Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Нольфо ди Э. История международных отношений

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава третья. КРИЗИС И КРАХ ВЕРСАЛЬСКОЙ СИСТЕМЫ

3. 1. Внешняя политика Японии и захват Маньчжурии
3.1.1. ПРЕВРАЩЕНИЕ ЯПОНИИ В ВЕЛИКУЮ ДЕРЖАВУ

Определение «Версальская система», в узком смысле слова, включает не только проблемы, связанные с Парижскими договорами, но и переустройство территорий государств, являвшихся их объектами. В действительности, это определение, в сжатой форме синтезировало сложную, но однозначную реальность — оно представляло собой одну из бесчисленных попыток, но в крайней форме, адаптировать глобальные международные отношения к модели, принятой европейской дипломатией, несмотря на ее ограниченность, проявившуюся в 1914 г., в 1919 г. и в последующий период.
Более широкое толкование самой концепции этой модели позволяет утверждать, что переход от кризиса к слому системы, конец statusquo, крушение иллюзий, родившихся в Париже в 1919 г., началось за пределами Европы  на Дальнем Востоке. Маньчжурский кризис, спровоцированный Японией, хотя и был далек от европейских противоречий, явился их отражением, по крайней мере, с того момента, когда в начале XX века японская дипломатия связала свою судьбу с европейской внешней политикой.
Этот кризис стал начальным этапом распада системы, так как основная парадигма развития кризиса открыто противоречила тому, что до 1932 г. пытались делать в Европе, где неустанно искали дипломатические решения всех споров. Только действия Муссолини и Гитлера в 1935 г. прервали эту цепь изнурительных переговоров. Кроме того, Маньчжурский кризис стал возможен именно потому, что Европа и Соединенные Штаты были слишком далеки от региона развития событий и были слишком погружены в распутывание клубка собственных экономических и политических проблем, чтобы быстро реагировать на происходящее (допуская, конечно, что у них было такое желание).
То, что произошло в Маньчжурии, было жизненно важно для сущности самой Версальской системы и затрагивало интересы

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

169

многих ведущих держав (прежде всего Соединенных Штатов, Советского Союза и Великобритании), но геополитическая удаленность страны сделала ее легкой добычей Японии. Европейская модель захватнической войны была воспроизведена в самом худшем виде, оставив после себя бездыханный труп «коллективной безопасности», т.е. Лиги Наций. Кризис развивался очень быстро: от заявлений японцы перешли к реальным конкретным акциям — это стало началом краха системы.
Превращение Японии в великую державу на Тихом Океане началось с признания этого факта в последнем десятилетии XIX века. Участие в коалиции победителей во время Первой мировой войны содействовало ее дальнейшему усилению. После войны в Японии произошли глубокие политические преобразования, начался бурный экономический рост. Политические изменения были связаны с тем, что милитаристская (или самурайская) олигархия, которая управляла страной, уступила место гражданскому правительству из представителей партий, опиравшихся на парламент, в выборах которого с 1925 г. участвовало все мужское население.
Среди наиболее крупных партий была Сэйюкай, которую отличала четко выраженная консервативная ориентация, так как она была связана с интересами крупных промышленников, а также крупных и мелких землевладельцев и проводила империалистическую внешнюю политику, в особенности в Северном Китае, Маньчжурии и Монголии. Другую партию  Минсэйто характеризовала либеральная тенденция, поскольку она была связана с деловыми и торговыми кругами и заинтересована в осуществлении торговой экспансии. Обе партии зависели от двух ведущих монополистических групп, которые господствовали в японской экономике: Сэйюкай от группы Мицуи и Минсэйто от группы Мицубиси.
Позиции двух партий  согласно Джордже. Борса  выражали интересы двух группировок. Консерваторы защищали империалистическую политику, потому что интересы Мицуи были особенно сильны в Маньчжурии. Минсэйто выступала за проведение более либеральной политики, поскольку интересы группы Мицубиси сосредоточивались преимущественно в торговле. Эта обусловленность политической деятельности экономическими интересами была настолько глубокой, что породила цепь зависимости по типу клиентелы и реакционных маневров — все это привело к кризису хрупкой японской демократии. С другой стороны, при сложившемся режиме Япония добилась значительных экономических успехов, и ее промышленное производство в 1929 г. возросло на 300% в сравнении с довоенным уровнем.

170

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

В целом, в этой азиатской стране отразились все противоречия бурного роста и нерегулируемой модернизации. Она преодолела экономический кризис, который незначительно поразил ее на короткий период (в 19301931 гг.), в результате протекционистских мер, принятых на международном рынке по отношению к экономике, ориентированной на экспорт. Тем не менее, уже в 1932 г. ее подъем был мощным и очевидным.

3.1.2. ЯПОНСКАЯ АГРЕССИЯ ПРОТИВ МАНЬЧЖУРИИ И ЛИГА НАЦИЙ

Внешняя политика Японии находилась в тесной зависимости от внутренней ситуации, но в целом была очень осторожной, хотя и не могла не считаться с необходимостью сотрудничествасоперничества с Китаем и его все более растущим давлением в отношении наращивания инвестиций в Маньчжурию.
«Особые интересы» Японии в этом регионе были признаны русскояпонским мирным договором 1905 г. и заключенными вслед за ним китайскояпонскими соглашениями. В особенности это относилось к контролю над полуостровом Ляодун и трансманьчжурской железной дорогой, к правам на разработку залежей полезных ископаемых и к признанию привилегий японских граждан в сельскохозяйственной, промышленной и торговой деятельности. Договор с Китаем от мая 1915 г., еще более ужесточил условия реализации этих уступок. Для Китая складывалась неприемлемая ситуация, в особенности потому, что последствия кровавого перехода к послереволюционному устройству становились все тяжелее. Это объясняет, почему правительство Китая стремилось либо добиться отмены этих привилегий, либо лишить их действенности.
Китайцы пытались блокировать право японских граждан на приобретение земель в Южной Маньчжурии, на осуществление железорудных разработок, а также на эксплуатацию железных дорог в этом регионе. Речь шла об очень важных вопросах, относительно которых существовали сложные юридические установления. На основе договоров японцы получили в свое управление железную дорогу в Южной Маньчжурии, а вместе с тем приобрели также «все привилегии, права и собственность на всю железнодорожную сеть этого региона». Эта была статья, которую японцы стремились толковать слишком широко, в ущерб китайской юрисдикции. К этому добавлялся еще и тот факт, что японцы совершенно не желали отказаться от права инвестировать в дальнейшее строительство железных дорог. В 1931 г. они построили

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

171

во всей Маньчжурии около 1000 километров железных дорог, утверждая, что хотели тем самым содействовать экономическому росту региона.
Здесь в сложном клубке сплелись разные интересы. К этому следовало добавить также вопрос о почти миллионе корейских эмигрантов в Маньчжурии, которых китайцы расценивали как авангард японского вторжения, поскольку Корея была тогда частью империи Восходящего Солнца, что подрывало власть китайского правительства и ставило под вопрос возможность Токио влиять на ситуацию.
В эти годы в Японии у власти находилось правительство под председательством Осати Хамагути, сформированное партией Минсэйто. В 1930 г. он вступил в острое столкновение с военными кругами и с Частным Советом короны в связи с тем, что на Лондонской конференции по судоходству принял условия, которые были расценены как унизительные реакционными руководителями японского военноморского флота. В ноябре 1930 г. на Хамагути было совершено покушение фанатикомнационалистом. Он умер спустя несколько месяцев, в апреле 1931 г; на посту главы правительства его сменил другой представитель той же партии, барон Реихиро Вакацуки, который затем представлял Японию на Лондонской конференции. Барон Хихуро Сидэхара стал министром иностранных дел. Но если Хамагути был сильной личностью, способной разрешать внутренние политические противоречия, то новый глава правительства не обладал достаточным авторитетом и не был способен противостоять давлению милитаристских кругов, действовавших в Маньчжурии.
Когда 18 сентября 1931 г. несколько военных частей, находившихся под японским командованием в Маньчжурии, заняли Мукден, главный город региона, и продолжили свое продвижение по территории Маньчжурии под предлогом защиты железных дорог, находившихся в японской собственности и якобы подвергавшихся постоянным нападениям со стороны китайских нерегулярных формирований, то правительство Токио оказалось перед свершившимся фактом. Спустя три дня китайское правительство обратилось в Лигу Наций и как участник пакта БрианаКеллога к американскому правительству. Ситуация была сложной и требовала осторожного подхода. За пределами Японии никто не хотел создавать трудности для ее слабого правительства и министра иностранных дел Сидэхара, противопоставляя их националистической и милитаристской реакции, что произошло бы в случае осуждения за рубежом акции, которая была предпринята без одобрения правительства, с целью поставить его в затруднительное положение.

172

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Обращение Китая в Лигу Наций было рассмотрено на основании ст. 11 ее Устава, определяющей способы политического вмешательства Лиги в случае конфликта. Совет Лиги 22 сентября единодушно (т.е. даже с участием в голосовании японского представителя) одобрил резолюцию, предлагавшую сторонам воздержаться от шагов, которые могли бы осложнить ситуацию и отвести свои войска на исходные позиции. Китай с одобрением отнесся к вмешательству Женевской организации, Япония, напротив, будучи более сильной в военном отношении, настаивала на необходимости прямых переговоров, утверждая, что уже начала отвод войск, которые и были использованы лишь в предупредительных целях.
Положение оставалось нестабильным, Лига Наций, продолжая свои попытки умиротворения, обратилась к Соединенным Штатам с предложением присоединиться к ее акциям. Американцы поддержали ее миротворческую деятельность и предприняли ряд односторонних шагов, которые понуждали японцев соблюдать договоры. Японцы продолжали свои уловки. Правительство Токио оказалось зажатым в тисках противоречивой ситуации: с одной стороны, оно испытывало международное давление, а с другой, должно было противостоять власти и силе милитаристских кругов внутри страны.
Кризис вяло развивался в этом ключе в течение нескольких недель, вплоть до 24 октября, когда Лига Наций, вопреки мнению японского правительства, четко потребовала от Токио вывести свои войска до 16 ноября. Отказ японцев принять это требование заставил Вашингтон направить 24 ноября Японии весьма решительный протест, в ответ на который министр Сидэхара обязался прекратить продвижение войск. Сидэхара выполнил свое обязательство и добился согласия генералов приостановить военные действия. Кроме того, японское правительство согласилось на создание международной комиссии и даже потребовало ускорить отправку в Маньчжурию комиссии по расследованию во главе с лордом Литтоном, которая в действительности была сформирована лишь шесть месяцев спустя, в июне 1932 г. Именно затяжка назначения комиссии Литтона свидетельствует, что под покровом доброй воли таились намерения и цели, далеко не столь решительные и принципиальные, как это декларировалось ранее.
Сидэхара израсходовал весь свой политический ресурс для проведения курса на умиротворение. Его резко критиковали за сговорчивость, и на следующий день после принятия решения о назначении комиссии, 11декабря 1931 г., он был вынужден подать в отставку. Так, пока дипломаты вели переговоры, военным удалось устранить основное препятствие для свободы своих дей

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

173

ствий. Военные операции в Маньчжурии были возобновлены, а оккупация всего региона завершилась к началу января 1932 г. Когда Литтон прибыл в Маньчжурию, то ему пришлось иметь дело с совершенно иным положением вещей, чем то, которое существовало в момент принятия решения о создании комиссии.
Резкий поворот японской политики к милитаризму означал отказ от проводившегося в послевоенное время политического курса, что привело к завершению прежней эпохи преобладания политических партий и к началу нового этапа быстрого, хотя и постепенного возврата к господству военных. В международном плане это вызвало острую реакцию со стороны американцев. Государственный секретарь Генри Стимсон направил в Токио и Пекин жесткую дипломатическую ноту, получившую позднее известность как «доктрина Стимсона».
В ней утверждалось, что правительство Соединенных Штатов не может допустить «законность любого положения defacto, и оно также не намерено признавать какой бы то ни было договор или соглашение между правительствами или их агентами, которые могли бы нанести ущерб правам США или правам их граждан в Китае, на основе существующих трактатов, включая те, которые относятся к вопросам суверенитета, независимости или территориальной и административной целостности Китайской Республики, касающиеся международной политики в отношении Китая, известной под названием “политики открытых дверей". Правительство США также не намерено признавать какоелибо положение, договор или соглашение, которое будет совершено методами, противоречащими статьям Парижского пакта (пакта Келлога) от 27 августа 1928 г., участниками которого являются и Китай, и Япония, а также США».
К этому дипломатическому давлению следует добавить робкие шаги, предпринятые Лигой Наций, в ответ на брошенный открытый вызов. Осторожные (или бессильные) деятели европейской дипломатии, напротив, предпочитали укрыться за хитроумными формулами, согласно которым прежде, чем занять какуюлибо позицию, следовало бы дождаться отчета комиссии расследования (с назначением ее, однако, не торопились).
Таким образом, японцы получили свободу для продолжения военной акции уже за пределами Маньчжурии, на китайской территории. Некоторые инциденты между китайцами и японцами, имевшие место в порту Шанхая, послужили предлогом для обстрела города с японских военноморских судов, за которым последовала высадка войск (конец января 1932 г.). Впервые вооруженные силы двух государств вступили в прямое столкновение. Китайское

174

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

сопротивление даже в большей мере, чем вмешательство Лиги Наций, заставило японцев положить конец военным действиям. 5 мая бои в Шанхае прекратились, и некоторое время спустя японцы вывели свои войска.
Итак, благодаря отвлекающему военному столкновению в Шанхае, японцы взяли Маньчжурию под свой полный контроль. 18 февраля 1932 г. они преобразовали регион в независимое государство под названием МаньчжоуГо и спустя некоторое время назначили его правителем бывшего императора Китая Пу И, лишившегося трона в юном возрасте и теперь получившего новое имя Канг Те. В сентябре между Японией и МаньчжоуГо был подписан союзный договор, в котором подтверждалась зависимость МаньчжоуГо от Японии. Эти события оказали воздействие на и без того неустойчивую ситуацию в Китае, они стали предвестником экспансионистских действий Японии, что нашло подтверждение несколько лет спустя.
Хотя американцы не очень четко выразили свое отношение к свершившемуся факту, но подтвердили позицию «непризнания» его, которую разделяла и Лига Наций  японское правительство осталось к этому равнодушным. Из опубликованного 1 октября доклада комиссии Литтона стали известны уже очевидные факты: существующие японские интересы в Маньчжурии заслуживали защиты, но создание искусственного государства МаньчжоуГо было неоправданным произволом, потому что было бы достаточно, если бы Китай предоставил широкую автономию Маньчжурии, сохранив свой суверенитет на эту территорию.
В дальнейшем историки восхваляли объективность доклада комиссии, но в действительности было бы более справедливым отметить содержавшиеся в нем очевидные и бесполезные банальности. Обычно достаточно легко дать формальную оценку свершившимся фактам, особенно если отсутствует стремление представить пусть слабые, но конкретные объяснения случившегося.
Ни одна из европейских держав не была в состоянии в тот момент действовать против Японии. Великобритания, чрезмерно поглощенная заботами о восстановлении своей имперской мощи и не намеревалась подрывать традиционную дружбу, которая связывала ее с Японией. У Советов были совершенно иные заботы, требовавшие их внимания, хотя акция Японии представляла для них реальную угрозу, поскольку исходила от ближайшего соседа. Американцы, которые переживали самый тяжелый период экономического спада, были заняты избирательной кампанией, требовавшей осторожных действий во внешнеполитических вопросах. Французы могли бы предвосхитить мировое значение «разрыва», несущего угрозу всей Версальской системе, но у них, конечно, не

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

175

было ни сил, ни возможностей, ни политической воли действовать в одиночку, в то время как Германия и Италия готовились предпринять свои акции в Европе.
В этой ситуации Японии ничего не оставалось, как вести короткую арьергардную кампанию против признания Лигой Наций доклада Литтона. Затем, когда Женевская ассамблея в феврале 1933 г. одобрила рекомендации комиссии расследования и потребовала, чтобы Япония подчинилась им, то японцы заявили о своем выходе из международной организации. Лига Наций могла лишь с горечью констатировать свой провал при первом же серьезном испытании, которому она была подвергнута (в 1923 г. Лига уклонилась от непосредственного участия в решении кризиса на Корфу). Японцы не остановились в Маньчжурии и начали постепенно просачиваться в Северный Китай, уверенные в тот момент, что никто им не помешает.

3.2. Колебания Муссолини между германским
ревизионизмом и политикой европейской
безопасности Австрийский вопрос

3.2.1. ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА МУССОЛИНИ

С тех пор, как Муссолини пришел к власти, установив затем личную диктатуру, он по существу не изменил основные направления итальянской внешней политики, и, по крайней мере до 19271928 гг. не сменил даже лиц, которым был вверен международный курс Италии. Лишь в 19281932 гг. он пытался провести некоторую фашизацию внешней политики, но результаты были скромными, так как международные концепции, за небольшим исключением (в частности, взгляды князя Карло Сфорца, министра иностранных дел в 19201921 гг.), совпадали с представлениями национализма, характерного для идеологии Муссолини.
Муссолини изменил лишь внешние характеристики традиционных концепций, что выражалось в двух аспектах. Первое новшество было связано с обостренным восприятием Муссолини проблем внутреннего консенсуса и поддержки общественного мнения: поэтому формировалась постоянная потребность обращаться к пропаганде  сфере, где Муссолини в течение долгих лет был искусным мастером. Он умел убедить как итальянцев, так и зарубежных государственных деятелей, что после 28 октября 1922 г. ситуация изменилась коренным образом, что даже поражения, резкие виражи или тактические отступления были ни чем иным, как попыткой Италии играть новую роль в Европе и мире.

176

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Другое новое качество, которое Муссолини придал традиционной дипломатии, было ощущение неотложности, нетерпения или неспособности ждать, пока обстановка созреет. Подобная окрашенность внешнеполитической деятельности была непосредственно связана с пропагандистским аспектом, который порождал потребность непрерывно демонстрировать дипломатические победы; но эта сторона внешней политики была тесно связана с исторической ситуацией, сложившейся в те годы в Европе.
После 1919 г. на континенте господствовали только французы и итальянцы. Все другие великие державы переживали последствия войны либо испытывали трудности во внутренней и внешней политике, что парализовало их деятельность. Не надо было обладать проницательностью гениального государственного деятеля, чтобы понять временный характер сложившейся ситуации и что рано или поздно, по крайней мере, Германия и Россия, или Советский Союз (как страна стала называться с 1922 г.) снова станут главными участниками событий на мировой и европейской арене, а Италия неизбежно окажется государством более низкого ранга. И это вынуждало Муссолини добиваться осуществления своих амбициозных целей, прежде чем произойдет подобное возвращение на круги своя.
Определить эти цели в течение всего фашистского эксперимента, не составляло большого труда. Вкратце можно сказать, что они заключались в способности развеять впечатление «увечной неполноценной победы», в умении получить компенсацию в колониальной сфере в тех же пропорциях, что получали (или думали, что получают) англофранцузы с приобретением мандатов, в частности типа А.
Главная цель была связана с положением Италии на Балканском полуострове. Здесь итальянцы всегда играли значительную роль, которую теперь хотели усилить, создав на полуострове систему союзов, чтобы контролировать весь бассейн Адриатического моря. Это могло бы послужить предпосылкой для создания обширной зоны влияния, по согласованию с Великобританией, во всем Средиземноморье  от Испании до Ближнего Востока.
Что касается колониальных амбиций, Муссолини стремился к тому, чтобы Италия получила, хотя бы один мандат на опеку. Во всяком случае, он намеревался вернуть Ливию, которая во время войны фактически вышла изпод контроля Италии, и, прежде всего, ставил своей задачей добиться подтверждения привилегированной позиции в Эфиопии, признанной за Италией в 1906 г. по договорам с Францией и Великобританией. Особое положение Италии могло выражаться в разных формах: от экономического

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

177

преобладания на той или иной территории до протектората и прямой колонизации, которую Муссолини расценивал как наиболее дорогостоящий вариант.
Италия сама не имела достаточного международного веса, чтобы добиться подобных результатов. Для их реализации необходимы были два условия: существенная международная поддержка и благоприятные обстоятельства. Именно в тот момент благоприятные обстоятельства существовали, и сложились они еще в 19341935 гг.; вопрос заключался в получении международной поддержки. Здесь возникает проблема отношений фашистского режима с другими европейскими державами. Сложности в отношениях с Великобританией не возникали, по крайней мере, до 1935 г. Проблемы существовали в отношениях с Францией.
Притеснения, испытанные на протяжении веков в качестве жертвы других более сильных государств, придали дипломатии итальянских государств особый характер, который часто расценивался поспешными историографами как негативный аспект итальянской политики. Но в действительности это было проявление духа выживания, и особый характер объяснялся вечным стремлением увеличить собственные силы (почти всегда ничтожные) с помощью подходящих союзов с гораздо более мощными соседями, которые зачастую сражались на итальянской земле. Подходящие союзы означали союзы, продиктованные требованиями момента, которым изменяли в соответствии с изменением обстоятельств, потому что не было никакого смысла соблюдать лояльность к установленным соглашениям в мире и в эпоху, когда для всех привычным было именно обратное отношение. Конечно, в трудные моменты более сильным было легче обвинять более слабых в вероломстве. Но кто всерьез мог бы принять эти обвинения, предъявленные только одной стороне?
Эта традиция оставила глубокие корни в итальянской дипломатии. К ней прибегали и до объединения страны, и с приходом Кавура, и после объединения. В конце XIX века некоторые государственные деятели в возникновении двух различных систем союзов, разделявшихся растущим соперничеством, увидели расширение возможностей для итальянской политики маневрирования, т.е. средства для придания нового веса ограниченной итальянской мощи, превратив Италию в стрелку европейских весов. На практике это означало заключение в 1882 г. соглашения с Францией, которое изменяло соотношение сил, ослабив исключительные связи в рамках Тройственного союза с Германией и АвстроВенгерской империей.

178

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Эта политика требовала присутствия двух разных и различных субъектов, между которыми можно было бы вклиниться, чтобы усилить собственную позицию. В 1919 г. подобной ситуации больше не существовало. В 1923 г., в первый год внешней политики Муссолини, казалось, что обстоятельства вновь стали благоприятными в связи с оккупацией Францией Рура, но ситуация сразу же изменилась, поскольку Штреземан произвел поворот во внешней политике своей страны. Пока Штреземан оставался у власти, и франкогерманское сотрудничество превалировало в европейских отношениях, возможности для маневра у Муссолини были ограничены, и вся итальянская внешняя политика строилась на устойчивых отношениях с Великобританией и менее устойчивых с Францией. Именно поэтому италофранцузским отношениям придавалось столь важное значение в период фашизма, с 1926 по 1936 г., и, возможно, вплоть до Второй мировой войны. Итак, не имея альтернативы, Муссолини был вынужден в своей международной деятельности ориентироваться на Францию, а когда возникали альтернативные ситуации, то он оказывался перед серьезной проблемой выбора в противоречивых и порой трудных обстоятельствах, хотя иногда международные коллизии складывались для него необычайно благоприятно.
Италофранцузские отношения лишь частично зависели от неприязни левоцентристских правительств Франции к фашизму. В некоторых случаях это обстоятельство имело определенное значение, но, в общем, не мешало развитию реалистических отношений вплоть до 1936 г., когда одновременно произошли два важных события  было сформировано первое правительство Народного фронта во Франции и вспыхнула гражданская война в Испании. Но на ход италофранцузских отношений в большей степени влияли конкретные вопросы соотношения сил и интересов.
До 1934 г. обе страны стремились перейти друг другу дорогу. Это взаимовраждебное отношение сохранялось, хотя в австрийском вопросе их мнения совпадали. И Франция, и Италия не хотели аншлюса Австрии к Германии. Но в отличие от Италии, Франция не имела возможности непосредственно воздействовать на Австрию и вынуждена была проводить свою политику через Чехословакию или Италию. Таким образом, отношение Италии к ситуации в регионе обуславливалось не только ее спецификой. Если Чехословакия последовательно выступала с антиревизионистских позиций в силу жизненных интересов, то этого нельзя было сказать об Италии, как показали некоторые ее колебания в связи с вопросом о признании принципа равенства прав в области вооружений.

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

179

Балканская и австрийская проблемы, в их совокупности не создавали неизбежных противоречий между Францией и Италией. Обе страны, если бы захотели, могли согласовать общую политическую линию. Если бы они стремились выработать совместную позицию, то французы согласились бы на то, что итальянцы просили с 1919 г., т.е. на выполние обязательств по Лондонскому пакту 1915 г., который предусматривал урегулирование колониального вопроса с учетом интересов Италии в случае победы над Германией и увеличения колониальных владений союзников. Именно на решении колониального вопроса настаивали итальянские правительства и до прихода к власти фашистов. С теми же требованиями более или менее агрессивно, в зависимости от обстоятельств, выступал Муссолини. Кроме того, он предъявил, не уточняя, новые запросы, в которых легко читалось предложение отдать Эфиопию под полный контроль Италии, что не вызывало возражения французов. С решением этих проблем было связано и два небольших спорных вопроса: один касался статуса итальянских граждан в Тунисе, это обсуждалось на протяжении десятилетий (с 1896 г.); другой  требования Италии играть более важную роль (какуюнибудь роль) в управлении Суэцким каналом, к которому Рим проявлял растущий интерес.
Муссолини и Дино Гранди, занимавший в 19291932 гг. пост министра иностранных дел Италии, связывали, постоянно и последовательно, возможность соглашения с Францией по европейским вопросам с решением колониальных проблем. С 1922г., когда Муссолини впервые встретил Пуанкаре и лорда Керзона, накануне открытия конференции в Лозанне, и до 1932 г. все его предложения, касающиеся компромисса в вопросах разоружения или конференции о БалканоДунайском урегулировании, включали и требования Италии. Но если до 1929 г. у Франции не было причин прислушиваться к заявлениям Италии, а между 1930 и 1931 г. появились некоторые основания, то, начиная с предложения признать принцип равенства прав в области вооружений и до значительных успехов нацистов на выборах в Германии, аргументация итальянцев обрела вес. «Определяющий вес», по выражению Муссолини и Гранди, ставшему затем привычным для характеристики этого периода фашистской внешней политики.

3.2.2. МУССОЛИНИ И НАЦИСТСКАЯ ГЕРМАНИЯ: ПАКТ ЧЕТЫРЕХ

С момента прихода нацистов к власти в Германии и до 1935 г. можно утверждать, что позиция Италии в Европе была действительно «определяющей», но не благодаря особым заслугам италь

180

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

янской дипломатии или мощи страны, а скорее в силу общей ситуации на континенте. Другими словами, этот «вес» определялся не соотношением сил; он был приобретен после того, как Великобритания дала понять французам, что склонна считать аншлюс не отрицательным явлением, а скорее неизбежным и даже желательным. В тот период сравнительно небольшой (хотя и не минимальный) вес Италии в европейских масштабах того времени становился ключевым элементом в соотношении сил в Европе, когда Германия не успела еще перевооружиться, а Гитлер маскировался под пацифиста.
Муссолини остро почувствовал это изменение ситуации, что подтверждает факт возвращения под его прямой контроль министерства иностранных дел в середине 1932 г. Об этом же свидетельствует передача министерства в июне 1936 г., спустя месяц после окончания акции в Эфиопии, в руки Галеаццо Чиано, считавшегося тогда поборником союза с Германией. Это назначение, возможно невольно, стало объективным отражением того, что период свободы маневра близился к завершению, и наступали другие времена, когда Италии предстояло сделать свой выбор. Будучи хорошим тактиком во внешней политике (и посредственным стратегом), Муссолини стремился извлечь максимум выгоды из сложившейся ситуации.
Первый шаг, который Муссолини предпринял в новых условиях, был весьма амбициозным: он постарался избежать затруднений, связанных с выбором между двумя ориентациями (что, в сущности, свойственно любой политике, основанной на тактике маневрирования между двумя противоположными полюсами), заняв позицию посредника и арбитра. После нескольких месяцев подготовки, в марте 1933 г., Муссолини сформулировал предложение пакта четырех в виде записки, представленной министерством иностранных дел. Формально его целью было сдвинуть с мертвой точки работу конференции по разоружению, которая зашла в тупик после признания принципа равенства прав в области вооружений и прихода Гитлера к власти.
Проект Муссолини предусматривал соглашение между Италией, Германией, Францией и Великобританией. В действительности он был нацелен на создание своего рода европейской директории, аналогичной той, что была создана на основе Локарнских соглашений, но в отличие от нее, ориентировалась бы на принцип регламентации ревизионизма, и даже более того  на его предупреждение. В задачу директории входило бы обязать подписавшие соглашение страны проводить подлинную политику мира, в соответствии с пактом Бриана–Келлога, осуществлять политику

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

181

и принимать решения, приемлемые в случае необходимости для третьих стран.
Это обязательство, которое теоретически закладывало основы мощной коалиции, должно было сопровождаться применением принципа ревизии мирных договоров в тех ситуациях, когда назревал конфликт, но в соответствии с нормами, предусмотренными ст. 19 Устава, и «благодаря взаимопониманию и согласованию совместных интересов» (это частично обходило нормы Лиги Наций). Проект предусматривал, что принцип равенства прав в области вооружений, признанный за Германией в декабре 1932 г., будет осуществляться бы ею постепенно, в соответствии с соглашениями, которые предстояло выработать. Срок действия пакта устанавливался в десять лет.
Цель, которую преследовал Муссолини, была достаточно очевидной: с одной стороны, признание ревизионизма могло привести к разрешению проблемы Данцигского коридора (так он говорил представителям Германии); с другой, пакт позволял бы контролировать темпы вооружения Германии. В более общих чертах, пакт создавал бы правовые рамки, в которые был бы заключен взрывоопасный потенциал германского ревизионизма. При этом антагонизм Франции и Германии контролировался бы Великобританией и Италией, которые выступали уже не в качестве гарантов, как это предусматривалось Локарнскими соглашениями 1925 г., а в качестве государствбалансиров, обеспечивающих постепенный характер перемен.
Замысел пакта был весьма амбициозным и выражал стремление до конца использовать возможности итальянской позиции. Муссолини доверительно говорил, что новое французское правительство, которое возглавлял Эдуард Даладье с Жозефом ПольБонкуром в качестве министра иностранных дел, намеревалось приблизиться к его позициям, а назначение Бертрана де Жувенеля новым послом в Риме свидетельствовало об очевидном намерении Парижа улучшить отношения с Италией. Что касается англичан, то визит в Рим премьерминистра Макдональда и министра иностранных дел Саймона предоставил дуче возможность добиться их сближения с его концепцией. Теоретически это было возможно, но англичане не могли согласиться с фактическим перечеркиванием Версальских решений, что имплицитно предлагалось в документе Муссолини.
Затем в течение нескольких недель никто не хотел разочаровывать Муссолини, потому что никто не намеревался подтолкнуть его к отходу от позиции равноудаленное™, которую он тогда афишировал; все стремились смягчить документ и даже лишить его

182

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

реального политического содержания. К тому моменту, когда Муссолини и послы трех государствучастников официально подписали разработанный документ, он полностью утратил свой оригинальный характер и превратился в расплывчатые обязательства о консультациях «с оговоркой относительно обязательности решений органов Лиги Наций», включая выполнение некоторых статей ее Устава (ст. 10 о взаимных консультациях в случае агрессии, ст. 16 о процедуре осуществления санкций против агрессора и ст. 19 о пересмотре договоров). Подписанный документ содержал также обязательство обеспечить успех конференции по разоружению, которая катилась к провалу, а также декларировал намерение сконцентрироваться на экономических вопросах, представляющих общий интерес. От новизны, характерной для первого варианта документа Муссолини, не осталась и следа, договор, действительно, превратился в «клочок бумаги», относительно которого ни у кого не осталось иллюзий. Когда пакт четырех был официально подписан  15 июля 1933 г., он уже отставал от развития событий. Муссолини первым осознал иллюзорность своих надежд стать, возможно, в сотрудничестве с Великобританией, арбитром европейской ситуации. Действительность состояла в том, что сложились две противоположные группы государств, интересы которых со всей очевидностью были несовместимы. Новая ситуация требовала от дуче, как стали в Италии называть Муссолини, изменить дипломатическую тактику.

3.2.3. АВСТРИЯ МЕЖДУ ГЕРМАНИЕЙ И ИТАЛИЕЙ

Германия не проявляла намерений немедленно добиваться аннексии Австрии, она стремилась сначала устранить канцлера Дольфуса, как проводника итальянского влияния, заменив его правительством, которое контролировалось бы нацистами. Эта ситуация заставила Муссолини действовать по двум направлениям, которые не требовали от него немедленного выбора, но позволяли ему определить границы возможного маневра. С одной стороны, следовало выяснить, до какого предела немцы намерены действовать в Австрии, а, с другой  на какие уступки по колониальному вопросу согласно было бы французское правительство. Установив эти две неизвестные величины, Муссолини располагал бы составляющими дипломатического выбора, или знал бы, каковы его возможности заставить учитывать вес Италии, по крайней мере, в течение некоторого времени.
Итальянская политика в отношении Австрии часто оценивалась слишком односторонне. Поддержка, оказанная Дольфусу,

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

183

жесткое противостояние маневрам Германии, намеренное внешнее дистанцирование, продемонстрированное фашизмом относительно австронацизма, и, наконец, подписанные в марте 1934 г. соглашения об ограниченном таможенном союзе между Австрией, Венгрией и Италией  все это позволяло думать, что Муссолини выступал тогда ревностным защитником независимости Австрии, и подобная позиция составляла основу итальянской внешней политики. В действительности, ситуация была несколько иной. Прежде всего, оппозиция политике нацистов не была столь твердой, как казалось внешне, потому что заключавшиеся в это время секретные контакты противоречили официальной линии. И даже поддержке Дольфусу были свойственны оговорки и ограничения. Более того, чтобы выявить возможности компромисса с Германией, Муссолини в июне 1934 г. согласился встретиться с Гитлером.
Встреча в СтраВенеция, первая между двумя диктаторами, состоялась 1415 июня 1934 г. В целом, это событие было недооценено, обычно его интерпретировали как первое сближение между «учителем и учеником», и подобного рода замечаниями пестрели публицистика и мемуары того и более позднего времени. В действительности, встреча имела совершенно иное значение. Основной темой во время переговоров был австрийский вопрос. Гитлер в пяти пунктах изложил свой проект соглашения, в котором повторялись уже известные позиции: аншлюс был для немцев делом решенным; требовалось лишь сменить руководство Австрии и провести новые выборы, в результате которых австрийские националсоциалисты вошли бы в правительство. Все экономические вопросы, касающиеся Австрии, должны были решаться по взаимному согласию между Германией и Италией. Муссолини не вдавался в детали предложений. Но оба собеседника признали, «что австрийский вопрос не был и не может быть препятствием для развития их отношений». Переговоры отнюдь не стали столкновением интересов, они были первым важным шагом в направлении преодоления еще имевшихся серьезных разногласий, и два года спустя, в 1936 г., привели к австронемецким соглашениям.
Между тем, переговоры с Гитлером были лишь одним из аспектов деятельности фашистской Италии. Тогда у Муссолини не было никакого намерения жертвовать Австрией в угоду германскому ревизионизму. Он хотел лишь выяснить подлинные планы Германии и готовность Гитлера учитывать потребности Италии, прежде чем оказать серьезную поддержку Дольфусу, либо избрать другую ориентацию и пойти на соглашение с Францией.

184

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Ясный и весьма убедительный ответ германской стороны на итальянские вопросы пришел весьма быстро. Внутренняя вражда между фракциями Патриотического фронта, который объединял сторонников Дольфуса, не прекращалась; такая же вражда между нацистскими группировками привела 30 июня 1934 г. к кровавой чистке. Гитлер с трудом удерживал под контролем в столь сложный момент все австрийские нацистские движения, развязавшие 25 июля вооруженный путч, во время которого был убит Дольфус (хотя путч и завершился провалом). Муссолини без колебаний возложил на Гитлера ответственность за то, что произошло в Австрии. И хотя отсутствуют доказательства личной ответственности германского канцлера, нельзя отрицать, что убийство Дольфуса связано с политической деятельностью националсоциалистской партии. Об этом свидетельствует тот факт, что в ходе силовых действий путчистов было назначено временное правительство во главе с одним из вождей австрийских нацистов Антоном Ринтеленом.
Разочарование было полнейшим: попытки нацистов провалились, и их противники смогли создать новое правительство под руководством деятеля социалхристианской партии Курта фон Шушнига. Муссолини стало ясно, что в австрийском вопросе и в отношениях с Германией он не может рассчитывать на достаточно продолжительный спокойный период для свободного решения других  колониальных проблем, если бы Италия располагала более определенным согласием французов.
Менее чем через месяц после путча Муссолини встретился с новым австрийским канцлером. На предложение Муссолини поддержать вступление Италии на территорию Австрии для оказания военной помощи в противостоянии Гитлеру, Шушниг ответил отрицательно, мотивируя отказ тем, что итальянские действия могли бы спровоцировать реакцию Югославии и Чехословакии, а также тем, что у Австрии, впрочем, есть достаточно сил, чтобы контролировать ситуацию. Ввиду равнодушия англичан и слабого интереса французов к тому, что произошло в Вене, Муссолини пришел к заключению: предотвратить аншлюс собственными силами невозможно. Единственная надежда, возможно, в том, чтобы отсрочить его.
Подтверждением этого вывода послужила реакция других европейских стран на венские события. Муссолини приказал некоторым итальянским частям провести в Венето передислокацию в направлении Бреннера, однако воздержался от посылки двух корпусов итальянских вооруженных сил непосредственно на Бреннер, как об этом обычно говорят, потому что эта акция была бы бесполезной, способной вызвать лишь реакцию, о которой говорил Шушниг и которую дуче предвидел сам.

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

185

Муссолини стремился произвести военными перемещениями дипломатический эффект, поскольку он организовал их в тот момент, когда даже французы, будучи наибольшими сторонниками австрийской независимости, не смогли пойти дальше простого выражения протеста. Убедившись, что ни роль арбитра, ни осторожные переговоры с Гитлером не дали результатов, Муссолини, при поддержке прессы, направляемой Римом, и громких антигерманских выступлений, дал маятнику итальянской внешней политики резкий толчок в противоположном направлении. Впервые за более чем десять лет острой взаимной вражды, он почувствовал расположенность Парижа. В период между началом 1933 г. и летом 1934 г. произошли весьма важные события, и Франция осознала, что настал момент изменить свою политику в отношении Италии. У Муссолини появилась возможность убедиться, что, используя «определяющий вес» Италии в пользу французской политики, он, «может быть», не упустит некоторые ощутимые результаты.

3.3. Реакция Франции на приход Гитлера к власти. Поиск новых союзов: Италия и СССР

3.3.1.  ОТВЕТ ФРАНЦИИ НА ГЕРМАНСКИЙ РЕВИЗИОНИЗМ

Жан-Батист Дюрозель точно и красноречиво озаглавил свою работу, посвященную французской внешней политике с 1932 по 1939 г., одним словом: «Упадок». В действительности, после фактического, если не юридического, краха Локарнской системы в 1932 г., французы не смогли создать вместо нее стратегию внешней политики, которая была бы в состоянии учитывать изменения, свершившиеся в Европе. Они оказались зажатыми между концепцией безопасности и стремлением постоянно уточнять ее содержание, что в результате вело их от одного разочарования к другому, вплоть до психологического ощущения бессилия. В решающие моменты это мешало им сделать смелый выбор без предрассудков, связанный с трудными временами. Так, ослабление способности контролировать европейскую систему, которое восходит к поражению Наполеона I (что не исключало длительные периоды другого характера), привело к уменьшению значимости французской позиции в мире.
Этот длительный процесс, связанный с неспособностью к обновлению французской политики, проявился в конце деятельности Бриана. Он был вызван и нестабильностью правительственных коалиций, и противоречиями между формулами лево и правоцентристского большинства, что приводило к непрерывной смене

186

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

руководителей французской политической жизни. Все это сопровождалось резкими, хотя и не всегда оправданными поворотами, порождавшими растущее чувство пессимизма в коллективном менталитете французов. Единственным свидетельством преемственности в министерстве иностранных дел оказался генеральный секретарь Алексис Леже, который в марте 1933 г. пришел на смену Филиппу Вертело, не изменив, однако, по существу концепции Бриана. Авторитетный французский журналист Андре Жеро, писавший под псевдонимом Пертинакс, так излагал идеи Леже в статье, которую процитировал Дюрозель: «Приоритет принадлежит согласию и сотрудничеству с Великобританией, необходимо сохранять союз с Польшей и Чехословакией, развивать отношения с Советским Союзом, чтобы дистанцировать его от Германии, преобразовать Лигу Наций ввиду возникающих моментов опасности в военный и экономический союз, который оказывал бы поддержку западным державам».
Но эти положения не учитывали нацистский динамизм, итальянские амбиции, замыслы Советов, двойственность англичан и, прежде всего, развитие кризиса вследствие роста противоречий между европейскими державами.
В левоцентристском правительстве, сформированном Эррио в июне 1932 г. после победы на выборах левого блока, премьерминистр оставил за собой министерство иностранных дел, но проводил колеблющуюся линию по вопросам разоружения. Международные переговоры по этим вопросам зашли в тупик, и это вызывало тревогу в связи с сообщениями о военных ассигнованиях, утвержденных декретом Гитлера. Внешнеполитическая линия Эррио колебалась между перспективой примирения с Германией (что гитлеровская дипломатия вначале демонстративно принимала как некое продолжение духа Локарно и как выражение антисоветского поворота, который Германия открыто одобряла) и противоположной политикой, направленной на углубление контактов с Москвой после долгих лет враждебности или взаимного равнодушия. В этой обстановке Эррио под давлением англичан и итальянцев признал принцип равенства прав победителей и побежденных, который в свое время не признавал его предшественник Тардье.
Характер этого согласия был тот же, что позже пытался реализовать, но с другими намерениями, Муссолини в пакте четырех. В обоих случаях целью ставилось создание группы европейских государств, которая изолировала бы Советы. Последние после прихода к власти Гитлера значительно сблизились с международным сообществом; они отказались от предвзятого подхода (но не

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

187

от принципа) их сущностного отличия от капиталистического лагеря и согласились участвовать в общей конференции по разоружению. Именно с целью уравновесить уступку, сделанную Германии, Эррио намеревался возобновить, наконец, переговоры, которые в течение многих лет советская дипломатия пыталась вести с Францией.
Еще с 1927 г. правительство Москвы предлагало пакт о ненападении, что резко противоречило секретным соглашениям об осуществлении германского вооружения на советской территории. Но в 1932 г. даже Сталин почувствовал необходимость, по крайней мере внешне, показать свою враждебность германскому ревизионизму: это был самый подходящий путь, чтобы убедить французов принять предложение советского министра иностранных дел Максима Литвинова и подписать 29 ноября 1932 г. пакт о ненападении между двумя державами. Для Франции это был, пусть небольшой, шаг вперед, который мог привести к весьма заметным результатам.
Правительство Эррио пало в конце 1932 г. Во Франции наступил смутный период, отмеченный финансовыми скандалами и бурными политическими событиями. Если до 1931 г. экономический кризис еще не давал о себе знать во Франции, то в 1932 г. французы почувствовали его воздействие: безработица, падение промышленного производства, трудности в торговой сфере, рост напряженности в международных отношениях. В результате Франции становится все труднее добиваться реализации своего курса: оказание финансовой помощи в обмен на обязательства участвовать в ее системе безопасности.
В течение года сменилось пять различных правительств, хотя на Кэ д’Орсе до начала 1934 г. оставался Жозеф ПольБонкур. Деятельность этого министра резко осудил Дюрозель за его приверженность формуле «коллективной безопасности» именно в то время, когда японцы завершали захват Маньчжурии, а в Берлине перешел в наступление Гитлер. В этих новых обстоятельствах ПольБонкур долгое время льстил себя надеждой на сближение с Германией. Гитлер демонстрировал французам свои добрые устремления к достижению взаимного компромисса, в особенности потому что, как считали англичане и американцы, в ситуации, когда конференция по разоружению продолжала свою работу, хотя и дышала на ладан, именно французы должны были бы проявить добрую волю. По мнению США и Великобритании, вопрос о безопасности мог серьезно рассматриваться только после того, как Франция предпримет символический шаг по сокращению своих вооруженных сил, которые казались им весьма мощными

188

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

в сравнении с германскими, существовавшими еще только в планах Гитлера, а не в действительности.
Как и планы Муссолини, нацеленные на подрыв Локарнских соглашений, предложение Германией компромисса с Францией было ни чем иным, как уловкой с целью воспользоваться случаем и оттянуть время, чтобы потребовать от конференции по разоружению принять календарь реконструкции германской военной машины. Это стало абсолютно ясно в конце 1933 г., когда, воспользовавшись отказом других стран поддержать предложения Германии, Гитлер спровоцировал выход Германии из Лиги Наций с шумным скандалом. Его аргументы сводились к тому, что другие державы, признав и для Германии положение о равенстве прав в области вооружений, препятствовали его практической реализации. Таким образом, Франция утратила инициативу, внимая циничным посулам Гитлера и погрязнув в безрезультатных переговорах по пакту четырех.

3.3.2.  СОВЕТСКО-ФРАНЦУЗСКОЕ СБЛИЖЕНИЕ

Отношения с Советским Союзом стали единственным направлением внешней политики Парижа, которое получило определенное развитие. Обмен краткими визитами привел к подписанию в августе 1933 г. временного торгового протокола, трансформированного 9 января 1934 г. в окончательное соглашение. Наиболее важным элементом была идея пакта о взаимопомощи, выдвинутая Советским Союзом и содержавшая в зародыше будущее соглашение 1935 г. Сближение этих двух стран вызывало тревогу и опасения восточных союзников Франции, прежде всего, Польши, которая не случайно 26 января 1934 г. подписала с Германией пакт о ненападении. Это не было разрушением старой системы союзов, но сама акция была воспринята как призыв к Франции и к Европе в целом обратить внимание на то, с какой быстротой разворачиваются события в Германии, и на то, что новая международная ситуация таит опасность для Франции.
Эти страхи передались по наследству Луи Барту от его предшественника ПоляБонкура. Придерживаться неизменной концепции безопасности означало суметь преобразовать ее в систему эффективных, не противоречивых союзов. Единственный союз, который мог приобрести подобный характер, был союз Франции и Великобритании, т.е. единственный, который не был оформлен договором, но существовал по самой природе вещей, хотя и находился постоянно под угрозой в связи с тем, что англичане относились с опасением к претензиям французов на гегемонию.

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

189

Все другие соглашения были либо слишком хрупкими, либо противоречивыми. Соглашение с Чехословакией не было прочным, потому что это государство раздирали межнациональные противоречия и к нему враждебно относилась нацистская Германия. Столь же непрочным было и соглашение с Югославией, которую пытались использовать как инструмент в противоборстве с Италией, что потенциально вело к изоляции Франции в Европе, если иметь также в виду возможность италогерманского соглашения. Полна противоречий была и система соглашений с Советским Союзом.
Эта система явилась результатом параллельных действий Советов и Франции, которые должны были привести к единому результату, но они были настолько полны противоречий, что вызывали страх и опасения тех, кто боялся претензий Франции на гегемонизм, либо реакции Германии, и даже просто усиления влияния Советского Союза с его коммунистическим режимом.
Во внешнеполитической деятельности Франции выделяются несколько четких этапов, связанных с переговорами по экономическому урегулированию в БалканоДунайском регионе, началом которых послужили конференции в Лондоне и в Стреза. Прежде всего был обновлен договор о дружбе с Югославией (вместе с его секретными статьями). В феврале 1933 г. государства Малой Антанты подписали организационный пакт, направленный на укрепление их отношений: с этой целью создавались постоянные консультационные органы. В эту линию с трудом встраивается пакт о Балканской Антанте, подписанный 9 февраля 1934 г. между Югославией, Румынией, Турцией и Грецией, поскольку что отсутствие Чехословакии и включение Греции, если не искажали антиревизионистской направленности Антанты и, следовательно, ее курса на поддержку Франции, то со всей очевидностью придавали соглашению антисоветский характер.
Балтийская Антанта, созданная 3 ноября 1934 г. Литвой, Латвией и Эстонией, также имела антиревизионистскую направленность, но в то же самое время участие Литвы расценивалось как предупреждение Польше. Антисоветская окраска Балтийской Антанты несомненна, хотя по существу соглашение было ограничено консультациями на случай кризисных ситуаций.
В свою очередь, Советы, выражая свое глубокое стремление участвовать в системе всеобщей безопасности, в начале июля 1933г. заключили ряд соглашений с пограничными странами. 3 июля они подписали общую конвенцию об определении агрессии с Афганистаном, Эстонией, Латвией, Польшей, Румынией и Персией; на следующий день было подписано аналогичное согла

190

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

шение с Малой Антантой в целом и Турцией; наконец, 5 июля состоялось подписание сепаратного соглашения с Литвой, которая не участвовала в общем соглашении, так как не хотела присоединяться к нему изза участия Польши. Литву и Польшу разделял спор о границе в районе Вильнюса, возврата которого требовали литовцы.
Советы продолжали сплочение антигерманского фронта. Они добились соглашения с Италией сначала в экономической сфере, а затем и в политической, и 2 сентября 1933 г. подписали с ней договор о ненападении и нейтралитете. В начале 1934 г. они заявили о своей готовности вступить Лигу Наций и даже подписать соглашения о взаимопомощи с Францией, Бельгией, Чехословакией, Польшей, Латвией, Литвой, Эстонией и Финляндией. Они проявили готовность полностью поддержать позиции Франции по проблемам безопасности, так что, казалось, их взгляды целиком совпадают и грядущий союз неизбежен. Советский Союз таким образом продемонстрировал, что в его политике произошел поворот в сторону Лиги Наций и подтвердил свое намерение участвовать в этой организации. И, действительно, 18 сентября 1934 г. (почти год спустя после скандального выхода Германии) подавляющим большинством голосов он был принят в Лигу Наций, получив постоянное членство в ее Совете. Несмотря на все это, система безопасности оставалась нерешенной проблемой, хотя и сохранила основное, ключевое значение для будущего Европы.
Франция и Советский Союз проводили два параллельных и, казалось, совпадающих курса с целью формирования системы союзов, способной изолировать Германию. Однако ни во Франции, ни в остальной Европе, заинтересованной в создании подобной системы, не сложилось единого мнения относительно места, которое должен был занимать в ней Советский Союз. Признание Советским Союзом идей коллективной безопасности могло объясняться внутренними причинами, связанными с завершением первого этапа выполнения пятилетних планов и укреплением власти Сталина. Возможно, это было продиктовано международной ситуацией и было условием Франции, которая хотела выявить подлинность поворота в политике СССР, а также реальность прекращения его двойственных отношений с Германией. Немецкое государство было не только «бельмом на глазу» для западных держав, но представляло реальную опасность и для Советского Союза. У Сталина, как и у его соратников, не могло быть иллюзий на этот счет — они знали, что в соответствии с нацистской доктриной «жизненное пространство» Германии распространялось на Восточную Европу и Украину.

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

191

Но тогда вопрос ставился иначе: в каких пределах западные державы могли бы доверять Советскому Союзу, которого они не признавали в качестве партнера по антигерманскому и антиревизионистскому соглашению. Корни трудностей для демократических капиталистических стран заключались в том, что они не могли согласиться с необходимостью возможного сотрудничества с классовым врагом в целях противоборства с грозящим господством нацизма, считавшегося внутренней проблемой капиталистической системы. На эти же трудности наталкивались многие инициативы западных держав в периоды до и после Второй мировой войны, что предоставляло свободу беспринципным действиям Гитлера и Сталина.

3.3.3. ПОЛИТИКА БЕЗОПАСНОСТИ БАРТУ И «ВОСТОЧНОЕ ЛОКАРИО»

В условиях продолжения политики постепенного окружения Германии 9 февраля 1934 г. во Франции к власти пришло правительство национального единства под руководством Гастона Думерга, в котором пост министра иностранных дел занял Луи Барту, получивший в наследство результаты деятельности ПоляБонкура. С приходом Барту на Кэ д’Орсе французская политика стала более последовательной и динамичной. Дюрозель видел в нем единственного французского государственного деятеля, обладавшего стратегическим, а не доктринерским видением проблем внешней политики. Более того, можно сказать, что его политика была жестко реалистической, она не зависела от идеологии, на нее не давил груз традиций недавнего прошлого. Это было и преимуществом и вместе с тем недостатком, потому что в случае неудачи после Барту остались бы руины того, что он разрушил.
Диагноз Барту был точен: подлинным врагом Франции оставалась Германия, но проблему безопасности нельзя было решить с помощью формулы коллективных соглашений. Они потерпели провал, а проще говоря, были изжиты в связи с изменением ситуации. Продолжать политику, руководствуясь прежними установками, означало проводить политику, опираясь на пустоту. На смену коллективной безопасности должна была прийти система союзов. Это не означало безразличия к Лиге Наций, в которой действовало соглашение с Великобританией и куда должен был вступить (как это и случилось) Советский Союз.
Наряду с Лигой Наций на континенте должна быть создана система союзов, более эффективная и четкая, чем та солидарность, которую готова продемонстрировать Великобритания. Но порой

192

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

англичане, и до и после Локарно, проявляли полное равнодушие к некоторым вопросам, как это произошло во время международного обсуждения скользких проблем Восточной Европы. В таком случае собеседников не выбирали, они были предопределены: это были традиционные союзники по балканодунайской системе соглашений, Советский Союз и, наконец, Италия, относительно которой, как считал Барту, настало время изменить политику.
Внешним выражением этих перемен стал документ, разработанный под руководством Барту, принятый французским правительством и опубликованный 17 апреля. В нем было недвусмысленно заявлено, что Франция считает бесполезным продолжать переговоры с Германией, начатые ПолемБонкуром и которые правительство Берлина пыталось возобновить в первые месяцы 1934 г. Барту прочел «Майн Кампф» и не принимал уверения тех, кто оценивал эту работу как обычную книгу, не имевшую конкретного политического содержания. Произведение Гитлера распространялось в Германии миллионными тиражами, что убеждало Барту в обратном: Гитлер излагал в своей книге цели, в которые продолжал верить.
Принимая во внимание эти факты, Барту провел, как всегда лично, широкие консультации, чтобы выявить возможности заключения договора о гарантиях. Этот договор никогда не был подписан, но он вошел в историю как «Восточное Локарно», хотя в нем было очень мало и даже почти ничего не было от духа Локарно. В конце апреля Барту отправился в поездку по Восточной Европе. Он начал с Варшавы, столицы государства, вызывавшего недоверие Парижа после заключения соглашения с Германией и укрепления авторитарного режима Пилсудского. Затем Барту посетил в Прагу, где последовательность Бенеша не вызывала никаких сомнений, проследовал в Бухарест и прибыл, наконец, в Белград, где он пригласил короля Александра посетить Францию 9 октября 1934 г.
Предметом переговоров Барту было предложение пакта о взаимопомощи и взаимных гарантиях, в котором должна была участвовать также и Германия. В тексте договора было много сложных формулировок, что отражало переплетение тайного и явного соперничества в вопросах, затронутых в проекте. Сложность проекта была связана с позицией, которая отводилась Советскому Союзу в рамках соглашения. Поэтому с самого начала предпочтительной была формулировка об «особой конвенции между Францией и СССР», направленной против возможности германской агрессии (именно в этом отличие от Локарно 1925 г.) и не связанной с проблемой всеобщих гарантий. Это был уже значи

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

193

тельный шаг в направлении двустороннего соглашения между Францией и СССР.
Нерешенными оставались две проблемы: Великобритания и Италия. Англичане реагировали на беспокоящие Барту проблемы с опасной легкостью. Им казалось, как говорил министр иностранных дел сэр Джон Саймон, что идея защититься от германской угрозы является «безрассудной». Англичане были непреклонны в своем убеждении, что не следует проявлять предпочтений в отношении французов, которые решительно создавали новые союзы, по возможности, с участием Великобритании, но если необходимо, то и без нее, т.е. с Советами. В результате англичане поддержали, хотя сдержанно и уклончиво, проект Барту.
Что касается Италии, то реакция Муссолини на попытку путча в Австрии и убийство Дольфуса убедила Барту в отказе Рима от политики равноудаленное™ по отношению к Гитлеру. Хотя предшественник Барту в сотрудничестве с англичанами и немцами спровоцировал провал пакта четырех, но в Париже сохранилось активное стремление к компромиссу и даже к более тесному союзу. В подтверждение этих намерений ПольБонкур, после провала миссии Жувенеля, направил в Рим нового посла, настроенного в пользу заключения подобного соглашения, графа Шарля де Шамбрена.
Как только Париж смог преодолеть недоверие, вызванное односторонними действиями Рима в отношении Австрии и Венгрии (протоколы по экономическим вопросам от 17 марта 1934 г.), позиция Франции стала более позитивной. Роль Италии становилась особенно значимой изза трудностей, с которыми столкнулся проект «Восточного Локарно» в связи с прохладным отношением к нему Германии, двойственной реакцией Польши и безразличием Великобритании.
В начале сентября планы Барту совершить визит в Рим приобрели конкретные очертания. Проблемы, разделявшие обе страны с 1919 г., стали обсуждаться более тщательно и детально. В новой атмосфере сотрудничества было нетрудно определить вопросы, относительно которых был возможен компромисс. Но основным препятствием оставались взаимные амбиции общего характера. Барту думал, что сможет убедить итальянцев проводить единую политику на Балканах, и вместе с тем надеялся убедить Югославию улучшить отношения с Италией (в этом заключался один из резонов приглашения короля Югославии во Францию). В свою очередь, Муссолини считал, что ситуация изменилась настолько, что Италия может ставить более амбициозные цели, чем просто решение «зависших» проблем в отношениях с Францией.

194

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Такова была ситуация в конце сентября 1934 г. Напомним: Советский Союз был только что принят в Лигу Наций, а сроки визита Барту в Рим были назначены на 411 ноября. И вдруг внезапная трагедия парализовала все. Король Югославии Александр 1 на борту крейсера «Дубровник» 9 октября 1934 г. прибыл с официальным визитом в порт Марселя, где его встречал сам Барту. Оба стали жертвами хорватских экстремистов, принадлежавших к группировке усташей, руководимой Кватерником и Павеличем, которых в определенной мере поддерживал Муссолини. Противоречия нарастали вопреки интересам Италии, хотя она и не несла прямой ответственности за трагедию, подготовленную в другом месте (на территории Германии?).
Смерть Барту означала конец правительства Думерга. Месяц спустя премьерминистром был избран ПьерЭтьен Фланден, министром иностранных дел стал Пьер Лаваль. Французская внешняя политика утратила ясность и определенность. Прежняя твердая антигерманская позиция Барту стала менее четкой. Лаваль, не придерживавшийся устойчивых принципов, отказался от целостной стратегии Барту. По его мнению, игра была еще не сыграна: можно было вернуться к тактике ПоляБонкура и его предшественников и соглашению с Советским Союзом попытаться противопоставить компромисс с Германией, который к тому же можно уравновесить рядом других договоров, прежде всего, более тесными соглашениями с Италией и Великобританией. Лаваль не стремился выработать собственно «французскую» внешнюю политику, он вернулся к неустойчивой политике колебаний в быстро менявшейся ситуации.

3.3.4. МАКИАВЕЛЛИЗМ ЛАВАЛЯ И РИМСКИЕ СОГЛАШЕНИЯ ЯНВАРЯ 1935 г.

Иллюзорность возможности умиротворить Гитлера вскоре подтвердилась во время решения проблемы Саара. Согласно Версальскому договору, через пятнадцать лет после его вступления в силу в области следовало провести референдум, и население должно было решить вопрос о принадлежности области Саара Франции или Германии. Уже за несколько месяцев до голосования французы заняли твердую позицию и готовы были всеми средствами бороться с прогерманской пропагандой.
Лаваль отказался от этой линии поведения и согласился с тем, что референдум пройдет под контролем международных сил и под эгидой Лиги Наций. Этот поворот породил настроения равнодушия, что помогло произойти тому, что, возможно, и долж

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

195

но было произойти  победе прогерманских сил. Отсутствие подлинной заинтересованности, проявленное Францией, привело к тому, что результаты референдума носили характер снежного обвала, так как 90% саарцев проголосовали (13 января 1935 г.) за возвращение к Германии (ставшей нацистской); это перечеркивало другой результат, достигнутый в итоге Первой мировой войны, и позволило Гитлеру положить начало расширению территории Германии. Однако политика отстраненности, проводимая Францией, не принесла ожидаемых результатов: франкогерманские отношения не улучшились, доказательством чему стало германское заявление, сделанное 16 марта 1935 г., о восстановлении обязательной воинской повинности.
Продолжение диалога с Италией было более плодотворным и потенциально эффективным как в краткосрочном, так и в долгосрочном плане. На него не повлияло компромиссное отношение Рима к хорватскому сепаратизму, от которого Муссолини поспешил в это время дистанцироваться, отдав необходимые распоряжения полиции. Планы визита Лаваля в Рим возродились. Решение о дате визита, намеченного на 47 января 1935 г., было принято несколько дней спустя после инцидента, происшедшего 5 декабря в УальУале, на границе итальянского Сомали с Эфиопией, где несколько итальянских военных были убиты эфиопами. В связи с этим инцидентом правительство Парижа выступило с осуждением Эфиопии.
Визит Лаваля в Рим ознаменовал собой новый этап в отношениях между двумя странами, которые, особенно после 1924 г., были проникнуты острыми противоречиями почти по всем направлениям европейской политики. Во время визита, 7 января 1935 г., было подписано несколько соглашений, которые помогли поставить точку в ряде долговременных спорных проблем. Но самым важным результатом визита стало то, что обе стороны поверили в возможность достижения столь желаемого стратегического соглашения.
Преамбула документов, подписанных 7 января, содержала общее заявление, в котором правительства обеих стран обязывались «сотрудничать в духе взаимного доверия в целях сохранения всеобщего мира». Затем следовал протокол, в котором обе стороны признавали взаимную заинтересованность в сохранении стабильности в Центральной Европе, и в частности в Австрии; они обязывались не вмешиваться во внутренние дела этого региона и способствовать подписанию общей конвенции, к которой присоединились бы все заинтересованные страны. В ожидании подобной конвенции Франция и Италия договорились о взаимных

196

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

консультациях, а также о консультациях с Австрией, если этого потребует угроза независимости этой страны или ее территориальной целостности. В другом протоколе говорилось, что в случае принятия Германией одностороннего решения отказаться от своих обязательств в области вооружений и ее действий согласно принципу полной свободы, вооружения Франция и Италия определят совместный согласованный ответ.
За этими предваряющими документами следовал двусторонний договор, касавшийся интересов обеих стран в Африке. Первым рассматривался давний вопрос об итальянских гражданах, проживавших в Тунисе, статус которых определялся конвенцией, подписанной в 1896 г., но в 1918 г. денонсированной Францией. Оба правительства договорились подписать новую конвенцию, согласно которой вопрос решался постепенно в течение тридцати лет и в соответствии с пожеланиями французов, т.е. статус всех детей, родившихся в Тунисе у итальянских родителей, регулировался бы нормами, установленными для французских граждан.
Вопрос о «компенсациях», предусмотренных Лондонским пактом (1915 г.), был решен с некоторыми поправками в интересах Италии в отношении Берега Сомали и с уступкой 113 000 км территории в южной Ливии в соответствии с географической картой, прилагавшейся к договору. Кроме того, французское правительство обязалось уступить Италии 2500 акций компании, владевшей железной дорогой Джибути–Аддис Абеба (это подтверждалось обменом письмами).
Эти колониальные компенсации значили для Италии не очень много и были бы недостаточны, чтобы развеять сомнения Муссолини, если бы договор не сопровождался двумя протоколами, которые не предназначались для публикации и касались вопроса об Эфиопии в целом. В первом из этих протоколов итальянское правительство обязывалось не возводить укреплений на побережье Эритреи напротив БабэльМандебского пролива. Во втором протоколе (который был оформлен обменом нотами между Муссолини и Лавалем), французское правительство, обращаясь к трехстороннему италофранкобританскому соглашению 1906 г., обязывалось не преследовать в Эфиопии иных интересов, кроме связанных с экономическими вопросами эксплуатации железной дороги Джибути–Аддис Абеба. Такова была формулировка, которая выражала отказ Франции от претензий в отношении Эфиопии или, если угодно, предоставление Италии «свободы рук» в этом регионе.
Сложный характер соглашения, а также вызванная им полемика требуют некоторых пояснений.

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

197

Основной обмен мнениями между Муссолини и Лавалем происходил в присутствии лишь одного заместителя министра Сувича, который подготовил очень краткое и полное недоговоренностей изложение беседы, поэтому только изучение секретных документов позволяет объяснить, в пределах возможного, полемику, вспыхнувшую между двумя государственными деятелями. Когда Лаваля обвиняли в том, что он способствовал агрессии Италии в Эфиопии, французский министр, защищаясь, утверждал, что предоставил Италии «свободу рук» только в целях экономической, а не политической экспансии в Эфиопии. Этот аргумент представляется лишенным основания по очевидной причине: в начале 1935 г. предоставить Муссолини «свободу рук» в Эфиопии означало отказаться от определения точного значения этой формулы. Дуче еще в 1932 г. отдал приказ о подготовке итальянских вооруженных сил к предстоящим действиям в Эфиопии, а 30 декабря 1934 г. внес уточнение в военные приказы, определив, что их целью является «уничтожение абиссинских вооруженных сил и полное завоевание Эфиопии». (Нужна была именно такая формулировка в одном из секретных военных планов, целью которых было достижение максимального результата, если это станет необходимым.)
Эти уточнения, на первый взгляд слишком категоричные, были сделаны, хотя наряду с военными планами, давно готовилось альтернативное соглашение с державами–участницами договора от 1906 г. Предусматривалось, что они, предоставив Италии «свободу рук», позволят ей установить контроль над Эфиопией, формы и методы которого еще предстояло определить (при этом обеспечивались экономические интересы этих держав). Радикальные формулировки («полное уничтожение» и т.п.) использовались лишь в «секретнейшем» военном плане, утвержденном Муссолини 30 декабря. Накануне встречи с Лавалем Муссолини поспешил уточнить, что подобные действия должны быть осуществлены быстро и эффективно, чтобы опередить реакцию Франции и Великобритании. Правда и то, что после встречи с Лавалем Муссолини писал Дино Гранди, бывшему тогда послом Италии в Лондоне: «Моя задача решить проблему Эфиопии радикальным образом либо установлением нашего прямого господства, либо в какойто иной форме в зависимости от обстоятельств».
Итак, в то время как военные осуществляли приготовления в соответствии с намеченными планами, дипломаты отвечали на запросы из Лондона и Парижа в связи с замыслами Муссолини. При этом помимо радикальных действий рассматривалась так же возможность эффективных и менее затратных альтернативных решений, например, установление протектората, либо изменение границ между Эритреей и Сомали (в прошлом колонии Италии),

198

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

либо короткая символическая война с изолированным и беззащитным противником, прежде чем перейти к массированному вооруженному нападению.
Однако предложение компромисса в виде соглашения ХораЛаваля, сделанное год спустя, в декабре 1935 г., когда война уже началась, было встречено Муссолини весьма доброжелательно. Это свидетельствует, что он даже тогда был готов к иному решению, не предусматривавшему полную победу над Эфиопией и ее ликвидацию. Причина такого отношения очевидна, поскольку связана с проблемой военных ресурсов, которые требовались Италии для установления полного контроля над обширной территорией Эфиопии, населенной различными этническими группами, приверженными своей идентичности и, следовательно, прямой контроль над которыми было очень трудно установить. Итак, содержание уступок Лаваля было неясным, потому что не были определены и оперативные планы Муссолини. Из протокола беседы двух государственных деятелей, который сделал Сувич, следует, что Муссолини информировал Лаваля о намерениях Италии завершить полное «проникновение» в Эфиопию, соблюдая при этом экономические интересы Франции и Великобритании.
Необходимо подчеркнуть политическое значение намечавшегося союза, от которого неотделимо тайное соглашение МуссолиниЛаваля. Точнее говоря, намечавшийся союз был возможен на основе соглашения о том, что Франция и Италия проводят единую политику в отношении Австрии, по вопросу вооружения Германии и, с многочисленными оговорками, по балканским проблемам.
Это соглашение было уступкой, сделанной Италией Франции, и означало готовность Муссолини предоставить Лавалю то, чего его предшественники не могли добиться от Рима. Но уступка была сделана также в связи с обсуждением cmamycaитальянских граждан в Тунисе, а, возможно, и в обмен на соответствующие уступки, сделанные Францией в колониальном вопросе. Между тем, определять публично согласованные в Риме уступки по колониальным проблемам как «соответствующие», в этом случае было бы смехотворным, если не принимать во внимание, что они дополнялись полнейшим отказом Франции в пользу Италии от ее позиций в Эфиопии. В общем, как писал Лефевр д'Овидио, «итальянская сторона во всех письмах поясняла, что Эфиопия должна стать подлинной компенсацией в колониальном вопросе».
Впрочем, обмен нотами между Муссолини и Лавалем имел определенное значение, поскольку французский министр утверждал, что его правительство стремится решить в Эфиопии только ограниченные экономические задачи, касающиеся железной доро

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

199

ги Джибути Аддис Абеба, при соблюдении итальянских интересов. Соблюдение интересов в каком случае? Именно этот вопрос неизбежно приводит к выводу: в случае акций, которые итальянское правительство сочтет необходимым предпринять в Эфиопии. В договоре от 1906 г. зона французских интересов была определена как «зона возможного политического влияния» в случае, если целостность Эфиопии будет нарушена. Теперь Лаваль изменил характер и территориальные границы зоны французских интересов. Уступка Италии, сформулированная от противного, была своего рода уловкой, предназначенной избежать слишком явной компрометации Франции, когда договор будет опубликован и расхождения текстов будут представлены в Лиге Наций.
Основная характерная черта соглашения Муссолини  Лаваль состояла в том, что Муссолини открыто склонялся к сотрудничеству с Францией, чтобы на волне неприятия нацистской политики в Австрии создать противовес Германии. Военные переговоры, которые маршал Бадольо, начальник итальянского генерального штаба, начал несколько дней спустя после заключения соглашения Муссолини  Лаваль со своим французским коллегой генералом Гамеленом были конкретным доказательством избранного курса, имевшего более общее значения. Переговоры проходили регулярно с марта по июнь 1935 г. и позволили во время визита Гамелена в Рим (несколько дней спустя после подписания 16 июня англогерманского соглашения о морских вооружениях) подписать протокол, который предусматривал военное взаимодействие между сторонами в случае германской акции в Австрии. Стоит добавить, что это соглашение между генеральными штабами обеих стран сохраняло силу вплоть до Второй мировой войны.
Это был самый благоприятный период в италофранцузском сближении. «Латинские сестры», казалось, нашли основу для постоянного союза. Но союзу угрожала нерешенная проблема политической двойственности. Это касалось не столько формы заключенных соглашений, сколько их политического значения. Для Муссолини они стали этапом в выполнении программы и открывали ему путь в Эфиопию после одобрения Великобританией его африканской акции. Вместе с тем, соглашения призваны были способствовать тому, чтобы его действия не подорвали позиции Италии в Европе. Для Лаваля соглашение было ни чем иным, как одним из аспектов его европейской политики, этапом в решении проблемы создания различных союзов. В январе Германия еще не объявила ему шах, приняв решение об обязательной воинской повинности.
Когда стало известно об этом решении, ограниченный характер соглашений, подписанных в Риме, стал очевидным.

200

 Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

3.4. Противоречия «фронта Стрезы».
Советскофранцузский договор и англогерманское соглашение по морским вооружениям
3.4.1. «Фронт Стрезы»: первый этап умиротворения

Лавалю требовалось прояснить отношения с Великобританией и Советским Союзом, чтобы реализовать недостающие вектора его политики. Не следует забывать о том, что политика французского министра иностранных дел постоянно была направлена на противостояние нараставшей германской опасности. Соглашение с Италией стало для него одним из способов блокировать проникновение Германии на Балканы, но позиция Великобритании оставалась весьма неопределенной.
Правительство Лондона не разделяло опасений Франции, оно проявляло большую озабоченность как имперскими поползновениями Италии, так и попыткой Франции предусмотреть более конструктивную роль в Европе для Советского Союза. Великобритания была склонна вытеснить СССР на задворки Европы и питала иллюзорные надежды возобновить переговоры в рамках конференции по разоружению. Немцы не оказывали открытого противодействия этим переговорам, потому что, как уже было в 19321933 гг., невыполнение другими своих обязательств давало им возможность законно предпринимать односторонние действия.
Впервые попытку прояснить отношения с партнерами Лаваль сумел в связи с одной из таких акций Германии: 16 марта 1935 г. в нарушение ст.173 Версальского договора она объявила о возобновлении обязательной воинской повинности. Это был первый серьезный удар, нанесенный по Версальской системе в международноправовом плане. Он должен был незамедлительно вызвать суровую отповедь. В действительности, это привело лишь к созданию эфемерного антиревизионистского «фронта Стрезы», который предоставил возможность трем заинтересованным европейским державам (Франции, Италии и Великобритании) свободно продолжать односторонние действия: каждая из них стремилась к реализации собственных национальных целей, которые имели мало общего с проблемой международной безопасности и очень много со старой традицией державной политики.
Акция Гитлера свидетельствовала о ловкой тактике немецкого диктатора, который отлично понимал, что европейские противники действуют по разным направлениям. Еще в 1934 г. он пред

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

201

дожил англичанам заключить соглашение по регламентации воздушных вооружений (предполагая подтолкнуть Великобританию к укреплению ее вооруженных сил, он рассчитывал включить в этот процесс и Германию), что привело к разногласиям между англичанами, французами и итальянцами. Убийство Дольфуса не позволило англичанам принять предложения Германии, в результате Гитлер почувствовал себя свободным в реализации концепции «равенства» воздушных вооружений для Германии, о которой была достигнута предварительная договоренность в декабре 1932 г.
Когда стих резонанс австрийских событий, специальный посол Гитлера в Лондоне фон Риббентроп встретился в ноябре 1934 г. с министром иностранных дел Великобритании Саймоном и Антони Иденом, бывшим тогда лордомхранителем королевской печати, чтобы обсудить с ними другую важную проблему: ограничение морских вооружений.
Затем, спустя нескольких месяцев, Гитлер продемонстрировал английскому правительству свою готовность подписать соглашение, в соответствии с которым соотношение между британским и германским флотом (Берлин питал надежды на его восстановление) составило бы 100 к 35. Саймон планировал свой визит в Берлин на 7 марта 1935 г., чтобы обсудить условия соглашения, которое позволяло Германии иметь внушительный флот. Он представлял это решение как меру контроля над вооружением Германии. 4 марта англичане обнародовали свои предложения относительно воздушных вооружений, чем воспользовался Гитлер для реализации одной из своих самых жестких политических акций. Он отложил визит Саймона и вскоре, 16 марта, объявил о восстановлении обязательной воинской повинности.
На этом этапе существовавшие противоречия еще не проявлялись открыто. Франция шла своей дорогой (соглашение с Италией, переговоры с СССР, особое внимание к Балканским проблемам, продолжение осторожного обмена мнениями с Великобританией); Италия была нацелена на реализацию эфиопской акции; Великобритания не доверяла никому, в том числе и Гитлеру, но именно потому, что правительство Лондона предчувствовало опасность со стороны Германии, оно считало уместным действовать в отношении нее осторожно, так осторожно, что закрывало глаза на все.
Нарушение ст. 173 Версальского договора было настолько возмутительной акцией, что могло бы привести к возрождению единства трех европейских держав, одержавших победу над Германией, при условии, что каждая получила бы чтото от других или уступила бы в чемто. Встреча в Стрезе (1114 апреля 1935 г.), созванная для реализации этой возможности, завершилась совме

202

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

стным коммюнике, которое подтверждало общее стремление не допускать нарушений Версальского договора и предупреждало об «опасности для мира в Европе». После этого совещания несколько недель говорили о так называемом «духе Стрезы», о вновь обретенном согласии, о восстановлении прочного антиревизионистского фронта, но по существу это был самообман и обман друг друга  все это лишь на короткое время обеспокоило Гитлера.
Официально ничего не было сказано о том, что все знали, о проблеме Эфиопии. Трое главных участников, Муссолини, Лаваль и Макдональд, не проронили ни слова, и даже министры иностранных не касались этого вопроса. Дипломаты меньшего ранга, в особенности английские и итальянские, в длительных дискуссиях искали подходящую формулировку, которая соответствовала бы договору 1906 г., что было одобрено Лавалем, т.е. позволила бы ограничить интересы Великобритании вопросом о водах озера Тана и другими экономическими, а не политическими проблемами. Англичане не согласились с таким подходом. Муссолини уехал из Стрезы, уверенный, что молчание союзников не было выражением их негативного отношения, и у него осталась возможность маневрировать. Разочарованные французы покинули Стрезу, убедившись в бесполезности слов и в необходимости идти по намеченному пути. Такую же позицию занимали англичане.

3.4.2.  СОВЕТСКО-ФРАНЦУЗСКИЙ ДОГОВОР ОТ 2 МАЯ 1935 г.

В этой ситуации, очень подходящей для эффектных акций Гитлера, был заключен советскофранцузский договор о взаимопомощи. Именно проблема вооружений Германии (к тому моменту как наземных, так и воздушных) подтолкнула к действиям в этом направлении. В действительности, Лаваль не был, как Барту, решительным сторонником подписания договора с Советами, в то время как Сталин и его министр иностранных дел Литвинов предлагали заключить соглашение, которое связывало бы Москву и Париж обязательствами об автоматическом оказании взаимопомощи. В апреле вопрос был решен, и 2 мая 1935 г. в Париже был подписан советскофранцузский договор о взаимопомощи. Он обязывал обе стороны немедленно оказывать друг другу помощь и поддержку в случае «невызванного нападения со стороны какоголибо европейского государства».
Стремясь успокоить встревоженных англичан, французы настаивали на том, чтобы статьи договора были связаны с Локарнскими соглашениями и Лигой Наций. Агрессия, рассматривав

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

203

шаяся как casusfoederis, должна была, следовательно, признаваться как таковая Советом Лиги Наций в соответствии со ст. 16 ее Устава. Но именно время с момента агрессии и вплоть до решения Совета Лиги Наций исключало возможность автоматически реализовать гарантии, что и было характерно для всех пактов о взаимопомощи, подписанных на таких условиях.
Кроме того, договор учитывал два немаловажных аспекта: возможность нападения со стороны Японии (тогда весьма вероятное), а также то обстоятельство, что при отсутствии общих границ между Францией и СССР необходимо было предусмотреть позицию Польши или ее условия, чтобы получить практические выгоды от пакта о взаимопомощи. Позиция Польши стала ключевой проблемой, как выявилось в 1939 г. Подписание этого документа и последовавшее заключение 16 мая 1935 г. соглашения о взаимопомощи между СССР и Чехословакией с оговоркой об обязательном участии Франции в его реализации, если Чехословакия подвергнется нападению, имели большое политическое значение, поскольку позволяли Франции укрепить свою систему союзов антигерманской направленности.
Все эти союзы были непрочными, обусловленными рядом сомнительных уступок и двусмысленных оговорок, но вместе с тем могли бы создать впечатление о формировании разветвленной дипломатической системы, альтернативной той, которую Гитлер стремился полностью разрушить, если бы не новое англогерманское соглашение о морских вооружениях: оно поставило под вопрос прочность антиревизионистского фронта.

3.4.3 АНГЛО-ГЕРМАНСКОЕ СОГЛАШЕНИЕ О МОРСКИХ ВООРУЖЕНИЯХ

Несмотря на решение Берлина восстановить обязательную воинскую повинность и «соглашения Стрезы», несмотря на то, что 17 апреля Ассамблея Лиги Наций заявила о своем осуждении нарушения Германией условий Версальского договора, переговоры между англичанами и немцами не были прерваны. Саймон и Идеи в середине марта нанесли визит Гитлеру в Берлин с предложением общего союза против большевистской угрозы в мире. Они также высказали свое мнение о том, что германские военновоздушные силы получили большое развитие и уже стали более мощными, чем британские.
В начале июня Гитлер приказал фон Риббентропу возобновить переговоры о соглашении по морским вооружениям, что впервые поставило англичан перед стратегическим выбором. В прошлом

204

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

они, в отличие от французов, часто недооценивали опасность со стороны Германии. Теперь они должны были решить, пойти ли на соглашение с Гитлером, чтобы понять, в какой мере возможно контролировать его, или же твердо противостоять ему и поддерживать «общий фронт», о котором было заявлено несколько недель назад в Стрезе.
Иначе говоря, та же проблема стояла перед Муссолини, когда в 1933 г, но в совершенно другой обстановке, он выступил с предложением пакта четырех. Но тогда речь могла идти о предотвращении германских вооружений прежде, чем Гитлер начнет их; теперь же стояла задача их сдерживания после того, как немцы достигли превосходства в воздухе, а на земле добились весьма существенных результатов. Великобритания приняла решение после нескольких дней переговоров. 18 июня 1935 г. было подписано соглашение о морских вооружениях. Чтобы подсластить горькую пилюлю, Гитлер дипломатически «поставил» условие, что договор станет предпосылкой к созыву всеобщей конференции по ограничению морских вооружений.
Соглашение явилось полной неожиданностью для европейской дипломатии. В его оправдание Великобритания использовала аргументацию, ставшую привычной для политики «умиротворения». В действительности, договор, значение которого англичане стремились преуменьшить, был первым крупным успехом гитлеровской дипломатии, потому что он вызвал недоверие между ее противниками, подорвал их единство и узаконил морское вооружение Германии.
Как писал Курт Брахер, договор стал поворотным моментом необычайной важности, его значение было больше символическим, чем практическим. Договор стал знаковым актом для тех, кто верил в возможность договориться с Гитлером и сотрудничать с ними в иной форме, чем согласились поляки или той, что грозила австрийцам. Гитлеровская дипломатия приобрела некоторую респектабельность, которую придавало ей именно сотрудничество с англичанами. Договор стал своеобразным водоразделом в период распада Версальской системы: между этапом скрытого развала и явного краха. Эта система пала не под ударами судьбы, а в результате соучастия жертв ее развала. Более того, договор подпитывал надежды Гитлера на реализацию его проекта стратегического соглашения с Великобританией (и Италией), чтобы добиться мирового господства.
К тому же, договор разрушил антиревизионистский «общий фронт» Стрезы и ставил французов перед необходимостью в последующие недели решать: следует ли преодолеть антибританские

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

205

настроения или пассивно следовать курсу на изоляцию Италии. Действительно, англичане подчеркивали, что договор о морских вооружениях является выбором Великобритании между двумя ревизионизмами: германским в Европе и итальянским в Средиземноморье и Африке. Англичане решили поддержать первый. Молчание Идена в Стрезе по эфиопскому вопросу приобретало новый смысл.

3.5. Итальянская агрессия в Эфиопии и ее последствия

3.5.1. ИТАЛИЯ И ЭФИОПИЯ

Нападение Италии на Эфиопию, предпринятое 3 октября 1935 г., было первой широкомасштабной военной акцией, осуществленной европейской страной после окончания Первой мировой войны. Оно послужило началом серии конфликтов, затем один за другим охвативших Европу и вылившихся во Вторую мировую войну. Кроме того, оно стало последней завоевательной колониальной войной, которую помнит история. Тем не менее, несмотря на все эти замечания, итальянскую акцию в Эфиопии трудно назвать поворотным событием, четко обозначившим конец европейского мира и движение в сторону всеобщего конфликта, либо определившим этап более масштабный, чем предшествовавший захват Маньчжурии Японией. Напротив, сегодня кажется, что итальянская агрессия в Африке скорее принадлежит завершавшейся эпохе, а не наступавшей эпохе нового грандиозного конфликта.
Многие наблюдения приводят к этому суждению. Акция Муссолини принадлежала прошлому. Она не давала Италии конкретных и ощутимых преимуществ, а лишь позволяла ей произвести впечатление сильной державы. Рим не мог один контролировать столь обширную территорию, раздробленную этнически, очень отсталую и остро нуждающуюся в инвестициях, чтобы потенциал ее ресурсов был оценен по достоинству. Даже в конце XX века Эфиопия все еще была среди самых бедных стран в мире (также в силу плохого управления, от которого она всегда страдала), а в 1935 г. она скорее стала тяжелым грузом, чем представляла выгоду для такой небогатой и не модернизированной страны, как Италия того времени. Все положительное значение акции Муссолини касалось имиджа государства, так как завоевание весьма обширной территории создавало бы Италии и внутри страны, и вне ее образ великой колониальной державы, которая владела уже не

206

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

«коллекцией пустынь» (какой считалась тогда Ливия), а «империей», достойной этого названия.
Так реализовывались неудовлетворенные империалистические устремления, уходящие корнями в XIX век, которые сохранились в Италии, где их подпитывали сильные националистические настроения и римские традиции, культивировавшиеся Муссолини. Имперские завоевания означали для дуче конкретное достижение того подлинного равенства среди великих держав, которого Италия прежде пыталась добиться дипломатическим искусством. Превратившись в империалистическую державу, Италия больше не испытывала неудовлетворенных амбиций и могла бы войти в число «довольных» стран Европы.
Менталитет прошлого, который привел к завоеванию Эфиопии, подтверждается тем фактом, что эта акция готовилась итальянской дипломатией (как и ливийская в 1911 г.) в течение десятилетий. После поражения при Адуа в 1906 г., показавшего ограниченность любого империалистической трактовки Тройственного союза, Италия постоянно стремилась добиться от международного сообщества признания ее права на опеку над территорией Абиссинии. В 1906 г. это право было частично признано договором, подписанным с Францией и Великобританией, который определял соответствующие сферы политических и экономических интересов трех стран на территории Эфиопии.
С 1919 г. правительство Рима требовало, чтобы, согласно Лондонскому договору от 26 апреля 1915 г., французское Сомали (Джибути), английское (Бербера), Джубалэнд в южном Сомали и часть области на севере страны, пограничной с Эритреей, до Кассала, были переданы Италии как выражение возвращения Эфиопии под преобладающее итальянское влияние. Все эти требования не были услышаны, и после провала острого дипломатического столкновения Муссолини решил в 1923 г. поддержать предложение Франции о принятии Эфиопии в Лигу Наций (28 сентября 1923 г.) наравне с другими участниками со всеми вытекающими правами и обязанностями.
2 августа 1928 г. эта политика поддержки Абиссинии (Муссолини все еще надеялся превратить ее в опеку) была закреплена подписанием договора о дружбе и арбитраже во время визита в Рим эфиопского регента Тафари Маконнена, ставшего в 1930 г. императором под именем Хайле Селассие. В то время он нуждался в поддержке, так как соперничал за власть с другими вождями эфиопских племен. Подобное соглашение служило своего рода ширмой, скрывавшей подлинные намерения Муссолини в отношении Эфиопии. Вместе с тем, две европейские державы, Вели

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

207

кобритания и Франция, вовлеченные в дела этого региона, были заинтересованы в сохранении внешней лояльности Муссолини.
В действительности, правительство Рима уже в 1925 г. вернулось к намерению изменить положения договора 1906 г. В обмене нотами между Италией и Великобританией 14 и 25 декабря 1925 г. обе стороны дали новую интерпретацию договору от 1906 г., согласно которой признавалось право англичан защищать свои интересы в районе озера Тана в связи с сооружением плотины и в бассейне Голубого Нила. При этом они не проконсультировались с Францией, действуя в духе личного сотрудничества, которым были проникнуты отношения между Муссолини и Остином Чемберленом. Практически Италия получила больше, чем Великобритания, которая обязалась содействовать Риму в строительстве железной дороги между итальянскими колониями Эритреей и Сомали, что фактически подразумевало рост политического влияния Италии в Эфиопии.
Короче говоря, с 1906г., или, по крайней мере, с 1925 г. признавалось, как и прежде, своего рода преобладание итальянских интересов в Эфиопии. Соглашения Муссолини–Лаваль лишь завершали серию актов, признавших приоритет Италии в этом регионе, добавив одобрение Франции. Однако итальянская дипломатия не сумела добиться поддержки со стороны англичан. Хотя интересы правительства Лондона в Эфиопии были связаны лишь с экономическими вопросами, но во время последующих переговоров на конференции в Стрезе и даже во время встречи непосредственно между Муссолини и Иденом в июне 1935 г. в Риме, недоверие англичан проявилось весьма четко. В Лондоне были согласны пойти на некоторые уступки Италии, но не соглашались отдать Эфиопию под полный контроль Рима. Это расценивалось как более тяжелый удар по имперским интересам Великобритании, чем ревизионистские акции Гитлера в Центральной Европе.
У Муссолини не было ясного понимания глубины разногласий, и он полагал, что даже Лондон, в конце концов, не будет протестовать против военных действий Италии в Эфиопии. Его могли обмануть слова британского министра иностранных дел Саймона, который характеризовал сотрудничество с Италией в Европе (в духе фронта Стрезы) как «более ценное, чем суверенитет Абиссинии».
В действительности, англичане не придавали никакого значения «фронту Стрезы» и готовы были нарушить его основополагающие положения, как показал договор с Германией о морских вооружениях. В начале июня 1935 г. кабинет министров лейбориста

208

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Макдональда сменило правительство во главе с консерватором Болдуином, министром иностранных дел стал Самюэль Хор и министром без портфеля Идеи, в круг обязанностей последнего входили отношения с Лигой Наций. Новое правительство Его Величества считало возможным сделать некоторые уступки Муссолини, чтобы предотвратить разрастание эфиопского кризиса, его переход из дипломатической стадии (вызванной обсуждением инцидентов в Уал Уале и доклада комиссии по расследованию, работавшей тогда в Женеве) в стадию откровенного военного конфликта. Но Великобритания стремилась только утихомирить Муссолини, чтобы его действия оставались в допустимых границах, не обостряли международную ситуацию и не подрывали авторитет Лиги Наций.
Идеи прибыл в Рим и предложил Муссолини согласиться, чтобы Великобритания передала Эфиопии порт Зейла в британском Сомали в обмен на уступку Эфиопией провинций Огаден Италии. Но эти незначительные уступки не могли удовлетворить претензии дуче. Идеи встретился с Муссолини в обстановке, которую он сам назвал «скорее грустной, чем враждебной». К тому же, правительство Лондона испытывало давление британского общественного мнения, поскольку оно одобряло соглашение о морских вооружениях, оценивая его как миролюбивую акцию, а Муссолини не посчитал нужным маскировать откровенно агрессивный характер своих действий. Постепенно стала проявляться деструктивная сущность, скрытая за псевдопацифистскими выступлениями политики умиротворения, популярными тогда в Лондоне.
Лига Наций провела с помощью международных организаций зондаж по проблемам мира, результаты которого были опубликованы в июле 1935 г. Он показал, что 90% англичан проголосовало в поддержку Лиги Наций, разоружения и невоенных санкций против странагрессоров. Значительно меньшее число (58,6%) высказалось за военные санкции. Правительство было скованно в своих действиях, так как опасалось общественной критики накануне ноябрьских выборов, до проведения которых оставалось несколько недель.

Более того, Хор и Идеи в Женеве обещали, что Великобритания выполнит свои обязательства. 18 сентября в Женеве обсуждался доклад Комиссии, которая должна была уладить италоэфиопские разногласия относительно инцидента в Уал Уале. Хотя ее тон был доброжелателен в отношении Италии настолько, что в историографии доклад характеризовался почти как предоставление Риму мандата на свободу действия, но Муссолини получил эту информацию слишком поздно, когда итальянское общественное мнение уже ожидало быстрого успеха легкой военной акции в Эфиопии.

3.5.2. НАПАДЕНИЕ ИТАЛИИ НА ЭФИОПИЮ

В этой международной обстановке агрессия Муссолини против Эфиопии стала не просто авантюрой неуравновешенного диктатора, а рассчитанной акцией, направленной на достижение успеха для укрепления его собственного престижа. При этом он спекулировал на всеобщем стремлении к миру и высокомерно считал, что одобрение, хотя и косвенное, его действий практически получено. Хотя на словах государствачлены Лиги Наций демонстрировали свое решительное неприятие итальянской акции, но делали они это потому, что Эфиопия, как это ни парадоксально, именно благодаря Италии, стала членом Лиги.
Если бы Эфиопия не была членом Лиги Наций (поскольку не располагала для этого необходимыми данными, но ее гарантами выступили в свое время Франция и Италия), итальянская акция имела бы совершенно иные последствия, чем она действительно вызвала, и которые были, в сущности, достаточно мягкими, хотя и широко афишированными по форме. Иначе говоря, итальянская агрессия рассматривалась как чрезмерная реакция на спорный казус, а не как акт, неприемлемый с точки зрения международного права.
Итак, когда 5 октября правительство Эфиопии обратилось в Женеву с протестом против итальянской агрессии, то 9 октября в ответ ей сообщили, что в соответствии со ст. 16 Устава Лиги Наций к Италии применены экономические санкции. Однако из них были исключены такие стратегически важные товары, как железо, сталь, медь, цинк, свинец, хлопок, шерсть. Примечательно, что санкции не касались и поставок нефти, хотя одной этой меры было бы достаточно, чтобы парализовать действия Италии, особенно если бы был закрыт Суэцкий канал, чего заинтересованные стороны не сделали.
Эта водевильная обстановка вызвала в Италии подъем националистических чувств и недовольство действиями западных империалистических стран. Впервые Муссолини «во имя любви к родине» получил неожиданную поддержку, столь широкую, что она включала даже часть коммунистов, находившихся в изгнании. Лига Наций предприняла неубедительную попытку притормозить или прервать агрессию. Эти «благородные» намерения выглядели еще менее убедительными, поскольку одновременно продолжались секретные англофранцузские переговоры о компромиссной формуле, которая позволила бы вернуть Муссолини в число участников «фронта Стрезы» (с поощрительной премией за агрессивную акцию) в обмен на прекращение вооруженных действий, а это

210

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

можно было бы назвать успехом политики Лиги Наций. Такова была обстановка, в которой вызревала дипломатическая формула, известная как «компромисс ХораЛаваля».

3.5.3. НЕСОСТОЯВШИЙСЯ КОМПРОМИСС ХОРАЛАВАЛЯ

Великобритания и Франция в период с конца сентября до середины октября договорились о совместных действиях на случай, если итальянская акция приведет к вооруженному столкновению в Средиземноморье. Тем временем, военные действия в Эфиопии разворачивались с трудом, натолкнувшись на неожиданное сопротивление абиссинцев, а также в связи с неумелым командованием итальянскими вооруженными силами, которое было поручено генералу Де Боно, преданному Муссолини. Медлительность военных объяснялась также желанием сохранить силы в ожидании закулисных решений. Весь комплекс сложившихся обстоятельств таил возможности для возобновления дипломатического диалога. Целью была формула, предложенная в сентябре комиссией по расследованию: как можно ближе подойти к тому, что называлось «мандатом Италии», либо найти другие формы, но в любом случае постараться избежать обвинений в том, что международное сообщество поддерживает агрессора.
В начале ноября компромисс был намечен, его проект в течение первой недели декабря получил в целом одобрение Муссолини, что подразумевалось само собой, так как в его подготовке участвовал лично Дино Гранди. Проект предусматривал, что Италия получает большую часть областей Тигре и Огаден и возможность расширить свое экономическое влияние на обширной территории Южной Эфиопии под определенным контролем со стороны Лиги Наций. В обмен на это Эфиопия получала в качестве уступки коридор до порта Ассаб, обеспечивавший ей выход к морю. Фактически, компромисс предоставлял Италии контроль над двумя третями абиссинской территории. И это при том, что Италия в военных операциях не добилась значительных успехов. Эти уступки были сделаны в надежде предотвратить сближение Муссолини с Гитлером.
В Лондоне текст документа вызвал бурю в правительстве. Обсуждалось, следует ли направить проект одновременно Италии и Эфиопии, а также возможно ли снять самые острые моменты, связанные с уступкой английских и французских портов Эфиопии. В действительности, речь шла о дискуссии, лишенной смысла, так как предпринятая инициатива не была личным проектом Хора, а результатом тщательной работы кабинета консерваторов (того самого, который незадолго до этого победил на выборах

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

211

благодаря обещаниям никогда не нарушать утвержденных Лигой Наций обязательств относительно санкций против агрессоров). Итальянская дипломатия тщательно следила за ходом подготовительных работ в то время, как эфиопская, возможно, не была осведомлена вообще или знала очень немного.
Муссолини задержал на несколько дней ноту с изложением итальянской позиции, и этого промедления оказалось достаточно, чтобы спровоцировать резкий политический поворот, последствия которого нельзя было даже предположить. Возможно, благодаря информации, полученной от дипломатов, враждебно относившихся к политике уступок в пользу Муссолини (как считает Алексис Леже), текст проекта компромисса 13 декабря был опубликован во французских газетах «Эвр» Женевьевой Табуи и А. Жераром (Пертинаксом) в парижской «Эко».
18 декабря Муссолини созвал фашистский Большой Совет, чтобы объявить о готовности Италии вести переговоры на основе англофранцузского проекта, но реакция англичан на опубликование проекта подсказала ему, что было бы более целесообразно отложить на несколько недель определение итальянской позиции. Только 5 марта итальянское правительство заявило о своей готовности к компромиссу на иных условиях, когда в пылу полемики превратилась в пепел всякая возможность подобного компромисса.
Взрыв негодования против сторонников международного права, готовившихся вознаградить агрессора, вызвал острую реакцию в Великобритании. Хор вынужден был подать в отставку, а Болдуин 19 декабря заявил, что проект компромисса «безоговорочно и полностью погребен». С этого момента пути для дипломатического разрешения кризиса были перекрыты. Муссолини решил отправить в Эфиопию более мощные силы, заменил Де Боно гораздо более способным генералом Пьетро Бадольо, который произвел реорганизацию войск и в начале мая добился военного успеха. Итальянские войска 5 мая вошли в АддисАбебу, а 9 мая Муссолини объявил об аннексии Эфиопии и торжественно возложил на голову Виктора Эммануила III Савойского корону императора, ставшую символом амбициозной и дорогостоящей авантюры, в тот момент представленной в качестве демонстративного триумфа. Это торжество происходило в обстановке серьезных перемен в международных отношениях.
Итальянская дипломатия действовала в традиционном контексте и в столь же традиционном ключе пожинала плоды своей деятельности. Агрессия против Эфиопии началась с одобрения французов и продолжалась в двойственной международной обстановке. Гитлер не мог не заметить антигерманский характер объеди

212

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

ненного «фронта Стрезы» и оказал военную помощь Эфиопии еще до начала войны.
Со своей стороны, Муссолини высказался вполне определенно, как бы это ни выглядело жестко. В речи, произнесенной 25 мая 1935 г., он кратко охарактеризовал итальянскую внешнюю политику в последние месяцы. По мнению дуче, «Фронт Стрезы» показал, что Италия может войти в число стран, готовых встать на защиту европейской системы и, в частности, выступить в защиту Австрии. Но эту позицию Италии Муссолини не считал окончательной и вечной. Австрийский вопрос разделяет Италию и Германию, но, уточнил Муссолини, Италия не намерена «окаменеть на Бреннере», отказавшись от активных действий в остальной части мира. Вопрос о независимости Австрии является проблемой не итальянского, а общеевропейского масштаба. Итак, вся Европа должна нести это бремя. «Фашистская Италия,  изрекал Муссолини,  не намерена ограничить свою историческую миссию только одной политической проблемой, только одной военной задачей, которая заключается в защите границы, которая может быть чрезвычайно важной, как граница на Бреннере, потому что границы и метрополий, и колоний, все без исключения границы священны, их следует бдительно охранять и защищать от любой, даже потенциальной угрозы».
Выступление было очень ясным, а сопровождавшие его комментарии итальянских дипломатов делали его еще более четким: Италия со всей определенностью встала на сторону «фронта Стрезы», потому что ждала от него солидарной поддержки или терпимого отношения к своим эфиопским планам. Если это условие не выполняется, то Италия сохраняет за собой свободу действий. Это не означало еще заключения союза с Германией, но означало, что нельзя больше рассчитывать на участие Италии в проведении политики сдерживания германского ревизионизма. Становится ясно, почему французы гораздо более последовательно, чем англичане придерживались разработанного ими курса в то время, как Великобритания занимала колеблющуюся позицию по проблемам Средиземноморья, поскольку ее раздражало чрезмерное усиление Италии в этом регионе. Двойственное отношение англичан к проблемам Центральной Европы было также общеизвестно.

3.5.4. ПРИЗНАКИ ИТАЛО-ГЕРМАНСКОГО СБЛИЖЕНИЯ

Трагическим последствием происшедших событий стало возвращение Италии к тактике лавирования, ставшей своего рода реакцией и на действия Германии. Если на первом этапе итало

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

213

абиссинской войны Германия занимала проэфиопскую позицию, то в дальнейшем она быстро изменила свою ориентацию. Ее отношение стало более благоприятным для Италии, когда в полемических спорах по проекту Хора–Лаваля стушевался антигерманский характер итальянской акции. Не случайно, 6 января 1936 г., в напряженной обстановке тех недель, Муссолини принял германского посла фон Хасселя и сказал ему, что «фронт Стрезы» окончательно мертв, и что позиция Италии в отношении нацистского проникновения в Австрию не создает трудностей для Германии.
Это еще не было решительным поворотом, а лишь предвестником возможных перемен. Муссолини наращивал военные действия в Эфиопии, думая, что он заручился согласием сил, доминирующих в европейской политической системе. Буря, разразившаяся в середине декабря 1935 г., показала, что он ошибался, потому что правительства западных держав не были в состоянии обеспечить ему какиелибо гарантии. К тому же французское правительство, оказавшись перед выбором между британской позицией и соблюдением соглашений Муссолини–Лаваля, предпочло двусмысленность английских письменных формулировок, чтобы восстановить более тесное сотрудничество с Великобританией.
С тех пор как тактика лавирования и маневрирования во внешней политике Италии перестала быть новостью для кого бы то ни было, никто не думал, что произошло чтото непоправимое. Тем не менее, это непоправимое случилось, и затронуло оно глубинные пласты в отношениях между европейскими державами. Система отношений в Европе, сложившаяся после Первой мировой войны и выжившая, несмотря на изменения политических режимов в отдельных странах, а также формирование авторитарного государства в Италии и диктатуры в Германии, дала глубокую трещину. Если до недавнего времени тяга к объединению или компромиссу превалировала над тенденциями к расколам и кризисам, то теперь начали действовать подспудные причины, которые вели к укреплению разделительных барьеров между странами. Разрушительные тенденции преобладали над стремлением к стабильности.
Может показаться странным и абсурдным, что все это относилось к такому маргинальному аспекту европейской жизни, каковым была внешняя политика Италии. Но в эти месяцы основное направление в европейских международных отношениях определялось, прежде всего, ориентацией, выбранной Италией. До 19341935 гг. тенденции к кардинальному распаду системы европейских отношений сдерживались пониманием, не всегда

214

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

осознанным и порой только интуитивным, необходимости сохранить фундаментальные элементы стабильности. Каждый находил свою выгоду в ситуации, регулируемой критериями державной политики, прикрытыми положениями Устава Лиги Наций. Но с тех пор, как гитлеровская Германия избрала курс на радикальное разрушение европейской системы в соответствии со своими глобальными планами, сторонники сохранения стабильности стремились поставить заслон на пути реализации этих замыслов.
Конечно, это был нелегкая и непростая задача. Англичане повели себя так, что подобное стремление к сопротивлению не вызывало доверия; итальянцы, придерживаясь свойственной им тактики маневрирования, ясно показали, что они с пониманием относятся к проблеме нараставшего противостояния. Лучше других осознавали опасность французы, поскольку она угрожала, в первую очередь, им и неизменно приковывала их внимание, но Париж не смог действовать последовательно, адекватно осложнявшейся ситуации. Таким образом, заслон, который должен был преградить путь гитлеровской агрессии, дал трещины прежде, чем было закончено его сооружение. Разочарование Италии действиями западных держав стало выражением происшедших разрывов.
В начале 1936 г. с «окончательным крахом фронта Стрезы» сложились условия для образования новых трещин в системе, которая шла к своему краху. Французская дипломатия долго работала над проектом «средиземноморского пакта», который в январе 1936 г. был предложен Риму Фланденом, министром иностранных дел в новом правительстве Сарро (пришедшем на смену кабинету Лаваля в том же январе), с целью вернуть Италию в сообщество стран, стремившихся к укреплению европейской безопасности, в условиях, когда остро ощущалась бесцеремонность германской дипломатии в связи с новым отношением Муссолини к австрийскому вопросу. Отказ Рима рассмотреть проект «средиземноморского пакта» стал символом глубоких расхождений и той трудной работы, которую предстояло проделать для их преодоления, если вообще сохранилась такая возможность.
Идеи, ставший министром иностранных дел Великобритании после Хора, упорно добивался, чтобы Лига Наций применила против Италии санкции  эмбарго на импорт нефти, и одновременно стремился к сближению с Германией, надеясь изолировать своего соперника в Средиземноморье и вместе с тем подтвердить свой прогерманский выбор. Те способы, которыми Гитлер сумел извлечь выгоду из сложившейся ситуации, свидетельствовали о масштабах происшедшего переворота. Он затронул не только Европу, но также Ближний и Дальний Восток, и способствовал падению престижа Лиги Наций.

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

215

Действительно, положение в Западном Средиземноморье было спокойным до 1935 г., благодаря хорошим отношениям Италии с Великобританией и Испанией. В Восточном Средиземноморье после инцидента с Корфу в италобританских отношениях не было, за исключением проблемы Адриатики, сложностей. Каждая из стран избрала взаимоприемлемую линию поведения, чтобы не ставить под вопрос интересы друг друга. Но акция Италии против Эфиопии не могла не повлиять на все Средиземноморье по двум причинам: вопервых, фашизм в момент, когда он стал главным проводником империалистической политики, не мог не распространить ее на античную традицию Италии и не поставить вопрос о будущем Средиземноморья. Вовторых, Восточное Средиземноморье было непосредственно затронуто итальянской акцией как в связи с проходом через Суэцкий канал судов, шедших в Эфиопию, так и в связи с реакцией на войну общественного мнения и политических сил всех стран региона.
Это сочетание различных резонов поставило проблемы перед Великобританией, считавшей столь радикальное изменение соотношения сил в Средиземноморье неприемлемым. Великобритания в то время должна была учитывать два аспекта быстро меняющейся ситуации. Вопервых, в сердце Европы набирала силу Германия, господство которой в будущем казалось нереальным (хотя хватало пророков, видевших опасность намерений Гитлера). Болдуин и Идеи не скрывали своего желания достигнуть компромисса с Германией, в том числе и по колониальным проблемам. Вовторых, ситуация в Средиземноморье представляла реальную стратегическую опасность. Попытки найти компромисс, предпринятые Муссолини до и после начала военных действий в Эфиопии, поддерживались французами, но наталкивались на глухое сопротивление Форин Оффиса, в недрах которого зрели опасения, что Италия намерена «господствовать в Центральном Средиземноморье и играть первостепенную роль в Западном Средиземноморье, оставив Великобритании своего рода коридор для коммуникаций с Египтом и Дальним Востоком» (ноябрь 1935 г). Подобного рода опасения заставляли Великобританию стремиться к более тесному союзу с Германией и, таким образом искать противовес французской политике безопасности (советскофранцузский пакт и серия договоров Франции с Италией).
В ситуации, когда в Эфиопии начались военные действия, а поиски компромисса ХораЛаваля оказались безуспешными, французы с беспокойством наблюдали за италогерманским сближением, опасаясь, что оно может перерасти рамки эпизода, каким оно представлялось в первых числах января. Проект «средизем

216

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

номорского пакта», разработанный министром иностранных дел Фланденом в расчете на то, что он позволит «вновь включить Италию в орбиту политики европейской безопасности», не вызвал достойного отклика, более того, он был встречен с недоверием. Таким образом, к окончанию конфликта с Эфиопией еще ничего не было решено.
Именно Италия быстро сменила курс, выступив с рядом политических заявлений, сделанных специально, чтобы успокоить прибрежные страны Средиземноморья. Кроме того, Рим тем самым надеялся подготовить почву для того, чтобы Великобритания выступила за отмену решения Лиги Наций о введении санкций против Италии. Муссолини разъяснил, что у Италии нет никакого намерения угрожать интересам Великобритании, и правительство Лондона с одобрением отнеслось к его заверениям. Это способствовало общей нормализации ситуации и имело важные последствия как в правовом плане, так и в отношении позиций Великобритании в Египте.

3.5.5. ВОСТОЧНОЕ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ ПОСЛЕ БОННЫ В ЭФИОПИИ

Наиболее важным изменением в правовом плане стала конвенция, принятая в Монтрё (20 июля 1936 г.), она устанавливала новый режим судоходства через проливы взамен режима, определенного в 1923 г. Лозаннским договором. Конвенция отражала перемены в политической ситуации. Если в 1923 г. при определении норм судоходства руководствовались стремлением запереть Советский Союз в Черном море, хотя ему оставляли выход во внешние воды, то в 1936 г. новое влияние СССР и его значение для политики сдерживания Германии, по крайней мере, в глазах французов, не позволяли пренебрегать интересами Советов. Кроме того, если в 1923 г. конвенцию можно было навязать Турции, которая, хотя и входила в число странпобедительниц, переживала кризисную ситуацию, то в 1936 г. для принятия конвенции необходимо было вести переговоры с государством, игравшим теперь важную роль в судьбах Восточного Средиземноморья. Становится ясным, почему в новой конвенции принцип безопасности Турции и причерноморских государств возобладал над принципом свободы судоходства через проливы, который превалировал в прежней конвенции.
Суверенитет Турции в области судоходства был полностью восстановлен. Она должна была соблюдать правила свободы торговли в мирное время и приобретала законное право на собствен

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

217

ную защиту (включая право на ремилитаризацию проливов) в случае войны или угрозы войны. За причерноморскими странами (т.е. за Советским Союзом) было признано право проводить в мирное время через проливы военные суда, но речь шла только о надводных судах любого тоннажа. В этом было существенное отличие от стран, не имевших выхода к Черному морю и потому обязанных соблюдать строгие ограничения. Кроме того, причерноморским странам разрешалось проводить через проливы в надводном положении подводные лодки, построенные или приобретенные за пределами Черного моря.
В англоегипетских отношениях также произошли существенные изменения. В 1922 г. правительство Лондона действовало в рамках признания ограниченной независимости Египта. Международный кризис, вспыхнувший в 1936 г. позволил националистам из партии ВАФД(с 1919 г. главной националистической силы Египта) начать переговоры с Великобританией о признании полной независимости страны. Англичане с легкостью пошли на признание суверенитета Египта в обмен на обширные уступки, добившись сохранения своих военных баз по берегам Суэцкого канала. Соответствующий договор был подписан 26 августа 1936 г. Это был договор о союзе между двумя независимыми странами на неограниченный срок, благодаря которому англичане получили право держать гарнизон в 10 000 человек по берегам канала, а также 400 лоцманов для провода судов по водному пути.

3.6. Ремилитаризация Рейнской области и создание «Оси»

3.6.1. НЕМЕЦКАЯ АКЦИЯ В РЕЙНСКОЙ ОБЛАСТИ

По Версальскому договору (ст. 42 и 43) было установлено, что германское левобережье Рейна и полоса немецкой территории шириной в 50 км на правом берегу реки должна быть демилитаризована, т.е. правительство Германии не могло размещать здесь свои войска, ни, тем более, возводить оборонительные сооружения. Эти статьи были уступкой Франции, не получившей границы по Рейну. В 1925 г. эти условия были подтверждены Локарнским договором. Берлин согласился на включение в договор статьи, согласно которой введение немецких войск в демилитаризованную зону рассматривалось бы как нарушение договора, т.е. как акт агрессии. Эта статья была очень важна для Франции, так как позволяла ей проводить военную стратегию «активной обороны». Французы могли беспрепятственно войти в Рейнскую область

218

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

и легко достигнуть Рура, парализовав действия немцев. Возможность «активной обороны» косвенным образом способствовала укреплению союза Франции с Польшей и Чехословакией.
Гитлер и нацисты постоянно протестовали против несправедливого характера этих статей, и в мире росло убеждение, что рано или поздно немцы попытаются внезапно захватить территорию, которая, к тому же, принадлежала им. Однако никто не мог предвидеть момент, когда Гитлер предпримет какиелибо действия, потому что германская дипломатия продолжала твердить об абсолютной лояльности Берлина в отношении Локарнского договора.
Эта лояльность, тем не менее, не была лишена и полемической направленности в связи с оценкой Германией советскофранцузского договора о взаимопомощи, подписанного 2 мая 1935 г. и еще не ратифицированного в начале 1936 г. По мнению Берлина, договор противоречил Локарнским соглашениям. Это было абсолютно неверно, поскольку договор опирался на ст. 16 Устава Лиги Наций. Но отношение Германии к советскофранцузскому соглашению было для Франции немаловажным, поскольку оказывало влияние на полемику внутри страны по вопросу о его ратификации, отражалось на советскофранцузских отношениях. Кроме того, германская дипломатия умело использовала этот аргумент и в дальнейшем.
В конце февраля 1936 г. Гитлер дал интервью Бертрану де Жувенелю, в котором заверял, что питает самые дружеские чувства к Франции. Интервью было опубликовано с некоторым опозданием, и произошло это, по воле случая, на следующий день после того, как 27 февраля французская палата депутатов ратифицировала договор с Советским Союзом. Гитлер расценил совпадение как личное оскорбление и немедленно заявил французскому послу об изменении «своих чувств». Не говоря ничего о том, каковы будут последствия подобного изменения, он в тот же день, 2 марта, отдал распоряжение своему военному министру занять до 7 марта Рейнскую область германскими войсками.
Всего несколько дивизий были готовы к выступлению, и только 36 000 человек приняли участие в германской акции. Даже сегодня можно сказать, что если бы французы и другие гаранты сохранения статускво в Рейнской области или союзники Франции отреагировали бы незамедлительно, то они, несомненно, нанесли бы Гитлеру поражение. Никто не посмел или не захотел ничего предпринять. Никто не сознавал, насколько слабы были войска Гитлера. Сами французы думали, что в операции участвовало не менее двадцати дивизий и более 100 000 человек. Они заблуждались. Между тем войска вермахта были триумфально

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

219

встречены населением Рейнской области. Некоторое время спустя Гитлер отдал приказ о строительстве мощной системы оборонительных сооружений вдоль границы с Францией, линии Зигфрида, которая должна была идти параллельно уже существующей линии Мажино, возводившейся французами с 1930 г. Этот шаг означал одновременно и вызов, и демонстративное самоограничение обороной.
В еще большей степени, чем решение о возращении к обязательной воинской повинности, новая акция Гитлера была ошеломляющей, нацеленной против обязательств, добровольно принятых по Локарнскому договору. Гитлер показал, что намерен сбросить «цепи» сковывавшие Германию, даже если для этого придется действовать внезапно и применять силу. Более того, Гитлер со свойственным ему коварством решил осуществить свою акцию в субботу, чтобы захватить своих противников врасплох во время отдыха.
Но если в 1935 г. германская акция вызвала к жизни пусть эфемерный, но обладавший потенциальными возможностями противодействия, «фронт Стрезы», то в 1936 г. гораздо более серьезное нарушение осталось почти без ответа и, более того, реакция на него оказалась таковой, что Гитлер почувствовал возможность действовать безнаказанно и в будущем. Его свобода действий была следствием изменения международных отношений в Европе. «Фронт Стрезы» полностью распался. Муссолини заявлял об этом неоднократно с января 1936 г. Идеи пытался вести диалог с Германией и заключить соглашение об ограничении (а точнее о наращивании) военновоздушных сил и постоянно посылал в Берлин ободряющие сигналы.
Реакция Италии и Великобритании на агрессивную акцию Гитлера после 7 марта была посвоему последовательной, потому что Муссолини одобрял Гитлера в связи с враждебной позицией Великобритании по эфиопскому вопросу, в то время как Идеи побуждал Гитлера заключить соглашение, которое укрепило бы англогерманский союз. Такова была ситуация накануне ремилитаризации. Даже французы не имели политической воли и не думали всерьез о военном демарше в ответ на акцию Гитлера. Более того, они все больше уповали на стратегию «пассивной обороны», символом которой стала линия Мажино: эта стратегия подрывала доверие союзников Франции в странах Восточной Европы. Потеряв возможность блокировать Гитлера, французы сникли, не имея ни силы, ни воли к активным действиям.
Но если причины отношения Италии были понятны, то позиция Великобритании и инертность Франции трудно объяснимы.

220

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Дело в том, что для англичан не существовало серьезного основания для того, чтобы прибегнуть к войне только потому, что «германские войска произвели передвижения внутри своей государственной территории», а, значит, Великобритания поступила правильно, «приготовившись к новому Локарно с Гитлером вместо Штреземана». Идеи, в свою очередь, видел опасность со стороны Германии, но полагал возможным отвести угрозу с помощью уступок немцам в Восточной Европе, поэтому давал понять, что верит обещаниям, которые в этот раз, как обычно случалось и в прошлом и в будущем, раздавал Гитлер, дабы подсластить горькую пилюлю нарушения ранее принятых обязательств. И, действительно, он выступил с оправданием германской акции, которая, по его мнению, явилась следствием ратификации советскофранцузского пакта, нарушавшего Локарнский договор, потому что само соглашение было направлено, как утверждал Гитлер, против Германии. Кроме того, фюрер напыщенно заявлял о готовности Германии подписать с Францией договор о ненападении сроком на двадцать пять лет и зондировал возможность возвращения Германии в Лигу Наций.
Идеи верил этим обещаниям, потому что его концепция европейской политики основывалась на необходимости заключить англофранкогерманский союз против советской угрозы, а потому он стремился достигнуть соглашения с Германией не только в сфере воздушных вооружений, но также в вопросе о территориальном переустройстве Центральной и Восточной Европы. Идеи полагал возможным, как он говорил 12 марта во время заседания английского правительства, на этой основе заключить с Берлином ряд пактов о ненападении, имея в виду возвращение Германии в Лигу Наций.
Совершенно очевидно, что подобная позиция вела к скоропалительному одобрению германского ревизионизма в отношении Польши, Австрии и Чехословакии, а также к тому, что Франция, лишенная поддержки, оказалась подчиненной воле Гитлера. Отказавшись от реализации плана Барту и более ограниченного, но ориентированного в том же направлении плана Лаваля, Франция оказалась ввергнутой в глубокий кризис своего внешнеполитического курса. Утратившая иллюзии Италия противодействовала Франции, истерзанной внутриполитической борьбой, а Великобритания не оказывала Парижу действенной поддержки.
Таким образом, становится ясно, почему реакция на ремилитаризацию Рейнской области свелась к короткой и пустой дипломатической инсценировке, благодаря которой итальянцы продемонстрировали насколько это было возможно, что они остались

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

221

вне игры. Совет Лиги Наций провел ряд заседаний и осудил Германию за нарушение договоров, но смягчил это осуждение, приняв во внимание обещания Гитлера о будущем сотрудничестве. Он предложил Германии воздержаться от строительства укреплений в полосе шириной 13 миль, но Гитлер проигнорировал это требование, показав тем самым несостоятельность всех своих миротворческих обещаний.

3.6.2 АВСТРО-ГЕРМАНСКОЕ СОГЛАШЕНИЕ ИЮЛЯ 1936 г.

Освободившись от забот на западном фронте, Гитлер смог возобновить акции в Австрии, прерванные событиями 1934 г. Он добился бесспорного контроля над нацистской партией и германским государством, особенно после смерти Гинденбурга (2 августа 1934 г.), когда стало возможным с помощью голосования на манер плебисцита возглавить рейх. Теперь не существовало препятствий и со стороны Италии, более того, отношения с Римом развивались так, что позволяли рассчитывать на его иное, более благоприятное отношение к германской акции в Австрии. Конечно, Рим еще одобрял аншлюс полностью, но уже наблюдался его отход от стратегии превращения Австрии в оплот исключительно итальянский политики.
Провал соглашения с Францией убедил Муссолини в невозможности вместе с Парижем защищать независимость Австрии и укрепил его мнение о неизбежности аншлюса. После окончания эфиопского кризиса Муссолини стремился занять равноудаленную позицию, но так, чтобы это было не слишком заметно для его международных партнеров. Однако намеки, сделанные в январе фон Хасселю и повторенные в дальнейшем, затем пассивность Италии во время кризиса, вызванного ремилитаризацией Рейнской области, убедили Гитлера в том, что позиция Рима изменилась. Отказ Муссолини выполнять в дальнейшем функции министра иностранных дел и назначение на этот пост (10 июня 1936 г.) Галлеаццо Чиано, зятя дуче и сына старого представителя националфашизма, горячего сторонника союза Италии с Германией, свидетельствовали об этих переменах.
Так сложились новые, более благоприятные для Гитлера обстоятельства для возобновления диалога с Австрией, начатого еще в июне 1934 г. Гитлер приступил к реализации своих планов в свойственной ему манере: он провозгласил обещания, которые собирался вскоре нарушить, предварительно получив тактическую выгоду. После кратких переговоров с представителями правительства Шушнига между Австрией и Германией 11 июля было

222

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

подписано соглашение, которое завершало период напряженности в отношениях между двумя странами и подготавливало условия для последующей германской акции.
Германия признавала суверенитет Австрии, и это основное положение договора позволяло Муссолини считать его успехом для Италии. Германия и Австрия обещали не вмешиваться во внутренние дела друг друга. Австрийская политика по отношению к Германии должна была учитывать характер «немецкого государства», свойственный также и Австрии. Одновременно снимался запрет, наложенный в 1934 г., на деятельность нацистской партии, которая с тех пор приобрела право на участие в правительстве. Более того, два деятеля, близкие к нацистской партии вошли в правительство Шушнига, а один из них, Гвидо Шмидт, получил пост министра иностранных дел. Жертвой этого соглашения стал князь Штаремберг, который был доверенным лицом Муссолини. Князь стоял во главе националпатриотического движения «Хеймвер» и поддерживал Дольфуса, а также правительство Шушнига на первом этапе его деятельности. Муссолини перестал оказывать ему доверие, а канцлер Австрии в мае 1936 г. изгнал его из правительства.
Итак, Гитлер расчистил дорогу для нацистского движения в Австрии и сгладил острые углы итальянского противодействия. Отношения между Италией и Германией неожиданно быстро улучшились также благодаря сходной позиции в отношении гражданской войны в Испании. Немцы оказывали давление на Италию, чтобы добиться еще большего сближения. Это противоречило намерениям Муссолини, который, после завоевания Эфиопии и, в еще большей степени, после значительного внешнеполитического успеха, связанного с решением Лиги Наций от 4 июля об отмене санкций против Италии, наложенных вследствие этого завоевания, намеревался сохранить свободу рук и полностью вернуться к политике равноудаленное™. Тем не менее, определенное сближение с Германией было полезно в тот момент, когда даже Великобритания шла в этом направлении.

3.6.3. СОЗДАНИЕ «ОСИ БЕРЛИНРИМ»

Граф Чиано, ставший протагонистом важнейших перемен во внешней политики Италии, 20 октября 1936 г. прибыл в Берлин. В действительности, Гитлер приглашал Муссолини, но тот не хотел излишне откровенно отдаться в метафоричные объятия нацизма. Во время визита Чиано правительства обеих стран решили признать генерала Франко в качестве главы правительства Испа

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

223

нии; кроме того был подписан ряд протоколов, подготовленных во время предшествующих дипломатических переговоров и предусматривавших сотрудничество в ряде областей (участие Италии в Лиге Наций, борьба против большевизма, австрийский вопрос, колониальные проблемы и признание итальянского господства в Эфиопии, проблемы Дунайского региона).
24 октября Чиано посетил Гитлера в его частной резиденции Берхтесгаден в Баварских Альпах. Чиано заверил фюрера, что Муссолини «всегда питал» к нему симпатию и проявлял «живейший интерес к его деятельности даже в самые сложные моменты». Гитлер ответил, что «Муссолини является первым в мире государственным деятелем, с которым никто не может сравниться». В этой обстановке взаимных реверансов оба партнера обсуждали, прежде всего, отношения с Великобританией, которая в это время стремилась усилить свою роль на континенте и, вместе с тем, подчеркнуть свое присутствие в Средиземноморье. Чиано преподнес Гитлеру как большой подарок досье под названием «Германская угроза», которое подготовил министр иностранных дел Великобритании Идеи в начале 1936 г. Оно содержало ряд дипломатических сообщений, попавших в руки итальянцев, которые воспользовались ими, чтобы очернить намерения англичан. Возможно, Гитлер не очень удивился при чтении документов, где содержались известные ему сведения, которые он намеревался при удобном случае использовать в своих контактах с правительством Великобритании. Во время встречи с Чиано он предпочел больше заняться прогнозами о будущем италогерманских отношений: необходим наступательный союз, чтобы поколебать позиции Великобритании, и Германия будет готова к этому лет через пять.
«Основой сотрудничества в тактическом плане,  вспоминает Петерсон,  должна была стать борьба против большевизма. Италогерманский союз, как барьер на пути внутреннего и внешнего большевизма, мог бы привлечь многие страны, которые в другом случае из страха перед пангерманизмом и итальянским империализмом, остались бы в стороне. Средиземноморье определялось как жизненное пространство Италии. Любое изменение равновесия в Средиземноморье должно происходить в пользу Италии. Германия должна иметь свободу действий на Востоке и на Балтике».
Разница в направлении их действий предотвращала возможное столкновение интересов двух держав.
Из этих заявлений фюрера ясно, что уже тогда Гитлер задумал полностью привлечь Италию на свою сторону, вынудив ее следовать в фарватере своей внешней политики. Впрочем, Германия

224

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

в эти дни предпринимала и автономные шаги: 23 октября в Берлине она парафировала Антикоминтерновский пакт с Японией (подписанный 25 ноября).
Между тем, Муссолини, хотя и был готов принять некоторые аспекты германской политики, отнюдь не желал подчиниться воле Гитлера. 1 ноября 1936 г. во время выступления в Милане он восхвалял дружбу с Германией и объявил о подписании Берлинских протоколов. Муссолини заявил: «Эти соглашения, которые освящены в соответствующих протоколах... эта связующая вертикаль Берлин–Рим представляет собой не отгораживающую «диафрагму», это скорее ось, вокруг которой может строиться взаимодействие европейских государств, воодушевленных стремлением к миру и сотрудничеству».
В дальнейшем, в последующие месяцы и годы, термин «ось» был воспринят политиками и историками как синоним италогерманского союза, и стал даже более точным выражением, чем стальной пакт. Но если внимательно прочитать слова Муссолини, то станет ясно, что в 1936 г. они имели другой смысл. Прежде всего, они уточняли, что италогерманские отношения не имели правового оформления в виде союзного договора; подписанные соглашения закладывали основы сотрудничества, которое не предполагало создания отгораживающей «диафрагмы», т.е. не должно было никоим образом закрыть другие направления итальянской внешней политики. И если затем события международной политической жизни привели к образованию «диафрагмы» и придали «Оси» значение союза, которого в 1936 г. не было, то подобное развитие событий можно было позднее выстроить в логическую цепочку путем умственных усилий.

3.7. Гражданская война в Испании Средиземноморье и политика «невмешательства»

3.7.1. ВОДОРАЗДЕЛ

Сближение между Великобританией и Германией, а также между Италией и Германией создало такую международную обстановку, которая способствовала одновременному развитию кризисных ситуаций в разных странах Европы. В первую очередь, это касается гражданской войны в Испании, начавшейся во второй половине 1936 г. Более того, именно в ходе этого конфликта сложились некоторые основные характеристики будущих блоков, противостоящих во Второй мировой войне. Война в Эфиопии, никто не может это отрицать, вызвала беспокойство и страх в раз

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

225

личных слоях общества как Великобритании, так и социалдемократических стран Северной Европы. Но пока война касалась далекой страны и велась по прежним дипломатическим и военным правилам ради удовлетворения давно заявленных амбиций одной из крупнейших держав того времени, то и прошла она, не оставив глубоких травм в международном общественном мнении. Это не означает, что их не было вовсе, но следует реально оценивать их как последствия маргинального явления, не столь значительного, чтобы серьезно изменить глубинную сущность политики заинтересованных сторон.
После провозглашения Италии империей обеспокоенные англичане первыми постарались нормализовать отношения с Римом и, по возможности, решить в свою пользу новые проблемы, которые возникли в Восточном Средиземноморье в связи с присутствием Италии в Абиссинии. Другие страны, выступившие за применение санкций против Италии, пошли тем же путем  хотя не все одинаково быстро  не создавая принципиальную проблему из империалистических поползновений Италии в Эфиопии.
Совсем иное отношение было к гражданской войне в Испании, которая стала подлинным водоразделом в истории европейского континента (и, в определенной мере, также и в американской и латиноамериканской истории). Само место действия, пути возникновения и развития испанской войны; ее воздействие на военную сферу; ее затяжной характер, поскольку она продолжалась до начала Второй мировой войны; характер политических союзов, сложившихся под ее влиянием во всех европейских странах, где существовала свобода политического выбора  все это привело к тому, что испанская война ознаменовала момент всеобщего осознания роста фашистской опасности в Европе.
С 1917 по 1939 г. в буржуазной Европе господствовал страх перед большевизмом страх, который итальянский и германский режимы продолжали использовать, но он заметно влиял также и на внешнюю политику Великобритании, Польши и многих Скандинавских, Балтийских и Балканских стран. С июля 1936 г. этот своего рода идеологический остракизм, который был лишь слегка поколеблен в советском обществе в 1934 г., был преодолен в связи с формированием все более широких антифашистских фронтов, в которых руководящую роль чаще играли демократические силы, но постоянно росло и влияние коммунистов. Так складывался союз, который в 1941г. стал реальностью, преодолев макиавеллизм сталинской внешней политики. Это было начало «большого антифашистского союза», который до 1945 г. сражался против Италии и Германии.

226

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

3.7.2 ИСПАНСКИЙ ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКИЙ КРИЗИС

Здесь не место вдаваться в детали внутренней жизни Испании, хотя характер конфликта  гражданская война  требует отметить несколько важных моментов. После почти полной утраты своей колониальной империи вследствие поражения в 1898 г. в войне с Соединенными Штатами, Испания переживала тяжелый экономический кризис. В экономическом плане страна распадалась на две части: северную (Каталония, Баскские провинции, Галисия и Бискайя), более развитую в промышленном отношении с более мощной индустрией и добычей полезных ископаемых, и остальную часть полуострова, где преобладало сельское хозяйство и отсталые латифундии. В промышленных областях укрепилась социалистическая партия, но она была разделена, особенно в Каталонии, на два течения: анархистское и социалистическое. В 1921 г. в результате раскола социалистической партии была создана коммунистическая партия.
Промышленность Испании смогла окрепнуть благодаря ее нейтралитету во время Первой мировой войны. Это способствовало распространению социальнополитических возмещений, с одной стороны, и усилению противодействия им реакционных и консервативных кругов, с другой. В сентябре 1923 г. король Альфонс XIII, находившийся на троне с 1902 г., вынужден был преодолеть глубокий кризис, вызванный поражением испанских войск в Марокко, охваченном восстанием под руководством Абд альКерима. В очень напряженной ситуации генералкапитан вооруженных сил Каталонии Мигель Примо де Ривера, опираясь на мощную поддержку промышленников и некоторых «независимых» профсоюзных деятелей в ночь с 12 на 13 сентября осуществил военный переворот. Король реагировал осторожно и пассивно. Правительство Гарсиа Прието, требовавшее смещения военных, ответственных за государственный переворот, было отправлено в отставку. А через несколько часов к управлению страной был призван Примо де Ривера. Было объявлено чрезвычайное положение; так начался период диктатуры, которая во многом походила на фашистский режим.
Первой задачей де Ривера было завершить завоевание Марокко. Восстанием Абд альКерима было охвачено и французское и испанское Марокко, но соглашение с Францией позволило проводить репрессивные меры совместно. В 1924 г. и до конца сентября 1925 г. восстание было жестоко подавлено, что способствовало росту престижа Примо де Ривера, а его имиджу придало привлекательность и ощущение силы. Однако во внутренней

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

227

жизни страны результаты были иными. Де Ривера попытался осуществить государственное регулирование промышленности; в финансовом отношении он сделал ставку на значительные американские капиталовложения, но его реформы не затронули старые структуры, которые сумели окрепнуть, используя тенденции к монополии крупных промышленных предприятий и финансовых групп. В социальных вопросах он действовал жестко. Все намеки на аграрную реформу были забыты. Попытка импортировать в Испанию корпоративный опыт итальянских фашистов оазалась неудачной. Подавить волнения правительство не смогло, они разрастались по всей стране.
Это ставило перед монархией вопрос об отношениях с диктатурой. Начиная с 1929 г. Альфонс XIII намеревался освободиться от диктатора Примо де Ривера. Сознавая собственную политическую слабость, и сам Де Рибера пытался подтолкнуть к развитию демократический процесс, но безуспешно. 28 января король отправил его в отставку и поручил генералу Дамасио Беренгеру сформировать новое правительство, которое должно было сотворить чудо и спасти монархию от народного недовольства, нараставшего в период правления Примо де Ривера. Новому правительству предстояло восстановить в стране социальнополитическое равновесие и возродить парламентские нормы.
Смена правительства происходила в обстановке растущей социальной напряженности, о чем свидетельствовала волна забастовок, прокатившаяся в декабре 1930 г. по промышленным городам Севера Испании. Беренгер подал в отставку. Король Альфонс XIII попытался найти какиелибо компромиссные решения и в конце концов поручил адмиралу Хуану Батисте Аснару возглавить правительство. Несколько месяцев спустя, на административных выборах в апреле 1931 г., рабочие партии и партии республиканского толка добились заметного успеха. Несколько дней Альфонс XIII пытался найти выход. Но по всей стране и в самом Мадриде стихийно возникла республика, и 14 апреля король решил добровольно покинуть родину. С этого момента Испания стала республикой.
Временное правительство под руководством Нисето Алькала Самора представляло собой коалицию центристов и умеренных прогрессистов, которые объединились, движимые стремлением соблюдать демократические нормы. Перед правительством стояли трудные задачи: создать либеральный режим в стране, в которой при диктатуре усилились социальные различия, а государственные институты все еще находились под контролем традиционалистских сил. Республиканцы намеревались превратить Испанию в современную страну, а для этого они должны были бороться

228

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

с закосневшим правлением латифундистов, с мощным традиционалистским духовенством, с преданной прошлому режиму армией. Годы с 1931 по 1936 г. были периодом социальной напряженности и острой политической борьбы, происходила быстрая смена событий, наблюдался разгул насилия, за который несут ответственность все экстремистские силы.
В июне 1931 г. состоялись выборы в Учредительную Ассамблею, в результате которых голоса избирателей разделились почти поровну между правыми и правоцентристскими группами и социалистическими и радикалсоциалистическими силами. Обсуждение новой конституции показало глубину расхождений между этими политическими силами, в особенности, по вопросу об аграрной реформе и о предоставлении автономии Каталонии. В этой обстановке правые объявили бойкот принятию новой конституции, что не помешало добиться ее одобрения широким большинством в конце декабря. Лидеру партии «республиканское действие» Мануэлю Асанья, политику демократического толка, имевшему англосаксонские корни, было поручено сформировать новое правительство взамен того, что он возглавлял в течение нескольких месяцев.
В августе 1932 г. генерал Хосе Санхурхо, один из наиболее влиятельных военных командиров во время войны в Марокко, к тому же монго лет участвовавший в политических интригах при дворе короля, предпринял попытку, но неудачную, совершить государственный переворот. Между тем, правительство намеревалось провести серьезные реформы: аграрную, религиозных конгрегации и местных автономий. Но общий политический климат привел к нарастанию экстремизма и к ужесточению политической борьбы в стране.
На парламентских выборах в октябре 1933 г. правые одержали победу и снова пришли к власти с целью демонтировать все то, что осуществило республиканское правительство. Это привело к росту по всей стране насилия, разжигаемого, прежде всего, анархистскими группами. Особенно тяжелым стал период с 1933 г. по 1935 г., пока правые реорганизовывали свои силы. В октябре 1933 г. Хосе Антонио Примо де Ривера, сын диктатора, руководившего страной в двадцатые годы, основал движение откровенно фашистского толка  Фаланга. В свою очередь, Хосе Мария Хиль Роблес создал испанскую конфедерацию автономных правых (C3DA), которая стремилась установить умеренноклерикальный режим.
Левые получили суровый урок, когда в октябре 1934 г. попытались организовать восстание горняков Астурии. Это была попытка совершить настоящую революцию с опорой на шахтеров и при поддержке Коминтерна, которая была жестоко подавлена во

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

229

енными под командованием генералов Мануэля Лопеса Годеда и Франсиско Франко Баамонде, которым оказали поддержку войска Иностранного легиона.
Поражение в Астурии подтолкнуло левые партии к разработке общей программы. Этот важный момент привлек внимание европейцев к политической борьбе в Испании. В Испании повторялось то, что произошло раньше в Италии, Германии, в Австрии и совершалось то, что могло произойти во Франции. Это было своего рода зеркальное противопоставление двух крайних точек зрения на организацию политической жизни: реакционной и революционной, разделявшихся некоторыми движениями в Испании. Это противопоставление вобрало в себя и определенные моменты международной жизни, которые привели к возрождению варварства.
Движение за единство испанских левых, набиравшее силу в первой половине 1935 г., стало особенно энергичным после того, как в августе VII конгресс Коминтерна провозгласил в Москве задачу формирования народных фронтов с целью борьбы против фашизма. В январе 1936 г. было достигнуто соглашение о единстве действий между социалистической партией, коммунистической партией, республиканской левой, рабочей партией марксистского объединения  ПОУМ (троцкистской), анархистами и некоторыми другими политическими организациями испанской левой. Они сознательно приняли умеренную программу: возврат к аграрной реформе и восстановление автономии Каталонии, осуществление реформы законодательства о школьном образовании. Предложения о национализации были отвергнуты как в отношении крупной земельной собственности, так и банков.
На выборах в кортесы 16 февраля 1936 г. Народный фронт получил наибольшее количество мест. Различные правые формирования, выступавшие на выборах раздельно, добились существенного успеха, прежде всего, Национальный фронт, который получил на 400 000 голосов меньше, чем Народный фронт. В целом правые получили немногим больше голосов, чем левые. Но раздробленность правых и технический механизм избирательного закона позволили Народному фронту впервые в Западной Европе добиться внушительной победы и получить 278 мест в парламенте; правые получили 134 места, центристы  55 мест. Левые одержали вполне законную победу, но она уже сама по себе содержала семена раздора, которые усилили противостояние политических сил, вносившее раскол в слабую испанскую демократию. Несколько недель спустя представители правых и военачальники приступили к подготовке государственного переворота.
Между тем, народное правительство начало свою сложную работу. Социалистическая партия не была однородной, в ней боро

230

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

лись два направления: революционное просоветское во главе с Ларго Кабальеро (которого товарищи звали «испанский Ленин») и реформистское, руководимое Индалесио Прието. Влияние коммунистов было ограниченным. В Испании отмечался рост волнений, и через короткое время ситуация в стране стала катастрофической. Экстремистски настроенные левые пытались оказывать давление на правительство, используя в этих целях захват земель и другие насильственные действия. Правая организация C3DA Хиля Роблеса утратила свой авторитет и уступила место представителям Фаланги и монархическим группам, руководимым Хосе Кальво Сотело. 13 июля 1936 г. Сотело был убит группой социалистов, которые хотели отомстить за своего товарища. Эта акция запустила в действие механизм государственного переворота.
Подготовка к нему началась еще в феврале. Во главе мятежа встали генералы Санхурхо, Франко и Эмилио Мола Видаль, которые организовали свой командный центр в Испанском Марокко, откуда 17 июля начался военный переворот с целью свержения законного правительства Мадрида. За ним последовало выступление различных военных гарнизонов по всей Испании. Правительство быстро отреагировало на действия генералов, и мятежникам ничего не оставалось, как перебросить восставшие войска из Марокко на территорию метрополии.
После гибели в авиакатастрофе 20 июля генерала Санхурхо высшее командование принял на себя Франко, сорокалетний офицер, который выдвинулся благодаря воинскому мастерству, хладнокровию и убежденности борца с левыми и коммунистами. Ради этого он был готов сотрудничать со всеми силами, которые признали бы установленный им порядок в Испании. Действуя прагматично, он, тем не менее, последовательно осуществлял замысел установления авторитарного режима, стержнем которого было укрепление его личной власти, что затем помогло ему стать испанским каудильо, т.е. вождем и символом новой фашиствующей Испании. 25 июля мятежные войска учредили свое правительство в Бургосе, подальше от места, высадки восставших ступили на землю Испании, чтобы показать, что на территории всей страны формируются антиправительственные центры.
Истории внутренней жизни Испании и гражданской войны была в значительной мере связана с развитием международных событий, и это позволяло предвидеть, что столь радикальное столкновение не останется без последствий. Росту тревоги способствовала новая ситуация, сложившаяся в Средиземноморье в 19351936 гг. На этом фоне гражданская война в Испании имела широкий международный резонанс, в конфликт в той или иной

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

231

мере оказались вовлечены и другие страны. События гражданской войны вписались в новый международный контекст, для которого уже была характерна неустойчивость в связи с итальянской войной в Эфиопии и вызванными ею последствиями. В широком плане, испанская война увеличила угрозу международной системе в связи с бурными переменами. В частности, именно эти изменения и, прежде всего, заключенные конвенции в Монтрё выявили нарушение политического равновесия в остальной Европе.
Не имея возможности проследить в данной работе ход операций, проведенных в течение почти трех лет противоборствующими силами законного правительства и генерала Франко, отметим, что с первых дней столкновение имело широкий интернациональный резонанс в идеологическом плане и, еще больше, в плане международной политики. Франкисты нуждались в помощи для транспортировки своих войск на континент и для наращивания достаточной мощи, чтобы бороться с правительственными силами.
Правительство Мадрида столкнулось с трудностями гражданской войны как бы внезапно, хотя она и не была неожиданной. Обе стороны обратились за помощью к тем, кто мог ее оказать, но реакция на обращение была различной. Франко послал своих эмиссаров в Рим и Берлин, посол законного правительства обратился к Парижу. Гражданская война приобретала международное измерение.
Гитлер принимал решения единолично и советовался со своими помощниками только о методах вмешательства в испанскую ситуацию. Известие о мятеже в Испании было для Гитлера неожиданным, но событие казалось очень важным, так как позволяло предпринять ряд серьезных шагов. У Германии имелись прямые стратегические интересы в Испании, но, тем не менее, на основании имеющихся документов следует исключить, что именно это подталкивало Гитлера в течение длительного времени планировать вмешательство в испанские дела. Конечно, в решении фюрера присутствовал экономический интерес, связанный с возможностью добычи вольфрама и железа, богатыми залежами которых обладала Испания. Но главное было не в этом. Наиболее важными для Гитлера были военные, идеологические и международнополитические аспекты.
Военное вмешательство Германии в Испании выразилось в том, что в Марокко было своевременно отправлено около двадцати транспортных самолетов, затем были посланы материалы, вооружения и специалисты (в общей сложности, численность легиона «Кондор»  добровольцев или спецвойск,  посланных в 1937 г., составила более 10 000 человек). Это позволяло испытать

232

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

в военных условиях изделия германской промышленности, наращивавшей темпы производства. Около двадцати транспортных самолетов Юнкерс52 были использованы для переброски мятежников в Испанию; боевые самолеты использовались также для бомбардировки Герники; подводные лодки служили для потопления судов, перевозивших помощь, отправленную законному правительству; боевое вооружение должно было показать свою эффективность.
Что касается идеологии, гражданская война в Испании с ее борьбой против левых и, в частности, против большевизма, предоставляла возможность показать, особенно англичанам, что Германия намерена стать авангардом Европы в борьбе с ростом советской мощи и распространением большевизма. Германия предвосхищала Антикоминтерновский пакт от 25 ноября 1936 г. и стремилась придать своим действиям определенную привлекательность для разделявших ее взгляды.
В германской международной политике важное место отводилось Италии. Гитлер определял, как Муссолини должен оказывать помощь Испании. Но дуче колебался и сначала посылал сырье и оружие, и только в декабре 1936 г. приказал отправить первый контингент, насчитывавший 3000 «чернорубашечников». Италия, которой требовались еще ресурсы для завершения оккупации Эфиопии, была вынуждена сконцентрировать свое внимание на Средиземноморье и дистанцироваться от решения европейских проблем и, в частности, австрийского вопроса. Таким образом, углублялась пропасть, разделявшая Италию и Францию (необходимо помнить, что в июне 1936 г. итальянские вооруженные силы были еще связаны соглашением Бадольо–Гамелен о совместной защите Австрии от германской угрозы). Наконец, чем больше Италия втягивалась в решение вопросов Средиземноморья, тем больше проблем возникало перед Великобританией, которая была вынуждена пересмотреть свое отношение к тому, что происходило на континенте.
Для итальянцев, которые бросили в Испанию огромные ресурсы (около 50 000 добровольцев, 800 самолетов, 2000 орудий и сотню кораблей) и решительно выступили в поддержку Франко в пропагандистском плане, характер мотиваций был одновременно и простым, и сложным. Прежде всего, следует исключить территориальные амбиции и претензии на острова Балеарского архипелага. Тогда это опасение было широко распространено, как и то, что Франко мог предоставить немцам базы на Канарском архипелаге. В действительности, итальянцы использовали Балеарские острова как базы для проведения военных операций, но не

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

233

собирались оставаться там постоянно. Однако усиление итальянского присутствия в Западном Средиземноморье вызывало страх как у французов, опасавшихся угрозы для своих отношений с Северной Африкой, так и у англичан, озабоченных безопасностью коммуникаций между Гибралтаром и Суэцем.
Весьма сложно установить, какие мотивации превалировали: идеологические или стратегические. При более внимательном подходе, если принять во внимание, что основой внешней политики Муссолини был реализм (отношения с Германией показывают преобладание геополитических установок над идеологической близостью) и если учесть, что Муссолини не был лично знаком с Франко и его замыслами, то нельзя не признать искренность Муссолини, когда он объяснял причины вмешательства в дела Испании в беседе со своим юным другом Ивоном де Беньяком: «Нам нужна победа франкистской Испании, чтобы завтра не оказаться запертыми в нашем море». Другими словами, фашистским диктатором руководил страх, что новое правительство Испании, сформированное Народным фронтом, и представители Народного фронта, возглавившие французское правительство, смогут создать прокоммунистический блок, который при поддержке Советского Союза, союзника Франции, и благодаря конвенции, принятой в Монтрё, сможет наращивать активность в Средиземноморье и парализовать надежды Италии в этом регионе. Этот потенциальный блок в дальнейшем углубил различия между французской и английской политикой, подтолкнув Великобританию к дальнейшему соглашению с Германией, что имело следствием сокращение свободы маневра Италии как в Средиземноморье, так и на Европейском континенте.

3.7.3. ПОЛИТИКА «НЕВМЕШАТЕЛЬСТВА»

Международно-политический аспект был тесно связан с идеологическим: Испания стала полем столкновения между левыми, вступившими в союз с демократами, и фашистами, заключившими союз с консерваторами. Эта кульминация противостояния произошла благодаря той роли, которую, прямо или косвенно, играли Франция и Советский Союз на протяжении всего кризиса.
Победа Народного фронта во Франции на выборах в апрелемае 1936 г. позволила коммунистам впервые в Западной Европе войти в правительственное большинство. Премьерминистр Леон Блюм был умным, честным и благородным политическим деятелем. Дюрозель характеризует его как «компетентного и одновременно идеалистичного» политика. Конечно, это был выдающийся

234

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

французский политический деятель 3040х годов, но его раздирали противоречия между стремлением проводить гуманную демократическую политическую линию и реальностью, ограничивавшей его замыслы. Он возглавил самое антифашистское правительство, какое только могло быть создано во Франции. Правительство Блюма не назначило преемника на посту посла в Риме вместо профашистски настроенного де Шамбрёна, и в течение двух лет интересы Франции в итальянской столице представлял просто поверенный в делах. Однако ни министр иностранных дел Ивон Дельбос, ни генеральный секретарь МИДа Леже не могли уклониться от отмены санкций против Италии и от фактической нормализации отношений с Римом. Отношения между Муссолини и Лавалем были амбивалентными, но вместе с тем их отравляла смесь надежды и досады. Испанский казус в полной мере выявил эту двойственность.
Когда известие о мятеже в Марокко достигло Парижа, там сразу же возникло спонтанное желание помочь друзьям. Поток военной помощи (первые действительно прибывшие в Испанию поставки) пересек Пиренеи. 23 и 24 июля Блюм и Дельбос прибыли в Лондон и поняли, что Великобритания относится враждебно к вмешательству Франции в гражданскую войну в Испании. После их возвращения в правительстве остро обсуждался выбор политической линии, и министрырадикалы пригрозили правительственным кризисом в случае возобновления помощи Мадриду. В результате было заявлено о закрытии границы с Испанией для любых поставок вооружений. Известие об итальянских и немецких поставках мятежникам несколько нарушило этот осторожный подход: решение отправить в Испанию около двадцати самолетов, принятое 1 августа, сопровождалось предложением английскому и итальянскому послам выработать общую политику «невмешательства».
Смысл этого предложения был ясен  оно было вызвано угрозой Германии расценивать вмешательство Франции и ее помощь правительству Мадрида как прососветскую акцию. Более того, оно было связано с очевидным отказом Великобритании одобрить какиелибо действия, направленные на восстановление законности а Испании. Правительство Великобритании и консервативная печать не оставляли сомнений в том, что они не желали признать опасные для Лондона изменения в Западном Средиземноморье. Новизна ситуации в этом регионе была связана с усилением позиции Италии (но Муссолини предоставлял гарантии, достаточные, чтобы в тот момент успокоить Идена), а также с чрезмерным укреплением франкоиспанского блока, который поддерживали Советы.

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

235

Политика «невмешательства» была фиговым листком, которым прикрывались реальные действия. Поэтому никто не отказывался присоединиться к ней. Первыми отозвались англичане, затем Советы, итальянцы, немцы  в целом 27 стран. 8 сентября «Комитет по международному контролю» собрался в Лондоне на свое первое заседание. Начались неспешные дипломатические переговоры, под прикрытием которых все тоталитарные державы делали то, что хотели. Немцы продолжали свои поставки в Испанию; итальянцы отправляли людей под видом волонтеров, но хорошо организованных непосредственно фашистским военным командованием; все те страны, которые оказывали массированную помощь франкистам, продолжали свою деятельность, несмотря на постоянные опровержения и обязательства прекратить отправку людей и вооружений в Испанию.
Со своей стороны, Советы, благодаря возможностям, предоставленным им конвенцией Монтрё, могли направлять свою помощь законному правительству и, более того, содействовать организации «интернациональных бригад». Начиная с сентября, бригады формировались на территории Франции, и оттуда более или менее легально проникали в Испанию. Они собирали под свои знамена всех тех, кто понял необходимость антифашистской борьбы и кто в жестких условиях угрозы нацизма отказывался видеть те ужасные ошибки, которые совершали коммунисты. В этой ситуации самая слабая и уязвимая позиция была у Франции, которая покровительствовала политике «невмешательства», а фактически делала возможным вмешательство антифашистских добровольных «бригад»; не помогала законному правительству Испании и таким образом создавала благоприятные условия для италогерманской политики и сближению Великобритании с Германией, подготавливая тем самым собственную изоляцию.
Советы первыми предприняли серьезное военное вмешательство в дела Испании, которое сопровождалось массированной пропагандистской кампанией. Уже в конце октября Сталин сообщил секретарю Испанской коммунистической партии о поддержке Москвы. Тем не менее, он сделал все возможное, чтобы избежать отождествления испанской проблемы с советской политикой, так как это противоречило налаживанию сотрудничества Советов с западными демократиями. Сталин, Ворошилов и Молотов в декабре 1936 г. в письме к тогдашнему премьерминистру Испании Ларго Кабальеро призывали испанских республиканцев избегать крайностей и предпринимать необходимые усилия, чтобы «помешать врагам Испании представить ее как коммунистическую республику».

236

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Испанские коммунисты ревностно выполняли эти установки и боролись с троцкистами ПОУМ и с анархистами, которые были особенно сильны в Каталонии и упорно отстаивали радикальную аграрную реформу. Кампания систематических убийств, организованная агентами советской тайной полиции и испанскими коммунистами, дискредитировала деятельность антифашистского правительства, хотя и не помешала относительному сплочению интернациональных бригад, которые стали символом борьбы с фашизмом. Но необходимо подчеркнуть, что советское вмешательство способствовало усилению тревоги Лондона и послужило аргументом для тех, кто поддерживал Франко. Гражданская война, продолжавшаяся в сложной международной обстановке, характеризовалась взаимными обманами и жестокостью, предвосхитившей ужасы второй мировой войны.
Особенность гражданской войны заключалась в том, что внутренние противоречия и скрытая борьба подрывали единство антифашистского фронта. Анархисты и левые экстремисты пытались ускорить процесс революционной трансформации с помощью ряда экономических реформ, что вызывало противодействие умеренных элементов антифашистского фронта. Коммунистическая партия, влияние которой в период республики было незначительным, окрепла в связи с тем, что Советский Союз, еще в большей мере, чем Франция, был готов посылать военную помощь. Именно это привело к тому, что он стал навязывать свою политическую линию испанскому правительству, диктуя ее через Коминтерн, который в Испании представлял итальянец Пальмиро Тольятти. Пытавшийся лавировать между различными тенденциями Ларго Кабальеро был вынужден в середине 1937 г. уйти в отставку, уступив место более умеренной коалиции, которой руководили Хуан Негрин и Индалесио Прието. В мае коммунисты осуществили кровавые репрессии в Барселоне. В связи с этим Прието, враждебно относившийся к росту влияния коммунистов, ушел из правительства, которым Негрин продолжал руководить до окончания антифранкистского сопротивления в марте 1939 г.
Поражение было неизбежным в связи с неравенством сил сражавшихся и провалом попытки помешать соединению отрядов, шедших из Андалусии, с антиправительственными мятежниками Галисии (родина Франко и одна из областей, где было особенно сильно клерикальное влияние) и частично Астурии. Уже в августе 1936 г. две группировки объединились и взяли город Бадахос в Эстремадуре. С тех пор военные операции продолжались с переменным успехом, но общая тенденция оставалась неизменной. Однако ни упорное сопротивление антифашистов, ни знаменательные победы «интернациональных бригад» вроде той, что была

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

237

одержана в марте 1937 г. итальянскими формированиями в сражении с итальянскими фашистскими волонтерами под Гвадалахарой (горькое предзнаменование гражданской войны в Италии в 19431945 гг.) не изменили общего хода военных действий. В начале 1939 г. судьба республики была предрешена, и в феврале Великобритания, а также и Франция признали правительство Франко. Осада Мадрида завершилась 28 марта 1939 г.

3.7.4. ПОПЫТКИ «ПЕРЕСТРОЙКИ ШЕРЕНГ» И ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА В ИСПАНИИ

С конца 1936 г. испанский вопрос перестал быть в центре внимания европейских дипломатов. Конфликт расценивался как драматически тяжелый и продолжал волновать общественное мнение; тем не менее, политика «невмешательства» сыграла свою роль в дипломатическом плане: не в том смысле, что она сделала невозможным вмешательство в дела Испании, а в том, что она поставила пределы развитию конфликта. Испанская гражданская война не распространилась на остальную часть Европы, и, по существу, только итальянцы продолжали, хотя и с ослабевающим рвением, оказывать настоящую военную поддержку франкистам. Для других стран участие свелось к отправке вооружений или к более или менее гуманитарной помощи. В международном плане кризис имел, однако, соответствующие разнообразные последствия.
Испанская гражданская война выявила изменение соотношения сил в Европе и, в особенности, подчеркнула слабость позиции Франции. Она больше не предпринимала активные меры по обеспечению собственной безопасности; Париж же оказался вовлеченным в конфликты, спровоцированные странами, проводившими ревизионистскую политику. Франция стала жертвой своего прошлого, т.е. страдала от широко распространенного убеждения, что она все еще занимает доминирующее положение в Европе. В действительности, Франция с 1936 г. находилась в изоляции, потому что ни соглашение с Советским Союзом, ни договоры со странами ДунайскоБалканского региона не укрепляли ее позиции относительно Германии, а, напротив, ложились на нее тяжелым грузом.
В особенности серьезно ухудшились ее отношения с Великобританией. Возможно, в Лондоне вызывало недоверие правительство Народного фронта (но его не следует преувеличивать, поскольку в течение некоторого времени лейбористы правили также и в Англии, а затем стали оппозицией Её величества), возможно Великобритания в 1935 г. опасалась союза Франции с Советами и Италией. А, возможно, холод в отношениях между прежними

238

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

партнерами был связан с провалом планов (исследованных в работах Рене Жиро) создания экономической франкоанглоамериканской коалиции, способной навязать свои нормы экономической жизни остальной Европе, что позволило бы в итоге достичь политического превосходства,  но факт остается фактом: французская политика воспринималась в Лондоне с растущей отстраненностью. Только некоторое сближение с Польшей, отмеченное в сентябре 1936 г. соглашениями о поставке французского вооружения, смягчало изоляцию Франции, но она стала еще более очевидной при первых признаках измены Бельгии.
После оккупации Рейнской области Бельгия ослабила тесное сотрудничество с Францией, почувствовав свою незащищенность и угрозу германского нападения. Бельгию связывали с Францией военные договоры, относившиеся к 1920 г., но в октябре 1936 г. король Леопольд III выступил с речью, которая отражала правительственную политику и вызвала одобрение в общественном мнении. Он утверждал, что захват Рейнской области подрывает Локарнские соглашения и налагает на Брюссель обязанность проводить «исключительно и полностью бельгийскую» политику. Это был еще не откровенный нейтралитет, но уже его настораживающие признаки.
Вместо того, чтобы поддерживать Францию, английское правительство и Идеи проводили политику соглашения с Германией и примирения с Италией. Однако Идеи попрежнему относился с глубоким недоверием к Муссолини и считал, что Италия, враждебная Великобритании и свободная от всяких обязательств в Средиземноморском регионе, будет еще более опасной. Поэтому он, пересилив себя, пошел на частичную нормализацию отношений с Италией, опираясь на общую заинтересованность в сохранении стабильности в Средиземноморье или, точнее сказать, на обоюдное желание продемонстрировать подобную заинтересованность, несмотря на различие среднесрочных планов. Правительства обеих стран завершили 2 января 1937 г. «обмен нотами», касавшийся «джентльменского соглашения», которое предполагало прекращение вмешательства Италии в дела Испании и связывало обе стороны обязательством не нарушать статус кво в Средиземноморье и соблюдать взаимные интересы и права в этом регионе.
Но еще более решительной стала политика Идена после отставки правительства Болдуина 28 мая 1937 г. вследствие кризиса, вызванного отречением Эдуарда VIII. После вступления на английский престол Георга VI было сформировано правительство Невиля Чемберлена, в котором Идеи некоторое время руководил Форин Оффис. Вместо того, чтобы воспользоваться неустойчивой

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

239

ситуацией и восстановить «фронт Стрезы», Великобритания, казалось, приветствовала акции, разделявшие три страны, которые могли бы быть заинтересованы в его воссоздании.
В Лондоне сомневались, должно ли соглашение с Италией включать признание де юре титула императора Эфиопии за королем Италии. Чемберлен склонялся к такому признанию, потому что считал возможным вернуть Муссолини в орбиту влияния Великобритании. Идеи придерживался другого мнения. Он писал Чемберлену: «Мне кажется, что существует определенная разница между Италией и Германией в том смысле, что соглашение с последней могло бы просуществовать в течение некоторого разумного времени, в особенности, если Гитлер лично примет на себя соответствующие обязательства. В то же время Муссолини, мне кажется, является настоящим гангстером, и его честное слово ничего не значит».
Фактически, правительство Великобритании действовало с упорной настойчивостью (слегка приглушенной некоторой недоверчивостью) в отношении умиротворения Германии и пыталось, хотя и с некоторой неохотой, связанной с личностью Муссолини и проблемой паритета военноморских сил в Средиземном море, добиться нормализации отношений с Италией. В течение всего 1937 года продолжались переговоры с Италией о заключении наиболее полного «джентльменского соглашения». Таким образом складывалось окружение Франции, которая к тому же вынуждена была сосуществовать с враждебным правительством на юге  в Испании.
Гитлер, в свою очередь, после рискованного захвата Рейнской области понял всю опасность столь резких акций и, если и не изменил своих планов, то приступал к их выполнению с большей осторожностью. Его установки и планы англичан совпадали: он намеревался вовлечь британцев  «расовых кузенов» немцев  в глобальный союз, а также оказать давление на итальянцев и вынудить их заключить европейский союз.
Переговоры с англичанами были поручены фон Риббентропу, который еще не стал министром иностранных дел, но уже был ведущим деятелем, проводившим внешнюю политику Гитлера. Риббентроп стал послом в Лондоне, в его задачи входило убедить британцев в необходимости глобального соглашения, которое Гитлер считал единственно соответствующим сложившимся обстоятельствам. Обе страны имели возможность заключить союз на основе некоторых общих концептуальных положений: германское преобладание в Европе помогло бы положить конец продолжавшимся волнениям на континенте и противопоставить советской коммунистической угрозе фронт стабильности, но на базе

240

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

сотрудничества с Великобританией, а также сокращения британского имперского и морского господства, скорректированного передачей Германии некоторых колоний, которые были отобраны у нее после Первой мировой войны.
При этом было абсолютно неважно, что Гитлер в «Майн кампф» указал главную цель, которую следовало повергнуть  Британскую империю. На данном этапе он из тактических соображений предлагал англичанам заключить соглашение мирового масштаба, как того требовали международные проблемы (26 июля 1937 г. японцы начали войну против Китая). Дино Гранди, бывший тогда послом Италии в Лондоне, возможно, не понял полностью умышленное расхождение между словами и делами немцев, когда писал: «Риббентроп хотел заключить соглашение с Англией, которое позволило бы Германии иметь свободу рук и открыло бы дорогу в Россию. Это была доктрина «Майн кампф». Но он также хотел добиться и другой цели: окончательно и бесповоротно подорвать отношения Англии с Италией, подкрепляя таким образом усилия, одновременно предпринятые нацистской дипломатией в Италии.
На первых порах Риббентропу это несомненно удалось. Война в Испании оказалась для него весьма кстати. Британское правительство также хотело договориться с Германией. В течение двух с половиной лет, вплоть до 1938 г., это было неоспоримой установкой для деятелей, руководивших британской политикой. В течение этого отнюдь не малого периода времени и, конечно, весь 1937 г., «Германия была в большой моде в Лондоне». Попытка заключить глобальный союз закончилась ничем, потому что Риббентроп был деятелем ограниченным и не вызывавшим доверия, чтобы довести до конца порученное ему дело. Тем не менее, он дал немцам достаточно времени, чтобы предпринять ряд важных шагов.
Вместе с тем, продолжалась также политика настойчивого сближения с Италией. Италия держала под своим контролем независимость Австрии и коммуникации Германии на Балканы и Ближний Восток. Гитлеру было необходимо показать Муссолини, что он и тогда, и постоянно считал дуче своим учителем и предшественником, с которым его связывают уважение и нерушимая дружба. В течение всего 1937 г. Гитлер оказывал давление на Муссолини, начиная с январского визита в Рим Геринга, доказывавшего неизбежность аншлюса. О необходимости более тесной дружбы твердили все посланцы, направлявшиеся в Рим, всегда готовые прибегнуть к самой сладкой лести и повторять избитые клише о разделении задач: Италии  Средиземноморье, Германии  Европейский континент.

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

241

Муссолини сопротивлялся этому нажиму, так как чувствовал грозящую ему опасность, т.е. изоляцию от Великобритании, разрыв с Францией, кризис в отношениях с Австрией и Венгрией. Тем не менее, когда, наконец, он принял предложение Гитлера посетить Германию, то визит оставил у него неизгладимое впечатление: еще не пришло время подписать соглашение «с» Гитлером, но в Европе, конечно, уже ничего нельзя было сделать «без» Гитлера. Муссолини пробыл в Германии с 25 по 29 сентября 1937 г. Гитлер оказал ему самый радушный прием. Награждения, банкеты, лавровые венки, символы римского духа, но, прежде всего, усиленная показуха: 28 сентября в Берлине почти миллион людей приветствовал Муссолини с точным соблюдением тевтонских обычаев. Он выступил на немецком языке и высмеял лживых идолов Женевы и Москвы, предрекая Европе фашистское будущее.
Хотя Гитлер и Муссолини в своих беседах редко касались политических проблем, и ни один из них ни сказал ни слова по вопросу об Австрии, сопоставление между жестким порядком в германской армии и слабой воинской дисциплиной в итальянских войсках убедило Муссолини в том, что слишком тесные объятия с Гитлером опасны и преждевременны. Дуче также понял, насколько важна своя параллельная политика, в особенности, антикоммунистической направленности, как это подразумевалось Антикоминтерновским пактом, к которому Италия вскоре присоединилась (6 ноября 1937 г.). Это был важный переломный момент в психологическом плане, придавший Гитлеру (который точно рассчитал, какое впечатление произведет на Муссолини визит в Германию) уверенность в том, что он может по своему усмотрению манипулировать внешней политикой Италии, страны, увязшей в испанской войне и вынужденной прилагать немалые усилия для оккупации Эфиопии.
Приближался конец 1937 г. и только один из европейских правителей ясно видел план своих будущих действий. Это был Гитлер, потому что все остальные европейские лидеры были поставлены в такое положение, что могли лишь «реагировать» на акции, предпринятые фюрером. 5 ноября 1937 г. Гитлер собрал главных политических соратников и руководителей германских вооруженных сил и изложил им свои планы, уточнив при этом, что их следует считать его духовным завещанием в случае смерти.
Протокол этого собрания был составлен (несколько дней спустя или на основе заметок, сделанных во время собрания, точно не установлено) одним из присутствовавших, полковником Хоссбахом, помощником Гитлера. Документ, найденный в конце войны, был использован на Нюренбергском процессе в доказательство преднамеренности агрессивной политики Гитлера.

242

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Германские проблемы, говорил фюрер, могут быть решены только силой, необходима победа над двумя врагами  Францией и Великобританией, которые никогда не согласятся с какимлибо укреплением германских позиций в Европе и за океаном. Отсюда определение сроков: не позже 19431945 гг.  иначе противники смогут оказать упорное сопротивление, и в связи с внутренней ситуацией в отдельных европейских странах, в особенности, во Франции. В качестве первых объектов нападения были указаны Чехословакия и Австрия (в хронологическом порядке, который затем Гитлер изменил); за ними шла Польша, операции против которой зависели от поведения русских, а оно, в свою очередь, зависело от Японии. Время перехода к активным действиям Гитлер связывал с внешними обстоятельствами, но полагал, что следует начинать уже в 1938 г.

3.8. «Аншлюс» и британская политика «умиротворения»

3.8.1. ГИТЛЕР, ВЫСШЕЕ ГЕРМАНСКОЕ ВОЕННОЕ КОМАНДОВАНИЕ И АВСТРИЙСКИЙ ВОПРОС

Интерпретация заявлений Гитлера, сделанных им 5 ноября 1937 г. перед высшим нацистским руководством, весьма противоречива. Если общее направление гитлеровской политики было четко определено, то календарь и практические цели были обозначены неточно и расплывчато. Можно было бы утверждать, что неопределенность связана с невозможностью рассчитать до малейших деталей развитие ситуации, которая не зависела полностью от Германии, но это противоречит склонности Гитлера пренебрегать внешними обстоятельствами и руководствоваться только собственными суждениями. Вместе с тем нельзя игнорировать тот факт, что, в реальности, в конце 1937 г. он обладал полной свободой действий только в пределах Германии.
Значение заявлений Гитлера, если дискуссия о нем и имеет какойлибо смысл, может быть объяснено только внутренними проблемами Германии, т.е. тем, что, по крайней мере, в период с конца 1937 г. и до конца 1938 г. приверженность двум тенденциям глубоко разделяла германское руководство. Одни полагали, что нужно действовать постепенно, а, следовательно, и более осторожно, что ускоренные сроки перевооружения станут тяжелым бременем для германской экономики и приведут к ухудшению положения в других секторах, в особенности в области снабжения. Другие, наоборот, считали эти опасения излишними и подталки

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

243

вали к быстрым и решительным действиям; свою главную цель они видели в том, чтобы нанести поражение западным империалистическим державам, включая Великобританию. Первую тенденцию поддерживали такие государственные деятели как министр иностранных дел фон Нейрат, Герман Геринг, бывший фактически вторым человеком в нацистской иерархии, и министр экономики Яльмар Шахт.
Шахт подал в отставку в ноябре 1937 г., а в январе 1938 г. фон Нейрата сменил фон Риббентроп, который после провала своей миссии в Лондоне занял откровенно антибританскую позицию и пробудил в Гитлере враждебность к Великобритании. Одновременно по инициативе СС распространялись клеветнические обвинения против военного министра Вернера фон Бломберга и командующего сухопутными войсками Вернера фон Фрича, которых Гитлер затем отправил в отставку. Первый не соглашался безоговорочно с мнением фюрера, а второй не хотел подчиняться дисциплине и принять нацистские военные концепции. Оставался лишь Геринг из тех, кто отстаивал политику экспансионизма, не прибегая к войне, его поддерживал все еще влиятельный Шахт и статссекретарь министерства иностранных дел Эрнст фон Вайцзеккер.
Сторонники второй тенденции были более решительными и обладали более мощным влиянием. Лидерами этой группировки выступали Риббентроп, министр пропаганды Геббельс, глава СС Гиммлер и наиболее циничные представители военных кругов. Среди них Гитлер без труда нашел замену антинацистски настроенным генералам после того, как сам занял пост военного министра и назначил Геринга фельдмаршалом (высший чин в военной иерархии), а Вальтера Баухича поставил во главе генерального штаба.
С тех пор германские вооруженные силы разделились на два направления: одно — откровенно пронацистское, а другое — консервативнонационалистическое (которое в 1944г. попыталось освободить Германию от Гитлера и которое возглавили такие деятели как Людвиг Бек). Раскол касался пределов, целей и методов экспансионистской политики. Между тем, внутригерманские дискуссии не помешали Гитлеру добиться двух важных результатов: радикальным образом изменить геополитический облик Европы и превратить Германию из побежденной страны, находившейся во враждебном окружении, в страну, которая играла доминирующую роль в Европе и была окружена либо запуганными противниками, либо союзниками, более или менее довольными своей новой ролью.

244

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

3.8.2. АНШЛЮС
В 1938 г. Гитлер приступил к слому территориального порядка, установленного в 1919 г., осуществив аншлюс Австрии. Эту акцию Гитлер готовил с большой осторожностью, поскольку предчувствовал, какое кипение страстей вызовет увольнение фон Фрича и фон Бломберга, но он также понимал, что международная ситуация предоставляла ему исключительный случай. Он сознавал, что после визита в Берлин Муссолини не решится встать в оппозицию, если окажется в одиночестве. Гитлеру предстояло парировать протест англичан и французов, но с этим он легко справился.
Британское правительство понимало, что необходимо нормализовать отношения с Италией и Германией (при этом оно продолжало недооценивать роль Франции), но оно не было единым. Некоторые министры, такие как Идеи и лорд Галифакс (который стал министром иностранных дел после отставки Идена 20 февраля 1938 г. именно вследствие расхождения мнений), полагали, что в первую очередь следует добиваться компромисса с Германией. «Мы должны,  отмечал Идеи в конце января 1938 г., прилагать все усилия, чтобы добиться соглашения с Германией».
Другие министры, такие как Чемберлен, считали, что еще возможно воссоздать своего рода «фронт Стрезы», и потому ратовали за начало переговоров о признании де юре итальянской империи в Эфиопии. Идеи расценивал испанский вопрос как выражение ненадежности итальянцев, но не замечал масштабы германского вмешательства. Чемберлен был убежден, что независимость Австрии  более важная проблема, потому что захват Австрии позволил бы Гитлеру в последующем присоединить район Судет в Чехословакии к немецким землям, что открывало бы Германии дверь на Балканы. Итак, Идеи в большей мере, чем Чемберлен, был склонен к проведению политики «умиротворения».
Эти две тенденции давали о себе знать и в практических вопросах. В ноябре 1937 г. Галифакс, бывший тогда лордом хранителем королевской печати, прибыл в Германию, где встречался с Гитлером и Герингом. Они пришли к согласию, что на карте Европы могут произойти изменения, связанные с Данцигом, Австрией и Чехословакией, если они совершатся мирным путем. Этого было достаточно, чтобы Гитлер понял, что англичане предоставляют ему свободу действий. Когда Галифакс стал министром иностранных дел, то это убедило фюрера в том, что его интерпретация английской позиции была правильной, к тому же, Галифакс оставался последовательным сторонником политики «уми

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

245

ротворения». Так столкновение между Иденом и Чемберленом, которое хотя и открыло дорогу к италобританским переговорам, послужило для Гитлера сигналом к действию, поскольку убедило его в пассивности Великобритании и в том, что следует начинать осуществление его акций до восстановления согласия между Лондоном и Римом.
У германского диктатора не было оснований опасаться французов. Кризис правительства Народного фронта парализовал внутреннюю политику страны. Дельбос, который продолжал занимать пост министра иностранных дел, попытался в феврале заключить соглашение с Великобританией, но не сумел преодолеть разницу в подходах английской и французской дипломатии. При этом он понял, что правительство Ее Величества намерено продолжать поиски согласия с Германией по проблемам и разоружения и Центральной Европы. Сложилась такая ситуация, что французам ничего не оставалось, как покориться судьбе, и в конце концов правительство Шотана, в котором участвовал Дельбос, было вынуждено подать в отставку незадолго до германской акции. Гитлеру трудно было найти более подходящий момент, чтобы ускорить реализацию своих планов. Выявились те самые предпосылки, которые, как он говорил в ноябре, способны сократить ранее предусмотренные сроки.
В конце 1937 г. (впрочем, возможно, подготовка к этой акции велась уже давно) австрийское правительство узнало о сотрудничестве немецких и австрийских нацистов, планировавших свергнуть правительство фон Шушнига и заменить его правительством, руководимым нацистами. Австрийский канцлер попытался в качестве крайнего средства добиться личной встречи с Гитлером, чтобы получить откровенное объяснение. К этому его подталкивал фон Папен, не случайно направленный Гитлером послом в Вену. В конце января австрийский канцлер был официально приглашен в Берхтесгаден для встречи с Гитлером. Шушниг принял приглашение в надежде добиться от фюрера, как его заверял фон Папен, смягчения нацистского нажима на Австрию.
Но это были слишком наивные ожидания. Австрийский джентльмен встретил такое обращение, какого и вовсе не ожидал. Гитлер, пришедший в ярость вследствие обвинений, выдвинутых против австрийских нацистов, встретил Шушнига 12 февраля длинной отповедью, которая продолжалась в течение всего его пребывания в Германии и о которой австрийский канцлер оставил яркое и горькое описание.
Гитлер мастерски прибегал к словесной агрессии в качестве агрессии материальной. Он подавил австрийского канцлера обви

246

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

нениями в оскорблении германизма и показал ему истинное положение Австрии, находившейся в полнейшей изоляции, поскольку ни Италия, ни Франция, ни Великобритания больше не собирались придти ей на помощь. Поэтому фюрер «должен» продиктовать австрийскому канцлеру жесткие условия, заключающиеся в том, что на пост министра внутренних дел и безопасности в австрийском правительстве должен быть назначен нацист ЗейссИнкварт. Должна быть объявлена всеобщая амнистия, и также требовалось официально признать германский характер австрийской политики, которая должна согласовываться с экономической и международной политикой Германии. Шушниг смирился и принял условия Гитлера. Добившись желанных перемен, австрийские нацисты стали хозяевами в стране, и им оставалось только ждать благоприятного момента для начала действий. Случай был предоставлен самим канцлером Шушнигом, который, стремясь активизировать крайнюю оппозицию нацистам, 8 марта объявил о проведении 13 марта плебисцита. Он надеялся показать безосновательность нацистских претензий относительно аншлюса, но реакция со стороны Германии заставила его отказаться от своих намерений.
Инициатива перешла к Герингу, который в этот момент оказывал решающее воздействие даже на Гитлера, охваченного «психопатическим возбуждением». 11 числа он направил ультиматум австрийскому президенту с требованием отставки Шушнига и назначения ЗейссИнкварта канцлером. Тем временем группы нацистов заполнили улицы Вены и других австрийских городов, чтобы усилить значимость ультиматума. Канцлер подал в отставку, но президент Австрийской республики Миклас отказался назначить ЗейссИнкварта главой првительства. Последний, скрупулезно следуя инструкциям, полученным из Берлина, захватил стратегически важные пункты столицы и провозгласил образование временного правительства, которое сразу приняло решение о вводе немецких войск. Вторжение началось стремительно и прошло в большой спешке, поскольку оно не было подготовлено в военном отношении. Ввод войск не стал еще настоящей аннексией. Чтобы перейти к этой стадии, необходимо было знать реакцию других стран, по крайней мере, Италии.
Гитлер в этой ситуации действовал, следуя тактике, характерной для него и в дальнейшем. После проведенной акции Гитлер послал князя Филиппа ди Ассиа в Рим с объяснительным письмом к Муссолини, в котором повторял то, что много раз утверждал в прошлом: германская акция в Австрии никоим образом не затрагивает вопрос об Альто Адидже, который был решен в 1919 г.

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

247

«раз и навсегда». Эти события знаменовали собой серьезное поражение итальянской дипломатии и негативно сказывались в дальнейшем на роли Италии в Европе. Муссолини был больше не в состоянии один противостоять Германии, поэтому он сделал хорошую мину при плохой игре и сказал князю, доставившему ему письмо фюрера вечером 12 марта, а, следовательно, пост фактум, что понимает мотивы Гитлера и разделяет их. Но он ответил на акцию Германии сначала «Пасхальными соглашениями»1, а затем захватом Албании, который он задумал вместе с Чиано в отместку Гитлеру именно тогда, но осуществил лишь год спустя.
Стоит отметить, что «свобода действий» оказалась для Гитлера большим подарком, потому что ситуация в Австрии была неясной, оккупация должна была превратиться в аншлюс. Вечером 13 марта Гитлер подписал соответствующий декрет, а на следующий день с триумфом вступил в Вену. Австрийская республика перестала существовать, вековая традиция независимости была прервана на период до 1945 г. (или до 1955 г., если считать дату подписания договора, который положил конец состоянию войны). Для многих австрийцев, немцев и европейцев случившееся было очевидным следствием решения вопроса в соответствии с национальным принципом. В действительности, обращение к национальному принципу противоречило историческим традициям, которые узаконивали независимость Австрии. Но в 1938 г. блеск гитлеровской мощи заставил пренебречь этими традициями.
По вопросу об аншлюсе образовывались коалиции противоестественного согласия, как и та, что сформировалась в Италии после санкций, провозглашенных Лигой Наций. Об оккупации Австрии вскоре забыли, хотя она послужила началом перекройки политической карты Центральной и Восточной Европы и привела к глубоким переменам в политике западных держав. До этого момента независимость Австрии служила мощным скрепляющим элементом всех антиревизионистских соглашений и политики сдерживания Германии. Германская акция знаменовала конец политики равноудаленное™ и лавирования, проводившейся Италией, и стала пробным камнем для нарождавшегося италогерманского соглашения, подписать которое Муссолини еще колебался, но к которому Гитлер его упорно склонял. Инертность французов и политика англичан не оставляли надежд на изменение тенденций в гитлеровской наступательнонационалистической политике. Все понимали, что следующим объектом Гитлера станет район Судет, принадлежащий Чехословакии, но населенный немцами,
1 О «Пасхальных соглашениях» между Италией и Великобританией см. раздел Ш.9.3.  Прим. редакции.

248

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

которые были уже заражены нацизмом и германским ревизионизмом. 7 ноября 1937 г. Гитлер подписал военные директивы (план «Грюн»), в которых говорилось о возможном вторжении в Чехословакию.

3.9. «Умиротворение», Судетский вопрос и Мюнхенская конференция

3.9.1. ПОЛИТИКА «УМИРОТВОРЕНИЯ»

Время между мартом и сентябрем 1938 г. было кульминацией британской политики «умиротворения». Некоторые исследователи утверждали, хотя и несколько парадоксально, что если внимательно проанализировать британскую политику «умиротворения», то станет ясно, что она характерна не только для 19371938 гг., а для британского подхода к европейской политике в течение всего периода с 1919 г. Хотя в этой концепции есть доля правдоподобия, потому что Великобритания никогда не принимала устройство Центральной Европы, выработанное в Версале, и ее правители никогда не скрывали своего несогласия, выражавшегося порой в ревизионистских предложениях, но приведенное утверждение нельзя принимать на веру.
«Умиротворение» означает не только британский подход к Европе, но также и активность ревизионистских сил в Германии: эта активность была не какойто смутной и расплывчатой политикой как у Штреземана или четкой, но миролюбивой как у Брюнинга, это был откровенный, четко сформулированный и нескрываемый курс Гитлера. Термин «умиротворение» предполагает двух авторов: Великобританию и Гитлера (а не Германию вообще), и более того, не Гитлера периода первых не очень существенных акций (если можно так сказать о ремилитаризации Рейнской области), а Гитлера, который широкомасштабными силовыми акциями меняет геополитическое устройство Европы. Возникает вопрос: почему в условиях нарастания агрессивности Германии правительство Лондона продолжало настойчивые поиски компромисса.
Стоит отметить, что внешне складывалось несколько карикатурное впечатление о Невилле Чемберлене, как о сдержанном и педантичном джентльмене, который впервые в истории доверился воздушной «челночной» дипломатии, чтобы попытаться, хотя и безуспешно, склонить фанатичного диктатора к благоразумию. Однако за внешней стороной вещей скрывались очень сложные проблемы и воля Чемберлена, далекого от пораженческих настроений и склонного действовать весьма решительно. Было бы серьезной ошибкой оценивать политику «умиротворения» как ре

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

249

зультат британской пассивности и попытку отделаться тактикой проволочек; больше доверия вызывает противоположная версия, согласно которой «умиротворение» отражает стремление к поиску мирного, конструктивного решения трудных проблем с партнером, постоянно ужесточавшим свою позицию.
Следует напомнить, что пацифистская ориентация была господствующей в английском общественном мнении (как в 1935 г. показал общенациональный неофициальный референдум  Peace Ballot), что относилось не столько к антиитальянской тенденции, сколько к общему настрою. Чемберлен призван был руководить страной, глубоко враждебной идее войны, и должен был удерживать в орбите своей политики доминионы, которые обрели право голоса и относились явно отрицательно к перспективе быть вовлеченными в конфликты в далеких частях света (как, например, в Центральной Европе), разгоравшиеся по непонятным причинам и получившие совершенно различное истолкование.
Что касается общественного мнения, то Чемберлен должен был считаться с тем, что несколько позже, в 1940 г., должны были состояться выборы, на которых лейбористский пацифизм собирался бросить ему серьезный вызов. Чемберлен понимал, насколько опасна сложившаяся европейская ситуация, но он был убежден в том, что Великобритания в военномполитическом отношении еще не готова включиться в войну. В военном плане подготовка к конфликту с Германией требовала огромных затрат. До 1939 г. англичане выделяли относительно небольшую долю ВНП на военные расходы. Нижеследующая таблица (разработанная Жоржем Педеном) не требует больших усилий для понимания, хотя необходимо иметь в виду имперские обязательства Франции и Великобритании.
Доли ВНП, выделенные на военные расходы

 Страны Годы

Франция

Германия

Великобритания

1935

5,8

8

2

1936

6,3

13

4

1937

7,1

13

6

1938

8,6

17

7

1939

23

23

18

1940

 

38

46

Таблица показывает, что только с 1939 г., т.е. с началом войны, англичане систематически и в больших масштабах наращивали

250

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

затраты на вооружения. Чемберлен, хорошо знавший трудности германской экономики, понимал, в каком напряжении находится экономика рейха под бременем военных расходов. Однако тобы выстоять в этом соревновании, и Великобритании нужно было время. Политика компромисса обеспечивала выигрыш времени для подготовки к войне.
Хотя английские военные считали, что за исключением военновоздушных сил, англофранцузская коалиция в сентябре 1939 г. обладала превосходством над германскими вооруженными силами, но Чемберлен как политик был убежден, что военных сил у Великобритании не достаточно для защиты англичан: «Сегодня война означает прямую угрозу для всех семей нашей страны, а потому мы должны спросить себя, является ли защита, которую мы в состоянии предложить им сегодня [...], столь же эффективной, как та, что мы сможем предоставить им завтра». Военнотехнические проблемы переплетались с экономическими, и потому британские правители задавались вопросом, возможно ли отдать приоритет расходам на оборону по сравнению с задачей сохранить стабильность английской экономики.
Итак, глубокое обоснование политики «умиротворения» заключалось в стремлении найти ответ на конфликты с помощью компромисса в экономической сфере, способного вывести Германию из «запертой клетки» автаркии, в которую она была заключена. Предполагалось, что она будет более склонна, получив уступки в колониальном вопросе, включиться в мировой рынок и тем самым решить свои внутренние проблемы. К тому же не следует забывать, что и в рейхе, по крайней мере, до Мюнхенской конференции, милитаристские тенденции сосуществовали со склонностью к компромиссу, который позволил бы Германии смягчить напряженность в экономике внутри страны. Кроме того, необходимо учитывать общее международное положение. Как замечает Паола Брунду, Чемберлен сознавал, что не может рассчитывать ни на законных (Франция), ни на внушающих доверие (СССР) союзников в кризисной ситуации, которая может приобрести характер военного конфликта и внести необратимые изменения в международное положение Великобритании.

3.9.2. ВОПРОС О СУДЕТАХ

Комплекс причин толкал британского премьерминистра к компромиссу с Гитлером при условии, что тот не прибегнет в своей манере односторонних акций к агрессивной войне для решения чехословацкого вопроса. Этот вопрос касался территории

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

251

Судет, обширного горного района вдоль всей западной границы Чехословакии, населенного преимущественно немецкоговорящими жителями (всего около 3,5 млн человек). Согласно принципу самоопределения, закрепленному в 14 пунктах Вильсона, это население после падения Германской и АвстроВенгерской империй могло само решать свою судьбу. Между тем его представители, будучи представителями германского мира, потерпевшего поражение в Первой мировой войне, не были услышаны в Париже, так что СенЖерменский договор признавал создание Чехословакии в «исторических» границах Богемии–Моравии, Верхней Силезии и Словакии. Это означало также, что референдум в Судетах не проводился, и приоритетным считался критерий исторической принадлежности, что в любом случае укрепляло позиции Чехословакии, положение которой становилось более прочным благодаря обладанию Судетами, ибо делало границы нового государства более надежными и безопасными в военном отношении.
Со времени победы нацизма в Германии прогерманское автономистское движение получило развитие на всей территории Судет. В 1932 г. Конрад Генлейн основал автономистскую партию, получившую название Судетонемецкая партия, которая была легальной до 1937 г. Для смягчения усилившихся автономистских тенденций оказалось недостаточно участия представителей Судет в чехословацком парламенте и даже в правительстве. Когда нацисты смогли утвердить свое преобладание в этой этнической группе, а международная ситуация предоставила им свободу действий, они снова выступили в защиту принципов, которые англосаксонская политикоюридическая культура закрепила в качестве общих норм, но которые были приспособлены ими к требованиям гитлеровской политики.
Первые значительные выступления ирредентистского толка начались уже в конце 1937 г., но только после аншлюса Гитлер начал планомерно использовать партию Генлейна в качестве инструмента для подрыва чехословацкого государства. В соответствии с развитием событий, четко скоординированных Гитлером и Генлейном, вопрос о Судетах сначала должен был быть поставлен как выражение автономистских требований, которые правительство Праги уже отвергло в прошлом, а затем постепенно, но быстро трансформироваться в требования автономии и, наконец, аннексии со стороны Германии. Другими словами, речь шла о том, чтобы заставить Европу свыкнуться с мыслью, что частичное расчленение Чехословакии (первый шаг к ее полному уничтожению, согласно планам Гитлера,) является необходимым для сохранения мира.

252

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Французы сразу почувствовали приближение бури, и в короткий период Леон Блюм сформировал вместе с Жозефом ПольБенкуром в качестве министра иностранных дел второе правительство Народного фронта (18 марта  7апреля 1938 г.). Они пытались организовать подобие сопротивления поднимающемуся приливу, вдохнуть новую жизнь в союзы Франции с Великобританией, Польшей и Балканскими странами. Но Польша испытывала лишь чувство досады, а в Балканских странах распространились первые симптомы ревизионизма. Оставалась Великобритания, которая пришла бы на помощь Франции только в том случае, если бы она подверглась неспровоцированному нападению со стороны Германии. Защита территориальной целостности Чехословакии не входила в круг обязательств Великобритании. В шумной пропагандистской манере формировалась политика «умиротворения» Чемберлена.
У английского премьерминистра на этот счет были весьма определенные соображения. Он полностью отвергал все попытки Уинстона Черчилля организовать «большую антигерманскую коалицию». После переговоров с лордом Галифаксом и британскими военными руководителями он пришел к следующему убеждению: «Достаточно взглянуть на географическую карту, чтобы понять, что никто, ни Франция, ни Великобритания, не сможет ничего сделать, чтобы спасти Чехословакию от гитлеровского нападения, если немцы решатся на него. Австрийская граница практически не защищена; крупные заводы военного снаряжения легко достижимы с германских аэродромов; все железные дороги проходят через территорию Германии, а Россия находится на расстоянии сотни миль. Поэтому невозможно помочь Чехословакии, а пытаться сделать это означало бы создать предлог для войны с Германией. Мы не можем думать об этом, если мы не в состоянии разбить ее полностью и в разумные сроки, и я не вижу такой возможности. Поэтому я отказался от всякой мысли предоставить гарантии Чехословакии или Франции в соответствии с нашими [союзническими] обязательствами по отношению к этим странам».
Англичане и французы встретились 2829 апреля в Лондоне. Новым премьерминистром Франции недавно стал Эдуард Даладье, министром иностранных дел Жорж Бонне. Никто из них не скрывал, что они понимают характер намерений Гитлера, оба знали, что почти невозможно воспрепятствовать фюреру дипломатическими средствами. Встреча имела определенный результат: англичане признали свои обязательства оказать помощь Франции, но четко разъяснили (как Чемберлен публично заявил в своем выступлении в палате общин), что они не распространяются

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

253

на тот случай, если Франция, не подвергнувшись нападению, решит предоставить помощь Чехословакии в связи с военной агрессией последней со стороны Германии.
Поэтому оставался только один путь: найти убедительные аргументы, чтобы вынудить Чехословакию пойти на уступки, т.е. необходимо было убедить Бенеша изменить структуру чехословацкого государства в плане создания автономии, с требованием которой выступала партия Генлейна. Но было ли этого достаточно, чтобы успокоить Гитлера? Французы не доверяли ему, но не смогли добиться того, чтобы их аргументы перевесили тезисы британцев, считавших необходимым идти по пути компромисса. В конце концов, даже Даладье и Бонне, сознавая опасность, не тешили себя иллюзиями о будущем Чехословакии. Вопрос сводился к тому, какие формы могло бы приобрести германское выступление с тем, чтобы оно не превратилось в военную акцию.

3.9.3. ИТАЛИЯ МЕЖДУ ВЕЛИКОБРИТАНИЕЙ И ГЕРМАНИЕЙ. «ПАСХАЛЬНЫЕ СОГЛАШЕНИЯ»

Важным аспектом эволюции международной ситуации было изменение отношения к Италии. Начатое в 1938 г. сближение между Великобританией и Муссолини формально завершилось 16 апреля того же года (день Святой субботы) подписанием так называемых «Пасхальных соглашений», в соответствии с которыми была официально возрождена дружба между двумя странами. Этот шаг предваряло джентльменское соглашение от января 1937 г., содействовавшее некоторому смягчению напряженности между Римом и Лондоном. «Пасхальные соглашения» включали ряд документов, урегулировавших различные нерешенные вопросы между двумя странами. Во вводном протоколе обе стороны подтверждали взаимное стремление к добрым отношениям и намерение содействовать всеобщему миру. Затем следовали восемь раздельных приложений, поскольку каждое из них должно было рассматриваться как самостоятельное независимое соглашение.
Так отдельно были подтверждены соглашения от 1937 г. о сохранении статус кво в Средиземноморье; предусматривался обмен информацией об административных изменениях и воинских передвижениях на территориях, контролируемых обеими сторонами в регионах Средиземного моря, Красного моря и залива Аден. Целью третьего протокола было стремление сгладить противоречия при проведении соответствующей политики на Ближнем Востоке, в нем содержались гарантии признания независимости и целостности Саудовской Аравии и Йемена. Другие прилагаемые

254

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

протоколы касались передачи в распоряжение Великобритании вод озера Тана, находившегося в то время под суверенитетом Италии, а также в них рассматривались менее значимые вопросы, касавшиеся нового cmamycaЭфиопии.
Наиболее важным был протокол № 8, содержавший взаимное заявление о действенности Константинопольской конвенции от 1888 г., которая гарантировала «для всех держав и на все времена» свободу судоходства по Суэцкому каналу. Протоколы сопровождались обменом нотами, касавшимися процедуры вывода итальянских войск из Испании, отказа от итальянских территориальных претензий на Балеарские острова и на другие испанские владения.
В соглашениях отмечалась готовность Великобритании работать над устранением препятствий, которые в рамках Лиги Наций мешали признанию суверенитета Италии над Эфиопией, а также говорилось о присоединении Италии к Лондонскому договору о морских вооружениях, как только он вступит в силу. Один из протоколов обязывал итальянское правительство не предпринимать акций, которые могли бы породить «трудности или осложнения» для Великобритании в Палестине. Наконец, в специальном соглашении с участием Египта закладывались основы сотрудничества трех стран в борьбе с рабством в Восточной Африке.
Условия официального вступления в силу этого комплекса договоров не были уточнены, более того, дело откладывалось до принятия соответствующего решения обеими заинтересованными сторонами. Фактически соглашение состояло в том, что договоры вступят в силу тогда, когда всяческое вмешательство Италии в дела Испании будет прекращено. Это совпадало с желанием предать забвению все, что произошло до этого момента и воспользоваться первым подходящим случаем, чтобы вывести итальянских волонтеров, как только полностью прояснится внутренняя ситуация в Испании не без влияния итальянского военного вмешательства. В связи с этим стало возможным открыто заявить, что соглашения о невмешательстве сыграли свою позитивную роль и что Италия была совершенно не виновна в испанских событиях это и было признано 16 ноября 1938 г. в обстановке, сложившейся после Мюнхенской конференции.
«Пасхальные соглашения» стали дипломатическим успехом Муссолини, который таким образом смягчил губительные последствия аншлюса для Италии, и ослабил зависимость Италии от политики Германии. Англичане благодаря «Пасхальным соглашениям» смогли продолжать свою линию на нормализацию, которая касалась как Германии, так и Средиземноморья, но для Муссолини соглашения имели более важное значение, поскольку в целом они санкционировали создание итальянской империи в Эфиопии

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

255

и действия Италии в Испании. Если подходить реалистически, присоединение к договору о морских вооружениях имело значение только на бумаге, его реализация отодвигалась на неизвестное время в будущем. Это позволило Италии продолжать свою политику наращивания морских вооружений, которую Муссолини проводил еще в тридцатые годы.
Несмотря на свою ограниченность, «Пасхальные соглашения» были попыткой возродить прежнюю политику «духа Стрезы», к возобновлению которой теперь склонялись даже французы. Несколько дней спустя после италобританского соглашения Бонне инструктировал французского посла в Риме, тогда еще поверенного в делах Блонделя, ускорить начало переговоров с Галеаццо Чиано для решения италофранцузских спорных вопросов. Предложение было сразу принято, переговоры начались уже в апреле и развивались довольно быстро. Как только в начале ноября на переговорах выявились первые результаты, правительство Франции решило направить в Италию послом Андре Франсуа Понсе, бывшего ранее послом в Берлине, а теперь получившего аккредитацию в Риме с признанием новых титулов, которые король Италии приобрел после имперских завоеваний. Тем не менее, энергичные действия французов в отношении Италии были недостаточными, чтобы парировать важность визита Гитлера, который посетил Рим и другие города Италии с 5 по 9 мая 1938 г. в ответ на посещение Германии, которое Муссолини предпринял в 1937 г.
Визит Гитлера был нелегким для короля Италии Виктора Эммануила III, так как он питал стихийную неприязнь к германскому канцлеру и которого, несмотря ни на что, он должен был принимать в Квиринальском дворце, поскольку Гитлер также был главой государства. Визит был неприятен и понтифику: Пий XI покинул Рим на весь период пребывания фюрера. Папа заранее дистанцировался от германского канцлера, и его отношение стало бы еще более суровым, если бы он не умер несколько месяцев спустя.
И хотя визит проходил в прохладной обстановке, Муссолини сделал все возможное, чтобы достойно ответить на внушительный прием, оказанный ему в Германии, и показать Гитлеру, что итальянцы под его, дуче, предводительством также стали «воинственным народом». Спорно, что это у него получилось, но ему несомненно удалось показать, что обе диктатуры еще более сблизились, несмотря на «Пасхальные соглашения».
Действительно, во время коротких политических бесед в те дни Гитлер не сумел убедить Муссолини в необходимости заключения союза, однако смягчил опасения итальянцев относительно последствий аншлюса. Но самое главное, фюрер добился согласия

256

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

дуче относительно политики свободного выбора, означавшей, что немцы, проживавшие в Альто Адидже и не желавшие оставаться итальянскими гражданами, могли по взаимному согласию переселиться в Германию. Кроме того, он добился полной поддержки Муссолини относительно немецкого вопроса в Судетской области. Пожертвовав Австрией, Муссолини не имел никаких оснований вступиться за Бенеша, своего исторического соперника.
На этом надежды на возрождение «фронта Стрезы» окончательно угасли. Французы могли лишь рассчитывать на понимание англичан относительно давления со стороны Гитлера. Фюрер, в свою очередь, рассчитывал на собственное умение разделять противников и помешать их объединению; в противном случае, Германия вынуждена была бы бросить в битву все свои военные ресурсы, которых, однако, тогда было недостаточно, чтобы вести успешные сражения на нескольких фронтах.

3.9.4. «ВОЕННАЯ ТРЕВОГА» ЛЕТОМ 1938 г.

В мае раскаяние Великобритании казалось возможным. Судетский нацистский лидер Генлейн нанес визит в Лондон, где произвел впечатление, что он искренне стремится к компромиссу. Между тем, несколько дней спустя произошел инцидент, который получил разные толкования. 20 мая появилось сообщение о концентрации германских войск в Саксонии. Были ли это только маневры или начало подготовки к вторжению? В ответ Чехословакия произвела мобилизацию части резервистов, что повлекло за собой прекращение передвижений германских вооруженных сил. Что произошло: общая проба сил или ошибка? Фактически Чехословакия неожиданно получила поддержку как французской, так и английской печати, которые утверждали, что согласие, достигнутое в ходе бесед между Даладье и Чемберленом в конце апреля, укрепило общий фронт, который преградил путь поползновениям Гитлера.
В печати разгоралась полемика, и 22 мая Галифакс заявил фон Дирксену, новому германскому послу, что если Франция нападет на Германию в случае немецкого вторжения в Чехословакию, то вряд ли можно будет предотвратить вступление в конфликт Великобритании. Другими словами, это означало, что если Германия будет решать Судетский кризис военными методами, то она должна будет учесть вероятность войны против европейской коалиции.
Мнение Галифакса было лишь предположением, потому что подобное развитие событий расценивалось как чисто гипотетическое. К тому же высказывание Галифакса отчасти противоречи

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

257

ло содержанию англофранцузских переговоров конца апреля. И тем не менее, оно свидетельствовало об опасностях, к которым Гитлеру следовало быть готовым. Ошибка в оценке международной ситуации дорого бы ему стоила: если бы благодаря его действиям сложилось впечатление, что он любыми способами хочет развязать войну, то он тем самым способствовал бы формированию коалиции сил, способной поставить Германию в трудное положение.
Внутри страны Гитлеру пришлось бы столкнуться со сторонниками компромисса, которые в эти месяцы лишь обсуждали такую возможность, а некоторое время спустя готовы были реализовать ее  организовать государственный переворот, чтобы блокировать Гитлера, арестовать его и положить конец политической авантюре. Такие деятели как Шахт, Гизевиус, а затем и генерал Гальдер готовы были выступить против военной авантюры и позже почувствовали себя в какойто степени преданными политикой уступок со стороны Великобритании.
Кризис 20 мая показал Гитлеру возможности и пределы его действий: продолжать разговоры о мирном решении и ускоренно готовиться к войне. 30 мая он отдал приказ, чтобы вермахт был готов с 1 октября начать «операцию Грюн».
Выдержав паузу в несколько недель, Гитлер в июле сообщил Чемберлену о своем намерении пойти на мирное решение в том случае, если Бенеш согласится на компромисс. Чемберлен решил направить в Прагу своего представителя лорда Ренсимена, бывшего министра, игравшего роль послушного орудия в руках премьера. Английский журналист писал, что лорд был послан в Прагу с целью убедить чехословаков «пойти на самоубийство». Это означало, что в Лондоне страстно желали мирного решения и работали над его подготовкой, хотя и не исключали возможность конфликта.
Политика «умиротворения», доведенная до логической крайности, была чревата риском. Существовал предел, за которым война становилась неизбежной. Слова Галифакса от 22 мая заставили Гитлера понять, что с некоторого момента, когда германский военноморской флот будет готов, возникнет возможность войны с Великобританией. Но из действий Чемберлена явствовало, что британская дипломатия работала, не покладая рук, чтобы не позволить преодолеть этот предел. Инициатива была в руках англичан, французы зависели от их неустойчивой политики, итальянцы ничего не могли предпринять против Гитлера, Чехословакия осталась в изоляции.
Между 6 и 7 сентября, во время миссии Ренсимена, когда Бенеш колебался, принять ли самоубийственные предложения, снова возник слух о неминуемом германском нападении. Чемберлен

258

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

тогда решил сыграть свою последнюю игру. 12 сентября, во время огромного праздничного сборища в Нюрнберге, Гитлер выступил с одной из своих характерных речей, ставших знаменитыми вследствие страстного до исступления красноречия и вызываемого ими возбуждения. Прославление нацизма и успехов гитлеровской Германии сопровождались жестокими нападками на Чехословакию и в защиту прав судетских немцев, которым Гитлер обещал справедливость и защиту, однако решение проблемы он предоставил прямым переговорам между Генлейном и Бенешем.
В этой накаленной атмосфере Чемберлен решил попытаться лично встретиться с Гитлером: он стремился добиться договоренности не только о Чехословакии, но и более широкого соглашения. 13 сентября он направил послание Гитлеру, предложив ему встретиться на следующий день в Берхтесгадене. Чемберлен ожидал переговоров. На него обрушился поток словоизвержений. Гитлер отказался от любого предложения о широком соглашении и делал упор на вопросе о Судетах. Прибегнув ко лжи, Гитлер заявил, что в течение нескольких дней 300 немцев были убиты в Судетах чехословаками, а потому он настаивал на том, чтобы вопрос был решен немедленно  уступить территорию Германии. Оглушенный словесным потоком фюрера, Чемберлен спросил, возможно ли еще вести переговоры, и Гитлер ему ответил, что переговоры могут иметь место только в том случае, если будет принят принцип, согласно которому Чехословакия уступит Судеты Германии.
Не обладая соответствующими полномочиями, Чемберлен вернулся домой, чтобы проконсультироваться с правительством и другими заинтересованными сторонами. Было не ясно, в какой мере слова Гитлера были блефом, а в какой реальной угрозой. И, более того, сегодня ясно, что если бы противники в тот момент остановили Гитлера, его блеф был бы выявлен, и течение истории могло бы измениться. Между тем, в это время Чемберлен вынужден был следовать правилам, навязанным ему Гитлером, ввиду заранее предусмотренного отказа от всякой альтернативы. Проконсультировавшись с Даладье, Чемберлен, в конце концов, признал принцип, согласно которому, если Чехословакия сделает территориальные уступки, то оставшаяся часть ее территории будет гарантирована Англией и Францией. После консультации с чехословаками стало ясно, что они согласны пойти на переговоры при условии, что их оставшаяся территория будет находиться под прикрытием гарантий Англии и Франции.
22 сентября Чемберлен вылетел во второй раз в Германию, в Годесберг, где Гитлер приготовил ему новый сюрприз. Теперь вопрос стоял не о проведении переговоров, а о том, чтобы немед

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

259

ленно, до 1 октября, признать, что вся Судетская область передается Германии, и равным образом немедленно признаются претензии Польши и Венгрии на территорию Чехословакии. Целый день Чемберлен искал выход; он объяснял, что вопрос находится в компетенции пражского правительства, после чего вернулся в Лондон. В Праге была объявлена всеобщая мобилизация. Итак, война? 25 сентября лорд Галифакс заявил, что «германское нападение на Чехословакию вызовет немедленное вмешательство Франции и ее поддержку Чехословакии и что Великобритания, конечно, солидаризируется с Францией».

3.9.5. МЮНХЕНСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ

В течение последующих дней, проходивших как в лихорадке, Гитлер продолжал оказывать психологическое давление на Чемберлена, пока фюрер не понял, что торжественные заявления лорда Галифакса фактически не являлись ультиматумом. Была ли возможность для компромисса, т.е. для решения, благоприятного для Германии, но при сохранении мира? Утром 28 сентября Чемберлен, не посоветовавшись со своим правительством, написал Гитлеру, чтобы заверить его «что он может немедленно получить удовлетворение всех тех важных требований, на которых он настаивал, не начиная войны». Английский лидер был готов прибыть в Берлин для обсуждения проблем в самом благоприятном духе: «Не могу поверить,  добавлял британский премьерминистр,  что вы изволите принять на себя ответственность в развязывании мировой войны, которая может поставить на грань выживания целую цивилизацию, изза отсрочки на несколько дней решения столь долговременной проблемы.»
Так Чемберлен предложил фюреру выход из трудного положения: прежде всего, он преподнес Гитлеру на блюдечке Судеты, хотя еще три дня назад отстаивал совсем другое решение; он также убеждал Гитлера не рисковать и не идти в споре до конца; он призывал его отказаться от подготовки государственного военного переворота (хотя с трудом можно приписать фюреру ответственность за подобный замысел); фактически, он позволял Гитлеру стать великим умиротворителем при соучастии Муссолини.
Муссолини был призван 2829 сентября. Гитлер и Чемберлен сообщили ему о предстоящей встрече. Гитлер добавил условия, на основе которых мог быть принят компромисс. Муссолини согласился быть его интерпретатором. Вечером с 29 на 30 сентября трое названных персонажей плюс Даладье встретились в Мюнхене. Чехословакия не была приглашена на встречу. Советы, которые тоже заявляли о своем намерении сражаться, если союзный

260

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

договор с Чехословакией от 1935 г. войдет в действие, были оттеснены от участия в происходивших событиях. В два часа ночи 30 сентября было подписано соглашение, состоявшее из восьми пунктов, которые предусматривали:

  1. эвакуацию Чехословакии из Судетской области, начиная с 1 октября;
  2. завершение эвакуации к 10 октября;
  3. сформирование комиссии для определения условий эвакуации, в которой принял бы участие, кроме представителей четырех государств, участвовавших конференции в Мюнхене, также представитель Чехословакии;
  4. оккупацию германскими войсками территорий с преимущественно немецким населением, начиная также с 1 октября;
  5. определение территорий, где следовало организовать плебисцит, и выработка методов его проведения;
  6. поручить комиссии, о которой говорится в п. 3, установить окончательную границу;
  7. предоставление право выбора жителям Судетской области в течение шести месяцев;
  8. обязательство правительства Чехословакии предоставить военнослужащим, выходцам из немецких Судет, отпуск в течение четырех недель отпуск.

В прилагаемом протоколе содержались гарантии, за которые ратовали Англия и Франция, относительно новых границ, а также против не спровоцированной агрессии. Эти гарантии итальянцы и немцы ставили в зависимость от решения споров о границах Чехословакии с Венгрией и Польшей.
Спустя полчаса после завершения заседаний конференции соглашение было сообщено чехословацкому правительству, которое утром 30, подчинившись воле своих союзников и своих противников, приняло его. Перед возвращением в Лондон Чемберлен встретился снова с Гитлером и они обсудили другие проблемы. Чемберлен добился того, что Гитлер подписал документ, в котором подтверждалось первостепенное значение добрых англогерманских отношений для мира в Европе. В нем также утверждалось, что Мюнхенское соглашение и англогерманское соглашение о морских вооружениях стали символом, выражавшим стремление обеих стран трудиться на благо сохранения мира; в заключении говорилось, что «консультации становятся методом обсуждения любого вопроса, который может возникнуть между двумя странами», так как оба политических деятеля были решительно намерены продолжать усилия «по устранению возможных источников

Глава 3. Кризис и крах Версальской системы

261

разногласий и таким образом содействовать обеспечению мира в Европе».
Если Чемберлен, в самом деле, верил, что после трагедии, совершившейся прошедшей ночью, этот разыгранный фарс банальных обещаний значит больше, чем листок бумаги, на котором он был написан, то он обманывал себя и других. Чемберлен за время своих контактов с Гитлером научился понимать реальную цену его обещаний, а потому можно поверить свидетельствам тех, кто утверждал, что он хвастливо размахивал листком, на котором было написано соглашение, как страстно желанным победным трофеем (это подтверждает знаменитый эпизод кинохроники той эпохи). Однако поступил он так в силу пропагандистских соображений, используя подходящий случай.
Внешне казалось, что этот документ и Мюнхенские соглашения могли спасти мир от катастрофы. По возвращении Муссолини в Италию толпа рукоплескала ему как главному герою спектакля, который он лишь помогал разыграть. В душе он был огорчен тем, что народ, который он стремился приучить к жесткой необходимости войны, встретил его аплодисментами как миротворца.

Принятое мирное решение создавало фон для убеждения, что, вообще-то, оно соответствовало принципу самоопределения, возможно истолкованному несколько грубо и безапелляционно. Никто не мог отрицать немецкий характер населения Судет, но именно это вызывало тревогу на будущее. Что может случиться с Данцигом, население которого было также по преимуществу немецким? Чемберлен, возможно, думал, что выиграл для своей страны драгоценное время и укрепил те группы, которые и в Германии также были заинтересованы в сохранении мира. Именно Риббентроп и Гиммлер, представлявшие крайне реакционное крыло нацистского руководства, подогревали недовольство Гитлера в связи с несостоявшейся военной акцией. Но для Гитлера конкретный успех, за который не пришлось платить существенную цену, был уже важным результатом, чтобы хвастаться им как перед немецким народом, так и перед своими противниками. Рейх с населением в 80 млн человек стал реальностью. Поэтому в Мюнхене настоящее поражение, кроме подлинных жертв, потерпели французы (именно для них болезненные перемены означали конец Малой Антанты, сдвиг к их изоляции и бессилию) и итальянцы, поскольку Муссолини снова увидел, что в Европе возрос вес его квазисоюзника в ущерб влиянию Италии, полностью подчинившейся господству Германии.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история












 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.