Миронов В. Древний Рим

ОГЛАВЛЕНИЕ

P. Post scriptum

«Жизнь подобна игрищам: иные приходят на них состязаться, иные торговать, а самые счастливые – смотреть; так и в жизни иные, подобно рабам, рождаются жадными до славы и наживы, между тем как философы – до единой только истины», – сказал Пифагор. Мы пришли для того, чтобы сделать мир краше, мудрее, справедливее… Хотелось бы увидеть плоды содеянного, и чтобы тех из нас, кто достоин, посетила заслуженная старость. В обществах, находящихся на ранней, примитивной стадии развития, приход старости означал скорую смерть. У зулусов вообще существовал жестокий обычай умерщвлять верховного вождя с проявлением у него первых морщин или седых волос. Поэтому вождь жил в мучительном предчувствии приближающейся старости. Так как за первым седым волосом следовала неминуемая смерть, вождь должен был готовиться к уходу из подлунного мира (Дж. Фрэзер). В Китае, Индии, Японии совершенно иные установки… Помимо того что там высок уровень образования и культуры там еще царит и подлинный культ почитания старости и стариков. Поэтому век африканца краток, а китаец, индус, японец живут долго. Вывод ясен: поколение, уничтожающее, унижающее отцов и матерей и бросившее на произвол судьбы детей, будет жалким поколением, губящим страну и обреченным на забвение. Его ждет катастрофа, как и страну, хотя бы они и встали «в позу гладиатора» (А. Грамши). Но и стремиться к старости так же нелепо, как искать загадочную «страну жизни» Дилмун. По представлению шумеров, там не знали ни болезней, ни старости, ни смерти. Не было там и женщин, которые бы говорили: «Я – стара», как не было и мужчин, что произнесли бы ужасную фразу: «Я – стар».
Лучше попытаемся, насколько возможно, отдалить убогую старость. «Было бы безобразием по собственному незнанию (или же лени. – В. М. ) состариться так, – говорил Сократ, – чтобы даже не видеть по самому себе, каким способно быть человеческое тело в полноте своей красы и силы». Греки и римляне называли человека, не умеющего писать и плавать, «телесным и умственным калекой». Леонардо да Винчи советовал всем в юности обрести то, что возместит ущерб, причиненный старостью. Он имел в виду дочь опыта, мудрость. Но эта же самая мудрость остро необходима не только уму или духу, но и телу человека. У спартанцев или у древних китайцев следует учиться и культуре тела. Вовсе нет необходимости слепо внимать советам Платона (ходить зимой босиком и т. д.), учитывая, что порой такого рода обряды заканчивались смертью воспитуемых. Хотя в высшей степени желательно проявлять уважение к телу, как к источнику светлой мысли и радостей земных. Ликург абсолютно прав, говоря, что заботы о платье и тряпках – это удел лишь рабского сознания, свободные люди должны заботиться прежде всего о продолжении рода и поддержании идеальной формы.
Прожитая активно, чисто и разумно жизнь, как писал Цицерон, ведет к тихой, легкой старости… Именно такой, по преданию, была старость Платона, который в возрасте восьмидесяти одного года умер в тот миг, когда что?то писал…Такой же была и старость Исократа, который еще на девяносто четвертом году жизни написал книгу под названием «Панафинейская» и после этого прожил пять лет. Его учитель Горгий прожил 107 лет, ни разу не прерывая ни ученых занятий, ни своих трудов. Когда его спросили, почему хочет так долго прожить, он сказал: «У меня нет никаких оснований хулить мою старость». Даже Моисей прожил 120 лет, когда ангелы и архангелы «вынули его душу». Когда спросят нас, мы ответим: зрелость – лучшее время, когда умные собирают урожай из посеянных ими в молодости семян. То, что иные называют старостью, мы зовем зрелостью.

Фортуна

Вы скажете, мы требуем невозможного… Это не так. «Все древние философы требовали от человека не более того, на что способна его природа» (Цицерон). Мы все способны на многое… Разница между нами лишь в одном: одни растут, постоянно совершенствуясь, другие стоят на месте или деградируют. Отсюда и разные судьбы людей… В XIX в. немецкий философ И. Кант выражал надежду, что человеческий род «находится в постоянном движении вперед в отношении культуры», и «прогрессирует также к лучшему в отношении моральной цели своего существования» (в последнем мы не столь уж уверены). Он твердо верил, что «будущее может стать лучше». И эту мысль «сопровождает бескорыстное благоволение, даже тогда, когда мы сами давно уже будем лежать в могиле и не сможем собрать урожай с тех деревьев, которые отчасти посадили сами». Но в XXI в., по утверждению философа Ф. Фукуямы, на смену оптимизму приходит исторический пессимизм: «Двадцатое столетие – теперь уже можно говорить о нем в прошедшем времени – превратило нас в глубоких исторических пессимистов. Конечно, мы можем быть оптимистами в том, что касается наших личных дел, здоровья и счастья. По давней традиции, американцы как народ славятся тем, что смотрят в будущее с надеждой. Но если коснуться вопросов более масштабных, например, существовал когда?нибудь или будет существовать прогресс в истории, вердикт будет совсем иным. Самые трезвые и глубокомысленные умы столетия не видели причины считать, что мир движется к тому, что мы, люди Запада, считаем достойным и гуманным политическим институтом, – то есть к либеральной демократии. Самые серьезные наши мыслители заключили, что не существует такого понятия, как История, – то есть осмысленного порядка в широком потоке событий, касающихся человечества. Наш собственный опыт, по всей видимости, учит нас, что в будущем нас ждут новые и пока еще не представимые ужасы, от фантастических диктатур и кровавых геноцидов до банализации жизни из?за современного консюмеризма (торжество философии потребления. – В. М .), и беспрецендентные катастрофы – от ядерной зимы до глобального потепления. По крайней мере вероятность появления этих ужасов больше, чем их не появления». Нельзя не признать, что для подобных оценок у американского футуролога есть основания. И все же мы призываем вас быть оптимистами… Мир сей создан вовсе не для того, чтобы «бесить нас» (Вольтер), и, конечно же, не является «делом какого?то дьявола» (Шопенгауэр). Он – творение природных сил (возможно, Бога?!), но сделать его если не божественным, то зрячим, осмысленным, справедливым – наша задача!

Битвы будущего

С годами вино мудрости (как и вино жизни) становится вкуснее, ценнее, даже изысканее… «Sapiens semper beatus est» – «Мудрец всегда счастлив». Если же мы и предпочли в жизни следовать «досугу» («otium» – лат.), то лишь потому, что нам неотступно сопутствует любимое «дело» («negotium» – лат.) – служение России. Подобно Саллюстию, считаю, что моя Родина только выиграет в итоге того, что я использовал жизнь так, а не иначе. Пример Сенеки не вдохновляет. Хотя и смерть не страшит нас. Её ведь никому не дано избежать. Нет смысла мечтать, подобно Гектору: «О, если б настолько же верно стал я бессмертен и стал бы бесстаростен в вечные веки». Душа всех живущих отлетает к Аиду, а перед смертью все мы равны. Как сказал Марк Аврелий: «Смерть уравняла Александра Македонского с погонщиком мулов». Говорят, Александр искал в Индии «воду жизни» и даже нашел яблоки, продлевавшие жизнь жрецов до 400 лет. Но это ему не помогло, даже если это и была чистейшая правда. Тем более не стоит надеяться на то, что подобно Сизифу кому?то удастся обмануть смерть или заковать её в цепи, после чего все люди, вдруг, перестанут умирать, или что откуда?то появится прекрасная китайская богиня Сиван му и скажет нам, как сказала она герою, спасшему свой народ от бедствий: «Человек, который ничего не боится, вправе получить лекарство бессмертия! Проглотишь одну крупинку этого лекарства, будешь жить вечно и не стареть». В этом случае, понятно, речь идет лишь о памяти народа, в сознании которого живет образ героя?защитника.
К тому же, говоря откровенно, на наш взгляд, бессмертие, окажись оно даже и возможным, выглядело бы крайне утомительным занятием… Утверждают, что даже премудрый Соломон отказался выпить элексир бессмертия. А вспомним, как мучились Сивилла и Тифон, два обожествленных человеческих существа, на себе познавших, что такое бессмертие… Сивилла стала сморщенной старухой и вынуждена была жить в склянке, иначе её просто никто бы и не заметил (такой малой она стала). Тифон был удачливее, получив вместе с бессмертием юную Эос в супруги (о чем нередко мечтают мужчины в возрасте). Но, получив право на вечную жизнь, Эос и Тифон забыли попросить у небес и вечной молодости. А в результате оба были обречены вести жизнь медленно угасающих стариков. Правда, герою шумеров Гильгамешу все ж вроде бы удалось добыть волшебный цветок молодости, но его украла коварная змея (и омолодилась, проглотив сей цветок). Полагаю, вечная молодость – все же скорее свойство духа, нежели тела.

Харон – перевозчик душ через Лету в царство мертвых – Аид

О нашей же бренной жизни можно сказать и так: «Что такое мир? Всего лишь постоялый двор с двумя вратами. Войдешь в одни, через другие выйдешь». Да и «время человеческой жизни – миг». Но дело даже не в старости и смерти, их не избежишь, но в осуществлении возможности прожить достойно в любую пору отпущенного вам судьбой жизненного срока. Худо, когда старость хуже смерти. Видимо, в такое безрадостное время грек Теогнис и произнес слова, которые ныне порой слышишь из уст несчастных стариков России: «Лучше бы человеку не рождаться вовсе и не видеть света солнца, но уж если он родился, то лучшее, что он может сделать, – это как можно скорее пройти через врата смерти». И все ж хотя Розанов утверждал, что для русских «близиться к смерти» и «близиться к святости» почти отождествлено, составляя одно понятие, мы с ним не согласны. И уж тем более нельзя принять максималистски?убийственные слова «горлана революции» Владимира Маяковского: «Тридцать пять лет – уже старость». Нет, это младость, не торопитесь уходить. Постарайтесь чуть задержаться на щедрой ниве жизни. Следуйте примеру богоподобных греков, что от смерти не бегали, но и к ней на свидание не спешили. Как скажет в стихотворении один поэт:

Всем суждено умереть, и никто
предсказать не сумеет
Даже на завтрашний день,
будет ли жив человек.
Ясно все это поняв, человек,
веселись беззаботно,
Бромия крепко держа –
смерти забвенья – в руках;
И наслаждайся любовью,
ведь жизнь у тебя однодневна,
Прочие тяготы все я оставляю Судьбе.

«Умирая, не ропщи, а благодари богов», – говорил римлянин Марк Аврелий. Но и спешить в Аид никому не стоит. В одной аттической сказке дух Земли, ее хранитель, говорил юному герою: ты должен знать, что сама богиня Мира при рождении человека незримо ставит его свечу, длинную или же короткую; и не в его власти удлинить ее. Эта длина есть рок. Однако он может в каждую минуту своей жизни ее сократить или пресечь неразумными и преступными деяниями (действуя сверх Миры). Кроме того, в жизни бывают непредвиденные и грозные случайности. Помнишь, как тебя недавно едва не убило дерево? И тогда твой свет, раньше ровный, мгновенно затрепетал, замерцал – я это заметил и отвел грозивший тебе удар. Итак, рок, воля, случайность – вот из чего слагается наша жизнь. Так пусть воля поможет одолеть рок, а боги оберегут от случайности. Если и они не помогут, возможно, останется нечто, что подобно поющей голове Орфея будет продолжать прорицать, напоминая много лет спустя после смерти. Пока жив, следуй заповеди греческого поэта Архилоха, который призывал всех:

Победишь, – своей победы напоказ
не выставляй,
Победят, – не огорчайся, запершись
в дому, не плачь,
В меру радуйся удаче, в меру
в бедствиях горюй,
Познавай тот ритм, что в жизни
человеческой сокрыт.

Лучше короткая, но яркая жизнь… Прожив жизнь эпикурейцем, получив, как гласит индийская мудрость, «свою награду в мире собственных дел», хотелось бы уйти стоиком… Говорят, день, когда он умирал, Эпикур считал счастливым, благодаря памяти о прошедшей жизни, прожитой хорошо и счастливо. Мудрый, говорил Чжуан?цзы, сам устанавливает день, когда он уйдет. Однако истинная мудрость в том, чтобы к этому последнему часу успеть сделать все намеченное, завершить главные дела твоей жизни. Может в чем?то прав и Сенека, сказавший (в его заочном споре с Эпикуром): «Так же точно никто, кроме него самого, не нужен мудрецу не потому, что он хочет жить без друзей, а потому, что может».

Смерть и сон

Мол, он, подобно Фидию, который, утеряв одну из статуй, нашел бы другую, так и он может заместить утраченную дружбу новой. Старых друзей заменить новыми трудно, но можно. Гораздо труднее прожить жизнь в честном и истовом служении великому делу, обретя в нем истинного друга, а не ту фальшивую её замену, которая является «не дружбой, а сделкой». Иные надеятся на получение славы за их земные деяния. Римляне считали, что почестями, воздаваемыми умершим, можно принести успокоение душам великих людей. Честолюбие и слава вовсе не привлекают нас, но всё же, возможно, у нас есть шанс на доброе слово и малую долю памяти со стороны честных и просвещенных потомков. И потом: если всех нас старость приближает к смерти, то, возможно, кого?то и к бессмертию. Хотя скажу честно: лишиться славы – это все равно, что лишиться будущей гробницы: ни о первой – не узнаешь, ни вторую – не узришь. Finis libri non finis quaerendi – «Книга окончена, но не окончено исследование». Китайцы говорят: «Книга не исчерпывает слов, а слова не исчерпывают мыслей». Тем более что и человечество продолжает создавать новые libri memoriales (книги памяти). Как сказал великий ирано?таджикский поэт и мыслитель Фирдоуси:

Все в мире покроется пылью забвенья,
Лишь двое не знают ни смерти,
ни тленья:
Лишь дело героя да речь мудреца
Проходят столетья, не зная конца.

В заключение хотим привести слова К. Г. Юнга, некоторым образом близкие нам по духу и смыслу: «In confinio mortis (на пороге смерти – лат.) и на закате долгой, богатой внутренним содержанием жизни часто бывает так, что взгляду открываются непривычные горизонты. Человек, с которым это случается, живет отныне вне будничных интересов и перипетий личных отношений; он направляет свой взор поверх хода времен, в вековое движение идей». И хотя китайцы утверждают, что мудрый не будет обременять себя мирскими делами, ни к чему не стремится, но лишь «странствует душой за пределами мира пыли и грязи», хотя вроде бы резонно замечают, что жизнь имеет предел, а знанию нет предела, а потому, мол, «имея предел, гнаться за беспредельным гибельно», я не принимаю этих догматов. Напротив, говорю вам: не обременяя себя мирскими делами и трудами – как обретешь высшую Истину, не стремясь к необъятному – как узришь скрытое Знание, и, будучи смертным, как взойдешь на Небо. И если даже нет ни рая, ни ада, если блага и богатства лишь горсть пепла, а посмертная память и слава кончаются забвением, всё равно жизнь прожить надо достойно. Как говорят: vivendi scribendique unus finis! Кончить писать и жить в один миг!
.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история