Васильев Л. История Востока

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть вторая. Средневековой Восток

Глава 2. Ближний Восток и Иран от эллинизма до ислама

Усиление Рима и превращение его в мировую державу сыграли существенную роль в распаде созданных на развалинах империи Александра эллинистических государств, птолемеевского Египта и царства Селевкидов. Во II—1 вв. до н.э. значительная часть их территории превратилась в провинции Рима, римский Восток. И хотя римляне не очень-то навязывали чуждым им странам свой образ жизни, ограничиваясь верховным надзором и строгим контролем с конечным правом решающего голоса (вспомним прокуратора Понтия Пилата в Иудее), население завоеванных восточных провинций подвергалось сравнительно энергичному процессу романизации, а позже и христианизации. Сам феномен христианства своим появлением на свет был обязан тем процессам сложного синтеза, которые протекали на римском Востоке. Во всяком случае древнейшие центры христианства — его константинопольский, антиохийский, иерусалимский и александрийский патриархаты — возникли и длительное время существовали и частично продолжают существовать именно здесь, на бывшем римском Востоке. '
Романизация, как и прежде эллинизация, не затрагивала восточные общества слишком глубоко: основное воздействие волны иноземного влияния оказывали на крупные города и заселенные западными переселенцами-колонистами поселения, включая военные. Обширная хора продолжала жить по своим законам, восходящим к древним традициям. Однако и глубокая периферия римско-эллинистических провинций не оставалась вовсе без изменений. Почти поголовная христианизация населения римского Востока не могла не сыграть определенной роли в трансформации социально-экономической и политико-административной структур, вынужденных приспосабливаться к реалиям Рима, а затем и Византии. Словом, вплоть до VII в. Египет, Сирия, Палестина, Малая Азия и ряд прилегающих районов были восточной периферией Византии и лишь после этого они, кроме разве лишь Малой Азии, оказались вновь включенными в рамки огромного ближневосточного государства, на сей раз Арабского халифата.

Бактрия и Парфия
По-иному складывались судьбы тех частей Селевкидского царства, которые были расположены далее к востоку от границ Рима и Византии. Еще в середине III в. до н.э. здесь возникли два крупных государства, Бактрия и Парфия. Бактрия, расположенная на территории пригиндукушских районов Индии и Афганистана, а также включавшая в себя часть земель юга Средней Азии, была основана выходцами из греко-македонской знати, потомками воинов Александра (почти до наших дней среди правителей многочисленных княжеств Пригиндукушья бытуют легенды о том, что они ведут свою родословную от великого Искандера). Социальной и военной опорой греко-бактрийских правителей были греческие колонисты, жители городов,— по некоторым данным, их насчитывалось в Бактрии чуть ли не тысяча («страна тысячи городов», как называли ее греческие историки). Однако открытое противостояние греков местной азиатской знати, не говоря уже о простых жителях периферийной хоры, обусловило непрочность Бактрии как политического образования. Страдая от междоусобиц и нападений кочевников, Греко-бактрийское царство уже во II в. до н.э. ослабло и распалось на множество небольших княжеств, часть которых была основана и возглавлена вождями кочевых племен, быстро усваивавших, хотя бы частично, культурное наследие эллинизма.
Вскоре на развалинах Бактрии возникла могущественная Кушанская империя, основанная одним из потомков вождей кочевников, подчинившая себе на рубеже нашей эры значительную часть Северной Индии. Кушанская империя, как и ее предшественница Бактрия, просуществовала недолго. Однако в историй она оставила довольно яркий след. Дело в том, что взаимодействие эллинистической и индийской культур на местной бактро-кушанской основе породило блестящий феномен — знаменитое искусство Гандхары с его выразительными скульптурными изображениями. Как известно, гандхарская скульптура после IV буддийского собора, проведенного примерно в 1—II вв. н.э. покровителем буддизма и наиболее известным из кушанских царей Канишкой, стала иконографической основой реформированного буддизма Махаяны.
Гораздо более крепким государством оказалась Парфия, основанная вмешавшимся в политическую борьбу ближневосточных правителей предводителем кочевого иранского племени Аршаком. Располагавшееся вначале на землях к югу от Каспия, это государство стало быстро увеличивать свои владения. Стараниями правителей Митридата 1 и Митридата II территория Парфии во II в. до н.э. увеличилась за счет Мидии и Месопотамии. И хотя нашествие кочевых племен с востока (тех самых, что привели к крушению Греко-бактрийского царства), временно приостановило экспансию парфян на западе, к рубежу нашей эры Парфия превратилась не только в самого крупного и сильного, но практически единственного восточного соседа и соперника Рима. Вскоре началась эпоха римско-парфянских войн, тянувшаяся с некоторыми перерывами около трех столетий.
Войны шли с переменным успехом. Временами парфяне наносили сокрушительные поражения римлянам, как то было в битве при Каррах, в 53 г. до н.э., но в конечном счете соперничество с Римом привело к гибели истощенной войнами Парфии. Кроме того, римско-парфянские войны шли на фоне острого соперничества, даже вражды влиятельных внутренних группировок парфянских верхов, одна из которых, эллинская, представлявшая интересы богатых городов страны, занимала откровенно проримские позиции, тогда как другая, представленная стоявшими близ трона представителями иранской знати, потомками воинственных кочевников, мечтавших о наследстве Ахеменидов, стремилась к продолжению войн. Устойчивое противостояние влиятельных группировок осложняло политическую обстановку в Парфии и подчас позволяло Риму добиваться успехов с помощью интриг и искусной дипломатии.
В начале нашей эры влияние проримской группировки было ослаблено, а затем и вовсе сведено к нулю. На передний план в политической жизни вышли те, кто боролся за сильную Парфию. Однако мечтам о наследстве Ахеменидов не было суждено осуществиться: парфянские правители не сумели выработать систему реформ, аналогичную той, которую в свое время осуществил Дарий. Результатом неудачи было не усиление, а постепенное ослабление внутренней стабильности в стране, рост сепаратизма знати в провинциях-сатрапиях, не говоря уже о мелких вассальных государствах, хотя и включенных в состав Парфии, но управлявшихся своими правителями и живших по собственным законам.
Дело в том, что Парфия была случайным конгломератом весьма разнородных стран, народов и племен. Северная и северо-восточная ее часть, населенная в основном иранскими племенами, в том числе и вчерашними кочевниками, была более отсталой, но зато являла собой наиболее надежную базу воинственной группировки знати. Впрочем, и здесь существовали заметные этносоциальные и иные различия. Тон задавала привилегированная элита кочевников-всадников, из которых состояло ядро армии и которые, видимо, по меньшей мере частично были освобождены от налогов и повинностей. Средства на их содержание шли от обложения рентой-налогом и повинностями земледельцев, которые к тому же поставляли в армию отряды легковооруженных пехотинцев. Немало средств притекало на север и с юга страны.
Южные и юго-западные районы Парфии и прежде всего эллинистические города-полисы Месопотамии были в социально-экономическом отношении не просто более развитыми. Они являли собой структуры иного типа, созданные по образцу античных полисов. Правда, не все города юга были именно такими. Значительная доля их, включая уже пришедший в упадок Вавилон, принадлежала к классическому восточному типу (аналогичные им были и на севере, у самих парфян). Кроме того, в районах хоры на том же юге земледельцы жили по нормам, восходящим к древним восточным традициям. Тем не менее, многочисленные и богатые античного типа полисы, где наряду с большим количеством свободного привилегированного населения, граждан, были неполноправные и рабы, в экономике и особенно транзитной торговле занимали ведущее место и потому обладали немалой силой. С одной стороны, такого рода многоукладность усложняла макроструктуру Парфии и затрудняла эффективную администрацию. С другой, о чем уже упоминалось, это рождало внутреннюю неустойчивость в стране.
Ослаблению внутренней структуры способствовали и архаические элементы в системе администрации. Эта система, восходившая в основном к нормам постпервобытности, когда принцип наследственной власти правителя еще только формировался, предполагала заметную роль родового совета знати при царе. Родственники правителя из числа Аршакидов, члены этого совета, имели решающий голос при решении вопроса о престолонаследии, так что можно представить, сколько усилий должны были потратить претенденты на престол, дабы добиться желаемого, даже если речь шла о сыновьях правителя. И хотя государство в целом было достаточно сильным и богатым (богатство ему давала, в частности, весьма обширная торговля, доходы от которой шли в основном через города Месопотамии), во многом уступавшие ахеменидским основы административно-политической структуры Парфии обусловили в конечном счете ослабление страны. Запоздалые попытки реформ, ставивших эллинистические полисы, да и всю страну под более жесткий централизованный контроль, были предприняты в начале II в. Но они уже мало что могли изменить. Заключительный этап римско-парфянских войн, в ходе которого влияние Парфии на Армению было ослаблено, а Месопотамия несколько раз становилась арейой жестоких сражений и была в значительной степени разграблена и разорена, поставил в начале II в. н.э. Парфию на грань катастрофы. Восстание одного из вассальных князей, правителя Персиды Арташира Сасанида, в условиях внешних трудностей и внутренней неустойчивости привело к падению Аршакидов. На смену парфянам к власти снова пришли представители персов, Сасаниды.

Сасанидский Иран
Правители Парса (Персиды), одного из вассальных княжеств Парфии, были выходцами из тех мест, которые некогда считались ядром державы Ахеменидов. Расположенный на юго-востоке Парфии Парс принадлежал к числу сравнительно развитых районов; его население, персы, не были, наподобие парфянской знати, вчерашними кочевниками. Напротив, они имели уходившие в глубокую древность культурные традиции, включая и развитую собственную религию, зороастризм, учение о вечном противостоянии сил Света и Добра силам Тьмы и Зла. Короновавшись в 226 г. в качестве шаханшаха Эрана (Ирана), Арташир положил начало династии Сасанидов, просуществовавшей свыше четырех веков.
Сасанидский Иран унаследовал от Парфии практически все ее земли, а серия войн с Римом позволила первым правителям новой династии даже расширить ее владения за счет завоеваний, правда, незначительных. Ведшиеся с переменным успехом римско-иранские войны привели в конце IV в. к тому, что обе державы поделили сферы своего влияния в Закавказье. При этом большая часть Армении, Картли и кавказская Албания оказались под властью Ирана, что со временем привело к превращению их в провинции державы Сасанидов.
Как и Парфия, сасанидский Иран, особенно вначале, представлял собой случайный конгломерат объединенных общими политическими судьбами, но весьма различавшихся между собой стран и народов. Однако такое положение быстро менялось. Во-первых, несколько столетий парфянской истории не пропали даром: разные в экономическом, культурном, социальном и этническом плане составные части державы приспособились одна к другой, стали взаимно дополнять друг друга, что постепенно способствовало превращению их в единый социополитический организм. А во-вторых, опиравшиеся на солидную традицию и много более развитые по сравнению с их предшественниками персы, особенно стоявшая у руля правления персидская знать, немало сделали для того, чтобы укрепить свою власть. В частности, был создан по образцу ахеменидского крепкий централизованный государственный аппарат. Была восстановлена и жестко фиксирована система сословий типа каст. Роль официальной религии начал играть зороастризм, культово-обрядовые нормы которого стали обязательны для всех.
Население страны было официально поделено на четыре большие сословные группы. Переход из одной в другую был крайне затруднен, если вообще возможен. Первые три — жрецов, воинов и писцов-чиновников — считались привилегированными. Они не платили налогов и не несли повинностей, кроме своих прямых служебных обязанностей. Четвертую составлял народ, податные, крестьяне и горожане, платившие в казну ренту-налог, включая пошлины, и исполнявшие трудовые повинности. Каждое из сословий подразделялось на разряды и имело внутреннюю иерархическую структуру. Главы всех четырех сословий занимали видное место при дворе; существенно, что главой четвертого из них обычно назначался кто-либо из числа представителей трех высших, привилегированных. Наместниками в областях и правителями вассальных царств или княжеств были преимущественно знатные аристократы, часто из дома Сасанидов.
Таким образом, жрецы, аристократы, чиновники и воины являли собой привилегированную часть общества, жившую прежде всего за счет редистрибуции ренты-налога, а конкретней — за счет избыточного продукта крестьян и ремесленников. Правда, в некоторых районах страны продолжали существовать еще не потерявшие окончательно своих прошлых привилегий эллинизированные города, где было много свободных граждан и немало неполноправных и рабов. Однако эти анклавы с точки зрения структуры общества в целом имели явно второстепенное значение и понемногу отмирали. Основными производителями были податные крестьяне, жившие преимущественно большими домовыми общинами.
Общинные поселения, в которых они жили, уже не были первобытно-примитивными. Расслоение сельской общины привело к появлению ее зажиточного слоя, дехканов (впоследствии этим термином стали обозначать земледельцев вообще). Вместе с главами семейно-домовых групп, именовавшимися термином «кедхуда», эти дехкане представляли собой своего рода социально-имущественную верхушку общины, заправляли ее делами. Видимо, достаточно близко к этой верхушке по статусу были воины-азаты. Хотя они и принадлежали к группе воинов, но, будучи низшей и наиболее массовой, а потому и наименее привилегированной частью сословия воинов, азаты практически являли собой просто военнообязанных крестьян, чем-то напоминающих казаков русского царя. Следует заметить, что постоянного войска сасанидский Иран не имел. Войско комплектовалось лишь по мере надобности и состояло из конницы знати и привилегированной части воинов, ополчения азатов и вспомогательных частей пехоты из крестьян.
Государством управлял весьма совершенный аппарат власти из профессионально подготовленных представителей группы писцов-чиновников (Хотя высшие должности в аппарате власти замещались, как правило, представителями знати). Во главе аппарата стояли руководители ведомств, в свою очередь подчинявшиеся вазургу-фраматару, должность которого, правда, появилась не сразу. Видимо, аналогичным был аппарат администрации и в провинциях, и в вассальны: царствах, хотя, возможно, не везде он был одинаков.
Официальной идеологией Сасанидов был, как упоминалось, зороастризм. Зороастрийские храмы, посвященные известным божествам мира Добра — Ормузду, Митре, Зрвану, богине Анахите,— владели немалыми землями и богатствами, а организованные в иерархическую пирамиду жрецы пользовались довольно большим влиянием, особенно высшие из них. Есть сведения, что в IV—V вв. глава жречества, мобедан-мобед, бывший одновременно и верховным судьей (совпадение религиозных и судебных функций в руках жрецов обычно для многих восточных обществ), занимал первое место в государстве после самого шаханшаха.
Сасаниды придавали большое значение религии (алтарь — опора трона). Это было тем более необходимо для укрепления внутренней стабильности государства, что в западных и юго-западных районах Ирана с III—IV вв. начало энергично распространяться христианство, ставшее официальной государственной религией Рима, а затем и Византии. Воспринимая ортодоксальное христианство как враждебное (еретические оппозиционные движения — несториан, монофизитов и др.— Сасаниды, напротив, поддерживали и поощряли), правители Ирана делали все, что в их силах, дабы укрепить позиции собственной религии, противостоявшей христианству. И это им в общем удавалось, во всяком случае на первых порах. Однако оборотной стороной роста внимания к религии и влияния зороастризма в сасанидском Иране оказались возникавшие на его основе массовые еретические движения, значительно ослаблявшие страну.
Первым из таких движений было манихейство. Его основатель Мани (216—276), родом из Вавилонии, испытал немалое влияние со стороны христианства (идеи мессианизма) и буддизма (нравственное очищение, ограничения в пище, стремление к освобождению от всего материального на пути к спасению). Главный тезис Мани сводился к тому, что силы Тьмы и Зла в окружающем нас мире заведомо одолевают силы Света и Добра. Только уменьшение зависимости человека от материального начала может способствовать Свету в его борьбе с Тьмой, для чего и надлежит вести аскетический образ жизни. Манихейство быстро распространилось по всему Ирану и вскоре проникло за его пределы, достигнув Испании на западе и Восточного Туркестана на востоке. Вначале относившиеся к этому учению спокойно, даже доброжелательно, сасанидские правители затем испугались его размаха. В 276 г. Мани был казнен, а манихеи стали подвергаться жестоким преследованиям и изгоняться из Ирана.
Вторым был маздакизм. Возникшее двумя с половиной веками позднее, в конце V в., это еретическое учение, кое-что взявшее у манихейцев, оказалось много более радикальным в социальном плане. Основатель его, Маздак, опираясь на все тот же тезис о засилии на земле сил Тьмы и Зла, считал, что очистить от этих сил землю и дать простор силам Света и Добра принципиально можно, но для этого нужно дать простор разуму и справедливости. Он предложил своим последователям начать с перераспределения собственности: брать излишки у богатых и наделять ими бедных. Социальный пафос идей маздакизма о справедливости восходил к обычным для всех крестьянских массовых движений эгалитарным идеалам, но в сасанид-ском Иране он питался, в частности, еще и недовольством тех, кто был лишен возможности иметь жену и семью, в то время как в гаремах знати томились сотни и тысячи запертых там женщин. Требования передела имущества, включая и женщин, выдвигавшиеся маздакитами, были направлены против влиятельной иранской знати и отражали недовольство низов.
Вначале шаханшах Кавад, попытавшийся было с помощью маздакитов обуздать строптивую знать и усилить собственную власть, поддержал движение и даже сделал Маздака своим советником. Вскоре, однако, маздакиты забрали слишком большую власть, а происки знати едва не лишили Кавада трона. Вынужденный лавировать, шаханшах выжидал подходящий момент. Почти тридцатилетний период господства маздакитов в Иране заметно ослабил влияние знати в этой стране, что было в конечном счете весьма выгодным для ее правителей. Но движение маздакитов, оказавшее объективную помощь шаханшаху, более не было ему нужно, даже становилось обузой, особенно после смерти его основателя Маздака. В 529 г. царевич Хосров, заманив лидеров маздакизма в ловушку, коварно с ними расправился, после чего массовые репрессии на местах довершили дело: маздакизм как влиятельное социально-религиозное течение был сведен на нет.
И манихейство, и особенно маздакизм выявили не столько даже слабости зороастризма как официальной религии, сколько несовершенство социально-политической структуры сасанидского Ирана. Страна нуждалась в энергичной централизации власти. Ослабление наследственной аристократии с ее феодально-сепаратистскими тенденциями в годы господства маздакизма создало благоприятную для этого обстановку, чем и воспользовался Хосров 1, когда он оказался у власти. За долгие годы пребывания на престоле (531—579) шаханшах Хосров провел ряд важных реформ. Подавляющее большинство земель, включая и отобранные маздакитами у знати, было включено в государственный фонд. Все земли были разбиты на разряды и категории и отданы во владение крестьянам, обязанным платить казне строго определенный налог, хараг, колебавшийся в зависимости от разряда. Кроме того, все податное сословие было обложено подушной податью гезит: каждый мужчина, в зависимости от достатка, облагался с 20 до 50 лет ежегодным налогом от 4 до 12 дирхемов. Все остальные довольно многочисленные центральные и местные налоги и подати были отменены. Лишившиеся земли аристократы были взяты Хосровом на государственную службу и получали содержание из казны. Все эти земельно-налоговые реформы способствовали как развитию страны, так и укреплению власти правителя.
В том же направлении были осуществлены и административные реформы. В стране было создано четыре военных округа по четырем странам света, а их командующим соответственно подчинены все размещенные на территории округа войска. В системе высших сановников первое место занял вазург-фраматар, второе — пятое командующие округами и лишь на тестом оказался теперь бывший некогда первым верховный жрец мобедан-мобед. Кроме того, была проведена и военная реформа: все войска, находившиеся под командой начальников округов, являли собой теперь постоянную армию.
Получив в результате реформ Хосрова сильный толчок для своего развития, сасанидский Иран в VI в. вступил в полосу успеха, даже процветания. Именно к этому времени относится усиленное развитие международной транзитной торговли, которая, благодаря активной внешней политике и завоеваниям, стала теперь в основном осуществляться через территорию Ирана, а не вдоль Аравийского побережья, как до того. Шестым веком датируется знакомство иранцев с рядом новых сельскохозяйственных культур (разведение риса, сахарного гростника), включая шелководство. Развилось и ремесло; сасанидский Иран стал славиться изделиями из серебра. В городах возникали влиятельные корпорации ремесленников, чье искусство совершенствовалось также и за счет мастеров, вывезенных из захваченных у Византии районов.
Войны Ирана с Византией шли, с некоторыми перерывами, весь VI век и первые десятилетия VII в. Больших успехов персам они не принесли, но в целом преимущество Ирана становилось все заметнее. Сасанидские войска наносили Византии чувствительные удары. Так, победа над союзником Византии Эфиопией в 570 г. привела к захвату Ираном южноаравийских торговых путей, а в начале VII в. на некоторое время к Ирану были присоединены также значительная часть Малой Азии, Сирия и Египет, являвшиеся провинциями Византии.
20—30-е годы VII в. прошли под знаком усиления внутреннего кризиса и междоусобиц при дворе Сасанидов. Вызванное этим кризисом ослабление Ирана, совпавшее по времени с началом победоносного шествия арабо-исламских завоевателей, оказалось для Сасанидов роковым: войны 30—40-х годов привели не только к падению династии, но и к исламизации Ирана, к началу принципиально нового этапа его многотысячелетней истории.

Аравия до ислама

Завоевавшие сасанидский Иран, восточные провинции Византии и множество других стран и народов арабы были выходцами из Аравии, этого гигантского пустынного полуострова, где издревле обитали многочисленные семитские племена, с которыми народы Ближнего Востока были хорошо знакомы еще со времен шумеров. Семитское население Аравийского полуострова в силу географических условий отчетливо подразделялось на две части: кочевников пустынь и полупустынь и земледельческое, а также торговое население оазисов. Оазисы, о которых идет речь, в основном располагались на побережье, преимущественно на юго-западной оконечности полуострова, территория которой издревле именовалась Аравией Счастливой.
Кочевые племена семитов — впоследствии их стали именовать бедуинами — с глубокой древности бороздили со своим скотом и немудреным скарбом бескрайние пустыни Аравии. Именно они одомашнили верблюда, начавшего играть огромную роль в их бродячей жизни: молоко и мясо шли в пищу, шерсть — на одежды и войлоки, шкура — на обувь и другие поделки; даже навоз не пропадал — его использовали как топливо. Верхом на верблюде кочевники воевали, на верблюдах же они перевозили не только свое имущество и семью, но также и те многочисленные товары, включая транзитные, которыми Аравия торговала с миром.
Существовало множество родоплеменных групп аравийских кочевников, образ жизни которых почти не менялся на протяжении веков. Во главе этих племенных образований стояли предводители-шейхи, чаще всего выборные, власть которых была обычно ограничена влиятельным советом родовой знати. Эти кочевые племена, часть которых в 1 тысячелетии до н.э. уже превратилась в протогосударства, держали под своим контролем территорию Северной Аравии, что нередко приводило их к столкновениям с войсками могущественных государств — Ассирии, Вавилонии, Персии. Ожесточенное сопротивление оказали бедуины и войскам Александра, предполагавшего совершить поход в Аравию.
Военная добыча обогащала бедуинов, в первую очередь родовую знать и шейхов. Нередко погоня за ней, в сочетании с некоторыми иными факторами — экологическими, демографическими и др., приводила к мощным выплескам аравийских семитов в земледельческие долины Двуречья и всей Западной Азии. Так появлялись аккадцы, амореи, арамеи, халдеи. Однако это бывало лишь временами. Обычно же семиты Аравии мирно кочевали и возделывали земли оазисов, употребляя свое свободное время для содействия торговле. За счет посреднической торговли многие из них обогащались. Форпостами этой торговли были отдельные города и небольшие государственные образования вдоль побережья.
Чаще всего они представляли собой достаточно мелкие протогосударства, обычно на племенной основе, состоявшие из центрального богатого торгового города и тяготевшей к нему периферии. Каждый из таких городов (наиболее древним и известным из них была Саба) являлся одновременно и центром оазисного орошаемого земледелия. Земля в оазисах ценилась дорого и использовалась интенсивно. Выращивались зерно, виноград, финики, благовония и пряности. Разводили также и скот, прежде всего овец и верблюдов. Основными производителями были члены большесемейных крестьянских общин, имевшие участки земли, за право пользования которыми они платили ренту-налог в казну правителя или храма и исполняли необходимые трудовые повинности. Существовало имущественное неравенство, дополнявшееся неравенством социальным и юридическим. Неполноправные из числа иноземцев и рабов обрабатывали обычно храмовые либо государственные земли на правах условного владения; на тех же правах участки храмовых и государственных земель могли получить и нуждавшиеся в этом общинники.
Возглавляли протогосударства чаще всего избиравшиеся на определенный срок жрецы-эпонимы, а исполнительная власть, в частности в Сабе, принадлежала наследственным министрам-мукаррибам, которые во время войны вместе с титулом малик (царь) обретали чрезвычайные полномочия, что и привело на рубеже нашей эры к превращению их в подлинных правителей, власть которых была, однако, ограничена советом родовой знати. Южноаравийские государства активно торговали, в основном со странами Средиземноморья, как собственными продуктами, благовониями и пряностями, так и транзитными, переправлявшимися из Африки и далекой Индии. В основном это была торговля драгоценными редкостями, раритетами, так что посредничество в ней приносило и аравийским торговым городам, и кочевникам-бедуинам, обслуживавшим караваны, огромные доходы.
Во II—1 вв. до н.э. южноаравийская торговля пришла в упадок, что было вызвано как переводом части торговли на морские пути (корабли шли из Египта в Индию и обратно), так и сосредоточением торговых операций на севере, через Двуречье (Парфию). Правда, с началом активно ведшихся римско-парфянских войн и тем более после превращения птолемеевского Египта в провинцию Рима (30-й г. до н.э.) южноаравийская торговля вновь стала оживать: Рим, а затем и Византия именно этим, пусть далеким, но безопасным путем, предпочитали вести свои торговые дела и получать благовония, пряности и драгоценности из Африки и Индии.
На рубеже нашей эры Сабейское протогосударство пришло в упадок, а наибольшей силой стало обладать Химьяритское, владения которого охватили значительную часть территории Йемена. Государство Химьяритов просуществовало несколько веков, на протяжении которых оно вело не только успешные торговые операции, но и собственную внешнюю политику, суть которой сводилась прежде всего к взаимоотношению арабов с эфиопами.
Эфиопия, наследница древней Нубии, была одним из достаточно развитых районов Восточной Африки еще во времена египетских фараонов. В начале 1 тысячелетия до н.э. эфиопские правители даже дважды завоевывали Египет, правда ненадолго. В целом, однако, Эфиопия была не слишком сильным государством, которое чаще оказывалось в состоянии кризиса и упадка, нежели политического благополучия и тем более процветания. На протяжении первой половины 1 тысячелетия до н.э. столица эфиопов находилась в городе Напата, откуда и название (Напатское царство), затем она была перенесена в Мероэ, соответственно изменилось и название государства. Мероитское царство, являвшее собой политический конгломерат полувассальных - полунезависимых протогосударств типа княжеств, возглавлявшихся чаще всего племенными вождями, просуществовало ряд веков, пока римское завоевание Египта на рубеже нашей эры не нанесло по нему сильный удар. На смену мероитам в 1 в. н.э. пришло государство Аксум, активно вмешивавшееся в споры южноаравийских протогосударств, Сабы и Химьяритов. По некоторым данным, само возникновение Аксума было связано с миграцией в Африку пришельцев из Аравии. Как бы то ни было, в лице Аксума Химьяритское царство обрело сильного соперника, особенно если принять во внимание, что в Аксуме кроме хорошо знакомых с торговлей мигрантов из Аравии стали оседать также греческие и римские торговцы, способствовавшие превращению этого государства в еще один центр международной торговли.
Расширившись за счет остатков Мероэ и его соседей, Аксум вскоре стал крупным восточноафриканским государством, население которого занималось земледелием, включая орошаемое, и скотоводством. Это государство с III в. стало вести активную внешнюю политику, а в царствование наиболее известного аксумского царя Эзаны (сер. IV в.) и по его воле Эфиопия быстрыми темпами стала христианизироваться. Христианство довольно тесно связало Аксум с Египтом, а затем и с Византией, причем то и другое способствовало обострению взаимоотношений эфиопов с арабами.
Среди торговцев, ведших дела в оазисах Южной Аравии, были иудеи и христиане, так что обе монотеистические религии были в V—VI вв. достаточно хорошо известны южноаравийским арабам, да и кочевникам-бедуинам. Это не мешало ни тем, ни другим исповедовать собственную примитивную религию и поклоняться своим богам в посвященных им храмах, наиболее известным из которых был знаменитый храм Кааба в расположенной на западном побережье Аравии Мекке, чья роль в аравийской транзитной торговле была очень значительной. В южноаравийском государстве Химьяритов влияние иудаизма и христианства в начале VI в. стало настолько существенным, что его правители склонялись то к одной, то к другой религии, причем в зависимости от этого находилась и их политика.
Когда в 517 г. власть перешла к Зу-Нувасу, принявшему иудаизм и начавшему проводить враждебную политику по отношению к Ви-зантии и Эфиопии, понесшие от этого ощутимые экономические потери аксумиты высадились в Южной Аравии и напали на Химьяритское государство. Вначале неудачная для Аксума, эта экспедиция вызвала преследование христиан в Аравии, упадок торговли. Это ослабило государство Химьяритов, а новая аксумская военная экспедиция 525 г. привела к завоеванию химьяритских владений эфиопами. Окрыленные успехами аксумиты попробовали было двинуться в Хиджаз, на Мекку, но эпидемия оспы нарушила их планы. На протяжении нескольких десятилетий Эфиопия держала в зависимости южнойеменские территории, пока усилившийся Хосров 1 в 570 г. не изгнал их, захватив Йемен и присоединив его к сасанидскому Ирану, в результате чего и без того приходившая в упадок южноаравийская транзитная торговля была прервана окончательно. Основной поток товаров стал теперь идти более коротким путем через принадлежавшее Ирану Двуречье.
Упадок торговли резко ударил по жившим за ее счет арабам, от процветавших оазисов Йемена и Хиджаза до кочевников-бедуинов, чьи шейхи давно уже начали привыкать к роскоши. Особенно сильно экономический и связанный с ним социальный кризис проявился на западном побережье, в Хиджазе, важнейшем торговом районе Аравии в V—VI вв. Сердцевиной Хиджаза была Мекка, населенная в основном племенем курейш.
Мекка жила за счет торговли, которую активно вели курейшиты, ежегодно снаряжавшие по меньшей мере два богатых каравана (на юг и на север), состоявших из тысячи, а то и двух тысяч верблюдов и оценивавшихся примерно в 50 тыс. золотых монет. Захват Йемена и фактическое прекращение связи с югом сильно уменьшили доход Мекки, особенно если учесть, что ее торговля в основном зависела именно от транзитных связей. Для богатых курейшитов наступили трудные дни. Упадок торговли грозил не только благосостоянию Мекки, но и самому ее существованию. Нужно было срочно искать выход. И он был найден.
Как хорошо известно, в истории человечества не только отдельные процветавшие города, но и целые большие государства не раз и не два оказывались в состоянии упадка и кризиса, искали выход, но не находили его и гибли, уступая место другим. Мекканским арабам удалось выжить. И не только выжить, но и добиться неслыханной удачи. Можно сказать, что они вытащили у судьбы выигрышный лотерейный билет, каких бывает один на сто, а то и на тысячу. Этим билетом оказался ислам — новая монотеистическая религия, сложившаяся на местной арабской основе под сильным влиянием со стороны иудаизма и христианства.
Идея новой монотеистической религии у жителей Мекки, активно общавшихся с окружавшими их иудеями (большая иудейская колония обращенных в иудаизм арабов была в Ятрибе, будущей Медине) и христианами, буквально висела в воздухе, особенно если принять во внимание, что племенной бог курейшитов, Аллах, считался воплощенным в том самом фетише, черном камне, который был вделан в стену храма Каабы и по своей ритуальной значимости уже тогда почитался едва ли не первым среди всех арабских святилищ. Отсюда, в сущности, был лишь шаг до того, чтобы прийти к единобожию по примеру иудеев и христиан, а затем и отождествить единого великого бога с властелином Каабы, что вполне должно было устроить в конечном счете всех мекканцев.
Именно это и было сделано одним из жителей Мекки. Правда, успех к нему пришел не сразу. Мухаммед (570—632) был бедняком из рода Хашим племени курейшитов, в котором главенствующую роль играли представители богатого рода Омейя. В юности Мухаммед пас стада своего дяди Абуталиба. Затем поступил на службу к богатой вдове Хадидже и стал вести ее торговые дела. Вскоре он женился на Хадидже, причем, несмотря на разницу в возрасте (вдова была на 15—16 лет старше), брак был вполне удачным. Именно от него была рождена Фатима — единственная из выживших и оставивших потомство детей Мухаммеда. Ухудшение торговой конъюнктуры вынудило Мухаммеда свернуть торговые дела и способствовало его уходу в религиозные поиски.
В начале VII в. в Аравии было немало ханифов, т.е. пророков-проповедников, пытавшихся найти истину и нового бога. Этому, как упоминалось, содействовала сама историческая эпоха, ситуация оживленного религиозного контакта. Мухаммед стал одним из ханифов. Он общался со своими коллегами, перенимал их тезисы и доктрины, знакомясь с окружавшими их иудеями и христианами, немало заимствуя от этих последних. На основе всей собранной таким образом суммы знаний, представлений, верований, обрядов и т.п. Мухаммед сумел синтезировать нечто новое и достаточно цельное, что и было затем положено им в основу ислама.
Проповедь новой религии, призывавшей отдать себя Аллаху, единому и всемилостивейшему, покориться его воле, а также соблюдать завещанные им нормы жизни, к числу которых принадлежали, в частности, призывы выступать против ростовщичества, за соблюдение честности в торговле и вообще явственные акценты в сторону социальной справедливости, вызвали вначале враждебность курейшитской Мекки. В 622 г. Мухаммед с группой близких последователей вынужден был уйти из Мекки и поселиться в Ятрибе, откуда родом была его мать. Жители Ятриба, издревле соперничавшие с мекканцами, не только охотно приняли гонимого пророка, но и решительно встали на сторону новой религии, изменив наименование своего города в честь Мухаммеда (Медина, город пророка). 622-й год, год переселения (хиджры), стал началом нового летосчисления для всех мусульман мира, а группа переселившихся в Медину сторонников Мухаммеда получила почетное наименование мухаджиров, совершивших хиджру. Именно они заняли все ключевые позиции в ранней общине мусульман-единоверцев, умме.
Борьба мусульман-мединцев, к которым вскоре примкнуло немало соседних арабских племен, в том числе и кочевников-бедуинов, с Меккой закончилась довольно быстрым успехом. Курейшиты, учтя силу и влияние Мухаммеда и стремительно распространявшегося нового учения, сочли за благо склониться перед ними, выторговав себе за это привилегированное положение: Мекка с Каабой становилась религиозным центром ислама, а родственные Мухаммеду курейшиты выдвигались на все важнейшие посты в создававшейся на основе новой доктрины социально-политической структуре. В 630 г. Мухаммед торжественно въехал в Мекку, а вскоре после этого умер и был похоронен в Медине.
Смерть пророка, вызвавшая было быстро подавленное недовольство некоторых арабских группировок засильем мусульман, привела к еще большему сплочению его единоверцев, высоко поднявших зеленое знамя ислама и под этим знаменем энергично приступивших к дальнейшему распространению нового учения, к новым завоеваниям. Нелишне напомнить, что экспансия воинственных арабов-мусульман, помимо религиозного фанатизма (роль которого трудно переоценить), стимулировалась и санкционированным самим пророком генеральным принципом распределения военной добычи: /5 ее шло воинам, принимавшим участие в сражении, а '/5 предназначалась для распределения среди нуждающихся, причем это распределение производилось от имени пророка, позже его преемников.