Остерман Лев. О, Солон! (История афинской демократии)

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 3
ЛИДЕРЫ ДЕМОКРАТИИ. ФЕМИСТОКЛ И АРИСТИД
События,. которые будут описаны в этой главе, можно рассматривать как
еще одно, и весьма убедительное, свидетельство силы демократии. Отразив
новое нашествие персов, грекам удалось сокрушить всю сконцентрированную мощь
Персидской державы. Но есть и другой, интересный аспект этих событий, о
котором имеет смысл сказать с самого начала.
Афины впервые выходят на международную арену. Решается судьба всей
Греции, Македонии, Фракии, бесчисленных островов Эгейского моря. Афины
организуют - фактически возглавляют - коалицию греческих городов,
объединенных опасностью иноземного порабощения. Перед Афинской демократией
встают новые и сложные проблемы. При их разрешении выделяются особо
одаренные и сильные личности - у демократии появляются лидеры. Это - явление
новое. Солон и Клисфен были реформаторами. Они разработали и узаконили
определенные изменения государственного устройства. Солон после окончания
срока своего архонтства покинул Афины, а о Клисфене нам ничего, кроме факта
его реформы, не известно. Мильтиад лишь выиграл одно сражение. Лидеры,
которые появятся в этой и следующих главах, окажутся не столько
реформаторами, сколько руководителями практической деятельности государства
- военной и мирной. Не всегда они будут занимать должности архонтов или
стратегов, но их влияние будет долговременным и они будут опираться на
поддержку народа. Здесь и далее мы будем внимательно присматриваться к
лидерам демократии, сопоставляя, по возможности, их личные достоинства с той
ролью, которую сыграл каждый из них в истории Афин. А теперь перейдем к
событиям и фактам.
Ввиду внутренних неурядиц и смерти Дария персам пришлось отложить на
десять лет попытку реванша за поражение под Марафоном. В конце 80-х годов
царь Ксеркс начал энергичную подготовку к новому походу на Грецию. На этот
раз вторжение должно было идти посуху. Вдоль берегов нынешней Турции и
Балкан персы заранее разместили склады продовольствия. Для того, чтобы
сопровождающий армию флот мог миновать опасный район моря, у основания
полуострова Халкидик прорыли канал. Через Геллеспонт перебросили на канатах
мост, длиною около полутора километров. Ксеркс был царь серьезный. Для его
характеристики стоит привести один эпизод, рассказанный Геродотом.
Некий лидиец Пифий, пользовавшийся благосклонностью царя за то, что
предложил ему для похода свои огромные богатства, сказал владыке, что все
пять его сыновей идут на Грецию и просил оставить одного из них, старшего,
чтобы он заботился об отце.
Разгневанный Ксеркс ответил ему так:
"Негодяй! Ты еще решился напомнить мне о своем сыне, когда я сам веду
на Элладу своих собственных сыновей, братьев, родственников и друзей. Разве
ты не раб мой, который обязан со всем своим домом и с женой сопровождать
меня?... Ты сделал мне, правда, доброе дело и изъявил готовность сделать
подобное же, но не тебе хвалиться, что превзошел царя благодеяниями. А ныне,
когда ты выказал себя наглецом, ты все-таки не понесешь заслуженной кары, но
меньше заслуженной. Тебя и четверых твоих сыновей спасает твое
гостеприимство. Но один, к которому ты больше всего привязан, будет казнен".
Дав такой ответ, царь тотчас же повелел палачам отыскать старшего сына Пифия
и разрубить пополам, а затем одну половину тела положить по правую сторону
пути, а другую по левую, где должно было проходить войско".(История. VII,
39)
Когда только что наведенный мост снесла буря, Ксеркс приказал бичевать
Геллеспонт тремястами ударами хлыста и погрузить в него пару оков. Еще он
послал палачей заклеймить море, а строителям моста отрубить головы. После
этого мост был восстановлен.
Намерения у царя были тоже серьезные. Геродот утверждает, что
персидское войско насчитывало 5 миллионов человек. Цифра эта, конечно,
сильно преувеличена, но армия, по-видимому, действительно выступила
огромная.
Узнав о приготовлениях Ксеркса, греки в 481 г. создали общеэллинский
союз с центром в Коринфе. Командование как союзными сухопутными силами так и
флотом, было вручено Спарте. Не все греческие государства решились выступить
против персов. Лежащая на пути персидского войска Фессалия заявила о своей
покорности царю. Во многих городах имелись сильные проперсидские партии. На
беду еще подоспели очередные Олимпийские игры, которые греки не решились
отменить. На время игр обычай требовал прекратить все военные действия. Так
что для защиты Фермопил прибыло всего лишь около 4000 воинов. В их числе был
и "символический" отряд из 300 спартанцев во главе с царем Леонидом. В узком
Фермопильском ущелье, расположенном на пути из северной в среднюю Грецию,
между берегом моря и горами им удалось на несколько дней задержать персов.
Когда защитники Фермопил были окружены, союзники отступили, а спартанцы
остались и были истреблены полностью.
Путь к Афинам для полчищ Ксеркса был открыт. Но второму действию драмы
суждено было разыграться на море. Сначала объединенный флот греков под
командованием спартанца Еврибиада подошел к мысу Артемисий у северной
оконечности острова Эвбея для того, чтобы помешать персам высадиться с
кораблей в тылу у защитников Фермопильского ущелья. Главную силу греческого
флота составляла афинская эскадра под начальством стратега Фемистокла. Афины
к этому времени стали самой сильной морской державой Греции. Такого
положения им удалось добиться совсем недавно и свою роль в этом сыграл
счастливый случай. Вернемся ненадолго к событиям, происходившим в Афинах за
несколько лет до начала войны.
В 484 г. в Лаврионских рудниках были открыты новые мощные месторождения
серебра. В казну города поступила большая сумма денег. До сих пор доходы от
эксплуатации рудников делили между гражданами. На этот раз тот же Фемистокл
убедил афинян вложить их в строительство военного флота. Свое предложение он
мотивировал угрозой назревавшего в то время столкновения с соседним островом
Эгина. На самом деле его замысел был намного шире - добиться для Афин
господства в Эгейском море. С этой целью по его инициативе началось и
строительство укреплений в Пирее - окруженной утесами, труднодоступной
гавани, куда с открытого побережья перенесли морской порт Афин.
Фемистокл обладал выдающимся государственным умом. Живший в конце V
века историк Фукидид, отнюдь не питавший к нему симпатий, вынужден был
признать его исключительные способности. Он писал:
"Фемистокл... с помощью присущей ему сообразительности после самого
краткого размышления был вернейшим судьей данного положения дел и лучше всех
угадывал события самого отдаленного будущего. Он способен был руководить
всяким делом... в особенности же заранее предусматривал лучший или худший
исход предприятия, скрытый еще во мраке будущего..."<Цит. по: Глускина Л. М.
Греко-персидские войны // История древнего мира. М.:, 1982, Кн. 2. С. 167.>.
Отец Фемистокла принадлежал к знатному жреческому роду, но мать была
низкого происхождения, что исключало Фемистокла из узкого круга родовой
аристократии. Зато он был свободен и от аристократических "предрассудков" -
для него все средства были хороши.
Создание флота обеспечивало Фемистоклу поддержку городской бедноты.
Граждане четвертого сословия, как мы помним, не входили в состав военного
ополчения. Теперь из них стали комплектовать команды военных кораблей.
Это привело к росту политического влияния простонародья, чем были
недовольны члены "гетерий" - сообществ аристократического толка. Вождем
аристократов был Аристид, человек высоких нравственных достоинств,
прозванный впоследствии "справедливым". Плутарх в биографии Аристида пишет,
что...
"... он был безразличен к почестям, в несчастьях сохранял
невозмутимость и полагал, что нужно предоставить себя в распоряжение
отечества, не думая не только о вознаграждении, но и о славе".(Аристид, III)
Эти два лидера афинян противостояли друг другу. Фемистоклу удалось
одержать верх над своим соперником и добиться в 483 г. его остракизма. Тот
же Плутарх утверждает, что с этой целью... Фемистокл распространял слухи,
будто Аристид, разбирая и решая все дела сам, упразднил суды и незаметно для
сограждан сделался единовластным правителем - вот только что стражей не
обзавелся".(Там же, VII)
Приведу продолжение этой цитаты, чтобы проиллюстрировать
антидемократические взгляды самого биографа. Ведь мне еще не один раз
придется его цитировать.
"Да и народ, - пишет Плутарх, - чванясь своей победой (под Марафоном -
Л. О.) и считая себя достойным величайших почестей с неудовольствием взирал
на каждого, кого возвышала над толпой слава или громкое имя. И вот, сойдясь
со всех концов страны в город, афиняне подвергли Аристида остракизму,
скрывши ненависть к славе под именем страха перед тиранией".
Между тем вторжение персов началось и афиняне направили послов к
Дельфийскому оракулу, чтобы вопросить о том, что их ожидает. Предсказания
оракулов (их было несколько) играли важную роль в кульминационные моменты
древнегреческой истории. Через них боги "отвечали" на вопросы полководцев и
государственных деятелей. Самым знаменитым и почитаемым был Дельфийский
оракул, основанный, по преданию, самим Аполлоном. Здесь прорицания бога
исходили из уст его служительницы - Пифии. На эту роль жрецы храма Аполлона
в Дельфах выбирали одну из местных девушек, отдавая предпочтение
невежественным и красивым.
Очистившись омовением в водах Кастальского ключа, Пифия в светлом
одеянии появлялась в святилище - пещере, со дна которой из расщелины
поднимались дурманящие испарения. Она садилась на треножник, установленный
над расщелиной, брала в руку лавровую ветвь и выслушивала вопрос. Под
влиянием дурмана и божественного наития Пифия впадала в экстаз - не всегда
притворный: одна из них, по свидетельству Плутарха, во время пророчества
умерла. Ответы Пифии часто бывали бессвязны и нуждались в толковании. Его
составляли жрецы в форме высокопарных и туманных по смыслу стихов.(Надо
полагать, что сведения о вопрошавшем заблаговременно собирались. К оракулу -
как и в наши дни - существовала очередь и предварительная запись).
Пророчества Пифии оказывались порой удивительно точными. Если, конечно,
История не подтасовала их "задним числом".
Возможно, что дельфийские жрецы были настроены проперсидски, ибо Пифия,
согласно Геродоту, изрекла следующее весьма мрачное пророчество:
"Что ж вы сидите, глупцы? Бегите к земному пределу,
Домы покинув и главы высокие круглого града.
Не устоит ни глава, ни тело пред гибелью страшной.
И ни стопа, и ни длань, и ничто иное средь града
Не уцелеет. Но все истребится, и град сей погубит
Огнь и жестокий Арей, что стремит колесницу сириян.
Много и прочих твердынь - не только твою
он погубит...
Ныне кумиры бессмертных стоят, уже пот источая.
В страхе трепещут они, а кровли их храмов
Черною кровью струят - в предвестие бед
неизбывных...
Но выходите из храма и скорбию душу излейте".
(История, VII, 140)
По свидетельству Геродота:
"Такой ответ оракула глубоко опечалил афинских послов. И вот, когда они
уже впали в отчаяние от возвещенных им бедствий, некто Тимон... посоветовал
им вернуться в святилище с оливковыми ветвями и еще раз вопросить оракула
уже в качестве "умоляющих бога о защите". Афиняне так и поступили и
обратились к богу с такими словами: "Владыка! Ради этих вот оливковых
ветвей, которые мы принесли, изреки нам более милостивое прорицание о нашем
родном городе, иначе мы не уйдем из святилища, но пребудем здесь до конца
наших дней". На это прорицательница изрекла им вторично вот что:
"Гнев олимпийца смягчить не в силах Афина Паллада,
Как ни склоняй она Зевса - мольбами иль
хитрым советом.
Все ж изреку тебе вновь адамантовой крепости
слово:
Если даже поля меж скалою Кекропа высокой
И Киферона долиной святой добычею вражеской станут
<Скала Кекропа - Афинский Акрополь. Киферон - гора на северо-западной
границе Аттики.>
Лишь деревянные стены дает Зевес Тритогенее
<Афине>
Несокрушимо стоять во спасенье тебе и потомкам.
Конных спокойно не жди ты полков или рати пехотной
Мощно от суши грядущей, но тыл обращая
Все ж отступай: ведь время придет и померишься силой!
Остров божественный, о Саламин, сыновей своих жен ты
погубишь
В пору ль посева Деметры даров, порою ли
знойною жатвы".
(Там же, VII, 141)
Это пророчество уже давало надежду на спасение, обещало возможность
померяться силой. Но что означали "деревянные стены"? Старики полагали, что
Пифия имела в виду афинский Акрополь, который некогда был окружен деревянной
изгородью. Другие же считали, что она подразумевала корабли, и спасение надо
искать в морском сражении. Но всех смущала предпоследняя строка пророчества,
сулившая погибель сыновьям принадлежавшего Афинам соседнего острова Саламин.
И здесь решающую роль опять сыграл Фемистокл. Геродот пишет об этом так:
"Был тогда в Афинах один человек, лишь недавно выдвинувшийся на первое
место среди наиболее влиятельных граждан. Его звали Фемистоклом, и был он
сыном Неокла. Он считал, что толкователи оракулов не все изречение объяснили
правильно, и говорил так: "Если бы упомянутый стих действительно относился к
афинянам, то бог, как мне кажется, не выбрал бы столь миролюбивых выражений,
но сказал бы "несчастный Саламин" вместо "божественный Саламин", если только
жителям его суждено погибнуть в борьбе за остров. Напротив, если изречение
понять правильно, то его следует отнести к врагам, а не к афинянам". Поэтому
Фемистокл советовал афинянам готовиться к морской битве, так как "деревянные
стены" и есть корабли. Толкование Фемистокла понравилось афинянам гораздо
больше, чем объяснения толкователей оракулов, которые были против
приготовлений к битве на море и вообще советовали даже не поднимать руки на
врага, но покинуть Аттику и поселиться где-нибудь в другой стране".(VII,
143)
Афиняне срочно снарядили все свои корабли, и в составе объединенного
греческого флота афинская эскадра отплыла к берегам Эвбеи. Командовать ею
поручили Фемистоклу.
Морское сражение у мыса Артемисий не принесло решительной победы ни
одной из сторон. Флот царя был многочисленнее. После непродолжительного боя,
протекавшего с переменным успехом, Еврибиад без существенных потерь сумел
увести свой флот обратно.
Пройдя Фермопилы, огромная армия Ксеркса двинулась к Афинам. Отстоять
город было невозможно и решено было переправить всех его жителей на остров
Саламин и близлежащее побережье Пелопоннесского полуострова - южной
оконечности Греции. Согласно версии Геродота, стратеги растерялись, и
организацию эвакуации в обстановке начавшейся было паники взял в свои руки
ареопаг, что немало послужило к укреплению его авторитета и влияния. Вскоре
персидское войско вошло в опустевшие Афины. Город Ксеркс пощадил, но храмы
на Акрополе разрушил.
Тем временем воины из всех городов Пелопоннесса днем и ночью возводили
стену поперек узкого перешейка Истм, соединявшего полуостров со средней
Грецией. Здесь они рассчитывали остановить армию Ксеркса. Объединенный
греческий флот находился в это время напротив Афин, у острова Саламин. На
военном совете командующих союзными морскими силами большинство высказалось
за то, чтобы, не принимая боя с подошедшей персидской эскадрой, отходить к
Истму.
Фемистокл старался убедить своих "коллег" в том, что сражение в узком
проливе, где персы не смогут развернуть фронт своих кораблей, будет
происходить в очень выгодных для греков условиях. Пролив изобиловал мелями и
подводными камнями, неизвестными противнику.
Увидев, что он остается в меньшинстве, Фемистокл решил обманным путем
заставить своих товарищей принять бой. Ему удалось побудить персов той же
ночью окружить греческий флот. Вот как описывает Геродот эту его хитрость:
"Когда Фемистокл увидел, что мнение пелопоннесцев стало одерживать
верх, он незаметно покинул собрание. Выйдя из совета, он отправил на лодке
одного человека с поручением в мидийский<т.е. персидский.> стан. Звали этого
человека Сикинн, и был он слугой и учителем детей Фемистокла... Прибыв на
лодке к военачальникам варваров, Сикинн сказал вот что: "Послал меня
военачальник афинян тайно от прочих эллинов (он на стороне царя и желает
победы скорее вам, чем эллинам) сказать вам, что эллины объяты страхом и
думают бежать. Ныне у вас прекрасная возможность совершить величайший
подвиг, если вы не допустите их бегства. Ведь у эллинов нет единства, и они
не окажут сопротивления: вы увидите, как ваши друзья и враги станут
сражаться друг с другом...". После этого Сикинн тотчас же возвратился назад.
Варвары поверили этому сообщению...".(VIII, 75)
В то время, как персидские корабли уже начали свой маневр, греческие
командующие все еще обсуждали план отступления. Получив известие от слуги,
Фемистокл вернулся на совет, но не мог призвать союзников к подготовке
сражения, так как ему пришлось бы открыть свое коварство.
Эта ночь была полна драматических событий. Неожиданно появился Аристид.
Изгнанный остракизмом, он в свое время удалился на Эгину - остров,
расположенный в том же заливе. Аристид обнаружил, что греки окружены. Под
покровом темноты ему удалось на лодке проскользнуть к ним. Не догадываясь о
роли, которую сыграл в этом деле Фемистокл, Аристид поспешил разыскать
командующего афинским флотом, чтобы сообщить ему о случившемся. Послушаем
рассказ Геродота об этой встрече двух недавних соперников:
"Этого Аристида я считаю, - пишет Геродот, - судя по тому, что я узнал
о его характере, самым благородным и справедливым человеком в Афинах. Он
предстал перед советом и велел вызвать Фемистокла (Фемистокл вовсе не был
его другом, а, напротив, злейшим врагом). Теперь перед лицом страшной
опасности Аристид предал забвению прошлое и вызвал Фемистокла для
переговоров. Он узнал, что пелопоннесцы хотят отплыть к Истму. Когда
Фемистокл вошел к нему, Аристид сказал: "Мы должны всегда, и особенно в
настоящее время, состязаться, кто из нас сделает больше добра родине. Я хочу
только сказать тебе, что пелопоннесцы могут теперь рассуждать сколько угодно
об отплытии отсюда, это совершенно бесполезно. Я видел собственными глазами
и утверждаю, что коринфяне и сам Еврибиад не смогут теперь отплыть отсюда,
даже если бы и захотели: ведь мы окружены врагами. Выйди и сообщи об
этом".(VIII, 79)
Наутро морское сражение началось. Это было в конце сентября 480 г.
Расчеты Фемистокла блестяще оправдались. Персидские силы были
рассредоточены: финикийские корабли находились севернее Саламинского
пролива, ионийские - южнее. Греки всеми силами напали сначала на финикийцев,
потом на ионийцев. Ксеркс, восседая на высоком берегу, наблюдал за ходом
сражения. На глазах владыки персидский флот был разгромлен. Эсхил, который
сам участвовал в этом бою, так описал его в трагедии "Персы":
"Сначала удавалось персам сдерживать
Напор. Когда же в узком месте множество
Судов скопилось, никому никто помочь
Не мог, и клювы направляли медные
Свои в своих же, весла и гребцов круша...
..................... моря видно не было
Из-за обломков, из-за опрокинутых
Судов и бездыханных тел...
Найти спасенье в бегстве беспорядочном
Весь уцелевший варварский пытался флот,
Но греки персов, словно рыбаки тунцов,
Кто чем попало, досками, обломками
Судов и весел били...".
(412 - 424)
Впереди еще было решающее сражение на суше, но победа у Саламина
оказалась поворотным пунктом войны. Она воодушевила греков. И главная
заслуга в этом принадлежала Фемистоклу.
По окончании сражения он ратовал за поход к Геллеспонту с тем, чтобы
разрушить мост и отрезать Ксерксу путь отступления в Азию. Но Еврибиад и
большинство союзников считали, что этого делать не следует, так как,
оказавшись в безвыходном положении, персы будут драться отчаянно и могут
покорить всю Элладу. Убедившись, что его предложение не проходит, Фемистокл
круто сменил фронт и стал убеждать афинян, порывавшихся отомстить за
разрушение святынь в Акрополе, отказаться от похода. На этот раз его
красноречие и способность заглядывать в будущее служили не столько
государственным, сколько собственным интересам оратора. Предоставим опять
слово Геродоту:
"Когда Фемистокл понял, что ему не удастся убедить по крайней мере
большинство военачальников плыть к Геллеспонту, он обратился к афинянам с
такими словами: "Мне самому пришлось быть свидетелем подобных случаев и
слышать еще больше рассказов об этом: когда побежденных доводят до
крайности, они снова бросаются в бой и заглаживают прежнее поражение.
Поэтому не станем преследовать бегущего врага...". Так говорил Фемистокл,
чтобы обеспечить себе убежище у персидского царя на случай, если его
постигнет какая-нибудь беда в Афинах, что впоследствии и случилось".(VIII,
109)
И далее:
"После того, как афиняне поддались убеждению Фемистокла, тот немедленно
отправил к царю корабль с доверенными людьми... Среди этих людей был опять
его слуга Сикинн. Когда посланные прибыли к берегам Аттики, то все прочие
остались на корабле и только Сикинн отправился в глубь страны к Ксерксу
(царь в это время покинул Афины - Л. О.) и сказал ему вот что: "Послал меня
Фемистокл, сын Неокла, военачальник афинян - самый доблестный и мудрый
человек среди союзников - сообщить тебе, что афинянин Фемистокл, желая
оказать тебе услугу, отговорил эллинов преследовать твои корабли и разрушить
мост на Геллеспонте. Отныне ты можешь совершенно спокойно возвратиться
домой".(VIII, 110)
Ксеркс и сам уже решил вернуться в Персию. Наступала зима. Прокормить
огромную армию было трудно. Да и слишком долгое отсутствие царя в столице
становилось рискованным. Это не означало, что война окончена. Царь оставил в
Греции 300 тысяч человек отборного войска под командованием полководца
Мардония. Персидская армия покинула скудную Аттику и отошла до весны на
север в плодородную долину Беотии. Афиняне смогли вернуться в свой
разоренный город. Союзный флот был распущен.
Фемистокл с частью афинских кораблей направился к острову Андрос для
того, чтобы взыскать с его жителей контрибуцию, так как андросцы, уступив
силе, оказали поддержку персам. В свое повествование об этом эпизоде Геродот
включает пересказ диалога андросцев с Фемистоклом. Хотя его содержание не
так уж и важно для нашей истории, трудно удержаться от соблазна
процитировать здесь этот образчик древнего юмора. Вот что записывает
Геродот:
"Они (афиняне - Л. О.) осадили Андрос, желая захватить остров. Андрос
был первым островом, от которого Фемистокл потребовал денег. Андросцы,
однако, отказались выдать деньги. Фемистокл велел тогда объявить андросцам,
что афиняне прибыли с двумя великими божествами - Убеждением и Принуждением,
так что андросцам безусловно придется заплатить деньги. Андросцы отвечали на
это: "Действительно, Афины, должно быть велики и богаты, если с такими
благосклонными богами преуспевают в жизни. Что же до них, андросцев, то они,
напротив, до крайности бедны землей и к тому же два ни на что не годных
божества не покидают их острова, который стал даже их излюбленным
местопребыванием. Это именно - Бедность и Беспомощность. С этими-то
божествами андросцы не могут уплатить деньги: ведь могущество Афин никогда
не превзойдет их немощи". Так они отвечали и, не заплатив денег, подверглись
осаде".(VIII, 112)
Однако то, о чем историк рассказывает дальше, имеет прямое отношение к
интересующей нас теме лидерства в демократии:
"А Фемистокл, - продолжает Геродот, - в своей ненасытной алчности
посылал и на другие острова тех же самых вестников, которых раньше отправлял
к царю. Вестники требовали денег, угрожая в случае отказа, что Фемистокл
явится с эллинским флотом и осадой возьмет их город. Такими угрозами
Фемистокл заставил каристян и паросцев выплатить огромные суммы денег.
Жители этих островов услышав, что Андрос осажден за приверженность к персам
и что Фемистокл имеет решающее слово среди эллинских военачальников,
устрашились и послали денег. Заплатили ли деньги и другие острова, я не могу
сказать, но думаю, впрочем, что Карист и Парос были не единственными... Так
Фемистокл, стоя на якоре у Андроса, собирал деньги с островов тайно от
прочих военачальников".(VIII, 112)
Кстати говоря, взять Андрос Фемистоклу так и не удалось. Но не в этом
соль. Облик "спасителя отечества", как не раз, и в общем-то справедливо,
называли Фемистокла последующие историки, приобретает на наших глазах новые
черты. Не слишком благовидными были и те его "военные хитрости", о которых
рассказано выше. Теперь же нам, видимо, придется признать, что был он
человеком без совести и, как говаривали в прошлом веке, "крепко на руку
нечист". У Геродота есть тому еще одно яркое свидетельство. Я бы мог его
процитировать раньше, но здесь оно более уместно.
Напомню, что решающей морской битве у Саламина предшествовало
сравнительно малозначащее столкновение греческого и персидского флотов у
мыса Артемисий. С ним связаны кое-какие весьма любопытные подробности,
касающиеся Фемистокла. Предоставляю слово Геродоту. Он пишет:
"Итак, эллинские корабли прибыли тогда к Артемисию. Между тем, увидев
огромный флот противника на якоре у Афет и что всюду полно вражеских
кораблей (ведь против ожидания силы варваров оказались гораздо более
значительными), эллины устрашились и решили снова бежать во внутренние воды
Эллады. Узнав об этом, евбейцы просили Еврибиада подождать по крайней мерее
хоть немного, пока они тайно не отправят детей и челядь в безопасное место.
Еврибиад, однако, отклонил их просьбу, и тогда евбейцы обратились к
афинскому военачальнику Фемистоклу. Им удалось за 30 талантов подкупить
Фемистокла, и тот склонил эллинов остаться и дать морскую битву перед
Евбеей.
Фемистокл же сумел убедить эллинов подождать вот каким образом: из этих
денег он отдал Еврибиаду 5 талантов как будто бы из своего личного
достояния. Когда Фемистокл уговорил Еврибиада, то среди прочих
военачальников оставался только один противник - коринфский военачальник
Адимант, сын Окита. Он заявил, что отплывает и не останется у Артемисия. К
нему-то обратился Фемистокл и с клятвой сказал; "Ты не покинешь нас на
произвол судьбы, так как я обещаю тебе более щедрые дары, чем даст тебе
мидийский царь за измену союзникам". С этими словами он тотчас же послал на
корабль Адиманта 3 таланта серебра. Так-то Фемистокл сумел привлечь на свою
сторону денежными подарками обоих военачальников и оказал услугу евбейцам.
Сам же Фемистокл тоже не остался в накладе, утаив остальные деньги".(VIII,
5)
Впоследствии против Фемистокла будет возбужден судебный процесс. Весьма
вероятно, что Геродот почерпнул сведения о неприглядных поступках тогдашнего
лидера демократов из обвинительного заключения по этому процессу.
Трудно сказать, насколько широко была известна афинскому народу вся
подоплека деяний Фемистокла. Сам он, надо полагать, ее не рекламировал. Тем
не менее, я хочу обратить внимание читателя на некоторые факты, которые мне
кажутся весьма примечательными.
Весной 479 г. Фемистокл не был переизбран стратегом. Зато избрали на
эту должность его соперника и недавнего изгнанника Аристида.(За доблесть,
проявленную в сражении с персами, он был досрочно возвращен в Афины). Более
того, афиняне никак не отметили роль Фемистокла в морской битве у Саламина.
А ведь он командовал афинским флотом! Что же произошло? Я не нахожу этому
другого объяснения кроме того, что своекорыстная и безнравственная оборотная
сторона некоторых действий Фемистокла стала известна гражданам Афин и
возбудила их недовольство. Только спартанцы воздали должное если и не
военной доблести Фемистокла, то его уму. По свидетельству Геродота:
"... слава Фемистокла как мужа, безусловно умнейшего из эллинов,
прогремела по всей Элладе. Но так как сражавшиеся вместе с ним при Саламине
не признали Фемистокла победителем и не почтили его, то он вскоре после
этого отправился в Лакедемон<т.е. в Спарту>, чтобы получить там почести.
Лакедемоняне приняли его достойно и с великими почестями. Правда, награду за
доблесть (венок из оливковых ветвей) они дали Еврибиаду, а самому Фемистоклу
- награду за мудрость и проницательность - также оливковый венок. Они
подарили ему колесницу, самую прекрасную в Спарте. Осыпав Фемистокла
похвалами, они при отъезде дали ему свиту из 300 отборных спартанцев,
называемых "всадниками", которые провожали гостя до тегейской границы.
Фемистокл был, насколько мы знаем, единственным человеком, которому
спартанцы дали такую свиту".(VIII, 124)
Между тем Мардоний направил в Афины царя дружественной персам Македонии
Александра I (великий полководец - был Александр II) с предложением
почетного мира и союза против Спарты. Александр говорил афинянам, что войско
Мардония намного сильнее, чем армия, какую могут выставить греки, и если
Афины не воспользуются возможностью почетного выхода из войны с Персией, то
будут разгромлены и уничтожены. Встревоженные спартанцы тоже направили
послов в Афины. Они призывали афинян "не изменять делу эллинов".
Но, воодушевленные победой у Саламина, афиняне не нуждались в поощрении
своей доблести. Их ответ Александру, как его приводит Геродот, исполнен
достоинства:
"Нам и самим, - заявили афиняне послу Мардония, - правда, известно, что
боевая сила царя во много раз превосходит нашу. Тем не менее, стремясь к
свободе, мы будем ее защищать, пока это в наших силах. Не пытайся примирить
нас с царем, так как мы не поддадимся твоим убеждениям. А теперь сообщи
Мардонию ответ афинян: пока солнце будет ходить своим прежним путем, никогда
мы не примиримся с Ксерксом. Мы выступили против него, полагаясь на помощь
богов и героев, святилища и кумиры которых царь преступно предал пламени. Ты
же впредь никогда не приходи к афинянам с такими предложениями и не
соблазняй нас к нечестивым поступкам под видом того, что радеешь о нашей
пользе. Ты - наш гостеприимец и друг и потому нам не угодно, чтобы ты
как-нибудь пострадал от нас, афинян".(VIII, 143)
Летом 479 г. войска Мардония вернулись в Аттику и заняли вновь
опустевшие Афины. Еще раз отправил Мардоний к афинянам на Саламин своего
после с предложением мира. Но афиняне были так единодушны в своей решимости
изгнать захватчиков, что побили камнями единственного члена Совета,
высказавшегося за принятие предложения Мардония. Если верить легенде, то
даже афинские женщины разъярились до такой степени, что побили камнями жену
и детей несчастного советчика.
А между тем спартанцы, заканчивавшие возведение стены на Истме, медлили
с выступлением против персов. К тому же у них опять был очередной праздник.
Теперь уже афинянам пришлось адресовать упреки своим союзникам, понуждая их
к решительным действиям.
Спартанцы в течение десяти дней откладывали ответ и тем временем стена
была закончена. Тогда они отправили в поход армию из 10 тысяч
тяжеловооруженных воинов во главе с Павсанием, опекуном малолетнего сына
царя Леонида. Мардоний снова отошел в Беотию, где было удобнее сражаться его
коннице. Афины он на этот раз полностью разрушил и сжег.
У города Платеи состоялось решающее сражение. Мардоний расположил свои
войска вдоль небольшой речки. Греки заняли позиции на склонах горы Киферон,
неудобных для атаки персидских всадников. Восьмитысячным отрядом афинян
командовал Аристид.
Пифия предрекла Аристиду, что победа будет за афинянами, если они будут
сражаться на своей земле. А сражение должно было начаться на земле соседней
с Аттикой Платеи. Тогда платейцы в народном собрании решили уничтожить
пограничные знаки и отдать свою землю Афинам. По свидетельству Плутарха:
"Великодушие платейцев приобрело такую громкую славу, что даже много
лет спустя Александр, который к тому времени успел уже покорить Азию, решив
обнести Платеи стенами, объявил на Олимпийских играх через глашатая, что
царь оказывает эту милость платейцам за их мужество и щедрость, обнаруженные
в Персидской войне, когда они отдали грекам свою землю и проявили величайшую
отвагу".(Аристид, XI)
Более недели обе армии стояли друг перед другом, не желая покидать
выгодные позиции. Только персидская конница своими налетами тревожила
греков. С обеих сторон жрецы-прорицатели приносили жертвы и вопрошали богов
о наступлении. Знамения каждый раз оказывались неблагоприятными. Потом
персам удалось засыпать источник, снабжавший греческую армию водой. Греки
вынуждены были спуститься в долину и по приказу Павсания стали отходить.
Мардоний решил, что противник дрогнул. Не теряя времени, он перевел свои
войска через речку и бросил их в атаку.
Сражение разыгралось ночью. Афинянам удалось отразить натиск. Но судьбу
боя должна была решить кавалерийская атака персов на изготовившихся к
обороне спартанцев. Во главе своих отборных конников на белом скакуне
сражался сам Мардоний. Несмотря на огромное численное превосходство,
атакующим не удалось смять строй спартанцев. Персы понесли тяжелые потери, а
когда был убит Мардоний, оставили поле боя. Вслед за ними начали отходить и
неохотно поддерживавшие их греки из подвластных Персии городов Малой Азии.
Персидская армия укрылась в заранее подготовленном деревянном
укреплении, но оно было взято благодаря отваге и искусству афинян, умевших
штурмовать крепости. Ворвавшись в лагерь, греки захватили огромную добычу.
Пленных не брали. Армия персов была разгромлена совершенно. Остатки ее
бежали на север в Фессалию. По свидетельству греческих источников (вероятно,
преувеличенному) из 300 тысяч персов спаслось только 43 тысячи человек.
Согласно легенде, Пифия повелела для очищения после варваров во всей
Греции погасить огни, чтобы снова зажечь их от очага в Дельфах. Священный
огонь принес платеец Евхид, который сбегал за ним в один день, пробежав
расстояние в тысячу стадий (около 190 км), после чего умер. Возможно, что
эта легенда и трансформировалась позднее в рассказ о марафонском вестнике.
Союзные войска под командованием Павсания, Аристида и выдвинувшегося в
этих боях молодого афинского военачальника Кимона, сына Мильтиада,
преследовали персов.
Павсаний вел себя как завоеватель - грубо и надменно. Он по своей
прихоти взимал деньги с освобожденных греческих городов, что порождало
недовольство даже у его союзников по коалиции. Аристид и Кимон, напротив,
были снисходительны, - их встречали как подлинных освободителей. Сравнение
было явно не в пользу спартанцев. Быть может отчасти по этой причине спустя
два года после Платейской битвы Спарта отозвала Павсания и свои войска
обратно. Были на то и более веские основания. Длительное отсутствие войска
становилось опасным из-за постоянной угрозы восстания подвластных Спарте
коренных жителей страны - илотов. Впрочем, Плутарх приписывает решение
Спарты опасению, что власть и захваченное богатство развратят спартанских
воинов и полководцев. По его словам спартанцы...
"... добровольно отказались от главенства и перестали посылать на войну
командующих, предпочтя господству над всей Грецией мудрую воздержанность
граждан и верность их отеческим обычаям".(XXIII)
Так или иначе, но гегемония не только на море, но в северной и
центральной Греции перешла к Афинам. Понимая, что агрессия персов может
повториться и отдавая должное могуществу афинского флота, приморские и
островные греческие города в 487 г. предложили афинянам возглавить
оборонительный морской союз. Он получил название Делосского, поскольку
конференции союзников (синоды) решено было проводить на священном острове
Делос, где по преданию родились Аполлон и Артемида. Там же должна была
храниться союзная казна, пополняемая за счет ежегодных взносов членов союза
(форос). В состав союза входило около 250 городов-государств этого района.
Первоначально он был образован на началах равноправия - каждый из союзников
имел один голос в синоде. Правда, сбор фороса был поручен афинским
чиновникам, и в случае военной кампании весь союзный флот должен был
собраться в Пирее.
Распределением фороса, в соответствии с возможностями каждого города,
занялся Аристид и сделал это столь удачно, что греческая традиция с тех пор
именовала его не иначе как "Аристид-справедливый".
Спарта, естественно, не вошла в состав Делосского морского союза, но
под ее эгидой сохранилась часть прежней военной коалиции, получившая
название Пелопоннесского союза, так как в него входили города, расположенные
на этом полуострове.
Чем же был занят в это время дальновидный Фемистокл? Оттесненный от
участия в сухопутных и морских сражениях, утративший популярность, он не
опустил руки, а наоборот - питал новые дерзкие замыслы. По его инициативе
началось интенсивное строительство крепостной стены вокруг Афин. Работали
даже женщины и дети. Возводились новые укрепления в Пирее. Фемистокл лелеял
замысел соединить порт с городом коридором из двух стен. Афины стали бы
неуязвимы. Им была бы не страшна любая осада, так как господство на море
обеспечивало снабжение города продовольствием.
От кого же предполагал Фемистокл обороняться за крепостными стенами?
Его сограждане, быть может, думали, что от персов, но, как показал
дальнейший ход событий, сам он имел в виду нечто совсем другое. Интересы
Персии в бассейне Эгейского моря были не столь значительными, чтобы ожидать
в ближайшем будущем нового вторжения персидских войск в Грецию. С другой
стороны, рост могущества и влияния Афин рано или поздно должен был
натолкнуться на противодействие близлежащих городов Пелопоннесского союза. В
первую очередь - соперника Афин в морской торговле, Коринфа. А за спиной
этих городов стояла Спарта. И хотя между двумя государствами, только что
сражавшимися бок о бок против общего врага, не было явных причин для
соперничества, Фемистокл предвидел, что под стенами Афин появятся именно
спартанские воины.
Но до этого было еще далеко. А пока, как раз наоборот, спартанцы
обратились ко всем недавним союзникам с призывом сохранить братство по
оружию и, в знак взаимного доверия, не возводить крепостные стены вокруг
своих городов. Ведь отражать новое нашествие персов союзным армиям опять бы
пришлось в открытом поле. Можно заподозрить в этом призыве хитрость, но есть
ли для этого достаточные основания? Ведь перспектива роста морского
могущества Афин ничем не угрожала Спарте, жившей своей особой, оторванной от
остального мира жизнью. Спартанцы, как мы знаем, из принципа не участвовали
в международной торговле и не обладали никакими богатствами, которые могли
бы провоцировать внешнюю агрессию против их страны. Сами они к завоеваниям
тоже не стремились.
Призыв спартанцев поставил Фемистокла в затруднительное положение. Идти
на открытый разрыв со Спартой до того, как окончены стены города, он
опасался и потому сам взялся уладить дело. Афиняне отправили его послом в
Спарту. Имея в виду, что со дня общей победы над персами прошло только два
года, кажется маловероятным, что афинский народ заранее одобрил своеобразную
тактику Фемистокла. Скорее всего, афиняне доверились его государственному
уму, который в этом случае проявился довольно "незаурядным" образом.
Прибыв в город, который так недавно удостоил его высших почестей,
Фемистокл стал уверять спартанцев, что никаких стен афиняне не строят. С ним
спорили, приводили свидетельства, он настаивал на своем, а время шло.
Наконец, разыграв оскорбленную невинность, Фемистокл предложил направить в
Афины делегацию самых уважаемых спартанских граждан, чтобы они на месте
смогли убедиться в правдивости его слов. Сам же тайно послал в Афины
распоряжение схватить делегатов и держать в качестве заложников для
собственного вызволения из Спарты, когда его обман откроется. Пока все это
происходило, строительство крепостной стены было окончено. С той поры
началось противостояние Афин и Спарты, перешедшее во второй половине века в
военный конфликт, окончившийся падением Афин.
Сложилась бы история греческой демократии по-другому, если бы афиняне
вняли призыву спартанцев к взаимному доверию и пресекли интриги Фемистокла?
На такие вопросы ответов не бывает. Ясно одно - взаимная подозрительность
губительно сказывалась на судьбе государств еще со времен глубокой
древности.
Но вернемся к самому Фемистоклу. В то время у него, если верить
Плутарху, возник еще один замысел, направленный на усиление могущества Афин
- еще более коварный и бесчестный. Он провалился благодаря вмешательству
Аристида-справедливого. Вот как рассказывает об этом Плутарх:
"Когда эллинский флот после отступления Ксеркса вошел в Пагасскую
гавань и зимовал там, Фемистокл в одной своей речи перед народным собранием
сказал, что у него есть план, полезный и спасительный для афинян, но что
нельзя говорить о нем при всех. Афиняне предложили ему сообщить этот план
одному Аристиду и, если тот одобрит его, привести его в исполнение.
Фемистокл сообщил Аристиду, что он задумал поджечь эллинский флот (союзников
Афин - Л.О.) на его стоянке. Аристид заявил в народном собрании, что нет
ничего полезнее, но в то же время бесчестнее того, что задумал Фемистокл.
Тогда афиняне приказали Фемистоклу оставить это намерение".(XX)
Возможно, что все это лишь исторический анекдот. Но он отражает важное
для нашей истории обстоятельство: в ту пору афинский народ еще ценил
честность более, чем выгоду.
В 471 г. Фемистокл был изгнан из Афин остракизмом. Его карьера как
государственного деятеля на этом закончилась. Непосредственные причины
изгнания остаются неясными. Плутарх утверждает, что
"... Фемистокла подвергли остракизму, чтобы уничтожить его авторитет и
выдающееся положение...".(Фемистокл, XXI)
Но эта мотивировка неубедительна уже хотя бы потому, что, как нам
известно, авторитет Фемистокла в ту пору упал.
Многие историки, склонные связать остракизм Фемистокла с его попытками
установить связи с Персией в интересах будущего союза против Спарты. О
тайных контактах Фемистокла с Ксерксом, еще во время нашествия персов, мы
уже знаем. Позднее он был привлечен к суду по обвинению в государственной
измене. Основанием для этого обвинения послужили письма и документы,
найденные спартанцами у казненного ими за попытку государственного
переворота Павсания. Но Фемистокл в это время уже находился в изгнании. Так
что причину самого изгнания надо искать в чем-то другом.
На суд в Афины Фемистокл не явился, а бежал в Персию, где был милостиво
принят царем и даже пожалован правлением в трех городах малой Азии. Он умер
в 464 г. Плутарх утверждает, что Фемистокл покончил самоубийством, когда
царь пригласил его выступить вместе с ним против греков, но историк Фукидид
свидетельствует, что он умер естественной смертью.
Незаурядная личность Фемистокла оставила противоречивое впечатление в
истории. Французский биограф Перикла пишет о Фемистокле, как о человеке,
"который своей гениальной инициативой, твердостью в минуты опасности,
неистощимым изобилием своих ресурсов преподал (Периклу - Л. О.) наилучшие
уроки гражданской доблести и политической дальнозоркости, о каких только
можно мечтать" (L. Homo Pericles Une experience de demokratie dirigee Paris,
1954. p. 28)
По поводу "гражданской доблести" можно было бы поспорить. Но нам сейчас
интереснее другое. Я думаю, что судьба Фемистокла дает некоторое
представление о нравственном уровне Афинской демократии того времени.
Падение популярности, а затем и изгнание остракизмом свидетельствуют, как
мне кажется, о том, что алчность Фемистокла и бесчестные приемы его политики
еще не могли быть приняты афинянами. Время для преуспевания государственных
деятелей "нового типа" не наступило. Нравственные принципы, унаследованные
Афинской демократией от ее патриархальной предыстории и закрепленные во
времена Солона, были еще живы.
Об этом, пожалуй, свидетельствует и уважение, которым пользовался у
афинян до конца своих дней Аристид, хотя его заслуги перед государством были
куда меньше, чем Фемистокла. Аристид умер в Афинах в 468 г. Плутарх
утверждает, что умер он в бедности и был похоронен за государственный счет.
Биограф даже приводит следующие его слова, будто бы сказанные родственнику и
богачу Каллию, предлагавшему ему помощь. Отказавшись от нее, Аристид сказал,
что...
"... ему более пристало гордиться своей бедностью, чем Каллию -
богатством: ведь богачей на свете много, и хороших и дурных, а человека,
который бы с достоинством переносил бедность, встретить нелегко, ибо
стыдятся бедности те, кто нуждается вопреки своей воле".(Аристид, XXV)
В связи с изгнанием Фемистокла, можно поставить ряд важных и вполне
современных вопросов. Разумно ли отказываться от руководства лидера, пусть
безнравственного, но талантливого? И вообще, так ли уж важны мотивы
деятельности лидера, если эта деятельность высокоэффективна и полезна
обществу? Он корыстолюбив? Но в масштабе государства прямой ущерб от этого -
ничтожен. Честолюбив? Ради бога - если честь заслужена! Его поступки
аморальны? Если в личном плане, то, конечно, нехорошо. Но, как будто бы, не
так уж и страшно. Если в плане государственной политики, то... совместима ли
вообще мораль с политикой? Маккиавели считал, что несовместима.
Вопросы трудные. Следует признать, что в критические моменты истории
государства - такие как война, революция, крупные реформы, - ум, талант и
воля лидера важнее, чем его нравственность. Решающую роль играет фактор
времени. От вовремя принятого решения может зависеть судьба страны.
Безнравственность лидера найдет, наверное, подражателей среди его ближайшего
окружения, но не успеет сказаться на моральном климате общества в целом.
Иное дело - в спокойные периоды политической жизни. Здесь уже решают
долговременные факторы. Среди них один из важнейших - нравственный пример
лидера. Пусть даже истинный характер его личности и неприглядные мотивы
деятельности удастся скрыть от народа под маской некой "легенды".
Аморальность лидера будет воспринята его непосредственными помощниками, а
затем по нисходящим ступеням государственной лестницы, как зараза,
распространится на всех граждан. И сами помощники лидера, и все "ступени"
этой лестницы будут отбираться по образу и подобию вышестоящих, то есть в
конце концов самого лидера. Все это не может не способствовать глубокому
нравственному падению общества, что, как мы увидим на примере Афин,
губительно для демократии.
Тем не менее, делать государственную политику "в белых перчатках",
наверное, невозможно и в спокойное время. К примеру, приходится засылать
шпионов в лагерь потенциального военного противника.
Но важно не утратить строгости моральных оценок, не привыкать к
отклонению от норм нравственности, тяготиться необходимостью таких
отклонений, поставить для них какие-то предельные границы, постоянно
стремиться к сужению этих границ. Если продолжить пример, шпионить за своими
согражданами - недопустимо!
К сказанному стоит добавить, что безнравственных людей все-таки
нежелательно избирать лидерами даже в критических ситуациях. Ведь они затем
не склонны бывают расстаться со своим положением и властью.