Соловьев С. Учебная книга по Русской истории

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА XXXIV. СОСТОЯНИЕ ЗАПАДНОЙ РОССИИ В КОНЦЕ XVI И В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVII ВЕКА

1. Иезуиты в Литве и мысль об унии. Обозревши смутное время и
восстановление спокойствия в Московском государстве при царе Михаиле, мы
должны обратиться теперь к западной России, где шла также сильная борьба,
в решении которой должен был участвовать преемник Михаилов. Мы видели, что
западная Россия примкнула к более сильному государству Литовскому, а потом
при посредстве Литвы соединилась с Польшею. На первых же порах этого
соединения оказались большие неудобства вследствие различия исповеданий,
когда при Ягайле и некоторых его преемниках польские католики давали себе
волю увлекаться религиозной ревностью и теснить восточное русское
исповедание.
И при Ягеллонах подобные попытки имели следствием народную вражду и
стремление русских людей оторваться от польско-литовского союза и
присоединиться к восточной России; но при Ягеллонах попытки эти не были
постоянны и сильны; иначе пошло дело к концу XVI века, когда были призваны
в Польшу и Литву иезуиты для борьбы с распространившимся здесь
протестантизмом. Иезуиты благодаря своим ловким приемам ослабили
протестантизм, после чего немедленно обратили свое внимание на более
опасного врага - на старинное, пустившее в народе глубокие корни
исповедание восточное, или русское; против него возбудили они фанатизм
католического народонаселения, против него по их внушениям начало
действовать правительство, отуманенное фанатизмом, не умеющее разобрать
собственного интереса; против него направлены были ими беспокойные силы
школьной молодежи; против него говорили они проповеди и писали ученые
рассуждения; против него действовали они в домах и школах, отрывая русскую
молодежь от веры отцовской.
Знаменитый проповедник иезуит Петр Скарга издал книгу "О единстве
Церкви Божией", где вооружался против русской Церкви и указывал на выгоды,
которые должны были произойти для нее от унии, т. е. от подчинения папе и
принятия католического вероучения, при оставлении прежних обрядов и
церковнославянского богослужебного языка. Другой иезуит, известный уже нам
Антоний Поссевин, не успевший обратить в католицизм Иоанна Грозного,
хлопотал об унии в западной России, для чего просил о заведении училищ для
русских и в Риме, и в Вильне. Мысль о выгоде унии не могла не
распространиться между русскими людьми вследствие очень незавидного
состояния их Церкви в польских областях.
Правительство, сначала равнодушное, а потом и враждебное, не могло быть
внимательно к интересам этой Церкви: оно отдавало не только православные
монастыри, но и целые епархии в управление людям, не чувствовавшим
никакого внутреннего призвания к подобным должностям. Такие пастыри не
могли укреплять паству в вере и нравственности; отсюда ослабление
дисциплины церковной, ослабление нравственности низшего духовенства,
упадок просвещения. Несмотря на то, западнорусское общество умело найти в
себе средства для борьбы с опасным врагом, для поддержания своей старой
веры, а вместе с верой и народности, ибо русский человек, отказавшись от
православного исповедания, переходя в католицизм, разрывал все связи с
своим народом.
Сначала сильную помощь западнорусской Церкви в борьбе ее с католицизмом
подали знатные люди, из которых самым деятельным явился князь Константин
Константинович Острожский: он сносился с православным Востоком, собирал,
издавал церковные книги, заводил училища и типографии. Но потом большая
часть знатных людей ослабели в своей ревности, приняли католицизм и
ополячились.
Обязанность поддерживать русскую веру и народность преимущественно
должны были принять на себя братства.
2. Братства. Братчины, или братства, представляли явление, общее всем
областям русским, и вели происхождение свое из глубокой древности:
они состояли в том, что для известного церковного праздника, например
для Николина дня, прихожане складывались для устроения общего пира. В
Новгороде, Пскове и в городах западной России братства имели большее
значение, большие права, чем в России восточной; в городах западной России
они особенно развились под влиянием Магдебургского права и цехового
устройства, приобрели определенный круг деятельности, прав и обязанностей
религиозных, благотворительных:
эти братства приучили своих членов к общей самостоятельной
деятельности, к общим совещаниям при сохранении строгого порядка, уважения
членов друг к другу и к выборным старшинам. И вот когда западнорусская
Церковь должна была начать борьбу с господствующей Церковью латинскою, то
в братствах нашла готовые точки опоры, и от поднятия религиозной борьбы,
религиозных вопросов братства приобрели еще большее значение, вобрали в
себя не одних только городских жителей, или мещан, но и дворянство.
В описываемое время самое видное место между братствами занимало
братство львовское (во Львове, или Лемберге Галицком), основанное в 1586
году львовскими мещанами, ктиторами (строителями) церкви Успения
Богородицы, по благословению антиохийского патриарха Иоакима. По уставу
этого братства братья должны были сходиться в известное время и вносить
известное число денег, ежегодно выбирать четырех старшин, которые при
сложении своих должностей обязаны давать отчет; нарушение уважения друг к
другу и другие непристойные поступки немедленно же наказывались по
приговору братства; в обществе братья обязаны были наблюдать друг за
другом и доносить братству о беспорядочном поведении его членов, зато
каждый член имел право рассчитывать на помощь братьев в нужде: братья
помогают ему в суде, братья ходят за больным и бедным братом, помогают ему
братскими деньгами, в нужде брат получает братские деньги взаймы без
процентов, умершего брата все братья провожают до места погребения;
покончив свои дела в заседаниях, братья читают священные книги и скромно
друг с другом разговаривают.
Кроме этих правил, общих всем братским, патриарх Иоаким дал львовскому
братству право обличать противных закону Христову, истреблять всякое
бесчиние в Церкви, дал право всеобщего надзора, из-под которого не был
изъят и епископ, право отлучать от Церкви. Братство основало школу, где
учились православные дети всякого звания, завело типографию, где
печатались книги славянские и греческие, устроило госпиталь. После
львовского важное место занимало братство виленское.
3. Причины, заставившие некоторых епископов желать унии. В 1589 году
посетил западную Россию константинопольский патриарх Иеремия,
возвращавшийся из Москвы. Мирские люди не замедлили подать ему сильные
жалобы на церковные беспорядки, виною которых были епископы порочные или
нерадивые. Вследствие этих жалоб патриарх удалил главного архиерея,
митрополита киевского Онисифора, и на его место посвятил Михаила Рагозу по
рекомендации мирских людей.
Михаил был действительно человек безупречного поведения, но слабый,
бесхарактерный, неспособный занимать первое место в такое бурное время.
Самым деятельным, ловким, умным и ученым епископом западной России в
это время был Кирилл Терлецкий, епископ луцкий, но это был больше хороший
управитель имений церковных, чем архиерей; по образу жизни, по привычке к
самоуправству, неразборчивости средств Терлецкий был похож больше на
тогдашнего светского пана, чем на епископа христианского. Несмотря на то,
патриарх дал Терлецкому звание своего экзарха с правом наблюдать за
епископами, низвергать недостойных.
Это право, отнятое, таким образом, у митрополита, еще более унизило
значение Рагозы, возбудило его неудовольствие против патриарха, и, таким
образом, вместо порядка внесены были новые причины беспорядка в Церковь.
Митрополит был недоволен учреждением экзархата в пользу Терлецкого;
Терлецкий был недоволен тем, что, несмотря на звание экзарха, не
пользовался полною доверенностью патриарха, который выслушивал на него
жалобы других архиереев; во Львове епископ Гедеон Болобан вел
соблазнительную борьбу с тамошним братством, не умея никак помириться с
правами, данными последнему; наконец Терлецкий рассорился с главным
столпом православия, князем Константином Острожским, и в то же время
подвергался сильному преследованию со стороны католиков.
Тогда Терлецкий вместе с некоторыми другими епископами решился
избавиться от всех бед, грозивших и от своих, и от чужих,- избавиться
средством, на которое давно уже указывали иезуиты,- униею. Епископы
представили королю Сигизмунду III грамоту, в которой соглашались
подчиниться римскому папе, с тем чтоб русская Церковь сохранила в целости
все свои обряды и богослужебный язык, а епископам обеспечены были права и
вольности, каких они желают.
4. Епископы подчиняются папе. Король с радостью принял это предложение,
обещал епископам свои милости, права наравне с католическим духовенством,
защиту от восточных патриархов, неотъемлемость должностей. Скоро Терлецкий
приобрел себе могущественного союзника в новом епископе
владимиро-волынском Ипатии Потее. Потей, возведенный в сан епископа из
знатных сановников светских, явился великим подвижником, воздержником,
постником, охранителем прав церковных и чуждым суеты мирской, но он был
малосведущ в делах церковных, равнодушен к вопросу о различии церквей и
тем легче мог быть склонен к унии, что и другие православные, даже сам
князь Острожский, желали унии как средства вывести русскую Церковь из
тяжкого положения.
Но князь Острожский, переписываясь с Потеем об унии, требовал, чтоб это
было соединение всей восточной Церкви с западною, а не одной
западнорусскою; Потей же считал это неудобоисполнимым и соединился с
Терлецким для приведения в исполнение его плана. Они открыли свой замысел
митрополиту Михаилу Рагозе; этот слабохарактерный старик, с одной стороны,
видел для себя большие выгоды от унии и боялся сопротивлением ей
разгневать короля; с другой стороны, боялся сопротивления православных,
боялся рассердить знатных панов, начавши дело тайком от них, и потому
начал хитрить: через Потея и Терлецкого сносился с королем, торговался с
ним насчет выгод для себя от унии, получал требуемое и в то же время писал
православным вельможам и братствам, что не одобряет унии и не принимает в
ней никакого участия; обманывал и Потея с Терлецким, не приезжая к ним в
назначенное время на совещания.
Но ему нельзя было долго хитрить: князь Острожский выдал послание ко
всем православным, в котором в сильных выражениях обличал митрополита и
епископов в отступничестве от православия; западная Россия волновалась;
видя это, король Сигизмунд спешил покончить желанное для него дело унии:
Потей и Терлецкий в конце 1595 года отправились в Рим и там от имени
митрополита и своей братьи, епископов, били челом папе, чтоб принял
русскую Церковь под свою верховную власть.
5. Брестский собор 1596 года. В Риме торжествовали воссоединение
русской Церкви, а в Варшаве на сейме 1596 года князь Острожский с другими
православными депутатами требовал свержения епископов Потея и Терлецкого
за то, что самовольно подчиняли русскую Церковь папе. Наконец для
окончательного решения дела созван был собор в Бресте в октябре 1596 года.
Но здесь православные и принявшие унию архиереи не соединились в общем
совещании: три раза православные посылали приглашать к себе митрополита и
его соумышленников, но они не пришли. Тогда православные, находившиеся под
председательством уполномоченного константинопольским патриархом экзарха,
грека Никифора, объявили митрополита и всех епископов-униатов лишенными
своего сана и поклялись не отступать от восточной Церкви. В то же самое
время Рагоза с своими сообщниками предал проклятию духовенство, оставшееся
верным православию.
6. Борьба православных с униатами и католиками; распространение
просвещения.
Так произошла уния или, лучше сказать, разделение западнорусской Церкви
на православную и униатскую. Русские люди, оставшиеся верными вере
отцовской, подверглись гонению: православные церкви запирались; в селах
паны отдавали их на откуп жидам, так что крестьянин, чтоб крестить ребенка
или похоронить мертвого, должен был прежде идти к жиду, который за деньги
отпирал ему церковь. Но это гонение, борьба, которую русские люди должны
были вести за свою веру и народность с врагом, сильным не одними
материальными средствами, возбудили нравственные силы их.
Так как униаты и католики действовали и пером против православия, то
православные начали защищаться тем же оружием, издавать книги в пользу
православия, против унии и католицизма, вследствие чего явилась обширная
полемическая литература; чтоб вести с успехом эту борьбу пером, русские
люди увидали необходимость призвать на помощь науку и потому начали сильно
стараться о распространении школьного образования; братства усилили свою
деятельность. Еще в 1594 году братство киевской Богоявленной церкви завело
школу; школа эта сгорела в 1614 году, но в следующем 1615-м богатая
женщина Анна Тугулевичевна возобновила ее на свой счет; самым ревностным
покровителем и распространителем этой школы сделался с 1631 года Петр
Могила, сын молдавского воеводы, сперва архимандрит Киево-Печерской лавры,
а потом и митрополит киевский: на его счет молодые люди, миряне и монахи,
были отправлены во Львов, Рим и другие иностранные города, славные своими
академиями, чтоб потом быть наставниками в киевской школе.
Как лучшие люди западной России понимали свою обязанность в тяжелое
время гонения, всего лучше видно из акта, названного Советованием о
благочестии (1621 год), где определено: епископы должны проповедовать
правую веру, покаяние и благочестивые дела, обходя домы благородных,
посылая учеников своих учить в церквах, не дожидаясь, чтоб к ним
приходили, кланялись или что-нибудь приносили. Должны возбуждать и
приготовлять к мученичеству как самих себя, так и народ. Писать и печатать
в защиту благочестия книги; противникам возражать письменно, но только
посоветовавшись с другими, потому что между русскими разномыслие, а у
противников крепкое убеждение в своих верованиях и злоба в сердцах на
русских. В церквах каждое воскресенье и праздник должна быть проповедь.
Учреждать по городам школы и братства.
Вызвать с Афонской горы знаменитых русских отшельников, а из России
посылать на Афон как в школу духовную.
7. Казаки и их восстания против польского правительства. Но
одновременно с этим напряжением нравственных сил западнорусского общества,
одновременно с этою борьбою пером и словом шла борьба материальная: ее
вели казаки.
Западные, малороссийские казаки, признававшие над собою власть
польского правительства и носившие в восточной России название черкас,
отличались точно таким же характером, как и восточные, московские казаки.
Они разделялись на городовых казаков, носивших и названия по городам,
например полк Переяславский, Черкасский, Миргородский и т. д., и на
запорожцев, живших за Днепровскими порогами, в укрепленном местечке,
называвшемся Сечью, и управляемых кошевым атаманом. Городовые были более
под руками правительства; запорожцы же признавали только по имени его
власть и вели одинакий образ жизни с донскими казаками. Кошевой атаман и
подчиненные ему куренные атаманы выбирались вольными голосами; свободное
от походов время казаки проводили в звериной или рыбной ловле и в
пирушках; женщины не допускались в Запорожье.
Между Запорожьем и Доном была тесная связь: казаки из Запорожья
свободно переходили на Дон и жили там иные лет по осьмнадцати, и живало их
на Дону человек по 100; в Запорожье донских казаков было также очень
много. Мы видели деятельность казаков в Московском государстве в смутное
время, видели, как они ссорили Москву с Турциею при Михаиле.
Малороссийские казаки своими своевольными нападениями на турецкие берега и
громлением турецких кораблей на Черном море точно так же ссорили Польшу с
Турциею, но для Польши эта ссора была опаснее по близости границ ее к
границам турецким.
Вот почему Польское государство начало стремиться подчинить казаков
своим требованиям; эти требования состояли в том, чтоб казаков было
ограниченное, известное правительству число и чтоб старшина казацкий
находился в непосредственной зависимости от правительства, которое должно
распоряжаться всеми движениями казаков. Но казаки не хотели подчиниться
этим требованиям; отсюда в конце XVI и в XVII веке мы видим ряд казацких
восстаний. Но эти казацкие восстания против Польского государства имели
другой исход, чем восстания казаков на востоке против Московского
государства. Польское государство носило в себе глубокую рану, которая
растравлялась все более и более: то была религиозная борьба вследствие
унии, сильное гонение, которому подвергались православные, в соединении с
тяжким состоянием, в котором находилось низшее, земледельческое сословие.
В каком положении находились крестьяне, всего лучше видно из того, что
паны имели обыкновение отдавать свои населенные земли в аренду жидам с
правом казнить смертью крестьян, которые от таких притеснений бежали в
казаки или в пределы Московского государства. Поэтому казаки, восставая
против государства за свои казацкие интересы, в то же время как
православные русские люди поднимали знамя во имя веры и народности и в
интересах низшего, сильно угнетенного сословия; поэтому казацкие восстания
встречали сильное сочувствие не только в селах, но и в городах; дело
казацкое сливалось с делом священным, народным.
Несмотря на то что казацкие восстания на западе вначале удавались,
оканчивались они всегда торжеством Польского государства: предводители
этих восстаний или погибали позорной и жестокой смертью, или должны были
бежать из родной страны. Государство, по-видимому, достигло своей цели
относительно казаков; число их было ограничено; старшина их, назначенный
правительством, находился в полной зависимости от главнокомандующего, или
коронного гетмана. Но дела переменились, когда в 1648 году начальником
казацкого восстания явился Богдан Хмельницкий. Деятельность этого
знаменитого гетмана равно относится и к истории западной, и к истории
восточной России, где царствовал преемник Михаилов.