Ельцин Б. Президентский марафон

ОГЛАВЛЕНИЕ

"БЕЗ ГАЛСТУКОВ"

Отставка Черномырдина и назначение Кириенко почти совпали по времени со знаменитой "встречей без галстуков" лидеров трех государств: Ельцина, Коля, Ширака. Она состоялась 26 марта 1998 года, в четверг.

Сейчас только Жак Ширак остается на посту президента Франции. Мы с Гельмутом Колем ушли, причем ушли примерно в одно время.

Правление Коля было отмечено эпохальным, историческим событием - объединением двух послевоенных Германий, а мое - падением коммунизма, распадом советской империи, сменой политического строя.

И все-таки ушли мы по-разному. Коль, находившийся у власти уже пятнадцать лет, снова пошел на выборы, надеясь сохранить за собой пост главы государства. Я знаю, что многие советовали Гельмуту не делать этого. Несмотря на огромное уважение к лидеру, добившемуся объединения, Германия уже психологически устала от Коля. Но он не послушал и проиграл.

На примере Коля мне еще раз пришлось задуматься о том, что умение уйти - это тоже часть нашей президентской работы, часть политики.

Большая политика - это прежде всего удел сильных, волевых людей. В конце концов, без воли к власти нет и не может быть руководителя государства. Власть держит человека, захватывает его целиком. Это не проявление какого-то инстинкта, лишь со стороны кажется, что власть - сладкая вещь, на самом деле уже после нескольких лет правления многие из нас, я уверен, испытывают полное эмоциональное опустошение. Нет, дело не в инстинкте. Захватывают борьба с обстоятельствами, политическая логика и тактика, захватывает огромная напряженная работа, требующая от человека всех физических и душевных сил.

...Да, моменты такой самоотдачи дано пережить не каждому человеку.

Этим и притягивает власть.

Вопреки расхожему мнению я никогда за нее не держался, всегда был готов уйти сам. И в 1996 году, и в 1999-м этот вопрос - уходить или не уходить - стоял для меня совершенно по-другому: что я оставлю после себя, какое наследство, какое завещание?

Не раз и не два, и до, и после 1996 года, я заводил со своими ближайшими помощниками разговор о досрочной отставке, приводил аргументы: я устал, страна устала от меня. И видел, снова и снова убеждался, что альтернативы пока нет.

Нельзя уходить, если есть опасность, что демократический процесс, процесс реформ может быть остановлен, а страна отброшена назад.

Кто может выдвинуться из когорты новых политиков на роль общенационального лидера? Кто готов взять на себя ответственность за страну с переходной, кризисной

экономикой, левым парламентом, неотработанными механизмами гражданского общества?

Бросать Россию в таком положении в новый водоворот политических страстей я просто не имею права.

Видит Бог, я был абсолютно искренен.

Возвращаюсь к нашей "встрече без галстуков". Идею я высказал еще в Страсбурге, в 97-м году, когда в кулуарах форума мы стояли втроем с Шираком и Колем, отвечая на вопросы журналистов. Там же договорились о встрече.

Первоначально я хотел провести "встречу без галстуков" в Екатеринбурге, у себя на родине. Пройти пешком через границу Европы и Азии. Показать, где кончается на самом деле географическая Европа. Похвастаться перед друзьями могучим Уралом. Это был символический, красивый план. Однако согласовать планы всех троих лидеров, хотя бы на два-три дня, было трудно, а откладывать встречу очень не хотелось.

Поэтому встречу перенесли в Москву, в подмосковный пансионат "Бор". Ширак и Коль прилетели почти за полночь, а улетели на следующий день. Встреча получилась короткая, но очень запоминающаяся.

...Коль и Ширак для меня не просто коллеги. Не просто партнеры.

Все мы трое - дети войны. Люди одного поколения и одного склада - открытые, прямые, откровенные. С самого начала испытывали друг к другу искреннюю симпатию.

Наша российская пресса отозвалась о встрече очень тепло. Жак Ширак назвал ее "мировой премьерой". Да и самым строгим наблюдателям было очевидно, что происходит нечто необычное. Западная пресса писала и о том, что "дипломатия без галстуков", неофициальный стол переговоров отнюдь не угрожают атлантической солидарности.

Действительно, дисциплина внутри НАТО железная. И я уверен, что Коль с Шираком согласовали наши трехсторонние контакты с американцами. Те отреагировали довольно спокойно.

...Но мало кто знает, что вокруг "встречи без галстуков" все-таки были скрытые интриги. И еще какие!

Первыми забеспокоились англичане. По различным дипломатическим каналам они стали посылать сигналы в наш МИД, что тоже готовы принять участие. С одной стороны, я обрадовался. С другой... Во-первых, не хотелось расширять заранее установленный регламент, во-вторых, присутствие недавно избранного Тони Блэра разрушало наш и психологический, и политический комфорт, специфический фон встречи. Англия и США - стальной стержень НАТО. Особые контакты Германии, Франции и России - некий элемент свободы внутри атлантической заданности.

Элемент свободы, без которого порой становится очень душно...

Но самое главное - Блэр для меня человек другого поколения, другой формации. При нем встреча станет чересчур официальной. А весь ее смысл - личное дружеское общение трех лидеров. Человеческий фактор.

Короче говоря, мы послали внешнеполитическому ведомству Великобритании ответный сигнал: сначала "встреча без галстуков" должна быть опробована в этом формате. А там посмотрим.

Позднее, в ходе подготовки встречи, был проявлен осторожный интерес со стороны Италии и других европейских стран. Но мы продолжали готовить встречу в трехстороннем варианте.

Я предложил Шираку и Колю обсудить концепцию "большой Европы". "Большая Европа", то есть Европа до Урала, - как пространство для совершенно новой европейской политики. Не для политики блоков, альянсов. А для строительства действительно новых связей, человеческих контактов внутри "большой Европы". Вот перечень международных программ, которые мы обсуждали: транспортный самолет XXI века (на базе Ан-70); транспортный коридор Лондон - Париж (с туннелем под Ла-Маншем) - Берлин - Варшава - Минск - Москва, с перспективой на Екатеринбург и Сибирь, включающий в себя

автомобильную и железную дороги с высокоскоростным движением; создание команд быстрого реагирования по борьбе с техногенными и природными катастрофами; обмен студентами и аспирантами вузов России, Франции, Германии, создание общего франко- германо-российского университета; обеспечение взаимного признания национальных дипломов трех стран. Мы договорились провести крупную выставку "Москва - Берлин - Париж". Силами наших ученых подготовить учебник "История Европы XX века". Историю без идеологических перегородок и стен.

Все мы понимали: наша тройка, по большому счету, призвана уравновесить перекос, который произошел в Европе после приближения границ НАТО к России. Коль сказал буквально следующее: "Франция и Германия несут особую ответственность за политику ЕС и хотят сделать все, чтобы ни у кого - в мире или в Москве - не возникло впечатления, что происходящие в Европе процессы ведут к изоляции России". Я во время первой же встречи с журналистами акцентировал мою идею "большой Европы": "Белых пятен в Европе больше нет. Есть только общий мир на континенте. На нашем континенте".

В самой атмосфере встречи витала главная мысль, ради которой она и затевалась: нужно что-то противопоставить американскому напору, какую-то волю к сотрудничеству, самостоятельную европейскую волю...

Тогда я был окрылен, мне казалось, что перед Европой открылась новая, свежая перспектива. Лица Коля и Ширака были совсем не такими, как на официальных саммитах и конференциях, я чувствовал в их глазах огромное понимание.

Сейчас, спустя два года, ясно, что мы уже тогда по-разному подходили к самой задаче "тройки". Они - как гаранты внутриевропейской стабильности - хотели предупредить какие-то мои резкие шаги и заявления в отношении НАТО; я же мечтал создать пусть пока чисто гуманитарную, но ощутимую ось: Москва - Берлин - Париж.

...Я никогда не забывал о том, какое огромное значение имеют для России все эти неформальные встречи. Все-таки наша страна без году неделя стала полноправным членом "восьмерки". Стала полноценным участником международного диалога. Каждый саммит, каждая встреча

лидеров восьми стран были для нас серьезным, настоящим экзаменом.

Поэтому любая помощь, любая поддержка моих друзей была чрезвычайно важна. Я чувствовал, как с каждым новым саммитом позиции России крепли, становились прочнее. В этом мне помогали и мой политический опыт, и неформальные связи.

Можно со мной спорить, не соглашаться - мол, практическая дипломатия значит гораздо больше, чем какая-то там психология. Но только тот, кто бывал на этих встречах в верхах, знает, как много зависит от атмосферы, от общения людей. И какая мощная основа для безопасности, для доверия закладывается этой "дипломатией без галстуков", "дипломатией дружбы".

Был талисман нашей "тройки без галстуков" - созданный уральскими мастерами сувенир: золотой ключ с навинченным на него земным шаром, на котором выпукло светились столицы трех государств, и тремя серебряными ковшиками. Нужно было отвинтить глобус и раздать ковшики в знак дружбы. Начал отвинчивать - ничего не получается. Позвал Ястржембского. Все смеются. Отвинтили с грехом пополам, раздали ладьи-ковшики. И тут я показываю гостям и журналистам ключ - он-то один! А где еще два? Что делать в такой ситуации? Коль всегда меня хорошо понимал. Вот и сейчас он по- своему, по-колевски, широко улыбнулся: "Все понятно, Борис, ключ остается у тебя. Ключ у России. Но принадлежит он всем нам".

Мне очень хотелось сделать лидерам двух стран и какой-то, так сказать, духовный подарок, оставить в памяти яркую, запоминающуюся картинку. И к счастью, это получилось! Талантливая тринадцатилетняя девочка по имени Пелагея (имя-то какое замечательное, как из старой сказки) по моей просьбе спела гостям русские песни. Голос у нее оказался такой легкий и звонкий, а сама девочка такая непосредственная, что Коль с Шираком были очарованы этим прекрасным, чистым пением. А Жак так растрогался, что

даже пригласил ее с выступлениями в Париж. Пелагея пела в ярком национальном костюме. Это была настоящая, живая, улыбчивая, обаятельная Россия. Девочке этой я до сих пор благодарен за участие в "большой политике". Не каждый дипломат оказывал мне во время крупных международных встреч столь неоценимую помощь.

Англоязычный мир отреагировал на саммит "тройки" с некоторой ревностью. Британская пресса писала, что трехсторонняя встреча стала шагом к "почти не замаскированному антиамериканскому блоку в Европе". Но в целом реакция была очень хорошей, все понимали перспективность такого неформального общения.

Международный протокол всегда был для меня каким-то камнем преткновения. Я довольно часто нарушал установленные правила. Просто из чувства внутренней свободы, из-за того, что на меня давила тень прежней, советской, дипломатии. Но, нарушая протокол, я всегда четко осознавал и его значение - многовековой опыт говорит о том, что главы государств обязаны вести себя не просто как приятели, а как гаранты национальных интересов, как полномочные представители своих стран. Как совместить мое стремление к полной искренности, свободе - и заданный, жесткий протокол?

Порой мои заявления звучали на первый взгляд неоправданно резко, и моим пресс-секретарям, сначала Сергею Ястржембскому, затем Дмитрию Якушкину, приходилось нелегко. Но эти заявления всегда существовали в контексте конкретных договоренностей, очень трудных переговоров с другими руководителями "большой восьмерки". И они были нужны там. А пресса далеко не всегда понимала этот контекст и упрекала меня в недипломатичности.

Мне кажется, я с самого начала своей работы президентом шел по этому пути. Не боялся показаться именно таким, какой я есть. И это почти всегда приносило результат.

...Кстати, с огромным удовольствием вспоминаю, как в конце сентября 1997 года, во время визита Жака Ширака в Россию, мы с женой пригласили его... в ресторан. Обычно в программу визита входит торжественный обед в Кремле, а тут получилось по-другому. Захотелось показать Жаку что-нибудь такое, что придется по сердцу французу, - обычный частный ресторан, куда может прийти любой хорошо зарабатывающий человек, бизнесмен, представитель среднего класса, и хорошо посидеть. Как в Париже.

Таких мест сейчас в Москве сотни, и дорогих, и дешевых, но одно дело знать это в теории, а другое - увидеть самому, как выглядит нормальный русский ресторан.

Остановились, между прочим, на ближайшем от нашей дачи подмосковном ресторане "Царская охота". В этом вопросе самым компетентным оказался Сергей Ястржембский, он долго думал, перебирал в уме заведения, где бывал по долгу службы и для души, и сказал: "Для вас с президентом Шираком лучше всего подходит "Охота". Самый модный сейчас русский ресторан".

Сергей не ошибся. Ресторан оказался очень оригинальным: деревянный интерьер, на стенах висят ружья, медвежьи шкуры, охотничьи трофеи.

Между прочим, для меня поход в ресторан был своеобразным событием. Никак не мог вспомнить, когда же я был в нормальном ресторане, а не на официальном приеме, не в резиденции, в последний раз? И не вспомнил. Может быть, лет тридцать назад, в Свердловске?

Для президента ходить в ресторан - это вообще экзотика. Сидеть рядом с обычными людьми. По соображениям безопасности, по целому ряду других причин этого почти никогда не бывает.

Так мы с Шираком благополучно сломали эту традицию. И заодно создали новую. Через год во Франции уже он повел меня в маленький уютный французский ресторанчик.

Кстати, про обычных людей я не оговорился. Всех, кто заранее записался на этот вечер (а уж хозяин ресторана наверняка предупредил постоянных клиентов, кто приедет), охрана спокойно пускала в зал, который вовсе не был закрыт в тот вечер "па спецобслуживание". Мы сидели за столом ввосьмером: Жак с женой Бернадетт и дочерью Клод, я с Наиной и Таней и два переводчика. Мне очень понравилась переводчица

Ширака - маленькая брюнетка, настоящая француженка, с мгновенной реакцией и прекрасным знанием русского языка. Кстати, Ширак слывет русофилом, живо интересуется всем российским. Больше того, когда-то в молодости увлекался Пушкиным, декламировал его стихи!

...Стол был выбран удачно - мы сидели немного на отшибе, и никто нас не беспокоил.

Из напитков Шираку особенно понравилась фирменная водка "Юрий Долгорукий". Мы оживленно разговаривали, смеялись, рассказывали Жаку и Бернадетт про русские традиции, русскую еду. Заплатил за ужин, конечно, я, по праву хозяина. Журналистов и фотокорреспондентов не было, только личные операторы, поэтому вечер был спокойный.

... А уж о наших неформальных встречах с Гельмутом Колем, о нашей рыбалке, походах в русскую баню можно рассказывать очень долго. Честно говоря, мы с Гельмутом довольно часто забывали, тем более в такой обстановке, о дипломатии и вовсю подшучивали друг над другом, как старые друзья.

А потом подуло холодным ветром. Анализируя этот мощный откат, который произошел буквально в течение одного года, я могу назвать сразу несколько причин, которые повлияли на позицию Запада.

В августе грянул финансовый обвал. Осенняя лихорадка с назначением премьера тоже не могла не сказаться. И вторую встречу "большой тройки" пришлось отложить на неопределенный срок. А затем грянул и косовский кризис.

...На финансовый кризис в России западноевропейские лидеры отреагировали с большим сочувствием, постоянно звонили, предлагали техническую помощь специалистов, выступали со словами поддержки и понимания. И тем не менее дефолт, отказ платить по долгам - для международной политики вещь болезненная.

Война в Югославии позволила американцам вернуть североатлантическую солидарность в нужное им русло. Другой вопрос - чего это стоило Европе, во что вылилось такое "единение на крови".

...Но ничто не проходит зря. Я глубоко убежден, что нынешние лидеры вернутся к идее "большой Европы". К гуманитарному строительству новой европейской цивилизации - вместе с Россией.

Вернутся к "дипломатии без галстуков", по-своему подхватят эти традиции.

Пройдет время, и это обязательно случится.

... Но вернусь на полгода назад. В 97-й.

1 ноября 1997 года в окрестностях Красноярска мы с премьер-министром Японии Рютаро Хасимото ловили рыбу.

У этой "встречи без галстуков" был совершенно другой, особый, подтекст. Мы не случайно выбрали именно Красноярск - город между Москвой и Токио. И не случайно далеко удалились от глаз посторонних, от глаз журналистов в том числе. Можно было подумать, что это почти туристический слет двух лидеров на великой сибирской реке. На самом же деле на этой встрече решалось многое. Болезненная проблема южнокурильских островов давно стояла между Японией и Россией, практически тормозила наше сотрудничество. А главное - эта проблема не давала нам подписать договор о мире между нашими странами в течение всех послевоенных десятилетий.

Выудить из Енисея мы с Рю хотели не только рыбу, но и мир. Настоящий мир, основанный на четких договоренностях.

Тогдашний красноярский губернатор Зубов подготовил для президентской и премьерской рыбалки два великолепных домика, где нашим делегациям предстояло прожить сутки. Называлось это место "Сосны". И вот оттуда-то, в сырую неласковую погоду, наш катер отплыл от пристани.

Рю в яркой желтой походной куртке-пуховике был похож на фотокорреспондента. Он, как и положено настоящему японцу, непрерывно фотографировал. Наконец премьер Японии убрал свою камеру, улыбнулся. Несмотря на дождь, холод, пронизывающий

ветер, наша природа - прекрасные леса, гладь реки, чистейший воздух - произвела на Хасимото огромное впечатление.

Он улыбался, смеялся, шутил. Никто еще не знал, какие казусы ждут нас на этой рыбалке.

Рыбная ловля, как нам сказали, "подготовлена" в нескольких километрах от самой резиденции. Сильный ветер пробирал до костей, температура плюс два градуса. На берегу стояла наспех сколоченная беседка, увешанная шкурами, чтобы там можно было укрыться от дождя и ветра. И еще несколько палаток, откуда доносился запах ухи. Я подумал: если уху уже готовят, зачем же рыбу ловить?

Сама заводь представляла собой несколько искусственных бассейнов, огороженных камнями. Река здесь делает поворот, и течение не такое сильное, объясняют мне. Ладно, поглядим. Огромные длинные удилища уже приготовлены, лежат. Тоже мне не очень понравилось: а подойти самому, а забросить?

Хасимото подошел, дернул и страшно обрадовался: у него на крючке уже висела рыбка. Так сказать, сюрприз гостю. В нашей комедии "Бриллиантовая рука" такая же ситуация.

Я смотрю на Рю удивленно: что, уже поймал? А сам про себя улыбаюсь.

Но самое интересное было потом. Енисей - своенравная могучая река. Ему такая рыбалка не понравилась. Из-за ветра река раскачалась, разволновалась, мгновенно снесла все эти искусственные загородки. Рыба ушла. Я это сразу понял. Но продолжал ловить.

Лил дождь, хлестал ветер, а мы с Хасимото стояли у наших "бассейнов" и держали удочки. И я не знаю, что ему сказать, и он не знает. Так продолжалось около часа, пока мы совсем не окоченели.

Согреться можно было только водкой, что мне в тот момент было категорически нельзя. И отогрелся после этой рыбалки далеко не сразу. А вот Хасимото, прихлебывая уху, опять улыбался. Шкуры, водка и желтая куртка надежно защищали его от ветра.

Наиболее сложную часть переговоров мы провели тоже в экзотической обстановке - на катере.

И мне, и Хасимото ситуация была совершенно понятна. Без мирного договора наши страны существовать больше не могут. Он должен наконец появиться, как появилось Хельсинкское соглашение 1975 года, давшее зеленый свет разрядке напряженности, как объединение Германии. Но для любого японца эта проблема увязана с вопросом о "северных территориях". Они впитали его, так сказать, с молоком матери. В этом вопросе японцы пойти на уступки не могут. Но и мы не можем пойти на уступки, поскольку территориальная целостность России - в основе Конституции. И я, как гарант, обязан стоять на страже Основного Закона страны. Также понятно, что ни парламент, ни общественное мнение никогда не согласятся на добровольный и односторонний пересмотр послевоенных границ.

Тупик.

Но не может, не должно быть тупиков в международной политике!

Заключить мирный договор с Японией для нас крайне важно. Ведь в перспективе это крупнейшие японские инвестиции в сибирскую промышленность, в энергетику, в железные дороги. По сути, начало экономического возрождения России уже не с запада, а с востока. А с другой стороны, Южные Курилы - это территория, на которой живут многие поколения россиян. Вот и решай такой геополитический ребус!

Проблема "северных территорий" обсуждалась давно. Японцы предлагали самые разные варианты: совместное владение, освоение, аренда на 99 лет и так далее. В основе всех этих предложений был один важный, но абсолютно неприемлемый для нас элемент: японцы считали, что это их острова. Я в какой-то момент переговоров подумал: а не разрубить ли этот гордиев узел одним ударом? Был один юридический вариант, при котором японцы могли пользоваться островами, не ущемляя нашей территориальной целостности.

Но от этого варианта, подумав, категорически отказался. Время секретных протоколов все-таки уже в прошлом. Ничего хорошего от возрождения этой практики не будет.

Однако и разъезжаться без результата ни мне, ни Хасимото не хотелось.

Мы пошли по другому пути.

Предложили Японии не увязывать проблему территорий с экономическим сотрудничеством. Японцы назвали этот подход "тремя новыми принципами": доверие, взаимная выгода и долговременная перспектива.

Доверие началось прямо здесь, на берегу Енисея, где мы стали называть друг друга на ты: Рю и Борис. Наши личные отношения поднялись на "качественно новый уровень", как расшифровали журналисты. А мы и в самом деле стали лучше чувствовать и понимать друг друга. И мне, и Хасимото очень хотелось оставить своим странам в наследство хотя бы перспективу мирного договора.

На пресс-конференции мы рассказали о некоторых конкретных наших решениях -например, о совместном рыболовстве и банковских гарантиях японских инвестиций - и заявили, что приложим все усилия, чтобы мирный договор между Россией и Японией был заключен до 2000 года.

К сожалению, мы с Хасимото не успели выполнить свое обещание. Но начиная именно с Красноярска климат в наших отношениях с Японией заметно изменился к лучшему.

На прощание Рю сделал мне подарок - костюмчик для моего только что родившегося внука, Ваньки.

Я с огромным удовольствием привез его в Москву.

В перечне моих официальных и рабочих визитов совершенно особое место занимает визит в Ватикан. Папа Иоанн Павел Второй - одна из последних легенд XX века, загадочная, великая личность. После революции, то есть в течение почти целого века, у нашей страны не было с Ватиканом дипломатических отношений. Восстановлены они были только в 1990 году, в том числе и благодаря папе римскому. Он за свою долгую, более чем двадцатилетнюю жизнь на Святом престоле разговаривал, наверное, с сотнями президентов и премьеров. Но мне почему-то кажется - нашу беседу он запомнил.

Во-первых, мы разговаривали на русском...

Папа жил в послевоенной Польше, и русский язык, конечно, не забыл. Мне было интересно, как он осторожно подбирает слова, как строит речь. Сначала показалось, что этот согбенный, сухой старик чувствует себя совсем неважно. Но вдруг он бросил ясный, светлый взгляд исподлобья, и я поразился, сколько живого ума в его глазах. Я сказал папе, что мне бы лично очень хотелось, чтобы когда-нибудь он приехал в Москву. Хотя я понимал, что фраза рискованная, здесь многое зависит от позиции Русской православной церкви. Но и не сказать этого не мог - реформаторские усилия папы, его миссионерская деятельность лично во мне вызывают глубокое уважение. Предыдущие папы римские никогда не признавали грехов своих предшественников. Нынешний глава Святого престола впервые в истории признал: церковь совершала грехи в прошлом, и среди них -"разрыв единства христиан", "религиозные войны", "суды инквизиции", "дело Галилея". Разрыв христианских церквей стоит на первом месте.

Есть у римской церкви и признанные папой грехи в современной истории, и среди них - "безмолвие перед тоталитаризмом".

Сам папа всегда боролся с коммунизмом (может быть, благодаря этому и стал первым в новейшей истории папой-неитальянцем). И это тоже мне близко, понятно в нем. Нравится и то, насколько папа разносторонний человек: философ, спортсмен, актер, поэт и драматург, политический деятель.

Но самое интересное лично для меня: каким образом папа сумел внести в железные каноны римско-католической церкви, в ее размеренную жизнь свою неуспокоенность,

страсть к реформированию, свою глубокую индивидуальность? Наверное, в этом и есть его загадка.

Я с удовольствием подарил папе сборник его стихов, переведенный и изданный в России. Он поблагодарил, пожелал мне здоровья и неожиданно спросил: можно ли познакомить его со всей российской делегацией? Я сказал: конечно, можно. Честно говоря, такого случая за всю мою долгую

практику не припомню: в огромном зале Ватикана стояли все, кто приехал со мной в Италию, - водители, охрана, официанты, парикмахер, советники, переводчики...

Всего около тридцати человек. С каждым папа поздоровался, каждому подарил сувенир на память - четки, каждому заглянул в глаза.

Это был жест священника. Священника не по службе, а по призванию, по душе.

По контрасту с нашими раскованными, неформальными "встречами без галстуков" я довольно часто вспоминал один из самых ответственных для меня (как раз в отношении протокола) государственных визитов: визит в Москву Ее Величества королевы Великобритании Елизаветы Второй и Его Королевского Высочества принца Филиппа, герцога Эдинбургского, в 1994 году.

Для нашей прессы, нашей политической элиты даже сами эти пышные титулы были настолько внове, был настолько непривычен и королевский церемониал, и точный до малейших деталей протокол, что на лицах видавших виды кремлевских чиновников в те дни была написана некоторая растерянность.

И причины для этого были. Например, не все умели носить смокинги. И не все имели их в своем гардеробе. "Служебные" смокинги, из гардероба МИДа, быстро кончились. Кое-кто даже отправился в театральные реквизиторские, но там довольно быстро убедились, что театральная одежда и настоящая не имеют ничего общего.

... На самом деле встреча королевы в России вовсе не была только экзотикой. Королева Британии совершает официальный визит в страну один-единственный раз. Больше того, за долгие столетия царствования королевского дома

Нога британского монарха еще ни разу не ступала на российскую землю. После революции это стало невозможным еще и потому, что расстрелянная царская семья Романовых - это родственники Виндзоров. Королева не могла посетить страну, не раскаявшуюся после того кровавого расстрела. После всех ужасов сталинских лет. Но настали годы покаяния. Покаяния перед памятью всех невинно убиенных в годы революции, в годы гражданской войны и репрессий.

И вот первый и последний визит королевы в Россию стал историческим признанием того факта, что наша страна окончательно вошла в содружество цивилизованных наций.

Я понимал это. Понимал, что статус королевы в Великобритании настолько высок, что рассматривать этот визит надо прежде всего как исторический символ.

...Но ведь королева и ее супруг принц Филипп - живые люди. Очень хотелось, чтобы дни, проведенные в России, стали для них по-настоящему теплыми, праздничными.

Вместе мы смотрели в Большом театре "Жизель". Королева Елизавета была в Лондоне на этом спектакле больше сорока лет назад - во время первых мировых гастролей Большого. И в главной роли тогда танцевала легендарная Галина Уланова.

Сейчас главную роль исполняла ученица Галины Сергеевны - солистка Большого Надежда Грачева. Мне показалось, королева Елизавета видит в этом балете нечто большее, чем танец, - ведь это воспоминание о молодости, напоминание о тех образах и впечатлениях, которые иногда нас сопровождают целую жизнь.

Запомнилась и корона, в которой Елизавета была в театральной ложе, - настоящий, не потерявший своей силы, отнюдь не музейный символ британской монархии.

Вообще, помимо посещения исторических памятников и святынь России (Кремля, питерского Эрмитажа, соборов и дворцов, Пискаревского мемориала), у королевы Елизаветы была возможность увидеть нашу жизнь и совсем с другой, не церемониальной, точки зрения. Например, Ее Величество пригласили на репетицию школьного

драматического кружка в московскую двадцатую школу, известную своими "английскими традициями", где в это время ставили "Гамлета" на языке автора. Она пообщалась с московскими ребятами, а они увидели настоящую королеву. Повезло, по-моему, всем - и королеве, и детям.

А мне до сих пор помнится оставшийся после этого визита королевский подарок.

Это была простая коробка из полированного дерева. Я открыл ее, и повеяло какой-то детской сказкой - в коробке оказалось множество выдвижных ящичков. В ящичках -пакетики с семенами. Целая коллекция семян из королевского сада. Настоящий английский подарок!

Наина, Лена и Таня долго потом изучали эти семена экзотических цветов, выращивали их в теплице, высаживали в грунт. Конечно, у нас в России далеко не все растения из королевской коллекции, привезенные когда-то из далеких южных колоний, могут расти. Некоторые, к большому сожалению, так и не прижились.

Но многие цветы растут до сих пор. Растут и радуют глаз. Королевская семья навсегда оставила память - в нашем семейном саду.

Когда-то роль церковных иерархов, коронованных особ была в политике определяющей. Сегодня это, конечно, экзотика. Или - исключение из правил.

Одно из таких ярких исключений - испанский король Хуан Карлос Первый.

Его биография - яркий парадокс политической истории XX века. Диктатор Франко, человек крайне правых взглядов, решил восстановить монархию в своей стране, чтобы навсегда утвердить традиции франкизма в Испании. Для этого он (по договоренности с отцом Хуана Карлоса, графом Барселонским) привез наследника, тогда еще десятилетнего мальчика, учиться в Испанию. В 1969 году Хуан Карлос был возведен Франко на престол. Но молодой король отнюдь не воспринял ненависти генерала к республиканскому, демократическому устройству общества. Напротив, Хуан Карлос стал гарантом испанских реформ. После смерти Франко в 1975 году он провел всеобщую амнистию, реабилитировал политические партии, сменил главу правительства и, наконец, в 1981 году предотвратил военный переворот. Испания стала демократической страной. И до сих пор благодарна за это королю. Именно его твердая позиция служит надежным амортизатором разнообразных политических кризисов.

Мне было очень интересно встречаться с королем и его очаровательной супругой Софией (кстати, дочерью последнего короля Греции) в 1994 году в Мадриде и в 1997 году в Москве. Это замечательная пара - красивые, абсолютно демократичные, чрезвычайно живые люди. Наина говорила с королевой Софией об искусстве, мы с королем - об охоте. Он, как и я, заядлый охотник.

Вообще этот визит в Испанию в 94-м году запомнился удивительно доброй атмосферой. Возможно, у меня это было связано еще и с личным впечатлением: во время визита я встретился в Барселоне с хирургом, который буквально спас меня, сделав сложнейшую операцию после авиакатастрофы. Было очень приятно вновь увидеть этого улыбчивого человека... Наверное, я проникся к испанцам каким-то особым чувством именно благодаря этой "неформальной встрече" в госпитале, где мне оперировали позвоночник и уберегли от полного паралича. Это чувство сопровождало меня всю поездку. И когда король и королева представляли нам музей Прадо с его великолепной живописью, рассказывали о Гойе, Веласкесе, я видел в короле не только монарха, я видел простого симпатичного человека, который благодаря своей необычной судьбе стал душой всей Испании, любимцем всех испанцев. И немножко позавидовал королю - ведь он может дистанцироваться от ежедневной политики, от сиюминутных страстей и скандалов, которые неминуемо сопровождают публичную деятельность.

Помню, я смотрел на короля и думал: нет, не зря человечество не хочет расставаться с институтом монархии, хотя уже входит в новое, третье тысячелетие. Что-то в этом есть. По крайней мере для Испании, мучительно выбиравшейся из тоталитарной системы, король стал настоящим спасением.

...Очень интересными были наши неформальные встречи с председателем Китайской Народной Республики Цзян Цзэминем.

Китай после долгих лет "охлаждения" постепенно становится одним из наших главных стратегических партнеров в мире. Это страна с мощной развивающейся экономикой, при этом выступающая за многополярный мир, за плюралистический подход к решению сложных международных проблем. Китай - сильная держава в военно-политическом плане. Однако при этом давно прошли времена, когда коммунистический Китай был в полной изоляции от мира, существовал как потенциальная угроза азиатской безопасности. Сегодня Китай, который сохранил все свое своеобразие, сохранил оставшиеся со времен Мао традиции управления, - это уже другая страна, современная, динамичная, мобильная.

И очень важный союзник России.

Поэтому, когда в 97-м году начались "встречи без галстуков", китайская сторона предложила очередную встречу на высшем уровне в Москве превратить в неформальный диалог. Это и для нас, и для китайцев было трудно. Образ прежнего Китая, в наглухо застегнутом полувоенном френче, витал где-то в воздухе. Мы с Цзян Цзэминем, который, кстати говоря, неплохо говорит по-русски, пытались настроить наших помощников на неформальный лад.

А вот следующая встреча, в Китае, прошла удивительно тепло. Сильно помог в этом наш посол в Китае Игорь Алексеевич Рогачев. Человек, влюбленный в Китай, который буквально живет этой страной, знает ее досконально. Быть может, это единственный посол в Пекине, которого китайцы узнают на улицах, здороваются с ним.

Так вот, Рогачев вспомнил, что Цзян Цзэминь очень любит петь русские песни, особенно две - "Есть на Волге утес" и "Подмосковные вечера". И он действительно запел, неожиданно и душевно. Огромный торжественный зал приемов мгновенно преобразился, стало теплее на сердце. Помню, Борис Немцов, который очень любит различные импровизации, решил тоже спеть русскую песню. Начал петь... и дал петуха. "Борис Ефимович, тренируйтесь, надо лучше готовиться к международным встречам на высшем уровне", - сказал я ему.

... А уже во время нашей последней встречи, в 99-м, Рогачев сам сел за рояль, подыграл и негромко подпел председателю Китайской Народной Республики. Я вспомнил наши первые неформальные саммиты и подумал про себя: вот теперь это действительно "встреча без галстуков"!

Пекин - огромный, веселый, бодрый город. В нем такая кипучая жизнь, всегда столько необычных зрительных впечатлений, все настолько непривычно, что иногда можно и растеряться.

Перед самым отлетом в Москву именно это произошло с Таней. Она встала рано утром, чтобы помочь мне собраться. Накинула халат и пошла в мой номер. Вернулась к себе и обнаружила, что ее чемоданчика с одеждой нет. Кинулась искать. Оказывается, Наина отправила чемоданчик в аэропорт вместе с другими вещами.

Так Таня оказалась в Пекине, за час до вылета, без всякой верхней одежды. Что делать"? Мои женщины звонили куда-то, бегали по этажу в поисках хоть какой-то подходящей Тане экипировки, а я... хохотал от души и никак не мог остановиться

"Папа, ну что ты смеешься! Как я поеду?" - сердилась дочь.

Но в самолете, когда Таня в каком-то чужом, не по размеру, наряде села рядом со мной в кресло... начала смеяться сама.

Я вспоминаю это и думаю, что здесь, в Китае, во время всех наших визитов мы чувствовали себя легко, свободно, увозили из Пекина только самые радостные, добрые эмоции.

Хорошо помню семейный ужин с Цзян Цзэминем и его супругой. Мы были втроем - я, Наина и Таня. Поразила традиционная китайская живопись, которая украшала столовую, - фантастически красивые по цвету, по яркости картины во всю стену. Особенно понравилась одна из них - цветущая слива. Как живая, слива протягивала ко мне свои ветви Я все смотрел на нее, не мог оторваться.

Кстати, одну из китайских картин - красные маки на белом фоне - я увез из Китая в качестве подарка. Это до сих пор моя самая любимая картина, она висит у нас в доме.

Женщины обсуждали любимую тему: китайскую кухню. Готовят там действительно вкусно. Я же обожаю китайский чай. Цзян Цзэминь на каждой нашей встрече обязательно дарил мне традиционные кружки для заварки с плотно закрывающейся крышкой и набор длиннолистового "императорского" чая. Кроме чая, пили еще и желтое китайское вино: крошечная рюмка с тягучей жидкостью ставится в горячую воду, и только после этого нужно сделать глоток.

... Я считаю, у китайцев на земле особая миссия - они живут в стране с непрерывной культурой, непрерывной историей. Много тысячелетий хранят свои традиции, свою национальную философию.

Очень остро я это почувствовал, когда Цзян Цзэминь пригласил меня в свою резиденцию и привел в "Беседку луны" - воздушное сооружение на берегу канала. Там стояли два кресла. И ничего больше. Это специальное место для созерцания высшего природного начала.

Мы сели в кресла и стали... созерцать свою прошедшую длинную жизнь. Вспомнили прошлое, 50-е годы, когда он работал в Москве, на ЗИЛе. Проходил там студенческую практику. Вспомнили те времена, полуголодные, веселые, когда любимым деликатесом и для китайцев, и для русских была сгущенка. Сгущенное молоко с сахаром в синих банках, невыносимо сладкое, но казавшееся тогда почти волшебным лакомством. Как же много прошло времени. Сколько политических эпох пролетело. Сколько конфликтов пронеслось над нашим земным шариком. Сколько лидеров взошло на политическую сцену и сошло с нее. А сгущенку до сих пор помним.

Я рассказал, как любит сладкое мой младший внук, Ванька, и Цзян Цзэминь неожиданно оживился, рассказал мне историю про своего внука. Внук у него уже большой, живет и учится в школе в другом городе. Однажды позвонил руководителю Китая, своему деду, с необычной просьбой: "Дед, реши задачу по алгебре, не получается!"

Руководитель Китая разволновался, не хотелось сплоховать перед любимым внуком, записал условие задачи и попросил перезвонить через пять минут. Первой мыслью у деда, наверное, было обратиться в академию наук. Но потом решил, что все-таки справится с задачей. И справился-таки! Наверное, не каждый международный успех Китая приносил Цзян Цзэминю такое удовлетворение, как та решенная задачка...

23 ноября 98-го года китайский лидер посетил меня в больнице. Это был визит друга. Я никогда не проводил международных встреч в ЦКБ, но для Цзян Цзэминя сделал исключение. Нам очень важно было встретиться, согласовать позиции.

А в конце 99-го я вновь посетил с визитом Пекин.

...Обратите внимание на время. Я уже принял решение, что ухожу в отставку. Еще никто не знает об этом.

И именно в Китай я совершаю свой последний визит в качестве главы государства. Это - далеко не случайное совпадение.

Китай всегда поддерживал нашу концепцию многополюсного мира. Больше того, российско-китайский диалог, возникший в последние годы, - один из немногих пока реальных рычагов, с помощью которых эта концепция претворяется в жизнь.

Наше стратегическое партнерство с Китаем в Азии - мощный, я бы сказал, стальной стержень сдерживания конфликтов. Сегодня, когда границы государств СНГ с Афганистаном и Пакистаном подчас становятся "горячими точками", когда то и дело вспыхивают локальные конфликты с участием талибов и исламских экстремистов, военное сотрудничество с Китаем приобретает совсем новый смысл, новое качество. Нам очень важно заручиться поддержкой Китая в установлении системы коллективной безопасности в этом регионе. Если мы позволим сейчас очагу напряженности разрастись, это больно ударит по всему миру, по всей современной цивилизации.

Торговля с Китаем - один из важнейших вопросов экономического развития России. От космических и оборонных технологий до простых бытовых предметов, которые валом идут через границу. Все это дает работу и средства к существованию миллионам простых людей. Очень важно сделать эту торговлю цивилизованной, помочь ей прочными государственными гарантиями, поддержать.

Есть множество вопросов, где совместная позиция Китая и России может изменить международную ситуацию к лучшему - это и отношения государств в Южной Азии (Индия, Пакистан), и корейский вопрос, и другие проблемы. Но для меня самым важным на переговорах с Цзян Цзэминем было вот что: его понимание общей ситуации в мире.

А она сейчас совсем не похожа на черно-белую схему противостояния, как это было еще пятнадцать лет назад. Сами сложные процессы современного мира - глобализация экономики, развитие информационных технологий, интенсивный диалог по правам человека - подталкивают нас к новому пониманию мироустройства. Кто будет задавать тон в определении мировой стратегии, кто будет "писать" правила игры для всех стран, кто сможет решать международные проблемы с учетом интересов всех наций?

У нас с Китаем общее понимание этой задачи: нельзя безоговорочно отдавать все кнопки на "пульте" мирового развития только в одни руки. Нельзя делать ставку только на одну систему обеспечения мировой безопасности - американскую. Нельзя ради демократических ценностей, которые отстаивают США, прибегать к авторитарным средствам достижения этой цели. Но нельзя и скатываться обратно в болото "холодной войны". Нужен постоянный диалог равноправных партнеров.

На наших переговорах с Цзян Цзэминем мы последовательно, шаг за шагом пытались сблизить наши позиции, пытались выработать новое понимание многополюсного, сложного мира без чьего-либо диктата.

Лед в отношениях между нашими странами давно растаял. Освободилось русло реки - широкой реки доверия, человеческих контактов.

За это я благодарен нашим "встречам без галстуков".

"ВОСЬМЕРКА" И ЕЕ ЛИДЕРЫ

Бирмингем. Англия. 1998 год. Саммит "восьмерки".

Идет обсуждение. Неожиданно Тони Блэр захлопывает папку и объявляет: "Так. Шестнадцать часов. На стадион я уже, конечно, не успеваю, но хоть по телевизору футбол посмотрю. А вы не в курсе? Сегодня же "Арсенал" - "Ньюкасл"! Финал Кубка Англии".

Полное понимание аудитории. Премьер-министры Италии, Канады, Японии, президенты США, России и Франции, канцлер Германии - все дружно встают и, переговариваясь на ходу, идут к телевизору.

В тот день мы, кажется, так и не успели закончить наш разговор. Футбол оказался важнее.

До сих пор улыбаюсь, когда вспоминаю, как во время матча премьер Италии Романо Проди подтрунивал над Тони Блэром: "Смотри, Тони! Какой у этого игрока замечательный англосаксонский нос!" А дело в том, что сейчас в сильнейших клубах английской лиги тон задают итальянцы. Но Тони только отшучивался.

А за его спиной продолжал молчаливо сидеть шерпа - так называют на саммитах помощника руководителя страны. Обычно это специалист по экономическим вопросам. Он тоже, кстати, смотрел футбол.

Я специально начал рассказ о саммитах "восьмерки" с этой картинки, чтобы читатель почувствовал дух нашего клуба. Ведь "восьмерка" - это и есть клуб. Клуб неформального общения руководителей восьми самых сильных, промышленно развитых стран мира.

Парадокс, но именно этот клубный дух, раскованный дружеский стиль и есть тот "регламент", который старательно (если не сказать - жестко) поддерживается лидерами всех стран. Лидеры меняются, а стиль остается. Ведь именно ради этого общения и создавалась "восьмерка" в 1975 году, когда она была еще "шестеркой".

... Несколько руководителей самых влиятельных стран мира собирались у камина на полдня и разговаривали по душам. И вскоре стало ясно ради чего. Эти клубные встречи понемногу, год за годом стали важнейшим инструментом мировой политики. Именно в силу своего свободного духа, своей раскованности они давали возможность лидерам обсудить привычные или новые проблемы в несколько иной плоскости - сблизить позиции вне рамок международного протокола.

Обычные международные визиты, на которых подписываются совместные или двусторонние документы, очень строгая вещь. График таких поездок согласовывается МИДом за полгода, примерно в те же сроки составляется программа поездки. Готовится масса документов - справок, текстов выступлений, проектов... Все расписано заранее, регламентировано.

Однако мир развивается слишком быстро, чтобы целиком зависеть от такого "долгоиграющего" механизма решения своих проблем.

В связи с этим когда-то и родился формат "восьмерки": плотный, компактный и... закрытый. Минимальная делегация. Абсолютно свободный разговор. Ничего с этих встреч не выносится на обсуждение широкой общественности. Следует только общее короткое коммюнике.

Теперь о том, как в этот клуб пригласили Россию. И почему пригласили.

О том, что "семерка" должна стать "восьмеркой", говорил еще М. С. Горбачев в бытность президентом СССР. Но только в 90-е годы Россию стали приглашать на саммиты. Сначала как "специального" гостя. Финансово-экономические вопросы оставались для нас закрытыми. Я чувствовал, что формат "семь плюс один" многих здесь устраивает. Это давало возможность и приблизить к себе Россию, и в то же время дать ей почувствовать себя школьником на экзамене. Для нашей страны это было неприемлемо. Я считал, что раз Россию пригласили, то никакого двойного стандарта здесь быть не может. Или мы члены клуба, или нет.

В 1997 году в американском Денвере Россия впервые получила полноправный статус. Теперь наша делегация принимала участие почти во всех заседаниях.

Думаю, здесь сыграла роль наша жесткая позиция по отношению к расширению НАТО на восток, высказанная мной за несколько месяцев до этого на российско-американской встрече в Хельсинки. На весь мир я заявил, что это - ошибка, которая приведет к сползанию в новую конфронтацию Востока и Запада. И к сожалению, оказался прав.

Кстати, на двустороннем саммите в Хельсинки в марте 97-го, очень драматичном по внутреннему напряжению, была одна запоминающаяся подробность: Клинтон передвигался там в инвалидной коляске. Он незадолго до саммита поскользнулся на ступеньках и порвал сухожилие.

А для меня это была крайне важная поездка не только из-за дискуссии по НАТО.

Совсем недавно я перенес операцию на сердце. Все ожидали увидеть ослабевшего Ельцина и пышущего здоровьем Клинтона. И вдруг президент США оказался в коляске. Помню, я прокатил его несколько метров. Кадры эти обошли весь мир. Многие вспоминали Ялтинскую конференцию 1945 года и великого президента США Рузвельта, который тоже передвигался на коляске.

Клинтону, по-моему, было немного неудобно, что я решил его слегка прокатить, но он улыбался. Картинка получилась символичная: не здоровая Америка везет в коляске больную Россию, а наоборот. Россия помогает Америке.

Билл Клинтон - знаковая фигура в истории США. Именно при нем экономика Америки достигла впечатляющего результата: непрерывного подъема на протяжении всех последних лет. США стали державой-лидером. Клинтон привел страну в новую компьютерную эру - с огромным интеллектуальным потенциалом, в качестве безусловного технологического лидера.

Казалось бы, у себя в стране Билл должен был стать национальным героем, ведь он практически выполнил все те задачи, которые до него не удавалось выполнить никому; он буквально воплотил в жизнь политическое завещание всех американских президентов второй половины XX века - добиться экономического расцвета, но при этом дать социальные гарантии неимущим слоям общества. Клинтон выполнил все это! О чем еще можно мечтать? К чему стремиться?

...Но вот парадокс - американцев больше интересуют не все эти безусловные завоевания, а его история с Моникой Левински.

К концу второго президентского срока рейтинг Билла Клинтона упал - ниже некуда.

Впервые в XX веке президент США подвергся процедуре импичмента. К счастью, отстранение от должности не состоялось. Но допросы президента, его показания стали достоянием общественности.

...Такова цена власти.

Каждый твой шаг, каждое слово общество рассматривает сквозь гигантскую лупу. Не дай Бог ошибиться! Сделать какой-то неточный или неправильный поступок. Человеку на этом посту не могут простить ничего. Никаких ошибок, никаких скандалов.

Между тем общество выбирает на главную роль в государственной иерархии не машину, а живого человека, с живыми реакциями и способностью к самостоятельным

действиям. Но вряд ли кто-то из избирателей отдает себе отчет в том, что обратная сторона этой внутренней независимости и самостоятельности - ошибки. Обычные человеческие ошибки.

С другой стороны, скандал вокруг Клинтона еще раз подчеркнул простую вещь: соблюдение морально-этических норм является первейшей заповедью политика. Простым людям невыносима сама мысль о том, что тот, кто управляет ими, может находиться под властью каких-то случайных факторов.

Человек, идущий на президентские выборы, всегда должен помнить об этом. Вот и получается: не совершать ошибок живой человек не может, но и допускать их тоже как бы не имеет права!

Биллу Клинтону хотелось, чтобы американцы не узнали о скандале с Моникой Левински. Позднее он убедился в том, что сделать это невозможно. Американская мораль (а вместе с ней и правосудие) не простила ему именно колебаний и сомнений.

Сравнивать американский и российский импичмент практически невозможно. Это две совершенно разные истории.

Но то, что они совпали по времени, я рассматриваю как некий знак судьбы. Как некое предупреждение обществу: агрессивное морализаторство, которое разыгрывается как политическая карта, может послужить очень мощным разрушительным фактором.

Именно разрушительным, а не созидательным.

Наш левый парламент вменял в вину российскому президенту прежде всего развал Советского Союза. Но за дымовой завесой идеологии было то же самое сведение счетов, что и в случае с Клинтоном. Мне, как и Биллу, политический истеблишмент, вернее, левая его часть, не смог простить жесткости, решительности, в конце концов, простить упорного движения к намеченной цели. Клинтон настолько затмил своих политических конкурентов, что им не оставалось ничего, кроме как играть на другом политическом поле - поле разоблачений и провокаций. То же самое я могу сказать и о нашем российском импичменте.

Проиграв и первые, и вторые выборы, коммунисты начали искать любые способы уничтожить президента, любые возможности сместить его с поста. В ход пошло все: распад СССР был объявлен заговором, ошибки первой чеченской кампании - преступлением, трудности в экономике - "геноцидом русского народа". Каждый мой шаг, каждое слово, все проблемы со здоровьем, начиная с операции на сердце и кончая бронхитом, становились поводом для крупного политического скандала, для обструкции в Думе.

...И тем не менее, я думаю, история все поставит на свои места. Всем воздаст по заслугам.

И мой импичмент, и импичмент Клинтона в какой-то мере стали поворотным моментом для общественного развития и у нас в стране, и в США.

Казалось бы, совершенно разные страны, совершенно разная политическая культура, общественная мораль, разная история. Но общие закономерности проявляют себя даже в столь непохожих ситуациях.

На пороге нового века, нового тысячелетия современное общество становится максимально открытым и прозрачным благодаря гласности, свободе слова, массовым коммуникациям. Глава государства просто обязан, если хочет сохранить свой пост и вести эффективную политику, ответить на любой вызов. Должен прямо и честно ответить на любой вопрос. Даже если общественное мнение пытается вмешаться в его личную жизнь. Президент обязан проявить мужество и достоинство даже в этих болезненных столкновениях. И мне кажется, Билл в конечном итоге именно это и сделал.

... Но я сейчас хочу сказать о другом.

Я помню наши первые встречи с Клинтоном. Меня совершенно поразил этот молодой, вечно улыбающийся человек - мощный, энергичный, красивый. Клинтон был

для меня олицетворением нового поколения в политике. Будущего без войн, без конфронтации, без угрюмой борьбы систем и идеологий.

Я понимал, что и для Клинтона важен личный, человеческий контакт со мной: именно с моими политическими шагами, на его взгляд, связано падение коммунизма, главной угрозы Америке в XX веке. Билл был готов идти навстречу; ни один американский президент до этого (и как говорит Билл, вряд ли случится такое и в будущем) не приезжал столько раз в Москву, не проводил столь интенсивные переговоры с руководством нашей страны, не способствовал оказанию нам такой масштабной помощи - и экономической, и политической.

Порой нам с Биллом казалось, что в наших встречах закладывается какой-то новый миропорядок, новое будущее для всей планеты.

Нет, это не были иллюзии. Но жизнь оказалась куда сложнее.

Выяснилось, что далеко не все демократические институты сразу прививаются в России. Что адаптация общества к демократическим ценностям идет трудней и болезненней, чем казалось когда-то, в начале 90-х.

Стало понятно, что отнюдь не все сложные конфликтные ситуации, возникающие в мире, Россия и Америка воспринимают одинаково. Что у нас вполне могут быть разные интересы, и подходить к этому нужно трезво. Что помощь международных финансовых институтов сама по себе не способна создать у нас в стране условия для экономического подъема.

...После иллюзий начала 90-х каждое такое открытие повергало российское общество почти в шок.

Потом прошла эйфория и у американцев в отношении России - постепенно с помощью целенаправленной информационной политики в глазах рядового обывателя нас превратили в страну бандитов и коррупционеров. Здесь объединили усилия и те, кто в США был недоволен "пророссийской" политикой Белого дома, и те, кто в России разыгрывал свою карту против Кремля.

Завоевания российско-американского диалога были в некотором смысле утеряны.

Но, на мой взгляд, откат этот - временный и не идет ни в какое сравнение с тем, какой гигантский шаг вперед был сделан в эпоху контактов "Билла и Бориса". Это был шаг воистину исторический. Были созданы такие механизмы российско-американского взаимодействия, которые никакие скандалы, никакие интриги, никакая конъюнктура не способны разрушить.

Америка и Россия перестали быть потенциальными врагами. Они превратились в потенциальных друзей.

Ну а дальше - дальше все зависит от будущих президентов. И от простых людей. От россиян и американцев.

...В конце 96-го года наша разведка прислала на мое имя донесение-шифрограмму, посвященное триумфальному успеху на выборах Билла Клинтона - его только что переизбрали президентом на второй срок. В шифрограмме был прогноз: каким образом республиканцы будут решать возникшие у них крупные политические проблемы. Поскольку известно, говорилось в шифрограмме, что Клинтон проявляет особое расположение к красивым девушкам, в ближайшее время противники Клинтона планируют внедрить в его окружение юную провокаторшу, которая должна затем затеять крупный скандал, способный подорвать репутацию президента.

Помнится, я покачал головой: вот это нравы! Но в данном случае счел этот прогноз слишком экзотическим. Мне казалось, что, если что-то подобное и возникнет, Билл, с его чувством реальности и обладая таким аппаратом помощников, сумеет вовремя разгадать коварный замысел.

Во время нашей последней встречи я хотел было подарить Биллу текст этой шифрограммы - на память. Но потом решил не травмировать человека - он и так слишком много пережил во время этой истории.

... Америка. Май 97-го. Удушающая, почти сорокаградусная жара. Кавалькада черных лимузинов. Денверцы не избалованы подобными зрелищами. На шоссе пробки, и люди выходят из машин на дорогу. Они залезают на крыши своих автомобилей и оттуда глазеют на нас. Похоже, что наши "ЗИЛы" вызывают у них полный восторг. Они визжат и машут руками - это же их 50-е годы! Мода на огромные мощные автомобили, практически танки на колесах.

Фоном этой встречи был огромный ажиотаж в прессе. "Семерка" превратилась в "восьмерку"! Россия принята в элитный клуб государств! Что происходит?!

У нас в стране, в наших газетах раздавались другие, скептические, голоса: зачем нам "восьмерка", что мы будем с ней обсуждать, у нас же совсем другие проблемы! Писали и о том, что вступление России в клуб никого не должно вводить в заблуждение: это всего лишь большой аванс.

Да, конечно, аванс. Экономика остальных семи стран - на подъеме. Наша только выбирается из кризиса. Вот и в Денвере нас не пригласили на совещание министров финансов по корректировке курсов валют - обсуждать нам тут нечего, рубль, к сожалению, по-прежнему слаб. Сидеть и слушать, как американцы с японцами обсуждают, поднимать ли иену по отношению к доллару, нам пока бессмысленно. Но...

Но я читал эти статьи и думал: когда же мы, русские, начнем к самим себе относиться нормально? Ведь абсолютно очевидно: в "восьмерку" просто так, из-за политической конъюнктуры не принимают. Россия - одна из наиболее влиятельных стран мира. У нее уникальное сочетание природных запасов, высоких технологий, огромного внутреннего рынка, высококвалифицированных людских ресурсов, динамичного общества. Вот почему мы здесь, в "восьмерке". При чем же тут разговоры о "бедных родственниках"?

Нет, восьмым лишним в клубе я себя никогда не воспринимал. Напротив, все больше чувствовал: нас уважают по-настоящему.

Технически работа "восьмерки" происходит следующим образом. Стол переговоров. За ним сидят первые лица, руководители государств. Шерпа сидит у каждого за спиной. У него в распоряжении прямой телефон, который связывает его со штабом. В штабе специалисты из министерств финансов, иностранных дел, обороны, разведки. Моим шерпой на встречах "восьмерки" последние годы был Александр Лившиц.

Начинается дискуссия. Обычно она идет по кругу. У каждого лидера - своя тема. А дальше - обсуждение. Передо мной лежат заготовки по "моей" теме. Но ситуация может поменяться мгновенно. Шерпа обязан реагировать в течение секунд: получить из штаба информацию, быстро передать ее мне, предложить различные варианты решения возникшей проблемы.

Иногда Лившицу приходилось очень несладко. На саммите в Кельне, например, был драматический эпизод. Шерпа Гельмута Коля принес информацию, что именно в тот момент, пока шел саммит, Пакистан взорвал ядерное устройство. Лившиц немедленно связался с начальником Генштаба Квашниным. В течение минуты получил информацию: наша разведка подтвердила, что взрыв был. А у Клинтона оказалась более точная информация: взрыва пока не было. Состоялась лишь имитация, демонстрация взрыва, чтобы запугать соседей. Настоящий взрыв произошел на несколько дней позже.

Александр Лившиц, мой экономический советник, сугубо гражданский человек, таким образом, оказался заложником неточной информации. Ему тогда крепко досталось от меня, хотя на самом-то деле ему пришлось отдуваться за наши силовые ведомства.

Вопросы, обсуждаемые на саммите "восьмерки", я бы разделил на три группы.

Первая группа. Экономические и финансовые. Здесь наши стратегические цели ясны: добиться снятия с России всех ограничений, окончательного признания ее государством с рыночной экономикой, вступления во Всемирную торговую организацию, Парижский клуб.

Ведь складывается парадоксальная ситуация. С одной стороны, нам выделяют кредиты, поддерживают нашу финансовую стабильность. С другой стороны, возводят протекционистские барьеры на пути нашего экспорта. Мы давно могли бы зарабатывать на мировом рынке немалые деньги, есть у нас такие статьи экспорта - высококачественная сталь, другие металлы, уран, некоторые технологии, наконец, наш экспорт на огромный рынок вооружений. Стоит нам заключить большой контракт, например, в космической отрасли с третьей страной, и тут же начинается тихое, незаметное, а порой и открытое давление американцев на правительство этой страны. Стоило нам проникнуть на рынок оружия Латинской Америки, начать продавать вертолеты и самолеты, - американские посольства стали проводить брифинги, организовывать кампанию в местной прессе.

Да, в некоторых областях мы уже давно конкуренты. И давно пора это признать.

Однако я убежден, что все эти ограничения - дело временное. Так же как временным является спад нашей промышленности, не вечны и последствия финансового кризиса. Постоянные переговоры с "восьмеркой" обязательно принесут свои плоды.

Второй круг вопросов - безопасность, текущая политика.

Здесь я хочу вспомнить внеочередной саммит по ядерной безопасности, который прошел в начале 1996 года в Москве. Это был первый саммит, который проходил в России. И хотя он был внеочередным, сам факт его проведения у нас был необычайно важным в политическом смысле. Я уже писал, как трудно начиналась моя предвыборная кампания 1996 года. Этот беспрецедентный приезд в Москву лидеров "восьмерки" был для меня неоценимой моральной поддержкой. Они сделали свой выбор гораздо раньше многих видных представителей политической элиты России.

Ядерная безопасность в последнее время волнует "восьмерку" все больше и больше. Очень велика угроза нового витка гонки ядерных вооружений - теперь уже в странах, никогда не входивших в "ядерный клуб". Случилось то, чего так боялось человечество в 60-70-е годы, - ядерная технология попала не в те руки. Это ставит перед "большими" странами совершенно новые задачи.

Вообще решение сложных международных проблем, связанных в том числе и с безопасностью, является прерогативой других международных организаций. Но этот московский саммит, а затем саммит в Кельне показали всему миру: именно "восьмерка" помогла НАТО и России, всему Европейскому союзу выбраться из тупика. Именно консультации "восьмерки" по Косово, созванной, кстати, по инициативе России вопреки желанию некоторых стран, стали толчком для "второго дыхания" на переговорах Тэлботта, Милошевича, Ахтисаари, Черномырдина.

Ну и, наконец, третий круг вопросов, который всегда обсуждается в клубе: глобальные проблемы развития человечества. В сущности, ради них и существует клуб, ради них он и затевался когда-то. Для того чтобы новая неожиданная реальность не смогла разобщить мировое сообщество, вбить клинья между странами.

Здесь, пожалуй, на первом плане экология и демография. Германию, например, очень заботит сохранность лесов. Это ее конек. "Зеленые" с каждым годом увеличивают свое политическое влияние в немецком обществе, и канцлер Коль, а затем канцлер Шредер не могли не учитывать это.

Европейцев и японцев очень заботит "старение" населения этих стран. Доля старшего поколения все больше увеличивается, встает проблема их занятости, их образа жизни, их адаптации к современному миру, который весь обращен в сторону молодых и здоровых.

Правильная проблема. Но честно скажу: не очень ловко мне было присутствовать при ее обсуждении. Наша ситуация, с российскими пенсионерами, гораздо драматичнее - у нас до сих пор не решены вопросы пенсионного обеспечения, социального, медицинского. Но, как видно, и обеспеченная старость не снимает остроты глобальной демографической ситуации. Рано или поздно и нам придется решать подобные проблемы.

... Иногда на "глобальном" обсуждении бывают забавные столкновения. Помнится, на одном из саммитов я заглянул через плечо Клинтона и увидел, что он собирается "отвечать у доски" на ту же тему, что и я: компьютерный сбой 2000 года! Поскольку мы выступаем по кругу, я говорил как раз перед Клинтоном. Что делать? Когда я начал говорить, Клинтон слегка растерялся. Я решил не отделываться пятиминутным выступлением - а подготовился по этой теме я серьезно - и устроил настоящую дискуссию, чтобы Биллу легко было в нее включиться. По-моему, он не обиделся.

Но и для меня случались настоящие сюрпризы: например, спонтанно возникшая дискуссия о дорожной полиции. Я и не знал, что "гаишники", как их у нас называют, с их въедливостью и порой несправедливыми штрафами, явление международное, а не только отечественное! Тут уж захотелось высказаться почти всем, включая Билла Клинтона, он тоже вспомнил, что где-то на подъезде к мексиканской границе встречаются такие типы.

С самого начала моя позиция на саммитах была такой: "восьмерка" не делает никаких специальных заявлений по России! Если вы считаете, что на каких-то специальных "круглых столах" нам пока сидеть рано - пожалуйста, это ваше право. Но выделять Россию из других участников путем принятия отдельных решений - нет! Это неверная позиция. В частности, такая ситуация возникла на саммите в Кельне в 99-м году, когда было решено отдельно оговорить позицию "восьмерки" по финансовому кризису в России. Благодаря моему давлению было принято общее заявление по итогам глобального кризиса, безопасности национальных финансовых систем, и в нем было несколько позиций, касающихся России. Возможно, кому-то такая моя настойчивость покажется излишней, но я считаю, что ставить Россию в положение страны, которой оказывают помощь, пытаются за нее решить ее проблемы, ни в коем случае нельзя.

Отдельно хочу сказать о позиции Японии по поводу вступления России в "восьмерку". Когда в 97-м году встал вопрос о расширении НАТО и нам пришлось принимать с западными странами согласованные решения по этому поводу (напомню, что условия нашего диалога с НАТО были оговорены в специальном документе, принятом в Париже), Япония вдруг жестко стала возражать против полного вступления России в "восьмерку". Она объясняла свою позицию разницей экономических потенциалов, финансовых систем, однако мне было очевидно, что такой нажим идет из-за политической составляющей наших отношений - вопроса о Южных Курилах.

Японии показалось, что мы "продаем" нашу позицию по НАТО за вступление в "восьмерку". И она захотела извлечь свои политические выгоды.

Однако вхождение в "восьмерку" - одна проблема, политические соглашения - совсем другая. Ни о какой торговле здесь нет и речи.

В принципе, возможность спокойно пообщаться в перерыве с Клинтоном, Шираком, Шредером, Блэром, Проди, Хасимото, Кретьеном и без всякого напряжения, без протокола обсудить с ними совместные предложения и планы - это и есть огромное преимущество работы на саммите. Здесь возможно все. Возможны встречи в любой комбинации - вдвоем, втроем, вчетвером, то, что немыслимо себе представить в рамках государственных визитов.

Выходим на лужайку. Солнце светит, лето. Ко мне подходит Ширак, происходит мимолетное двухминутное общение, когда завязываются ростки будущих глобальных договоренностей. Потом это отзывается работой экспертов, подписанием важнейших международных документов. А родились они здесь, в течение двух минут.

А вот еще картинка с денверского саммита.

Культурная программа: концерт Чака Берри в огромном ангаре. Полный зал народа. Всем лидерам накануне подарили ковбойские костюмы. На концерт Билл Клинтон пришел именно в таком наряде: в сапогах, ковбойской шляпе. Зал тепло приветствовал всех лидеров. Почти 70-летняя звезда рок-н-ролла вызывала у всех участников концерта самые искренние, теплые, ностальгические эмоции. А я далек от этой музыкальной культуры. В свое время пел русские песни, романсы, песни Фрадкина, Дунаевского,

Пахмутовой. Простите, говорю, друзья, у нас в Москве глубокая ночь. Пойду спать. На этот вечер "восьмерка" превратится в "семерку".

Говорят, некоторые лидеры на концерте все-таки тоже задремали. От жары, конечно, не от музыки. А вот Билл был в восторге.

Вообще полная демократичность на саммите - наиболее ценная для меня черта. Я считаю, что будущее именно за такими встречами. Обращение на ты, дружеское расположение здесь - не формальность, а фундаментальная черта. Черта будущего века.

Обеденный перерыв. На ура проходят самые непритязательные шутки. Стол шерп в 5-6 метрах от нашего стола. Коль подходит к шерпам, у него своеобразный немецкий юмор, все уже догадываются, что он сейчас что-то скажет.

"Вы что, - разражается Гельмут грозной тирадой, - сюда обедать приехали? Это мы будем есть, а вы должны работать и работать!"

Общий хохот разряжает обстановку, но некоторые шерпы все же бледнеют.

На одном из последних саммитов "восьмерки" я огляделся и вдруг понял: а я ведь здесь самый старший по возрасту и по политическому опыту!

Я помню всегда благородного, утонченного Франсуа Миттерана. Именно с ним мы начинали диалог России и Франции. До сих пор не могу забыть тот подчеркнуто торжественный прием, который он мне устроил во время визита в Париж в Елисейском дворце. Это было осознанное восстановление прерванной исторической традиции - великой дружбы двух наших народов. Миттерана по-человечески мне было жаль: столько лет отдавший служению своей Франции, он не успел пожить для себя, последние его годы были омрачены тяжелой, мучительной болезнью.

И вот после него пришел Жак Ширак. Совсем другой человек, другая личность - открытый, раскованный, заряженный эмоциями.

Многое было связано для меня и с Джоном Мейджором, премьер-министром Великобритании, замечательным дипломатом, который морально поддерживал меня и во время путча 91-го года, и во время событий 93-го. Вроде бы по-английски сухой, но внутри - теплый, дружелюбный человек... Ему на смену пришел Блэр, дитя 70-х, - живой, эмоциональный, очень непосредственный политик.

Легко ли мне будет ужиться здесь, внутри "восьмерки", с этой новой генерацией политиков? Они ведь не просто моложе. Они мир видят по-другому. По-другому видят они и меня.

Особенно волновал этот вопрос в связи с уходом из "восьмерки" моего друга, с которым мы много раз встречались, Гельмута Коля. Нам с Колем всегда было психологически легко понять друг друга - мы были похожи по реакциям, по манере общаться. Мы видели мир с одной поколенческой колокольни. Кроме того, нам хотелось скорее растопить лед, накопившийся в послевоенную эпоху между СССР и ФРГ. Добавить теплоты в наши отношения. Нам казалось, что после падения Берлинской стены это чрезвычайно важно.

Шредер, политик новой либеральной волны, с социал-демократическими убеждениями, будет стремиться к новому стандарту в отношениях с Россией - более сухому, рациональному. Я это понимал с самого начала.

И тем не менее для меня в этом процессе узнавания новых европейских лидеров был не только трудный психологический барьер, но и позитивный смысл. Мне будет легче, чем кому-то другому, обеспечить преемственность отношения к России.

Тем более что в "восьмерке" я и самый старый, и самый опытный. Так уж получилось.

В "восьмерке" нет старших. Нет ранжира. Но старший по возрасту, по опыту, Гельмут Коль всегда был нашим неформальным лидером. В его отсутствие старшинство естественным путем перешло ко мне.

Когда-то очень давно он пошутил: "Не бойся, Борис, если проиграешь выборы, я тебя устрою работать в Германии, я знаю, что у тебя диплом строителя".

... И вот прошло время. Мы с Гельмутом построили все, что смогли, в своей жизни. И мне очень хочется, чтобы наша общая постройка - отношения наших стран - никогда не развалилась, стояла прочно, веками.

Надеюсь, что мой диплом действительно в этом помог.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история