Миранда Ф. Путешествие по Российской Империи

ОГЛАВЛЕНИЕ

ПОЕЗДКА В КАНЕВ

14 марта. В семь утра зашел в комнату генерала Румянцева и нашел его совершенно готовым. Выпил чаю, и в половине восьмого в карете князя Потемкина мы отправились, а моя «кибитка» со слугой следовала сзади. Через 33 версты, на границе с Польшей, поменяли лошадей. Примерно в версте оттуда — пикет русских войск и таможня, где нам не сказали ни слова, а немного в стороне — несколько построек, служащих во время чумы карантином.
Вокруг, насколько хватает глаз, земли почти не возделаны, не видно ни изгородей, ни деревьев, что придает полям вид унылый и бесплодный. Примерно в час дня прибыли в местечко Василевцисма (Wasileftsisma) , что в пяти милях от границы, — а каждая миля насчитывает семь верст — где расположен загородный дом польского магната графа Тарновского. Он тут же вышел к карете, был весьма внимателен и любезен, настойчиво приглашал зайти перекусить, поскольку вся семья как раз за столом, а тем временем и лошади будут готовы. Действительно, войдя в дом, мы увидели в столовой его жену, какую-то барышню и четырех дворян в национальных костюмах. Стол был прекрасно и с большим вкусом сервирован. Беседовали о путешествиях, и оказалось, что граф объездил большую часть Европы; графиня была очень при-
Так путешественник предположительно воспринял на слух название украинского селения Василёв, возникшего возле одноименной древнерусской крепости. Впоследствии оно превратилось в нынешний город Васильков. Подразумевается старая русская миля.
Стр. 110
ветлива и остроумна. После обеда перешли в гостиную, где пили кофе, а казачок лет одиннадцати играл на цитре или гитаре и прекрасно исполнил какой-то национальный танец. Закончив, он подошел к Румянцеву за вознаграждением, и тот дал ему дукат — таков обычай этой страны. Графиня показала мне гравюру, на которой изображено, как жена, пока ее старый муж спит, в одной сорочке выбирается из постели, чтобы бежать к возлюбленному... До чего же различны обычаи этого народа и американцев! И подобное показывает дама! Наконец, обменявшись тысячью любезностей и знаков внимания, — хозяйка дома оказала мне честь, нацарапав бриллиантом на стекле, мое имя, — мы распрощались и продолжили путь на лошадях графа Тарновского, ибо на почтовом дворе коней не оказалось.
Дорога не очень хороша, однако мою «кибитку» по-прежнему тащат те три лошади, которых мы взяли на границе. Удивительно, что она, на протяжении вот уже восьми миль, или 56 верст, не отстает от кареты, запряженной восьмеркой прекрасных коней. Нам попалось несколько триумфальных арок из дерева и ветвей, сооруженных на пути следования Его Величества короля Польши.
Мы выехали в четыре, а около шести прибыли в Кагарлык (Kaharlik) — в двух милях от предыдущей остановки — где поменяли лошадей. Видел двух или трех женщин весьма достойного вида, но так густо напудренных и накрашенных, в таких ярко-красных шелковых туфлях и столь пышных кружевах, что они напоминали французских модисток. Ну и ну! Выходит, проклятая галльская фривольность заразила весь род людской, добравшись даже до глухих украинских сел! Лошадей, конечно, дали не бог весть каких, и мы отправились дальше по весьма скверным дорогам. Поля, как и раньше, без единого дерева и выглядят заброшенными, хотя почва очень плодородна.
Снега уже почти нет, и вечером по обе стороны дороги видели на полях огромные костры — наверное, жгут солому, а золу потом используют для удобрения, как у меня на родине. В половине девятого, проехав две мили, прибыли в Поток (Potok) и зашли к почтовому смотрителю, у которого останавливался король. Он принял нас очень радушно, предложил чай, кофе, и вкупе с припасами, кои у нас имелись, получился замечательный ужин, однако мой спутник, генерал Румянцев, чувствовал себя не совсем здоровым. В
Стр. 111
комнате было так жарко, что мы, не в силах этого вынести, распахнули двери, хотя местным жителям подобная жара нравится. Девушка лет пятнадцати и малые дети спят в закутке, образованном стеной и печью, где хоть хлеб выпекай. Не понимаю, как эти люди не болеют, попеременно находясь то в жаре, то в холоде. Выехали в десять вечера на прекрасных лошадях, которые доставляли королевский багаж из Варшавы.
В час ночи прибыли в Канев — расположенный в трех милях от Потока — принадлежащий племяннику короля, князю Станиславу Понятовскому, где сейчас находится Его Величество. Курьер, которого мы послали вперед, оказался болваном и не вручил данное ему письмо генералу Комаржевскому. Нам пришлось прождать на улице более часа, по прошествии коего явился адъютант упомянутого генерала, блестяще говорящий по-французски и по-итальянски. Он провел нас в приготовленные комнаты, где уже пылал огонь и мы нашли все необходимое, за исключением постели или хотя бы походной койки. У местных жителей, как и у русских, не принято предоставлять гостям кровать, а посему каждый вынужден возить ее повсюду с собой. Около четырех лег спать.
15 марта. К графу Румянцеву (и ко мне также) явился с визитом господин Деболи, польский посланник в Петербурге. Около одиннадцати пришел генерал Комаржевский с приглашением на обед от имени Его Величества. Он сказал мне, что принц Нассау — его добрый и верный друг. Прощаясь, сообщил, что в час с четвертью за нами заедет королевская карета. Румянцев, прохаживаясь, разучивает приветственную речь, являющую собой нечто исключительное. Боюсь, не произошло бы с ним того же, что с учениками, которые забывают урок.
Карета прибыла точно в назначенный срок, и мы отправились во дворец — на самом деле всего лишь небольшой дом — Его Величества. Румянцева проводили в королевские покои, а я остался в зале в обществе князя Станислава, епископа Нарушевича — бывшего иезуита, автора истории Польши, а также генерала Комаржевского, Шидловского и проч. Его Величество вышел полчаса спустя и, подойдя ко мне, сказал, хотя я не был представлен, что бесконечно рад познакомиться. Это знакомство, судя по тому, что обо мне говорят, доставит ему огромное удовольствие и проч. Мы ненадолго задержались, беседуя, а потом проследовали к столу,
Стр. 112
накрытому в соседнем помещении. Румянцев сел справа, я — слева от Его Величества. За столом было четырнадцать человек, Его Величество все время поддерживал оживленный разговор и задал мне несколько вопросов об Испании и Испанской Америке.
После обеда перешли в гостиную пить кофе, и там король продолжал беседовать со мной, поскольку Румянцев и другие, по его настоянию, составили партию в вист; мы же разговаривали подле камина. Среди прочего Его Величество спросил, извинившись за возможную бестактность, правда ли, что у нас в Америке были волнения. Так мы продолжали беседовать на разные темы — в какой-то момент он зашел к себе в кабинет, на затем вернулся — до пяти часов, когда Его Величество, откланявшись, удалился к себе. Трудно найти человека, который был бы более приятным и интересным собеседником, чем этот монарх, обладающий, наряду с широкой начитанностью и глубокой эрудицией, умением терпеливо слушать и необыкновенным искусством задавать вопросы.
Уехали в той же королевской карете. Поскольку мы собирались нанести визит князю Станиславу, то отправились домой немного отдохнуть, предварительно послав, как положено, записки со всякими любезностями Комаржевскому и Деболи. Румянцев рассказывал о своей речи, о том, как благосклонно принял ее король, и проч.
Около шести за нами прибыла карета, и мы отправились во дворец. Через полчаса Его Величество вышел и предложил сесть лишь Румянцеву и князю Станиславу, остальные же, в том числе и я, остались стоять. Возможно, это было сделано для того, чтобы господин посол не жаловался и рассказывал потом об оказанном ему знаке внимания. Признаюсь, в первые минуты подобный прием меня огорчил, за что я потом сам себя отругал. О, сколь жалка судьба придворного, которого малейший жест или безразличие другого человека мгновенно делают несчастным!
Чтение какой-то бумаги из Парижа и проч. заняло довольно много времени, после чего все встали и Румянцев попрощался с королем, намереваясь на следующий день уехать. Я спросил у князя, поступить ли мне так же, но он посоветовал остаться, сказав, что король будет рад. Его Величество недолго, но весьма приветливо со мной поговорил, смягчив тем самым возникшее было недовольство (какое унижение!). В половине девятого он попрощался, уп-
Стр. 113
рашивая нас остаться ужинать, и объяснив, что сам к этому не привык; обратившись же ко мне, выразил надежду, что мы еще увидимся. После чего удалился к себе, а мы поклонились и сели за стол почти в той же компании, что и утром. Прекрасно провели время до десяти и вернулись домой.
Генерал Комаржевский и Деболи поехали с нами. Первый зашел с Румянцевым к нему в комнату и от имени короля подарил украшенную бриллиантами шкатулку с портретом Его Величества, чем несказанно обрадовал генерала. Я написал письмо принцу Нассау, и мы распрощались.
16 марта. Узнал, что Румянцев уехал в пять часов утра. Сам же я встал около семи, намереваясь отыскать князя Станислава и отправиться с ним на прогулку, как было условлено накануне вечером, но через полчаса он собственной персоной явился ко мне.
Выйдя, пошли на королевскую конюшню; там содержится часть привезенных из Варшавы лошадей, всего, кажется, 160, которых мы видели во время прогулки. Затем пересекли городок, население которого составляет около 800 человек — сколько же повсюду евреев! — и поднялись на холмы, находящиеся позади княжеского дома, напротив дворца, откуда открывается чудесный вид на реку и окрестности. Примерно в половине десятого зашли к нему [князю] выпить кофе, после чего я отправился смотреть древнейшую церковь — говорят, ее построили более 700 лет назад, — давно сгоревшую, а теперь восстанавливаемую по распоряжению князя.
Видели неподалеку еще одну, где служит униатский священник — грек; всего церквей здесь три или четыре, и все униатские. Побывали также в здании, которое называют Васильевским монастырем; там есть несколько классов, где детей обучают бесплатно. Как бы плохо не было поставлено дело в этом заведении, оно делает честь князю Станиславу, пекущемуся о нем. Меня сопровождали викарий и господин Луст — лейб-медик князя, уроженец Ганновера.
Вернулся домой и около одиннадцати принесли записку от князя, предлагавшего мне сопровождать Его Величество на прогулке, но я, извинившись, отказался, поскольку должен был одеться к обеду, куда был приглашен... позже узнал, что король пешком дошел до моего дома, желая пригласить меня прокатиться в своей карете, так как погода была уж больно хороша, но, получив мой ответ, уехал с князем, охраной и проч.
Стр. 114
В обычное время, т.е. в половине второго, отправился во дворец. Его Величество принял меня очень ласково, сказал, что приглашал меня на прогулку, но я, очевидно, уже успел прогуляться раньше и т.д. Я сел справа от него и на протяжении всего обеда мы беседовали о самых разных предметах, об Америке и проч. Затем пили кофе в гостиной и продолжали беседовать до пяти, на этот раз о Вашингтоне, чей характер вызывает у короля глубокое уважение. Когда он удалился в свои покои, мы тоже разошлись по домам.
Вернулись в шесть, и полчаса спустя вышел Его Величество. Он показал присланный из Рима проект перенесения обелиска, находящегося в латеранской базилике Сан-Джованни, на площадь Тринита-деи-Монти . Затем долго рассуждали об изящных искусствах, об Италии, Греции и проч. Проговорили втроем до половины десятого, когда Его Величество удалился в свои апартаменты, а мы с князем отправились к нему домой, где нас ждал «petit souper» , и беседа продолжалась до одиннадцати, после чего я пошел к себе, поскольку был приглашен Его Величеством на прогулку верхом следующим утром, если будет хорошая погода.
Как я узнал, вернувшись к себе, только что из Киева приехали еще кое-какие лица, остановившиеся поблизости. Я тотчас же пошел туда. Это оказались граф Шувалов с сыном, камергер Нелединский и придворный, господин Кочубей , прибывшие к Его Величеству с визитом вежливости от имени императрицы. Меня обласкали, словно я был для них родным человеком. Пока пили чай, им приготовили походные кровати с балдахинами и проч., а также постели для всей свиты, ибо, как указывалось, они никуда не ездят без всего этого скарба.
Граф Шувалов, отозвав меня в сторону, сообщил по секрету, что императрица, прощаясь с ним, в присутствии графа Ангальта наговорила обо мне много лестного. Он показал также ее собственноручное письмо королю. На конверте значилось: «A Sa Majeste, le Roy de Pologne, mon cher frere» . Во втором часу пришли генерал Комаржевский и Деболи, а я отправился спать.
Стр. 115
17 марта. В девять явился к князю Станиславу. Лошади для прогулки уже были готовы, но поскольку нам сообщили, что там, куда мы собирались ехать, очень скользко, мы изменили маршрут, и в результате остались без завтрака, приготовленного в намеченном ранее месте. В поисках съестного мы с князем заглянули на кухню Его Величества, и я был очень доволен, что побывал там, где готовят столь изысканные блюда, каких не только я никогда не пробовал, но, наверное, не сыскать и в целом мире. Царящие тут чистота и порядок, удобное размещение всего необходимого и то, что здесь стряпают, несомненно заслуживают наивысших похвал. Зашли в необычайно опрятную комнату главного кондитера, где нас угостили шоколадом, бисквитами, хиосскими апельсинами и проч. Еще раз бросил взгляд на эту удивительную кухню, которая произвела на меня большее впечатление, чем сам дворец.
В десять Его Величество, князь и я вскочили на коней. Нас сопровождали паж, конюший и офицер, а впереди двигался гвардейский пикет. Поскакали вдоль реки, совсем замерзшей, затем поднялись на холмы, откуда открывается прекрасный вид. Говорили об Америке, Англии, Испании, меня спрашивали, где и как я выучил английский язык и как получилось, что я был возле Спа и не подозревал об этом; оказывается, там поблизости есть источник под названием «Сппа», но никто не знает, почему его так назвали.
Мой жеребец, очень горячий, начал вставать на дыбы, удила не помогали, и я принужден был спешиться и поменяться конями с гвардейским офицером, который уступил мне своего и не без труда справился с моим. Около двенадцати возвратились во дворец, сделав примерно десять верст и слегка замерзнув, ибо на холмах было холодно.
Пошел домой переодеться и, поскольку приглашения у меня не было, попросил князя [Станислава Понятовского] сообщить, когда нужно прийти. Оделся, но лакей с уведомлением, что меня ожидают, явился только в два. Когда я прибыл, все уже сидели за столом, и Его Величество попросил, чтобы я сел на свое обычное место, которое не было занято. Генерал Комаржевский извинился, сказав, что меня никак не могли разыскать в Каневе... Думаю, все дело в зависти... он кажется мне человеком недобрым, с иезуит-
Стр. 116
скими наклонностями. Обедали, как и вчера; после обеда беседовали в гостиной, в пять Его Величество удалился, и все разошлись по домам.
Князь пригласил меня к себе на чай, и мы скоротали время за приятным разговором, а в половине седьмого отправились во дворец, где встретили графа Безбородко, посла Штакельберга, камергера Валуева и генерала Левашева, недавно прибывших из Киева. Дав аудиенцию Безбородко, который был представлен своим подчиненным Штакельбергом, Его Величество вышел к нам, и завязалась весьма ученая общая беседа. Пока вновь прибывшие играли в вист, мы с Его Величеством разговаривали. Древности Гранады, которые он упоминал еще в первый день, были одной темой; китайская стена, согласно сообщениям сильно разрушенная, как и линии перекопских укреплений, обычаи пограничных народов и населения Камчатки, о коих со знанием дела рассказывал Шувалов, — другой. Удостоились внимания и античные памятники Италии, причем Его Величество признался, что позавидовал нам [видевших их].
Я воспользовался перерывом в беседе, дабы попрощаться с Его Величеством наедине. Он очень ласково и по-дружески сказал, что бесконечно рад был со мной познакомиться, ибо я путешественник редких качеств, заслуживающих всяческого уважения, и куда бы ни забросила меня судьба, должен помнить, что здесь у меня остались друзья и проч. Я, в свою очередь, рассыпался в благодарностях. Затем принесли первый том сравнительного словаря, который императрица прислала в подарок князю Станиславу. В нем рассматриваются 200 разных языков, и более 30 из них распространены в России.
В девять сели за стол, а Его Величество остался в гостиной с теми, кто не ужинал. К десерту он пришел и расхаживал вокруг стола, беседуя с нами. Съел апельсин. После ужина все вернулись в гостиную, Шувалов и его спутники распростились, а Его Величество, повернувшись ко мне, громко произнес: «Вам я хочу сказать еще только одно — в этом ли мире или в ином, но всегда помните, что здесь у вас есть друг». Я еще раз поблагодарил, и он удалился.
Шувалов хотел, чтобы завтра утром я уехал с ними в Киев, но князь [Станислав Понятовский] пригласил меня спозаранок на какую-то необыкновенную рыбную ловлю и к тому же пожелал,
Стр. 117
чтобы я переночевал у него, так как проникся ко мне самой искренней дружбой.
18 марта. В семь я уже был готов и отправился к князю, где нашел всех остальных. На улице меня встретил лакей, обратившийся с просьбой немного подождать и оказать услугу Его Величеству, взяв с собой письмо для принца Нассау, которое он [король] сейчас пишет. Я ответил, что готов ждать сколько угодно, но письмо можно прислать в дом князя, а я по возвращении с рыбной ловли его заберу и проч. Выпили кофе и пешком спустились к реке, где нас ожидало полдюжины саней. Примерно милю ехали по льду реки — заметьте, что дело происходило 29 марта , — причем быстро, и около девяти прибыли в селение Пикары (Pickary), где вылезли из саней. Некоторые двигались дальше верхом, мы же шли пешком, то вдоль берега, то по речному льду, и примерно через версту добрались до речки Рось (Ross).
Там собралось несметное количество народа, 6 или 7 тысяч человек, которые ловили рыбу следующим образом. Каждая группка состоит из четырех человек; двое специально принесенными для этой цели топорами вырубают во льду прямоугольное отверстие, а двое других натягивают на двух длинных шестах сеть. Рыба, которой в этой мелкой речушке не счесть и которой к тому же загородками перекрывают путь в Днепр, подплывает к отверстию подышать и попадает в сеть, так что за короткое время, и мы это наблюдали, можно ее наловить видимо-невидимо. Накануне улов составил более 800 телег, причем каждую волокли два быка или пара лошадей. Как только рыбу вытаскивают из воды, ее тут же развозят по домам, где женщины немедленно ее солят.
Продвинулись вверх и вниз по реке более четырех верст, холод был адский, и к тому же я все время опасался, что вот-вот поскользнусь и упаду. Господа Ауст и Шидловский, привычные ко всему этому, время от времени нас поддерживали. Наконец перекусили и решили возвращаться.
Эта рыбная ловля представляет собой замечательную и любопытную картину. Движущиеся по льду люди, сети, выпрыгивающая из них рыба, радостные лица — все это производит необыкно-
Стр. 118
венно приятное впечатление. Попробовали то, что они готовят, — очень вкусно. Ловят в основном рыбу трех сортов: что-то вроде форели, макрель и осетров. При нас вытащили рыбу в десять футов длиной, и мы решили отвезти ее королю.
Аббат Лакзинский, даром что горбун, в седле сидит лучше всех и честит по-польски весь белый свет. Одному иностранцу, который в Риме в шутку попросил, чтобы тот обратил его в свою веру, аббат не задумываясь ответил: «Таких бездельников можно обратить только в свиной жир», и шутник сразу осекся.
Рыбная ловля продолжается обычно дней пятнадцать, и не бывает ее только тогда, когда уровень воды в Борисфене резко падает, но это случается редко. В десять погрузились в сани и вскоре после одиннадцати прибыли в Канев. По дороге дважды заходили в церкви, и в обеих обедню служили по униатскому обряду. Прихожан было много — и мужчины, и женщины, одетые почти так же, как в Киеве, и проч. Зашли также в гости в одну немецкую семью, глава которой — пивовар на фабрике, принадлежащей князю. Его 18-летней дочери, весьма пригожей девушке, без особых усилий удалось сорвать поцелуи у господина Луста. Затем отправились к князю, и он показал мне чертежи своего просторного дома в Литве. Библиотека, манеж и оранжерея производят очень хорошее впечатление, а все остальное напоминает разрушенные термы.
Аббат вручил мне список тех, кто составляет свиту Его Величества, и самых знатных польских фамилий, с силуэтами или профилями всех перечисленных лиц.
Стал свидетелем сцены, характеризующей нынешний дух нации: какой-то офицер в форме явился к князю поговорить о служебных делах, Не знаю, в связи с чем, но прежде чем начать разговор, пал ниц и все пытался поцеловать ему ноги, что князь, стесняясь моего присутствия, запретил и даже отчитал его. Офицер изложил свое дело, князь удовлетворил его просьбу, и тот снова бросился на землю и стал целовать ему ступни, икры, все, до чего мог дотянуться. Какие тут к черту республиканские идеи и свобода! Видел также, как бедные женщины, когда мы с королем проезжали мимо на лошадях, падали перед ним ниц, уткнув лицо в землю и обхватив руками голову. Далеко, очень далеко до свободы, коль
Древнегреческое название Днепра.
Стр. 119
скоро подобные изъявления чувств воспринимаются без всякого смущения!
Князь настоял, чтобы я пообедал с его офицерами, казначеем, врачом и проч., и распрощался, заверяя в своей дружбе и глубокой привязанности ко мне. Я отправился с офицерами в соседний дом, где был накрыт обильный стол. За обедом беседовал с капельмейстером Альбертини, уроженцем Рима, находящимся на службе у князя, с которым невозможно говорить о музыке, хотя меня уверяли, что он известный композитор.
Вернувшись домой, нашел лошадей и «кибитку» в полной готовности. Сопровождавший меня господин Луст распорядился, согласно приказу князя, доставить из королевской кладовой закуски и вино. Я дал пару дукатов тому, кто принес все это, и лакею короля, который только этого и ждал (что за дурная привычка!), и сел в экипаж, выслушав тысячу заверений от господина Луста в том, что князь питает ко мне особое расположение. Он сообщил также, что за каждую лошадь на почтовом дворе нужно платить шесть польских флоринов: голландский дукат равен 18 серебряным флоринам и 200 медным. Попрощались, и около трех часов дня я уехал.
Дороги не так уж плохи, но замерзшаяся грязь делает езду в «кибитке» в высшей степени неприятной. В Потоке видел несколько экипажей, в которых из Киева прибыли гетман Тышкевич и господин Уитворт, чрезвычайный посланник Англии в Варшаве. Сменил лошадей и отправился дальше. Примерно в восемь добрался до Кагарлыка, что в пяти милях от Канева, и пока меняли коней, из любопытства заглянул в дом почтового смотрителя и нашел его весьма опрятным. Тем временем приехали граф Безбородко, Штакельберг, Левашев и Валуев, которые отбыли сразу после обеда у Его Величества и собирались переночевать здесь. Идея показалась мне неплохой, принимая во внимание чудесный камин и прекрасные постели. Я тоже намеревался поужинать и даже заночевать в доме графа Тарновского, но опоздал — место оказалось занято обслугой Шувалова, а посему решил не мешкая продолжить путь. Перекусил с Безбородко и отбыл, оставив их играющими в вист — без карт они не могут прожить ни дня. Прекрасно выспался в «кибитке», несмотря на тряску.
Стр. 120

ВОЗВРАЩЕНИЕ В КИЕВ

19 марта. По дороге приметил странную вещь: по обе стороны — снег, а посредине — пыль. В половине одиннадцатого утра прибыл в свое жилище в Печерском монастыре. Вручил письмо короля принцу Нассау, и он прочитал мне несколько строк, подтверждающих то, что Его Величество говорил мне при прощании: «Благодарю Вас, любезный Нассау, за предоставленную возможность познакомиться с графом Мирандой. Это действительно очень интересный человек, и я хочу, чтобы он знал о моем к нему уважении и преданности».
Затем повидался с князем Потемкиным, который принял меня весьма приветливо, расспрашивал, как мне понравился король и т.д. Фельдмаршал Румянцев и прочие мои друзья также были очень рады моему приезду. Те, кто еще находился в пути, приехали в шесть вечера.
Шувалов тоже получил в дар богатую шкатулку, украшенную бриллиантами, с портретом Его Величества, даже лучше, чем у Румянцева. Безбородко, говорят, также не остался без подарка... Ну да Бог с ними, шкатулками и портретами. На мой взгляд, они не стоят того, чтобы возить их туда-сюда.
20 марта. Утром читал, а вечером с моим другом Нассау отправились к принцу Де Линю. Того не оказалось дома, и мы пошли к графу Диллону, полковнику на службе Франции, которого из-за его великолепной фигуры называют «le beau Dillon» . Он принял меня весьма любезно, оделся в моем присутствии, и я не мог не отметить его типично французскую манерность и напыщенность... На шею он надел: во-первых, шелковый платок, во-вторых, галстучек, в-третьих, еще один треугольный платок из голландского полотна. Закончив, он предложил вместе пойти к графине Мнишек, племяннице короля и супруге великого маршала Польши, молодой и очень красивой женщине. Когда мы пришли, она как раз заканчивала туалет и приняла нас просто и непринужденно. Диллон позволил себе несколько намеков в адрес императрицы, но графиня парировала их тонко и умно. Она спросила, идем ли мы на ужин к супруге «воеводы Русского», и мы ответили утвердитель-
Стр. 121
но, после чего попрощались, чтобы вскоре вновь увидеться, и отправились к фельдмаршалу Румянцеву.
Диллон рассказывал мне о своих путешествиях, о древних памятниках Египта и Греции, проявив при этом недюжинные познания. Говорил также об императоре, сделал несколько разумных замечаний по поводу новых учреждений, их огромного числа и ненужности большинства из них, что он имел возможность наблюдать во время своего последнего более чем четырехмесячного пребывания в Вене. Затем он ушел, а я проговорил с фельдмаршалом до половины десятого, после чего отправился на Подол.
В доме жены «воеводы Русского» собралось много гостей, и Нассау представил меня графу Мнишку, великому маршалу Польши. За ужином сидел рядом с хозяйкой дома, ведя с ней долгую беседу о свободе и проч. У меня сложилось впечатление, что она понимает эти благородные принципы лучше и уважает их больше, нежели любой из ее соотечественников, коих я здесь видел. Эта женщина показалась мне также весьма образованной, и мы настолько пришлись друг другу по нраву, что она пригласила меня на Страстную неделю к себе на обед, пообещав угостить мясом и всем, чего я только ни пожелаю.
21 марта. Обедал дома, а вечером отправился к Дашкову. Узнал, что утром императрица, вернувшись из церкви во дворец, приказала пригласить в свои покои графиню Браницкую и графиню Мнишек и наградила обеих орденом Святой Екатерины, удостоив этой чести также госпожу Нарышкину [прибывшую вместе с государыней] из Петербурга. Орден представляет собой алую ленту или алый шнур с белой полосой и звездой на груди. Своими наградами три грации вызвали невероятные пересуды и недовольство, ибо до сих пор их удостаивались лишь особы королевской крови, за исключением двоих господ, коих я и увидел, явившись в шесть часов ко двору, — очень важных, с жезлами, которые, несомненно, чрезвычайно пойдут дамам.
Императрица вышла в свое обычное время и села играть. Невероятно, сколько же людей при Дворе, русских и иностранцев, носят награды с лентой; мне кажется, что русские и поляки имеют больше лент и орденов, чем вся остальная Европа. У большинства по две или три награды, а у одного я видел тринадцать или четыр-
Стр. 122
надцать, и вдобавок мало у кого нет какой-нибудь звезды или шпор с бриллиантами. Среди здешних иностранцев разных наград удостоено более 60 мужчин и 10 женщин.
Императрица беседовала со мной, расспрашивала о поездке в Канев, интересовалась, не пощусь ли, ибо ей кажется, что я похудел, и проч. Французам же она не сказала ни слова; «красавчик» Диллон, несомненно, будет очень огорчен. Игра завершилась в половине девятого, и императрица удалилась в свои покои. Граф Безбородко вручил великому маршалу Мнишку две шкатулки, искусно инкрустированные бриллиантами (каждая стоит 5 тысяч рублей или больше), одну для него, другую для князя Станислава. Последнему императрица не преподнесла подарка раньше, ибо не хотела быть первой и вынуждать короля к ответному шагу, намереваясь сделать это при встрече. Епископу Нарушевичу были пожалованы бриллиантовый наперсный крест и ежегодная пенсия в 500 дукатов.
Оттуда отправились к Нарышкину. Сколько же там было народу! Мой друг Нассау ушел, так как собирался выехать в Канев, чтобы провести Страстную неделю с королем. Мы с Литтлпейджем, с которым очень подружились, ушли в полночь и еще застали Нассау дома. Из-за того, что не было лошадей, он смог уехать лишь в два часа ночи.
22 марта. Утром гуляли с Киселевым, видели деревянный дом, или дворец, только что построенный для фельдмаршала Разумовского, который обошелся ему в 50 тысяч рублей, хотя подрядчик наверняка не истратил и 10 тысяч. Неплохой урок для тех, кто подобным образом распоряжается своими деньгами! Видели также две кавалькады — два брата Сангушко выехали на прогулку по польскому обычаю: гусары, придворные, лакеи, следующие сзади... они полагают, что без этого их мнимое величие не будет должным образом оценено.
Обедал у посла графа Кобенцля, где собралось много иностранцев. Диллон в этот раз показался мне немного заносчивым, тогда как господин Уитворт, с которым я беседовал, напротив, разумным, честным и образованным человеком. За столом завязался очень интересный разговор с послом по поводу характера Вашингтона и проч., а с Фицгербертом — относительно римских древностей, причем он высказал оригинальное мнение, будто Фавн Барберини и Геркулес Фарнезе превосходят Аполлона Бельведерского.
Стр. 123
Вернувшись домой, читал до семи, а потом мы с Киселевым отправились на Подол в поисках любовных приключений. Зашли в один дом, который мой слуга уже знает, и девушка лет восемнадцати показалась мне очень недурной. Киселев атаковал служанку, а я пошел на приступ хозяйки, которая наконец согласилась за три дуката, хотя вначале просила десять. Приятель уехал, а мы с моей нимфой остались в постели. Она была хороша, и я получал удовольствие, но до конца дело не доводил, полагая, что она девственница и боится боли. В какой-то момент она встала, сказав, что отлучится ненадолго, но все не появлялась; служанка, желая припугнуть меня, показала офицерский мундир и головной убор, но, заметив мое состояние, ретировалась. Тут пришел мой слуга, а я сделал вид, что хочу забрать накидку, чепец, белье и проч., якобы взамен отданных трех дукатов и мне без возражений позволили взять всё. Пошел посмотреть, нельзя ли как-нибудь уговорить ее вернуться, но ничего не получилось. Должно быть, она боялась, что возвратится муж. Пришлось удовольствоваться служанкой, и я ушел. Позже узнал, что моя нимфа немка, жена одного хромого офицера из Ганновера, который живет здесь, и очень славная девушка. Впервые эти люди меня обманули!
23 марта. Обедал у супруги «воеводы Русского», где из поляков и иностранцев составилась прекрасная компания. В разговоре то и дело, прибегая к скрытым намекам, подтрунивали над здешней нацией. Затем беседовал с [надворным] маршалом Потоцким, который долго рассказывал мне о польских интригах, о следствии по делу об отравлении графа Чарторыйского и проч. Он кажется мне человеком образованным и даровитым, способным возглавить революцию.
Сегюр и Де Линь, прощаясь, бросили вскользь, что [надворный] маршал — враг королей, а я — фанатизма. Все сели играть, я же наслаждался чашкой чудесного шоколада... Снова метали банк, и молодежь проявляла крайнее нетерпение.
Затем отправился к фельдмаршалу Румянцеву, и он среди прочего рассказал, как однажды император Петр II, собиравшийся выступить на стороне Пруссии против императора , вошел в гостиную, где играли в карты послы Испании и Франции, и сказал: «Испания проигрывает, Испания проигрывает», на что французский посол господин Бретейль, поднявшись с места, ответил: «Го-
Стр. 124
сударь, тот, у кого есть сильные союзники, поддерживающие его, не проиграет». На следующий день было официально объявлено о поддержке прусского короля [Россией].
Ужинал дома, где застолье у князя продолжалось долго. Семейство Нарышкиных в ужасном расстройстве из-за лент, полученных тремя другими дамами... О, слабости человеческие и смехотворная ревность, которые нас терзают и без всякой на то причины делают несчастными!..
24 марта. Весь день провел дома, читая английские газеты и трактат Бюшинга о России, испорченный господином Беранге, который вполовину сократил его и «припудрил» на французский манер. В этом труде говорится, что в 870-х годах, в правление Рюрика, русские осадили Константинополь; что Игорь сделал столицей Киев; что в Российской империи не более 500 крупных городов, к тому же скверно застроенных; что население составляет 18 миллионов душ; что русский алфавит состоит из 42 букв и восходит к греческой письменности; что здесь всего 4 тысячи монахов и два университета: один, почти полностью пришедший в упадок, в Киеве, другой в Москве; что в Тобольске, столице Сибири, можно сносно жить на 50 франков в год.
Бургаве утверждает, что человек не может вынести жару более 82 градусов по Фаренгейту, а в Астрахани термометр поднимается до 100 и даже 103 градусов, однако никто не погибает. Неверно пишет он и об охлаждении, указывая, что человек умирает при температуре замерзания обезвоженного винного спирта, а это обычно происходит при 68 градусах; но вот голландцы провели несколько зим на Шпицбергене при температуре 80 градусов и остались живы.
25 марта. Страстной четверг. Утром в церкви Печерского монастыря отслужили торжественную обедню, на которую в обычный час прибыла императрица, а по ее окончании архимандрит и еще двенадцать прелатов, в праздничном облачении, совершили прямо в церкви обряд омовения. Каждый обнажил правую ногу — за исключением одного, который, не желая замерзнуть и простудиться, сначала снял, а потом снова надел и сапог и чулок, несмотря на протестующие жесты окружающих, — и подставлял ее тому, кто олицетворял Спасителя, для омовения в серебряном тазу, после чего ногу вытирали полотенцем. Все закончилось лишь пос-
Стр. 125
ле двенадцати, и мы разошлись по домам окоченевшие от холода, поскольку в этой церкви, как и в остальных, пол устлан железными плитами и потому дьявольски холодный.
Ужинали в тот вечер у Браницкого, откуда князь [Потемкин], находившийся там вместе с послами в семейном кругу, и прислал за мной. Я обратил внимание, что все со мной очень ласковы, а под конец князь подошел ко мне и спросил, почему я хотя бы изредка не ужинаю с генералом Мамоновым, который ему уже жаловался на это. Князь же, по его словам, ответил, что я человек скромный и потому он любит меня еще больше; что передаст мне сию просьбу и проч. Помимо того, что касается Мамонова, императрица со своей стороны тоже поручила ему передать мне кое-что, но это он сделает завтра. Ужинали в многолюдном обществе.
Госпожа Браницкая показывала мне свои бриллианты, поистине богатейшая и очень красивая коллекция. На глазок она стоит, по меньшей мере, 150 тысяч рублей.
Ночью возвратился Нассау, и я вернул ему экипаж, который он предоставил в мое распоряжение на время своего отсутствия. Ему потребовалось два дня, чтобы добраться до Канева, потому что по дороге у «кибитки» сломалась ось. До приезда Нассау беседовал с фельдмаршалом Румянцевым.
26 марта. Страстная пятница. Утром читал, а в час дня отправился в небольшую монастырскую церковь, куда немного погодя прибыла императрица. Посреди церкви на столе лежал кусок парчи, на котором золотом и серебром был вышит образ усопшего Спасителя — скульптурные изображения здесь не дозволяются. Затем четыре священнослужителя в торжественном облачении подняли его за углы, а остальные, с восковыми свечами в руках, составили погребальную процессию.
Оттуда императрица со свитой проследовала в большую церковь, где плат положили на стол, и священнослужители, а за ними государыня, приближенные к ней дамы и прочие придворные совершили обряд поклонения: клирики целовали лик, а царица и дамы — ноги этого образа.
Затем была произнесена проповедь, как и у нас, с той лишь разницей, что длилась она едва ли полчаса и не отличалась особой педантичностью. Во время проповеди императрица подозвала господина Мамонова и послала его сказать мне, чтобы я «не воспри-
Стр. 126
нимал праздник «tout a fait» как акт веры с ее стороны». Слова, прекрасно иллюстрирующие ее благородный образ мыслей.
Все закончилось около пяти, и императрица удалилась. Мы разошлись по домам, и вскоре явился князь, исчезнувший посреди праздника, сказал, что пришел исповедаться, и повторил то, что императрица уже передала мне через Мамонова. Я слегка посмеялся над такой сановной исповедью. Пошел к себе, чтобы продолжить «поденные» записи. Боже мой, до чего же низкий льстец этот Де Линь, он готов ходить на задних лапках!
27 марта. Утром читал и писал. Около часа спустился в церковь и обнаружил, что идет торжественная обедня и князь с графом Безбородко причащаются вместе со всеми.
Нанял карету и поехал обедать к супруге «воеводы Русского . Там собралось довольно многочисленное общество. Разговор шел весьма язвительный, на французский манер... Какая же свинья все-таки этот молодой граф Северин Потоцкий! Долго беседовал с [надворным] маршалом Потоцким о Польше и характере короля.
Началась игра; эти люди минуты не могут прожить без того, чтобы не раздеть друг друга. Я заметил отсутствие принца Бельмонте Вентимильи, и мне сообщили, что он нездоров, а также весьма удручен, ибо проиграл все деньги, на которые собирался продолжить путешествие в Константинополь и проч. Здесь он потерял 8 тысяч дукатов, а в Варшаве — более 10 тысяч, так что теперь вынужден возвращаться восвояси. Оказывается, он заразился французской болезнью, несчастный. Вот вам последствия проклятой игры и дурных или просто фривольных компаний! Поэтому, когда я вижу молодежь за карточным столом, мне кажется, что передо мной дети, играющие острыми бритвами.
Граф Николай Потоцкий, владелец дома в Херсоне, арендуемого Ван-Шутеном,отвез меня домой в своем экипаже. По дороге беседовали о торговле, которая полностью его поглотила, и, мне кажется, он знает в ней толк. По приезде обнаружили, что князь спит, поскольку сегодня ночью должен присутствовать на пасхальной службе, а посему я тоже удалился в свою келью, выпил чаю и лег в постель, чтобы встать в полночь.
Стр. 127
28 марта. В половине первого отправились в церковь, к тому времени уже заполненную людьми и ярко освещенную. Архиепископ раздал нам тоненькие свечки (правда, увидев на моей форме капрала русской армии непривычные знаки различия, он засомневался, однако мои спутники, с коими я общался, развеяли его сомнения), и они горели во все время крестного хода и заутрени, как и у остальных.
Потом началась обедня; одновременно в четырех углах церкви пели евангельские тексты, и должен признать, что порядок проведения и продолжительность этой церемонии более разумны, чем у нас, и она более торжественна. Священник благословляет собравшихся пятью свечами: тремя в правой руке, двумя в левой, которые символизируют божественную и человеческую природу и Святую Троицу, совершая крестное знамение перед собой, в правую и левую стороны, каждый раз трижды. Все завершилось в пять утра, и в честь Воскресения Христа в крепости был дан залп из всех орудий. Кстати, по окончании обедни всем мужчинам, даже иностранцам, было разрешено приложиться к ручке императрицы... так что целование руки произошло в церкви. Все были в парадной одежде; дамы руку не целовали.
По возвращении домой, согласно обычаю этой страны, коему следует и императрица, был подан обильный обед, поскольку весь предыдущий день они ничего не ели, соблюдая изнурительный пост. Вслед за тем немедленно лег в постель, ибо царивший в церкви холод и невозможность помолиться сидя — в силу существующего здесь нелепого правила, запрещающего садиться даже государыне, — меня чрезвычайно утомили.
Поднялся в полдень, а около двух князь и остальные отправились в Софийский собор, где в церкви после вечерни дамы целовали руку императрицы. Я попросил у фельдмаршала Румянцева дать мне карету, и он ее немедленно прислал, ибо я остался дома один, а мне нужно было сделать несколько пасхальных визитов. После этого навестил самого фельдмаршала и Нарышкина, где собралось довольно много народу, видел крашеные и расписанные яйца, которые здесь дарят на Пасху, обнимаясь (наподобие турок во время Байрама ) со словами: «Христос воскрес» (Christos Vbscress). Ответ: «Воистину воскрес» (Voistinnci Voscress). Влюбленные посылают друг другу яйца со всякими посвящениями, эмблемами и т.д.
Стр. 128
29 марта. Прибыл во дворец с господином Мезон-Нёвом в его экипаже. Все иностранцы уже расходились, и нам сказали, что мы приехали слишком поздно — императрица отправилась в церковь. Я, тем не менее, вошел, и гофмаршал уведомил меня, что я должен остаться обедать с Ее Величеством, моему же спутнику он ничего не сказал, и тот, понимая безнадежность положения, все равно спрашивал, не пригласят ли его, не приглашены ли другие, неужели среди ста кувертов не найдется ни одного для него, будут ли на обеде дамы и проч. ...Боже, как же жалок этот несчастный! В конце концов, ему пришлось уйти, как и двум юным принцам Де Аинь, которые явились узнать, не приглашены ли они, но увы...
Императрица поиграла немного в карты, а затем начался обед, во время которого она очень ласково со мной разговаривала. (Оказывается, сегодня Ее Величество после службы навещала больного архиепископа. Какое человеколюбие!)
Я сидел рядом с великим маршалом Мнишком, который от имени Его Величества короля Польши говорил мне всякие льстивые слова, и имел долгую беседу с другим соседом, графом Мошиньским . Он кажется мне человеком дела, притом не лишенным образованности, однако меня раздражает, что он, словно какая-нибудь глупая женщина, навешивает на себя бриллианты, жемчуга, изумруды, кольца, шпоры, цепи и безделушки, истратив на них целое состояние — более 200 тысяч дукатов. Сам же не имеет приличного дома и даже стаканом вина никого не угостит, не говоря уже о том, чтобы учредить какое-нибудь общественное заведение, которое способствовало бы облегчению участи или просвещению тех несчастных, из коих он выкачивает свои богатства. И такое творится в республике! А он еще считается наставником молодежи, и она должна ему подражать.
После обеда вернулся домой. Подарил князю «Историю Мексики» Хавьера Клавихеро , которую купил в Риме, намереваясь перевести ее на английский, однако из газет узнал, что перевод уже сделан. Сей труд может помочь в овладении языками той страны, которая вызывает здесь большой интерес. Князь принял ее с благодарностью.
Затем отправился ко двору; императрица разговаривала со мной весьма благосклонно. Потом к Браницкому, где просто яблоку негде было упасть. Встретил там госпожу Тарковскую, которая
Стр. 129
сказала, что впервые видит меня таким нарядным и тщательно причесанным. Ужинать остаться не смог, ибо сегодня утром Мамонов опять выговаривал мне, а в ответ на мои оправдания заметил: видимо, все дело в том, что он не вызывает у меня симпатии. Я уверил его, что это не так, и обещал прийти нынче вечером. Отправился с обер-камергером Шуваловым, и тот по дороге уговаривал меня не возвращаться на родину, а остаться в Петербурге; он прекрасно устроит меня в своем собственном доме и проч. и проч. Я с жаром поблагодарил его за добрые намерения и теплое ко мне отношение. В половине одиннадцатого господин Мамонов проследовал из покоев императрицы к себе; со мною был очень ласков. Ужин был великолепен, потом играли в вист — по 200 рублей за роббер, — а за другим столом метали банк. Мамонов усадил меня рядом с собой, был несказанно любезен, а когда игра закончилась, отозвал в сторону и сказал, что императрица поручила ему передать мне о своем желании, чтобы я остался здесь, ибо опасается, как бы в моей стране со мной не обошлись дурно и проч. Я ответил, что никто не любит императрицу сильнее, чем я, и никто ей так не признателен за доброту, но сложившиеся обстоятельства делают сие почти невозможным; сообщаю ему это под строжайшим секретом, дабы он передал Ее Величеству, а я поступлю так, как она сочтет нужным. Он предложил написать ей, но я попросил у него часовой аудиенции, поскольку сей предмет требует продолжительного рассказа. Он согласился, пообещав известить меня через Рибопьера . Поговорили немного на другие темы, и он сказал обер-камергеру, что было бы очень жалко отдавать такого человека на заклание инквизиции и проч. Ушли в два часа ночи.
30 марта. Сегодня здесь депутация мирз из Тавриды по случаю открытия судов и устройства нового управления; все уже улажено. По этой причине я отправился во дворец, где обнаружил в числе гостей французов, приглашенных по настоянию Сегюра. Был накрыт большой стол, куда меня тоже пригласили, как только я вошел.
Императрица появилась немного позднее, так как присутствовала на обедне в женском монастыре, что расположен на Подоле, достаточно далеко отсюда. Как только она вошла, татарские представители, а также Де Линь, Нассау и Мамонов, своими мундирами выделявшиеся среди новоиспеченных губернских чинов, по оче-
Стр. 130
реди подходили поцеловать ей руку. Татары зачитали краткую приветственную речь на своем языке, Ее Величество в ответ сказала, что она очень довольна и благодарна им. На том сия церемония завершилась.
Мы прошли вглубь зала и уселись за стол. Диллон сел рядом и вовсю расточал мне похвалы, обещал встретить меня с распростертыми объятиями, если мне доведется когда-нибудь проезжать через Сент-Обен, что во Фландрии, где расквартирован его полк, просил только известить его заранее и т.д. Продолжая в том же духе, он признался, что мечтает представить на мой суд свои путевые записки и испросить совета на сей счет. Затем перешел к предмету, ставшему причиной его недовольства, заявив, что весьма раздосадован тем, как его приняли, (равно как и Бельмонте) и т.д. ... В заключение он сказал, что прежде, как доподлинно известно, двор со всей почтительностью относился к лицам, которые здесь оставались, ныне же ведет себя с ними крайне нелюбезно. Как торопятся некоторые осуждать весь свет, когда затронуты их мелкие личные интересы! Императрица ласково кивнула мне, и обед завершился, как обычно.
Я отправился с Сапегой в дом супруги «воеводы Русского», чтобы затем нанести визит госпоже Тарковской, которая живет поблизости. В доме последней играли в карты, и Бельмонте на удивление оказался одним из самых надежных партнеров. Сапега описал присутствующим церемонию с участием вышеупомянутой депутации с такими преувеличениями и дополнениями, что меня, также находившегося во дворце, так и подмывало спросить, где он все это видел.
Потом вышли на площадь перед дворцом, где собралось множество людей, отдававших дань национальным развлечениям: они водили хороводы, качались на качелях и отплясывали местный танец, все движения которого столь же сладострастны, как наше фанданго и т.д. Вдоволь насмотревшись этих игр и танцев и нагулявшись пешком, я ненадолго вернулся домой.
К шести приехал во дворец. Там устроили большой бал, но собравшихся оказалось так много, что едва оставалось место для танцев. Императрица стоя наблюдала за танцующими и после двух полонезов по обыкновению села играть, а остальные продолжали танцевать в том же зале. Французам она не сказала ни слова...
Стр. 131
Меня же подозвала к себе, заметила, что я похудел, осведомилась, в чем причина и т.д. ...Когда игра завершилась, к Ее Величеству подошли попрощаться и поцеловать руку несколько иностранцев, в их числе Диллон, которому она не протянула руки для поцелуя, когда его представляли, потому что сперва он попытался приветствовать ее на французский манер. Ее Величество рассердилась и отвернулась от него, не удостоив взглядом и впоследствии.
Супруга «воеводы Русского» получила в подарок от Ее Величества превосходное жемчужное ожерелье, а ее дочь, весьма миловидная барышня, — бриллиантовые серьги. Мамонов разговаривал со мною очень ласково, что служит знаком высшей .благосклонности со стороны государыни. Потом мы поехали к Нарышкину, где ужинали и, было, как всегда, многолюдно.
31 марта. Обедал в самом достойном и приятном обществе у фельдмаршала Румянцева, чей стол чрезвычайно обилен, изыскан и сервирован со вкусом и изяществом.
Князь отправился в экипаже осматривать суда, что стоят в пяти верстах отсюда, готовые к отплытию императрицы, ее свиты и т.д. Не удивительно ли, что я, за все эти дни так и не нашел подходящего случая, чтобы передать князю сообщение Мамонова? И сам он до сих пор ни словом не обмолвился о том, что, как он уверял, должен был передать мне от имени императрицы?
Ужинал в доме господина Мамонова, который исполнил мою просьбу и подарил мне копию превосходного профиля императрицы, сделанного с натуры. Сей рисунок много лучше всех многочисленных портретов, какие я доселе видел. Он был со мною очень ласков и в конце разговора привел мнение посла Кобенцля, сказавшего, что я должен остаться здесь, иначе в Испании инквизиция сожжет меня на костре, и это было бы ужасно и проч. К этому Мамонов со своей стороны прибавил, что ежели я все же соберусь уезжать, он станет удерживать меня обеими руками и т.д. Право, не знаю, что и думать обо всем этом, напоминающем заговор. Время покажет.
Сегодня уехали Диллон, юные принцы Де Линь (как было объявлено, они приезжали, чтобы сопровождать в поездке императрицу) и князь ЬОзеф Понятовский — водным путем до Канева, верхом до Львова , а затем в Вену. Все захватили с собой слабительное.
Стр. 132
1 апреля. В час пополудни спустился вниз; князь был уже одет, и мы поднялись на колокольню этого монастыря, чтобы полюбоваться великолепным видом, открывающимся сверху благодаря ее высоте и удачному расположению. Когда он потом спустился на первый ярус, то был настолько обессилен, что едва мог перевести дух, и колени у него подгибались. Дарили в большой колокол, выделяющийся своей формой и отменным звучанием. В эту пасхальную неделю колокольня всегда открыта, и любой желающий позвонить в колокола имеет такую возможность. Я уговорил его еще раз подняться на второй ярус, откуда с галереи прекрасно видны все окрестности. Но тут же пожалел об этом, увидев, что ноги его совсем не держат, и в конце концов он покатился вниз по лестнице, не на шутку перепугав меня. Отсюда все фортификации видны, словно на чертеже, — кажется, я насчитал в общей сложности семь бастионов, — равно как и здание нового арсенала, которое сейчас возводится и обещает быть великолепным. Строят его из кирпича. Сколько же всяких зданий внутри этого святого монастыря!
Я взобрался потом на третий ярус, откуда открывается еще лучший вид, а князь тем временем потихоньку спустился вниз, поддерживаемый поспешившими ему на помощь подхалимами. Боже ты мой, какой вопль издал мой приятель Н..., дабы предупредить князя, чтобы тот нагнул голову и не ударился о торчавшую из стены железную балку!
Эта колокольня имеет округлую форму и состоит из трех ярусов, которые высятся один над другим, последовательно сужаясь кверху. Снаружи ярусы украшены колоннами всех трех стилей — дорического, ионического и коринфского. Признаюсь, такая конструкция кажется мне более удачной и нравится больше, нежели квадратная, как у всех виденных мною ранее колоколен.
Князь дал обед в честь отъезжающих поляков и их дам. Супруга «воеводы Русского» и госпожа княгиня Любомирская простились со мною в самых изысканных выражениях, равно как и [надворный] маршал граф Потоцкий. Улучив момент, я подошел к князю и, дабы более не откладывать решение моего дела, сказал ему, что получил известное сообщение от императрицы через господина Мамонова, но не хочу ничего предпринимать без его княжеского ведома. Он благосклонно выслушал меня, сказав затем,
Стр. 133
что это то самое дело, о коем он упоминал дважды и должен был сообщить мне от имени императрицы, отзывавшейся о моей персоне с истинно материнской любовью. И что ее опасения вызваны как новостями, которые Рокасовский привез из Вены, так и некоторыми высказываниями Нормандеса в Петербурге; она боится, как бы со мною не приключилось неприятностей в Испании, и просит, чтобы я не был излишне доверчив... С тех пор он искал подходящего момента, чтобы сообщить'мне все это. Я ответил ему подобающим образом, выразив глубочайшую благодарность и обратив его внимание на то, что не следует также из чрезмерной осторожности отказываться от полезных и важных предприятий. Превосходно, отвечал он, однако же необходимо дождаться удобного момента и благоприятного стечения обстоятельств. Тут наша беседа прервалась, ибо подошли его племянницы и т.д. Ужинал в доме Нарышкина. Он показал мне шкатулку с изображением бюста короля и весьма дружеское письмо от Его Величества короля Польши. Письмо было прислано по случаю именин Нарышкина после его визита к королю.
2 апреля. Утром меня посетил Сегюр, а вслед за ним — господин Уитворт, с которым мы потом прогулялись по крепостным стенам. Несколькими днями ранее его и Фицгерберта, когда они предприняли подобную прогулку, арестовал караульный и продержал под стражей более получаса. Однако же нам никто не сказал ни единого слова.
Граф Забелло дал мне почитать несколько сочинений графа Мирабо. В одном из примечаний к труду «Les Doutes sur la navigation de 1'Escaut» говорится, что российский царь Петр I не заслужил права на восхищение или уважение со стороны рода человеческого и т.д. Ужин и проч.
3апреля. Читал также другое его произведение, «Sur les lettres de cachet et les prisons d'Etat» , отмеченное страстностью и широчайшей эрудицией. Между прочим, он пишет там, что когда сыну Филиппа II накидывали на шею веревку, то приговаривали: «Молчите, молчите, дон Карлос, ведь все это делается для вашего же блага!» . Мирабо указывает также, что Людовик XIV был
Стр. 134
безжалостным деспотом, погрязшим в невежестве и тщеславии; что за 500 лет во Франции было всего лишь три достойных короля; что истина всегда полезна и необходима людям, а отклонение от нее пагубно для них и т.д.
Ужинал в доме господина Мамонова и слушал прекрасные квартеты. После ужина играл господин Дитц, первая скрипка придворного оркестра, превосходный музыкант. Домой вернулся в два часа ночи.
4 апреля. После полудня — во дворец. Императрица в присутствии придворных во всеуслышание спросила у князя: «Где monsieur Миранда?» На что я ответствовал: «Здесь, у ног Вашего Величества». «Я очень рада», — произнесла она, и мы с нею немного побеседовали. В это время подошел Штакельберг и, явно заискивая, сказал государыне, что я настоящий историк Крыма, поскольку описал его очень правильно и т.д. ... Своими словами он вогнал меня в краску. Желая сгладить неловкость, императрица ответила: «Мы тоже скоро увидим этот край и еще кое-что добавим к истории Крыма и т.д.». Затем мы пошли обедать, и за столом Ее Величество снова удостоила меня своей беседой и ласково мне улыбалась.
Вслед за этим я побывал у фельдмаршала Румянцева, где застал за столом многочисленное общество, после чего заехал к Сегюру, с которым заранее условился, что он покажет мне торговый договор между Францией и Россией. Он действительно прочел мне его вслух, и я высказал свое мнение на сей счет, весьма его обрадовавшее, да мне и в самом деле кажется, что это соглашение выгодно для Франции.
Он показал мне украшенную алмазами шкатулку с его портретом, которую императрица подарила ему на этот раз, — она стоит никак не меньше 2 тысяч дукатов, — а сверх того 4 тысячи дукатов для него и еще тысячу для ведомства, которое он представляет. Еще одна шкатулка предназначена господину Монморену вкупе с коллекцией российских золотых медалей, кои Ее Величество намеревалась преподнести господину Верженну, а теперь посылает преемникам вышеуказанного министра. Франция же подарила каждому из четырех уполномоченных, подписавших договор,
Стр. 135
по 4 тысячи дукатов и шкатулку, инкрустированную бриллиантами с портретом Его Христианнейшего Величества стоимостью 3 тысячи дукатов. Коллегии иностранных дел достались 4 тысячи рублей, а ее глава получил еще тысячу дукатов... Сегюр показал мне также только что поступившее письмо из Петербурга, в котором некий американец Джон Ледиард просит у императрицы паспорт, дабы отправиться на Камчатку, на восточное побережье Америки, в Японию, Китай и т.д., с целью ботанических исследований (не для коммерции!). О эти лихие американцы!
Потом мы вместе отправились во дворец, где находился весь двор и по обыкновению давали бал. Штакельберг и Мошиньский во время танцев все время путали па, а юная Алферова, уроженка этого города, блистала прекрасными манерами и красотой. Императрица говорила со мною очень ласково, подозвала к себе, а Мамонов сказал ей, что завтра поутру я буду ему исповедоваться, намекая на встречу, о которой мы условились, чтобы поговорить о моем деле и т.д. Все закончилось, как всегда. Ужин в доме Нарышкина.
5 апреля. Дома, все как обычно. Много читал. Ужинал у Мамонова, который превосходно нарисовал мелком мой профиль на сукне стола, где шла игра.
6 и 7 апреля. Читал «Полную систему общественного физического и морального воспитания», в двух томах форматом в 1/12 листа; [этот документ] императрица повелела опубликовать в своих владениях для целей народного просвещения и он действительно содержит прекрасные идеи о методе обучения и т.д. [Посетил] военное заведение в роде того, что видел в Нойштадте ...
8 апреля. Утром писал, а вечером ужинал с князем. Потом долго беседовали, и он мне внушал, что не везде принимают по заслугам [заметив при этом], что даже Англия пришла в ужасный упадок. Что Питт своим последним договором с Францией довершил разорение этой нации и т.д. Я возражал, приводя собственные резоны, и таким образом наш разговор продолжался до двух часов ночи, из чего я заключил, что князь пытался отговорить меня от моего предприятия и поездки в Англию.
9 и 10 апреля. Читал и делал записи дома. Князь подарил две штуки шелку на платье епископу Нарушевичу, и тот едва не кинулся ему в ноги и все норовил поцеловать руку и т.д., но смущенный князь не позволил. Какое невыносимое раболепие!
Стр. 136
Вечером ужинал у Мамонова, коего я атаковал, добиваясь, чтобы он определил время, когда мы смогли бы поговорить об известных делах, ибо мой отъезд приближается, и тогда он назначил мне встречу на послезавтра, в понедельник, в десять часов утра. Думаю, что он нарочно тянет время, чтобы я как последний глупец оставался у него на крючке.
Господин Литтлпейдж, который четыре дня назад уехал в Канев — и по чьей милости я однажды ночью, выходя из его дома, как был в шелковых чулках и парадном платье, очутился по колено в грязи, — пересказал мне следующий каламбур, сочиненный французами в последнюю войну, когда они узнали о поражении, понесенном де Грассом :
«Fions nous a d'Estaing.Et rendons Grasse au ciel»
И на неудачную осаду Гибралтара :
«Le siege de Gibraltar est comme celui de Troie, avec la differenceque les assiegeants ne sont pas grecs»
Тем они и утешились.
11 апреля. Сначала во дворец, а оттуда с Уитвортом заехали за Шицгербертом, чтобы вместе отправиться в ратушу на обед с участием императрицы, куда нас пригласили специальными билетами. Мои спутники не пожелали заехать перед этим в церковь, и я решил отправиться один. Но когда садился в свою карету, появился Мамонов, настоявший, чтобы все мы поехали в его экипаже. Я согласился, и мы направились в университетскую церковь, но там было очень холодно, и мы трое ретировались, покинув Мамонова.
В ратуше, расположенной неподалеку, нас ожидал уже накрытый стол, примерно на сто кувертов, а в зале толпилось множество местных дам, наверное, более ста, среди которых трудно было отыскать хотя бы одну с правильными чертами лица. Вскоре прибыла императрица, городской голова обратился к ней с приветственной речью, но уже на второй фразе запнулся от смущения и умолк, а Ее Величество тотчас помогла ему выйти из затруднительного положения, произнеся ответные слова. Говорили о всякой
Стр. 137
всячине, и князь подшучивал надо мною, поминая инквизицию и предлагал отправить ее в Америку и в Каракас. Императрица возразила, что инквизиция нигде не будет хороша. Князь заметил, что в качестве инквизитора можно послать меня... Так и быть, если уж это столь необходимо [согласилась она], но только чтобы инквизитором назначили господина Миранду и т.д.
За столом пришлось довольствоваться совершенно остывшей едой, которую подавали как-то несуразно, поскольку по правилам этикета у горожан принято накладывать ее себе самим. Мало того, что перебили половину посуды, но вдобавок лакеям, чтобы пробиться к принесенным заранее блюдам, приходилось оттаскивать [гостей] за рукава, ибо они разинув рты, уставились на императрицу.
После обеда в ожидании кофе слушали сонату, исполненную на клавесине одиннадцатилетней девочкой, и я обратил внимание государыни на то, сколь разнятся юность и старость, ибо девчушка нимало не смущалась, в отличие от городского головы. «Что поделать, ежели бедняга никогда в жизни меня не видел», — отвечала она. Не знаю, что ей сказал Де Линь, но, обращаясь ко мне, она заметила: «В моем возрасте уже не меняются, я, как и раньше, иду a mon petit train , но предпочитаю, чтобы мне завидовали, а не сочувствовали и т.д.; как я радуюсь, когда вижу перед собой большие часы, ибо вот уже очень давно мы на них не смотрим, и т.д.» И продолжала говорить в том же духе, шутливо и в высшей степени любезно, ибо более тонкую и интересную собеседницу трудно себе вообразить.
Позже побывал у фельдмаршала Румянцева, который доверительно показал мне свои алмазы, шляпы с лавровыми венками из бриллиантов, шпагу и т.д., которые ему подарила императрица после его побед в последней войне ; портреты, подаренные королем Пруссии Фридрихом Великим: один помещен на внутренней стороне шкатулки, усыпанной бриллиантами, другой — в алмазной оправе, в виде медальона, носимого на груди; дар нынешнего короля Польши, собственноручно подписанный им, — четыре в высшей степени лестных строки; шкатулку с изображением императора и т.д. Он рассказал мне, что когда вел переговоры о заключении мирного договора с Турцией, вышеупомянутый прусский король,
Стр. 138
хотя являлся союзником России, выдвинул условием возвращение ею Валахии и Молдавии .
Затем отправился навестить графа Шувалова, который лежит в постели с приступом подагры. Потом во дворец, где был бал; мне представили госпожу княгиню Любомирскую, без труда затмившую всех соперниц благодаря своей точеной фигуре.
12 апреля. В десять утра приехал к Мамонову, но он еще спал, и потому я пошел прогуляться по восхитительному саду; из беседки над рекой открывается великолепный вид. Когда я возвратился, он уже встал и надевал свои ордена и другие регалии. Мы с глазу на глаз поговорили о нашем деле; и я изложил ему свои резоны, почему я не могу пока принять предложение Ее Величества остаться у нее на службе и т.д. Он выслушал меня весьма благосклонно и обещал дать ответ вечером, во время ужина, заметив, что я, тем не менее, поступаю неосмотрительно, отклоняя приглашение императрицы, и повторно высказал мнение, что английская нация после недавней войны погрузилась в спячку.
Обедал у фельдмаршала Румянцева, кроме меня он пригласил господина Фицгерберта и господина Уитворта, и мы приятно провели время. Появилась госпожа Аюбомирская, представленная мне еще в минувшее воскресенье, и нужно сказать, редко какая женщина обладает столь совершенными формами.
После чего мы с Уитвортом отправились осмотреть галеры, подготовленные для императрицы, всего их двенадцать, как явствует из перечня, коим меня снабдил генерал Апраксин . Повстречали там и моего приятеля Киселева. Поднялись на борт царской галеры и судна князя Потемкина (последнее предназначалось императору в случае его прибытия), — а также галеры, которая служит столовой, и еще двух, где размещаются кухни для приготовления обедов и ужинов и т.д.
Указанные суда прочны и достаточно удобны, богато, хотя и без особого вкуса, отделаны, что же касается плотницкой работы, то она достаточно заурядна. Оснастка очень недурна.
Я промочил ноги и потому поехал домой согреться и немного отдохнуть. В половине девятого явился Уитворт, и мы с ним ненадолго заехали к Браницкому. Оказалось, меня уже разыскивал князь. Разговаривал он со мною в высшей степени приветливо и благосклонно, из чего я заключил, что мой ответ императрице, пе-
Стр. 139
реданный через Мамонова и т.д. и уже сообщенный ей, не вызвал у них неудовольствия.
В конце концов мы с Уитвортом извинились и в десять часов поехали к Мамонову. Он тотчас же вышел ко мне и любезно передал ответ императрицы, сказав, что ей пришелся по вкусу мой образ мыслей и что она окажет мне свое монаршее покровительство во всех частях света. Но, не зная тех мест, не может дать совета касательно осуществления моих замыслов... А позже она сообщит мне кое-что еще по этому поводу и т.д.
Ужин был отменный. Штакельберг, посол и Нарышкин угодничали вовсю, а я вскоре ретировался, почувствовав недомогание и озноб во всем теле.
13 апреля. Дьявольская простуда, почти весь день провел в постели. Рибопьер поднялся ко мне и от имени князя поинтересовался моим здоровьем.
14 апреля. Простуда не проходит, и я вынужден целый день лежать.
15 апреля. Все еще нездоровится. Среди дня заходил Уитворт, приглашал меня отобедать с ним, поскольку он завтра уезжает, однако я не мог поднять головы с подушки и попросил его прислать ко мне доктора Роджерсона и извиниться перед господином Мамоновым за то, что не явился к ужину. Вечером приехал доктор и, найдя мое состояние достаточно тяжелым и обнаружив у меня жар, велел немедленно принять слабительное и жаропонижающее. Чтение газет, только что полученных из Лондона, немного развлекло меня.
16 апреля. Провел ужасную ночь, и голова до сих пор такая тяжелая, что не могу оторвать ее от подушки. Обильно пошла носом кровь, после чего почувствовал небольшое облегчение. Доктор находит мое состояние еще тяжелым, жар не спадает. Меня навестили посол, Штакельберг, Сегюр и т.д., однако, сказать по совести, не хочется никого видеть. Князь то и дело присылает справиться о моем здоровье.
17 и 18 апреля. Благодаря лекарствам мне немного полегчало; простуда и насморк проходят. Фицгерберт, Браницкий и т.д. навещали меня, равно как и многие другие; неустанную заботу обо мне проявляет князь. Фицгерберт между прочим сказал мне, что полная и унизительная зависимость испанских посланников в ино-
Стр. 140
странных государствах от французских изменила в худшую сторону мнение о характере испанцев, ибо уже известно: если хочешь чего-то добиться от посланника Испании, обхаживай посланника Франции... Какой позор...
Получил план парка в Царском Селе (Tsarskoie-Selo), присланный господином Мамоновым в качестве подарка от императрицы. Граф Мошиньский составил для меня перечень доходов, получаемых самыми знатными семействами Польши.
С превеликим удовольствием читал речь Питта по поводу торгового договора с Францией, в которой он предстает как государственный муж и в то же время как великий оратор. Принц Нассау передал мне слова Мамонова о том, что ему непременно нужно поговорить со мною.
19 апреля. Доктор считает, что я еще не оправился от болезни и не рекомендует мне выходить, но мне нельзя больше ждать, а потому я оделся и под вечер зашел к князю. Он очень обрадовался, увидев меня, и принялся расспрашивать, что со мною приключилось и т.д. Часов около десяти отправился к господину Мамонову, который также принял меня весьма радушно, и попросил у него назавтра аудиенции, чтобы окончательно решить мои дела и проч. Он сказал, чтобы я приходил к десяти часам, и мы поговорим.
20 апреля. В десять часов утра, как и было условлено, явился к Мамонову. Однако по прибытии обнаружил, что он собирается к императрице, которая изъявила желание совершить прогулку вдоль монастырской стены. Он передал, что просит оказать ему честь отужинать с ним сегодня вечером, и тогда мы сможем побеседовать.
На обратном пути встретил князя Станислава Понятовского, который прибыл накануне вечером и приветствовал меня в весьма любезных выражениях. Потом отправился обедать с ним, и он посетовал на то, что мы так редко видимся и т.д. Во второй половине дня сделал несколько прощальных визитов, а вечером отправился к Мамонову, коего застал почти в полном одиночестве.
Он сразу же заговорил о моих делах, извинившись, что по уже известным обстоятельствам, не смог меня принять, как мы договаривались. Сказал, что императрица предлагает отправить обещанные письма непосредственно послам, дабы их не обнаружили у меня. Я ответил, что все это прекрасно, но для вящей без-
Стр. 141
опасности и завершения моего предприятия, на случай крайней необходимости мне весьма пригодилось бы кредитное письмо на сумму в 10 тысяч рублей. Хорошо, [сказал он], но будьте столь любезны и замолвите вначале словечко касательно этого дела князю Потемкину, тогда он поговорит с императрицей, и все уладится. Он просил меня непременно писать ему и в случае любой надобности уведомить его; обещал дать мне письмо к своему отцу в Москве и т.д. Мы приятно провели время за ужином, и около часу ночи я откланялся.
21 апреля. Спустился вниз пораньше, чтобы поговорить с князем, однако тот уже уехал. Мы с принцем Нассау отправились во дворец, где застали огромное скопление народа по случаю дня рождения императрицы. Князь подозвал меня к себе и спросил: «Что вы будете делать, когда мы уедем?». «Об этом я собирался поговорить с вами», — отвечал я ему. «Очень хорошо, непременно побеседуем после обеда».
Потом мы отправились с государыней в Софийский собор, где, как обычно, служили обедню, а затем последовала проповедь, продолжавшаяся менее десяти минут. В одном из приделов упомянутого собора находится гробница Изяслава , великого князя Руси, или Киевского, — древнейший памятник такого рода, сохранившийся в России. Гробница изготовлена из белого мрамора в форме древнего саркофага и украшена весьма посредственными резными изображениями, исполненными по христианским мотивам, — с кипарисами и прочей безделицей в современном греческом вкусе. После обедни императрица тоже подошла к гробнице и, поравнявшись со мной, осведомилась, выздоровел ли я, ибо ей сказали, что я немного прихворнул.
Как обычно, вернулись во дворец, где по случаю знаменательного дня был обнародован список представленных к очередному чину. Князь уведомил нас, что одному из наших спутников присвоено звание полковника — господину Киселеву. Императрица за столом делала мне знаки, давая понять, что я чересчур задумчив, и долго говорила обо мне с князем, который посматривал на меня и улыбался.
На площади перед дворцом было приготовлено щедрое угощение для народа, которое начали раздавать после полудня.
По окончании обеда я отправился домой и, когда вернулся князь, спустился к нему поговорить о своем деле. Хорошо, сказал
Стр. 142
он, перечислите мне все, в чем вы нуждаетесь. Я изложил ему то же, что перед этим говорил Мамонову; выслушав, князь сказал: «Прекрасно, у Сатерленда есть брат в Англии, который может оказать вам полное содействие, а мы вам все дадим». Он велел принести перо и чернильницу и снабдил меня тремя письмами в Тулу — посоветовав на досуге осмотреть тамошнюю мануфактуру — и в Москву; обещал дать курьера, который будет меня сопровождать и проч.
Затем мы поехали во дворец, и он тут же принялся все улаживать. Появился Мамонов под руку с графом Безбородко, и последний спросил меня, в каких выражениях должны быть составлены письма к посланникам в иностранных государствах. Я разъяснил, и вновь попросил держать все в тайне, на что получил ответ: все будет соблюдено в точности, поскольку того же желает и императрица. Касательно же письма Сатерленду он поговорит с князем, и все тотчас будет исполнено. Но поскольку это невозможно устроить прямо сейчас, желательно, чтобы я задержался в городе на пару дней, а тем временем курьер успеет водным путем доставить мне необходимые письма и т.д. Потом князь снова разговаривал с ним и подтвердил, что надо подождать еще день-другой, и тогда курьер привезет все нужные бумаги.
Как обычно, играли в карты и танцевали, а затем, примерно в восемь часов, был устроен фейерверк, продолжавшийся более получаса. Ее Величество наблюдала его из дворца, и я тоже. Зрелище было не слишком впечатляющим, ибо густой дым — по причине плохого качества пороха и неумело приготовленной смеси — не позволял почти ничего увидеть. Правда, последний салют, напоминавший букет цветов, выглядел очень красиво. На прощание я поцеловал императрице руку, и она пожелала мне счастливого пути. Князь снова с неподдельным участием рассуждал о моих делах. Оттуда вместе с Дашковым отправился к фельдмаршалу Румянцеву, и тот от имени своего сына начал упрашивать меня заглянуть к ним сегодня вечером. Потом побывал у Мамонова, который принял меня, как мне показалось, довольно равнодушно, без былой теплоты. Сам дьявол не разберется в этом придворном хитроумии...
22 апреля. Рано утром спустился вниз и встретил князя, собиравшегося уезжать. Я спросил, следует ли мне написать благодар-
Стр. 143
ственное послание императрице, и он сказал, что это совершенно необходимо: я могу отправить письмо на его имя, а он передаст его Ее Величеству. Сказал, что курьер, с коим будут посланы известные депеши, будет сопровождать меня до Москвы; просил, чтобы я ему почаще писал и т.д. В сопровождении Нассау я отправился во дворец, где уже собралось множество народу. Граф Безбородко сообщил мне, что письма уже готовы, осталось лишь поставить на них императорскую печать, и не позднее субботы я все получу. Я вручил ему записку, адресованную правительству.
Еще до полудня императрица выехала из дворца, чтобы объехать церкви. На пути ее следования был выстроен Киевский кирасирский полк под командованием господина Энгельгардта. Я внимательно осмотрел строй, понравившийся мне своей выправкой и превосходной амуницией, вот только дисциплина, по моему разумению, никуда не годится. Оттуда мы проследовали к пристани, чтобы наблюдать за отплытием, и там я имел продолжительную беседу со Штакельбергом — о Чесме , Румянцеве и т.д., а также с бесстыжим распутником Де Линем, который рассказывал, как предавался любовным утехам с госпожой С...б прямо на карточном столе. Около часу пополудни прибыла Ее Величество и поднялась на борт своего судна, сопровождаемая князем, госпожой Браницкой, госпожой Скавронской, [камер-фрейлиной] Протасовой, графом Кобенцлем и Мамоновым, который приехал последним. Барышню Чернышеву , одной ногой уже ступившую на борт, заставили вернуться, и она залилась краской от смущения. Сколь мимолетно людское счастье в этих широтах... В считанные минуты все завершили посадку, а их примеру последовали остальные участники плаванья, заполнившие ту галеру, где находился обеденный зал. Мы же прошли в сад императорского дворца, чтобы наблюдать оттуда за отплытием флотилии.
Я прочел шутливую эпиграмму, отпечатанную в типографии для увеселения путешествующих. Ее автор — господин Сегюр. Боже мой, каких только глупостей, вздора и лести не содержит этот листок! С Апраксиным и Киселевым пробыл там до четырех часов, когда первая галера снялась с якоря и, приводимая в движение гребцами, отплыла — очень медленно из-за встречного ветра. Мы же отправились перекусить к Апраксину, и когда в половине шестого из Печерской крепости донеслись звуки салю-
Стр. 144
та, пошли прогуляться вдоль стены, где собралось немало народу, в том числе дам.
Вернувшись в свою келью, я узнал, что мою «кибитку» украли по недосмотру слуги, коему я поручил стеречь ее, так как предполагал нечто подобное. Однако этот мошенник, которому несколько дней назад я дал 30 рублей, наказав заплатить за наем двухместной кареты с четверкой лошадей, обходившейся мне ежедневно в 10 рублей, проиграл все деньги в карты, и мне пришлось раскошеливаться дважды. Быть может, «кибитку» увели не без его согласия. Я отправился к фельдмаршалу Румянцеву, который прождал меня с обедом почти до четырех. Рассказал ему о случившемся, и он распорядился немедленно отыскать «кибитку» и выделил мне двух караульных, дабы они стерегли мое жилище. В девять часов я откланялся, поскольку сильно устал.
23 апреля. Утром делал записи и разбирал письма, которыми посол граф Кобенцль, граф Сегюр, господин Фицгерберт, господин Роджерсон и т.д. снабдили меня для поездки в Петербург. Господин Фицгерберт приглашает меня ехать в Англию вместе с ним, если мне удастся поспеть в Петербург к возвращению императрицы.
В полдень фельдмаршал Румянцев прислал за мной свою карету, запряженную шестеркой лошадей, и двух драгун, так что по пути все стражники отдавали мне честь как фельдмаршалу. Собралось многочисленное общество, и мы долго беседовали на военные темы. Был там некий Холиньский, бывший польский подданный, который недавно купил у князя Потемкина его земли в Кричеве, заплатив наличными 900 тысяч рублей. Недавно он был «удостоен» польского ордена Святого Станислава, получить который не составляет никакого труда, и один знакомый даже предлагал выхлопотать его для меня... Увольте.
Повидал семейство Нарышкиных, которые отправляются завтра в Кременчуг, ибо так пожелал князь в момент своего отъезда. О Боже! ... До полуночи вел записи дома. Моя «кибитка» не обнаружена.
24 апреля. Все утро писал, а перед обедом за мной прибыла карета фельдмаршала Румянцева, такая же парадная, как и накануне. Обедали в весьма приятном обществе и вели нескончаемые разговоры о политике, здешнем дворе и т.д. Потом поехали на
Стр. 145
прогулку и осмотрели плантацию шелковицы, заложенную по приказу императрицы для получения шелка, который вырабатывают в трех верстах отсюда. Ни вид посадок, ни их расположение не сулят большого дохода, однако же добрые намерения следует приветствовать.
Затем нанес визит Дашкову, а вернувшись домой, засел за записи. Курьер, обещанный министрами Ее Императорского Величества, до сих пор не появился.
25 апреля. Вчера у фельдмаршала Румянцева местный губернатор сообщил мне — и подтвердил эти сведения своими документами, — что население этого города достигает 24 тысяч душ, а военный гарнизон насчитывает 6 тысяч человек; итого — 30 тысяч. Среди них 439 монахов, 309 монахинь, а всего в городе более 30 церквей, как крупных, так и небольших; говорят, что некогда здесь было 600 храмов.
Рибопьер же поведал мне намедни, что его служба в драгунском полку ежегодно приносит ему около 30 тысяч рублей и что ежели бы он служил в кирасирах, то наверное получал бы 40 тысяч, а то и больше; служба же в легкой кавалерии дает в год от 10 до 12 тысяч рублей. Одному кавалерийскому полковнику, чье имя он назвал, его полк, стоявший в Польше, ежегодно приносил 40 тысяч дукатов золотом, и все были им весьма довольны. Последнее якобы доказывает, что он не притеснял своих людей... Как вам сие понравится?
Обедал у фельдмаршала Румянцева, где встретил настоятельницу местного монастыря, ибо здешние монахини покидают обитель, возвращаются туда и наносят визиты совершенно свободно, и их никто не сопровождает. За столом подробно обсуждали военные темы, и фельдмаршал сообщил мне, между прочим, что в сражении с турками при Кагуле, когда он вступил в бой, у него было всего 18 тысяч штыков, а неприятельское войско насчитывало более 150 тысяч. Он потерял убитыми 1200 человек, а турки, как полагают, свыше 4000. Еще он сказал мне, что, если бы император начал войну , то с большой охотой пошел бы волонтером... С каким пылом это говорилось!
Сегодня семейство Нарышкиных отправилось в Кременчуг, а Апраксин — в свои пенаты, пригласив меня провести у него несколько дней. Этот молодой человек, сугубо приверженный во-
Стр. 146
инскому делу — точь-в-точь как наш дон Хуан Мануэль де Кахигаль — только что вернулся из Астрахани и с персидской границы, где некоторое время командовал гарнизоном. Он рассказал мне прелюбопытную вещь о кавказских народах: когда они идут в атаку, то несут перед собой — чтобы обезопасить себя от артиллерии, их главного врага, — щиты в форме цилиндра с двумя колесами, и если снаряд попадает в указанный цилиндр, тот поворачивается, заставляя снаряд изменить направление, и он уходит в землю или летит поверх голов наступающих, а потому такие щиты служат превосходным укрытием. [Апраксин] сказал, что им приходилось заходить с флангов, дабы орудие могло нанести урон атакующим, и следует признать — это весьма хитроумное изобретение. Наша беседа затянулась до полуночи.
26 апреля. Утром делал записи в дневнике, поскольку курьер от князя и графа Безбородко все не появляется. В полдень вышел, наблюдал, как проходил смотр в полку у Дашкова, потом обедал у фельдмаршала, поистине в узком кругу, ибо, кроме нас, за столом был всего один человек. Явилась женщина с жалобой на то, что некий младший офицер или сержант надругался над ней и несколько ночей с ней спал. Очень похоже, что это «надругательство» произошло по обоюдному согласию сторон!
Фельдмаршал Румянцев дал мне список с именами гражданских чиновников и офицеров местного гарнизона. Вечером мы с ним проговорили допоздна, и он признался, что, ежели сказать по совести, то во всех сражениях, в которых ему довелось участвовать, будь то с пруссаками или турками, неприятель всегда добивался перевеса, и бывали минуты, когда успех, казалось, склонялся на сторону противника и т.д. Он рассказывал мне об этом со всею откровенностью...
27 апреля. Был приглашен на обед во дворец по случаю дня рождения старшего сына великого князя . Главенствовал комендант города, поскольку фельдмаршал не смог прибыть; был накрыт великолепный стол на 60 кувертов. Присутствовали двенадцать архимандритов (настоятелей) и епископов, и во время обеда пили за здоровье императрицы, царствующей фамилии и юного князя. Здесь принято передавать поднос с бокалом соседу, который принимает его стоя, затем берет бокал — передавая поднос дальше, — наливает вино и пьет за здравие; и так все пьют по очереди один за дру-
Стр. 147
гим. Два подноса идут по кругу, один влево, другой вправо. По завершении обеда поехал к главноначальствующему гарнизона господину Кохиусу и там беседовал с князем Голицыным , который производит впечатление человека очень доброго нрава и весьма любезного. В шесть часов — во дворец, куда уже съехались городские дамы на бал... начавшийся часом позже. Приехали три гречанки, жена и дочери придворного переводчика, фанариота , уроженца Константинополя; все в национальных костюмах.
Получил записку от фельдмаршала и отправился к нему, не без пользы проведя время в его обществе, пока другие танцевали и т.д. до половины двенадцатого, после чего откланялся. •
28 апреля. В девять часов утра заехал к коменданту, чтобы вместе с ним отправиться к фельдмаршалу, а оттуда — за город, где нас ожидал обед. В половине одиннадцатого подали кареты. Я занял место рядом с фельдмаршалом, и мы поехали в загородный дом архиепископа, в четырех верстах отсюда, где «совестный судья» Оболонский угостил нас превосходным обедом; судя по его одежде и т.д. это человек со вкусом. Сразу по приезде мы с фельдмаршалом совершили большую прогулку по саду и лесу, а затем осмотрели церковь, занимающую весь первый этаж, весьма чистую и опрятную, после чего сели за стол.
Выпив кофе, пошли в лес, где, последовав примеру фельдмаршала, улеглись на траве в тени деревьев и приятнейшим образом провели время. Выкурили по трубке, а около пяти часов вернулись в дом фельдмаршала, где я узнал, что в минувшее воскресенье императрица встретилась в Каневе с королем Польши, а князь Потемкин отбыл оттуда наземным путем в Кременчуг, куда в понедельник выехал и граф Безбородко; из-за чего, возможно, они и не отправили мне обещанных бумаг. До одиннадцати пробыл у фельдмаршала, а затем возвратился домой.
29 апреля. Обедал у коменданта господина Кохиуса, который производит впечатление весьма добропорядочного человека. Там же встретился с графом Львом Разумовским, отличающимся превосходнейшим характером. После обеда заехал к фельдмаршалу и остаток дня провел у него за приятной беседой, вернувшись домой в одиннадцать часов вместе с Дашковым, узнал, что под вечер прибыл Бентам на судне собственной оригинальной конструкции.
Стр. 148
30 апреля. Рано утром заехал комендант, сообщивший об удивительном корабле Бентама и о том, что последний собирается навестить меня. Мы отправились вместе повидать его и его судно. Обратил внимание на комендантскую упряжку: отменные лошади и какие ухоженные! Приехали к Дашкову, где находился Бентам, исхудавший и сильно ослабленный лихорадкой.
Оттуда заехали к фельдмаршалу, предложив ему взглянуть на вышеупомянутое сооружение. Он согласился, мы уселись в кареты и спустились к пристани. Там поднялись на это судно, каковое имеет следующие особенности: оно состоит из шести отдельных корпусов, сочлененных так, что корабль способен изгибаться наподобие червяка, и это самое поразительное сооружение, какое только можно себе представить, в то же время как нельзя более подходящее для плавания в подобных местах; ибо его осадка не превышает семи дюймов, и оно движется и поворачивает куда угодно, словно змея. Длина его — 252 фута, ширина — 16, а высота бортов, считая от киля, не более 12 футов, так что на нем со всеми удобствами может разместиться изрядное количество людей. Судно оснащено 120 веслами и движется со скоростью от 10 до 12 верст в час. Отплыв от пристани, мы попробовали управлять им, и было любопытно наблюдать, как это червеобразное — так именует свое судно его создатель — изгибалось и поворачивало то в одну, то в другую сторону, совсем как угорь. Бентам сообщил нам, что все от начала до конца придумано им самим, и что корабль обошелся ему в 9 тысяч рублей, кои он выложил из собственного кармана. Мы очень сожалели, что он не поспел к отплытию императрицы, ибо его судно по скорости хода и надежности превосходит галеры, на которых отбыла Ее Величество, да и своей необычностью наверняка пришлось бы ей по вкусу.
Потом все отправились обедать к фельдмаршалу, а вскоре Бентам отплыл в надежде, что еще догонит императрицу в Кременчуге. Незадолго до этого мы узнали от курьера, что Ее Величество прибыла туда вчера. Я поехал домой и засел за дневник, а под вечер вернулся в дом фельдмаршала, приславшего за мною карету. Обсудили с ним удивительную «червеобразную» машину Бентама, которая выглядит на воде сказочным чудовищем, а затем я осмотрел шарабан, подаренный мне фельдмаршалом для пред-
Стр. 149
стоящего путешествия, ибо, как я уже говорил, мою «кибитку» украли. Побеседовали с ним о военных делах и т.д., и в одиннадцать часов я вернулся домой.
1 мая. Спозаранок фельдмаршал прислал мне изрядный запас вина, пива, ликеров, пирожных, окороков, сыра и т.д. в дорогу, и я сел писать письма князю Потемкину и графу Безбородко, сообщив им о своем отъезде и о невозможности далее ожидать обещанных документов.
Прибыла карета фельдмаршала, и я поехал к нему обедать. Он вручил мне несколько писем для московского генерал-губернатора, графа Остермана, графа Брюса и т.д., а также для своего адъютанта, дабы тот разместил меня в его московском особняке, и долго заверял в своих теплых чувствах и неизменной дружбе. Я оставил ему письма для Безбородко и князя Потемкина. Он обещал тотчас отправить их и переслать мне ответ, если таковой будет им получен. Мы отобедали, и я ласково с ним простился. Полковник Корсаков дал мне письмо для своего брата, живущего в Москве, а князь Дашков — для своей матушки.
Поехал домой, собрал все необходимое и отправился к коменданту, обещавшему предоставить мне катер для переправы через реку. Почтовые лошади еще не были готовы, и пришлось задержаться.
Разряженные дамы направлялись в сад возле императорского дворца, чтобы музыкой, танцами и ужином отпраздновать 1 мая, которое согласно греческому обычаю считается днем начала цветения. У меня не было желания идти туда, и я вместе с графом Львом Разумовским, который завез мне письма для своего отца фельдмаршала, сестры и т.д., отправился к фельдмаршалу Румянцеву, где мы скоротали время за откровенной дружеской беседой, а в восемь часов нас уведомили, что все уже готово.
Я уселся в его экипаж и в сопровождении адъютанта поехал на пристань. Мой шарабан был уже погружен, и я поднялся на борт комендантского катера, готового к отплытию. Переправившись через Днепр, достиг около девяти часов противоположного берега. Дав дукат перевозчикам, я пустился в путь на четверке лошадей, причем уплатил только за трех, ибо именно такое количество было указано в подорожной.
Стр. 150

ДОРОГА В МОСКВУ

Мы ехали пологим берегом реки среди густых зарослей. Самое скверное заключалось в том, что, поскольку река разлилась, иногда приходилось заезжать в воду, не представляя, какова здесь глубина. Я всякий раз ожидал, что промокну до нитки или потону вместе со всеми своими пожитками. Наконец, проехав четыре или пять верст по столь неприятной дороге, выбрались на возвышенное место и, ни о чем больше не тревожась, добрались до Бровар (Browari), что в 19 верстах. Там нам дали шестерку добрых коней, и мы, заплатив всего за трех, продолжили путь по вполне сносной дороге.
2 мая. Прибыли в Семипольское (Semipolski), проделав 29 верст. Там нам дали четверку резвых лошадей и по неплохой дороге мы добрались до Козельца (Kozeletz), что в 25 верстах. На въезде виднеются водяные мельницы, устроенные у плотины, за которой образовался пруд, питаемый водами здешних источников; жители используют его также для стирки и т.д.
Пока запрягали лошадей, зашел в церковь, представляющую собой внушительное здание, выделяющееся среди всех остальных построек этого селения. Шла обедня, и мне представился случай рассмотреть прихожан, которые производят неплохое впечатление и вполне сносно одеты. Здесь расквартирован какой-то кавалерийский полк. Нам дали шестерых лошадей, и мы продолжили путешествие по дороге со множеством рытвин и очень неровной, ибо она выложена фашинами, набросанными поперек и кое-как прикрытыми соломой, так что трясет просто дьявольски. И так до самых Косар (Kosari), что в 24 верстах.
Стр. 152
Там сменили коней на такое же количество, и мы проследовали дальше, на сей раз по очень хорошей дороге. По пути несколько раз встретились вереницы паломников, мужчин и женщин, направлявшихся в киевские катакомбы, являющиеся своего рода Лорето или Меккой для этого народа. Прибыли в Носовку (Nosovka), что в 14 верстах от предыдущей станции. Там наблюдал за гуляньем, происходившим по случаю какого-то праздника. Женщин попадалось несравненно больше, чем мужчин, и это были преимущественно молодые девушки. Нам дали шестерку лошадей, и через 14 верст мы по хорошей дороге добрались до Девицы (Divitza).
Пейзажи в этом краю весьма живописны, но заселен он очень редко. Переправившись через небольшую речку Остер (Astor), прибыли в пять часов пополудни в Нежин (Niegen), городок в 14 верстах от предыдущего селения. Какие ужасные улицы! Городок по большей части населен греками (пользующимися здесь различными привилегиями), и повсюду встречаются мужчины и женщины, одетые по обычаю этой страны. Навестил графа Капуани, бригадира на службе Ее Величества, уроженца Пьяченцы, что в Италии, который является здесь военным комендантом. Он принял меня в своем доме чрезвычайно радушно. Я застал у него в гостях генерал-аншефа Эльмпта , с коим познакомился в Киеве, и чье семейство проживает в Риге. Мы провели время в приятной беседе, хотя я, уже более суток обходясь без обеда, был очень голоден. Выпили чаю и прогулялись с мадам Капуани по саду, где устроена оранжерея и т.д. Видел также их конюшни с семью превосходными лошадьми и не менее шести экипажей... Жалованье коменданта, однако, не превышает 600 рублей в год. Ужинали в половине девятого, и, надобно признаться, я ел с огромным аппетитом, а около десяти часов отправился спать, так как на почтовом дворе не оказалось подготовленной упряжки, и нужно было подождать до завтра, ибо плут, что содержит почту, располагает всего дюжиной лошадей.
3 мая. В пять часов утра поднялся, выпил кофе с моим другом Капуани, распорядился поправить одно из колес, немного расшатавшееся, и в шесть часов отправился в путь на четверке весьма скверных коней. Одного из них, выбившегося из сил, пришлось оставить в каком-то местечке, а потом мы сменили остальных на
Стр. 153
тех, что возвращались на почтовый двор, .и на них добрались до Комаровки (Komarovka), что в 29 верстах. Оттуда ехали четверкой, и я заметил, что в тех местах расквартирован какой-то кавалерийский полк. По дороге брели толпы паломников, мужчин и женщин, направлявшихся в Киев. Наконец прибыли в Борзну (Bordzna), что в 19 верстах. Там мне дали четверку лошадей и около семи часов вечера доехал до Батурина (Baturin), что в 33 верстах, бывшей резиденции знаменитого Мазепы, гетмана украинских казаков, развалины дома которого еще хорошо сохранились. Нынешний гетман граф Разумовский построил себе дворец поблизости. Я вручил полковнику Денисову, который, выйдя в отставку, живет здесь, рекомендательное письмо молодого графа Льва Разумовского, чтобы он все мне показал. Приняли меня не слишком учтиво, но через несколько минут указанный полковник все-таки поднялся из-за карточного стола вместе с двумя офицерами, его партнерами по игре, один из которых немного говорил по-французски, и мы пошли осматривать упомянутый дворец. Он целиком деревянный и в архитектурном отношении ничем не примечателен. Мы обошли его весь, и, он оказался, очень просторным, поскольку уверяют, что у хозяина никогда не бывает менее 500 человек гостей. Главная зала грандиозна и отличается хорошими пропорциями. Обратил внимание на книжные шкафы, чего не наблюдал до сих пор в других домах, а среди портретов приметил изображение Нарышкиной, матери Петра I.
Затем мы прошли в сад, не представляющий собой ничего особенного, и там я заметил русскую баню, весьма удачно расположенную. Видел помещения для занятий музыкой, ведь именно здесь зародилась известная школа «рожечников», каковую сегодня расширяет князь Потемкин. Потом зашли в дом к указанному полковнику, и он, ведя себя теперь гораздо любезней, сообщил некоторые подробности местной жизни, согласившись со мною, что дворец расположен неудачно и что в двух или трех верстах отсюда можно найти куда более красивые и живописные места. Около девяти сели за стол, и я воздал должное ужину, ибо с тех пор как выехал от Капуани, у меня во рту не было ни крошки. С нами ужинал молодой англичанин, который учит французскому языку детей Денисова. Он сообщил, что получает 200 рублей в год и живет здесь на полном пансионе.
Стр. 154
После ужина хозяин вновь уселся за вист, а я отправился спать в отведенную мне комнату, поскольку на почтовом дворе лошадей не будет до утра, да к тому же придется переправляться через реку на лодке.
4 мая. В четыре часа утра встал, выпил кофе с молоком и пешком дошел до реки, которая протекает внизу, под горою; она называется Сейм, и, если не ошибаюсь, это вторая по величине река здешнего края после Днепра. Однако в Америке ее сочли бы ручейком. Лодки пришлось дожидаться целый час; здесь их две, но переправа очень плохо налажена. Целая ватага цыган переправлялась вместе со мною: тот же Hpaev та же беззаботность, та же нищета, что и повсюду среди этих людей. Наконец, переплыв на другой берег и продолжив путешествие по таким же дорогам, среди таких же пейзажей, что и прежде, прибыл в Алтыновку (Altinovka), проделав 25 верст. Там мне дали четверку добрых лошадей, и я отправился дальше, встречая по пути множество паломников, шествовавших в Киев; приехал в Кролевец (Krolieviets), что в 19 верстах. Это место показалось мне более обустроенным, люди одеты лучше и, похоже, более предприимчивы. Свыше полутора часов провели в ожидании лошадей, которые, по словам почтового смотрителя, еще не отдохнули. Наконец нам дали четверку, но на выезде из селения они вдруг понесли, и форейтор никак не мог с ними совладать; к счастью, дорога была прекрасная и вдобавок шла в гору, так что кони вскоре притомились и остановились. Я вернулся и задал трепку этому мошеннику, ибо еще немного, и такая скачка могла бы обойтись нам очень дорого, а ведь пройдоха уверял, что лошади усталые.
По хорошей дороге, проходившей по красивым местам, добрались до Тулиголова (Tuligolov), что в 19 верстах, там получили шестерку лошадей и, наслаждаясь столь же живописными пейзажами и ровными дорогами, ехали до заката, а потом местные дети, два мальчика лет восьми-девяти, проводили нас до Глухова (Glujov). Это селение, или городок, превосходно расположено и напоминает города в Германии. Я отправил свой шарабан на почтовый двор, а сам пешком прошелся по улицам. Здесь немало добротных кирпичных зданий, среди которых выделяется величественный дворец прекрасной архитектуры, с ионическими колоннами, статуями, барельефами и резными орнаментами, все отличается безукориз-
Стр. 155
ненным вкусом, в духе античности. Как жаль, что [это строение] тоже не пощадил пожар, уничтоживший большую часть городских зданий, от коих не осталось ничего, кроме стен. Меня заверили, что сей дворец обошелся казне немногим более 200 тысяч рублей, и его строительством ведал фельдмаршал Румянцев. Это делает честь его хорошему и благородному вкусу. Среди расстилающейся внизу равнины — ибо город расположен на возвышенности и господствует над окружающей местностью — стоят два загородных дома, которые выглядят издали очень красиво.
Вечером зашел на почтовый двор, находящийся на выезде из городка, и утолил голод холодными остатками провизии, так как горячей еды здесь не сыскать. Здешние жители производят лучшее впечатление и более работящи, чем те, каких я встречал на Украине. Выехал около десяти часов вечера, и шестерка лошадей быстро домчала меня до Толстодубова (Tolstodubov), что в 31 версте.
5 мая. Сменив лошадей, по отвратительной дороге, мощеной, как заведено у русских, жердями, проследовал до Севска (Sefsk) — красивого городка с хорошими каменными зданиями и достаточно оживленного, — а оттуда, проехав 43 версты, добрался до Ямской (Jameskoy). Там нам дали шестерку лошадей, и мы продолжили путь по живописной местности, с более или менее возделанными полями, прибыв в Любочи (Liubostchi), что в 40 верстах. По дороге [опять] встречали паломников. Названное селение на въезде украшает плотина с мельницами, как это здесь часто встречается, а весь пейзаж напоминает Голландию. Далее на шестерке коней до Дмитровской (Dmitrovska), что в 20 верстах. Оттуда ехали уже на четверке, и вскоре у нас сломалось колесо, которое удалось кое-как поправить с помощью веревок и ремней от русских кнутов. Снова встретили паломников, а вечером прибыли в Шувардино (Shuvardino), проехав 30 верст. Форейтор хотел устроить меня на ночлег в доме, стоявшем на отшибе, за деревней, уверяя, что другого не найти; однако, когда я взглянул на мерзкую лачугу, ее обитателей и всю обстановку, которая ничего доброго не сулила, то сел в экипаж и велел везти меня на почтовый двор. Там, как только я подъехал, сразу нашелся добрый человек, предложивший разместиться у него в доме, где и принял меня со всем возможным радушием. Мне шепнули — и не без оснований, — что пройдоха форейтор хотел обворовать меня, если бы я поддался на его улов-
Стр. 156
ку. Поужинав тем, что еще оставалось от припасов, и выпив чаю, я устроил себе постель на лавке, положив на нее перину, и проспал до трех часов ночи, когда хозяева начали открывать окна, молиться перед образами, разжигать огонь и т.д.
6 мая. Встал в четыре часа, побрился, выпил чаю, а в пять выехал в Кромы (Kromi), что в 22 верстах. Там взял четверку лошадей и поскакал в сторону Нугри (Knubre), что в 20 верстах, однако форейтор, стремясь заслужить вознаграждение, не говоря ни слова привез меня в Орел (Orel) — расположенный в 18 верстах губернский город. Проклятые дороги. Город пересекает река Ока, через которую я переправился по мосту, только что сооруженному для императрицы, и я был первым после губернатора, кто проехал по нему.
Нанес визит начальнику гарнизона генерал-аншефу Каменскому, принявшему меня с большой радостью и в высшей степени учтиво. Он еще в Киеве, прощаясь со мной, сказал, что, почтет за честь меня принять, если я буду проезжать через его город. Шел уже второй час, и к нему приехали обедать несколько человек, в том числе губернатор господин Неплюев и бригадир Теплов. Сразу зашел разговор о подарках, сделанных императрицей в Киеве, и было заметно, что губернатор тоже надеется на щедрость государыни. Обедали в приятном обществе, и Каменский не хотел меня отпускать. В его карете мы отправились на гору, расположенную в двух верстах от города, откуда он виден как на ладони. К приезду императрицы Каменский хочет разбить там шатер. В городе выделяется большая площадь, по краям которой расположены лавки, где в базарные дни ведется торговля. Пошел дождь, и мы поехали обратно. Дома пили чай, а потом до самого ужина вели живую беседу, в которой участвовал племянник [генерала], учившийся в Геттингене. Отужинав, я отправился спать.
7 мая. Встал в семь часов, и мы вместе позавтракали. Когда я вошел, мой хозяин писал рекомендательные письма своей супруге, графу Панину и князю Прозоровскому, коими меня потом и снабдил. В восемь часов он повел меня смотреть подразделение численностью 300 человек, входящее в его гренадерский полк, — бравые ребята, но не слишком дисциплинированные. Они отшагали 160 верст и будут нести здесь службу; каждый месяц воинские части меняются. Вернулись домой, выпили шоколад, после чего гене-
Стр. 157
рал-аншеф уговорил меня остаться на обед. В промежутках он занимался делами, связанными с набором рекрутов, и мы долго беседовали о военном искусстве. Чрезвычайно учтивый и прекрасно воспитанный человек.
Когда мы наконец отбыли, один из его офицеров в своей «кибитке» отправился с нами, дабы сопровождать нас до Москвы или до Тулы. На окраине города к приезду императрицы сооружают кирпичную триумфальную арку на деньги местной знати; она может служить и городскими воротами. Я ехал на четверке лошадей, офицер — на тройке, вместе с сержантом и еще двумя служивыми. Переправившись через Оку, мы прибыли в Оптуху (Optuja), что в 36 верстах, а потом в Зеленцу (Zelentza), это еще 18 верст. Офицеру с его спутниками дали всего пару лошадей, и им стало трудно поспевать за мною, так что я первым оказался в Мценске (Mtsiensk), проделав 17 верст. Через реку Месту (Mesta), на берегу которой стоит сей город, нам пришлось переправляться в неподходящем месте, поскольку там, где обычный брод, строят деревянный мост для проезда императрицы. Следствием такой переправы стало то, что моя карета увязла в грязи и мы простояли там всю ночь до утра, несмотря на все усилия людей и лошадей, коих я велел доставить с почтового двора. Если бы не подоспевшие на помощь офицер с сержантом, я бы, наверное, застрял там еще на целый день. Положение не из приятных.
8 мая. На четверке лошадей проскакали 27 верст и добрались до Большого Скуратова (Bolskaia Scuratova), а затем миновали и Малое Скуратове (Malaia Scuratova), что в 18 верстах от первого. Дорога скверная, хотя окрестности живописные, да и поля вокруг возделаны лучше, чем на Украине. Доехали до Плавы (Plawa), через 27 верст, и пока меняли лошадей, к карете подошла женщина с очень чистым подносом в руках и предложила чаю с молоком, за что я от всего сердца поблагодарил ее, ибо впервые за всю поездку мне удалось раздобыть что-то горячее. Выехали оттуда все вместе на четверке коней и через 23 версты добрались до Соловы (Solowa), где утолили голод в доме одного крестьянина, коему я дал 15 копеек, чему тот был несказанно рад и долго меня благодарил. Но что
Реку под таким названием на географической карте обнаружить не удалось. Мценск же в действительности расположен на реке Зуше.
Стр. 158
за убогие жилища! Дальше двигались на четверке же по совершенно невообразимой дороге, поскольку главным трактом, который уже совсем готов к приезду императрицы, пользоваться не дозволяют, направляя в объезд по таким местам, где вовсе нет дорог... О деспотизм! Часам к трем ночи должны добраться до Тулы (Tula), это 40 верст отсюда, как мне позже сообщил мой слуга.
9 мая. В семь утра я открыл глаза и обнаружил, что нахожусь у дверей трактира в Туле, куда форейтор доставил нас на скверных лошадях в половине четвертого. Я вышел и нашел сносное жилье, за которое с меня запросили рубль с полтиной. Я согласился. Выпил чаю и, чувствуя себя разбитым, улегся в постель, которую мой добрый Карлос застелил простынями и проч., ибо здесь такими вещами не пользуются.
В полдень отправился к генерал-губернатору господину Кречетникову с письмом от князя Потемкина. По дороге попал под дождь с градом, однако возвращаться не стал. Его превосходительство изволили в это время кушать суп, и потому письмо не хотели передавать. Наконец это было сделано, и вышедший ко мне адъютант сообщил, что я могу возвращаться к себе в гостиницу, хотя дождь лил как из ведра. Так мне и пришлось ретироваться, несмотря на самые высокие рекомендации. Я раздобыл у моего трактирщика немного супу и жаркого, ибо мой желудок давно требовал горячей пищи, коей я не пробовал вот уже двое суток, причем все это время стоял адский холод. Вскоре появился адъютант и передал мне от имени вышеупомянутого губернатора, что тот пришлет за мной управляющего мануфактурой и т.д. Затем пришел еще один с извинениями того же губернатора по поводу того, что он не смог меня принять, и с уведомлением, что раньше завтрашнего дня осмотреть завод не удастся, ибо сегодня праздник. Прекрасно, прекрасно, господа.
Я взял с собою слугу, чтобы прогуляться по городу, несмотря на то, что было пасмурно и моросил дождь. Дошли до дома, где должна остановиться императрица. Снаружи он имеет весьма неприглядный вид, однако внутри совсем недурен, по крайней мере несколько дней тут можно провести. (Путь к нему лежит мимо монастыря, расположенного на берегу реки. Он обнесен древней, прекрасно сохранившейся стеной, оставшейся с татарских времен, так что следовало бы ее осмотреть.) Напротив дома установлены
Стр. 159
столбы для иллюминации; они поставлены также вдоль главной улицы, что тянется на целую версту, если не больше, до самого выезда из города. Там, где она кончается, возвышается нечто похожее на триумфальную арку, огромное сооружение с фигурой наверху, по-моему, олицетворяющей Славу; все сделано из дерева. Покружив по этой части города, мы вышли к Арсеналу, который в настоящее время приводят в порядок. Внушительное здание. Говорят, здесь может храниться до 100 тысяч ружей.
Затем осмотрели снаружи несколько церквей, а также дом гражданского губернатора — ничего примечательного. В целом добротных домов здесь наберется от силы двадцать пять или тридцать, остальные же являют собой печальное зрелище. Городской люд, однако, одевается здесь гораздо лучше и, похоже, живет в более сносных условиях, нежели в иных местах, а женщины весьма привлекательны. Видел трех или четырех прелестных девиц; все, как водится здесь, нарумянены. Встретил старика, похожего на Платона. Сходство было столь явным, что я даже приветствовал его по-гречески, вспомнив, как здоровалась моя соседка в Афинах. Наскоро осмотрел противоположный конец города, где сооружаются еще одни ворота, или арка, из дерева. По обеим сторонам вышеупомянутой улицы, что тянется на версту, поставили дощатые заборы, за которыми прячутся убогие хижины горожан, чтобы взорам государыни предстала не бедность, а мнимый блеск. С той же целью сейчас производится побелка лучших домов и приукрашивают те, что похуже, — дабы она ничего не увидела таким, каково оно есть на самом деле. Бедные народы и несчастные правители.
После трехчасовой прогулки, пройдя пешком более шести верст и немного утомившись, я вернулся на постоялый двор. Выпил чаю и узнал, что в мое отсутствие заезжал с визитом управляющей Р.Венишев — в чине полковника, ибо здесь всякому гражданскому чину соответствует военный, — чтобы пригласить меня на прогулку в его карете. По крайней мере он оказался более учтивым, нежели губернатор. Вскоре он вновь приехал, и мы условились, что поедем осматривать его завод завтра в шесть часов утра. Он сообщил мне, что у него постоянно работают 5 тысяч мастеровых, которые за год изготовляют до 40 тысяч ружей, а когда установят новые машины, будут делать 80 тысяч. Указанный за-
Стр. 160
вод приносит в год 92 тысячи рублей дохода, и вся эта сумма идет на закупку материалов и жалованье работникам, ибо государыня ничего не хочет забирать в казну, дабы производство расширялось и проч. Превосходный принцип.
Затем послал слугу с моей подорожной договориться, чтобы мне к завтрашнему утру приготовили лошадей; вернувшись, он сообщил, что эти шельмы хотят, чтобы я заплатил за большее число [лошадей]. Тогда отправил его с пространной запиской к помощнику губернатора, после чего городничий (garaniche), или полицмейстер, ответил мне через слугу, что лошадей приготовят.
10 мая. Встал в пять часов и, осматривая карету, обнаружил, что три железные заклепки на передке обломились — по всей видимости, когда ее вытаскивали из грязи, и распорядился немедленно все поправить. В шесть прибыла карета управляющего, и меня отвезли на завод, который я осмотрел самым тщательным образом. Видел разные измерительные инструменты, сделанные добротно, хотя и не слишком искусно. Армейские ружья делают здесь так же, как в Шпандау, используя точильный круг и проч. Изготовление ружья, тщательно собранного и подогнанного, обходится здесь в три рубля с полтиной, тогда как прусскому королю, в Шпандау, оно стоит четыре талера, или песо. Все механизмы приводятся тут в движение водой, для чего на реке поставлена большая плотина, поднимающая уровень воды, когда того требует та или иная работа. Мне показали чертежи всего этого сооружения, позволяющие составить общее представление о том, как оно действует. Затем мы пешком отправились туда, где выполняют самую тонкую часть работы — полируют сталь, и там среди прочего я видел «туалетный столик , сделанный целиком из стали, с золотой инкрустацией. Презабавная вещь, выполненная с величайшим вкусом умелыми руками мастеров, которые все, как один, носят длинные бороды.
Оттуда мы поехали в Арсенал, основанный Петром I; сейчас его перестраивают. Здесь действительно может храниться 100 тысяч ружей, как мне говорили, ибо полки сооружены до самого потолка, достаточно высокого. Далее поехали на фабрику, принадлежащую частному владельцу крупной мануфактуры Баташова , в прошлом —
Стр. 161
обер-мастеру этого предприятия. Здесь изготовляют изделия того же рода, но высшего качества, прежде всего стальные цилиндры огромных размеров, чтобы с их помощью прокатывать медные листы и проч. [Хозяин] был настолько любезен, что преподнес мне эфес шпаги, инкрустированный золотом, на память о посещении его фабрики, сказав, что я оказал ему честь своим визитом. Мне пришлись по душе его простодушие и искренность.
Я от всей души поблагодарил управляющего за столь прекрасный прием. На прощание он рассказал, что, когда простых людей спрашивают, почему они не бреют бороду, те отвечают: потому, что Иисус Христос всегда носил длинную бороду. Это идет от русского духовенства и показывает, сколь велико до сих пор его влияние.
Домой вернулся в девять часов, спросил счет и обнаружил, что он завышен более чем вдвое — вот оно, падение нравов, проникшее уже и сюда. Выпил чаю и около десяти выехал на какую-то заброшенную дорогу, ибо те, по которым обычно ездят, приготовлены для императрицы, и пусть все свернут себе шею, но по ним все равно не разрешат проехать. На сей раз у меня была четверка лошадей. При въезде в какое-то селение мой несчастный форейтор зазевался и не заметил, как выехал на запретную дорогу, но тут же был остановлен офицером и сержантом. Последний держал наготове палку, чтобы всыпать бедняге сотню горячих, как распорядился офицер, вершивший здесь суд. Почувствовав неладное, я выскочил из кареты и предъявил свою подорожную с намерением воспрепятствовать этому варварству. В конце концов все уладилось, и я спас несчастного от сотни палок.
Наконец прибыл в Вашан (Vaschan), что в 35 верстах, и оттуда, на предоставленой мне четверке коней, по проклятому бездорожью насилу добрался до Заводов (Sawodi), это еще 20 верст. Всех крестьян согнали мостить дорогу, и бедные люди горько жалуются на притеснения ел стороны местного губернатора; даже их поля вытаптываются лошадьми, ведь путники вынуждены колесить по их посевам... Несчастные горемыки! Здесь мне запрягли четверку скверных лошадей и, что еще хуже, дали в форейторы маленького мальчика. По такой дороге, да вдобавок в темноте... Как я ни упрашивал других кучеров, мошенники не соглашались, и я отправился в путь, чувствуя себя одураченным. Когда стемнело, я, видя, что ехать таким образом дальше неразумно, решил поискать ноч-
Стр. 162
лега в каком-то селении, показавшемся мне не слишком глухим. Однако все его обитатели уже спали и не хотели открывать. Наконец нашелся один, кто решился меня пустить. Он распахнул ворота, но они оказались такими низкими, что еще немного, и моя карета развалилась бы на части. По счастью, верхняя перекладина соскочила, и это нас спасло; вот что значит иметь кучером несмышленого ребенка. В конце концов мне удалось выпить чашку чаю и соорудить постель из собственной перины, на коей я проспал до четырех утра, а затем отправился дальше.
11 мая. Через час подъехал к Оке, через которую тоже строят деревянный мост к приезду императрицы, и нам снова пришлось переезжать вброд в неудобном месте, однако, поскольку было светло, удалось переправиться без приключений, правда, я немного повздорил с царскими лакеями, требовавшими, чтобы мы их пропустили вперед. Зато на другом берегу наша карета чуть было не увязла в грязи. Далее пред нами предстал город Серпухов, расположенный в 34 верстах от предыдущей станции. При въезде сооружают очередную деревянную триумфальную арку, а за ней виднеются развалины высокой стены — похоже, там когда-то стояла крепость, выстроенная на татарский лад. По узким улочкам — ибо главная улица перегорожена по причине всех этих приготовлений — добрался до почтового двора, где выяснилось, что лошадей сейчас нет, так как у смотрителя их всего семь. Встретил там офицера из Орла, что был моим попутчиком; он тоже дожидался коней.
Какие-то крестьяне посулили отвезти меня, если я заплачу за четырех лошадей. Прекрасно. Ведь не за пять, верно? Согласен. Я выпил чаю в доме почтового смотрителя-сержанта, и через час лошади были готовы к отъезду. «Ежели довезешь меня быстро, — сказал я форейтору, — и шестеркой лошадей, как обещал, заплачу тебе за пять. В противном случае пеняй на себя». Но не успели мы проехать и четырех верст, как пришлось выпрягать двух лошадей, которые не могли больше двигаться и мешали остальным. Поэтому мы очень долго добирались до Лопасни (Lapafnia), что в 28 верстах, где стоит прекрасный загородный дом господина Васильчикова. Я заплатил форейтору за четырех лошадей и, похоже, он остался доволен. Однако другой форейтор начал подбивать его, чтобы он потребовал дополнительной платы. Я огрел мерзавца тростью, и он отстал. Здесь лошадей тоже не было, и все зависе-
Стр. 163
ло от милости местных жителей. Один крестьянин подрядился было отвезти меня, если я заплачу за четверку лошадей, и пошел за упряжкой, однако другие отговорили его, и он не вернулся. В это самое время от почтового двора отъехал какой-то генерал в запряженной тройкой «кибитке», заплатив всего за двух лошадей.
Я зашел в дом, и тут мне предложили заплатить за пять лошадей, по две с половиной копейки за каждую. Хорошо. Через некоторое время они заявили, что, если я не уплачу тому крестьянину еще за одного коня, меня не повезут. Я вышел на улицу и вместо ответа угостил тростью тех, кто это предлагал, причем никто из них не был, разумеется, хозяином лошадей. Мой знакомец офицер поначалу принял мою сторону, но потом переменил свое мнение и посоветовал уплатить за лошадь половину цены. Болван! Я не двинулся с места, а когда привели лошадей, мне снова предложили выложить за пятерых по две с половиной копейки. Я согласился. Деньги вперед. Хорошо. Но как только я заплатил, оказалось, что они лишь этого и добивались и везти меня не собираются. Вскочив с сиденья, я дважды огрел тростью форейтора, и тот сразу тронулся с места, избавив меня от этого сброда, из чьих уст уже посыпались оскорбления по моему адресу. А все произошло, по моему убеждению, из-за неправильного поведения офицера.
По плохой дороге, а где и вовсе по бездорожью, прибыл в Тульскую Пахру (Tulskaia-Pakra), проехав 33 версты. Тут ко мне вышли сразу же, и я, желая добраться побыстрее, ибо хотел попасть в Москву засветло, попросил дать мне шестерку лошадей, обещав заплатить за четырех. Однако мерзавец форейтор успел сообщить, что до этого я платил за пятерых, и здешние плуты стали требовать того же. Я припугнул их городничим, и только тогда они начали запрягать. О, сколь безрадостно оказаться в положении бедного путешественника-иностранца!
Стр. 164

В ДРЕВНЕЙ СТОЛИЦЕ

11 мая. Наконец, продолжив путь по разбитой и тряской дороге, впрочем, уже не такой скверной, как прежний тракт, мы увидели вдали Москву, огромный город — 32 версты — на возвышенности с дворцами, садами и бедными лачугами, все вперемешку, что придает ему некоторое сходство с Константинополем. По дороге встречаются загородные дома, превосходно расположенные, с обилием деревьев и аллей вокруг, и все окрестности города весьма живописны и радуют глаз. Как этим людям, вынужденным сжигать столько дров, удалось сохранить обширнейшие леса, остается для меня загадкой!
В девять часов пополудни, еще засветло, я въехал в город и долго плутал в поисках дворца или дома фельдмаршала Румянцева. Меня по ошибке отвезли совсем в другое место, к тому дворцу вышеупомянутого фельдмаршала, который ныне занимает генерал-майор Бакунин, и я прождал там более получаса, пока, наконец, не отрядили одного из слуг мне в провожатые. К моему удивлению, тамошние слуги у меня на глазах украли у моего слуги архалук. Он выпал из экипажа, когда слуга пошел относить мою визитную карточку, и как он потом ни упрашивал вернуть его платье, мошенники в один голос уверяли, что ничего не брали. В одиннадцать я подъехал к особняку, и слуги проводили меня в комнаты, поскольку адъютант отсутствовал. За почтовых лошадей пришлось уплатить двойную цену, по четыре копейки за версту на каждую лошадь, таковы здешние правила. Выпил чашку чаю и лег спать.
12 мая. Утром мне нанес визит адъютант в чине подполковника, господин Бесин, сообщивший, что фельдмаршал поручил ему удовлетворять все мои надобности. Он распорядился доставить мне карету с четверкой лошадей, которая стоит четыре рубля в день.
В час пополудни отправился с визитами. Губернатора не оказалось дома. Оставил там свою карточку и записку, поскольку ни я не понимаю слуг, ни они меня. Сделав другие визиты, вернулся домой и, дабы не сидеть одному взаперти, в три часа поехал пообедать в заведение французского «traiteur» и, войдя, обнаружил, что обед за общим столом уже подходит к концу, да к тому же публи-
Стр. 165
ка собралась далеко не избранная. Я попросил, чтобы мне подали супу в отдельную комнату, но таковой не оказалось, и меня хотели усадить там же, где обедала вышеупомянутая компания. «S'il vous plait, monsieur» , — говорила мне хозяйка. «II ne me plait pas» , — отвечал я ей. Сев в карету, вернулся домой, где довольствовался куском окорока, оставшегося от моих дорожных припасов, и молоком, которое принес слуга. Это и был мой обед. Таким образом, вот уже три дня как я не пробовал горячей пищи, если не считать чая, который имел обыкновение пить каждый день, поскольку оказывался на постоялых дворах в такое время, когда там обедов не подавали. Мой хозяин, без сомнения, не предусмотрел этого, рассчитывая, что генерал-губернатор пригласит меня на обед, но того не оказалось дома, когда я к нему заезжал.
В пять часов я снова сел в карету и продолжил визиты, оставляя в домах свои карточки с записками, а в шесть намеревался ехать в театр, но не успел, поскольку завершил визиты лишь к восьми вечера.
Сколь же огромен этот город! Во многом его протяженность объясняется обилием садов, парков и пустырей. Впрочем, здесь немало прекрасных домов и дворцов, построенных в итальянском, французском, английском, голландском и проч. вкусе, а также в своеобразном стиле, имеющем очень мало общего с греческим или римским. В девять вернулся домой усталый. Выпил чаю, немного почитал и т.п.
13 мая. В девять часов у меня побывал секретарь генерал-губернатора, рассыпавшийся в любезностях и извинениях за то, что не сделал этого раньше, ибо из-за ошибки слуг, которые меня сопровождали, моя визитная карточка была доставлена в дом гражданского губернатора, и посему он узнал о моем приезде только вечером. Секретарь вызвался показать мне город, когда мне будет угодно, и я решил сделать это сегодня же. Он пошел распорядиться на сей счет и долго не возвращался.
Пока он отсутствовал, меня навестили госпожа Каменская с детьми и княгиня Горчакова, весьма обходительные дамы, и первая пригласила меня на обед. Вернулся секретарь, господин Рост, и мы
Стр. 166
поехали в Императорский воспитательный дом. Его директор господин Гогель ожидал нас с самого утра. Во время визита видели детей всех возрастов и осмотрели различные классы, как мужские, так и женские. Везде достаточно чисто, очень хорошие наставники, у маленьких детей — женщины, у детей постарше — мужчины. Их учат читать, писать, арифметике и т.п. Обучают также языкам: немецкому, французскому и т.д., и рисованию. Для физических упражнений в саду устроены качели, а зимой делают ледяную гору и съезжают с нее без саней. Закончив учение, воспитанники поступают в услужение или идут работать на одну из мануфактур, также учрежденных императрицей для их блага, где производят игральные карты, чулки, часы и т.д. В настоящее время в этом заведении, как мне сообщил его директор, 1600 детей-подкидышей, а еще 2000 воспитываются в сельской местности.
Затем мы осмотрели училище, которое называют Демидовским, по имени русского купца; оно примыкает к воспитательному дому. Нас сопровождал его нынешний инспектор, в чине майора, граф Саленц. 100 юношей, не сирот, обучаются тут коммерческому делу. Им предоставляют одежду, питание, кров, преподают русский, немецкий, французский и английский языки, а также географию, притом все это бесплатно. Видел их комнаты, содержащиеся в образцовом порядке. Нельзя не восхищаться подобным заведением, которое со временем обеспечит нации целую когорту хорошо образованных, а потому и более полезных стране коммерсантов. Указанное заведение располагает фондом в 250 тысяч рублей, приносящим 13 тысяч рублей ежегодного дохода, что позволяет полностью удовлетворить все его нужды.
Возвратился домой около двух, отобедал и в пять часов поехал посмотреть большое гулянье, которое сегодня происходит у Новодевичьего монастыря (Novodievitchi) — что означает «обитель девиц», — где была заключена знаменитая царевна Софья. Съехалось множество людей высшего круга: в колясках, каретах, а некоторые мужчины верхом, притом едва ли не каждый в английском костюме. Господин Рост сопровождал меня. Уверен, там было более 600 карет, украшенных с большим вкусом и с богатой упряжью. Выйдя из кареты, я зашел в монастырь и в церковь, весьма богатую по своему убранству, где обратил внимание на нескольких женщин из купеческого сословия, наряженных в «фату» — белую
Стр. 167
накидку, вышитую золотом, серебром, шелком и т.п. Лица у всех искусно накрашены, хотя, сказать по правде, они в этом нимало не нуждаются, ибо природа наградила их весьма привлекательной внешностью. Встретил там господина Бугарелли, негоцианта, и господина де Сожи, которые незадолго до того побывали у меня с визитом, и беседовал с ними о стране, этом монастыре и т.д.
Потом вновь сел в карету, и мы несколько раз объехали место, где происходило гулянье, любуясь дамами и юными девицами, которых к тому времени стало еще больше, и все красивы как на подбор. Заехал к князю Горчакову, но не застал его и отправился восвояси. По моей просьбе извозчик (svoschik), или кучер, привел хорошенькую девушку шестнадцати лет, за что я вознаградил его двумя рублями. Провел с нею ночь, и наутро она ушла очень довольная, получив от меня два дуката.
14 мая. Рано утром пришел адъютант генерал-губернатора, капитан господин Левонов с приглашением от его сиятельства отобедать с ним завтра. Вызвался отвезти меня в университет. Приходил также господин Роуэн, пригласивший на обед по-английски и наговоривший множество комплиментов. Генерал-губернатор, узнав, что я искал и до сих пор не нашел слугу-француза, прислал также в мое распоряжение полицейского чиновника господина Мея. Это скромный и хорошо воспитанный молодой человек.
Поехал с адъютантом Левоновым в университет, где нас уже ожидал его директор господин Тонвизен, встретивший меня весьма любезно и учтиво. Он показал мне все классы, где бесплатно обучают французскому, русскому, немецкому, латинскому, итальянскому и английскому языкам. Каждый из этих классов обыкновенно подразделяется на четыре части. Философию здесь преподают по-латыни, как будто русский язык недостаточно выразителен; преподаватель естествознания продемонстрировал нам скуднейшую коллекцию, относящуюся к сему предмету, которая годна разве что для показа в школе. В настоящее время здесь обучаются 1000 человек.
Осмотрели затем еще одно учебное заведение, входящее в состав первого и располагающееся здесь же, в небольшом здании. 106 учеников живут тут на полном пансионе благодаря щедротам государства, получая хорошее и широкое образование за 150 рублей в год. Еще 50 рублей идут на покупку платья, и таким образом
Стр. 168
за 200 рублей они имеют стол, кров, одежду и получают образование, что вовсе не дорого. Все их комнаты, спальни и т.д. чистые и опрятные, и остается только пожелать, чтобы число здешних питомцев росло на благо нации. Впрочем, возможно, это пожелание скоро сбудется, ибо рядом возводится новое здание и строительство уже подходит к концу. Прощаясь с гостеприимными хозяевами, я обещал снова наведаться сюда во второй половине дня, и они остались очень довольны, равно как и мне было приятно общество столь благовоспитанных людей.
Поехал в Кремль, где меня поджидал хранитель господин Коген, действительный статский советник, которому я привез письмо от князя Потемкина. Он встретил меня чрезвычайно любезно, и мы приступили к осмотру сокровищ. Поднявшись по лестнице, которую именуют Красной (то ли по причине ее цвета, то ли оттого, что в русском языке этим словом обозначают все самое лучшее) и по которой в былые времена могли подниматься только монархи (однако же, надобно сказать, весьма скверной), мы прошли в четыре главных помещения, где хранится несметное количество одежд, чаш, кубков, столовой посуды, украшений, корон, золотых и серебряных блюд и т.д. В большинстве своем все это — царские реликвии, ныне вышедшие из употребления, но чрезвычайно дорогие.
Среди прочего выделяются короны Сибири, Казани, Астрахани и России; большой трон из золота и серебра, инкрустированный драгоценными камнями, персидской работы. Еще один трон, на котором вместе восседали Иван и Петр I, имеет потайное окошко, через которое их сестра Софья слушала все, что говорилось, и подсказывала братьям. Необычайной роскошью отличаются седло и конская сбруя, подаренные нынешней императрице. Первые законы, изданные Иваном Васильевичем , хранятся в круглом серебряном ларце. Два больших серебряных блюда с великолепными изображениями батальных сцен — дар, как мне сказали, английского короля. Изделия из слоновой кости византийской работы, выполненные с высочайшим вкусом; небольшая коллекция янтаря и т.д., и т.д. Генерал Коген пообещал мне список всех этих вещей, и, если пришлет, я вставлю его в эти записи. Потом мы побывали в верхнем зале и в «Теремке» (Teremock) — маленькой башенке наверху, куда цари имели обыкновение подниматься по весьма отвра-
Стр. 169
тигельной лестнице, чтобы полюбоваться открывающимися оттуда прекрасными видами.
Затем мы перешли в Оружейную палату, где в трех больших залах хранится множество ружей, мечей и сабель прежних царей, а более всего там седел и иных предметов конского убранства, изготовленных в восточном стиле и богато украшенных серебром, золотом, жемчугом, алмазами и роскошными узорами. Можно сказать, что это в своем роде самая богатая коллекция в Европе. Я обратил внимание на изрядное количество огромных мечей в человеческий рост и со столь же небывало широкими лезвиями, так что держать их можно было только обеими руками. При .осмотре этих достопримечательностей к нам, воспользовавшись оказией, присоединились несколько дам. Я горячо поблагодарил генерала и отправился с упомянутым адъютантом посмотреть на знаменитый колокол (и заметил, что все окна зарешечены, а двери из железа и заперты на засовы, словно в тюрьме, из чего можно заключить, что в ворах здесь недостатка нет). Колокол целиком находится в яме рядом с колокольней Ивана Великого (Ivan Veliky), на том самом месте, где он был отлит, ибо, когда его подняли на поверхность, дабы водрузить на упомянутую колокольню, случился пожар, уничтоживший деревянные крепления, колокол упал обратно в яму, и от него отвалился кусок.
Я спустился в яму по весьма шаткой лестнице, чтобы рассмотреть его поближе. Сделан он чрезвычайно искусно и по своим размерам, несомненно, превосходит любой из европейских колоколов. Мне кажется, что он раза в два больше, чем толедский колокол в Испании. Никто из моих спутников не отважился последовать за мною из опасения, как они сказали, свалиться в яму.
Чуть поодаль, на парадном плацу Кремля, установлена гигантская бронзовая пушка, наподобие тех чудовищных орудий, что можно увидеть в Константинополе, сделанная в форме гаубицы, но гораздо больших размеров. Говорят, ее захватили у татар. Превосходный образец литейного искусства. Рядом стоят еще две, отлитые русскими мастерами, в виде кулеврин огромнейшего калибра. Тоже прекрасные орудия. Теперь домой.
В четыре часа пополудни прибыл господин Мей, и мы отправились в расположенное неподалеку Главное народное училище, находящееся в ведении генерал-прокурора князя Вяземского. Его
Стр. 170
воспитанники под руководством четырех опытных наставников совершенствуются в русском языке, а также изучают арифметику, географию, геометрию, чертежное дело. Обучение бесплатное. Сейчас здесь 235 учеников, и их число растет. Сие заведение, как мне показалось, очень хорошо устроено, и, если подобные училища распространятся по всей России, это очень скоро самым благотворным образом скажется на просвещении нации.
Поехали в Инвалидный дом, что расположен в другой части города, на самой его окраине. Сперва погуляли по саду, а затем зашли в деревянные бараки, где в тесноте и поистине ужасающих условиях ютятся несчастные солдаты, числом 350. Воздух настолько спертый, что находиться здесь почти невозможно. Заметил, что все солдаты носят бороду. Предрассудок ли тому причиной или, что вероятнее, лень и безразличие? Не встретил среди них ни одного хромого, однорукого или одноногого — и это в инвалидном приюте! — что заставляет усомниться в искусстве здешних хирургов... Женам со своими мужьями здесь жить запрещено, и это поистине жестоко.
Оттуда мы проследовали в большой дом, где размещаются офицеры, по два и по четыре в комнате, ибо помещения здесь просторные, так как дом строился явно для других целей. Царствующая императрица, под чьим попечением находится данное заведение, купила его у главнокомандующего Салтыкова. Верхние покои здания разрушены; имеется красивая часовня. Директор господин Шипилов весьма любезно показал нам все помещения, сообщив, что теперь здесь находятся 25 офицеров, а всего они могут разместить в доме до 200 человек, и когда будут закончены все намеченные постройки, число солдат возрастет до 2000. Указанный директор предложил осмотреть и близлежащий госпиталь, и мы прошагали до него добрых две версты. Я и не предполагал, что он расположен так далеко. Называется он Екатерининской больницей и находится под попечительством императрицы. Здесь содержатся около 150 больных, инвалидов и людей бедного сословия. Условия гораздо лучше, чем в инвалидных бараках, помещения проветриваются, нет той тесноты. Есть женские палаты и отделение для душевнобольных, коих здесь всего семеро. Везде чистота и порядок. Кровати занавешены, в каждой комнате содержится не более шести или восьми больных. Покидал больницу очень довольный увиденным.
Стр. 171
Теперь — в военный госпиталь, основанный Петром Великим и рассчитанный на 1000 раненых солдат. В настоящее время здесь всего 632 человека. Побывал в двух больших залах нижнего этажа: спертый воздух, дурной запах, больные лежат в тесноте, и состояние их поистине тяжелое. Поднялись наверх, где размещается довольно грязная аптека, а также анатомический театр и зала с образцами человеческих органов, зародышей и т.д. Видел труп, подготовленный к вскрытию.
Оттуда прошли в другое здание, скорее барак, где тоже лежат больные, но уже не такие тяжелые, и содержатся они в лучших условиях. Затем осмотрели баню, устроенную в русском духе, очень грязную и ничем не напоминающую турецкую. Побывали в отделении для душевнобольных, там их всего одиннадцать человек, среди которых один француз. Потом зашли в комнаты студентов, изучающих анатомию. Их здесь 100 человек, живут на полном пансионе, обучение также за казенный счет. По окончании курса их ждет назначение в армию. Комнаты весьма убогие и грязные, в отличие от тех, что занимают двадцать других студентов, оплачивающих свое ученье и пансион (а всего их могут принять 60 человек). Эти живут в удобных опрятных комнатах и, судя по их прекрасным книгам, прилежно изучают науки. Это поистине отрадно. Потом мы побывали в саду, где видели деревья, посаженные кругообразно, а в центре еще одно, самое красивое из всех, которое собственноручно посадил Петр I.
Ездили смотреть новый дворец Екатерины, который еще строится и закончен только снаружи, но уже видно, что это не самое удачное творение с точки зрения вкуса и архитектурных пропорций. Лоджия в центре, с отдельными колоннами и стенами по бокам, мешающими обзору, — оригинальная идея, что и говорить. Впрочем, расположен дворец неплохо, а сад вокруг него просто великолепен. Домой вернулся поздно. Пришла вчерашняя девица, и мы провели вместе всю ночь.
15 мая. Прибыли адъютант и господин Мей, и мы направились в собор, чтобы осмотреть сокровища, но поскольку было уже поздно и адъютант что-то перепутал, все оказалось закрыто. Пока это выяснялось, я взобрался на колокольню Ивана Великого, чтобы полюбоваться полной панорамой города, ибо оттуда он виден весь целиком. И не без удовольствия провел там более часа.
Стр. 172
Великолепен главный колокол. Мне показалось, он такого же размера, как знаменитый толедский.
Оттуда направился в знаменитую аптеку, открытую по приказу Петра I, чтобы снабжать приготовленными по всем правилам лекарствами все казенные аптеки империи. Я ожидал увидеть нечто замечательное, но был разочарован, да к тому же внутри на редкость пыльно и грязно. Главный аптекарь показал мне склады, где хранятся все необходимые вещества, и химическую лабораторию, и везде все та же грязь. А между тем аптекарь этот — немец, и притом весьма спесивый. Осмотрел также комнаты, где живут шестеро его учеников, бесплатно обучающихся фармацевтике. Они вполне сносны, хотя и уступают тем, которые занимает сам аптекарь со своей женой... Поехал домой переодеться.
В половине второго отправился к генерал-губернатору, генерал-аншефу П.Д. Еропкину, который при встрече оказал мне всевозможные почести, заверив, что князь Потемкин и фельдмаршал Румянцев аттестовали меня в самых лестных выражениях, что он рад служить мне, и т.д. Познакомился со многими гостями, в том числе с графом Остерманом, сенатором и братом вице-канцлера, находящегося в Петербурге. Он всячески выказывал свое расположение и служил мне переводчиком, ибо губернатор не говорит по-французски. По русскому обычаю мы выпили по чарке и отправились обедать. Собралось весьма приятное общество, и рядом со мной сидела барышня, владевшая французским. Был здесь и мой добрый приятель Корсаков . Губернатор очень рассердился на своего адъютанта, узнав, что собор заперли, не дождавшись моего приезда.
Оттуда в четыре часа поехал с господином Ростом в Павловскую больницу, основанную нынешним великим князем. Сначала мы совершили прогулку по саду, весьма обширному и живописному. Затем осмотрели палаты, всего на 55 коек, зато всюду чисто и опрятно. Каждая палата рассчитана на двух или четырех больных, хорошо проветривается и содержится в отменном порядке. Есть и женские палаты, где я видел семерых девиц, довольно миловидных, зараженных гнусной венерической болезнью, а также маленького ребенка, едва начавшего ходить. Уж лучше бы и во всех прочих больницах было поменьше больных, но зато побольше свежего воздуха, чистоты и порядка, как в этой Павловской больнице.
Стр. 173
Оттуда поехали в Воробьевский дворец (Vorabiotzky Dvoretz) — дворец воробьев , — расположенный на высоком холме, носящем то же имя, верстах в двух от города. Лучшее местоположение трудно себе вообразить, ибо отсюда открывается великолепная панорама Москвы. Не могу взять в толк, отчего это место столь заброшено и почему императрица ничего не построила здесь в отличие от многих других мест, куда менее живописных. Дворец очень старый, деревянный, почти полностью разрушенный и совершенно необитаемый. Пробыл там более часа, любуясь прекраснейшим видом, открывающимся на город и на чудесный луг, раскинувшийся у подножия холма, на берегу Москвы-реки.
Поехали затем на другой конец города, посмотреть еще один дворец, кирпичный, который недавно построен. Он называется Петровский (Petroffkoy-Dvoretz), то есть дворец Петра , и расположен тоже верстах в двух от города, на петербургском тракте. Его архитектура, далекая от совершенства и хорошего вкуса, представляет собой подражание готике. Мы зашли внутрь и не обнаружили там ничего примечательного, за исключением большой залы в форме ротонды, отличающейся прекрасными пропорциями, архитектурными украшениями и величественными размерами. Главная лестница во дворце отсутствует, вместо нее — две небольшие закрытые лестницы. Я поднялся до самой крыши, но никакого особого вида оттуда не открывается. Взбирался и на башни в стене, что опоясывает дворец, но открывающийся оттуда вид, в целом довольно живописный, не идет ни в какое сравнение с тем, которым я любовался, находясь в Воробьевском дворце. Домой приехал совершенно усталый; было десять часов вечера, но еще светло и светило солнце.
16 мая. В девять часов явился Корсаков, и, поскольку было воскресенье, сначала зашли в церковь. О, какое великое множество народу! Мы пробыли там около десяти минут, после чего поехали в Донской монастырь (Donskoy-Monastir), названный так потому, что он был построен казаками с Дона. В послушники здесь принимают после строгого отбора. Находились там около получаса, и все это время я рассматривал фрески внутри собора, украшающие его плафоны, стены и т.д. По своему изяществу, манере письма и колориту они превосходят все те, что мне довелось видеть в греческих церквах; даже архитектура кажется более совершенной.
Стр. 174
Именно здесь 16 лет назад — если не ошибаюсь, 16 сентября 1771 года по старому стилю — во время чумы произошли трагические события, связанные с архиепископом Амвросием, который был убит чернью: ему раскроили голову топором. Он переоделся в мирское платье и спрятался на хорах церкви, но был узнан одним мальчиком, и бунтовщики выволокли его наружу. Он попросил, чтобы ему дали помолиться, и к его просьбе снизошли, но вскоре, видя, что молитва затягивается, вывели за ограду и примерно в 50 туазах от ворот, рядом с тем местом, где сейчас стоит деревянная будка, убили. Когда сюда приезжал император , он побывал на этом месте, где вначале был водружен каменный крест, но затем полиция его убрала. Потом мы осмотрели римскую католическую церковь, посещаемую множеством благочестивых прихожан. Сама церковь ничего собой не представляет. Есть здесь кроме того две церкви протестантов-лютеран и одна кальвинистская.
Обедал у госпожи Каменской, красивой и любезной дамы, которая происходит из рода Голицыных. Там были князь Сибирский, князь Голицын и грузинская княгиня с восемнадцатилетней дочерью, прелестным созданием с черными испанскими глазами. Если судить по тем представителям этой нации, с коими мне довелось встречаться, то, без сомнения, придется признать, что распространенное мнение о том, что испанцы происходят из Грузии или, вернее сказать, от грузин, основавших свою колонию в Испании, находит подтверждение в облике и чертах этих людей. Мы с приятностью провели время, пили кофе, а потом вышли в чудесный сад. Хозяйка показала нам оранжерею, где растут абрикосы. Мы продолжали беседовать с нею, и она сказала, что не хочет, чтобы ее дети получали образование за границей.
Затем заехал за Корсаковым, который уже ожидал меня, чтобы отправиться на гулянье в Государев сад. Приехали туда в половине седьмого и оказались в окружении множества нарядных молодых и привлекательных дам. Длинная аллея, в которую входят через небольшие ворота, представляет собой прекрасное и живописное зрелище. Мы гуляли там до начала десятого, и это место напомнило мне Кенсингтонский сквер в Англии. Сад разбит в английском вкусе и очень красив. Обратил внимание, что все дамы, и зрелые, и совсем юные, напудрены и нарумянены, за исключением одной, каковой оказалась очаровательная барышня Мансурова. Я
Стр. 175
имел удовольствие говорить с нею и не мог оторвать от нее глаз... Беседовал также с госпожой графиней Строгановой, которая производит впечатление образованной женщины. Она много путешествовала и теперь живет отдельно от мужа. С любопытством наблюдал за колоритной группой, состоявшей из русского купца с длинной бородой, его сына и жены. Последняя была очень хороша собой, в роскошной накидке, или «фате», украшенной дорогим жемчугом, которая обошлась ей по меньшей мере в 4 тысячи рублей, сильно нарумянена и проч. Муж же был явно раздосадован тем, что все обращают внимание на его красавицу-жену. С нею была еще одна женщина, тоже в богатом наряде. Домой приехал, валясь с ног от усталости.
17 мая. С утра отправился посмотреть новое правительственное здание, строительство которого завершается в Кремле. В нем два великолепных больших зала богатой архитектуры: один — овальный, другой — круглый. Второй этаж занимают многочисленные шкафы и полки для бумаг, архивов и т.п. Пожалуй, это единственное, что может гореть в этом здании, ибо, к сожалению, эти шкафы изготовлены из дерева, тогда как следовало бы сделать их железными, поскольку в случае пожара, огонь, хоть и не причинит большого урона самому строению, не пощадит бумаг и архивов. Здание это имеет внушительный вид и весьма недурно по своей архитектуре... но не идет ни в какое сравнение с находящимся напротив старинным Арсеналом, построенным во времена Петра I Лефортом. Однако же над центральным входом обозначено «1736», что укрепляет во мнении тех, кто полагает Арсенал творением Миниха, жившего в царствование императрицы Анны. По моему разумению, это лучшее сооружение в Москве как по своей монументальности, так и по прекрасным пропорциям и безукоризненному архитектурному вкусу. Главный портал украшают колонны дорического стиля, выполненные в лучших греческих традициях, и меня немало удивляет, что такое великолепное и нужное здание до сих пор не восстановлено после пожара, от которого оно сильно пострадало внутри. К восстановительным работам приступили только сейчас.
Оттуда, через ворота, где находилась икона, сыгравшая роковую роль в судьбе Амвросия, мы проследовали к церкви, которую называют Тринадцатиглавой, потому что у нее действительно
Стр. 176
столько глав, а сверх того еще много разновеликих куполов, и к тому же ее опоясывает галерея, или терраса. Композиция и замысел этой постройки поистине исключительны, так что это необходимо увидеть своими глазами. Служка начал отпирать многочисленные замки, запоры и засовы и показывать нам поочередно алтари и небольшие церкви, возведенные в честь различных святых, чьи деяния отмечены неиссякаемым потоком приношений. Я спросил у него, для чего нужно столько замков, неужели у святых тоже воруют, и он признался, что это так. Этот храм называется Собор Покрова (Sobor-Pochrova), то есть Сообщество Хранимых Господом ; именно с ним связано предание о том, будто Иван Васильевич приказал не то выколоть глаза, не то повесить архитектора, чтобы тот уже не смог создать ничего более совершенного, а вовсе не с храмом в Иерусалиме (как утверждает господин Гатри), ибо последний был построен позднее.
Оттуда отправились смотреть фигуру покойного короля Пруссии Фридриха II в натуральную величину, которую показывают за рубль. Сходство поразительное, к тому же король облачен в собственное платье, сапоги, голубой фрак с подкладкой из алой тафты, черные бархатные панталоны, камзол белого сукна с многочисленными пятнами от табака, черный шейный платок и т.д. Представлен даже его носовой платок, весь заштопанный и с вышитой шелком монограммой. Монарх изображен в момент, когда он( вернувшись с парада, просматривает разложенные на столе бумаги. Автор сего произведения — некий Штейн из Берлина, отправивший, как говорят, два таких же экземпляра в Париж и Лондон. Во время показа фигуру освещают, что создает еще более полную иллюзию. Зрелище весьма меня позабавило, и я провел возле великого Фридриха более часа.
Обедал у Корсакова, который владеет очень хорошим, хотя и небольшим, собранием книг и старинных бюстов. Живет он в собственном доме, весьма приличном. На обед были приглашены также один француз, кавалерийский капитан, и господин Ларосьер, который был адъютантом у герцога де Брольи , большой знаток военного искусства, о коем мы с ним немало порассуждали. Он
Стр. 177
знавал О'Рейли, с которым познакомился в доме вышеупомянутого маршала.
Оттуда мы отправились в Вокзал — парк, устроенный одним англичанином, господином Медоксом, в подражание английскому Vaux-Hall . В большой круглой зале с колоннами находится театр, где играют короткие пьесы на русском языке; есть еще три помещения: первое для танцев, второе для игры в карты, в третьем пьют чай и кофе. По окончании спектакля танцуют и в ротонде. Публика собралась самая блестящая и чересчур многочисленная для такого не слишком просторного места. За вход берут рубль и пускают людей только благородного сословия. Пробыл там до половины двенадцатого, после чего, не выдержав, отправился домой, ибо находиться в обществе и не иметь возможности ни с кем даже перемолвиться — истинная «seccatura» . Признаться, никогда еще не видел, чтобы столько людей собирались вместе и не общались между собой.
18 мая. Рано утром в сопровождении господина Роста отправился осматривать церковные сокровища и т.д., побывав сначала в соборе, где под алтарем находится великолепное изделие из золота, изображающее библейский Ноев ковчег, — дар царствующей императрицы. Затем посетил сокровищницу, где хранится такое множество митр и одежд, украшенных жемчугами, алмазами и проч., что всего не перечесть. Среди прочих вещей выделяются небольшой золотой ковчежец, или дарохранительница, из Молдавии — подарок князя Потемкина; несколько роскошных платьев, вышитых, как утверждают, собственноручно самой государыней; митра, которая стоит более 60 тысяч; Евангелия в богатейших окладах из золота и драгоценных камней. В центре собора висит огромнейшая люстра из массивного серебра. Мы переходим к реликвиям... Из всех выделяются две: клочок туники Иисуса Христа и гвоздь, употребленный при распятии... Ткань туники мне не удалось как следует рассмотреть, поскольку она находится под толстым стеклом, дабы никто не пытался удовлетворить свое любопытство. Здесь же хранится колоссальных размеров чудотворный образ Девы Марии, который, как говорят, сотворили все апосто-
Стр. 178
лы. Весьма посредственная живопись, при всем уважении к апостолам.
Оттуда мы перешли во второй собор, где находятся усыпальницы всех царей. Один из них был канонизирован, и поэтому его надгробие изготовлено из массивного, превосходно отделанного серебра. Это дар Екатерины II. Здесь тоже есть митры и книги, правда, в меньшем количестве.
Затем — в третий собор, где также хранятся реликвии и драгоценные священные сосуды, но тут их сравнительно немного. Пол в этой церкви выложен не железными плитами, как в других, а мрамором, и монахи сказали мне, что.это агат.
Наконец, осмотрев бесчисленные реликвии и талисманы, я вошел в старинный Патриарший дворец, где увидел большую коллекцию золотой и серебряной посуды, посохов и роскошнейших одеяний... Удручающее впечатление произвело на меня собрание древних книг — как мне сказали, их здесь несколько тысяч, — находящихся в плачевном состоянии. Возможно, в них содержится что-то очень ценное, но при таком хранении мы наверняка об этом никогда не узнаем.
Привлекли мое внимание и два больших серебряных сосуда для благовоний, выполненных с хорошим вкусом. В целом же это здание напоминает царский дворец; та же татаро-готическая архитектура, то же безвкусие.
Оттуда мы направились в новую резиденцию архиепископа, расположенную также в Кремле, где никто не живет, хотя здание очень хорошее. Построивший его нынешний архиепископ предпочитает другое, удаленное от шума и суеты и окруженное садом, где он прогуливается. Дворец же, в котором мы побывали, весьма неплох. Внутри висят портреты предшественников этого архиерея; обращают на себя внимание два превосходных наборных мраморных стола работы укрывшихся здесь иезуитов — подарок князя Потемкина; коллекция ладанок, а также ложе покойной великой княгини , которое, по обычаю, было передано ее духовнику Платону .
Далее мы проследовали во дворец императрицы, который служит резиденцией московскому генерал-губернатору. Это прекрасное, богато украшенное здание с превосходными гобеленами, на которых увековечены сюжеты из истории Дон Кихота. Указанный
Стр. 179
дворец принадлежал фельдмаршалу графу Чернышеву, и императрица купила его для города за 200 тысяч рублей, хотя стоит он, наверное, вдвое больше. Нынешний генерал-губернатор тоже здесь не живет, предпочитая более скромный собственный дом. Осмотрел кухню, конюшни и т.д. Всюду чистота и порядок.
После этого мы зашли во французскую книжную лавку, но я так и не смог отыскать плана или описания Москвы. Книготорговец предложил мне вышедшую в прошлом году в Берлине книгу, в которой один лютеранский священник рассуждает о русском народе, весьма любопытно. Утверждает, что число иностранцев в Петербурге достигает 24 тысяч душ. Читал также историю жизни Петра III, опубликованную господином Ламаршем; интересная, но довольно желчная книга.
Затем осмотрел старый Гостиный двор, по большей части разрушенный, который устроен в виде «хана» (han) — с галереей и комнатами в глубине для приезжих торговцев, как в Турции. Внизу располагаются лавки, здание окружено портиком, и все это место называется по-русски «Gastinai-duord» — двор для гостей .
Оттуда прошли в торговые ряды, своим расположением напомнившие мне безестан в Константинополе. В каждом ряду продают свои товары, и улочки здесь чрезвычайно узкие. Думаю, что всего в этом квартале никак не меньше 6 тысяч лавок. По-русски он называется Китай-город (Kitai-Gorod), или китайский город, наверное, потому, что в прежние времена, когда у России почти не было отношений с Европой, здесь главным образом продавали товары из Китая . Обедал у Корсакова, и господин Ларосьер сообщил мне о вышедшем посмертно труде по военному искусству Гибера, с которым он поддерживал переписку, но тот недавно скончался. (Ложь!)
Затем отправились в Царицынский парк, побывали во всех его уголках. Удивительно красивое место. В девять часов поехали в так называемый Клуб. Входной билет генерал-губернатор прислал мне еще утром. Это прекрасная зала, быть может, в своем роде самая большая в Европе — 120 футов в длину и 72 в ширину, — с лепными украшениями и деревянными колоннами, кажется, коринфского стиля. Зала имеет прямоугольную форму и очень красива. По всему периметру, на высоте, составляющей две трети колонны, проходит галерея, где располагаются музыканты. Пол вдоль стен,
Стр. 180
заколоннами, приподнят, образуя еще одну галерею, где по всей длине расставлены скамьи со спинками, мягкие и довольно удобные. Освещается зала двумя рядами хрустальных люстр, висящих между колоннами, на высоте верхней и нижней галерей, и потому освещение здесь неравномерное: центр залы, где должно бы быть светлее всего, освещен меньше, чем боковые части.
Есть тут и большие залы для игры в карты, без которых здесь не обходится ни одно собрание, а также «toilettes» , где дамы то и дело обновляют краску на лице. Подобное мы видели и в Вокзале, где одна «demoiselle» усердно предавалась сему занятию на глазах у всех. Мой приятель Корсаков, который был с нею знаком, пытался уверить ее, что в подобных ухищрениях вовсе нет нужды и т.п. «Полноте, сударь! — возразила она. — Прилично ли появляться вечером с бледными утренними румянами?» Черт знает, что за представления о приличиях у этой дамы!
Есть здесь и еще одна большая зала, где подают ужин, и желающие могут прекрасно поужинать за рубль. Побеседовал с барышней Мансуровой; была там и княгиня Гагарина, выделявшаяся красивой фигурой. Поразительно, что никто из распорядителей не подошел ко мне, а между тем я был гость и получил пригласительный билет от генерал-губернатора. Уехал после ужина, около полуночи. В этот вечер здесь собралось более 1500 человек, главным образом молодых девиц. Уж не знаю, как они найдут себе женихов. Мне говорили, что в этом клубе числятся 2 тысячи членов (мужчины платят 20 рублей, женщины — 10), из коих 1600 — женщины. По другим сведениям мужчин 600, но в любом случае их гораздо меньше.
19 мая. Утро провел дома за чтением, а в два часа отправился к господину Роуэну и добрался до его дома лишь в три, ибо он живет на другом конце города. Там уже были господин Бугарелли, господин Сожи и др., и мы долго и не без пользы беседовали о стране, действиях правительства, далеко не таких умеренных, какими они кажутся, и т.д. Пили чай, а в шесть часов я поехал к Лазареву посмотреть образцы шелковых тканей, очень хорошего качества, которые у него вырабатываются и будут использованы
Стр. 181
для обивки стен в новом дворце Екатерины II. Он показал мне 29 различных образчиков, и по выделке, расцветке и прочности они ни в чем не уступают лучшим лионским шелкам, хотя рисунку немного недостает правильности и вкуса. Эта шелковая фабрика была основана Петром I, а затем перешла к отцу нынешнего хозяина, армянину по происхождению, который ее усовершенствовал. Она находится, кажется, в 60 верстах отсюда, и, насколько мне известно, это первая подобная мануфактура в сей стране.
Оттуда отправился в театр — генерал-губернатор прислал мне билет, — где давали небольшую русскую оперу, с танцами и проч.; все актеры — местные, но по своим манерам ничуть не уступают итальянцам или французам. Никогда бы не подумал, что русские могут быть столь гибкими и изящными. Беседовал с госпожой Корсаковой, весьма любезной барышней. Театр довольно велик, но в сравнении с прочими не представляет собой ничего особенного. Его антрепренер — господин Медокс, тот самый, кому принадлежит Вокзал. Когда вернулся домой, мне привели девушку, не слишком привлекательную. Лег с нею и в течение ночи четырежды шел на приступ, что для меня совершенно необычно.
20 мая. Последствия не замедлили сказаться: встал поздно. Получил записку от генерал-губернатора, уведомившего, что граф Шереметев приглашает меня на обед и надеется, что мне понравится его загородный дом в Кускове. Я собрался, и мы с господином Меем отправились в путь. Все уже садились за стол, когда мы приехали, ибо до сего дома семь верст.
Обед прошел в оживленной беседе. Стол был накрыт в павильоне, который снаружи выглядит как обыкновенный стог сена, но внутри весьма недурно обставлен, а затем мы перешли в небольшой домик, стоящий в отдалении от большого дворца и носящий название «Solitude» , где пили кофе. Явился молодой граф, извинившийся передо мною за то, что не обедал с нами, и оставивший приятное впечатление. Потом барон Лаутиц, живущий в доме графа, и господин Буильи, гувернер его малолетнего сына и весьма образованный человек, показывали мне обширный парк.
Сначала мы направились в ту часть, которую называют англо-китайским садом. Среди прочего мое внимание привлекла весьма искус-
Стр. 182
но выполненная фигура капуцина — он пишет что-то у себя в пещере, а напротив стоит пригожая девица, его служанка, принесшая ему грибы; келья сложена из камня. Видел также рыбачью хижину и т.д. Тут мы сели в так называемую «линейку» с двумя продольными сидениями, наподобие диванов, установленными на дрожках (trusky), запряженных парой лошадей и очень удобных для таких прогулок по саду, и поехали к большому дворцу, который поистине великолепен.
Во дворце меня особенно заинтересовала оригинальная картина, изображающая Полтавскую битву и написанная в Париже по указанию Петра I, когда он там находился; на полотне он изображен верхом на лошади. Более часа провел возле этой в высшей степени занятной картины. В Оружейной палате мне показали седло Карла XII, в котором он сидел в день сражения, украшенное бархатом и драгоценными камнями; возможно, то было его любимое седло. Видел также, в числе множества ружей, мадридские с их знаменитыми дулами. Есть здесь превосходные полотна фламандцев и несколько довольно посредственных плафонов. В портретной галерее представлены все цари и правители России. До чего хороша царевна Софья, эта плутовка! Великолепная женщина. Есть в собрании портреты многих европейских монархов, и самый лучший из них — портрет нынешнего польского короля, отличающийся поразительным сходством. В отдельном кабинете находятся небольшие восковые фигуры: Вольтер, Руссо, Д'Эстен, Франклин и т.д., и среди них фигуры двух женщин; одна, обнаженная, лежит на постели, другая, высоко подобрав юбку, так что видны все ее прелести, моется над тазом. Последняя, как говорят, была куплена в Париже за сто ливров, и, безо всякого сомнения, это весьма тонкая работа, ибо на бедрах и грудях видны мельчайшие прожилки, волоски и т.п., а самое забавное, что сюда заходят и женщины, но в России сие не считается непристойным. Видели мраморный обелиск, подаренный нынешней императрицей, который установлен напротив парадного входа.
Оттуда мы проследовали к различным домикам и павильонам, выстроенным в национальном стиле и затейливо украшенным, как-то: Грот, Итальянский домик, Голландский домик, Карусель, Крокетная, Лабиринт, Театр, Menagerie , Эрмитаж и т.д. В этом пос-
Стр. 183
лед нем имеется хитроумнейшее устройство, с помощью которого накрывают на стол, подавая снизу в верхние комнаты приборы и блюда; все внутри красиво украшено. Видел в одном павильоне женские туфельки китайской работы, которые впору разве что трехлетнему ребенку... Сколь сильно они уродуют себе ноги! Туфли сшиты из шелка. В конце концов, хотя пошел уже десятый час, так и не успели осмотреть всего того, что есть в этом огромном и разнообразном саду... который пришелся бы по вкусу венгерскому князю Эстергази . Напоследок побывали в бельведере, откуда открывается общая панорама и лучше виден расположенный неподалеку лабиринт. Поужинали вместе. Госпожа Годен, воспитательница малолетней дочери графа, производит впечатление образованной и достойной особы, равно как и господин Буильи. Граф развлекал меня занятными историями из жизни Петра I; поскольку его отец был генерал-фельдмаршалом и главнокомандующим, государь находился у него в подчинении. В двенадцатом часу я распрощался и приехал домой около часа ночи. Граф подарил мне панораму и план своего парка с описаниями на русском языке.
21 мая. Рано утром получил недостающий рисунок обелиска, к которому было приложено любезное письмо барона Лаутица, приглашавшего меня, от имени графа, еще раз навестить его до моего отъезда. В одиннадцать часов отправился в собор, где по случаю тезоименитства малолетнего великого князя Константина служил первосвященник архиепископ Платон... То же, что и в Киеве, разве что больше народу.
В два часа поехал на обед к генерал-губернатору, который устраивал торжественный прием, и народу было не счесть. Он представил меня архиепископу Платону, с коим я имел долгую беседу. Это человек огромных познаний и очень откровенный. Доказательством отсутствия здесь терпимости, сказал он, служит то, что он не может мне сказать, что она существует! Произносились приличествующие случаю тосты, обносили бокалами, как в Киеве, и я попробовал свежей рыбы из Волги под названием стерлядь (stealit), весьма нежной на вкус. Отобедав, мы пили кофе на балконе, а внизу веселился и плясал простой люд, одни мужчины, которые не уступят в похотливости самой последней... В руках у них было что-то похожее на кастаньеты, с бубенчиками, мне такие уже доводилось видеть. Платон сказал, что мы непременно должны
Стр. 184
еще увидеться, и предложил дать рекомендательное письмо в Троицу. Очень хорошо.
Навестил госпожу Лашкареву, которая в своем греческом одеянии выглядит очень стройной и весьма недурна собой; рассказал о ее сестре в Константинополе. Поехал домой к графу Шереметеву посмотреть его кабинет естествознания, и он меня уже поджидал. Сказать по чести, дом не ахти какой... но вот картина, изображающая Петра I в полный рост, как воплощение благоразумия, любопытна. Затем пошли в вышеуказанный кабинет с очень скудной коллекцией, если не считать жемчужины, выловленной в Кускове, великолепного цвета и совершенной формы; редкостный экземпляр. Там же находится раковина, в которой она была найдена, и еще несколько раковин того же рода, в коих тоже были обнаружены жемчужины, но не столь удачно окрашенные. Все они сероватые. В доме есть также библиотека, насчитывающая 12 тысяч томов, хотя кажется, что меньше, и небольшая коллекция гравюр. Оттуда поехал к князю Горчакову, принявшему меня с большой обходительностью. Пил чай, а потом были танцы, в которых участвовало все семейство, включая самых юных его членов, коих обучает танцам наставник-француз, весьма самодовольный субъект... Эти люди полагают, что образование сводится к умению хорошо танцевать, и их дети более ни в чем не нуждаются. Характер, а не образованность, говорила мне госпожа Каменская, — вот то главное, что она желала бы видеть в своих детях. Как будто одно может сформироваться без другого. Приехавши домой, читал очерк о торговле в России.
22 мая. С утра поехали в Главный архив, где хранятся все наиболее интересные и примечательные документы монархии. Меня встретили оба его директора, и все уже было готово, поскольку они были заранее предупреждены генерал-губернатором. Сначала мы прошли в зал, где находится библиотека Миллера — который, будучи историографом России, занимался устройством указанного хранилища, — купленная императрицей и содержащая 6 тысяч томов, имеющих касательство к российской истории.
Затем осмотрели другие помещения, где хранятся различные документы, разобранные по странам, начиная с 1263 года. Известно, что за ними не было должного присмотра и они хранились в неподобающих условиях; внешний вид многих из них свидетельст-
Стр. 185
вует о том, что и по сей день положение не слишком улучшилось. Потом мы прошли туда, где в лучшем порядке и большей сохранности находятся подлинники различных трактатов и договоров с иностранными державами. Видел договор, заключенный с Максимилианом , где он именуется императором и на основании которого Петр подтверждал законность своих притязаний перед всей Европой. Мне дали копию на русском языке.
Торговые и проч. договоры с Китаем, написанные на тончайшей бумаге, которая выглядит так, словно была изготовлена вчера; она куда более долговечна, нежели лучший пергамент или велень. Такие же соглашения с Индией, Персией и т.д. Письмо Генриха IV Французского, рекомендующего царю некоего фламандского негоцианта; он просил также, чтобы врачу, находящемуся в России, было позволено поехать на некоторое время во Францию; взамен, если царю будет угодно, король мог бы прислать хорошего лекаря, дабы тот неотступно находился при персоне государя... Какая доброта, какое красноречивое свидетельство его любви ко всем людям, стоящее, по моему разумению, выше целого панегирика Плиния Траяну... И подпись: «Анри». Письмо Марии Английской и короля Испании Филиппа II. Еще одно, от Елизаветы Английской, подписанное «Елизавета». Письмо Анны Австрийской, регентши Испании , подписанное «Я, королева». Письмо английского короля Карла I, написанное на бумаге с золотой каймой и узорами, расположенными по окружности. Несколько подлинников последних мирных трактатов со Швецией, Пруссией, Данией, Польшей, Турцией, Китаем, Персией и т.д. вкупе со старинными актами, составленными на собраниях в Новгороде и снабженными многими печатями (в иных случаях — до одиннадцати), на которых вместо герба выдавлены изображения святых и ангелов. Несколько свитков из древесной коры, на которых обитатели Камчатки вели учет податей, кои должны были платить царю; прелюбопытнейшая вещь.
Особенно интересны письма, черновики и памятные записки Петра I, составляющие 13 томов и дающие более ясное представление о методах, правлении, намерениях и характере этого великого человека, нежели все исторические сочинения вместе взятые. Письмо, в котором он просит, чтобы «минхер» адмирал — полагаю, Апраксин — прислал ему известный атлас в зеленом перепле-
Стр. 186
те, которым они обыкновенно пользовались. Другое, с указанием направить к нему того хирурга, который хотел вырвать ему зуб. Еще одно, адресованное тому же Апраксину, в котором он сообщает, что согласно донесениям шведская армия уже находится в Польше, а посему русским войскам надлежит соединиться у Риги, чтобы дать отпор противнику и с Божьей помощью добиться виктории. Снова письмо Апраксину, коему он поручает распорядиться насчет трости и в конце послания рисует набалдашник, каковой должен быть украшен изумрудом с бриллиантами вокруг и его гербом, а еще надобно оставить место для герба Меншикова — его ближайшего сподвижника, которому и предназначался сей подарок. Далее он указывает, что стоимость этой трости не должна превышать трех-четырех тысяч рублей — можно сравнить с теми, что я видел в Киеве, — и в заключение просит передать наилучшие пожелания его сестре — то бишь сестре Апраксина — и всем домочадцам. Совершенно другие отношения, столь непохожие на теперешние.
Из памятки, содержавшей девять пунктов: 1) написать письмо некоему королю; 2) сообщить Мальборо и голландцам о намерениях шведского монарха в отношении Паткуля ; 3) отослать кое-что королю Дании; 4) дать ответ одному военачальнику, и т.д., — видно, сколь методичен и неукоснителен он был в исполнении своих дел. Было уже поздно, и мне пришлось оставить это приятнейшее и поучительное занятие, но я дал себе слово вернуться сюда на другой день.
Оттуда поехал на шелкоткацкую мануфактуру Бабушкина, по которой меня водил управляющий, любезный и предупредительный господин, и надо сказать, что на фабрике этой, выпускающей тафту, парчу и шелка, дело поставлено хорошо; вот только рисунки на тканях никуда не годны, и, по моему мнению, это главный недостаток всех подобных мануфактур... Шелк, мне сказали, привозят из Персии, Греции и даже из Италии. Очень хороши легкие платки, которыми женщины покрывают голову.
Затем — к Сухаревой башне (Soujareba-Bachna, что означает «голова сахару» ) — она же Адмиралтейская, так как в ней располагается это ведомство. Башня стоит на высоком месте и возвышается над прочими городскими зданиями, но, поскольку подняться можно только на крышу строения, составляющего ее осно-
Стр. 187
вание, а выше лестницы нет, обзор оттуда не столь широк, как я ожидал. Впрочем, виды красивые. В помещениях башни размещалась и школа, учрежденная Петром I для 50 солдатских детей, которые здесь учились читать, писать и считать, но в настоящее время она пришла в запустение.
Потом отправился на мануфактуру Колосова, тоже шелкоткацкую, которая понравилась мне даже больше, чем предыдущая. Хозяин сообщил, что у него 180 человек работников и в год они выпускают 50 тысяч аршин (archines) тканей. Домой приехал усталый.
Во второй половине дня благодаря протекции генерал-губернатора, который освобождает меня от всех хлопот, посетил женский монастырь, Новодевичий (Dievitch-Monastir)... Настоятельница прислала монашенку, которая нам все показывала. Вначале осмотрели помещение, служившее местом заточения или жилищем знаменитой и распрекрасной царевне Софье, сестре Петра I... Вполне сносное. Зашли в церковь, где находится ее гробница, а также надгробия еще двух или трех царевен. Затем осмотрели кельи, в которых живут монахини, очень бедные и тесные, да к тому же неопрятные. После, испросив разрешения, заглянули в келью бывшей игуменьи, госпожи Кропотовой, происходящей из знатного рода, которая приняла нас с величайшей учтивостью и позволила осмотреть все, включая подсобные помещения, кровати и проч. Дала мне в провожатые шестнадцатилетнюю девицу, весьма соблазнительную, которая прекрасно говорила по-французски. Та мне призналась, что не чает, как выбраться отсюда, и только чувство благодарности к воспитавшей ее игуменье ее удерживает. Мы немного побеседовали с госпожой Кропотовой и распрощались с нею. Затем взобрались на колокольню, откуда открываются превосходнейшие виды. Наша монашка нас сопровождала, и искушение, сказать по правде, было очень велико... Сверху хорошо видны загородные дома Долгорукова и Демидова, живописно расположенные на близлежащем холме. Колокольня поражает своими прекрасными пропорциями, таких красивых я еще не видел; она состоит из шести ярусов, увенчанных куполом, которые высятся один над другим и последовательно сужаются кверху. Сложена колокольня из кирпича, и ее верх...
Попрощавшись с нашей милой монашкой, отправились на Милютинскую мануфактуру: шелка, парча и проч. Побывали там на
Стр. 188
складах, где имели возможность не спеша осмотреть указанные ткани, и мне они показались бесспорно лучшими и сделанными с большим вкусом, нежели все прочие, за исключением разве что лазаревских. Владелец сообщил мне, что у него работают 300 человек и он выпускает более 60 тысяч аршин (archines) тканей в год. Если считать, что он имеет по меньшей мере полрубля прибыли с аршина, то общий доход составляет 30 тысяч рублей, и, судя по хозяйскому дому и богатому выезду, так оно и есть.
Оттуда поехали в Большие бани, мужские и женские, что на Москве-реке. Зашли сначала в мужские, где увидели великое множество голых людей, которые плескались в воде безо всякого стеснения. Через дверцу в дощатой перегородке проследовали в женскую часть, где совершенно обнаженные женщины прохаживались, шли из раздевальни в парильню или на двор, намыливались и т.д. Мы наблюдали за ними более часа, а они как ни в чем не бывало продолжали свои манипуляции, раздвигали ноги, мыли срамные места и т.д. ... В конце концов, пройдя сквозь толпу голых женщин, из коих ни одна не подумала прикрыться, я вышел на улицу и дошел до другого входа в ту же баню, откуда все было видно как на ладони, а потом снова зашел внутрь, и банщицы, взимавшие плату у входа, даже не подумали меня остановить. Тела беременных из-за огромного живота напоминали бесформенную массу. Поистине, разглядывая всех этих обнаженных женщин, всех возрастов и с самыми разнообразными формами, я не смог отыскать в них большого сходства с «Венерой» из собрания Медичи... В этой бане бывает более 2 тысяч посетительниц, главным образом по субботам, и с каждой берут всего две копейки; однако меня уверяли, что хозяин получает большой доход. Оттуда мы вышли наружу и проследовали к реке, чтобы посмотреть на женщин, которые после бани идут туда купаться. Их было очень много, и они спускались к воде без малейшего стыда. А те, что были на берегу и еще мылись, кричали нам по-русски: «Глядеть гляди, да не подходи!» Мужчины там купаются с женщинами почти вперемешку, ибо, если не считать шеста, их в реке ничто не разделяет. О Боже, видел там красивую девушку, у которой спина была в кровоподтеках и синяках от хозяйских палок или кнута, а вся ее вина, быть может, состояла в том, что она разбила чашку или совершила иной мелкий проступок! Сколь различными могут быть нравы и образ мыслей!
Стр. 189
В деревнях еще сохраняется обычай купаться вместе мужчинам и женщинам, и нынешняя императрица первой позаботилась о том, чтобы соблюдались приличия и купание было раздельным.
Далее направились к цыганам, которые с величайшим сладострастием исполняют русские танцы, и среди них была одна прелестная девица, которой я предложил поехать ко мне домой, а она отвечала, что поехала бы с превеликим удовольствием, но отец не спускает с нее глаз и т.д. Зашли потом в бордель поблизости; там, за рубль, получил пригожую девку. Поехал домой.
23 мая. В семь часов утра мы отправились посмотреть царский дворец в Коломенском, где должна остановиться императрица и где родился Петр Великий. Он находится в семи верстах от города. Прибыли туда в восемь часов, и смотритель все нам показал. Дворец деревянный, первый этаж займут императрица, маленькие князья и князь Потемкин, а верхний — Мамонов, послы, придворные дамы Браницкая, Скавронская и др.; им, должно быть, будет тесно. Я поднялся на небольшой балкон наверху и оглядел окрестности: ничего особенного по сравнению с тем, что видел раньше. Внизу мне показали модель прежнего дворца, мало чем отличавшегося по стилю от кремлевских. Возле дворцового здания до сих пор сохранился каменный столб, где некогда простонародье оставляло свои челобитные, и их потом забирали царские слуги. Лакеи императрицы, вошедшие, чтобы осмотреть комнаты, вели себя с беспримерным высокомерием, свойственным, как правило, людям низкого происхождения, находящимся на подобной службе. Оттуда пошли в церковь, оставшуюся со старых времен и, по правде сказать, довольно невзрачную. Видел там небольшой балкон, где во время богослужения находились царь и его семья; во всем ощущается дух простоты...
На обратном пути посетил городскую тюрьму, называемую Калужской, где содержатся все государственные преступники, числом 267, мужчины и женщины, те и другие в своих отделениях; все здания деревянные. Есть отдельные камеры для людей из почтенных семейств; больных лечат тут же, в местном госпитале. Всюду достаточно чисто, и арестанты не выглядят такими несчастными, как в других местах. Здесь применяют наказания кнутом, а преступников отправляют в Сибирь. В тюрьме постоянно находятся два полицейских чина и два пехотных офицера, а охрана состоит из 45 стражников и т.д.
Стр. 190
Заехал домой сменить платье и в половине первого отправился обедать в лучший русский трактир — Пастухова, — чтобы составить представление о национальных привычках. Слуги были одеты в цветные рубахи: голубые, красные; весьма опрятные... Мы попросили подать обед на двоих в отдельную комнату и тут заметили в главной зале стол, накрытый на пять персон, — как мне объяснили, для посла Римской империи , который вот-вот должен прибыть. Я начал расспрашивать, и оказалось, что названный посол не кто иной, как я: губернатор, узнав про предстоящий обед, распорядился, чтобы для меня приготовили приличный зал. В конце концов я пригласил одного офицера, оказавшегося там, и мы втроем уселись за стол, обильно уставленный едой в русском духе, в первую очередь рыбой, которую тут готовят лучше, чем у нас; была очень вкусная икра, из напитков кислые щи (kichlesti), мед и пиво — никакого вина, — а в конце мне подали мороженое и превосходный кофе. Все это стоило по рублю с каждого; я заплатил пять рублей за троих, и хозяева остались весьма довольны щедростью господина посла. Поехал домой немного отдохнуть, а мой спутник господин Мей отправился к себе, жалуясь на мигрень.
В пять часов пополудни сел в карету и заехал за упомянутым спутником, но тот совсем расхворался. Оттуда направился к дому архиепископа Платона и застал его в саду как истинного философа... inter silvas . Мы рассуждали о политике и философствовали с той свободой, какая встречается лишь среди просвещенных и добродетельных людей. «Ее министры, — говорил он мне, имея в виду императрицу, — обманывают ее, а она, в свою очередь, обманывает их всех». В этот момент явился какой-то человек, весьма благовоспитанный, с прошением разрешить его дочери постричься в монахини, ибо таково ее искреннее желание. Архиепископ воспротивился этому, приведя разные доводы, в том числе и тот, что девице всего 23 года. Однако простак, ссылаясь на Библию, что-то толковал о чуде, и все это продолжалось довольно долго, пока наконец посетитель не ретировался, почти потеряв надежду.
Приходил также некий архимандрит с горы Афон, который собирает здесь подаяние, — просить, чтобы ему продлили срок, установленный для этого сбора Синодом, на что архиепископ отве-
Стр. 191
чал, что не может этого сделать, ибо подобными делами ведает Синод. Этот священнослужитель, услышав от Платона, что я принадлежу к антиподам, сказал, что сие для него загадка и он не может уразуметь, как такое возможно... Вот каково сегодня состояние просвещения в странах, где во времена оны процветали все науки. Платон сообщил мне, что число монахов во всей империи в настоящее время достигает приблизительно 2 тысяч, и хотя Синод изволил довести их численность до 3600 душ, средств не хватает. К тому же правительство намеревалось реформировать 25 монастырей, — кажется, он назвал эту цифру, — с тем, чтобы они существовали за счет собственного хозяйства, не получая от казны ни гроша и не принося никакого дохода. Мы долго гуляли с ним вдвоем, и под конец он заявил, что терпимость должна быть абсолютной, ибо как можно разрешать критиковать все догматы, но в то же время запрещать осуждать указы и угрожать тому, кто осмелится это сделать?
Потом мы перешли в дом и на балконе, который выходит в сад, продолжили нашу литературную беседу, попивая чай, оршад и т.п. Римских историков и даже поэтов он ставит выше греческих. Цицерон не кажется ему столь уж великим оратором, равно как и Демосфен, зато Плиний Младший, по его мнению, является лучшим на этом поприще. Кому что нравится . Он показал мне наперсные кресты и драгоценности, украшающие митру; некоторые очень хороши. Среди прочего видел там агатовое распятие, перед которым преклонила колена фигура в монашеском одеянии, возносящая молитву к Иисусу Христу, причем оба изображения выполнены чрезвычайно искусно, так что можно только восхищаться этой редкостной вещицей. Плиний упоминает о подобном агате с изображениями Аполлона и муз.
Архиепископ снабдил меня письмом к настоятелю Троицкого монастыря, и я уехал от него в одиннадцать часов, намереваясь на рассвете отправиться в путь. Однако, заехав к моему другу Мею, обнаружил, что он еще нездоров, а потому решил отложить на день поездку.
24 мая. Встал рано, заехал к Корсакову; тот еще спал, хотя было уже половина десятого. Затем к господину Ларосьеру, где повторилось то же самое, однако же я его разбудил, и мы уговорились ехать после обеда к графу Панину, в его загородный дом в
Стр. 192
Михалкове. После осматривал строящуюся за городом церковь. Платон говорил, что она лучше мечети Святой Софии, но это не так; хотя внешне она и напоминает последнюю, это всего лишь ее несовершенная и уменьшенная копия. Тем не менее по форме она превосходит большинство здешних церквей, а ее портик, или перистиль, отличается хорошим вкусом.
Затем поехал на чулочную фабрику, которую считают лучшей, но она того не стоит. Ее хозяин, напыщенный француз — правда, обрусевший — сказал мне, что открыл ее только «pour son plaisir!» . Побывал и на суконной фабрике, первой, которую построил Петр Великий, дабы одеть свою армию; это великолепное здание, стоящее на реке, близ старинного каменного моста. Сейчас там работают 300 человек, которым платят из такого расчета: по 25 рублей в год получают ткачи, а чесальщики, прядильщики и проч. — по 12 рублей, иными словами, от пяти до десяти копеек в день. Тем не менее они продают сукно высшего качества по полтора рубля за аршин (archine), хотя оно и вправду неплохое; сама же шерсть не очень хороша, и потому сукно невозможно сделать лучше. Обо всем этом мне весьма любезно поведал добряк управляющий, упомянувший в разговоре о наших мануфактурах в Сеговии и т.д.
В три часа пополудни явился господин Ларосьер, а в четыре мы выехали в Михалкове — это семь верст отсюда — и добрались до места в пять часов. Графа Панина мы застали в галерее, в компании какой-то дамы, которая ему читала. Принял он меня исключительно любезно. Пили чай и беседовали о путешествиях и воинском искусстве, в чем он, будучи военным, знает толк. Он предложил мне прогуляться по парку, и нас сопровождала госпожа Боде, его любовница, вдова, уроженка Берлина. Поистине парк разбит с большим вкусом и очень живописен. Мне он показался лучше, чем у графа Шереметева. Мы вернулись в галерею, беседуя на ученые темы, причем живейшее участие в разговоре принимала берлинская дама, и граф взял с меня слово, что до отъезда я еще заеду к нему хотя бы один раз и мы отобедаем вместе. В половине десятого я откланялся, потому что в одиннадцать должен был ехать в Троицу и мой друг господин Мей уже поджидал меня дома с лошадьми и т.д.
Стр. 193
25 мая. В полночь на четверке почтовых лошадей мы выехали в Троицу. Светила луна, и было очень красиво. Примерно в половине пятого добрались до некоего селения в 35 верстах от Москвы, где после долгого ожидания сменили лошадей. Проехав еще 30 верст по сносной дороге, около девяти утра прибыли к месту назначения, монастырь Пресвятой Троицы. Остановились на постоялом дворе, расположенном за пределами монастыря и весьма неприглядном, и пешком отправились в указанный монастырь, который, как и все прочие в этой стране, обнесен высокими зубчатыми стенами с башнями и оборонительными сооружениями. Именно здесь укрывался Петр Великий во время стрелецкого (strelitz) бунта, и в монастыре до сих пор хранится топор, которым здесь же были обезглавлены зачинщики мятежа.
Я послал свое рекомендательное письмо настоятелю, который находился в церкви, и в ожидании его мы поднялись на колокольню, довольно высокую, откуда открываются прекрасные виды. Спустившись, встретили у подножия лестницы нашего настоятеля, принявшего нас весьма любезно и ласково. Он дал нам послушать, как звучит главный колокол, весящий 4 тысячи пудов, а также два колокола поменьше и с лучшим звучанием. Затем провел нас в библиотеку, которая размещается в нижнем ярусе колокольни и содержит 4 тысячи томов; здесь представлены почти все Отцы Церкви. Осмотрели источник Святого Сергия, основателя этого монастыря, лучшее, что здесь есть; превосходнейшая вода и хорошая архитектура. Побывали в различных часовнях и церквах, всего их здесь семь, где видели многочисленные реликвии, святые мощи и т.д. ... Зашли в трапезную, целиком расписанную фресками в современном греческом стиле; видели также красивую часовню и выделяющуюся среди прочих фреску, изображающую Преображение Господне.
Оттуда — в царский дворец, построенный отцом Петра I, весьма посредственной архитектуры. Посетили ризницу, где хранится множество старинных облачений, церковной утвари, подобных тем, что я видел в Москве. В том числе митра, стоящая 30 тысяч рублей; в московском соборе была одна ценой 60 тысяч... Общая стоимость всего этого превышает, как говорят, полтора миллиона рублей, и все реликвии находятся здесь в лучшей сохранности и большем порядке, чем в сокровищнице Москвы. Далее — во
Стр. 194
дворец, или резиденцию, настоятеля, или архимандрита, выстроенный с большим вкусом, нежели царский, с прекрасным балконом, или галереей, откуда открывается замечательная панорама.
Затем мы проследовали в покои господина настоятеля Мелхиседека (таково его имя), где немного отдохнули и продолжили осмотр. Побывали в семинарии, учрежденной нынешней императрицей. В трапезной очень грязно. Классы философии — по Вольфу , — богословия, латыни, греческого, немецкого, французского, древнееврейского языков, географии и арифметики довольно чисты, как и помещения для преподавателей, но комнаты семинаристов напоминают свинарник, и я туда даже не заходил; хозяева очень извинялись за беспорядок. В настоящее время здесь обучаются 180 человек, всего же семинария рассчитана на 260 воспитанников, живущих на всем готовом благодаря императрице, ассигновавшей на эти цели 4 тысячи рублей в год, и совершенно ясно, что чем меньше число учеников, тем больше средств остается монастырю. Главная задача сего заведения — готовить образованных священнослужителей. Напоследок посетили монашеские кельи, довольно бедные; некоторые из них неопрятные, иные чистые.
В настоящее время в этом монастыре 85 монахов, а раньше было 700, тогда здесь насчитывалось 125 тысяч крепостных крестьян; сейчас их число уменьшилось до 6 тысяч. Монастырь получает в год 2 тысячи рублей дохода и расходует по 15 рублей на каждого монаха. Впрочем, с подношениями и дарами получается больше, настоятель сказал мне, что в год выходит от 9 до 10 тысяч рублей. Это очень известный в истории монастырь: когда поляки вторглись в Россию и захватили Москву, они так и не смогли покорить этот монастырь, выстоявший против войск Сапеги и т.д.
Мы пообедали с настоятелем на церковный манер: рыба, постное масло, но притом хороший мед и пиво, — и я отправился отдохнуть до четырех часов, ибо предыдущую ночь не спал. Потом появился настоятель, и в его экипаже мы поехали в обитель архиепископа Платона, небольшой загородный дом, именуемый Вифанией (по названию родины Лазаря), который расположен в двух верстах, в очень приятном месте. Там есть небольшой храм, состоящий из зимней и летней церквей; своими очертаниями он напоминает скалу. Комнаты в доме невелики, везде очень чисто; в зале висят четыре превосходные гравюры с рафаэлевских фресок в Ва-
Стр. 195
тикане, в том числе «Афинская школа», «Парнас», «Таинство Евхаристии» и т.д.
В половине шестого мы распрощались с нашим гостеприимным настоятелем, сели в карету и поехали назад, по той же дороге, ибо другой здесь нет, чтобы потом отправиться в Новоиерусалимский монастырь. В два часа ночи — было уже совсем светло — вернулись в Москву, и, добравшись до постели, я погрузился в блаженный сон.
26 мая. В половине одиннадцатого утра выехали в вышеупомянутый монастырь по живописной, хотя и не очень хорошей дороге. Боже мой, какие великолепные панорамы, какие виды открываются повсюду в этой стране!.. Без сомнения, это одно из самых прекрасных творений природы, ибо искусство здесь участвовало очень мало либо почти вовсе не участвовало! Миновали загородные дома грузинского царевича, во Всехсвятском, в семи верстах от Москвы; графа Чернышева, в Анненском, верстах в пятнадцати; Нарышкина, в...
Проехав 25 верст, сменили лошадей на почтовом дворе, где задержались более часу, поскольку здешние кони паслись на лугу и за ними пришлось посылать. От нечего делать я рассматривал жилища и одежду из грубого лыка этих несчастных рабов, чья жалкая судьба, как видно, немногим отличается от судьбы невольников в иных, дальних пределах. У них здесь нет ни садов, даже самых крохотных, хотя они могли бы сбывать урожай в столице с немалой выгодой для себя; ни хозяина, который заботился бы об их просвещении, о совершенствовании их хозяйства, земледелия, и тем самым научил бы их обеспечивать себе сносное существование. Который открыл бы школу для воспитания их детей, благодаря чему испытал бы сладчайшее из удовольствий — способствовать счастью общества, утверждая добродетель, и его пример послужил бы ко всеобщему благу. Однако я замечаю, что, напротив, чем ближе расположена деревня к господскому дому, тем более убогими выглядят ее обитатели. Да и как может быть иначе, если 15 дней назад князь Волконский за одну ночь выиграл в карты у господина Урусова 50 тысяч рублей, и тот заплатил эту сумму на следующее же утро? Наконец привели лошадей, но прошедший ливень ухудшил дорогу, и потому мы добрались до Новоиерусалимского монастыря в Воскресенске только в пятом часу, проделав 20 верст, а
Стр. 196
всего от Москвы 45. Мы направились в церковь, где находился архимандрит Аполлон — к нему у меня также было письмо архиепископа Платона, — который тотчас вышел ко мне и приветствовал со всей учтивостью, после чего мы приступили к осмотру.
Строительство собора было начато в 1656 году патриархом Никоном и завершено архиепископом Амвросием — убиенным — в 1759 году, в правление императрицы Елизаветы. Как говорят, он представляет собой точную копию храма, находящегося в Иерусалиме. Ротонда, где находится Гроб Господень, прекрасное сооружение; архитектура и пропорции заслуживают похвал, хотя форма несколько необычна. Купол представляет собой усеченный конус с пятью рядами окон общим числом 120, которые пропускают столько света, что он слепит глаза; весь расписан фресками и опоясан трехъярусными хорами. Мы несколько раз прошлись по этим галереям не без удовольствия, ибо нам очень понравилось там. Верхняя часть здания деревянная, поскольку первоначальная каменная кладка разрушилась, что свидетельствует о негодных методах строительства. Диаметр составляет 108 футов, или 18 саженей (sajenes). Посередине находится скиния добротной постройки, внутри которой помещается Гроб Господень, в том виде, как был найден, с надгробным камнем без надписи, закрывающим вход. Далее — главный алтарь собора, устроенный в греческом стиле, а над ним возвышается купол с галереей вокруг. Позади указанного алтаря амфитеатром, расположенным полукругом, поднимаются семь рядов скамей для хора, окруженных колоннами; в центре стоит патриаршее кресло, а в интерколумниях, по-видимому, ставились еще шесть, для других патриархов.
Затем мы проследовали в подземную церковь с часовней цилиндрической формы, где Святая Елена нашла крест, на котором распяли Иисуса Христа; раньше тут был колодец, но по причине сырости его засыпали. Потом зашли в ризницу, располагающуюся в очень светлом и исключительно чистом помещении. Здесь хранятся богатейшие одеяния, украшенные жемчугом, и старинная утварь, стоимостью, как мне сообщили, 200 тысяч рублей. Видел греческие богослужебные книги с дарственной надписью нынешней императрицы, которая в бытность великой княгиней подарила их этому монастырю. Осмотрели могилу патриарха Никона, основавшего этот монастырь.
Стр. 197
Затем посетили часовню, именуемую Голгофа — по названию горы, где был найден указанный крест, сделанный, как можно видеть, из двух толстых досок, а не из круглых бревен, как утверждают римляне; у его подножия лежит кусок мрамора, который, по преданию, раскололся от сотрясения, произошедшего в момент, когда Иисус испустил дух, и здешние монахи показывают его с особенно таинственным видом.
На колокольню, откуда видны окрестности, выше первого яруса подняться нельзя. В библиотеке хранятся 400 томов и около 300 рукописей, но что в них, мне узнать не удалось. Маленькая темная комната изображает темницу, в которую был заключен Иисус Христос; тут же его статуя в натуральную величину, но целиком закрытая холстиной, ибо согласно греческим канонам это идол, как я понимаю... Оттуда прошли в комнату упомянутого Аполлона, чистую и уютную, и он предложил нам по бокалу превосходного венгерского вина, после чего мы продолжили осмотр. Побывали в просторной трапезной, там есть зимняя церковь, отапливаемая печами. Видели гостиницу для приезжающих, надобно сказать, весьма удобную и опрятную. Затем вышли на прекрасную галерею, выходящую в сад, и освежились оранжадом.
Потом прогулялись вдоль стен, длина которых составляет версту. Над главными воротами, которые называют входом в Иерусалим, в квадратной башне расположена небольшая церковь. Еще одна башня, угловая, имеет две галереи, откуда открывается хороший обзор и видны возвышенности и холмы, за которыми здесь утвердились древнееврейские имена Фавор, Елеон, Ермон и Голгофа, то есть лобное место.
Мы спустились в сад, или рощу, где находится скит патриарха Никона. Это крохотный домик с тесными комнатками, где, как утверждают, жил этот анахорет, и если он действительно был таким дородным, каким изображен на портрете, то, наверное, с трудом здесь умещался; зато благодаря удачному расположению печи не страдал от холода.
Затем совершили прогулку по берегу Истры, маленькой речушки, которая течет среди лесов, придавая местному пейзажу еще большее очарование. Императрица, как мне сказали, провела здесь три дня и часто прогуливалась в этих уединенных и поисти-
Стр. 198
не чарующих местах. Вернувшись в монастырь, побывали в нескольких кельях, и, хотя они лучше и удобнее тех, что мы видели в монастыре Пресвятой Троицы, в них тоже не слишком чисто. Зашли в старинный царский дворец, построенный отцом Петра I, ничем не примечательный. Далее направились в покои нашего гостеприимного хозяина архимандрита, который угостил нас очень хорошим чаем, после чего я записал свои наблюдения. Он сообщил мне, что сейчас здесь живут 40 монахов и весь монастырский доход составляет 4 тысячи рублей, каковой суммы едва хватает, чтобы поддерживать в порядке все строения, из чего можно заключить, что монастырь приходит в упадок. Особых реликвий тут нет, а потому пожертвования не превышают 400 рублей в год. Раньше здесь было до 700 монахов, и монастырю принадлежало 25 тысяч крестьян.
Прощаясь, я от всей души поблагодарил этого монаха за столь любезный прием и в половине девятого отправился в обратный путь. Архимандрит подарил мне литографию с панорамой монастыря. Лошади скоро устали. Мы сменили их по дороге на тех, что оставили утром на почтовом дворе, и они, сытые и отдохнувшие, резво помчали нас дальше. В Москву въехали в половине третьего утра, когда было уже совсем светло, и я с наслаждением улегся в свою постель, хотя за весь день у меня не было во рту ни крошки. Такое возможно только в России.
27 мая. В десятом часу пришел мой [вчерашний] спутник, объявивший, что сегодня праздник Тела Господня и нужно непременно побывать на торжественной церемонии в католическом храме и т.д. Я оделся и около одиннадцати часов мы вышли из дому. В церкви собралось много католиков; немало было и русских, пришедших из любопытства, которые, впрочем, вели себя вполне благопристойно. Дорожки во дворе были устланы ветками и приготовлены два алтаря для процессии. Как давно не видел я подобных церемоний! Побывал с визитом у господина Бугарелли, после чего вернулся домой.
В четыре часа мы с господином Меем уселись в экипаж и отправились осматривать тронный зал , который находится в Кремле. Он достаточно просторен, величествен и имеет квадратную форму, однако из-за расположенного посредине столпа, поддерживающего свод, который архитектор не сумел укрепить иначе,
Стр. 199
залу недостает изящества, и он явно теряет в великолепии. Тут находится роскошный трон с балдахином, под которым помещен портрет царствующей императрицы в короне; в углу — помост для музыкантов. После этого осмотрели Сенатские залы, расположенные совсем рядом, где сенаторы проводят свои заседания, приемы и т.д. Ничего примечательного.
Оттуда отправился с повторным визитом в воспитательный дом, но не застал его директора господина Гогеля дома. Обратил внимание на небольшой театр при этом заведении и решил осмотреть его, но не нашлось никого, кто бы мог его открыть, и тогда я прошел в большое здание, расположенное рядом и также принадлежащее воспитательному дому. Оказалось, там размещаются мануфактуры, где производят чулки, игральные карты, часы; они основаны в благотворительных целях для воспитанников сего заведения... Их оборудование и состояние показались мне превосходными, но сами работники весьма неискусны, а их изделия невысокого качества.
Съездил к моему другу архиепископу и опять застал его в одиночестве «inter silvas» . У нас завязалась беседа, и он признался, что крайне тяготится своим положением и что его весьма удручает деспотизм в стране. Будь его воля, он отказался бы от первого, что же касается до второго, то, по его словам, крепостные не имеют возможности пожаловаться на своего хозяина, тогда как закон разрешает последнему прибегать в крайних случаях к наказанию кнутом и вершить суд безо всякого расследования. Несчастный народ. Он рассказал мне несколько занятных историй из жизни двора, при коем длительное время находился, и очень верно определил характер князя Потемкина с его пристрастием к крайностям... от величайшего высокомерия до совершенной уступчивости; от роскошнейших одежд до самого простонародного платья; от изысканнейших яств до самой грубой пищи; от великолепнейших экипажей до самых обыкновенных и т.д. В одиннадцать часов я отбыл, обещав заехать еще раз до отъезда.
28 мая. Утро провел дома, в четыре часа пополудни выехал в Кусково, чтобы нанести еще один визит графу Шереметеву и тем самым отблагодарить его за любезнейшее отношение и оказанные
Стр. 200
мне знаки внимания. Мы немного поговорили, выпили чаю, а затем прогулялись по парку с господином Лаутицем, заглядывая в те места, кои я не успел осмотреть в прошлый приезд. Был в Охотничьем домике, где на псарне содержится более 160 великолепных собак, а само здание очень красиво, выстроено в хорошем готическом стиле. Видели многочисленных оленей, в большинстве своем пятнистых американских. Осмотрели загон, в котором размещено около 30 волков, и среди них один родившийся уже здесь, весь в черновато-белых и бурых пятнах, будто пес, что большая редкость... и именно он, тем не менее, самый свирепый из всех, хотя и остальные отнюдь не безобидны.
В другом загоне держат китайских свиней, надобно сказать, весьма уродливых, ибо задние ноги у них короче передних, что придает им нелепый вид, особенно когда они едят. Осмотрели павильон в центре указанного парка: по форме ротонда, дорического стиля, и, на мой взгляд, очень удачно расположен, это лучшее строение в парке. Нам удалось увидеть ангорского зайца, обладающего исключительно длинным и мягким мехом и гораздо более крупного, нежели его европейские сородичи.
Потом направились к дому нашего доброго хозяина, проникшегося ко мне самыми теплыми чувствами и показавшего только что полученное из Херсона письмо от императрицы, датированное 16-м числом сего месяца; к приезду Ее Величества здесь будет возведена триумфальная арка и построен прекрасный деревянный театр. Старый граф появился с двумя маленькими дочерьми и сыном — это внебрачные дети, от связи со служанкой, но государыня уже распорядилась о признании их законными, — коих сопровождали их гувернантка госпожа Годен и гувернер господин Буильи, и в такой компании мы сели ужинать. За столом граф рассказал несколько прелюбопытных историй из жизни Петра I. Первая такая: когда Петр решил дать сражение под Полтавой, — а сделал это, по словам хозяина, потому что ему надоело воевать, — он сказал его отцу, графу Шереметеву, который был главнокомандующим: «Приказываю тебе начать баталию, но прошу беречь кровь моих солдат». Поистине достойное наставление! Другая история: когда умер Карл и Петр торопился заключить мир со Швецией, чего бы это ни стоило, чтобы, подобно Александру , начать завоевание империи Дария, он взял карандаш и, проведя линию на кар-
Стр. 201
те, велел своему канцлеру Остерману как можно скорее подписать мирный договор. К изумлению государя, тот немедленно стер пальцем эту линию, попросил карандаш и провел другую, захватывающую Ливонию, Эстляндию и т.д., которые Петр хотел отдать ради установления мира. Прозревший царь обнял своего канцлера и главного министра , без которого все эти земли были бы потеряны для России, того самого, кому он спустя некоторое время грозился отрубить голову... По словам графа, Петр часто со всею откровенностью говорил, что Карл потерял голову после битвы под Нарвой, а он — после Полтавы. Замечательное признание. В итоге наша беседа затянулась до полуночи, после чего я стал собираться домой, и граф на прощанье крепко обнял меня, выражая свои теплые чувства и т.д.
29 мая. В одиннадцать часов явился господин Ларосьер, и мы отправились на обед к графу Панину в его загородный дом в Михалкове. По дороге заехали к фельдмаршалу Разумовскому, чье имение расположено верстою ближе. Его дом не произвел на меня особого впечатления, равно как и сад с оранжереями. Перед домом установлено более 20 артиллерийских орудий, предназначение которых я так и не понял, разве что сия привилегия полагается ему по званию как казачьему атаману.
Подъехали к дому Панина в половине второго; он одевался, и я прошел в столовую, где уже находилось немало приглашенных из русских. Видя мое простое платье, они не обратили на меня ни малейшего внимания; зато потом, когда появился граф, эти напыщенные глупцы словно остолбенели. За столом присутствовали иностранные дамы, но госпожа Боде не появилась. Юный граф, шестнадцати лет от роду, был представлен мне своим отцом и тоже обедал с нами, так же, как бывший иезуит господин Мере, подвизающийся здесь в качестве гувернера, и некий д-р Дитц, голландский врач, о ком говорят, что он весьма искусен в своем ремесле.
После обеда пили кофе, и упомянутый доктор, пустившись в рассуждения, с большим упорством пытался доказать, что человеку не дано проникнуть в глубь наук, но ежели бы такое и было возможно, эти знания не сделали бы его счастливее. По-видимому, Пирронова система оказала свое влияние на доктора, но он мало что в ней понял.
Стр. 202
Затем граф показал нам в манеже прекрасных лошадей со своего «haras» , нескольких он ранее продал за 400 и 500 рублей. Потом мы вернулись в галерею, где к нам присоединилась просвещенная госпожа Боде, пили чай и беседовали о войне, истории и т.д. Я попросил разрешения ненадолго покинуть общество, дабы успеть до захода солнца еще раз насладиться прекрасными видами здешнего парка, коими любовался в прошлый приезд. Молодой граф составил мне компанию, и мы зашли в его небольшой домик, построенный покойной матерью юноши, очень славный, с бельведером, откуда открывается великолепная панорама; видна оттуда и Москва. Потом побывали в расположенном в парке круглом здании храма, где хранятся мраморные бюсты всех членов семейства. Их род происходит из Лукки, в Италии, и известен там под фамилией Панини. Бюст графа, который был министром , — лучший из всех.
Вернувшись, мы продолжили нашу беседу, и граф подтвердил мне то, что в свое время рассказывал фельдмаршал Румянцев: в битве при Цорндорфе пруссаки, численностью, если не ошибаюсь, 15 тысяч человек, атаковали русских под командованием Фермера, у которого было около 100 тысяч человек, и в дивизии, которой командовал граф Панин, из 7 тысяч солдат осталось 700, а сам он был ранен. Граф рассказал мне также об осаде и взятии Бендер, добавив, что Суворов был его Дон Кихотом.
Ужин закончился в двенадцатом часу, и я стал прощаться. Хозяин рассыпался в любезностях и заверениях в искренней дружбе, равно как молодой граф и госпожа Боде, о которой господин Ларосьер рассказал мне несколько любопытных историй, в том числе и такую: решив из уважения к сыну расстаться с нею, граф послал ей 50 тысяч рублей, но она вернула их обратно и собралась уезжать и т.д. Меня уверяют, что в настоящее время ее состояние превышает 100 тысяч.
30 и 31 мая. Весь день писал.
1июня. То же самое.
2 июня. Все утро писал, а в два часа обедал у Корсакова, где встретил господина Ларосьера. Позднее Корсаков показал мне письмо, которое его отец, в бытность свою комендантом Азова, написал Петру I, прося советов и наставлений по части своей
Стр. 203
службы, и царь с величайшей рассудительностью ответил ему на том же листе, используя его чистую половину; этот ответ показывает, сколь методичен, скрупулезен и энергичен во всех своих деяниях был этот великий человек.
В четыре часа, по милости все того же губернатора, отправились посмотреть парадные экипажи, которыми пользовались при коронации царей, и т.д. Там можно увидеть кареты родителей Петра I, патриархов (с изображением святых внутри и крестом посредине) и всех государей — числом около двадцати — вплоть до Елизаветы, в чьей карете прибыла на коронацию Екатерина II. Поистине удивительно, как изменился внешний вид экипажей за столь короткий промежуток времени. [Тот, что принадлежал Елизавете] отличается огромными размерами и великолепием. Карета императрицы Анны с большим вкусом украшена скульптурными изображениями. Но самое любопытное — шарабан, или кабриолет, Петра Великого с починенными колесами и в таком состоянии, что сегодня любому было бы стыдно в него сесть. Однако же именно в этом экипаже, запряженном парой лошадей, с тростью в руке (она тоже выставлена здесь), напоминающей палицу Геркулеса, он разъезжал по своей империи и поражал весь свет... давая российским подданным и всем людям наилучший и полезнейший пример простоты и умеренности — качеств, всегда свойственных великой душе, но, к сожалению, не слишком распространенных среди этого народа... Действительно, какой контраст с нынешними вкусами. Здесь же выставлено несколько превосходных саней, в том числе настоящая карета на полозьях, которая может вместить двенадцать человек, со столом посредине и печкой под ним для полного удобства. В этих санях приехала сюда из Петербурга императрица Елизавета. Еще здесь хранятся обычная шляпа большого размера и стальной шлем, принадлежавшие Петру Великому.
Оттуда поехали на конный праздник в английском духе, устраиваемый за Красными воротами, или Триумфальной аркой, возведенной московскими купцами в честь императрицы Елизаветы. Ничего стоящего, хотя мы заплатили по два рубля с человека. Побывали во дворце, принадлежавшем Лефорту, фавориту Петра I. Огромнейшее здание ныне находится в запустении, потому что во время эпидемии чумы тут размещался госпиталь. Потом — в Государев сад, который с каждым разом нравится мне все больше,
Стр. 204
где беседовал с господином Ларосьером. После чего поехал к нему домой; он здесь первый, кто пригласил меня поужинать в кругу своей семьи.
3 июня. Весь день писал, а в семь часов отправился в общественную русскую баню, где пробыл час и едва не был зажарен живьем. Мальчишка-банщик уложил меня на грязную дощатую лежанку и кое-как помыл, пользуясь мылом и зелеными ветками. Потом мне подстелили охапку сена, не дав ни подушки, ни покрывала, а сверху набросили обрывок простыни, чтобы я лежал и потел... Хотят, чтобы все было, как в константинопольских банях. В довершение всего мошенник остался недоволен, хотя я заплатил полтора рубля и дал ему сверх того 20 копеек.
Потом осмотрел мужскую баню, битком набитую голыми, в чем мать родила, людьми, и заглянул на женскую половину, где увидел ту же картину: женщины мылись, расхаживали нагишом и т.д.; две или три из них отличались прекрасными формами. Вернувшись домой, писал до полуночи.
4 июня. Весь день просидел за письменным столом, и ни одна живая душа ко мне не заглянула, словно никому до меня нет дела.
5июня. Встал рано и отправился с визитами. Оказалось, что из Киева приехал полковник Корсаков и передал мне тысячу приветов от фельдмаршала Румянцева. Он сообщил, что императрица в шестиместной карете отбыла из Херсона в Тавриду в сопровождении императора , князя Потемкина, Мамонова, графа Кобенцля и госпожи Браницкой. Точно такая же карета была подана иностранным посланникам, а граф Безбородко отправился в двухместном экипаже, избавившись таким образом от лишней свиты.
Затем поехал к господину Роуэну и провел у него целый час в приятной беседе; он пригласил меня поехать с ним завтра за город, а напоследок сказал, что русские — это пока еще азиатская нация. Обедал дома, а во второй половине дня наносил визиты... Моего Друга Платона застал за приготовлениями к отъезду: он отправлялся куда-то за 30 верст встречать юных отпрысков великого князя, которые должны прибыть к ночи, и таким образом мне пришлось внести изменения в свои планы. Я пошел в баню, где лицезрел множество обнаженных людей обоего пола, которые находились тут почти вперемешку, и никто из мужчин не удосужился при-
Стр. 205
крыться в присутствии стольких Ев... Поразительнейшее явление. Видел там также нескольких одетых женщин — притом молодых! — которые подходили к мужчинам и разговаривали с ними о каких-то делах, не испытывая ни малейшего смущения, как ни в чем не бывало.
После чего направился к Ларосьеру. До половины десятого пили чай и беседовали о войне и об этой стране. Он показал мне письмо графа Гибера, в котором тот сообщает, что написал «Общую историю войны 1756 года», осветив «le morceau le plus singuli-er de ce siecle» , но не решается ее опубликовать и т.д. Посетили знаменитый игорный дом майора Лачинова, где собирается много представителей знати. Действительно, весьма приличное заведение, многочисленное и приятное общество, не менее восьми столов, за которыми мечут банк, превосходный ужин в компании тех, у кого пробудился аппетит. Хозяин заведения был со мною весьма обходителен, подал нам отменное венгерское вино и проч., и я имел долгую беседу с полковником Козловым, недавно вернувшимся из Херсона и с удовольствием рассказывавшим о Корсакове, Мордвинове и т.д. В полночь поехал домой.
6 июня. Утром принимал у себя господина Роста, который вручил мне дополнительный перечень сведений, касающихся этого города [Москвы], его жителей и т.п., извлеченных из официальных документов. Однако же нахожу, что не все они согласуются в том, что касается населения, поскольку архиепископ Платон говорит о 250 или даже 300 тысячах душ, в то время как другие называют цифру, не превышающую 200 тысяч. Должно быть, ближе всего к истине средняя цифра. Этот город занимает обширнейшее пространство. Тем не менее мне до сих пор не удалось раздобыть его план, хотя это и неважно, поскольку в городской черте встречаются огромные пустыри, заставляющие усомниться в том, где ты находишься: в городе или в чистом поле. Однако, без сомнения, есть и прекрасные улицы: Новая Басманная, где дома стоят плотными рядами, и Тверская, названная так в честь Твери.
Обедал с обоими Корсаковыми, и мне представился случай познакомиться с двумя русскими военными: оба генерал-майоры и
Стр. 206
носят одну и ту же фамилию Рахмановых, ибо являются братьями. Между нами завязалась интересная беседа, затянувшаяся до девяти вечера, — после чего мы поехали в Вокзал, — и мои собеседники показались мне людьми весьма здравомыслящими, блестяще воспитанными и образованными. В Вокзале давали бал, на котором присутствовало множество прелестных дам; он продолжался до полуночи, после чего мы отправились домой. Сегодня такой холод, что впору надевать полушубок, и я заметил, что некоторые люди простого звания именно так одеты, хотя еще два дня назад было достаточно тепло.
7 июня. В десять часов приехал полковник Корсаков, и мы проговорили с ним более часу. Затем явился господин Мей, и я пожаловался на рекомендованного им проходимца: этот негодяй, не получив с меня денег, которые он требовал в уплату за мнимую работу, коей ему не поручали, тайком угнал экипаж, находившийся в каретном сарае, и был таков. После обеда зашел Ларосьер, и мы с ним долго беседовали; приезжал и господин Рост, которого я попросил позаботиться о моей карете, ибо та до сих пор не обнаружена, а я хочу непременно выехать завтра. Заблаговременно послал своего русского лакея отправить в Петербург письма нескольким английским коммерсантам.
Мой слуга Карлос, который явно не хочет сопровождать меня в Петербург, хотя был нанят именно с этой целью, окончательно вывел меня из терпения, и я задал ему трепку, после чего он, улучив момент, спрятался в доме, обставив все так, будто сбежал. Обнаруживаю его в одной из комнат и велю выходить; он не подчиняется, я награждаю его парой оплеух, и тогда он пускается наутек. Призываю на помощь стражников, те его хватают, но потом, не поняв, что я им говорю, отпускают. Преследую его, пытаясь задержать, но он убегает по крышам, и я остаюсь без слуги.
Я испытал в высшей степени неприятное чувство, впервые ощутив, сколь ненадежна полиция в этой стране и каково иностранцу иметь дело со здешними слугами, мастеровыми и т.д. В конце концов снова обратился к господину Росту с просьбой, чтобы губернатор предоставил мне солдата, который сопровождал бы меня до Петербурга, и напомнил ему о карете, каковой я лишился. Ларосьер еще некоторое время оставался со мною, а затем ушел, и во всем доме не было больше ни единого человека,
Стр. 207
понимающего хотя бы одно мое слово. Вот уж поистине безотрадное положение!
После этого я сделал все необходимые записи в дневнике и сочинил письмо фельдмаршалу Румянцеву, — полная тишина в доме как нельзя лучше этому способствовала! — от всей души поблагодарив его за приют, а также за карету, оплаченную по его приказу адъютантом, который не позволил мне взять на себя эти расходы. В десять часов вечера в последний раз приехал господин Рост с паспортом и уведомил меня, что пока не представляется возможным направить в мое распоряжение солдата, ибо в связи с предстоящим приездом императрицы все они заняты по службе, но завтра утром, быть может, удастся что-то сделать.
Не могу описать, в сколь неутешительном положении я оказался, но что поделаешь. Призвав на помощь все свое терпение, я принялся укладывать вещи, собирать и увязывать книги, в чем мне неуклюже помогал мой лакей Иван, который не понимает ни слова из того, что я ему говорю. К полуночи покончил с этим утомительным занятием и лег спать, твердо решив отправиться в дорогу, как только прибудут лошади и моя карета, которая до сих пор не нашлась. Меня не покидала мысль, что, пока я сплю, мой слуга может проникнуть в дом и обворовать, ибо ни одна дверь здесь не запирается на ключ, а у меня остался его паспорт и т.д.
8 июня. Встал чуть свет и написал записку полковнику Корсакову с просьбой приехать и сопровождать меня к губернатору, дабы уладить все мои дела. Выпил чаю, побрился и уже был готов к отъезду, как вдруг появился господин Рост, заверивший меня, что все разрешилось: мой слуга и кучер по приказу губернатора находятся под арестом, как я того добивался, и понесут наказание. Это известие сразу умиротворило мою душу, и я вручил Росту паспорт слуги, чтобы он вернул его последнему после соответствующего внушения. Передал также деньги для мошенника-кучера с просьбой отдать их после того, как тот отсидит под арестом восемь дней (в конце концов он выманил у меня 18 рублей).
Подъехала запряженная тройкой лошадей карета, которую привели в полный порядок, и я заторопился с отъездом. Господин Рост всячески помогал мне в хлопотах, как и подобает верному другу, и я никогда не забуду его содействия. Что же касается до
Стр. 208
господина Мея, то он так и не объявился после того, как произошла вся эта неприятная история с кучером, что избавило меня от необходимости благодарить его за оказанные услуги, к тому же своей неопытностью он причинил мне немалый вред.
Около десяти утра явился Корсаков, и мне оставалось только высказать ему искреннюю признательность, ибо в его помощи я уже не нуждался, поскольку благодаря моему другу Росту, которому слуги беспрекословно повиновались как офицеру, почти все уже было собрано. Я зашел к адъютанту фельдмаршала, чтобы попрощаться и выразить свое сожаление по поводу его упущения, а также выяснить, не наделал ли мой слуга долгов, взявши что-то от моего имени и т.д. Он принес извинения, и мне в самом деле показалось, что все случилось из-за его неосведомленности. Я поднялся наверх, чтобы составить себе представление о доме, который весьма недурен и, несомненно, может именоваться дворцом — он был подарен фельдмаршалу императрицей, — однако заметно, что здание и все его убранство приходят в упадок.
Я запасся вином, хлебом, колбасой и проч., ибо так заведено в этой стране, и уселся в карету с господином Ростом, который доедет со мной до заставы, где предоставит в мое распоряжение полицейского стражника, чтобы тот проводил меня до первого почтового двора, а там благодаря выданному мне особому паспорту дадут в сопровождающие императорского форейтора, который будет сменяться на каждой станции. Но что толку во всем этом, если они не поймут ни слова из того, что я скажу! Наконец мы миновали Тверскую улицу и подъехали к Триумфальным воротам, откуда начинается дорога на Петербург. Солдат занял место рядом, и я распрощался с моим добрым другом господином Ростом, столь любезно помогавшим мне вплоть до самого отъезда.
Уже сев в карету, узнал, что граф Разумовский приехал накануне из Петербурга в свой загородный дом в Павловском , в шести верстах отсюда, рядом с домом графа Панина, и, поскольку у меня было для него [Разумовского] письмо от его сына, графа Льва, мне не хотелось упустить случай познакомиться со столь знаменитым в стране человеком . Я решил заехать к нему, но мои люди не знали дороги, а я не умел им объяснить, и потому мы долго колесили по окрестностям, прибыв на место почти в три часа дня.
Стр. 209
Все уже сидели за столом. Я вошел, и на фоне разряженных слуг мое платье выглядело столь невзрачно, хотя и было вполне приличным, что человек, обедавший за отдельным столиком в передней, к которому я обратился с вопросом, здесь ли живет фельдмаршал, небрежно кивнул... и спросил, что мне угодно; я ответил, что хочу повидаться с графом, и тогда он, усмехнувшись, в оскорбительном тоне сообщил, что фельдмаршал обедает. Я заверил, что вовсе не стремлюсь повидаться с ним непременно за столом (но не потому, что я того недостоин), и пока хозяин закончит трапезу, прогуляюсь по парку.
Так я и сделал, а когда через полчаса вернулся, появился адъютант и спросил, не иностранец ли я. Возможно, ответил я, и вошел к упомянутому фельдмаршалу, который, прочитав письмо, наговорил мне кучу любезностей. Мы приятно провели время, беседуя о Греции, Италии и т.д. Он сказал, что по пути сюда получил известие о моей персоне и намеревался пригласить меня погостить у него несколько дней, поскольку желал познакомиться поближе и т.д. Я в самых вежливых выражениях поблагодарил его, сказав, что заехал по дороге и не могу задерживаться. Тем не менее он долго уговаривал меня остаться, но мои обстоятельства никак не позволяли этого сделать, хотя я о том и сожалел, ибо был принят в высшей степени приветливо и дружелюбно.
Пока мы разговаривали, приехали несколько знатных господ из московского высшего света, которым он меня представил в самых лестных выражениях. Потом пили чай в обществе адъютанта и нескольких дам, которые, наверное, поначалу приняли меня за нищего из-за отсутствия лакеев и т.д., а теперь выглядели немного удивленными. Фельдмаршал уверял, что в Петербурге я умру со скуки, в связи с чем я заметил, что рассчитываю посетить военный смотр в Финляндии с участием шведского короля. Судя по всему, возразил он, в этом году смотра не будет, так как в противном случае его сын, который является посланником в Швеции, непременно дал бы ему знать, а потому лучше всего для меня будет остаться у него погостить. Я со всею вежливостью, на какую был способен, принес свои извинения за то, что не могу принять это приглашение, и около восьми часов вечера отбыл, не желая более занимать время и злоупотреблять гостеприимством хозяина. Он наказал мне непременно повидать в Петербурге все его семейство.
Стр. 210
Проезжая мимо Михалкова, что лежит чуть дальше по тому же тракту, на расстоянии версты оттуда, я пожелал проститься с графом Паниным и вышел из кареты, оставив ее на дороге. Почтенный старец, равно как и молодой граф, его сын, а также госпожа Боде, выразили при встрече столь явное удовольствие и радость, что мне пришлось задержаться и поужинать вместе с ними. Я поведал им о своих злоключениях со слугой, о положении, в котором очутился, и они, отнесясь ко мне с искренним участием, в один голос принялись упрашивать меня остаться ненадолго, обещая дать потом в провожатые надежного слугу... Встретив подобное великодушие, я счел себя обязанным по меньшей мере принять их приглашение, и будь моя воля, я бы остался у них на всю жизнь!
Таким образом, я отпустил моего солдата, экипаж поставили в надежное место, и мы сели ужинать в самой сердечной обстановке. Затем старый граф вместе с госпожой Боде проводили меня до домика его сына, где мне была отведена комната для ночлега. Потом я в свою очередь проводил его обратно, и по дороге он рассказывал забавные истории, в том числе о фельдмаршале Разумовском. Однажды тот, зная, что Панин не имеет обыкновения подписывать бумаги не читая, сказал ему, что сам он всегда поступает наоборот, то есть никогда не читает того, что подписывает. В этом эпизоде довольно верно отражены черты характера как одного, так и другого. Мы расстались до утра, а любезнейший молодой граф не покидал меня до тех пор, пока я не отправился спать.
9 июня. Вскоре после того, как я встал, пришел граф-сын с перечнем русских слов, который он составил, указав, как они произносятся, чтобы я мог воспользоваться ими в дороге: книги, фрукты и т.д. О, как добры эти люди и как приветливы!
Напившись чаю и кофе с молоком, сливками и т.д., мы направились в дом графа-отца, уже ожидавшего нас, чтобы повести в парк и показать оранжереи, где растет более тысячи плодовых деревьев. Мы набрали абрикосов, персиков и т.д., и мне приготовили запас фруктов в дорогу. Затем сели в линейку и впятером,
Стр. 211
включая господина Мере, бывшего иезуита, совершили прогулку по самым живописным уголкам парка, а таковых здесь немало. По дороге вели ученую беседу, столь занимательную, что забыли обо всем на свете. Когда вернулись, я посетил апартаменты госпожи Боде, где увидел немало очень хороших книг, наличие которых является бесспорным свидетельством образованности и прекрасного вкуса, если видно, что владелец ими пользуется. В кабинете старого графа висят гравюры Хогарта. Обедали довольно рано, ибо в три часа граф собирался ехать с визитом к юным великим князьям, которые уже прибыли в Коломенское.