Библиотека Гумер - история

X. РИМСКАЯ ИСТОРИЯ. От изгнания царей до падения западной римской империи

ОГЛАВЛЕНИЕ

17. Первая Македонская война. Римляне в Греции.

 (200…197 г. до Р. X.)
 
С тех пор, как римляне присвоили себе роль третейского судьи над народами и следовали старой политике принимать слабейшие государства с обманчивым именем союзников под свою защиту против государств сильнейших, в поводах к новым войнам не могло быть никогда недостатка. Теперь ни в одной стране, известной им на поверхности земного шара, не могло возникнуть ни малейшей распри, в которую они не имели бы предлога вмешаться в качестве защитников или союзников. Так, тотчас по окончании второй Пунической войны они затеяли споры на Востоке, в Македонии и Греции. Филипп V Македонский, с которым римляне, как с союзником Ганнибала вели уже непродолжительную войну, не только не был расположен дозволять чуждому народу предписывать себе законы, но стремился к тому, чтобы самому возвыситься до положения своих предков. С этой целью он не только занял некоторые из лучших городов Греции — Коринф, Аргос, Халкиду на острове Эвбее, но заключил также союзы с ахейцами и могущественным царем Сирии Антиохом и намеревался даже покорить Афины для того, чтобы в союзе с Антиохом отнять у египтян во время малолетства царя их Птолемея Эпифана их иностранные рынки.
 Притесненные народы искали и находили заступничество у своих могущественных защитников — римлян. Александрийский двор предложил даже римлянам опеку над пятилетним царем, уверяя, что именно этого желал на своем смертном одре отец его Птолемей Филопатор. Римский сенат принял на себя это звание так же милостиво, как милостиво выслушал и жалобы афинян, родосцев и пергамского царя Аттала и указал через своих послов обоим царям, Филиппу и Антиоху на их несправедливые поступки в отношении союзников. Но так как ни один из них не обратил на это внимания, то для спасения римской чести была решена война и прежде всего против Филиппа.
 Но в это время произошел замечательный случай. Когда консул Сульпиций предложил собравшемуся на Марсовом поле народному собранию утвердить решение сената, то почти все центурии единогласно отказали в своем согласии. Народ уже устал, говорили они, вести войны в чужих землях и выносить на себе все тяжести войны.
 

 Филипп V Македонский
 
Народный же трибун Бебий прямо обвинил сенаторов в том, что они умышленно вовлекают государство в новые войны для того, чтобы иметь возможность держать народ как можно дольше в угнетенном состоянии. Однако во вторичном собрании консулу удалось убедить народ, что дело идет лишь о том, хотят ли они вести войну в стране неприятеля или допустить его, подобно Ганнибалу, вторгнуться в Италию. Доводы эти увенчались полным успехом и после этого набор войска и вооружение его производились с величайшей поспешностью. К значительному участию в военных действиях были привлечены новые союзники. Верный союзник римского сената царь Аттал лично привёл свой флот в Грецию, другой флот выставили родосцы. Масинисса прислал нумидийских всадников и провиант, и даже Карфаген обязывался доставить значительные запасы хлеба. Затем, после обычных жертвоприношений богам, чтобы снискать их благосклонность, упомянутый выше консул Сульпиций вышел в море из Брундизия. Он высадился в Аполлонии и послал из Керкиры, римской морской гавани, несколько кораблей с отрядом в 1.000 человек под командованием Г. Клавдия, в Афины. Отсюда Клавдий отправился в Халкидику, главное сборное место македонян, взял этот город, сжег склады и с богатой добычей возвратился в Афины. В отмщение за это Филипп поспешил в Халкидику, а оттуда в Афины. Но будучи не в состоянии взять Афины, он опустошил всю окрестную область с таким варварским неистовством, что разрушил даже храмы и бесчисленные статуи богов, украшавшие во множестве Аттику, и затем возвратился в Беотию.
 В это время собрался союз городов Этолийского союза. Сюда консул Сульпиций также отправил своих послов, которые, выступив там против послов македонских, старались заручиться дружбой этолийцев. Этолийцы сначала колебались, но затем приняли сторону римлян. Одновременно в афинский порт. Пирей прибыл соединенный флот Рима и Пергама, столь вдохновивший афинян, что они дали простор своему гневу против разорителя их страны, македонского царя Филиппа. Одинаково необузданный и в любви и ненависти, пылкий афинский народ постановил считать Македонию смертельным врагом Афин, вычеркнуть из памяти все, что когда-либо связывало оба государства. Отныне ни один жрец не мог благословить Афины, не прибавив при этом проклятья царю Филиппу и всему его семейству. Было решено немедленно и единодушно одобрять любое деяние, направленное на уничижение и позор македонян, а тех, кто осмелится сказать хотя бы слово в их пользу, убивать без суда на месте.
 Царя Аттала, прибывшего с соединенным флотом, афиняне вышли встречать длинной процессией с жрецами, должностными лицами, женщинами и детьми. Его почтили принесёнными на алтарь жертвоприношениями и учредили в его честь одиннадцатый демос (общину), названный атталийским .
 Этот первый поход не имел для римлян никакого результата. Консул 199 года Публий Виллий Таппул действовал не с большим успехом, чем Сульпиций. Только с наступлением 198 года, когда командование войском было поручено не достигшему еще тридцатилетнего возраста консулу Т. Квинкцию Фламинину, война приняла совершенно другой оборот. Обладая тонким, изворотливым умом, в высшей степени одаренный талантом вести под видом кротости и миролюбия самую хитрую, коварную политическую интригу, Фламинин, уступая в достоинствах Сципиону, сумел тем не менее достигнуть равных с ним результатов. Он разбил одно из войск Филиппа в Эпире и дошел до Фокиды, между тем как брат его с флотом осадил Коринф.
 В то же время послы Фламинина старались на сейме в Сикионе приобрести расположение ахейцев. Для ахейцев было большим самопожертвованием решиться перейти на сторону римлян. Наконец, в силу необходимости они вынуждены были пойти на унизительный поступок — переменить греко-македонского властителя на чужеземного.
 В 197 году несмотря на то, что в Риме на этот год был избран другой консул, друзья Фламинина настояли на том, чтобы за ним было оставлено начальство над войсками в Македонии.
 

 Квинкций Фламинин
 
И Фламинин, будучи теперь только проконсулом, вполне оправдал их ожидания и с успехом выполнил возложенную на него задачу. Весной он объездил всю Грецию, заключил союзы в Аргосе со Спартой, находившейся под властью тирана Нависа, а в Фивах с беотийской республикой. Затем Фламинин направился в Фессалию, чтобы встретиться с Филиппом и по возможности скорее закончить войну решительным сражением. Он нашел Филиппа в Скотуссе, местности, покрытой многочисленными холмами, которые назывались Кинокефалами, то есть Собачьими головами. После того, как Фламинин в обычном воззвании к римским войскам напомнил о славе их предков, а Филипп в речи к своим воинам напомнил о подвигах македонян, началась битва. В этом сражении римляне впервые применили боевых слонов. Филипп был совершенно разбит и бежал с остатками войска через Лариссу в Темпе, а оттуда к себе в Македонию. Отсюда он обратился к победителю с предложением о перемирии. Фламинин собрал представителей от всех союзников, чтобы выслушать их мнения о предложенных ему мирных условиях. Этолийцы непременно требовали лишения Филиппа престола. Но проконсул объяснил им, какой сильный оплот представляет Македония против северных варваров. Этолийцы возразили, что если Филиппу будет оставлено его царство, то они никогда не будут иметь от него покоя. «Заботу об этом я беру на себя», — отвечал на это римлянин.
 На следующий день явился сам Филипп и беспрекословно отдался победителю. Фламинин представил ему мирные условия, совершенно сходные с условиями, предложенными карфагенянами. По этим условиям он должен был ограничиться одной областью — Македонией, обязывался объявить свободными все греческие города в Европе и Азии, вывести из них свои гарнизоны, уплатить тысячу талантов военных издержек и выдать все свои военные корабли, за исключением пяти трёхъярусных галер. Кроме того, Филипп обязывался содержать не более пяти тысяч воинов, не иметь боевых слонов и ни с кем не воевать без согласия Рима. Филипп согласился на эти условия. В Рим с проектом договора отправились послы от имени Филиппа и проконсула; на время же перемирия в качестве заложника римлянам был выдан сын Филиппа, Дмитрий. Сенат утвердил мирный договор и отправил десять представителей в Грецию для приведения в порядок дел новых союзников.
 Таким образом, некогда могущественная Македонская монархия была низведена на ступень незначительного, бессильного государства и навсегда потеряла свое прежнее огромное влияние на Грецию.
 Уничтожение всякой чужеземной морской силы стало теперь правилом римской политики, ибо только таким путем можно было, не имея собственного значительного флота, утвердить за собой необходимое господство на море.
 Суровая участь Филиппа все еще не представлялась грекам слишком печальной. Они даже подозревали, что при заключении мирного договора имел место подкуп. В действительности можно предполагать, что Фламинин спешил заключить мир, чтобы еще иметь возможность в подходящее время встретить вооружавшегося с давних пор Антиоха Сирийского.
 Перед возвращением в Рим для празднования своего триумфа Фламинин разыграл род политической комедии с целью ввести доверчивых греков в заблуждение относительно истинных намерений римлян. Дело происходило как раз во время Истмийских игр. Этот-то именно момент и избрал Фламинин. На эти игры греков явилось гораздо больше, чем когда-либо, так как каждый ожидал услышать, как должна измениться в будущем судьба Греции. Все заняли свои места и приготовились к зрелищу. На середину ристалища вышел глашатай с трубой, чтобы, согласно обычаю, в установленных выражениях возвестить о начале игр. Пригласив всех трубным звуком к тишине и молчанию, глашатай объявил следующее: «Римский сенат и главный военачальник Т. Квинкций вместе с победой над македонянами и царём Филиппом возвращают независимость, свободу от налогов и самостоятельность коринфянам, всем фокеянам, острову Эвбее, магнетам и фессалийцам, перребрам и фтиотийским ахеянам». При этом он назвал поименно все народы, которые были под властью царя Филиппа. Провозглашенное глашатаем объявление возбудило такой сильный восторг, что он помешал сразу вполне его постигнуть. Едва верили тому, что слышали своими ушами, смотрели друг на друга в изумлении и думали про себя, не обольстительный ли это сон. Каждый читал ту же мысль в лице другого и, не решаясь верить ушам своим, обращался вопросительно к сидевшему с ним рядом. Каждый желал не только слышать, но видеть провозвестника свободы. Снова призвали глашатая. Он вернулся и еще раз повторил все им сказанное. Теперь, когда собрание убедилось в достоверности радостного известия, поднялся неумолкаемый крик восторга, раздались оглушительные рукоплескания, и в эту минуту можно было вполне убедиться, что для этого народа не существовало блага выше свободы. Значит, есть же на земле хоть один народ, который, жертвуя своими собственными силами и подвергая самого себя опасности, ведет войну за свободу других и делает это не для своих соседей, не для дорогих и близких ему людей. Нет, он переплыл море для того, чтобы на всей поверхности земли не давать воли беззаконному произволу, а предоставить повсюду господство лишь праву, справедливости и закону. Так гласит бесхитростный рассказ Ливия об этой сцене. Само собой разумеется, что в числе греков немногие проницательные люди ясно видели истинную цену этому новому благодеянию. Они хорошо понимали римскую политику, которая желала на время удовольствоваться малым, чтобы разъединить эти могущественные силы и доставить себе в скором времени мнимым благодеянием многочисленных помощников против ожидаемого более сильного врага. И действительно, Фламинин, несмотря на обещанную свободу, оставил римские гарнизоны в Халкиде и Димитрии.

18. Война с Антиохом Сирийским. Смерть Ганнибала

 (192…189 г. до Р. X.)
 
В то время, как римляне заняты войной с Филиппом, Антиох совершил значительные завоевания в Малой Азии и между прочими подчинил своей власти и греческие города в Херсонесе Фракийском. Это обстоятельство послужило римлянам желанным поводом, чтобы дать почувствовать Антиоху их силу. Для этого после провозглашения свободы всех греческих городов, само собой разумеется, следовало присоединить к Греции также и греческие города в Малой Азии: Смирну, Лампсак и прочие, давно уже относящиеся к владениям Антиоха, а также и Херсонес Фракийский, где Антиох только что вновь отстроил разрушенный город Лисимахию. Тотчас по окончании войны с Филиппом римские послы встретились с Антиохом в Лисимахии и предписали ему очистить указанные города и области. Антиох выразил свое удивление тому, что его принуждают отдать владения и права, унаследованные им самым законным образом от своих предков. Но все возражения Антиоха были тщетны. Римские послы настаивали на том, что он должен очистить Европу и даровать свободу греческим городам в Азии.
 

 Антиох III
 
Несколько лет прошло в переговорах. Антиох долго оставался в нерешительности, ибо желал заранее убедиться, на каких союзников он может рассчитывать в случае войны. В Греции более других были недовольны римлянами это-лийцы, так как считали, что те недостаточно наградили их за свой союз. Со стороны Филиппа также можно было ожидать, что он при первой возможности постарается разорвать наложенные на него узы. Но более всех сгорал нетерпением отомстить гордому победителю за свой глубоко удрученный народ Ганнибал, который уже шесть лет находился во главе карфагенского государства и своим бережливым и мудрым управлением финансами снова привел Карфаген в цветущее положение. Чего можно было бы ожидать от союза этих четырех держав, особенно в том случае, если общими их предприятиями стал бы руководить такой человек, как Ганнибал!
 В самом Риме сознавали опасность, поднимавшуюся на Востоке, и принимали меры, как нельзя более соответствовавшие важности положения. Греческие государства постоянно находились под самым тщательным надзором римских наместников; македонского царя время от времени убаюкивали незначительными милостями и еще большими надеждами; в Сирии пустили в ход придворные интриги; а в Карфаген были отправлены послы, которые должны были потребовать выдачи Ганнибала под тем предлогом, что он находился в подозрительных связях с врагами Рима. Что за дело было римлянам до того, был ли их образ действий благороден и достоин великого народа; лишь бы то, что они предпринимали, приносило пользу государству!
 Ганнибал тотчас же угадал истинное намерение явившихся в Карфаген римских послов и вовремя спасся бегством от угрожавшей ему выдачи (195 г. до Р. X.). Он отправился к Антиоху, который назначил ему местопребыванием город Эфес и в первые дни не отпускал его от себя ни на шаг. Но римские наушники сумели всевозможными сплетнями и интригами настолько сильно внушить подозрение к знаменитому гостю, что царь удалился от него с видимой холодностью и боязнью. Однако присутствие Ганнибала настолько подняло дух Антиоха, что он имел мужество отвергнуть требования римлян.
 Наконец, в 193 году между Сирией и Римом началась война. Антиох рассчитывал на помощь этолийцев, римляне заручились содействием остальных греков. Магическое для греков слово «свобода» послужило приманкой и на этот раз. На собрании представителей всех греческих городов Фламинин объявил им, что римляне будут защищать их свободу в войне с Антиохом так же непоколебимо, как защищали ее, воюя с Филиппом. И на этот раз родосцы и преемник Аттала Эвмен присоединились к Риму. Антиох со своей стороны также держал совет с друзьями. Ганнибал непременно желал перенести войну в самую Италию, ибо утверждал, что Рим можно победить только в самом Риме. Для успешного выполнения этого предприятия Ганнибал требовал 100 галер, 10.000 пехоты и 1.000 всадников. К этим силам он был намерен присоединить карфагенян, а затем вторгнуться в Италию. В то же время Антиох должен был занять Грецию и каждую минуту быть готовым явиться на помощь Ганнибалу. План был превосходный, но, к счастью для римлян, Антиох из зависти к славе Ганнибала пренебрег его советом и решился действовать по своему собственному усмотрению.
 Начало неприязненных действий последовало со стороны Набиса, тирана Спарты. В 192 году он сделал попытку вновь овладеть отнятыми у него пелопоннесскими городами. Вслед за ним поднялись этолийцы, и по их просьбе сам Антиох прибыл с флотом к Димитрии. Ахейцы объявили себя противниками Антиоха. Первым и, конечно, легким военным подвигом Антиоха во время этого похода было взятие города Халкиды. Здесь он расположился на зимние квартиры, отпраздновал свою свадьбу с одной молодой гречанкой, сумевшей заманить его в свои сети, и провел вместе с войском всю зиму в роскошных празднествах. Весной 191 года он с ужасом узнал, что римский консул Акилий Глабрий стоит с войском уже в Фессалии. Антиох выступил ему навстречу и поспешно призвал на помощь своих союзников этолийцев. Но они прислали лишь 4.000 человек. Затем он отступил перед наступавшими римлянами в Фермопильское ущелье. Здесь Антиох был совершенно разбит и из всего своего войска спас около 500 человек, с которыми бежал в Халкиду, а оттуда немедленно переправился в Эфес.
 После этого консул пошел против этолийцев. Овладев их сильно укрепленным городом Гераклеей, Глабрий отверг просьбы этолийцев о мире, он ответил им с возмутительной жестокостью, угрожая знатнейшим лицам цепями и темницей. Тогда этолийцы сосредоточили все свои военные силы в укрепленном городе Навпакте. Глабрий осадил их, но в скором времени при посредничестве Фламинина заключил с ними перемирие и потребовал, чтобы они послали в Рим послов для переговоров о мире. Но послы после недолгих и бесплодных переговоров были высланы из этого города и должны были в течение 14 дней выехать из Италии.
 В следующем, 190 году консул Акилий Глабрий был замещен избранным на его место Корнелием Сципионом, которого сопровождал в качестве легата его знаменитый брат Публий Корнеллий Сципион Африканский. Успешные действия предшественника и три морских победы претора Ливия настолько облегчили Луцию Корнелию Сципиону его дело, что он, не имея надобности долго оставаться в Греции, направился через Фессалию, Македонию и Фракию, а затем через Геллеспонт в Азию. Теперь римское войско действовало на полях древней Трои. Антиох, который считал, что в Азии он свободен от всяких преследований, не обращал никакого внимания на все предостережения Ганнибала. Но теперь он поспешно стянул к себе войска, составлявшие пеструю смесь всевозможных народностей: сирийцев, галатов, каппадокийцев, мидян и арабов; при его войске находились даже верблюды и колесницы с косами. Он встретил римлян при Магнесии, у подошвы горы Сипила. Но войско Антиоха не могло устоять против непреодолимой храбрости и превосходного военного искусства римлян. Антиох был совершенно разбит и спасся ночью с немногими спутниками в Сарды, откуда немедленно бежал через горы Тавра во внутреннюю Сирию. Ни Ганнибал, ни Сципион Африканский не участвовали в этой битве. Ганнибал был отправлен в Финикию, чтобы создать там флот, который должен был уничтожить союзников римлян — родосцев; а Сципион Африканский из-за болезни оставался в Элее.
 Ближайшим следствие победы при Магнесии было добровольное изъявление покорности всеми городами Малой Азии. А пришедший в отчаяние Антиох отправил посольство с просьбой о мире. Публий Сципион, которому было поручено определить условия мира, предписал точно такие же, какие были предписаны одиннадцать лет назад карфагенянам. Царь должен был ограничиться одной Сирией, отказаться от всей Малой Азии до самого Тавра, в течение двенадцати лет уплатить военных издержек 15.000 талантов римлянам и 500 талантов
 Эвмену, выдать всех боевых слонов и весь флот, за исключением десяти кораблей, не предпринимать никакой войны против западных стран, выдать Ганнибала и этолийца Фоаса и дать 20 заложников в обеспечение исполнения мирного договора.
 Антиох дал своим послам полномочие заключить мир на каких бы то ни было условиях, поэтому послы и продолжали свой путь из римского лагеря в Рим, чтобы предоставить мирный договор на утверждение сената. С ними также отправились послы родосцев и сам царь Эвмен, чтобы воспользоваться этим случаем и снова засвидетельствовать свою преданность римлянам. Все они были приняты с чрезвычайной благосклонностью и осыпаны благодеяниями. Римляне, не имевшие еще возможности непосредственно управлять столь отдаленными завоеванными странами, как Фригия, Мизия и Лидия, с притворным великодушием разделили их между родосцами и пергамским царем. Этим они не только приобрели себе двух верных друзей, но в их лице создали для Антиоха несносных пограничных надсмотрщиков, ревниво наблюдавших за каждым его шагом. Огромная дань не только совершенно ослабляла внутренние силы Сирии, но и ставила ее в постоянную зависимость от римлян. Для приведения в порядок дел освобожденных греческих городов в Азию было послано десять римских наместников.
 Насколько на примере Масиниссы, Эвмена и родосцев было показано, как великодушно умеют римляне награждать своих друзей, настолько этолийцы должны были послужить примером того, как строго карает Рим строптивых врагов и вероломных союзников.
 

 Луций Корнелий Сципион Азиатский
 
В 189 году консул Фульвий Нобилиор предпринял против них поход. После того, как этолийцы были почти совсем обессилены, римляне согласились дать им мир на следующих суровых условиях: этот бедный народ должен был заплатить 500 талантов военных издержек и дать обязательство ни с кем не воевать без позволения римлян.
 Таким образом, Рим сделался теперь решителем судеб всего мира. Сила главных государств остальной Европы была сломлена; незначительным же государствам не оставалось делать ничего другого, как добровольно подчиниться власти римлян. Но в этом блестящем периоде могущества Рима уже таились семена будущей гибели. Неисчислимые сокровища, произведения искусства, роскошь и свободные нравы, принесенные в Рим из побежденных стран, внушали серьезное опасение более рассудительным современникам. Самые невоздержанные из полководцев вывозили из греческих дворцов и храмов целыми тысячами домашнюю утварь самой роскошной и искусной работы, картины и статуи. Таковы были Акилий, Фульвий и в особенности Луций Сципион, удостоенный почетного наименования — Сципион Азиатский.
 Между тем Сципионы не избегали зависти. Публий Сципион Африканский, который при всей свой военной суровости любил роскошь и великолепие в обстановке, уже во время своего похода в Испанию подал повод к порицанию. А против его брата Луция Сципиона Азиатского возникло даже подозрение в том, что он был подкуплен Антиохом и вошел с ним в соглашение при заключении мира. Оба Сципиона были приверженцами греческих обычаев и даже хвалились этим. Из-за этого суровый Катон, поборник простоты и умеренности древних римских нравов, перешел на сторону их противников. Нашлись и официальные обвинители, которые перенесли дело в суд преторов; были произнесены обвинительные и защитительные речи, и весь Рим принял участие в этом важном процессе. Суд происходил в годовщину битвы при Заме, и Публий пристыдил своих судей тем, что открыто напомнил о своих подвигах и предложил народу последовать за ним на Капитолий, чтобы возблагодарить там богов за благодеяния, оказанные ими через него. После этого Публий, глубоко оскорбленный и, кроме того, больной, удалился в свое поместье близ Литерна. Состоялся суд и против его брата Луция, и судьи присудили его к денежному штрафу, который он мог внести, продав все свое имущество. Он также удалился из Рима, его друзья выкупили самую необходимую домашнюю обстановку и старались по возможности облегчить его положение.
 Ганнибал, чтобы не быть выданным Антиохом, бежал сперва на остров Крит, а затем нашел убежище у царя Вифинии Прусия.
 

 Римская домашняя утварь
 

 Прусий II
 
В свое время он оказал Прусию большие услуги в войне того с Эвменом. Но едва Фламинин потребовал у Прусия выдачи Ганнибала, как тот дал Фламинину полномочие арестовать Ганнибала. Хотя Ганнибал имел в своем доме семь выходов и среди них некоторые были потайными, ни о каком спасении нечего было и думать, так как дом был окружен воинами царя. На этот случай Ганнибал уже давно имел при себе маленький флакон с ядом. «Итак, — воскликнул он,—дадим, наконец, римлянам возможность избавиться от страха, ибо они не могут дождаться смерти старика! Но победа Фламинина, одержанная над беззащитным и выданным врагом, не будет ни важна, ни достославна. Насколько развратились римляне в нравственном отношении, показывает сегодняшний день. Предки их предупредили Пирра, когда он в качестве вооруженного врага стоял в Италии, о яде, который хотел ему поднести его враг; нынешние же римляне присылают сюда в качестве посла бывшего консула для того, чтобы он склонил Прусия вопреки чести и долгу дать приказание убить своего гостя». Затем, произнеся несколько проклятий Прусию, Ганнибал выпил смертельный яд и умер 70 лет от роду.

19. Вторая Македонская война: Персей, Эмилий Павел Пидна.

 (171…168 г. до Р. X.)
 
Владения Рима расширялись с каждым годом. Между тем сенату все труднее становилось управлять государственными делами. Приобретаемое храбрыми войсками и талантливыми полководцами должно было удерживаться осторожным и благоразумным управлением лиц, стоящих во главе государства. Величие римской политики главным образом проявлялось в дипломатических отношениях, посольствах и действиях наместников. Величайшего удивления заслуживает единодушие, царившее во всей системе управления, начиная от консула и кончая последним должностным лицом, занимавшим самую низшую ступень в государственной иерархии. Все были одушевлены одним направлением, говорили и действовали на основании одних и тех же правил, как бы подчиняясь одному всепроникающему национальному духу и повинуясь одной национальной гордости.
 К числу венценосных правителей, над которыми было необходимо установить особый надзор, принадлежал македонский царь Филипп V. Была учреждена целая сеть шпионов и агентов, обязанных наблюдать за каждым движением этого царя и доносить Риму. Другие шпионы тайно подстрекали соседей жаловаться на притеснения, которые якобы делались со стороны Филиппа; это каждый раз давало римскому сенату повод посылать в Македонию следственные комиссии, которые формально требовали к допросу царя и, то внушительно упрекая его, то предостерегая, то угрожая, напоминали ему о его зависимом положении.
 Филипп слишком хорошо чувствовал на себе тяжелую руку своих повелителей, чтобы с терпением переносить свою участь. Однако же, насколько позволяло присутствие шпионов, Филипп употреблял время дарованного ему мира на то, чтобы пополнять свою казну, свои склады и держать народ всегда вооруженным. Таким образом он действовал в интересах своих преемников, надеясь, что для них настанут более благоприятные обстоятельства. Филипп умер в 179 году в отчаянии от того, что велел отравить своего младшего сына Димитрия, несправедливо обвиненного своим старшим братом Персеем.
 Филипп завещал сыну Персею царство и враждебные замыслы к Риму. Юношеское нетерпение сына послужило обстоятельством, ускорившим окончательную развязку. Хотя вначале Персей как будто и сам придерживался благоразумной политики и посылал даже посольства для возобновления договоров с Римом, однако он с удвоенною поспешностью продолжал подготовку войска, начатую отцом, и старался приобрести союзников.
 

 Персей
 
Все это заметили римские шпионы. Но гораздо больше того, что могли открыть шпионы, обнаружил завистливый и недоброжелательный сосед Эвмен, царь Пергамский. Заключив союз с римлянами, он стал для народов Малой Азии еще невыносимее, чем был для них Антиох. Чтобы сохранить дружбу с римлянами, Эвмен решил сослужить своим покровителям службу шпиона и в 172 году лично поехал в Рим, чтобы тайно предостеречь сенат об интригах Персея, который, как уверял он, привлек на свою сторону все греческие города, женился на дочери сирийского царя Селевка, свою сестру выдал замуж за вифинского царя Прусия II, а самого Эвмена склонял вступить с ним в союз и собрал в складах продовольственных запасов на десять лет. Вследствие этого в Македонию были отправлены послы, чтобы напомнить Персею о договорах, заключенных как с его отцом, так и с ним самим. Послы передали ему это повелительным тоном. Персей отвечал им с сознанием своего достоинства, что он не желает больше быть связанным таким позорным договором и что в данное время чувствует себя настолько сильным, чтобы сбросить то постыдное рабство, каким угнетают римляне своих так называемых друзей. Войны он не ищет и, если хотят предложить ему новый союзный договор на лучших условиях, то он обдумает их. Послы гордо возразили, что после таких речей они вынуждены будут отказать ему в своей дружбе. Тогда царь потребовал, чтобы они в три дня оставили его царство. Почти в то же самое время Эвмен на возвратном пути, проезжая из Коринфского залива в Дельфы по узкой дороге, подвергся нападению убийц и был побит каменьями до полусмерти. Конечно, не обошлось без того, чтобы на Персея не пало подозрение как на главного виновника этого происшествия.
 В 171 году началась война с Персеем. Македонию в качестве провинции получил по жребию консул Лициний, имевший войско в 50.000 человек, в то время как войско Персея насчитывало 47.000.
 При наборе римских ветеранов произошел случай, который может служить примером единодушия римских воинов. 23 центуриона отказались идти в поход, если им не будут предоставлены те же почетные места, которые они занимали прежде. После долгих споров между консулами и военными трибунами один из этих центурионов просил позволение сказать несколько слов народу.
 

 Римский центурион
 
«Квириты! — начал он. — Меня зовут Спурием Лигустином. Я родом из Сабинской области. Отец завещал мне участок земли и хижину, в которой я родился и вырос и в которой живу и сейчас. Он рано женил меня на дочери своего брата. Жена моя родила восьмерых детей. Две дочери вышли замуж, четыре старших сына уже надели на себя мужские тоги, двое еще носят детское платье. Я начал военную службу в год консульства Публия Сульпиция и Квинта Аврелия. Два года я служил простым солдатом в войске, действовавшем в Македонии против царя Филиппа. На третий год Квинкций Фламинин в награду за мою храбрость перевел меня в десятую манипулу копьеносцем. Затем я служил в Испании под начальством консула Катона, который назначил меня центурионом первой манипулы триариев. Затем я добровольно служил солдатом в войске, посланном против Антиоха и этолийцев, и в эту войну Акилий Глабрий произвел меня в первые центурионы первой манипулы. После этого я совершил еще разные походы и четыре раза командовал первой манипулой. Тридцать четыре раза удостаивался я получать награды от полководцев. Я получил шесть гражданских венков, совершил 22 похода и дожил до 50 лет. Таким образом я не обязан больше служить, тем более, что могу поставить за себя четырех сыновей. Но пока полководцы считают меня способным носить оружие, я никогда не откажусь от службы. Военные трибуны могут назначить мне место по своему усмотрению, это их дело; мое же дело будет — никому на войне не уступить в храбрости, чем я отличался всегда и во свидетельство чего призываю всех своих товарищей. Итак, центурионы, вы находитесь в таком же положении, как и я. Я полагаю, что, если мы никогда не возражали начальникам нашим во дни нашей юности, то теперь тем более нам следует выказать повиновение сенату и консулам и считать почетным всякое место, на котором мы можем оказать услугу государству».
 Между тем римские послы объехали все подвластные Риму страны, чтобы повсюду заручиться союзниками. Беотийцы, ахейцы и этолийцы тотчас же присоединились к римлянам; родосцы прислали флот; Эвмен обещал с двумя своими братьями и с отрядом войск присоединиться к консулу в Фессалии. Со своей стороны Персей рассчитывал на иллирийского царя Генция и на фракийского царя Котиса. Но Персей часто поддавался влиянию дурных советников и терпел неудачи вследствие своей скупости. Узнав о высадке римского войска, он сначала хотел вступить в переговоры, но его послы не были даже приняты. Началась война. Персей выступил против консула Лициния Красса и напал на него при Калликине в Фессалии. В конном бою римляне были разбиты и отступили в свой укрепленный лагерь. Персей рассчитывал, что наступил момент, благоприятный для возобновления мирных переговоров, но он не знал гордости римлян: разбитый Лициний потребовал от него безусловной покорности.
 Однако Персей имел на своей стороне огромное преимущество, заключавшееся в гористой местности и в неспособности первых трех посланных против него полководцев. В 170 году Персей разбил и консула Гостилия Марцина. В следующем, 169 году преемник Гостилия, консул Марций Филипп отважился на очень опасный поход через фессалийско-македонские пограничные горы неподалеку от Олимпа. Персей мог его здесь уничтожить, но до того испугался смелости этого предприятия, что покинул свою крепкую позицию и велел выбросить в море свои сокровища, находившиеся в Пелле, и сжечь корабельные верфи в Фессалониках.
 Свои услуги предложил Персею военный отряд галлов, состоявший из 20.000 человек, перешедших через Дунай. Но он, зная своеволие галлов, пожелал принять на службу лишь 5.000 человек; галлы не согласились на это и вернулись к себе.
 В это же время начал войну и иллирийский царь Генций, который был вероломно обманут Персеем. Генций потребовал 300 талантов за свое участие в войне и получил незначительную часть этой суммы. Но как только Генций открыто объявил себя врагом римлян и заключил в темницу их послов, Персей не послал ему остальных денег, считая, что теперь Генций волей-неволей должен вести войну с Римом. Римляне послали против Генция войско под начальством претора Аниция, который завоевал его столицу Скодру, взял в плен его самого с женой и детьми и отвел их в Рим.
 В самом Риме были недовольны тем, что такой ничтожный враг, как Персей, в течение трёх лет доставлял хлопоты прежде столь победоносным римским войскам. Доходили слухи, что в войсках из-за неспособности полководцев господствует беспримерная распущенность и совершенно отсутствует обычная в римских войсках дисциплина. Достоинство республики требовало решительного поворота в войне. На первых же выборах народ единогласно избрал консулом престарелого Эмилия Павла, пользовавшегося уважением за честность. Ему было поручено принять командование всеми войсками в Македонии.
 Этот достойный муж, сына Павла Эмилия, убитого при Каннах, 14 лет тому назад уже был консулом и со славою предводительствовал римским войском в Лигурии. После этого он проводил время в занятии сельским хозяйством и в заботах о воспитании своих детей. Вновь призванный к общественной деятельности, Эмилий Павел немедленно приступил к исполнению возложенной на него обязанности с тем достоинством и твердостью, каких ожидали от него, как от спасителя отечества и народной славы. Он выговорил себе право заменять по своему собственному усмотрению все должности во вверенных ему войсках и оградил себя от интрлг и вмешательства тех лиц, которые ничего не понимали в делах, но тем не менее желали руководить. Для этого он обратился к народу с такой речью:
 
«Граждане! Вы оказываете мне большую честь, признавая меня способным окончить, как приличествует римскому имени, продолжающуюся так долго и с таким позором войну. Разумеется, я возлагаю в этом отношении мои упования на милость богов, но уверяю вас, что употреблю все свои силы и старания, чтобы не обмануть ваших ожиданий. Но для этого (в чем я главным образом и прежде всего нуждаюсь) верьте тому, что я буду писать вам, и не доверяйте пустым слухам! Ибо ничто так не волнует умы, как ложно распускаемые слухи. Здесь есть люди, постоянные посетители харчевен, которые думают начальствовать над войсками в Македонии и безошибочно знают, где следует разбить стан, где построить укрепления, через какие проходы следует вторгнуться, где учредить склады, как распоряжаться подвозами, когда вступать в сражение и когда отдыхать. Затем они произносят приговор полководцу, как будто он стоит уже перед судом, и каждый хочет быть его наставником. Это очень затрудняет главного военачальника, и немногие переносят насмешки и хулы с таким хладнокровием, как некогда Фабий. Я охотно приму наставления и советы, но в таком случае, если те, которые хотят их давать, будут находиться при мне, видеть мое положение и разделять мои опасности. Итак, если кто-либо из вас хочет давать мне советы в войне, которую я должен вести, тот пусть идет со мной в Македонию; я согласен разделить с ним свой корабль, своих лошадей, свою палатку и свой стол. Но кто страшится этого труда, тот не должен и начальствовать надо мною, сидя в своей комнате, а пусть молчит и знает, что мы достаточно уже обсудили все дела в нашем стане».
 
С такой же внушительной речью обратился Эмилий и к вверенным ему войскам. Он нашел в войске беспримерную распущенность. Каждый желал приказывать, и никто не хотел повиноваться, и все показались даже обиженными на то, что он коротко и сухо отдал им приказание заботиться лишь о себе, о своем оружии и об исполнении его приказаний.
 Персей занял укрепленную позицию на реке Эльпне. Обходным движением Эмилий принудил его оставить эту неприступную позицию и отступить к северу. Персей остановился у Пидны и расположился здесь лагерем. Эмилий последовал за ним. Накануне сражения было лунное затмение, которое привело в ужас как римлян, так и македонян. Римляне стучали всякими металлическими орудиями, чтобы этим шумом снова вызвать лунный свет, и поднимали вверх множество факелов и головней, как будто желали зажечь потухший небесный свет. На следующий день военный трибун Сульпиций Гальба объяснил войску естественные причины этого явления. Эмилий приказал принести в жертву луне одиннадцать молодых быков, а на следующее утро двенадцать волов в жертву Геркулесу. Он не тотчас напал на неприятеля, а сначала дал отдохнуть своим утомленным воинам. Вечером 22 июня 168 года стычка передовых войск, ведших коней на водопой, переросла в решительное сражение при Пидне. Столкновение македонской фаланги с римскими легионами было ужасно. Римляне не могли прорвать плотно сомкнутый лес копий. На флангах римлянам удалось прорвать несколько рядов, здесь римляне сначала привели македонские войска в замешательство, а затем и в совершенное расстройство. По уверению историка Полибия, Персей одним из первых обратился в бегство. Скоро оно сделалось всеобщим, и сражение окончилось полным поражением македонян. Последствия этого поражения были решительны. Эмилий Павел сделался повелителем всей Македонии, так как пришедший в отчаяние Персей не думал больше ни о какой обороне, а бежал со своими сокровищами из Пидны в Пеллу, оттуда в Амфиполь и наконец на священный остров Самофракию, где он искал убежища в храме Кастора и Поллукса. Но все было напрасно. Из-за измены одного критянина, который взялся перевезти его во Фракию к царю Коттису, бегство не удалось, и Персей вынужден был сдаться претору и начальнику флота Октавию. Октавий отвез его вместе с детьми и казной на корабле в Амфиполь, а оттуда отправил в стан Эмилия.
 В траурной, темно-серой одежде вступил в римский стан низверженный монарх. Здесь Персея окружила такая огромная толпа любопытных, что он мог пройти в палатку военачальника лишь с помощью ликторов, очистивших ему дорогу.
 Приказав находившимся в палатке остальным военачальникам сидеть, консул встал, сделал несколько шагов навстречу входившему царю и протянул ему руку. Тот хотел броситься к ногам консула, но он не допустил этого, ввел царя во внутреннюю часть палатки и усадил напротив собравшегося здесь военного совета. Первый вопрос, с которым Эмилий обратился к царю, был следующий: «Какое оскорбление привело тебя в столь враждебное настроение, что ты решился предпринять против римского народа войну, в которой рисковал потерять все свое царство?» Все с нетерпением ожидали ответа, но так как царь, опустив глаза в землю, молчал и только плакал, то консул продолжал: «Если б ты вступил на престол юношей, то для меня было бы менее удивительно твое незнание, каким могущественным другом и опасным врагом может быть римский народ. Припомни — ты сам был свидетелем всего этого — веденную твоим отцом войну и заключенный затем мир с нами, который мы соблюдали во всех мельчайших подробностях, и скажи нам, чего желал бы ты больше: вести войну или оставаться в мире с теми, чью мощь в военное время и верность во время мира узнал ты по опыту?» Когда Персей ничего не отвечал и на это, консул продолжал: «Но произошло ли это случайно, или вследствие свойственного людям заблуждения, или же в силу обстоятельств, не теряй мужества! Великодушие, проявленное римлянами к столь многим царям и народам в их несчастии, должно внушить тебе не только надежду, но почти положительную уверенность, что тебе нечего опасаться за свою жизнь».
 Римляне любили хвастать своим обхождением с побежденными врагами и на деле доказали это, обходясь с Персеем деликатно и сообразно с высоким положением павшего монарха. В тот же день Персей был приглашен консулом к столу, и ему были оказаны все приличествующие его сану почести.
 В руки римлян попали неисчислимые сокровища. Бескорыстный полководец не пожелал даже взглянуть на них и велел тотчас отправить все в Рим. Цицерон восхваляет Эмилия именно за то, что он «принес своей семье лишь одно вечное воспоминание о своем имени». Воины же, развращенные потворством прежних начальников и рассчитывающие обогатиться в этой войне, удивлялись строгости, которая не допускала удовлетворить их алчность.
 Эмилий, продолжая командовать войсками, был назначен проконсулом Македонии, и к нему были присланы десять представителей из Рима, которые должны были под его наблюдением преобразовать государственное устройство Македонии. Это царство формально пока еще не должно было стать римской провинцией, а под именем «республики» сохранить кажущуюся независимость. Постановление, изданное сенатом по этому случаю, имело целью ввести в заблуждение побежденных и заключало в себе следующие блестящие фразы: «Македония и иллирийцы будут свободны, чтобы весь мир убедился в том, что римляне прибегают к силе оружия не для того, чтобы порабощать свободные народы, но, напротив, освобождать порабощенные народы. И когда они ведут войну с царями, то она оканчивается победой для римлян и свободой для народов». Действительное же намерение римлян — сделать Македонию бессильной и безвредной — обнаружилось в данном ей государственном устройстве. Под тем предлогом, чтобы необузданная толпа не злоупотребляла дарованною ей свободой, Македония была разделена на четыре республики с главными городами Амфиполем, Пеллой, Фессалониками и Пелагонией. Чтобы как можно более изолировать эти государства друг от друга, было поставлено, что жители их не могут заключать между собой браков и входить в какие-либо торговые сношения. Этим республикам не позволено было также содержать войска. Половина земельной подати должна была поступать в пользу римлян. Обо всем этом было объявлено Эмилием Павлом в созванном в Амфиполе собрании представителей от всех городов. Окруженный блеском римского величия, прочел он с высокой трибуны постановление сената. Серебряные и золотые рудники не должны разрабатываться, ввоз соли воспрещается, не дозволяется рубить корабельный лес ни для себя, ни для других. Все военачальники и царские сановники вместе с их взрослыми сыновьями должны быть отправлены в Италию, чтобы предотвратить возможность нарушения мира.
 Из Амфиполя Эмилий отправился в Эпир, часть жителей которого перешла на сторону Персея, чтобы примерно наказать эту страну совершенным опустошением. Это ужасное поручение Эмилий исполнил с полным хладнокровием. Он приказал выдать все серебро и золото, расположил по всей стране солдат и в один из заранее назначенных дней приказал совершенно разграбить и разрушить около 70 городов и около 15.000 жителей продал в рабство. На этом страшном примере народы должны были узнать, как наказывает Рим отпадающих союзников. Во всех греческих городах существовала римская партия. Ее представители были злостными доносчиками на своих сограждан, главным образом, на тех, которые находились в близких отношениях с Персеем. По этим доносам в Этолии римскими солдатами было схвачено и казнено 550 знатнейших граждан. В ахейском союзе был известный Калликрат, изменник, пользовавшийся особым благоволением римлян. Он представил список из тысячи имен самых уважаемых и достойных граждан, стоявших во главе союза. На созванном по этому случаю собрании представителей союза римляне потребовали смертной казни всем этим лицам, не называя их даже по именам. Когда же к ним обратились с требованием указать, кого именно они обвиняют, один из римлян сказал: «Всех тех, которые занимали какие-либо должности или служили в войсках». Тогда поднялся почтенный и уважаемый грек по имени Ксенон и сказал: «Я один из бывших стратегов и предводительствовал войсками. Но клянусь, что я никогда ни малейшим обазом не действовал во вред римлянам и готов доказать это здесь же, в собрании, или даже в самом сенате». После этого вся тысяча человек, составлявших цвет греческого народа, и в их числе знаменитый историк Полибий, были в качестве рабов посажены на корабль и в 167 году увезены в Италию. Там они, как государственные пленники, были размещены по разным городам, содержались там в течение 17 лет без всякого расследования их дела и только после того, когда 700 человек погибли от лишений, остальные были отпущены на свободу. В войске Эмилия Павла поднялся ропот за то, что он строго преследовал солдат за грабежи. Этим обстоятельством воспользовались его враги в Риме и хотели запретить ему триумфальное шествие. Однако друзья Эмилия и справедливость самого дела одержали верх, и он совершил свой въезд с таким блеском, который превзошел блеск всех предшествовавших триумфов.
 Народ построил на улицах и площадях города множество амфитеатров, чтобы удобнее видеть шествие. Все зрители были в праздничных одеждах; все храмы были открыты и украшены венками; благовонный дым драгоценного фимиама несся из их дверей. Празднество продолжалось три дня. В первый день провезли по улицам в бесчисленных колесницах вывезенные из Греции картины, статуи и другие произведения искусств. На второй день везли завоеванное оружие и доспехи, которые ярко блестели и отражали лучи солнца. Шлемы, щиты, латы, колчаны, конская сбруя, набедренники были искусно сложены в кажущемся беспорядке таким образом, что между всеми этими доспехами возвышались мечи и копья и грозно звенели один о другой. За этими.колесницами шли 3.000 человек и в 750 открытых сосудах несли серебряную монету, а за ними несли серебряные изделия, столовую посуду, кубки и чаши.
 Третий день был самый блистательный. Уже рано утром раздались по улицам трубные звуки воинственной музыки. Шествие открывали назначенные для жертвоприношения 120 жирных быка, их рога были позолочены, а спины и головы украшены лентами и венками. Юноши в изящно вытканных передниках вели к жертвеннику, а сопровождавшие их отроки несли золотые и серебряные сосуды. За ними несли 77 открытых сосудов с полученною в качестве добычи золотою монетой. Потом несли большую чашу для жертвоприношений, вылитую греческим художником по приказу Эмилия из десяти талантов золота и украшенную драгоценными камнями; затем следовало бесчисленное множество золотых кубков и сосудов из казны Персея; в их числе находились многие, которые перешли от полководцев Александра и достались в добычу македонянам еще в Азии.
 

 Триумфальная колесница
 
Затем везли колесницу Персея, на которой лежали его оружие и царский венец. За нею шли пленные дети царя в сопровождении своих плачущих наставников и слуг; по их наставлению, царские дети жалобно протягивали руки к народу. В некотором отдалении от них шел сам Персей в цепях и в траурной одежде. Взоры его были потуплены в землю, он сильно дрожал и выглядел совершенно расстроенным. Позади царя шли его плененные друзья и родственники, подобно ему, печальные и пристыженные. Потом следовала целая толпа носильщиков и несла 400 золотых венцов, поднесенных победителю в подарок греческими городами. Наконец, появился сам Эмилий в великолепной пурпурной тоге, расшитой золотом, с лавровой ветвью в руке. Он восседал на роскошной триумфальной колеснице, запряженной четверкой прекрасных коней, а за ним следовало все римское войско, украшенное лавровыми ветвями, распевая непристойные песни и с надменной осанкой проходя перед зрителями.
 Несчастный царь, осужденный на вечное заточение в темницу, был отправлен в Алвбу. Он умер там от печали в следующем году. Его дети влачили жалкое существование. Не менее тяжела была и судьба победителя, у которого неумолимая смерть похитила двух сыновей, В то самое время, когда Рим готовился к великолепным празднествам по случаю заключения мира, за 5 дней до триумфа, умер 14-летний сын Эмилия. Едва умолкли праздничные ликования, как умер его младший 12-летний сын. Таким образом, Эмилий вдруг остался со всем одиноким. Он был глубоко удручен. Но чувства родительские не заглушили в нем любви к отечеству, и он явился олицетворением готовности самопожертвования, отличавшей римлян в их лучшие времена. В своей речи, обращенной к римскому народу Эмилий сказал: «Слишком велико казалось мне мое счастье, и поэтому я сам не верил ему уже более. Я начинал бояться опасностей в море, когда мне пришлось пересылать в Италию такую громадную сумму царских денег и перевозить победоносные войска. Когда же после счастливого морского плавания все было благополучно доставлено в Италию и мне не о чем было более молить богов, тогда я пожелал, чтобы мое счастье, достигнув своего зенита и начав, по своему обыкновению, склоняться в противоположную сторону, обратило свое непостоянство скорее на мой дом, чем на государство. Поэтому я надеюсь, что раз меня лично постигло тяжкое несчастье, будет предотвращено то бедствие, которое могло бы постигнуть государство, так как в самый день моего триумфа, как бы в насмешку над судьбой человеческой, происходили похороны моих детей».
 Огромные денежные суммы, которыми обогатилась римская государственная казна, дали возможность сенату освободить народ от всех налогов на 24 года. Но прилив такого громадного богатства в Рим имел самые дурные последствия. Римские историки указывают на это время, как на начало упадка нравов. Теперь главной ценностью стали деньги; самое постыдное сребролюбие заглушало всякий зародыш истинных добродетелей. Подобно тому, как римский народ желал быть первенствующим и богатейшим во всем мире, так каждый знатный римлянин стремился к тому, чтобы сделаться первым и богатейшим человеком в Риме. Римский народ выбирал и посылал в провинции полководцев, консулов, преторов, проконсулов, пропреторов и послов, и все эти представители власти были бичом подвластных народов. А так как большая часть этих сановников сменялась ежегодно и каждый из них старался воспользоваться предоставленным ему временем как можно выгоднее для себя, то никогда не кончалось истощение провинций. Управлением в провинциях заведовали пропреторы (т.е. прослужившие положенный годичный срок в должности претора в Риме); те провинции, в которых для поддержания порядка и мира требовалась военная сила, управлялись проконсулами. При них состояли квесторы, т.е. должностные лица по финансовой части, заведовавшие сбором налогов и податей. Но нередко сбором податей занимались откупщики. Внеся вперед в государственную казну доходы с какой-либо провинции, откупщики отправлялись затем в эту провинцию и взимали на месте подати и налоги уже по своему усмотрению.
 Звание наместников представляло для бессовестных сановников самый заманчивый случай к лихоимству и к скоплению колоссальных богатств в руках откупщиков и казначеев, которые нередко соединялись в целые общества для ограбления провинций. Из этих элементов образовалась денежная аристократия, «всадники», находившиеся в одинаково враждебных отношениях как к народу, так и к сословию благородных. Вместо древней простоты римляне стали ценить роскошь и наслаждения, а взамен умеренности и справедливости появились всеобщие алчность и властолюбие. Борьба отдельных личностей, среди которых первое место занимал суровый цензор Марк Порций Катон, с нравственной распущенностью и забвением гражданского долга была безнадежна. Отчаявшись в успехе своих усилий, Катон сказал: «Городу, в котором рыба стоит дороже упряжного вола, помочь уже ничем не возможно».
 Древнее римское благочестие быстро падало. Эллинско-восточное суеверие и безверие, халдейская астрология и вера в гороскопы не замедлили проникнуть в общество. В 204 году в число официально признанных богов была включена фригийская мать богов Кибела. Было отправлено целое посольство, чтобы привезти из Галатии статую богини, представлявшую собой простой, булыжный камень. Служение Кибеле сопровождалось необыкновенно шумными звуками труб и литавр, производилось в роскошной одежде и под конец переходило в оргии.
 Местные жрецы, птицегадатели и гадатели по внутренностям животных, начинали подвергаться насмешкам, и часто слышался вопрос: «Как может авгур при встрече со своим собратом удерживаться от смеха?»

.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история