Глава  4. Накануне войны

263

злом. Президент США Франклин Д. Рузвельт, избранный в 1932 г., посвятил все свои усилия борьбе против депрессии и осуществлению Нового Курса, т.е. того комплекса социальноэкономических мер, которые должны были смягчить удары кризиса и придать динамизм американской производительной системе.
В то время он был занят поисками новых направлений политикоэкономического развития страны, которые помогли бы заложить основы американского влияния в мире, вернув Соединенным Штатам сначала способность, а затем и волю действовать в качестве мирового лидера. Но в первые годы его президентства не оставалось места для проведения активной внешней политики, за исключением Восточной Азии и Латинской Америки. Постепенно утверждалась изоляционистская тенденция, которая породила заметное равнодушие Соединенных Штатов в отношении европейских событий, вплоть до отказа от сотрудничества с Лигой Наций по вопросу о санкциях против Италии в связи с ее агрессией в Эфиопии.
В 1935 г. вступил в силу первый Акт о нейтралитете (в соответствии с ним президент был обязан использовать эмбарго на поставки вооружений сторонам, вовлеченным в конфликт), который отражал настроение, доминирующее в американской политике. Этот акт возобновлялся в феврале 1936 г. и в 1937 г., когда несмотря на протест американских либеральных кругов, наиболее близких к политике Рузвельта, Конгресс проголосовал за третий Акт о нейтралитете (30 апреля 1937 г.). Новый акт заменил прежний, который мог бы действовать еще в течение года, постоянным законом, в соответствии с ним всякая политика, отступавшая от норм нейтралитета, считалась незаконной. По этому случаю была введена новая статья, названная кэш энд кэрри, согласно которой некоторые вооружения могли быть проданы при условиях, что оплата за них будет произведена наличными, что товары будут транспортироваться на судах странпокупателей и что товары должны быть включены в список, определенный президентом. В течение первых двух лет новая статья не применялась ни разу.
Только к концу 1938 г. тенденция к изоляционизму дала трещину. Рузвельт не выказывал предвзятой враждебности к фашистской политике и к Италии, но нацизм и антисемитизм Гитлера были для него не приемлемы. В своем послании в январе 1939 г. о «состоянии Союза» он впервые официально заговорил об опасности войны и о необходимости оказания Соединенными Штатами помощи странам, ставшим объектом тоталитарной агрессии любыми средствами, за исключением войны (shortofwar).

264

Часть  2. Вторая мировая война

По утверждению президента, Соединенные Штаты не потерпят, чтобы политика нейтралитета, в конце концов, фактически превратилась в опору для агрессора, а когда был подписан пакт Риббентроп–Молотов, он обратился с платоническими призывами к полякам и немцам не развязывать войну. Но это были робкие дипломатические инициативы, ослабленные влиянием изоляционистов, проявившимся во время обсуждения в Конгрессе четвертого, обновленного, Акта о нейтралитете в ноябре 1939 г. Единственный вопрос, по которому Рузвельт сумел убедить Конгресс (закон датирован 4 ноября 1939 г., когда война уже началась), был отказ от эмбарго на поставки вооружения и возобновление статьи кэш энд кэрри.
Эти факты и ориентация большей части американского общественного мнения позволяли утверждать, что Соединенные Штаты никогда не поддерживали политику Гитлера, и, более того, они никогда не согласились бы смириться с ликвидацией британской мощи. Но в 1939 г. все это были лишь предположения, которые не меняли того факта, что американская дипломатия не принимала какоголибо серьезного участия в европейской политике, а потому можно было считать ее влияние незначительным на принятие решений, предстоявших европейским странам.
Другая великая держава, находившаяся на окраине Европы, Советский Союз, от действий которого, несколько месяцев спустя, зависело очень многое, после Мюнхена не проявил готовности занять активную позицию. Советы сразу заявили, что считают Мюнхен выражением устремлений западного капитализма направить гитлеровскую агрессию против Советского Союза, а также свидетельством пассивности чехословацкой буржуазии, оказавшейся не способной извлечь преимущества в ситуации, когда Сталин заявил о готовности помочь Праге оказать сопротивление грозящей агрессии. Но несмотря на препятствие в виде Польши и наличие ограничительной оговорки, которая связывала советскочехословацкий договор о взаимопомощи с введением в действие советскофранцузского договора, в ходе полемики историков выявилась совершенно иная реальность.
С момента прихода Гитлера к власти в Германии Сталин повел более осторожную международную политику. Он понимал приближение опасности  оно выявилось благодаря поспешному соглашению между Германией и Польшей (январь 1934 г.) и проведению Гитлером открыто антисоветской политики. Первой естественной реакцией Кремля была попытка изменить положение Советов в международной системе путем присоединения к Лиге Наций (сентябрь 1934 г.), тем самым СССР явно противопоставил свою позицию покинувшим Лигу Германии и Японии. Он

Глава  4. Накануне войны

265

продемонстрировал свою волю к борьбе с нацизмом посредством формирования народных фронтов  как показал поворот событий 19351936 гг. во Франции и Испании  а также проявил готовность подписать дружественные соглашения с любой державой, которая почувствует угрозу в связи с назревавшими ревизионистскими акциями.
Тем не менее, это не помешало Сталину сочетать внешнюю политику, направленную на поддержку Лиги Наций, сторонником которой был комиссар по иностранным делам Литвинов, с постоянными намеками Гитлеру о возможности возобновления «политики Рапалло». Гитлер до 1939 г. отвергал эти попытки сближения, потому что Советский Союз в 19371938 гг. переживал период явной военной слабости, связанной с массовыми и жестокими чистками, которые обезглавили Красную армию. Отмеченный момент был настолько важен, что Гитлер не мог не учитывать его в своих политических расчетах. Между тем, именно это ослабление Красной армии сделало Сталина потенциально важным партнером Гитлера.
«Советский Союз  отмечает Михалка,  не был, конечно, идеальным партнером для политической элиты Германии. Но явная внутренняя и внешняя слабость большевистского режима казались слишком привлекательными для Германии, чтобы она не попыталась расширить свои возможности как крупная держава с помощью военноэкономического союза между двумя государствами. Поскольку не удалось (таково было намерение) соединить Москву и Берлин, то по необходимости Берлин становился центром притяжения Европейского континента. И тогда либо западные державы поддержали бы претензии Германии на господство в Европе или согласились бы с ними, что открывало ей новые перспективы на востоке, либо, в противном случае, Франция и Великобритания потерпели бы поражение и были бы элиминированы российскогерманским союзом. Никакая опасность, никакая цена не могли казаться чрезмерными ради достижения этого результата, потому что, несмотря на все трудности, после его достижения Рейх получил бы свободу действий для борьбы с большевизмом».
Таким образом, неучастие американцев в тот момент позволило им в более отдаленном будущем внести свой вклад в защиту западного мира, неучастие (или слабость Советов) представляло собой такое явление, которое нельзя было не использовать в подходящий момент, т.е. когда игра достигнет своего высшего уровня, станет всемирной. Но все это в конце 1938 г. представлялось, на первый взгляд, весьма отдаленным будущим.

266

Часть  2. Вторая мировая война

Глава  4. Накануне войны

267

посол, во время выступления Чиано в палате корпораций и фаши прозвучали притязания на Тунис, Ниццу, Савойю, Корсику.
Между двумя державами происходил, можно сказать, ритуальный обмен мнениями, чтобы выяснить, до какой степени Италия согласна поддерживать Германию и в какой мере Великобритания склонна признавать как ревизионисткую политику Италии, так и рост ее амбиций в Африке. Чемберлен мог почувствовать, что Муссолини не имеет больше никакого влияния на решения Гитлера и поэтому нет особого смысла учитывать Италию в британской политике в отношении Германии. Муссолини открыто заявил о своей лояльности в отношении Гитлера и «Оси», но Чемберлен, остался «в абсолютной неуверенности, насколько синьор Муссолини был информирован о планах герра Гитлера». «Пасхальные соглашения» не принесли желаемых результатов. Муссолини все больше склонялся к Гитлеру, а Чемберлен не мог его ни в чем упрекнуть.
Когда в Великобритании и особенно в Форин Оффис появились первые сомнения о действительной эффективности Мюнхенских соглашений, Чемберлен продолжал их защищать. В конце января 1939 г. он еще публично поддерживал необходимость укреплять согласие с Гитлером. Втайне он считал, что в Мюнхене «Гитлер упустил момент». По коварной случайности, именно 14 марта он обратился к своим избирателям в Челси, восхваляя «золотой век, мир и благосостояние», которые мюнхенская политика якобы сулила Европе. В конце концов, лишь после 1516 марта и захвата немцами Праги, он существенно изменил свои воззрения, пытаясь действовать в соответствии с ними в течение нескольких месяцев, оставшихся до начала войны.
В этой ситуации еще более изолированной оказалась Франция, которой трудно было представить как большой дипломатической успех то, что она покинула одного из своих союзников. Кроме того, с развитием чехословацкого кризиса стала фактически распадаться система союзов, сформированная для того, чтобы служить противовесом Германии в Центральной и Южной Европе. Политический кризис привел к заметной утрате Францией финансового влияния в ДунайскоБалканском регионе. Роль Франции в этой зоне оставалась значительной, но наступил час, когда следовало понять, что эти позиции скоро будут захвачены Германией, сумевшей за год без боя и кровопролития стать доминирующей державой региона в политическом плане.
В ситуации этой горькой реальности французским правителям не оставалось ничего другого как смириться со своей изоляцией. Вся система союзов, которую правительство Парижа формировало

268

Часть  2. Вторая мировая война

с 1919 г., рухнула как обычный карточный домик. Европейские друзья Франции либо потерпели поражение, либо находились под германским и итальянским влиянием. Советский Союз казался слишком далеким и не подготовленным настолько, чтобы можно было рассчитывать на его поддержку, и неминуемое окончательное поражение испанских республиканцев, казалось, завершало эту цепь неудач. Единственной точкой опоры для Франции в Европе оставалась Великобритания: но Великобритания политики «умиротворения», т.е. политики, которую французы терпели, но не разделяли.
Существовали ли альтернативы? В течение нескольких недель у французов имелись иллюзии, что существовали возможности для альтернатив как благодаря сближению с Италией, так, и, может быть, еще в большей мере, благодаря резкому изменению политики по отношению к Германии. Но это были только иллюзии, которыми Гитлер воспользовался, чтобы с особой тщательностью подготовить свои будущие действия. Хотя Франсуа Понсе в начале ноября 1938 г. прибыл в Рим с самыми благими намерениями и был принят с выражением полнейшего расположения, но обстановка резко изменилась в связи с империалистскими выступлениями 30 ноября в палате фаши, в результате чего в повестку дня вновь выдвинулись все спорные италофранцузские вопросы. В этой ситуации возможность сближения исчезла прежде, чем о ней заговорили.
Правительство Даладье и, в частности, министр иностранных дел Бонне, в эти недели готовило весьма амбициозный план перестройки союзов. Объективные условия повлияли на то, как французская дипломатия оценивала ситуацию. Имел ли еще какойлибо смысл тот комплекс тесных связей и четких гарантий, которые Франция предоставила своим союзникам в Восточной Европе, в условиях нарастания германской агрессивности? Разве не настал момент пересмотра этой системы в соответствии с подлинной политикой «умиротворения»? Со стороны Германии, казалось, не было недостатка в проявлении интереса к этой идее. Фон Риббентроп в начале ноября 1938 г. был приглашен в Париж, но его визит был отложен, так как наступила «хрустальная ночь», т.е. ночь с 9 на 10 ноября, печально известная тем, что нацисты впервые устроили повсеместные погромы еврейских общин на контролируемой ими территории; вдобавок нацисты наложили чрезвычайную выплату в миллиард марок на всю еврейскую общину Германии.
Риббентроп посетил Париж 67 декабря. Он встретился с Даладье и долго беседовал с Бонне. Прежде, чем провести перегово

Глава  4. Накануне войны

269

ры по существу, стороны подписали соглашение о ненападении, которое почти повторяло формулы Мюнхенского соглашения ГитлераЧемберлена. Обе стороны обязались считать мирные отношения между ними как «важный элемент укрепления европейской ситуации»; более того они торжественно признавали «окончательными существующие границы» между двумя государствами и брали на себя обязательства о взаимных консультациях в случае международных кризисов, за исключением положений, предусмотренных соглашениями с третьими странами.
Был ли это действительно поворот в сторону умиротворения? По вопросу истолкования этих соглашений ведутся историографические споры. Согласно утверждениям германской стороны, во время переговоров в эти два дня Бонне признал, что у Франции нет интересов в Восточной Европе, которую Париж считает «зоной германского влияния». Французская сторона и, прежде всего, Жорж Бонне, утверждает, что это признание относилось исключительно к новой ситуации, сложившейся вокруг Чехословакии после Мюнхенской конференции, и было связано с необходимостью учитывать будущие франкогерманские отношения. Чтобы понять значение этих «вариаций», необходимо учитывать, что в те же самые недели германская дипломатия разрабатывала новую политическую стратегию в отношении Польши и Восточной Европы, основываясь на незаинтересованности Франции.
Анализ дискуссии участников переговоров позволяет сделать вывод, который кажется наиболее вероятным: если Бонне ограничился намеком на изменение политики в отношении Германии (поскольку, в конечном итоге, это соответствовало его идеям), то утверждение Риббентропа, которое он неоднократно повторял, что Франция во время переговоров в Париже полностью отказалась от защиты Чехословакии, служило ему необходимым аргументом для оправдания германского произвола в дальнейшем — от небольших акций до полной ликвидации Чехословакии. Иначе говоря, Риббентроп пытался узаконить даже захват Праги, представив его как результат уступки Парижа, которой никогда не было.
Со своей стороны, французы в декабре 1938 г. наивно считали, что можно вести переговоры с такими людьми как Риббентроп. Не они одни так полагали, и, возможно, предпочитали обманываться в надежде на общее улучшение европейской ситуации в дальнейшем. В конце 1938 г. все еще было возможно; европейские государственные деятели (включая Муссолини) не знали тайных планов Гитлера. Тем не менее, факт остается фактом, что в момент изоляции французы вместо того, чтобы искать возможности

270

Часть  2. Вторая мировая война

Глава  4. Накануне войны

271

или сателлита Германии, получив, таким образом, возможность осуществить экспансию на восток в направлении Украины.
Все эти планы приобрели более четкие черты с 1936 г., когда встал вопрос об образовании «крупных замкнутых торговоэкономических блоков» или «обширных пространств», самообеспеченных стратегическими ресурсами, когда формировалась экономическая политика автаркии в ревизионистских странах Европы и на Дальнем Востоке в Японии. В более широкой перспективе это можно рассматривать как попытку противопоставить мировым империалистическим системам, либо нарождающимся сверхдержавам — советской и американской — однородные политические союзы столь же масштабные, сколь и обеспеченные ресурсами, чтобы выдержать соревнование, принявшее глобальный характер, к которому отдельные европейские государства не были готовы.
Антикоминтерновский пакт от 25 ноября 1936 г. и последующее включение в него Италии (6 ноября 1937 г.) указывают направление развития. Это развитие приобрело антибританский характер после отказа Великобритании принять предложение общего союза, сделанное фон Риббентропом; оно качественно изменило политические союзы; оно приобрело также антифранцузский характер, при этом приходилось признать, что Франция стала одной из жертв нарушения равновесия. Оно носило также и антисоветский характер, поскольку Советский Союз был врагом, с которым надлежало сражаться, и географическим регионом, включавшим то «жизненное пространство», которое следовало освоить в соответствии с гитлеровскими концепциями. Как отмечает Хильгрубер, только отказ Японии летом 1939 г. открыто присоединиться к системе, враждебной Великобритании в мировом масштабе, предотвратил соединение различных «пространств» в единое целое. Но этот отказ не помешал Гитлеру попытаться осуществить свои замыслы в Европе, по возможности, при сотрудничестве с Польшей.
Польша придерживалась принципа приспособления к новой ситуации. Когда Муссолини в ноябре 1936 г. объявил о создании «Оси РимБерлин», полковник Бек попытался сместить точки опоры этой политической конструкции, высказав идею «поперечной» оси, которая проходила бы через Польшу, Венгрию и Югославию, включала бы Италию и могла бы служить сдерживающим фактором в отношении германского давления (иначе говоря, создание блока «от моря до моря», от Балтийского до Средиземного). Но эти цели предполагали территориальный континиум между Польшей и Венгрией и, к тому же, не учитывали приоритет, который Германия приобрела в ревизионистской политике Муссолини.

272

Часть  2. Вторая мировая война

Момент осмысления и выбора наступил для поляков на следующий день после Мюнхена, во время встречи, которая означала «глубокий разрыв в польскогерманских отношениях после 1933 г., сохранившийся до начала конфликта». Сразу после того, как благодаря Германии Польша получила от Чехословакии Тешинскую область, 24 октября 1938 г. Риббентроп принял польского посла в Берлине Липского и изложил ему условия, на которых Германия предлагала общее решение вопросов на Востоке Европы. Польша могла принять эти условия и превратиться в вассала Германии, либо отвергнуть их и подготовить почву для будущего конфликта. Согласно этим предложениям, «свободный» город Данциг должен был перейти под суверенитет Германии; на территории Данцигского коридора, отделявшего Данциг от Германии, должны были быть построены экстерриториальные автострада и железная дорога. Условия предусматривали взаимное признание общих границ и присоединение Польши к «Антикоминтерновскому пакту».
Эти предложения были значительно более детально разработаны, чем те, что в предыдущие годы излагал Геринг, они отражали новую ситуацию: полную изоляцию Польши. Поведение правительства Варшавы во время Судетского кризиса и горечь от возобновления старого спора о Тешинской области привели к тому, что поляки утратили симпатии и поддержку французов. Выдвинутые Берлином условия отражали намерение Гитлера окончательно утвердить германское господство в Восточной Европе. Польше больше уже ничего не обещали, но от нее требовали присоединиться к антисоветскому блоку, само это присоединение превращало Польшу в государство, зависимое от германской политики.
Польше, лишенной в тот момент поддержки Запада, ничего не оставалось, как пребывать в рискованном одиночестве. Гитлер сыграл на этой ситуации, и его предложения приобрели жесткий непримиримый характер. Польша, зажатая между Чехословакией, находившейся под властью Германии, и Восточной Пруссией, непосредственно связанной с Померанией, попала в немецкие тиски. Если бы Польша согласилась на сотрудничество с Германией, то, «может быть», обещания Геринга вновь возымели бы силу, и Германия рискнула бы немедленно начать военные действия против Советского Союза. В любом случае Польша была бы ликвидирована «как независимое европейское государство».
Но Гитлер не учитывал характер польского политического руководства: его упрямую убежденность в том, что оно располагает собственными силами, способными оказать серьезное сопротив

Глава  4. Накануне войны

273

274

Часть  2. Вторая мировая война

председателем которого был бы назначен монсиньор Йозеф Тисо. Прага несколько часов колебалась прежде, чем признать неизбежность требуемых перемен. 6 октября 1938 г родилась ЧехоСловакия под руководством Яна Сыровы, управляемая двумя автономными правительствами: в Праге размещалось правительство Берана, а в Братиславе  Тисо. Конечно, все, что происходило, было результатом нацистских прогерманских ориентации и действий. В Берлине словаки обсуждали, будет ли оптимальным вариантом немедленно провозгласить независимость или признать образование автономного государства внутри единой организационной структуры, и там же в Берлине сначала Швалковский и затем Тисо получили указания сохранить объединение двух наций. Очевидно, в этот период Германия была совершенно не заинтересована ускорить процесс, что могло осложнить окончательное решение вопроса о Судетах.
С другой стороны, чехословацкому правительству предстояло противостоять давлению как извне, так и внутри страны, которое активизировалось после Мюнхенских соглашений. Первыми оказали нажим на пражское правительство поляки. В течение всей острой фазы Судетского кризиса польское правительство вело себя в отношении своих южных соседей, мягко говоря, недоброжелательно. Весь сентябрь 1938 г. из Варшавы в Прагу поступали настойчивые запросы относительно прежних польских претензий на Тешинскую область. 30 сентября польское правительство аккумулировало эти требования в ультиматум, который Бенеш вынужден был принять. Польские войска 2 октября пересекли границу и заняли город Тешин и около 1000 кв. км территории согласно делимитации, окончательно произведенной 1 ноября.
Но если поляки вели себя развязно и грубо, то не менее агрессивно действовали венгры, которые выступили с обширными требованиями и геополитическими притязаниями. В связи с этим у чехов и словаков возникли общие интересы по защите своей территории, хотя она и ограничивалась только Словакией. Задача определить новые границы Словакии и Венгрии сначала была поставлена на переговорах между сторонами, а затем ее решение было поручено арбитражу правительств Италии и Германии. Поддержка Италией венгерского ревизионизма привела к неутешительным для словаков результатам. Им предстояло 2 ноября (первый венский арбитраж) смириться с решением, согласно которому территория почти в 12 000 кв. км с населением почти в миллион жителей должна была отойти к Венгрии. Политический результат заключался в том, что сложившаяся ситуация толкала правитель

Глава  4. Накануне войны

275

ство Братиславы в объятия Германии в надежде получить у нее защиту от угроз противников, окружавших Словакию.
Другое этническое меньшинство также способствовало разрушению старой структуры Чехословакии. Речь идет о населении (украинского происхождении) Закарпатской Украины, региона исключительной важности в стратегическом отношении, потому что обладание им позволяло напрямую соединить Польшу и Венгрию (отсюда планы полковника Бека о «поперечной» оси). Но русины Закарпатской Украины, которые пользовались широкой автономией на основе СенЖерменского договора, были малочисленной группой, насчитывавшей несколько сотен тысяч жителей, в большинстве своем крестьян, которые мечтали о большом государстве, связанном с Украиной.
В октябре представители населения Закарпатской Украины провозгласили свою независимость, и 9 октября создали правительство, состоявшее из шести членов: трех русинов, двух украинцев и одного «нейтрала». Среди населения Закарпатской Украины существовали большие расхождения относительно намеченных целей. Венгерское меньшинство составляло десятую часть населения, а еврейское было немногим меньше. Именно эта внутренняя неразбериха сделала невозможным установление какойлибо устойчивой политической власти, пока Венский арбитраж не произвел территориальное разграничение: он передал равнины Закарпатья Венгрии и образовал провинцию с центром в большой деревне Хуст. Таким образом, Чехословакия оказалась разделена на три части: Богемию  Моравию, Словакию и Закарпатскую Украину.
Новое устройство оказалось чрезвычайно неустойчивым и непрочным. «Пражане» надеялись сохранить контроль над всем государством, но почти ежедневно они должны были реагировать то на проявления недовольства своих же сограждан, то на угрожающие акции Германии. Власть премьерминистра Берана зависела от воли Гитлера. 18 декабря в Словакии состоялись «свободные выборы», в результате которых сформировалось большинство, выступавшее за независимость. Эмиль Гаха, недавно ставший президентом ЧехоСловакии, вновь поручил пост словацкого премьерминистра монсиньору Тисо. 21 января 1939 г. его правительство предстало перед парламентом Братиславы, не скрывая своего стремления к полной независимости. Возникло короткое столкновение с правительством Праги, которое пыталось лишить власти Тисо и сторонников независимости. 11 марта Гаха решительно отправил Тисо в отставку, но Гитлер сразу же вызвал словацкого лидера в Берлин и сообщил ему о своей воле.

276

Часть  2. Вторая мировая война

Глава  4. Накануне войны

277

278

Часть  2. Вторая мировая война

ноВосточной Европе. Если европейцы, прежде всего, Англия и СССР, хотели положить конец свободе действий Гитлера, то наступил момент для принятия определенных решений. Еще в марте 1939 г., до оккупации Праги, Гитлер решил устранить Польшу «как политический фактор в Европе» посредством быстрой и ограниченной военной акции, что стало бы предпосылкой для войны на Западе, которая готовилась им с большой осторожностью.
21 марта Риббентроп представил польскому послу Липскому ультиматум. Прежде, чем правительство Варшавы смогло сообщить о своем решении оказать сопротивление угрозам Гитлера, 25 марта фюрер объявил главнокомандующему сухопутными силами фон Браухичу свое намерение решить военным путем польский вопрос в целом (а не только спор о Данциге). 3 апреля он отдал приказ высшему командованию вермахта подготовить планы и предпринять соответствующие меры, чтобы осуществить нападение на Польшу «в любой момент, начиная с 1 сентября».
Первыми отреагировали англичане. На следующий день после пражских событий они начали менять свою политику в отношении Советского Союза, противопоставив идеологическим предубеждениям и концепции «санитарного кордона» такой серьезный фактор, как необходимость сдерживания Германии. Начались переговоры, которые продолжались до августа и постоянно прерывались изза сопротивления поляков, не доверявших, и не без основания, своему восточному соседу. Польша поставила англичан перед дилеммой: прежде дать гарантии защиты Польши и лишь затем приступить к заключению соглашений с другими державами. Речь шла о выборе приоритетов: если в Лондоне признавали, что Советы теперь играют важную роль, то, следовательно, прежде необходимо успокоить поляков.
Такова была ситуация, в которой английское правительство в конце марта принимало решения. 31 марта 1939 г. Чемберлен, выступая в Палате общин, заявил: если какаялибо военная акция, даже в обстановке дипломатических переговоров, будет явно угрожать независимости Польши, и поляки сочтут жизненно необходимым оказать ей силовое сопротивление, то Великобритания придет к ним на помощь, то же самое сделает Франция (с которой в предыдущие дни правительство Лондона провело соответствующие консультации).
Это был первый сигнал об изменении политической линии. Был ли это серьезный поворот? Нужно внимательно изучить слова, использованные Чемберленом (следует учесть, что эти нюансы затем были использованы Черчиллем во время конференции в Ялте в 1945 г.). Англичане гарантировали только «независимость»

Глава  4. Накануне войны

279

280

Часть  2. Вторая мировая война

интересов заслуживающих доверия кругов. Фон Тротт констатировал, что существуют возможности для переговоров. Однако возвращения в Германию его восхождение по иерархической лестнице было прервано Риббентропом, которому удалось сорвать готовившиеся козни соперников. Несмотря на то, что Гитлер был извещен о планах, обсуждавшихся в Лондоне, и в последующие недели фон Тротт получил разрешение на поездку в Великобританию, но доверие к нему в Лондоне рассеялось, и его стали принимать за нацистского агента, т.е. совершенно не за того, кем он был на самом деле.
В правительстве Великобритании и в Форин Оффис приступили к разработке новых планов. Англичане стремились установить контакты с Герингом, который был деятелем номером два в рейхе, и которого в эти дни Риббентроп отодвинул на маргинальные позиции, взяв в свои руки руководство переговорами с Италией и Советским Союзом. Но Геринг не отказался ни от тех позиций, которые он занимал в системе власти, ни от своих намерений стараться избежать военного решения кризиса. В этой ситуации были предприняты три дипломатические акции, порученные дилетантам и не имевшие большого успеха. Ведущим участником первой из них был шведский промышленник Аксель ВеннерГрен, который в конце мая встретился с Герингом и получил от него откровенное подтверждение его нежелания войны. Он тут же прибыл в Лондон и был принят Чемберленом. Но по неопытности швед не смог выработать предложения, достойные доверия или хотя бы обсуждения, поэтому его миссия провалилась.
Участником второго эксперимента был более достойный человек, Гельмут Вольтат, заместитель руководителя ведомства по осуществлению четырехлетнего экономического плана Германии и уполномоченный Геринга, связанный с ним личным сотрудничеством, участник многосторонних экономических и юридических переговоров разного рода (в частности, он участвовал в Бермудской конференции по вопросу о беженцах). К тому же он был личным другом сэра Горация Вильсона, руководителя государственной гражданской службы и весьма авторитетного советника Чэмберлена. Вольтат при поддержке германского посла в Лондоне фона Дирксена и по своей личной инициативе в июнеиюле 1939 г. попытался пересмотреть содержание возможного англогерманского соглашения. Однако он запутался, надеясь найти выход из кризиса с помощью экономических методов. Геринг поддержал его, тем не менее миссия Вольтата протекала трудно и застопорилась в очень напряженной обстановке июляавгуста; именно в те дни потерпел фиаско ВеннерГрен, что усилило недоверие британцев.

Глава  4. Накануне войны

281

282

Часть  2. Вторая мировая война

Президент Рузвельт выступил, хотя и несколько обособленно, с инициативой, которая тогда казалась робкой и наивной. Захват Праги был для него тревожным сигналом относительно нацистских намерений, но он понимал, что любое решительное вмешательство в европейские события в то время вызвало бы в США недовольство. Когда итальянцы вторглись в Албанию, он, используя ситуацию, нарушил принцип невмешательства и отправил Гитлеру и Муссолини послание (14 апреля 1939 г.) с требованием к ним продемонстрировать, что стремление к миру, о котором столь часто говорилось, являлось действительным курсом их международной политики. Поэтому он предложил двум правительствам принять десятилетнюю гарантию отказа от любых агрессивных намерений и известить об этом 31 государство Европы и Ближнего Востока, их список прилагался. Если оба адресата послания присоединятся к предложению, добавлял Рузвельт, несколько преувеличивая значение ограничений, налагаемых Актом о нейтралитете, то Соединенные Штаты согласятся участвовать в переговорах о разоружении, о сокращении барьеров в международной торговле и в рассмотрении текущих политических проблем.
Муссолини не ответил, но охарактеризовал предложение Рузвельта как «абсурдное»; две недели спустя, Гитлер во время выступления в рейхстаге, которое Рузвельт расценил как личный выпад, отрицал, что Германия питает агрессивные намерения. Акция американского президента была столь неожиданной и изолированной, что странно было бы ожидать другой реакции.
Тем не менее, Рузвельт не преминул подчеркнуть значение этого послания, подкрепив его еще более красноречивыми инициативами. Через американских послов в Париже и в Варшаве он выразил намерение Соединенных Штатов поддержать европейские державы в их противостоянии дальнейшему расширению германской агрессии. Обещание Рузвельта становилось еще более весомым, благодаря осознанию того, что исход борьбы, в конце концов, будет зависеть от американской позиции. Отношение Рузвельта, и это стоит повторить, было еще нечетким и, казалось, наивным. Но оно послужило напоминанием всем заинтересованным сторонам, что однажды, в 1917 г., американское вмешательство уже имело решающее значение и что новые выступления, слишком дестабилизирующие обстановку, вызывают тревогу в планетарном масштабе, а влияние американской державы в мире весьма значительно. Если прямое обращение к Германии и Италии Муссолини оценил посвоему ярко, то Гитлер недооценил его, поскольку был убежден, что сможет, как всегда, быстро опередить решения других держав.

Глава  4. Накануне войны

283

Сдвиги на международной арене непосредственно затрагивали другие страны Европы. Франция в тот момент одной из первых в полной мере глубоко прочувствовала, как трудно находиться в изоляции. Длительный период разочаровавшей политики «умиротворения» повлек за собой уменьшение доверия к Великобритании; новые идеи, исходившие из Лондона, имели характер пожеланий и двойственность гарантии, предложенной Польше, лишь подтверждала это. Даладье добивался большей определенности от англичан, но в каком направлении двигаться было неясно.
Попытка наладить отношения с Италией, нерешительно предпринятая в начале 1939 г., стала задачей параллельной дипломатии. Поль Бодуэн, президент Индокитайского банка, должен был прибыть с миссией в Рим. Ему предстояло собрать информацию о возможности подлинного сближения с Италией. Муссолини и Чиано не заняли негативную позицию и уточнили, что требования Италии касались только Джибути и железной дороги на АддисАбебу, Суэцкого канала и Туниса. Эти три вопроса постоянно фигурировали в ходе италофранцузских переговоров. Участники переговоров в январе не смогли ни о чем договориться, но сохранили контакты даже после захвата Праги, когда итальянцы почувствовали, что вес «немецкого друга» становится слишком угрожающим. Еще в мае накануне заключения Стального пакта французы задумались о том, насколько своевременно было возобновлять диалог, который они, к тому же, не очень хотели продолжать, и в результате оставить Муссолини в состоянии неустойчивого равновесия между Германией, вызывающей все меньше доверия, и Великобританией, политика которой становилась все менее внятной.
Доступ к Балканскому полуострову для Франции был закрыт. После чехословацкой катастрофы и успехов Венгрии старые друзья Франции попытались приспособить свою политику к новой ситуации. Оставалось лишь два пути, но оба находились в зависимости от английской политики: путь прямых гарантий Польше и соглашение с Советами. 4 мая генеральные штабы Франции и Англии, обсуждая возможность включения Польши в общую стратегию, постановили: если Польша окажется «захвачена Германией, то ее судьба будет зависеть от исхода конфликта в целом», а не от непосредственного вмешательства двух стран в польскогерманскую войну, «что было бы в военном отношении лишено смысла и, следовательно, не могло иметь места» (так отмечает Дж. P.M. Батлер, историк военной стратегии Великобритании). Отсюда следовало, что любое обязательство, которое французы (и англичане) взяли бы на себя относительно Польши, не могло принять форму немед

284

Часть  2. Вторая мировая война

Глава  4. Накануне войны

285

Так, если Соединенные Штаты начали издалека присматриваться к вызывавшей опасения политике Гитлера, и Рузвельт предпринял первые, хотя и безрезультатные акции, то другая великая держава, до того времени остававшаяся на обочине европейской политики, оказалась вовлеченной в средоточие противостояния в силу своего динамизма и географического положения. Роль СССР после пражских событий весьма отличалось от той, которую он играл в годы подъема нацизма, когда только началось его сближение и попытки сотрудничества с демократическими странами, поскольку во внутренней жизни многих европейских государств сложились новые политические формы: народные фронты или пакты о единстве действий.
После 31 марта 1939 г., как отмечают дипломаты того времени, а также историки, позже изучавшие эти события, Советский Союз приобрел новый вес в международных делах. Британские гарантии Польше (за которыми последовало подтверждение гарантий со стороны Франции), действительно, придавали Сталину уверенность, что Германия никогда не сможет напасть на Советский Союз, не вызвав враждебной реакции Великобритании и Франции. Ведь для подобного нападения необходимо было пересечь территорию Польши, которая отказалась выступить сообщником Германии и заняла позицию противодействия германскому экспансионизму.
Необходимо внимательно проанализировать последствия этих изменений. До Мюнхенской конференции Сталин мог считать, может быть, и не без основания, что стратегия западных капиталистических держав относительно Германии заключалась в том, чтобы направить ревизионистский экспансионизм Гитлера против Советского Союза: ориентировать Гитлера на восток в его поисках жизненного пространства для Германии, возможно, с потенциальным заключением соответствующего соглашения с Польшей. Британская гарантия Варшаве рассеивала эти опасения и придавала Сталину уверенность в других предположениях, противоположных тем, которыми он руководствовался прежде в своей международной деятельности.
Иначе говоря, эта уверенность трансформировалась в свободу действий, потому что с тех пор Сталин, оценив значение полученных Польшей гарантий и рассматривая их как прикрытие, которое обеспечивало Советскому Союзу почти абсолютную безопасность, получил возможность радикально пересмотреть стратегию советской внешней политики в соответствии с духом времени. Как бы это ни выглядело парадоксально, стратегический выбор английских и французских дипломатов позволил Сталину освободиться

286

Часть  2. Вторая мировая война

от необходимости соглашения с Западом и дал ему возможность действовать с наилучшими результатами для СССР. Исходя из понимания того, что для Сталина с его беспредельным прагматизмом не было существенного различия между германским капитализмом и капитализмом англофранцузского толка, становится ясно, что, если отвлечься от геополитических построений, у него появились возможности, партнеры и подходящий момент для тех договоров, которые он в итоге подписал.
Первым ярким свидетельством новых установок Сталина стало грубое и резкое смещение 4 мая 1939 г. со своего поста министра иностранных дел Литвинова, который был ведущим участником и символом политики сотрудничества с западными державами. На его место был назначен Вячеслав Молотов, мало известный за пределами Советского Союза, но способный очень жестко выполнять директивы Сталина.
В сущности, Сталин оценил сложившуюся ситуацию весьма цинично. Не было сомнения, что при первой возможности Гитлер попытается установить свой контроль над Польшей. Еще можно было спорить, произойдет ли это мирными или военными средствами, но время шло, а успехов в ходе переговоров не было, и более того, обостренная непримиримость Англии и Франции в сочетании с жестким польским национализмом делали все более вероятным военное решение. Гитлер, действительно, вскоре осуществил это решение, а западные державы не смогли в короткие сроки организовать ему эффективный отпор, учитывая разницу в уровне подготовки военных сил.
Перед Сталиным в краткосрочном плане стояла задача выбора между тремя вариантами действий: 1) противостоять Гитлеру даже и в военном плане (но где и как, если не на польской территории?), рискуя при этом вскоре увидеть на советской границе враждебную германскую армию, победившую Польшу; 2) сохранить нейтралитет в войне, исход которой был предопределен, и готовиться к тому, чтобы в будущем сделать свой выбор; 3) договориться с Гитлером за счет Польши и в качестве выигрыша получить сразу ощутимые результаты, которые через некоторое время способствовали бы укреплению советской безопасности. При этом имелась весьма вероятная возможность, что, одержав победу над Польшей, Гитлер сможет, рано или поздно, напасть на СССР.
Назначение Молотова подтверждало, что Сталин учитывал эту новую свободу действий и вел свою дипломатическую игру, выбирая наиболее удобный момент. 11 мая газета «Известия» опубликовала статью, которая выражала разочарование Советов тем, что их предложение пакта о взаимопомощи не было положительно принято ни французами, ни англичанами, которые от

Глава  4. Накануне войны

287

288

Часть  2. Вторая мировая война

Глава  4. Накануне войны

289

Размах перемен был столь значительным, что привел к существенному ослаблению позиций Италии и уменьшению роли Муссолини в качестве арбитра судеб мира в Европе, которую он играл в Мюнхене. Почтительность же, неизменно демонстрировавшаяся фюрером Муссолини, воспринималась дуче как постоянное свидетельство признания его ведущей роли в дружеских отношениях двух лидеров.
С развитием кризиса Муссолини мог выбрать один из двух путей в отношении Германии. Он мог, добиваясь реализации целей итальянского ревизионизма, пойти на тесный союз с Германией, а мог действовать более гибко и ограничить сотрудничество с Берлином обязательствами, не закрепленными в письменной форме. Первый вариант был значительно более рискованным для Италии, потому что он позволял Гитлеру полностью предвидеть будущее поведение Муссолини. Гитлер хорошо понимал, что устремления Германии затрагивали интересы Италии и, несмотря на существование «Оси», демонстративное сотрудничество в Испании и частые контакты между фашистскими и нацистскими генералами, боялся лавирования итальянской дипломатии, т.е. его пугала возможность полного восстановления «определяющего веса» Италии. Это объясняет, почему в 1938 г. он сам и Риббентроп неоднократно поднимали вопрос о подписании союза.
Мотивации стремления Гитлера к заключению союза раскрывали причину колебаний Рима. Муссолини упрямо сопротивлялся формальному закреплению двусторонних отношений, потому что не был намерен связать себя обязательствами с Германией, отличавшейся неконтролируемым и непредвиденным динамизмом. С точки зрения Муссолини, не было причин, которые заставили бы его согласиться с подписанием союза, грозившего отдать международную деятельность Италии на милость германской дипломатии. Тем более, что для Муссолини (он подтвердил это в сентябре 1943 г., после подписания перемирия, которое закрепляло поражение фашистской Италии во Второй мировой войне, когда отстаивал свою лояльность по отношению к союзнику) была характерна своеобразная психологическая установка, приобретенная с опытом 19141915 гг., относиться с уважением и лояльностью к подписанным пактам и заключенным союзам: правило, ценимое им выше любых норм международного права, поскольку оно формировало представление, которое он хотел создать о себе и об Италии как о достойных доверия партнерах.
Лишь после захвата Праги Муссолини понял, что утратил ведущую роль в «Оси», и что господствующее положение занял Гитлер. Он согласился играть роль «второй державы» в неизбежном

290

Часть  2. Вторая мировая война

союзном договоре с Германией. Альтернатива для Муссолини, выступавшего предвестником ревизионизма, была парадоксальной. Чтобы дистанцироваться от Германии, он вынужден был реагировать на ревизионизм, который превратился в явную ревизию именно тогда, когда ведущие страны Европы не были готовы немедленно и открыто выступить против Гитлера. Прежде всего, это были те страны, которые, как сторонники политики «умиротворения», считали, что Муссолини не полностью ошибался.
Поэтому оставался только один путь: лавирование между компромиссом и сотрудничеством. Муссолини выступал за сотрудничество не в силу идеологической близости, а поскольку думал, что, поддержав Германию, Италия сможет усилить свою позицию как в отношении Великобритании, дружба с которой была возобновлена на новой основе, так в отношении той же Франции, которая упорно отказывалась осознавать пользу сотрудничества с Италией в общеевропейском масштабе.
После Мюнхена и захвата Праги Муссолини стремился вернуться к традиционной для итальянской дипломатии политике лавирования, надеясь с ее помощью достигнуть целей, которых он постоянно добивался: сотрудничать с англичанами и вести переговоры с французами, чтобы восстановить ситуацию 1935 г. Для этого надо было поддерживать близость с германским ревизионизмом и, вместе с тем, сдерживать его, когда он угрожал интересам Италии.
Наконец, позиция Муссолини определялась насущной потребностью, которая не была столь острой для других держав: ему был нужен мир, он стремился к миру. В то время, когда страх войны охватил Европу, Муссолини очень хорошо понимал, что Италия нуждалась в мире, по крайней мере, в течение пяти лет. Это был минимальный срок для того, чтобы страна могла предпринять новые значительные усилия, если учитывать финансовую ситуацию страны и положение, в котором находилась итальянская армия после войн в Эфиопии и Испании.
Когда в январе 1939 г. вступили в силу «Пасхальные соглашения», Муссолини, принимая в Риме Чемберлена, понял, что воссоздание атмосферы «фронта Стрезы» уже невозможно, а политика «определяющего веса» не имеет более никаких оснований в связи с эволюцией международных отношений в Европе. Он почувствовал страх оказаться в изоляции, а потому начал склоняться к тому, чтобы согласиться в принципе на заключение, хотя и не на подписание официального текста союзного договора.
Итак, в марте 1939 г., в то время, как правительства Франции и Великобритании готовились пересмотреть свою внешнеполити

Глава  4. Накануне войны

291

ческую стратегию, Муссолини оказался в одиночестве перед акциями Гитлера, и в еще большем одиночестве в связи с растущей убежденностью Англии и Франции в том, что любая уступка, сделанная одному из диктаторов, приведет лишь к предъявлению новых требований. Вплоть до захвата Праги он сомневался и колебался. После 1516 марта 1939 г. положение Италии стало драматичным. На следующий день после гитлеровской акции Муссолини выступил на Большом фашистском совете с речью, в которой кратко охарактеризовал политику в Европе после 1933 г., сказав в заключении, что проблема Италии состоит в сохранении «равновесия сил внутри Оси». Он сказал далее: «Мы должны увеличить свой вес по сравнению с нашим товарищем по Оси». Это означало, что концептуально он уже рассматривал Италию только в рамках союза с Германией.
После оккупации Праги поведение Германии лишь подтвердило эту оценку. 16 марта 1939 г. Гитлер поступил с Муссолини точно так же, как год назад, т.е. не потрудился проконсультироваться с ним и не принял во внимание интересы Италии даже в минимальной степени. Отношение Англии и Франции к гитлеровской акции показало, что наступление всеобщего кризиса опасно приблизилось. И снова Муссолини вынужден был констатировать, что Ось являлась альянсом, который приносил результаты только одной стороне.
Политическую проблему этого момента было легко определить, но не легко решить. Как установить равновесие сил «внутри Оси», т.е. как поставить Гитлера в определенные рамки? Или, по крайней мере, как заставить его действовать более предсказуемо, либо предупреждать друга и почти союзника о сюрпризах с дестабилизирующими последствиями?
Ответом на эти вопросы, кажется, стала оккупация Албании, совершенная по настоянию Чиано 7 апреля и завершенная за два дня. Чиано еще в 1937 г. предлагал предпринять это вторжение, но только после аншлюса в марте 1938 г. добился согласия Муссолини осуществить его именно с намерением как продемонстрировать самостоятельность Италии по отношению к Германии, так и подтвердить наличие серьезных интересов Италии на Балканах. Однако дуче отложил исполнение этого замысла, потому что предпочитал, чтобы он был осуществлен с согласия Югославии. В 1939 г. он оказался в ситуации, когда был вынужден действовать в одиночку. Но то, что в 1938 г. имело бы антигерманскую направленность, в 1939 г. оказалось не более чем имитацией гитлеровского пиратства. Захват Албании вызвал тревожные отклики во всех неревизионистских странах Балканского полуострова и породил

292

Часть  2. Вторая мировая война

Глава  4. Накануне войны

293

стал министром иностранных дел, и немцы не могли еще в полной мере оценить смысл произошедших перемен до возвращения Риббентропа в Германию. Во время переговоров с Чиано германский министр Риббентроп вел себя демонстративно сдержанно. Он пояснил, прибегнув к иносказаниям, что в намерения Германии не входит использовать военные средства для решения спорных вопросов с Польшей. Он заверил графа Чиано, что Германия также не хотела бы быть вовлеченной в войну на два фронта, что она не готова пока к широкомасштабной войне. Чиано отметил, что согласен с принципами подготовленного союза, но ясно и настойчиво подчеркивал тот факт, что Италия, даже подписав союзные обязательства, будет не в состоянии принять участие в военном конфликте еще в течение трехпяти лет. Риббентроп, со своей стороны, без труда дал заверения на этот счет.
Подготовить текст договора с немыслимым легкомыслием было поручено только немцам, и Чиано не придал значения четкому формулированию пунктов, призванных защитить интересы итальянской стороны. Согласно Пасторелли, с большим основанием можно считать, что Муссолини был даже не знаком с точным текстом обязательств по договору, которые его министр готовился подписать и которые находились в существенном противоречии с предварительными материалами, подготовленными в предыдущие месяцы.
Договор, подписанный в Берлине 22 мая и известный как «Стальной пакт», официально был двусторонним союзом, который содержал несколько традиционных статей. Статья 1 обязывала стороны находиться в «постоянном контакте» с целью добиваться согласия по всем вопросам, касающимся взаимных интересов или европейской ситуации в целом. Это было такое обязательство о консультациях по всем вопросам, которое, по всей вероятности, послужило Муссолини предпосылкой для принятия решения о заключении союза.
Статья 3 пакта содержала необычный пункт, потому что в нем устанавливался casusfoederis, который утверждал взаимные обязательства сторон оказывать помощь «всеми силами на земле, на море и в воздухе», в случае если одна из сторон окажется вовлеченной в осложнения военного характера. Не делалось никакого различия, как обычно было принято, относительно характера войны: оборонительного или агрессивного. Хорошо известно, что по традиции союзные договоры вступали в силу в случае «неспровоцированного нападения» со стороны третьей державы. Итак, с одной стороны, Муссолини теоретически получал право на то, чтобы Гитлер постоянно с ним консультировался, с другой,  он

294

Часть  2. Вторая мировая война

оказывался связанным обязательством о вступлении Италии в войну на стороне Германии, каков бы ни был характер  оборонительный или агрессивный  германской политики. Между тем, усиленные попытки Риббентропа включить в союз также и Японию провалились, и это создавало предпосылки к тому, чтобы Гитлер начал серьезные переговоры с Советским Союзом.
Опасность «Стального пакта» заключалась и в том, что интересы Италии в нем фактически не были ограждены. Как отмечает Уотт, виной тому была небрежность итальянской дипломатии, не включившей ни одной выражавшей интересы Италии статьи, которая обязывала бы союзников не начинать войну в течение трех лет (как Риббентроп заверял Чиано перед подписанием в Берлине); ничего не было сказано о Балканском полуострове, об Альто Адидже, о Польше.
В последующие дни внимание Муссолини было обращено на эти лакуны  либо военные предупредили его о необходимости внести уточнения, либо, наконец, дуче осознал, как поясняет Пасторелли, что одобрил подписание документа, серьезно отличавшегося от того, который он намеревался принять, и приказал подготовить памятную записку, где оговаривались бы пределы итальянских военных обязательств. Этот документ, известный как «Памятная записка Каваллеро» по имени генерала, которому было поручено вручить ее немцам, расценивался Муссолини в качестве составной части соглашения о союзе, хотя Германия никогда не давала точного и недвусмысленного согласия на подобную интерпретацию.
В записке Муссолини подчеркивал, что «Италия не намерена ускорить войну общеевропейского характера, но убеждена, что она неизбежна», поскольку предвидит, что «треугольник Лондон–Париж–Москва будет стремиться  в мирное время  всячески нанести ущерб державам Оси». Далее он уточнил, что Италии нужно время для подготовки, по крайней мере, в течение всего 1942 г. и «только с 1943 г. и в последующем» военные усилия приведут «в перспективе к большой победе».
Вверяя этот документ генералу Каваллеро с тем, чтобы он вручил его лично Гитлеру, Чиано добавил уточнение для Риббентропа: «Генералу Каваллеро я поручил конфиденциальный документ, подготовленный дуче, который особенно важен для развития военного и экономического сотрудничества между нашими двумя странами». Иначе говоря, обязательства, взятые устно, должны были быть подтверждены письменно, чтобы концептуально составлять единое целое со «Стальным пактом». Эти уточнения и дальнейшее развитие двусторонних отношений заставили обе

Глава  4. Накануне войны

295

296

Часть  2. Вторая мировая война

угроза стала еще более ощутимой в связи с нестабильностью положения в Югославии и Румынии; кроме того, опасность нависла над Грецией и Турцией (поскольку Турция была непосредственно связана с происходившим на Балканском полуострове отчасти в виду географического положения, а также в силу стратегических причин более широкого плана).
Внутреннее положение в государствах этого региона было весьма неустойчивым не только вследствие жестокой борьбы между отдельными группировками, но, прежде всего, в связи с международной ситуацией. С этой точки зрения казалось, что до 1934 г. на Балканах господствовала Франция и что Барту был в 1934 г. близок к созданию стабильного и прочного союза, но дальнейшие события привели к резкому изменению ситуации. Только Балканская Антанта, предложенная Турцией, противостояла этой тенденции.
В 1930 г. Кемальпаша сумел нормализовать отношения с Грецией, подорванные войной 19201923 гг., подписав договор о дружбе. Обе страны, действительно, имели общие интересы и общих врагов: режим в Восточном Средиземноморье; экспансионистская политика Италии на Балканах; имманентная германская стратегия проникновения в регион; необходимость защищаться от Советского Союза. Политика Турции и Греции обеспечила им твердую поддержку Великобритании, более того, оба государства представляли и продолжали представлять опорные пункты британской системы на Ближнем Востоке. Для Франции обстоятельства складывались иначе: ее отношения с Турцией были серьезно осложнены спорами о границе между Сирией и Турцией и проблемой Александреттского санджака. На базе этой возобновленной дружбы между Турцией и Грецией было нетрудно присоединить к Антанте также Югославию и Румынию. На основе соглашения от 9 февраля 1934 г. была создана Балканская Антанта, т.е. пакт о взаимных консультациях и взаимопомощи.
Соглашение, однако, стало своего рода лебединой песней балканских стран, надеявшихся закрепить порядок, который сложился после войны. Все страны, выступавшие против ревизионизма, постепенно, но быстро, оказались под угрозой давления Германии, Италии или СССР. Всем пришлось сделать трудный выбор, который вынуждал пожертвовать концепциями внутренней политики во имя защиты национальной независимости. Наибольшей угрозе подвергались Румыния и Югославия. Румынию, прикрытую со стороны Чехословакии, окружали противники: Болгария, Венгрия и, прежде всего, Советский Союз. Поддержка Франции была полезной, но румыны с 1926 г. стремились урав

Глава  4. Накануне войны

297

новесить влияние Франции сближением с Италией. В 1934 г. после италоавстровенгерских соглашений и после Венского путча, Румыния с возрастающим чувством страха ощущала свою изолированность от остальной Европы и опасность, грозящую ей на любом направлении, за исключением Чехословакии.
Пока Николае Титулеску, горячий поборник политики коллективной безопасности и Лиги Наций, оставался министром иностранных дел, ему удавалось сохранять профранцузскую ориентацию румынской политики. Но в 1936 г. король Кароль II заменил его, поскольку в этот период он стремился столкнуть между собой различные политические силы внутри страны (либеральную партию, демократическую партию, крестьянскую партию и движение «железной гвардии», откровенно фашистского толка). В декабре 1938 г. Кароль распустил партии и создал Фронт национального возрождения, который должен был управлять страной в условиях надвигающегося кризиса, но в действительности был лишь преданным ему политическим формированием, которое возглавил способный политик Арманд Калинеску, министром иностранных дел стал Грегори Гафенку.
С 1936 г. и до декабря 1938 г. Румыния находилась в мучительной нерешительности относительно международной ориентации, пока Мюнхенская конференция, падение Чехословакии и возрастающее влияние Венгрии не показали ей, насколько велика опасность. В тот момент она, действительно, была окружена только врагами и могла искать поддержку лишь у своего традиционного противника, Советского Союза. Румыния оказалась в безвыходной ситуации, она не могла рассчитывать и на односторонние франкобританские гарантии, провозглашенные 13 апреля после итальянской оккупации Албании.
Не менее трудной была ситуация в Югославии, которая к тому же осложнялась напряженными отношениями внутри государства между различными этническими группами, проблемами наследования королю Александру и действиями террористов, особенно в Македонии, получавших финансовую подпитку из Болгарии (при поддержке Италии). Уже в 1934 г. Югославия еще в большей мере, чем Румыния, была окружена враждебными странами. Положение представлялось терпимым, пока Югославия могла рассчитывать на поддержку Франции, но в 1935 г. после заключения соглашения между Муссолини и Лавалем, которое продемонстрировало заинтересованность французов в договоре с Италией, в Белграде особенно остро ощутили свою изоляцию.
Более того, Германия, стремившаяся преодолеть трудности, связанные с периодом большой депрессии, начала мощное эко

298

Часть  2. Вторая мировая война

номическое проникновение на территорию Югославии, которое усилилось после аншлюса. Регент Павел в 1935 г. призвал к управлению страной Милана Стоядиновича, руководившего политической жизнью Югославии в течение нескольких лет. Стоядинович считал, что во внешней политике Югославии преобладающим должно стать укрепление отношений с западными державами. Регент, напротив, ориентировал югославскую политику преимущественно на отношения с Германией и на поиски согласия с Италией, что, как он полагал, ослабило бы опасность изоляции страны.
Действовать в этом направлении регента толкали и перемены, происходившие в Болгарии, где король Борис III под давлением Германии отказался от враждебного отношения к Югославии и поддержки банд македонских ирредентистов. В январе 1937 г. Югославия и Германия подписали пакт о вечной дружбе, который стал шагом навстречу Германии. Когда Чехословакия была разделена, а Венгрия получила наибольшую выгоду от этого расчленения, югославы поняли, в какой ситуации они оказались. Стоядинович был отправлен в отставку, его сменили Драгиша Светкович и Александр СинкарМаркович на посту министра иностранных дел. Регент посетил как Берлин, так и Лондон и начал переговоры с целью изменить внешнеполитическую ориентацию на антигерманскую. Он отдавал себе отчет в том, что наступление ревизионизма может только нанести ущерб Югославии, а потому необходимо согласовать общую военную стратегию с Великобританией, Грецией и Турцией. Но при этом предполагалось, что с востока на Германию окажет давление англофранкосоветский альянс, чего, однако не произошло. В канун войны Югославии угрожали весьма опасные контрудары, связанные с решениями Италии и Советского Союза.
Греция и Турция занимали в стратегическом отношении очень важные позиции, которые легко контролировали англичане. У Турции, находившейся до 1938 г. под руководством Кемаля Ататюрка, а затем назначенного им преемника Исмета Иненю, были все основания укреплять Балканскую Антанту либо, по крайней мере, ее южный фланг. Греция, где в августе 1936 г. была установлена диктатура генерала Метаксаса, ярого антикоммуниста и непримиримого националиста, придерживалась той же ориентации, потому что ей угрожала та же опасность.
Германское проникновение в Турцию под руководством фон Папена было упорным и настойчивым, хотя и безрезультатным. Министр иностранных дел Турции Шюкрю Сараджоглу без колебаний пошел на соглашение с Великобританией. 12 мая 1939 г. оба правительства обнародовали общее заявление об обязатель

Глава  4. Накануне войны

299

300

Часть  2. Вторая мировая война

зависело от Японии. Гитлер стремился ускорить принятие решений японцами именно для того, чтобы получить более четкую перспективу действий в Европе.
Если СССР продолжит антигерманскую политику, полагал он, то это может повлиять на Японию: «Союз ФранцияВеликобританияРоссия против ГерманииИталииЯпонии заставил бы меня напасть на Великобританию и Францию и нанести им смертельный удар» даже, если придется, «молниеносно» нарушить нейтралитет Голландии. Не стоило питать иллюзий. Великобритания стала врагом «не на жизнь, а на смерть», и идея «дешево отделаться» была опасной: более того, «нереальной». Сдержанность, которую продемонстрировали японцы относительно планов тройственного союза с Германией и Италией, была связана с их заинтересованностью в проведении, если возможно, антисоветской политики, но только в тот момент и на тех условиях, которые устраивали Японию в наибольшей степени.
Отсюда вывод: подготовить нападение на Польшу, так чтобы незамедлительно вывести ее из игры, не позволив польской войне сразу же «соскользнуть» в более масштабный конфликт. Одновременно подготовиться к «долгой войне» с целью оккупации Голландии, Бельгии и Франции и заложить основы для победоносной войны против Великобритании. Проблема состояла в том, чтобы «при первой возможности» и под любым предлогом напасть на Польшу, изолировав ее дипломатически, чтобы затем начать войну против Великобритании. Отношения с СССР зависели от отношений с Японией. «Первая возможность», решил Гитлер, могла представиться 26 августа: на этот день было запланировано начало операций, которые готовились в глубокой тайне.
Как видим, цели Гитлера были ясны, но гораздо менее четко были определены условия и расстановка сил. Несомненно, что в этот период в Европе он был, возможно, арбитром международной ситуации. Но именно находясь в зените своего влияния, когда Гитлер, практически, мог сделать любой выбор, который облегчил бы достижение поставленных целей, он был одурманен собственным решением развязать войну, т.е. «показать миру мускулы» германской мощи, чтобы дальше сеять ужас и страх. В результате фюрер сделал ряд ошибок в оценке ситуации, что в дальнейшем привело его к поражению.
Гитлер питал большие и порой необоснованные иллюзии, так как был уверен, что Германия обладает огромным технологическим потенциалом и ей не хватает лишь некоторых видов сырья и «жизненного пространства». Он заблуждался и не сознавал, насколько шаткими были основы, на которых строилась его полита

Глава  4. Накануне войны

301

302

Часть  2. Вторая мировая война

сдерживания Советского Союза, которая до 1938 г. господствовала в европейской дипломатии, несмотря на советскофранцузский договор о дружбе от 1935 г.
Эта гипотеза о возможной расстановке сил, которая в свете развития кризиса после мая 1939 г. может показаться совершенно безосновательной, была, наоборот, совершенно оправданной до того момента, когда 24 мая британское правительство согласилось, с колебаниями и оговорками, начать переговоры с Францией и Советским Союзом. Это был альтернативный вариант, который предполагал формирование блока с мощными ресурсами и переустройство отношений между европейскими государствами после ударов, нанесенных гитлеровским ревизионизмом.
Вторая возможная альтернатива состояла в одном из двух наиболее реалистических решений: заключив союз с Италией и Японией, превратить Антикоминтерновский пакт в подлинный союзный договор. Это несомненно придало бы соглашению между тремя авторитарными режимами антисоветский характер, столь желанный для Японии и Италии, и лишило бы смысла заверения, данные Польше, чья ненависть к Советам была Гитлеру хорошо известна. В этом случае Гитлер мог бы рассчитывать, что Польша, подвергшаяся нападению с запада, не получила бы поддержки с востока, потому что внимание Советского Союза было бы приковано к ситуации в Азии, и его совершенно не интересовала бы судьба режима в Варшаве.
Несмотря на мартовские гарантии и соглашения, заключенные в последующие недели, этот союз не вызвал бы немедленного протеста англичан и французов. В самом деле, как возможное открытие азиатского фронта, так и молниеносная германская акция поставили бы обе западные державы перед свершившимся фактом, что не могло помешать им выразить свой бурный протест, но заставило бы их действовать в очень сложной ситуации. Действительно, как они смогли бы атаковать Германию, победившую Польшу и избавившуюся от проблем на востоке, будучи неуверенными в возможности удачного исхода войны на фронте по Рейну?
Итак, чисто теоретически, без должной оценки подлинных сил, которые союзники, Италия и Япония, могли незамедлительно бросить в бой, этот вариант давал Гитлеру наилучшие возможности, позволял сделать промежуточный шаг, который почти без особых издержек (за исключением минимальных, связанных с кампанией в Польше) приводил его к успеху. Кстати, Гитлер не без оснований полагал: «Против Польши наши танки будут весьма эффективны, потому что у польской армии нет противотанковых

Глава  4. Накануне войны

303

пушек. Там, где мощь армии не является решающим фактором, начинает играть свою роль элемент неожиданности и гениальности стратегии».
Оставалась третья возможность. Если бы Япония слишком долго колебалась в определении своего политикостратегического выбора, то Германия рисковала попасть в кризисную ситуацию, поскольку Польша была бы не изолирована, так как Советский Союз мог оказаться вовлеченным в орбиту действий Англии и Франции. Эта ситуация вызвала бы определенный резонанс и на Балканском полуострове, где преобладание Германии было неоспоримо, хотя и уравновешено действиями Великобритании в Турции, Греции и Румынии. Оставалась, однако, открытой возможность англофранкорусскопольской коалиции, которая, даже будучи внутренне непрочной, вывела бы Польшу из изоляции и заставила бы Германию выступать одновременно на двух фронтах.
Неуверенность японцев могла подтолкнуть Гитлера к выбору третьего пути, который, впрочем, был традиционным для германской политики, пути соглашения с Советским Союзом: о возможности соглашения упомянул Сталин еще 10 марта 1939 г. в речи на съезде ВКП(б). Ограничения этого выбора определялись соображениями идеологии и державной политики. Нацистская идеология должна была бы существовать в широком диапазоне от антикоммунизма до принятия коммунизма, что было для нее вполне возможно, но было бы трудно для итальянцев, поскольку антикоммунистический характер фашизма имел более глубокие исторические корни.
Кроме того, Гитлер должен был бы забыть или сделать вид, что забыл, по крайней мере, на какоето время неизменные руководящие установки его внешней политики, в соответствии с которыми жизненное пространство Германии находилось на востоке: в Польше, на Украине, в Белоруссии и в странах Балтии. Это означало, что, даже признавая Великобританию врагом номер один для Германии, соглашение с Советским Союзом действовало бы не дольше, чем того требовали обстоятельства, и если Германия хотела поставить Европу под свой контроль, то рано или поздно она должна была бы выступить против временного союзника. Второй выбор не исключал этой опасности, однако, он уравновешивался давлением Японии на востоке. Решение заключить тактический союз со Сталиным, отодвинув окончательное объяснение на время (в 1939 г. было неизвестно, насколько оно будет продолжительным), определяло и выбор пути: более извилистого, а потому и более опасного.

304

Часть  2. Вторая мировая война

Глава  4. Накануне войны

305

саксонскими державами. Поэтому Япония продолжала ставить условия и требовать новых разъяснений, показывая тем самым Гитлеру, что если он не намерен терять драгоценное время, то не должен рассчитывать на быстрое заключение договора с участием Японии. Эти обсуждения вместе с решением не позволять больше таким деятелям как Вольтат пытаться возобновить, как это произошло в июле, политику «умиротворения» мешали Гитлеру сделать выбор в пользу двух первых вариантов.
Между тем, начиная с июня, т.е. вскоре после подписания «Стального пакта», итальянский посол в Берлине стал отправлять в Рим доклады, тон которых становился все более тревожным и даже паническим. Он описывал военные приготовления Германии и постепенно приходил к заключению, что военная акция Гитлера становится неизбежной: «Признаки, вызывающие беспокойство, возрастают с каждым днем,  писал Аттолико 11 июня. ...Продолжается лихорадочное вооружение Данцига, столь же лихорадочно продолжается размещение войск и вооружений на направлении северного сектора польского фронта... Все эти перемещения войск должны быть завершены к точно установленному сроку  15 августа. Именно к этому дню должно быть принято политическое решение о предстоящих действиях... И именно в августе, точнее числа 1015, фюрер примет решение быть миру или войне».
Как Муссолини, так и Чиано изначально считали Аттолико паникером. Но факты упрямая вещь. Стало понятно, что у Гитлера отсутствуют серьезные намерения встретиться с Муссолини, потому что он не хотел ни ознакомить его со своими планами, ни подвергаться дипломатическому давлению или выслушивать призывы о соблюдении заключенных договоров, которым он не хотел следовать. В этой обстановке было решено, что графу Чиано надлежит прояснить ситуацию, поэтому он договорился о встрече с Риббентропом и Гитлером в Зальцбурге и Берхтесгадене. Встречи состоялись 11 и 12 августа. Чиано, который всегда был поборником союза с Германией, переживал в эти дни глубокое разочарование в связи с совершенной ошибкой и с тех пор пытался, но безрезультатно, вырвать Италию из «Стального пакта». Он придерживался этой линии, пока Германия ни добилась в 1940 г., как ему казалось, военной победы в Европе.
Риббентроп и Гитлер подтвердили то, чего опасался Аттолико. Нападение на Польшу было предрешено, потому что следовало, наконец, прекратить «гнусности» польской политики, или, говоря более понятным языком, потому что Варшавское правительство не проявило склонность уступить давлению Германии и, более того, стремилось создать линию дипломатической обороны,

306

Часть  2. Вторая мировая война

Глава  4. Накануне войны

307

держав. 11 августа, за день до встречи с Чиано, он сказал Карлу Якобу Буркхардту, комиссару Лиги Наций в Данциге: «Все, что я делаю, обращено против России... Если Запад настолько глуп и слеп, что не может понять этого, я буду вынужден договориться с русскими, сражаться с Западом и потом, после того как разобью его, я, собрав свои силы, поверну против Советского Союза. Мне нужна Украина, чтобы никто больше не испытывал голод, как во время последней войны».
Советскогерманские переговоры были возобновлены в мае 1939 г. в Москве. Вначале Риббентроп обратился к итальянцам с тем, чтобы они убедили Советы в доброй воле Германии. Посол Италии в Москве Аугусто Россо получил соответствующие инструкции и до начала июля оказывал поддержку своему германскому коллеге фон Шуленбургу. После этого и до 23 августа итальянцы не получали никакой информации.
Между тем, продолжались утомительные переговоры Советов с Францией и Великобританией. У Советов закралось подозрение, что за медлительностью западного процедурнодипломатического механизма кроется желание выкроить время для претворения в жизнь параллельного плана (известного благодаря бесцеремонности прессы)  грандиозного европейского соглашения с антисоветской направленностью, которое включало бы западные державы, а также Германию и Польшу.
В эти месяцы Сталин был обеспокоен тем, чтобы не допустить изоляции Советского Союза и предотвратить состояние дипломатического бессилия, как это было в 1938 г. Позже советская и просоветская историография будут объяснять поведение Сталина только его желанием выиграть время в условиях германской угрозы. Между тем, в то время, т.е. в середине 1939 г., не существовало непосредственной угрозы со стороны Германии, потому что Гитлер в своих действиях руководствовался стремлением избежать ведения войны на два фронта. Поэтому в тактическом плане следует искать иное объяснение поведения Сталина: в его намерении избежать того, чтобы новая политика «умиротворения» приблизила опасность к советским границам; в его стремлении немедленно использовать возможности, возникшие в связи с беспринципным поведением Гитлера; в его нежелании ввязываться в войны внутри капиталистической системы. Коммунистический режим не делил их на «хорошие и плохие», поскольку это были войны между капиталистическими странами, которые все были враждебны СССР. Их временные противоречия необходимо было использовать полностью, как это сделал Ленин в 1922 г., заключив договор в Рапалло.

308

Часть  2. Вторая мировая война

Совсем иные причины толкали Гитлера к соглашению с Советским Союзом: они были связаны с трудностями, которые переживал фюрер, находясь в изоляции. Вся его дипломатическая (как потом и военная) деятельность основывалась на быстрой реализации намеченных акций. Необходимо было завершить операцию прежде, чем великие державы (Великобритания и Соединенные Штаты) успеют перестроить механизм производства в военных целях. Потери времени на ожидание изза нерешительности Японии и сомнений Италии были недопустимы. Альтернатива сближения с Советами была жестко реалистичной и оптимальной для того, чтобы парализовать Польшу в кратчайшие сроки. Гитлер даже не мог представить себе, что его акция в среднесрочном плане могла бы провалиться и что она могла бы обернуться против Германии. В этой неправильной оценке ситуации была основная ошибка Гитлера, ослепленного идеей немедленного принятия решений.
Переговоры с СССР по экономическим проблемам развивались позитивно и завершились 20 августа. За несколько дней до этого Молотов вновь вернулся к идее пакта о ненападении, о которой никогда не забывали полностью. Предполагалось, что договор будет сопровождаться секретными статьями, направленными на урегулирование взаимных интересов. Решение Гитлер принял незамедлительно. Он обратился к Сталину с просьбой принять Риббентропа до 23 августа (следует напомнить, что нападение на Польшу планировалось на 26 число) и, получив согласие, приказал своему министру иностранных дел отправиться в Москву для подписания соглашений, которые изменили судьбу Европы и мира.
Между Молотовым и Риббентропом было мало общего, разве что абсолютный цинизм и отсутствие щепетильности в решении судеб народов. Короче, в течение дня 23 августа были подготовлены текст пакта о ненападении и дополнительные «секретные протоколы». Текст «секретных протоколов» был обнародован в 1949 г. американским правительством, но их содержание всегда опровергалось Советами, которые только в 1988 г. начали признавать существование этих документов и в 1990 г. их опубликовали, что полностью подтвердило более ранние издания текстов.
Пакт о ненападении имел огромное политическое значение. В нем содержалось традиционное обязательство обеих сторон воздержаться от агрессивных действий друг против друга, не предоставлять помощи тем, кто нападет на одну из договаривающихся сторон, продолжать в будущем консультации по проблемам, имеющим взаимный интерес, а также не участвовать в союзах, направленных против одной из сторон.
Таким образом, благодаря пакту Гитлер полностью решал свои задачи, поскольку получал гарантии, что ему не придется

Глава  4. Накануне войны

309

воевать с Советами в то время, когда он начнет войну против Польши. Одновременно пакт означал конец англофранкорусских переговоров, в связи с которыми именно 22 августа французы совершили свое максимальное и напрасное усилие, интерпретировав позицию Польши как согласие на проход Красной армии через ее территорию — в действительности этого согласия не существовало.
Само соглашение РиббентропМолотов не было чемто необычным, если не учитывать тот факт, что оно означало полный переворот в системе союзов — это имело важные последствия и вызвало широкий отклик. Но подлинный переворот был связан с содержанием секретного протокола, что свидетельствует о цене, заплаченной Гитлером Сталину, чтобы получить согласие на разгром Польши. Это была высокая цена, с которой Гитлер согласился, рассчитывая сделать временные и обманчивые уступки, при этом он не предполагал, что эти уступки очень усложнят политическую ситуацию в Восточной и ДунайскоБалканской Европе. Иначе говоря, переход Восточной Европы под советское влияние был парадоксальным и непредвиденным результатом политики Гитлера еще до решений союзных держав и результатов Второй мировой войны.
Гитлер таким образом пытался обеспечить свободу действий Германии в Польше и на Западе, чем он быстро воспользовался, но не учел, в полном соответствии с расистской концепцией, что, возможно, Советы победят в финальном противоборстве. Это была геополитическая ошибка драматического характера. В четырех статьях «секретного протокола» были четко определены «сферы влияния» обеих сторон в Восточной Европе. В первой статье, касавшейся региона стран Балтии, устанавливалось, что северная граница Латвии станет границей между советским и германским влиянием, при этом Вильнюс рассматривался как принадлежавший Литве. Вторая статья касалась Польши и определяла, что граница между «сферами влияния» двух стран пройдет приблизительно по рекам НаревВислаСан. Вопрос о том, желательно ли сохранить независимое Польское государство и в каких границах, должен был быть решен позднее, в зависимости от хода событий. Третья статья закрепляла Бессарабию в сфере советских интересов и подтверждала «полное отсутствие» интереса Германии к этому региону. В последней, четвертой, статье говорилось об абсолютной секретности протокола.
Итак, Гитлер отдал большую часть стран Балтии, Восточную Польшу и Бессарабию Советскому Союзу в обмен на контроль над остальной частью Польши и свободу действий, предоставлявшуюся

310

Часть  2. Вторая мировая война

Глава  4. Накануне войны

311

мании, так как стало очевидно, что «Стальной пакт» приносит выгоды только Германии и угрожает сохранению мира в то время, когда Италия в нем особенно нуждается.
25 августа Муссолини получил единственное хвалебное послание от Гитлера, который информировал его о том, что произошло, представив случившееся как невероятный выигрыш для «Оси». Муссолини терял терпение и, хотя в предыдущие дни усердно работал над подготовкой послания, где была отражена его реакция на известия, сообщенные ему Чиано и Аттолико после Зальцбурга, в тот же день, 25 августа, он переписал заново текст письма и твердо заявил: Италия понимает отношение Германии к Польше и готова была бы участвовать в оборонительной войне, но в случае всеобщей войны, спровоцированной нападением Германии, итальянцы не будут участвовать, если Германия будет не в состоянии немедленно поставить Италии необходимое стратегическое сырье, чтобы она могла противостоять вероятному нападению Англии и Франции. Муссолини, наконец, напоминал Гитлеру, что «во время наших встреч было предусмотрено, что война возможна после 1942 года... Считаю своим прямым долгом, как лояльный друг,  добавлял Муссолини только внешне дружески, но, в сущности, с упреком и намеком, — сказать вам всю правду и показать вам реальное положение вещей: отказ от этого мог бы повлечь за собой неприятные последствия для всех нас». Наконец, для характеристики настроений, господствовавших в окружении Муссолини, достаточно привести замечание Чиано, который записал в своем дневнике: «Союз между Москвой и Берлином это уродливый брак, который противоречит букве и духу наших договоров. Эта акция направлена против Рима, против католицизма; она означает возврат к варварству, а наша историческая роль заключается в том, чтобы выступить против него всеми средствами и во всеоружии».
25 августа Гитлер узнал о реакции Италии. В тот же день он получил сообщение о подписании англопольского договора о взаимопомощи. Это было еще одно свидетельство того, что соглашение с СССР не привело к изоляции Польши, а, наоборот, содействовало созданию единой системы гарантий, даже если она и не стала немедленно эффективной. В тот момент он знал, что Польшу можно было атаковать, потому что никто не смог бы оказать ей помощь без промедлений. Но при нападении на Запад Германия вынуждена была опираться только на Советский Союз и действительно готовиться к всеобщему конфликту, не рассчитывая на содействие Италии, которое помогло бы, хотя и немного, уменьшить опасности, связанные с войной.

312

Часть  2. Вторая мировая война

Глава  4. Накануне войны

313