хань и прижившийся в империи Хунну — узнав о готовя щемся походе, Великого хана просто убирали с пути при по мощи яда.

Финал закономерен—монгольский каганат в конце концов распался и стал неопасен своим соседям.

Монгольский каганат не мог оказать сколько-нибудь существенного влияния на ход мировой истории. Китай, на ходившийся на востоке и юге от Монголии, все еще оставал ся разделенным: на юге располагалась Сунская империя, где властвовала династия южных Сунов; на севере, со столицей в Пекине, — империя Цзинь, или чжурчженей (золотых татар), которые изгнали Сунов. На западе, за пустыней Гоби и дальше, находилась империя СиСя, или государство кочев ников-тангутов. В Индии, в Дели, правили султаны, которых называли царями-рабами, ибо они по происхождению были рабами и своим возвышением обязаны завоеванию Индии афганцем Шихабад-Дином: этих правителей отли чали характерные черты: «Все они были довольно жестокими, и их победы сопровождались разрушением зданий и библиотек, избиением населения,—пишет Дж. Неру.— От любили также строить, и предпочитали в строитель стве крупные масштабы» [144, т. I , с. 300]. Афганцы заво евали Бихар и Бенгалию с необыкновенной легкостью, подобно победам Кортеса и Писарро в Америке.

В Персии и Месопотамии, прямо у границ Индии, располагалось великое мусульманское государство Хорезм со сто лицей в Самарканде. К западу от него властвовали сельджу ки, а в Египте и Палестине — наследники Салах-ад-Дина. Землями вокруг Багдада управлял халиф, который находил ся под покровительством сельджуков. Все еще процветала Византийская империя, занимая земли вокруг Константино поля. Перед нами период поздних крестовых походов, когда французский король Людовик IX возглавил крестовый по ход, был взят в плен турками и затем освобожден за выкуп. Фридрих II —чудо мира, был императором Священной Рим ской империи. В Англии же наступила эпоха Великой хар тии вольностей со всеми последовавшими из нее событиями. Между Священной Римской империей и Русью располагались Венгрия и Польша. Все процессы в мире шли своим чередом, питая поток мировой истории и подчиняясь историческим закономерностям.

В этом плане представляет интерес развитие Руси, расположенной между феодальными государствами Западной Ев ропы и Великой Степью Азии. В это время происходило воз вышение ростовско-суздальской земли, населенной велико русским народом. «Суздальские князья отличаются трезвым, практическим взглядом, строгим расчетом, искусством орга низации, «наряда», — они полагают начало единовластию на Руси в противоположность той разноголосице и нескончаемым междоусобиям, которые причинили так много горя русской земле в так называемый киевский период» [208, 2]. Намечается тенденция государственного объединения Руси. Ее начало было положено самым выдающимся суздальским князем — Андреем Юрьевичем Боголюбским, двоюродным дедом Александра Невского.

Александр Невский — выдающаяся историческая фигура. В нем с особой силой выступают характерные черты суз

дальских князей (упорство, настойчивость и смелость в до стижении намеченных целей, применение крутых мер в слу чае необходимости), одновременно им унаследованы все блестящие качества южнорусских князей по линии матери, числящейся внучкой знаменитого князя «Удатного». Имен но Александр Невский, разгромив в 1242 году войско не мецких рыцарей-крестоносцев, объединил все земли Руси и образовал сильное централизованное государство. Возник шая русская держава сумела противостоять экспансии Западной Европы на Восток и обеспечила условия- для рас цвета славянской цивилизации, втягивая в ее орбиту поля ков, чехов, словаков, болгар и других славян. В то же время русское государство решило извечный спор между славяна ми и степняками (половцами, кипчаками, другими кочев никами) — оно стало их теснить, и на освободившихся зем лях стало культивировать земледелие. В силу русского характера, способного уживаться с любым этносом, начали интенсивнее заключаться брачные союзы между русскими и степняками, это привело к переходу части их к оседлому образу жизни; другая часть продолжала заниматься скотоводством.

В действительности же Темучжин счастливо убежал от тайчиутов и стал властителем мировой империи.

И если вначале монголы разрушали завоеванные города и государства, то потом стали их отстраивать и создавать новые 1 . После смерти Чингисхана его империя развалилась на ряд государств, что вполне закономерно.

1 Известно, что один из монгольских полководцев хотел вырезать всех китайцев, в силу их непригодности к воинской службе; но советник-китаец убедил Чингисхана этого не делать —можно получить выгоду.

Китай осуществляет морскую экспансию на юг в XV веке

К XV столетию в Евразии сложилось несколько регионов с развитой цивилизацией, с высокой культурой. На северо-западной окраине это была Европа; на Ближнем и Среднем Востоке и в Северной Африке — Османская империя и другие мусульманские государства; на Дальнем Востоке, Юге и Юго-Вос токе — Индия, Китай, Корея, Япония, Индокитай и Ин донезия. «Кроме Западной Европы только Османская империя и Китай,—пишет отечественный исследователь В.А. Зарин, — казалось, обладали материальными и человеческими ресурсами, необходимыми для широ кой внешней экспансии и капиталистического развития» [77, 113]. Однако Османская империя отнюдь не стремилась к географическим открытиям и заморским экспеди циям в силу ряда причин: во-первых, она находилась в цен тре Евразии, на торговых путях из Китая и Индии в Евро пу вдали от морских коммуникаций; во-вторых, в XV в. она осуществляла военные действия в Юго-Восточной Ев ропе; и в-третьих, ее привлекали не новые земли, а циви лизованные регионы.

Оставался Китай, который с древних времен и без госу дарственного вмешательства занимался торговлей в «южных морях» (китайская терминология).

Однако Китай, хотя и имел такую возможность — у него были огромные естественные ресурсы и человеческий потен циал, он имел в своем распоряжении множество научных и технических открытий и изобретений, — не стал осуществлять морскую экспансию в «южные моря». Все дело, оказывается, объясняется структурой китайского общества и системой управления Срединной империей.

Из сравнения Китая и Европы следует, что структура китайского общества близка бюрократическим образованиям поздней Римской и Византийской империй, причем офи циальная конфуцианская идеология подобна позднеантич ному стоицизму и платонизму, которые дополнены класси ческим наследием гомеровских времен. В сравниваемых иде ологиях доминирует концепция цикличности истории, реко мендуется в политике и повседневности подражать древним канонам, подчеркивается нежелательность и опасность лю бых социально-культурных перемен.

Характерно для имперско-бюрократического Китая то, что в нем на лестнице социальной иерархии военная элита располагалась ниже гражданской бюрократии. Гражданская власть всегда преобладала над военной, что проявлялось и в более низком статусе последней, и в постоянном дефиците средств на удовлетворение потребностей армии, что приводило не раз к поражениям в борьбе с кочевника ми [14, 116-145]. Такого рода противоречия между бюрок ратической и военной элитой в начале XV века наиболее ярко проявились в отношении к морской экспансии Китая в «южных морях».

Знаменательно, что это противостояние обнаружилось тогда, когда в Китае к власти пришла династия Мин на вол не антимонгольского восстания, когда бюрократия утрати ла свое абсолютное влияние. Ведь основатель династии Чжу Юань (1368-1398 гг.) был выходцем из народа, соответствен но и окружение он подобрал себе вне бюрократии традици онного толка [205]. На годы правления его преемника Чжу Ди (1402-1424 гг.) приходится наиболее активная экспансио нистская политика Китаяв отношении Монголии, Маньчжу рии, Индокитая. Раньше принца Генриха Мореплавателя — между 1405 и 1430 годами — китайский адмирал Чжен Хэ предпринял семь экспедиций в Индию, на Суматру, в район Персидского залива и Восточную Африку. Его флот состав лял 62 корабля и имел на борту около 37 тысяч солдат [279, 111]. Эти экспедиции преследовали не только дипломатичес кие и торговые цели, но и должны были способствовать рас пространению конфуцианской идеологии и укреплению престижа правящей династии [15].

И вдруг все эти морские экспедиции были прекращены, а строительство китайского флота и частная морская торгов ля были ограничены. По мнению В.А. Зарина: «К середине XV в. в Китае окончательно возобладали идеология и политические интересы традиционной гражданской бюрок ратии. Примерно тогда, когда португальцы только овла девали техникой кораблестроения многомачтовых судов, в Китае их производство, которое осуществлялось на про тяжении нескольких веков, было запрещено и приравне но к государственному преступлению, а документация о морских походах уничтожена» [77,99]. Это значит, что граж данская элита опасалась усиления армии и стала проводить курс на ограничение военных операций и расходов, на изо ляцию Китая от внешнего мира. Последствия такого курса не замедлили сказаться — со второй половины XV столетия империя Мин входит в полосу затяжного социально-поли тического кризиса, приведшего к новой грандиозной кресть янской войне, падению династии и установлению в стране власти маньчжурских завоевателей (171, 4-8].

Причины гибели династии Мин видятся в следующем: во- первых, немаловажное влияние оказало перенесение столи цы из Южного Нанкина в Северный Пекин, что затормози ло развитие передовых южных провинций и усилило отста лость северных районов; во-вторых, разорение крестьян из- за высокой ренты, непосильных налогов и всевозможных по боров, голод в ряде провинций; в-третьих, междоусобные столкновения между феодалами.

Свою лепту внес и пресловутый курс гражданской бюрократии в прекращение морских экспедиций Китая в районы Индийского океана и восточноафриканского побережья, на самоизоляцию империи.

Попытаемся промоделировать сценарий, в котором Китай задолго до великих географических открытий ев ропейцев осуществляет в начале XV века морскую эк спансию в «южные моря».

Для этого используется прежде всего мощный научный потенциал китайской картографии, опередившей европейс кую. Американский ученый Дж. Б. Харли пишет: «Большое значение в сравнительной картографии придавалось оп ределению математических аспектов составления карт, кодификации методологических принципов (как, напри мер, принципов Пэй Сю [223, 271], «отца китайской на учной картографии*) и техническим новшествам, таким, как координатные сетки, правильные масштабы, абстрак тные условные знаки и даже контуры — то есть всем тем критериям! которые отвечали западной модели картог рафии» [206, 12]. В Китае карты выражали специфику куль туры народа, они были связаны тесно с литературой и живописью, являлись одним из инструментов политической влас ти, ибо на них наносились границы государств и земельных владений, фиксировались официальные события и важные ориентиры.

До нас дошла одна из первых старинных китайских мор ских карт — знаменитый портулан флотоводца Чжен Хэ, датированный серединой XV века. На портулане нанесены линии берегов, заливы, лиманы, мысы и острова, порты и горы, начиная от китайского порта Нанкина на реке Янцзы до портов восточного побережья Африки. «В целом карта содержит 40 названий береговых ориентиров и более 500 на званий населенных пунктов, 300 из которых за пределами Китая... — пишет Мэй-Лин Су о портулане. — Значитель ная часть свитка посвящена обширному морскому простран ству от оконечности Индостана до Аравийского полуостро ва и Африки, где корабли плыли открытым морем. Вместо сведений о береговых ориентирах и о показаниях компаса здесь приведены данные о высоте расположения звезд в 50 точках маршрута, по которым определялись широта и на правление движения судна» [184, 27]. На портулане нанесе ны данные, накопленные китайцами на протяжении длитель ных контактов на море с другими народами.

Правители Китая стали осуществлять морскую экспансию, используя и портулан Чжен Хэ, и «морской шелковый путь», проложенный ранее для экспорта, в основном фарфо ра, в Юго-Восточную Азию, на полуостров Индостан, Ара вийский полуостров и восточное побережье Африки. Про должая традиции китайских купцов XI - XIII вв., снаряжав ших экспедиции в Юго-Восточную Азию в поисках экзоти ческих товаров , китайское правительство снаряжает мощ ную морскую экспедицию для установления контроля над ма лайско-индонезийским архипелагом и Малаккским проли вом, обеспечивавшим безопасный проход судов. Для этого было использовано несколько десятков больших парусников, предназначенных для океанских плаваний, с солдатами и ко лонистами.

После овладения «Островами пряностей» (Малайско- Индонезийским архипелагом) и установления полного кон троля над Малакским проливом в руках китайцев оказы вается международный центр транзитной торговли. Следу ет отметить, что китайским экспедиционным силам при шлось защитить в XVI в. Малакку и «Острова пряностей» от проникших туда нескольких европейских «ост-индийс ких кампаний». Тем не менее заморские купцы не лишены были возможности получать наряду с традиционными то варами — ароматическими веществами, наркотиками, шел ками, индийским хлопком и китайским фарфором — пря ности в больших количествах. Само собой понятно, что са мые большие привилегии были даны китайским купцам, тор говля которых с европейскими странами приносила громад ные, поистине баснословные прибыли. Ведь в Европе XIII - XVI столетий наблюдается буквально мания пряностей (корицы, гвоздики, имбиря, мускатных орехов). Это было время, когда пословица гласила: «дорого как перец» [24, 238]. Благодаря поддержке китайской державы, китайские купцы сохранили монополию на пряности—они снабжали ими Западную Европу, мусульманский Восток, Бенгалию, Японию и свою отчизну.

Китайская империя проводит гибкую политику в торгов ле пряностями, определенные привилегии предоставляются и арабским купцам. Ведь в свое время халиф Мансур послал на помощь Су-Цзуну (756-762 гг.) 10-тысячное войско, когда

в Срединной империи начались страшные внутренние раз доры, что помогло последнему удержать престол. После это го между арабским халифатом и поднебесной установились дружественные отношения. В Китай прибыли многочислен ные мусульманские поселенцы, распространявшие учение Мухаммеда, а император Шунь-До в 1342 году прислал посоль ство в Каир с просьбой прислать миссионеов и богословские книги [207, 220-223]. И хотя великий переворот в Китае 1368 года ослабил позиции ислама, однако связи между ки тайцами и арабами сохранились и были максимально исполь зованы в ходе морской экспансии в «южные моря». Во всяком случае несомненно то, что постоянно растущая торгов ля пряностями способствовала поддержанию контактов меж ду арабским и китайским миром, а в более широком контек сте — между Востоком и Западом.

Морская экспансия Китая достигла и побережья Вос точной Африки, что позволило вступить в более тесный кон такт с исламской цивилизацией народа суахили. Совре менный гвинейский историк Ибрахим Баба Каке пишет об этой цивилизации следующее: «Эта цивилизация поддер живала тесные связи со странами Востока, прежде всего с Индией. Португальцы были поражены, обнаружив здесь города-государства, не менее богатые и разви тые, чем в Европе, могущественные города с каменны ми постройками, множество торговых судов в портах» [89,15]. Жители городов суахили привыкли путешествовать по восточным морям и превосходили португальцев в искус стве мореплавания.

Так как еще в XIII веке суахили подарили китайскому императору слона, которого они привезли на корабле, то теперь китайцы воспользовались этим прецедентом, чтобы установить торговые, военные и дипломатические связи с ними, а также для основания колоний, населенных трудолю бивыми китайцами. Со временем на восточном побережье Африки обосновалось несколько миллионов китайцев, часть из которых приняла ислам и вступила в браки и с арабами, И с неграми. Именно такой поворот событий спас восточнобе режную цивилизацию суахили от уничтожения ее европей скими колонизаторами, приумножил ее богатства и в резуль тате дал толчок развитию своеобразной исламо-китайско-африканской культуре. Китайцы освоили практически все побережье Восточной Африки и добрались до мыса Доброй Надежды, установили связь с внутренними районами конти нента к взаимной выгоде для себя и негритянских обществ. Морская экспансия Китая в XV столетии приняла поис тине невиданный по тогдашним меркам размах. Китайские морские экспедиций достигли Австралии, Тихоокеанских островов и берегов Америки. На австралийском континенте они быстро нашли общий язык с аборигенами и расположи ли свои поселения в наиболее благоприятных местах. Опорные пункты китайских гарнизонов и поселений протянулись цепью по островам Тихого океана — Гавайским, Полине зийским и другим — вплоть до американского побережья.

Для того, чтобы укрепить свое влияние в резко расши рившейся колониальной сфере, китайцы провели многолет нюю грандиозную операцию по переселению нескольких де сятков миллионов подданных Поднебесной на Тихоокеанс кие острова, австралийский и американский континенты. Морской флот Китая тех времен не знает себе равных в мире. Причем он делится на военный флот, обеспечивающий охра ну растянутых на полмира морских коммуникаций, на тор говый флот, чьи корабли перевозят товары из экзотических стран, и флот миссионеров, уезжающих в регионы китайско го влияния для распространения достижений своей высоко развитой цивилизации.

Так как управлять территориями, раскинувшимися от побережья Восточной Африки до побережья Америки и от пустынь Гоби до плодородных земель Новой Зеландии, весь ма сложно, то создается система вассальных провинций во главе с назначаемым императором наместником. Поскольку эти заморские провинции сильно удалены от метрополии, постольку постепенно возрастает влияние купечества и ре месленничества, заинтересованных в производстве и распрос транении изделий. Это, в свою очередь, требует применения того мощного научного и технического потенциала, кото рый в малой степени использовался в родимом Китае из-за бюрократии, цепко державшейся за свои привилегии и пре пятствующей любым культурным изменениям. Не надо за бывать, что китайцы на много веков опередили европейцев в области научных открытий и технических изобретений. И теперь весь потенциал знания получил возможность осущес твиться на практике.

Не менее интересно и то, что китайская цивилизация во шла в контакт и взаимодействие с культурами автохтонов Австралии и Тихоокеанских островов, со своеобразными культурами майя, инков, американских индейцев. По морс ким путям в обоих направлениях перемещаются не только экзотические и неэкзотические товары, но и прекрасные изделия китайских, инкских и прочих умельцев, а также стили искусства, свитки с конфуцианскими, даосскими, буддийски ми, мусульманскими, инкекими, ацтекскими учениями и верованиями. Понятно, что происходило и смешивание китай цев с местными жителями — неграми, арабами, австралий цами, маори, ацтеками, северо- и южноамериканцами. Это привело к появлению китаизированных негров, индейцев, австралийцев, полинезийцев и других метисов. С изумлением Колумб обнаружил при высадке на новый континент китайцев и китаизированных индейцев, что окончательно убе дило его в том, что он действительно открыл заветную Индию. Таким образом, вовлечения в орбиту влияния китайской цивилизации огромных регионов и целых континентов оказалось достаточно, чтобы мировая история начала развиваться под знаком синизации.

В самом Китае резко снизилось социальное напряженней он получил импульс к дальнейшему развитию. Но, к сожалению, этот сценарий так и остался неосущест вленным.

Известный американский синолог Э. Шефер в книге «Золотые персики Самарканда» пишет о том, что по «морскому шелковому пути» в китайский город Гуанчжоу доставлялись благовония и пряности, разные лекарства, редкие и дорогие вещи, манившие династию Тан [224,30].

Инки дали отпор испанским конкистадорам

В то время, когда начался упадок Византийской империи, на юго-западном конце Европы раз ворачиваются события, ставшие исходным пун ктом развития «нового типа в истории чело вечества» [168, 25].

В 1479 году после объединения королевств Арагонии и Кастилии возникла Испания, которая вслед за уничтоже нием в 1492 году остатков эмирата Гренады и изгнания мусульман из Европы создала модель сильной монархической власти:

До этого Испания и Португалия развивались весьма быстро, так что даже, несмотря на эпидемию «черной смер ти», к концу XV столетия насчитывали 8,3 млн человек (око ло 10,5 % европейского населения).

Испания проявила значительную политическую и воен ную энергию, ведя борьбу с арабами и вытесняя их с Пире нейского полуострова. «Немного не хватало,—отмечает Й.Коссецкий,— чтобы после выдворения мусульман из Европы испанские войска ударили по Северо-Западной Африке, находящейся под арабским владычеством. Од нако в том же самом году, когда пал эмират Гренады, Колумб открыл Америку. Это открытие открыло путь для колонизации новых огромных и богатых областей, Гораздо более привлекательных, нежели арабские вла дения в Африке» [257, 78]. Энергия Испании и Португалии переключилась тогда в направлении отдаленных заморских краев. Поистине начался новый этап в развитии мировой цивилизации.

Вдоль меридиана, проходящего через восточную часть Южной Америки, недалеко от расположения нынешнего Рио- де-Жанейро, была установлена демаркационная линия меж ду испанской и португальской сферами влияния—на области, находящиеся к западу от этой линии, право имел испанс кий король, тогда как португальский монарх владел облас тями, к востоку от нее. Когда же Магеллан совершил круго светное морское путешествие, тогда другую демаркационную линию установили на Дальнем Востоке: ее провели по мери диану, пересекающему середину Австралии. Португальцы ос новывали свои колонии на восточном побережье Бразилии, в Африке, Индии, на островах Индийского океана, Испания же — в Центральной, Южной и частично также Северной Америке.

Испанские завоевания в Америке привели к уничтоже нию тамошних государств с высоким уровнем цивилизации. Ведь еще Г. Уэллс писал о существовании в Южной и Цен тральной Америке возникших за 1 000 лет до н. э., весьма интересных цивилизаций параллельного, хотя и отличного от цивилизаций древнего мира типа: «Подобно значитель но более ранним примитивным цивилизациям древнего мира, эти общины обнаруживали большую склонность к человеческим жертвоприношениям в эпоху посева и жат вы. Но в древнем мире... эти первобытные обряды впос ледствии смягчились, усложнились и уступили место дру гим, а в Америке они развились и достигли степени вы сокой напряженности [195,56]. В этих сакральных цивилизациях вся жизнедеятельность человека определялась стро жайшими предписаниями религии. Мудрость их жрецов была весьма изощренной, а их правители создали великолепно функционирующую государственную машину. Их жрецы сде лали астрономию весьма точной наукой — вычисленная ими длительность года достижима сегодня лишь для суперкомпью теров. Высокого уровня достигло искусство, изумительные изделия создавали их ремесленники. Памятники скульптуры этих цивилизаций поражают современного человека пласти ческой выразительностью и своей красотой, одновременно смущая его своей причудливостью и невообразимой услов ностью и сложностью, непривычных нашему образу мышле ния и способу восприятия мира (даже восприятие времени у них было особым).

И эти-то цивилизации были уничтожены в ходе завоева ний континента Америки испанскими конкистадорами. О масштабе разрушений нагляднее всего свидетельствует умень шение численности населения Центральной и Южной Америки — непосредственно перед началом конкисты там про живало около 60 млн человек, тогда как к середине XVII века их насчитывалось едва 12 млн. В Андах соответствующие цифры составляют 10 млн и 1,5 млн; в Мексике же 25 млн и 1,5 млн. Мы не говорим уже об уничтожении множества па мятников этих самобытных и прекрасных цивилизаций, к чему приложили свое «христианское» усердие грубые и неве жественные, за некоторым исключением, конкистадоры и монахи.

Весьма любопытно, что испанские конкистадоры суме ли для достижения завоевательских целей использовать так же и психологические факторы. Они ликвидировали аппа рат управления, который при помощи физического и пси хического террора осуществлял власть над народами и при этом был изолирован от общества. Во время прибытия ис панцев в Америку организация доколумбовых обществ была основана на сакральной системе, во многом подобной сис теме Древнего Египта, Основной аппарат управления об ществом составляли жрецы, располагающие значительным эзотерическим знанием; причем страх перед ними поддер живался также и приношением людей в жертву (особенно отличались этим ацтеки —в 1487 г . ими при освящении ве ликого храма в ходе кровавого ритуала было принесено в жертву 20 тысяч человек).

Такого рода ритуальная практика послужила для испанских конкистадоров предлогом для завоевания и уничтоже ния древнеамериканских цивилизаций. И Коссецкий отме чает, что они нанесли удар в самые чувствительные места системы управления покоренных обществ. Наряду с физичес кими репрессиями практиковалось сожжение священных книг, содержащих тайное знание жрецов. Без него последние не могли эффективно управлять народами и воспитывать своих преемников [257, 80]. Из-за этого потеряла свою власть и вскоре угасла жреческая элита и прервалась нить развития древнеамериканских цивилизаций. Сами же американские индейцы при столкновении с чуждой им европейской куль турой впали в состояние депрессии и апатии, не хотели иметь • детей, что ускорило процесс исчезновения отдельных племен. В данном случае достаточно своеобразен и вполне воз можен такой неосуществленный сценарий мировой цивили зации, когда какая-нибудь случайность могла вызвать силь ные изменения как в судьбах Нового Света, так и Западной Европы. Один из вероятных сценариев как раз-таки и связан с вторжением испанских конкистадоров в Южную Америку. Предположим такой ход событий — перед нами сильное государство инков, хотя и раздираемое внутренними кон фликтами. Правящая элита инков раздумывает, что ей де лать — в числе предложенных вариантов решений—высыл ка против испанцев войска, неожиданный удар, захват ло шадей (в Америке это животное было неизвестно, и испанс кая конница внушала индейцам суеверный страх), пленение и использование кузнеца и конюха для обучения собствен ных кузнецов и создания собственной кавалерии. Однако ни один из вариантов принят не был, хотя любой из них был вполне осуществим. «Это, вероятно, не помешало бы ин кам, — замечаете. Арутюнов,— в дальнейшем принять католицизм, но их язык кечуа был бы государственным на огромной территории и сегодня» [846, 39].

Посмотрим, что бы вышло в случае осуществления тако го достаточно реального, но не сбывшегося исторического сценария. Вначале проанализируем вероятный ход событий в империи инков, сумевшей уничтожить авантюриста Писар ро с его немногочисленным отрядом конкистадоров и моби лизовавшей весь свой громадный человеческий и военный потенциал против возможных попыток Испании завоевать ее. Во всяком случае империя инков смогла бы довольно дли тельное время (по меньшей мере в течение полувека) проти востоять испанским войскам; потом последним уже не при шлось бы оставаться в Южной Америке (как это будет пока зано во второй части нашего мысленного эксперимента).

Понятно, что испанская конкиста со всеми ее жестокос тями и преступлениями — прямое следствие открытия Аме рики. Нарушение изоляции Нового Света и установление глобальных связей все равно должно было произойти. Иное дело, что эти связи в нашем сценарии приняли бы другой характер, обусловленный независимостью империи инков, не склонивших голову перед испанскими конкистадорами.

Итак, отряд Писарро в результате неожиданного напа дения инкских войск был уничтожен, но не полностью. В плен захватили кузнеца, конюха и еще несколько человек, от ко торых получили все необходимые знания о лошадях, кавалерии, огнестрельном оружии, устройстве испанской монархии и принципах христианской религии. На основании получен ных от пленников данных воинов империи инков обучили обращению с лошадьми, езде на них. Была выработана стра тегия и тактика военных действий с испанской кавалерией и пехотой.

В результате новые отряды испанских конкистадоров встречают достойный отпор и не могут на протяжении полу века покорить древнеамериканскую империю, расположенную в Андах. Поэтому испанцам приходится пойти на мирные отношения с инками—устанавливаются торговля, дип ломатические связи, в империю инков прибывают христиан ские миссионеры, путешественники, ученые и инженеры и т. д. В ходе постоянных контактов индейцы осваивают привезен ные европейцами домашний скот и пшеницу, причем домаш ние животные используются не только на мясо (белки жи вотного происхождения сыграли свою роль в росте числен ности населения ряда индейских племен), но и в качестве тяг лового и транспортного средства, источника органического удобрения и т. д.

Многие племена Южной Америки сумели быстро пере нять европейские сельскохозяйственные навыки, не поступа ясь основами своего мировоззрения, а только модифицируя его. Это позволило уже через несколько десятилетий после контактов с испанцами развить у себя полноценное ското водство и земледелие и на основе этого создать новую само бытную материальную культуру, синтезировавшую черты и европейской, и доколумбовой культур.

Несколько иная ситуация сложилась в империи инков с обитателями Центральных Анд, где не было необходимости ни перестраивать собственное хозяйство в соответствии с европейскими представлениями, ни отступать под натиском новых форм экономики.

Исследования свидетельствуют, что инкское сельское хозяйство имело огромные достижения: бесчисленное множес тво насыпных террас, где сеяли злаки, широко развитые ир ригационные системы, активное использование удобрения (гуано) для повышения плодородия земли и т. д. Все это поз волило добиться изобилия продовольствия в Тауантисуйю (название империи инков), причем правящая элита потребляла некоторую часть из отдавшихся государству двух тре тей урожая, остальное хранилось в державных закромах и выдавалось по мере необходимости населению [117, 58-59]. Господство инков обусловливалось именно этим экономическим закреплением морально-психологического фактора воздействия на подданных империи—все были обеспечены из государственных запасов, нищих и бродяг не было (не слу чайно некоторые ученые говорят об «индейском социализ ме»). Нет ничего удивительного в том, что империя инков основывала свою стабильность на соединении экономики с моралью и психологией — это достаточно крепкий фунда мент для успешного функционирования державы.

Предположим, что инки проявили гибкость мышления при столкновении с новой реальностью в лице испанской силы: огнестрельное оружие, стальные доспехи, боевые кони и т. п. Здесь на помощь им пришел свойственный их правя щей элите прагматизм. Благодаря ему они завязывают ожив ленные отношения с испанской знатью, способствуя заклю чению браков между представителями инкской и испанской знати, а также исключают из своей религии жертвоприно шения детей.

Для усиления своей власти инки в полной мере использу ют сильную монотеистическую тенденцию своей религии. Ведь их религия является гелиоцентрической — она основы валась на поклонении Инти — богу Солнца, которого обыч но изображали в виде золотого диска, от которого во все стороны исходили яркие лучи. В хрониках при описании пантеона Куско (столицы империи инков) речь идет об Инти, Иль- япе — боге грома и молнии, Кильи — богине Луны и покро вительницы женщин и Виракоче — боге-творце [10, 148]. Наряду с этим в народе широко были распространены более древние религиозные представления, когда обожествлялись священные места и предметы, так называемые узки, т. е. хол мы, речки, скалы, родники, деревья и прочие объекты, обла дающие, по их верованию, сверхъестественной силой. Сущес твенно то, что фактически индейцы Перу (оно входило в им перию инков) почитали, по сути, лишь одно-единственное мужское божество, связанное с небом, солнцем, грозой и до ждем; множество же богов -— это лишь его ипостаси, выпол няющие различные, нечетко распределенные функции (такая же ситуация характерна и для древнеегипетской религии). Поэтому подобного рода монотеизм, соответствующий по литической структуре централизованного государства, инки используют при встрече с христианской религией. В итоге появляется свой, андский пророк типа Заратуштры, Конфуция или Эхнатона, что не позволило бы католицизму занять сильные позиции в империи инков.

Правящая элита начинает посылать своих детей на обуче ние в Европу, перенимает научные и технические достиже ния европейцев.

Все это вместе взятое позволяет надолго продлить сущес твование империи инков с ее великолепной культурой, впи тавшей как доколумбову, так и европейскую культуру с ее гуманизмом. В ней проступают черты «золотого века»: эры благополучия, счастья и любви, воспетой поэтами и истори ками Греции и Рима.

Существование империи инков, выдержавшей натиск ис панских конкистадоров, оказывает влияние на ход событий во всем Новом Свете — он при ее помощи не дал покорить себя европейцам, им пришлось входить в жизнь американ ского континента более или менее мирным путем, уважая права местного населения, не придавая возникшим отноше ниям трагической окраски.

Существование не подчинившейся испанским конкиста дорам империи инков не могло не оказать влияния и на судьбу западноевропейской цивилизации — она «вовсе не достигла бы того расцвета, который ожидал ее в последующие века» [10, 5]. Дело в том, что Западная Европа находилась в опас ном кризисе — она встретилась с угрозой османского нашес твия. Чтобы отразить эту угрозу. Западная Европа должна была иметь золото, а оно в те времена ( XVI столетие) утека ло на Восток, в обмен на пряности. Но без золота нельзя было ни собрать армию, ни построить мощный флот, без которых невозможно было противостоять сильной Османской империи. Испания рассчитывала на поток золота и серебра, ожи давшийся из завоеванных американских колоний. Однако сохранение империей инков своей независимости, поддержка ею других государств и цивилизаций доколумбовой Аме рики, гибкая дипломатия и политика, подкрепленная демог рафическим и экономическим потенциалом, позволили просочиться в Испанию лишь тоненькому ручейку драгоценных металлов. Османская империя, воспользовавшись бедствен ным состоянием испанской монархии, объявляет ей войну и громит ее. Это влечет за собой потерю испанского влияния в Италии и Германии, а также кладет конец доминированию Испании в средиземноморском бассейне. Выигрыш в такой ситуации получают не только турки, но и французы, чья дер жава тогда была главным противником габсбургской монархии. Французский король Франциск I находит общий язык с турецким султаном и добивается гегемонии в Западной Ев ропе, что выразилось, в частности, в принятии им титула им ператора.

Сулейман Великолепный захватывает Вену

Век XVI — это эпоха доминирования в Европе мощных империй Испании (фактически же империи Габсбургов) и Турции. Взошедший на престол в 1516 году Карл I Габсбург владычествовал не только над собственно Испанией, но также и над Нидерландами, вместе со значительной частью старинного бургундского государства, Сардинией, Сицилией, Неаполем, Миланом и одновременно, как Карл V, был властителем Священной Римской империи. В связи с этим Испания доминировала не только в западной части Средиземного моря, но и во всей Западной Европе, окружая территорию своего главного соперника — Францию. Однако Испания столкнулась с весьма грозным противником в лице Османской империи, которая в ту эпоху простиралась от Триполи до Багдада и Персидского залива и от Египта до Венгрии и имела населения 16 млн человек, в два раза больше Испании. Османская империя начала свою экспансию в Западную Европу, имея своим союзником Францию (согласно секретному договору «Турецкие капитуляции» Франция брала на себя обязательство поддерживать султана Сулеймана Великолепного в его борьбе с Габсбургами).
Под властью Сулеймана Великолепного Османская империя переживала свой золотой век, ибо он имел, как было некогда сказано, «способных советников и достаточно силы, чтобы их контролировать, и мудрости, чтобы ими пользоваться» [259, 15]. При нем Османское государство обладало не только мощным военным потенциалом, оно также процветало экономически. Казна была полна золота и денег.
Иметю Сулейман Великолепный содействовал этому, в частности тем, что ввел так называемые «капитуляции» —акты, позволяющие чужеземцам, проживающим на территории империи, осуществлять свою деятельность в соответствии с правами их отчизны. На первых порах это относилось к иностранному купечеству.
Об экономической мощи Османской империи свидетельствовал ряд весьма выразительных фактов. Французский король Франциск (1515-1547 гг.) просил у султана заем в два миллиона золотых дукатов, кроме помощи боеприпасами, военными кораблями и лошадьми. Италия и острова Средиземноморья жили за счет поставок анталийской пшеницы. Многие отрасли османской техники и культуры в XVI веке не только не отставали от европейских, но и опережали их. Особенно была развита металлургическая промышленность [257, 83]. Турки, занимая часть бывшего арабского халифата, унаследовали от него важный металлургический центр в Дамаске (на протяжении многих веков славилась дамасская сталь), который стал для них главной базой, снабжающей их военные походы. После завоевания Балканского полуострова турки заложили в Болгарии другой важный центр металлургии, работающий на военные нужды. Королева Елизавета засылала в Стамбул тайных агентов, чтобы переманить в Англию турецких ткачей и выведать секреты окраски шерстяных тканей.
На высоком уровне в османской державе находилось право, основанное на священных законах ислама. Помимо шариата функционировало светское уголовное право, регулируемое султанскими указами, которые своей строгостью превосходили шариат. Не удивительно, что английский король Генрих VIII (1509-1547 гг.) отправил к Сулейману Великолепному специальную миссию для изучения османской юридической системы, видя в ней причину процветания страны.
Отмечено успехами и турецкое искусство этого «золотого века» —турки-османцы, как ранее тюрки-сельджуки, творчески перерабатывая многочисленные заимствования, создали свой особый стиль в искусстве и литературе. Богата шедеврами культовая архитектура. Османская поэзия, несмотря на влияние арабской и персидской, отличалась оригинальностью. Турецкая миниатюра имела свои, присущие только ей черты [73, 106].
Используя мощный экономический, человеческий и культурный потенциал своей империи, Сулейман Великолепный начал наступление на империю Габсбургов, что было жизненно важным для будущего Высокой Порты... Здесь возникла парадоксальная ситуация: турецко-мусуль-манское продвижение на Балканах и в Средиземном море (захват Кипра и Крита) оказывало не только экономическое и военное давление, но и создавало идеологический климат для поисков европейскими государствами новых путей на Восток [77, 116].
Однако открытие Колумбом Америки, а Васко да Гама — морского пути в Индию привело к постепенной потере Турцией расположенной на стыке Европы и Азии положения центра на путях сообщения между Востоком и Западом [73, [07]. Уже в XVI столетии Османская империя стала терять свое былое значение для мировой торговли, что послужило важной причиной социально-экономического отставания ее от Европы.
Поэтому дальновидный Сулейман Великолепный использовал все средства, чтобы сокрушить своего основного конкурента и противника — испанскую империю Габсбургов, в которую из завоеванных американских колоний хлынул поток колоссальных богатств, обеспечивший развитие экономики и культуры, процветание науки. Не следует забывать, что и Карл I проводил экспансионистскую политику — он мечтал стать властителем южного побережья Средиземного моря, национальным героем и столпом веры. Но его мечтам не суждено было сбыться, ибо турецкий султан заключил союз с Хайр-эд-Дином, предводителем пиратского флота (аналогичный союз в свое время заключил пон-тийский царь Митридат с киликийцами). «Ум и храбрость в нападении, прозорливость и отвага в обороне, огромная работоспособность, непобедимость — все эти похвальные качества заслонялись приливами неутомимой и холодной жестокости», — пишут о Хайр-эд-Дине авторы «Истории французского флота» [176, 409].
В то время, когда его покровитель Сулейман Великолепный вел непрерывные войны в Европе (захватил Белград, завоевал почти всю Венгрию), зеленое знамя пророка взвилось над большинством островов Эгейского моря, в Триполитании и Тунисе. Хайр-эд-Дин, уничтожив христианский флот при Кандии, закрепил свое превосходство на море. Поистине справедливо утверждение, что над империей Карла I, где «никогда не заходит солнце», неумолимо всходил полумесяц.
Осенью 1541 года Карл I решил покончить с пиратской империей Хайр-эд-Дина в Алжире и просчитался — погибло более десяти тысяч христиан, а пленных еще больше, ибо за них на рынке рабов «нельзя было получить даже луковицы» [176, 413]. Победа пиратов, следовательно, и Османской империи над Испанией в бассейне Средиземноморья была полной. И все же судьба схватки между двумя мощными державами решалась на суше, и неудача Сулеймана Великолепного при осаде Вены означала поражение Турции в ее европейской экспансии. Хотя угроза османского завоевания висела над Центральной Европой еще около полутора веков, поражение турков под Веной знаменовало начало заката Османской империи.
Что же произошло бы в случае завоевания Австрии, когда «эстафета» османских столиц (Бурса — Эдирне — Стамбул) была бы продолжена Веной?
Промоделируем и этот не состоявшийся сценарий мировой цивилизации, представляющий тоже немалый интерес.
Итак, войска Сулеймана Великолепного захватили Вену, что позволило им затем подчинить себе владения австрийских Габсбургов. После успешного проведения ряда военных акций, в ходе которых к Османской империи присоединены Триполи, Тунис и Багдад, Турция принимает активное участие в Итальянских войнах на стороне Франции. Последняя насчитывала 19 млн. человек населения и имела развитую промышленность. Если учесть еще демографический потенциал Турции (16 млн чел.), то турецко-французский союз обладал мощью, превосходящей соответствующий потенциал испанской коалиции (с ее 20-миллионным населением).
В результате совместных действий османских и французских войск аннексирован ряд немецких княжеств и итальянских государств — Франции достаются Фран-Конте, три лотарингских епископства (Мец, Туль и Верден), Артуа, Испанские Нидерланды, часть южнонемецкихкняжеств, герцогства Милан и Модена, тогда как к Турции отходят некоторые немецкие мелкие княжества, королевство обеих Сицилии и Сардиния.
После некоторой передышки французские войска устремляются с севера на территорию Испании. Мощный султанский флот с присоединенным к нему пиратским флотом Хайр-эд-Дина высаживает османские войска на средиземноморском побережье Испании, и они наносят ряд ударов по Валенсии, Гибралтару и Сеуте.
Наконец, Испания повержена (король Карл I успел удрать на быстроходном корабле в подвластную ему Мексику) и разделена между союзниками: Франция получила северную часть Пиренейского полуострова, Турция — территорию бывшего халифата Омейядов.
Аппетиты Османской империи этим не удовлетворены. Она, сконцентрировав сухопутные силы и блокировав с моря своим флотом побережье Португалии, осуществляет ее захват и включает в состав своего первого протектората — эмирата. Турция на этом не останавливается — снаряжает мощный экспедиционный корпус и отправляет его в испанские владения Нового Света. Не удержалась и Франция, присоединив свой флот к османской армаде. В результате скоординированных действий все испанские вице-королевства в Америке переходят под власть османов и французов, причем они полюбовно поделены между союзниками. Все бывшие испанские владения к югу от Мексики отходят к Турции, остальные — Франции. Разделу подверглись и португальские колонии в Южной Америке, опорные пункты на побережье Индии, Моллукских островов. Союзники взяли под контроль все торговые пути в Индийском океане.
Громадные богатства теперь потекли в Османскую империю и позволяют ей решить целый ряд проблем социально-экономического развития. Достаточно сказать, что в районе Потоси (тогдашняя территория завоеванной империи инков) были обнаружены богатейшие залежи драгоценных металлов — в середине XVI столетия расположенные здесь рудники давали половину мировой добычи серебра [87, т. 2, 49]. Большие доходы приносила монополия на торговлю с Индией—турецкие купцы, привозившие пряности в Европу и Турцию, получали до 800% прибыли. Становится выгодным перекачивать добываемые в Новом Свете драгоценные металлы для оплаты резко увеличившихся потребностей в про довольствии и различного рода товарах. В свою очередь, рост этих потребностей стимулирует развитие земледелия, ремесел, промышленности и торговли в самой Османской империи. Золото и серебро Америки оседает у представителей османской элиты, обогащаются и купцы.
Самые дальновидные паши, везири и сам султан Селим II понимали, что выживание империи зависит от их способности управлять громадными территориями колониальной системы, имеющей весьма протяженные морские и сухопутные коммуникации. Феодальный характер турецкого общества уже не соответствовал новым требованиям времени и новому статусу Порты в мире. Однако необходимо было считаться с возможным сильным сопротивлением янычар, мусульманского духовенства и феодалов-консерваторов. Поэтому разрабатывается и воплощается в жизнь довольно-таки гибкая стратегия и тактика преобразования феодальной державы в государство европейского типа.
Для этого необходимо укрепить центральную власть и создать боеспособную армию по европейскому образцу вместо уже выходившего из-под контроля янычарского корпуса и неуправляемого ополчения феодалов. Как раз-таки поток несметных богатств и наличие заморских обширных территорий облегчали решение этой первоочередной задачи реформирования турецкого общества. Прежде всего основную массу янычар отправляют в подвластную Испанию и американские колонии для поддержания порядка. С ними туда прибывают и феодалы-консерваторы, занявшие места губернаторов, вице-губернаторов и других крупных и средних сановников в структуре колониального управления. Правительство Турции объявляет также о том, что подданные империи могут переселятся в Америку для ее освоения и в связи с этим получить льготы. Само собой разумеется, что там обосновались бы представители мусульманского духовенства.
Вместе с тем управление такими обширными и удаленными территориями потребовало также и создания в Османской державе системы светского образования, построенной на европейских принципах: только она могла подготовить чиновника колониального типа, умевшего управлять социальными процессами в Америке и в Азии.
Первую серьезную военную реформу после осуществленных перемещений янычар и феодалов на заморские территории проводит Селим II. Вместо янычар им создается новый пехотный корпус. Для его обучения приглашены французские и немецкие офицеры, открыты офицерские училища. Флот оснастили более совершенными кораблями. Такого рода преобразования продолжаются и в XVII столетии, в результате появляется регулярная армия, всевластие же янычаров сходит на нет. Военными преобразованиями дело не ограничивается. На местную почву переносятся отдельные европейские достижения в военной промышленности, технике, управлении. Строятся первые казенные заводы по производству вооружения новейшего типа, первые группы турок посылаются на учебу в Европу.
Сильное централизованное правительство Османской державы не дает возможности для произвола сатрапов и пашей. Их привлекают к строгой ответственности за любые нарушения принятого правового кодекса. В нем имеются статьи, отражающие интересы турецкой торговой буржуазии, сформироэавшейся на потоке богатств, посыпавшихся как из рога изобилия после завоевания Америки и захвата торговых путей в Индийском океане. Теперь почувствовавшая свою силу буржуазия не боится вкладывать накопленные деньги в промышленность, банковское дело, транспорт.
Решительность, с которой проведены реформы дальновидными политиками, стимулирует развитие капитализма и тем самым, несмотря на остатки феодализма, спасают Османскую державу от превращения в полуколониальное государство, дают ей новый мощный импульс развития.
145
Подъем Османской империи в XVI-XVII веках приводит к дальнейшему расцвету турецкой культуры, искусства, литературы, к бурному развитию науки и техники. Архитектура становится все более самобытной, ибо османские строители творчески перерабатывают чужие стили. Особое влияние на них оказывают архитектурные стили Древнего Перу и Индонезии, не говоря уже об архитектуре Испании. Еще больший взлет испытывает литература. Появляются выдающиеся мастера слова, которых вдохновляли экзотика древ-неамериканской мифологии и малайские предания. Мощное влияние на нее оказывает и европейская поэзия. Уже в начале XVII века вводится книгопечатание, в стране создается система светского образования с обязательным преподаванием основ мусульманского богословия. Население становится грамотным, что способствует прогрессу турецкого общества.
Ислам проникает в Южную Америку, где наложил довольно-таки сильный отпечаток на жизнь местных индейцев, особенно подданных бывшей империи инков (где религия Солнца, по существу, уже была монотеистической). В результате смешения исламской и древнеамериканской культур возникает уникальная культура-гибрид, чье своеобразие очаровывает нас, людей конца XX столетия, как никакая другая культура.
Однако данный сценарий, как и многие другие, не осуществился. Минул «золотой век» Сулеймана Великолепного, янычары смещали неугодных им султанов, страна нищала, а Османскую империю наводняли товары европейских купцов, подрывая местное производство.

Япония не изолировалась от внешнего мира в XVII веке

В настоящее время во всем мире и в нашей стране проявляется большой интерес к Японии, достигшей потрясающих успехов в экономическом, техническом развитии, занявшей одно из первых мест в мире по этим показателям. Возникает вопрос о том, могла ли она совершить свой колоссальный рывок гораздо раньше, если бы не изолировалась от внешнего мира более, чем на 200 лет? И каков бы был в таком случае современный облик Дальнего Востока, а может быть, и мира? Известно, что незадолго до этого (первая половина XVII в.) Япония только стала единым централизованным государством. Здесь выдающуюся роль сыграл Тоётоми Хидзёси (его называют «японским Наполеоном» или «японским Иваном Грозным»), сумевший покончить с политической раздробленностью страны и создавший единую державу (см. Искендеров А.А., Тоётоми Хидзёси. М., 1984). После его смерти (1598 г.) власть оказалась в руках одного из его сподвижников Токугава Иэясу, провозгласившего себя в 1603 г. сегуном (военным правителем). Вплоть до революции «Мэйдзи» (1867 г.) Японией правил сегунат Токугава.
Став сегуном, Иэясу провел серию реформ направленных на закрепление успеха: дайме (крупные феодалы) сохранили некоторые свои традиционные права, но признали авторитет сегуна и каждый второй год вместе с семьей находились в заложниках в Киото. Ремесло и торговля были изъяты из-под юрисдикции дайме и переданы в подчинение правительству вместе с городами. В результате аграрной реформы крестьяне еще крепче были прикреплены к земле. Были четко проведены границы между сословиями (самураи, крестьяне, ремесленники, торговцы).
147
В основу своей внешнеполитической деятельности Току-гава положили принцип изоляции Японии от внешнего мира. Однако вывод, что сегуны были особенно предрасположены к политике изоляции в силу консерватизма, присущего их мировоззрению, отнюдь не является обоснованным. Изясу Токугава заботился о развитии заморской торговли и на первых порах находился в дружеских отношениях с христианскими миссионерами. Стремление к тому, чтобы быть единоличным правителем страны и обеспечить себе полную лояльность подвластных, привело постепенно сегуна к ограждению островного государства от внешних сил. Американский историк Дж. Холл пишет: «В процессе перехода Токугава к политике изоляции можно увидеть переплетение трех тенденций: 1) стремление к установлению внутренней политической стабильности; 2) желание иметь монополию в области заморской торговли; 3) страх перед христианством» (Hall J.W. Japonia od czasow najdawnejszych do dzisiaj. W.. 1979. S. 156).
Вначале Изясу Токугава стремился к развитию торговых отношений с иными странами и терпеливо вел переговоры с китайцами, испанцами, англичанами и голландцами. Однако ему не удалось превратить Эдо в торговый порт, так как европейские купцы предпочитали порты Кюсю, а китайцы отклонили предложение Изясу об установлении официальных торговый контактов и создании торгового флота, пользующегося правительственными лицензиями. Эти неудачи склонили Изясу и его преемников к монополизации существующей торговой деятельности посредством системы выделенных портов и предоставления концессий купцам. Так, в 1604 г. союз купцов, торгующих шелком в Осака, Киото и Нагасаки, получил специальное монопольное право на импорт и торговлю шелковой нитью.
Тем временем снова дала знать о себе проблема христианства — Изясу, хотя и относился дружественно к миссионерам, никогда не отменял запрета этой религии, наложенного в 1587 г. Хидзёси. В 1612г. этот вопрос поднял один из дайме с острова Кюсю—последователь христианства. Это привело к тому, что правительство потребовало от всех вассалов рода Токугава и всех, живущих в их поместьях, отречения от чуждой религии. Дайме Такаяма Юко был изгнан в 1614 г. из страны в рамках усиления акций по очищению Японии от сторонников христи-анства (см. Dunti С J. Evryday Life in traditional Japon. Tokyo. 1982. P. 7-8).
С того момента стремление к монополизации заморской торговли и страх перед христианством действовали уже вкупе, подталкивая сегунат в направлении к политике строгой изоляции. В 1616г. заморская торговля была ограничена портами в Нагасаки и Хирадо. В 1622 г. новая волна преследований христиан привела к смерти 120 христианских миссионеров и неофитов. В 1624 г. из Японии изгнали испанцев, годом раньше англичане сами отказались от попыток получить право на торговлю в Стране восходящего солнца. С той поры все японцы, подозреваемые в приверженности христианству, подвергались неслыханным пыткам и, тысячи новообращенных вынуждены были отказаться от своей веры. Католическая церковь насчитала свыше трех тысяч случаев мученической смерти японских христиан в это время. Такая реакция сегуната на христианство объясняется его страхом перед возможным колониальным захватом европейскими державами Японии. «Еще в Европе почти ничего не знали о Японии, а ее элита уже прекрасно была осведомлена о том, что происхо-дит в большинстве европейских государств, и давала себе отчет в том, какую политику европейские страны проводят в Азии» (Frederic L. Zycie codzienne w japonii u progu nowoczesnosci. W.. 1988. S. 7).
Вместе с тем японцы не упускали случая воспользоваться техническими достижениями европейцев. Например, в 1543 году были скопированы мушкеты голландских купцов, после чего резко возросло их число, значительно изменив характер феодальных войн. Англичанин У. Адаме, которого в 1600 г. силой задержали в Японии, посвятил японских кораблестроителей в секреты европейской техники судостроения.
Следует иметь в виду, что, изолировав Японию от внешнего мира, Токугава отнюдь не практиковали строгую и полную изоляцию. Они понимали, что контролируемые контакты с европейцами могут принести немало пользы стране. Известно, что среди всех европейцев ими были выделены голландцы, через которых в Японию проникала европейская наука и культура. Не надо забывать о присущей японцам способности перенимать все полезное у других народов и использовать в своих целях. Неудивительно, что образованные японцы, освоившие европейскую науку и культуру, использовали их активно и осознанно для совершенствования экономики отечества. «Однако изоляция страны,—подчеркивает Л. Васильев,— не вела ее к быстрому прогрессу. Если в XVII в. реформы и укрепление внутренней стабильности привели к относительному процветанию экономики Японии, то XVIII век принес с собой упадок и начало экономического кризисах (Васильев Л.С. История Востока. М., 1993, т. 1, с. 443).
Действительно, ограничив торговые отношения с европейскими державами, правительство Токугавы снизило потенциал экономического развития Японии. Трудно оценить, однако, к каким последствиям могла привести политика свободных контактов страны с Европой. Неясно также и то, привело ли бы поддержание живого общения с Западом и Китаем к усилению внутренней борьбы дайме с сегунатом или нет (см. HaLL J. Op. cit. S. 158). Во всяком случае эта изоляция на первых порах обеспечила Японии мир, благодаря которому она сумела создать эффективную политическую организацию и достигнуть успехов в сфере экономики и культуры.
Представляет поэтому интерес промоделировать такой неосуществленный сценарий мировой цивилизации, когда Япония отказалась бы от политики изоляции, продолжающейся свыше 200 лет.
Допустим, что правящая элита Японии не испугалась возможной колонизаторской политики ведущих европейских стран по отношению к своим землям. Проистекает это из ряда обстоятельств, к которым, в первую очередь, относятся культурные факторы и особенности японского национального характера. В этом случае сегуны стремились бы получить как можно больше информации о состоянии дел в Европе, и поэтому они организовали в Англии, Франции, Испании и других европейских странах свои посольства (естественно, открыв доступ европейским дипломатам в своей стране) и стали регулярно посылать способных юношей из сословия самураев и торговцев на получение образования в западноевропейских университетах. Эти постоянные контакты позволили сегунату сделать вывод о том, что в Японии и Западной Европе протекают практически идентичные процессы в сфере культуры. Действительно, имеется ряд поразительных аналогий явлений, которые наблюдаются приблизительно в одно и то же время в Европе и Японии. «Правда, в конце XVI и в XVII в. мы обнаруживаем в Европе поздний Ренессанс, унаследовавший вдохновение у более раннего Ренессанса предшествующих веков. В какой-то степени то же самое можно сказать и о Японии, поскольку некоторые из описанных нами событий уходят корнями в эпоху Аси-кага. Во многих конкретных случаях параллели настолько очевидны, что если мы имеем право называть европейский культурный подъем Ренессансом в самом широком смысле этого слова, то, вероятно, с таким же правом можно применять этот термин и к японскому культурному процессу этого времени» (Кирквуд К. Ренессанс в Японии. М., 1988, с. 257).
Для нашего аспекта рассматриваемой проблемы существенными являются следующие параллели. Во-первых, и Японии, и Европе присуща высокоразвитая феодальная система, имеющая множество похожих признаков. Во-вторых, и Япония, и Европа вступили в эру исследований и мореплавания, что в конечном счете привело к значимым переменам в интеллектуальной и торговой сферах. Одни осваивали Средиземное море, Атлантический, Индийский и Тихий океан, другие (японцы) — Тихий океан, Японское море, Желтое море, Восточно-Китайское и Южно-Китайское, Охотское море.
«Средиземное море, — отмечает У. Дэйвис,— продолжало сохранять свое значение для торговли. Государства, такие, как Венеция и Генуя, которым выпало счастье находиться на его побережье, стали могучими торговыми державами... Венеция и Генуя превратились в крупнейшие рынки мира... Географические открытия повлекли за собой огромные перемены. Из Средиземного моря мореплаватели проникли в Атлантику. Сразу же на первое место выдвинулись такие страны, как Голландия и Англия, до того находившиеся на периферии торгового мира. Открытие пути в Индию через мыс Доброй Надежды наряду с захватом Константинополя турками почти положили конец средиземноморской торговле. Появились приборы, способствующие развитию навигации и, следовательно, сильно повлиявшие на торговлю. Улучшилась конструкция судов. Быстроходная галера, оснащенная двумя-тремя рядами весел и имевшая небольшую осадку, была великолепна для использования в спокойных водах внутренних морей, но совершенно неприемлема для плаваний в Атлантике. Поэтому появился новый тип корабля, способный противостоять самым ужасным ветрам и медленно, но надежно совершать кругосветные путешествия» (Davies W. How to Read History. L., 1924. P. 105-106).
Аналогичные тенденции были присущи и Японии —на протяжении тысячи лет осуществлялись контакты с Китаем. Их активность значительно возросла в конце XVI столетия. С этого же времени японские корабли вышли в Тихий океан, и перед японскими путешественниками открылся громадный мир.
В-третьих, Версаль, Лондон и Киото представляли собой центры монархий и аристократии. В них доминировали дворы с их хорошим вкусом, рафинированностью и изяществом. Одновременно в них же или их торговых двойниках (Париже, Лондоне и Осака) возникла буржуазия, которая не только занималась торговлей, но и стремилась насладиться жизнью, совмещая гедонизм с прагматическим подходом к миру. «Она определяла ритм жизни на бульварах Франции, в кофейных домах Лондона (где только за время жизни одного поколения их появилось две тысячи) или в оснащенных фонарями чайных домиках быстро растущих «кварталов развлечений» Киото и Осака. Этот класс начал ощущать собственную силу и значимость своей роли в общественной жизни страны» (Кирквуд К. Указ, соч., с. 261). Именно эти крупные центры внесли немалый вклад в формирование вкусов и нравов японского и европейских народов.
В-четвертых, и в Японии, и на Западе в это время происходят активные поиски в сфере религии и этики. В Японии подвергся реформам буддизм, который заменило конфуцианство, ставшее идеологией государства и относившееся к светским проблемам подобно английскому пуританству. Для культуры Западной Европы и Дальнего Востока XVIII столетия характерны взлет гуманизма и рост секуляризма, когда прагматизм и богатство вытеснили из душ людей небесные помыслы и заставили их обратиться к сугубо земным делам.
И Япония, и страны Запада прошли в целом одни и те же фазы культурного развития, присущие переходу от феодальной системы к буржуазному обществу. «Экономические факторы способствовали подъему среднего сословия,— отмечает К. Кирквуд, — и простолюдины приобрели в общественном механизме большую силу. Аристократия, а в сущности — автократия, все еще существовала, но под натиском денег она теряла свою, основанную на военной мощи, позицию исключительности. Наряду с переменами в отношениях между социальными группами произошло изменение самого характера культуры: из величавой собственности привилегированных сословий она стала достоянием масс и приняла общедоступную форму» (Кирквуд К. Указ, соч., с. 263).
Важно именно то, что и на Дальнем Востоке, и на Западе одновременно существовал переходный период. Как раз эту особенность и использовала японская элита, которая сумела получить в свое распоряжение практически чуть ли не весь научно-технический потенциал Запада. Все новинки в области науки и техники моментально воспроизводились в Японии и находили свое место в начавшейся экспансии, за счет которой сегунат смог решить внутренние проблемы.
Политика сегуната, в целом направленная на увековечивание господства феодалов, под влиянием происходящих изменений вынуждена была выпустить пар из котла.
153
Бурно развивалось городское хозяйство, представленное ремеслом и мануфактурной промышленностью, увеличились объемы торговых операций, возросло значение торгово-ростовщических домов.
Новые экономические отношения проникали и в деревню, где поднялась роль ремесла и активизировались отхожие промыслы. Разбогатевшие крестьяне и городские буржуа начали скупать землю. Товарно-денежные отношения стали выходить за рамки феодальной регламентации, так как ряд феодалов стали заниматься торговыми и финансовыми операциями. «С другой стороны, в Японии шел процесс обнищания основной части самого многочисленного ее сословия — крестьянства, жестоко страдавшего от растущих феодальных поборов и повинностей. Разорение и люмпенизация коснулись и части мелкого дворянства. Все это вело к сужению круга лиц, материально заинтересованных в сохранении существующих порядков (Гайдар В. Революции Мэйдзи 125 лет // Знакомьтесь —Япония. 1993. № 1.С. 49). Поэтому, по примеру западноевропейских держав, Япония тоже включилась в процесс захвата колоний. Это позволило снять внутреннее социальное напряжение — энергия нищих крестьян и люмпенизированных самураев была направлена на завоевание новых колоний и освоение их ресурсов.
Колониальная экспансия Японии в первую очередь устремлялась на Север, где находились территории, еще не ставшие добычей Португалии, Испании, Англии, Голландии и Франции. Отряды японских «конкистадоров» высадились на Дальнем Востоке и, не входя в соприкосновение с могущественной китайской империей, захватили колоссальный регион от Уссури до Камчатки и от Байкала до Аляски. Именно русские в поисках пушнины, этап за этапом овладевавшие бассейнами Оби, Енисея и Лены, в 1689 натолкнулись на берегу Амура на китайские посты (см. Бродель Ф. Время мира. М., 1992. С. 468-469)и японские поселения недалеко от Лены. В Сибири, на Дальнем Востоке и Аляске японцы приучили нанайцев, эвенков, коряков, чукчей, эскимосов и представителей других малых народов Севера платить дань собольими и лисьими шкурками. Управлять этой огромной территорией было нетрудно в силу малочисленности проживающего на ней населения. Следует отметить, что японцы довольно легко вписались в местное монголеидное население не только из-за принадлежности к одной расе, но и в силу близости синтоистской религии туземным верованиям. Со временем здесь распространился и буддизм в его японском варианте, ибо буддизм гибко приспосабливается к иным религиям, поглощает их и незаметно входит в сознание аборигенов.
В Японию пошел поток леса, пушнины, рыбы и других товаров, которыми так богаты Сибирь, Дальний Восток и Аляска. Меха продавались в Китае и Европе, принося большие доходы японским купцам и обогащая казну сегуна. Стараниями японских крестьян, работающих уже на самих себя, все плодородные земли были аккуратно возделаны и приносили щедрый урожай пшеницы, сои и других сельскохозяйственных культур. Не приходится говорить уже о том, что Камчатка с ее прекрасной природой и гейзерами была превращена в райский уголок. Не случайно со временем здесь выросли шикарные курортные комплексы, притягивающие желающих отдохнуть и туристов со всего мира.
Японская колониальная экспансия продвигается и в противоположном направлении — на юг, где находились Австралия и Новая Зеландия. И здесь японцы основывают свои поселения, чтобы осваивать и использовать несметные природные богатства южного континента. Гораздо позже знаменитый капитан Дж. Кук пытался пристать к восточному берегу Австралии; «Эта часть Австралии была гористая, и там росли огромные деревья. Несколько дымков показывало, что берег населен: жители, довольно многочисленные, поспешно убегали, как только англичане начинали готовиться к высадке» (Берн Ж. Мореплаватели XVIII века. М., 1993, с. 147). Однако первыми, кого увидели члены экипажа корабля Дж. Кука, оказались вооруженные солдаты японской армии во главе с офицером-самураем. От него Дж. Кук узнал, что японцы нашли общий язык с австралийскими аборигенами на религиозной почве — именно синтоизм великолепно стыкуется с анимистическими верованиями туземцев. Правда, не все аборигены отнеслись добродушно к японцам: аборигены восточной части Арнемленда были свирепыми и непокорными людьми: «В западной части полуострова происходили вооруженные столкновения с китайцами — торговцами лесом, а также с японцами: но в основном с японцами — искателями жемчуга соприкасались аборигены Восточного Арнемленда: вплоть до 30-х годов здесь имели место случаи убийств как японцев, так и европейцев» (Берндт P.M., БерндтК.Х. Мир первых австралийцев. М., 1981. С. 395-396). Австралия и Новая Япония (Зеландия) стали представлять собой одну из жемчужин растянувшейся на весь азиатско-тихоокеанский регион Великую Японию.
С начала XVII века сегунат поощряет торговлю с Аннамом (Северным Вьетнамом), Сиамом (Таиландом) и Китаем. С торговцами в Аннам и Сиам проникают японские миссионеры, где им пришлось столкнуться с первыми в Индокитае католическими миссионерами-французами. В результате изворотливости японцев французы были вытеснены из Аннама и Сиама, в них остались только единицы французских священников и торговцев.
В конце XVIII столетия Аннам потряс политический кризис, связанный с восстанием тэйшонов (см. Васильев Л .С. История Востока. М., 1993. Т. 2, с. 59-60), что послужило поводом для усиления вмешательства японцев в дела этого государства. Официальный представитель Японии принимает активное участие в невзгодах свергнутого с трона Нгуен Аня и, апеллировав за помощью к сегуну, добивается организации военной экспедиции в Индокитай, которая помогает подавить восстание тэйшонов.
С этих пор установились весьма тесные связи Японии и Вьетнама, относящихся к конфуцианскому кругу культур. Не пропали и усилия японских миссионеров, чей синтоизм и буддизм нашел отклик среди местного населения (не надо забывать, что сюда буддизм в свое время занесли буддийские проповедники из Индии).
Благодаря гибкой политике Япония сумела превратить Индокитай в свой протекторат, ставший для нее важным рынком сбыта и опорной базой в Юго-Восточной Азии. Японское присутствие в Индокитае умерило колониальные аппетиты Франции и Англии, более того, отсюда Страна восходящего солнца стала активно проникать в Индию.
Индия представляла собою единственное крупное государство (точнее даже группу государств, объединенных общей цивилизацией, религиозными традициями и социально-кастовых принципов внутренней структуры), которое стало колонией (см. Васильев Л.С. Указ. соч. Т. 2, с. 26). Как всегда, сегунат получил от своих информаторов достаточно исчерпывающие данные о положении дел на индийском субконтиненте. Он сумел воспользоваться промахами Аурангзеба, который, как приверженец ислама, стремился выкорчевать ростки идей и настроений, посеянных его великим прадедом Акбаром. Он запретил живопись, музыку и танцы, приказал разрушить до основания многие индусские храмы, а из их камней выстроить мечети (см. Han-sen W. Pawi tron. W., 1980). Более того, самой последней каплей, переполнившей чашу унижений и оскорблений, был запрет Аурангзеба ездить на слонах индусам даже самого знатного происхождения.
Наибольшую ненависть Аурангзеб вызвал введением когда-то отмененной Акбаром ненавистной джизии (унизительный налог на индусов-паломников). По стране прокатилась волна народных выступлений, в том числе и восстание маратхов, славившихся своей быстрой конницей и образовавших независимое от Моголов государство со столицей в Пуне.
Посланцы сегуна устанавливают дружественные контакты с правителем маратхского государства Шиваджи и, когда скончался в 1707 году Аурангзеб, то именно маратхи оказали немалую помощь японцам в овладении ситуацией на индийском субконтиненте. Ведь Могольская империя стала фактически распадаться, три преемника Аурангзеба превратились в марионеток враждующих между собою раджей и махараджей. Эта практически не затухающая междоусобица подготовила почву для проникновения в страну японцев и последующего ее превращения в колонию.
В такой ситуации японцы сравнительно легко, без особых затрат и потерь, в основном руками самих индийцев (тех же маратхов и других), захватывают власть и устанавливают свое господство в Пенджабе после победы над сикхами в 1849 г. Для них не возникает проблемы управления гигантской колонией, ибо они правили так, как это было определено веками и понятно всем азиатским народам. Японцами учтены и новые обстоятельства, вызванные тем, что присоединение Индии Японией явилось следствием сложных экономических и социальных процессов во всем мире, ведущих к образованию мирового капиталистического рынка с включением в него колонизуемых стран. Ведь Страна восходящего солнца к этому времени превратилась в конституционную монархию с мощной промышленностью и прекрасно оснащенной армией и флотом. Поэтому Японии не составляет особого труда вытеснить из Индии британскую Ост-Индскую компанию и остановить английскую и французскую экспансию в азиатско-тихоокеанский регион.
Молодой японский капиталистический хищник принимает участие и в опиумной войне, когда английские и французские отряды под командованием X. Гранта взяли Пекин (см. Харботл Т. Битвы мировой истории. Словарь. М., 1993, с. 144). Это означало открытие Китая для европейской колониальной экспансии, к которой подключается и Япония. Воспользовавшись упадком маньчжурской династии Цин, она не только поставила свою подпись на документах целой системы неравноправных договоров с Китаем, предоставлявших иностранному капиталу торговые, таможенные и другие экономические, политические и правовые льготы, но и заняла Маньчжурию.
Таким образом, завершается создание Великой Японии, охватывающей практически чуть ли не весь азиатско-тихоокеанский регион. Не следует забывать и тот существенный момент, что она обладала высокоразвитой экономикой и огромным финансовым капиталом, что выдвинуло ее на одно из первых мест в мире.
Однако такого рода сценарий мировой цивилизации
тоже оказался неосуществленным.

Африка — не колония европейцев

В последнее время все более возрастает интерес к истории Черной Африки, к многообразию ее племен, культур и цивилизаций. Исследователи (европейские и африканские) стремятся выяснить ее роль в генезисе цивилизаций Средиземноморья, определить ее место в будущем. Многие сходятся на том, что имеется доля истины в утверждении: «Африка еще не открыта». Но уже сегодня нам известно об африканском континенте неизмеримо больше, чем знали древние или даже ученые первой половины XX столетия. И это дает основание предполагать, что в истории Черной Африки тоже имелись свои неосуществленные сценарии развития той или иной культуры и цивилизации. Отечественный специалист по цивилизациям Ю. Кобщанов в предисловии к книге С. Кулика «Черный феникс: Африканские сафари» пишет следующее о возможностях этого континента: «По этнокультурному разнообразию и богатству исторических истоков, своего рода «культурно-историческому генофонду», Африку, по-моему, можно сравнить только с Азией. В этом отношении она намного превосходит Европу, доколумбову Америку, Австралию с Океанией. На Черном континенте находилась колыбель человечества. Здесь же, в долине Нила, зародился, а затем успешно развивался в течение тысячелетий египетский очаг цивилизации, значение которого для цивилизаций Европы, Азии, конечно, самой Африки трудно переоценить» [118, 6].
159
Очевидно, что в контексте создаваемой всеобщей истории полученная информация за последние полвека позволит рассматривать конкретные структуры и институты Африки и Европы«как вариации на одну тему» [60, 171J. Не следует забывать того основополагающего факта, что истоки западной цивилизации, по сути дела, восходят к культуре Древнего Египта (А. Диоп), которая является негритянской. К югу от него, тоже на Ниле, в древности и средние века процветал нубийский очаг цивилизации, к юго-западу, в оазисах вели-чайшей в мире пустыни, — сахарский, к юго-востоку, на Эфиопском нагорье, — эфиопский очаг. Между ними и за ними обитали не затронутые цивилизацией скотоводческие племена кушитов и нилотов, пигмеи и бушмены, а также другие племена и народы Тропической Африки. В средние века на огромной территории банту, которые умели выплавлять железо и мотыжить землю, создали несколько десятков раннефеодальных княжеств и царств, а на просторах южных саванн основали обширные империи (из них наиболее известна Мономотапа). Мы не говорим уже о таких типично традиционных африканских царствах, как Бурунди и Нгване в Свазиленде с их яркой, своеобразной культурой, или о суахилийской цивилизации восточноафриканского побережья. При рассмотрении всей этой многокрасочной картины становления цивилизаций на Черном континенте необходимо учитывать «стадиальный» компонент понятия «цивилизация», ибо не существует «некоего универсального обязательного набора элементов культуры, знаменующих выступление того или иного народа на пороге цивилизации» [114, 5].
Археологические данные свидетельствуют о том, что в Африке существовали центры древних цивилизаций (о них до этого почти ничего не было нам известно). Благодаря раскопкам Килвы (Танзания), города-государства Восточной Африки предстали в совершенно ином виде, а руины столицы Древней Ганы Кумби-Сале оказались немыми свидетелями давно исчезнувшей цивилизации. Обнаруженные на безводных сейчас нагорьях Центральной Сахары десятки тысяч прекрасных наскальных картин и фресок дают ценные сведения о развитой культуре Африки. В ходе историко-культурного развития народов континента, рождения и становления тех или иных цивилизаций необходимо учитывать и взаимодействие культур, например, негритянских с европейской и исламской [29, 4].
Особого внимания заслуживает колониальный период в истории Черной Африки, который зачинатели африканской историографии Аде Аджайи и Жозеф Ки-Зербо назвали периодом «колониальной аномалии» на континенте и расценили «как своего рода сошествие во ад, заслуживающее только забвения» [70, 40]. На наш взгляд, эту «колониальную аномалию» невозможно предать «забвению», ибо она «вписана» в определенную фазу глобального процесса, важными составляющими которого являются как европейская, так и неевропейские цивилизации. Именно европейская цивилизация в XVI столетии начала колониальную экспансию, причем здесь обычно выделяется два основных периода: ранняя и постпромышленная экспансия. По мнению В.А. Зарина, исходными причинами европейской колониальной экспансии являются укрепление абсолютистской власти на стадии позднего феодализма (вот почему сначала развертывается испано-португальская колониальная экспансия) и завершение формирования предпосылок капиталистического развития Западной Европы [77, 125]. Данные причины вызвали усиление внешней агрессивности европейских государств, направленной и на Новый Свет, и на Восток, в том числе и Тропическую Африку.
Возникла колониальная система, принесшая неисчислимые бедствия многим народам мира, относящимся к кругу неевропейских цивилизаций.
На африканском континенте появление и закрепление европейских колонизаторов и связанная с ними трансатлантическая работорговля с ее опустошительными последствиями затормозили развитие Африки, а в некоторых ее регионах даже прервали [29, 99]. В результате длительной «охоты на чернокожих», где европейским работорговцам оказывали помощь многие африканские племенные вожди, через Атлантику для нужд Нового Света было вывезено свыше 10 млн. рабов [97, 30], по другим оценкам — 14 млн. [163, 122], по самой максимальной оценке — 60 млн человек [163, 211]. Если принять среднюю цифру, то это означает потерю для африканской демографии примерно 112 или потенциальных человек.
161
Теперь представим себе совершенно фантастический несбывшийся сценарий мировой истории — Черная Африка не колонизована европейцами и работорговля не приняла такого гигантского размаха (не следует забывать, что некоторая меньшая часть рабов продавалась в арабский регион).
Такой сценарий возможен либо в случае, когда сохранился евразийский культурный и экономический баланс, что не позволило появиться новому евроатлантическому пространству, в рамках которого западная цивилизация на-чинает обгонять Восток, либо просто не возникла во всемирной истории «аномалия», каковым является именно развитие Европы от античности до наших дней, ибо остальной мир являет собою норму [233, 167]. Иными словами, такой сценарий в принципе мог бы осуществиться при наличии соответствующих исторических условий.
В данном случае неосуществившийся сценарий мировой истории имеет как бы два лица — одно связано с Западом, другое определяет мир Африки.
Рассмотрим первое лицо этого «неправдоподобного» сценария, в соответствии с которым резко замедляется развитие капитализма по обе стороны Атлантики.
Итак, торговли африканскими рабами практически не существует, ибо у самих африканцев рабство существовало в незначительных размерах; в рабов обращали только военнопленных или должников [144, т. I, 397). Следовательно, работорговля не приносит никакой значительной прибыли, и поэтому она не субсидируется ни англичанами, ни испанцами и португальцами. Нет заказов на строительство специальных невольничьих кораблей с особыми межпалубными помещениями — нет и роста Ливерпулю, он остается небольшим городом. Более того, начало промышленной революции не оказало существенного влияния на развитие хлопкопрядильной промышленности Ланкашира в Англии, так как хлопок для ланкаширских фабрик поставляли большие плантации южных штатов Северной Америки. Из-за нехватки рабочих рук невозможно их расшнрение, поэтому не стимулируется и развитие хлопкопрядильной промышленности Англии.
В пресловутом «торговом треугольнике» Атлантики — вывоз металлических изделий, тканей, кож, различных видов огнестрельного оружия и рома из Англии на побережье Гвинейского залива, попытки обменять их на черных рабов в большинстве случаев неудачны. В случае успеха они отправляются в Америку, преимущественно в Вест-Индию. Отсюда сахар, патока и ром направляются в Англию или североамериканские колонии, поставлявших, в свою очередь, в Вест-Индию продукты питания и изделия из дерева. Плантационное хозяйство, и начавшееся было становление рабовладения в Вест-Индии, хиреет. Весьма слабая торговля рабами не создает значительных источников увеличения производимого продукта и замедляет накопление капитала Великобритании. Падение вест-индской торговли, практическая неэффективность атлантического «торгового треугольника», прекращение реэкспорта отдалило «коммерческую революцию», сопровождаемую созданием международной финансовой системы для обслуживания торговых контрагентов, не позволило Лондону стать транзитным портом мировой торговли, превзошедшим Амстердам.
Поскольку на юге Северо-Американских штатов плантации из-за недостатка рабочих рук не получили широкого распространения, поскольку ему в своем развитии пришлось стать на путь Севера, где доминировала промышленность (хотя и пришлось развивать сельское хозяйство фермерского типа). Это значит, что хлопок и табак Юга не занимают значительного места в торговле с Европой. Переориентация экономики юга приводит к укреплению союза Северо-Американских штатов, и они избежали возможной гражданской войны.
Не менее существенно и то, что Соединенные Штаты Америки не знают ужасных и кровопролитных столкновений на расовой почве, что в них представления не имеют о сожжении негров на костре или их линчевании. В конце XX . столетия здесь достаточно спокойно —никаких проявлений расовой ненависти со стороны негров к белым, никаких массовых столкновений с многочисленными жертвами и значительными разрушениями. Тем самый Америка не теряет контроля над собственным развитием, ибо не существует такого дестабилизирующего мощного фактора, как расовая проблема на основе отношений белых и черных, этого горючего и легко воспламеняющегося материала. Напротив, Америка достаточно эффективно использует наличие в ее многонациональной державе незначительный процент негров в экономических, политических и культурных связях с могущественными государствами и высокоразвитыми цивилизациями Черной Африки.
Имеют значение для англоамериканской цивилизации и культурные контакты с богатыми и своеобразными культурами африканского континента, особую значимость приобретает традиционное мироощущение негров в решении глобальной экологической проблемы. Ведь «африканец верит в священное увековечивание порождающих сил его линии происхождения...», он исходит из веры в то, что «нечеловеческие элементы природы (деревья, животные и неорганические сущности) представляют собой продолжение, а также средства жизни тех, кому они принадлежат» [148, 30]. Именно подобного рода концепция жизни начинает играть плодотворную роль в решении одной из трудных глобальных проблем.
Достижения культур цивилизаций и народов Черной Африки дополняют плоды «англопротестантской цивилизации» (Э. Урбанский). Американцы очарованы блеском иной, негритянской культуры. Англопротестантской цивилизации, созданной колонистами из Англии и других англосаксонских стран, не хватает глубокой традиционной, европейской культуры. В отличие от Латинской (Иберийской) Америки, куда испанцы принесли блестящую культуру Возрождения, англосаксы привезли с собой бедную пуританскую культуру с ее строгой моралью и утилитаризмом [278,46-47]. Поэтому американцы потянулись к негритянской культуре с ее музыкой, танцами, живописью и мифологией. Знаменательно, что молодые американские музыканты обратились «к гармонической архитектонике блюзов и популярных песен, заложивших фундамент для развития джаза» (созданного неграми), что они заново «открыли красоту звучания неэлектронных инструментов» [157, 29]. В целом можно сказать, что африканские культуры оказали благотворное влияние на молодую североамериканскую культуру.
Теперь рассмотрим второе лицо неосуществленного сценария— эволюция мира Черной Африки, не обескровленной трансатлантической работорговлей.
С начала XVI века на подъеме находится внутриафриканская торговля, а в XVII столетии увеличился товарооборот транссахарской торговли по дорогам Западного и Центрального Судана. Это увеличило богатство Северной Африки, через которую товары из стран европейского Средиземноморья проходили на рынки Гао, Джение и Томбукту. Тот же Томбукту, основанный в 1100 г. туарегами, славился своими университетами и процветающей торговлей. Его называли самыми экзотическими именами: «Царица пустыни», «Ключ к Сахаре», «Жемчужина Судана», а один старый суданский летописец следующим образом определил его значение на заре XIVвека: «Это место встречи пироги и верблюда» [41,211]. Под пирогой подразумевается Судан с его плодородием и изобилием во всем, тогда как верблюд означал всю Северную Африку со всеми ее богатствами и Европу, представленную складами с товарами в портах «варварских» государств. Томбукту выступал в качестве посредника между югом и севером, он соединял берберр-арабский мир и страну «черных». Но Томбукту был не только торговым центром, он был также интеллектуальной столицей этого громадного региона вплоть до середины XX века.
В социокультурном регионе побережья Бенинского залива не позже X-XIV вв. появились первые государственные образования, затем образовалась держава, или «империя», состоявшая из городов-государств, государств и догосудар-ственных образований различных этносов. Подавляющее большинство городов в странах побережья Бенинского залива были созданы йоруба или при их участии, ибо это самый урбанизированный народ в Тропической Африке средневековья. Недаром подчеркивается, что «йоруба живут в городах столько, сколько помнят себя, и презирают своих соседей, у которых не было городов и царей» [251-252]. Со временем здесь ^возникли мощные государства и блестящие цивилизации с их великолепной культурой, причем знаменитое искусство Ифе и Бенина получило импульс для своего дальнейшего развития. Так как в этих цивилизациях жизнь каждого индивида была гарантирована от нападений диких зверей и вражеских набегов, то с них взяли пример и другие народы Тропической Африки.
В Восточной Африке тоже процветают великолепные цивилизации, своими корнями уходящие в седую древность. Достаточно упомянуть Эфиопию, где когда-то существовала аксумская цивилизация с дворцами в шесть и даже четырнадцать этажей — целые небоскребы в Африке, воздвигнутые в начале нашей эры. А изумительные храмы, созданные по распоряжению христианского царя Лалибэлы (1190-1228 гг.): их особенность в том, что их не строили, а ваяли. Мы не говорим уже о прекрасной исламской цивилизации суахили, расположенной на восточноафриканском побережье. Обитатели этого региона — от сомалийского города Варшейка до мозамбикского мыса Делкаду — имеют общие обычаи, традиции, религию, национальную психологию и самобытную, зрелую и самостоятельную культуру.
Суахилийская цивилизация, унаследовавшая много элементов арабо-мусульманской культуры, оригинальная эфиопская цивилизация, представляющая редкий пример преемственности культуры на протяжении двух с половиной тысяч лет, превосходит западную цивилизацию по целому ряду параметров. А чего стоит философия догонов с их необычной космологией! Хотя есть и нецивилизованные бушмены.
Но многое из этого так и не осуществилось из-за европейского колониализма.