Одиссей. Человек в истории. 1990г.

ОГЛАВЛЕНИЕ

А. И. Зайцев. О ПРИМЕНЕНИИ МЕТОДОВ СОВРЕМЕННОЙ ПСИХОЛОГИИ К ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНОМУ МАТЕРИАЛУ

1. Считаю, что у историков культуры нет оснований различать понятия «индивидуальность» и «личность». Если бы психологи стали настаивать на необходимости такого различения, этот вопрос пришлось бы рассмотреть снова, так как понятия эти относятся к сфере компетенции психологов.

2. Оценка меры индивидуального в различных историко-культурных
эпохах в принципе в известной мере возможна. Представляется, что более
плодотворной будет многомерная оценка по нескольким независимым па
раметрам. Типология личностей и форм проявления индивидуального до
лжна быть разработана на основании имеющихся результатов статистиче
ских и психологических обследований XIX и XX вв., а также новых иссле
дований с охватом возможно большего числа народов различных
континентов с различными культурными традициями, в том числе и носи
телей дописьменных культур.

Я верю, что такую типологию, если она будет создана во всеоружии методов современной дифференциальной и социальной психологии, можно будет затем с пользой применять «на глаз» и к эпохам, от которых не осталось ни результатов психологических обследований, ни анкет, ни статистики, т. е. и к эпохе Возрождения, и к средневековью, и к Древнему миру.

•  Культурно-историческая типология личностей возможна, но предметом ее окажутся статистически преобладающие характеристики личности в каждую отдельную эпоху. Об античной личности говорить трудно, но о типе личности древнего грека или римлянина, по-моему, можно и не без пользы. Не следует только удивляться тому, что в силу нормальной вариативности личностных характеристик мы находим в наших источниках и греков и римлян, которые хорошо вписались бы в нормы мышления и поведения человека Древнего Востока, и людей типа Цицерона, относительно которого трудно понять, чем же он отличается по психологическому складу от некоторых наших соотечественников и современников.

•  Подлинное научное изучение уникальных явлений в культуре, т. е. включение их в достоверно реконструированный причинно-следственный ряд, невероятно трудно; если же подтвердятся догадки о неполной детерминированности психической деятельности человека, придется признать, что возможности научного познания ограничены в данном случае принципиально. С другой стороны, для эпох, от которых дошло слишком мало данных о рядовых людях, изучение гениальных произведений дает очень много для понимания культурного фона: надо только уметь увидеть, что автор такого произведения принимает за самоочевидное и бесспорное, а что он отвергает с особым эмоциональным накалом.

5. Изучение индивидуального в истории культуры представляет собой задачу, пожалуй, еще более важную, чем изучение среднего и типичного, но и более трудную. Самое разумное было бы, если бы большинство исследователей культуры и впредь, как это было до сих пор, изучали факты, касающиеся индивидуальных достижений человеческой культуры, и делали частные эмпирические обобщения. Главная трудность, затронутая мною уже в ответе на четвертый вопрос, заключается в крайней сложности закономерностей психологии творчества, недостаточной изученности даже тех проблем, которые как будто могли бы поддаться усилиям исследователей, и в наличии здесь, возможно, даже принципиально неразрешимых загадок. Результативными при изучении индивидуального в истории культуры являются все подходы, не отступающие от универсальных принципов научного метода, а из нерезультативных мне лучше знакомы герменевтика школы Дильтея и структурализм.