Гумилев Л. Этногенез и биосфера Земли

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть девятая

ЭТНОГЕНЕЗ И КУЛЬТУРА,
ГДЕ ОБЪЯСНЕНО, ПОЧЕМУ ЛЕГКО ПОГИБНУТЬ ДО ЕСТЕСТВЕННОЙ СМЕРТИ,
ПРЕДАВАЯСЬ СОБЛАЗНАМ И САМООБМАНУ

XXXVII. Отрицательные значения в этногенезе

КРИСТАЛЛИЗОВАННАЯ ПАССИОНАРНОСТЬ

До сих пор мы говорили о понятии пассионарности как результате
эмпирического обобщения разнообразных фактов истории этносов. А можем ли
мы, наблюдатели, увидеть пассионарность непосредственно? В какой-то мере
да!

Все, что доступно познанию, проходит через призму сознания и при фиксации
воплощается в творения рук человека. Людские чувства, являющиеся частью
природы внутри человеческих тел, отображены в произведениях искусства и
изящной словесности. Как известно, научиться рисовать или сочинять стихи
очень трудно. При наличии некоторых способностей ремеслу художника можно
научиться, но этого делать не стоит, ибо без творческого озарения
перешагнуть границы подражания или копирования невозможно. Однако и такого
сочетания мало, так как без упорного стремления к цели, т.е. к завершению
творения, ничего создать нельзя: "искусство требует жертв" от художника, а
способность жертвовать собою ради иллюзии - это и есть проявление
пассионарности. Но если так, то в каждом оригинальном и прекрасном творении
искусства, философии или литературы содержится комбинация из трех
элементов: ремесленной работы, мысли и пассионарности художника,
"перелившего" часть своей энергии в свое произведение. Следовательно, если
пассионарное напряжение коллектива фиксируется историей или археологией,
науками сложными и требующими длительной подготовки, то в шедеврах
искусства каждый может отличить традицию от ремесла и темы, а то, что
останется, это след пассионарности мастера.

Увы, историки привыкли изучать следы, забывая о тех, кто их оставил,
памятники - помимо тех, кто на них смотрел и ради кого их творил художник,
философемы, а не реакцию на них современников. Так создалась идея "осевого
времени"

К. Ясперса. Обожаемая им Эллада на самом деле была далека от его
представлений.

В славный период своей истории - V-IV вв. до н.э. главными государствами
(субэтносами) были Спарта, Афины, Фивы, Сиракузы; на втором месте - Коринф,
Агригент и Фессалия.

"Спартанцы жили дома сурово и скудно, но, вырываясь на свободу, предавались
оргиям. Павзаний, правя Византаей, жил как персидский сатрап и даже хотел
подчинить Элладу Персии, только бы стать в ней наместником. Так же держали
себя гармосты Лизандра. Спарта не дала миру ни поэтов, ни ученых.

Фиванцы были, по уверению современников, обжоры и пьяницы, находившиеся в
умственной апатии. Фессалийцы тоже были пьяницы и развратники, презиравшие
умственную деятельность. Сиракузцы и агригенцы не знали воздержанности ни в
чем, как сибариты, а коринфян эллинские авторы уподобляют азиатам".

К кому же применима распространенная хрестоматийная характеристика эллинов?
"Любовь к искусству, тонкое эстетическое чувство, предпочтение изящного
роскошному, воздержанность в наслаждениях, умеренность в еде. Пиры греков
были веселы, но чужды пьянства и обжорства. Только к афинянам двух
поколений, живших между Марафонской битвой и началом Пелопоннесской войны.
Ни до, ни после этих дат!" [1] И если на этом, довольно мрачном фоне жило
несколько десятков талантливых людей, сочинения коих дошли до нас и пленяют
наше воображение, то надо помнить, что при жизни концепции Демокрита,
Платона, Горгия, Аристотеля были достоянием немногих их собеседников. В
этом и разница между жизнью, исчезающей без следа, т.е. этногенезом, и
культурой, заключающей природные материалы в строгие формы колонн и статуй,
поэм и философских учений. Последние, переживая первых, заслоняют их собой,
и подмену очень трудно открыть.

Немецкие философы приписывают глобальное значение сложным, очень тонким
логическим построениям, которых большинство современников и понять-то не
могло. Конечно, Аристотель - гений. Кто спорит?! А где его знали в IV в. до
н.э.? В просвещенных Афинах, на родине - в Эвбее и при дворе македонского
царя. Вероятно, его труды читали в Сиракузах, Таренте, может быть, даже в
Ольвии, но кто?.. Небольшая кучка снобов и правдоискателей, число коих
составляло, допустим, десятки людей, а скорее - единицы. А основа
населения, два миллиона эллинов?! Беотийскяе крестьяне, это-лийские
разбойники, ионийские ropraimf, спартанские воины, аркадские пастухи? Да им
было и некоща, и незачем! А ведь свободу Эллады отстаивали они. Персию
завоевали и диадохов поддерживали они. Торговлю со Скифией вели они. И
природу Пелопоннеса исказили тоже они. И, представьте, не читая Аристотеля!

Зато, когда покоренные греки обучали римских юных бездельников, Аристотеля
они им преподали. И когда в Болонье готовили студентов-юристов для того,
чтобы отстаивать права Гогенштауфенов от притязаний папского престола и
самовольства городских коммун, Аристотеля изучали. И в наше время, чтобы
сдать кандидатский минимум по философии, Аристотель тоже нужен, хотя он,
безусловно, устарел.

Вот так и возникают исторические аберрации, из-за которых несохранившееся
считается несуществующим. Рожденное живет и умирает, а сделанное переживает
своих создателей, и тех, для кого оно было сделано, и их наследников, ибо
косное вещество, заключенное в форму,-вневременно[2]. В нем время отделено
от пространства. Оно - памятник того, что ушло; оно - след минувшей жизни.
Но ведь люди живут на Земле не для того, чтобы создавать памятники для
будущих археологов. Не так ли?

ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ

Надо отдать должное К. Ясперсу: он последователен. Его постулат о значении
"осевого времени" для создания "философской веры", которая заменит доосевые
религии, это постулат предвзятости, а не результат наблюдения. Он сам это
понимает, утверждая в ранней работе "Психология мировоззрений", что
мировоззрения можно рассматривать как выражения разных психологических
типов. При этом, разумеется, их сравнение по ценности, т.е. по степени
истинности, неуместно. Различие мировоззрений исключает возможность
взаимопонимания людей разных этносов или разных культурных регионов, за
исключением того, что лежит в сфере рациональности: наука, экономика,
право. Но вот "экзистенциальная коммуникация" адептов философской веры
способна преодолеть этническую ограниченность и, добавим от себя,
органичность. Так ли?

Но мало этого, Яслерс отлично понимает, что все культурные ценности,
материальные и духовные, созданы коллективами людей, объединенных в
природные системные целостности, т.е. в этносы. Человек всегда работает для
своих близких и в своем ландшафте, на базе опыта предков - своих, а не
чужих. Поэтому-то человеческие творения разнообразны, но отнюдь не
калейдоскопичны и не беспорядочны. Что же тогда можно вынести за скобки
этнических типов и считать "экзистенциальной коммуникацией"? Только
осознанное незнание "последних" истин, трактующих о смысле жизни. Только
оно одно может объединить философов Китая, воспитанных на чтении
нравоучений Конфуция, с пандитами Индии, почитающими Вишну - консервацию
жизни и Шиву - изменение через смерть, с богословами Византии и
естествоиспытателями Западной Европы. Позитивные системы всегда различны и
взаимоисключающи. Обща только пустота, т.е. бездна.

Однако, согласно Ясперсу, "Пустота" не ничто, а нечто трансцендентное мысли
и потому лежащее за пределами любого возможного знания: мифологического,
богословского или научного. С этой точки зрения любое объединение людей
вокруг любой позитивной истины должно быть неподлинным, даже неполноценным.
Ведь вокруг любого позитивного тезиса возникают споры, а тем самым
противоречия, а вот о кантовской трансценденции или "шуньяте" Нагарджуны
(II в. н.э.) говорить нечего. Поэтому при отсутствии знания не возникает
разногласий и осуществляется экзистенциальное объединение, упраздняющее
разнообразие как принцип.

По существу, в плане истории мысли, экзистенциализм - это изощренный
вариант философского иконоборчества и попытка ухода от христианства к
иудаизму[3]. Поэтому в число предшественников Ясперса, пусть не идейных, но
исторических, следует зачислить Жана Кальвина и в какой-то мере Иоанна
Скота Эригену, а в число противников его учения - Пелагия и
естествоиспытателей, изучающих окружающий нас мир, а также историков как
эрудитской школы, так и теоретиков, например О. Тьерри, стремившихся
уловить каузальные связи и закономерности процессов, протекавших реально в
реальном времени. Цепи этих двух направлений противоположны. В отличие от
естествоиспытателей и теологов, изучающих то, что есть, Ясперс хочет,
"пребывая в истории, выйти за пределы всего исторического, достигнуть
всеобъемлющего, что недоступно нашему мышлению, но коснуться чего мы
все-таки можем - пояснить смысл истории"[4].

Но если экзистенциализм - концепция последовательная, то и мы,
естественники, не уступим спекулятивной философии. Не пытаясь открыть смысл
истории, мы хотим описать феномен и, исходя из внутренней логики его
развития, указать причины появления концепции, с нашей точки зрения
несправедливой. И сделать это надлежит не на основе философских постулатов,
которые каждый может выбирать по своему вкусу, а на почве фактов и
изложенной выше схемы. Предметом спора будет проблема "осевого времени".

НЕТ!

Как мы уже отмечали, К. Ясперс заметил совпадение акматических фаз
этногенеза разных пассионарных толчков. Поскольку это отнюдь не начальные,
исходные фазы, они всегда бросаются в глаза при поверхностном наблюдении.
Отсюда и выводы Ясперса, хотя и логичные, но ведущие к заблуждению.

Начальные фазы этногенеза всегда крайне своеобразны, так как формируются в
специфических ландшафтных и климатических условиях при неповторимом
сочетании этнических субстратов и наличии различных традиций, преображаемых
новым этносом. А при акматической фазе рефлексия мятущейся персоны,
негодующей на устоявшийся быт, неизбежно единообразна. Поэтому-то и есть
элемент сходства у Сократа, Заратуштры, Будды (Шакья Муни) и Конфуция: все
они стремились упорядочить живую, кипучую действительность внесением того
или иного рассудочного начала. Только это их и сближало, потому что
принципы упорядочения у всех них были равные.

Ясперс, уловив то и другое, вынес за скобки общее для всех деятелей
акматической фазы, не принимающих жизнь, обманувшую их слишком большие
надежды, - незнание чужой жизни и нелюбовь к ней, поскольку своей-то не
получилось. Как будто логично, но все эти негативные философии выросли на
почве отвергаемой ими жизни. Значит, они - ее порождение, неблагодарное и в
пределе убийственное. Вот пройдет фаза их успеха - фаза надлома этногенеза,
обеспложивающая окружающую людей природу и иссушающая их собственные души,
и когда наступят сумерки - царство субпассионарных теней, выползающих из
темных закоулков подсознания, то окажется, что хрустальные дворцы
спекулятивной философии при таком перепаде температур трескаются и
рассыпаются в осколки.

Так погибли конфуцианские школы при наступлении железных отрядов ветеранов
Цинь Ши Хуанди (III в. до н.э.). Так сгорели буддисты-махаянисты в кострах,
подожженных брамином Кумариллой, объяснившим храбрым раджпутам, что Бог
создал мир и наделил его бессмертной душой - атманом (VIII в.). Так были
уничтожены иудейские святыни огненного Яхве (VII в. до н.э.). Так был
зарезан туранцами Заратуштра во взятом ими Балхе (ок. VI в. до н.э.), а его
последователи разбежались от блеска посеребренных щитов фаланги Александра
и его гетеров (IV в. до н.э.). Но ужаснее всего была казнь Сократа,
погибшего от собственных сикофантов. "Философская вера", точнее -
негативная идеология, съедает этнос, в котором она нашла приют, так же как
бледная спирохета съедает организм человека и гибнет вместе с ним.
Появление "философской веры" в плане этногенеза означает переход от фазы
подъема к акматической фазе: торжество ее - переход к фазе надлома, а
исчезновение - наступление обскурации. И коль скоро так, то "осевое время"
не единственное в истории, а повторяющаяся "возрастная болезнь" всех
крупных процессов этногенеза. Но тогда об общем для всего человечества
"смысле" истории можно не говорить, ибо торжество трансценденции и незнания
означает провал в бездну.

Но что такое "бездна", термин, дважды употребленный нами как нечто само
собой разумеющееся? Читатель ведь не обязан, да и не может этого знать, ибо
это отнюдь не просто.

В XVIII в. Лавуазье сформулировал закон сохранения вещества, который
оказался не то что неверным, а скорее неточным. Сгорание в герметическом
сосуде показало химику того времени неизменившийся вес только потому, что у
него были недостаточно чуткие весы. На самом деле был потерян фотон, но
уловить потерю Лавуазье не мог. Теперь физики знают, что при интенсивных
термодинамических процессах идет утрата вещества, преображающегося в
световую энергию, а последняя уходит из своей системы в межгалактическую
бездну. Это аннигиляция, которая не смерть, но страшнее смерти.

Так как процессы этногенеза имеют энергетическую природу, очевидно, что и
на них распространяется эта закономерность. Древние мудрецы это знали. Они
даже персонифицировали, как это было тогда принято, принцип аннигиляции и
назвали его Люцифером, т.е. "носящим свет" (правильнее будет неточный
перевод - уносящий свет; куда? - в бездну!). А бездну сопоставили с адом -
самым страшным из всего, что могли вообразить. И они не смешивали с "духом
бездны" простых земных демонов, проявляющих себя в явлениях природы. Этим в
древности приносили жертвы, с ними старались наладить хорошие отношения. А
дух бездны был враг; контакт с ним означал отречение от радостей мира, от
любви к миру и полное одиночество, проистекающее из принципа отрицания.
Переведем эту фантасмагорию на язык современной экзистенциальной
философии... и тогда сразу станет понятен принцип "незнания" и понятна
"бездна". Мне концепция Ясперса не нравится. Я хочу думать иначе! Но, может
быть, понятие "бездна" - праздная фантазия древних людей и идеалистических
философов? В таком случае, стоит ли о ней говорить, да еще в трактате об
этногенезе? Оказывается, стоит. Современная физика тоже оперирует этим
понятием, конечно, называя его по-своему - вакуум.

"БЕЗДНА" (ВАКУУМ)

Бездна - это пространство без дна, т.е. без конца, а следовательно, и без
начала. Начало и конец имеют все частицы вещества, все импульсы энергий.
Значит, бездна - это "пустота".

По современным данным, около 98 % вещества сосредоточено в звездах и
планетах, но и пространство между ними заполнено космической пылью и
пронизано потоками элементарных частиц. Но все они движутся в пустоте и
благодаря самому наличию пустоты - вакуума. Если бы не было пустоты, то не
могло бы быть и движения, ибо любой импульс затухал в той же точке
пространства, где и начался. А поскольку движение есть везде (даже в самом
плотном веществе электроны вращаются вокруг атомного ядра), значит, вакуум
пронизывает материю, так же как материя (вещество-энергия) пронизывает
вакуум, скрытый и не понятый нами физический мир, который не является
частью нашего реального мира.

Вакуум - это мир без истории. В каждом малом объеме пространства непрерывно
рождаются пары "частица - античастица", но тут же они взаимоуничтожаются,
аннигилируются, испуская кванты света, которые, в свою очередь,
"проваливаются в никуда". В результате ничего нет, хотя в каждый момент в
любом микрообъеме существует многообразие частиц и квантов излучения.
Возникая, оно тут же уничтожается. Оно есть, и его нет. Это явление именуют
нулевыми колебаниями вакуума, а частицы, которые существуют и одновременно
не существуют, названы виртуальными.

Ну разве это не ад в понимании древних, считавших бессмертную душу частицей
света? Становясь виртуальной, эта частица, по воззрениям сторонников
жизнеприемлющих религий, страдает. И ведь контакт материи с вакуумом
происходит постоянно, ибо вакуум присутствует даже внутри атомов, где
частицы вращаются вокруг ядра.

Но оказывается, если на "пустоту" воздействовать сильным электрическим
полем, то виртуальные частицы могут превратиться в реальные, т.е. спастись
из ада. Однако основа двуединого мира именно "пустота", а вещество, поля,
излучения - только легкая рябь на ее поверхности. Но ведь без этой "ряби"
вакуум не мог бы проявить себя, не мог бы получить те реальные частицы
вещества и света, которые он превращает в виртуальные. Иными словами, он
потерял бы даже то существование, благодаря которому его можно обнаружить,
а вещество и энергия утратили бы возможность движения. Значит, разделение
субстанции и пустоты - конец мира, по крайней мере такого, в котором мы
живем и который мы изучаем.

И ведь вот что интересно: такая постановка проблемы была известна уже две
тысячи лет тому назад, а возможно, и еще раньше. Только в те времена
обходились без физики, заменяя ее философией. Наиболее распространенные
философемы начала нашей эры утверждали биполярность мира, расходясь только
в одном: что считать благом, а что ~- злом. В наше время качественные
оценки в физику вносить не принято. Так естественно сложилось деление на
системы жизнеутверждающие, согласно которым материальная субстанция -
благо, а "Пустота", т.е. "Бездна" - зло, и системы, полагающие, что материя
ловит душу в свои тенета, обволакивает ее и мучает, а душа, или квант
сознания, стремится вырваться на волю, т.е. из реальной частицы стать
виртуальной. Оба подхода равно бездоказательны. Можно выбрать любой, по
вкусу. Но тут-то и обнаруживается разница между двумя доминантами поведения
и, соответственно, в психологии, и выясняется, что популяционное поведение
и популяционная психология биполярны. На одном полюсе стоит Дерсу Узала -
образ, описанный В. К. Арсеньевым, на другом - изобретатель ДДТ, имени
коего я не хочу знать. Но дело здесь не только в успехах химических наук.

Пассионарный человек, вооруженный техникой, даже палеолитической, мог бы
уничтожить все живое вокруг себя, отнюдь не подозревая, что этим он погубит
и свое потомство. Ведь примитивное дуалистическое отношение к природе -
деление животных на "полезных" и "вредных" - теоретически обосновывало
нарушение биоценозов, вне коих звери и растения жить не могут. Но простому
древнему человеку сие известно не было, да и ныне неизвестно слишком
многим.

Казалось бы, древние люди, не знавшие основ биоценологии, именно так и
должны были бы поступать. Однако пароксизмы страстных истреблений были
редки и отнюдь не повсеместны. И это естественно: человек не только
социальная единица, обладающая волей и правом на выбор решения в любых
ситуациях, но и органический элемент земной поверхности, связанный с
биосферой неразрывно через инстинкты, позволяющие ему не погибнуть.

Социальное бытие, определяющее сознание, действительно выходит за пределы
биологии вида Homo sapiens. Оно, и только оно дает возможность каждому
отдельному человеку и каждой социальной целостности сделать выбор между
устремлением к освобождению от тягот мира, т.е. к вакууму, и желанием
уберечь живую природу от любых деформаций, ибо тут объект любви -
реальность, существующая вне нас и помимо нас. Иначе говоря, сознательная
деятельность людей может быть направлена в одну из двух имеющихся сторон,
но деятельность, связанная с биологическими отправлениями, права на выбор
лишена.

ДЕЯНИЯ И ЯВЛЕНИЯ

При детальном рассмотрении истории антропогенных ландшафтов, о чем было
сказано выше, напрашивается мысль, что наряду с деяниями, т.е. плодами
сознательных устремлений людей, идут стихийные процессы, связанные с
сопричастностью человека биосфере, а это уже явления (феномены) природы,
формирующие состояния вокруг людей (географическая среда) и внутри
человеческих тел (физиология высшей нервной деятельности). Те и другие
влияют на поведение людей в отдельности и коллективов, т.е. этносов, то
через хозяйство, часто погибающее из-за засух или наводнений, то через
болезни, то через космические облучения, иногда пробивающие ионосферу и
достигающие поверхности Земли. Люди обычно не знают, что создает в них
творческие подъемы или, наоборот, депрессии, но наука может найти их
причины.

Люди ведут себя крайне непоследовательно. В отличие от других высших
животных человек не только поддерживает вмещающие его ландшафты, но иногда
наносит им непоправимый ущерб, превращая их в бросовые, мертвые земли.
Делает он это во вред самому себе как виду, ибо лишает свое потомство
средств к существованию. Ответить на резонный вопрос: для чего он это
делает? - трудно, потому что сначала надо посмотреть, где и когда
совершались такие неблагоразумные действия. Выше было указано, что
этногенезы как природные процессы сами по себе для биосферы безвредны, но
могут быть губительны при сочетании двух условий:

1 При смене фаз, когда этнос на время теряет присущие ему эластичность и
сопротивляемость внешним воздействиям, т.е. когда этнос болен.

2. При активных межэтнических контактах (миграциях), которые сами по себе
отразимы, ибо этнос в любой фазе практически неистребим. Это надо понимать
в том смысле, что для истребления здорового этноса требуются столь большие
затраты сил, что у соседей их, как правило, не бывает, а если их и
достаточно, то трата нецелесообразна.

Вместе с побежденным этносом деформируется и вмещавший его ландшафт, ибо
этнос составлял часть данного геобиоценоза, или экосистемы. Следы таких
деформаций часто обнаруживают археологи и палеогеографы голоцена[5].

Уточним постановку проблемы. То, что для построения нового, допустим, дома
нужно сломать старый, стоящий на том же месте, - бесспорно. Это обычная в
природе и истории смена форм. При ней хорошее не всегда меняется на лучшее,
но всегда на что-то реальное, отвечающее потребностям эпохи. Такова
специфика развития любой этнической системы, даже в эпохи упадка, когда
ненужные элементы культурной или природной окружающей среды просто не
поддерживаются и приходят в ветхость.

Но когда памятник культуры (дворец, сад, картина и т.п.) или природы (лес,
озеро, стадо бизонов) уничтожается и не заменяется ничем, то это уже не
развитие, а его нарушение, не система, а антисистема. Руины или трупы не
могут ни развиваться, ни сохраняться, для потомства. Динамика сменяется
статикой, жизнь - смертью, изменение структуры - аннигиляцией. Можно было
бы думать, что вандализм тоже является функцией пассионарности и,
следовательно, предопределен природой как вариант закономерности. Нет! В
природе планеты процессы аннигиляции не наблюдаются. Там идет постоянное
накопление, благодаря которому ныне открыты залежи каменного угля, нефти,
мрамора и богатые почвы. Ведь это тело биосферы, накопленное за миллиарды
лет фотосинтеза; это материализованный свет солнца и звезд.

И пассионарные толчки, тоже явления природы, создают импульсы творческие,
порождающие адаптационные синдромы, при которых этнос всегда сопрягается с
привычным для него ландшафтом. Но если этническая группа, пусть даже не
весь этнос, оказывается в непригодных для него условиях, он либо замыкается
в свою скорлупу (изоляты), либо разрушает неприятную для него окружающую
среду. Гибнут беззащитные звери, цветы, красивые горы и чистые реки. Но так
расправляться может только чужеземец. Своему будет жалко.

Однако миграция сама по себе еще не антисистемна и не всегда повод для
возникновения антисистемы. Этнические миграции - процессы стихийные,
увлекающие людей, которым только кажется, что они едут в чужую страну по
доброй воле. В Америку людей толкало их пассионарное напряжение, мешавшее
довольствоваться скромной жизнью где-нибудь в Кенте или Мекленбурге. А ведь
дома они имели пищу, кров и женщину. В долине же Миссури им все это
приходилось добывать с большим трудом и риском. И вряд ли жизнь в прериях
или лесах Канады была легче деревенской идиллии Европы[6].

Значит, тут мы встречаемся с детерминированным явлением природы, за которое
человек моральной ответственности не несет, даже если при этом гибнет
прекрасная девственная природа и великолепная чужая культура. Грустно,
конечно, но что делать?

Но если этот мигрант убивает индейского ребенка, чтобы получить премию за
скальп, или доносит, что его соседка - ведьма и колдунья, после чего ее
сжигают односельчане, или спалит чудную деревянную часовню в лесу, или
спасет заблудившегося путника в степи - это уже его деяния, за которые он
несет ответственность перед своей совестью. И разница между явлением и
деянием принципиальна, ибо деяния можно совершить или не совершить. Они
лежат в полосе свободы.

Казалось бы, что во всех деяниях человеком руководят расчет, сознание
собственной выгоды, ради которой он имеет право приносить в жертву жизнь
других людей. Так рассуждали французские просветители XVIII в. и называли
свои взгляды материализмом. Но изучение истории показывает, что они
заблуждались. Существует самопожертвование ради других, ради отечества -
патриотизм, не объяснимый никакой выгодой и расчетом; и бессмысленное
губительство предметов искусства или природных ландшафтов. Это факты,
зафиксированные историей. И свершение их возможно лишь при наличии
пассионарности как энергии. Но направление, в котором совершаются события,
определяется чем-то другим. Вспомним, что готы, взяв Рим, ограничились
контрибуцией, а вандалы, хотя и были столь же пассионарны, находились на
том же культурном уровне, что и готы, и точно так же исповедовали
арианство, не столько грабили, сколько бессмысленно ломали красивые здания,
разбивали мраморные статуи, уничтожали мозаику, соскабливали фрески. Именно
эта бессмысленность поразила современников, но и в последующие века она
наблюдалась то тут, то там, вплоть до современной Америки.

И судьбы готов и вандалов оказались различными. Готы в Испании создали
устойчивое королевство, слились с местным населением в единую политическую
систему и впоследствии - в монолитный этнос - испанцев. Вандалы
свирепствовали в Африке до тех пор, пока небольшой корпус войск Велизария
не ликвидировал их крепостей, в которых они укрывались от гнева аборигенов.
После этого вандалов не стало. Похоже на то, что две соседние системы
развивались в диаметрально противоположных направлениях.

Вандализм не ограничивает поле своей деятельности памятниками искусства. Он
еще более губителен, когда его объектом является беззащитная природа. Здесь
нужно внести важное терминологическое уточнение.

На поверхности нашей планеты есть засушливые территории и есть "пустыни".
Разница между ними весьма существенна. Зональные переносы повышенного
увлажнения на время сокращают насыщенность растительностью в некоторых
континентальных районах, но возвращение циклонов на прежние пути
восстанавливает фитоценозы Гоби или Сахары. Наводнения смывают города, но,
когда спадает вода, жизнь в речных долинах возобновляется. Иными словами,
природные процессы обратимы, кроме разве что извержений вулканической лавы.

А ведь есть сколько угодно пустынь, которые не вернуть к былой жизни
никаким изменением природных условий. Иногда эти пустыни сухие, как,
например, долины русел южных притоков Тарима, иногда - как амазонская или
юкатанская сельва, заросшие сорняками, выросшими на переотложенных почвах,
полях древних индейцев. Там всегда находят фрагменты каменных орудий или
керамики - следы обитания древнего человека. По сути дела, это даже не
пустыни, а бэдленды - принимаю английское слово, так как в русском языке
эквивалентного слова нет. И таковы же отвалы горных выработок,
бетонированные площадки, пирамиды.

Человек создает необратимую деструкцию ландшафта; и это то же самое, что
вандализм в отношении памятников искусства. А мы уже видели, что подобный
род деятельности не присущ человеку как виду, а является побочным
результатом, следствием возникновения и исчезновения особого мироощущения,
которое, видимо, сопутствовало процессам творческого этногенеза с самой
глубокой древности.

Таким образом, оскудение природы и уничтожение шедевров культуры нельзя
считать следствием борьбы за существование, а надо рассматривать как
преступление по отношению к потомкам, которым придется прозябать на
оскопленной планете.

То, что факты вандализма в отличие от миграции - не явления, а деяния, -
бесспорно, но связано ли такое безобразие с пассионарностью? Конечно!
Однако характер этой пассионарности отличается от того, который мы уже
подробно описали. И генезис ее другой, он носит не природный, а
ситуационный характер. До столкновения оба этноса были нормальными
системами с разными уровнями пассионарности. При их совмещении поток
пассионарности будет направлен от системы с более высоким уровнем к системе
с более низким, и, таким образом, общий уровень будет выравниваться. Этот
энергетический перепад и создает ту форму энергии, которая питает
возникающую тут антисистему, т.е. системную целостность людей с негативным
мироощущением.

От такого баланса страдают обе системы. Вандализм одинаково деформирует и
тех, кого губят, и тех, кто губит, ибо губителям оказывается невозможно
жить на развалинах и опустошенных землях. Антисистема подобна популяции
бактерий или инфузорий в организме: распространяясь по внутренним органам
человека или животного, бациллы приводят его к смерти... и умирают в его
остывающем теле. А ведь может показаться, что антисистема - закономерное
явление природы.

Нет! Человек не бацилла. Выбор характера деятельности лежит, как уже было
сказано, в "полосе свободы", где человек отвечает за свои поступки. Нет
закона природы, диктующего бессмысленное уничтожение шедевров, убийство
животных не для того, чтобы насытиться, оскорбление беззащитных людей. Эти
две взаимоисключающие линии поведения мы в просторечье именуем добром и
злом, причем никогда не путаем одно с другим. Потому что добро и зло - это
не зеркальные отражения друг друга, а совершенно разные стихии. И тут
уместна та система отсчета, по которой вакуум противостоит субстанции, а,
по терминологии древних, "бездна" - "тварному миру".

В "ПОЛОСЕ СВОБОДЫ"

Однако можно ли отличить "добрых" людей от "злых", и как это сделать? Ведь
никто никогда не скажет о себе, что он служит мировому "злу". Да и
правомочно ли считать одну позицию "злой", а обратную "доброй"? Где
объективный критерий той или другой оценки? Тупик!

Да, на персональном уровне различие невозможно, но ведь есть популяционный
критерий - отношение к окружающей среде, т.е. к миру. И тут представители
обоих направлений, искренне уверенные в своей правоте, говорят то, что
считают единственно правильным и не требующим доказательств.

Первая позиция: материальный мир ужасен и не имеет права на существование,
так как все живое предназначено к смерти, которая есть уничтожение. Вторая
позиция: мир прекрасен, а смерть, постоянно сопутствующая жизни, просто
выход из сложных, часто непереносимых ситуаций. Смерть-благо, ибо она
спасает от внемирового зла, несправедливости, обиды, страдания, которые
страшнее смерти. Обе позиции последовательны; можно выбрать любую, по
желанию.

В начале нашей эры в Средиземноморье, когда мысль была раскована и свободна
от предрассудков, осыпавшихся как шелуха при контакте эллинского,
иудейского и персидского мировосприятия, люди излагали свои соображения без
обиняков. В III-IV вв. н.э. эти концепции кристаллизовались в несколько
систем: гностицизм, талмудический иудаизм, христианство, зороастризм. Все
они заслуживают специального описания, которое мы отложим, чтобы не
отвлекаться от главного - уяснения принципа биполярности. Этот принцип
дошел до нашего времени в сформулирован уже в XX в. двумя философскими
системами: диалектическим материализмом, постулирующим необходимость
сочетания жизни и смерти через закон отрицания отрицания, и
экзистенциализмом, видящим цель бытия в растворении в конечном "Ничто". И
самое любопытное, что эта контроверза прослеживается в прошлое до начала
нашей эры. Гностики, буддисты-махаянисты, манихеи - вот истинные
предвозвестники теории К. Ясперса.

Итак, гностические концепции признавали жизнь на планете Земля тяжелым
бедствием, от которого необходимо избавиться. Самоубийство не выход, так
как душа, или зон, или частица света, снова будет опутана материей или
мраком и воплотится для нового цикла страданий. Спасение в аскезе, отказе
от соблазнов мира, ослабляющей узы плоти. Можно также совмещать с аскезой
пьянство и разврат, вызывающие отвращение к жизни. Важно лишь полное
освобождение от материи, т.е. от биосферы.

Следовательно, биосфера, по учению гностиков, - враг человека, а с врагом,
как известно, надо расправляться по возможности безжалостно. Хорошо еще,
что гностики не популяризовали своих учений из презрения к черни, которая
тоже часть биосферы. Они обратили внимание на собственные тела,
последовательным воздержанием довели себя до освобождения от плоти и к III
в. исчезли без следа, за исключением манихеев, о которых надо говорить
особо.

И все же, несмотря на фантасмагоричность гностических идей, в них оказалась
и конструктивная деталь: гностики открыли мир энергий, окружающий видимую
природу. Как им удалось предвосхитить открытия физиков XX в. без приборов и
сложной математики-объяснить не могу. Правда, они употребляли терминологию,
которая нам кажется заумной, но зато их мысль была чеканной.

Если мы переведем их идеи на современную терминологию и вместо слов "зоны"
и "демоны" поставим слова: "импульсы лучистой энергии" и "радиораспад", то
окажется, что пытливые умы II-III вв. занимали те же проблемы, что и нас.
Другое дело - оценки! Гностики ненавидели окружающий их мир и чтили
умерщвляющий радиораспад. Поэтому, с нашей точки зрения, следует зачислить
авторов гностических учений в разряд губителей окружающей среды.

Существо позиции гностиков составляет стремление заменить дискретные
системы (биоценоз) на жесткие, которые по логике развития превратят живое
вещество в косное, косное при термической реакции разложится до молекул,
молекулы распадутся до атомов, из атомов выделятся реальные частицы,
которые, аннигилируясь, превратятся в виртуальные. Лимит такого развития -
вакуум. И наоборот, при усложнении систем, где жизнь и смерть идут рука об
руку, возникает разнообразие, которое немедленно передается в
психологическую сферу, создает искусство, поэзию, науку. Но, конечно, за
печали и радости бытия придется отплатить закономерной физической гибелью.
Логики здесь нет, ибо правильность тезиса дана в опыте и интуитивном
обобщении. Такова контроверза. Выбор пути свободен.

Этнос как система неизмеримо грандиознее человека, т.е. персоны как
системы. Однако закономерность тут и там одна. Этнос может либо дожить до
гомеостаза и стать верхним звеном вмещающего ландшафта, либо при
столкновении с иным этносом образовать химеру, и тем самым вступить в
"полосу свободы". Только во втором варианте проявляется поведенческий
синдром, при котором возникает потребность уничтожать природу и культуру,
ибо вакуум не зеркальное отражение субстанционального мира, не антимир, а
мир особых свойств. Поэтому при сопряжении материального мира с вакуумом не
возникает гармонии, а идет постоянная борьба противоположностей.

Эта борьба происходит на уровне энергетических импульсов, которые древние
именовали "силами". В числе этих импульсов находится пассионарность. В
критических коллизиях контактов на суперэтнических уровнях она, как
безличная энергия, равно питает оба направления деятельности людей, имевших
несчастье оказаться в химерной системе.

Механизм такого разделения настолько сложен, что объяснение его можно
предложить только как гипотезу. А как иначе можно истолковать импульсы,
идущие от сознания, не впадая в идеализм и противоречие с законом
сохранения энергии?

ПРОЗРЕНИЕ В. И. ВЕРНАДСКОГО

Наш великий ученый, разбирая второй биогеохимический принцип - учение об
увеличении биогенной миграции атомов - направленности эволюции и
становлении ноосферы, бросил мысль: "...Человеческий разум не является
формулой энергии, а производит действия, как будто ей отвечающие (курсив
мой.- Л. Г.). Отмечая это как эмпирический факт, я думаю, что дальнейшее
развитие научных данных позволит нам выйти из этих, может быть, кажущихся
противоречий с... законом сохранения энергии"[7].

Эта как бы побочная мысль представляется более ценной и перспективной,
нежели учение о ноосфере, которому она категорически противоречит. Решение
пришло в виде образа, которым можно открыть экскурс.

Девочка бросает мяч в стену, мячик отскакивает обратно. Толкнула мяч не
стена - она его отразила. Это процесс короткий, и поэтому
причинно-следственная связь ясна, но если такой же процесс длится веками,
сведения о которых отрывочны, а иногда запутанны, то связь между биосферным
импульсом - рукой девочки и обратным движением - мяча от стены, легко может
потеряться для исследователя. Ему будет казаться, что стена бросила мяч от
себя, т.е. он увидит прямую связь вместо обратной.

Если же допустить, что человеческий разум, создающий философские концепции,
романы, мифы, легенды и т.п., - путь не к ноосфере, а к экрану,
отбрасывающему биохимические импульсы, как зеркало отбрасывает солнечный
луч, превращая его в блик ("зайчик"), то противоречие с законом сохранения
энергии исчезает, а обратный путь биохимического импульса, зафиксированный
человеческим сознанием, будет тем, что принято называть мироощущением,
которое не следует смешивать с явлением сознания - мировоззрением.

Но коль скоро так, то мы уловили механизм связи духовной культуры, в том
числе спекулятивной (умопостигаемой) философии с биосферой, к которой
принадлежим мы сами.

Правда, вывод получился неожиданным. Вакуум выступает как ограничитель
энергетических импульсов живого вещества; именно он является препятствием
для совершенствования, и не кто иной, как он, вносит в биосферу Земли
искажения, нанося ей удары за счет смещения направления импульсов,
поступивших от нее же. Продолжая аналогию, можно сказать: первоначальное
явление природы, отброшенное от экрана-ограничителя - вакуума, превращается
в деяние, обусловленное свободной волей человека. А последствия деяний
непредсказуемы; они могут быть благодетельны и губительны, тогда как
результаты явлений всегда нейтральны: они лежат вне сферы добра и зла,
прогресса и регресса, пользы и вреда для порождающей их биосферы. Ей любые
процессы безразличны, кроме тех, которые идут от разума.

Итак, мы нашли ответ на вопрос, поставленный В. И. Вернадским, и вернулись
к первому биогеохимическому принципу: "Биогенная миграция атомов химических
элементов в биосфере всегда стремится к максимальному своему
проявлению"[8]. Этого одного необходимо и достаточно для того, чтобы
объяснить все процессы биосферы, в том числе этногенезы, как некое сложное
и многообразное единство, принцип материалистического монизма.

Может показаться, что с учетом приведенного объяснения гипотеза о роли
вакуума остается экстравагантным предположением автора, но так как
существуют мировые философские системы с миллионами поклонников, которые
считают вакуум своим идеалом, то для охраны природы эти настроения
небезразличны.

XXXVIII. Биполярность этносферы

ЛОЖЬ КАК ПРИНЦИП

Слова многозначны. Смысл слова всецело зависит от контекста, так же как
смысл фразы - от текста, интонации, ситуации, ради которой данный текст
написан, и т.п., а смысл текста - от окружения, социального и природного.
Даже такое простое слово, как "стол", само по себе не имеет значения, оно
может фигурировать в сочетаниях: "письменный стол", "стол заказов",
"золотой стол Киевский", "у этой хозяйки хороший стол" и т.д. Но эти
семантические различия просты, и любой читатель текста понимает, о чем идет
речь. Гораздо сложнее - с понятиями столь же многозначными, но смысл коих
вуалируется. Например, "убийство". Всем очевидно, что убийство с целью
ограбления - преступление; убийство ради садизма - гнусное преступление; но
убийство на дуэли - деяние, хотя и наказуемое, но не преступное, ибо тот,
кто остался жив, подвергал себя равному риску быть убитым и защищал свою
честь; убийство противника на войне не преступление, а подвиг; казнь
преступника палачом, т.е. тоже убийство, - выполнение долга, а казнь
заведомо невиновного - хуже, чем преступление: это - грех. И бессмысленно
философское резонерство графа Л. Н. Толстого, который трактовал смысл слов
вне контекста, а значение евангельских текстов - вне исторической
обстановки I в. н.э. Видимо, он был при этом искренен, но тем хуже -
принципиальная ошибка анализа остается, а глупость - такой же источник
людских несчастий, как и злая воля. Даже, может быть, иногда глупость хуже,
потому что она требует для себя права на безответственность: "Я, мол, так
думал, значит, я не виноват". И тут злая воля получает необходимый ей
простор. Она может действовать не прямо, в чем всегда есть доля риска, а
опосредствованно, через обманутых дураков, которые уверены в своем праве не
продумывать того, что они творят, а действовать по чужой указке. В
Евангелии по этому поводу сказано: "передумывайте" (метаноите), что
переводится словом "покайтесь", уже потерявшим первоначальный смысл.

Вернемся к понятию "ложь". Находится ли оно в живой природе? В какой-то
мере - да! Мимикрия животных - это попытка обмануть хищника или добычу. Но
как хищники, так и их жертвы имеют право спасать свою жизнь либо от голода,
либо от съедения, так что мимикрия оправдана закономерностями биосферы,
находящимися вне добра и зла.

Люди на войне часто дезинформируют противника. Ложь ли это? Формально - да,
но война - состояние исключительное, и не следует верить любым сведениям.
Нужно проверять информацию, ибо здесь обман входит в правила игры.
Очевидно, и тут речь идет о другом понятии, но с тем же названием - "ложь".
Пренебрежение оттенками семантики обессмысливает сам термин.

Древние люди в этой проблеме не путались. Они ввели понятие "клятва", т.е.
юридически оформленное отречение от полезной, а подчас и спасительной лжи.
Право на обман, на двусмысленность, уклончивость за человеком сохранялось,
но только в повседневной жизни. Клятва же выделялась как экстраординарный
акт, как отказ от следования законам природы, т.е инстинкта самосохранения.
Поэтому в свидетели, а точнее - охранители соблюдения клятвы призывались
боги или духи стихий, которые должны были наказать клятвопреступника. Этим
оттенялось супернатуральное значение клятвы.

В Евангелии для ставших на путь самосовершенствования или святости
рекомендовано не клясться, а всегда говорить только правду. Но для всех
прочих, обычных людей во всех христианских странах клятва названа присягой
и еще сохранена как полуюридический-полурелигиозный акт, до сих пор имеющий
значение и смысл. Ибо обман - это просто неблаговидный поступок, а
нарушение клятвы, т.е. обман доверившегося, - это преступление,
противоестественное и противобожественное, это оскорбление мирового порядка
- предательство.

Но нужно ли в географическом трактате заниматься историей забытых
фантастических учений? Да, нужно, ибо в их постановке проблемы отношения к
жизни на Земле содержится в неявном виде решение задачи, поставленной в
начале главы: кто, как и зачем губит биоценозы, в которых живет сам.

По сути дела, мы нашли плюс и минус, которые, как в алгебре, можно поменять
местами. От такой перемены изменится наша субъективная качественная оценка,
но не само объективное противопоставление. Если мы примем за положительное
начало утверждение биосферы с ее закономерностями, в число коих входит
убийство живых существ, то обратная позиция будет отрицательной, хотя бы
она и была связана с проповедью непротивления злу. Л. Н. Толстой в
"Крейцеровой сонате" вполне последовательно указал, что поскольку
человеческому роду для продолжения существования убивать необходимо, то
лучше бы ему прекратиться. Французские манихеи XIII в. (катары) считали,
что нельзя убивать теплокровных животных. Поэтому во время альбигойской
войны, чтобы отличить катара от католика, пленному предлагали зарезать
курицу. Катары отказывались... и шли на костер.

Но если бы французы не резали кур, они бы их не разводили, а выгнали в лес,
где кур переели бы совы и лисы. Курам стало бы, как видно, хуже, но ведь
последовательная жизнеотрицающая система оценила бы это как достижение: еще
один вид животных избавлен от ужаса жизни.

А те, кто утверждает жизнь, убивают и гибнут сами, чтобы на их трупах
проделали то же самое их потомки и чтобы жизнь, преображенная смертью,
ширилась по лику планеты так же, как это происходило в минувшие
геологические эпохи. И оба мировосприятия последовательны, но генезис
пассионарности их различен, так же как и их цели, и следы их пребывания в
ландшафтах Земли.

На индивидуальном уровне ложь - это не только несимпатичный стереотип
поведения, но и способ воздействия на окружающую среду, этническую и
ландшафтную. На популяционном уровне это уже массированная дезинформация в
антисистемах, воздействующая на среду социальную и культурную. Но на
биосферном уровне происходят процессы упрощения, которые ведут к замене
высших животных микроорганизмами (гниение трупов): превращения живого
вещества в косное; распад косного вещества на молекулы, молекул - на атомы,
внутриатомных реальных частиц - на виртуальные и перенос фотонов в
"Бездну", т.е. в вакуум. А ведь начиналось-то как будто с пустяков.

Но что такое истина, противостоящая лжи? Не надо мудрить и мистифицировать
читателя, да и самого себя. Будем называть истиной суждение, адекватное
заданной сумме наблюденных фактов, где погрешность не превышает законного
допуска. При наложении на ось координат истинные суждения будут
положительными значениями, а лживые - отрицательными, причем в глобальных
масштабах.

И генезис у позитивных и негативных значений разный: первые - прямое
порождение энергии живого вещества биосферы, вторые - отражения от вакуума,
т.е. мысли.

ТРЕТИЙ ПАРАМЕТР

Вспомним, что, стремясь описать соотношение пассионарности и сферы сознания
в процессах этногенеза, мы ввели категорию аттрактивности, положив ее на
ординату. Этим мы добились наглядности, необходимой для описания тех
этногенезов, которые зачинаются пассионарным толчком или генетическим
дрейфом. Но когда происходит наложение друг на друга разнохарактерных
этнических систем и связанных с ними "систем сознания", которые ныне
принято называть "культурами", то возникают химеры, принципиально отличные
от этносов, хотя внешне на них похожие.

Различие между этносом и химерой на глаз неуловимо. Но если этнос проходит
все возрасты, если не гибнет насильственной смертью, то химера либо
существует, либо распадается. Это значит, что соотношение между этносом и
химерой такое же, как между организмом и раковой опухолью. Последняя может
разрастаться до пределов организма, но не далее, и живет она только за счет
вмещающего организма. Подобно опухоли, химерная антисистема (химеры бывают
и безвредными, т.е. пассивными) высасывает из этноса или суперэтноса
средства для поддержания существования, используя принцип лжи, описанный
выше. Это не разновидность аттрактивности, потому что последняя всегда
основана на искренности, а явление иного порядка, для описания которого
нужна третья ось координат - аппликата. На положительную ее часть будут
вынесены импульсы жизнеутверждающие, в том числе те, которые приносят в
жертву жизнь индивида, часто и свою собственную, для поддержания
существования вида, а на отрицательную - те, которые ведут к спасению
индивида от тягот мира за счет отказа от горя и радости, заботы о близких и
далеких, любви к истине и отрицания лжи. Этот перечень, далеко не полный,
характеризует антисистему. Может показаться, что образцовой антисистемой
является буддизм, но это верно лить отчасти. Направлений буддизма много.
Там, где почитают бодисатву сострадания - Авалокиту, бодисатву мудрости -
Маньчжушри, где есть учение об Ади-будде - создателе мира, мироощущение
остается позитивным. Но в школах созерцания и неделания преобладает
негативный импульс, подобно тому как в гностических направлениях раннего
христианства и в современном экзистенциализме К. Ясперса открыто выражено
жизнеотрицающее мироощущение, хотя передний откровенно атеистичен. Но нас
интересует не это.

Отмеченные параметры различны по значению и по характеру. Мощные импульсы
пассионарных толчков, как правило, лишают отдельных людей возможности
выбирать собственную линию поведения. Если такое желание у кого-либо и
возникнет, то императив коллектива не даст персоне развернуться. То же
самое бывает в инерционной фазе, где персону формирует традиция накопленной
культуры. А в последних фазах субпассионарные особи не имеют поводов для
пересмотра привычного мироощущения. Так что в потоке нормального этногенеза
антисистема не может возникнуть.

Однако при совмещении двух суперэтносов, когда в зоне контакта возникает
этническая химера, антисистемы развиваются со страшной силой. И ведь нельзя
сказать, что к приятию негативного взгляда на мир побуждает ухудшение
бытовых условий или экономические затруднения. Нет, их не больше, чем было
до этого, а иной раз и меньше, ибо в зонах контактов обычно идет
интенсивный обмен вещей (торговля), людей (работорговля) и идей (торговля
верой). Очевидно, причина в другом.

ГУБИТЕЛЬНЫЙ ФАНТОМ

Поставим вопрос так: что общего между исмаилитством, карматством,
маркионитским павликианством, манихейством, богомильством, альбигойством и
другими аналогичными системами и, в частности, с экзистенционализмом К.
Ясперса? По генезису верований, догматике, эсхатологии и экзегетике -
ничего. Но есть одна черта, роднящая эти системы, - жизнеотрицание,
выражающаяся в том, что истина и ложь не противопоставляются, а
приравниваются друг к другу. Из этого вырастает программа человекоубийства,
ибо раз не существует реальной жизни, которая рассматривается либо как
иллюзия (тантризм), либо как мираж в зеркальном отражении (исмаилизм), либо
как творение сатаны (манихейство), то некого жалеть - ведь объекта жалости
нет; и незачем жалеть - Бога не признают, значит, не перед кем держать
отчет, и нельзя жалеть, потому что это значит продлевать мнимые, но
болезненные страдания существа, которое на самом деле призрачно. А если
так, то при отсутствии объекта ложь равна истине, и можно в своих целях
использовать ту и другую.

Надо отдать должное средневековым людям: они были последовательны, и потому
их речи звучали очень убедительно. Действительность подчас была столь
ужасна, что люди готовы были "броситься" в любую иллюзию, особенно в такую
логичную, строгую и изящную. Ведь войдя в мир фантасмагорий и заклинаний,
они становились хозяевами этого мира или, что точнее, были в этом искренне
убеждены. А то, что им ради ощущения свободы и власти над окружающими надо
было плюнуть на крест, как тамплиерам, или разбить на части метеорит Каабы,
как карматам, их совершенно не смущало. Правда, встав на этот путь, они
отнюдь не обретали личной свободы. Наоборот, они теряли даже ту, которую
имели в весьма ограниченных пределах, находясь в той или иной позитивной
системе. В ней закон и обычаи гарантировали им некоторые права, соразмерные
с несомыми обязанностями. А здесь у них никаких прав не было. Строгая
дисциплина подчиняла их невидимому вождю, старцу, учителю, но зато он давал
им возможность наносить максимальный вред ближним. А это было так приятно,
так радостно, что можно было и жизнью пожертвовать.

И ведь не только бедствия и обиды приводили неофитов в антисистемы. Люди
часто жили плохо, но не везде и не всегда. Бурные периоды сменялись
спокойными, но обывательская затхлость мирной сельской жизни действовала
диалектически и создавала последствия, противоположные предпосылкам. Когда
пассионарного юношу кормили досыта, но запрещали ему что-либо делать или
логично размышлять, он искал применения своим затаенным силам. И находил их
в проповеди отрицания, не обращая внимания на то, что поставленная перед
ним цель - фантазия. Сказка и миф рождались повседневно. Против них были
бессильны строгие выводы науки в практические прогнозы действительности. В
I тыс. они увлекали людей всех стран, кроме Руси и Сибири, где антисистемы
не сложились.

Последнее легко объяснимо. Для появления устойчивой антисистемы необходимы
два параметра: упадок, например момент перехода из фазы в фазу местного
этногенеза, и внедрение чужого этноса. Пусть даже обе системы будут перед
началом процесса положительными, творческими, как в плане экологии, так и в
аспекте культуры. Совмещаясь, они порождают антисистему, явление побочное,
возникающее помимо воли участников. Поскольку Сибирь и Древняя Русь были
ограждены от посторонних, нежелательных воздействий до XIII в., то идеи,
чуждые мировоззрению их обитателей, если и попадали в северные леса
Евразии, то не могли там укорениться.

Нами была предложена концепция этноса как поля биофизических колебаний с
определенной частотой или ритмом. Теперь она находит подтверждение. Когда
два разных ритма накладываются друг на друга, возникает своего рода
какофония, воспринимаемая людьми как нечто противоестественное, что в
общем-то и правильно. Но тогда люди начинают не любить вмещающую их
географическую среду, искать выхода при помощи строгой логики и оправдывать
свою ненависть к миру, устроенному так неудобно.

Именно такая ситуация возникла в эллинистических государствах древности во
II-I вв. до н.э. До походов Александра Македонского эллины не знали иудеев,
а иудеи не обращали внимания на "явана"-ионян[9]. Зато в селевкидской Сирии
и птолемеевском Египте они оказались соседями. Иудеи изучили Платона и
Аристотеля, эллины - Библию в переводе на греческий язык. Оба этноса были
талантливы и пассионарны, но из контакта их мироощущений возник гностицизм
- грандиозная увлекательная антисистема[10].

Столкновение эллинства с иранством породило в III в. манихейство, могучую
антисистему, подвергавшуюся гонениям не только в Риме, Византии и Иране, но
даже в веротерпимом Китае [11] и несколько позже во Франции[12].

В Индии, куда вторглись кушаны и сакв, великий философ Нагарджуна в II в.
н.э. создал мироотрицающее учение о пустоте (шуньята), причем дошел в
отрицании до того, что даже собственное существование объявил иллюзией[13].

Но самое страшное произошло в Китае, когда туда в III в. переселились хунны
и сяньбийцы, вытесненные из родной степи вековой засухой. Систем и
философем там не возникло, потому что три века шла жуткая резня. В этой
постоянной войне погибли 27 этносов, в том числе древнекитайский
(ханьский). Только пассионарный толчок, вызвавший к жизни средневековый
китайский этнос (табгачский), спас погибавшую страну.

Равно пассионарный толчок рубежа нашей эры породил оригинальную позитивную
систему - христианство, перекрывшую гностические фантасмагории, а новый
толчок VI- VII вв., создавший ислам как мироощущение, прекратил
существование антисистем Ирана - зиндиков.

Однако Халифат быстро превратился в химерную целостность, так как
экзогамия, осуществлявшаяся через гаремы, внедрила в новый
арабо-мусульманский этнос персов, грузин, армян, сирийцев, греков, турков,
берберов и т.д. И уже к IX в. на этом фоне возникла антисистема -
исмаилизм, сокрушенная только монголами в XIII в. Монголы были носителями
пассионарности, но при столкновении с антисистемами растеряли свой
пассионарный заряд и в XIV в. погасли.

В Византии антисистема развилась в IX в. в Малой Азии, на границе с
"Мусульманским миром". Отсюда она перекинулась на Балканы, где болгары и
славяне, воспринявшие греческую образованность, создали собственную химеру
- Болгарское царство. Здесь антисистема называлась богумильством и исчезла
после пассионарного толчка XIII в., вытесненная османами.

Но гораздо сложнее была судьба манихеев Прованса. Они погибли в XIII в., но
заразили своими мироощущениями Западную Европу, где возник отвратительный
социальный институт - инквизиция. Об этом стоит рассказать подробнее.

ДРЕВНИЙ ДУАЛИЗМ

Манихейство и христианство равно признают в мире сочетание двух стихий:
Света и Мрака. Но манихеи считают "мраком" материю и особенно плоть, а
христиане видят в материальном мире творение Божие и благословляют чистые
радости плоти, брак, веселие, любовь к родине... Несовместимость обоих
мировоззрений очевидна, а борьба между ними не кончена и поныне.

Западное манихейство соперничало с христианством с конца III в. и
подвергалось таким же, как христианство, гонениям при Диоклетиане.
Христианские императоры продолжали эти преследования. Феодосии определил за
принадлежность к манихейству смертную казнь. Гонорий квалифицировал
исповедание манихейства как государственное преступление. Вандальский
король Гуннерих истребил манихеев в Северной Африке; спаслись лишь те, кто
успел убежать в Италию. В VI в. центром манихейства стала Равенна, ибо
жители Ломбардии, ариане, вынужденные бороться против Рима, дали им приют.
В Х в. манихейство распространилось в Лангедоке и сомкнулось с аналогичными
учениями Болгарии. Манихейские проповедники в южной Франции и даже в Италии
так наэлектризовывали массы, что подчас даже папа боялся покинуть
укрепленный замок, чтобы на городских улицах не подвергнуться оскорблениям
возбужденной толпы, среди которой были и рыцари, тем более что затронутые
пропагандой феодалы отказывались их усмирять.

Во второй половине XI в. манихейское учение охватило Ломбарцию, где пороки
высшего духовенства вызывали законное возмущение мирян. В 1062 г. священник
Ариальд выступил в Милане против брака священников, но встретил
сопротивление архиепископа Гвидо и был убит.

Борьба продолжалась, прячем архиепископа и его наследника поддерживал
император Генрих IV - тайный сатанист, а реформаторов - папы Александр II и
Григорий VII. Видимо, и папы, и императоры не интересовались сущностью
проблемы, а просто искали сторонников. За соперничество вождей заплатили
жители Милана, который сгорел во время уличного боя в 1075 г. В XII в.
манихеи, названные в Италии патаренами, распространились по всем городам
вплоть до Рима, причем наименее склонными к ереси оказались крестьяне, а
наиболее активными еретиками - дворяне и священники, т.е. самая
пассионарная часть населения того времени.

В Лангедоке, находившемся под призрачным покровительством королей Германии,
центром манихейства стал город Альби, из-за чего французских манихеев стали
называть альбигойцами, наряду с их греческим наименованием - катары, что
значит "чистые". Их община делилась на "совершенных", "верных" и мирян.
"Совершенные" жили в безбрачии и посте, обучая "верных" и напутствуя
умирающих, которые на одре смерти принимали посвящение в "совершенные",
чтобы спастись от уз материального мира. Миряне, сочувствовавшие катарам,
переводили на народные языки книги Ветхого завета как героические сказания,
чем понемногу изменяли идеалы рыцарства, а тем самым и стереотип поведения
своих читателей. Остальное довершила антипатия провансальцев к французам
как к чуждому и агрессивному этносу. К 1176 г. большая часть дворянства и
духовенства Лангедока стали катарами, а меньшая часть и крестьяне
предпочитали молчать и не протестовать.

Разочаровавшись в возможностях схоластики, которая в Х в. переживала
очередной упадок, средневековые богоискатели пытались найти решение
проблемы вне школ и получали ответы от приходивших с Востока (с Балканского
полуострова) манихеев, учение коих сводилось к следующему.

Зло вечно. Это материя, оживленная духом, но обволокшая его собой. Зло мира
- это мучение духа в тенетах материи; следовательно, все материальное -
источник зла. А раз так, то зло - это любые вещи, в том числе храмы и
иконы, кресты и тела людей. И все это подлежит уничтожению.

Самым простым выходом для манихеев было бы самоубийство, но они ввели в
свою доктрину учение о переселении душ. Это значит, что смерть ввергает
самоубийцу в новое рождение, со всеми вытекающими отсюда неприятностями.
Поэтому ради спасения душ предлагалось другое: изнурение плоти либо
аскезой, либо неистовым разгулом, коллективным развратом, после чего
ослабевшая материя должна выпустить душу из своих когтей. Только эта цель
признавалась манихеями достойной, а что касается земных дел, то мораль,
естественно, упразднялась. Ведь если материя - зло, то любое истребление ее
любой ценой - благо, будь то убийство, ложь, предательство... все не имело
никакого значения. По отношению к предметам материального мира было все
позволено.

Такая концепция испугала и разозлила средневековых французов. В 1022 г. в
Орлеане были сожжены десять катаров, преданных своими учениками; среди них
были духовник короля Роберта I Этьен, схоластик Лизой и капеллан Гериберт.
Как людей их очень жалко. Они были честны, искренни, любознательны. В
ужасное время кризиса католицизма, когда наглые прелаты получали кафедры
как феодальные лены, а полуграмотные священники не умели объяснить
прихожанам элементарных основ христианской этики, эти люди искали
непротиворечивого, логичного решения наболевших проблем, которые ставила
перед ними действительность. Выводы, ими сделанные, были логически
безупречны, но противоестественны. Поэтому-то здоровая интуиция
средневековых французов взбунтовалась против логики. Система при переходе
от фазы подъема к акматической.фазе столкнулась с антисистемой и оставила
на Земле пепел казненных.

Аналогичное отношение к манихейству наблюдается всегда и везде. Поэтому
манихейские общины I тыс. были тайными, вследствие чего ложь стала
стереотипом их поведения. Попав в Италию и Францию, манихейские эмиссары
называли себя "ткачами", чтобы иметь возможность беспрепятственно
переходить из города в город для пропаганды своего учения. На самом деле
они были такими же "ткачами", как масоны - "каменщиками".

Между тем лживое самоназвание вводило и продолжает вводить в заблуждение
людей несведущих, стремящихся всюду увидеть классовую борьбу. Именно так
воспринял альбигойцев поэт А. А. Блок в пьесе "Роза и Крест". И вряд ли
стоит обвинять его в этом.

По сути дела, альбигойская война была отнюдь не подобием Жакерии, и не
феодальной стычкой между Тулузой и Парижем, и не национальной войной
провансальцев с французами. И вот почему. В отличие от многих
патриархальных и плебейских антицерковных движений катары были социально
разнообразны, что способствовало успешному распространению учения, не
стесненному социальными и этническими рамками.

Классовая борьба крестьян и горожан против господствовавших феодалов не
прекращалась никогда. Однако шла она по двум линиям, не связанным друг с
другом. Крепостные крестьяне негодовали на произвол баронов. Но их
программа была сформулирована четко: "Наш добрый сеньор защищают нас от
нечестивых врагов и злодеев". Резонно, но ведь она не имеет ничего общего с
учением о том, что все материальное - проявление мирового зла и как таковое
должно быть уничтожено. Напротив, классовая природа крестьян толкала их на
то, чтобы, добившись свободы и прав, возделывать земли, строить дома,
воспитывать детей, накапливать состояния, а не бросать все это ради
иллюзий, пусть даже вполне логичных. Вторая линия - это борьба городских
общин (коммун) в союзе с королевской властью против герцогов и графов.
Опять-таки зарождавшаяся буржуазия стремилась к богатству, роскоши, власти,
а не к аскетизму и нищете. На Западе города поддерживали то папу, то
императора, на Востоке - суннитского халифа, в Византии они были оплотом
православия, ибо благополучие горожан зависело от укрепления порядка в
мире, а не от истребления мира ради потусторонних идеалов, чуждых и
невнятных.

И вряд ли проповедь спасительной бедности можно считать социальной
программой. Ведь за бедность духовенства ратовали христианские монахи и
мусульманские марабуты и суфии. Роскошь епископов, непотизм и симонию
клеймили с амвонов папы и Соборы, но подозрений в ереси они на себя не
навлекали. Иной раз бывало, что слишком неугомонных обличителей убивали
из-за угла или казнили по вымышленным обвинениям, однако в те жестокие
времена и без этого легко было угодить на плаху, особенно когда увлеченный
идеей человек не замечал, что он стоит на пути венценосца. Казни
совершались и без идеологических нареканий. Да и в самом деле, как может
мистическое учение отражать классовые интересы? Ведь для этого оно должно
сделаться общедоступным, но тогда будет потерян руководящий принцип -
тайное посвящение и слепое послушание.

Ну, а каково было поведение самих еретиков? Меньше всего они хотели мира.
Феодалов они, конечно, убивали, но столь же беспощадно они расправлялись с
крестьянами и горожанами, отнимая их достояние и продавая их жен и детей в
рабство. Социальный состав манихейских и исмаилитских общин был крайне
пестрым. В их числе были попы-расстриги, нищие ремесленники и богатые
купцы, крестьяне и бродяги - искатели приключений и, наконец,
профессиональные воины, т.е. феодалы, без которых длительная и удачная
война была в те времена невозможна. В войске должны были быть люди, умеющие
построить воинов в боевой порядок, укрепить замок, организовать осаду. А в
X-XIII это умели только феодалы.

Может возникнуть ложное мнение, что католики были лучше, добрее, честнее,
благороднее катаров (альбигойцев). Это мнение так же неверно, как и
обратное. Люди остаются самими собою, какие бы этические доктрины им ни
проповедовались. Да и почему концепция, согласно которой можно купить
отпущение грехов за деньги, пожертвованные на крестовый поход, лучше, чем
призыв к борьбе с материальным миром? И если одно учение лучше другого, то
для кого? Поэтому ставить вопрос о качественной оценке бессмысленно и столь
же антинаучно, как, например, вопрос о том, что лучше: кислота или щелочь?
Обе обжигают кожу!

Но если так, то почему именно этой вражде уделено столько внимания, когда
одновременно обострялись социальные конфликты между классом феодалов и
закрепощенными крестьянами, развивалось соперничество растущих королевств
за территории и торговых городов за рынки? Чем же отличалась от них та
полускрытая война, которая нами принята за исходную точку отсчета?

В отличие от борьбы за политическое преобладание внутри одной большой
этносоциальной системы и даже столкновений между разными
культурно-системными целостностями здесь имела место истребительная война.
Французские манихеи были слишком похожи на французских католиков, для того
чтобы ужиться в одном ареале, ибо высказывались те и другие за развитие
системы в противоположных направлениях. Сталкиваясь, они вызывали
аннигиляцию той самой материи, которую они считали не Божиим творением, а
мировым злом. И так они вели себя везде: в Византии, Иране, Центральной
Азии и даже в веротерпимом Китае. Поэтому гонения на них были повсеместны,
а их сопротивление, часто весьма активное, придало раннему Средневековью ту
окраску, которая просвечивает через видимую историю столкновений государств
и становления этносов. Наличие двух несовместимых поведенческих и
психологических структур в то время было явлением глобальным. Оттого так
мало памятников искусства осталось от той эпохи.

То, что манихеи к концу XIV в. исчезли с лица Земли, неудивительно, ибо
они, собственно говоря, к этому и стремились. Ненавидя материальный мир и
его радости, они должны были ненавидеть и саму жизнь; следовательно,
утверждать они должны были даже не смерть, ибо смерть - только момент смены
состояний, а антижизнь и антимир. Туда они и перебрались, очистив Землю для
эпохи Возрождения. Неудача их состояла только в том, что они не смогли
погубить всех людей, проведя их через мученичество, далеко не всегда
добровольное. Как они старались! И не их вина, что жизнеутверждающее начало
человеческой психики устояло перед их натиском, благодаря чему история
народов не прекратила своего течения.

На этом фоне возникла первая инквизиция, основанная испанским монахом
Домиником и направленная против еретиков-катаров, или альбигойцев. Конечно,
никто не захочет одобрить или тем паче защищать принцип инквизиции:
осуждение без предъявления обвинения, на основе личного признания.
Признание бывает вынуждено пыткой, донос - ложен, судьи - пристрастны и
бесконтрольны, но мотив введения такого судопроизводства ясен. Инквизиторы
берегли своих агентов от мести катаров, проникших в XIII в. во все слои
французского и итальянского общества. Война велась не только в Лангедоке.
Она велась при всех дворах, во всех цехах, в церковных общинах и даже на
базарах. Это была беспощадная резня без линии фронта, причем жертвами ее
становились все оклеветанные катарами и агентами инквизиции беззащитные, ни
в чем не повинные люди. Катары широко использовали право на ложь, каковое
было позволено их исповеданием, рекомендовавшим предательство для борьбы с
материей. "Бывшие катары, перешедшие в лоно католицизма, Робер Ле Бугр,
Петр из Вероны и Райнир Саккони были самыми грозными инквизиторами в XIII
в. Их руками были сожжены сотни катаров и вальденсов"[14], а также
оклеветанных католиков. Робер Ле Бугр, бывший в течение 20 лет катаром в
Милане и прекрасно знавший нравы и обычаи этой секты, в 1233 г. был
назначен папою Григорием IX инквизитором, после чего применил свои обширные
знания. Например, в 1239 г. в Монт-Эме, близ Шалона на Марне он сжег 182
катара. И позднее было то же: Жак Моле, гроссмейстер ордена тамплиеров, и
другие рыцари были сожжены в Париже в 1214 г. после процесса, проведенного
канцлером Гильомом Ногаре, внуком сожженного катара. Тайный суд - оружие
обоюдоострое.

Умирающий дуализм нашел способ перевоплотиться в другую, на этот раз
монистическую концепцию. Ведь для антисистемы такие мелочи, как верность
принципам, несущественны, важна цель - избавление от материи и плоти. На
вооружение было принято учение Блаженного Августина, талантливого мыслителя
V в., начавшего свой путь с членства в тайной манихейской общине, а
кончившего дни епископом города Гиппона (в Африке) и после смерти
признанного отцом церкви. Он был автором одного из трех направлений
схоластики - учения о предвечном предопределении людей либо к раю, либо к
аду. Были, конечно, оговорки, но суть в этом.

Аргументация Блаженного Августина сводилась к тому, что Адам согрешил и
передал грех всем потомкам генетически как "первородный грех". Поэтому все
люди - мерзавцы, и всем им место только в аду. Бог предвечно и безусловно
постановил некоторых спасти, а прочие пусть гибнут. И любые заслуги и
подвиги грешников значения не имеют, равно как и злодеяния предызбранных.
Для дьявола в такой системе места нет, ибо все за него творит Бог.

Надо отдать справедливость тогдашним теологам: они учения Августина не
приняли. Сторонники концепции Августина подвергались осуждению: монах
Готшальк даже был пожизненно заключен за проповедь идеи предопределения,
т.е. ответственности Бога за грехи людей.Но прошли Средние века, наступила
Реформация, и Жан Кальвин воскресил идеи Августина. На них же была
построена теория второй инквизиции. Примирение Вога с Сатаной устраивало
всех злодеев Европы.

КОНКОРДАТ С САТАНОЙ

Вторая инквизиция, действовавшая в XVI-XVIII вв., была хуже первой. Для
оправдания, а также для регламентации совершаемых преступлений инквизиторы
создали теорию, опиравшуюся на идеи Блаженного Августина. По этой теории
"Бог настолько сострадателен, что не допустил бы зла в своих творениях,
если бы не был столь всемогущим и добрым, чтобы превращать зло в добро"
(Молот ведьм, с. 147). Из этого вытекало, что "преследованиями тиранов
укреплялось терпение мучеников, а чародействами ведьм - совершенствование
веры праведников. Поэтому Богу не нужно предупреждать зло" (там же). Можно
было бы возразить, что Бог несправедливо не милостив к тиранам и чародеям,
заставляя их мучить праведников и тем самым обрекая их на адские муки, но и
на это есть ответ. Грешник хуже черта, ибо "Сатана отстранялся от Бога,
который допустил его согрешить и не опекал с любовью... Сатана пребывает в
злобе, так как Бог отверг его и не дарит ему своей милости" (там же, с.
159). Больше того,

Бог желает черту добра, а бедный "черт весьма мучится, видя, как зло,
творимое через ведьм, переходит в добро" (там же, с. 161). Да и вообще черт
не виноват, так как он "ничего не может без Божьего попущения", а "Бог не
может хотеть зла, но может допускать зло" (там же).

Предложенная инквизиторами теория является апологией не только их самих, но
и дьявола, с которым они якобы вели борьбу. Во всех злодействах истории, по
их мнению, повинен только Бог, и хуже того - злодейства надо
приветствовать, ибо из зла получается добро. Эта дьявольская диалектика -
по существу обывательское подхалимство, возведенное на уровень метафизики,
И подумать только, сколько крови пролилось из-за этого шизофренического
бреда!

Да и как могло быть иначе? Учение о предопределении отняло у своих адептов
только одну свободу - свободу выбора между Добром и Злом, но за это
подарило им право на безответственность по отношению к собственной совести.
Раз конечный исход предопределен, можно было поступать как вздумается. И
тут вступила в силу обратная связь.

Полная безответственность индивида противопоказана обществу, которое вводит
в силу закон, основанный не на совести, а на приказе начальства. С таким
законом выгоднее считаться, но обойти его отнюдь не аморально. Сумел и
выиграл! Поэтому было вполне логично и даже не бессовестно истребление
индейцев в Северной Америке, работорговля, ограбление Индии, продажа опиума
в Китай... Ведь запрещение этих предприятий не было предусмотрено, да и не
могло быть, ибо Бог превращает зло в добро, а черт служит перед его
престолом.

Но если так, то почему бы не завести с дьяволом контакт, тем более что он
готов даже оплатить служение себе вполне реальными благами. Требует он
немногого - продажи бессмертной души, в существование которой еще надо
верить, и участия в "черных мессах". Эти обедни служились обязательно
священником, отступившим от церкви, и заключались в прославлении Сатаны,
доброго господина, который ничего не запрещает (ср. с тезисом Ивана
Карамазова: "Все позволено"). Святые дары освещались на животе голой
женщины и потом осквернялись. Иногда участникам этих мистерий казалось, что
являлся сам Сатана и позволял целовать себя в зад. Случалось, что ему
приносили в жертву младенцев, которых крали у матерей. Мистерии совершались
в полночь, тайно, но о них знали очень многие.

Вот наглядный пример. В 1089 г. русская княжна Евпраксия Всеволодовна вышла
замуж за Генриха IV, императора Священной Римской империи германской нации.
Сей венценосец привлек ее к участию в "черных мессах". Бедняжке стало так
противно, что она сбежала от мужа к его врагам в Каноссу, где ее приняла
графиня Матильда. В 1094 и 1095 гг. императрица выступала на церковных
Соборах с разоблачениями своего мужа. Папа Урбан II отпустил ей невольный
грех участия в "черной мессе" и с конвоем отправил на родину, где она
кончила дни в монастыре в 1109 г.

А Генрих IV?.. Он остался на троне до 1105 г. и лишился власти отнюдь не за
сатанизм, а за предательские убийства своих вассалов. Но и тогда его
продолжали поддерживать горожане Льежа, Кельна, Бонна и еврейская община.
Оказалось, что сатанизм шокировал очень немногих.

"Черные мессы" служились в Париже еще в XIX в. Допускались к участию в них,
кроме членов секты, только приглашенные, но получить приглашение было
легко. Подробности можно прочесть в книге Гюисманса "Бездна", где автор
колеблется между признанием серьезности наблюдавшейся им оргии и желанием
оказаться обманутым. Для скептика-позитивиста персонификация любого
принципа неприемлема; она ему просто претит.

Если же отказаться от персонификации, которая уже в XIII в. стала излишней,
то останется теория Абсолюта, нравственного закона внутри себя. Молиться
такому закону невозможно, равно как, например, закону Бойля - Мариотта. Это
становится очевидным в XIX в., а при последовательном развитии концепции
возникает экзистенциализм - философская религия К. Ясперса. Последний был
прав только в одном: такие системы возникали и до нашей эры, но он упускает
из виду то, что они всегда гибли, унося с собой тысячи жизней людей,
доверившихся философам.

И, наконец, последнее важное следствие теории строгого монизма - отношение
к биосфере в целом, так же как к индивидуальным существам и их творениям,
становится негативным. Для того чтобы уберечь беззащитную природу от
бессовестных людей, нужно объяснить им пользу от биоценологии, а это
сверхсложно. Учение о полезных и вредных животных и растениях гораздо ближе
рассудку обывателя, нежели понятие о гармоничности жизни на планете Земля.
Обыватель предпочитает ощущать себя царем природы, а не ее составной
частью. Поэтому строгий монизм на практике смыкается с восточным дуализмом
- манихейством, с той лишь разницей, что злом считается все неприятное,
мешающее данному человеку, а не объективная стихия "Мрака". Это значит, что
руководящим принципом для различия добра и зла, света и мрака, прогресса и
регресса становится произвол. Различие хотя и несущественное, но с точки
зрения логики - не в пользу монизма.

Но почему же монистические и дуалистические учения не смогли вытеснить
христианства, особенно в Средние века, когда папы воевали с императорами, а
схоласты тратили силы на бесплодные споры друг с другом? Пожалуй, потому,
что монизму и манихейству противостояло неосознанное мировоззрение, суть
которого можно сформулировать следующим образом: Бог сотворил Землю, но
дьявол - князь мира сего; на Земле дьявол сильнее Бога, но именно поэтому
благородный рыцарь и монах-подвижник должны встать на защиту слабого и
бороться с сильным врагом до последней капли крови. Ведь не в силе Бог, а в
правде; и творение его - Земля - прекрасна; а Зло приходит извне, от врат
Ада, и самое простое и достойное - загнать его обратно. А что Бог не
сотворил дьявола-ясно и без доказательств; предполагать такое-просто
кощунство.

Эта концепция была непротиворечива, проста для восприятия и соответствовала
если не нравам того времени, то его идеалам. А поскольку идеал - это
далекий прогноз, воспринимаемый интуитивно, то он и оправдался. Биосфера
продолжает существовать.

ВЫХОД ИЗ БЕЗЫСХОДНОСТИ

Мы, люди XX века, знаем, что черта нет. И все же, когда окинешь взглядом
историю антисистем - становится жутко. Есть концепции-вампиры, обладающие
свойствами оборотней и целеустремленностью поистине дьявольской. Ни могучий
интеллект, ни железная воля, ни чистая совесть людей не могут противостоять
этим фантомам. Там, где слагается этническая химера - наложение этнических
полей разного ритма, появляются антисистемы. А так как за время
существования человека на Земле все этносы давным-давно вступили между
собою в контакты, то, казалось бы, антисистемы должны были вытеснить
этносы, заменить их собой, уничтожить все живое в своих ареалах и
превратить свои реальные импульсы в виртуальные, дабы они могли взаимно
аннигилироваться. А ведь ничего подобного почему-то не произошло.

Значит, в мире есть какой-то могучий импульс, противодействующий
распространению антисистем и, возможно, очищающий от них лик Земли. Однако,
как мы видели, антисистемы появляются снова и снова, так что этот импульс
должен действовать если не постоянно, то достаточно часто. И он не должен
находиться в сфере сознания людей, потому что эта сфера открыта для обмана
или для неполноты понимания предмета, т.е. для заблуждений. И он не
заповедан нам свыше, потому что антисистемы бывают теистичны, а идеалы
этнических культур - атеистичны. И он не складывается в процессе эволюции,
ибо за нужное для сложения время он бы погиб. Знаем ли мы импульс с такими
свойствами? Да, знаем! Это пассионарный толчок.

Нет, не героизм отдельных пассионарных особей, личностей, жертвующих собой,
а именно толчок, мутация, порождающая признак пассионарности и сообщающая
заново возникающим этносам оригинальный ритм биополя - вот что губит химеры
и гнездящиеся в них антисистемы. Пассионарный импульс дает как бы высокий
накал, в котором химеры "плавятся" (да простится автору метафора) и
превращаются в этносы, гармонически сочетающиеся с ландшафтами, как звено
геобиоценозов. При столь высоких накалах антисистсмы существовать не могут.
Но дальше идет уже описанный процесс этногенеза, при котором иногда,
вследствие создавшихся условий, появляются импульсы с отрицательными
значениями.

Итак, пассионарные толчки - не только помехи в эволюции человечества, но и
очистительная сила, без которой эволюция вообще не могла бы продолжаться.
Этой силой природа поддерживает баланс биосферы, в том числе и тел тех
самых людей, которые полагают, что их мысли, сколь бы ни были они
фантастичны, представляют наибольшую ценность для планеты Земля. Теперь-то
мы знаем, что все философские учения и пророческие речения - только
биосферные импульсы, отраженные какой-либо гранью великого вакуума,
подстерегающего

Жизнь на каждом шагу. И ради этого из Бездны в Мир пробиты черные дыры,
каждая из которых называется "личным сознанием". Хорошо бы поставить на них
заслонки, именуемые "совестью".

А сам пассионарный толчок, который был описан как эмпирическое обобщение,
объясняющее колебания этносферы, явно неземного происхождения. Уже то, что
оси зон толчков располагаются на поверхности планеты как линии, концы
которых ограничены кривизной планеты, а перпендикуляры к ним проходят через
центр Земли, указывает на зависимость оси толчка от магнитного поля
планеты. Предположение, что эти энергетические удары по Земле идут не от
Солнца, а из рассеянной энергии Галактики, нашло уточнение. Американский
астроном Джон Эдди обнаружил, что деятельность Солнца варьирует настолько,
что даже 11-летний цикл активности солнечных пятен не прослеживается. На
основе этих выводов Джон Эдди составил график солнечной активности за 5
тыс. лет[15]. И оказалось, что все датированные пассионарные толчки
хронологически совпадают с минимумами солнечной активности либо с периодами
ее спада. Это уже закономерность, позволяющая интерпретировать явление. При
уменьшении солнечной активности защитные свойства ионосферы снижаются, и
отдельные кванты или пучки излучения могут достигать земной поверхности. А
жесткое излучение, как известно, вызывает мутации.

Мы не одиноки в мире! Близкий Космос принимает участие в охране природы, а
наше дело - не портить ее. Она не только наш дом, она - мы сами.

Ради этого тезиса и был написан трактат, который теперь закончен. Посвящаю
его великому делу охраны природной среды от антисистем.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история