Рыжов К. Все монархи мира. Древняя Греция. Древний Рим. Византия

ОГЛАВЛЕНИЕ

ОЛИБРИЙ, Аниций

Римский император в июле--октябре 472 г. Умер 23 окт. 472 г.
Олибрий, константинопольский сенатор и консуляр, был женат на младшей
дочери Валенти-ниана III, Плацидии, и через это мог претендовать на римский
престол. Благодаря родственным связям к нему относился с расположением
вандальский король Гизе-рих (Прокопий: "Войны Юстиниана"; 3; 6). Поддержке
этого варвара Олибрий во многом и был обязан своим успехом. После того как
Рицимер начал войну против императора Антемия, Олибрий прибыл в Италию и был
провозглашен императором в лагере Рицимера (Гиббон: 36). Но правил он совсем
недолго и умер во время эпидемии чумы (Федорова: Эпилог).

ОPECT

Македонский царь, правивший в 399--396 гг. до Р.Х. Сын Архелая. Отец
Ореста умер, когда тот был еще ребенком. Опекун Ореста, Аероп, убил его и
сам стал царем (Диодор: 14; 39).

ОТОН, Марк Сальвий

Римский император в янв. -- апр69 г. Род. 28 апр. 32 г. Умер 16 апр. 69
г.
Род Сальвиев, к которому принадлежал Отон, происходил из этрусского
города Ферентина. Предки будущего императора были большей частью люди
незначительные, и только отец его, Луций Отон, консул 34 г., благодаря
особой милости Клавдия возвысился и сделался знатным человеком. С ранней
молодости Марк Отон был такой мот и наглец, что не раз бывал сечен отцом;
говорили, что он бродил по улицам ночами и всякого прохожего, который был
слаб или пьян, хватал и подбрасывал на растянутом плаще. После смерти отца
он подольстился к одной сильной при дворе вольноотпущеннице и даже
притворился влюбленным в нее, хотя она и была уже дряхлой старухой. Через
нее он вкрался в доверие к Нерону и легко стал первым из его друзей из-за
сходства нравов, а по некоторым слухам -- и из-за развратной с ним близости.
Он был соучастником всех тайных замыслов императора (Светоний: "Отон";
1--3). Когда Нерон влюбился в Поппею, супругу Криспина, он подослал к ней
Отона. Тот соблазнил ее надеждами на благосклонность принцепса, совратил и
заставил развестись с мужем. Затем он сам женился на ней, чтобы таким
образом покрывать любовную связь Нерона (Плутарх: "Гальба"; 19). Интрижка
эта, говорят, едва не стоила ему жизни. Неизвестно -- то ли он сам влюбился
в Поппею, то ли был запутан этой хитрой женщиной, но только он очень
неохотно отдал Нерону свою добычу. Пишут, что он даже не хотел пускать
Нерона к себе в дом, оставив его стоять перед дверьми, с мольбами и угрозами
требуя доверенного другу сокровища. Такой выходки Нерон уже не мог ему
простить и, разведя Отона с женой, в 58 г. сослал его под видом
наместничества в далекую Луизитанию. Здесь Отон провел десять лет, управляя
своей провинцией с редким благоразумием и умеренностью (Светоний: "Отон";
3).
Едва испанские легионы в июне 68 г. провозгласили Гальбу императором,
Отон первым из наместников присоединился к нему, привез все золотые и
серебряные чаши, какие у него были, чтобы новый государь перечеканил их в
монету. И во всем остальном Отон хранил верность Гальбе и на деле доказал,
что никому не уступит в опытности и умении управлять. Много дней подряд, на
протяжении всего пути, он ехал с императором в одной повозке. В том же
совместном путешествии он сумел снискать привязанность Виния, главного
советника Гальбы, любезным обхождением и подарками, а главное, тем, что в
любых обстоятельствах первенство неизменно уступал ему. Таким образом, с
помощью самого Виния он прочно занимал второе место после него, обладая в то
же время одним важным преимуществом: он ни у кого не вызывал зависти или
злобы, потому что помогал безвозмездно каждому, кто просил о помощи, и со
всеми бывал приветлив и благожелателен. Больше всего внимания проявлял он к
солдатам и многим доставил начальнические должности, то обращаясь с
просьбами к самому императору, то к Винию или к вольноотпущенникам Икелу и
Ази-атику, которые пользовались при дворе огромной силой. Всякий раз, как
Отон принимал у себя Гальбу, он подкупал караульную когорту, выдавая
солдатам по золотому, и, делая вид, будто чествует государя, на самом деле
обманывал его и склонял войско на свою сторону. Когда Гальба стал
раздумывать, кого избрать в преемники, многие желали, чтобы он усыновил
Отона, а сам Отон, кажется, почти не сомневался, что так оно и будет,
поскольку и Виний был на его стороне. Однако Гальба остановил свой выбор на
молодом Пизоне. Дая Отона его решение стало полной неожиданностью, и он
воспринял крушение своих надежд с горечью и гневом. Это заметили все
окружающие, и враги Гальбы поспешили разжечь его обиду еще больше, говоря,
что принцепс отплатил ему за услуги черной неблагодарностью (Плутарх:
"Гальба"; 20--21, 23). Впрочем, кроме обиды Отона толкали на измену и
огромные долги: он откровенно говорил, что если не станет императором, то
ему все равно, погибнуть ли от врага в сражении или от кредиторов на форуме.
Приняв решение, Отон больше не колебался и немедленно приступил к исполнению
своего замысла. Очень кстати как раз накануне он предоставил одному
императорскому рабу место управляющего и получил за услугу миллион
сестерциев. Эти деньги стали началом всего дела (Светоний: "Отон"; 5). Через
своего вольноотпущенника Ономаста Отон узнал, что два преторианца -- Прокул
и Ветурий -- вслух возмущались Гальбой и даже угрожали ему. Он велел
Ономасту привести недовольных к себе, засыпал подарками и обещаниями, а
также дал денег, чтобы они могли и других переманить на свою сторону. О
заговоре знали немногие, остальные колебались, и заговорщики разными
способами воздействовали на них. Мятежные настроения как чума перекинулись
из преторианского лагеря в легионы и вспомогательные войска. Незадолго до
этого германская армия провозгласила императором Вителлия. Слухи о
германских событиях взбудоражили весь столичный гарнизон. Все были уже
настолько готовы к перевороту, что не хватало только вождя, а когда он
появился, дело оставалось за малым. Этим объясняется стремительность
происшедшей перемены: от усыновления Пизона до мятежа прошло всего пять
дней!

15 января 69 г. все было готово. Утром Отон отправился в храм Аполлона,
где Гальба совершал жертвоприношение. Немного времени спустя
вольноотпущенник Ономаст громко объявил, что Отона ждут архитектор и
подрядчики; эти слова были условленным сигналом, означавшим, что солдаты
собрались и все готово для осуществления заговора. Поддерживаемый
вольноотпущенником, Отон вышел из храма и отправился к позолоченному
верстовому столбу у храма Сатурна. Собравшиеся там двадцать три преторианца
приветствовали его как императора, поспешно усадили в носилки -- хотя он
дрожал от страха, видя, как мало народа его приветствует, -- обнажили мечи
и, окружив носилки, понесли их. По дороге к ним присоединилось примерно еще
столько же солдат, -- одни из сочувствия к задуманному делу, другие из
любопытства, некоторые с радостными криками, остальные молча, рассчитывая,
что по ходу дела станет ясно, как вести себя дальше (Тацит: "История"; 1;
25-- 27). Начальник караула так растерялся, что впустил Отона в лагерь, а
там уж никто ему не оказал сопротивления, ибо те, кто не принимал участия в
деле, были по одному, по двое окружены заговорщиками и, сперва повинуясь
угрозам, а потом и убеждениям, последовали примеру товарищей (Плутарх:
"Гальба"; 25). С возвышения Отон обратился к солдатам с краткой речью и,
сказав в заключение, что теперь у них у всех одна судьба, приказал открыть
арсенал. Вооружившись, отряды мятежников рассыпались по городу. Вскоре
конные преторианцы окружили на форуме носилки с Гальбой. В одно мгновения
старый принцепс был зарублен, с ним вместе нашел свою кончину и Виний, а
немного погодя был убит Пизон. Под торжествующие крики народа Отон
прошествовал в сенат, где также был встречен с ликованием. Ему присвоили
полномочия трибуна, звание Августа и все знаки почета, подобающие принцепсу.
Приняв власть, Отон, против общего ожидания, не предался ни утехам, ни
праздности. Отказавшись от любовных похождений и скрыв на время свое
распутство, он всеми силами старался укрепить императорскую власть (Тацит:
"История"; 1; 38, 47, 71). Он обласкал Мария Цельса, одного из самых верных
сподвижников Гальбы, наградил его за верность и сделал своим полководцем. Он
подтвердил права всех, кому обещали консульство Нерон и Гальба. Всем
сенаторам, которые при Нероне отправились в изгнание, а при Гальбе
вернулись, он возвратил имущество. Эти первые шаги ободрили самых видных
граждан, сперва дрожавших от ужаса. Черни Отон доставил огромную радость,
казнив Тигелина, одного из самых мрачных и распутных сподвижников Нерона. В
свое время Гальба много повредил себе, сохранив ему жизнь. Но наибольшей
заслугой Отона считают то, что он сумел унять и успокоить солдат, не
допустил ни грабежей, ни убийств. Можно только удивляться, как этот
изнеженный и далекий от военных дел человек сумел подчинить своей воле
войска, добился от них не просто послушания, но верности и любви и заставил
тех, кто шутя предал сначала Нерона, а потом и Гальбу, биться за него с
величайшей доблестью и отвагой.
Одних восхищала благодатная перемена, происшедшая в Отоне, но другие
видели в его поведении лишь притворство и говорили, что принцепс
благоразумно скрыл свои пороки на время войны с Ви-теллием. То, что война
эта была неизбежной, видели все (Плутарх: "Отон"; 1--4). Вителлия признали
императором Германия, Галлия, Британия и Испания. На верность Отону
присягнули Иллирия, Греция и все восточные провинции (Сирия, Иудея, Египет),
а также Африка (Тацит: "История"; 1; 76).
Правда, победа в этой войне больше зависела от мощи легионов, чем от
богатства провинций. Вителлин имел под рукой более боеспособную армию: он
опирался прежде всего на закаленные в битвах верхнегерманские легионы, в то
время как Отон собрал части, расквартированные в Риме и Италии -- солдаты,
служившие здесь, были развращены праздностью, частыми подачками и
заискиванием командиров. Но на подходе были четыре иллирийских легиона, и в
их числе знаменитый четырнадцатый, отличившийся во многих битвах и имевший
славу сильнейшего в римской державе. Вообще, иллирийская армия располагала
огромным количеством людей и оружия, и, дождись Отон ее подхода, он имел бы
очень хорошие шансы на победу. Наконец, он мог рассчитывать на семь
иудейских и сирийских легионов, также представлявших грозную силу. Флот был
на его стороне, что позволяло бесперебойно подвозить припасы и
продовольствие. Таким образом, Вителлий был заинтересован в скорейшем
решительном сражении, в то время как в интересах Отона было бы затягивать
войну, постепенно наращивая свои силы и отнимая у противника продовольствие.
Именно так советовали поступать ему все его полководцы, но он не послушался
их совета и настоял на том, чтобы было дано решительное сражение (Тацит:
"История"; 2; 11--12). Никаких видимых причин для спешки не было, и
считается, что император искал скорейшего завершения войны только по
внутренним побуждениям. По-видимому, Отон не мог долго терпеть
неопределенности положения, не мог, по изнеженности своей, переносить
непривычные для него мысли об опасности и, истомленный заботами,
зажмурившись, словно перед прыжком с обрыва, поторопился отдать исход всего
дела на волю случая (Плутарх: "Отон"; 9). Сам он ни в одном сражении не
участвовал, оставаясь в Брикселле. В войне, которая развернулась в Северной
Италии, полководцы Отона победили в трех первых незначительных сражениях, но
в последней большой и беспорядочной битве при Бетриаке были разбиты
(Светоний: "Отон"; 9).
Как всегда бывает в подобных обстоятельствах, до Отона сперва дошли
только неясные и неопределенные слухи, и лишь потом появились раненные и
рассказали о битве с большею достоверностью. Узнав о поражении, Отон
объявил, что намерен покончить с собой. И если никого не может удивить, что
друзья не давали императору отчаиваться и убеждали его не падать духом, то
чувства, высказанные воинами, превзошли все ожидания. Ни один из них не
бежал, ни один не переметнулся к победителям, ни один, видя отчаянное
положение своего императора, не думал тем не менее о собственной
безопасности, но все дружно пришли к дверям Отона и стали вызывать его, а
когда он показался на пороге, с криками, с горячей мольбой ловили его руки,
падали к его ногам, плакали, просили не бросать их на произвол судьбы и не
выдавать неприятелю, но располагать душами их и телами до последнего
дыхания. Но ничего не сломило решимости Отона. Обведя всех спокойным и
светлым взглядом, он сказал, что сегодня он испытал счастье большее, чем в
день принятия власти, так как убедился, что его любят как в счастье, так и в
несчастье. И хотя победа противника ненадежна и с подходом иллирийских
легионов все еще может перемениться, он твердо решил прекратить гражданскую
распрю и не допустить, чтобы из-за него погиб хотя бы один римлянин.
Все попытки отговорить его Отон решительно отклонил. Бывших при нем
сенаторов он отпустил, а все оставшиеся деньги раздал слугам и рабам,
обратившись к каждому с напутственным словом и поблагодарив за службу
(Плутарх: "Отон"; 15--17). Потом он выпил холодной воды, чтобы утолить
жажду, достал два кинжала, попробовал их острие, спрятал под подушку,
затворил двери и забылся глубоким сном. Только на рассвете он проснулся и
тогда одним ударом поразил себя пониже левого соска. На первый же его стон
сбежались люди, и на их глазах он испустил дух (Светоний: "Отон"; 11). Горе
солдат, узнавших о кончине Отона, было безмерно. В полном вооружении они
провожали прах своего императора, и те, кому удалось подставить плечи под
погребальное ложе, почитали это честью для себя, а остальные припадали к
трупу, целуя рану или ловя мертвые руки Отона. А несколько человек, поднеся
факелы к костру, покончили с собой, хотя, сколько было известно, никаких
особых милостей от умершего не получили, а с другой стороны, и особого гнева
победителя не страшились. Но, по-видимому, никто из тиранов или царей во все
времена не был одержим такой иступленной страстью властвовать, как
исступленно желали эти люди повиноваться Отону. Даже после его смерти не
покинуло их это желание, но осталось неколебимо, превратившись в жесточайшую
ненависть к Вителлию (Плутарх: "Отон"; 17).

ПАВСАНИЙ

Царь лакедемонян из рода Агидов, правивший в 409--395 гг. до Р.Х. Умер
385 г. до Р.Х. Сын Плистоанакта.
Из-за малолетства Павсаний почти не принимал участия в Пелопонесской
войне. В 404 г. до Р.Х. он, собрав всех лакедемонян и пе-лопоннесцев, пришел
в Аттику на помощь ко второму царю Агису II и наварху Лисандру. В том же
году Афины капитулировали- Одним из условий мира было то, что афиняне
признают гегемонию лакедемонян, вступают с ними в союз и возвращаются к
отеческим законам. Для составления этих законов были избраны тридцать
правителей. Но вместо того, чтобы заниматься законотворчеством, они
захватили власть в городе и, опираясь на ла-конский гарнизон, присланный им
Лисандром, развязали невиданный террор против демократов и простых граждан.
Более тысячи афинян пали жертвой их личной вражды, другие были казнены ради
денег.
Множество афинян бежало в Пирей, другие нашли убежище в Мегарах и
Фивах. Однако не все готовы были сносить беззаконие. Они объединились вокруг
Фрасибула.
В 403 г., когда количество сподвижников Фрасибула достигло тысячи
человек, он захватил с ними Пирей. Потерпевшие поражение тираны бежали в
Элевсин, а на их место были выбраны десять новых правителей, по одному от
каждой филы. Но положение после этого изменилось мало. Олигархи продолжали
владеть Афинами, а демократы занимали Пирей. В этих условиях были отправлены
послы в Ла-кедемон. Тридцать послали своих из Элевсина, а десять -- из
города. И те и другие просили прислать помощь, заявляя, что афинский народ
отложился от лакедемонян. Лисандр исходатайствовал для афинян ссуду в 100
талантов и добился того, что он был послан гармос-том в Афины во главе
сухопутных войск, а его брат Либий -- навар-хом. Прибыв в Аттику,
лакедемоняне блокировали Пирей и с суши, и с моря. Засевшие здесь демократы
вскоре оказались в самом затруднительном положении, а городское войско, видя
поддержку Лисандра, вновь воспрянуло духом.
Вследствие такого блестящего положения дел царь Павсаний стал
завидовать Лисандру: он боялся, что тот, добившись успеха, прославится и
сделает Афины своим владением. Поэтому он склонил на свою сторону трех
эфоров и снарядил экспедицию в Афины. За ним последовали все союзники, кроме
беотийцев и коринфян. Явившись в Аттику, Павсаний занял правый фланг около
Пирея, Лисандр же с наемниками занял левый. Для виду Павсаний говорил, что
помогает Лисандру. На самом же деле он завязал сношения с осажденными
демократами и стал предлагать свое посредничество в примирении с остальными
гражданами. Павсанию удалось также расколоть и находившихся в городе афинян
на две партии, одна из которых также не видела смысла в продолжении
гражданской войны и готова была помириться при посредничестве лакедемонян.
После этого эфоры поручили Павсанию изыскать наилучшие средства для
примирения враждующих партий. Ему действительно удалось привести противников
к соглашению на следующих условиях: 1) обе партии отныне не враждуют между
собой; 2) каждый получает свое прежнее имущество; 3) те из владеющих
городом, кто боится народного мщения, могут переселиться в Элевсин
(Ксенофонт: 2; 3--4). Разрешив таким образом дела, Павсаний нанес сильнейший
удар по честолюбию и престижу Лисандра, политическая карьера которого с
этого времени пошла на закат. Не все лакедемоняне, впрочем, радовались
такому исходу дела. Многие справедливо полагали, что с окончанием
гражданских распрей Афины вскоре возродятся как великая держава, и тогда
лакедемонянам вновь придется вести с ними войну. По возвращении в Спарту
Павсаний был привлечен к суду, но он легко оправдался благодаря
заступничеству эфоров (Павсаний: 3; 5).
Недовольство самовластием лакедемонян между тем было всеобщим. И не
только побежденные Афины тяготились им, но и Фивы с Коринфом, бывшие верные
союзники Спарты, после окончания Пелопонесской войны начали все чаще
заявлять о своем особом мнении по многим вопросам. Долго копившееся
раздражение, наконец, переросло в войну, которая началась в 395 г. до Р.Х. и
быстро превратилась во всеэллинскую. Едва стало известно о вторжении
фиванцев в Фокиду, Лисандр уговорил эфоров объявить поход против Фив и сам
отправился во главе войска. Спустя некоторое время был отправлен с войском и
Павсаний. Пройдя кружным путем, он собирался вторгнуться в Беотию через
Киферон. Лисандр же с большим войском вступил через Фокиду. И взял Орхомен и
Лебидию. Он направил Павсанию письмо с предложением выступить из Платей и
соединиться с ним у Гелиарта. Письмо это попало в руки фиванцев, и они
оказались под Гелиартом раньше Павсания. Лисандр решил сначала подождать
Павсания, но время шло, а царь не являлся. Тогда он в одиночку напал на
город. Дав сигнал к наступлению, он с передовым отрядом приблизился к самым
стенам.
Тут фиванцы сделали вылазку, и Лисандр был убит вместе с тысячью своих
солдат.
Павсаний узнал о поражении по пути из Платей в Феспии и поспешил к
Гелиарту. Он хотел заключить перемирие и просить о выдаче тел, но между
спартанцами старшего возраста поднялся ропот; они пришли к царю и с
негодованием заметили, что вернуть тело Лисандра надо не посредством
перемирия, но силой оружия, сражаясь вокруг павшего. Так говорили старики,
но Павсаний, видя, что одолеть фиванцев и подоспевших им на помощь афинян
трудно и что тело Лисандра лежит у самой стены и, стало быть, без перемирия
его не легко будет взять даже в случае победы, послал к фиванцам вестника,
заключил перемирие и отступил (Плутарх: "Лисандр"; 28--29). Лакедемоняне
уходили в унынии, а фиванцы провожали их крайне заносчиво, и если кто-нибудь
сворачивал хоть на шаг, ступая на чью-нибудь землю, заставляли его ударами
снова вступать на дорогу (Ксенофонт: 3; 5). Все это до крайности озлобило
лакедемонян, и они обвинили Павсания в нерешительности и трусости и предали
суду. Обвинение грозило Павсанию смертью, и он не явился на суд, а бежал в
Тегею и жил там до конца своих дней, обретя убежище на священном участке,
принадлежащем Афине (Плутарх: "Лисандр"; 30).

ПАВСАНИЙ

Царь Македонии в 393--392 гг. до Р X. Сын Аеропа II. Согласно Диодору,
Павсаний был убит Аминтой III, который и захватил власть после него (Диодор:
14; 88).

ПАЛЕОЛОГИ

Византийская императорская династия, правившая в 1259--1453 гг.

ПЕЛОП

Царь Спарты в 211 -- 207 гг. до Р.Х. Сын Ликурга II.
Малолетний Пелоп царствовал лишь номинально под опекой тирана Маханида.
Был свергнут тираном Набисом.

ПЕРДИККА I

Легендарный родоначальник династии Македонских царей, правивший в VIII
в. до Р.Х.
Согласно Геродоту, Пердикка вел свое происхождение от аргос-ского царя
Темена. Пердикка и два его старших брата, Гаван и Аероп, бежали из Аргоса в
Верхнюю Македонию, в город Лебею. Младший из братьев -- Пердикка -- завладел
горой Бермий и отсюда покорил остальную Македонию (Геродот: 8; 137-139).
Расширение Македонии шло примерно следующим образом. Пердикка и его
потомки прежде всего изгнали из Пиерии пиеров (фракийское племя), которые
впоследствии поселились за Стри-моном у подошвы Пангея и других местах. Из
области под названием Боттиея они также изгнали ее жителей, боттиев (по
преданию, это были выходцы с Крита). В Пэонии македонцы овладели узкой
полосой земли вниз по течению Аксия до Пеллы и моря. За Аксием до Стри-мона
они постепенно захватили страну под названием Мигдония, откуда выгнали
эдонов (все это были фракийцы). Затем они изгнали также эордов из Эордии.
При этом большая часть эордов погибла. Из Алмонии были вытеснены алмоны. Все
эти области получили в совокупности название Македонии (Фукидид: 2; 99).

ПЕРДИККА II

Царь Македонии в 450--413 гг. до Р.Х. Сын Александра I Ж.: I) Сим-маха,
2) Клеопатра, вдова его двоюродного брата Арридея. Умер 413 г.
По свидетельству Фукидида, Пердикка был сначала другом и союзником
афинян, но потом поссорился с ними из-за того, что они заключили союз с его
врагами -- старшим братом Филиппом, которого он отстранил от престола, и
элимейским князем Дердой. По ходу Пелопоннесской войны Пердикка неоднократно
мирился с афинянами, но потом вновь вступал с ними в войну. Впрочем, следуя
своим интересам, он был не очень верен и лакедемонянам (Фукидид: 1; 56-62).

ПЕРДИККА III

Царь Македонии в 365--359 гг. до Р.Х Сын Аминты III.
Пердикка взошел на престол, убив сводного брата Птолемея Первого. Погиб
в войне с иллирийцами (Диодор: 16; 32).

ПЕРСЕЙ

Царь Македонии в 179--168 гг. до Р.Х. Сын Филиппа V. Род. в 213 г. до
Р.Х. Умер 166 г. до Р.Х.
В 189 г. до Р.Х. Филипп отправил Персея с войском вернуть Доло-пию и
Амфилохию, незадолго до этого захваченные этолийцами. Персей начал было
осаду Амфи-лохского Аргоса, но, услышав о приближении этолийцев, тотчас снял
осаду и отступил в Македонию (Ливий: 38; 5, 7).
В последующие годы между Персеем и его младшим братом Демет-рием
началась упорная борьба за престол. Хотя Деметрий и был пятью годами моложе
Персея, претензии его на власть казались основательными: он был рожден от
знатной матери, его любили в Македонии и отмечали в Риме. Македоняне
говорили: "Хотя возрастом Деметрий моложе Персея, он рожден Филиппом от
законной супруги, тогда как его старший брат -- от наложницы. У Персея нет с
Филиппом даже внешнего сходства, а Деметрий как нельзя более похож на отца*
(Ливий: 39; 53). К несчастью для Деметрия, дружба с римлянами сильно вредила
ему в глазах отца. Заметив недовольство Филиппа, Персей стал ежедневно
чернить отсутствующего Деметрия и сделал его сначала ненавистным отцу, а
затем и подозрительным. В конце концов Персей выдумал, будто Деметрий
организовал против него, заговор. Для доказательства этого он подослал
доносчиков, подучил свидетелей и совершил сам то преступление, в котором
обвинял брата, а именно, толкнул отца на сыноубийство, которое повергло в
глубокое горе весь двор.
Устранив соперника, Персей стал вести себя по отношению к отцу не
только менее почтительно, но даже нахально и держал себя не как наследник
престола, а как царь. Филипп был этим оскорблен и с каждым днем все горше
оплакивал смерть Деметрия. Потом, заподозрив, что он стал жертвой козней, он
приказал подвергнуть пыткам доносчиков и свидетелей. Узнав о коварном обмане
Персея, Филипп терзался мыслью о его преступлении не меньше, чем о смерти
неповинного Деметрия, и непременно отомстил бы Персею, если бы ему не
помешала смерть. Филипп оставил после себя много военного снаряжения,
подготовленного для войны против римлян, которым впоследствии воспользовался
Персей (Юс-тин: 32; 2--3).
Заняв престол, Персей прежде всего постарался возобновить дружественные
отношения с римлянами. Когда ему это удалось, он стал располагать в свою
пользу эллинов, для чего вызвал в Македонию всех, кто бежал от долгов или
был приговорен к изгнанию по суду. В самой Македонии он простил долги
государственным должникам и выпустил на свободу содержавшихся в тюрьме
государственных преступников. Эти мероприятия подняли дух многих эллинов и
авторитет самого Персея. К тому же в обыденной жизни Персей проявлял
царственное величие. Красиво сложенный, он был силен и ловок, черты лица его
отличались строгостью и достоинством, украшавшими его молодость. Наконец, в
противоположность отцу, он не предавался разврату и пьянству (Полибий: 25;
3).
В 175 г. до Р.Х. Персей выступил против долопов и полностью подчинил их
своей власти. Затем, перейдя через Этейские горы, он направился в Дельфы.
При этом он не только старался расположить к себе государства, через которые
собирался идти, но рассылал письма и послов, прося позабыть эллинов о
прежних распрях с его отцом и предлагая всем народам дружбу. Везде его
предложения были выслушаны благосклонно, только ахейцы и афиняне ответили
отказом (Ливий: 41; 22).
Римляне с тревогой следили за возрастающей популярностью Персея. Им
доносили также о том, что Македония заполнена оружием и всякого рода
воинскими припасами, что Персей, вопреки запрету, ведет войны с соседями и
постоянно наращивает могущество своей армии. Становилось очевидным, что
новая Македонская война не за горами. Но все-таки окончательное решение об
объявлении войны римляне приняли только в 172 г. до Р.Х., после того как в
сенате с гневными обвинениями против македонского царя выступил старый
римский союзник пергамский царь Эвмен II.
Военные действия начались в 171 г. до Р.Х. Консул Лициний переправлял
легионы на Балканский полуостров и рассылал послов к союзникам, а Персей
собрал во дворце своих друзей и стал советоваться с ними: уступить римлянам
или начать с ними войну. Большинство стояло за войну, поскольку очевидно
было, что все выставляемые римлянами обвинения есть только предлог, а цель
их остается уже многие годы одной и той же: сломить окончательно Македонию и
покончить с ней как с великой державой. После того как все высказали свое
мнение, ждали решения царя. Оно совпало с общим. "Да помогут нам боги, --
сказал Персей, -- если таково ваше мнение, будем воевать". Разослав во все
стороны приказы военачальникам, он стянул всю армию к небольшому
македонскому городку Китию. Общая численность армии достигала 43 000
человек, и почти половину ее составляли фалангисты. С тех пор, как Александр
выступил на завоевание Азии, ни один македонский царь не имел такой мощной и
хорошо подготовленной армии.
От Кития Персей отправился прежде всего к Азору, Пифею и До-лихе Все
три эти города, поколебавшись немного, сдались на милость победителя. Персей
обошелся с ними благосклонно и двинулся в Перре-бию. Первые города сдались
ему без боя, но Киретии и Милы пришлось брать приступом. Элатии и Гонна были
захвачены сходу, так как горожане не ждали нападения. Достигнув Сикурии,
расположенной у подножия Оссы, царь решил дожидаться неприятеля здесь.
Когда явился консул с двумя легионами и отрядами союзников, решено было
атаковать его. Вскоре произошло сражение, в котором римлянам было нанесено
чувствительное поражение. С первого натиска македонская конница обратила в
бегство греческих союзников и, преследуя их, перебила и пленила до трех
тысяч человек. Фаланга тоже готова была пойти в атаку, чтобы довершить
разгром противника, но в последнюю минуту Персей передумал и вернул своих в
лагерь. Ночью консул отвел войско за Пеней и таким образом оказался вне
опасности (Ливий: 42; 14, 50, 51, 53, 54, 59, 60).
Когда после победы македонцев собрался совет у Персея, кое-кто из
друзей внушил царю мысль о необходимости отправить посольство к римскому
консулу с предложением уплатить римлянам ту же дань, какую раньше обязался
заплатить отец его после поражения, и очистить те же местности. Если римляне
примут эти условия, говорили советники, то исход войны будет почетным для
царя, после того как он остался победителем в открытом сражении, и римляне,
научившись на опыте ценить мужество македонцев, будут впредь осмотрительнее
предъявлять им несправедливые или тягостные требования. Если же римляне,
досадуя на поражение, не согласятся на мир, то божество покарает их
праведным гневом своим, а ему умеренность доставит пособников в богах и
людях. Большинство друзей разделило это мнение, к нему присоединился и
Персей; посему тотчас к римлянам были отправлены послы. Как скоро они
прибыли к Лицинию, консул созвал военный совет, и когда послы объяснили
возложенное на них поручение, римляне отпустили их и стали совещаться между
собой. Единогласно решено было дать ответ возможно более суровый; послам
было предъявлено требование полной покорности: Персей должен был покориться
сам и предоставить сенату полную власть устроить Македонию по своему
усмотрению. Когда ответ этот доложили царю, то некоторые из друзей в гневе
советовали Персею не прибегать больше к посольствам и прекратить дальнейшие
переговоры с римлянами. Однако Персей еще много раз обращался к Лицинию
через послов с предложением все большей и большей суммы денег. Ничего он
этим не достиг и только подвергся укоризнам большинства друзей за то, что,
будучи победителем, поступает как побежденный (Полибий: 27; 8). Успехи
Персея снискали ему большую популярность в Элладе. Многие города и народы
сочувственно относились к его борьбе. К тому же римляне на этот раз показали
себя с очень худой стороны, повсеместно занимаясь грабежами и насилиями.
Если бы Персей решился уделить от своих денег часть свободным государствам,
а часть самим царям и правителям, -- уделить даже не щедро, хотя при его
богатстве и это последнее было возможно, но лишь в скромных размерах, -- то
все эллинские народы и, по крайней мере, многие цари, если не все, были бы
привлечены на его сторону. Но он предпочел совершенно иной путь, и поэтому
только очень немногие из эллинов поддались искушению начать военные действия
(Полибий: 28; 9). Эпироты первыми перешли на сторону македонцев. Еще важнее
для Персея было заручиться поддержкой иллирийцев, так как лишь через их
земли римляне могли вторгнуться в Македонию. В 169 г. до Р.Х. царь выступил
походом в Иллирию и после упорной осады взял Уска-ну. Находившийся здесь
римский гарнизон сдался. Многие иллирийские крепости, и в их числе хорошо
укрепленный Драудак, передались царю без боя, но Ознею Персей смог захватить
лишь после правильной осады.
Вернувшись после удачной экспедиции, Персей выступил в Акар-нанию
против Страта. Стояла зима, на перевалах лежал глубокий снег, но македонцы,
хотя и с большим трудом, все же добрались до города. Местная знать обещала
передать Страт в руки Персея, однако легат Попилий с тысячью римлян вошел в
город раньше, после чего настроение горожан резко переменилось. А так как
осаждать такую сильную крепость до начала лета не было никакой возможности,
Персею пришлось отступить обратно в свою страну (Ливий: 43; 18, 19, 21, 22).
С наступлением весны консул Квинт Марций внезапно вторгся в Македонию
через горные проходы мимо Аскуридского озера. Персею сообщили об этом, когда
он был в купальне в Дие. Рассказывают, что в испуге царь выскочил из ванной
и бросился вон, крича: "Разбит без битвы!" И тотчас пошли чередой трусливые
решения и приказания; так с перепугу он отправил двух своих друзей: одного в
Пеллу -- бросить в море хранившуюся в Факе казну, другого в Фессалонику --
сжечь корабли. Полководцев, защищавших горные проходы, он отозвал к себе,
открыв, таким образом, свободный путь для врага. После этого царь прихватил
в Дие золоченые статуи, чтобы те не достались врагу, и погнал местное
население в Пидну. Если действия консула до той поры могли выглядеть
безрассудными, ибо зашел он туда, откуда выйти не смог бы, решись неприятель
ему воспрепятствовать, то теперь благодаря Персею такая опрометчивость
обернулась отвагой. И действительно: римляне могли выйти отсюда лишь двумя
путями -- через Темпейскую долину в Фессалию или, минуя Дий, в Македонию,
однако и тут и там стояли царские отряды. И если бы царь не дрогнул при
первых же признаках опасности и стойко защищался бы, то оба пути были бы
отрезаны. Но страх ослепил его, и Персей бежал в Пидну.
Когда вскоре стало известно, что римляне, испытывая большой недостаток
в продовольствии, отошли к Филе, Персей возвратился в Дий. Оправившись,
наконец, от страха, он более всего желал теперь, чтобы остались без
последствий его распоряжения, отданные в испуге. К счастью, корабли еще не
успели сжечь, казну же в Факе, как и было приказано, побросали в море. Но
промах этот легко исправили -- ныряльщики достали почти все. Персей так
стыдился своего страха, что велел тайно умертвить сперва ныряльщиков, а
потом и своих друзей, Андроника и Никия, чтобы не оставить свидетелей столь
безумного приказания (Ливий: 44; 4, 6, 10).
Вообще, с этого времени заметно стало, что Персей сильно переменился и
сделался жестоким и равнодушным ко всем окружающим. В его суждениях не
осталось ничего ни здравого, ни разумного, проницательность и смелость также
покинули его. Зато всем заметны стали его трусость, быстрая переменчивость в
решениях и ужасающая скаредность.
Именно жадность царя погубила окончательно Македонское царство. Как уже
говорилось, македонцам важен был союз с иллирийцами. И вот Гентий, царь
иллирийского племени лабеатов, заключил с Персеем союз за триста талантов.
Получив небольшую часть этих денег, Гентий напал на подчиненную римлянам
Иллирию и заключил в оковы римских послов. Узнав об этом, Персей не отправил
ему остальных денег, считая, что Гентий уже и сам по себе сделался врагом
римлян. В то же время Персей послал к галлам, жившим за Истром, и предложил
им союз, а также стал испытывать пергамского царя Эвме-на, предлагая ему
деньги, если тот перейдет на его сторону или прекратит войну миром. Перейти
на его сторону Эвмен отказался, а за посредничество при заключении мира
запросил тысячу пятьсот талантов Персей, смущенный этой суммой, стал
говорить о том, что выплатит деньги лишь после заключения мира. В результате
переговоры так и не увенчались успехом (Аппиан: 9; 16, 18). И с галлами у
него ничего не получилось по той же причине. Договор с ними был такой: по
прибытии каждый конный получает десять золотых, пеший -- пять, а вождь --
тысячу. Персей привез только дары военачальникам, а золота лишь самую
малость, чтобы раздать немногим. Он думал завлечь толпу пустыми посулами, но
галлы отказались вступать в Македонию, не получив обещанного. Поскольку
Персей изворачивался и тянул время, отказываясь платить согласно уговору,
они так и ушли, ничего не сделав (Ливий: 44; 26).
В 168 г. до Р.Х. римское войско возглавил консул Эмилий Павел. К этому
времени обе армии уже долгое время стояли друг против друга, не вступая в
сражение. Персей расположил свой лагерь на берегу моря у подножия Олимпа, в
местности совершенно неприступной, а к тому же еще и укрепленной им отовсюду
валами и частоколами, и чувствовал себя в полной безопасности, рассчитывая,
что время и расходы истощат силы Эмилия.
Несколько дней Эмилий пребывал в бездействии, изучая окружающую
местность- Наконец он узнал, что остается еще один неохраняемый проход в
Македонию -- через Перребию, близ Пифия и Петры. Он немедленно послал туда
большой отряд, который успешно преодолел кручи и вышел в тыл македонцам.
Утром перебежчик сообщил Персею, что римляне его обходят. Персей выслал им
навстречу десятитысячный отряд, но тот был разбит.
После этой неудачи Персей, объятый ужасом, разом лишился всякой надежды
и поспешно двинулся назад. И все же он видел себя перед необходимостью
сделать выбор: либо остановиться у Пидны и попытать счастья в бою, либо
разделить свои силы и ждать неприятеля у стен нескольких городов
одновременно. Но численное превосходство по-прежнему было на его стороне. И
вот, разбив лагерь, он стал готовиться к сражению. Рядом была и равнина, что
благоприятствовало передвижениям фаланги, и тянущиеся непрерывной чередой
холмы, за которыми легковооруженные пехотинцы могли укрыться или совершить
неожиданный для врага поворот.
Консул вслед за македонцами также подошел к Пидне и построил
укрепленный лагерь. На другой день, уже под вечер, сражение началось с того,
что фракийцы Персея напали на римский обоз с сеном. Завязался бой. С обеих
сторон стали подходить значительные подкрепления, и сражение закипело.
Первый удар фаланги был страшен. Пелигны, пытавшиеся атаковать ее в лоб,
понесли жестокие потери. Одни пытались мечами отбиться от сарисс, или
пригнуть их к земле щитами, или отогнуть в сторону, схватив голыми руками.
Но ни щиты, ни панцири не могли защитить от ударов сарисс. Таким образом,
первые ряды бойцов были истреблены, а стоящие за ними подались назад и
отступили к горе Олокр. Здесь местность была неровной, и в македонской
фаланге появились многочисленные разрывы и бреши. Заметив это, консул
поспешно подъехал в передние ряды и, разъединив когорты, приказал своим
вклиниться в пустые промежутки неприятельского строя и вести бой не против
всей фаланги, а против отдельных ее частей (Плутарх: "Эмилий Павел";
15--20). Одновременно Эмилий бросил конницу союзников и слонов на правый
фланг македонцев. Отсюда и началось отступление армии Персея. Вслед за тем
поддался и левый фланг под натиском латинов, а посередине фаланга
рассыпалась под ударом римских когорт. Главная причина поражения была
очевидна -- битва рассредоточилась: сражались повсюду, но порознь, и фаланга
распалась. Ее неодолимая сила заключалась в плотном и ощетиненном копьями
строе, а если нападать тут и там, вынуждая воинов поворачивать свои копья --
длинные и тяжелые, а потому малоподвижные, -- то в ней начинается
замешательство, и если фалангу сильно тревожить с боков или с тыла, то все
разваливается. Персей бежал одним из первых. Прямо от Пидны он со священным
отрядом конников устремился в Пеллу. За ним последовал Котис и конница
одрисов. Вообще, конница успела ускользнуть, отделавшись минимальными
потерями. Но фаланга, прижатая к морю, была истреблена почти поголовно.
Двадцать тысяч было убито, еще пять тысяч взято в плен. Здесь пал цвет
македонской молодежи, и вместе с ней навсегда умерла слава Македонии (Ливий:
44; 41).
Тем временем Персей поспешно отходил к Пелле. Поначалу его сопровождали
вся конница и двор. Но когда всадников настигли пехотинцы и стали осыпать их
бранью, обвиняя в трусости и измене, стаскивать с коней и избивать, царь
испугался, свернул с дороги и, желая остаться незамеченным, снял багряницу и
положил ее перед собой на седло, а диадему взял в руки. В конце концов, он
даже сошел с коня и повел его в поводу -- чтобы легче было беседовать с
друзьями. Но, пользуясь темнотой, те один за другим разбежались, страшась не
римлян, а крутого нрава Персея: ожесточенный несчастьем, он только искал, на
кого бы свалить вину за поражение. Прибыв ночью в Пеллу, он встретился с
казначеями Эвктом и Эв-леем, и те своими укорами, сожалениями, а также
несвоевременно откровенными советами до того разозлили царя, что он выхватил
короткий меч и заколол их обоих. Из друзей с ним осталось только трое, а из
всего войска -- лишь отряд критян. С ними Персей добрался до Амфиполя, а
затем до Галепса и отплыл на Самофракию. Здесь он укрылся в храме, как
молящий об убежище. Вскоре к Са-мофракии подошел римский флот под
командованием Гнея Октавия. Не нарушая неприкосновенности убежища, римляне
постарались перекрыть все выходы, чтобы царь не смог от них ускользнуть. Тем
не менее Персей сумел тайно уговорить одного критянина, взять его на борт
вместе с семьей и со всеми сокровищами. Критянин принял на борт корабля
деньги и бежал, бросив Персея. Вслед за тем также коварно обманул Персея его
бывший возлюбленный Ион. Царь поручил ему своих сыновей, а он передал их в
руки Октавия. Сломленный столькими несчастьями, Персей вступил в переговоры
с Октавием и сдался ему.
Когда пленника доставили к консулу, Эмилий отнесся к нему
благожелательно и с большим сочувствием. Но ближе познакомившись с
низложенным царем и узнав, что он за человек, консул не скрывал уже своего
презрения. Персей просил, чтобы его избавили от унизительного участия в
триумфальной процессии. На это Эмилий ответил: "В чем же дело? Это и прежде
зависело от него, да и теперь ни от кого иного не зависит -- стоит ему
только пожелать!" Персей сделал вид, что не понимает намека, и малодушно
предпочел позор добровольному уходу из жизни.
Последние годы Персея прошли в тяжелом заключении в римской тюрьме.
Стражники почему-то невзлюбили царя и обращались с ним очень сурово. Не
находя способа досадить узнику, они не давали ему спать. Стоило ему забыться
хотя бы на миг, как его тотчас будили и с помощью всевозможных хитростей и
выдумок заставляли бодрствовать, пока, изнуренный вконец, он не испустил
дух. Умерли и двое его детей. Третий, Александр, выучился латинскому языку и
грамоте и служил писцом у должностных лиц, считаясь прекрасным знатоком
своего дела. Таков был конец Македонского царского дома (164 г. до Р.Х )
(Плутарх: "Эмилий Павел"; 23, 26, 34, 37).

ПЕРТИНАКС, Публий Гельвий

Римский император в янв. -- марте 193 г. Род. 1 авг. 126 г. Умер 28
марта 193 г.
Отцом Пертинакса был вольноотпущенник Гельвий Сукцесс, который, как
передают, дал сыну имя Пертинакса ("Упорного") в ознаменование того, что сам
он непрерывно и упорно занимался торговлей шерстью. Пертинакс родился в
Апеннине, в имении матери. Выучившись грамоте и счету, мальчик был отдан на
обучение греческому грамматику, а затем Сульпицию Алоллонарию, после
которого Пертинакс сам стал преподавать грамматику. Но так как это занятие
не давало ему достаточного заработка, он при содействии консуляра Лоллиана
Авита, который был патроном его отца, стал домогаться должности центуриона.
Затем в правление императора Антонина Пия он отправился в Сирию в качестве
начальника когорты. Выслужившись благодаря своему рвению во время Парфянской
войны 162--166 гг., он был переведен в Британию, где и пробыл долгое время.
После этого он командовал конным отрядом в Мезии. Затем он ведал
распределением продовольствия по Эмилиевой дороге и командовал германским
флотом. Из Германии он был переброшен в Дакию с жалованием в 200 000
сестерциев, но по чьим-то проискам вызвал подозрение у императора Марка
Аврелия и был отстранен. Позже, однако, он опять был принят на службу при
содействии зятя Марка Клавдия Помпеяна в качестве его будущего помощника по
командованию воинскими частями. Заслужив одобрение в этой должности, он был
зачислен в сенат. Затем, после новых его успехов, была раскрыта интрига,
которая плелась против него, а император Марк Аврелий, чтобы вознаградить
Пертинакса за нанесенную обиду, дал ему звание большого претора и поставил
во главе первого легиона. Тотчас же вслед за этим Пертинакс отстоял от
врагов Ретийские области и Но-рик. За проявленное здесь выдающееся рвение
он, благодаря стараниям императора Марка, был намечен в консулы. После
подавления волнений 175 г., вызванных Кассием, Пертинакс из Сирии отправился
для охраны Дуная, получил в управление обе Мезии, а вскоре затем -- Дакию.
Позже он был назначен управлять Сирией.
До этого времени Пертинакс действовал бескорыстно, но после смерти
Марка Аврелия в 180 г. он пристрастился к деньгам и по истечении своих
полномочий вернулся в Рим очень богатым человеком. Тогда он впервые вступил
в сенат, который до тех пор еще не разу не посещал. Но вскоре он навлек на
себя неудовольствие всесильного временщика Перенниса, который заправлял
всеми делами при молодом Коммоде. Пертинакс получил повеление удалиться в
свое имение и три года прожил в Лигурии. Когда Переннис был казнен, Коммод
вернул Пертинаксу свое расположение и отправил его управлять Британией.
Здесь ему пришлось подавлять мятежи солдат, которые -- стоило ему только
этого пожелать -- и его самого готовы были провозгласить императором. Жизнь
его в это время подвергалась величайшей опасности, и в конце концов он
попросил Коммода отозвать его из Британии, потому что легионы были настроены
по отношению к нему враждебно за то, что он отстаивает дисциплину. Из
Британии он поехал проконсулом в Африку. Здесь ему также пришлось подавлять
несколько мятежей. Заслужив на всех своих постах славу человека дельного и
способного, Пертинакс был назначен префектом Рима. Немало потрудившись и
заслужив новые похвалы от Коммода, он был выдвинут им на второе консульство
(Капитолии: "Гельвий Пертинакс"; 1--4).
Казалось бы, Пертинакс достиг всего, чего только мог пожелать сын
безродного вольноотпущенника, но судьба вознесла его еще выше после того,
как в конце декабря 192 г. префект претория Лет и спальник Эклект составили
заговор и убили Коммода. Заговорщики стали решать, кому можно передать
власть, и договорились выбрать в императоры какого-нибудь воздержанного
старца, чтобы и им самим спастись от преследования, и всем гражданам
отдохнуть от необузданной тирании. Рассуждая между собой, Лет и Эклект
нашли, что Пертинакс более других отвечает их требованиям, поскольку он
воздержан, опытен в государственных делах и пользуется популярностью в
войсках. Оба в сопровождении воинов немедленно отправились к нему домой.
Была глубокая ночь, и Пертинакс принял их, лежа в постели. Увидев Лета, он
подумал, что тот послан Коммодом казнить его. Позже он признавался, что уже
давно опасался за свою жизнь, хотя и не знал за собой никакой другой вины,
кроме той, что был последним из друзей Марка Аврелия, оставшимся в живых;
все остальные были уже казнены Коммодом. Префекту претория не сразу удалось
убедить его в том, что никакой угрозы для его жизни нет и что Коммод умер.
Затем они сообщили о цели их прихода После некоторого колебания Пертинакс
согласился принять императорскую власть. Лет немедленно отправился в
преторианский лагерь и объявил о смерти Коммода от апоплексического удара.
Весть эта быстро распространилась по столице и была принята народом и
сенатом с величайшим ликованием. Толпы народа сбежались к преторианскому
лагерю для того, чтобы поддержать Пертинакса. Окруженные со всех сторон
солдаты, хотя и с большой неохотой, присоединились к общим крикам и
провозгласили Пертинакса императором. Но он отказался принять это звание до
тех пор, пока его не утвердит сенат. Поэтому он отправился в курию как
частный человек и предложил передать власть самому достойному из сенаторов,
точно так же, как она была вручена Нерве после убийства Домициана. Однако
сенаторы единогласно провозгласили его Августом, императором, отцом
отечества и даровали ему все почести, положенные принцепсу. Принеся
положенные жертвы, Пертинакс после этого вступил в Пала-тинский дворец в
качестве всеми признанного императора.
Правил он скорее как ласковый начальник и отец, а не как государь.
Всякому он разрешил занимать столько пустующих земель, сколько он может
обработать. Возделывающим землю он даровал освобождение от всех податей на
десять лет и навеки беспрепятственное владение ею. Отменив все пошлины,
придуманные раньше при тирании с целью получать обильные средства, он
установил прежние свободные порядки. Он был таким скромным и так любил
равенство, что даже своего сына, бывшего уже в юношеском возрасте, не ввел в
императорский дворец; тот остался в отеческом доме и посещал обыкновенные
школы и гимнасии для частных лиц, воспитывался и делал все наравне с
остальными, нигде не выставляя на показ императорского тщеславия или
пышности. Да и сам Пер-тинакс хотел оставаться в глазах других таким, каким
он был раньше (Геродиан: 2; 1--5).
Все эти меры снискали Пертинаксу любовь и уважение всех достойных
граждан. Но воины-преторианцы с самого начала невзлюбили нового императора и
в дальнейшем повиновались ему с большой неохотой. Они с вожделением
вспоминали о тех вольностях, что позволял им Коммод, покрывавший многие их
беззакония, и страшились суровости Пертинакса, имевшего славу строгого
военачальника (Геродиан: 2; 5). Сначала они попытались провозгласить
императором сенатора Триария Ма-терна, а потом консула Фалькона. И в первый,
и во второй раз сами претенденты, кажется, ничего не знали о намерении
заговорщиков. Пертинакс простил их обоих, но казнил зачинщиков беспорядков.
Этой расправой он еще больше раздражил солдат. И вот 28 марта 300
вооруженных воинов, построившись клином, ворвались в императорский дворец.
Пертинакс вышел к ним и успокоил длинной и убедительной речью. Солдаты уже
готовы были разойтись, но некий Таузий метнул в грудь императору копье.
Тогда, молясь Юпитеру, Пертинакс закрыл голову тогой и был добит остальными.
Воины насадили его голову на пику и понесли ее через весь город в лагерь.
Всего Пертинакс пробыл императором чуть больше восьмидесяти дней, и
кончина его была столь же стремительна и внезапна, как само возвышение.
Говорят, что такая судьба была предсказана Пертинак-су в самый день его
рождения: в час, когда будущий император появился на свет, жеребенок
неведомо как забрался на крышу и, недолго там пробыв, свалился на землю и
околел (Капитолии: "Гельвий Пертинакс"; 1, 6, 10-11, 14).

ПИРР I

Эпирский царь из рода Пирридов, правивший в 307--302, 295--272 гг. до
Р.Х. Сын Эакида. Род. а 319 г. до Р.Х. Умер 272 г. до Р.Х. Ж.: I) Антигона;
2) Авдолеона; 3) Биркенна; 4) Ланасса, дочь сицилийского царя Агафокла.
Пирр принадлежал к младшей ветви Пирридов. Матерью его была Фтия, дочь
фессалийца Менона, который стяжал себе славу во время Ламийской войны. Во
все время своего правления Эакид поддерживал Олимпиаду и враждовал с
Кассандром.
Когда в 313 г. до Р.Х. восставшие молоссы изгнали Эакида и возвели на
престол его брата Алкета II, а приверженцев Эакида захватили и убили,
Андроклид и Ангел бежали, тайно увезя мальчика Пирра, которого уже
разыскивали враги. Однако им пришлось взять с собой нескольких рабов и
женщин, чтобы ухаживать за ребенком, и это настолько затруднило и замедлило
бегство, что погоня уже настигала их. Тогда они передали мальчика
Андроклиону, Гиппию и Неандру, юношам верным и сильным, приказав им бежать
что есть духу и остановиться в македонском городе Мегары, а сами то
просьбами, то силой оружия до вечера удерживали преследователей, и едва
только те повернули вспять, поспешили догонять своих спутников, увозивших
Пирра. Ускользнув таким образом от преследования и очутившись вне опасности,
беглецы прибыли в Иллирию, к царю Главкию, и там, в доме царя, увидев его,
сидевшего вместе с женой, положили ребенка на пол посреди покоя. Царь был в
нерешительности. Он боялся Кассандра -- врага Эакида -- и потому долго
молчал, размышляя. В это время Пирр сам подполз к нему и, схватившись
ручонками за полы его плаща, приподнялся, дотянулся до колен Главкия,
улыбнулся, а потом заплакал, словно проситель, со слезами умолявший о
чем-то. Главкию это показалось изъявлением воли богов, и он тотчас поручил
ребенка жене, приказав ей воспитывать его вместе с их собственными детьми.
Спустя некоторое время враги потребовали отдать им мальчика, а Кассандр даже
предлагал за него 20 талантов, но царь не выдал Пирра. Более того, когда
Пирру исполнилось 12 лет, Главкий с войском явился в Эпир и вернул своему
воспитаннику престол. Это случилось в 307 г. до Р.Х., когда эпироты убили
Алкета II.
Лицо у Пирра было царственное, но выражение его было скорее пугающее,
нежели величавое. Зубы у него не отделялись друг от друга; вся верхняя
челюсть состояла из одной сплошной кости, и промежутки между зубами были
намечены лишь тоненькими бороздками. Верили, что Пирр может доставить
облегчение страдающим болезнью селезенки, стоит ему только принести в жертву
белого петуха и его правой лапкой несколько раз легонько надавить на живот
лежащего навзничь больного. И ни один человек, даже самый бедный и
незнатный, не встречал у него отказа, если просил о таком лечении: Пирр брал
петуха и приносил его в жертву, и такая просьба была для него самым приятным
даром.
Когда Пирру исполнилось 17 лет, он, считая, что власть его достаточно
крепка, отправился за пределы своей страны, чтобы взять в жены одну из
дочерей Главкия, вместе с которыми он воспитывался. Тогда молоссы снова
восстали, изгнали его приверженцев, разграбили имущество и призвали на
царство Неоптолема III, сына Александра I, отпрыска старшей ветви Пирридов.
Пирр, утратив власть и лишившись всего своего достояния, отправился к
Деметрию По-лиоркету, сыну Антигона I, женатому на его сестре Деидамии. В
большой битве при Ипсе (в 301 г. до Р.Х.), где сражались все цари, Пирр, в
ту пору совсем еще юный, принял участие на стороне Деметрия и отличился в
этом бою, обратив противника в бегство. Когда же Де-метрий потерпел
поражение, Пирр не покинул его, но сперва по его поручению охранял города
Эллады, а после заключения перемирия был отправлен заложником к Птолемею I
Лагу в Египет. Там, на охоте и в гимнасии, он сумел показать Птолемею свою
силу и выносливость, но особенно старался угодить Беренике, так как видел,
что она пользуется у царя наибольшим влиянием. Пирр умел войти в доверие к
самым знатным людям, которые могли быть ему полезны, а к низким относился с
презрением, жизнь вел умеренную и целомудренную, и потому среди многих
юношей царского рода ему оказали предпочтение и отдали ему в жены Антигону,
дочь Береники. После женитьбы Пирр стяжал себе еще более громкое имя, да и
Антигона была ему хорошей женой, и поэтому он добился, чтобы его, снабдив
деньгами, отправили с войском в Эпир отвоевать себе царство. Там многие были
рады его приходу, ибо ненавидели Неопто-лема за его жестокое и беззаконное
правление. Все же опасаясь, как бы Неоптолем не обратился за помощью к
кому-нибудь из царей, Пирр прекратил военные действия и по-дружески
договорился с ним о совместной власти.
С течением времени нашлись люди, которые стали тайно разжигать их
взаимную неприязнь и подозрения. Неоптолем стал искать случая отравить Пирра
и вовлек в заговор его виночерпия. Но заговор его открылся. Пирр имел самые
точные сведения о готовящемся на него покушении и предоставил все собранные
улики некоторым могущественным эпиротам. Те же призвали его уничтожить
Неоптолема и взять всю власть над страной в свои руки. Пирр так и поступил.
Он пригласил Неоптолема на одно из празднеств и убил (в 295 г. до Р.Х.)
С тех пор Пирр питал в душе много великих замыслов, однако больше всего
надежд сулило ему вмешательство в дела соседей-македонян. Незадолго до этого
Кассандр умер, а между его сыновьями -- Антипатром и Александром V --
началась распря. Александр обратился за помощью к Пирру. Пирр явился и
потребовал в награду за союз Стимфею и Паравею, подвластные македонцам, а
также Амбракию, Акарнанию и Амфилохию, принадлежавшие покоренным им народам.
Когда юный Александр согласился, Пирр захватил эти области, оставил в них
свои гарнизоны, а остальные владения, отобрав у Антипатра, вернул
Александру.
В 294 г. до Р.Х. в Македонию приехал Деметрий I Полиоркет. Вскоре ему
представился случай убить Александра. Он умертвил юношу и был провозглашен
царем Македонии. Не взирая на прежнюю дружбу, Пирр и Деметрий стали
готовиться к войне между собой. В 289 г. до Р.Х. цари двинулись друг на
друга, но оба сбились с пути и разминулись. Деметрий вторгся в Эпир и
разграбил его, а Пирр напал на македонское войско, стоявшее в Этолии.
Военачальник Деметрия Пантавх вызвал Пирра на поединок. Пирр дважды ранил
его и свалил с ног. Эпироты, ободренные победой своего царя, прорвали строй
македонцев, бросились преследовать бегущих и многих убили, а 5000 взяли в
плен.
Этот поединок и поражение, нанесенное македонцам, не столько вызвали
ненависть к Пирру, сколько умножили его славу и внушили свидетелям и
участникам битвы восхищение его доблестью. О нем много говорили и считали,
что и внешностью своей и быстротой движений он напоминает Александра, а видя
его силу и натиск в бою, все думали, будто перед ними тень Александра или
его подобие, и если остальные цари доказывали свое сходство с Александром
лишь пурпурным облачением, свитой, наклоном головы да высокомерным тоном, то
Пирр доказал его с оружием в руках. После смерти Антигоны он женился еще не
раз и всегда из расчета, желая расширить свои владения: он был женат на
дочери Автолеонта, царя пэо-нийцев, на Биркенне, дочери Бар-диллея, царя
иллирийцев, и на Ланассе, дочери Агафокла Сира-кузского, которая принесла
ему в приданное Керкиру. От Антигоны у него был сын Птолемей, от Ла-нассы --
Александр, а от Бирке-ны -- Гелен. Всех их он с самого рождения закалял для
будущих битв и воспитывал храбрыми и пылкими в бою.
После битвы в Этолии Пирр вернулся домой и некоторое время спустя
заключил с Деметрием Мир. Деметрий готовил в ту пору восточный поход, мечтая
о завоевании Азии, и очень желал помириться с Пирром, чтобы не иметь у себя
в тылу такого беспокойного соседа. Миру, однако, не суждено было продлиться
долго. В том же году Пирр развелся с Ланассой, которая ревновала мужа к
другим женам-варваркам. Она удалилась на Керкиру, куда вскоре приплыл
Деметрий. Он сошелся с Ланассой и поставил в городе гарнизон. Этот эпизод
окончательно убедил Пирра во враждебности Деметрия, и он примкнул к союзу
Лисимаха, Птолемея и Селевка, который те заключили против Деметрия.
В 288 г. до Р.Х. Лисимах вторгся в Верхнюю Македонию. Пирр выждал,
когда Деметрий выступит против него, и занял Нижнюю Македонию. Деметрий
повернул армию и пошел на Пирра. Но как только два войска сблизились, многие
македонцы стали перебегать к Пирру. Испуганный Деметрий тайком бежал из
лагеря. Пирр без боя вошел в лагерь, где македонское войско провозгласило
его царем. Но вскоре появился Лисимах и, считая разгром Деметрия общей
заслугой, стал требовать у Пирра раздела власти. Пирр принял его
предложение, потому что сомневался в македонцах и не мог твердо на них
положиться. Цари поделили между собой страну и города.
Сперва это решение послужило им на пользу и прекратило войну, но вскоре
оба убедились, что раздел власти стал для них не концом вражды, а лишь
источником распрей и взаимных обвинений. Пока Деметрий мог угрожать обоим,
цари хранили видимость мира, но в 285 г. до Р.Х., когда Деметрий потерпел
поражение в Сирии, Лисимах двинулся на Пирра, который стоял лагерем под
Эдессой. Письмами и речами он побудил знатнейших македонцев к измене,
пристыдив их за то, что они поставили над собой господином чужестранца, чьи
предки всегда были рабами македонцев, а друзей и ближайших соратников
Александра изгнали из Македонии. Когда многие склонились на уговоры
Лисимаха, Пирр, испугавшись, ушел с войском эпи-ротов и союзников, потеряв
Македонию так же легко, как прежде приобрел. Изгнанный в Эпир, он скоро стал
тяготиться мирной жизнью и только ждал случая, чтобы ввязаться в
какую-нибудь авантюру. Возможность представилась ему через пять лет.
В 282 г. до Р.Х. римляне напали на тарентийцев. У тех не было сил вести
войну, но бесчестная дерзость вожаков народа не давала им сложить оружие, и
тогда они задумали призвать и сделать военачальником в войне против римлян
Пирра, отличного полководца и в то время самого праздного из царей. Пирр
воспрянул духом, предвидя возможность великих завоеваний в Западном
Средиземноморье. Разгромив Рим, он хотел овладеть всей Италией и Сицилией, и
оттуда напасть на Карфаген.
Как только из Тарента прибыли грузовые суда, Пирр в 280 г. до Р.Х.
погрузил на них 20 слонов, 3000 всадников, 20 000 пехотинцев, 2000 лучников
и 500 пращников. После того как все было готово, он отчалил, но когда
корабли вышли на середину Ионийского моря, их понес необычный для этого
времени года бурный ветер. Благодаря храбрости и расторопности гребцов и
кормчих кораблю Пирра удалось приблизиться к берегу. Опасаясь, что корабль
будет разбит, Пирр бросился в море, а приближенные и телохранители
немедленно кинулись его спасать. Однако в темноте среди огромных волн трудно
было оказать ему помощь, и только на рассвете, когда ветер стих, Пирр
выбрался на сушу, изможденный телом, но бодрый духом. Мессапы, на землю
которых его вынесло бурей, по мере сил оказали ему помощь и подвели к земле
немногие уцелевшие корабли, на которых было несколько десятков всадников,
меньше двух тысяч пехотинцев и два слона.
С этими силами Пирр отправился в Тарент. Вступив в город, он ничего не
предпринимал против желания тарентийцев, пока не подошли спасшиеся корабли и
не собралась большая часть его войска. К этому времени Пирр увидел, что
чернь в Таренте по доброй воле не склонна ни защищаться, ни защищать кого бы
то ни было, а хочет лишь отправить в бой его, чтобы самой остаться дома и не
покидать бань и пирушек. Поэтому он закрыл все гимнасии и портики, где
тарентийцы, прогуливаясь, вершили военные дела на словах, положил конец
неуместным пирам, попойкам и шествиям и многих призвал в войско.
Когда пришло известие, что римский консул Левин с большими силами
опустошил Луканию и наступает на Тарент, Пирр счел недостойным в бездействии
смотреть, как приближается враг, и выступил с войском, не дождавшись прихода
союзных отрядов. Свой лагерь он устроил на равнине между Пандосией и
Гераклеей. Узнав, что римляне остановились неподалеку за рекой Сири-сом,
Пирр верхом отправился к реке на разведку, осмотрел охрану, расположение и
все устройство римского лагеря. Увидев царивший повсюду порядок, он с
удивлением сказал своему приближенному Мегаклу, стоявшему рядом: "Порядок в
войске у этих варваров совсем не варварский. А каковы они в деле --
посмотрим". И уже опасаясь за дальнейшее, он решил дождаться союзников, а на
тот случай, если римляне попытаются перейти реку раньше, поставил стражу,
чтобы помешать переправе. Но римляне начали переходить реку сразу в
нескольких местах, так что греки, боясь окружения, отступили. Узнав об этом,
Пирр встревожился еще больше и приказал своим военачальникам построить
пехоту и держать ее в боевой готовности, а сам во главе трех тысяч всадников
напал на строящихся после переправы римлян. Во время битвы красота его
оружия и блеск роскошного убора делали его заметным отовсюду, и он делом
доказывал, что его слава вполне соответствует его доблести, ибо, сражаясь с
оружием в руках и храбро отражая натиск врагов, он не терял хладнокровия и
командовал войском так, словно следил за битвой издалека, поспевая на помощь
всем, кого одолевал противник.
Тем временем подошла построенная фаланга, и Пирр сам повел ее на
римлян. Те выдержали натиск, и завязался бой, исход которого долгое время не
мог определиться: говорят, что семь раз противники поочередно то обращались
в бегство, то пускались в погоню за бегущими. Победу грекам принесла только
атака слонов. Римские кони не выносили вида этих чудовищ и мчались вместе с
всадниками вспять, не успевая приблизиться к врагам, а Пирр, напав во главе
фессалийской конницы на пришедших в замешательство противников, обратил их в
бегство и многих перебил. Иероним сообщает, что в этой битве римляне
потеряли семь тысяч, а Пирр -- меньше четырех тысяч. Он взял римский лагерь
и привлек этой победой на свою сторону многие союзные с Римом города,
опустошил обширную область и продвинулся вперед настолько, что от Рима его
отделяли лишь 300 стадиев.
После битвы к Пирру пришло множество луканов и самнитов, и он смог
сформировать большое войско. Однако римляне не делали никаких попыток к
заключению мира и продолжали готовиться к новым сражениям. Чтобы склонить их
на уступки, Пирр предложил отпустить без выкупа всех пленных и обещал
римлянам помощь в завоевании Италии. Взамен он не требовал ничего, кроме
дружеского союза с ним и неприкосновенности Тарента. Сенат отказался,
заявив, что пока Пирр остается в Италии, римляне будут воевать с ним до
полного истощения.
В следующем году Пирр встретился с римлянами близ города Аскула. Первый
день был неудачным для него. Неприятель оттеснил его войско в места
непроходимые для конницы, к лесистым берегам быстрой реки, откуда слоны не
могли напасть на вражеский строй. Много воинов было ранено и убито в этом
сражении, пока ночь не прервала его. На следующий день, задумав перенести
битву на равнину и бросить в бой слонов, Пирр заранее укрепил наиболее
уязвимые позиции караульными отрядами и, расставив между слонами множество
метателей дротиков, стремительно двинул на врага плотно сомкнутый строи.
Римляне не могли уклониться в сторону или ударить с фланга, как в предыдущем
сражении, и встретили противника на равнине лицом к лицу. Стремясь скорее
отбросить фалангу, пока не подошли слоны, легионеры упорно бились мечами
против сарисс, но против слонов их доблесть была бессильна. Римляне бежали в
свой лагерь, потеряв 6000 человек. Пирр потерял за два дня 3500. Говорят,
что он заметил какому-то человеку, радовавшемуся победе: "Если мы одержим
еще одну такую победу над римлянами, то окончательно погибнем". В самом
деле, в двух прошедших сражениях погибла большая часть войска, приведенного
им с собой, и почти все его приближенные и полководцы; других воинов,
которых можно было бы вызвать в Италию, у него уже не было, а кроме того, он
видел, что пыл его местных союзников остыл, в то время как вражеский лагерь
быстро наполняется людьми, и что после всех поражений римляне не пали духом,
но гнев лишь приумножил их упорство.
В следующем году у Пирра появились новые надежды. Ему даже пришлось
выбирать, потому что одновременно к нему обратились сицилийцы, предложившие
занять Акрагант, Сиракузы и Леонтины и просившие изгнать карфагенян и
освободить остров от тиранов, и вестники из Греции, сообщившие, что Лисимах
убит, а унаследовавший ему Птолемей II Керавн пал в битве с галатами и
теперь самое время явиться в Македонию, лишившуюся царя. Пирр сетовал на
судьбу, которая в один и тот же час представила ему две возможности
совершить великие дела, ибо понимал, что от одной из них необходимо
отказаться, и долго колебался. Но затем, решив, что в Сицилии его ждут более
славные подвиги и что оттуда недалеко до Африки, он предпочел двинуться на
остров. В Таренте он поставил караульный отряд, а тарентийцам, с
негодованием требовавшим, чтобы он либо вел войну с римлянами, ради которой
явился, либо покинул страну и оставил им город таким, каким его принял,
отвечал высокомерно, советуя спокойно ждать, пока придет их черед. Затем он
отплыл в Сицилию, где все шло так, как он предполагал: города с готовностью
присоединились к нему, так что на первых порах ему нигде не пришлось
прибегать к военной силе, и всего с 30 000 пехоты, 2500 всадников и 20
слонами он разбил карфагенян и занял их владения. Лишь Эрик, недоступный по
своему местоположению и хорошо укрепленный, он взял силой. Сообщают, что
Пирр первым забрался на его стены, отражая натиск многочисленных врагов, и,
нагромоздив вокруг себя горы мертвых тел, сам остался невредимым. Затем он
обратился против мар-ментинцев, сильно досаждавших грекам, разбил их в
сражении и разрушил многие принадлежавшие им крепости.
Карфагеняне, напуганные напором этого человека, согласны были заплатить
ему деньги и прислать суда, если бы он заключил с ними союз, но Пирр,
жаждавший добиться большего, ответил, что заключит мир только в том случае,
если они покинут Сицилию. Гордый своей мощью и успехами, стремясь
осуществить то, ради чего он приплыл в Сицилию, а более всего мечтая об
Африке, Пирр стал набирать по городам гребцов, которых не хватало на многих
его кораблях, и при этом действовал уже не мягко и снисходительно, а властно
и жестко, прибегая к насилиям и наказаниям. Сначала он не был таким,
напротив, как никто другой, привлекал к себе приветливым обхождением, всем
доверял и никого не стеснял, зато позже, превратившись из вождя народа в
тирана, своей суровостью стяжал себе славу человека жестокого и коварного.
Как бы то ни было, но города, пусть и неохотно, выполняли его требования,
пока вскоре он не стал подозревать в измене Фенона и Сострата, знатных
сиракузян, которые первые уговорили его приехать в Сицилию, открыли перед
ним город, едва он явился, и больше всех помогали ему в сицилийском походе.
Пирр не желал ни брать их с собой, ни оставлять на острове. Сострат в страхе
перешел на сторону врага, а Фенона Пирр умертвил. И тут дела царя сразу
приняли иной оборот: города возненавидели его; одни из них присоединились к
карфагенянам, другие же призвали мамертинцев. В ту пору, когда Пирр повсюду
видел измены, заговоры и восстания, к нему прибыли письма от самнитов и
тарентийцев, которые, лишившись своих земель и с трудом отстаивая от римлян
свои города, просили его о помощи. Это помогло Пирру скрыть, что его
отплытие означает отказ от всех замыслов и бегство, ибо на самом деле
Сицилия, словно потрясаемый бурей корабль, уже не повиновалась ему, и он,
ища выхода, поспешно бросился в Италию.
Когда Пирр в 275 г. до Р.Х. покинул Сицилию, варвары объединились
против него: карфагеняне дали ему в самом проливе морское сражение, в
котором он потерял немало кораблей, а мамертинцы, числом не менее 10 000,
переправились раньше Пирра и, не осмеливаясь встретиться с ним лицом к лицу,
заняли неприступные позиции. Когда Пирр на уцелевших судах прибыл в Италию,
они напали на него и рассеяли все его войско. Погибли два слона и множество
воинов из тылового отряда. Пирр сам отражал натиск врага и без страха
сражался с опытным и дерзким противником. Когда он был ранен мечом в голову
и ненадолго вышел из боя, мамертинцы воспрянули духом. Один из них,
огромного роста, в сверкающих доспехах, выбежал вперед и громким голосом
стал вызывать Пирра, если тот еще жив, выйти и сразиться с ним. Пирр,
раздраженный, повернулся и, пробившись сквозь ряды своих щитоносцев,
пытавшихся его удержать, вышел гневный, со страшным, забрызганным кровью
лицом Опередив варвара, Пирр ударил его мечом по голове, и, благодаря силе
его рук и отличной закалке стали, лезвие рассекло туловище сверху донизу,
так что в один миг две половины разрубленного тела упали в разные стороны.
Это удержало варваров от новых нападений: они были поражены и дивились
Пирру, словно какому-то сверхъестественному существу.
Остальной путь Пирр прошел беспрепятственно и с 20 000 пехоты и 3000
всадников прибыл в Та-рент. Пополнив там войска самыми храбрыми из
тарентийцев, он тотчас выступил против римлян, стоявших лагерем в Самнии.
Один из консулов Маний Курий стоял лагерем возле Беневента, другой находился
в Лукании. Пирр поспешил напасть на Мания прежде, чем подойдет второе
войско, и потому, собрав самых сильных людей и самых свирепых слонов, ночью
двинулся на лагерь врага. Но дорога была длинная, шла через густой лес,
воины заблудились в темноте, и таким образом время было потеряно. На
рассвете враги ясно увидели Пирра, двигавшегося по гребню холмов. Маний
немедленно вышел из лагеря, напал на передовых воинов и обратил их в
бегство. Однако, когда в бой вступили слоны, римляне отступили к самому
лагерю. Здесь они забросали слонов из-за укреплений множеством копий и
сумели повернуть их вспять. Бегство слонов через ряды фаланги внесло в ряды
Пирра сильный переполох, и римлянам оставалось только закрепить победу.
Так рухнули все надежды Пирра в Италии и Сицилии; шесть лет потратил он
на эти войны и хотя был побежден, но и в поражении сохранил свое мужество
непоколебимым и по-прежнему считался повсюду самым опытным, сильным и
отважным из современных ему царей. Однако добытое подвигами он терял ради
надежд на будущее и, алчущий далекого и нового, не мог удержать
достигнутого, если для этого нужно было проявить упорство. Поэтому Антигон и
сравнивал Пирра с игроком в кости, который умеет сделать ловкий бросок, но
не знает, как воспользоваться своей удачей.
Вернувшись в Эпир с 8000 пехотинцев и 500 всадниками, расстроив свою
казну, Пирр стал искать новой войны, чтобы накормить войско. К нему
присоединились некоторые из галатов, и в 274 г. до Р.Х. он напал на
Македонию, где царствовал тогда Антигон II, сын Демет-рия. Целью его был
захват добычи, но после того, как ему удалось взять многие города и 2000
неприятельских воинов перешли на его сторону, Пирр, преисполнившись
надеждами, пошел в наступление на самого Антигона и, напав на него в узком
ущелье, поверг в смятение все его войско. Только многочисленный отряд
галатов в тылу у Антигона упорно сопротивлялся, и в завязавшемся жестоком
бою большинство их было перебито, а вожаки слонов, окруженные вместе с
животными, сдались в плен. Увеличив таким образом свои силы и более
полагаясь на свою удачу, чем трезво все размыслив, Пирр ударил на фалангу
македонцев, которые после понесенного гала-тами поражения были полны
смятения и страха. Македонцы уклонились от боя, и тогда Пирр, простерши к
ним руку, стал поименно окликать всех военачальников, старших и младших, чем
побудил пехоту Антигона перейти на свою сторону. Отступая, Антигон удержал
за собой всего несколько прибрежных городов.
Не дождавшись, пока дела его в Македонии устроятся и положение
упрочится, Пирр опять увлекся новыми надеждами и охотно отозвался на уговоры
Клеонима Спартанского, который прибыл в 272 г. до Р.Х., чтобы звать его в
Лакеде-мон (он хотел отобрать царскую власть у своего племянника Арея I).
Пирр явился в Грецию с 25 000 пехотинцев, 2000 всадников и 24 слонами.
Уже сама многочисленность этого войска показывала, что Пирр хочет приобрести
ни Спарту для Клеонима, а весь Пелопоннес для себя, но на словах он упорно
отрицал это перед прибывшими к нему лакедемонскими послами.
Тем не менее спартанцы изготовились к обороне. Их было мало, но они,
охваченные патриотическим порывом, готовились дорого продать свою жизнь.
Целый день войско Пирра безуспешно пыталось преодолеть ров, которым
спартанцы окружили свой город. На другой день на помощь осажденным подошел
полководец Антигона II Гоната Аминий с войском.
Пирру пришлось отступить. Как раз в это время в Аргосе шли распри между
Аристеем и Аристиппом. И так как Аристипп считался другом Антигона, то
Аристей поспешил призвать в Аргос Пирра. Пирр всегда легко переходил от
одной войны к другой. Он немедленно двинулся на Аргос. Узнав, что Антигон
уже занял высоты над равниной, он стал лагерем близ Навплии. В завязавшихся
переговорах решено было, что оба войска отступят от города и не будут
вмешиваться в аргосский конфликт. Но Пирр, вступивший в тайный сговор с
Аристеем, не собирался выполнять своих обещаний.
Когда наступила ночь, Аристей открыл для него городские ворота. Пехота
Пирра тихо вошла в город, но когда через ворота стали проводить слонов,
поднялся шум, всполошивший жителей. Аргосцы поспешили занять Аспиду и другие
укрепленные места и отправили гонцов к Антигону. Со-единившись с
лакедемонянами, его солдаты напали с тыла на войско Пирра. В кромешной
темноте на узких улицах Аргоса, изрезанных каналами, начался упорный бой.
Когда наступило утро, Пирр увидел, что Аспида занята вооруженными врагами, и
велел своим отступать. Сыну своему Гелену, оставшемуся вне города, он велел
разрушить часть стены, чтобы помочь выходящим. Но гонец перепутал приказ, и
юноша, взяв остальных слонов, вошел в город на помощь отцу. Пирр в это время
уже отходил. В воротах началась страшная давка, которую еще усугубили
вышедшие из повиновения слоны.
Пирр, оглядев бушевавшие вокруг людские волны, снял диадему, украшавшую
шлем, и напал на врагов, следовавших за ним по пятам. Копье пронзило ему
панцирь, и он, получив рану, устремился на того, кто нанес удар. То был
аргосец, незнатный человек, сын бедной старой женщины. Она в это время, как
и остальные аргивянки, с крыши дома глядела на битву и, увидев, что сын ее
вступил в единоборство с Пирром, испуганная грозящей ему опасностью, сорвала
с крыши черепицу и обеими руками бросила ее в Пирра. Черепица ударила его в
голову ниже шлема и перебила позвонки у основания шеи. Пирр потерял сознание
и свалился с лошади. Солдаты Антигона оттащили тело в преддверие какого-то
дома и там отрубили голову.
Когда весть о гибели Пирра стала всем известна, войско его сложило
оружие и перешло на сторону Антигона, который наследовал его власть и его
царство (Плутарх: "Пирр").

ПИРР II

Царь Эпира из рола Пирридов, пра-пивший в 255-м начале 230-х гг. до Р
X. Сын Александра П.
Пирр сделался царем, будучи еще ребенком. Раньше государством управляла
его мать Олимпиада. В эти годы этолийцы отобрали у эпиротов Западную
Акарнанию (Юстин: 28, 1),

ПИРР III

Царь Эпира из рода Пирридов, правивший после 231 г. до Р.Х. Сын
Птолемея.
Пирр не оставил мужского потомства, и после него власть наследовала его
дочь Деидамия. Умирая, она завешала власть народу. Однако после того, как у
эпиро-тов установилась демократия, они вскоре пришли к полной анархии и были
завоеваны иллирийцами (Павсаний: 4; 35; 3).

ПИРРИДЫ

Род эпирских царей, основанный, по преданию, Неоптолемом I, сыном
Ахилла. Первые колена рода не известны, а исторические цари ведут начало с
Адмета (V в. до Р.Х.).