Оссовская М. Рыцарь и буржуа: Исследования по истории морали

ОГЛАВЛЕНИЕ

Буржуазная мораль

ГЛАВА IV. ДОБРОДЕТЕЛЬ БЕРЕЖЛИВОСТИ

1. Сбережение денег

В нашем историческом исследовании эта глава— своего рода отступление. Сделать его нас побудили недоразумения, проявляющиеся в дискуссиях о такой кардинальной буржуазной добродетели, как бережливость, недоразумения, связанные с недооценкой разнообразия ее форм. Начнем с различения между бережливостью по отношению к деньгам и бережливостью по отношению к вещам. Правда, тот, кто бережет вещи, сберегает тем самым деньги, однако такое различение придает изложению большую ясность, в чем мы постараемся в дальнейшем убедить читателя.
а) Откладывание на «черный день». Простейшим примером человека бережливого, если речь идет о сбережении денег, будет тот, кто копит систематически, хотя и по мелочам, пряча деньги в чулок или в матрац или регулярно внося определенную сумму в сберкассу. Всем известно, что эта форма бережливости особенно часто становится иррациональной привычкой. Я знаю людей, которые, неоднократно и очень сильно пострадав от инфляции, каждый раз начинали копить снова, точно так же, как ручная белка не перестает собирать запасы на зиму, хотя ей они ни к чему. Случается даже, что накопительство становится самоцелью, и люди, пострадавшие от обесценивания денег, не проявляют особой озабоченности своей потерей, лишь бы назавтра они могли снова начать копить. Этому иррациональному накоплению следует противопоставить рациональное, когда деньги откладываются на совершенно определенную цель, которая пока что не по средствам (например, на покупку зимней одежды или на отпуск), до тех пор, пока не накопится нужная сумма, увеличивать которую дальше не имеет смысла. Такое непостоянное накопление не превращается в иррациональ-

264

ную привычку, в основе которой хотя и лежит рациональная потребность обеспечить себя на старость или на случай болезни, но которая легко может перестать служить этим целям (если они далеки настолько, что средства их достижения сами могут стать целями).
Человека, увлеченного регулярным накоплением денег по мелочам, принято считать тупицей без капли фантазии. Если говорить о фантазии, то это не всегда справедливо. Среди мелких накопителей есть и мечтатели. В мечтах они поочередно обменивают свои убогие сбережения на всевозможные приятные вещи: сегодня покупают себе что-нибудь из ряда вон выходящее, завтра отправляются в путешествие, послезавтра великодушно оделяют своими деньгами знакомого, оказавшегося в безвыходном положении. Такими вот суррогатами радостей жизни довольствуется человек скромных возможностей. Быть может, эта социально непродуктивная и даже прямо вредная (если только она не пополняет какую-нибудь сберкассу) форма бережливости не совсем лишена значения для эмоциональной жизни.
Если речь идет о психологии мелкого накопителя, следует еще принять во внимание определенные особенности, связанные с тем, какие именно деньги откладываются—бумажные или, как сказали бы в старину, звонкая монета; в последнем случае могут играть роль элементы развлечения. Сэмюэл Пипс любил перебирать свои золотые дукаты, хотя жене—на всякий случай—запрещал это делать'.
Ь) Нежелание расставаться с деньгами. Бережливым называют и человека, который копит, и человека, которому трудно расстаться с деньгами и который долго раздумывает, прежде чем решится на что-нибудь их истратить. Хотя обе эти черты обычно связаны между собой (ведь чем меньше расходуется, тем больше можно откладывать), они все же могут встречаться и порознь; этого достаточно, чтобы отличать одну от другой. И в самом деле: можно неохотно расходовать деньги, не имея привычки откладывать их, и можно откладывать деньги, не боясь (по крайней мере в некоторых случаях) идти на расходы. Последнее характерно для альтруистов с крайне скромными личными потребностями и аскетическими наклонностями. Такой репутацией пользовались у современников английские утилитаристы. Бентам жил чрезвычайно скромно, но не скупился на расходы, имеющие целью благо общества. Как известно, он довольно долго содер-
См.: Pepys S. Dziennik. Wars/JW;i, 1952, t. 1,

265

жал Джеймса Милля, чтобы тот мог написать свою историю Индии, шел на большие расходы ради строительства образцовой тюрьмы по собственному плану и субсидировал Роберта Оуэна.
Отличать привычку к накоплению от нежелания расходовать деньги побуждали некоторые места у евангелистов и отцов церкви. Согласно Евангелию от Луки, нищие (а согласно Евангелию от Матфея—нищие духом) наследуют царство небесное. Нищие духом, вопреки довольно распространенному мнению,—это не люди с ограниченными умственными способностями, но те, кто, обладая немалым богатством, не проявляют к нему привязанности и не жалеют расставаться с ним. В главе VIII мы будем говорить о св. Франциске Сальском, который человеку богатому ставит в пример аптекаря, хотя и хранящего яды, но так, чтобы самому ими не отравиться. Богатство и свободный от корыстолюбия дух, проявляющийся, в частности, в щедрой милостыне,—вот что считалось уместным и характерным для нищего духом.
Коль скоро речь зашла о «легком» расходовании денег, стоит напомнить, что современный средний американец ставит себе в образец человека, который тратит, не задумываясь, а свой бюджет уравновешивает не за счет ограничения расходов, но за счет роста доходов. В этом он видит свидетельство жизненной силы, энергии, активности и—в отличие от французского рантье—себя и других ценит скорее по размерам дохода, чем по размерам состояния.
с) Забота о равновесии бюджета. В обыденном словоупотреблении бережливым называют не только того, кто из своих ежемесячных заработков старается непременно что-нибудь отложить, или того, кто неохотно расстается с деньгами, но и того, кто хотя и тратит все заработанное, однако по определенному плану, заботясь о том, чтобы расходы не превышали доходов. Таково первоначальное значение слова «экономия», происходящего от греческого «ойкономиа». «Ойкономиа»—это порядок («номос») в доме, правильное ведение хозяйства. Порядок не обязательно требует жесткого самоограничения, хотя порой приходится отказывать себе в чем-то ради чего-то другого, предусмотренного в плане ведения хозяйства. Тех, кто живет по принципу «когда густо, а когда пусто» считают небережливыми, хотя бы даже они не выходили за рамки своего бюджета,—ибо люди не верят, что кто-то сознательно задумал жить по такому принципу.
Понятие о порядке, связанное с греческим «ойкономиа», долго ассоциировалось также с французским словом

266

«I'economie» *, и лишь позднее слово «экономия» связывается с откладыванием денег. Бентам различал эти понятия. В его «Деонтологии», изданной сначала пофранцузски, мы читаем: «Экономия (I'economie) есть бережливость в сочетании с искусством управления, которое представляет собой определенное свойство ума. Слово «бережливость» употребляется также и вне связи с экономией и предполагает самоограничение, которое для экономии не является необходимым».
Бережливость, отождествляемую с порядком в домашнем хозяйстве, обычно не отличают от бережливости в форме откладывания денег; и ту, и другую противопоставляют жизни «со дня на день». Кроме того, обе они связаны со способностью к самоограничению: первая, как уже говорилось, для того, чтобы следовать намеченному плану, вторая—чтобы накапливать; обе предполагают" мышление в экономических категориях и определенную дисциплину. Но если откладывание часто становится механической, иррациональной привычкой, то ведение хозяйства по плану, вообще говоря, далеко от иррациональности. В то же время оно, как и привычка откладывать деньги, часто содержит элемент развлечения: так, детям, которые получили много сладостей сразу, доставляет удовольствие решать, когда и в какой очередности эти сладости будут съедены.
а) Бережливость, противопоставляемая расточительству. Наконец, в четвертом смысле человек бережливый—это тот, кто не тратит денег впустую, а значит, бережливость противопоставляется здесь расточительству. Мотив самоограничения, существенный для первой формы бережливости и обычный, согласно Бентаму, в третьей, здесь вообще не играет роли. Тут возможны несколько вариантов, смотря по тому, как понимать расточительность. Особенность понятия «расточительность» в том, что оно всегда соотносится с иерархией ценностей оценивающего. Если во всех рассмотренных ранее случаях бережливость определялась независимо от того, на что расходуются средства, здесь важно, на что они идут; вот почему нужно знать иерархию ценностей оценивающего.
Согласно наиболее субъективному пониманию расточительности, расточитель—это тот, кто тратит деньги на цели, неважные в глазах оценивающего, и в тем большей степени, чем в большей степени трата денег на неважные вещи мешает удовлетворить потребности, которые оценивающий считает существенными. Транжирит, или, как
Экономика, хозяйство; 2) экономия; 3) бережливость.

267

говорится в таких случаях, пускает деньги на ветер тот, кто проигрывает их на бегах, когда дома нечего есть, а у детей нет ботинок. Но возмущается расточительностью знакомых и тот, кто довольствуется скромным обедом, чтобы иметь квартиру получше, тогда как те все проедают. Для некурящего транжирит деньги курильщик, который выпускает их с дымом, для непьющего—пьяница, который топит их в водке. Для того, кто придерживается мясной диеты, но равнодушен к качеству напитков, расточительством может быть трата денег на дорогой чай или посещение кафе.
«Скажи мне, на что ты тратишь деньги, и я скажу тебе, что ты за человек»,—гласит изданная в 1948 г. брошюрка Польских сберегательных касс' (то же самое, впрочем, говорит госпожа Радлич; см. с. 261 настоящей работы). Социологи не случайно интересуются личными бюджетами, считая их показательными для иерархии ценностей человека. Как уже говорилось, определенные расходы мы не сочтем расточительством у человека, который достаточно состоятелен, чтобы ни в чем себе не отказывать; но те же расходы покажутся нам расточительством, если, по нашему мнению, они идут на пустяки в ущерб непустяшным потребностям. Понятие» расточительности, таким образом, вдвойне относительно, ибо зависит как от иерархии ценностей оценивающего, так и от размеров бюджета оцениваемого.
Этот подход к расточительности мы назвали субъективным, поскольку в каждом данном случае решающее значение имеют вкусы оценивающих. Однако в любой социальной группе существует достаточно устойчивая и общепризнанная иерархия важности различных расходов, которая позволяет сформулировать более объективное определение расточительности. Человек, проигрывающий деньги на бегах, в то время как у его детей нет ботинок, будет, по-видимому, назван расточителем практически единодушно. Среди такого рода устойчивых и чрезвычайно важных определений расточительности выделяется признание расточительным человека, у которого деньги уходят сквозь пальцы неизвестно на что, в отличие от человека, который, правда, тратит все, что зарабатывает, но вкладывает наличные в капитальные вещи, которые всегда на виду. «Мы тратим столько денег неизвестно как, когда и на что,—читаем мы в упоминавшейся рекламной брошюре Польских сберегательных касс,—словно прячем их в дырявые карманы, и по дороге они у нас высыпаются».
Praca i oszczednosci^. Warszawa, 1948.

268

Действительно, предпочтение вещей капитальных и основательных непрочным и эфемерным распространено настолько широко, что трата денег на вещи длительного пользования, которые всегда на виду, считается разумной бережливостью. Именно такова, по мнению Мандевиля, бережливость голландцев, которые никогда не жалеют денег на вещи основательные—на дом или мебель. Французские кладбища особенно изобилуют металлическими венками, что свидетельствует о нежелании расходовать деньги на прелесть живых цветов, которая просуществует пару часов и от которой никому нет радости после того, как траурная процессия разойдется. Те, кто покупает эти венки, считают деньги, потраченные на цветы, выброшенными. Им непонятно также поведение людей, которые не желают судиться из-за мелочей или трудиться ради грошовой выгоды.
Есть еще одна форма расточительства денег, о которой стоит сказать несколько слов. В этом понимании вдвойне расточительствует тот, кто в ресторане не доедает заказанной порции: во-первых, оставляя еду на тарелке (об этой форме расточительства речь пойдет ниже, когда мы перейдем к бережливости уже не по отношению к деньгам, но к вещам), во-вторых, выбрасывая впустую деньги, заплаченные за недоеденную порцию. Как раз для избежания расточительства подобного рода посетители ресторанов, случается, едят через силу и вопреки рассудку. Едят, как это называют французы, «pour rentrer dans ses frais», то есть чтобы оправдать расходы. По тем же самым причинам зрители порою высиживают до конца скучное представление—для того лишь, чтобы билет не пропал, или мученически донашивают купленную ими слишком тесную обувь. Можно было бы кому-нибудь ее отдать, но они подобной возможности не допускают, хотя им по средствам купить себе новую пару: для них важно не столько избежать расточительства по отношению к обуви (чего можно было бы достигнуть, отдав ее другому), сколько последовательно использовать до конца вещь, за которую уже заплачено.
2. Бережливость по отношению к вещам
Бережливость, противопоставляемая расточительности, приводит нас уже непосредственно к бережливости по отношению к вещам. Она также выступает в нескольких разновидностях.
^а) Требование использовать без остатка. Начнем с той разновидности бережливости по отношению к вещам,

269

которая противостоит расточительству в его первичном и, по-видимому, наиболее адекватном значении. Расточительно в этом смысле кроил материал на костюм портной, если у него осталось много ни к чему не пригодных обрезков. Расточительно работает тот, кто может обойтись без отходов, но не делает этого или, если отходы имели какую-то ценность, не нашел для них применения. Наша пропаганда со всей силой призывает к подобного рода бережливости на производстве.
Выделенных нами разновидностей бережливости не замечает В. Зомбарт, рассматривая в своей книге «Буржуа» ' эволюцию бережливости при переходе от мелкотоварной к крупной капиталистической экономике. В этой последней, по его мнению, бережливость подвергается «деперсонализации». Требование быть экономным, адресовавшееся ранее человеку, предъявляется теперь к производству. «Начинающий» капиталист экономит на своих личных расходах. Собрав таким образом некоторый капитал, он сам или его наследник начинают с большей легкостью тратить деньги на личные нужды, а бремя бережливости отныне несет за них их предприятие. Рокфеллер, например, следил, чтобы ни одна капля нефти не пропала впустую. Однако, вопреки Зомбарту, эта эволюция не сводилась к «деперсонализации» в рамках того же самого понятия бережливости, но сопровождалась переосмыслением этого понятия. Совершался переход от одной из форм бережливости по отношению к деньгам к требованию использовать все без остатка. Это требование, несомненно, служит ограничению расходов, а значит, и сбережению денег, но бережливость тут совершенно иного рода и требует совершенно иных психологических установок. В то время как признание кого-нибудь расточителем денег требовало, как мы видим, соотнесения с иерархией ценностей оценивающего и размерами бюджета оцениваемого, здесь такое соотнесение вовсе не требуется.
В рамках рассматриваемого нами понятия бережливости самоограничение, которое обычно связывают с бережливостью и которое, по общему мнению, столь пагубно сказывается на характере бережливого мещанина, совершенно не имеет значения. Борьба с расточительностью здесь очень часто сочетается с желанием, чтобы материал соответствовал изделию, средства—целям; а это в свою очередь может стимулировать поведение, прямо противоположное тому, которого требует ограничение расходов. Потому-то, например, хозяйка радуется, когда гости едят
' См.: Зомбарт В. Буржуа. М., 1924, с. 145 и ел.

270

с таким аппетитом, что на столе не остается ни крошки. Казалось бы, бережливая хозяйка заинтересована в том, чтобы угощения осталось как можно больше, ведь в данном случае это не такая малость, которой можно было бы пренебречь. Если тем не менее хозяйку радуют пустые тарелки, то не только потому, что чувство гостеприимства заставляет ее забыть о расходах, но и потому, что количество приготовленной ею еды точно соответствовало аппетитам. То же самое чувствует портной, когда нитки хватает как раз, чтобы пришить то, что должно быть пришито, или маляр, которому разведенной краски хватило как раз на покраску комнаты, для которой эта краска предназначалась. Тут главное не то, больше или меньше уйдет материала, но чтобы одно точно соответствовало другому.
Стремление достичь цели, используя минимум средств, может, кстати говоря, стимулировать забавную погоню за рекордом. Сколько газовых конфорок можно зажечь одной спичкой? Как разжечь костер, используя возможно меньшее количество спичек?
Когда-то, еще до войны, в кружке товарищей по университету долго высмеивали мелочную, граничившую, казалось бы, со скопидомством бережливость одного из участников загородной экскурсии. Тот был явно не в духе из-за того, что, выезжая из Варшавы, купил обратный билет; между тем экскурсанты решили возвращаться в город другим путем, и билет пропал даром. Я думаю, что поведение этого экскурсанта было оценено не совсем верно и что речь тут шла не о сожалении из-за потраченных зря нескольких злотых. Тот же человек, конечно, не задумываясь, истратил бы на что-то другое заплаченные за билет деньги; а досаждала ему как раз «неадекватность» билета проделанному пути. Если бы ему удалось отдать этот билет пассажиру, возвращавшемуся в Варшаву, он, наверное, почувствовал бы облегчение, хотя денег обратно бы не вернул. Если бы этот билет достался ему от кого-то другого, он легче перенес бы его потерю: ведь в таком случае не он сам, из-за своей непредусмотрительности, был бы виноват в случившемся.
Мы подчеркнули сильнее этот момент не потому, что этим исчерпывается наше отношение к расточительности, но по той причине, что, насколько мне известно, до сих пор на него совершенно не обращали внимания. Борьба с расточительностью в данном значении может, разумеется, вызываться заботой о сбережении своих или народных денег. Так, в осуждении расточительства хлеба нередко играют роль и магические соображения (мол, выбрасывая крошки, можно вообще вывести хлеб из дома).

271

Трудно что-нибудь возразить против бережливости на производстве, побуждающей использовать сырье как можно лучше и в возможно большем количестве, особенно когда речь идет о крупном производстве, где экономия подобного рода означает огромные цифры. Но требование использовать без остатка, относящееся не к производителю, а к потребителю, вызывает подчас возражения. Я имею в виду неодобрительное отношение к людям, которые никак не могут расстаться со своим добром, полагая, что оно еще может им пригодиться. Всем известны квартиры, загроможденные банками из-под консервов, пустыми бутылками или старыми газетами. Если заметить хозяину такой квартиры, что он только уродует свое жилье и осложняет себе жизнь, сберегая подобный хлам, обычно слышишь ответ, содержащий, казалось бы, рациональное объяснение, например: «Никогда не известно, что еще может потом пригодиться». Но, в сущности, здесь мы имеем дело с иррациональной привычкой, напоминающей упорное нежелание расставаться с давно
уже обесцененными деньгами.
Ь) Требование беречь вещи. «Использовать все должным образом»,—гласит требование бережливого отношения к вещам в первом его понимании. «Не портить и предотвращать порчу»,—гласит то же требование во втором его понимании. В этом втором значении сказывается определенная связь с бережливостью по отношению к деньгам, противопоставляемой их расходованию на непрочные вещи. Вот как описывает Т. Бреза в романе «Стены Иерихона» богатого промышленника Штемлера: «Зачарованный деньгами, привязанный к деньгам, лелеющий деньги, он жил, однако, скорей их корою, чем сердцевиной, занятый не столько своими шахтами, фабриками, домами, сколько тем, что все со временем разрушается, приходит в негодность. Он ни за что не купил бы земельный участок у самого моря—а вдруг подмоет приливом, или на склоне холма—а ну, как осыплется. Огнеупорные сейфы, нержавеющие ножи—вот что его утешало; ах, если бы все было таким! Куда там. И хотя он, конечно, знал, что не один десяток лет пройдет, прежде чем дом обветшает; все-таки время изводило Штемлера тысячью тягостных мелочей, царапая своими когтями стены, разъедая ржавчиной краны, расшатывая дверные ручки, оконные рамы, ступеньки лестниц»'.
Вопреки—как нам представляется—намерениям автора здесь есть свой пафос, ведь речь идет не только о защите вещей от порчи ради уменьшения расходов, но и о
В res а Т. Mury Jerycha. Warszawa, 1945, s. 194.

272

страхе перед бренностью мира, об утолении жажды чего-то непреходящего, жажды, нередко столь трагически не удовлетворенной в других областях жизни. Ведь людям жаль не только собственных кранов, разъедаемых ржавчиной, но и девической свежести, увянувшей неизвестно когда, и выцветающих красок материи. Ах, если б предметы, которые нас окружают, были как скрипки, которые звучат тем лучше, чем больше на них играют! К сожалению, это не так. И если человек скромных возможностей, купив себе новый костюм, прячет его в шкаф и не может решиться его обновить, то не обязательно потому, что он бережет обновку экономии ради, но и потому еще, что боится увидеть на ней первое пятнышко и первые вздутия на локтях и коленях.
Бережливость, понимаемая как защита вещей от порчи, опять-таки может вести и к рациональному, и к иррациональному поведению. То, что на работе носят рабочую одежду, разумеется само собой, а увидев шахтера, спускающегося в шахту в обычном костюме, каждый счел бы это бессмысленной расточительностью. Но те, кто прячет костюм в шкафу, так и не находя подходящего случая надеть его, часто слишком уж боятся сами содействовать его порче, предоставляя сделать это моли, а кроме того, слишком уж верят в физическую долговечность одежды, забывая об изменчивости моды, которая со временем может превратить тот же самый с виду костюм в нечто совершенно иное. Это особенно заметно там, где мода меняется сравнительно быстро, как, например, женская мода. Платье, провисевшее без употребления год (для большей сохранности), уже не то же самое платье. Год назад оно привцекало взор своим необычным фасоном и цветом. Теперь это—прошлогоднее платье, примелькавшееся настолько, что смотреть на него не доставляет удовольствия. Бережливость оказывается здесь неразумной, что, однако, обычно не мешает помешанным на ней людям опять демонстрировать ее при каждом удобном случае, вопреки голосу разума, который советует вовремя сносить вещь, обреченную рано или поздно на снашивание.
с) Откладывание потребления благ, наиболее ценных. Последняя форма бережливости, которую нам осталось рассмотреть, связана с гедонистической тактикой более общего характера, побуждающей самое лучшее откладывать на десерт. Здесь, по-видимому, мы имеем дело не только с новым мотивом бережливости в одном из рассмотренных выше значений, но и с новой разновидностью самого понятия бережливости, предполагающего некую иерархию предметов с точки зрения их ценности

273

для сберегающего. Тот, у кого всего один костюм, который он по возможности бережет, заслуживает, чтобы его называли бережливым в рассмотренном выше смысле; но лишь покупка второго костюма позволит ему лучший из них повесить в шкафу, откладывая свое первое появление в нем ради удовольствия предвкушать самое лучшее. Стоит заметить, что бережливость, которую столь упорно связывают с аскетизмом, служит здесь—с успехом или без оного—растягиванию удовольствия. Хозяйка, прячущая на дне комода тонкое постельное белье, полученное ею в приданое, и не находящая достаточно важного повода, чтобы его обновить, не предается аскетизму, пользуясь на каждый день бельем похуже (если аскетизм понимать как нечто сопряженное с неудобством). Совершенно напротив—она испытывала бы неудобство, случись ей стелить лучший комплект на каждый день; ведь это лишило бы ее удовольствия предвкушения и радости от обладания такой замечательной вещью.
Бережливость, о которой идет речь, связана с определенной планомерностью в использовании вещей, планомерностью, разделяющей все достоинства и недостатки рассмотренной мною в другой работе «гедонистической тактики»'. Откладывание самого лучшего на десерт, быть может, разумное в обычных условиях, становится неразумным в годы потрясений и кризисов. К приданому, которое так набожно хранили бережливые хозяйки, мародеры во время войны относились без всякого уважения, а нередко оно без соблюдения надлежащей очередности погибало в огне. Такое откладывание, как правило, не считается с разрушительным действием времени и капризами моды, о которых шла речь. Наконец, подобное планирование довольно рискованно оперирует такой неизвестной величиной, как длительность нашей жизни. Ведь всю эту марафонскую тактику в секунду может оборвать дорожное происшествие. Тогда удовольствие от нее получат разве что наши наследники.
3. Психологические и социальные предпосылки различных форм бережливости
Итак, мы выделили несколько форм бережливости по отношению к деньгам и по отношению к вещам, используя при этом и кое-какие психологические наблюдения, без
См. о гедонизме в моей работе: Motywy postepowania. Warszawa, 1949.

274

которых трудно было бы охарактеризовать бережливость. То что мелкое накопительство часто приобретает иррациональные черты, достаточно хорошо известно; но мы имели возможность обнаружить ту же тенденцию и в других разновидностях бережливости, особенно там, где средства понемногу превращаются в цели. Бережливость—это та область, где даже у интеллигентных людей особенно упорно сохраняются определенные семейные навыки, не подвергнутые проверке на рациональность. Мы уже несколько раз подчеркивали, что вопреки распространенному мнению аскетизм не всегда составляет существенный элемент бережливости, если понимать его как нечто сопряженное с неприятными ощущениями. Тому, кто привык беречь деньги, больше огорчений доставляет их трата, чем воздержание от нее. Мы указывали также на элементы развлечения, связанные со сбереганием денег и вещей.
Кроме того, в постоянном откладывании самого лучшего «на потом» сказывается потребность иметь у себя что-то праздничное. Ради удовлетворения этой потребности—очень сильной, как видно,—польский крестьянин ютился с семьей в одной комнате, оставляя нетронутой вторую, где хранилось все лучшее в доме, и спал на лавке, хотя в лучшей комнате пустовали кровати. То же самое наблюдается, по-видимому, и теперь в некоторых рабочих семьях: получив однокомнатную квартиру, все домочадцы теснятся на кухне, ревностно оберегая свою единственную комнату для какого-нибудь торжественного случая. В небольших квартирах довоенной мелкой буржуазии та же роль отводилась гостиной с пресловутой зачехленной мебелью, которая к тому же служила признаком социального положения. Человек, который ценит здоровье, удобства, простор, возможность уединиться, счел бы такое поведение иррациональным. Но многим явно хотелось бы скрасить повседневность предвкушением чего-то неповседневного. Отсюда видно, какую важную роль играют в жизни удовольствия воображаемые, предвосхищаемые.
Столь же нерационально, с точки зрения обычной иерархии ценностей, поведение бедной женщины, которая, отказывая себе в очень многом, покупает праздничное платье, хотя наденет его лишь несколько раз в году. Как видно, висящая в ее платяном шкафу обновка доставляет ей больше радости, чем непрохудившиеся подошвы.
Выделенные нами мотивы бережливости до сих пор не различались между собой, в частности, потому, что обычно они встречаются в разнообразнейших сочетаниях. Тот самый Штемлер из «Стен Иерихона», о котором уже шла речь в связи с его жаждой непреходящего и сс-пч; ;,'^i

275

ями на разрушительное действие времени, обладает и другими интересующими нас чертами. Жена уговаривает Штемлера устроить большой прием: по разным причинам давно уже следовало показаться на людях.
«Итак, он прикинул, во что обойдется прием, вынудил себя дать согласие; ожесточился, но не сказал ни слова, когда список приглашенных начал расти. Он мог считать, что переборол себя. Но только единожды. А тут цену каждой бутылки приходилось оплакивать дважды. Раз, когда он ее покупал, второй, когда ее пили. Он глядел на истребление всей этой снеди, как на поминки. Каждый кусок, каждый глоток, исчезавший во рту гостя, шел для него особой погребальной процессией. Он провожал взглядом деньги, воплотившиеся в индейку, старку, паштет. Вот гибнут еще раз несколько злотых, ушедших на этот бутербродик с икрой,—сперва их гибель была отвлеченной, когда он поставил на них крест, а теперь опять вживе предстает перед ним зрелище расставания. Consummatum est!* Так нет же, гость откусил половину, остальное кладет на стол, чтобы ответить кому-то. А о бутерброде забыл! И Штемлер горюет снова. В третий раз»'.
Эта цитата иллюстрирует известную истину: расставаться с деньгами отнюдь не легче, если их много. Еще Сенека писал об ошибочности мнения, согласно которому богатые легче переносят убытки («О спокойствии духа», VIII, I). И большое, и малое тело одинаково страдает от ран. Верно заметил киник Бион (живший в III веке до н. э.), что вырывание волос одинаково больно и для плешивого, и для густоволосого. Так же обстоит дело, считает Сенека, с бедняком и богатым: оба одинаково страдают из-за убытков. А Сэмюэл Пипс в своем дневнике писал: «Удивительную я замечаю в себе черту, и она заслуживает быть отмеченной, а именно: всего тяжелей мне расставаться с деньгами тогда, когда их у меня больше всего»2.
Художественная литература изобилует примерами всевозможных сочетаний выделенных нами форм бережливости. Но, как уже говорилось, они могут встречаться и порознь. Например, планомерное расходование средств, не допускающее выхода за рамки бюджета, вовсе не обязательно сочетается с мелочным накопительством, боязнью любых расходов или с различными формами бережливости по отношению к вещам. Культ уравновешенного бюджета, свободный от всех перечисленных выше склон-
• Breza Т. Ор. cit., s. 194-195. 2 Pepys S. Ор. cit., t. I, s. 316.
Потреблено! (лат.).

276

ностей, мы найдем, например, у Л. Б. Альберги (см. гл. VIII настоящей работы).
Откладывание по мелочам, расходование денег с опаской, постоянная тревога из-за порчи вещей, собирание всякого хлама (а вдруг пригодится?), откладывание самого лучшего на потом из опасения, что позже уже нельзя будет себе этого позволить,—все эти разновидности бережливости объединяет общий психологический фон подсознательной боязливости. Поэтому-то психологи так часто относят мелкого буржуа (которому приписывают все эти черты) к боязливым типам, а социологи, соглашаясь с этим диагнозом, объясняют подобную боязливость социальным положением мелкого буржуа, которому постоянно грозит разорение и переход в ряды пролетариата.
Тем самым мы затрагиваем важный вопрос о социальных предпосылках бережливости. Бережливость в ее разновидностях, присущих рантье (который и служит тут главным образом моделью), признавалась мелкобуржуазной чертой как потому, что соответствующие нормы характерны для мелкобуржуазной идеологии, так и потому, что мелкий буржуа действительно следовал этим нормам (о чем свидетельствуют хотя бы статистические данные о клиентуре сберегательных касс). Итак, бережливость рантье вдвойне заслуживает наименования мещанской добродетели: она и пропагандируется, и практикуется мелкой буржуазией. Б. Прус, описывая в «Кукле» магазин Минцеля, отмечал: «Не делать сбережений, не откладывать ежедневно хотя бы по нескольку грошей— было в глазах старого Минцеля таким же преступлением, как воровство»'. Он даже уволил нескольких приказчиков и учеников, которые ничего не копили.
Страх перед разорением—не единственный мотив такого рода откладывания. Было уже замечено, что тут играет роль также форма доходов, а именно небольшое, но регулярное жалованье. Его незначительность вынуждает откладывать деньги на сравнительно крупные расходы, а также на черный день, что, разумеется, характерно прежде всего для общественного строя, где система социального обеспечения не гарантирует должного ощущения безопасности. Постоянство этого жалованья побуждает следовать правилу «денежка к денежке», ведь каждый месяц в домашний бюджет поступает все та же сумма, из которой можно систематически что-то откладывать на черный день. Хотя такое откладывание становится порой иррациональной привычкой, оно, вообще говоря, требует определенной веры в устойчивость общественных
Прус Б. Кукла. М., 1958. с. 25.

277

отношений. Известно, каким потрясением для мелкой буржуазии оказалось обесценивание денег после первой мировой войны в странах, особенно пострадавших от инфляции. Известно также, что сберегательные кассы всегда стремятся приобрести доверие своих клиентов и укрепить их веру в будущее. Высококвалифицированные и сравнительно высокооплачиваемые рабочие, которым безработица не угрожала, заражались (в чем их нередко упрекали) мелкобуржуазным духом, тогда как люмпен-пролетарий или человек искусства, жившие случайными заработками, не были склонны к предусмотрительности. Художники на постоянном жалованье—уже не богема в специфическом для «Молодой Польши» смысле. Они остепеняются, женятся, обзаводятся детьми, имеют уравновешенный бюджет, а нередко—и финансовые резервы.
Поскольку откладывание денег очень часто приобретает со временем иррациональный характер, его пропаганда не всегда служила интересам мелкой буржуазии, ибо не содействовала росту ее благосостояния. Если же понимать «интересы» более широко, не сводя их к одним лишь денежным интересам, то приходит на память замечание Маркса об опасности потерять то, ради чего стоит жить, для того, чтобы жить.
В художественной литературе можно найти целую галерею безнадежных человеческих жизней, загубленных страстью к откладыванию и накоплению денег или вкладыванию их в недвижимость. Л. Ф. Селин в «Путешествии на край ночи» описывает супружескую пару, которая пятьдесят лет жила мечтою о собственном доме. Все это время они считали каждый сантим. Когда же наконец за дом, «построенный из собственного естества, как дом улитки», было выплачено полностью, госпожа Анруйи недолго радовалась радостью монашенки, вставшей из-за барского стола, и начала вскоре искать новые поводы для сберегания.
Принято считать, что призыв к бережливости хорошо соответствовал эпохе первоначального накопления. Задумаемся, однако, какая бережливость имелась при этом в виду. Бережливость, проповедовавшаяся Франклином, отнюдь не была бережливостью рантье. Речь шла о сберегании ради непрерывного оборота капитала, с верой в его «производительную» силу. То не было боязливое откладывание на черный день, но накопление с творческим размахом восходящего капитализма. .
Что касается нежелания расставаться с вещами, которые, хотя и отслужили свое, но, как представляется, могут еще пригодиться, то интересно было бы проследить, как влияет на подобные установки экономическая

278

конъюнктура в капиталистических странах. Мы уже упоминали в главе III, что, когда американский рынок был завален потребительскими товарами, людей приучали не сетовать на порчу вещей, а, напротив, считать их негодными к употреблению гораздо раньше, чем они были бы сочтены таковыми в Европе. Мужчина не задумываясь выбрасывал почти не ношенную шляпу, чтобы купить себе новую, последнего фасона. Под давлением быстро меняющейся моды, подчиненной все тем же интересам производства, женщины приучались выбрасывать устаревшие туалеты.
Кроме экономической конъюнктуры, на отношение к вещам влияют, по-видимому, и другие экономические факторы. Вероятно, человеку, который сам не зарабатывает, труднее расстаться с отслужившими свое вещами: ведь он видит убыток, а не видит прибытка. Можно предположить, что это свойственно прежде всего неработающим домашним хозяйкам, единственно возможный «заработок» которых—сберегание в различных его формах. А если так, то экономическая эмансипация женщины должна способствовать, между прочим, и освобождению жилищ от лишнего хлама.
Призывы к бережливости, как уже говорилось, не включались в кодекс дворянской морали, хотя бережливость могла с тем же успехом отвечать интересам дворянина. Он, однако, предпочитал демонстрировать полную свободу от хозяйственных забот, ведь именно эта свобода служила его отличительным классовым признаком и определяла его социальный престиж. Когда дворянство утратило прежнее положение, остались еще иллюзии о своем превосходстве и остались традиции. В какой степени одобрение унаследованных норм сочеталось с их соблюдением, сказать трудно. В польской литературе нет недостатка в шляхтичах, знающих счет деньгам. Подобные типы великолепно изображал Г. Жевуский; мы еще вернемся к нему в одной из следующих глав.
Поговорим теперь о том, что с самых давних времен коробило людей, не питавших симпатий к бережливости. Какие именно ее формы имелись прежде всего в виду? И какие ее черты порицались—существенно важные или скорее случайные, второстепенные?
Бережливость обычно отталкивала, если была мелочной. Если такая мелочность проявлялась у людей зажиточных, вовсе не принуждаемых к ней обстоятельствами, ее называли скупостью или скопидомством—слова с ярко выраженной отрицательной эмоциональной окраской. В прекрасных характеристиках Феофраста неодобрение автора вызывают прежде всего проявления крохоборства

279

(«микрологии»),—то, что хорошо передает английское слово «meanness». «А крохобор,—писал Феофраст,—вот какой человек. Еще до истечения месячного срока он требует уплаты пол-обола процентов, являясь на дом к должнику. За обедом в складчину он считает, сколько кто выпил кубков». «Если слуга разобьет горшок или миску, то крохобор взыскивает с него стоимость, вычитая из харчей. Оброни только его жена медяк, он готов отодвинуть всю утварь, кровати и сундуки в доме и обшарить весь дощатый пол» .
Мелочность входит у Феофраста также в состав скаредности, подлокорыстия и неотесанности (которая не рассматривается им как классовая черта; неотесанным может быть и богач). Человек неотесанный, «если ему пришлось одолжить кому-нибудь плуг, корзину, серп или мешок... встает ночью и требует вещи назад, так как воспоминание о них не дает ему заснуть» (с. 9). Скаредный, «как только зайдет речь в народном собрании о добровольных взносах,... встает и потихоньку уходит. Отдавая замуж дочь... прислуживать на свадебной пирушке нанимает слуг на своих харчах». «Когда садится, то отворачивает свой плащ, который постоянно носит» (с. 31). Подлокорыстный у Феофраста, «принимая гостей... не подает на стол достаточно хлеба. Он сам отмеривает своим домочадцам порции муки на харчи «фидоновой меркой» * с вдавленным внутрь дном, тщательно выравнивая поверхность». «А в месяц анфестерион вовсе не посылает детей в школу, чтобы не вносить платы учителю, так как в этом месяце много театральных представлений и праздников». «Конечно, когда у него устраивается обед в складчину, он ставит в счет израсходованные им дрова, чечевицу, уксус, соль и масло для светильников» (с. 40.—42).
Озабоченность хозяйственными делами, проявляющаяся во всех этих примерах мелочности, и притом как раз тогда, когда это менее всего уместно, была второй чертой, которая отталкивала людей. Никто не удивляется, когда за столом обедающий старается не запачкать одежду черничным супом. Но к тому, кто раздумывает, бежать ли на помощь человеку, придавленному лесами, потому что боится за свой новый костюм, мы относимся совсем по-другому. Избегать расточительства съестных припасов, казалось бы, совершенно естественно. Но нас коробит Штемлер из «Стен Иерихона» горюющий из-за недопитой
' Феофраст. Характеры. Л., 1974, с. 16—17. Далее цитируется то же издание.
Т. е. скудной меркой.

280

рюмки,—коробит не только потому, что такой расход ему по карману, но и потому, что он остался глух к настроению праздничного застолья и радостям общения с людьми, замкнулся в себе среди общего веселья, снедаемый мыслями о царящем вокруг расточительстве и об убытках.
В примере с человеком, придавленным строительными лесами, мы затронули третью черту, из-за которой бережливость называют уже скупостью. Речь идет о равнодушии к интересам других, эгоизме, эмоциональной холодности. В карикатурах на бережливость, встречающихся в художественной литературе, эта особенность присутствует почти всегда.
Наконец, четвертая черта, которая отталкивает нас в бережливости,—это ее иррациональная составляющая, столь обычная, как уже говорилось, у бережливых людей. Хотя бережливость, вообще говоря, не равнозначна ни мелочности, ни озабоченности хозяйственными делами в самый неподходящий момент, ни эгоизму, ни неспособности мыслить рационально, все же склонности подобного рода очень тесно связаны между собой, особенно у мелкого накопителя, который неохотно тратит и неохотно расстается с вещами. Он-то как раз и служит излюбленной моделью для критиков бережливости.

281

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история