Андреевский Г. Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1930-1940 годы

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава шестая
ВРАГ

Геббельс о «так называемой русской душе». – Письма из Германии. – Фашистская
пропаганда. – Немецкая земельная реформа в России. – Гимназии и школы. – Фашисты
шутят

День 22 июня 1941 года вошел в историю России как день вероломного нападения
фашистской Германии на Советский Союз. В германском календаре тех лет этот день был
назван «Днем начала всемирной освободительной войны от большевизма».
Фашисты не оспаривали факта своего нападения на Советский Союз. Однако
зачинщиками военных действий в Европе считали «европейские демократии». Гитлер
говорил по этому поводу: «В 1939 году коварным заговором демократов, жидов и масонов
Европы Германия была втянута в войну». Фюрер, наверное, имел в виду вступление в войну
Англии после вторжения немцев в Польшу, с которой у англичан был соответствующий
договор. Своего вторжения в Польшу Гитлер, надо полагать, началом войны не считал.
Из-за нарушения пакта о ненападении и договора о дружбе с СССР Гитлера совесть не
мучила. В своем же нападении на «первое в мире государство рабочих и крестьян» фашисты
видели святую миссию по защите Европы и европейской цивилизации от варваров. В июле
1942 года имперский министр пропаганды доктор Геббельс в еженедельнике «Das Reich»,
или, понашему, «Империя», разразился статьей, которую озаглавил «Так называемая русская
душа». В ней он писал: «… Нельзя сомневаться, что интернациональное жидовство
противопоставило нам в лице организованного им тупого и безвольного человеческого
материала востока (то есть нас. – Г. А .) наиболее опасного врага… Если он будет побежден,
то не будет более угрозы, которая нас могла бы устрашить хоть на миг… Восточные
кочевники будут отогнаны в свои степи».
Эту статью Геббельс писал под впечатлением боев за Севастополь. Из-за всего того,
что пришлось претерпеть там фашистам, у их главного идеолога вырвалась такая фраза:
«Звериная дикость, с которой противная сторона ведет эту войну, является лишним
доказательством величины опасности, угрожающей нам». С вождями наций такое бывает:
сначала втравят свой народ черт знает во что, а потом его же стращают поражением и
звериной дикостью противника.
А пугал Геббельс немцев такими словами: «Невозможно вообразить себе последствия,
которые повлекли бы за собой попытки перенести на нашу землю применяемую там систему.
Она привела бы к полному господству интернационального жидовства в Европе. Наш народ
был бы предан подлой животности примитивной расы и истреблен ею в лице своей наиболее
ценной части». Тут доктор, наверное, имел в виду членов нацистской партии, СС, гестапо и
пр.
В самом начале войны немцам для храбрости хватало водки или шнапса. Фронтовики,
видевшие немцев в первый день войны, заметили, что они были пьяные. Скоро они
протрезвели.
В дневнике немецкого солдата, убитого под Ленинградом осенью 1941 года, читаем:
«… Дождь. Мы больше не выходим из своих окопов. Все у нас мокро и грязно. Мечты об
отпуске. Рассказываем друг другу о прежних временах. Мечтаем о теплых постелях, о
кулинарных удовольствиях, музыке, театре. Как все это далеко… Дождь не перестает…
Переход… Заполье сильно обстреливается. Чуть только поднимаешься, надо опять
ложиться… Бараново… Идем дальше… Уничтожающий огонь со стороны русских…
Окапываемся… Пятая рота удерживает позицию… Убит генерал Мудьферштедт…
Окапываемся. Пулеметный и противотанковый огонь… Всю ночь стучат зубы. Без одеял в
мокрой одежде… Идем дальше по Лужскому шоссе… Всюду на дорогах кресты… Русские
нападают на разведывательный отряд. Работает русский гранатомет. Шестнадцать русских
танков лежат на дороге, частью сожженные. Всюду трупы русских… Запах мертвечины…
Дождь…»
Не зря так волновались и переживали за своих сыновей, мужей, братьев и отцов их
близкие в Германии.
В своих письмах на фронт некоторые из них уже в начале войны высказывали
невеселые мысли. «… Жаль, что из-за этих красных разбойников, – писала своему мужу
жена по имени Элизабет, – многие солдаты должны жертвовать своей жизнью… Я надеюсь,
что ты, Ганс, к осени вернешься домой. Думаю, к тому времени вы кончите с Россией». Жена
другого солдата, Альма, более умная, чем Элизабет, писала следующее: «… Ты пишешь о
конце войны. На это еще не похоже, так как у англичан еще много земель, куда можно уйти,
а у нас уже нет солдат, чтобы их занимать. Подумай, сколько их еще нужно, чтобы занять
Россию. Что с нами будет?» Умной женщиной была и мама солдата, которого звали Арно.
Она писала своему сыну: «… Снова в специальном сообщении объявлено о больших
успехах. Но что это значит в таком гигантском государстве, как Россия!»
С приближением зимы письма стали еще печальнее. «… Я уже теперь замерзаю от
одной мысли – быть зимой в России», – писала одна немка.
Возможно, мудрости этим немецким женщинам прибавляли английские
бомбардировки. Жена фронтовика по имени Гильда 16 августа 1941 года писала своему
мужу: «В последние дни часто воздушные тревоги. Мы уходим ежедневно в убежище. В
берлинском бомбоубежище, где сидит тысяча человек, очень интересно… „Томми“ (так
немцы называли англичан. – Г. А. ) появляются каждую ночь. Мы к этому привыкли». Другая
жена сообщала своему мужу: «С первого сентября я обязана ходить с ребенком в
бомбоубежище при каждой тревоге, иначе придется платить тридцать марок штрафа… На
военной трудовой повинности получаю полторы марки в день, квартиру и бесплатное
питание».
Этим женщинам уже в августе 1941 года было несладко. И когда одна из них
воскликнула в своем письме: «Ах, Густав, если бы окончилась война с Россией! Это так
долго тянется! На такой срок никто не рассчитывал!» – мне невольно подумалось: каково же
им стало в мае 1945-го? А ведь совсем недавно руководители страны обещали сделать
Берлин столицей Европы!
Среди писем были, конечно, письма и побойчее, в них чувствовалась «национальная
идея», вера в победу, ну и, конечно, ненависть к нам. Вот, например, что писал некий Франц
Хайкер своему приятелю, Фрицу, на фронт: «Будь постоянно бдителен и осторожен, так как
мы слышим по радио о том, что эти большевики коварны и хитры, к тому же жестоки. Бои и
успехи наших походов небывалые, и навеки войдет в историю то, что сделали вы, храбрые
воины. Как счастлив ты, Фриц, что можешь причислить себя к этим отважным бойцам и
принять участие в освобождении мира от большевиков».
Высказывались в письмах и более практичные мысли, например такие: «… истребляйте
партизан, ибо попасть к ним в руки хуже, чем погибнуть геройской смертью». В ответных
письмах тоже было мало веселого. «Кажется, что движемся мы не так уж быстро, – писал
один рядовой, – так как эти собаки русские защищаются и дерутся до последнего».
Чтобы вести бои с такими «собаками», приходилось и немцам тренировать свою волю.
Практиковали такой способ: перед боем ложились на землю и над каждым проезжал танк
или самоходное орудие. Говорили, что помогает. Больше, правда, воспитывали словом.
Внушали солдатам, что Красная армия расстреливает пленных, а летчикам, так тем вообще
сразу перерезает горло. Обучали также, как надо вести себя в отпуске, что отвечать на
тревожащие население вопросы. Если спросят, предупреждала инструкция, когда же,
наконец, закончится война, – надо отвечать: «Тогда, когда мы победим». Если скажут: «Мы
сыты войной по горло» – отвечать: «Если бы мы говорили так прошлой зимой и в сорок
первом – сорок втором годах, то русские теперь находились бы, может быть, уже в нашей
стране!»
«Промывали мозги» немецким солдатам и «пропагандистские отряды» Геббельса.
Участники их находились на передовой рядом с солдатами. Они же исполняли и
«чекистские» функции.
Радиоприемники у немцев во время войны не изымались, зато в Германии был налажен
выпуск так называемых «народных приемников», которые принимали только немецкие
радиостанции. Слушать «вражеские голоса» было запрещено под страхом смерти. Ну а когда
звучали военные сводки, немцы в ресторанах должны были прекращать всякие разговоры и
слушать. За нарушение этого правила грозил штраф. Для улучшения настроения по радио
много передавалось легкой музыки. Геббельс по этому поводу как-то сказал: «Германская
армия не нуждается в симфониях. Легкая музыка больше нравится немецкому солдату».
Фразу же «Когда я слышу слово „культура“, я спускаю предохранитель своего браунинга» он
заимствовал у фашистского писателя Йоста.
Геббельса можно понять. Культура не помощник в деле разрушения и смерти, и как ни
прекрасна немецкая классическая музыка, а фокстроты немецкому солдату были
действительно ближе. Чужды были немецким солдатам также идеи международной
солидарности трудящихся и общественной собственности на землю. В России немцы видели
страну крестьян и антисемитов и с учетом этого вели в ней свою политику и пропаганду. Не
случайно же газета «Фельдцайтунг» в сентябре 1941 года призывала оберегать хозяйства
крестьян в занятых областях России, поддерживать в деревнях порядок, чтобы крестьяне не
бросались в объятия коммунистов.
Поначалу, особенно перед войной, некоторые немецкие пропагандисты высказывали по
отношению к России благие намерения. В издаваемых Верховным командованием
германской армии «Сообщениях для войск» можно было прочитать, например, такое:
«Германский солдат не грабит… не воюет против женщин и детей… Он есть солдат
культуры, и потому он уважает то, что другому народу свято».
Но по мере того как война все больше и больше ожесточала сердца и мысли немцев, их
благие намерения по отношению к нашему населению постепенно улетучивались. Уже в
октябре 1941 года при осаде Ленинграда немецким войскам было приказано стрелять в
женщин и детей, если они попытаются перейти через кольцо блокады. «Чем меньше едоков в
Ленинграде, – говорилось в секретном приказе, – тем длительнее там сопротивление, и к
тому же каждый беглец способен к шпионажу и партизанщине. Все это стоит жизни
немецких солдат».
Сломить волю противника к сопротивлению помогала пропаганда. Велась она в
основном с помощью листовок, которые служили пропуском на территорию противника.
Наши разведчики брали их с собой, отправляясь в тыл, так как авиация наша далеко не
сразу стала летать над занятой врагом территорией. Оставляли немцам листовки и
политработники при отступлении. В наших листовках были такие слова: «Долой
кровожадный фашизм Германии!», «Гитлер – это война. Немецкий солдат, он шагает по
колено и в твоей крови». Под картинкой, изображающей кресты на могилах, стояла такая
подпись: «Немецкие солдаты, если хотите избежать этого, переходите в Россию рабочих и
крестьян». Листовки убеждали немцев в том, что Красная армия заботится о том, чтобы со
всеми перебежчиками и пленными хорошо обращались и чтобы после войны они
благополучно вернулись домой. Листовки призывали: «Немецкие рабочие и крестьяне в
шинелях, не боритесь против русских рабочих и крестьян, ваших братьев… К нам,
товарищи!»
В этих листовках чувствовалась рука агитаторов первых революционных лет России.
Именно оттуда шли эти «рабочие и крестьяне в солдатских шинелях». Впрочем, может быть,
это отчасти было правильно, ведь среди немецких солдат было немало детей рабочих, еще
так недавно симпатизировавших коммунистам и маршировавших по улицам немецких
городов под красными знаменами с приветствием «Рот фронт».
Ну и немцам, надо сказать, было что поначалу сказать нам. Издаваемые в Вязьме
«Новое время», в Клинцах «Новый путь», в Смоленске «За Родину» и прочие газеты под
прежними, близкими советским людям лозунгами – «земли крестьянам, мира народам и
хлеба голодным!» – неустанно разоблачали сталинский режим и призывали работать на
Германию.
Иногда на страницах газет можно было прочитать такие призывы, как, например:
«Русские люди! Вместе с дружественным народом Германии напряжем все силы, чтобы
неустанным трудом в тылу содействовать окончательной победе над иудобольшевизмом!»
Разоблачая сталинскую пропаганду о росте населения в СССР, газета писала: «…
Заявления коммунистических пропагандистов о счастливой жизни, увеличении роста народа
и снижении смертности безусловно верно лишь в отношении к жидовской части населения.
Лихорадочно подготавливая войну, большевики затрачивали на нее большую часть
народных средств, и почти все остальное шло на содержание жидовско-партийной верхушки
с ее холуями – орденоносцами, знатными стахановцами, „героями“ и прочими, вкладывалось
в бешеную пропаганду с восхвалением Сталина, поглощалось бессмысленными стройками и
попросту расхищалось».
Ужасам сталинского режима противопоставлялись прелести режима гитлеровского.
«Что отнял у русского крестьянина Сталин – возвратил Гитлер», – писали немцы и
распространяли листовки с «Декларацией Германского правительства о частной
собственности крестьян на землю в освобожденных районах». Декларация была подписана
имперским министром Розенбергом 3 июня 1943 года. В ней говорилось: «Основой передачи
земли в частную собственность является плановое землеустройство, проводимое согласно
Постановлению о новом порядке землепользования от 15 февраля 1942 года. Земля, которая
при проведении этого землеустройства по поручению Германского Управления была
отведена крестьянам для постоянного единоличного пользования, признается частной
собственностью этих крестьян… Правом на землю пользуются все, обрабатывающие землю
своим трудом. Наравне с крестьянами… землей будут наделены… все имеющие на нее
право, но временно отсутствующие крестьяне, как, например, находящиеся в настоящее
время на работах в Германии, на военной службе, военнопленные, военнослужащие Красной
армии и эвакуированные или сосланные советской властью».
Земля была главным козырем немецкой пропаганды. В одной из листовок, которые
немцы сбрасывали на расположение наших военных частей, были такие слова: «Торопитесь!
Немцы в занятых ими областях уже приступают к разрешению земельного вопроса.
Красноармейцы, не опоздайте, иначе вы останетесь без земли!» Фашистские пропагандисты,
наверное, думали, что солдаты Красной армии побросают винтовки и побегут разбирать
землю из рук тех, кто на эту землю не имеет никакого права. Идеологи ошиблись. Это были
уже солдаты не восемнадцатого года. Коллективизация сделала свое дело. Мальчишек,
выросших в годы сталинских пятилеток, на эту удочку было уже не поймать. Фашистские
агитаторы отстали от жизни.
А вообще, честно говоря, ни одна власть в России не была так добра (по крайней мере,
на словах) к крестьянам, как немецко-фашистская, особенно после разгромов под Москвой и
Сталинградом. Немцы тогда были готовы на все. В начале 1942 года их решения по
земельному вопросу выглядели скромнее. Тогда для индивидуальной обработки и
индивидуального пользования крестьянским дворам в «постоянное» пользование
передавались лишь «полосы полевой земли». Слова «частная собственность на землю» в том
прожекте вообще отсутствовали. А на вопрос, сколько будет отведено земли на один
крестьянский двор, ответ был такой: «Столько, сколько ее можно как следует обработать».
Величина земельного надела не зависела от количества членов семьи. Это было сделано для
того, чтобы избежать в будущем постоянного ее перераспределения.
В качестве переходной меры от колхозов к отдельным крестьянским усадьбам,
согласно немецкому «Положению о землепользовании», следовало создавать
земледельческие товарищества. Они должны были снабжать крестьян тягловой силой и
орудиями, которых им так недоставало.
В пример российским крестьянам немцы приводили своих. Они указывали на то, что
каждый немецкий крестьянин не только имеет право на землю, но и обязан ее обрабатывать.
«На протяжении столетий, – рассказывали издаваемые на русском языке газеты, –
крестьянские хозяйства Германии переходят по наследству. В Германии нет бесхозной
земли, каждый ее клочок обрабатывается, а рыночная торговля продуктами сельского
хозяйства находится под контролем государства. На все продукты установлены твердые
цены, причем такие, которые гарантируют крестьянину хороший доход. Твердые цены
установлены также на все товары, необходимые для сельского хозяйства».
Немцы на оккупированной территории поощряли частную инициативу. В Смоленском
округе, например, если верить газете, при них возникло 670 частных предприятий:
сапожных, портняжных, трикотажных, шапочных, бондарных, электротехнических,
столярно-слесарных, гончарных и даже художественных. Местным властям немцы отводили
роль их помощников. Совет, поиск материалов, устранение препятствий в работе – вот чем
местная власть должна была помогать частному капиталу. Одна из газет по этому поводу
писала: «Желание свободных людей проявить свою инициативу в области производства
огромно, но многие из них не имеют почти никакого опыта самостоятельного ведения дела,
следовательно, они нуждаются в помощи и поддержке, которую и должны им оказывать
местные самоуправления».
Евгений Афанасьевич Демидов, поддавшийся обаянию национал-социализма, в
составленной им от руки прокламации писал: «… Германские национал-социалисты и мы,
„Российская национал-социалистическая партия“ (от имени которой он эту прокламацию и
написал. – Г. А. ), обещаем вам (то есть гражданам Великой России. – Г. А. ) рай после
победы над большевиками и англичанами. За всеми вами будет сохранено право
неограниченной частной собственности. Начнет развиваться частная торговля и сразу жизнь
станет легче и лучше…»
Был Евгений Афанасьевич большим идеалистом, как и те русские либералы, которые,
по словам Салтыкова-Щедрина, надеялись на то, что под надзором квартальных
надзирателей в России когда-нибудь расцветут науки и искусства.
Ну а пока на оккупированных территориях немцами открывались школы. В основном
они были четырехлетние, начальные и ремесленные, но существовали также мужские и
женские гимназии. Раздельное обучение на территории нашей страны немцы тогда ввели
раньше нас. Как и всегда, не хватало школьных зданий, школьно-письменных
принадлежностей, карт, наглядных пособий и учебников. Приходилось использовать
советские учебники, вычеркнув из них такие фразы, как: «Алексей Максимович Горький –
великий пролетарский писатель», «Пионер Федя надеется быть комсомольцем», «СССР
лежит в северном полушарии», «В шестидневке пять дней рабочих, один – день отдыха» и
прочие, в которых упоминались Красная армия, коммунизм, совхозы, колхозы и т. д.
Трудности, конечно, состояли не только в нехватке школьно-письменных
принадлежностей и учебников. Из докладной записки школьного инспектора Трубчевского
района Брянской области г-на Преображенского мы узнаём, что учащиеся 5-7-х классов
охладели к учебе. Главную причину этого явления инспектор увидел в партизанщине. Вот
что он об этом пишет: «Партизанщина наложила свою лапу на психику подростка и посеяла
в его душе плевелы какой-то бесперспективности будущего. Многие из них в момент
очистки селений от партизан были эвакуированы бандой в лес, близко глянули в жуткое
лицо смерти и сейчас, по возвращении, еще никак не могут войти в колею нормальной
жизни, и вопрос учебы для них пока является несвоевременным. Кроме того, в связи с
переходом к единоличному землепользованию весь интерес учащихся направлен на
укрепление своего собственного хозяйства, и они всецело поглощены домашними
работами».
Отвлечь учащихся от мрачных мыслей Преображенский и его друзья пытались в дни
праздников.
20 апреля 1943 года, в день рождения Гитлера, в школах и гимназиях Трубчевска
проводились утренники.
Вот что сообщала об одном таком утреннике газета «Новая жизнь»: «В здании
Трубчевской женской гимназии… преподаватель Семенихин сделал интересный доклад о
жизни и деятельности Адольфа Гитлера. После этого силами учащихся был дан концерт,
состоящий из номеров декламации на русском и на немецком языке, пения (соло и хор). По
окончании концерта командир полка господин капитан фон Рудно обратился к
присутствующим со следующими словами: „Германская армия пришла сюда не с целью
завоевания России, а с целью освобождения русского народа от жидов. Ведь фактически
жиды и грузины стоят в Кремле у власти и угнетают народ“.
В городских начальных школах при немцах был введен Закон Божий, а на селе из-за
отсутствия «законоучителей» детей просто обучали молитвам и внедряли
«религиозно-нравственные идеи». В начале нового учебного года служились молебны, что,
по выражению Преображенского, «производило крайне отрадное впечатление на родителей
и учащихся».
Народу нашему вообще-то не привыкать одни моральные ценности менять на другие,
совсем противоположные. Вот и 22 июня в Трубчевске, на митинге, посвященном
празднованию начала освобождения народов России от «жидо-большевистского ига», было
решено переименовать Покровскую площадь в «Площадь 22 июня», а тот же
Преображенский, присутствующий на митинге в качестве представителя общественности,
заканчивая свое выступление, кинул в толпу, словно дохлую кошку, чем-то знакомую фразу:
«Пусть здравствуют на долгие годы Адольф Гитлер и лучший сын русского народа
генерал-лейтенант Власов!»
Любовь к вождям и на сей раз воспитывалась с детства. Так всегда было на территории
нашей страны. Оккупированной и неоккупированной. И никогда это внушение не
обходилось без вранья. Теперь, в 1943-м, газета «Новый путь» сообщала, что «вождь народов
Новой Европы Адольф Гитлер, сам выдвинувшийся из простой рабочей среды
исключительно благодаря своему настойчивому прилежанию и выдающимся способностям,
как никто другой, заботится о германском рабочем».
Так еще один «вождь народов» из «простой рабочей среды» пытался овладеть сердцами
и умами наших детей.
На митингах, собраниях и демонстрациях наши люди восхваляли Гитлера, а по
окончании торжеств посылали ему, как Сталину, приветственные телеграммы с выражением
сердечной благодарности на сей раз «за освобождение от жидов и коммунистов».
Пока фашисты были на нашей территории, они еще и острили. Сатира и юмор в
русских изданиях того времени занимали не последнее место. Смеялись над советской
властью, Сталиным и его окружением.
В Орле, например, выходило сатирическое приложение к газете «Речь», которое
называлось «Жало». Там можно было прочитать такие объявления: «Московский крематорий
в 1943 году переходит исключительно на обслуживание депутатов Верховного Совета. Во
избежание очередей дирекция просит депутатов заранее подавать заявки на их кремацию»
или: «Во всех магазинах Москвы производится продажа нарукавных знаков комиссаров
Красной армии. Цены ниже себестоимости. За пучок – пятачок, за десяток – гривенник.
Политуправление РККА».
Помещенная в газете «Русская азбука» буква «П» означала «партизан» и
сопровождалась такими строчками:
По темному лесу бродят бандиты,
Партизаны – убийцы и паразиты.
Объявив конкурс на лучший портрет «Великого Сталина», «Жало» предупреждало:
«Отец народов желает быть похожим на порядочного человека и доблестного воина, а не на
какого-то там кретина и разбойника. Художники, воодушевитесь, окрылитесь – изобразите
мудрейшего согласно его желанию!!! Жиды вас отблагодарят».
Досталось от юмористов и писателю Алексею Толстому, вернувшемуся из эмиграции в
Советский Союз. Под карикатурой на автора «Золотого ключика» было помещено такое
четверостишие:
Продав талант и честь пера,
Писал он своего «Петра»,
И подобраться, чтоб на хлеб
Испек он свой продажный «Хлеб».
В стихотворной форме юмор распространяется легче, и фашисты это понимали,
сочиняли новое и переделывали старое. Песню «Широка страна моя родная» переделали так:
Широка страна моя родная,
Миллионы в ней душой калек.
Я такой другой страны не знаю,
Где в цепях так стонет человек.
В стихотворении «Историческая параллель» (Размышления Сталина о самом себе)
Сталин сравнивал себя с Петром Великим.
В стихотворении есть такие строки:
Мы с ним сторонники реформ:
Он резал бороды, я – шеи!
Учтя прогресс культурных норм,
Чем Соловки не ассамблеи?
… Он учредил Святой Синод
И патриарха сбросил с плана.
Я сделал то же, в свой черед,
Дав православью Губельмана!
(Имеется в виду Емельян Ярославский (Губельман) – советский идеолог и атеист.)
Что Петр проделал начерно,
Я починил и переправил!
В Европу он пробил окно,
А я в него решетку вставил.
Появились новые поговорки: «На Сталина злоба до самого гроба», «При Сталине жить
– жидам служить», «Если б не Сталинская власть – нам в тюрьму бы не попасть» и, конечно,
частушки:
Все жиды, да все жиды,
Не податься никуды.
Жид заведует в колхозе,
Мужик роется в навозе.
Клим коровушку пасет.
Жид подойником трясет.
Для евойной Ривочки
Нужны к чаю сливочки.
Ленин Сталина спросил:
– Где богатство ты добыл?
– Я ограбил всю Россию,
А ее сынов убил.
Долго жили мы в беде
И не ждали помочи,
Слава Богу Гитлер спас
От жидовской сволочи.
Евреи отвечали фашистам взаимностью. На митинге еврейского народа 28 августа 1941
года они приняли такое обращение: «Братья евреи во всем мире! Подрывайте всеми мерами
ресурсы фашистов в любой части света! Проникайте в самые жизненные отрасли
смертоносной индустрии гитлеровских палачей и парализуйте их любой ценой!
Бойкотируйте их производство везде и всюду. Разглашайте везде и на любом языке
нескончаемые зверства, чинимые гитлеровскими каннибальскими полчищами на своем
кровавом пути! Действуйте со священной самоотверженностью неукротимых партизан! Ни
один еврей не должен умереть, не воздавши фашистским палачам за невинно пролитую
кровь! Разверните повсеместно широкую агитацию за солидарность и действенную помощь
Советскому Союзу, оказывающему героическое сопротивление носителям смерти и
разрушений!»
Выступивший на митинге знаменитый еврейский артист Соломон Михоэлс добавил:
«Еврейская мать, если у тебя единственный сын, – благослови его и отправь в бой против
коричневой чумы!»
У Михоэлса сыновей не было, и это не ушло от внимания ни евреев, ни антисемитов.
Евреи вообще всегда находились под пристальным взором общества, а после войны – тем
более. Тогда основным был вопрос: «Кто сколько сделал для победы?»
В Германии, где антисемитизм являлся государственной политикой, он, естественно,
имел свою оппозицию, а в СССР антисемитизм был «запретным плодом» и поэтому таил в
себе особую притягательную силу. Шутка того времени: «Для того чтобы покончить со
всеми несчастьями, надо уничтожить евреев и почтальонов» оставляла у наших граждан
недоуменный вопрос: «А почему почтальонов?».

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история