Соловьев С. Учебная книга по Русской истории

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА XXX. ЦАРСТВОВАНИЕ ЛЖЕДИМИТРИЯ

20 июня 1605 года Лжедимитрий с торжеством въехал в Москву. Богдан
Бельский, снова возвращенный в Москву, торжественно с Лобного места
свидетельствовал перед народом, что новый царь есть истинный Димитрий. Но
другое втихомолку свидетельствовал князь Василий Шуйский: он поручил
одному купцу и одному лекарю разглашать в народе, что новый царь -
самозванец. Басманов узнал о слухах, узнал, от кого они идут, и донес
царю. Шуйский был схвачен, и Лжедимитрий отдал дело на суд собору из
духовенства, вельмож и простых людей; собор осудил Шуйского на смерть; уже
был он выведен на место казни, как прискакал гонец с объявлением
помилования; Шуйского вместе с братьями сослали в галицкие пригороды, но,
прежде нежели они достигли места ссылки, их возвратили в Москву, отдали
имение и боярство.
Известить области о восшествии на престол нового царя должен был
патриарх; так как Иов был свергнут, то на его место возвели рязанского
архиепископа Игнатия, родом грека, который первый из архиереев признал
Лжедимитрия истинным царем. Но признание Игнатия не могло окончательно
утвердить нового царя на престоле; это могло сделать только признание
матери, царицы Марфы. Ее привезли в Москву, Лжедимитрий встретил ее в селе
Тайнинском, имел свидание наедине, в шатре, после чего народ был
свидетелем взаимных нежностей матери и сына. Вскоре по приезде матери
Лжедимитрий венчался на царство по обыкновенному обряду, причем объявлены
были милости мнимым родственникам царским, гонимым при Годунове, Нагим и
Романовым. Филарет Никитич Романов был сделан ростовским митрополитом.
Не проходило дня, в который бы царь не присутствовал в думе, где
удивлял бояр здравым смыслом, находчивостью при решении трудных дел,
начитанностью; указывая на невежество бояр, он обещал позволить им ездить
в чужие земли для образования; объявил, что хочет держать народ в
повиновении не строгостью, но щедростью. Если и на Годунова сильно
жаловались за то, что он очень любил иностранцев, отчего началось
подражание иностранным обычаям, то гораздо больше поводов к подобным
жалобам подавал Лжедимитрий, который, побывав сам на чужой стороне,
пристрастился к тамошним обычаям и по живости природы своей не мог
сообразоваться с церемонною, сидячею жизнью прежних царей.
Желание как можно скорее видеть невесту свою в Москве, равно как
желание быть в союзе c католическими державами для общей войны против
турок, заставляли Лжедимитрия дорожить дружбою польского короля
Сигизмунда, но он не хотел для этой дружбы жертвовать выгодами своего
государства: так, в угоду королю он не только не хотел отказаться от
титула царя, но еще принял титул императора, объявил, что не уступит ни
клочка русской земли Польше; в сношениях с папою Лжедимитрий также
уклонялся от обязательства ввести католицизм в Московское государство.
Несмотря на то, приезд в Москву Марины Мнишек со множеством поляков,
которые вели себя дерзко, женитьба царя на польке некрещеной возбуждали
неудовольствие в Москве, которым спешил воспользоваться князь Василий
Шуйский вместе с другими боярами.
Шуйский по горькому опыту знал, что нельзя подвинуть народа против царя
одним распущенном слухов о самозванстве, знал, что большинство московского
народа предано Лжедимитрию как государю доброму и ласковому, и потому
начал действовать с большою осторожностью. Особенно надеялся он на
осьмнадцатитысячное войско, собранное под Москвою царем для
предполагавшегося похода па Крым; для безопасности же от большинства
москвичей, преданных Лжедимитрию, заговорщики положили по первому набату
броситься во дворец, с криком: "Поляки бьют государя!" - окружить царя как
будто для защиты и убить его. Несмотря, однако, на эту осторожность и
хитрость, умысел легко мог бы не иметь успеха, если бы заговорщикам не
помогла необыкновенная доверчивость Лжедимитрия, который смеялся над
поляками, уведомлявшими его о народном волнении, не хотел принимать
никаких доносов от немецких телохранителей и пренебрег всеми мерами
осторожности.
17 мая 1606 года около четырех часов утра раздался набаг в Москве, и
толпы заговорщиков хлынули на Красную площадь, где уже сидели на конях
бояре. Шуйский повел народ в Кремль "на злого еретика", как он выразился.
Лжедимитрий проснулся от набата и выслал Басманова справиться, в чем
дело.
Басманов в отчаянии прибежал назад к царю, крича, что вся Москва
собралась на него. Когда уже бояре вошли во дворец, то Басманов вышел к
ним и стал уговаривать их не выдавать народу Лжедимитрия, но был убит.
Лжедимитрий увидел, что сопротивление бесполезно, выскочил из окна и
разбился. Стрельцы, стоявшие на карауле, подняли его, привели в чувство и
приняли было его сторону, но заговорщики закричали: "Пойдем в Стрелецкую
слободу, истребим семейства стрельцов, если они не хотят нам выдать
обманщика". Стрельцы испугались и сказали боярам:
"Спросим царицу: если она скажет, что он не сын ей, то Бог в нем волен".
Сам Лжедимитрий требовал, чтоб спросили мать его или вывели его на
Лобное место и дали объясниться с народом. Но объясниться ему не дали;
пришел князь Голицын и сказал, что царица Марфа называет своим сыном того,
который убит в Угличе, а от этого отрекается. Тогда Лжедимитрия убили, и
труп его вместе с трупом Басманова выставили на Красной площади в маске с
дудкою и волынкою. Между тем другие толпы народа били поляков. Тесть
самозванца Мнишек с родственниками, равно как послы королевские,
приехавшие на свадьбу, были спасены боярами, Марину также не тронули и
отвезли из дворца к отцу.
Тот, кто назывался царем Димитрием, был убит; начали думать об избрании
нового царя. Виднее всех бояр московских по уму, энергии, знатности рода
были два князя, Василий Иванович Шуйский и Василий Васильевич Голицын; оба
имели сильные стороны, но Голицын не мог с успехом бороться против
Шуйского, который гораздо больше выдался вперед в последнее время; он был
первым обличителем самозванца, главою заговора, вождем народа против злого
еретика. Для людей, совершивших последний переворот, кто мог быть лучшим
царем, как не вождь их в этом деле? Бояре хотели созвать выборных из всех
городов, чтоб по совету всей земли избран был государь такой, который был
бы всем люб. Но Шуйский не хотел дожидаться собора, не будучи уверен, что
собор кончится в его пользу, ибо дело истребления самозванца, которым он
прославился, было дело чисто московское, да и не все москвичи его одобряли.
19 мая утром на Красной площади толпился народ, точно так же как и 17
мая.
Вышли бояре и духовенство и предложили избрать патриарха (ибо Игнатий
был свергнут как приверженец Лжедимитрия) и разослали грамоты для созвания
советных людей из городов на собор, который должен избрать государя. Но в
народе закричали, что царь нужнее патриарха, а царем должен быть князь
Василий Иванович Шуйский. Этому крику никто не смел противоречить, и
Шуйский был провозглашен царем, после чего в патриархи был избран
Гермоген, митрополит казанский.