Остерман Лев. О, Солон! (История афинской демократии)

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 1
СТАНОВЛЕНИЕ ДЕМОКРАТИИ. СОЛОН
История Афинской демократии начинается с Солона. У кого из нас в
дальнем уголке памяти от ранних школьных лет не сохранилось это имя? Реформы
Солона... Немногие в зрелом возрасте могут вспомнить, в чем они заключались,
или связать сколь-нибудь определенное впечатление с личностью самого
реформатора. А между тем это был человек замечательный, и знакомство с его
деятельностью дает пищу для очень интересных размышлений.
В рассказе о Солоне (так же, как и во всем последующем изложении) я
буду цитировать и обсуждать свидетельства древних авторов. Быть может,
читатель истолкует их совсем иначе. Тем интереснее! История - зеркало, в
которое смотрится современность. И каждый из нас вправе смотреть в это
зеркало своими глазами.
Солон жил в первой половине VI века до нашей эры. Спустя столетие о нем
пишет Геродот, еще через столетие - Аристотель и уже в первом веке нашего
летоисчисления его биографию записывает Плутарх.
Он происходил из знатного царского рода. Однако доставшееся ему в
наследство состояние было скромным - как замечает Плутарх - вследствие
доброты и щедрости его отца.
Необходимость позаботиться об источнике дохода и природная
любознательность побудили Солона заняться морской торговлей. Он много
путешествовал, наблюдал жизнь других народов и, будучи склонен к философии,
размышлял о судьбе своей родины - Аттики. Увлекся поэзией. Писал для
развлечения, а затем и всерьез - облекая в стихотворную форму плоды своих
размышлений. Одно из ранних стихотворений положило начало его политической
карьере. Вот как описывает Плутарх этот эпизод:
"Афиняне, утомленные долгой и тяжкой войной с мегарянами из-за Саламина
(острова близ Афин - Л.О.), запретили Законом, под страхом смертной казни,
предлагать гражданам вновь в письменной или устной форме продолжать борьбу
за Саламин. Солона огорчало это позорное положение. Он видел, что многие
молодые люди ждут только повода, чтобы начать войну, не решаясь сами начать
ее из-за этого закона. Поэтому он притворился сумасшедшим; из его дома по
городу распустили слух, что он выказывает признаки умопомешательства. Между
тем, он тайно сочинил стихи, выучил их, чтобы говорить их наизусть, и вдруг
бросился на площадь с шапочкой на голове. Сбежалась масса народа. Солон,
вскочил на камень, с которого говорили глашатаи, пропел стихотворение,
которое начиналось так:
С вестью я прибыл сюда от желанного всем Саламина
Стройную песню сложил, здесь, вместо речи, спою.
Это стихотворение носит заглавие "Саламин" и состоит из ста стихов; оно
очень изящно. Когда Солон пропел его, друзья его начали хвалить стихи,
особенно настойчиво Писистрат советовал послушаться Солона. Тогда афиняне
отменили закон и опять начали войну, а военачальником поставили
Солона".(Солон, VIII)
Прелестна маленькая хитрость Солона, притворившегося безумным, чтобы
обойти запрет. Для этого он побежал и надел шапочку - афиняне в городе
ходили с непокрытой головой. Может вызвать недоумение, что ему поручили
командование. Но в ту пору навыками военного дела владел каждый гражданин, и
специальных знаний от командующего не требовалось. Но самое любопытное здесь
- роль поэзии. Почему именно стихотворная форма призыва к оружию так
вдохновила сограждан Солона? Хотя письменность уже существовала, книг у
афинян еще не было. Зато много было бродячих сказителей - рапсодов. Поэмы
Гомера из поколения в поколение передавала устная традиция. События
политической жизни, недавняя история тоже находили свое выражение в
стихотворных повествованиях. Древние греки были ценителями поэзии. Для нас
Солон интересен главным образом как реформатор и законодатель, но для своих
соотечественников он был еще и великий поэт, чьи стихи, наряду с поэмами
Гомера, столетия спустя дети заучивали наизусть в школе.
Традиция почитала Солона одним из самых знаменитых мудрецов своей
предыстории. Геродот пересказывает следующую характерную легенду о нем:
"Солон однажды посетил лидийского царя Креза, который показал ему свои
несметные сокровища и спросил, встречал ли Солон самого счастливого человека
на земле. К разочарованию владыки, полагавшего, что богатство дает ему право
на такое звание, Солон ответил, что это афинянин по имени Телл.
"Этот Телл, - сказал Солон, - жил в цветущее время родного города, у
него были прекрасные и благородные сыновья, и ему довелось увидеть, как у
всех них также родились и остались в живых дети. Это был по нашим понятиям
зажиточный человек. К тому же ему была суждена славная кончина. Во время
войны афинян с соседями он выступил в поход и при Элевсине обратил врагов в
бегство, но и сам пал доблестной смертью. Афиняне же устроили ему погребение
на государственный счет на месте гибели, оказав этим высокую
честь".(Геродот. История, I, 30)
Когда же царь спросил, кого Солон считает самым счастливым после Телла,
тот ответил:
"После Телла самые счастливые - Клеобис и Битон. Родом из Аргоса, они
имели достаточно средств к жизни и к тому же отличались большой телесной
силой. Помимо того, что оба они были победителями на атлетических
состязаниях, о них рассказывают еще вот что: у аргосцев есть празднество в
честь Геры Аргосской. Их мать, жрицу богини, нужно было обязательно привезти
на повозке в святилище богини. Однако быки их не успевали вернуться с поля.
Медлить было нельзя, и юноши сами впряглись в ярмо и потащили повозку, в
которой ехала их мать. Сорок пять стадий (около 9 км. - Л.О.) пробежали они
и прибыли в святилище. После этого подвига, совершенного на глазах у всего
собравшегося на праздник народа, им суждена была прекрасная кончина. И
божество дало ясно этим понять, что смерть для людей лучше, чем жизнь.
Аргосцы, обступив юношей, восхваляли их силу, а женщины - мать за то, что
она обрела таких сыновей. Мать же, возрадовавшись подвигу сыновей и народной
молве о них, стала перед кумиром богини и молилась даровать ее сыновьям
Клеобису и Битону, оказавшим ей столь великий почет, высшее благо, доступное
людям. После этой молитвы, жертвоприношения и пиршества юноши заснули в
самом святилище и уже больше не вставали, но нашли там свою кончину. Аргосцы
же велели поставить юношам статуи и посвятить в Дельфы за то, что они
проявили высшую доблесть".(Там же, I, 31)
В обоих рассказах достойная смерть и почетное погребение описаны как
кульминация земной жизни счастливого человека. Древние греки верили в
загробное существование души и воздаяние ей после смерти. <Подробнее об этом
см. Приложение 1.> Плутарх продолжает рассказ Геродота:
"А нас, - воскликнул Крез уже с гневом, - ты не ставишь совсем в число
людей счастливых?" Тогда Солон, не желая ему льстить, но и не желая
раздражать еще больше, сказал: "Царь Лидийский! Нам, эллинам, бог дал
способность соблюдать во всем меру; а вследствие такого чувства меры и ум
нам свойственен какой-то робкий, по-видимому, простонародный, а не царский,
блестящий. Такой ум, видя, что в жизни всегда бывают всякие превратности
судьбы, не позволяет нам гордиться счастьем данной минуты и изумляться
благоденствию человека, если еще не прошло время, когда оно может
перемениться. К каждому незаметно подходит будущее, полное всяких
случайностей; кому бог пошлет счастье до конца жизни, того мы считаем
счастливым".(Солон, XXVII)
Далее следует драматическое повествование о том, как Крез, разбитый и
плененный Киром, приговорен к сожжению. Всходя на костер, он вспоминает
слова афинского мудреца и восклицает: "О, Солон!". Кир же, узнав в чем дело,
тоже проникается сознанием бренности всего земного и прощает своего врага.
"Так, - заключает Плутарх, - прославился Солон: одним словом своим
одного царя спас, другого вразумил".(Там же, XXVIII)
Разговор Солона с Крезом, по-видимому, является плодом народной
фантазии, поскольку годы жизни Солона и правления Креза не совпадают. Однако
спустя пять веков Плутарх настолько дорожит этим рассказом, что не только
включает его в биографию Солона, но и пишет следующее:
"Что касается свидания Солона с Крезом, то некоторые авторы на основе
хронологических соображений считают доказанным, что это вымысел. Однако это
предание, как известно, засвидетельствовано столькими лицами и, что еще
важнее, так соответствует характеру Солона, так достойно его высокого образа
мыслей и мудрости, что я не решаюсь отвергнуть его из-за каких-то
"хронологических основ", которые уже тысячи ученых исправляли, но
встречающихся в них противоречий до сих пор не могут согласовать".(XXVII)
Вот этого человека, поэта и мудреца, афиняне в 594 году до н.э. избрали
одним из девяти соправителей - архонтов, поручив ему разработать меры для
умиротворения отечества. Кстати, условимся впредь обозначение "до н.э."
опускать. Все, описанное ниже, происходило до нашей эры. Следует только не
забывать, что при этом годы отсчитываются в обратном порядке. Например,
событие, датированное 430 годом, случилось на 50 лет позже, чем то, что
произошло в 480 году.
К моменту избрания Солона Афины переживали пору острого гражданского
конфликта. Военно-родовая аристократия владела большей частью плодородной
земли, а массу свободных граждан составляли малоимущие крестьяне, опутанные
долгами. Как свидетельствует Плутарх:
"Весь простой народ был в долгу у богатых... брали у богатых в долг
деньги под залог тела; их заимодавцы имели право обратить в рабство; при
этом одни оставались рабами на родине, других продавали на чужбину. Многие
вынуждены были продавать даже собственных детей (никакой закон не воспрещал
это) и бежать из отечества из-за жестокости заимодавцев".(XIII)
Крестьяне в те времена были и воинами. Наемных армий еще не
существовало, и каждый, даже малоимущий, гражданин хранил свое оружие.
Плутарх продолжает:
"Но огромное большинство, и к тому же люди большой физической силы,
собирались и уговаривали друг друга не оставаться равнодушными зрителями, а
выбрать себе одного вожака, надежного человека, и освободить должников,
пропустивших срок уплаты, а землю переделить и совершенно изменить
государственный строй".(XIII)
Однако и аристократы располагали достаточными силами для отпора. Еще
прочны были патриархальные родовые связи. Как всегда, вокруг сильных
теснились те, кто жил за счет их благосклонности. Многие выступили бы с
оружием в руках на стороне своих богатых родственников и покровителей.
Атмосфера взаимной враждебности накалялась. Назревала гражданская война.
"Тогда наиболее рассудительные люди в Афинах, - пишет Плутарх, - видя,
что Солон - пожалуй, единственный человек, за которым нет никакой вины,
который не является сообщником богатых в их преступлениях и, в то же время,
не угнетен нуждою, как бедные, стали просить его взять в свои руки
государственные дела и положить конец раздорам... его выбрали архонтом, а
вместе с тем посредником и законодателем. Все приняли его с удовольствием:
богатые - как человека зажиточного, а бедные - как честного..." (XIV)
Вожаки обоих враждующих лагерей предлагали Солону стать тираном,
опираясь на их поддержку. Но тирания была противна нравственному чувству и
убеждениям Солона. Позже в одном из стихотворений он так будет вспоминать о
своем отказе от нее:
"... Если землю пощадил
Я родную и тирана власть суровую не взял,
То свое, тем самым, имя не покрыл позором я
И мне нечего стыдиться: так скорее всех людей
Я склоню к себе..." (Там же)
Солон верил в то, что конфликт можно уладить путем разумного
соглашения, закрепленного законодательным путем. Он понимал, что победа
любой из сторон окажется пагубной для Афин - ведь побежденные будут
стремиться к реваншу и не будет конца междоусобице. Цель его состояла в том,
чтобы склонить афинян к взаимным уступкам и устойчивому гражданскому миру на
их основе. Для тех жестоких времен это была очень необычная цель, попытка с
весьма сомнительными, как казалось, шансами на успех. Плутарх рассказывает,
что пришедший в Афины мудрец Анахарсис...
"... стал смеяться над его работой: он мечтает удержать граждан от
преступлений и корыстолюбия писанными законами, которые ничем не отличаются
от паутины: как паутина, так и закон, - когда попадаются слабые и бедные, их
удержат, а сильные и богатые вырвутся. На это Солон, говорят, возразил, что
и договоры люди соблюдают, когда нарушать их невыгодно ни той, ни другой
стороне; и законы он так приноравливает к интересам граждан, что покажет
всем, насколько лучше поступать честно, чем нарушать законы".(V)
А ведь в этом что-то есть! Значит, заключать договоры (особенно в
конфликтных ситуациях) следует, имея в виду не столько выгоду для обеих
сторон, сколько закрепление такого положения дел, когда нарушение
договоренности было бы явно невыгодно для каждой из них.
Что же сделал Солон? Да ничего особенного! Он начал с того, что
предложил афинянам некий, как мы бы теперь сказали, компромисс. Новый закон
объявлял отмену всех долгов, выкуп за государственный счет проданных в
рабство должников и запрещение такой продажи впредь. Земля же оставалась в
собственности ее прежних владельцев.
В первый момент это предложение породило всеобщее неудовольствие.
Богатые были возмущены отменой долгов, а бедные обманулись в своих надеждах
на передел земли. Все были недовольны! Но не настолько, чтобы решиться на
гражданскую войну, результат которой мог оказаться плачевным для любой из
сторон.
Вместе с тем, принятие закона без кровопролития и риска обеспечивало
всем афинянам некие ощутимые блага. Аристократы под его защитой сохраняли
свои угодья, а бедняки освобождались от долговой кабалы. Спустя некоторое
время понимание этой реальной выгоды пересилило первую реакцию
разочарования. Закон был принят. Имея в виду, что уважение к закону в
немалой степени зависит от нравственной позиции законодателя, Солон
позаботился о том, чтобы и самому оказаться среди потерпевших - перед
опубликованием своего закона он дал в долг весьма значительную сумму денег,
которых и лишился. Собранием народа Солону было поручено разработать весь
комплекс законоположений о новом государственном устройстве, какие только он
сочтет необходимыми.
В основу своего законодательства Солон положил два принципа. Первый -
исполнительную власть следует доверять только людям компетентным и
достойным. Второй - судьба народа должна быть в его собственных руках.
Компетентность предполагала некоторый опыт руководства, инициативы, а
также определенный уровень образованности. Все это в Афинах той поры можно
было найти только в среде людей состоятельных. Кроме того, Солон полагал,
что из этой среды легче избрать граждан бескорыстных, побуждаемых к
общественной деятельности лишь благородным честолюбием. Наконец, занятие
государственными делами, тогда еще не оплачиваемое, требовало свободного
времени, обеспеченного достатком.
Поэтому Солон разбил всех свободных граждан на четыре разряда по
величине их доходов и установил, что на важные государственные должности
правителей (архонтов), казначеев и сборщиков налогов могут быть избраны (по
жребию) только граждане, принадлежащие к двум высшим разрядам. Вместе с тем,
во избежание злоупотреблений, порождаемых бесконтрольностью и привычкой к
власти, выбирать их следует только на один год и каждого - лишь однажды. При
сдаче должности все они должны отчитываться в своей деятельности перед
народом.
Во времена Солона торговля была еще в зачатке и сословия скороспелых
богачей не существовало. Состоятельные люди, как правило, принадлежали к
сравнительно узкому кругу потомственной военной аристократии, традиционно
игравшей руководящую роль в общественном устройстве древней Греции. В
большинстве случаев они пользовались авторитетом и уважением сограждан.
Законы Солона сохраняли повседневную государственную власть в их руках.
Архонты по окончании своего годичного срока и при условии одобрения
собранием народа их деятельности оставались пожизненно в составе ареопага -
государственного совета, которому поручалось наблюдение за выполнением
законов и сохранением традиций. Этот, тоже аристократический по своему
составу, совет не был наделен властью, но, в силу заслуженного авторитета и
несменяемости его членов, выполнял важную функцию суда общественного мнения.
С другой стороны, для обеспечения суверенитета народа законодательную
власть Солон передавал общему собранию полноправных граждан, каковыми
являлись все свободнорожденные мужчины, достигшие двадцати лет (кроме
иностранцев). В компетенцию Народного собрания входило и решение важнейших
вопросов жизни страны: о войне и мире, государственных доходах, внешней
торговле и пр. Оно же заслушивало отчеты всех должностных лиц. Очень важно,
что закон предписывал собирать Народное собрание регулярно. Хотя население
Аттики в ту пору было еще настолько невелико, что все оно могло бы сойтись в
Афины, в этом не было необходимости. Собрание со свободным доступом,
насчитывающее 6-8 тысяч участников, можно было считать вполне
представительным.
Для того, чтобы избежать принятия поспешных и непродуманных решений,
все вопросы, выносимые на обсуждение Народного собрания, должны были быть
предварительно рассмотрены Советом из четырехсот членов. В этот Совет
избирались только граждане, достигшие тридцати лет и принадлежащие к трем
первым разрядам. По-видимому, законодатель стремился оградить решения
собрания от горячности молодежи и опасался крайних настроений беднейших
слоев народа.
Наконец, защиту от любого притеснения или несправедливости властей
каждый гражданин мог найти в учрежденном для этой цели Народном суде
(гелиее). Закон ставил Суд выше любой администрации. Между тем, в его состав
избирались на один год граждане уже из всех четырех разрядов (тоже достигшие
тридцатилетнего возраста). В одном заседании принимало участие пятьсот, а
иногда и тысяча судей. Точнее, это были не судьи, а "присяжные заседатели".
Выслушав речи обвинителя и обвиняемого, они тайным голосованием решали
вопрос о виновности подсудимого, а затем и о мере наказания.
Каждый свободный житель Аттики - в том числе женщины и иностранцы -
имели право обжаловать перед этим судом любое решение администрации. В
компетенцию гелиеи входило и рассмотрение дел о злоупотреблениях или
нарушениях законов, если таковые обнаруживались при сдаче отчета или в ходе
текущей деятельности должностных лиц любого уровня.
Таким образом в государстве Солона осуществлялось сочетание
демократического и аристократического начала. Сам он об этом писал так:
"Власть даровал я народу в той мере,
в какой он нуждался,
Чести его не лишил, но и не дал ему лишних прав.
Также о тех позаботился я, кто богатством и силой
Всех превзошел, - чтобы их не опозорил никто.
Встал я меж тех и других, простерев
мощный щит свой над ними,
И запретил побеждать несправедливо других".
(Плутарх. Солон. XVIII)
Спустя два столетия Аристотель одобрит найденное Солоном решение
основного вопроса о власти в государстве. В своем капитальном труде
"Политика" великий философ древности напишет:
"... над чем собственно должна иметь верховную власть масса
свободнорожденных граждан, т.е. все те, кто и богатством не обладает и не
выдается чем-либо в своей добродетели?
С одной стороны, допускать таковых к занятию высших магистратур не
безопасно: не обладая развитым в достаточной степени чувством
справедливости, не обладая политическим смыслом, они могут поступать то
несправедливо, то ошибочно. Но, с другой стороны, рискованно и устранять их
от участия во власти: когда в государстве много лиц лишено политических
прав, когда в нем много бедняков, тогда такое государство неизбежно бывает
переполнено враждебно настроенными элементами. Остается одно - предоставить
всей этой массе участвовать в законосовещательных и судебных органах власти.
Поэтому-то и Солон, и некоторые другие законодатели указывают этой массе
определенное место в государственной организации, предоставляя ей право
принимать участие в выборе магистратов и в контролировании отчета об их
деятельности по окончании ими службы".(III, 6, 6)
Для нас критерий "богатства и силы", разумеется, неприемлем, да и лишен
смысла. Но если вернуться к исходному требованию Солона - компетентности и
достоинства тех, кому вручается власть в государстве, то политическая
концепция Солона и Аристотеля становится вполне современной.
Но вернемся к реформе Солона. В своде его законов есть и такие, где
видна забота о нравственных основах общественной жизни. Есть, например,
закон, наказующий пассивность или безразличие к судьбе общества:
"Из основных законов Солона, - пишет Плутарх, - особенно характерен и
странен закон, требующий отнятия гражданских прав у гражданина, во время
междоусобия не примкнувшего ни к той, ни к другой партии. Но Солон,
по-видимому, хочет, чтобы гражданин не относился равнодушно и безучастно к
общему делу, оградив от опасности свое состояние..." (Солон. XX)
Мне кажется, что Плутарх не совсем прав, предполагая лишь осуждение
обывательского эгоизма. И вряд ли своим законом Солон, только что погасивший
начало гражданской войны, хотел придать размах будущим вооруженным
столкновениям. Представляется другое. Знакомясь с политической жизнью и
историей многих народов, Солон, вероятно, не раз наблюдал, как кучке
заговорщиков удавалось подчинить себе целый народ только потому, что
граждане были разобщены. Каждый сомневался, не окажется ли он в одиночестве,
выступив против притеснителей. Если же, опасаясь бесчестия, они сумеют
преодолеть свою нерешительность и возьмутся за оружие, то окажутся в таком
большинстве, которое легко обратит в бегство узурпаторов.
Еще один закон разрешал любому гражданину привлечь к суду не своего
обидчика, а того, кто нанес урон другому, даже совсем постороннему человеку,
т.е. выступить на защиту любого пострадавшего. Закон призывал граждан к
взаимопомощи и сочувствию. Сам Солон, видимо, придавал большое значение духу
этого закона. Когда его спрашивали, в каком государстве жизнь устроена всего
лучше, он отвечал: "В таком, где за обижаемых не менее их самих вступаются и
наказывают обидчика люди, не задетые этим лично".(Там же, XVIII)
При заключении брака Солон запретил требовать приданое, разрешив
невесте взять с собой только три платья и несколько недорогих вещей.
"По его мысли, - пишет Плутарх, - брак не должен быть каким-то доходным
предприятием или куплей-продажей; сожительство мужа с женой должно иметь
целью рождение детей, радость, любовь".(XX)
Реформы Солона подрывали традиционную родовую организацию в Аттике, а
тем самым и власть родовой аристократии. Особенно важен был закон,
разрешавший произвольное завещание земли. Раньше земля была собственностью
рода и завещатель мог ее передать только тому, кто принадлежал к его роду.
Новый закон о завещаниях утверждал частную собственность на землю. Между
прочим, в этом законе была оговорена недействительность завещания,
составленного в состоянии болезни, принуждения или... под влиянием женщины
(!).
Солон понимал, что скудная земля Аттики не сможет прокормить растущее
население и потому будущее Афин должно быть обеспечено развитием торговли с
внешним миром. Поэтому его законы поощряли занятие ремеслами, к чему до той
поры афиняне относились с высокомерным пренебрежением. В частности,
ремесленникам-иностранцам, переселившимся в Афины со всем имуществом и
семьей, он предоставил полное афинское гражданство. Один из законов
освобождал сына ремесленника от обязанности содержать в старости своего
отца, если тот не обучил его ремеслу.
В законах Солона ничего не говорится о рабах. В ту пору их еще было
очень мало - главным образом женщины в услужении у аристократов и пастухи.
Законы Солона спускались даже до таких, казалось бы малозначащих,
бытовых подробностей, как запрещение брани и словесных оскорблений в судах,
правительственных местах и общественных процессиях. За нарушение закона был
назначен штраф в пять драхм - сумма по тем временам немалая, равная
стоимости быка. Из них три драхмы шли в пользу оскорбленного, а две -
государству. Впрочем, по сравнению с отмененными Солоном законами Драконта,
где даже мелкая кража каралась смертью (отсюда наше искаженное выражение
"драконовы законы"), наказание за брань было не слишком суровым. Плутарх так
комментирует снисходительность законодателя в этом случае:
"Нигде не сдерживать гнев - это признак человека невоспитанного и
необузданного; везде сдерживать - трудно, а для некоторых и невозможно.
Поэтому законодатель при составлении закона должен иметь в виду то, что
возможно для человека, если он хочет наказывать малое число виновных с
пользой, а не многих - без пользы".(XXI)
Стремление найти решения общественных проблем, приемлемые для
подавляющего большинства граждан и в наименьшей степени опирающиеся на
принуждение, характерно для всего законодательства Солона - в большом и
малом. Впрочем, разумеется, даже лучшие из законов не могут быть по душе
всем без исключения, и Солону, по-видимому, приходилось проявлять
определенную твердость духа. У Плутарха мы читаем по этому поводу следующее:
"Хотя он отказался от тирании, однако во время своего правления не
проявлял особенной мягкости и слабости, не делал уступок лицам влиятельным и
в законодательной деятельности не старался угодить тем, кто его избрал. Там,
где дело обстояло вполне хорошо, он не применял врачевания и не вводил
ничего нового, из опасения, что "если в государстве перевернуть все вверх
дном, то у него не хватит сил поставить все на место" и упорядочить
наилучшим образом. Он применял лишь такие меры, которые, по его расчету,
можно было провести путем убеждения, или такие, которые при проведении их в
принудительном порядке, не должны были встретить сопротивления. По этому
поводу он сам говорит: "Я принуждение с законом сочетал!" Вот почему
впоследствии, когда его спросили, самые ли лучшие законы он дал афинянам, он
ответил: "Да, самые лучшие из тех, какие они могли принять".(XV)
Разработка всего кодекса законов заняла у Солона всего один год, пока
он был архонтом. Не сохранилось данных о какой-либо процедуре обсуждения и
принятия законов Солона. Похоже на то, что афиняне, предоставив ему
полномочия, заранее согласились полностью принять новое законодательство.
Плутарх сообщает только о том, что законы были записаны на деревянных досках
и выставлены на площади для всеобщего ознакомления. Потом народ и ареопаг
поклялись общей клятвой исполнять их, а каждый из новоизбранных архонтов
впредь приносил на площади особенный обет в том, что если он чем-нибудь
преступит эти законы, то посвятит в Дельфы золотую человеческую статую в
свой рост.
Между тем, сложив с себя обязанности архонта, Солон решил на длительное
время удалиться из Афин. Плутарх следующим образом объясняет это решение:
"После введения законов к Солону каждый день приходили люди: то
хвалили, то бранили, то советовали вставить что-либо в текст или выбросить.
Но больше всего было таких, которые обращались с вопросами, осведомлялись о
чем-нибудь, просили дополнительных объяснений о смысле каждой статьи и об ее
назначении. Солон нашел, что исполнять эти желания нет смысла, а не
исполнять значит возбуждать ненависть к себе, и вообще хотел выйти из этого
затруднительного положения и избежать недовольства и страсти сограждан к
критике. По его собственному выражению:
"Трудно в великих делах сразу же всем угодить".
Поэтому под тем предлогом, что ему как владельцу корабля надо
странствовать по свету, он попросил у афинян позволения уехать за границу на
десять лет и отплыл из Афин: он надеялся, что за это время они и к законам
привыкнут".(XXV)
Опять-таки, мне кажется, что Плутарх недооценил тонкий психологический
маневр Солона. В отсутствие законодателя его законы приобретают характер
объективной данности, тем более, что они скреплены клятвой. Если же
законодатель находится в городе, то недовольные будут просить его об
изменении законов, другие станут настаивать на их сохранении, и это может
повести к гражданской смуте. Оснований для опасения такого рода,
по-видимому, было достаточно. После отъезда Солона политическая борьба в
Афинах затихла не сразу. Был даже год, когда не удалось избрать архонтов
(отсюда слово "анархия"). Но все же законы Солона сохранили силу. В их
рамках решали афиняне свои социальные проблемы, минуя пагубную дорогу
гражданской войны. Когда спустя тридцать пять лет Писистрат хитростью и
силой сумел стать тираном в Афинах, даже он не решился отменить законы
Солона. Он не ликвидировал и созданные Солоном государственные учреждения, а
лишь постарался подчинить их своему влиянию. Солон в ту пору уже давно
вернулся и жил в Афинах. Несмотря на преклонный возраст, он бесстрашно
боролся против установления тирании друга своей молодости. Обращаясь к
афинскому народу, он писал:
"Туча рождает великую силу и снега и града,
Гром начинает во след молнии яркой греметь.
Гибнет от сильных людей государство. Единому мужу
По неразумью народ в тяжкое рабство попал.
Если возвысится слишком, потом нелегко его будет
Нам обуздать, но сейчас надо подумать о всем".
(Диоген Лаэртский, I, 49)
Выйдя на площадь, Солон призывал сограждан дать отпор тирану, а когда
увидел, что страх не позволяет афинянам последовать его призыву, то,
согласно Плутарху:
"... вернулся домой, взял оружие и встал вооруженный перед дверьми на
улице. "Я по мере сил своих, - сказал он, - защищал отечество и
законы".(Солон, XXX)
Опасаясь мести тирана, друзья советовали Солону бежать из Афин, но он
остался и в своих стихах продолжал упрекать афинян в покорности тирании.
Впрочем, Писистрат относился к Солону с почтением, и поэт закончил свои
дни мирно, до последних дней не утратив интереса к жизни. Незадолго до своей
кончины Солон говорит в одном из стихотворений:
"Стар становлюсь, но всегда многому всюду учусь".
(Там же, XXXI)
Введенная Солоном демократия современному читателю может показаться
урезанной и куцей. Большинство граждан имели право избирать, но не быть
избранными на государственные должности. Управление государством,
по-прежнему, а теперь еще и на законном основании, оставалось в руках людей
богатых и знатных. И все же скачок был огромный. Перечитайте у Гомера, как
третировали рядовых воинов герои Илиады. Или описание покорного и
безгласного народного собрания в Одиссее. А теперь эти крестьяне-воины имели
право требовать отчета у аристократов в делах управления государством, право
отказывать им в избрании, судить за злоупотребления властью. Никто не мог
стать жертвой насилия и произвола, так как находился под защитой Закона и
Суда. Наконец, все важные вопросы жизни государства, в том числе вопросы
войны и мира, не могли быть решены кем-то власть имущим за спиной народа,
без его согласия и одобрения. Это - очень много!
И все-таки... Можно ли называть демократией государственное устройство,
где власть принадлежала только богатым? И вообще, что такое демократия?
Я думаю, что дать универсальное определение демократии невозможно. Это
- понятие исторически и социально обусловленное. Вне связи с конкретной
общественной формацией оно не имеет смысла. Так что государственное
устройство, основы которого были заложены реформами Солона, я вправе
именовать демократией времен Солона или Афинской демократией VI века до н.э.
Полноты власти народ в это время еще не имеет. Позже, в конце
следующего века, он ее получит. Тогда можно будет ввести термин "полная" или
"последовательная" демократия. Или воспользоваться дословным переводом и
назвать этот период "народовластием".