Балакин В. Творцы Священной Римской империи

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава первая
Генрих I Птицелов: мечта об империи

На заре немецкой государственности
Мужественное решение

23 декабря 918 года король Конрад I лежал при смерти. Подходило к концу его злосчастное правление. За семь лет, отведенных ему Богом, он успел так мало, что потомки не помянули бы его добрым словом, если бы не последний поступок, совершенный им только что. Чувствуя, что на сей раз не оправится от полученных в бою ран (не раз доводилось ему вступать в сражение, да только ратная слава обходила его стороной), Конрад призвал к себе брата Эберхарда и велел ему передать герцогу Саксонскому Генриху знаки королевской власти, пояснив свое неожиданное для брата решение: «Счастье, брат мой, перешло к Генриху, и высшее благо государства находится теперь у саксов. Так возьми же эти инсигнии — золотые запястья, меч древних королей, мантию и корону — и ступай к Генриху, заключи с ним мир, чтобы всегда был он союзником. Что пользы будет, если народ франков вместе с тобой падет перед ним? Ведь все равно он станет королем и повелителем многих народов». На это Эберхард, прослезившись (то ли от умиления мудрым решением отходящего в мир иной, то ли с досады, что самому не бывать королем), ответил согласием.
В ту пору, когда знаменитый саксонский хронист Видукинд Корвейский рассказывал в своих «Деяниях саксов» о самоотверженном поступке короля Конрада I, любили разукрасить правдивый рассказ баснями и легендами, что дает повод историкам в наши дни с недоверием относиться к написанному тысячу лет назад. Некоторые подвергают сомнению и достоверность изложенного выше эпизода — не мог, мол, Конрад поступить подобным образом, обездолить родного брата, добровольно передав власть своему давнему сопернику Генриху Саксонскому, и все это лишь мифы и предания, созданные при оттоновском дворе. Однако у истории своя логика, и о передаче Конрадом Франконским королевских инсигний герцогу Саксонии Генриху упоминают многие источники. Так, анонимный хронист X века, известный как «Продолжатель Регинона», пишет: «Он (то есть Конрад I. — В. Б.) переслал ему скипетр и корону и прочие знаки королевского достоинства»; и итальянский хронист Лиутпранд, епископ Кремонский, сообщает: «Он велел принести собственную корону… также скипетр и все королевское облачение… [и сказал]: “Посредством сих королевских знаков назначаю Генриха наследником и преемником королевского достоинства.…”».
О Конраде I еще пойдет речь, хотя он и не принадлежит к числу главных персонажей нашей книги. Есть что-то трагическое в судьбе этого человека, умершего в молодом возрасте, лет тридцати пяти, после всего лишь семи лет правления. Определенно, Фортуна была неблагосклонна к нему, и он при всех своих немалых достоинствах не сумел (или просто не успел) исполнить свое намерение — создать прочное государство на месте рыхлого образования, именуемого Восточно-Франкским королевством. Нередко можно прочитать пренебрежительные суждения о нем как о неудачнике — не верьте этим мнениям, а верьте Видукинду Корвейскому, написавшему о нем: «Это был человек сильный и могущественный, выдающийся на войне и в мирное время, известный своей щедростью и многими добродетелями … все франки с печалью его оплакивают».
Конрад I умер, успев принять решение, имевшее столь важное значение для исторических судеб Германии и всей Европы. Открылся путь для превращения Восточно-Франкского королевства в Империю Оттонов, знаменовавшую собой рождение Священной Римской империи.

Колыбель нации

Германия, как и большинство старых государств Европы, не может предъявить «свидетельство о рождении». До сих пор ведутся споры о том, что считать началом ее государственного бытия. Представленная в учебниках общеизвестная истина, что из недр Франкского королевства вышли три современных государства — Германия, Италия и Франция, нуждается в некотором уточнении. Если Италия к моменту раздела в 843 году Каролингской империи тремя внуками Карла Великого уже имела многовековую историю собственного государственного развития, а Франция, вернее, Западно-Франкское королевство, и была собственно Франкским королевством Меровингов, подчинившим обширные территории и ставшим империей, то Восточно-Франкское королевство, будущая Германия, явилось новым, никогда прежде не существовавшим государственным образованием. Экспансия со стороны Франкского королевства прервала самостоятельное государственное развитие германских племен на территории между Рейном и Эльбой, но вместе с тем и ускорила их переход от родоплеменного строя к феодализму. Именно благодаря тому, что эти племена или союзы племен в VI–VIII веках были включены в состав Франкского государства, к моменту раздела Каролингской империи у них сформировались все необходимые атрибуты государственности: социальная дифференциация, господствующий класс и королевская власть. Таким образом, специфической особенностью становления немецкой государственности явилось то, что Германское королевство не было самостоятельным образованием, возникшим в результате эволюции родоплеменных отношений, а выделилось в готовом виде как часть распавшейся Каролингской империи.
В результате включения при Карле Великом Баварии и Саксонии в состав Франкского королевства все позднейшие немецкие племенные герцогства оказались в рамках единого государства. Распад Каролингской империи, в правовом отношении санкционированный Верденским договором 843 года, послужил исторической предпосылкой для формирования самостоятельного немецкого государства. Хотя Восточно-Франкское королевство Людовика Немецкого образца 843 года территориально почти в точности соответствовало формировавшемуся при Генрихе I Германскому королевству, в социально-политическом отношении оно не было идентично ему. И все же Верденский договор по своим историческим последствиям имел большое значение для возникновения средневекового немецкого государства, поскольку германские племенные союзы, объединенные в политически самостоятельное государство, образовали поначалу внешнее единство, постепенно перераставшее в единство внутреннее. Среди представителей господствующего класса отдельных племенных герцогств зарождалось чувство общности, обусловленное общностью интересов и всё больше выходившее за рамки этих герцогств, способствуя политическому и личному сближению феодальных господ Восточно-Франкского королевства. Таким образом, Верденский договор 843 года определил внешние рамки, внутри которых в X веке сложилось раннефеодальное немецкое государство.
Вместе с тем следует отметить, что при всем своем непреходящем значении Верденский договор 843 года знаменовал собою не возникновение немецкого государства как одномоментный акт, а начало исторического процесса, важными этапами которого явились избрания на королевский престол Конрада I в 911 году и особенно — Генриха I в 919 году, поскольку только с переходом королевской власти к Саксонскому герцогскому дому Восточно-Франкское королевство формально и по существу окончательно перестало быть частью прежней Каролингской империи, становясь Германией. Таково было неизбежное следствие причин, приведших к возникновению раннефеодального немецкого государства.
Сами же эти причины в общих чертах сводятся к следующему. Внутреннее развитие Восточно-Франкского королевства в IX веке вело к нараставшему ослаблению королевской власти и усилению феодальных господ. В этот период светские феодалы, следуя примеру короля и церкви, превращали свои владения в наследственные вотчины и все активнее втягивали свободных крестьян в феодальную зависимость. Земельные владения феодалов расширялись и за счет королевских земель, жаловавшихся им за службу, а истощение земельного фонда короны неизбежно вело к упадку королевской власти. Не имея возможности платить земельными пожалованиями за службу, король не мог приобретать новых сторонников и удерживать при себе имевшихся. Это вело к тем более негативным последствиям, что по мере феодализации ополчение свободных крестьян, являвшееся прежде важной опорой королевской власти, все более сокращалось. Это перераспределение власти между королем и знатью нашло свое выражение в постепенном упадке центральной королевской власти. Феодалы все больше становились господами в пределах своих владений, и король не мог воспрепятствовать этому.
По мере ослабления центральной королевской власти неизбежно должно было нарастать соперничество среди самих феодалов. Все они стремились к расширению сферы своего господства, что вело к военным конфликтам между ними. Особенно многочисленными были столкновения между могущественными феодальными господами, возглавлявшими племенные герцогства и ставшими ввиду бессилия центральной королевской власти фактически самостоятельными правителями, с одной стороны, и духовными феодалами, епископами и аббатами, а также средними и мелкими светскими феодалами — с другой. Эти феодальные распри таили в себе особенно большую опасность для государства перед лицом внешней угрозы со стороны норманнов во второй половине IX века и мадьяр в первой половине X века. Таким образом, Восточно-Франкское королевство находилось в состоянии глубокого политического кризиса.
Дальнейшее развитие феодальных отношений внутри страны и успешная оборона Восточно-Франкского государства от внешней угрозы, а также реализация характерного для каждого феодального государства стремления к экспансии были возможны лишь при условии преодоления этого кризиса. Коренное отличие Восточно-Франкского (Германского) королевства от Западно-Франкского (Французского) и Итальянского королевств в этот период состояло в том, что в двух последних реализация экспансионистских устремлений была невозможна ввиду феодальной анархии и политической раздробленности, тогда как в первом еще существовали все предпосылки для этого. Гораздо более далеко зашедший процесс феодализации в Западно-Франкском королевстве к началу X века уже повлек за собой возникновение могущественных феодальных владений, хозяева которых, с одной стороны, не нуждались в сильной королевской власти, а с другой стороны, столь прочно подчинили себе средних и мелких феодалов, лишив их какого бы то ни было политического значения, что они не могли служить опорой королю при его попытке укрепить свою власть. В период с X по XII век короли Франции влачили жалкое существование в тени могущественных феодальных сеньоров, таких, как герцоги Аквитанские, Бретонские, Бургундские и Нормандские, графы Анжуйские, Тулузские, Фландрские и Шампанские. Однако ни один из них не мог без поддержки широких общественных сил создать сильное Французское королевство. Аналогичная ситуация сложилась и в Италии, где многочисленные герцогства, графства, епископства, а на севере страны и города находились в состоянии непрерывной борьбы друг с другом.
Иначе обстояло дело в отстававшем в своем феодальном развитии от Франции и Италии Восточно-Франкском королевстве, где существовал широкий слой средних и мелких, а также церковных феодалов, способных оказывать сопротивление формировавшимся крупным феодальным властям в лице племенных герцогств. Играл свою роль и фактор внешней угрозы, вызывавший потребность в сплочении населения для оказания отпора. Таким образом, относительная отсталость в социально-экономическом отношении Восточно-Франкского королевства послужила предпосылкой для того, чтобы раннефеодальное Германское королевство заняло господствующее положение в Центральной и Западной Европе. Для преодоления кризиса Восточно-Франкского королевства в начале X века, видимо, существовали различные возможности, не исключая и того, что могли возникнуть, например, два государства: северогерманское во главе с Саксонией и южногерманское под эгидой Баварии. Однако наиболее приемлемым для широких кругов представителей господствующего феодального класса было сохранение единого государства и создание новой, более авторитетной королевской власти, которая смогла бы, сломив сопротивление племенных герцогов, организовать феодальную верхушку для совместных действий. Нужна была именно новая королевская власть, поскольку Каролинги в значительной мере утратили средства для реализации своей государственной воли, а пришедший на смену им Конрад I изначально не обладал такими средствами.
В начале X века существовали реальные предпосылки для утверждения в пределах всего Восточно-Франкского королевства новой, более сильной королевской власти. Вследствие противоречий в самом господствующем классе сложились в лице духовных, а также средних и мелких светских феодалов достаточно влиятельные общественные силы, заинтересованные в укреплении центральной королевской власти, стремившиеся к восстановлению порядка внутри государства и к организации эффективного отпора внешним агрессорам, что служило важнейшей предпосылкой для упрочения и дальнейшего развития их собственного феодального господства. Таким образом, эта часть класса феодалов являлась потенциальным союзником сильного претендента на королевскую корону и служила движущей силой обновления центральной власти. Кроме того, чувство единства в среде знати в начале X века проявляло себя уже достаточно отчетливо, способствуя тому, что Восточно-Франкское королевство не распалось, а продолжало существовать в качестве государственных рамок для создания нового, более сильного королевства. И наконец, в лице саксонского герцога Генриха тогда явился политик, обладавший всеми необходимыми предпосылками для создания такого королевства.
Особое экономическое, военное и политическое могущество саксонского герцога было обусловлено различными факторами. Герцогство Саксонское было наиболее сильным в Восточно-Франкском королевстве. Во Франкское королевство Саксония была включена позднее других германских герцогств и пользовалась относительной самостоятельностью. В качестве маркграфов, графов и епископов там назначались исключительно местные феодалы. По окончании Саксонских войн и Карл Великий, и его преемники редко появлялись в Саксонии, так что саксонской знати в известном смысле были делегированы королевские властные полномочия. Вследствие этого здесь почти не чувствовалось римское влияние и недостаточно глубоко укоренились франкские государственные учреждения, что замедляло, по сравнению с другими германскими герцогствами, развитие феодальных отношений, а сохранение архаичного уклада, в свою очередь, способствовало поддержанию авторитета саксонского герцога. Позднее включение в состав Франкского королевства, которому предшествовали века самостоятельного развития этого племенного объединения, послужило предпосылкой для сильного развития племенного самосознания саксов, облегчавшего единство действий саксонской знати, которое служило важной основой для усиления герцогства. Тогда как господствующий класс Баварии, Франконии и Швабии раздирали острые противоречия, саксонская верхушка сохраняла единство, в обеспечении которого важную роль играл сам герцог, существенно превосходивший могуществом остальных.
Герцогская власть в Саксонии, в значительной мере самостоятельная по отношению к королю и тесно связанная с духовной и светской знатью всего герцогства, на протяжении нескольких десятилетий непрерывно укреплялась. Важной основой для этого служило чрезвычайно прочное экономическое положение герцога из рода Лиудольфингов, к которому принадлежал Генрих. Уже в IX веке по своим владениям этот герцог существенно превосходил любого другого саксонского магната. В начале X века земельные владения Лиудольфингов еще более расширились. Этот широкий экономический базис герцога Саксонского послужил основой его политической власти. Вместе с тем обширные земельные владения означали господство над большим количеством зависимых крестьян, чем, в свою очередь, обусловливались военная мощь герцога, заметно превосходившая военные возможности прочих саксонских магнатов, и его авторитет сильнейшего из всех саксов. В случае военного конфликта с королем, другими герцогами или прочими магнатами Восточно-Франкского королевства он мог опереться не только на саксонскую феодальную знать, но и на ополчение простых саксов.
Таким образом, герцог Саксонии Генрих был наиболее могущественным в Восточно-Франкском королевстве феодальным господином. Его положение в качестве герцога Саксонии было гораздо более прочным, чем любого другого герцога, а база его власти — несопоставимо более широкой, чем у какого бы то ни было феодального господина, включая и самого короля. Именно поэтому во втором десятилетии X века герцог Саксонский был единственным в Восточно-Франкском королевстве, кто обладал всеми экономическими, политическими и военными предпосылками для создания нового, более сильного королевства в рамках существовавшего Восточно-Франкского государства.

Сильный правитель
Из герцогов в короли

Итак, Эберхард, не воспротивившись воле брата, отходившего в мир иной, взялся доставить королевские инсигнии герцогу Саксонии Генриху. Позднейшее предание разукрасило процедуру передачи знаков монаршей власти преемнику новыми подробностями, о которых не упоминает Видукинд Корвейский: гонцы будто бы застали Генриха за ловлей птиц и долго упрашивали его принять королевское достоинство. Эта легенда сообщает саксонскому герцогу и будущему королю известную народность и простоту, поскольку ловля птиц, в противоположность охоте, была крестьянским, неблагородным занятием. Этот образ короля, занятого ловлей птиц, снискал себе популярность, и за первым правителем из Саксонской династии прочно закрепилось прозвище Птицелов.
Мы уже знаем, какие объективные предпосылки позволили герцогу Саксонскому взойти на королевский престол. Средневековый же человек мыслил скорее поэтическими, нежели социально-экономическими и политическими категориями. Отсюда множество легенд и преданий, в мифологизированном виде отражавших реальное положение вещей. Особый интерес представляют мифы о происхождении народов. Так, древнее предание саксонского племени, пересказанное Видукиндом Корвейским, сообщает, что саксы были остатком македонского войска, которое, следуя за Александром Великим, вследствие внезапной смерти последнего рассеялось по всему свету. Саксы прибыли на кораблях к низовьям Эльбы. Местные жители, тюринги, с оружием в руках встретили пришельцев, но саксы сумели утвердиться на прибрежном участке суши. После продолжительной борьбы, в ходе которой было много погибших с той и другой стороны, противники решили заключить мир на том условии, что саксы получат возможность пользоваться доходом от продажи и обмена, воздерживаясь от грабежей и убийств. Это соглашение соблюдалось много дней, но когда саксам стало нечего продавать, они сочли мир невыгодным для себя.
Тогда-то с корабля саксов и сошел некий юноша, которого украшало множество золотых вещей, и один из тюрингов, шедший навстречу ему, спросил, к чему так много золота на его изнуренном от голода теле. Юноша ответил, что ищет покупателя и готов уступить золото по любой цене, какую бы ни предложили. Тогда тюринг в насмешку над юношей предложил за золото наполнить полу его одежды землей, и сакс тут же согласился, после чего оба довольные отправились восвояси. Тюринга единоплеменники превознесли до небес за то, что он так ловко обвел сакса, в обмен на столь ничтожную вещь став обладателем большого количества золота. Тем временем сакс с изрядной ношей земли вернулся к своему кораблю. Его друзья, узнав, что он сделал, подняли его на смех как безумца, на что тот сказал им: «Следуйте за мной, благородные саксы, и вы убедитесь, что мое безумие принесет вам пользу». Те, хотя и пребывали в недоумении, все же последовали за ним, а он рассеял полученную землю как можно более тонким слоем по соседним полям, после чего занял это место под лагерь.
Тюринги же, увидев лагерь саксов, решили, что с этим смириться нельзя, и стали через послов протестовать против нарушения саксами договора, на что те возразили, что нерушимо соблюдают соглашение, но землей, приобретенной за собственное золото, хотят мирно владеть или же будут защищать ее с оружием в руках. Услышав это, тюринги стали проклинать золото сакса, а того, кого только что восхваляли, объявили виновником большой беды. Охваченные жаждой мести и ослепленные гневом, они беспорядочно ринулись в лагерь саксов, но те, готовые к нападению врагов, одержали над ними победу и по праву войны заняли окрестные территории. Эта историческая область саксов в современной Германии называется Нижней Саксонией. Тюринги на тех землях никогда не селились, но в легенде причудливым образом переплелись правда и вымысел: в самом начале X века герцог Саксонский аннексировал Тюрингию, что, видимо, внесло коррективы в древнее предание.
Прежде чем приступить к рассказу о деятельности Генриха Птицелова на государственном поприще, создавшей предпосылки для последующей коронации его сына императорской короной в Риме, состоявшейся спустя четыре десятилетия, необходимо сделать еще один экскурс в историю, возвратиться к родовым истокам Генриха.
Лиудольфинги, как мы уже знаем, были одним из наиболее могущественных родов в Саксонии. Еще в середине IX века упоминается Лиудольф, дед Генриха Птицелова, в качестве герцога Остфалии, Восточной Саксонии. Здесь, а также в Тюрингии, род владел обширными землями. Лиудольф развернул необычайную политическую активность. Решающее значение имело его участие в отражении набегов датчан. Для обеспечения обороны северных рубежей Восточно-Франкского королевства ему удалось собрать под своим началом всю знать Остфалии. Столь же успешно он оборонял и восточную границу Саксонии. Тем самым он прославился настолько, что современники уже говорили о нем как о герцоге Саксонском. Лиудольф мог именоваться герцогом, поскольку исполнял обязанности маркграфа на датской границе и командовал всем войском. Позднее король Людовик Немецкий официально пожаловал ему герцогский титул. Летописцы и хронисты того времени называли Лиудольфа первым среди князей королевства и относились к нему с соответствующим почтением. Лиудольф, после того как совершил с супругой Одой паломничество в Рим, где получил от папы необходимые реликвии, учредил в 856 году в качестве родового монастыря женский Гандерсгеймский монастырь, аббатисами которого с тех пор были представительницы рода Лиудольфингов. Одна из монахинь этой обители, Росвита Гандерсгеймская, обладавшая немалым литературным талантом, позднее была прозвана «первой немецкой поэтессой», хотя и писала не по-немецки, а по-латыни. Сведениями о том, как создавалась Империя Оттонов, мы не в последнюю очередь обязаны ей. Лиудольф, первый великий герцог Саксонии, умер в 866 году. Супруга Ода пережила его на полвека и умерла в возрасте 107 лет. Она была матерью 10 детей. После смерти Лиудольфа его старший сын Бруно унаследовал герцогское достоинство, вскоре установив свою власть над всей Саксонией. О нем известно лишь то, что в феврале 880 года он нашел свою смерть в бою с норманнами. О его популярности в народе можно судить по тому, что молва называет его основателем города Брауншвейга («Брунсвик», «Поселение Бруно»).
Во главе герцогства встал его брат Оттон, состоявший в браке с Хадвиг, представительницей знатного франкского рода. Генрих Птицелов, родившийся около 875/876 года, был младшим из троих сыновей этой супружеской четы. Оттон Сиятельный, как его прозвали, добился значительной концентрации власти. Когда маркграф Тюрингский Бурхард в 908 году пал в бою с венграми, Оттон, недолго думая, присоединил все его территории к собственным владениям. Подобное самоуправство было возможно в обстановке, царившей тогда в Восточно-Франкском королевстве: королю Людовику IV Дитяте было в то время 15 лет, и за него правили архиепископ Майнцский и епископы Констанцский и Аугсбургский. Эти князья церкви больше заботились о церковных, нежели о государственных интересах, так что именно в этот период упадка Каролингской династии чрезвычайно усилились немецкие племенные герцогства. Оттон Сиятельный бесспорно признавался в Саксонии первым среди князей герцогом. После смерти в 911 году Людовика Дитяти не только саксы, но также франки и все другие германские князья выразили пожелание, чтобы Оттон стал королем, но тот отказался: «Негоже на место дитяти заступать старцу». Ему тогда было 75 лет, и кто знает, не предчувствовал ли он скорое наступление смерти. Через год его не стало, и власть в Саксонии перешла к его третьему по счету сыну — Генриху, старшие братья которого к тому времени умерли.
Мы ничего не знаем о детстве и юности Генриха. Первые сведения о нем относятся к тому времени, когда он уже был взрослым человеком. Генрих, исключительно талантливый правитель, искусный политик, начал приумножать могущество своего рода еще задолго до того, как стал королем. Будучи третьим по счету сыном, он мог рассчитывать лишь на часть отцовского наследства, не надеясь даже на получение герцогского достоинства. В этих условиях ему приходилось самому заботиться об увеличении личного состояния. И он решил эту проблему вполне традиционным способом — путем выгодной женитьбы.
Свой первый брак Генрих заключил в самом начале X века, когда ему было уже около 30 лет. Его избранницей явилась дочь некоего Эрвина, возможно, графа, владевшего большей частью Мерзебурга с прилегающей территорией. Правда, эта молодая особа по имени Хатебург к тому времени уже успела побывать замужем и овдоветь, после чего приняла монашеский сан. Это могло стать неодолимым препятствием для Генриха, поскольку церковь не одобряла браки с «Христовыми невестами», но он не отступился. Хронист Титмар Мерзебургский, рассказавший о перипетиях этого сватовства, сообщает, что Генрих, воспылавший юношеской любовью к Хатебург, настойчиво предлагал ей руку и сердце «ради ее красоты и пользы от наследования богатства». Жених, в глаза не видевший невесты, едва ли мог судить о ее красоте и заочно в нее влюбиться, так что настоящей причиной сватовства было приданое, как отметил автор хроники.
В конце концов брак между ними состоялся вопреки, как и следовало ожидать, решительному протесту со стороны церковных властей. У Генриха и Хатебург родился сын, получивший имя Танкмар, указывавшее на его принадлежность к роду Лиудольфингов. Однако, несмотря на это очевидное признание со стороны Генриха и его клана, дальнейшая судьба мальчика сложилась трагически. Из-за последовавшего вскоре развода родителей и нового брака отца Танкмар оказался в положении словно бы незаконнорожденного сына, к тому же и без достаточных средств к существованию, поскольку Генрих не возвратил приданое бывшей супруге. В глазах современников Танкмар был бастардом, так что в одной из хроник он даже назван «братом короля (Оттона I. — В. Б.), рожденным от наложницы». И Видукинд Корвейский ничего не сообщает о рождении Танкмара в законном браке, хотя и пишет о его матери как об особе благородного происхождения, а его самого наделяет заметными достоинствами, упоминая при этом и о лишении наследства, что впоследствии и послужит одной из главных причин его мятежа против брата, короля Оттона I.
К тому времени, когда Генрих задумал расторгнуть брак с Хатебург, в его жизни произошли весьма важные перемены: как уже упоминалось, еще до смерти отца, Оттона Сиятельного, наступившей в 912 году, умерли оба старших брата, благодаря чему перед ним открылась перспектива наследования герцогского достоинства. На этот случай было бы желательно иметь супругу более знатного происхождения, нежели Хатебург. Внимание Генриха привлекла Матильда из рода того самого Видукинда, который в свое время оказывал весьма упорное и успешное сопротивление Карлу Великому, стремившемуся покорить Саксонию. Как и в первом случае, причиной внезапно вспыхнувшей «любви» Генриха были красота и богатство невесты. В качестве повода для развода он как раз и использовал якобы незаконность заключения брака с Хатебург, принявшей обет монашества. После развода она была вынуждена вернуться в монастырь. Породнившись, благодаря женитьбе на Матильде, с потомками Видукинда, Генрих упрочил свои позиции в Вестфалии, западной части Саксонии, где прежде Лиудольфинги не имели достаточной поддержки. В заключении его второго брака, с Матильдой, важную роль сыграл его отец, герцог Оттон Сиятельный. Он отправил своих людей в монастырь Херфорд, где Матильда воспитывалась у своей бабушки, аббатисы, также носившей имя Матильда, чтобы договориться о свидании с ней Генриха. Лишь после того, как гонцы возвратились с самыми лестными отзывами о девушке, жених сам приехал свататься в монастырь. При этом он, словно бы не доверяя услышанному от других и желая самолично удостовериться, сначала появился в монастыре переодетым, дабы инкогнито посмотреть на невесту. Убедившись в правдивости молвы, Генрих предстал, как подобает герцогскому сыну, перед аббатисой Матильдой, дабы просить руки ее внучки. Получив согласие, он уже на следующий день уехал с невестой, и вскоре отпраздновали свадьбу. Брак, хотя и заключенный по расчету, оказался счастливым. 23 ноября 912 года родился первенец, в честь деда, герцога Оттона Сиятельного, названный Оттоном — будущий король Германии, творец и первый правитель Священной Римской империи Оттон I, еще при жизни прозванный Великим. Судьба словно бы дала деду возможность убедиться, что род его продолжился, и через неделю 75-летний старик испустил дух. Потом у Генриха с Матильдой родятся еще два сына и две дочери.
Ко времени его непродолжительного брака с Хатебург относится первая самостоятельная политическая акция Генриха. Отец поручил ему военный поход против далеминцев, племени полабских (то есть живших по берегам реки Лабы, как ее называют чехи и поляки, или Эльбы) славян. При этом, очевидно, определенную роль сыграло положение Мерзебурга, полученного Генрихом в качестве приданого, на границе со славянами. Отсюда было удобно начинать военную операцию. Генрих одержал над славянами легкую победу, впрочем, обернувшуюся весьма нежелательными для саксов последствиями: далеминцы позвали на помощь венгров, которые, не заставив просить себя дважды, напали на Саксонию, жестоко опустошив страну, перебив и уведя в неволю множество ее жителей. Венгры, с начала X века неоднократно нападавшие на южногерманские области, стали теперь угрозой и для севера. Прародиной этого финно-угорского народа, родственного финнам, эстонцам и ряду народов России, был Южный Урал, откуда они мигрировали в Центральную Европу, поселившись в Паннонии, где проживают и по сей день. В первой половине X века они были настоящим бичом Центральной и Южной Европы, заставив современников вспомнить о некогда грозных гуннах. И Генриху Птицелову, и сыну его Оттону I не раз придется иметь дело с ордами венгров (мадьяр), на своих неказистых с виду, но быстрых скакунах внезапно вторгавшихся в пределы Германии, причинявших страшные опустошения огнем и мечом и столь же стремительно, не дав опомниться противнику, удалявшихся в собственные пределы. Империя Оттонов рождалась в борьбе с венграми, став защитницей христианской Европы от страшной угрозы, которую несли эти язычники-кочевники.

***
Как помним, за год до обретения Генрихом достоинства герцога Саксонского в Восточно-Франкском королевстве произошли важные перемены: в 911 году умер Людовик Дитя, и с его смертью пресеклась восточнофранкская линия Каролингов. Согласно древнегерманскому обычаю, признававшемуся и Каролингами, королевство было собственностью королевского дома. Учитывая это, правитель Западно-Франкского королевства Карл Простоватый мог заявлять о своих наследственных правах на восточную часть бывшей Каролингской империи. Однако германские племена не признали этих притязаний. После того как герцог Саксонский Оттон Сиятельный отказался от предложения вступить на королевский престол, представители франконской и саксонской знати собрались в ноябре 911 года в расположенном в Верхней Франконии Форххайме и избрали новым королем герцога Франконского Конрада из рода Конрадинов. Бавария и Швабия, очевидно, представленные в Форххайме уполномоченными послами, присоединились к сделанному выбору. Этот выбор четырех племен свидетельствовал, что их общность, сформировавшаяся за десятилетия существования Восточно-Франкского королевства, была им важнее принадлежности к государству Каролингов, еще продолжавшему существовать у западных франков. Разъединение двух частей бывшей Каролингской империи, начавшееся Верденским договором 843 года, завершилось. Исторические пути Франции и Германии разошлись.
Зато притязания западного Каролинга на Лотарингию сперва увенчались успехом: еще за несколько дней до смерти Людовика Дитяти лотарингские магнаты во главе с герцогом Регинаром перешли к Карлу Простоватому. Тот поспешил занять Лотарингию. 1 января 912 года он уже находился в Меце, а в середине зимы направился в Эльзас. Однако там ему не удалось закрепиться. Новый германский король Конрад I с успехом утвердил германский суверенитет над Эльзасом, но Лотарингия осталась за Карлом Простоватым. Возможными причинами перехода к нему лотарингцев могли служить их напряженные отношения с другими германскими племенами, а также опасение лишиться своей самостоятельности. Для самого Карла Простоватого это событие имело эпохальное значение: отныне он присвоил титул «короля франков», который некогда носил Карл Великий. Лотарингия, благодаря расположенным на ее территории обширным владениям Каролингского дома, стала главной опорой его власти. Кто обладал Лотарингией, тот мог претендовать на политическое наследие Карла Великого — вот почему Генрих Птицелов, когда придет его время, приложит все силы для овладения ею.
Несмотря на то, что своим королевским достоинством Конрад I был обязан не собственному королевскому происхождению, а избранию представителями племен, то есть в первую очередь герцогам племен, он задумал править как Каролинг. В этом заключалась его роковая ошибка. Вознамерившись продолжать политику Каролингов, направленную на устранение племенных герцогств как промежуточной властной инстанции, стоящей между королем и его подданными, Конрад I вступил в конфликт с теми, кому был обязан приходом к власти. Борьба с ними поглотила все его силы и послужила главной причиной того, что итог его правления в целом был неудовлетворительным. В Баварии, Саксонии и Швабии утвердились племенные герцоги, правившие как суверенные государи. Власть короля фактически не распространялась за пределы его племенного герцогства Франконии. Он не сумел утвердить авторитет королевской власти ни внутри государства, ни во взаимоотношениях с соседями. Лотарингия была потеряна, а мадьяры совершали на страну свои опустошительные набеги. Как внутри-, так внешнеполитическое положение Восточно-Франкского королевства оставалось угрожающим.
Не сложились у Конрада I отношения и с новым герцогом Саксонским — Генрихом. Началом конфликта послужило требование нового короля, чтобы Генрих отказался от Тюрингии, аннексированной его отцом, герцогом Оттоном Сиятельным. Как и следовало ожидать, Генрих не стал выполнять это требование, более того, наложил руку на саксонские и тюрингские владения важного союзника и советника короля — архиепископа Майнцского Хаттона. Это был, как пишет Видукинд Корвейский, человек хотя и незнатного происхождения, но обладавший проницательным умом. Молва приписывала ему многочисленные хитроумные проделки, и саксонский хронист рассказывает историю о том, как Хаттон, дабы помочь себе и Конраду, задумал извести Генриха. Он пригласил герцога на пир, предварительно заказав изготовить золотую цепочку, дабы почтить его этим подарком. Зайдя к мастеру с целью посмотреть на работу, он, рассматривая цепочку, вздохнул. Мастер спросил его о причине вздоха, на что тот ответил, что цепочка эта должна быть обагрена кровью наилучшего мужа, дорогого ему Генриха. Мастер, услышав это, промолчал, а когда работа была сделана и отдана, попросил позволения отлучиться и, выйдя навстречу Генриху, сообщил ему о том, что случайно узнал. Герцог страшно разгневался и, призвав к себе посла, прибывшего к нему с приглашением от архиепископа, наказал ему: «Иди и скажи Хаттону, что шея у Генриха не крепче, чем у Адальберта». Имелся в виду дальний родственник герцога Саксонского, ранее изведенный, как гласила молва, хитроумным архиепископом.
Такова легенда, имевшая реальной подоплекой борьбу короля Конрада I с герцогом Саксонским. Сам же герцог Генрих не только сумел спастись от коварных происков, но и вышел победителем в начавшейся вооруженной борьбе. В 915 году брат Конрада Эберхард с войском напал на Саксонию, но близ города Эресбург был наголову разбит. Рассказ Видукинда Корвейского, все симпатии которого были на стороне Генриха, об этом походе брата короля полон сарказма: Эберхард, приблизившись к городу, будто бы надменно заговорил, что ничто не беспокоит его так, как то, что саксы не осмелятся показаться ему на глаза, и он не сможет с ними сразиться. Эти слова были еще на его устах, как саксы, стоявшие в миле от города, ринулись навстречу ему и, когда завязалось сражение, учинили такое избиение франков, что барды, воспевшие эту схватку, вопрошали, где же та преисподняя, которая может поглотить такое количество убитых. Эберхард же, избавившийся от опасения, что саксы не покажутся ему на глаза, ибо воочию узрел их, постыдным образом спасся бегством.
Король Конрад, узнав о неудаче, постигшей брата, собрал войско и сам повел его на Генриха, который уже поджидал его в крепости Грона, близ современного Геттингена. Обратимся опять к рассказу Видукинда, дабы узнать, как на сей раз разворачивались события. Король, безуспешно попытавшись взять крепость приступом, решил вступить в переговоры с Генрихом. Через послов он пообещал ему, что в случае добровольной капитуляции будет считать его не врагом, а другом. Как раз во время этих переговоров появился некий граф Титмар, человек, весьма искусный в военном деле, многоопытный и хитростью своей превосходивший многих смертных. Подойдя к Генриху, он спросил, где разбить лагерь для войска. И Генрих, уже опасавшийся было, что придется сдаться франкам, вновь почувствовал прилив уверенности, услышав о прибытии подкрепления. В действительности же Титмар говорил это лишь для вида, ибо пришел в сопровождении всего пятерых человек. Когда Генрих спросил, сколько у него войска, тот ответил, что может вывести до 30 отрядов. Послы короля, введенные в заблуждение, доложили ему об услышанном, и франки еще до рассвета покинули лагерь. Так Титмар хитростью одолел тех, кого герцог Генрих не мог победить оружием. Больше мы ничего не знаем о столкновениях Генриха Саксонского с королем.
Но как бы то ни было, Конрад I не сумел подчинить своей воле самого могущественного из своих соперников — герцога Саксонии. О том, что было дальше, мы уже знаем. Эберхард, сообщивший Генриху последнюю волю покойного брата и заключивший с ним мир, до конца хранил верность новому королю Германии.

Некоронованный император

И тем не менее, несмотря на решение Конрада I, определяющее значение при возведении Генриха I на престол имело избрание его представителями высшей знати. Более того, тот факт, что его избрание состоялось спустя около пяти месяцев после смерти Конрада, заставляет предположить, что магнаты Восточно-Франкского королевства не могли сразу договориться, кто должен стать новым королем. Голосование за Генриха I проходило в мае 919 года во Фрицларе, на границе Франконии и Саксонии. Участие в нем приняла саксонская и большая часть франконской знати, тогда как остальные франконские магнаты и баварцы провозгласили королем Арнульфа Баварского. Швабия проигнорировала те и другие выборы, хотя, как сообщают хроники и анналы, по крайней мере часть швабского духовенства изъявила готовность поддержать герцога Саксонии.
Наиболее подробно об избрании нового короля рассказал Видукинд Корвейский. Когда во Фрицларе собралась саксонская и франконская знать, известный нам Эберхард представил, как выразился хронист, «всему народу франков» (долго еще будет жить память о Франкской империи) Генриха в качестве достойного претендента на королевский престол. Затем архиепископ Майнцский Херигер, преемник злополучного Хаттона, предложил Генриху совершить обряд помазания и коронации, однако тот отказался, смиренно заявив, что ему довольно и того, что по милости Божией и братской любви его назвали королем, а помазание и корона подобают более достойным, сам же он не заслужил такой чести. Слова эти пришлись по душе собравшимся, и они, вскинув вверх правую руку, возгласами одобрения (так называемая аккламация, уходящая корнями в древнегерманскую старину, о чем писал еще древнеримский историк Тацит) приветствовали нового короля. Генрих I довольствовался простым одобрением со стороны знати, проигнорировав формальную процедуру помазания и коронации (что, впрочем, не мешало ему впредь называть себя королем и красоваться на печатях в королевской короне), и это, как вскоре выяснилось, имело вполне определенный смысл и свидетельствовало о его предусмотрительности: уже к моменту избрания он просчитал свои действия на много шагов вперед. Естественно, иерархам церкви не понравилось, что новый король пренебрег церковным благословением, и они прозвали его мечом без рукоятки. Генрих же, словно протягивая руку примирения обескураженному архиепископу Майнцскому, назначил его эрцканцлером, вторым после короля человеком в королевстве. Был вознагражден за свои старания и Эберхард, возведенный новым королем в достоинство герцога Франконского.
И все же, несмотря на весь такт и предусмотрительность Генриха Птицелова, начало его правления оказалось трудным и не предвещало триумфальных успехов. Однако то, что спустя некоторое время его признала королем вся высшая знать, включая баварскую и швабскую, свидетельствует о большой проницательности покойного короля Конрада: за Генрихом Саксонским действительно стояли весьма влиятельные общественные силы, на которые он мог опираться в своей политике.
Сколь бы прочным ни было положение Генриха I в момент избрания королем, он не мог сразу же подчинить центральной власти всех герцогов: слишком укрепились их позиции за время правления последних Каролингов. У нового короля был только один путь к успеху — достижение компромисса с герцогами. Этим путем он и пошел. Чтобы иметь возможность для достижения взаимопонимания с герцогами, Генрих I уже в день своего избрания во Фрицларе продемонстрировал, что отходит от политики предшественника, опиравшегося в борьбе против герцогов на поддержку церкви — вот почему он отказался от предложения архиепископа Майнцского Херигера совершить обряд помазания. Этот отказ вовсе не означал, что новый король идет на конфронтацию с церковью. Напротив, он всегда сохранял взаимопонимание с епископатом. В день своего избрания Генрих I хотел лишь показать, что никому не отдает предпочтения и готов со всеми сотрудничать.
Несмотря на демонстрацию Генрихом I своей готовности к компромиссу, герцоги Баварский и Швабский не сразу признали нового короля, которому пришлось прибегнуть к силовому решению проблемы. Он начал с герцога Швабского Бурхарда, представлявшегося менее опасным противником. Король воспользовался благоприятной для себя ситуацией. Бурхард, постоянно сталкивавшийся с трудностями внутри своего герцогства, в то время был вынужден вести еще и борьбу с юго-западным соседом, королем Верхней Бургундии Рудольфом II. Когда Генрих I с войском вторгся в Швабию, Бурхард покорился ему без боя. Однако король, желая привлекать на свою сторону более милосердием, нежели силой, ограничился лишь принятием присяги от побежденного противника, оставив за ним не только власть в герцогстве, но и право повелевать церковью Швабии с единственным исключением: назначение епископов оставалось королевской прерогативой, но и при этом он обещал принимать во внимание ходатайство герцога.
Затем король двинулся в Баварию, герцог которой Арнульф достиг такого могущества и заявлял о таких притязаниях, которые угрожали единству королевства. Здесь Генриху пришлось столкнуться с ожесточенным сопротивлением. Арнульф укрылся за стенами Регенсбурга, столицы своего герцогства, приготовившись к долгой осаде, но потом счел за благо сдаться на милость королю. Теперь уже не могло быть и речи о притязаниях Арнульфа на королевскую корону, но зато Генрих оставил за ним весьма широкие герцогские полномочия. Таким образом, обоим южногерманским герцогам король предоставил в обмен на признание своего королевского достоинства большие права, особенно в отношении церкви. Под политикой Конрада I была подведена черта. Наладив отношения с герцогами, Генрих I достиг единения с ними, тем самым восстановив единство на территориях, составлявших Восточно-Франкское королевство. Теперь он мог всецело посвятить себя решению внешнеполитических задач.
Прежде всего Генрих I обратил свои взоры к Лотарингии. Лишь возвратив ее в состав своего королевства, он мог существенно расширить материальную базу собственной королевской власти, ибо именно здесь, в центральной области Каролингской империи, располагались по обоим берегам Рейна наиболее обширные коронные владения.
Ситуация в Лотарингии создавала благоприятные предпосылки для реализации Генрихом I своего замысла. Герцог Лотарингский Гизельберт, сын упоминавшегося Регинара, вынашивал весьма честолюбивые замыслы, задумав устранить короля Карла Простоватого, чтобы самому занять королевский престол. Он поднял мятеж против Карла, предварительно постаравшись раздачей подарков и щедрых посулов привлечь на свою сторону знать, и провозгласил себя независимым правителем Лотарингии. Однако Карл сумел подавить сопротивление Гизельберта, который был вынужден спасаться бегством. По сообщению хрониста, он в сопровождении всего лишь двоих спутников бежал за Рейн к Генриху Птицелову, у которого и оставался на протяжении некоторого времени, живя в изгнании. Позднее Генриху удалось примирить короля западных франков с Гизельбертом, которому было возвращено герцогское достоинство и на которого немецкий король возлагал, как позднее выяснилось, определенные надежды.
Однако мир сохранялся недолго. Карл, воодушевленный успехом в Лотарингии, захотел большего и перешел со своим войском границы, установленные Верденским договором 843 года, чтобы аннексировать Эльзас, на который уже покушался после смерти Людовика Дитяти, но который, как мы помним, сумел тогда отстоять король Конрад I. Карл уже дошел было до Вормса, однако затем спешно отступил, получив известие, что в городе собираются верные Генриху люди, так что германскому королю на сей раз не пришлось даже применить оружие.
Карл Простоватый был вынужден отказаться от своих намерений, и летом 921 года наметилось его сближение с Генрихом. Оба короля встретились в Лотарингии и заключили перемирие до дня святого Мартина (11 ноября). Еще до истечения этого срока произошла их очередная встреча, в этот раз на Рейне, близ Бонна, в ходе которой они подписали мир. Согласно предварительной договоренности, достигнутой через послов, уже 4 ноября Карл был на левом берегу Рейна, в Бонне, а на противоположном берегу стоял Генрих, и оба короля, разделенные рекой, могли на расстоянии приветствовать друг друга. 7 ноября 921 года произошло главное событие — встреча двух королей на корабле, стоявшем на якоре посреди Рейна напротив Бонна. В заключенном тогда договоре о дружбе «король западных франков» признал Генриха I «королем восточных франков», то есть германских племен к востоку от Рейна. О Лотарингии не было сказано ничего определенного, однако выбор места встречи на границе между королевствами, а также тот факт, что свидетелями Карла выступали лотарингские князья церкви, в том числе архиепископы Кёльнский и Трирский, косвенно доказывают, что эта исконная каролингская область тогда еще рассматривалась как составная часть Западно-Франкского королевства.
Однако, несмотря на Боннский договор, вопрос о Лотарингии был далек от урегулирования. Генрих, хотя и воздерживался до поры до времени от попыток овладеть этой столь важной для него территорией, все же не упускал ее из виду, дожидаясь благоприятного момента для достижения своей цели. И последующие события действительно благоприятствовали ему. В 922 году западнофранкские магнаты, недовольные Карлом Простоватым, в пику ему избрали при поддержке Гизельберта Лотарингского своим королем Роберта, герцога Французского. Роберт и прежде поддерживал личные контакты с Генрихом I, а в начале 923 года они провели переговоры, встретившись на берегу реки Рур, на лотарингской территории. О достигнутых соглашениях ничего не известно; они, очевидно, соответствовали Боннскому договору. Вскоре после этого Роберт пал при Суассоне в сражении против Карла, который, в свою очередь, в результате предательства попал в плен и больше не вернулся к власти. Западно-Франкское королевство вступило в период анархии.
В том же 923 году герцог Рудольф Бургундский наследовал Роберту в качестве короля Франции. Соответственно традициям своей семьи Рудольф обращал больше внимания на район Луары — Роны, а кроме того, у него не было правовых оснований претендовать на Лотарингию, какими обладали Каролинги. В свою очередь Гизельберт, являвшийся союзником покойного Роберта, отказался признать Рудольфа. Тогда же часть лотарингской знати обратилась за поддержкой к правителю Германии. После того как Рудольф захватил одну из ключевых крепостей в Эльзасе, Гизельберт и архиепископ Трирский, являвшиеся предводителями, соответственно, светской и духовной аристократии, также обратились за помощью к Генриху I. В результате непродолжительного военного похода 923 года тот овладел бассейном реки Мозель и территориями по Маасу. Когда же спустя два года герцог Лотарингский Гизельберт перешел на сторону французского короля, Генрих I прибыл с сильным войском в Лотарингию. Ситуация складывалась исключительно благоприятно для него: власть короля Рудольфа, репутация которого потерпела значительный ущерб вследствие постигших его неудач, была чрезвычайно слаба. Так и случилось то, о чем лаконично поведал французский хронист Флодоард: «Все лотарингцы присягнули Генриху». Гизельберт был вынужден дать заложников, хотя и сохранил многие из своих прежних прав: он и впредь чеканил собственную монету, проводил в известной мере самостоятельную внешнюю политику и временами даже влиял на избрание епископов, что являлось королевской прерогативой.
Дабы крепче привязать к себе Гизельберта, Генрих I выдал за него свою дочь Гербергу и официально признал его герцогом Лотарингии в составе Германского королевства. Хотя французский король и не попытался изменить ситуацию, однако, насколько нам известно, формально не признал утрату Лотарингии. Тем не менее на рейхстаге, проводившемся Генрихом I в ноябре 926 года в Вормсе, появился некий король Рудольф, в котором исследователи усматривают правителя Франции. У нас нет точных сведений о том, как складывались отношения между королями этих соседних стран, однако, согласно господствовавшим тогда представлениям, Рудольф, совершив визит в Вормс, тем самым признал над собой верховенство Генриха I. Лотарингия, некогда являвшаяся самостоятельным королевством, стала одним из германских герцогств. С момента лишения Карла Простоватого власти лотарингцев более ничто не связывало с Каролингской монархией. Присоединение Лотарингии к Германии обеспечило последней превосходство над Западом, дало ей перевес, послуживший важной социально-экономической и политической предпосылкой для возникновения Империи Оттонов. Есть все основания считать, что в 925 году, когда лотарингцы присягнули Генриху I, произошло одно из важнейших событий не только в немецкой, но и в европейской истории.
Во Франции тем временем продолжалась борьба группировок, причем противоборствующие стороны искали поддержки у могущественного немецкого правителя. Главными противниками короля Рудольфа были его прежние союзники — граф Вермандуа Хериберт, державший в заточении Карла Простоватого, сам Каролинг по мужской линии, и граф Гуго Французский. Оба они посещали с дружескими визитами Генриха I. В 929 году умер Карл Простоватый, и спустя некоторое время Гуго опять перешел на сторону короля Рудольфа. Тогда Хериберт, которому грозила утрата Реймса и Лана, в свое время отобранных у французского правителя, обратился за помощью к немецкому королю, присягнув ему в качестве вассала. Это была так называемая «присяга дружинника», не сопряженная с предоставлением лена и не имевшая государственно-правового значения, но тем не менее подобная присяга нередко приносилась по политическим соображениям. Таким образом, этот акт не являлся признанием немецкого короля в качестве сеньора вместо французского. Однако своей цели Хериберт не достиг. Король Рудольф сорвал его планы, направив герцога Франконии Эберхарда, брата короля Конрада I, к Генриху I, дабы тот предоставил ему заложников и заключил с ним мир. Этот шаг короля Франции можно расценивать как молчаливый отказ от Лотарингии.
Для Генриха I активно действовавший правитель Рудольф был гораздо более ценным союзником, чем ненадежный граф Вермандуа. Когда и герцог Гизельберт пришел со своими лотарингцами на подмогу Рудольфу, в результате чего им удалось совместными усилиями взять Сен-Кантен, одну из крепостей графства Вермандуа, Хериберт снова отправился ко двору германского короля. Интересам Генриха I не отвечало полное поражение Хериберта, однако он лишь по завершении победоносных войн против мадьяр, славян и датчан направил представительное посольство в составе герцогов Гизельберта и Эберхарда Франконского и нескольких лотарингских епископов к Рудольфу, чтобы они выступили посредниками в заключении перемирия с Херибертом.
В июне 935 года на лотарингской территории состоялась встреча трех королей. Ее целью должно было стать заключение прочного мира вместо прежнего перемирия. Здесь Генрих I встретился с королями Франции и Бургундии, которые оба носили имя Рудольф. Были улажены внутрифранцузские разногласия. Рудольф Французский заключил мир с Херибертом, который должен был получить обратно некоторые из своих владений, прежде всего Сен-Кантен, после чего также примирился с ним. С обоими Рудольфами Генрих I заключил договор о союзе и дружбе, по своему реальному смыслу означавший признание гегемонии Германского королевства над своими более слабыми соседями. Эта встреча трех королей явилась вершиной славы и могущества Генриха I. Он был тогда самым влиятельным правителем в Западной Европе, достойным претендентом на императорскую корону, однако болезнь и вскоре последовавшая за ней смерть не позволили ему довести дело до логического завершения.
И все же сколь бы впечатляющими ни были успехи, достигнутые Генрихом I на Западе, подлинное испытание на прочность ему довелось выдержать на Востоке, в борьбе против опаснейшего противника — мадьяр. При этом ему на первых порах пришлось претерпеть немало неудач. В 919, 924 и 926 годах король не сумел дать отпор полчищам мадьяр, совершивших грабительские набеги на различные области Германии. Они разграбили и сожгли, перебив значительную часть братии, знаменитый монастырь Санкт-Галлен (сейчас в Швейцарии), крупнейший культурный центр Каролингской империи, а затем Восточно-Франкского королевства. Масштабы постигшей катастрофы были бы еще больше, если бы монахи заблаговременно, как только донеслась весть о приближении врага, не перевезли книги и церковные святыни в монастырь Райхенау, расположенный на острове в Боденском озере, куда мадьярам было не добраться.
Сам Генрих в 926 году пытался противостоять мадьярам в Саксонии, по которой те прошлись, как пишет Видукинд Корвейский, предавая огню города и селения и совершая повсюду такое кровопролитие, что причинили величайшее опустошение. Король после неудачного для него сражения был вынужден укрыться в крепости Верла, не рискнув еще раз вступить в бой, поскольку, сообщает хронист, в борьбе против столь жестокого племени не мог положиться на воинов, еще не опытных и привыкших лишь к внутренней войне. Видукинд, близко к сердцу принимавший постигшее родину несчастье, патетически восклицает: «Какую резню учинили в те дни венгры, сколько они сожгли монастырей, об этом, полагаем, лучше умолчать, чем вновь повторять описание наших бедствий».
Однако в этих несчастных для германского правителя обстоятельствах ему улыбнулась удача: к нему в руки попал один из предводителей мадьяр, в обмен на освобождение которого и выплату большой ежегодной дани удалось заключить перемирие на девять лет, распространявшееся, вероятно, на всю Германию, поскольку в последующие годы мадьяры не совершали набегов не только на Саксонию, но и на другие герцогства. В этом Генрих I наглядно возвысился над герцогами племен, проявив себя королем — защитником интересов всего королевства. Период перемирия был использован для организации обороны: по всей стране строились крепости, гарнизоны которых формировались из «воинов-крестьян», поочередно занимавшихся крестьянским трудом, строительством укреплений и несением военной службы. Предполагалось, что в случае очередного набега мадьяр за стенами этих бургов должны будут найти убежище все жители сельской округи, а потому в них создавался стратегический запас продовольствия. Поскольку многие из этих крепостей впоследствии стали полноценными городами, центрами ремесла и торговли, современники и потомки восславили Генриха Птицелова как «строителя городов». Некоторые из уже существовавших городов, еще не имевших надежных укреплений, в те годы обзавелись поясом каменных стен. По велению короля создавалось также новое конное войско, способное потягаться с прославленной мадьярской конницей.
В непосредственной связи с подготовкой к отпору мадьярам находилась завоевательная политика в отношении западных славян. Как пишет хронист Видукинд Корвейский, Генрих I предпринял эти походы, чтобы испробовать в деле новую конницу. Поздней осенью 928 года он вторгся на территорию одного из племен полабских славян, гаволян, и, пользуясь холодным временем года, когда застыли реки и болота, обычно служившие естественной защитой, захватил их главный город Бранибор (ныне Бранденбург, давший название целой исторической области и федеральной земле Бранденбург в современной Германии). При этом князь гаволян Тугумир был пленен и уведен в Саксонию. Затем Генрих I двинулся против племени далеминцев (славянское самоназвание гломачи), издавна тревоживших своими нападениями соседнюю Тюрингию, и, сломив упорное сопротивление защитников, овладел их главным городом Ганой (видимо, Яна близ Ризы на Эльбе). Для удержания завоеванной территории он повелел возвести бург Мейсен. Весной 929 года Генрих I вместе с герцогом Арнульфом Баварским (наглядное свидетельство того, что восточная политика короля становилась общегерманским делом) вторгся в Чехию и дошел до Праги, заставив князя Вацлава I признать себя его данником.
Этих военных походов оказалось достаточно, чтобы соседние славянские племена, среди которых Видукинд Корвенский упоминает еще ободритов, вильчан и ротарей, признали над собой верховенство германского короля. Когда ротари, возмущенные чужеземным господством, подняли в августе 929 года восстание, увлекая собственным примером и другие славянские племена, им уже не удалось изменить нового соотношения сил на славяно-германской границе: они были разбиты саксонским войском в сражении у бурга Ленцен, а сам бург был взят немцами. С тех пор господство Генриха I на Востоке упрочилось. Восточная граница его королевства была защищена поясом зависимых, плативших дань племен. И все же, несмотря на все свои победы, он не смог (или не счел нужным) непосредственно включить эти славянские территории в состав своего королевства. Славяне по-прежнему жили под властью своих князей и лишь выплачивали германскому королю дань. Уже тогда покорение славян-язычников сопровождалось их христианизацией, особенно тех племен, которые поддерживали наиболее тесные отношения с немцами. На славянских территориях, пограничных с Саксонией, началось возведение первых христианских храмов. Как и в Каролингскую эпоху, феодальная экспансия на земли язычников совершалась мечом и крестом.
***
Дабы отдохнуть от ратных дел и заняться делами государства, Генрих в середине сентября 929 года прибыл в свою любимую саксонскую резиденцию — Кведлинбург, где в присутствии епископов, графов и прочих магнатов огласил важные решения. Прежде всего он пожаловал супруге своей Матильде в качестве вдовьей доли (того, чем она могла владеть после его смерти) пять городов (в том числе и Кведлинбург). Присутствовавший при этом их старший сын Оттон дал на то свое согласие. Оттону шел тогда семнадцатый год, и пора было подумать о супруге для него. Генрих самолично решил, что достойной женой наследника германского престола будет англосаксонская принцесса Эдгит. Брак с ней и был заключен. К тому времени Генрих I уже установил порядок престолонаследия, согласно которому его старший законный сын (то есть Оттон, а не Танкмар, оказавшийся в положении бастарда) должен был стать преемником. Женитьба на англосаксонской принцессе Эдгит, сестре королей Этельстана (924–940) и Эдмунда (940–946), должна была закрепить это установление, придать ему особую значимость.
При этом сложилась весьма пикантная ситуация. В том же 929 году, когда произошли упомянутые выше важные события, у семнадцатилетнего Оттона уже родился сын от некой знатной славянки, возможно, представительницы княжеского рода племени гаволян, против которых Генрих I недавно вел войну. Ребенку дали имя Вильгельм, не принятое в роду Лиудольфингов, обозначив тем самым, что мальчик не включается в число его представителей и что, следовательно, ему уготована участь незаконнорожденного, внебрачного сына наследника престола. Вместе с тем новорожденный не был и полностью отвергнут, брошен на произвол судьбы. Он предназначался для духовной карьеры, а потому должен был получить надлежащее образование. Вильгельм в этом весьма преуспел. Отмечают хороший стиль писем, сочиненных им на латинском языке. Кроме того, он обладал познаниями в области канонического права, проявлял интерес к истории и литературе. В возрасте всего лишь 25 лет этот незаконнорожденный сын (в данном случае представляется неуместным обидное слово бастард) становится архиепископом Майнцским, предстоятелем самой крупной и влиятельной епархии в Германии. Блестящая карьера! На этом ответственном посту он обнаружит незаурядные способности государственного деятеля, однако, как увидим далее, своей строптивостью, особенно в вопросе об учреждении Магдебургского архиепископства, доставит немало хлопот отцу, Оттону I. Возможно, в этом проявилась затаенная обида, никогда не прорывавшаяся у него столь явно, как у братьев короля, Танкмара и Генриха.
Впрочем, на что было обижаться? Вильгельм не мог не понимать, что вступление в брак для наследника престола — дело не личной привязанности, а государственной важности. Тогда решал не юный Оттон, а его отец, король Генрих I, в планы которого не входила женитьба сына на славянке, хотя бы и знатного происхождения. Решив посвататься к англосаксонскому королю Эдуарду Старшему (901–924), Генрих I отошел от традиции королей Каролингской династии, предпочитавших заключать браки с представительницами местной знати. Это новшество не осталось незамеченным современниками. Саксонская поэтесса X века Росвита Гандерсгеймская, написавшая историю Оттона I, объяснила обращение к англосаксам за невестой тем, что король «не захотел искать ее в собственном королевстве». Вместе с тем обращение именно к англосаксам не было случайным. Оно объяснялось потребностью новой королевской династии Лиудольфингов, насчитывавшей тогда всего лишь 10 лет, в самоутверждении. Благодаря женитьбе Оттона на англосаксонской принцессе они породнились с древним саксонским королевским домом, ведшим свое происхождение от короля-мученика Освальда и пользовавшимся репутацией благочестивого рода. Правитель Уэссекса в ответ на сватовство германского короля прислал сразу двух невест на выбор. После того как Оттон остановил свой выбор на Эдгит, ее сестра Эдгива досталась в жены Людовику, брату короля Верхней Бургундии Рудольфа II. Благодаря этому родству в Бургундии усилилось немецкое влияние. Позднее, когда Оттон I уже стал королем, Рудольф II в знак уважения к нему прислал в Магдебург, любимую резиденцию Оттона и Эдгит, мощи св. Иннокентия, которые вместе с уже имевшимися там мощами св. Маврикия должны были создать славу этому городу, считавшемуся в Средние века столицей Немецкого Востока.
Эдгит прибыла в Саксонию с подобающей ей свитой, и пока она была королевой, из Английского королевства к ее двору постоянно стекались изгнанники и просители, благодаря чему у Оттона I всегда был повод для вмешательства в дела островного королевства. Особенно сильным было его влияние на короля Эдмунда, который старался снискать благосклонность своего зятя. В браке с Эдгит у Оттона I родились сын Лиудольф и дочь Лиутгард, сыгравшие важную роль в оттоновской династической политике.
***

После успешного проведения завоевательных походов против полабских славян Генрих I решил, что располагает достаточными силами для борьбы с мадьярами. На съезде знати в Эрфурте в 932 году постановили прекратить уплату им дани. Когда, как и ожидалось, весной следующего года появилось большое мадьярское войско, положение дел было уже не то, что прежде. Сразу же обнаружилось, сколь невыгодна была на сей раз ситуация для мадьяр: даже их старые союзники далеминцы, четверть века тому назад впервые указавшие им путь в Саксонию, отказались предоставить обычную помощь, а вместо этого, как пишет Видукинд, бросили им в качестве дара жирного пса. Однако решающая перемена заключалась в том, что в состав войска, с которым Генрих I ждал неприятеля, входили представители всех германских племен, ощущавшие собственное единство перед лицом противника. 15 марта 933 года в Тюрингии на реке Унструт близ селения Риаде, точное местоположение которого неизвестно, войско Генриха Птицелова одержало важную победу. Хотя мадьяры не были уничтожены, а, как сообщает Видукинд, большей частью бежали, эта первая победа немецкого короля над грозным противником произвела сильное впечатление по всей Германии. Упоминания о ней содержатся во всех саксонских, баварских, франконских и швабских анналах: она всех взволновала, поскольку всех касалась. Эта победа возвысила авторитет Генриха I, послужила для подданных последним подтверждением его права быть королем: Господь, даровав ему столь славную победу, отметил его знаком особой благодати. Более того, по рассказу Видукинда, войско прямо на поле победной битвы провозгласило Генриха отцом отечества, повелителем и императором, а слава о его могуществе и доблести разнеслась среди соседних народов и королей. При всей комплиментарности тона хроники, о чем, конечно, не следует забывать, главное то, что Генрих Птицелов обрел, как в свое время Карл Великий, авторитет, привычно выражавшийся титулом императора. Идея империи вновь витала в воздухе.
В 934 году Генрих I, получив тревожное известие о бесчинствах норманнов на смежных с Саксонией территориях, отправился на север, чтобы обеспечить безопасность на северной границе, как он незадолго перед тем сделал на восточных рубежах королевства. Норманны давно уже стали грозой для прибрежных областей Западной и Южной Европы. Внезапно появляясь у морского побережья и в устьях рек, а иногда и проникая по рекам в глубь территории на своих судах драккарах, она грабили и убивали, не встречая сколь-либо серьезного сопротивления. Под именем «норманны» скрывались норвежцы и датчане. Саксы издавна вели борьбу с датчанами. Как помним, в одной из схваток с ними более полувека назад погиб дядя Генриха Птицелова герцог Саксонский Бруно. На сей раз германскому королю в результате единственного военного похода удалось покорить датского короля Кнубу и принудить его к выплате дани и принятию христианства. Благодаря этой победе Генриха I были устранены последние остатки норманнской угрозы на севере Германии и созданы благоприятные условия для распространения христианства среди скандинавских народов.
Весьма показательна эволюция, которую претерпели цели и образ действий Генриха I за время его правления: если вначале он отошел от каролингской традиции, то по мере упрочения своей власти все больше возвращался к ней. В последние годы правления его политика определялась в основном этой традицией. Не следует искать здесь противоречие — напротив, в этом скорее проявилась последовательность. Поскольку Конрад I, пытавшийся следовать каролингской традиции, потерпел неудачу, Генрих I был вынужден иными способами укреплять свою власть. Когда же ему в союзе с герцогами племен это удалось, он начал в качестве противовеса власти герцогов все больше опираться на епископов, тем самым возвратившись к каролингской традиции, но, в отличие от своего предшественника, на основе упрочившейся королевской власти. Благодаря этому каролингская традиция, в свою очередь, стала играть роль силы, способной содействовать дальнейшему укреплению королевской власти, что дало Генриху I возможность поставить себе на службу церковь, которая при Конраде I фактически претендовала на равную с королевской властью роль. Возврат Генриха I к каролингской традиции начался еще в 922 году, когда он назначил архиепископа Майнцского королевским капелланом и приступил к созданию своей придворной капеллы, как при Карле Великом. Соответственно, всё больше епископов появлялось в его окружении, а в 926 году после смерти герцога Швабского Бурхарда он установил свою непосредственную власть над церковью Швабии.
В последние годы своего правления Генрих I стал обращать пристальное внимание и на Италию. Герцог Баварии Арнульф в 934 году совершил поход за Альпы, чтобы добыть для своего сына Эберхарда корону Итальянского королевства. Хотя это амбициозное предприятие Арнульфа закончилось неудачей, однако сам факт, что герцог Баварский, как в свое время и герцог Швабский Бурхард, проводит самостоятельную итальянскую политику, для Генриха I явился сигналом тревоги: самостоятельная внешняя политика герцогов противоречила интересам центральной королевской власти. Как сообщает Видукинд Корвейский, Генрих, будучи на вершине могущества, задумал совершить поход в Италию, но болезнь помешала ему осуществить задуманное: «Итак, покорив все окрестные народы, он решил отправиться в Рим, но, сраженный недугом, прервал путь».
Вероятнее всего, это был поход за императорской короной. Намерение Генриха было столь серьезно, что даже тяжелая болезнь заставила его лишь «прервать» поход, но не отказаться от него вовсе. Правда, возобновить поход ему уже не удалось. Хотелось бы заострить внимание читателей на этом весьма важном эпизоде из истории зарождения Священной Римской империи. Дело в том, что некоторые историки подвергли сомнению само сообщение Видукинда о намерении Генриха Птицелова отправиться в Италию, считая его результатом мифотворчества так называемой оттоновской историографии, то есть хронистов X века, прославлявших деяния правителей Саксонской династии. По их мнению, у Генриха едва ли могла возникнуть мысль о походе в Италию, ибо подобное намерение противоречит всему, что мы знаем о характере и поступках этого короля — здравомыслящего прагматика, чуждого всякого рода авантюризма. Как раз наоборот: всё, что мы знаем о нем, свидетельствует, что его поход в Рим за императорской короной явился бы логическим продолжением всей его предшествующей политики, подготовившей необходимые предпосылки для воссоздания в Западной Европе империи. Генрих проявил себя исключительно искусным правителем, сумев наладить отношения с непокорными герцогами Швабии и Баварии и возвратить в состав своего королевства Лотарингию. Отвоевание Лотарингии, родины Каролингов, где находилась и столица Карла Великого город Ахен, имело важные последствия: в этом уже просматриваются очертания будущей оттоновской внешней политики. Обладание Лотарингией обеспечивало фактическое преобладание Восточно-Франкского королевства над Западно-Франкским, что являлось важнейшей предпосылкой для проведения имперской политики. Вместе с тем Лотарингия символизировала собой права наследования каролингской имперской традиции, ибо там более, чем где-либо, была жива эта традиция, которую теперь, таким образом, наследовала Саксонская династия. Еще большее значение для упрочения королевской власти и возвышения личного авторитета Генриха I имела одержанная им в 933 году победа над мадьярами. Когда Видукинд рассказывает о чествовании короля-победителя, о том, как войско провозгласило его отцом отечества и императором, мы имеем дело не только с литературной традицией, воспоминанием о временах Древнего Рима, когда легионеры возводили в императоры своего предводителя. Как когда-то Карл Великий, теперь Генрих I обладал властью, оправдывавшей в глазах окружающих притязания на право называться императором.
По Видукинду, Генрих Птицелов стал императором благодаря одержанной победе, и в ином оправдании его императорская власть не нуждалась. А имел ли сам король намерение совершить обряд коронации в Риме, по примеру Карла Великого? Прямых указаний на сей счет источники не содержат, однако есть ряд косвенных свидетельств, позволяющих утвердительно ответить на этот вопрос. Итальянский хронист Лиутпранд Кремонский сообщает, что Генрих I приобрел у короля Верхней Бургундии Рудольфа II так называемое Священное копье, которое считалось копьем Константина Великого и в качестве такового давало право претендовать на его наследство, то есть на Италию и императорскую корону. Есть все основания предположить, что именно это и имел в виду Генрих Птицелов, приобретая драгоценную реликвию ценой уступки целого города Базеля с округой в придачу. Поход Генриха I в Рим за императорской короной явился бы не только логическим продолжением, но и блистательным завершением всей его государственно-политической деятельности.