1.5 Сословное общество как этап развития и форма структурирования социального пространства (К проблеме формирования демократических институтов)

Крах коммунистического режима в России и формальное утверждение демократических институтов не привели к рождению правового государства; коррупция, манипулирование избирателями и растущий разрыв в уровне жизни между самыми богатыми и самыми бедными стали неожиданной (для многих) реальностью российского общества.

Одной из причин этой дифференциации является игнорирование особенностей организации социального пространства как пространства взаимодействующих людей, то есть игнорирование явной или неявной человекоразмерности основных социальных процессов. Эта дифференциация свойственна российскому социуму с первых веков его существования и тесным образом связана с пропуском существенных этапов в развитии российского общества, в первую очередь этапа, подобного сословному структурированию общества в истории Западной Европы.

Как уже не раз отмечалось в предыдущих разделах, если рассматривать человека в качестве функциональной единицы информационного общества, осуществляющей восприятие и переработку информации, то эта единица обладает весьма ограниченными возможностями. В режиме реального времени взрослый человек способен адекватно воспринимать индивидуальное поведение лишь сотни или нескольких сотен индивидов, будь то первобытные общины или невидимые колледжи науки (см. раздел 1.0). Как следует из оценок размеров минимального изолята (100-200 человек), перечисленные оценки отражают генетически заданный потенциал коммуникации Homo sapiens. Этот потенциал делает КПК-структуры фундаментальными ячейками структурирования социальных процессов и явлений. В частности, средневековые корпорации в Западной Европе были построены на основе прямой непосредственной коммуникации членов [204]. При превышении размеров КПК и в отсутствие технических средств коммуникации построенные на базе одной лишь прямой личной коммуникации общества распадаются [158, с. 69-81; 181]. Здесь, как и в других случаях, действует общее правило, "согласно которому степень дифференциации любой системы действия ограничивается эффективностью наличных механизмов интеграции; чем более адекватны  последние, тем дальше может заходить процесс дифференциации" [87, с. 47].

С социологической точки зрения способность адекватно воспринимать поведение КПК разных индивидов тождественна способности адекватно воспринимать КПК разных функциональных ролей. Если количество функциональных ролей в обществе не превышает КПК, то им может управлять один индивид, подобно тому, как бигмен (Big Man) [191,с. 203 и сл.] управляет своей общиной.

Такое правление есть не что иное, как режим чрезвычайного управления (например военная хунта), потому что в этом случае власть должна втиснуть поведение населения в набор КПК ролей – в набор тем более узкий, чем больше численность населения и соответственно потенциальное разнообразие его поведения. По мере роста населения это занятие будет требовать ограничения жизни социума все более жесткими рамками, то есть насаждения все более унифицированных форм жизни. Функциональные единицы из КПК-набора ("винтики" и "рычаги") станут важнее людей как людей. В результате сложится режим чрезвычайного управления, когда один человек (первое лицо власти) в режиме реального времени руководит всей жизнью сообщества почти как механической конструкцией (такова простейшая форма технократизма, реализованная в ленинско-сталинский период российской истории).

Ограничение жизни общества рамками КПК-набора функциональных ролей, вообще говоря, не означает неизменности этих ролей. Конкретные формы могут меняться, но если сохраняется набор из КПК ролей, сущность системы власти не изменяется. Универсальной особенностью такого режима будет необходимость приспособления всякого конкретного набора КПК ролей к меняющейся реальности и соответственно последовательный ряд периодов эскалации насилия, необходимого для очередного втискивания жизни общества в очередной конкретный КПК-набор. В порядке оправдания насилия потребуется поиск врагов и сакрализация насилия, в том числе сакрализация мобилизационных форм существования общества. Типичный способ такого развития - милитаризация жизни социума во имя борьбы с внешними и внутренними врагами ради защиты неких "святых идеалов" (см.также Приложение 6).

В подобных условиях любые формы саморазвития социума, по определению обладающие известной независимостью от власти, будут жестоко подавляться. Общество будет превращаться в аморфную массу индивидов, тем более аморфную, чем мощнее усилия по насаждению и модернизации КПК-набора функциональных ролей. "Вертикаль власти" будет структурировать систему связей в социуме и будет играть роль столба, на котором аморфная масса социума повисает подобно тому, как полотно шатра повисает на центральном шесте и приобретает некоторую форму. Стоит убрать столб – и шатер просто опадает, то есть общество как некоторая социальная форма прекращает существование.

Диалектика развития реализуется посредством односторонностей развития; чем разнообразнее односторонности, тем полнее развитие. "Вертикаль власти" играет роль единственной односторонности развития и потому развитие поневоле приобретает форму поочередной смены разных "вертикалей". Шатру приходится раз за разом опадать и подниматься заново с каждой новой "вертикалью". Подобное существование несет в себе самые серьезные угрозы устойчивому развитию общества.

Самый удобный момент для обновления КПК-набора функциональных ролей – это момент смены того первого лица власти, на которое замкнута "вертикаль". В этом случае конкретные формы одного правления заменяются на конкретные формы другого, то есть вместо одной односторонности развития появляется другая, один политический курс сменяется другим. Именно эти моменты наиболее опасны для устойчивого существования общества. Но именно такая динамика политических режимов зафиксирована в истории России; на протяжении последних 500 лет наблюдается взаимный антагонизм хронологически соседствующих режимов – например "десталинизация" после Сталина, "дехрущевизация" после Хрущева и т.д. [136, с.29-30, прим.15]. Одна из основных угроз устойчивому существованию – территориальный распад такой системы; распад есть не что иное, как легализация реально очень невысокого уровня развития независимых внутренних связей общества.

Продолжая метафору с шатром, заметим, что наиболее гибкое реагирование социума на перемены возможно только при опоре шатра на несколько шестов. Пока один шест сменяется, остальные держат форму шатра. Иными словами, необходимо несколько властных иерархий и тогда шатер будет сохранять достаточную устойчивость и при изъятии или ослаблении той или иной "вертикали".

В терминах КПК-наборов функциональных ролей  последнее означает преодоление ограничений единственного КПК-разнообразия путем перехода к взаимодействию разных КПК-разнообразий в рамках более крупной системы, внутри которой у каждого КПК-набора есть своя достаточно независимая ниша существования и, в частности, своя "вертикаль власти". Это не что иное, как переход от режима прямого (чрезвычайного) управления к режиму опосредованной коммуникации.

К примеру, в Западной Европе процесс объединения вполне унитарных КПК-наборов функциональных ролей был реализован в виде сословно-цеховой структуры. Сословия - это группы людей, обладающие наследуемыми правами и обязанностями и своим судом. Цеха, общины, братства и т.п. корпорации разного рода, формирующиеся на основе прямой непосредственной коммуникации членов, обладающие своими собственными правами и обязанностями, своими религиозными обрядами и своим судом, нередко являвшиеся военной силой в виде самостоятельных военных отрядов, избирающие старейшин и создающие союзы друг с другом и т.д. и т.п. – все эти сообщества образовывали живую ткань средневекового мира; политическая власть того времени имела дело не с гражданами, а с названными корпорациями [59, с.243 и сл.; 104]. Размеры таких сообществ (и субсообществ) могли была разными – от десятков до сотен и даже тысяч членов – но каждое из них характеризовалась институтами внутреннего сословного управления, обеспечивающими прямой непосредственный контроль за своими членами, что и дает основания говорить о каждом из них как о сообществе, родившемся на основе прямой коммуникации, а затем эволюционировавшем на основе КПК-набора функциональных ролей. Позднее (начиная с XIII в.) эта масса корпоративных КПК-структур постепенно унифицировалась в процессе национализации локальных сословий в рамках институтов национального представительства и превратилась в более крупные социальные группы, которые представляют собой сословия в более привычном нам смысле этого слова (например первое, второе и третье сословия Франции старого режима).

Итак, сущность системы управления в средневековом обществе (в данном случае в сословной монархии) заключалась в переходе от контроля за КПК-набором ролей к управлению КПК-наборами функциональных ролей; КПК-структуры были базой для цехов, общин и прочих групп, которые активно взаимодействовали друг с другом, формируя общности более высокого уровня. В результате существовало множество разных властных иерархий (от крупнейшей церковной до относительно мелких), каждая из которых обладала известной автономией, а на долю верховной власти (сначала как одной из этих иерархий, а затем по мере укрепления монархических институтов как основной иерархии) выпала роль посредника между разными иерархиями. В качестве примера крупнейших властных иерархий, обеспечивавших функционирование "феодального общества", можно привести выделенный Ж.Гурвичем ряд из пяти "обществ" с соответствующими им пятью иерархиями власти (изложено по [16, т.2, с.466-467, 558]):

- крестьяне и ближайшие к ним сеньëры,

- церковная иерархия,

- территориальное государство,

- собственно иерархия сеньëров (собственно "феодальный строй"),

- города.

Именно в такой системе власти, состоящей из амальгамы прямых и опосредованных взаимодействий, отказ от устаревших форм социального функционирования приобретает форму частичного или полного распада той или иной "вертикали" и частичной или полной переориентации части членов этой вертикали на функционирование в рамках других "вертикалей". В результате даже самые масштабные перемены всегда имеют принципиально частичный характер по отношению к целостности всего общества и не требует тотального обновления социальных форм. Тем самым они не несут сколько-нибудь серьезных угроз устойчивому существованию общества. Фактически это единственный вариант развития, который в долгосрочном плане (на несколько десятилетий и тем более столетий) минимизирует отрицательные последствия любых масштабных перемен.

Но даже в такой системе есть проблемы с управляемостью. В частности, с ростом населения общее количество КПК-наборов функциональных ролей увеличивается за счет появления новых групп (включая путь внутренней дифференциации крупных групп). При этом и новые, и старые группы в силу самой логики КПК-наборов остаются предельно костными (консервативными) по своей природе. Когда число таких консервативных групп составит КПК (а общее количество представленных группами ролей составит КПК²), верховная власть начнет испытывать проблемы с урегулированием отношений между ними, и механизмы сословного управления начнут буксовать. Появится потребность в другой системе управления, которая способна обойти человекоразмерность сословной организации социума и которая совместима, вообще говоря, с любым количеством КПК-наборов функциональных ролей. Такой системой управления стала система разделения властей, которая сформировалась как следствие процессов укрупнения сословий. Новая система власти помогла преодолеть и такой недостаток сословной организации, как косность КПК-наборов; благодаря ей не только КПК-наборы, но вообще любое количество КПК-структур получило возможность возникновения и изменения без непосредственной угрозы существованию всего общества. Однако данная система работоспособна только при условии принципиального равенства всех членов общества вообще и равенства разных властей друг перед другом в частности – то есть требует фактического, а не декларативного равенства всех перед законом.

Этот рост системы опосредованных связей и процесс формирования системы разделения властей хорошо видны по описанной выше особенности пространственного структурирования цивилизационного региона Западной Европы, и, в частности, по растущим масштабам территориальных образований на карте Западной Европы: от феодальных территориальных структур – к национальным государствам и от национальных государств – к Единой (Западной) Европе.

Описанная эволюция иерархического структурирования социального пространства в странах Западной Европы позволяет очертить ту идеально-типическую схему прогрессивной эволюции демократических режимов власти, которая в соответствии с методологией идеальных типов может быть использована для сопоставления с реальными процессами в целях изучения последних.

В соответствии с этой схемой демократические институты власти, обеспечивающие  представительство интересов всех граждан, складываются путем делегирования полномочий "снизу вверх" от одного уровня власти к другому. Наиболее простой идеальный тип такой иерархической организации выглядит как организация сообществ размером КПК, КПК², КПК³ и т.д.: КПК представителей первичных сообществ (по одному от каждого первичного сообщества) образуют группу управляющих для сообщества численностью КПК² человек. В свою очередь КПК представителей от сообществ размером КПК² образуют группу управляющих для сообщества размером КПК³ и т.д.

В реальности эта схема "воплощалась" следующим образом. В XI-XIII вв. в городах Западной Европы на основе первичных сообществ размером КПК формировались городские сообщества - системы размером КПК^1.5-КПК². Это были системы сословного (цензового) самоуправления. (В скобках заметим, что Афинская демократия рождалась схожим образом.) В XIV-XVIII вв. системы размером КПК^1.5-КПК² стали фундаментом для формирования сословий национального масштаба размером КПК^2.5 - КПК³ человек. Формирование органов представительской власти в масштабах целых стран привело к своего рода национализации сословий путем унификации локальных феодальных сословий. Наконец, уже в XIX-XX вв. в государствах Западной Европы утвердилось всеобщее избирательное право, то есть появились системы представительства размером КПК^3.5 и более человек. (Опять заметим, что система массовых политических партий и профсоюзов в странах Западной Европы есть отросток институтов предшествующего сословного представительства, выросший в самостоятельное дерево.)

Возможно ли создание такой системы разделения властей (хотя бы в виде основных работающих компонентов) в современной России в ближайшие десятки лет? Ответ зависит от готовности власти – верхушки и элит – к стратегически, а не тактически-ориентированному поведению. Россия до сих пор не прошла исторически-необходимый путь сословной эволюции; в ней нет условий для формирования послесословной системы разделения властей и, в частности, полного равенства всех перед законом, что постоянно демонстрирует практика – от коррупции и сепаратизма внутри страны до поведения России на международной арене. Сейчас такой готовности нет и рассчитывать на создание необходимой системы не следует (эти условия возникнут лишь около середины XXI в.).

Начальные процессы формирования сословий как реальных групп населения с наследуемыми правами и обязанностями и со своим судом имели место в России лишь в XVI-XVIII в. (по сравнению с XI-XIII вв. в регионах Западной Европы) и так или иначе развивались до начала XX в. Этот процесс был полностью прерван в 1917 гг. путем прямого уничтожения сложившейся сословно-классовой структуры и с тех пор вплоть до настоящего времени все процессы самоструктурирования КПК-наборов жестко пресекаются. В частности, современная российская коррупция есть не что иное, как процессы самоструктурирования КПК-наборов внутри унифицированного пространства российского социума, которые особенно мощно развились после 1991 г. именно потому, что ослабло унифицирующее давление КПК-набора ролей, насаждавшегося кремлевской верхушкой после 1917 г. (пик унифицирующего давления пришелся на 1917-1953 гг.). Борьба с коррупцией и сепаратизмом в современной России есть по сути борьба претендующей на монополизм в масштабе всего общества кремлевской верхушки (с присущим ей стремлением насадить унитарный КПК-набор ролей) со множеством более мелких претендентов на монополизм в отдельных частях социума, самопроизвольно рождающихся в этих областях жизни социума и в силу самого факта своей самопроизвольности противостоящих унитарному давлению кремлевской верхушки. Нет нужды доказывать, что необходимо изменить роль "вечного двигателя" самоструктурирования и канализировать его работу в положительную сторону, для чего необходимо изменить поведение обеих "сторон". Реализовать этот процесс возможно путем формирования групп населения, отличающихся друг от друга примерно так же, как отличаются сословия.

{Механизм связи между процессами развития таких групп и процессами воспроизводства коррупционных отношений исключительно прост и имеет в своей основе возможность монополизации власти в рамках КПК. К примеру, первое лицо власти в состоянии тотально (то есть в режиме реального времени) контролировать поведение КПК зависящих от него лиц и добиваться от них следования его интересам. Каждый из этого "ближнего окружения" в свою очередь в состоянии тотально контролировать деятельность других КПК человек и в тех пределах, в которых интересы этого лица и первого лица совпадают, проявляется косвенное следование интересам первого лица. В своей совокупности эти КПК кругов по КПК членов (порядка 10000 человек) образуют "дальнее окружение" первого лица, которое условно может быть разделено на две части: пионерные группы первого лица и членов его ближнего круга, определяющих преимущественно поисковый потенциал верхушки, порядка 1000 человек и прочих, обеспечивающих преимущественно социокультурную преемственность, то есть воспроизводство традиционной компоненты социокультурной динамики, формально их 9000 человек. За пределы дальнего окружения возможно лишь символическое влияние первого лица, причем использование этого символического влияния узурпируется преимущественно представителями дальнего окружения, но не всеми, а в первую очередь той их частью, которая не входит в состав пионерных групп первого лица и членов его ближнего круга.

В полицентрических иерархических системах именно указанные формально 9000 человек обеспечивают преодоление виртуального цивилизационного барьера и соединяют верхушку и элиты в единую систему, обеспечивающую управление в условиях самодостаточной социокультурной реальности. Основной принцип управления в таких условиях определяется надындивидуальным разделением труда (компетенциями) и потому выводит членов дальнего окружения из обычного режима прямой непосредственной коммуникации с первым лицом иерархии власти, сохраняя такой режим только для коммуникации с одним членом ближнего окружения первого лица: "вассал моего вассала – не мой вассал" (известный феодальный принцип).

В унитарноорганизованной системе преодоления виртуального цивилизационного барьера не происходит и ближнее и дальнее окружение сохраняют состояние вполне атомизированной массы, то есть массы, ориентированной только на текущую коньюнктуру прямых личных коммуникаций в режиме реального времени; в результате каждый член ближнего окружения первого лица выстраивает свое собственное ближнее окружение как вполне самостоятельную простейшую общину, каждый член которой ориентируется в свою очередь ориентируется не на отсутствующую самодостаточную социальную реальность, а на всё то же первое лицо всей иерархии, то есть ориентируется на отношения конъюнктурной личной преданности. Рождающаяся в таких условиях иерархия управления радикально отличается от аналога феодальной иерархии вассалов (хотя может чисто внешне имитировать ее за счет заимствования внешних форм), потому что отличается от нее тем, что здесь каждый стремиться реализовать своего рода абсолютный принцип, который условно можно сформулировать следующим образом: "любой вассал моего вассала – мой вассал". В такой системе отношений прямая непрерывная коммуникация непрерывно подавляет ростки опосредованной коммуникации, обеспечивающей наличие надындивидуальных норм отношений, трансформируя эти ростки самоструктурирования в систему разнообразных коррупционных отношений. Иными словами, именно невозможность реализации принципа "любой вассал моего вассала – мой вассал" (в силу ограниченности возможностей одного человека) в условиях насаждения этого принципа является невидимым стержнем собственно коррупционных отношений. В частности, любые попытки первого лица усилить личный контроль за деятельностью подвластного социума (в том числе за деятельностью ближнего и дальнего окружения), то есть утвердить любое подобие "вертикали ручного управления" только подстегивают коррупционные процессы.

Теоретически очевидно, что в таких условиях необходимо ориентироваться на противоположную цель ("вассал моего вассала – не мой вассал") как более приемлемую для блага общества, то есть необходимо выстраивать такую систему властных отношений, которая базируется на доминировании надындивидуальных установлений (законов), а не на личной преданности. Тем самым будут легализованы процессы самоструктурирования, которые благодаря легализации станут процессами формирования сословий. Это требует определенной самостоятельности вассалов, что в современной России означает известную свободу процессов структурирования социального пространства от прямого контроля со стороны центральной власти и с точки зрения властной иерархии и административного устройства территории страны означает последовательное формирование (а фактически - легализацию) элементов конфедеративной организации и их последовательное историческое развитие в элементы федерализма. Это путь на несколько поколений.

Фактически речь идет о том, чтобы обеспечить подлинное саморазвитие страны путем постепенной легализации ее внутренней структуры, представленной массой разнородных осколков-социумов, разнородность которых замаскирована непрерывными процессами их атомизации, и постепенного превращения их в целостную систему взаимодействующих субъектов, каждый из которых автономен в отдельных сторонах своего существования на соответствующих этапах долгого пути легализации разнородности, а все вместе образуют особую целостность, которая тоже меняется на этом пути. Это единственный путь паллиативной реализации механизма разделения труда (то есть разделения властей), когда начальной точкой движения является тотальное доминирование прямой непосредственной коммуникации, то есть действует режим "ручного" (читай - чрезвычайного) управления. Только пройдя через ряд форм разделения властных полномочий (то есть осуществляя систему отдельно территориального и отдельно социального разделения, которую можно впоследствии "сублимировать" в рамках формирующегося национального единства в формах разделения властей, как это произошло в странах традиционной демократии, см. ниже), можно резко облегчить процессы легализации надындивидуальной коммуникации и тем самым ограничить поле неявных (коррупционных) процессов самоструктурирования как основного системного компонента российской системы власти. }

Итак, российский социум, подчиненный единственной "вертикали власти", поневоле существует в виде аморфной массы, которая тряпкой висит на этой "вертикали". Поэтому логика разделения властей, заимствованная на Западе, не может эффективно работать в современной России. Исторически-необходимые условия, обеспечивающие эффективную работу системы разделения властей, еще не созрели и надо набраться смелости признать этот факт и начать с начала, то есть, условно говоря, вернуться к прерванному в 1917 г. этапу эволюции и начать с организации системы из нескольких крупных вполне самостоятельных КПК-наборов функциональных ролей и многих более мелких ("подчиненных" крупным), так чтобы их взаимоотношения определялись некоторой общей иерархией зависимостей, которая сама не может не быть одной из иерархий власти.

Другими словами, необходимо продолжить процессы естественного сословного структурирования российского социума. Этот путь потребует честного поведения верховной власти и колоссальной разъяснительной работы среди граждан, то есть сотрудничества 1)верхушки, 2)элит (как групп лиц, принимающих решения, или, иначе, управляющих групп) и 3)массовых групп. В первую очередь потребуется сотрудничество властных элит, собственно интеллектуальной части общества (которая рассеяна по всему социуму от массовых групп до центральной власти) и центральной власти,- то есть требуется своего рода российский аналог пакта Монклоа, определившего развитие Испании после смерти диктатора Франко (см. об этом [49]). Основная суть пакта – отказ представителей элит от борьбы за опустевшее место диктатора, а точнее, за актуализацию места, вдруг ставшего на какое-то время виртуальным. Благодаря отказу попытка существования без диктатора потребует приспособления политических отношений к новым условиям и приведет к исчезновению тех явных и неявных особенностей политической структуры, существование которых отражало логику унитарной организации во главе с диктатором. Российский аналог пакта Монклоа будет иметь то отличие, что российское сообщество имеет несопоставимо более рыхлый характер, чем испанское, и потому одного "пакта" будет недостаточно, а понадобится ряд хронологически последовательных "пактов" в разных сферах жизни российского социума (и, возможно, в разное время на разных территориях страны).

Понятно, что о воспроизведении сословных западноевропейских реалий пяти-семивековой давности не может быть и речи. Должен быть реализован паллиативный вариант, при котором современные формы организации власти (в том числе декларированные формы разделения властей и формы всеобщего равного избирательного права) должны быть использованы для актуализации сословных институтов в условиях современной России. Нынешние российские реалии указывают лишь на одно приемлемое направление подобных перемен – на своего рода "расщепление вертикали". Вместо одной "вертикали власти" на федеральном уровне организации российского социума должны действовать как минимум четыре "иерархии" власти, в каком-то смысле подобные описанным Ж.Гурвичем "обществам":

- "иерархия" собственно федеральных органов исполнительной власти,

- "иерархия" региональных органов исполнительной власти,

- "иерархия" районных органов исполнительной власти,

- "иерархия" органов самоуправления муниципальных образований (включая города).

Каждая "иерархия" должна обладать реальными полномочиями и независимыми ресурсами, обеспечивающими ей известную автономию (наличие собственных властных полномочий) именно на федеральном уровне. Какой бы крамолой это ни казалось, необходим раздел собственности между этими "иерархиями" как федеральными иерархиями, см. один из примеров ниже,- разумеется, с очевидными исключениями вроде атомного оружия и т.п. Имеется в виду представительство в парламенте не в виде партий, а представителей разных уровней власти, например: четверть парламента от муниципальных образований с прямой системой выборов, четверть от районных с прямой системой выборов, четверть от регионов с фактически назначаемыми руководителями и четверть от федеральных, избираемых по партийным спискам. Над ними возвышается нынешний институт президентства (с некоторыми монопольными полномочиями), для которого более четко и в явном виде прописаны и - что еще более важно - самою верховною властью реально соблюдаются собственно посреднические функции по координации отношений между иерархиями в интересах общей российской жизни,- интересами, которые не должны подменяться интересами Кремля. Сейчас институт президентства является фактически замаскированной формой монархической власти, замещающей любые другие интересы (см.напр.[24]); необходимо легализовать его реальное положение и тем самым сделать их более явным и тем самым потенциально более открытыми контролю со стороны других институтов общества.

Это особенно важно в силу фактически имперской природы современной России. Сословные структуры позволяют хотя бы частично перенести основную имперскую проблему (этническое самосознание) в более гибкую и более подвластную правовому контролю сферу сословных перемен. Фактически речь идет об известном замещении и тем самым легализации (преимущественно в паллиативных формах) реально существующих во всякой империи конфедеративных этнических тенденций, связанных с формированием тех односторонностей развития, которые объективно складываются во всяком обществе, втискиваемом в рамки одной вертикали, которые в империях имеют территориальную природу и потому проявляются (фактически - легализовываются) в форме распада империй на разнородные в этническом плане территориальные образования, в каждом из которых легализуется отдельная односторонность развития. Наличие сословий перемещает линию разлома с этнических территориальных границ в сферу преимущественно социальной, чем этнической эволюции. Такое эволюционное замещение конфедеративных тенденций логикой сословных трансформаций, идущих как "сверху вниз", так и "снизу вверх", позволяет в явной форме контролировать развитие страны без обострения проблемы территориального единства. (Фактически речь идет о решении задачи превращения империи в "плавильный котел", которым может быть только национальное государство, в котором единство нации противостоит соперничающим ветвям власти - задача, с которой не справилась империя СССР, в результате чего и потерпела крах. Трансформировать империю в "плавильный котел" можно только по пути последовательного формирования сословной траектории эволюции социума.)

Есть ли в современной России структуры, которые по своим возможностям (как реальным, так и потенциальным) хоть в какой-то мере близки к выполнению функций представительства интересов территорий разного ранга и в первую очередь интересов регионального, районного и муниципального уровня на федеральном уровне, в рамках формально-федерального единства? Каковы в этом отношении возможности тех структур, для характеристики которых нередко используют выражение "государство в государстве", в первую очередь прокурорская "вертикаль", неявно контролирующая суд, спецслужбы (в первую очередь ФСБ) и крупнейшие "вертикально интегрированные" компании и акционерные общества России? Слова "вертикаль" и словосочетание "вертикально интегрированные" говорит само за себя: пронизывая всю иерархию территорий и представляя собой составную часть унитарной иерархии власти в своей сфере, эти организации не обладают свойством замкнутости на какой-то иной, кроме федерального, территориальный уровень и потому в существующем виде, без разделения на самостоятельные субсистемы (каждая со своей территорией и иерархий власти), то есть без разделения, если позволительно такое выражение, на одноотраслевые "холдинги", не могут эффективно способствовать формированию полицентрической (полииерархической) среды.

Требуемые для полииерархической среды структуры придется создавать. Это можно сделать только путем легализации части тех отношений, которые до настоящего времени либо не принимались федеральным центром во внимание, либо подавлялись им; но пойдет ли федеральный центр на такие действия (и в первую очередь - сможет ли обеспечить крайне необходимую в таких условиях консолидацию страны на каких-то иных основаниях, помимо "вертикали власти") – вот в чем вопрос.

Частью реализации излагаемых представлений именно на федеральном уровне является отказ от мифа о "всеобщих выборах". В условиях унитарной "вертикали" нынешние "всеобщие, равные и тайные" лишь маскируют фактический режим прямого (чрезвычайного) управления и служит лишь инструментом манипулирования поведением "избирателей" ("одноразовый народ"). Отказ от мифа необходим, чтобы существенно повысить ответственность избирателей за свое электоральное поведение. В соответствии со старинным принципом "что касается всех, должно быть всеми одобрено" и логикой структурирования сословий размеры налогов должны быть привязаны к правам избирателя. Условно говоря, вместо нынешних всеобщих 13% желающий напрямую участвовать в выборах на местном уровне выплачивает меньше (например 10% своего дохода), на местном и региональном – больше (например 15%), на местном, региональном и федеральном – еще больше (например 20%; цифры даны лишь в качестве условного примера).

Что касается трансформации и более строгой регламентации (в сторону техники бюрократического правления, то есть дальнейшей легализации) полномочий президента как фактического монарха, то в первую очередь требуется создание системы административных судов, обеспечивающей взаимодействие разных "иерархий" – системы не менее дифференцированной и объемной, чем нынешняя система арбитражных судов и судов общей юрисдикции. Масса чиновников и судей во всей совокупности конкурирующих иерархий будет выполнять роль частичного субститута (заместителя) гражданского общества.

Фактически речь идет о сословной и цензовой демократии, но свое положение каждый гражданин определяет в этой системе самостоятельно. (Но! С точки зрения действующей Конституции Российской Федерации привязка налогообложения к участию в выборах незаконна.) При всей своей экстравагантности и очевидной нереализуемости именно в настоящих условиях в предложенной форме перечисленные предложения отражают объективно существующее направление российской эволюции. Пусть и в других формах, но оно будет явно или неявно реализовываться просто потому, что не существует иной общей логики развития колонизационных систем в сторону саморазвития. Вопрос только в том, будет ли российская система перестраиваться целенаправленными усилиями государства и общества или же управление ею будет носить инерционный характер, то есть будет включаться только в периоды неизбежных (для колонизационного режима) радикальных перестроек. Чисто теоретических запретов на это нет, но чисто практически (в ближайшие десятилетия) этого не будет.

Заключаю. Условия для саморазвития и самоструктурирования российского социума могут быть реализованы только в специфически превращенной форме сословного этапа развития страны,- того исторически-необходимого процесса эволюции, который был прерван в результате событий 1917-1991 гг. Перемены 1985-2004 гг. закончились таким образом, что реальная интеграция России в ближайшие десятилетия уже неоуществима, но по крайней мере остается возможность минимизировать историческую плату за последующие этапы имперской перестройки от одного КПК-набора к другому по принципу "реформируйся, или погибнешь", то есть сделать их более управляемыми и в этом смысле обеспечить более устойчивую эволюцию России еще возможно. Для этого необходимо по-максимуму использовать любые возможности легализации неявно конфедеративной структуры социального протстранства России и управления им.