Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        25
единиц огнестрельного оружия, все более разрушительного. И, следовательно, страны, территорию которых сровняли с землей, и жертвы — сотни тысяч, а в конечном итоге — миллионы.
С точки зрения восприятия и массовой культуры война все в меньшей степени касалась только правящих классов и военных, в любом случае вынужденных сражаться, подчиняясь правилам призыва на военную службу. Она затрагивала всех граждан и оказывала на них разнородное воздействие: разжигала национализм и ненависть по отношению к противнику; подталкивала к участию в военных действиях; порождала ошибочное представление о войне как о средстве решения политических конфликтов; приводила к пониманию того, что жизнь всех государств зависит от субъективных расчетов небольшой группы правителей и, следовательно, ставила вопрос о контроле за действиями этих руководителей. Первая мировая война, таким образом, превращала также и международную политику из царства тайной дипломатии в область, открытую для демократического контроля, или, по крайней мере, для требования контроля, которого на практике, однако, было трудно достигнуть. С другой стороны, война вынудила правителей использовать более утонченные, а зачастую и обманчивые средства для достижения ставшего необходимым общественного консенсуса. Все это в результате привело к воспеванию противоположных ценностей, таких, как пацифизм и интернационализм или же национализм и милитаризм, что способствовало отдалению культуры простого народа и даже размышлений интеллектуалов от действительно фундаментальных ценностей человечества.
Не менее важными были социальные перемены. В течение четырех или пяти лет миллионы людей, принадлежавших к более молодым и поэтому более активным в производственном отношении поколениям, были оторваны от своих привычных занятий и поставлены под ружье. По возвращении они должны были интегрироваться в гражданскую жизнь, забыв о привычках и образе мышления, связанных с военной службой. Однако не всегда это возвращение оказывалось легким; часто оно сопровождалось долгими периодами безработицы и дезадаптации, которые выталкивали людей на обочину социальной жизни или же приводили к разжиганию политических страстей. Рождался мир «ветеранов» и «ветеранства» как новых социальных категорий, которыми нельзя было пренебречь, поскольку они охватывали миллионы молодых людей и целых два поколения.
Не все те, кто возвращался с войны, были так же здоровы, как уходившие на войну. Инвалидов и раненых на поле боя на

26

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

считывалось в Европе несколько миллионов; часто они были нетрудоспособны и всегда заслуживали поддержки нации. Вставали проблемы коллективного вспомоществования, которые должно было взять на себя все общество и которые имели очень высокую цену, как в финансовом отношении, так и с точки зрения нормализации социальной жизни. Не менее важной была проблема семей жертв войны. Часто у погибших оставались только плачущие родители, потерявшие опору на молодую рабочую силу. Их доход таким образом уменьшался, а горе росло, однако при этом оно не принимало такого драматического характера, как в том случае, когда погибшими были мужья или отцы семейств, у них остались жены и дети, предоставленные в решении проблем своего будущего самим себе. Это были почти всегда очень молодые жены и дети, которым надо было заново устраивать свою жизнь  новый социальный класс (масштабы явления позволяют использовать этот термин) сирот и вдов войны. До 1914 г. никто не думал, что эта проблема станет одной из основных в последующий за военными сражениями период.
Были также и экономические последствия. В каждой стране длительная война привела к тяжелым лишениям с точки зрения условий жизни. Еще более серьезными оказались последствия в системе производства, которую пришлось перестроить в соответствии с потребностями военной экономики. С макроэкономической точки зрения эта перестройка не всегда была негативным явлением в стратегическом плане, поскольку она привела к укреплению тяжелой промышленности, в особенности металлургии, и росту прибылей, которые в послевоенный период могли быть инвестированы в восстановление экономики. Однако в смысле непосредственных последствий война деформировала экономическую жизнь всех стран, изменив структуру потребления, а также состав рабочей силы. Впервые старикам и женщинам пришлось заменить молодежь. С точки зрения эмансипации женщин это было, вероятно, позитивные явление, однако оно являлось, конечно, отклонением, не являвшимся функциональным для экономической системы мирного времени. Таким же образом можно рассматривать как позитивные активные усилия по обновлению и модернизации предприятий, связанные с военными потребностями, в результате которых в момент перехода к мирной экономике и после преодоления трудностей этого переходного периода была создана система новых промышленных предприятий и самых передовых технологий.
Однако в целом экономическая система перенесла сильное потрясение, от которого она с трудом оправилась и которое усу

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        27
губилось также в результате революционных испытаний послевоенного периода. К этому добавились проблемы перестройки экономики, никогда в прошлом не представавшие в столь целостном виде. Еще не было разрушений, сравнимых с теми, что стали к 1945 г. следствием Второй мировой войны, однако уже тогда все территории, по которым прошли войска, и все те (достаточно ограниченные), что подверглись воздушным бомбардировкам, столкнулись с проблемой восстановления зданий и инфраструктуры. Готовиться к миру означало приступить к решению задач, связанных с восстановлением.
Все это ставило в повестку дня различные внутренние и международные проблемы. Военные расходы вынудили правительства различных стран усилить налоговый пресс. Но прежде всего они заставили их прибегнуть к помощи международного финансового рынка. Великобритания, страна, наименее пострадавшая от тягот, связанных с военными действиями, являлась первым финансовым рынком союзников; в меньшей степени таким рынком выступала Франция. К концу войны Великобритания предоставила союзникам займы на 1740 миллионов фунтов стерлингов; Франция  на 355 миллионов. Эта задолженность внутри союза сопровождалась параллельной задолженностью Великобритании, Франции, Италии и других стран антигерманского блока Соединенным Штатам. Проблема уменьшения обязательств по задолженности сохранялась в течение ряда лет и превратилась в порочный круг, когда победители соединили в одной запутанной триаде возвращение военных долгов с выплатой немецкой стороной соответствующих репараций для компенсации платежей по окончательным расчетам.
За сценой (или на авансцене?) всех этих событий вырисовывалась новая ситуация, сложившаяся в России после революций 1917 г. и, в особенности, после Октябрьской революции. Если ктото и находился во власти иллюзии, что революция потерпела поражение или на худой конец оставалась в границах старой царской империи, то эта иллюзия быстро рассеялась. Рабочее движение имело слишком глубокие корни в индустриальных странах и поэтому часть социалистического движения не могла не почувствовать притягательную силу призыва, брошенного Лениным. Отголоски революции в Германии и на Балканах, чарующее воздействие, которое она оказала на итальянских и французских левых; влияние, испытываемое даже теми социалистическими партиями, которые из принципиальных соображений отвергали насильственные и противоречащие демократической традиции западного социализма формы борьбы и концепцию, состоявшую в том, что диктатуру пролетариата следует насаждать с помощью переворо

28

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

тов, подобных тому, что был осуществлен Лениным и его соратниками против российского Учредительного собрания  все это не способствовало уменьшению привлекательности партии, провозглашавшей себя представительницей трудящихся для всего мирового социализма. Каждая европейская страна должна была считаться с собственной внутренней ситуацией; страныпобедительницы кроме того должны были найти общий способ противостоять ситуации, сложившейся в России, при этом они вовсе не были едины в мнении о том, что же надо препринимать по существу. Хотя в мирных конференциях не участвовал ни один представитель революционного правительства, проблема революции всегда присутствовала  и как всеобщая обеспокоенность, и как конкретная проблема, оказывавшая воздействие на выработку подхода к отношениям с Германией и, более того, подхода к решению проблем, касавшихся Центральной и Южной Европы.
В действительности, с точки зрения сложившейся политической ситуации, обстановку, в которой приходилось вести переговоры о мире и осуществлять реконструкцию европейской политической системы, определял в конечном счете исключительный масштаб политикоинституциональных изменений, имевших место в результате войны в Центральной, Восточной и Южной Европе. Четыре империи исчезли или же находились в состоянии полной агонии. Потрясенная поражением Германская империя стала демократической республикой. Российская империя была разрушена революцией. Однако как Германия, так и Россия, а также территории, от них зависевшие, в основном сохраняли свою целостность (за исключением территорий, которые победители отняли у Германии, и без учета существовавших сомнений относительно возможных последствий окончательной победы большевистской революции).
Совершенно иной была ситуация, вызванная крахом АвстроВенгерской империи, завершившимся возникновением некоего временного устройства, неустойчивого и неопределенного. И столь же сложной была ситуация, связанная с окончательным кризисом Оттоманской империи, которая, хотя все еще существовала на карте, была окружена врагами, лишившими ее значительной части территорий, что и привело к ее распаду. Это был институциональный и династический переворот  вряд ли это было ранее возможно в Европе. Династии, находившиеся у власти веками, исчезали в одно мгновение в результате военного поражения. Таким образом, не только русская революция, на также и институциональные изменения порождали новые проблемы. В такой общий контекст вписывались конкретные вопросы, которые должна была решить Парижская мирная конференция.

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        29
Главную задачу государственных деятелей, собравшихся в Париже 18 января 1919 г. для переговоров о заключении мирных договоров, следует рассматривать в свете решений, которые они предлагали для всех этих проблем. Точнее, они пытались выявить, каким образом в этих проблемах отражались конфликты, породившие развязывание войны.
Выявление таких конфликтов, то есть поиск причин Первой мировой войны, позволяет определить постоянные или вновь возникающие пункты противоречий, или же проявления соперничества, порожденного разными темпами роста (или кризисом) крупных и средних держав, составлявших европейскую международную систему. Это позволяет также более ясно понять глубокое соперничество, вызванное ростом мощи Ггермании. Он обострил противоречия с Францией, привел к морскому и колониальному противостоянию с Великобританией, вызвал обеспокоенность России относительно будущего Балканского полуострова и Оттоманской империи, породил соперничество с другими индустриально развитыми европейскими странами. В конце концов Германия создала прочный и компактный демографический фронт. Тем более компактный, поскольку кризис Габсбургской империи, обозначившийся между 1859 и 18661967 годами, начиная с 1879 г. породил тесный и длительный союз, который на практике ограничил свободу маневра АвстроВенгерской империи, связав ее обязательствами и подчинив Германской империи.
Росту германской мощи противостояли старые и новые соперники. Старые, такие как Франция, которая с 1871 г. мечтала о реванше; новые, например, панславистски настроенная Россия, оказывавшая давление на небольшие балканские нации, династически не связанные с Берлином, побуждая их видеть в австрогерманской оси не только препятствие для их роста, но и потенциальную угрозу после того, как Германия установила протекторат над Оттоманской империей. Проект железной дороги Берлин— Багдад почти наглядно выражал задуманную экспансию с целью господства, на пространстве от Берлина до Индийского океана, где находилось новая точка столкновения интересов (помимо тех, что существовали в Северном море и в целом в Атлантике), с другим новым противником, Великобританией, которая пятнадцать последних лет наблюдала за тем, как ее давний, на протяжении всего XIX века, союзник превращается в конкурента в области промышленности, торговли и внедрения новых технологий. Когда германская мощь проявилась на море и получила там новую подпитку, соперничество с Британией стало неизбежным. Таким

30

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

образом на предвоенном континенте сформировалась новая взрывоопасная сила, обладавшая необходимыми средствами и исходными позициями для того, чтобы ее восприняли как угрозу. Старых и новых противников Германии подталкивали таким образом к союзу, который, нанося ей поражения, ограничивал бы риски, подтачивал бы новую силу.
Если старые соперничества были очевидны и предсказуемы, то именно новые противоречия придавали динамизм антигерманской коалиции. Соперничество с Британией, проявившееся, когда стал очевиден глобальный масштаб существующей угрозы, и соперничество с Россией, которое восходило к традиционным континентальным противоречиям, порождалось прежде всего таким неожиданным противодействием как утверждение славянских народов, таких как сербы и болгары, и вековым проектом развала Оттоманской империи. Тевтонское клеймо на Османской империи, ставшее еще более очевидным после революции младотурок в 1908 г., отодвинуло на второй план колониальные противоречия (как это, впрочем, уже произошло с Францией и Великобританией в 1904 г.), и создало благоприятные условия для поиска разумных компромиссов на важных, хотя и не имеющих первостепенного значения территориях (таких, как Персия, Афганистан и другие объекты англорусского соглашения 1907 г.).
К этой совокупности основных конфликтов, породивших в 1914 г. войну, добавились другие кризисные моменты: одни были связаны с главными конфликтами, как, например, напряженность на Балканах и проявления национализма в Центральной Европе (Польша, БогемияМоравия, Словакия); другие, потенциально неустойчивые вследствие объективной двойственности проявившихся интересов, как это было в случае Италии.
Поражение, понесенное державами Центральной Европы в 1918 г., теоретически позволяло преодолеть довоенную напряженность за счет Германии и против Германии. В действительности новые явления, созревшие или проявившиеся во время войны, ограничили свободу маневра победителей и впервые определили то, что ни одна европейская держава не могла больше решить самостоятельно проблемы, связанные с мирными договорами и с определением нового соотношения сил на континенте.
В самом деле, Парижские мирные договоры лишь отчасти устранили причины войны. Вероятно, это объяснимо, поскольку победа не означала debellatio(то есть исчезновения в качестве государства) Германии, но приобрела форму перемирия, подписанного 11 ноября 1918 г. Германией с Соединенными Штатами и державами Антанты на основе «14 пунктов» Вильсона, однако

32

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Предполагалось, что для устранения такого симптома (в надежде уничтожить «зло» «великодержавной политики») была необходима «открытая» псевдодипломатия (как этого потребовал Вильсон в первом из своих «14 пунктов»), воплощенная в «Лиге Наций», явившейся плодом интернационализма американского президента.
Однако была ли Лига Наций в самом деле организацией, способной утвердить мировое видение проблем, или ее сразу захлестнули грубые реалии политики силы? Учредительный документ Лиги Наций (Covenantустав) был включен в текст Версальского договора в качестве его первой части. В своих 26 статьях он содержал положения, следование которым должно было способствовать мирному разрешению конфликтов еще до того, как какаялибо страначлен Лиги сочтет себя вправе прибегнуть к силе, а также положения, направленные на пресечение агрессии, как только одно из государствчленов или другие государства, не входящие в организацию, поставят себя в положение «нарушивших договор», то есть прибегнут к военным средствам для решения своих проблем.
Основными органами Лиги являлись Ассамблея, Совет и постоянно действующий Секретариат (ст. 2). Ассамблея формировалась из представителей всех странчленов и не имела четко очерченных полномочий. Совет состоял из представителей «основных державсоюзниц и объединившихся с ними государств», а также из четырех других членов, назначаемых Ассамблеей на основе ротации, однако на произвольных основаниях. Его состав мог изменяться простым голосованием той же Ассамблеи. Совет занимал ключевое положение в системе органов Лиги, поскольку он мог заниматься «любыми вопросами, которые входят в сферу компетенции Лиги или касаются мира во всем мире». Как Совет, так и Ассамблея принимали свои решения единогласно, за исключением сторон, вовлеченных в конфликт. Задачи Секретариата не уточнялись, однако подразумевалось, что они состояли в координации деятельности организации.
В целях поддержания мира предусматривались превентивные меры (третейский суд, посредничество, вмешательство Совета, приговоры постоянной палаты международного правосудия, имевшие юридическую силу  ст. 1114), а также политическое вмешательство Совета; в случае нарушений международного права, не нашедших мирных способов разрешения, принятие ряда санкций — от экономических и торговых вплоть до использования военной силы (ст. 15 и 16), которую должны были предоставить государствачлены по требованию Совета. Другие нормы способствовали поддержанию мира косвенным образом. Они касались обязательства не заключать секретных договоров и пере

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        33
смотра договоров, ставших неактуальными или оказавшихся не выполнимыми; обязательства содействовать разоружению; учреждения мандатов Лиги в качестве модели реформистского решения и, в отдельных случаях, мирного перехода к независимости колониальных стран.
Система, созданная Лигой Наций, основанная на принципе коллективной безопасности, была весьма характерным проявлением благородного продвижения в направлении институционализации международных отношений с целью вписать их в юридическую схему, способную возобладать над силой и дать гарантии адекватного силового решения для блокирования правовых нарушений. Однако при создании этой схемы, порожденной определенной культурой, не было учтено разнообразие форм, в которых может выражаться политика силы, и в результате очень быстро стала очевидна неосуществимость вильсоновских устремлений. Несостоявшаяся ратификация американским сенатом Версальского договора, доминирующей частью которого концептуально был Устав, лишила Лигу Наций единственной силы за пределами Европы, способной выступать посредником в традиционных конфликтах Старого Света. Сознательное исключение Советского Союза, позднее, его отсутствие в организации, расценивавшейся им вплоть до 19331934 гг. как выражение «капиталистической дипломатии», также вносило неустойчивость в эту международноправовую структуру также. Отсутствие потерпевшей поражение Германии и относительное безразличие Японии по отношению к проблемам за пределами Тихоокеанского региона, привели к тому, что Лига оказалась под влиянием главных державпобедительниц, то есть Великобритании и Франции, за которыми следовала, на некотором расстоянии, Италия. Иными словами, женевская организация (Устав устанавливал местопребыванием Лиги  Женеву) с самого начала не была, отчасти случайно, отчасти в результате сознательного выбора, универсальной организацией, необходимой для сохранения мира. Более того, изза политического веса, который имели в ней Великобритания и Франция, Лига неизбежно демонстрировала черты организации, подчиненной интересам крупнейших европейских империалистических держав (даже в тех случаях, когда это было совсем не так). Кроме того, провило, что решения, не являвшиеся чисто процедурными, должны были приниматься единогласно, практически обеспечивало право всеобщего вето, способного парализовать деятельность организации в любой момент. Таким образом, то хорошее, что удалось сделать Лиге Наций за период своего существования для формирования международной организации, было перечеркнуто крупными политическими недостатками, характерными для ее деятельности.

34

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        35
которых Германия была вынуждена отказаться. В 1919 году победители для того, чтобы «наказать» Германию, освободили ее, впервые в мировой истории, от «колониального бремени» и тем самым от тягот, которые все еще воспринимались другими как преимущества. Они вынудили ее действовать только по правилам мирового рынка, то есть по правилам более выгодным для динамичной промышленной и торговой системы.
Для Франции, Бельгии, Нидерландов, Дании и для таких новых государств, как возрожденная Польша или вновь созданнные Чехословакия и Австрия или, более косвенно, для Югославии и Италии единственное окончательное решение, способное ликвидировать опасность со стороны Германии, состояло в уничтожении территориального единства Германии. Не случайно, именно эта тема вызвала самые острые столкновения во время Парижских переговоров и, в особенности, внутри Совета четырех (Жорж Клемансо от Франции, Ллойд Джордж от Великобритании, Витторио Эмануэле Орландо от Италии и Вудро Вильсон от Соединенных Штатов), который принимал принципиальные решения, касающиеся мирных договоров.
Именно на этих переговорах (в соответствии с принципами «открытой дипломатии», которые проповедовал Вильсон, они должны были проходить публично, однако в действительности, напротив, они носили совершенно секретный характер) произошло столкновение между позициями или политическими интересами Франции и Соединенных Штатов. Вильсон ответил категорическим отказом на требования французов (предусматривавшие, помимо возвращения Франции Эльзаса и Лотарингии, уже совершенного при заключении перемирия, создание независимой Рейнской зоны, которая могла быть связана с Францией и Бельгией договором о таможенном союзе) и вынудил их уступить его устремлениям, в том числе и благодаря отсутствию поддержки позиции Парижа со стороны Великобритании и Италии. Клемансо должен был довольствоваться не очень удачным паллиативом, отчасти санкционированным Версальским договором, а отчасти англоамериканским договором о гарантиях. Версальский договор в основном сохранял целостность западной части Германии. В соответствии с ними на западе к Франции переходили управление Саарской областью и собственность на угольные копи, расположенные на ее территории, с условием, что через 15 лет состоится референдум о принадлежности Саара. По договору некоторые территории в округах Эйпен и Мальмеди переходили к Бельгии, а на севере с помощью плебисцита определялась граница с Данией в районе Шлезвига. Кроме того, предусматривалось,

36

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

что Германия отказывается от всех своих колоний. С военной точки зрения, договор, учитывая обеспокоенность, проявленную французами относительно опасности внезапного нападения, обязывал сократить германскую армию до 100 тыс. человек (включая 4000 офицеров), рекрутируемых на основе добровольности, при запрете обязательного призыва; он устанавливал также демилитаризованную зону, включавщую левый берег Рейна и 50километровую полосу вдоль правого берега реки с условием, что в этой зоне немецкое правительство не должно иметь ни войск, ни какихлибо военных сооружений (обязательство, нарушение которого впоследствии взорвет договор об англоамериканских гарантиях). Договор, наконец, устанавливал, что войска союзников должны оккупировать левобережье Рейна, разделенное на три сектора — соответственно на период пять, десять и пятнадцать лет, за исключением возможного сокращения сроков, связанного с корректным выполнением договора Германией или, в противном случае — их продления.
Отказ от принятия максимальных требований французской стороны в общем компенсировался заключением договора о гарантиях в пользу Франции, подписанного Соединенными Штатами и Великобританией и направленного против возможных нарушений Германией Версальского договора. Это были гарантии, почти сразу же утратившие всякую ценность изза отказа американской стороны ратифицировать сам договор (20 ноября 1919 г.), что лишило смысла компромисс, принятый французами.
Не считая особых статей, также имевших определенное конъюнктурное значение, главной проблемой переговоров по рейнскому вопросу  и это показало франкоамериканское столкновение  было именно то, что Клемансо оказался вынужден принять концепцию Вильсона, представшего в Париже не в качестве обычного союзника, но почти как deusexmachina, и выразившего стремление Соединенных Штатов фактически стать сверхдержавой. Вильсон не только диктовал установления, касавшиеся конкретной проблемы, но вписывал эту проблему (рейнского урегулирования) в рамки процесса утверждения правил, касавшихся всей международной жизни. Он делал это весьма энергичным образом, доказывая, что Соединенные Штаты не только внесли решающий вклад в победу держав Антанты над Германией, но и оказывали определяющее влияние своим вмешательством (с помощью «14 пунктов») и своим участием в осуществлении мирных договоренностей, то есть в принятии новых принципов, на формирование пресловутого нового мирового порядка. Позиция Франции подкреплялась тем вкладом, который французы внесли в поражение Германии

38

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

статьи 231й, в которой победители объявляли, а немцы «признавали» ответственность Германии и ее союзников за вооруженную агрессию и обязались возместить ущерб, понесенный «союзниками и объединившимся с ними странами», открывало путь для постановки вопроса о репарациях, которые следовало наложить на Германию.
Масштаб обязательств и часть, которую должна была получить Франция, установленная в принципе, а не в виде конечной суммы, продемонстрировали, что финансовый механизм понимался тогда как еще один способ разрушения германской мощи. Однако то обстоятельство, что решения по данному вопросу были приняты после несостоявшейся ратификации Версальского договора сенатом Соединенных Штатов, позволяет понять, каким образом французы стремились компенсировать в этом плане то, что они потеряли с точки зрения территориальных и политических гарантий. Приняв установленные им обязательства по платежам, немцы тем самым согласились взять на себя значительную часть экономических издержек, связанных с войной, также и в отношении Соединенных Штатов. Это означало, что фактически возникала весьма тесная связь между ситуацией с долгами союзников Соединенным Штатам и долгами Германии в отношении союзников.
Именно благодаря наличию такой связи даже после несостоявшейся ратификации договора европейцы все еще располагали сильным средством давления на Соединенные Штаты: ибо в политическом плане было очевидно, что выплата репараций приоритетна по отношению к выплате долгов. И если Германия не будет платить, то и Соединенные Штаты ничего не получат. Отсюда возникал своего рода «порочный круг», в результате которого способность немцев осуществлять платежи становилась важным моментом для американских финансов. Иными словами, реализация Версальского договора (и последующих решений победителей, принятых в отсутствие американских представителей) имела практическое значение и для Соединенных Штатов. Последние были изолированы от пагубного влияния европейской политики, однако они тем не менее зависели от европейской экономики а, следовательно, — и от европейской политики, которую нельзя было, конечно, отделить от самой экономики. На заднем плане просматривался также и другой аспект ситуации: если Германия должна была платить, она должна была обладать способностью платить. А для этого следовало восстановить ее производственный потенциал, преодолев послевоенный криззис, чтобы его последствия не сказывались также и на победителях.

40

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

что озабоченность французов не была необоснованной, хотя в течение двадцати лет, между двумя войнами, Франция и внесла заметный вклад в то, чтобы сделать возможной новую агрессию Германии.
Безопасности не существовало, поскольку потенциальная военная сила Германии осталась нетронутой, англоамериканские гарантии не вступили в силу, Лига Наций была неэффективна, Великобритания не разделяла французскую точку зрения относительно способа решения проблем Восточной Европы, а Италия проводила колеблющуюся и малоубедительную политику. В связи с этим Франция вынуждена была разрабатывать собственную стратегию, целиком направленную на то, чтобы создать на одностороннней основе ту безопасность, которую ей не давали международные гарантии. Это была позиция (не считая некоторых оттенков), не вызывавшая разногласий между французскими политическими силами. От Бриана до Пуанкаре и Эррио  все правительства, сменявшиеся в эти годы в Париже, преследовали одну и ту же цель: восстановить юридически или посредством возможного использования силы ту безопасность, отсутствие которой ощущали французы.
Предпринятые Мильераном и Брианом в 1921 г. попытки найти решение через экономическое сближение с Германией не привели ни к какому результату, несмотря на иллюзии, вызванные открытостью министра иностранных дел Германии Ратенау. Неудачи Каннской конференции в январе 1922 г. и Генуэзской конференции в апреле того же года привели лишь к разжиганию французских страхов. Германский финансовый кризис вынудил берлинское правительство попросить о моратории на дальнейшие репарационные выплаты в финансовом и натуральном выражении. Этот вопрос безрезультатно обсуждали две конференции, состоявшиеся в Париже в декабре 1922 г. и в Лондоне в январе 1923 г.
Перед лицом этих почти предрешенных неудач новый премьерминистр Франции, представитель националистической правой партии Раймон Пуанкаре разработал проекты одностороннего решения. 11 января 1923 г. французские и бельгийские войска оккупировали Рурский угольнометаллургический бассейн с открытым намерением взять в свои руки «продуктивный залог», который служил бы гарантией «хорошего поведения» немцев в будущем и свидетельством решимости французов не отказываться от прав, утвержденных договорами, и, более того, при возможности, даже выйти за их пределы. Деятельность французов одобрило итальянское правительство (его уже возглавил Муссолини). Англичане, расходившиеся с французами в подходе к проблемам безопасности

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        41
и не доверявшие гегемонистским поползновениям своих союзников, напротив, расценивали оккупацию как пагубную ошибку, которая ничего не решит, а будет лишь способствовать усилению противоречий. Первая реакция немцев показала обоснованность британской точки зрения. В самом деле, берлинское правительство провозгласило формулу «пассивного соопротивления» в отношении акта, предпринятого на основании законных предлогов, однако диктуемого стремлением использовать насилие. Пассивное сопротивление означало отказ со стороны немцев обеспечить нормальное функционирование угольнометаллургического комплекса, в котором были заняты немецкие трудящиеся, и прекращение выплат репарационных платежей. Раз «залог», оккупированный Францией, оказался «продуктивным», то есть способным заменить невыплаченные репарации, то французскому, бельгийскому и итальянскому персоналу следовало занять место германского с тем, чтобы сделать возможным функционирование предприятий Рура. А это ставило очень сложные технические проблемы и порождало очаги локальной напряженности.
В этих условиях французы быстро осознали, что их инициатива привела к новой тактической и стратегической неудаче, из которой не видно было выхода, несмотря на попытки британского посредничества, последовавшие за первой резкой реакцией на происшедшее. В Лондоне французскую акцию расценили как самое яркое проявление гегемонистских устремлений Парижа в отношении всего европейского континента. Выход предложили немцы. Когда, в августе 1923 г. Густав Штреземан стал канцлером и министром иностранных дел Веймарской республики, он инициировал весьма резкий поворот во внешней политике. Штреземан был ностальгирующим националистом, но он также, и прежде всего, являлся реалистом. Он не усматривал никакой пользы в сохранении напряженности в Германии и полагал, что сделать первый шаг надлежит тому, кто от смягчения напряженности получит наибольшие преимущества, то есть самой Германии. Штреземан был убежден, что главная проблема германской внешней политики состоит в восстановлении ее «нормального» положения в Европе  положения, которое избавило бы ее от страхов и тревог, связанных с империалистическим наследием Второго рейха, сделав возможным возвращение Германии в сообщество наций в качестве государства, в отношении которого не требуется особого контроля, поскольку оно не сделает ничего, что противоречило бы интересам всеобщего мира. Парадоксальным образом это условие было единственной возможной предпосылкой, способной, по мнению Штреземана, вернуть Германии в будущем полную

42

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        43
невыполнения решений арбитража, использовать по итогам голосования большинством репрессивные нормы, содержавшиеся в самом Уставе Лиги наций и предусматривавшие (ст. 16) применение силы против его нарушителей.
В обстановке, получившей название «дух Женевы», протокол был быстро одобрен и подписан. Его вступление в силу означало бы удовлетворение французских амбиций, поскольку он превратил бы Лигу Наций в организацию, реально обеспечивающую сохранение мира, и действительно привел бы к повороту в европейской политике. В самом деле, суть протокола состояла не столько в той формулировке, которую он утверждал (учитывая тот факт, что на момент его подписания ни Германия, ни Соединенные Штаты не входили в Лигу Наций и что Италия едва не поставила под сомнение свое присутствие в Лиге в связи с событиями на Корфу1 и продолжала афишировать высокомерное отстранение от женевской Лиги), сколько в том, что он недвусмысленно вовлекал Великобританию в процесс сохранения statusquoв Европе и, другими словами, возрождал гарантии, потерпевшие фиаско в 1920 г.
Однако утверждение этого проекта не состоялось. Благоприятный исход был обусловлен ратификацией протокола заинтересованными правительствами. Макдональд находился у власти благодаря хрупкому лейбористсколиберальному большинству. После поражения на выборах в ноябре 1924 г. ему на смену пришел Бонар Лоу, а министром иностранных дел стал Остин Чемберлен, убежденный консерватор, полный решимости отказаться от обязательств, взятых его предшественником. Предлог относительно мнения доминионов в отношении обязательств, носивших глобальный характер, был не слишком убедительным. Чемберлен укрылся за требованием консультаций, предоставив Муссолини в декабре 1924 г. возможность похоронить Женевский протокол.
Италофранцузская идиллия, продлившаяся с декабря 1922 до середины 1924 г., была разрушена антифашистской позицией французских левых, занятой ими в связи с убийством Маттеоти, одного из виднейших представителей итальянского социализма, сомнительными личностями, представлявшими фашистский экстремизм, от которых Муссолини не удалось отмежеваваться.
1 Имеется в виду италогреческий конфликт в августесентябре 1923 г., вызванный попыткой Италии захватить осторов Корфу, важный стратегический пункт на Адриатике. 31 августа итальянские войска оккупировали осторов. Греция аппелировала в Совет Лиги Наций. Решительные противодействие Великобритании вынудило Италию отступить и эвакуировать свои войска с осторова Корфу в конце сентября 1923 г.  Прим. переводчика.

44

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        45
В такой атмосфере в феврале 1925 г. Штреземан выдвинул идею, согласно которой после завершения освобождения Рура Германия может признать границу по Рейну, установленную в Версале, с возвращением Франции ЭльзасЛотарингии и обязательством не стремиться к ее изменению применением силы. Речь шла о важных уступках, которые меняли внешние очертания германской территории и которые Штреземан предлагал дополнить международными гарантиями. Франкогерманский диалог оказался бы таким образом прямым, непосредственным и контролируемым извне, в особенности Великобританией, чья посредническая функция была бы высоко оценена.
Предложение Штреземана представляло собой еще один шаг к созданию атмосферы взаимного доверия. Оно, однако, имело два неясных момента, поскольку не касалось вопроса о восточных границах Германии и умалчивало о ее южных границах. С такими ограничениями позиция Германии имплицитно содержала разъяснение стратегического смысла политики Штреземана. Впрочем, в письме, отправленном Штреземаном 17 сентября 1925 г. бывшему кронпринцу, откровенно говорилось, что «рейнское» предложение  первый шаг на пути выжидательной тактики, благодаря которой можно будет восстановить свободу маневра в отношении возможного аншлюса Австрии и ревизии восточных границ. Это письмо отнюдь не было проявлением желания завоевать поддержку германских монархических кругов, поскольку источники, относящиеся к немецкой дипломатии, позднее показали, что Штреземан ясно представлял реальный масштаб своих проектов.
В действительности, отказаться от распространения гарантий на восточные и южные границы означало в некотором роде пойти навстречу требованиям англичан, то есть согласиться с британскими оговорками в отношении территориального урегулирования, которое никогда не было ими одобрено, оговорками, усиленными в 1925 г. столь недальновидной позицией доминионов, несогласных с предоставлением гарантий территориям, находящимся далеко от центра европейских конфликтов. Но это означало также, и прежде всего (как заметила итальянская дипломатия за месяцы переговоров, когда Муссолини в обмен на согласие Италии пытался добиться как уступок в отношении колоний, так и распространения гарантий на границу между Италией и Австрией на Бреннере в преддверии вполне вероятного аншлюса), что в Европе могли существовать два типа территориального урегулирования. Первый из них  тот, что нуждался в особых гарантиях и, следовательно, не мог быть изменен без риска разжигания всеобщего конфликта. Второй  тот, что нуждался в простых гарантиях, га

46

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

рантиях, предоставленных мирными договорами, и который, изза того, что он не требовал дополнительных гарантий, был низведен до такого типа урегулирования, которое может быть изменено возможно даже ценой глобального конфликта, как это подтвердили события 1938 г., продемонстрировавшие стратегическую ограниченность британского видения европейской политики. В действительности, соглашение, предлагавшееся Штреземаном, могло показаться привлекательным для французов, было полезным для немцев, однако прежде всего оно представляло британское понимание проблем безопасности континентальной Европы.
Кроме того, Штреземану посчастливилось найти во Франции подходящего собеседника: им стал Аристид Бриан, бывший председатель совета министров и министр иностранных дел в начале 20х годов, а с апреля 1925 г. снова министр иностранных дел (в этой должности он пробыл до 1932 г.) в правительстве Поля Пенлеве, сменившем правительство Эррио. Бриан верил в необходимость примирения. Он думал, что, несмотря на недостатки германских предложений, было бы полезно предпринять шаги в направлении нормализации ситуации, поскольку считал, что Франция сама по себе может двигаться в двух направлениях: предоставление односторонних гарантий странам Восточной Европы, не охваченным гарантиями, предусмотренными Штреземаном, с тем, чтобы укрепить свою ведущую роль в сфере европейской безопасности, и в то же время добиваться соглашения непосредственно с Германией, которое увело бы немцев как от пагубного влияния сотрудничества с Советами, так и от ориентации на преимущественное сотрудничество с Великобританией. Германия не должна была выступать европейским конкурентом французскому гегемонизму (согласно британскому видению), но должна была стать серьезным партнером Франции на европейском континенте, партнером, который сотрудничал бы в целях сглаживания противоречий, унаследованных от войны, и, следовательно, способствовал бы в более общем плане укреплению безопасности Франции.
Переговорный процесс по главным названным темам развивался достаточно быстро. По вышеназванным причинам отказ Британии от распространения гарантий на восток Европы был благосклонно воспринят французами и гораздо менее благосклонно  Муссолини, который еще накануне подписания соглашений колебался относительно позиции, которую следует занять Италии. Однако ситуация с подписанием соглашений приобретала значимость благодаря роли согаранта, придаваемой Италии, и в связи с тем, что в случае своего отсутствия Италия осталась бы в изоляции. Поэтому, в конце концов, фашистский диктатор преодолел свои колебания.

48

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

позволят впоследствии проводить политику, стратегически выгодную именно для нее.
Бриан предпринял в этом плане весьма решительные шаги для получения гарантий против британского превосходства. Он обещал немцам в 1926 г. досрочно вывести оккупационные войска из Кельна в обмен на вступление Германии в Лигу Наций с постоянным местом для нее в Совете в качестве залога немецкого участия в системе всеобщей безопасности. Кроме того, он продвинулся в направлении более тесного сотрудничества между двумя бывшими противниками и пробудил большие надежды, когда высказал намерение тайно встретиться с Штреземаном в местечке Туари, расположенном недалеко от Женевы на французской территории, во время сессии Лиги Наций, санкционировавшей вступление в нее Германии. Это выглядело так, как будто он хотел продемонстрировать рождение соглашения между двумя странами, имевшего совершенно особое значение для европейского будущего. Однако нельзя умолчать о том факте, что для расширения своей свободы маневра Германия 24 апреля 1926 г. подписала договор о нейтралитете и ненападении с Советским Союзом, показавший, что «дух Рапалло» вовсе не исчез. Об этом свидетельствовали и продолжавшие осуществляться сверхсекретные соглашения о подготовке германских вооруженных сил на советской территории, подписанные так, будто они касались только военной техники.
Таким образом, 1925 год явился поворотным моментом в развитии европейских противоречий. Это был как бы момент триумфа воли к воссозданию (реконструкции) над силами саморазрушения. В начале 1926 г. Лига Наций, казалось, продвигалась к новой эпохе: она не являлась более инструментом победителей для контроля над побежденными, а действительно становилась форумом для созидания мира и международной безопасности. «Дух Локарно» стал формулой, использовавшейся и в последующих ситуациях для определения стремления к преодолению старых конфликтов.
В действительности, подлинное примирение было невозможно. Локарно явилось только паузой. Хотя в проектах Штреземана не было ничего похожего на крайний ультранационализм и ставку на насилие, которые несколько лет спустя стали характерными для политики Гитлера, всетаки стратегическое направление деятельности Штреземана, хорошо известно,  оно предусматривало ревизию мирных договоров. А это влекло за собой, в качестве предпосылки и в качестве следствия, то, что Локарнские соглашения могли трактоваться как момент формальной «нормализации»

50

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

что полученный удар был не смертельным, а только раной, способной зажить со временем. В течение какого времени и с какими трудностями? Мало кто тогда отдавал себе отчет в том, что понадобится несколько пятилетий, и что трудности будут непредвиденными, связанными с проявлением противоречий внутри капиталистической системы, в отношении которых марксистская критика была обоснована (хотя марксистсколенинская практика и, в еще большей степени, решение экономических проблем посталински вели лишь к отсталости экономики и общества).
Впервые с 1919 г. стало очевидно, что, помимо политикодипломатических конструкций, смягчавших остроту некоторых коллизий и разрешавших старые противоречия в соответствии со сложившимся соотношением сил, экономические отношения между государствами были обусловлены не только конкретной экономической ситуацией отдельных стран, но также и системой торговых, денежновалютных и финансовых отношений, сформировавшейся в мире за период с последних десятилетий XIX века и до Первой мировой войны. Эта система оказалась в кризисе и отчасти была разрушена вследствие революции в России, однако сохранила свое значение в качестве фона, на котором развивались политические события.
Иными словами, концепция, по которой рыночная экономика, в ее капиталистическом и реформистском вариантах, приобрела в силу своей природы масштаб, выходивший за пределы национальных границ (хотя ей и не удавалось разрушить их), и предполагала систему взаимозависимостей в соответствии с присущими ей правилами функционирования, нашла в эти последние десятилетия свое подтверждение, как казалось, за пределами политикоэкономического национализма. Противоречия, вызванные соперничеством национальных и финансовых групп интересов, сначала носили мирный характер или же перемещались в сферу колониальной конкуренции, а с начала века под давлением промышленной конкуренции обострились до крайности и привели к войне 1914 г. Исследование причин Первой мировой войны шло и идет многими путями, однако нельзя игнорировать то обстоятельство, что война была результатом противостояния экономических систем, не интегрированных полностью в глобальную логику экономического развития и, напротив, вынужденных искать свое собственное место за счет конкурентов.
В колониальных странах и Оттоманской империи финансовая мощь Германии противостояла мощи Британии и Франции; финансовое влияние Соединенных Штатов постепенно охватывало всю Латинскую Америку и распространялось на Азию и Европу;

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        51
финансовое влияние Франции получило развитие в колониальной сфере и в капиталовложениях, сделанных в России. Другими словами, это была по природе своей гомогенная система, разделенная, однако, на части в соответствии с националистическими мотивациями, которые невозможно было отделить от финансовых, поскольку финансиста, как, с другой стороны, политика, нельзя разделить на части: как человек он представляет собой единое целое и руководствуется не только профессиональной логикой, поэтому тема прибыли у него связывается  иногда слабо, иногда неразрывно — с национальной темой, в зависимости от силы внутренних импульсов.
В целом, подобно тому как в пролетарском интернационализме при испытании жизнью, обнаружились глубокие трещины, порожденные чувством национальной принадлежности (чувством, которое в конце концов более, чем какоелибо другое доминировало в XX веке), в финансовой системе логика национальной принадлежности также смешивалась с логикой экономической целесообразности, хотя и не всегда первой удавалось одержать победу. Война обострила эти противоречия, и тем не менее она выявила наличие системы торговых, денежновалютных и финансовых отношений, приведенной в расстройство военным конфликтом.
Это не означало, что из пепла схватки за соперничество между капиталистическими державами и нациями возник новый мировой экономический порядок, гомогенный и готовый сформироваться на основе общей задачи дать отпор наступлению коммунизма. Напротив, это означало, что возвращение к нормальной жизни проходило также и через выбор внутренней и международной экономической политики: выбор торговой политики, валютнофинансовой политики и способность системы рыночной экономики возобновить свою нормальную деятельность с тем, чтобы обеспечить капиталистическим субъектам и потребителям растущие потребности и столь же растущие прибыли. А это предполагало преодоление немалого количества препятствий.
Можно было бы даже сказать, что надежда создать мировую революционнную систему во главе с русскими большевиками породила в противоположном лагере если не надежду, то стремление со стороны протагонистов капиталистической экономики и политики, состоявший в способности сложить кусочки мозаики, разрозненные войной, для того, чтобы открыть путь к усилению интеграции, которая давала бы жизненные силы рыночной экономике. Существовали противоречия и проблемы, осложнявшие этот процесс. Он начался в двадцатые годы, но только после Второй мировой войны его правила и направленность проявились достаточно ясно и однозначно.

52

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Сразу же после Первой мировой войны все стало, напротив, более противоречивым изза политических изменений, вызванных военным конфликтом, и возникновения новых ситуаций. Существовали проблемы культурного влияния и значения количественного измерения; встал вопрос о неадекватности европейского «масштаба» задачам контроля над финансовыми рынками. Первенство Лондона, являвшегося вплоть до 1914 г. мировым финансовым центром, было поставлено под сомнение (по крайней мере в перспективе) растущим значением НьюЙорка; появление новых субъектов за пределами старого континента, таких, как Соединенные Штаты или, в менее заметной степени, Япония, создавало новые ситуации. Если «система» капиталистической экономики должна была возродиться как организационная модель мировой экономической жизни (что в начале двадцатых годов могло представлять, по меньшей мере, объект дискуссии, а в 1929 г. стало предметом для беспокойства и сомнения), то это могло произойти путем выработки направленных на достижение этого результата действий, которые политическая и экономическая власть разных стран (общественная или частная) могла бы реализовать. Центром этих событий оказались Соединенные Штаты, чья роль в предпринимавшихся попытках нормализации была доминирующей, по крайней мере на первом этапе. Это противоречило в экономическом (то есть определяющем) плане изоляционизму, который республиканская партия стремилась навязать в политическом плане, то есть в дипломатии. И тем не менее третий из «14 пунктов Вильсона» подтверждал необходимость борьбы с торговыми барьерами и отстаивал политику «открытых дверей».
Изоляционизм в американской политике являлся следствием попытки европейских союзников сразу же переложить бремя урегулирования межсоюзнических долгов на Соединенные Штаты, заставив таким образом самих американцев заплатить германские репарации, отказавшись от требования выплат своих кредитов, предоставленных европейским странампобедительницам. В действительности американцы готовы были обсудить эту проблему, но при условии, что европейцы сразу же примут принцип «открытых дверей» в том, что касается торгового урегулирования. Европейцы, однако, переживали слишком серьезный финансовый кризис для того, чтобы приспосабливаться к американским схемам, и хотели, чтобы нормализация основывалась на соглашениях, учитывавших этот фактор.
Такая позиция не принимала во внимание аспекты проблемы, связанные с внутриполитической ситуацией в Соединенных Штатах: США не имели возможности в 19191920 гг. взвалить на

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        53
свои финансы издержки войны, начатой европейцами и нашедшей свое разрешение только благодаря американскому вмешательству именно в то время, когда экономика Соединенных Штатов переживала период спада, закончившийся лишь в конце 1921 г. Экономический сепаратизм превалировал до тех пор, пока политикоэкономический кризис 1923 г. в Европе не вынудил американский финансовый мир изменить свои приоритеты.
Это произошло после того, как стали очевидными европейские проблемы. В конце войны, в 1919 г., еще не встала общая проблема реконструкции (восстановления экономики). Хотя война продолжалась так долго и проходила на стольких фронтах, проблема реконструкции конкретно касалась только северной Франции, Бельгии, и области Венето в Италии, а также территорий вдоль границы с Россией, вовлеченных в боевые действия и оставшихся вне контроля большевиков. В последних, однако, преобладали задачи, вытекавшие из существования экономической системы с преобладанием экстенсивной сельскохозяйственной экономики, которая не всегда и весьма своеобразно ощущала на себе разрушения, вызванные военными действиями. Восстановление в наиболее крупных масштабах понадобилось изза многочисленных последствий военных действий для инфраструктуры и промышленных предприятий, оказавшихся в тылу длительной окопной войны на Марне (около 100 км железных дорог, 6000 мостов, 9000 промышленных предприятий). Прошло очень немного лет, и материальные последствия войны были устранены.
Однако достигнуть устойчивого подъема производства, по крайней мере вплоть до 19241925 гг., не удавалось (красноречивым и не случайным выглядит сопоставление с политикодипломатическим аспектом). Существовали проблемы, связанные с неполученной прибылью в результате социальных волнений; проблемы конверсии предприятий с военного производства на гражданское, проблемы, связанные с возвращением мужской рабочей силы, занятой ранее на фронте. Наряду с этими конъюнктурными проблемами появились и новые: возрастающее непосредственнное включение государства в экономическую жизнь; большая жесткость рынка труда, где свободной контрактации в отношении заработной платы, противостояли профсоюзы в обстановке, когда идея о необходимости определенной регламентации стала достоянием общественного сознания. Утвердились также новые производственные потребности, выявившиеся в результате военного опыта и технологического прогресса, как, например, стремление к исследованиям в области синтетических материалов, что привело к выдвижению на первый план химической промышленности

54

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

и должно было служить средством или амортизатором для регулирования колебаний цен на сырье на мировом рынке. Наряду с этим, появление новой продукции (соответственно и таких же новых отраслей производства), зачастую испытанной во время войны, но ставшей полезной, а со временем и необходимой в мирное время: автомобилей, самолетов, радиоприемников, материалов, связанных с электрической промышленностью и распространением электрификации как главного энергетического ресурса в производственных процессах и в то же время товаром массового потребления также оказывало влияние на движение цен на рынке. Нижеследующая таблица, взятая из «WorldEconomicSurvey» Лиги Наций, иллюстрирует тенденции развития промышленного производства в странах, о которых в первую очередь идет речь. За понятным исключением Советского Союза, чей производственный индекс изменялся под влиянием сначала политической ситуации, а позднее — пятилетних планов, эти данные показывают, что за небольшим подъемом производства 19191920 гг., связанным главным образом с необходимостью восстановления товарных запасов, последовал ощутимый спад производства во всех европейских странах, за исключением Италии (демонстрировавшей постоянно растущий начиная с 1922 г. индекс производства), а за пределами Европы  Японии и Соединенных Штатов (не считая американской рецессии 1920 г.).
Индексы промышленного производства с 1913 по 1930 г. (1913 г. = 100%)

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        55
Наиболее ощутимыми были трудности, с которыми Германия, Великобритания и в меньшей степени Франция, то есть три страны, доминировавшие в европейской индустриальной жизни, переходили к устойчивому подъему экономики. Только начиная с 1925 г. развитие производственной системы этих стран ускорилось, хотя временами оно еще шло замедленными темпами. Если во Франции экономический подъем был отчетливо выражен, то в Великобритании и в Германии он происходил с гораздо большими трудностями. Лишь в конце двадцатых годов, то есть накануне «великой депрессии» европейская индустриальная система, казалось, на время вернулась к довоенному динамизму, впрочем, несравнимому с динамизмом экономики Соединенных Штатов, Японии, а также и Советского Союза. Эти трудности проявлялись в постоянной массовой безработице, которую уже не мог поглотить сельскохозяйственный сектор, поскольку рационализация и механизация сокращали там потребность в количестве работников. В Германии безработица составляла вплоть до 1922 г. около 3% рабочей силы, в 1923 г. она поднялась почти до 10%, а в 1924 г.  до 13,5%. В Великобритании она достигла 15% рабочей силы, а с 1924 г. оставалась на уровне 10%. Во Франции и в Италии она установилась на том же уровне. Таким образом, можно сказать, что стабилизация экономики, наметившаяся с 1924 г., оплачивалась в том числе тем, что безработица на уровне около 10% была признана нормальным фактором экономической жизни отдельных стран.
Не менее серьезным был вопрос инфляции. Более того, именно в этом пункте сходились в конечном итоге все другие явления. Если принять за основу 1913 год с индексом 100, то в 1922 г. в Великобритании индекс цен в среднем равнялся 150, во Франции 420, в Италии  580 и в Германии  342 000. В 1923 г. в Германии, когда французы оккупировали Рур, дело дошло даже до гиперинфляции, почти совсем обесценившей немецкую марку, так что когда в ноябре немецкая валюта стабилизировалась, обменный курс между старой и новой маркой был зафиксирован на уровне одна к миллиарду.
Инфляция имела для Германии разрушительные последствия. Она сделала возможными огромные изменения в распределении реального капитала, поскольку позволила погасить старые долги и открыть дорогу новым инвестициям, которые всетаки финансировалась твердой валютой и, следовательно, способствовали росту самой инфляции. С социальной точки зрения инфляция сильно ударила по среднему классу. Поскольку она была напрямую связана с французской оккупацией Рура, инфляция воспри

56

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        57
тором; что Великобритания предоставила кредитов на сумму, вдвое превышавшую ту, что она получила; Франция получила втрое больше того, что она дала в долг. Другие союзники были только должниками.
Урегулирование этих долгов могло происходить разными путями. По мнению Кейнса, Соединенные Штаты могли отказаться от выплат по своим кредитам при условии, что другие кредиторы сделают то же самое. Однако Франция теоретически получила бы в таком случае выигрыш в 700 млн (теоретически, поскольку значительную часть ее кредитов составляли займы, предоставленные России, которые в тот момент невозможно было взыскать), а Италия  800 млн. Британский экономист основывал свое предложение об отказе американцев от выплаты им межсоюзнических долгов на оценке пропорциональности вклада Европы и Соединенных Штатов в ведение войны. Но это было политическое соображение. Если американцы продолжали попрежнему расценивать займы как инвестиции (они так и делали), то их выплаты должны были состояться в любом случае в определенные сроки.
Здесь вставала проблема германских репараций. В самом деле обе проблемы были связаны в политическом и в финансовом плане. В политическом  поскольку, только если бы побежденные оплатили ущерб, нанесенный войной, виновниками которой они были признаны, было бы возможно поставить с ними в один ряд займы, сделанные с целью борьбы за общее дело. В финансовом  поскольку немецкие выплаты могли бы облегчить бремя выплат взаимных долгов странпобедительниц. В этой корреляции просматривается также и главная проблема: Соединенные Штаты смогут получить платежи по своим кредитам, предоставленным Европе, только урегулировав финансовую ситуацию с Германией.
Во избежание дополнительных трудностей, помимо тех, что создавала немецкая сторона в процессе подписания сурового мирного договора и последующей его ратификации, вопрос о выплате репараций был решен Версальским договором в целом, а не с определением их точных сумм. Более детально он обсуждался на межсоюзнической конференции в Спа в июле 1920 г. В ходе конференции было достигнуто соглашения о следующем распределении немецких платежей: 52%  Франции, 22%  Великобритании, 10%  Италии и 8%  Бельгии. Не было, однако, достигнуто соглашение относительно общей суммы, которую должна была определить комиссия по репарациям: в ее задачу входило установление общей цифры возмещения ущерба, нанесенного войной, основываясь на критерии платежеспособности Германии.

58

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Комиссия завершила свою работу только в конце апреля 1921 г., постановив, что, помимо пошлины в 26% на германский экспорт в течение последующих 42 лет, Германия должна выплатить репарации деньгами и товарами на общую сумму 132 млрд золотых марок (или 31, 35 млрд золотых долларов). К определенным таким образом 132 млрд добавлялись 5,5 млрд военного долга Бельгии, однако вычитались 11 млрд  во столько было оценено государственное имущество, оставленное Германией на утраченных территориях. Реальная общая сумма, следовательно, вырастала до 126,5 млрд золотых марок.
Все репарации были, тем не менее, разделены на три вида долговых обязательств с различным сроком действия: категория А (12 млрд) категория В (38 млрд)  для них предусматривался точный календарь выплат  и категория С (76 млрд), для которой не была точно определена дата эмиссии соответствующих ценных бумаг, что порождало неуверенность относительно конечного результата всех предпринятых действий и той суммы репараций, которую в действительности заплатит Германия. Участники переговоров со стороны Германии стремились противостоять фиксации столь высоких общих сумм, однако перед ультиматумом союзников в мае 1921 г. им пришлось уступить. Они смирились на словах, но на деле, конечно, собирались действовать в противоположном направлении (и, следовательно, подверглась сомнению вся система межсоюзнических долгов), используя в том числе противоречия, существующие между странамипобедительницами.
Это стало очевидным достаточно быстро. В январе 1922 г. немцам удалось добиться того, чтобы Верховный совет союзников, собравшийся в Каннах, учитывая тяжелый экономический кризис, в который вступала Германия, обсудил требование моратория на платежи, и вырвать у союзников временный мораторий. В течение всего 1922 г. требование принять окончательное решение сохранялось, вплоть до того момента, пока французская оккупация Рура не поставила поновому всю проблему в целом.
Вообще говоря, самое простое решение проблемы состояло в том, чтобы немцы могли и хотели платить, компенсируя полностью или частично долги странпобедительниц Соединенным Штатам. Это стало неотложной необходимостью с того момента, когда американские власти, ведшие переговоры о выплате этих долгов, ввели норматив, категорически запрещавший снижение размера сумм, которые должны были поступать от союзников (февраль 1922 г.). Именно это решение выявляло связь, существовавшую между двумя аспектами финансовых проблем, переживаемых тогда Европой. В самом деле, было очевидно, что чем

60

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

почувствовали, что теряют влияние внутри коалиции, и приготовились к принятию односторонних решений. Поэтому наиболее важный результат Генуэзской конференции был достигнут не непосредственно на самой конференции, а за ее рамками, что означало победу политики национального интереса над политикой международного сотрудничества. В самом деле, 16 апреля дипломатический мир был потрясен сообщением о том, что в этот день представитель Германии В. Ратенау и советский комиссар иностранных дел Г. Чичерин подписали договор о взаимном отказе от платежей по репарациям и в связи с ущербом, нанесенным войной, и о взаимном дипломатическом признании, направленный на нормализацию отношений между двумя странами. Это событие поубавило надежды правительствкредиторов на получение долгов царской империи, но прежде всего продемонстрировало эффективность, с которой Советы осваивали традиционные методы дипломатии, в частности, использование существующих в капиталистическом мире противоречий между побежденными и победителями для того, чтобы вбить между ними клин и цинично утвердить национальные интересы Советской России.
Односторонние действия Франции привели к оккупации Рура, юридически обоснованной признанием комиссией по репарациям постоянных несвоевременных выплат Германией репараций натурой и, в особенности, углем и телеграфными столбами (sic!). В действительности действия Франции выражали ее стремление навязать силой выгодное Парижу решение как по политикотерриториальным, так и по финансовым вопросам, поставив союзников и Германию перед твердой решимостью парижского правительства не утратить преимущества, полученные в результате войны и не уступить предложениям сомнительного, с его точки зрения, компромисса.
Однако политика «пассивного сопротивления», проводившаяся по приказу германского правительства, привела к катастрофическим последствиям и сделала французскую акцию бессмысленной. Берлинское правительство взяло на себя обязательство возмещать неполученные платежи тем, кто отказывался от сотрудничества с французами. Французы, в свою очередь, должны были взять на себя финансовое бремя, связанное с эксплуатацией ресурсов Рурского бассейна, оказавшееся непредвиденно тяжелым. Несмотря ни на что, этот столь трудный для международной денежнофинансовой системы момент имел по крайней мере один позитивный результат: он убедил не только английские правящие круги, уже осознавшие это, но также и американское правительство и финансовые учреждения США в необходимости определенного

62

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

мания возобновит свои платежи в соответствии с ежегодно возрастающими квотами, которые начинались с миллиарда золотых марок в первый год и достигали 2,5 млрд к пятому году (не считая изменений, связанных с колебаниями цен на золото). Общий объем репараций, подлежавших изъятию из Германии, не уточнялся. Национальный немецкий банк подвергся реорганизации в целях поддержания новой немецкой валюты Reichsmark, заменившей Rentenmark. В Берлине было создано «Агентство по репарациям», которое должно было осуществлять контроль за получением сумм в счет репараций и вмешиваться в вопросы об отсрочке платежей в случае конъюнктурного кризиса.
Центральный момент компромисса представляло, однако, решение разместить заем в 800 млн золотых марок в различных финансовых столицах Запада под гарантии акций немецких железных дорог («продуктивный залог», как того хотели французы) и ипотечных обязательств, обеспеченных доходами бюджета. Заем должен был размещаться также и на французском и английском рынках, что представлялось не очень легким делом, поскольку он превращался фактически в англофранцузское финансирование Германии с тем, чтобы она возвращала его в виде «репараций». Давление американцев и то обстоятельство, что сами они обязались разместить на своем рынке около половины займа, вынудили в итоге обе европейские державы подчиниться. Однако результат отличался от прогнозов. При квоте займа в ПО млн долларов, доверенной банку Моргана и предназначенной для размещения на рынке Соединенных Штатов, была выпущена подписка на сумму в 10 раз превышающую сумму предложенных ценных бумаг. Заем, отмечает Киндельбергер, «стал водоразделом в финансовой деятельности Соединенных Штатов за границей». За ним последовала волна экспорта американского капитала: в Японию, еще до плана Дауэса, затем во Францию, затем в ряд германских промышленных предприятий (таких, как Тиссен и Крупп) и провинциальные немецкие предприятия. Это был поворот, превративший американское финансовое присутствие в доминирующий элемент европейской экономической жизни. Но еще в большей степени, в общеполитическом плане, это был поворот, благодаря которому Европа перестала видеть в экономических последствиях войны наследие, от которого было невозможно избавиться, и стала представлять видеть в будущем перспективу возобновления всеобщего экономического роста.
В августе 1924 г., после обсуждения всеми заинтересованными сторонами, план Дауэса официально вступил в силу. В этой ситуации Рейхсбанк, президентом которого стал X. Шахт, становился

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        63
независимым, хотя и с обязательством минимального покрытия 40% задолженности, на три четверти золотом и остальное  валютой. Это предполагало проведение политики дефляции, которая привлекла капиталы на немецкий рынок и впервые привела к заметному подъему германского промышленного производства.
В более свободной политической обстановке, возникшей вследствие Локарнских соглашений, стабилизация немецкой экономики явилась главным признаком нормализации экономики в европейском регионе, где, наконец (благодаря взятию на себя ответственности американцами) стала осуществимой задача возвращения к стабильности в денежнофинансовой сфере и урегулирования военных долгов. И здесь политический аспект поворота также превалировал над экономическим. В самом деле, хотя в краткосрочной перспективе план Дауэса представлял собой крупный успех, а в среднесрочной оказался маргинальным по отношению к большому экономическому кризису, разразившемуся в 1929 г., он свидетельствовал об осознании того, что благосостояние Европы  Европы, рассматриваемой как единое целое, без учета националистического соперничества, продолжавшего наносить ущерб  было необходимо также и для Соединенных Штатов, поскольку система рыночной экономики — это комплекс взаимозависимых отношений, в рамках которого моменты кризиса могут и должны преодолеваться исходя из общего интереса.
Стабилизация Германии открыла путь британской стабилизации. В то же время американское вмешательство оказалось первым сигналом опасности, указывавшим на то, что контроль над мировым финансовым рынком ускользает от Сити (то есть комплекса финансовых институтов, банков, страховых обществ и т.п., расположенного в сердце Лондона) и перемещается в НьюЙорк. Это было неизбежно в среднесрочном плане, как многие хорошо понимали, и это означало в будущем конец глобального господства Европы.
Однако в 19241925 гг. ситуация еще не претерпела таких изменений. Поэтому главенствующее положение Лондона было неизменной целью британской финансовой политики, которую собирались проводить в 1925 г., издав 14 мая GoldStandardAct, вновь определявший курс золотого фунта стерлингов на уровне его довоенных значений  4,86 доллара за фунт. Это был завышенный курс, который привел бы к росту цен на английскую продукцию на международном рынке, если бы он не сопровождался сильным давлением с целью ограничения издержек производства и заработной платы, что было, однако, чревато усилением социальной напряженности. Однако главная причина этого решения была названа канцлером казначейства Уинстоном Черчиллем: «Я пола

64

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

гаю, что было бы грубой ошибкой думать, что если английский фунт стерлингов перестанет быть мерой, которую все знают и которой все доверяют, понятной каждому, служащей для всех единой основой, то все трансакции в Британской империи и во всей Европе могут совершаться не в фунтах, а в долларах». Сохранение превосходства требовало больших жертв, но последние позволяли Великобритании продолжать реализацию глобальной политики.
Французы стабилизировали франк летомосенью 1926 г. на низком уровне, сознательно заниженном по отношению к международному финансовому рынку, то есть на уровне пятой части своего довоеннного паритета, что составляло 124 франка по отношению к фунту стерлингов (3,92 по отношению к доллару). На деле решение, вернувшее франк в число сильных валют, создавало диспропорцию между реальной стоимостью валют. В 1929 г. оно частично защитило Францию от кризиса, но при этом нанесло вред всей валютно денежной системе в целом.
Менее важным с количественной точки зрения был процесс стабилизации итальянской лиры, проходивший синхронно с теми же процессами в двух крупнейших европейских странах. Стоимость лиры на мировом рынке снизилась вследствие более высокого уровня внутренней инфляции, и, несмотря на наблюдавшийся экономический рост итальянской промышленности, ухудшение положения в валютнофинансовой сфере в послевоенный период продолжалось. Здесь отрицательно сказывалась невыплата немецких и, прежде всего, австрийских репараций, а также бремя долгов Франции, Великобритании и Соединенным Штатам. Давление американцев с целью стабилизации лиры осуществлялось в русле общих ориентации американской финансовой системы. Они настаивали на урегулировании вопроса о долгах, что и было сделано в конце 1925  1926 году. Тем самым был открыт путь для предоставления кредитов банком Моргана, который выпустил заем для стабилизации лиры. Однако совокупность обстоятельств, связанных с положением в промышленности и торговле, привела к растущему давлению на итальянскую валюту начиная с середины 1926 г., что вынудило Муссолини и, в особенности, министра финансов Вольпи радикально вмешиваться в этот процесс.
В августе 1926 г. Муссолини произнес в Пезаро речь, в которой придал «битве за лиру» демагогический характер. В действительности речь шла о том, чтобы выдать за общественно значимую меру то, что касалось в первую очередь финансового мира и что впоследствии вылилось в ощутимое снижение заработной платы. Было решено, что котировка лиры не должна опускаться ниже 90 по отношению к фунту стерлингов (в момент речи в Пезаро она составляла 149,13). Цель была достигнута посредством увеличе

66

учитывая, что срок действия плана истекал, и что до сих пор немецкие платежи обеспечивались преимущественно внешними займами, а это ставило вопрос об определении реальной платежеспособности Германии в нормальных условиях. Заинтересованность в наиболее полном решении вопроса была связана также с тем, что французы настаивали на определении общей суммы репараций, которые должны заплатить немцы, в то время как немцы надеялись на уменьшение своих ежегодных платежей и на получение, в конечном счете, политических уступок в отношении все еще осуществлявшегося над ними контроля и пребывания оккупационных войск на их территории.
Именно совпадение этих устремлений облегчило созыв в Париже в феврале 1929 г. комитета экспертов во главе с американцем Юнгом, участвовавшим еще в разработке плана Дауэса. Доклад комитета Юнга обсуждался в августе 1929 г., был принят в январе 1930 г. и вступил в силу в апреле того же года. В политическом плане он предусматривал ликвидацию агентства и комиссии по репарациям; оккупационные войска, все еще находившиеся в Германии, должны были покинуть ее до июня 1930 г., на пять лет раньше предусмотренного Версальским договором срока. В экономическом плане он устанавливал, что в погашение оставшейся части репараций в 109,6 млрд золотых марок немцы должны будут вносить платежи в течение 59 лет (вплоть до 1988 г.). В течение первых 36 лет немцам надлежало выплачивать ежегодно немногим более 2 млрд  треть в виде обязательных платежей, другие две трети  при условии, что не будет трудностей, связанных с выплатой межсоюзнических долгов (это означало первое признание американцами такой взаимозависимости, которую Соединенные Штаты всегда категорически отвергали). Впоследствии платежи должны были снизиться до ежегодных взносов в 1,61,7 млрд долларов, соотносимых с продолжением выплаты долгов (пункт, по которому, впрочем, отсутствовало согласие правительства Соединенных Штатов). Для того, чтобы контролировать выполнение договоренностей и сделать технически возможным перевод валюты, был создан Банк международных расчетов, расположенный в Базеле; наконец, с целью запустить механизм новых платежей, был выпущен заем в 300 млрд. долларов, разделенный на две части  200 млрд для странкредиторов и 100  для немцев. Стоит отметить, что план Юнга обсуждался в 1929 г. Брианом и Штреземаном во время их последней встречи. Несколько месяцев спустя, в октябре 1929 г., министр иностранных дел Германии умер, как бы обозначив конец эпохи.
Хотя план Юнга и был задуман весьма хитроумно, он отправлялся в плавание по бурным водам. Англичане согласовали поря

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        69
зобладал над реализмом, и выбор, сделанный в Париже, был в значительной степени отражением этого страха.
Помимо этого общего настроения существовали и радикальные новшества, выдвинутые войной на передний план. Одновременный конец трех многонациональных империй (АвстроВенгерской, Российской и Германской) и смертельный кризис, к которому двигалась Оттоманская империя, делали особенно важным национальный вопрос. Вильсоновский принцип самоопределения привел к исчезновению империи Габсбургов и лежал в основе значительной части других территориальных решений, принятых в Париже, хотя практическое применение самого принципа сразу же натолкнулось на сложность ситуаций, сложившихся на этой территории, породив новые противоречия и новые элементы противостояния.
В Центральной и ДунайскоБалканской Европе история поработала настолько основательно, и этнические группы и национальные культуры смешались настолько, что какое бы решение не было принято, какието требования остались бы неудовлетворенными и возникли бы новые обстоятельства, способные породить кризис. Таким образом созданная совершенно новая система государств, организованная в соответствии с новыми границами, таила в себе новые угрозы, то есть возникала неустойчивая ситуация, в которой доминировали перспектива нестабильности и страх перемен (или надежда на них). Ревизионистские устремления проявились еще до того, как договоры вступили в силу, и, по крайней мере в одном случае  в Турции, они оказались успешными.
Все это было тесно связано с политикой трех крупнейших европейских держав: Франции, Великобритании и Италии. Франция, постоянный оплот политики по сдерживанию Германии, являлась естественным союзником любого, кто в Восточной Европе и на Балканах мог бы внести вклад в достижение этой цели. До тех пор, пока казалось возможным поражение советской власти, французы надеялись на возрождение их традиционного союзника, хотя это могло возродить и мечту о «великой России», доминировавшей во всей Восточной Европе. Для Франции это было бы гарантией против любой попытки возрождения Германии. Но когда в начале 1920 г. советский режим одержал победу над контрреволюционнными силами, ситуация изменилась также и для Франции, и тема безопасности Восточной Европы приобрела новое звучание. Если раньше можно было размышлять о безопасности применительно к возрождению германской угрозы, то теперь необходимо было иметь в виду присутствие советского коммунизма и его способность проникать в остальную часть Европы.

70

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        71
размеров. Решения, напрямую не затрагивавшие Германию, касались рождения сербохорватословенского государства (позднее Югославия); создания независимой Венгрии; создания, фактически заново Румынии, поскольку с точки зрения территории она расширилась почти вдвое против своих прежних размеров; признания независимости Албании; уменьшения размеров Болгарии; увеличения греческой и итальянской территорий.
Оттоманская империя уже в течение нескольких десятилетий не являлась с территориальной точки зрения проблемой для Европы. В результате балканских войн 19121913 гг. она была почти полностью вытеснена с континента. Однако вопрос проливов непосредственно касался европейских стратегических интересов, и о судьбе Оттоманской империи велись наиболее дискутируемые дипломатией переговоры в период войны. Судьба, которую предназначали ей союзники (то есть стремление довести ее до состояния государствапризрака), пришла, однако, в столкновение с первым послевоенным подъемом антиколониального движения.
Каждое из таких урегулирований создавало новые проблемы.
Сен-Жерменский мирный договор (10 сентября 1919 г.), касавшийся устройства территорий, ранее принадлежавших АвстроВенгерской империи, как и Версальский договор, открыли путь к возрождению Польши. Хотя решение об этом было определенным и исправляло одну из величайших несправедливостей, совершенных династической дипломатией в конце XVIII века, границы, в которых должно было осуществляться такое решение, были гораздо менее определенными. Польша рождалась, получив австрийскую Галицию, Померанию и часть Силезии. Ее восточная граница оставалась неопределенной, в то время как южная граница была достаточно четко определена благодаря географическому положению  ее расположению по хребту карпатской гряды  все другие границы являлись предметом для обсуждения. Как можно было сочетать восстановление исторической справедливости с принципом самоопределения на землях, где присутствие многих этнических групп сделало ситуацию трудноразрешимой? Это касалось как Силезии, так и Померании, а также границы с Россией, Белоруссией и Украиной. Кроме того, вставал вопрос выхода к морю. Можно ли было возродить великое польское государство, не предусмотрев, чтобы оно имело выход к Балтийскому морю? Но где? Достаточно перечислить эти проблемы для того, чтобы понять, как в каждой из них присутствовали причины для противоречий с побежденными нецами, с австрийцами, также побежденными, и с русскими, в каком бы то ни было качестве  побежденных или революционеров. Решение

72

относительно Верхней Силезии было доверено плебисциту (он состоялся в 1921 г. и предоставил объективные данные, если так можно выразиться, для определения границы в соответствии с преобладанием тех или иных этнических групп). Относительно Померании решение было принято державами Антанты. Германскую территорию разрезали для выделения «коридора», который обеспечил бы Польше выход к морю. Польше предоставлялся также порт города Данциг (сейчас  Гданьск), получивший статус свободного города под контролем Лиги Наций. Таким образом, с созданием Восточной Пруссии, отрезанной от остальной Германии новыми польскими территориями, Германия утрачивала свою территориальную целостность.
Еще более сложным был вопрос о восточной границе, неразрывно связанный с действиями советского правительства. Оно уже отказалось от польских территорий (так же как и от территорий Финляндии, Латвии, Эстонии и Литвы) по БрестЛитовскому договору 3 марта 1918 г., положившему конец войне с имперской Германией, являвшейся в тот момент победительницей на восточном фронте. Поражение Германии позволило создать Польское государство, во главе которого встал маршал Юзеф Пилсудский, президент республики и главнокомандующий армии. Эта армия бесстрастно наблюдала за ходом гражданской войны в ожидании того, что ситуация позволит заинтересованным сторонам решить проблему границы с революционной Россией. Пилсудский ошибочно верил в прочность независимости Украины, санкционированной в БрестЛитовске. В самом деле, это дало бы независимым полякам серьезную поддержку в сопротивлении русским. Однако, когда успехи революционнных сил продемонстрировали, что эта вера была плохо обоснована и что Красная армия приближается к польской территории, Пилсудский перешел в наступление и в период с апреля по август 1919 г. сумел отвоевать территорию, уже захваченную Советами, и дойти до Белоруссии.
Успех так вдохновил его, что в последующие месяцы и, в частности, в ноябре 1919  январе 1920 г. он отверг советы Ллойд Джорджа о том, что надо искать компромиссное решение с силами русской революции. Напротив, весной 1920 г. он вступил в союз с украинским лидером Симоном Петлюрой, укрывшимся в Польше, с целью ведения совместной борьбы с Красной армией. Наступление имело большой успех и довело поляков до Киева, однако молниеносная реакция Советов драматическим образом опрокинула ситуацию. Появилась опасность того, что революция, не вспыхнувшая спонтанно, будет впервые экспортирована совет

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        73
ской армией, которая в июне–августе 1920 г. вернула себе всю утраченную территорию и стала даже угрожать Варшаве. В условиях обострения ситуации Ллойд Джордж вновь предложил свое посредничество, однако и на этот раз предложение было опровергнуто молниеносным польским контрнаступлением (определенную помощь ему оказали французские военные), в результате которого в августе 1920 г. Советам было нанесено сокрушительное поражение и они были вынуждены поспешно отступить.
Пилусудский согласился вести переговоры с позиции силы. Поэтому сформулированное англичанами предложение о пограничной линии, соответствовавшей в общих чертах старой восточной границе Варшавского герцогства (известной как линия Керзона, по имени британского министра иностранных дел) не было тогда воспринято серьезно. После поражения Красной армии и в преддверии зимы возобладала потребность в заключении мира. Советы согласились в октябре на перемирие, оставлявшее им значительную часть Украины (которую они потеряли по БрестЛитовскому договору), но уступали Польше обширные территории, населенные украинцами и белорусами, вдоль пограничной линии, сохранившейся до Второй мировой войны (перемирие превратилось в окончательное соглашение в результате Рижского договора 18 марта 1921 г.). Таким образом создавалось крупное государство, опирающееся на сильное национальное чувство, на стремление вновь добиться былого величия, и возглавляемое такой сильной личностью, как Пилсудский, который в своей политической деятельности руководствовался авторитарноконсервативными моделями. В определенном смысле  прекрасный оплот против Советов. Однако оставались открытыми все проблемы противоречий с Германией и некоторые проблемы противоречий с Литвой (по поводу обладания городом Вильнюсом) и с Чехословакией (по поводу судьбы территории Тешинской Силезии).
На юговосточной границе Германии, на развалинах Габсбургской империи, возникла Чехословакия. Богемский национализм был вознагражден за свою многолетнюю деятельность и за активность, проявленную во время войны. Это движение, возглавлявшееся Эдуардом Бенешем (чехом), Томашем Масариком (чехом, но словаком по матери) и словаком Миланом Штефаником, пережило значительный подъем в последний год войны, когда ему удалось убедить крупнейшие державы в необходимости разрушить империю Габсбургов и открыть путь формированию национальных правительств.
В действительности то образование, о котором было заявлено в конце октября 1918 г. и которое создало в сентябре этого года

74

временное правительство, не было национальным государством в полном смысле этого слова. Богемия и Моравия, имевшие глубокие культурные традиции и высокий уровень промышленного развития, объединялись со Словакией, тогда еще по преимуществу сельскохозяйственной и находившейся под властью католического духовенства. В основе объединения лежало обязательство признать автономию Словакии, которое чехи впоследствии не оченьто соблюдали и которое оказалось причиной вечных конфликтов между двумя сообществами. Кроме того, угрозой гомогенности нового государства было то обстоятельство, что оно включило в себя все территории Судетской области, населенные немцами и прежде относившиеся к Габсбургской империи. Это была еще одна причина потенциальной нестабильности, которую не учли страстные разрушители АвстроВенгерской империи. Впрочем, Бенеш и Масарик пользовались большим авторитетом и это позволило им сразу же выступить на международной сцене в качестве представителей нового порядка, сложившегося в Европе, и в качестве гарантов территориального барьера, отделявшего Германию от ее балканских соседей.
Новые границы Германии на юге в основном повторяли старые; здесь не было территориальных изменений, как на рубежах с Австрией. Рождение Австрийской республики было самым заметным знаком разрыва с прошлым. Создание этого маленького государства с населением немногим более 6,5 млн человек, четверть из которых была сосредоточена в его столице  Вене (возникшей как центр империи, чья территория была в четыре раза больше маленькой республики, создаваемой победителями), служило символом разрушения старой системы. Австрия также считалась побежденным государством, подлежащим разоружению и выплате репараций, и, прежде всего, подчиненным важнейшему политическому условию  запрету объединяться с Германией, установленному как Версальским, так и СенЖерменским договором.
Из всех «творений» победителей в 1919-1920 гг. создание Австрийской республики было, вероятно, самым необоснованным и чреватым потенциальными негативными последствиями: создавалось государство, жизнеспособности которого никто не мог дать реалистическую оценку. Более того, многие были настолько убеждены в невозможности его выживания, что считали единственной серьезной альтернативой присоединение Австрии к Германии. Однако это договоры предусмотрительно запрещали. В международном плане Австрия оказывалась окруженной потенциальными врагами: чехословаками, только что освободившимися от габсбургского господства, югославами, сделавшими то же самое. Что ка

76

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

связывать напрямую с противоречиями, вызвавшими войну. Однако правда и то, что война была зажжена балканской искрой, то есть столкновением сербского национализма с империей Габсбургов. Идея «великой Сербии» или независимого государства для всех южных славян (словенцев, хорватов, сербов и черногорцев) долгое время присутствовала в европейской жизни XIX и первых лет XX веков. В отличие от проблем, касавшихся Германии, являвшихся настолько очевидными, что они не требовали комментариев, сербский национализм распространялся на регион, слишком насыщенный противоречиями и контрастами, и бросал вызов откровенными амбициями существующей реальности. Сербы  естественные союзники царской России  их интересы зависели от успехов этой страны, как их надежной защтницы, способной противостоять упорной враждебности Габсбургской империи и, в частности, Венгрии.
К тому же сербы должны были считаться с другой реальностью или тем, что от нее осталось: Оттоманской империей, то есть государствами, занявшими ее место. Если отношения с болгарами вплоть до Второй балканской войны, показавшей связь Болгарии с Германией, были традиционно хорошими, то отношения с Румынией на севере, с Албанией на югозападе и с Грецией на юге были далеки от стабильности, и интересы сербов лишь эпизодически совпадали с интересами этих стран.
В отношении происшедших радикальных изменений позицию Сербии (какой бы она ни была  маленькой или великой) предстояло еще выработать во всех ее аспектах. Тем более что к уже названным субъектам, действовавшим на довоенной политической сцене, следует добавить Италию, с ее надеждами на достижение территориальной целостности Истрии. Волновало ее и положение в регионах со смешанным населением, таких, как Далмация, где стратегические цели преобладали над демографическими обоснованиями, и Фиуме, где демографические соображения были принесены в жертву чужим стратегическим интересам. Когда Италия вела переговоры о заключении Лондонского договора 1915 г. (26 апреля 1915 г.), устанавливавшего условия ее вступления в войну, она добилась обещания границы на Бреннере, территорий Истрии и Далмации до мыса Планка, но она не требовала Фиуме, исходя из предпосылки, что это был необходимый выход к морю для АвстроВенгерской империи в ситуации, когда ее лишили Триеста.
Восстановить территориальное равновесие на полуострове, являвшемся первым театром военных действий, где проявлялось столько объективных противоречий, лишь внешне казалось более легким с окончанием войны, сопровождавшимся распадом Австро

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        77
Венгерской империи и поражением Оттоманской империи. Балканский полуостров оставался, в определенном смысле, «чистым листом» (за исключением обязательств, взятых в отношении Италии), в отношении которого были возможны различные варианты урегулирования. Однако на заднем плане вырисовывалась совсем не второстепенная проблема: кто будет осуществлять ту геополитическую роль, которую история доверила империи Габсбургов? Достаточно ли было положиться на национальный принцип в качестве регулирующего элемента нового балканского порядка? Можно ли было использовать на Балканах национальный принцип? Габсбургская империя в условиях нарастающего ослабления Оттоманской империи занимала в геополитическом плане промежуточное положение  это касалось и проникновения Германии и устремлений России  выполняя таким образом функцию сдерживания и поддержания равновесия в регионе, подверженном частым импульсам к переменам. Кроме того, она регулировала в институциональном плане (хотя и не идеальным образом изза враждебного отношения Венгрии к новым институциональным изменениям 1867 г.1) сосуществование разных национальностей, предотвращая взрыв разрушительных кофликтов. Империя дорого заплатила за эту свою роль, поскольку была разрушена центробежными импульсами, исходившими от разных национальностей. Вместо многонациональной империи создавалось множество новых государств, каждое из которых претендовало на то, чтобы быть выражением национального принципа. Однако в случае с Чехословакией это было, конечно, не так. То же самое можно сказать и о Югославии.
Представители этнических групп южных славян договорились (провозгласив Корфскую декларацию 20 июля 1917 г.) о создании независимого государства, чья этническая структура характеризовалась присутствием по крайней мере трех крупных национальных групп (сербов, хорватов и словенцев), а также черногорцев, македонцев, албанцев, венгров и итальянцев, придававших временный характер новому государству, устойчивость которого могла поддерживаться только извне. В равной степени Румыния, побежденная автрийцами и немцами на поле боя и принужденная к заключению унизительного мира 7 мая 1918 г., моментально воспользовалась распадом Габсбургской империи и кризисом России для присоединения всей Трансильвании, населенной в значительной мере венграми и немцами, Бессарабии и Буковины,
1 В 1867 г. Австрийская империя была преобразована в двуединую (дуалистическую) АвстроВенгерскую монархию.  Прим. редакции.

78

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

отторгнутых от Украины, и Южной Добруджи, отторгнутой от Болгарии. Таким образом рождалось другое многонациональное государство, создавая ситуацию по меньшей мере парадоксальную: только побежденные страны становились этнически однородными. Это Венгрия и Болгария (чья судьба была определена соответственно Трианонским  4 июня 1920 г.  и Нейиским  27 ноября 1919 г.  договорами), конечно, не испытывавшие внутренних противоречий, однако, разъедавшиеся изнутри горечью поражения и стремлением к реваншу.
Если ситуация с Грецией и Албанией, связанными с судьбой Оттоманской империи, требует отдельного разговора, то для того, чтобы охарактеризовать балканскую систему, остается прояснить новую роль, которую играла на полуострове единственная великая держава, непосредственно граничащая с полуостровом или обращенная к нему, а именно  Италия. Лондонский договор, текст которого в послевоенный период был уже известен, предусматривал урегулирование вопроса о границе, не учитывавшее национальный принцип в отношении Словении, а также в отношении Фиуме, хотя большинство его населения составляли тогда итальянцы.
В 1915 г. итальянцы не выдвигали требование относительно этого города, предполагая, что сохранится Габсбургская империя. Когда это предположение отпало, националистические импульсы внутри Италии побудили итальянских делегатов на Парижской конференции потребовать, чтобы, кроме территорий, предусмотренных Лондонским договором, Италия получила бы также Фиуме. Вильсон, не подписавший Лондонский договор, выступил против как передачи Италии всей Истрии и Далмации, так и против передачи ей Фиуме. Возникшее в результате острое столкновение обусловило неспособность держав в конечном счете решить вопрос о восточной границе Италии. СенЖерменский договор, передававший Италии Триест и Истрию, но не Далмацию, отложил решение вопроса о границе до прямых переговоров между двумя заинтересованными сторонами.
Эти переговоры состоялись год спустя, при совсем иных обстоятельствах, и по Рапалльскому договору 12 ноября 1920 г. устанавливалось, что Италия получает всю Истрию, до Монте Невозо, а также город Зара в Далмации; город Фиуме превращается в свободный порт под эгидой Лиги Наций. Это было временное решение, с учетом диспропорции в соотношении сил и напористости, с какой итальянские националисты поставили вопрос о Фиуме, где группа волонтеров во главе с поэтом Габриэле Д’Аннунцио, захва

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        79
тившая его в сентябре 1919 г., установила автономное «управление» в качестве предпосылки для дальнейшей аннексии его Италией, и откуда их требовалось выдворять силой, когда итальянское правительство захотело выполнить условия Рапалльского договора. Однако неустойчивость урегулирования с Фиуме делала ситуацию нестабильной. В Югославии были гораздо более серьезные внутренние проблемы и она не могла позволить себе иметь открытую рану на границе с Италией. Вопрос решился окончательно (на тот момент) с заключением Римского договора 24 января 1924 г., в соответствии с которым «свободное государство» Фиуме было разделено между Италией, получившей Фиуме, и Югославией, получившей бухту Сусак. В будущем конвенция должна была соответственно урегулировать экономические вопросы.
Так же, как и в отношении германской проблемы, победители выработали ряд противоречивых решений, не способных удовлетворить основные заинтересованные в данном случае стороны, возможно, за исключением Польши и Чехословакии. На Балканском полуострове победители заменили довоенный порядок системой отношений, которая непомерно преувеличивала роль Югославии и Румынии, не способных к самостоятельной консолидации и кроме того принесенные в жертву этому новому устройству государства были преисполнены обидами.
Разумеется, такое урегулирование разрушало военный союз, поскольку им была очень недовольна Италия, одна из двух держав, которая могла бы вместе с Францией способствовать большей стабильности нового устройства на Балканах. Но именно вследствие разногласий по поводу Адриатики и той враждебности или безразличия, с какими рассматривались претензии Италии во время Парижской конференции, она оказалась в лагере недовольных и потенциальных ревизионистов. Более того, ее подтолкнули к тому, чтобы она проводила на Балканах собственную политику, не учитывая французские интересы и часто, напротив, вступая с ними в противоречие. Компромисс 1920 г., который не признавал за ней все то, что гарантировал Лондонский договор, способствовал нарастанию волны национализма, приведшей к власти фашизм. Муссолини впоследствии превратил ревизионизм в одно из знамен своей внешней политики. Так вырисовался еще один элемент нестабильности в регионе, который нуждался как раз в противоположном для достижения подлинного мира. Напротив, неудовлетворенность и разногласия, посеянные авторами договоров 1919-1920 гг., привели лишь к созданию ситуации постоянного потенциального конфликта.

80

82

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

использовать каждый удобный случай для возобновления наступления против СССР, имела глубокие корни в менталитете Сталина (и осталась в нем вплоть до его смерти). С другой,  иллюзии относительно того, что признание приведет к изменению методов советской дипломатии, или к отказу от связей с мировым коммунистическим движением, оказались необоснованными. Таким образом, за кратким периодом нормализации последовал период кризиса, в течение которого Советский Союз остался почти полностью оттеснен от большой мировой политики и от европейских споров, и всю свою энергию направил на выполнение первого пятилетнего плана (19281932 гг.).
Первым симптомом кризиса были Локарнские соглашения, которые Советы по двум причинам рассматривали как дипломатическое соглашение, потенциально направленное против них. Вопервых, никто не попытался вовлечь СССР в систему разрабатывавшихся соглашений, что означало признание бесполезности или даже опасности присоединения московского правительства к соглашению, которое изменило не только международное положение Германии, но и положение Советского Союза. Вовторых, статьи Локарнских соглашений были явно несбалансированными (и это было общеизвестно) в том, что касалось устройства Восточной Европы. За этим могло скрываться намерение, которое в последующие годы не раз становилось главным мотивом советской внешней политики, — придать немецкому ревизионизму заданное направление. Это было, по всей видимости, маловероятно в 1925 г., поскольку предполагало отказ Франции от ее позиций в Восточной Европе, шаг, который парижское правительство еще не было готово совершить. Но это могло показаться возможным тем, кто с подозрением рассматривал всякую капиталистическую инициативу в Европе.
Другие признаки кризиса проявились затем в 1926 г., когда франкорумынское соглашение нанесло первый удар по советским надеждам воспрепятствовать окончательной аннексии Бессарабии Румынией. Через некоторое время италорумынское соглашение стало последним актом, необходимым для введение в действие протокола 1920 г. об аннексии Бессарабии Румынией1. Италосоветские отношения также вступили в фазу кризиса (между тем, однако, СССР и Германия подтвердили свою дружбу договором 24 апреля 1926 г., уравновесившим Локарнские соглашения). Еще более тяжелой была серия инцидентов, приведшая к разрыву дипломатических отношений между Москвой и Лондоном.
1 28 октября 1920 г. Парижским протоколом Англия, Франция, Италия и Япония признали захват Бессарабии Румынией.  Прим. редакции.

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        83
Британские коммунисты имели тесные связи с Коминтерном ив 1925 г. создали Англорусский комитет единства, который должен был служить центром притяжения для движения трудящихся по всей Европе. В мае 1926 г. британские тредюнионы, возглавляемые профсоюзом горняков, провозгласили всеобщую забастовку. Замешательство и угрозы правительственных репрессий, последовавших за объявлением забастовки, вынудили тредюнионы после восьми дней борьбы аннулировать свое решение. Однако коммунисты, связанные с Коминтерном, истолковали забастовку как предвестник неминуемого великого революционного взрыва. Стачка шахтеров не была прервана и продолжалась более шести месяцев, усилив в результате решимость правительства Болдуина принять меры, ограничивающие право на забастовку.
В плане международных отношений это спровоцировало дипломатическое столкновение, приведшее прочти на грань разрыва отношений с СССР, обвиненного во вмешательстве в британскую внутреннюю жизнь в нарушение обязательств, принятых еще в 1921 г., когда двумя странами было подписано первое торговое соглашение. Впрочем, разрыв был лишь отсрочен и состоялся в следующем году, когда британская полиция обыскала помещение советской торговой миссии в поисках документов, способных доказать причастность Советов к профсоюзным волнениям. Хотя обыск и оказался безрезультатным, он, однако, стал предлогом для разрыва дипломатических отношений между двумя странами. А это, наряду с другими моментами, приведшими к дипломатической изоляции Советского Союза, способствовало возникновению в Москве ощущения, что новое наступление «империалистов» неизбежно. Это ощущение усиливалась также кризисом отношений с Германией, вызванным арестом некоторых немецких специалистов, работавших в СССР. Вероятно, Сталин хотел создать атмосферу «осажденной крепости» для того, чтобы было легче осуществлять политическое давление, которое сопровождало выполнение первого пятилетнего плана. Но это была атмосфера, ставившая под сомнение форму, если не само содержание, нормализации.
В самом деле, в действительности кризис обозначил этап возврата назад в самой советской политической линии в большей степени, чем возобновление фронтального столкновения. Это был уже факт прошлого. Советская политика, хотя и представляла исключение с точки зрения критериев и подходов к проблемам европейского переустройства, вновь превратилась в эти годы в почти нормальный элемент дипломатических отношений между государствами. По отношению к наследию Первой мировой войны

84

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        85
В такой контекст вписывалась сеть соглашений, которые теоретически могли бы сформировать основу для рождения новой континетальной гегемонии Франции. В самом деле, правящие круги Великобритании, как бы удовольствовавшись дипломатическими успехами, подтвержденными Локарнскими соглашениями, после 1925 г. едва интересовались европейскими противоречиями, за исключением случаев, когда требовалось непосредственное присутствие Великобритании, и, поглощенные колониальными и имперскими проблемами (преобразованием Империи в Содружество), предпочли путь, близкий к изоляционизму. Следовательно, именно на плечи французов и итальянцев преимущественно выпала задача дополнить установление мирных договоров, сделав заслуживающими доверия разрозненные и противоречивые решения. Оба правительства действовали в полном согласии по крайней мере до конца 1923 г., несмотря на некоторые колебания, вызванные внутренней нестабильностью в обеих странах, и несмотря на приход Муссолини к власти в октябре 1922 г. Лишь в 1924 г. после победы на выборах левого блока во Франции, то есть откровенно антифашистской коалиции, Муссолини изменил свой курс и превратился, по крайней мере, до 19291930 гг. в усердного соучастника и инструмент политики, которую стремились навязать ему англичане с целью осуществления своей тактики отстраненности.
Регионом, по отношению к которому обе державы должны были определить свою линию, были Центральная Европа и Балканский полуостров. В обоих секторах деятельность французов, по крайней мере вплоть до 1922 г. была гораздо более динамична и, после преодоления некоторых краткосрочных сомнений, однозначна. Для Франции обязательным мерилом являлась Польша, поскольку она служила сдерживанию Германии и препятствовала непосредственнному давлению Советского Союза на Центральную Европу. Сильная Польша была противовесом в отношении сначала гипотезы, а затем и реальности германскосоветского сотрудничества. Единственным ограничителем такой позиции оставалось стремление не предоставлять излишней свободы действий крайнему национализму новых польских руководителей во главе с амбициозным Пилсудским. Это не помешало парижскому правительству подписать 19 февраля 1921 г. договор о союзе с Польшей, дополненный двумя днями позже секретным соглашением о военных консультациях. Оба соглашения были задуманы с целью защитить Польшу от опасности нападения на двух фронтах для того, чтобы заложить основы французскопольского согласия, которое Париж ошибочно считал вечным.

86

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Вместе с тем, но в менее срочном порядке, 25 января 1924 г. был заключен договор о союзе с Чехословакией, который также сопровождался секретными военными статьями, содержавшимися в письмах, которыми обменялись стороны и дополнявшими взаимные обязательства по региональным консультациям и сотрудничеству. Военное содержание обоих договоров было отчасти выхолощено Локарнскими соглашениями, то есть новыми договорами, подписанными 16 октября 1925 г. между Францией, с одной стороны, и Польшей и Чехословвакией, с другой. Последние заменяли автоматические действия сторон на основе союзов 1921 г. и 1924 г. обязательством проводить предварительные консультации с Лигой Наций и политическими условиями, которые признавала Франция, соглашаясь на гарантирование Великобританией и Италией Рейнского пакта.
Болеее сложной была, однако, картина в ДунайскоБалканском регионе, поскольку там ситуация оказалась гораздо более нестабильной, и внутри самого французского правительства существовали заметные разногласия по данному вопросу. Наибольшее количество неизвестных таила в себе обстановка в Венгрии и именно это стало отправной точкой для последующего выбора. В самом деле, в Венгрии в ноябре 1918 г. было создано республиканское правительство, в котором доминировали консервативные партии. После провала коммунистического эксперимента Бела Куна французы сочли возможным прибегнуть к такой сильной и внушающей доверие власти, как власть представителя династии Габсбургов. Для этого они поддержали попытку возвращения на трон эксимператора Карла, в 1917 г. унаследовавшего титул от умершего Франца Иосифа и вынужденного затем покинуть собственную страну.
Сложилась очень непростая ситуация, поскольку контрреволюционные силы уничтожили республику и объявили о введении в Венгрии монархического режима, провозгласив регентом адмирала Миклоша Хорти. Это регентство (которое планировалось как временное, но продлилось, напротив, вплоть до Второй мировой войны) теоретически должно было предшествовать реставрации монархии Габсбургов. В течение некоторого времени это была карта, на которую ставили французы, действуя в том числе и в антикоммунистических целях, когда в марте 1921 г. приветствовали кратковременную попытку императора Карла вступить на престол в Будапеште. Тем самым, однако, парижское правительство совершило серьезную ошибку в оценке ситуации, поскольку этой единственной акцией достигло результатов, противоречащих его собственным интересам: Италия стала внушать

88

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Впрочем, известие о соглашении, достигнутом 2 августа 1920 г. итальянским и албанским правительствами об отводе итальянских войск, оккупировавших Влёру и ее побережье, в обмен на предоставление Албанией Италии права занять остров Сазани (Сасено), малозначимый со стратегической точки зрения, действовало в том же самом направлении, избавляя балканский имидж Италии от последствий разоблачений секретных соглашений, подписанных в июле 1919 г. министром иностранных дел Томмазо Титтони и премьерминистром Греции Элефтериосом Венизелосом. По этим соглашениям албанская территория делилась на две части. Одна отходила Греции, другая  передавалась Италии в качестве подмандатной территории (чтобы понять значение этих соглашений, следует учесть, что они предшествовали Севрскому договору и представляли собой попытку урегулирования противоречивых устремлений итальянцев и греков в отношении всего наследия Оттоманской империи).
Приход к власти Муссолини вначале разрушил благоприятное восприятие политики Италии на Балканах. В течение некоторого времени фашистский лидер проводил курс на войну с Югославией с целью завоевания Фиуме и осуществления еще более радикальных изменений, чем те, что были закреплены мирными договорами. Однако затем Муссолини отказался от этих устремлений, и Италия вернулась к добрососедскому сотрудничеству с Югославией, упроченному, помимо подписания соглашений по Фиуме, договором о дружбе и сотрудничестве (27 января 1924 г.), дополненным параллельным соглашением с Чехословакией в июле того же года.
1924 год был годом, когда Италия развернула активную деятельность по сближению с Малой Антантой в атмосфере, еще не отравленной напряженными отношениями с Францией. Между тем парижское правительство изменило свои ориентации на Балканах и начало проводить новую, более последовательную политическую линию, формально обозначенную соглашением января 1924 г. с Чехословакией. Трудно сказать, стимулировалась ли эта акция стремлением противостоять росту влияния Италии на Балканах или же вписывалась в проект объединения всех антиревизионистских сил вокруг общей программы. Условия стали другими: отношения с Советским Союзом были, с формальной точки зрения, урегулированы, политика поддержки гражданской войны в России отвергнута, внутреннее положение в Венгрии существенно изменилось. В сложившейся ситуации мотивации, присущие французским стратегическим интересам, стали отличаться от ориентации итальянцев, делавших упор на политикодипломатическое урегулирование на базе антиревизионистских позиций.

90

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Однако ни одна из сторон не выполняла это обязательство. Каждая из них, используя соперничество феодальных и политических группировок, боровшихся за преобладание в новом государстве, продолжала вмешиваться в албанские дела с тем, чтобы обратить ситуацию себе на пользу и имея в виду далеко идущие цели: от поиска преданных союзников до территориальных аннексий. Ситуация осложнялась частыми изменениями ориентации различных албанских группировок, опиравшихся, в зависимости от соображений сиюминутной целесообразности, или на Италию, или на Югославию. Уже в конце 1924 г. борьба между православным епископом Фан Ноли и президентом, а затем монархом Ахметбей Зоголли (известным как Зогу), вписывалась в эту схему. Муссолини с самого начала соблюдал нейтралитет, затем принял сторону епископа, наконец, стал финансировать Зогу, чтобы привлечь его на итальянскую сторону, хотя тот и являлся ранее должником гораздо более бедных югославов.
Экономические соглашения, заключенные в марте 1925 г. между Италией и Албанией, которые предусматривали создание Национального банка Албании и Общества по экономическому развитию Албании, обязанного действовать исключительно при участии итальянских предприятий, открыли дорогу к окончательному сближению Зогу с Италией. Однако наиболее важным шагом в этом направлении был секретный военный пакт от 25 августа того же года, благодаря которому Италия приобретала, как отмечает Пьетро Пасторелли, «албанский плацдарм» и «более тесно привязывала к себе Албанию Зогу», хотя она была связана секретным обязательством, оставлявшим за албанским президентом определенную свободу их интерпретации с тем, чтобы он не подвергался непосредственным ответным мерам со стороны югославов. Процесс укрепления отношений между двумя странами достиг очевидного завершения в 1926 г. после подписания 22 ноября договора об оборонительном союзе, открыто утверждавшего господство Италии над маленькой балканской страной и делавшего очевидным антиюгославский выбор, осуществленный Муссолини.
Итальянская инициатива была расценена югославами как нарушение дружбы, провозглашенной в 1924 г. С другой стороны, политическая деятельность белградского правительства стала более решительной вследствие того, что в 1925 г. ведущий хорватский политический деятель Степан Радич, положив конец длительному периоду пребывания во внутренней оппозиции, изменил свой курс, выразил готовность сотрудничать с сербами и согласился войти в правительство во главе с М. Нинчичем. Первой жертвой этих изменений стали Неттунские соглашения, которые югослав

92

Австрийская независимость являлась стержнем новой европейской системы и, следовательно, была также стержнем французских обязательств в Центральной Европе, если вообще восточная политика безопасности, направленная против Германии имела какойлибо смысл. Однако Франция и Италия, хотя и связанные этим общим интересом, сталкивались с противоречиями в отношении главной проблемы, доминировавшей в их политических акциях: исполнять или изменять мирные договоры; исполнять ли их в интересах победителей или же открыть пути для их персмотра, которые позднее сможет использовать заметно усилившийся германский ревизионизм.
Отсутствие согласия по политике в отношении Югославии имело, следовательно, гораздо более важное значение, чем это казалось на первый взгляд. Поэтому ответ на вопрос о том, исходила ли Франция в своей политике на Балканах из потребностей французской безопасности или же из намерения противостоять формированию некоей итальянской системы, оказывался неоднозначным. Конечно, во французской политике приоритетной была цель обеспечения безопасности. Однако эта цель достигалась посредством действий, противоречивших итальянским интересам, и таким образом, в более долгосрочном плане расходилась с основными интересами французской внешней политики и содержала в себе будущие элементы конфликта.
Если прибавить к этому активность венгерского ревизионизма, которую итальянская дипломатия не упускала возможности поддержать; если добавить то обстоятельство, что в Австрии демократический режим укреплялся с трудом; что Болгария, изолированная изза традиционной враждебности от остальной части Балканского полуострова, подпитывала как общую ревизионистскую ориентацию, так и самую настоящую войну банд, прежде всего в югославской и греческой Македонии; что исторический конфликт между греками и югославами оставался неурегулированным и еще более обострился с усилением Греции, происшедшим несмотря на ее военное поражение в столкновении с турецкими националистами,  то становится очевидным, что стабильность была лишь иллюзией. Она не отражала ни реальных успехов балканской политики Франции, ни нарастания итальянских устремлений  возникали новые мотивы для конфликтов, что делало будущеее все более непредсказуемым.
В этой расстановке сил Греция занимала относительно маргинальное положение. Она была больше связана с Великобританией, чем с Францией и, следовательно, в большей степени участвовала в политике, касавшейся Восточного Средиземноморья, чем балканских событий. Однако даже Греция не могла быть изолирова

94

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

константинопольский султан находил силы для сохранения империи в поддержке, предоставлявшейся ему Великобританией в целях защиты торговых путей в Восточном Средиземноморье, ведущих к Индии, и Францией  в целях защиты ее традиционных интересов на восточном побережье Средиземного моря. Когда англофранцузское и англорусское соглашения укрепили дипломатический фронт, потенциально враждебный интересам Оттоманской империи и в особенности полному контролю со стороны Константинополя за проходом судов через проливы Босфор и Дарданеллы, стало очевидно, что появилась явная угроза. Обстановка осложнялась также переориентацией региональных союзов: Оттоманская империя, еще до Младотурецкой революции, происшедшей в 1908 г., сблизилась с Германской империей и стала все более тесно сотрудничать с ней. Воплощением этого сотрудничества стала постройка железной дороги, соединявшей Берлин с Багдадом, и, что не менее важно, доминирующее влияние, которое приобрели немецкие военные, помогая укрепить турецкие вооруженные силы.
Эта перестройка союзов отражала не только изменившуюся значимость проливов в глазах западных держав, но была вызвана также новыми явлениями в арабском мире, все еще формально подчиненном власти Порты. Зарождение арабского национализма, который в некоторых случаях начинал приобретать антибританский оттенок, но был, конечно, враждебно настроен к гегемонии константинопольского султана и турецкой нации, подпитывалось политикой младотурок.
Когда разразилась война, эти обстоятельства привели к тому, что Константинополь сделал выбор в пользу участия в конфликте на стороне Центральных держав, будучи убежден  и не без основания  в том, что это единственный путь к спасению. В действительности три крупнейших участника Антанты быстро пришли к согласию относительно планов развала Оттоманской империи, отмены «старого правила», предоставлявшего ей контроль за проходом через проливы, и предоставления серьезных территориальных уступок в Армении царской России.
Кроме того, Франция и Великобритания заключили двусторонние договоренности относительно раздела территории так называемого «плодородного полумесяца», то есть всего пространства от Восточного Средиземноморья до Месопотамии, на две сферы влияния. Соответственно Франции отводилась территория современных Ливана и Сирии, а Великобритании  территория, сегодня занятая Ираком и государствами на палестинской территории (соглашения СайксПико в мае 1916 г.). Кроме того, для

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        95
того, чтобы предупредить последствия «священной войны», которую султан в качестве «халифа» исламских верующих объявил западным державам, англичане подписали серию соглашений с «великим шерифом» (хранителем) Мекки, эмиром Хусейном, главой династии Хашимитов. Хусейн был привлечен к делу арабского национализма и в ходе переговоров с британским верховным комиссаром в Египте сэром Генри МакМагоном договорился с ним о том, что выступив против оттоманского правления в войне за освобождение арабов, он будет способствовать созданию великого независимого арабского государства, простирающегося на север до 37й параллели, на восток  до иранской границы и на запад  до районов Дамаска, Хомса, Хамы и Алеппо, за несомненным исключением побережья Сирии и Ливана, но не Палестины, судьба которой оставалась неопределенной.
В июне 1916 г. Хусейн объявил о начале арабского восстания, и в ноябре он провозгласил себя королем арабов. Он еще ничего не знал о соглашениях англичан с Францией. Он не знал также, что год спустя, 2 ноября 1917 г. британский министр иностранных дел лорд Бальфур от имени правительства Великобритании в декларации, касавшейся еврейского народа, высказал пожелание, чтобы последний создал себе «национальный очаг» на территории Палестины. Так в отношении одной и той же территории был принят ряд противоречивых дипломатических обязательств, полных неясностей и порожденных опасной неосторожностью. Все это было позднее дополнено соглашениями между державами Антанты и Италией от апреля 1917 г. о предоставлении ей обширной зоны влияния  помимо Южной Анатолии (Адалии), что уже зафиксировал Лондонский договор,  в Смирне и ее hinterland, отчасти в противоречии с передачей Смирны Греции в мае 1919 г. как компенсации за вступление в войну в июле 1917 г. (когда соглашения с Италией утратили силу изза их несостоявшейся ратификации Россией в связи с Февральской революцией).
Следовательно, и в этом регионе речь шла о замене все более слабеющего, но определенного и признанного господства новой системой государств, способной удовлетворить интересы победителей с учетом сложившихся противоречивых обязательств. К этой ситуации добавлялось новое обстоятельство  Октябрьская революция, которая совсем поиному, чем в прошлом, поставила вопрос о свободе доступа к Черному морю  в зависимости от того, собирались ли утопить в нем революционную заразу или же переправлять по его водам помощь русским контрреволюционным силам от антикоммунистических держав.

96

1.9.2. СЕВРСКИЙ ДОГОВОР

В Париже эта проблема рассматривалась двояко. С формальной точки зрения, та часть, которая касалась Оттоманской империи, утверждалась Севрским договором от 10 августа 1920 г. (это был последний из Парижских договоров). В соответствии с ним территория Оттоманской империи сокращалась до Анатолийского полуострова и небольших площадей в Европе. На карте, поскольку Восточная Фракия была передана Греции вместе со всеми островами Эгейского моря (за исключением Додеканесских островов, оккупированных итальянцами), только полоса, прилегающая к проливам в Европе, также как и аналогичная полоса на азиатской территории номинально оставалась под властью империи. Однако эта территория была демилитаризована и поставлена под контроль международной комиссии, которая должна была обеспечивать право на свободный проход через проливы в мирное и военное время для всех типов судов под эгидой Лиги Наций. Это означало, что в тот момент союзники считали для себя полезным свободное использование проливов для оказания помощи белому движению в России.
Вторая часть касалась всей оставшейся территории бывшей Оттоманской империи. Последняя отказывалась от всех прав на Египет, Судан, Ливию и Додеканесские острова и признавала французский протекторат в Тунисе и Марокко. В свою очередь Египет, ставший в 1914 г. английским протекторатом, боролся за достижение полной независимости (предоставленной ему в 1922 г.). Что касается стран “плодородного полумесяца” и Аравийского полуострова, то проблемы выявились очень скоро. Еще до заключения Севрского договора на конференции в СанРемо (апрель 1920 г.) союзники решили использовать формулу «мандат типа А», предусмотренную статьей 22 Устава Лиги Наций, передав Сирию и Ливан в качестве подмандатных территорий Франции, Месопотамию (т.е. Ирак) и всю Палестину (т.е. земли к востоку и западу от Иордана)  Великобритании. Был ли мандат типа А скрытой формой колонизации или же первым шагом к независимости этот вопрос остается открытым, подлежащим дискуссии. Однако очевиден тот факт, что решения, принятые в СанРемо, заметно расходились с обязательствами, взятыми перед эмиром Хусейном.
Таким образом, в постановлениях, принятых союзниками (как в том, что касалось Оттоманской империи, так и территорий, отнятых у нее), содержалось много оснований для сомнений в том, что они уважают принцип самоопределения и что он применим на практике. Поэтому сегодня не вызывает удивления факт,

98

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Французы, итальянцы и американцы (поддержавшие независимость Армении) отдавали себе отчет в невозможности выполнения Севрского договора. Власть султана все еще сохранялась, но становилась все более призрачной. Французские войска были выведены из Южной Анатолии, и Париж подписал с Кемалем соглашение об определении границы с Сирией южнее, чем это предусматривалось в Севре. Сразу же после этого итальянские войска также покинули Анатолию, и Рим выработал с правительством Кемаля договоренность о принципах дальнейшего экономического сотрудничества. Французы и итальянцы готовились отвести соответствующие воинские контингенты из зоны проливов, демонстрируя свое видение турецкой проблемы, в отличие от англичан.
Оставался открытым лишь греко турецкий фронт. В августе 1922 г. Исметпаша нанес жесточайший удар грекам и вынудил их поспешно покинуть Смирну. Около миллиона беженцев укрылось в Греции, чтобы избежать кровавых турецких преследований. На поле боя оставались только англичане, готовые противостоять установлению контроля турецких националистов над проливами, однако вынужденные в силу военной ситуации искать дипломатическое решение кризиса. Правительство султана было брошено на произвол судьбы (оно прекратит свое существование в соответствии с заключенным впоследствии мирным договором). Война была завершена подписанием Муданийского перемирия (11 октября 1922 г.), открывшего путь к переговорам о заключении нового мирного договора, который должен был заменить Севрский договор, подписать его могли только представители Турецкой республики  теперь уже единственные, кто владел ситуацией.
Переговоры, начатые в Лозанне месяц спустя после окончания военных действий, были завершены 24 июля 1923 г. в том же самом городе подписанием договора, положившего конец этому последнему акту политикодипломатической борьбы, не завершенной Первой мировой войной. Лозаннский договор со всей очевидностью отражал новое реальное соотношение сил, сложившееся в регионе, и вынужденный поворот в политике западных стран, связанный с окончанием гражданской войны в России. Что касалось территории, то новая Турция вернулась к своим европейским границам 1914 г. с небольшими изменениями в пользу Болгарии, отдала в Эгейском море острова Греции, но приобрела контроль над ближайшими к проливам островами. Архипелаг Додеканес был окончательно передан Италии (владевшей им на временных основаниях со времен Ливийской войны); был подтвержден статус английской колонии для Кипра. Определение

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы        99
границы с подмандатными территориями было отложено до последующих соглашений (только в 1926 г. вилайет (район) Мосула, важный для разведки нефтяных ресурсов, был отнесен к территории будущего Иракского государства).
В обмен на все это Турция получила: право не платить репарации; окончание системы капитуляций, которая с XVI в. ограничивала юридическую власть Оттоманской империи в случаях споров, касавшихся граждан крупнейших европейских стран; восстановление полного суверенитета над проливами, за исключением ограничений, предусмотренных в специальной конвенции по режиму судоходства, подписанной одновременно с Лозаннским договором. В конвенции предусматривалась демилитаризация региона и свободный проход для торговых судов и для определенного типа небольших военных кораблей в мирное время. В военное время порядок устанавливался исходя из участия или неучастия Турции в конфликте. В случае ее нейтралитета судоходство должно было оставаться совершенно свободным. В том случае, если бы Турция стала воюющей стороной, разрешался проход нейтральных судов, но с ограничением количества и тоннажа. Эти статьи несомненно отражали как еще относительно слабые позиции Турции, так и стремление западных стран иметь свободный доступ в Черное море в случае конфликта с Советским Союзом.
Более энергично развивалась реализация соглашений в СанРемо относительно мандатов1, однако и в них содержалось множество моментов, предвещавших трудное будущее. Создание крупного арабского государства, обещанного англичанами, оказалось мимолетной мечтой. Каковы бы ни были реальные намерения французов и англичан, мандатная система являлась предательством по отношению к обещаниям, данным Хусейнпаше, обещаниям, которые арабские народы стремились осуществить еще до принятия союзниками соответствующих решений.
После окончания военных действий один из сыновей Хусейна эмир Фейсал был назначен военным губернатором Дамаска. Сирийские националисты оказывали на него сильное давление с тем, чтобы он возглавил движение за независимость. В марте 1920 г. они собрали в Дамаске «Сирийский национальный конгресс», представлявший, по крайней мере по замыслу, также всю Палестину. Конгресс провозгласил Фейсала королем Сирии. Хотя Фейсал и был связан проходившими дипломатическими перего
1 Речь идет о заседании Верховного совета держав Антанты в г. СанРемо (Италия) 1926 апреля 1920 г. По решениям конференции в СанРемо Великобритания получила мандаты на Палестину и Иран с Мосулом, Франция на Сирию и Ливан.  Прим. редакции.

100

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       101
противостояли действиям Японии, однако их собственные связи с державами Антанты являлись ограничителем для планов прямого вмешательства, основанного на принципе «открытых дверей», который они неоднократно провозглашали в качестве основы политики в отношении Китая (и в целом  мировой торговой политики). Американская поддержка способствовала смягчению давления Японии на Китай, становившегося все более сильным после того, как Токио, признав соглашения периода войны между западными державами на случай поражения Германии и в связи с устремлениями России в отношении проливов, а также относительно Оттоманской империи, получил от них взамен признание японских притязаний как на Шаньдун, контролируемый тогда немцами, так и на острова в Тихом океане к северу от экватора, также входившие в состав Германской империи.
Вступление в войну Китая (17 августа 1917 г.), немного спустя после Соединенных Штатов (2 апреля 1917 г.), изменило это соотношение сил, баланс которых был столь явно нарушен в пользу Японии. Китайцы имели немало причин для того, чтобы с тревогой оценивать как политику России, так и политику Японии, и полагали, что Германия может противостоять этому давлению. Именно такие мотивации препятствовали принятию китайцами решения ранее. Глубокие противоречия внутри китайского политического истеблишмента привели к тому, что когда пекинское правительство решило объявить войну, в Китае углубилась постоянная борьба между противоборствующими сторонами. Само политикотерриториальное единство Китая было разрушено столкновением группировок, столкновением, которое, впрочем, разделяло также и Гоминьдан. Его главные руководители сформировали революционное правительство в Кантоне, в то время как в Пекине республиканское правительство сохраняло свою власть, становившуюся все более хрупкой.
На практике военные действия с участием китайцев велись только внутри страны с целью подавления восстания и завершились в 1927 г. успехом Гоминьдана, поддержанного коммунистами. Однако вступление Китая в войну имело большое дипломатическое значение, поскольку оно способствовало выявлению сил, враждебных японскому империализму, прежде всего определению позиции Соединенных Штатов Америки. Естественно, что токийское правительство поспешило прояснить отношения с американцами, что привело к заключению в ноябре 1917 г. соглашения, носившего двойственный характер, поскольку оно содержало признание американцами особых интересов Японии в той части Китая, которая соприкасалась с ее владениями, и признание, помимо принципа «открытых дверей», независимости самого Китая.

102

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

Русская революция и поражение немцев сделали возможным участие Японии и Китая в Парижской конференции в ситуации, осложненной тем обстоятельством, что японские территории на Азиатском континенте (Корея) служили опорной базой для наступления против России (во Владивостоке) и базой для действий, которые пытались развить из Сибири в западном направлении в помощь русским белогвардейцам чехословацкие войска (состоявшие из бывших военнопленных, находившихся в России).
Позиция японцев в Париже была, следовательно, гораздо более сильной, чем китайская. Это отразилось на окончательных японских требованиях. Архипелаги в Тихом океане к северу от экватора, а именно Маршалловы, Каролинские и Марианские острова были отняты у немцев и переданы японцам как подмандатные типа C (категория мандата, в отношении которого мандатарию предоставлялись наиболее обширные полномочия по вмешательству). Требование получить контроль над Шаньдуном натолкнулось на оппозицию китайцев, однако было решено в пользу Японии благодаря ее соглашениям периода войны с державами Антанты, несмотря на попытку Вильсона добиться компромиссного решения. В итоге китайская делегация была вынуждена покинуть конференцию и отказалась подписать мирный договор с Германией.
Япония становилась таким образом великим победителем в войне в зоне Тихого океана. Ее войска контролировали через Корею Восточную Сибирь и оккупировали Шаньдун. Для того чтобы ограничить масштаб этого успеха (после тщетных попыток Вильсона во время Парижской конференции), администрация президента Хардинга стала действовать с большей решительностью. Хотя она и руководствовалась изоляционистскими концепциями, но не преминула решительно выступить против Японии. В результате этой активности она добилась от англичан отсрочки обновления союза с Японией, действовавшего с начала века. Англояпонское соглашение было вызвано двумя угрозами  российской и германской, которые теперь перестали существовать. Напротив, перед угрозой потенциального конфликта между Соединенными Штатами и Японией британцы имели веские основания для сближения с американскими позициями. К середине 1921 г. англояпонский союз распался.
Это было также и выражением стремления Великобритании, поддержанной некоторыми доминионами, непосредственно заинтересованными в развитии ситуации в Тихоокеанском регионе (такими, как Канада и Австралия), избежать того, чтобы проблема нового соотношения сил в этом огромном океанском бассейне

104

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

тельные меры, поскольку обязывал договаривающиеся стороны прекратить на десять лет строительство линкоров и боевых крейсеров. Договор также предусматривал уничтожение уже построенных или строящихся кораблей таким образом, чтобы существующее соотношение по тоннажу между флотами крупнейших держав соответствовало следующей пропорции: Соединенные Штаты, Великобритания, Япония, Италия и Франция как  5531,751,75. Наконец, он устанавливал ряд ограничений по тоннажу и вооружениям линейных кораблей. В отсутствие соответствующего соглашения договор ничего не говорил о подводных лодках.
Значение соглашения заключалось прежде всего в трех пунктах: в признании Великоританией военноморского паритета с Соединенными Штатами; в признании Францией военноморского паритета с Италией (признание, которое французы не считали справедливым и которое они приняли только потому, что Франция находилась в тот момент в ситуации серьезной дипломатической изоляции); в том, что согласно статье 29 договора, договаривающиеся стороны обязались впоследствии не сооружать военные базы под своим контролем во всем Тихоокеанском регионе. Именно это позволило Японии согласиться с подчиненным по отношению к двум крупнейшим морским державам положением, поскольку обязательство не создавать военноморские базы вблизи Японии обеспечивало японскому флоту возможность осуществлять контроль в окружающих Японию морях, в особенности в Китайском море.
Наконец, 6 февраля был подписан документ, являвшийся потенциально наиболее обязывающим из тех, что были приняты конференцией, а именно, «договор девяти держав» о политике «открытых дверей» (девять держав составляли те, кто подписал военноморские соглашения, плюс Бельгия, Голландия, Португалия и Китай). Этого активно добивались Соединенные Штаты с целью обязать подписавшие договор государства уважать суверенитет, независимость, территориальную и административную целостность Китая; побудить их помочь Китаю в достижении политической стабильности и развитии экономики и воздержаться от инициатив, противоречащих интересам дружественных держав; наконец, вынудить их уважать принцип «открытых дверей», то есть отказаться от требования особых привилегий (торговых или монопольных преференций) в торговле с Китаем.
Кроме того, наряду с «договором девяти» и при англоамериканском посредничестве 4 февраля было подписано китайскояпонское соглашение, по которому Япония отказывалась от своего присутствия в Шаньдуне, возвратив Китаю бывшую немецкую территорию Цзяоджоу (в то время как Великобритания в одно

106

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

1927 г., в десятую годовщину вступления Соединенных Штатов в Первую мировую войну А. Бриан обратился к американскому народу с призывом, вдохновленным и, по сути, написанным, профессором Джеймсом Т. Шотвеллом из Колумбийского университета. В нем тема отказа от войны предлагалась в качестве предмета двустороннего соглашения Франции и Соединенных Штатов. Связь с темой европейской безопасности была очевидной, и это объясняет задержку американского ответа, поскольку двусторонний договор, каким бы ни было его содержание, в конце концов был очень близок к договору о союзе.
Несколько недель спустя, в июне 1927 г., объективно оценивая недостатки первоначального предложения, Бриан сформулировал новое, носившее более общий характер, и придал ему форму проекта договора между ведущими державами. Только через шесть месяцев после получения текста Бриана, в конце декабря 1927 г., госсекретарь Фрэнк Б. Келлог направил свое контрпредложение, в соответствии с которым проект Бриана мог быть принят, но с условием превращения в открытое и многостороннее соглашение. Это создавало юридические трудности для стран, вступивших в Лигу Наций и связанных возможностью применения статьи 16, которая в отношении санкций против агрессора не исключала применения военной силы. Необходимо было найти промежуточную формулу, на практике оставлявшую потенциальным участникам договора свободу для выполнения этого обязательства. Что касается многосторонности, то проблема была разрешена путем распространения предложения на Германию, Италию, Великобританию, Японию и ряд малых стран (общей численностью 15), которые 27 августа 1928 г. подписали в Париже основной документ. Он подтверждал осуждение войны в качестве инструмента для решения международных споров и обязывал участников во всех случаях пытаться найти мирное решение любого конфликта, который мог возникнуть с их участием.
Этот документ также, казалось, означал начало новой эпохи. К нему быстро присоединились одна за другой многие страны, всего  57, не все из них были членами Лиги Наций. Однако за подписью не всегда следовала ратификация, и продекларированные намерения редко соответствовали реальным целям. Огрубляя, можно было бы сказать, что договор являлся сознательным обманом, осуществленным адептами державной политики. Достаточно вспомнить все, что происходило начиная с 1929 г. на Дальнем Востоке и позднее во всем остальном мире, чтобы понять, насколько смесь утопизма и цинизма, столь характерная для внешней политики Бриана, была лишена политического смысла. Однако не стоит доводить эту критическую оценку до крайности,

108

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

рийский граф Рихард КуденховеКалерги опубликовал в Вене книгу под названием «ПанЕвропа» и три года спустя основал движение с таким же названием. Цель состояла в том, чтобы убедить политические элиты в необходимости объединения Европы для избавления ее от водоворота саморазрушительных внутренних войн и вернуть ей самостоятельную роль в мировой политике. Калерги не обладал возможностями влиять на массы, а европейская жизнь в те годы готовила их к восприятию скорее проповедей националистического экстремизма, чем европеистского пацифизма. Движение имело, таким образом, незначительные практические результаты. Однако деятельность Калерги задела за живое многих политиков, разделявших ее исходные установки (можно, к примеру, среди других назвать Уинстона Черчилля), или считавших европеизм сверхидеей, полезной для мобилизации дипломатии в желаемом и надежном направлении. В эту вторую категорию входили А. Бриан и генеральный секретарь Министерства иностранных дел Алексис Леже.
Объединение Европы в конце 20х годов в атмосфере, созданной франкогерманским союзом и пактом БрианаКеллога, могло означать добавление важного штриха к теме европейской безопасности. Бриан был вдохновлен идеей Калерги, и 9 сентября 1929 г. произнес речь на заседании Европейской комиссии Лиги Наций (в ней были представлены 27 стран), где он представил великий идеал европейского объединения в качестве инструмента борьбы за мир. Затем он преобразовал свою речь в меморандум, переданный Лиге Наций 1 мая 1930 г. Изучение меморандума проясняет политический проект, которому Бриан придавал форму Европейского федерального союза. В действительности речь шла о создании Ассоциации европейских государств внутри Лиги Наций и подчиненной ей, основанной на принципе уважения независимости и национального суверенитета (формулировка, таким образом, противоречила на практике понятию федерального союза); ее задачей была регламентация политических вопросов, касающихся европейского сообщества посредством практического распространения международных гарантий, впервые зафиксированных в Локарнских соглашениях. В контексте многих других пожеланий сотрудничества в различных областях социальноэкономической жизни, представленных в виде туманных и расплывчатых формулировок, политическая сердцевина предложения состояла, следовательно, в расширении гарантий, достигнутых в Локарно. Сопутствующие формулировки могли лишь частично приукрасить данный аспект проекта, а это означало, что за видимостью атмосферы всеобщего примирения скрывались вновь разгоревшиеся

110

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

стояло вынести на рассмотрение международной конференции. Однако эта работа была закончена лишь к концу 1930 г., а Международная конференция по разоружению была созвана в 1932 г., когда изменения, происшедшие в Германии за это время, снизили эффективность подготовительной работы. Более быстро шел процесс в отношении морских вооружений. Эта тема была затронута в 19211922 гг., во время первой конференции по морскому разоружению, состоявшейся в Вашингтоне. Тогда пять крупнейших морских держав (Великобритания, Соединенные Штаты, Япония, Франция и Италия) сумели достигнуть соглашения, касавшегося боевых кораблей. Разногласия по другим пунктам вынудили участников вашингтонских переговоров отложить дальнейшие дискуссии.
В 1927 г. американский президент Кулидж предложил созвать новую конференцию, но работа, начатая в Женеве (с участием наряду с Соединенными Штатами только Великобритании и Японии, поскольку Италия и Франция предпочли присутствовать лишь в качестве наблюдателей), продвинулась не очень далеко изза англоамериканских разногласий по кораблям среднего водоизмещения. Наконец, в 1928 г. атмосфера оптимизма, созданная пактом БрианаКеллога, создала более благоприятный фон для возобновления переговоров. Результатом насыщенной и трудной дискуссии стал проект созыва в третьей декаде января 1930 г. международной конференции по морскому разоружению после того, как все моменты противоречий между заинтересованными сторонами были решены путем ряда компромиссов, касавшихся также и темы наземного разоружения.
Плохим предзнаменованием стало разоблачение того факта, что накануне подписания пакта Бриана–Келлога французы и англичане достигли сепаратного секретного соглашения, в соответствии с которым англичане, в обмен на поддержку Британии в области морского разоружения, обязывались признать точку зрения французов в сфере наземного разоружения. Муссолини получил возможность протестовать против методов, использованных двумя державами, и занять тактически выгодную позицию. Италия готова была согласиться на ограничение собственных вооружений до возможно более низкого уровня, лишь бы он не был превзойден ни одной другой континентальной европейской державой. Что касается морского разоружения, то Италия считала (в противовес тому, о чем договорились англичане и французы), что основой подсчетов должны были стать не отдельные категории кораблей, а определение общих пределов водоизмещения флотов. Две эти темы  паритет с наиболее хорошо вооруженной

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       111
континентальной державой (Францией) и подсчет в соответствии с общим тоннажем  остались основными в позиции Италии и определили ход конференции. С другой стороны, фашистское правительство Муссолини не могло принять соглашения, закреплявшего результаты, меньшие, чем те, что были достигнуты в Вашингтоне дофашистским правительством, а именно  паритет с Францией.
В такой малообещающей атмосфере началась конференция, созванная в Лондоне 21 января 1930 г. и продолжившая полемику, которая по своему политическому значению стала преддверием нового этапа все более глубоких конфликтов. В основе полемики лежала обеспокоенность Франции активностью фашистов на Балканском полуострове и в Средиземноморье, а также намерение Муссолини придать символическое значение способности итальянского флота контролировать Средиземное море (которое фашистская риторика через несколько лет станет называть старым латинским названием MareNostrum). В такой атмосфере конференция безрезультатно работала до весны, когда было принято решение о подписании лишь части соглашений — той, что не касалась италофранцузских отношений.
Подписание состоялось 22 апреля 1930 г. Великобритания и Соединенные Штаты достигли компромисса, подтверждавшего их фактический паритет, в том числе и по количеству крейсеров, в то время как японцы добились того, что отведенная им пропорция выросла с 6 до 7 на каждые 10 американских или британских боевых кораблей. Устанавливался также потолок, налагавший действенные ограничения на строительство новых линкоров и сокращавший на уже начатые программы. Соглашение было достигнуто также относительно подлодок и эсминцев, на строительство которых были наложены наибольшие ограничения, и подтверждения соотношения 10 к 7 между двумя англосаксонскими странами и Японией. Договор должен был вступить в силу 1 января 1931 г. и действовать в течение пяти лет. Итальянцы и французы продолжили поиск компромисса, переживая надежды и разочарования. Муссолини передал руководство министерством иностранных дел Дино Гранди, игравшему роль ретранслятора импульсов внутренней пропаганды дуче на международной сцене.
Однако на деле на другой день после подписания Лондонских соглашений римское правительство приняло серьезную программу строительства новых военных кораблей. Два ответственных за переговоры, француз Рене Массигли и итальянец Аугусто Россо, работали почти год над бесчисленными техническими деталями под давлением американцев и англичан для того, чтобы соглашение

112

114

одно за другим серьезные потрясения, контрапунктом которых стал экономический кризис, наглядно выразившийся в астрономической инфляции. Первое политическое столкновение, сопровождавшее само рождение республики, произошло при попытке группы «спартаковцев» (коммунистической группы под руководством Карла Либкнехта и Розы Люксембург, образовавшейся внутри социалдемократической партии и преобразованной в начале 1919 г. в коммунистическую партию Германии) осуществить революционнное восстание по ленинскому образцу и создать республику советов, основанную на силе пролетарского движения, самого мощного в Европе. Было ли в международном плане это событие, столь ожидавшееся всеми революционными силами и, в особенности, в Москве, сигналом к подъему революционной волны, которая должна была снести буржуазный порядок?
В начале января 1919 г. Берлин стал сценой революционного эксперимента, сразу же потопленного в крови (в том числе и в крови его главных героев). Временное правительство во главе с социалдемократом Фридрихом Эбертом не колеблясь обратилось за помощью к армии. С того момента был заключен пакт о сотрудничестве всех сил против коммунистов, исключивший всякую надежду на осуществление революции. Коммунистическая партия в течение определенного времени находилась вне институциональной системы и не участвовала в выборах в Учредительное собрание, которые выиграли социалдемократы Эберта, не получившие, однако, достаточного числа голосов для того, чтобы самостоятельно сформировать правительство. Начался период коалиционных правительств, включавших умеренные католические партии и либералов, на долю которых выпала трудная роль сдерживания напряженности, переживаемой страной, разорванной на части войной и охваченной страхом перед революцией. В феврале–мае попытки революционных выступлений были предприняты в Мюнхене, в Баварии. Курт Эйснер сформировал социалистическое правительство, выступавшее за отделение Баварии от Германии, однако 21 февраля он был убит. На другой день после этого преступления в Мюнхене была провозглашена советская республика, которая просуществовала дольше, чем берлинская, но была подавлена с помощью военной силы в конце апреля, подобно тому, как месяц спустя завершилась аналогичная попытка в Саксонии.
Кроме выступлений слева правительство должно было остерегаться также сторонников правых авторитарных режимов. С апреля 1919 г. по июнь 1920 г. оно столкнулось с восстанием германских войск в Прибалтике, возглавленным Рюдигером фон дер Гольцем. В марте 1920 г. настала очередь попытки переворота,

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       115
предпринятой ультанационалистами во главе с Вольфгангом Каппом и бароном Вальтером фон Лютвицем. Гораздо более опасной была фронда военных, которую возглавлял маршал Эрик фон Людендорф. В основе политики правых лежала другая концепция, не менее опасная и гораздо более конкретная, чем революционная: идея о том, что Германия проиграла войну только потому, что возглавлявшие ее политики предали страну, а затем хотели подчиниться диктату, навязанному державамипобедительницами в виде мирного договора,  диктату, который противоречил обязательствам, взятым на себя самими союзниками, когда они согласились на капитуляцию Германии  не безусловную, а на основе 14 пунктов Вильсона. В этом политическом кредо содержался крайний и агрессивный национализм, уходивший корнями в военную и буржуазную среду и представлявший собой идеальную культурную почву для экстремистского ревизионизма.
В январе 1919 г. была основана националсоциалистическая партия Германии (NSDAP), к которой немного спустя присоединилась темная личность австрийского происхождения Адольф Гитлер. Партия выражала накопленные обиды и популистские, националистические, авторитарные настроения. Тогда никто не думал, что она может привлечь на свою сторону значительное число сторонников. Это казалось еще в меньшей степени возможным после провалившейся попытки путча, инсценированной Вольфгангом Каппом (март 1920 г.)  своего рода сигнала опасности, предупреждавшего о поддержке, которую могли получить реакционные силы.
В то время как Учредительное собрание занималось разработкой в Веймаре новой федеральной конституции для Германии, в тени экономического кризиса под покровом недовольства назревала буря. Немцы не смирились ни с унижениями, связанными с поражением, ни с ролью страны, поставленной под контроль, о котором державыпобедительницы, и прежде всего французы, не уставали напоминать. Убийство в июне 1922 г. Вальтера фон Ратенау, еврея и министра иностранных дел, пытавшегося вплоть до Генуэзской конференции продолжать путь нормализации отношений с остальной Европой, стало еще одним симптомом этого затишья перед бурей. Революция в Германии потерпела свое самое громкое поражение, но победителем из него вышел слишком хрупкий союз между социалдемократами, центристскими силами и откровенно националистическими партиями.
Буржуазия отпраздновала свой триумф над военноаристократической традицией и в течение нескольких лет жила надеждами, на культурное и политическое возрождение, которое Германия редко переживала в прошлом. Можно даже говорить о своеобраз-

116

ной культурной атмосфере, являвшейся плодом Веймарской республики. Однако этом триумфу буржуазии угрожало все более явное отстранение военной верхушки, растущее расхождение позиций крупных финансовых кругов и фанатичного национализма, посредниками между которыми пытались стать такие люди, как Штреземан, не способные скрыть подлинные цели своих действий. Господствующая буржуазия была, следовательно, готова продолжать гегемонистский курс, который Вильгельм II оставил ей в наследство и который был лишь на некоторое время прерван поражением.
Государственное устройство стало более неустойчивым в результате отказа от лояльности династии и трудностей формирования консенсуса вокруг правительственных формул, принуждавших к существованию глубоко враждебные партии, поддерживаемые столь же противоположными социальными силами. Однако постепенное стирание границ между публичной и частной сферами, предопределенное пассивным сопротивлением, борьбой против инфляции и потребностями восстановления экономики, создавало другую социальную базу, в которой нацизму легче будет укорениться.
В начале 1925 г. этот поворот уже висел в воздухе, хотя отрыто он начал проявляться только пять лет спустя. А тогда, после смерти социалдемократа Эберта, состоялись президентские выборы, и старый фельдмаршал Пауль фон Гинденбург, монархист и кандидат от консервативных партий, был избран небольшим перевесом голосов, победив кандидата левоцентристской коалиции Вильгельма Маркса, католика, представителя партии «Центра», против которого голосовали коммунисты. Выдвинув на выборах своего кандидата, они фактически передали президентство в руки человека, приведшего Гитлера к власти.
Австрия и Венгрия переживали те же проблемы в сложных условиях территориального раскола, вызванного распадом Габсбургской империи. В Австрии с чувством горечи смирялись с переходом от руководства великой империи к руководству небольшим государством. Социалдемократы во главе с Карлом Реннером и Отто Бауэром начали движение за создание демократической, парламентской и прогрессистской республики. Однако если в Вене они имели сильную базу, то на остальную часть страны, где доминировала католическая христианскосоциальная партия, они не могли рассчитывать. Существовало нестабильное равновесие между «красной» столицей и консервативно настроенной страной. Столкновения между правым правительством и социалдемократическим муниципалитетом Вены стали обычным явлением австрийской жизни.

118

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

которому правители побежденных стран могли только позавидовать. Англия и Франция ожидали от своих ставших еще более обширными империй ресурсов для восстановления экономики. Возможно, только в Италии существовали условия для возникновения кризиса, способного подорвать основы системы. Поэтому в названных странах Европы не имела места связь между поражением и революцией, и чувствовался лишь отзвук, более или менее отдаленный, революции в России, но при этом  с совершенно различными акцентами.
В Великобритании сразу же после войны и завершения периода существования коалиционного правительства с участием лейбористов и консерваторов лидер либералов Дэвид Ллойд Джордж назначил новые выборы (декабрь 1918 г.), впервые на основе всеобщего избирательного права и с предоставлением права голоса женщинам. Сам премьерминистр вышел из состязания победителем, но его партия  Либеральная партия  была почти сметена с британской политической сцены и практически стала исчезать. Победа на выборах досталась прежде всего Консервативной партии во главе со Стэнли Болдуином, получившей подавляющее большинство голосов.
Лейбористы также впервые добились внушительного успеха и стали второй партией, завоевав таким образом положение официальной оппозиции в палате общин. Они преодолели расколы, имевшие место в их рядах во время войны и реорганизовали партию под влиянием группы интеллектуаловреформистов, объединенных в Фабианское общество {FabianSociety). В 1920 г. им удалось создать новую структуру, органически объединявшую партию с Национальным советом труда (NationalCouncilofLabour), то есть с конфедерацией профсоюзов. Марксистское влияние в этой партии ограничивалось преобладанием реформизма фабианского толка. Когда в 1920 г. была создана независимая Коммунистическая партия Великобритании, обратившаяся с просьбой о вступлении в лейбористскую партию (LabourParty), она получила категорический отказ. В 1924 г. съезд лейбористов заявил о несовместимости принадлежности к лейбористской партии с членством в компартии. Это было откровенное и четкое разделение, не мешавшее, однако, английским социалистам с симпатией относиться к советской революции, а правительству способствовать установлению дипломатических отношений между Великобританией и СССР. Четкие различия сохранялись в определении политических целей и средств для их достижения. Таким образом социальное брожение, характерное для того периода и в Британии, также никогда не принимало разрушительного характера, какой оно имело в побежденных странах и в Италии.

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       119
Переход от военной экономики к мирной экономике был трудным, в том числе и для британцев. Инфляция и безработица вызвали ряд забастовок по всей стране, однако, за исключением отдельных случаев, не было необходимости прибегать к насильственному их подавлению. Напротив, профсоюзы сопровождали забастовки сильным давлением в поддержку конструктивных переговоров, способных найти решение насущных проблем.
Консервативнолиберальное правительство Ллойд Джорджа не всегда было на высоте ситуации. Связанное ходом Парижских переговоров и обязательством пересмотреть свою колониальную политику, оно не сумело устранить экономические и социальные причины волнений. В 1919 г. бастовала даже полиция. Протекционистские меры, принятые в 1921 г., не привели к снижению безработицы и дискредитировали Ллойд Джорджа. Впрочем, ему не удалось даже отстоять те международные проекты реконструкции, в результате осуществления которых должен был начаться, как он надеялся, производственный подъем, что помогло бы экономическому возрождению страны. Эти неудачи привели к падению его правительства. Его заменил сначала консерватор Бонар Лоу, а канцлером казначейства стал Болдуин. Были назначены новые выборы, единственным результатом которых стала демонстрация парламентского влияния лейбористов. Болезнь и смерть Бонара Лоу привели к формированию первого правительства Болдуина в мае 1923 г.
Результаты последовавших затем выборов были неожиданными, поскольку благодаря мажоритарной системе незначительное изменение количества голосов (сокращение на 0,1% у консерваторов и увеличение на 1,1% у лейбористов) привело к значительному уменьшению количества мест в парламенте консерваторов и они получили лишь относительное большинство. Лейбористы при поддержке либералов смогли в январе 1924 г. сформировать свое первое в истории Англии правительство во главе с Макдональдом, получившим полный контроль над партией. Именно тогда Великобритания, казалось, вышла из мрачной атмосферы военных лет. Хотя лейбористское правительство было лишь интермедией, оно впервые продемонстрировало желание решительно поставить ряд социальных проблем (таких, как безработица), которые до сих пор представлялись неразрешимыми. Возникло ощущение, что Великобритания вновь способна вернуться на путь постепенного социальноэкономического реформизма, соответствовавшего характеру ее жизни в течение прошлого века.
Однако в октябре 1924 г. под давлением консерваторов слабое большинство Макдональда распалось. Были еще раз назначены

120

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

выборы, во время которых лейбористы расплатились за обвинения в просоветской позиции, основанные на письме с призывом к совершению революции, направленном Зиновьевым от лица Коминтерна Компартии Великобритании. Публикация письма накануне выборов положила тень подозрений в антинациональной позиции не только на коммунистов, но на всех британских левых. Консерваторы выиграли выборы, получив подавляющее большинство голосов. Болдуин вновь вернулся к власти; министром иностранных дел стал Остин Чемберлен. Все это имело прямые последствия для международной жизни, поскольку расположенность, демонстрировавшаяся Макдональдом в отношении Эррио при подписании Женевского протокола1 была отвергнута в пользу возвращения к более традиционным подходам.
Во Франции тему мирных переговоров было труднее отделить от проблем социального характера. Социалисты СФИО (SFIO SectionFrancaisedeI'InternationaleOuvriere) участвовали в правительстве национального единства (UnionSacree«священное единение»), преодолевая большие внутренние разногласия. После окончания военных действий они вышли из коалиции, возглавлявшейся до выборов ноября 1919 г. Жоржем Клемансо, главным действующим лицом последнего этапа борьбы с Германией, а также противостояния коммунистической опасности и угрозе ее распространения по Европе. Эту угрозу необходимо было предотвратить созданием «санитарного кордона», способного ограничить распространение заразы, с ней следовало также бороться, помогая русским контрреволюционерам. В 1919 г. интересы национальной политики одержали верх над социальноэкономическими интересами. На выборах в ноябре социалисты и радикалсоциалисты, бывшие триумфаторами в 1914 г., потерпели безусловное поражение (более явное по числу мест в парламенте, чем по числу голосов) от Национального блока, в который вошли традиционные националистические силы французской светской буржуазии и умеренного радикализма. Подавляющее большинство, которым они обладали, позволило говорить о «сероголубой палате», по цветам мундиров многих избранных в парламент военных. Это было большинство (возглавляемое Клемансо, а с января 1920 г.  Александром Мильераном), которое стремилось урегулировать внутренние проблемы с помощью политики «твердой руки». Социальные волнения январяиюня 1919 г. были успешно подавлены. Впрочем, социалистам не удалось распространить их
1 Имеется в виду протокол «О мирном урегулировании международных конфликтов», принятый на ассамблее Лиги Наций 2 октября 1924 г. Ввиду англофранцузских противоречий протокол не был ратифицирован.  Прим. редакции.

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       121
за определенные рамки, тем более что в июле 1919 г. они решили не присоединяться к международной забастовке протеста против конрреволюционной интервенции в России.
Социалистическое движение было сильным, однако гегемония буржуазии, преобладание проблем внешней политики, внутренний конфликт, приведший в декабре 1920 г. к расколу (о котором было заявлено на съезде в Туре, когда была основана Французская коммунистическая партия), ослабили его. В этой политической ситуации парламентское большинство, хотя и разнородное по своему политическому составу, оставалось сплоченным в проведении политики дефляции и проецирования внутренних противоречий на международную сферу.
Активность с целью утверждения ведущей роли Франции на континенте получила наибольший импульс, когда премьерминистром стал эльзасец Раймон Пуанкаре (19221924 гг.). В январе 1923 г. эта тенденция нашла воплощение в оккупации Рурской области. Во Франции, следовательно, численный и парламентский потенциал левых сдерживался прочностью бастиона умеренноцентристских светских сил, укреплявшегося за счет националистической кампании и недоверия к Германии. По существу, даже когда особый этап первых послевоенных лет закончился, и в 1924 г. в результате победы на выборах Левого блока, образованного радикалами и социалистами, было создано правительство Эррио (а министром иностранных дел стал Аристид Бриан), международная ориентация Франции не изменилась, хотя и стала проявляться менее явно. Не случайно, Бриан смог продолжать руководить французской внешней политикой  хотя и в череде сменяющих друг друга вариантов правительственного большинства  также и после возвращения к власти в 1926 г. Пуанкаре. Это было показателем глубокой стабильности основополагающего блока власти и интересов. Впрочем, и во Франции, хотя несколькими месяцами позже Великобритании, начиная с 1925 г. экономический подъем также способствовал излечению многих ран, нанесенных войной, и период материального благополучия, казалось, сделал ощутимой нормализацию.
Из странпобедительниц Италия в наибольшей степени испытывала последствия войны. Следы длительной полемики, предшествовавшей ее вступлению в войну в 1915 г., продолжали давать о себе знать, а то, как итальянские требования рассматривались на Парижской конференции лишь обострило  на двух противоположных фронтах  существовавшие в стране противоречия. Это ожесточило оппозиционные правительству силы, обвинявшие итальянских представителей на Парижской конференции

122

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

(Витторио Эмануэле Орландо и Сиднея Соннино) в неспособности отстоять свою точку зрения, что внесло вклад в основание мифа об «искалеченной победе» (по выражению поэта Габриэле Д’Аннунцио), то есть теории, согласно которой итальянцы добились видимой победы, а по сути  поражения, оплаченного ценой больших человеческих и социальноэкономических жертв, и имели, следовательно, более серьезные основания для включения в ревизионистский блок, чем для солидаризации с «удовлетворенными» державами (если допустить, что таковые были). Такую ситуацию обостряли и те, кто, особенно в лагере социалистов и демократической левой, считал ошибкой и даже преступлением участие в войне  ошибкой или преступлением, бесплодность которых подтверждалась фактами. Следствием этой неудовлетворенностти была серия политических волнений, делавших еще более трудным возвращение к нормальной ситуации. Захват Д’Аннунцио Фиуме1 был лишь первым из серии эпизодов, связанных с новой международной позицией Италии, эпизодом, обозначившим путь нарушения законности и авантюризма, по которому Муссолини спонтанно следовал в последующие годы.
С другой стороны, во внутренней социальнополитической ситуации также не наблюдалось быстрой стабилизации. Проблемы, существовавшие во всех странах, которые участвовали в конфликте, переживались слабой итальянской экономикой и хрупкой политической организацией страны еще более болезненно. Правда, структура экономики укрепилась в результате войны, потребовавшей крупных инвестиций в тяжелую промышленность, что ускорило темпы роста индустрии и темпы роста прибыли в соответствии с тенденцией предшествовавшего десятилетия. Однако послевоенная конверсия промышленности, сохраняющаяся бедность в деревне, нищета на юге усугубились после окончания военных действий изза проблемы вкючения в производственную жизнь ветеранов войны.
В этой экономической обстановке назрели новые важные политические события. В январе 1919 г. дон Луиджи Стурцо основал народную партию, первую организацию католического направления, вошедшую в качестве автономного субъекта в политическую жизнь страны. Социалистическая партия, основанная в 1892 г. и превратившаяся уже в предвоенный период в мощную притягательную силу для трудящихся классов, все более укреплялась
1 В сентябре 1919 г. итальянский писатель и политический деятель Д’Аннунцио возглавил экспедицию, захватившую югославский город Риеку (Фиуме), на который претендовала Италия. Д’Аннуцио объявил Фиуме итальянским городом и оставался его комендантом до декабря 1920 г.  Прим. редакции.

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       123
и стала в конце концов главной политической организацией Италии. Партиям довоенной демократии не удалось приспособиться к изменениям. Когда в ноябре 1919 г. впервые состоялись выборы, основанные на всеобщем избирательном праве и пропорциональном представительстве, социалисты получили почти 32% голосов, пополари1  немногим более 20%. Все вместе новые партии получили больше голосов, чем партии, которые вели свое происхождение от политической традиции пострисорджименто. Это было изменение, указывавшее прежде всего на усиление левых, в отношении которых католическое движение не могло оставаться индифферентным, хотя его лидеры были склонны к союзу с буржуазными силами.
На фоне такой политикоэкономической ситуации нарастали социальные волнения. Забастовки следовали одна за другой; социалистическая партия находилась под огромным влиянием русского опыта и ощущала близость революции. Реформистское крыло стало меньшинством по отношению к максималистам, которые группировались слева вокруг группы «Ордине Нуово», основавшей в январе 1921 г. Итальянскую коммунистическую партию. Правительства Нитти (1919 г.) и Джолитти (19191921 гг.) стремились смягчить кризис и ослабить напряженность, связанную с забастовочной борьбой, используя метод заключения коллективных договоров. Ни одному из них не удалось получить поддержку, достаточную для осуществления последовательных программ. Столкновение по вопросам внешней политики (в особенности по вопросу о границе в Джулии) и последовательная светская ориентация Джолитти ограничивали поддержку, которой могли располагать оба государственных деятеля, и те политические силы, на которые они опирались. Наиболее сильный удар системе был нанесен, однако, неожиданным обострением общенационального кризиса к середине 1921 г.
Такому обострению ситуации способствовали два ряда событий, совершенно противоположные по своей направленности: деятельность фашистского движения и революционный подъем, приведший в августесентябре 1920 г. к занятию рабочими основных предприятий Севера. Фашистское движение было основано Муссолини в марте 1919 г. Бенито Муссолини в прошлом являлся социалистоммаксималистом, затем горячим интервенционистом, а позднее  представителем мира фронтовиков. Его личность и движение воплощали в себе в 1919 г. ряд противоречивых чаяний:
1 Пополари (popolari) в Италии называли членов Итальянской народной партии  Partito popolare italiano.  Прим. nepee.

124

Часть 1. Двадцать лет между двумя войнами

жесткую оппозицию по отношению к традиционным правящим классам, виновным в проведении недостаточно активной политики в отношении союзников (Муссолини поддержал, хотя и с некоторыми оговорками, поход Д’Аннунцио), но в то же время и столь же жесткую враждебность в отношении социалистов, обвинявшихся в предательстве национальных ценностей. Он уловил признаки упадка довоенных политических сил и трудности создания новых правящих коалиций и пытался найти пространство для утверждения формирующихся сил с неясными программами, но движимых желанием навязать смену правящей политической элиты, а также  воинствующими антисоциализмом. Ограниченность фашистского движения была связана с его неспособностью получить поддержку средней и мелкой буржуазии изза насильственных методов, использовавшихся фашистскими отрядами в их акциях против социалистов.
Это отношение изменилось в конце 1920  1921 г. 1920 год стал годом, когда в Италии было отмечено наибольшее число забастовок. Огромный страх, который профсоюзное движение и левые партии вызывали в предпринимательских кругах, укрепил фашистское движение (которое, в свою очередь, усиленно акцентировало свой антисоциалистический характер). Разрешение Джолитти ситуации путем активизации деятельности предприятий методами, широко признанными в истории за их эффективность, не было воспринято их владельцами и буржуазным миром с необходимой прозорливостью. Нараставший гул революции усилил позиции тех, кто выступал за жестокие репрессии.
Фашистское движение начало расти. Его отряды, выступавшие против рабочих и батраков, формировались в городах и в деревнях. Они превратились в светскую власть, осуществлявшую репрессии от имени предпринимателей. С политической точки зрения деятельность Муссолини считалась оправданной, поскольку буржуазные партии полагали, что фашизм был всего лишь болезнью, краткой, но необходимой. По их мнению, кратковременное применение репрессивного насилия должно было смягчить ситуацию, и фашисты также вынуждены будут адаптироваться к наступившему порядку. Именно поэтому фашистские кандидаты на выборах в мае 1921 г. были включены в «национальный блок» в качестве представителей буржуазного порядка, который они призывали уничтожить и в защитников которого они превратились. В ноябре 1921 г. фашистское движение сформировалось в партию. Муссолини удалось столь искусно и эффективно маневрировать в парламенте и в стране, что в конце концов он предстал в качестве единственного человека, способ

Глава 1. Несостоявшаяся реконструкция европейской системы       125
ного устроить Италии спасительную встряску, которая, хотя и была бы кратковременной, позволила бы стране выйти из длительного периода послевоенного хаоса и правительственной нестабильности. Социалисты не смогли достаточно решительно контратаковать его позиции.
В октябре 1922 г. после марша фашистских отрядов на Рим, организованного при многочисленных актах попустительства со стороны правительства, Муссолини был уполномочен королем Виктором Эммануилом III Савойским сформировать правительство. Для Италии начинался новый исторический период, хотя и не все полностью отдавали себе в этом отчет. В самом деле, Муссолини возглавлял партию, которая имела в палате депутатов только тридцать представителей. Ему нужно было создать себе абсолютное большинство, и он добился этого, приняв несправедливый мажоритарный закон и проведя затем избирательную кампанию в обстановке запугивания.
После выборов в ноябре 1923 г., результаты которых подтвердили его предрешенную победу, новое правительство вступило в самый трудный этап своего существования. Методы, использованные фашистами во время выборов, возмутили как их политических противников, так и многих представителей симпатизировавших им сил. Когда в июне 1924 г. был убит депутатсоциалист Джакомо Маттеотти, протестовавший именно против незаконности результатов выборов, Муссолини называли виновным в убийстве или, по крайней мере, вдохновителем преступления. В течение полугода его положение оставалось неустойчивым. В конце 1924 г. ему удалось вновь получить необходимую поддержку и доверие короля. В январе 1925 г. он начал осуществлять ряд законодательных мер, которые в последующем превратят итальянское либеральное государство в авторитарный режим, а несколько лет спустя  в личную диктатуру. Италия была первой из крупных европейских стран, переживших такую трансформацию.
Муссолини, придя к власти в Италии, не сразу проявил свою агрессивность в сфере международной жизни. Начиная с 1922 г. он стремился удовлетворить две потребности: предстать внутри страны как подлинный творец итальянского величия и мощи и добиться от других держав признания роли Италии в Европе и в мире. В 1923 г. он продемонстрировал небольшой пример своей способности вносить беспорядок в международную жизнь. Но мало кто захотел принять всерьез его действия. Впрочем, эпизод был незначительный, и можно было притвориться, что его не заметили.

126

В ответ на убийство в августе 1923 г. итальянского генерала Энрико Теллини, возглавлявшего международную комиссию экспертов, уполномоченную провести границу между Грецией и Албанией, итальянское правительство выдвинуло греческому правительству ультиматум с нереальными условиями (именно так, поскольку в нем требовалось поймать и осудить виновных за несколько дней). В качестве наказания за неизбежное неисполнение греческой стороной условий ультиматума после морской бомбардировки, приведшей к большому числу жертв, Муссолини отдал приказ оккупировать остров Корфу, имея в виду, что эта оккупация со временем может стать постоянной, если позволят обстоятельства. Муссолини действовал подобным образом, поскольку, находясь у власти менее года, он нуждался в шумных успехах, поднимающих его престиж, которые возвестили бы Италии и всему миру о повороте, осуществленном с приходом к власти будущего диктатора.
В свою очередь, греческое правительство, потерпевшее поражение от Турции, отреагировало весьма энергично, передав вопрос в Совет Лиги Наций, который должен был принять решение как по поводу требований, содержавшихся в итальянском ультиматуме, так и по поводу протестов Греции. Это решение, однако, не было принято, поскольку Совет предпочел отказаться от своей компетенции в этом вопросе, сочтя, что данную проблему прежде всего должна была обсудить конференция послов, то есть орган, созданный державами Антанты для контроля за практическим исполнением мирных договоров  его уполномоченным и был генерал Теллини. Отказ от реализации собственных полномочий отражал ситуацию, складывавшуюся в международноправовом плане. Муссолини предупредил других членов Совета, что в случае, если они будут обсуждать вопрос о протесте Греции, Италия может даже выйти из Лиги Наций. В то же время Франция, в обмен на поддержку, полученную от Италии во время оккупации Рура, предложила в качестве выхода юридический компромисс. Однако этот компромисс не служил обнадеживающим симптомом относительно эффективности Лиги Наций в выполнении задач, поставленных перед ней Уставом. В то же время это был удручающий симптом в отношении подчинения интересов всеобщего мира и международного права потребностям державной политики.
Несмотря на тревожный симптом кризиса вокруг Корфу и той грубой полемики, посредством которой Муссолини в конце 1924 г. помог Чемберлену провалить проект Женевского протокола, подготовленного Эррио и Макдональдом, в итальянской внешней политике в течение нескольких лет, казалось, преобладало