Монархи Европы. Судьбы династий

ОГЛАВЛЕНИЕ

ФРАНЦИЯ. ДИНАСТИИ БУРБОНОВ, ОРЛЕАНОВ, БОНАПАРТОВ (с 1789 г.)

Французская монархия была одной из древнейших в Европе. Ее начали создавать еще в раннем средневековье франкские короли из династий Меровингов (448-751) и Каролингов (751-987). Окончательно она сложилась как национальное государство французского народа при королях из династии Капетингов, правивших без малого 800 лет, начиная с 987 г. За это время французская монархия пережила немало взлетов и падений, не раз была на волосок от гибели, например во время Столетней войны 1337-1453 гг. или религиозных войн второй половины XVI столетия. Корона Франции переходила от прямых потомков Гуго Капета (987-996) к боковым ветвям основанной им династии; с 1328 г. - к Валуа, а с 1589 г. - к Бурбонам:
При королях Генрихе IV (1589-1610), Людовике XIII (1610-1643), Людовике XIV (1643-1715) и Людовике XV (1715-1774) монархия достигла наибольшего расцвета, олицетворяя величие, могущество и стабильность государства.
Но в последней четверти XVIII в. приближение капиталистической эпохи ознаменовалось обострением всех общественных противоречий, внешним проявлением которых явился затяжной финансовый кризис государства. Людовик XVI, вступивший на престол в 1774 г., пытался поправить положение. Но непоследовательные реформы, проводившиеся им "сверху", не дали ожидаемых результатов. И тогда он был вынужден уступить общественному мнен ию, требовавшему проведения коренных реформ и добивавшемуся участия в управлении государством представителей "нации". Людовик XVI решил созвать Генеральные штаты, открытие которых в мае 1789 г. послужило детонатором глубокой, всеохватывающей и кровопролитной революции.

Первый акт драмы

...Странное впечатление производили зрителей тысяча двести мужчин сурового облика, в черных накидках, сюртуках и камзолах, с зажженными свечами в руках, собравшиеся 4 мая 1789 г. в Версале, на паперти церкви Версальской Богоматери. Во главе с архиепископом Парижским, королевской четой, членами королевской семьи и принцами крови они готовились прошествовать к кафедральному собору Святого Людовика. Это были депутаты Генеральных штатов, избранные от трех сословий королевства. Судя по их серьезным, напряженным лицам, не верилось, что они явились сюда на праздник открытия Генеральных штатов, не созывавшихся французскими королями 175 лет. Никто из них не догадывался, что при их участии в Версале разыгрывался первый акт растянувшейся, впрочем, на целое столетие драмы прощания Франции с монархией.
Всего через несколько недель депутаты третьего сословия объявят себя Национальным собранием и принесут знаменитую клятву в Зале для игры в мяч. Чуть более двух месяцев отделяли этот день от штурма Бастилии - символа королевского произвола. пройдет ровно полгода, и толпы разгневанных парижан водворят королевскую семью в Тюильрийский дворец, практически превратив их в пленников революции. А заглянув в еще более отдаленное будущее, увидим там и голосование за конституцию 1791 г., ограничившую власть короля, а затем и полную ликвидацию монархии. Этого ли хотели собравшиеся в Версале? Подавляющему большинству из них подобное пророчество показалось бы кощунственным.
Неправдоподобность, даже сюрреалистичность ситуации подчеркивало участие в церемонии то ли прославления, то ли оплакивания монархии шести Капетингов - настоящего и будущих королей Франции. Именно им суждено было испить горькую чашу крушения тысячелетней монархии. В этот день они оказались невольными соучастниками ее разрушения - представители как старшей ветви династии - Бурбоны, правящие Францией вот уже два столетия, так и младшей ветви - Орлеаны, еще только ждущие своего звездного часа.
Вот их имена в порядке обретения ими права престолонаследия: Людовик XVI Бурбон, получивший корону от своего деда Людовика XV в 1774 г.; малолетний сын Людовика XVI, Луи Шарль, герцог Нормандский, объявленный после смерти своего отца в 1793 г. королем Людовиком XVII, но фактически не царствовавший; братья Людовика XVI - Луи Станислав Ксавье, граф Прованский, считавшийся королем Людовиком XVIII с 1795 г., но правивший Францией лишь с 1814 г., и Шарль Филипп, граф д'Артуа, который стал королем Карлом Х в 1824 г.; старший сын последнего, Луи Антуан, герцог Ангулемский, по праву первородства с 1830 г. претендовавший на корону Франции под именем Людовика XIX; наконец, Луи Филипп, герцог Шартрский, сын Луи Филиппа Жозефа, герцога Орлеанского, воцарившийся в 1830 г. под именем Луи Филиппа I.
Революция конца XVIII в. круто обошлась с ними и их близкими. Были казнены Людовик XVI, его жена - королева Мария Антуанетта, его сестра Елизавета, отец Луи Филиппа I - герцог Орлеанский. В тюрьме угасла жизнь Людовика XVII. Физически и духовно надломленными вышли из заточения дочь казненного короля Мария Тереза и двое братьев Луи Филиппа I. Почти четверть века пробыли на чужбине Людовик XVIII, Карл X, Людовик XIX и Луи Филипп I.
Однако монархическая идея не умерла. Напротив, в начале XIX в. она пережила во Франции своеобразный ренессанс. Монархия черпала жизненные силы из разных источников. В плане международной политики преимущество перед другими режимами ей давали широкие династические связи. В плане внутренней политики много значили симпатии старого дворянства, до 1789 г. занимавшего ключевые позиции в армии, государственном аппарате, экономике. И в том и в другом случае большое значение имела поддержка католического духовенства.
Но имелись и более глубокие социальные причины жизнеспособности монархии в начале и даже середине XIX в. Традиционные системы коммуникации затрудняли циркуляцию людей и идей. Отсюда характерный для Франции на протяжении всего XIX в. разрыв в уровнях политизации населения между столицей и провинцией, городами и сельской местностью (где, не забудем, проживало громадное большинство населения). В условиях господства производственных отношений доиндустриальной стадии развития капитализма элитарные слои представляли собой своеобразную олигархию, которая традиционно играла роль связующего звена в отношениях между королем и подданными. Такая структура общественно-политических отношений естественным образом воспроизводила монархию.
Тому, что монархия вдруг обрела как бы второе дыхание, способствовала и политическая конъюнктура конца XVIII в. Этот период французской истории нередко сравнивают с лабораторией, в которой опробывались различные формы устройства государственной власти: конституционная монархия, демократическая республика, революционная диктатура и т. д. Причем все режимы, основанные на демократических и республиканских принципах, быстро саморазрушались, обнаруживая свою неэффективность. К началу XIX в. страна скатилась к военной диктатуре, вскоре укрывшейся за пышным фасадом Империи. Принцип монархии - наследственная единоличная власть - фактически опять возобладал, однако в такой форме, которая представляла собой отрицание легитимной монархии.
После 1789 г. политическое развитие Франции шло как бы по спирали, на каждом витке которой наблюдалась последовательная смена традиционной монархии, демократической республики, авторитарной империи. Впервые полный цикл был пройден в 1789-1814 гг., когда на смену попыткам реформировать традиционную монархию пришла провозглашенная в 1792 г. республика (первая, по принятому в истории Франции счету), которая, однако, рухнула в результате военного переворота 1799 г., расчистившего дорогу империи (также первой). Все как бы повторилось в 1815-1870 гг.: конституционная монархия во главе сначала с Бурбонами, а затем с Орлеаном погибла под ударами революции 1848 г., основавшей эфемерную республику (вторую), которая, в свою очередь, пала жертвой нового диктатора, не замедлившего восстановить империю (также вторую). Те же этапы политического развития, хотя и в заметно сглаженной, приглушенной форме, Франция пережила в 70-80-х гг. XIX в., когда власть от монархистов, господствовавших в так называемой "республике без республиканцев", перешла к собственно республиканской партии, но основанный ею режим оказался первоначально довольно шатким и едва не стал добычей очередного кандидата в диктаторы во время буланжистского кризиса. На этот раз республика (третья по счету) выстояла и, несмотря на подстерегавшие ее опасности, вошла в историю Франции как самый жизнестойкий режим после 1789 г.
Упомянутая выше спираль политической истории Франции в XIX в. удивительным образом четко распределила роли в той драме, первый акт которой был разыгран 4 мая 1789 г. Бурбонам пришлось учесть уроки революции конца XVIII в. и согласиться с неизбежностью реформирования традиционной монархии. Имелось в виду прежде всего введение института национального представительства, формируемого на основе крайне ограниченного (цензового) избирательного права. Такой режим и получил название цензовой монархии. В отношении к нему обнаружились и политические различия между Бурбонами и Орлеанами. Первые в своем стремлении модернизировать монархию склонны были ограничиться минимальными и по возможности декоративными нововведениями, подчас откровенно пренебрегая общественным мнением. Вторые, во многом побуждаемые давним соперничеством с Бурбонами, готовы были идти так далеко, как того требовала политическая конъюнктура. В итоге Бурбоны стали в истории Франции XIX в. едва ли не символом реакции, а Орлеаны - умеренного либерализма с легким привкусом коварства и беспринципности.
Еще, в конце XVIII в. определились и главные соперники Бурбонов в борьбе за Францию - республика и империя. Больше всего они пострадали от республики, которая присвоила плоды правления династии, существовавшей девять столетий. Те из них, кто лично пережил революцию, запомнили республику как кровавый режим цареубийц, самые символы которого внушали ужас и отвращение.
Но Первая республика (1792-1804) оказалась недолговечна, и вместе с последними ее защитниками, сложившими голову на гильотине, сосланными на каторгу или же перешедшими на службу Империи, казалось, навсегда канула в небытие и угроза с ее стороны. Гораздо более опасным соперником представлялась Империя. В начале XIX в. она не только поставила на колени почти всю Европу, но и основала новую династию Бонапартов, явно рассчитывавших, несмотря на свое "низкое" происхождение и "недостойный" путь к власти, занять респектабельное место в семье европейских монархов. Умело соединив древний принцип единовластия с прогрессистской идеей революционной диктатуры, новоявленный. император Наполеон I создал невиданный режим - плебисцитарную монархию, отчасти напоминавшую традиционную военную тиранию, отчасти предвосхищавшую тоталитарные режимы XX в. Вокруг него сплотились все, кто боялся возвращения Бурбонов, опасаясь возмездия за | свои прегрешения перед законной династией. Вот в этом-то режиме Бур-боны и усматривали своего главного противника.

БУРБОНЫ

Мученик или тиран?

То обстоятельство, что Людовик XVI умер не своей смертью, а был казнен по приговору революционного трибунала, накладывает отпечаток трагизма на всю его жизнь и деятельность. Это затрудняет их объективную оценку. До настоящего времени высказываются полярные мнения. Для одних, склонных видеть в Людовике XVI невиноубиенного мученика, он был добрым королем, страстно увлекавшимся охотой и всякими ручными поделками особенно слесарными, но вместе с тем обладавшим и обширными научными познаниями, главным образом в области географии. Для других, считающих его казнь заслуженной карой, Людовик XVI был прежде всего тираном, вставшим на пути прогрессивных преобразований, а потому и сброшенным под колеса истории. К счастью, истина не всегда лежит посредине между крайними суждениями, но потому-то и обнаружить ее непросто.
Трудно отрицать, что Людовик XVI не обладал качествами, необходимыми государственному деятелю. Нерешительность и непоследовательность были у него в характере. Стоит ли удивляться, что неудачи преследовали его по пятам. Вынужденный созвать Генеральные штаты, Людовик XVI не нашел с ними общий язык. А когда депутаты третьего сословия объявили себя Национальным собранием и призвали депутатов двух других сословий присоединиться к ним, чтобы выработать конституцию, он решил им помешать. Однако выдержки ему хватило ровно на четыре дня, по прошествии которых он санкционировал деятельность Национального собрания, фактически уступив ему часть своего суверенитета. Итак, начало эры свободы, равенства и братства? Ничего подобного. Под влиянием придворных кругов Людовик XVI снова круто меняет свою политику - отправляет в отставку популярного среди конституционалистов первого министра Неккера и тайно подтягивает войска, подготовляя роспуск Собрания. Эти действия короля спровоцировали восстание в Париже 14 июля 1789 г. Передумав еще раз, Людовик XVI вернул Неккера и в знак примирения с Парижем надел трехцветную революционную кокарду.
Эти события многое объясняют в поведении Людовика XVI. Его ненависть к революций не вызывает сомнений. Однако на открытый разрыв с ней у него никогда не хватало духа. Все, что он ни предпринимал, страдало половинчатостью и не могло приостановить, если не повернуть вспять, процесс перемен, зато еще больше накаляло общественную атмосферу. Когда в очередной раз распространились слухи о готовящемся перевороте, 5-6 октября 1789 г. толпа парижан захватила Версальский дворец и увезла королевскую семью в столицу, поместив ее как бы под гласный надзор народа в Тюильрийский дворец. А нелепая, ибо закончилась неудачей, попытка короля бежать с семьей из Парижа в ночь с 20 на 21 июня 1791 г. стоила Людовику XVI потери свободы и, главное, доверия.
Незадачливость Людовика XVI, его бесконечные колебания и уступчивость не позволили ему стать лидером контрреволюции, хотя он и являлся ее знаменем, впрочем, больше по должности. С первых дней революции самые деятельные и непримиримые роялисты покинули его. Королевский двор, еще летом 1789 г. многолюдный и пышный (он насчитывал до 6 тыс. человек), начал таять. Часть придворных добровольно оставляла свои должности, отправляясь в эмиграцию; других король увольнял под давлением революционных клубов, как это, например, случилось после "дня кинжалов" 28 февраля 1791 г.
В этот день толпы санкюлотов из Сент-Антуанского предместья двинулись по направлению к Венсеннскому замку, где муниципалитет затеял большой ремонт. "С чего бы это? - задавали они друг другу вопрос. - Уж не готовится ли народу новая тюрьма взамен разрушенной Бастилии?" И Венсенский замок подвергается опустошению. Слухи о новых бесчинствах революционных толп мгновенно достигли столицы. Лафайет во главе национальных гвардейцев направился в Венсенн, чтобы навести там порядок.
Тем временем сотни аристократов, вооружившись кинжалами, спрятанными под длинными полами одежды, стекались в Тюильрийский дворец, чтобы взять под защиту короля и его семью, которым снова, по-видимому, грозила опасность. Лафайету без лишнего кровопролития удалось усмирить толпу и арестовать зачинщиков нападения на замок. И тогда конституционная гвардия, несшая службу в Тюильрийском дворце, без разбору начала хватать подозрительных, обыскивать их, отбирая оружие - у кого кинжал или пистолет, кого и обыкновенное сапожное шило, и с позором выталкивать этих "рыцарей кинжала" на улицу под улюлюканье толпы.
Рвались связи Людовика XVI с аристократическим обществом, его способносгь влиять на события становилась более призрачной. А после неудачной попытки бегства он фактически оказался под домашним арестом. Днем и ночью солдаты Национальной гвардии не спускали глаз с членов королевской семьи, сопровождая их даже во внутренние покои.
Роль укротителя революции оказалась Людовику XVI явно не под силу. Но, может быть, уступая неодолимому течению, он мог направить его в более безопасное для себя лично и во всяком случae вболее мирное русло? Некоторые поступки могут дать повод для такого предположения. 14 июля 1790 г. Людовик XVI принес клятву верности революции, внушив многим надежду на ее счастливое завершение. 14 сентября 1791 г. он с такой же легкостью поклялся соблюдать новую конституцию, предоставлявшую ему исполнительную власть (законодательная вручалась Законодательному собранию). Но в то же самое время он должал интриговать против революции, ведя секретную переписку с европейскими дворами и руководителями контрреволюционной эмиграции. Увидев в развязывании внешней войны последний шанс на спасение монархии, он стал сознательно подталкивать Францию к конфликту с европейскими державами.
Легко понять причины ненависти Людовика XVI к революции: гордыня Капетинга, не желавшего поступиться вековыми правами и привилегиями, и отвращение к черни, все больше задававшей тон не только на улицах Парижа, но и во дворце, и просто человеческий страх перед грубой силой толпы служили непреодолимым препятствием его примирению с ней. Но даже если предположить, что Людовик XVI был искренен в своем согласии сотрудничать с революцией, то и тогда вероятность благополучного исхода его правления в качестве конституционного монарха представляется ничтожной. Лювику XVI, подхваченному потоком событий, не оставалось ничего другого, как нестись вниз по течению в надежде прибиться к спасительному берегу.
Став конституционным монархом, Людовик XVI получил своеобразную передышку. Он вновь пользовался властью и относительной свободой действий. О его престиже заботилось Законодательное собрание, определившее цивильный лист в размере 33 млн ливров, что даже превышало бюджет королевского двора в 1788 г. (31,65 млн ливров). В апреле 1792 г. началась наконец война, которая в соответствии с надеждами роялистов и самого короля и обернулась серией поражений французских войск.
От Людовика XVI в его опасной политической игре требовалось одно - терпение и осторожность. И вдруг 13 июня 1792 г. он, воспользовавшись правом вето, отменил принятые Собранием санкции против священников, отказавшихся присягнуть на лояльность властям. Разразился политический кризис, болезненно отозвавшийся на настроении народных низов. 20 июня в Тюильрийский дворец ворвались рассерженные санкюлоты, кричавшие "Долой г-на Вето!" Практически беззащитный, Людовик XVI сумел успокоить разгоряченных людей, надев фригийский колпак и выпив вместе с ними за здоровье нации". Но остатки доверия к себе со стороны улицы он потерял окончательно.
И когда пришло известие о манифесте герцога Брауншвейгского, командующего армиями противника, который угрожал парижанам карами, если они допустят какой-либо вред королевской семье, реакция последовала немедленно. В ночь с 9 на 10 августа вооруженные отряды снова захватили Тюильрийский дворец. Людовику XVI не оставалось ничего другого, как вместе с семьей укрыться в здании Законодательного собрания. Это его и спасло - дворец вскоре подвергся разгрому, в ходе которого погибли многие из его защитников и обитателей. Три дня королевская семья находилась под защитой Законодательного собрания, пока не было принято решение об отстранении Людовика XVI от власти и переводе с семьей в башню Тампль, бывшее владение ордена тамплиеров, уже на положении узников.
Драматическую перемену в своей судьбе члены королевской семьи внешне перенесли хладнокровно. В башне Тампль их оказалось пятеро - король, королева, их дети Луи Шарль и Мария Тереза, сестра короля Елизавета, не считая любимого камердинера короля Клери и собаки Коко. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, они старались занять себя кто как мог. Елизавета штопала одежду, король и королева занимались образованием детей, играли с ними в кегли. Однако удары сыпались один за другим.
20 сентября 1792 г. новоизбранный Национальный конвент упразднил монархию. Бывший король номинально стал обыкновенным "гражданином Луи Капетом". На основании документов, свидетельствовавших о незаконных связях Людовика XVI с эмиграцией, которые были найдены в Тюильрийском дворце, его обвинили в государственной измене. Процесс над ним начался в Конвенте 20 декабря 1792 г. Уже в середине января следующего года ему был вынесен смертный приговор. Трижды он ставился на голосование, и каждый раз депутаты подтверждали свой вердикт, хотя в одном случае большинством в единственный голос.
21 января 1793 г. Людовик взошел на эшафот, сооруженный на площади Революции (нынешняя площадь Согласия). До последнего мгновения он сохранял достоинство и самообладание, которых так не хватало ему в политической деятельности. Перед самой смертью он, обращаясь к собравшейся вокруг толпе, воскликнул: "Французы! Я умираю безвинно и молю Бога, чтобы моя кровь не пала на мой народ".

Тайна гибели Людовика XVII

"Король мертв. Да здравствует король!" Согласно древнему правилу престолонаследия, корону получает старший из живущих сыновей почившего монарха. Таковым 21 января 1793 г. оказался восьмилетний Луи Шарль, носивший титул Дофина Франции после смерти в 1789 г. своего старшего брата Луи Жозефа. Находившиеся в эмиграции роялисты и провозгласили его королем Людовиком XVII.
Учитывая обстоятельства времени и места, в которых оказался юный принц, трудно сомневаться, что он был обречен либо навсегда остаться в заключении, либо стать жертвой очередного политического убийства. Столь же трудно отрицать, что на весах политики жизнь Людовика XVII в сущности мало что значила, - это доказано всем ходом революции. Но могут ли вообще быть оправдания умышленного убийства ребенка? Только по одной этой причине страдальческая судьба Луи Шарля Бурбона никогда не затеряется на фоне тысяч других жертв гражданской войны. Самое же ужасное заключается в том, что палачи не пожелали ограничиться его физическим устранением. Они предварительно уничтожили его морально, с редким цинизмом рассчитывая в его лице унизить, опозорить всю королевскую семью. Содеянное ими далеко выходит за границы нравственности и приличия.
3 июля 1793 г. Луи Шарля внезапно перевели в другое помещение башни. Так начался чудовищный эксперимент с целью "перевоспитания" юного Капетинга в духе равенства. Этот замысел родился в голове прокурора Парижской коммуны Шометта. В качестве наставников в новой вере к Луи Шарлю приставили комиссара Коммуны сапожника Симона и его жену. В условиях полной изоляции ребенка от семьи и внешнего мира они день и ночь прилагали усилия к тому, чтобы изменить его привычки, сломить волю, привить ранее чуждые представления и ценности. Методы воспитания были соответствующими: лишение пищи, побои, оскорбления в случае строптивости, мелкие поблажки и удовольствия, если мальчик начинал вести себя "правильно". Уже к концу третьего месяца мучители Луи Шарля могли быть довольны. Он вел себя как настоящий санкюлот - сквернословил, богохульствовал, проклинал аристократов и королеву, свою мать. Надо полагать, особое удовлетворение они испытывали, когда он подавал Симону шлепанцы, чистил ботинки его жены, прислуживал им за столом, вытирал полотенцем ноги.
Но все это было только подготовкой к мерзкому спектаклю, разыгранному революционной юстицией осенью 1793 г., во время следствия и процесса по делу "вдовы Капет". Против Марии Антуанетты было выдвинуто обвинение в заговоре против республики. Но одновременно в вину бывшей королеве вменялся разврат в отношении своего сына - инцест. И в роли свидетеля обвинения на этом процессе выступил Шарль. Нет надобности описывать ход так называемого следствия, заключавшегося в допросах Луи Шарля, очных ставках между ним и его сестрой, а также с теткой. Достаточно сказать, что ребенок дал требуемые показания, которые были тщательно запротоколированы. 16 октября Мария Антуанетта была гильотинирована.
История этого процесса настолько невероятна, что с самого начала возникли подозрения о его фальсификации - якобы вместо сына Людовика XVI был предъявлен двойник. Подозрения эти небеспочвенны и по настоящее время не опровергнуты, тем более что остаток жизни и смерть Луи Шарля окутаны тайной. Все это время вокруг имени велись политические торги. Так, освобождения его и его сестры добивался испанский король, их даль-родственник, обещая взамен дипломатическое признание Французской республики. Но о самом Луи Шарле ничего не было известно. Поэтому официальное извещение о смерти узника Тампля 8 июня 1795 г. вызвало недоверие. Распространились слухи о том, что Луи Шарль жив и скрывается под чужим именем. Впоследствии они отозвались небывалой вспышкой самозванства: в разное время к Марии Терезе с просьбой признать в них брата обращались 27 человек. Позднее появились и более веские основания для сомнений в достоверности официальной версии смерти мальчика. Вскрытия его предполагаемого захоронения в 1846 и 1894 гг. не позволили идентифицировать его труп. По-видимому, тайна гибели Людовика VII не будет раскрыта никогда.

Реставрация

Королевский трон, пусть не реальный, а воображаемый, ни при каких обстоятельствах не должен оставаться вакантным. Поэтому 24 июня 1795 г., когда известие о смерти племянника достигло графа Прованского, последний был объявлен королем Людовиком XVIII. Несомненно, он больше подходил на роль политического лидера, чем Людовик XVI. С самого начала революции граф Прованский требовал от своего старшего брата решительного отпора противникам монархии. В 1790 г. он даже пытался отстранить короля от власти, чтобы самому управлять страной в качестве наместника королевства. В 1791 г. он одновременно с Людовиком XVI ударился в бега, но оказался удачливее брата, благополучно добравшись до Брюсселя. Во главе контрреволюционной эмиграции он в 1792 г. воевал против Франции на стороне интервентов, а в 1793 г. помчался в Тулон, занятый в то время англичанами, но опоздал - крепость сдалась в руки республиканцев. Возможно, лишь ухудшение здоровья удерживало его в дальнейшем от ратных подвигов.
После казни Людовика XVI граф Прованский объявил себя регентом при малолетнем короле Людовике XVII. В этом качестве он с 1793 г. пребывал со своим крохотным двором в Вероне, пользуясь гостеприимством правительства Венеции. Там и застало его известие о смерти Луи Шарля. Перемена в статусе поначалу принесла только моральное удовлетворение, осложнив и без того неустроенную жизнь. В 1796 г. Венеция по требованию французского правительства предложила "веронскому королю" покинуть ее пределы.
С этого времени для него начались скитания по Европе: 1797 г. - Бланкенбург в Пруссии; 1799 г. - Митава (нынешняя Елгава) в Латвии; 1801 г. - Варшава; 1805 г. - снова Митава. Таковы лишь основные этапы странствий Людовика XVIII, пока в 1808 г. он не обрел сравнительно спокойное пристанище в замке Хартвел в Англии. Каких только неприятностей не довелось ему испытать за это время - и унижение со стороны якобы дружественных правительств, использовавших беглого короля как карту в своих дипломатических играх, и стесненный быт живущего на благотворительность изгнанника (в Бланкенбурге, например, Людовик XVIII, как какой-нибудь мещанин, был вынужден снимать три комнаты в доме местного пивовара), и полная безысходность впереди: за годы эмиграции жизнь изменилась до неузнаваемости и Бурбоны выглядели какими-то реликтами, забытыми Богом и людьми. Но изредка выпадали на его долю и отрадные мгновения. К таковым, безусловно, относилась встреча Людовика XVIII с "тампльской сиротой" Марией Терезой, которая состоялась в Митаве 8 июня 1799 г., через восемь лет разлуки (в 1795 г. она - единственная из оставшихся в живых узников башни Тампль - была освобождена республиканцами и с тех пор неотлучно находилась при дворе своего, кузена австрийского императора Франца).
Все тревоги, все невзгоды разом отодвинулись в прошлое 5 апреля 1814 г. Около трех часов ночи в замок Хартвел прискакал гонец с долгожданным известием: "Сир, отныне Вы король!"
- "Разве я и раньше не был королем?"
- с этими словами Людовик XVIII отправился спать*. Это ответ человека, непоколебимо уверенного в своих династических правах на корону. Но Людовик XVIII вполне отдавал себе отчет, как непросто ему будет править в стране, где за четверть столетия его отсутствия выросло поколение людей, не знавших Бурбонов и не испытывавших к ним никаких добрых чувств, кроме, может быть, любопытства. Поражение монархии в 1789-1792 гг. послужило для него серьезным уроком. Пожалуй, единственный из Бурбонов, он твердо придерживался мнения: или монархия будет дополнена конституцией, или ее уже не будет никогда.

* Lever E. Louis XVIII. Р., 1988. Р. 333.

24 апреля Людовик XVIII высадился в Кале, откуда отправился в замок Сент-Уан. Здесь в ходе переговоров с делегацией Сената (одной из палат Империи) и был заключен имевший большое значение для всей Европы компромисс между Капетингом и представителями новой Франции: король царствует в силу божественного права, но своим подданным он дарует Хартию, ограничивающую его власть. Он оставляет за собой всю полноту исполнительной власти, а законодательную делит с двухпалатным парламентом. Палата депутатов формируется на основе цензового избирательного права, палата пэров назначается королем.
После долгих лет деспотизма Наполеона I Франция по своему государственному устройству приблизилась к уровню передовых государств того времени - Англии, США. Перед ней открылась возможность прекращения гражданских распрей и мирного эволюционного прогресса, обеспечиваемого механизмами разделения властей, парламентаризма, прав и свобод граждан. И не беда, что начало царствования Людовика XVIII оказалось не безоблачным - "Сто дней" Наполеона, волна белого террора, антиправительственные заговоры и т. д. После исторической эпохи внутренней и внешней войн, подавления свобод, насилия над личностью нельзя было ожидать от французов образцового правосознания. Да и сами правовые механизмы взаимоотношений граждан и государства еще только складывались. В 1817 г. был принят избирательный закон, по которому право голоса получило около 100 тыс. наиболее состоятельных граждан; в 1818 г. - закон о парламентском контроле над государственным бюджетом; в 1819 г. - весьма либеральный закон о печати и т. д. Если вспомнить к тому же, что с началом правления Людовика XVIII наступил долгожданный мир, были урегулированы споры с державами антифранцузской коалиции, быстро стабилизировалось положение в экономике, деформированной десятилетиями войн, то можно было с уверенностью предсказать благоприятное будущее новому режиму.
Достижениями своего правления Людовик XVIII не в последнюю очередь был обязан удачному выбору министров, среди которых особенно выделялся герцог Ришелье. Проницательный политик, талантливый администратор, он обладал большим управленческим опытом, приобретенным за годы эмиграции в должности генерал губернатора Новороссии. С его именем связаны почти все либеральные реформы первых лет Реставрации. Ришелье был инициатором и такой специфической меры, как реорганизация королевского двора.
Нет нужды доказывать, какое важное место занимал этот институт традиционной монархии. До 1789 г. двор представлял собой довольно обособленную часть правящей элиты, что подчеркивалось и формой одежды, и специальным этикетом. После революции, расколовшей элиту на враждующие фракции, сохранение двора в прежнем виде являлось уже вопиющим анахронизмом. К тому же опасным для монархии, что, между прочим, доказали "Сто дней". Суть реформы Ришелье как раз и состояла в том, чтобы превратить двор в инструмент консолидации правящей элиты вокруг законной династии. В 1820 г. часть придворных должностей была упразднена, часть- переименована, а их общее число сокращено. Но главное - широкий доступ к ним получили наряду с дореволюционным дворянством дворянство Империи и буржуазия. Однако реформа оказалась ограниченной: она затронула только личный двор Людовика XVIII, не коснувшись дворов остальных членов королевской семьи.

Проблема престолонаследия

Меры по консолидации правящей элиты, предпринятые в первые годы Реставрации, не были закреплены в дальнейшем. Правила замещения трона в наследственных монархиях, как известно, вносят элемент случайности и непредсказуемости в их развитие, что при неблагоприятных условиях грозит дестабилизацией режима. Жизненный опыт Людовика XVIII служит тому подтверждением. Брат-погодок Людовика XVI, он был первым в ряду потенциальных наследников короля, пока у того не родился сначала один (вскоре умерший), затем другой сын (будущий Людовик XVII). После казни Людовика XVI граф Прованский снова стал кандидатом номер один. Как ни парадоксально звучит, революция помогла ему реализовать свои права на корону. Но когда Людовик XVIII занял наконец трон, проблема престолонаследия еще более осложнилась.
Людовик XVIII был бездетен и лишен надежды когда-либо иметь детей. Его брак с Марией Жозефой Луизой Савойской, которая умерла в 1810 г., был чистой формальностью. Наибольшими правами на корону обладал его младший брат граф д'Артуа. Но к моменту возвращения во Францию оба они были уже немолоды - одному исполнилось 59, другому - 57 лет. Никакой уверенности в том, что Людовик XVIII успеет передать корону своему брату, не могло быть. К тому же сам он, по-видимому, этого не желал, не видя в брате, с которым расходился в политических мнениях, достойного продолжателя начатого им дела созидания конституционной монархии. Правда, у последнего было двое сыновей. К старшему, Луи Антуану, герцогу Ангулемскому, стоявшему вторым в списке вероятных наследников, Людовик XVIII явно благоволил, называя его в кругу близких "надеждой" и видя в нем своего единомышленника. Но тот, как и старый король, был бездетен. А младший сын графа д'Артуа, Шарль Фердинанд, герцог Беррийский, в феврале 1820 г. был убит фанатиком-бонапартистом Лувелем. Линия Бурбонов вообще могла прекратиться на герцоге Ангулемском, если бы через шесть месяцев после гибели своего мужа Мария Каролина, герцогиня Беррийская, не родила сына Генриха, прозванного "дитя чуда". Таким образом, за продолжение династии можно было пока не беспокоиться, зато непосредственное будущее монархии внушало серьезную тревогу.
В начале 20-х гг. здоровье короля, давно страдавшего от подагры, резко ухудшилось. Его совсем перестали слушаться ноги, и отныне все время он проводил в большом кресле-каталке, за что насмешники тут же его окрестили "королем-кресло". Особенно ужасен был последний год жизни Людовика XVIII, когда ему, как младенцу, недоставало сил держать голову, а его обезображенное язвами тело заживо разлагалось, источая запах тления. 16 сентября 1824 г. Людовик XVIII испустил последний вздох.

Последний Бурбон на троне

Корону под именем Карла Х унаследовал граф д'Артуа. Не слишком усердный в науках, легкомысленный и упрямый, склонный к мимолетным увлечениям, но и способный на серьезную привязанность, новый король во многих отношениях был противоположностью своему более основательному и благоразумному предшественнику. Летом 1789 г. граф д'Артуа в спорах с Людовиком XVI настаивал на самых решительных мерах против своевольных депутатов третьего сословия. При этом он настолько скомпрометировал себя, что немедленно после падения Бастилии был вынужден податься за границу. Вокруг него и стала группироваться контрреволюционная эмиграция. Он был непременным организатором и участником всех основных ее военных акций против революционной Франции - кампании 1792 г., высадки десанта на полуострове Киберон и экспедиции в Вандею 1795 г. Поражение монархической контрреволюции заставило его умерить пыл. Он поселился в Англии, где и жил до 1814 г.
Граф д'Артуа был женат на Марии Терезе Савойской, сестре жены Людовика XVIII, но своим вниманием ей не докучал. Исключительное место в его жизни принадлежало другой женщине - графине де Поластрон, двоюродной сестре герцогини Полиньяк, фаворитки Марии Антуанетты. Связь с ней, без преувеличения, определила судьбу будущего короля. Перед своей смертью в 1805 г. мадам де Поластрон взяла с него слово, что он прекратит разгульную жизнь, которую до сих пор вел, и обратится к Богу. С этого времени граф д'Артуа стал ревнителем нравственности и благочестия, попав под влияние духовника своей бывшей любовницы аббата Латиля.
Граф д'Артуа активно участвовал в восстановлении монархии. В марте 1814 г. он вел переговоры с союзниками, а 12 апреля въехал в Париж ив течение нескольких дней до прибытия Людовика XVIII управлял Францией в качестве наместника королевства. Вот когда в полной мере обнаружились его политические расхождения с королем. Он считал чрезмерными те политические уступки, на которые пошел Людовик XVIII ради возвращения трона, и по существу возглавил оппозицию режиму конституционной монархии справа, известную как партия ультрароялистов. Его действия в оппозиции не оставляли места для иллюзий относительно характера будущего правления.
Но поначалу Франция оказала вполне доброжелательный прием новому королю. Слишком свежа была в памяти грустная картина агонизирующего на троне Людовика XVIII, чтобы французы не испытали чувства облегчения, даже радости, при виде этого полного величия и энергии человека. Молва наградила его лестным прозвищем - король-рыцарь. Даже у либералов, стоявших в оппозиции слева к монархии Бурбонов, Карл Х поначалу не вызывал аллергии: одним из первых его шагов в области внутренней политики стала отмена цензуры печати.
Но чуда не произошло. В следующие полтора-два года Карл Х предпринял такие меры, которые ущемляли коренные интересы или убеждения широких слоев населения, в том числе и значительной части правящей элиты. Из армии уволили 250 наполеоновских генералов; закон о святотатстве карал смертной казнью за осквернение святых даров; закон о так называемом миллиарде для эмигрантов (т. е. возмещение ущерба тем, кто в годы революции бежал из страны) оскорблял патриотические чувства большинства французов, разделивших судьбу родины во время революции. Была распущена Национальная гвардия; предпринимались попытки восстановить право первородства (старшинства) при разделе наследства, нарушающие принцип гражданского равенства, и провести "вандальские законы" против свободы печати. Эти, а также другие подобные действия короля и руководимого им правительства привели к расколу в правительственном лагере. Часть консервативной партии под давлением общественного мнения перешла в оппозицию. Страна приближалась к политическому кризису.
Предотвратить его можно было конституционными методами. Для этого было достаточно, чтобы Карл Х пошел навстречу требованиям оппозиции. Но такая политика ему глубоко претила. Он осознавал себя монархом по милости Бога, а не по воле французской нации, а потому и не считал себя связанным в действиях ее мнением. Фактически он отказался от политического наследия Людовика XVIII, который пытался соединить - и на первых порах небезуспешно - божественное право королей с конституционным правом нации. Карл Х предпочитал видеть в Хартии лишь одну из традиционных "вольностей", даруемых королем своим подданным. Он избрал путь отказа от компромисса 1814г., не представляя, что тем самым подрывает политическую основу монархии.
Глубоко символично, что Людовик XVIII за десять лет своего правления так и не выбрал времени для церковной коронации, хотя до него практически не было случая, чтобы король уклонился от таинства миропомазания. Весьма вероятно, что он опасался стать королем "в большей мере", чем того хотели французы. Иначе повел себя Карл X. Стремясь подчеркнуть богоданность своей власти, он короновался 29 мая 1825 г. в Реймском соборе.
Эта средневековая церемония произвела гнетущее впечатление на общество. Значительную его часть шокировал вид Карла X, распростертого ниц перед алтарем. Нелепо выглядел он и тогда, когда в соответствии с древним обычаем обходил ряды золотушных больных, осеняя их крестом и приговаривая: "Король коснулся тебя, Бог тебя исцелит!" (Из 121 больного, которого Карл Х таким образом пользовал, пятеро действительно исцелились.) Многих покоробила и нарочитая роскошь многодневного торжества, собравшего в Реймсе всю столичную знать, дипломатический корпус и многочисленных гостей из разных стран. А праздничное убранство древнего собора, напоминавшее мишуру театральных декораций, вызывало откровенную насмешку. "Где моя ложа?" - слышалось в заполнявшей его толпе*.
На выборах в палату депутатов 1827 и 1830 гг. либеральная оппозиция дважды подряд одержала убедительную победу. Политический кризис достиг величайшего накала. И тогда Карл Х своими действиями ускорил развязку. В августе 1829 г. он назначил правительство во главе с герцогом Жюлем де Полиньяком. Новый глава правительства принадлежал к семье, к которой Карл Х издавна питал привязанность (Жюль был сыном известной фаворитки Марии Антуанетты), но которая еще с дореволюционных времен была крайне непопулярна во Франции. Перед новым правительством Карл Х поставил задачу восстановления королевского абсолютизма.
Во исполнение его воли и появились знаменитые ордонансы 25 июля 1830 г. об отмене свободы печати, роспуске палаты депутатов, повышении избирательного ценза и назначении новых выборов в палату. Можно подивиться самонадеянности правительства - оно не отдало никаких распоряжений на случай массовых беспорядков в столице. Сам Карл X, подписав ордонансы, со спокойной совестью уехал на охоту.
Что из этого получилось, хорошо известно. Протест журналистов и печатников, потерявших работу на основании ордонансов, получил массовую поддержку. На улицах собрались толпы возмущенного люда, которые уже 27 июля стали вооружаться и строить баррикады. Спустя два дня Париж полностью оказался во власти повстанцев. Карл X, пребывавший вместе с семьей сначала в замке Сен-Клу, затем в Рамбуйе, до последнего момента не отдавал себе отчета в происходящем. Прежний опыт (в молодости он был свидетелем восстания 14 июля 1789 г.) его так ничему и не научил. Лишь в ночь с 29 на 30 июля он наконец дал согласие на отставку правительства Полиньяка и отмену ордонансов. Но деятели либеральной оппозиции, верховодившие в Париже, попросту отмахнулись от него. Оставленный всеми, 2 августа Карл Х подписал отречение от престола в пользу своего малолетнего внука.

* Ardisson Th. Louis XX: contre-enquete sur la monarchic. P, 1986. P. 130.

Непросто подвести итог 16 лет правления Бурбонов. Действительно, в конце этого периода Франция была страной во всех отношениях более благополучной, чем в начале. Приметы общего подъема наблюдались в промышленности, сельском хозяйстве, технике, науке, не говоря уже о литературе и искусстве, для которых Реставрация была едва ли не золотым веком. Немалая заслуга в том принадлежала Бурбонам, которые обеспечили стране минимум условий для плодотворной созидательной деятельности - мир и относительно высокий уровень гражданских и политических свобод. Но Бурбоны не сумели до конца использовать тот шанс, который предоставила им история в 1814 г. Вместо того чтобы уверенно повести страну по пути развития парламентаризма, укрепления конституционных прав и свобод граждан, они, особенно в правление Карла X, своими недальновидными действиями способствовали разгоранию гражданских распрей.

Самое короткое царствование

Отрекаясь в пользу внука при живом и дееспособном сыне, Карл Х нарушил главное правило престолонаследия. Но мотивы его поступка можно понять, К моменту подписания Карлом Х отречения стал известен новый правитель Франции - Луи Филипп, герцог Орлеанский. Палаты избрали его наместником королевства. Герцог Орлеанский пользовался мощной поддержкой лидеров либеральной партии, восторжествовавшей в результате восстания 27-29 июля, которые открыто прочили его на королевский трон. Рассчитывать на победу с ним законный наследник короны Луи Антуан, герцог Ангулемский, явно не мог.
В 1830 г. герцогу Ангулемскому исполнилось 55 лет. В раннем детстве, до рождения первенца Людовика XVI в 1781 г., Луи Антуан занимал особое положение при дворе - он обеспечивал продолжение династии. После штурма Бастилии граф д'Артуа увез его вместе с братом за границу. Слишком юный, чтобы с оружием в руках сражаться против революционных армий, Луи Антуан некоторое время вместе с младшим братом Шарлем Фердинандом воспитывался при дворе своего деда по матери, сардинского короля Виктора Амедея III, пока в 1797 г. его не вызвал к себе Людовик XVIII. Предвидя возможность перехода короны к старшему сыну графа д'Артуа, эмигрантский король решил готовить его к многотрудной миссии. Так Луи Антуан вновь, уже в сознательном возрасте, оказался надеждой династии.
Еще в эмиграции определились симпатии Луи Антуана к устройству государственной власти по образцу английской конституционной монархии. Поэтому он в отличие от своего отца одобрил политику Людовика XVIII в 1814 г. и с тех пор не раз оказывал ему ценные услуги. Так было в разгар белого террора, последовавшего за наполеоновскими "Ста днями", когда герцог Ангулемский, стараясь охладить пыл ультрароялистов, отправился в миротворческую поездку по стране, во время которой провозглашал тосты за Хартию и короля. Так было и в период дипломатических осложнений, связанных с революционными событиями на Апеннинском и Пиренейском полуостровах, когда герцог Ангулемский с чувством превосходства наставлял на путь истинный незадачливых королей Испании, Португалии, обеих Сицилий, Сардинии, обучая их искусству управления подданными в духе конституционной монархии "по-бурбонски". Особую известность ему принес военный поход 1823 г. в Испанию, когда он во главе 100-тысячного войска сначала без единого выстрела занял Мадрид, а затем штурмом укреплений на полуострове Трокадеро овладел Кадиксом, вернув трон Фердинанду VII.
Кто знает, как развивались бы события, если бы после смерти Людовика XVIII новым королем Франции стал герцог Ангулемский. Но по закону корона перешла к Карлу X. И герцог Ангулемский стал не более чем тенью своего венценосного отца. Получив титул дофина и место в Государственном совете (высшем органе управления при короле), он своим молчанием поддерживал политику правительства. Одного этого было достаточно, чтобы распрощаться с надеждами на сколько-нибудь широкую поддержку его кандидатуры на трон. Но имелось еще одно обстоятельство, поставившее герцога Ангулемского в более чем непростые отношения с общественным мнением. Он был женат на "тампльской сироте" Марии Терезе. Их супружеский союз, поспешно заключенный в Митаве в 1799 г., был продиктован волей Людовика XVIII. Последний вряд ли предполагал, что тем самым он не только определяет будущее своего любимого племянника, но и взваливает на него тяжкий крест. Мария Тереза, которая оказалась в тюрьме в возрасте четырнадцати лет и пережила там гибель всех находившихся с ней родных, вряд ли была парой Луи Антуану, довольно нескладному, по видимости издерганному человеку, которого за угловатость и порывистость движений за глаза называли "испорченным автоматом" (по аналогии с механическими куклами, в свое время вызвавшими фурор). Во всяком случае, их брак оказался бездетным, как подозревали многие, по причине взаимной холодности супругов. В мнении современников герцог Ангулемский всегда - при всех своих личных достоинствах и недостатках - оставался прежде всего мужем дочери казненного короля. Она была вечным укором, живым напоминанием о кровавых событиях недавнего прошлого. Да и сам облик Марии Терезы не располагал к благодушию. Мужеподобная и неулыбчивая, она, казалось, всегда носила траур по своим замученным близким. Не случайно в народе называли ее "Мадам Злопамятность". Разумеется, мало кто во Франции мечтал увидеть ее королевой.
Карл X, подписав отречение в пользу внука, потребовал и от своего сына поступить так же. Можно представить себе чувства герцога Ангулемского, всю сознательную жизнь готовившегося принять корону и в решающий момент вынужденного от нее отказаться. Но те несколько минут, пока он не подписал отречение, формально он считался королем. Он и вошел в историю династии под именем Людовика XIX, поставив печальный рекорд самого короткого царствования.

Короли-изгнанники

Своим отречением Карл X и Людовик XIX выдвинули на роль спасителя монархии 10-летнего герцога Бордоского, ставшего законным королем Генрихом V. Мог ли он завоевать симпатии народа? Генрих был единственным из живущих представителей династии, на ком не лежала тень контрреволюционного и эмигрантского прошлого. А трагические обстоятельства его рождении способны были вызвать к нему сочувствие. Родители Генриха особой антипатии не внушали. Шарль Фердинанд, герцог Беррийский, злодейски убитый в 1820 г., вел легкомысленный образ жизни и не вмешивался в политику. Под стать своему супругу была и Мария Каролина, дочь неаполитанского короля. Современники удивлялись ее неутомимости в светских развлечениях. Парижане долго помнили балы, которые она стала давать, сняв траур, например "турецкий бал" в 1828 г. или "бал Марии Стюарт" в 1829 г. Словом, Генрих вполне был способен поправить подпорченную репутацию Бурбонов.
Но суть интриги, затеянной старшим поколением Бурбонов вокруг имени наследника, заключалась в другом: они решили ценой учреждения регентства сохранить трон за династией. Герцог Орлеанский не только был признан ими в качестве наместника королевства, но в подписанном ими отречении содержалось прямое распоряжение ему объявить Генриха V новым королем. Однако герцог Орлеанский, сообщив палатам об отречении короля и дофина, ни словом не обмолвился об этом распоряжении.
Попытка удержаться на троне провалилась. Перед Бурбонами вновь пролег до боли знакомый путь на чужбину. 15 августа 1830 г. в Шербуре они оставили французскую землю, которую большинство из них никогда уже не увидели. Они нашли убежище в Англии: сначала - в замке Лулуорт, который снимали у частного лица, а затем - в замке Холируд, пустовавшей резиденции английских монархов в Эдинбурге. Но здесь им было неуютно: то ли их преследовал призрак несчастной Марии Стюарт, то ли слишком досаждали туристы, а может быть, просто раздражал климат этих мест. Осенью 1832 г. Бурбоны переехали в Прагу, где австрийский император отвел им часть своего дворца в Градчанах. Наконец, в 1836 г. они перебрались в небольшой городок Герц (ныне - Гориция в Италии), где и обосновались окончательно, выезжая летом в поместье Кирхберг в окрестностях Вены.
Странную, даже экзотичную картину являла собой эта семья, в которой одновременно насчитывалось три короля. Карл X, хотя и подтвердил по отъезде в эмиграцию отречение в пользу внука, продолжал считать себя королем. Людовик XIX, со своей стороны, относился к документу, подписанному в Рамбуйе, как к клочку бумаги, не имеющему законной силы. Но формально они не оспаривали прав Генриха V. Такая неопределенность болезненно отозвалась в рядах роялистов-легитимистов. Часть из них сохранила верность Карлу X, другие - поддержали в качестве законного короля Генриха V. Так партия сторонников легитимной монархии раскололась на два крыла - "карлистов" и "анрикэнкистов". Лишь смерть Карла Х в 1836 г., заразившегося холерой при переезде в Герц, положила конец этому расколу. Что касается Людовика XIX, то он после смерти отца официально принял титул короля, но с обязательством передать его своему племяннику тотчас по восстановлении монархии Бурбонов.
Еще не улеглось смятение в рядах легитимистов, вызванное расколом, как удар по престижу Бурбонов своими эксцентричными действиями нанесла герцогиня Беррийская. Вознамерившись силой вернуть корону сыну, она в апреле 1832 г. высадилась с горсткой сторонников на побережье Франции близ Марселя, чтобы поднять роялистское восстание и двинуться походом на Париж. Потерпев неудачу, она пробралась в Вандею и повторила попытку - с тем же успехом. Несколько месяцев она скрывалась в Нанте, пока не была арестована и заключена в замок Блэ близ Бордо. Закончилась героическая эпопея в стиле фарса. В тюрьме герцогиня Беррийская родила девочку. Луи Филипп заставил ее официально засвидетельствовать факт рождения у нее дочери. Герцогиня Беррийская призналась, что заключила тайный брак с неаполитанским графом Луккези-Палли. Скандализированные Бурбоны отреклись от нее, запретив впредь видеться с сыном*.

*Castrie de. Le grand refus du comte de Chambord. P, 1970. P. 34-36.

С этого времени воспитанием Генриха занималась Мария Тереза. Можно догадаться, как это отразилось на личности подростка. От опеки близких Генрих избавляется лишь после смерти деда. Он быстро добивается успеха в свете, несмотря на то что несчастный случай на всю жизнь сделал его хромым. Растет и его популярность среди роялистов. Он предпочитает пользоваться не громким именем Генриха V, а весьма почетным, но более скромным титулом графа Шамбора по названию старинного королевского замка в долине Луары, выкупленного на деньги, собранные по подписке, и подаренного ему роялистами. После смерти Людовика XIX в 1844 г. он становится единственным законным претендентом на трон. Тогда же он вместе с теткой переезжает в замок Фросдорф (неподалеку от города Винер-Нейштадт), который отныне становится его резиденцией. Здесь в 1851 г. умирает Мария Тереза - последняя представительница того поколения Бурбонов, которое пережило бурю конца XVIII в.
Революция 1848 г. предоставила Генриху V долгожданную возможность вернуть трон. О ее реальности говорит хотя бы тот факт, что в Законодательном собрании Второй республики (1848-1852) большинство мест принадлежало монархистам, в том числе и сторонникам Бурбонов. Выставь граф Шамбор свою кандидатуру на пост президента республики, кто знает, как разделились бы голоса избирателей, отдавших предпочтение представителю династии Бонапартов. Однако Генрих V оказался достойным воспитанником дочери Людовика XVI - реализацию своего божественного права он ни при каких условиях не мог поставить в зависимость от результата выборов. Провозглашение империи в 1852 г. снова вернуло его к рутинной жизни короля-изгнанника.

ОРЛЕАНЫ

Звездный час младшей ветви королевской династии настал 7 августа 1830 г., когда палата депутатов, предварительно объявив трон вакантным, предложила его Луи Филиппу, герцогу Орлеанскому, и его потомкам по мужской линии в порядке первородства. Через два дня состоялась церемония гражданской коронации: герцог Орлеанский принял присягу на верность конституции, подписал Хартию, после чего ему были вручены королевские регалии. Отныне он именовался Луи Филиппом I, "королем французов".
Столь необычная церемония возведения на трон, противоречившая вековым традициям династии, о которых совсем недавно напомнил Карл X, символизировала важную перемену в характере режима конституционной монархии по сравнению с периодом Реставрации. Хотя его основные составляющие - король, Хартия, палаты - оставались неизменными, их относительная роль изменилась. Власть короля отныне основывалась не на божественном праве, а на суверенитете нации, Хартия рассматривалась в качестве договора между французским народом и свободно избранным им королем, который теперь обязан был уважать конституционные права и свободы граждан. Не случаен был и выбор имени короля. Чтобы подчеркнуть новое качество королевской власти, не годились отдельно взятые имена ни Людовик, ни Филипп, слишком уж отдававшие нафталином.
Следовательно, был сделан крупный шаг в направлении укрепления конституционного строя и перехода от наследственного к выборному способу передачи государственной власти. Возникла некая промежуточная между наследственной монархией и республикой форма государственности. Она несла неизгладимый отпечаток личности нового короля. Именно в его лице лидеры либерального движения приветствовали эту, по выражению Одилона Барро, "лучшую из республик" *.

Вина перед династией

Удивителен жизненный путь Луи Филиппа I. Сын Луи Филиппа Жозефа, герцога Орлеанского, и принцессы Луизы Марии Аделаиды де Пентьевр, он родился в 1773 г. и от деда унаследовал титул герцога Шартрского. Принц крови, близкий родственник короля ("Бурбон левой руки"), наследник богатейшего во Франции состояния, он, по всей вероятности, должен был разделить участь Бурбонов во время революции. Однако политическая метаморфоза его отца, открыто порвавшего с династией и под именем "гражданина Филиппа Эгалите" примкнувшего к левому флангу революционных сил, направила и его жизнь по другому руслу.
Несчастья, которые во время революции и сразу после нее обрушились на Бурбонов, в конечном счете постигли и Орлеанов. Филипп Эгалите, избранный членом Конвента, в январе 1793 г. проголосовал за казнь Людовика XVI. Но вскоре сам был осужден на смерть революционным трибуналом. Два его сына - герцог Монпансье и граф Божоле - оказались в тюрьме. Луи Филипп избежал ареста. С 1791 г. он находился в армии, сначала в чине полковника, потом - генерала. В кампанию 1792 г. он принимал участие в знаменитых сражениях при Вальми и Жемапе. После измены главнокомандующего французскими войсками генерала Дюмурье он, не долго думая, ушел за линию фронта, куда заблаговременно переправил и сестру Аделаиду (невольно дав повод для преследований революционными властями отца).

* Broglie G. de. L'orleanisme. La ressource liberate de la France. P., 1981. P. 266.

Окончательно разошедшись с революцией, Луи Филипп, однако, не примкнул и к роялистской эмиграции. Маршруты его странствий за границей поразительно не пересекаются с путями перемещений кочующего короля Людовика XVIII. До 1795 г. Луи Филипп вместе с сестрой и своей воспитательницей мадам Жанлис находился в Швейцарии, зарабатывая на жизнь уроками. Затем совершил поездку по Скандинавии. С 1796 г. путешествовал по США, где, между прочим, свел знакомство с Джорджем Вашингтоном. Здесь, в Америке, к нему присоединились оба брата, отпущенные на свободу правительством Директории (вскоре они умерли). Узнав, что его мать, с самого начала не одобрявшая политической деятельности мужа и расставшаяся с ним задолго до трагической развязки, нашла убежище в Испании, Луи Филипп отправился на Кубу в надежде получить от колониальных властей разрешение на въезд в метрополию, но безрезультатно.
В феврале 1800 г. Луи Филипп появился в Лондоне. Остался в прошлом "генерал Эгалите", громивший интервентов и роялистов. Он снова ведет себя как принц крови, законный обладатель титула герцога Орлеанского. Первое, что он сделал в английской столице, - в знак примирения с Бурбонами отправился с визитом к графу д'Артуа. Тот принял опального "кузена". В 1807 г. состоялось и его первое за восемнадцать лет свидание с Людовиком XVIII. Присутствовавшая на нем герцогиня Ангулемская упала в обморок при виде сына цареубийцы. Трудному возвращению Луи Филиппа в аристократическое общество помогла женитьба в 1809 г. на Марии Амалии, дочери низложенного Наполеоном неаполитанского короля, матерью которой была родная сестра Марии Антуанетты. Но как ни старался Луи Филипп загладить вину перед династией, роялисты относились к нему с неприязнью и подозрительностью.
Это ярко проявилось во время "Ста дней", когда Людовик XVIII потребовал от Луи Филиппа немедленного отъезда в Англию, где и продержал его в течение двух лет. Вернувшись на родину в 1817г., герцог Орлеанский сторонился политики, посвящая все силы и время восстановлению разваленного за четверть века состояния (в чем значительно преуспел). Потепление к себе двора он почувствовал только при Карле X, который предоставил ему почетный титул "королевского высочества", по статусу полагавшийся детям монарха.
Но высочайшая милость оказалась явно не ко времени. Во второй половине 20-х гг. взоры либералов все чаще обращались к главе младшей ветви династии. В нем они видели человека, который мог более последовательно проводить политику компромисса, столь многообещающе начатую в 1814 г. Их вдохновлял пример Англии, где "Славная революция" 1688 г. путем замены правящей династии привела к укреплению конституционного строя. Силой обстоятельств Луи Филипп был поставлен перед трудным выбором, который однажды уже погубил его отца и которого он лично, может быть, страшился. Во всяком случае, до последнего момента он демонстрировал верность Карлу Х и законной династии, хотя и не лишал надежд оппозицию. Он сделал свой ход лишь 31 июля 1830 г., когда партия по существу бьша сыграна.

Аристократ с внешностью буржуа

Легкость, с какой герцог Орлеанский взошел на трон, во многом объяснялась его несомненной популярностью в средних слоях общества, привычно называемых буржуазными (т. е. ни праздная аристократия, ни работники физического труда). Этой популярностью он во многом был обязан своему образу жизни, близкому и понятному тысячам его сограждан. Праздность и легкомысленные забавы были ему чужды. Поглощенный управлением своим огромным состоянием, он знал цену деньгам и времени. Экономный и расчетливый, он избегал показной роскоши. Его наследственный дворец Пале-Рояль был открыт для всех, кто в нем нуждался. В нарушение сословных - да и родовых - традиций герцог Орлеанский слыл образцовым супругом и отцом. Жена родила ему десятерых детей, из которых зрелого возраста достигли пять сыновей и две дочери. Такая плодовитость лишь подчеркивала контраст его семьи с Бурбонами, испытывавшими все возрастающие трудности с воспроизводством династии. Когда Луи Филипп выходил на прогулку под руку с женой и в окружении детей - такая картинка не могла не тронуть всякого добропорядочного буржуа*.
Этим привычкам герцог Орлеанский не изменил, став королем. Он словно задался целью опровергнуть все ходячие представления о величии королевской власти. Свидетельствует Виктор Гюго: "Он редко посещал обедню, не ездил на охоту и никогда не появлялся в опере. Не питал слабости к попам, псарям и танцовщицам, что являлось одной из причин его популярности среди буржуа. У него совсем не было двора. Он выходил на улицу с дождевым зонтиком под мышкой, и этот зонтик надолго стал одним из слагаемых его славы"**. Короче, Луи Филипп I вел себя не по-королевски, а так, как можно было ожидать от должностного лица, правящего на основании "договора" с нацией. Если взглянуть на его поступки с этой точки зрения, то логичным покажется и такой нетривиальный шаг: в противоречие с традициями наследственной монархии он не отдал свое личное имущество в государственную казну, а разделил между детьми, оставив себе право пользования им.

*Broglie G. de. Op. cit. P. 206-215.
**Гюго Д. Собр. соч.: В 15 т. М., 1954. Т. 7. С. 291.

Оборотной стороной личной популярности короля было заметное снижение престижа королевской власти. В правление Луи Филиппа I она утратила ореол таинственности и недосягаемости, который еще сохраняла при последних Бурбонах. На это чутко отреагировали художественные круги Франции. Рационализм и практицизм Июльской монархии не волновали воображение писателей и поэтов, которые в большинстве оказались весьма строги к ней, как, например, Стендаль в "Люсьене Левене". Среди немногих, кто замолвил за нее доброе слово, был Гюго.
Десакрализация королевской власти - закономерный процесс. И он не представлял бы опасности для Июльской монархии при условии ее внутриполитической стабильности и эффективного функционирования конституционной власти. Но оба эти условия отсутствовали. Июль 1830 года так и не стал во Франции аналогом "Славной революции". Он открыл собой новый период гражданских распрей, то и дело принимавших форму республиканских, бонапартистских и роялистских восстаний и заговоров. Положение усугубляли и социальные конфликты на почве пауперизма, ростом которого в рабочих кварталах ознаменовались первые успехи промышленной революции. Было бы несправедливо предъявить Луи Филиппу I счет за эти потрясения. Они были следствием глубинных противоречий общества, возникшего на развалинах старого порядка и впитавшего как положительный, так и отрицательный опыт конца XVIII - первой трети XIX в. Чтобы разрешить их, требовались время и усилия всего народа. Луи Филипп I, оказавшийся у власти в это неспокойное время, вынужден был доступными методами бороться за самосохранение режима. Как и большинство властителей в сходной ситуации, он не проявил особой изобретательности - на подавление беспорядков были брошены военная сила, репрессивное законодательство, грозившее карами за проведение уличных собраний, призывы к восстанию, создание политических ассоциаций, оскорбление короля, попытки изменить правление и т. д. К концу 30-х гг. он добился некоторого умиротворения страны.
С этого времени Луи Филипп I получил возможность продолжить либеральные реформы, прерванные в самом начале 30-х гг., когда были приняты законы о муниципалитетах. Национальной гвардии и выборах в палату депутатов. Последний вдвое снижал избирательный ценз и примерно в той же пропорции - приблизительно до 200 тыс. человек - расширял круг граждан, обладавших правом голоса. К продолжению реформ его побуждало и начавшееся в 1840 г. движение в поддержку демократизации избирательного закона, принявшее форму кампании банкетов (единственный разрешенный законом вид массовых манифестаций). Но даже самые умеренные предложения не получали одобрения короля.
Малочисленность корпуса избирателей, совпадавшего в основном с элитой "нотаблей", затормозила и развитие парламентаризма. В 1839 г. был принят первый в истории французского парламента регламент его работы. Но в нем не нашел отражения основополагающий принцип ответственности министров перед палатой депутатов. А далее произошел чуть ли не откат к худшим временам Реставрации. В 40-х гг. отчетливо проступили такие черты политического облика Луи Филиппа I, как властолюбие и презрение к низшим классам. Оказалось, что под внешностью буржуа скрывается аристократ, тайно исповедующий сословные предрассудки и, несмотря на присягу конституции, верящий в божественное происхождение своей власти. Абсолютистским наклонностям короля потакал его премьер-министр Франсуа Гизо, любивший повторять: "Трон - не свободное кресло"*. Их альянс отбросил мрачную тень на последние годы Июльской монархии. Путем фальсификации выборов, прямого или завуалированного подкупа избирателей и парламентариев они манипулировали палатами и по своему усмотрению решали почти все важные вопросы государственного управления. Такая практика, умаляя роль парламента в политической жизни, в конечном счете дискредитировала режим конституционной монархии.
Возможно, вслед за Реставрацией Июльская монархия вошла бы в историю как время упущенных возможностей, если бы не успех ее экономической политики. Он был тем более заслужен, что экономическое процветание провозглашалось приоритетной целью режима - вспомним знаменитый призыв Гизо к сторонникам избирательной реформы:
"Обогащайтесь посредством труда и бережливости и вы станете избирателями!" В 30-е, особенно 40-е гг. Франция вступила в полосу небывалого экономического подъема, которому правительство Луи Филиппа I немало содействовало рядом продуманных мер, в частности созданием транспортной инфраструктуры. В 1836 г. был принят закон о проселочных дорогах, а в 1842 г. - о железных дорогах, который способствовал резкому ускорению железнодорожного строительства. Это в свою очередь стимулировало развитие промышленности. Однако промышленный бум не только не укрепил режим, но даже обострил присущие ему противоречия. На его волне значительно усилился класс капиталистических собственников и. предпринимателей, все более тяготившихся всевластием "нотаблей" и требовавших продолжения либеральных реформ.

* Castrie de. Rois et reines de France. P., 1979. P. 310.

Культ Наполеона

Сойдя с пути реформ, Луи Филипп I незаметно оказался в положении Карла Х - с той только разницей, что либеральная оппозиция ему исходила не из стен парламента и даже не от вполне управляемых избирателей, а со стороны аморфной массы граждан, лишенных избирательных прав. Укрывшись за частоколом штыков и репрессивных законов, он мог повлиять на них еще только идеологическими средствами. Луи Филипп I, правда, был лишен возможности, подобно Карлу X, призвать на помощь традиционные монархические ценности - режим Июльской монархии был основан на их отрицании, да и сами эти ценности девальвировались. Зато мог использовать в своих интересах весьма полнокровную патриотическую традицию, зародившуюся в эпоху войн республики и Империи, тем более что он сам, как бывший революционный "генерал Эгалите", имел к ней прямое отношение.
Луи Филипп I всячески поддерживал свою репутацию защитника родины и "солдата свободы", а своим сыновьям предназначил военную карьеру. Его старший сын Фердинанд, носивший с 1830 г. титул герцога Орлеанского, уже в 15-летнем возрасте имел чин полковника, а в дальнейшем командовал корпусом Орлеанских стрелков. Он и его младшие братья (принц Жуанвильский в звании адмирала и герцог Омальский - генерала) отличились в войне за покорение Алжира.
Предъявив права на военно-патриотическую традицию конца XVIII - начала XIX в., Луи Филипп I оказался в двусмысленном отношении к наследию Империи. С одной стороны, бонапартизм с его претензиями на императорскую корону был опасным соперником орлеанизма. С другой - оба они находились в более или менее явной оппозиции к легитимизму. И кроме того, у них имелись общие корни. Многие военачальники Наполеона I вышли из поколения командиров "производства 1792 г.", к которому принадлежал и "генерал Эгалите". Со времени Реставрации Луи Филипп I поддерживал тесные отношения с "товарищами по оружию", несмотря на враждебное к ним отношение Бурбонов. После смерти Наполеона в 1821 г. немало видных бонапаристов открыто поддержали Ор-леанов. Примечательно, что во время коронации Луи Филипп принял королевские регалии именно из рук бывших военачальников Империи: Макдональ-да - корону, Удино - скипе тр, Мор-тье - меч и т. д. Двойственным оставалось отношение Луи Филиппа I к бонапартизму и на троне. Он решительно пресекал бонапартистские заговоры, но дорожил причастностью к славе "Великой эпохи" и сделал многое для возвеличения Наполеона I: превратил Версальский дворец в музей военной доблести, ввел в армии маршальские звания, назначил пенсии ветеранам наполеоновских войн и т. д. В беззастенчивую эксплуатацию памяти императора превратилась церемония возвращения на родину его праха в 1840 г. Насаждая культ Наполеона I, правительство Луи Филиппа I добилось, однако, не столько повышения авторитета Июльской монархии, сколько усиления бонапартизма, сошедшего было с политической сцены.

Падение Июльской монархии

Шанс на выход из тупика, в который Июльскую монархию завела политика стареющего Луи Филиппа I, оставляла перспектива перехода короны к его старшему сыну Фердинанду. Тот снискал популярность не только храбростью на поле боя, но и широтой либеральных идей, часто приводивших к размолвкам с отцом. Фердинанд был женат на Елене Мекленбург-Шверинской, которая вполне разделяла его взгляды и популярность. У них родилось двое сыновей: старший носил престижный титул графа Парижского, младший - герцога Шартрского. Будущее династии, таким образом, выглядело обнадеживающе, трудности монархии казались временными. Но случайная гибель Фердинанда 13 июля 1842 г. в результате дорожного происшествия спутала все карты. Наследником трона в порядке первородства стал граф Парижский, которому было всего четыре года. Естественно, возник вопрос о регентстве (Луи Филиппу I исполнилось 69 лет, а совершеннолетия наследника еще долго надо было ждать). И снова, в который раз за последние десятилетия, жесткие правила престолонаследия сыграли злую шутку с французской монархией. Они указали не на самого достойного и способного - а таковыми могли быть герцогиня Орлеанская или принц Жуанвильский, также исповедовавший либеральную веру, - а на старшего из оставшихся сыновей Луи Филиппа I - герцога Немурского, известного разве что консервативными убеждениями и политической негибкостью. В итоге монархия опять недосчиталась многих своих сторонников.
Ее дискредитацию довершила в 1847 г. серия скандалов, связанных с корыстными или аморальными поступками лиц, входящих в ближайшее окружение королевской семьи. Дом Орлеанов сошел с пьедестала прежде, чем был свергнут с трона. Достаточно оказалось неуклюжего запрета на проведение оппозиционного банкета 22 февраля 1848 г., чтобы Париж восстал, а Луи Филипп I поспешно отрекся от короны и 24 февраля в случайно нанятом экипаже бежал из столицы. Тем временем герцогиня Орлеанская вместе с детьми и в сопровождении герцога Немурского бросилась в палату депутатов, надеясь добиться признания своего сына королем. Но развернулись дебаты, прерванные лишь появлением в зале заседаний повстанцев, которые заставили депутатов провозгласить республику.
Июльская монархия пала без сопротивления. Не выступил в ее защиту даже могущественный вице-король Алжира герцог Омальский, в распоряжении которого имелись боеспособные войска. 3 марта он и принц Жуанвильский покинули Алжир и присоединились к семье экс-короля, которая нашла убежище в Англии. Здесь Орлеанам помог устроиться их родственник, бельгийский король Леопольд I, женатый вторым браком на дочери Луи Филиппа I Луизе (его сестра Виктория была замужем за герцогом Немурским, а один из племянников женат на другой дочери Луи Филиппа I - Клементине). От первой жены Леопольд I унаследовал замок Клермонт в окрестностях Лондона. Его он и предоставил в полное распоряжение семьи Луи Филиппа I, который здесь же и скончался 26 августа 1850 г.
Быстрое сползание республики 1848 г. к бонапартистской диктатуре и империи заставило Орлеанов отказаться от попыток заигрывания с наследником славы "великого императора" и снова пойти на сближение с Бурбонами. Правда, против этого возражали герцог Омальский, принцесса Клемен-тина и особенно герцогиня Орлеанская, не смирившаяся с потерей короны, которая по праву принадлежала ее сыну. Перевесило все же мнение королевы-вдовы Марии Амалии (она на 15 лет пережила своего супруга), герцога Немурского, особенно рьяно поддерживавшего альянс с Бурбонами (при короле Генрихе V он мог рассчитывать на пост премьер-министра), и его брата герцога Монпансье, женатого на сестре испанской королевы Изабеллы. Большие надежды они возлагали на визит герцога Немурского во Фросдорф 17 ноября 1853 г. С тех пор между обоими домами снова установились корректные родственные отношения. Однако попытка восстановить единство династии провалилась. Граф Шамбор не желал идти ни на какие компромиссы с Орлеанами, фактически настаивая на их отказе от политического наследия Июльской монархии*.
В 1858 г. умерла герцогиня Орлеанская. Она завещала сыну хранить верность либеральным убеждениям своего отца. Граф Парижский, может, и желал того, но рос он юношей нерешительным и нетвердым во взглядах. Поэтому он не мог не поддаться уговорам дядей, настойчиво советовавших понравиться своему "кузену". Впрочем, из-за неуступчивости графа Шамбора вопрос о единстве династии на долгие годы вообще был снят с повестки дня. И единственное, чем проявил себя за это время граф Парижский, было участие в гражданской войне в США на стороне северян.

БОНАПАРТЫ

Среди французских монархов XIX в., без сомнения, самым знаменитым является "император французов" Наполеон I. По сей день изумляет стремительное восхождение на вершину власти этого человека, всем обязанного своим незаурядным способностям, да еще времени, в которое ему довелось жить, - времени тем более благоприятного для честолюбцев, чем менее они были связаны в своих замыслах нравственными императивами.

*Castrie de. Le grand refus du comte de Chambord. P. 85,89.

Начало карьеры

Наполеон Бонапарт родился в Аяччо на Корсике 15 августа 1769 г. в семье небогатого дворянина Карло Марии Буонапарте и Петиции (урожд. Рамолино). Он был вторым сыном в многодетной семье, насчитывавшей еще четверых мальчиков (Жозеф, Люсьен, Луи и Жером) и трех девочек (Элиза, Полина и Каролина) - все они в дальнейшем прославились благодаря своему брату. В 16 лет Наполеон закончил артиллерийское училище в Бриенне и в чине младшего лейтенанта получил назначение в провинциальный гарнизон. Кто бы предсказал, какое будущее ему было уготовано, если бы не грянула революция. Впервые его способности заметили и вознаградили в 1793 г. при осаде захваченного англичанами Тулона, за взятие которого он получил звание бригадного генерала. Однако слишком тесная связь с якобинцами, в частности с братом Максимилиана Робеспьера - Огюстеном, едва не стоила ему военной карьеры после переворота 9 термидора. Тем не менее беспокойная, изобиловавшая крутыми поворотами жизнь революционной Франции вновь предоставила Наполеону случай отличиться. 5 октября 1795 г. он по поручению Конвента подавил роялистский путч в столице. За это его произвели в дивизионные генералы и назначили главнокомандующим Внутренней армии. Отныне Бонапарт - влиятельное лицо в политических кругах Парижа.
К этому времени относится и начало его романа с Жозефиной Богарне, с которой он в марте 1796 г. вступил в гражданский брак. Его жена была шестью годами старше. Родилась она на Мартинике в креольской семье. В 1780 г. ее привезли во Францию и выдали замуж за виконта Александра де Богарне, от которого она родила сына Евгения и дочь Гортензию. Во время революции виконт стал депутатом Учредительного собрания, и судьба его, увы, была типична для той эпохи: в 1794 г. он закончил жизнь на эшафоте. Вдова не долго горевала и предалась довольно рассеянной жизни, которая в конечном счете свела ее с могущественным членом Директории - Полем Баррасом. Тем самым, который покровительствовал на первых порах Наполеону и был рад выдать за него замуж прискучившую любовницу. Молодой генерал, очевидно, не питал особых иллюзий относительно своей супруги, которая в первые годы их брака изменяла ему направо и налево: неподдельная страсть заставляла его на многое смотреть сквозь пальцы. Несомненно, однако, что влияние Жозефины в какой-то мере помогло неопытному в политике Бонапарту.

Первый консул

Героем дня и кандидатом в диктаторы Бонапарта сделали искрометные, захватывающие дух победы руководимой им армии в итальянской кампании 1796-1797 гг. и почти фантастическая, вошедшая в легенду экспедиция в Египет в 1798-1799 гг. Вернувшись из нее, Бонапарт осуществил 9-10 ноября 1799 г. (18-19 брюмера VIII года по революционному календарю) государственный переворот, сделавший его фактически единоличным правителем Франции. Диктатуру первого консула (номинально его соправителями являлись еще два консула) закрепила конституция VIII года.
Государственный переворот, доставивший Бонапарту неограниченную власть, называется обыкновенно переворотом 18 брюмера, хотя на самом деле он был только начат 18-го. Решающее событие произошло 19 брюмера, когда в час дня в замке Сен-Клу открылись заседания Совета пятисот и Совета старейшин. Бонапарт рассчитывал, что оба Совета без промедления вотируют декреты, вручающие ему власть, и тихо разойдутся. Но время шло, а народные избранники медлили с решением. И тогда Бонапарт лично вмешался в дебаты. Однако этот парламентский эксперимент чуть было не закончился для него трагически. Если в Совете старейшин ему просто нагрубили, то в Совете пятисот под гневные крики: "Долой разбойника! Долой тирана! Вне закона!" - изрядно намяли бока, и, если б не несколько дюжих гренадеров, поспешивших на помощь, еще не известно, чем бы закончилась история. Бонапарт, придя в себя после ужасной сцены, принял решение разогнать Совет силой. Раздался грохот барабанов, и гренадеры, предводительствуемые Мюратом, вошли в зал заседаний*.
Несмотря на безграничное властолюбие, в 1799 г. Бонапарт вряд ли помышлял о короне. Первоначально он руководствовался не готовой концепцией власти, а политическим оппортунизмом. Франция, растерзанная гражданскими распрями и истощенная войной, нуждалась в просвещенном деспотизме постреволюционного (т. е. учитывающего результаты революции) образца. Этой объективной необходимости Бонапарт в значительной мере удовлетворял. В короткий срок он добился решающих побед в войне с Австрией и Англией, подписав с ними в 1801-1802 гг. весьма выгодные для Франции мирные договоры. Быстро и решительно он расправился с противниками внутри страны. Как только подвернулся предлог, он сослал на Сейшельские острова несколько десятков авторитетных якобинцев, силой регулярной армии подавил движение шуанов в Бретани. Вместе с тем Бонапарт объявил амнистию эмигрантам, открыв дверь для примирения с частью роялистов. Он добился того, что оказалось не под силу его предшественникам, - устранил непосредственную угрозу реставрации Бурбонов, поначалу с надеждой взиравших на саморазрушение республики.

*См.: Тарле Е. В. Наполеон. М., 1991. С. 70-77.

Без промедления первый консул занялся реконструкцией экономики, правовой системы и государственного управления. Один перечень преобразований занял бы много места. Упомянем лишь глубокую реформу финансовой системы, включая создание Французского банка и укрепление новой денежной единицы - франка, административную и судебную реформы, подготовку нового гражданского кодекса (вошедшего в историю под названием "Кодекс Наполеона"), который закрепил перемену в общественных отношениях, происшедшую под влиянием революции конца XVIII в. Эти преобразования не только стабилизировали общество, но, по существу, заложили институционные основы капиталистической цивилизации XIX в.

Император французов

Мысль о том, чтобы придать своей диктатуре некоторую респектабельность, овладевала Бонапартом постепенно и не без влияния бывших конституционных монархистов, находившихся в его окружении, таких, как Шарль Морис Талейран. Окончательное решение созрело около 1802 г., когда первый консул потребовал продления своих полномочий, а затем - объявления себя пожизненным консулом. Наконец 18 мая 1804 г. Бонапарт добился провозглашения себя императором. Правда, новоявленная монархия еще некоторое время несла "родимые пятна" республики. Так, конституция XII года формально не отменила республиканский строй. Она лишь предоставила императору "управление республикой", требуя от него "уважать и заставлять уважать равенство прав, политическую и гражданскую свободу" граждан. Только с 1808 г. французское государство стало официально именоваться империей. Сохранялись и некоторые республиканские учреждения: всеобщее избирательное право, законодательные палаты. Однако они не играли существенной роли, оставаясь ширмой самовластия, или использовались только в той мере, в какой это было выгодно режиму.
Законодательная власть была полностью подчинена исполнительной, сосредоточенной в руках императора. При отсутствии разделения властей, разумеется, ни о каком парламентаризме не могло быть и речи. Реально не применялось и всеобщее избирательное право. Лишь изредка проводились плебисциты, на которых граждане лишь отвечали "да" или "нет" на поставленный вопрос (отсюда определение империи как плебисцитарной монархии). Голосование было открытым, что создавало властям идеальные условия для давления на избирателей. Например, в 1804 г. на вопрос о наследственной власти императора из более чем 3,5 млн человек, принявших участие в плебисците, отрицательно ответили лишь около 2,5 тыс.
Бонапарту не нужны были граждане, сознающие свои интересы. Ему было достаточно аффективной поддержки подданных, что в общем соответствовало харизматическому типу его диктатуры, опиравшейся не только на штыки, но и на его славу великого полководца и защитника родины, а также на безотчетное доверие, которое он внушал сотням тысяч своих соотечественников. Бонапартистский режим делал ставку не на разум, а на эмоции подданных.
Не нуждаясь в гражданах, свободных в своем выборе, Бонапарт уничтожил и остатки политических свобод. Настоящую войну он объявил прессе, видя в ней главный бич режима. Газетам запретили касаться широкого круга политических тем. Вскоре большинство из них вообще закрыли, а оставшиеся - четыре в столице и по одной в департаментах - оказались под пятой властей. Это затруднило как формирование, так и свободное выражение общественного мнения. Правительство стало полагаться на профессионалов подглядывания и подслушивания, чьими услугами охотно пользовался сам Бонапарт. Ему принадлежит сомнительная заслуга образования министерства полиции. При его поддержке это министерство приобрело огромный вес в государстве, что в сочетании с тысячами политических узников и граждан, поставленных под гласный надзор властей (еще одно изобретение эпохи!), придавало бонапартистскому режиму ярко выраженный полицейский характер. В то же время страх перед общественным мнением и чрезмерное доверие к полиции свидетельствовали о неуверенности Бонапарта в прочности своего правления.
В том и состоял смысл провозглашения империи, чтобы посредством традиционных институтов монархии укрепить бонапартистскую диктатуру. Были воскрешены, казалось, навсегда отвергнутые революцией принципы государственно-общественного устройства. Но это не означало возврата к старому порядку. Монархические одеяния лишь прикрывали плебисцитарную диктатуру Бонапарта, не изменяя ее существа.
Одним из первых был возрожден принцип божественного происхождения монаршей власти. Согласно конституции XII года, Бонапарт объявлялся императором французов "милостью Божией и в силу конституции"*. 2 декабря 1804 г. в соборе Парижской богоматери состоялась неслыханно пышная коронация Наполеона I, которую возглавил специально приглашенный для этой цели папа Пий VII. Но Бонапарт не был бы собой, если бы не придал этой древней церемонии несколько иной символический смысл. Приняв благословение папы, он собственноручно возложил на себя императорскую корону, а на Жозефину - диадему.

*Собуль А. Первая республика, 1792-1804. М.. 1974. С. 359.

На вершине могущества

С провозглашением империи был официально учрежден и двор Наполеона I. В основном он строился по образцу двора последних Бурбонов, что не исключало и некоторого своеобразия в этикете, мундирах, иерархии должностей. Да и располагался он в бывших королевских дворцах и замках - Тюильри, Фонтенбло, Сен-Клу и др. Лишь Версальский дворец не мог принять императорский двор: во время революции он был превращен в музей и требовал длительного ремонта. Даже цивильный лист был установлен в размере 25 млн франков, что почти достигало суммы, выделенной двору
Людовика XVI в 1791 г. Но между прежним и нынешним дворами были немаловажные различия. Королевский был более светским, непринужденным и семейным, тогда как императорский - более чиновным, деловым и официальным. Бросалось в глаза и значительное преобладание в нем военных над гражданскими лицами.
Функцию связующего звена между императором и нацией, кроме двора, должно было выполнять и новое дворянство, к созданию которого Наполеон I шел постепенно. Одним из первых шагов к этому явилось образование в 1802 г. Почетного легиона, члены которого удостаивались этой чести за заслуги перед императором и вознаграждались окладами, льготами и преимуществами. В 1803 г. были учреждены особые сенаторские пожалования в виде рент и дворцов-резиденций. А с возобновлением войн в Европе отличившиеся военачальники стали получать вознаграждение в виде земельной собственности и рент за счет побежденных стран с предоставлением звучных титулов по имени мест сражений, крепостей и т. д. В 1808 г. все эти разрозненные меры были приведены в систему. Сложилась следующая иерархия титулов: князья, герцоги, графы, бароны и кавалеры. Обладатели их составили дворянство Империи, единственно признанное законом. Правда, представители старого, дореволюционного дворянства могли к утратившим законную силу титулам присоединить новые. Таким образом, грани между старым и новым дворянством оказались подвижными, но различие оставалось: первое было связано преимущественно с земельной собственностью и родословной, второе - исключительно с государственной службой и заслугами конкретного лица*.
К концу первого десятилетия после переворота 1799 г. Наполеон I достиг небывалого могущества и славы. Почти все монархи Европы склонили перед ним голову. Новыми территориями приросла Франция. Вдоль ее границ возникла цепочка марионеточных государств, управлявшихся ближайшими родственниками императора. Вице-королем Италии стал его пасынок Евгений Богарне; королем Неаполитанским - брат Жозеф, впоследствии перемещенный на испанский трон; его место в Неаполе занял зять императора Мюрат, женатый на его сестре Каролине; королем Вестфалии - другой брат, Жером, и т. д. После глубокого спада, обусловленного революцией, быстро пошла в рост экономика Франции. Не дремали и музы. Правда, никому не было позволено писать и печатать что вздумается. Но в прихожей императора толпились живописцы, архитекторы, скульпторы, возвеличивавшие своими творениями Империю.

* Bergeron L. L'episode napoleonien. Т. 1. Р. 1972. Р. 79-84.

Династический брак

Неопределенно выглядело и династическое будущее Бонапартов. Брак Наполеона с Жозефиной оказался бездетным. Юридически это не составляло проблемы, поскольку конституция XII года разрешала императору усыновлять детей и внуков своих братьев. Проблема была чисто человеческая:
Наполеону хотелось передать корону родному сыну, тем более что он убедился в своей способности иметь потомство - в самое последнее время у него от любовной связи со знатными дамами Элеонорой Деюоель де ла Плень и графиней Марией Валевской родились внебрачные дети*. Поэтому он решил развестись с Жозефиной, с которой накануне коронации вступил в церковный брак**.
15 декабря 1809 г. в присутствии высших сановников империи был подписан протокол о разводе Наполеона I и Жозефины. Папе римскому было предложено утвердить его, и, как только соответствующие бумаги были получены, Наполеон занялся выбором невесты. Французскому послу в России было поручено прозондировать почву относительно великой княжны Анны, сестры Александра I. Но последний повел себя уклончиво. Он поспешил заверить французского посла, что лучшего жениха для своей сестры он и желать бы не мог, но что, по мнению императрицы-матери Марии Федоровны, Анна еще слишком молода для брака, ей всего 16 лет. Несговорчивость русского царя заставила Наполеона обратить внимание на австрийскую эрцгерцогиню Марию Луизу, дочь императора Франца I. На этот раз положительный ответ был получен незамедлительно***.
2 апреля 1810 г. в Лувре состоялась свадьба Наполеона I с эрцгерцогиней австрийской Марией Луизой, которая, между прочим, приходилась внучатой племянницей Марии Антуанетте. Год спустя у них родился сын Наполеон Франсуа Жозеф Шарль, получивший титул Римского короля. Супружеская жизнь по-настоящему увлекла Наполеона, даже на некоторое время ослабившего внимание к государственным делам. Он был без ума от сына-наследника. Его волновала молодая жена, как, может быть, никто из женщин со времени романа с Жозефиной. Гордость .внушало и то, что с ним породнились высокомерные потомки римских императоров.

*Сын Наполеона от М. Валевской Александр Флориаи во времена Второй империя был министром иностранных дел (1855-1860).
**Пий VII пригрозил в противном случае отказаться от участия в церемонии коронации.
***См.: Тарле Е. В. Указ. соч. С. 218-224.

"Полет Орла"

В политическом плане брак Наполеона I с Марией Луизой явился кульминацией бонапартистской эпопеи. С этого момента для Империи началась полоса трудностей и поражений. Экономический кризис 1810-1811 гг., военная катастрофа 1812 г., наконец, отречение 5 апреля 1814г. среди всеобщей апатии и измены - таковы лишь главные вехи ее упадка и краха. По условиям договора 11 апреля, заключенного между Францией и союзниками в Фонтенбло, Наполеону I отдавался в суверенное владение остров Эльба и назначалось содержание в размере 2 млн франков. Не забыты были и прочие члены семьи Бонапартов - все они получили щедрые ренты. Что касается императрицы и Римского короля, то стараниями австрийской дипломатии они были разлучены с Наполеоном. Согласно договору 11 апреля, им во владение предназначалось герцогство Пармское.
20 апреля состоялось душераздирающее прощание Наполеона I с гвардией в дворике Фонтенбло. В весьма унылом настроении он отправился в ссылку. Три дня спустя двинулись в путь и Мария Луиза с сыном - в Вену. Еще в дороге между супругами завязалась оживленная переписка, в которой они выражали трогательную заботу друг о друге. Но стоило Наполеону, уже по прибытии на Эльбу, потребовать приезда жены, как та ответила твердым отказом, ссылаясь на свой долг матери. Возможно, причиной размолвки стал приезд на Эльбу Марии Валевской. Не исключено, что Мария Луиза сама дала к ней повод: к этому времени ее захватил роман с графом Нейпергом, главным министром герцогства Пармского. Тем не менее Наполеон продолжал забрасывать ее письмами, а в период "Ста дней" тщетно ждал ее возвращения с сыном в Париж*.

*Chastenet G. Mane-Louise. L'imperatrice oubliee. P., 1983. P. 245 etc.

Триумфальный "полет Орла" через Францию в марте 1815 г. потряс современников. Повергнутый в прах император в мгновение ока воспрял и снова оказался во главе полумиллионного войска, готового сражаться с противником. В чем-то это был уже другой человек - усталый, надломленный. Поражения 1812-1814 гг., измена близких людей и соратников в 1814 г., трагедия отречения не прошли даром. Но, может быть, эти несчастья и побудили его проявить политическую широту, чтобы объединить под своим знаменем всю нацию. Наполеон I не только признал принципы Хартии 1814 г., но и пообещал провести свободные выборы, создать ответственное перед палатами министерство, гарантировать свободу печати и культов и т. д. Фактически он поддержал либеральную программу учреждения конституционной монархии. Новая конституция была вынесена на плебисцит, но он дал сомнительные результаты. Хотя голосов "нет" по обыкновению было подано ничтожно мало (4,2 тыс.), в голосовании приняло участие всего лишь около трети избирателей - 1,3 млн. Франция без энтузиазма встретила "своего" императора.
Поражение в битве при Ватерлоо 18 июня 1815 г. положило конец эксперименту. Последовало повторное отречение, сдача в плен англичанам и ссылка - теперь уже на далекий остров Святой Елены. Там он тихо умер 5 мая 1821 г.

Орленок

По случаю кончины Наполеона I в Парме был объявлен трехмесячный траур. Но уже 8 августа 1821 г. Мария Луиза тайно обвенчалась с графом Адамом Адальбертом Нейпергом, от которого к тому времени имела двоих детей. Было бы преувеличением считать, что, поглощенная радостями и заботами нового брака, мать забросила своего первенца. Но и тот нуждался в гораздо большем внимании, чем другие дети. К обычным психологическим трудностям ребенка, растущего без отца, добавились политические, ибо с самого нежного возраста сын Наполеона стал объектом интриг и спекуляций*. Венскому двору не нравилось его первое имя - Наполеон. Его стали звать вторым именем, но на немецкий лад - Франц. Венский конгресс лишил его наследственных прав на герцогство Пармское. Лишь в порядке компенсации Австрия предоставила ему титул герцога Рейхштадтского по названию одного из поместий в Богемии. Кроме того, за ним неотступно следовали фанатически настроенные бонапартисты, для которых он оставался законным наследником императорской короны - Наполеоном II. Поэтому австрийское правительство не спускало с него глаз, и, чтобы Парма не стала бонапартистской меккой, его разлучили с матерью. Вся эта суета, конечно, была непонятна ребенку, которого к тому же воспитывали как австрийского принца. Но двусмысленность его положения при дворе - как члена дома Габсбургов и в то же время пленника - со временем не могла остаться незамеченной.
Окончательно прозрел Франц, когда получил разрешение пользоваться библиотекой дворца, где ему впервые попали в руки книги об отце. Любознательный подросток, увлеченный военной историей, постепенно превратился в блестящего юношу, мечтающего о военной карьере, что вызвало беспокойство иностранных правительств и даже всесильного канцлера Меттерниха. В 1828 г. он получил в подарок от деда - австрийского императора - чин капитана егерского полка, а свое двадцатилетие встретил уже в чине подполковника.
Революция 1830 г. взбудоражила австрийский двор и всю монархическую Европу. На Франца снова стали поглядывать как на вероятного претендента на французскую императорскую корону. Но ни опасениям, ни надеждам, которые мог внушать Франц, не суждено было исполниться. В середине 1831 г. у него открылся туберкулез легких, и спустя год, 22 июля 1832 г.. Римский король, Наполеон II, принц Пармский, герцог Рейхштадтский скончался. Обстоятельства так и не позволили "орленку" расправить крылья. В историю французских династий он вошел как одна из самых загадочных и романтических фигур.

*Castelot A. L'Aiglon Napoleon deux. P., 1961. Р. 296-297.

Мария Луиза после смерти графа Нейперга в 1829 г. в третий раз вышла замуж. И снова ее избранником оказался первый министр герцогства Пармского граф де Бомбель, назначенный на эту должность австрийским правительством. После нескольких лет ничем не примечательной жизни, в декабре 1847 г., Мария Луиза умерла, так же как и Франц, от туберкулеза. Став вдовцом, граф де Бомбель принял постриг и был назначен епископом Амьена.

Претендент

Как будто злой рок преследовал монархическую идею во Франции. Не только Бурбоны и Орлеаны, но и Бонапарты не избежали проблем престолонаследия. Со смертью Наполеона I бонапартизм как политическое движение пошел на убыль. Даже ярые приверженцы новой династии понимали, что воспитанному при чужеземном дворе Наполеону II императорская корона Франции оказалась бы слишком тяжела. Его преждевременная кончина вызвала у них скорее вздох облегчения, чем горя. Она расчистила дорогу более перспективным принцам дома Бонапартов, среди которых еще в начале 30-х гг. выдвинулся Шарль Луи Наполеон Бонапарт.
Он был третьим сыном в семье младшего брата Наполеона I Луи Бонапарта и Гортензии, дочери Жозефины от первого брака. В число главных претендентов его выдвинуло, во-первых, отсутствие мужского потомства у старшего брата Наполеона I Жозефа, скончавшегося в 1844 г.; во-вторых, отсутствие династических прав у детей следующего по старшинству брата Наполеона I Люсьена, скончавшегося в 1840 г.; в-третьих, ранняя смерть старших братьев самого Луи Наполеона - Наполеона Шарля в 1807 г. и Наполеона Луи в 1831 г., сделавшая его единственным наследником своего отца. Когда и тот умер в 1846 г., Луи Наполеон оказался первым в ряду законных претендентов на императорскую корону.
Первые годы своей жизни (а он родился 20 апреля 1808 г.) Луи Наполеон провел в Голландии, королем которой его отец стал в 1806 г. по воле императора. Его юность прошла в Швейцарии, где он жил вместе с матерью. Образование получил сначала в Аугсбурге, затем, приняв швейцарское гражданство, в военной школе города Туна, некоторое время служил капитаном швейцарской армии. В 1832 г. Луи Наполеон появился в Париже, где был ласково принят королем Луи Филиппом I. Однако претендент не поддался обаянию "короля-буржуа". В 1836 г. он попытался поднять вооруженный мятеж в Страсбурге, но был арестован и выслан в США. В 1840 г. он тайно вернулся во Францию и попытался взбунтовать гарнизон Булони. Тогда терпение Луи Филиппа I лопнуло. Арестованный Луи Наполеон предстал перед судом палаты пэров и был приговорен к пожизненному заключению.
Наказание он отбывал в крепости Ам, откуда на посрамление Июльской монархии и потеху всей Европы сбежал в 1846 г. Но и в заключении проявился неугомонный характер Луи Наполеона. Он не только умудрился стать отцом двух детей, но и написал несколько сочинений на общественно-политические темы, в которых высказался о государственном устройстве Франции. Его сочинения дают возможность сопоставить предвидения автора с практикой Второй империи. Суть предложений Луи Наполеона заключалась в следующем: Франция нуждается в режиме, который сочетает лучшие качества монархии и республики, отсекая их недостатки, прежде всего парламентаризм. Последний неприемлем, потому что уводит от конкретных дел в бесконечные дискуссии и критику правительства. На смену парламентской "говорильне" должно прийти достаточно властное, но вместе с тем популярное правительство, которое нацелено на практические результаты в экономическом развитии, улучшение материального положения трудящихся классов, охрану общественной нравственности.
С 1846 г. Луи Наполеон жил в Англии, пока не грянула революция 1848 г., позволившая ему вернуться на родину и включиться в политическую борьбу. На этом поприще он проявил исключительную ловкость, добившись избрания сначала депутатом Учредительного собрания (сентябрь 1848 г.), а затем - президентом республики (декабрь 1848 г.). Нет нужды подробно характеризовать деятельность Луи Наполеона в этой должности - она детально описана публицистами и историками, начиная со знаменитых памфлетов К. Маркса и В. Гюго. Заметим лишь, что обвести всех своих соперников, в том числе и других претендентов на престол, "Наполеону Малому" удалось не в последнюю очередь потому, что он выдвинул значимую альтернативу как конституционной монархии, безоговорочно отождествляемой со времени Июльской революции 1830 г. и Февральской революции 1848 г. с реакцией, так и республике, приравненной по опыту июньских дней 1848 г. к анархии, - альтернативу, которую броско резюмировал лживый, но привлекательный лозунг: "Империя - это мир!"

Вторая империя

Первым шагом к восстановлению империи явился государственный переворот 2 декабря 1851г., который привел к установлению диктатуры президента республики. По примеру своего дяди Луи Наполеон придал ему вид законности посредством плебисцита. Спустя год была провозглашена наследственная власть императора, также подтвержденная плебисцитом 10 декабря 1852 г. Чтобы подчеркнуть преемственность своего правления, Луи Наполеон Бонапарт принял имя императора Наполеона III, считая своим предшественником никогда не царствовавшего Римского короля.
Переход от Второй республики ко Второй империи осуществился тем легче, что последнюю от монархии Орлеанов отделяло не так много времени. Новая власть вполне могла рассчитывать на поддержку хотя бы части дворянства, особенно послереволюционного. К ее услугам была роскошная королевская резиденция и все соответствующие службы. В Тюильрийском дворце и разместился новый двор, быстро воссозданный по образцу Первой империи. Были восстановлены строгий придворный этикет, слегка подзабытый в правление Луи Филиппа I, многочисленные придворные должности, императорская гвардия. В том же размере, что и Наполеону I, был установлен цивильный лист.
Невозможно дать однозначную оценку правлению Наполеона III, которое запомнилось французам в первую очередь бесконечными скандалами, связанными с любовными похождениями императора. Впечатляющий отчет о них составил писатель Ги Бретон в своих многотомных "Любовных историях в истории Франции".
Одной из первых забот нового императора стало продолжение династии. По закону он, как и Наполеон I, мог назначить себе наследника из членов императорской семьи. В 1852 г. династическими правами обладали только последний из братьев Наполеона I - Жером (он умер в 1860 г.) и его сын Наполеон, которому исполнилось 30 лет. Его-то Наполеон III и назначил наследником, не собираясь, однако, передавать ему корону. Как некогда Наполеона I, его мучило желание завещать трон родному сыну. О сватовстве к дочери кого-либо из царствующих монархов не могло быть и речи: в их глазах Наполеон III был таким же "узурпатором", как и его дядя, но при этом не внушал такого же трепета. Поэтому свой выбор он остановил на дочери знатного испанского дворянина графа де Монтихо - Евгении, графине Теба. С ней он без проволочек и вступил в брак 29 января 1853 г. Весьма привлекательная и элегантная, 26-летняя императрица вполне могла украсить собой двор. Но по отношению к императрице Евгении молва была весьма неблагосклонной: ее упрекали в любовной интрижке с другом детства - мексиканцем. Как полагают, это сыграло не последнюю роль в том, что Франция в 60-е гг. ввязалась в гражданскую войну в Мексике, в которой погубила немало своих солдат и подорвала международный авторитет. Даже в личную жизнь Наполеона III императрица не внесла мира и покоя: частые семейные ссоры происходили чуть ли не на глазах придворных. Впрочем, повод к ним нередко подавал сам император, открыто изменявший жене. А отсутствие политического чутья сделало императрицу Евгению крайне непопулярной во французском обществе. Как бы то ни было, в 1856 г. у императорской четы родился долгожданный наследник - принц Наполеон Эжен Луи Жан Жозеф.
В первые годы империи политическая жизнь Франции как бы замерла. Хотя институты парламентской демократии (законодательные палаты, выборы депутатов, политическая печать и др.) не были упразднены, они превратились в ширму неограниченной власти Наполеона III. Стержнем государства стал подчиненный императору аппарат исполнительной власти, начиная с кабинета министров и кончая префектами департаментов и мэрами городов и коммун. Палаты были бессильны. Поскольку не публиковались стенограммы дебатов, они не могли стать даже трибуной гласности. На выборах власти прибегали к разнообразным уловкам, чтобы повлиять на результат голосования: перекраивали избирательные округа, выдвигали официальных кандидатов, мешали предвыборной кампании оппозиции, требовали от кандидатов присяги на верность императору и т. д. Цензуры формально не было, но издание газет и журналов было чрезвычайно затруднено. Все эти и подобные им ограничения дополнялись открытым произволом полиции в отношении рядовых граждан. На основании так называемого закона общественной безопасности она получила возможность беспрепятственно преследовать всякого, кого подозревала в антиправительственном образе действий или мысли.
В таких условиях творческая энергия народа проявлялась главным образом в экономической сфере, благо для этого правительство империи создало широкие возможности. Снятие ограничений на деятельность акционерного капитала, заключение договора о свободной торговле с Англией, реконструкция Парижа, строительство Суэцкого канала, проведение в столице Франции всемирных выставок-1855 и 1867 гг. - все это и многое другое способствовало усилению деловой активности и ускорению индустриализации. Нельзя отрицать в том заслуги Наполеона III, который в большей мере, чем его' предшественники на французском троне, понимал важность экономического прогресса. Не случайно он приблизил к себе группу видных экономистов и предпринимателей, в прошлом известных сенсимонистов, таких, как Мишель Шевалье, братья Жакоб Эмиль и Исаак Перейр, Фердинанд Лессепс, которые прежде всего и способствовали экономическому подъему страны.
И все же главной опорой режима были не предпринимательские круги, а верхушка французской армии. Наполеон III вполне удовлетворил ее жажду побед, чинов и наград. Все его правление - нескончаемая череда больших и малых войн, зачастую откровенно авантюристичных. Еще на посту президента Наполеон предпринял военную интервенцию против Римской республики с целью восстановления светской власти папы. В 1854 г. он вступил в конфликт с Россией - началась Крымская война; в 1859 г. вмещался в итальянские дела, спровоцировав войну с Австрией; в 1863 г. послал экспедиционный корпус в Мексику; в 1^67 г. направил войска в Италию против Гарибальди и т. д. В итоге к концу 60-х гг. Франция оказалась в глухой внешнеполитической изоляции, между тем как на ее восточных границах возникли две новые централизованные державы, готовые в свою очередь предъявить счет Франции. Но, несмотря на политическую бессмысленность и даже вредность войн империи,. генералитет, для которого кастовые интересы значили больше национальных, стоял горой за Наполеона III.
Дорогостоящие военные авантюры не могли не вызвать внутриполитических осложнений, в частности в связи с бюджетным дефицитом. Это заставило императора в начале 60-х гг. пойти на диалог с либеральной оппозицией и на некоторые послабления в области внутренней политики - сначала незначительные, а с 1867 г. довольно существенные: восстановление свободы печати и собраний, контроль палат за деятельностью министров и т. д. В 1869 г, парламент обрел все права законодательной власти - законодательной инициативы, обсуждения и вотирова-ния законопроектов, государственного бюджета и т. д. Именно тогда впервые был провозглашен принцип ответственности министерства перед палатами.
Все эти меры означали перерастание бонапартистской диктатуры в конституционную монархию классического типа. По существу, Наполеону III удалось то, перед чем спасовали в свое время Карл Х и Луи Филипп I, - реформирование режима в соответствии с духом времени и требованиями либеральной оппозиции. Но судьба его правления тем не менее оказалась столь же плачевной. Камнем преткновения послужил глубокий политический раскол общества, часть которого решительно не хотела принять империю как режим незаконный, установленный насильственными средствами и ими же сохраняемый. Таких взглядов придерживалась леволиберальная оппозиция, в значительной мере настроенная республикански. Несмотря на свою малочисленность в парламенте, она пользовалась большим влиянием в политически активных слоях населения (интеллигенции, организованном рабочем классе) и в крупных городах. Можно допустить, что политика реформ привела бы в отдаленном будущем к преодолению распрей и заживанию ран, нанесенных обществу в 1848-1852 гг. Смутную надежду на это подавал плебисцит 8 мая 1870 г., который большинством в 7,3 млн голосов против полутора миллионов одобрил новую ориентацию правительства. Однако время Второй империи (1852-1870) истекло раньше, чем ей удалось вкусить от плодов либерализации.

Седан и падение империи

Ускорили крах Второй империи опрометчивые, просто безрассудные действия Наполеона III в июле 1870 г., в ходе конфликта с Пруссией из-за испанского трона. Трудно понять, чем руководствовался император, когда, добившись явной дипломатической победы - снятия кандидатуры принца Леопольда Гогенцоллерна-Зигмарингена, которую поддерживал Бисмарк, потребовал от Пруссии дополнительных, заведомо унизительных для нее гарантий; или когда принял на веру знаменитую фальшивку Бисмарка - так называемую "эмскую депешу". Возможно, сказалось обострение болезни Наполеона III (камни в мочевом пузыре), от которой он невыносимо страдал. В какой-то мере болезненным состоянием императора можно объяснить то, что он поддался уговорам некоторых лиц из своего окружения, в том числе императрицы Евгении, требовавших примерно наказать Пруссию за несговорчивость.
Скоропалительно объявленная 19 июля война выявила многочисленные изъяны военной машины империи и обернулась ее сокрушительным поражением. 28 июля Наполеон III отбыл в действующую армию, возложив регентство на императрицу. Вместе с группировкой войск под командованием маршала Мак-Магона он был окружен в городе Седан и 2 сентября сдался на милость победителя. Едва было получено это известие, как в Париже вспыхнуло восстание, и 4 сентября Франция была провозглашена республикой.
Лишившись своей главной опоры в лице армии, империя развалилась, как карточный домик. Пруссаки интернировали Наполеона III в замке Вильгельмсхёхе близ Касселя. Императрица Евгения с сыном поспешно бежали в Англию. "Вакуум власти" заполнило "правительство национальной обороны", созданное депутатами Законодательного корпуса, которое постановило провести выборы в Учредительное собрание. Правда, после капитуляции Седана оставалась боеспособная группировка войск под командованием маршала Базена, который сохранял верность императрице-регентше и готов был двинуться на Париж, чтобы подавить "мятеж". Но для этого требовалось, как минимум, согласие Пруссии, которая не спешила выручать династию Бонапартов. С капитуляцией группировки Базена 27 октября 1870 г. рухнула и надежда на восстановление империи.
Последние годы жизни Наполеон III провел с семьей в замке Чизлхёрст близ Лондона, где и умер в начале января 1873 г. вследствие неудачной операции. Императрица Евгения почти на полстолетие пережила своего супруга и скончалась в 1920 г. Их единственный сын, принц Наполеон Эжен Луи, служил офицером английских колониальных войск и погиб в 1879 г. на войне с зулусами.
Поскольку прямой наследник Наполеона III не оставил потомства, главой дома Бонапартов стал двоюродный брат последнего императора и племянник Наполеона I, сын его младшего брата Жерома - принц Наполеон Жозеф Шарль Поль (1822-1891). Он был лишен фамильного честолюбия и не стремился реализовать свои династические права. То же самое можно сказать и обо всех его потомках по прямой линии. От его брака с принцессой Клотильдой Савойской, дочерью короля Виктора Эммануила II, родился Наполеон Виктор Жером (1862-1926), который в дальнейшем возглавил императорский дом. Он был женат на дочери короля бельгийцев Леопольда II - принцессе Клементине. У них родились дочь Клотильда и сын Луи Наполеон Жером Виктор (род. в 1914 г.). Будучи участником движения Сопротивления в годы второй мировой войны, последний заслужил право вернуться на родину. От брака с Алисой де Фореста у него четверо детей, в том числе старший сын Шарль Наполеон (род. в 1950 г.), унаследовавший титул имперского принца. В 1978 г. принц Шарль Наполеон женился на принцессе Беатрисе Бурбон-Сицилийской.

ОБЪЕДИНЕНИЕ ДИНАСТИЙ

События 2-4 сентября 1870 г. вернули Бурбонам и Орлеанам надежду на возвращение трона. Тем более что выборы в Национальное собрание, состоявшиеся 8 февраля 1871 г., принесли победу старым монархическим партиям - легитимистам и орлеанистам. Открывалась возможность, не прибегая к насилию, чисто конституционным путем восстановить монархию. Но для этого требовалось объединение сил обеих партий, невозможное без соглашения между династическими ветвями. За долгие годы Второй империи его так и не удалось достигнуть, несмотря на участившиеся контакты между Клермонтом и Фросдорфом. Необходимость в таком соглашении была продиктована еще и тем, что граф Шамбор, неудачно женатый на Марии Терезе Эсте-Моденской, не имел детей и вряд ли мог обзавестись ими в будущем. С его смертью прерывалась старшая ветвь Бурбонов и их династические права с неизбежностью переходили к Орлеанам. Это лишало смысла дальнейшее соперничество между обоими королевскими домами, выгодное отныне лишь их общим противникам - бонапартистам и республиканцам.

Непреклонность графа Шамбора

Летом 1871 г. граф Шамбор тайно под именем графа Меркера посетил Францию. 6 июля он опубликовал манифест, в котором изложил вполне либеральную по духу программу своего будущего правления. Она могла бы удовлетворить орлеанистов, если бы не одно условие - сменить государственный флаг Франции с трехцветного на белый. В обоснование этого требования граф Шамбор заявил: "Генрих V не может отречься от белого флага Генриха IV. Он развевался над моей колыбелью, и я хочу, чтобы он осенял и мою могилу". Это не было обычным упрямством или капризом - трехцветный флаг являлся символом революции конца XVIII в., глубокую антипатию к которой граф Шамбор перенял от старшего поколения Бурбонов. Но последствия нетрудно было предвидеть, ибо этот флаг, признанный и республикой, и империей, и монархией Орлеанов, давно уже приобрел значение не политического, а национального символа. Вряд ли французы могли простить пренебрежительное к нему отношение, тем более что поражение в войне с Пруссией обострило их национальное чувство. Словом, соглашение между Бурбонами и Орлеанами сорвалось.
Два года прошло в бесплодных переговорах между легитимистами и орлеанистами, пока угроза со стороны быстро прибавлявшей в весе республиканской оппозиции не встряхнула их. В мае 1873 г. они добились избрания бывшего маршала империи легитимиста Мак-Магона президентом республики, рассчитывая с его помощью осуществить монархический переворот. 5 августа граф Парижский посетил Фросдорф, чтобы засвидетельствовать свои верноподданнические чувства графу Шамбору как единственному законному претенденту на королевскую корону. Шаг решительный, но более чем спорный, ибо обрекал графа Парижского расплачиваться за ошибки своего "кузена".
Сообщение о посещении Фросдорфа графом Парижским взволновало французов. 4 октября парламентское большинство образовало комиссию из 9 человек, одним из членов которой был депутат Пьер Шенелон (департамент Нижние Пиренеи), по профессии торговец-суконщик, ярый католик и роялист. Комиссия выработала формулу примирения обоих претендентов: "Трехцветное знамя сохраняется. Его можно изменить лишь с согласия короля и национального представительства". Эту формулу Шенелон и повез на одобрение графу Шамбору. 14 октября претендент подписал следующее заявление: "Граф Шамбор оставляет за собой право предстать перед страной и выслушать ее решение, выраженное устами ее представителей, которое было бы совместимо с его честью и которое удовлетворило бы Собрание и нацию".
Шенелон немедленно сообщил политическим друзьям о полном успехе своей миссии. Однако он забыл им сказать, что устно граф Шамбор заявил ему: "Никогда я не откажусь от белого знамени".
И как гром среди ясного неба прозвучало опровержение из Фросдорфа. Оно повергло в отчаяние монархистов, считавших реставрацию делом почти решенным. Не видя иного выхода, они добились продления полномочий Мак-Магона на семь лет в надежде протянуть время до смерти графа Шамбора и потом передать корону графу Парижскому.
Ко времени обсуждения в Национальном собрании законопроекта о семилетнем президентстве граф Шамбор инкогнито прибыл во Францию. Он намеревался в сопровождении Мак-Магона неожиданно предстать перед депутатами, рассчитывая, что в восторге от его смелого поступка они без промедления признают в нем короля. Однако эта романтическая мечта не встретила понимания у президента, выступавшего за правовой способ реставрации монархии. Божественное право королей в очередной раз пришло в столкновение с конституционным правом нации - и потерпело поражение. Граф Шамбор вынужден был вернуться во Фросдорф. Там он еще некоторое время вынашивал планы реставрации, по-видимому не отдавая себе отчета в том, что свой последний шанс он упустил безвозвратно. Франция избежала новых политических потрясений. Своей непреклонностью граф Шамбор в какой-то мере помог упрочению Третьей республики (1870-1940), фактически сорвав планы монархической реставрации.
Граф Шамбор умер во Фросдорфе в августе 1883 г., но похоронен был на кладбище монастыря Кастаньявицца близ Герца, где уже покоились его дед Карл X, дядя Людовик XIX, тетка и воспитательница Мария Тереза, герцогиня Ангулемская, сестра Луиза Мария. С тех пор это кладбище, называемое иногда "Сен-Дени эмиграции", стало местом притяжения легитимистов. Но скитальческая судьба преследовала последних Бурбонов и после смерти. В годы первой мировой войны монастырь оказался в полосе боев и австрийская императрица Цита, внучка Луизы Марии, организовала эвакуацию гробов своих предков в тыл. Вскоре империя Габсбургов распалась и монастырь оказался в Италии. В 1924 г. власти города Гориция, заинтересованные в туристах, вспомнили о Бурбонах и не без труда отыскали их гробы в замке Шёнбрунн. Но прошло еще восемь лет, прежде чем они вернулись на место своего вечного успокоения. Там они находятся и поныне, хотя в 1947 г. еще раз сменили "гражданство", когда территория с монастырем и кладбищем отошла к Югославии (ныне территория Республики Словении).

Воссоединение ветвей

В 1883 г. граф Парижский стал единственным законным претендентом на королевскую корону. В его лице воссоединились старшая и младшая династические ветви. В ознаменование этого он изъявил желание называться не Луи Филиппом II, что было бы естественно для внука Луи Филиппа I, а Филиппом VII. Неосторожные политические действия стоили ему в 1886 г. изгнания в Англию, откуда он оказывал поддержку генералу Буланже, предполагая в нем французского Монка. С упадком буланжизма Филипп VII отошел от активной политики. Умер он в 1894 г.
Его сын Филипп, герцог Орлеанский, стал официальным претендентом под именем Филипп VIII (1869-1926). В молодости он прославился тем, что вопреки закону 1886 г. об изгнании глав и наследников династий, когда-либо царствовавших во Франции, явился на армейский призывной пункт для прохождения военной службы. В дальнейшем Филипп VIII не вмешивался в политику, хотя и не скрывал симпатий к крайне правой организации "Аксьон франсэз". Он был больше известен как дамский ухажер и страстный охотник, объездивший весь мир в поисках экзотической дичи. Его брак с Марией Доротеей Австрийской оказался бездетным.
Со смертью Филиппа VIII титул претендента перешел к младшему сыну Роберта, герцога Шартрского (младшего брата Филиппа VII), Жану, герцогу Гизу, принявшему имя Жан III (1874-1940). Он также не занимался политикой, зато увлекался военной историей и игрой на барабане. Свое время он делил между фамильными замками во Франции и Бельгии и поместьем в Марокко. В 1899 г. Жан III женился на своей кузине Изабелле Орлеанской, дочери герцога Монпансье.
От их брака 9 июля 1908 г. родился сын Генрих, которому по достижении совершеннолетия отец присвоил титул графа Парижского. С 1940 г. он является претендентом под именем Генрих VI. В 1931 г. он женился на Изабелле Орлеанской и Брагансской, дочери Педру Орлеан и Браганса и графини Елизаветы Добрженской. По собственному признанию, граф Парижский давно потерял надежду на реставрацию монархии, хотя и любит вспоминать слова, некогда сказанные ему генералом де Голлем: "В 1965 г. наступит и ваш черед". Но графиня с оптимизмом смотрит в будущее, рассчитывая, что по крайней мере ее внуку удастся вернуть корону. В последние годы супруги жили раздельно. Граф - в Шантийи, где он занимался делами фонда Конде и, несмотря на преклонный возраст, каждое утро совершал прогулку верхом. Графиня делила свое время между Парижем и маленьким городком Э на побережье Ла-Манша. Что не помешало им в 1992 г., хотя и с некоторым опозданием, отпраздновать в кругу многочисленной семьи бриллиантовую свадьбу.
У графа и графини Парижских родилось одиннадцать детей. Старший сын Генрих, граф Клермонский, родился в 1933 г., получил военное образование, но в последние годы работал консультантом туристических фирм, занимался публицистикой и руководил общественным Центром исследований современной Франции. Свободное время посвящал живописи. Успехом пользовались несколько выставок его картин, продажа которых является для него немаловажной статьей дохода. Граф Клермонский был женат на дочери главы королевского дома Вюртемберга герцогине Марии Терезе, от которой у него родилось пятеро детей (три сына и две дочери). В 1975 г. супруги развелись и обратились в Ватикан с просьбой расторгнуть их церковный брак. Развод явился причиной того, что глава королевского дома Франции граф Парижский лишил графа Клермонского титула дофина, передав его второму сыну последнего - Жану, герцогу Вандомскому, который родился в 1965 г. и является офицером французской армии. В 1984 г. граф Клермонский повторно женился на представительнице одного из древних родов испанских грандов Микаэле Кинонес де Леон. С тех пор мир и согласие в доме Франции были восстановлены. Граф Парижский предоставил избраннице своего старшего сына титул принцессы Жуанвильской, что дало основание графу Клермонскому по-прежнему считать себя законным наследником прав на французский трон.
Часть монархистов, однако, оспаривает законность претензий наследников короля Луи Филиппа I на корону Франции. Они обвиняют их в нарушении права первородства (старшинства): Орлеаны являются потомками брата Людовика XIV, т. е. наследуют ему не по прямой линии, между тем как имеются прямые его потомки. Это испанские Бурбоны, которые ведут свою родословную от внука Людовика XIV - Филиппа, герцога Анжуйского, ставшего в 1700 г. испанским королем Филиппом V. В защиту Орлеанов обычно ссылаются на Утрехтский договор между Людовиком XIV и Филиппом V, по условиям которого испанские Бурбоны обязались не претендовать на французскую корону. Как бы то ни было, наряду с вышеприведенной существует и параллельная генеалогия французских королей в изгнании. В соответствии с ней после смерти графа Шамбора (Генриха V) претендентами являлись: Жан III, граф Монтисон (1822-1887), племянник испанского короля Фердинанда VII. Женат на Марии Беатрисе Австрийской-Эсте; Карл XI, герцог Мадридский (1848-1909), сын Жана III. Женат на дочери сестры графа Шамбора, Маргарите Бурбон-Пармской, т. е. правнучке французского короля Карла X; Яков I (дон Хайме), герцог Мадридский (1870-1931), сын Карла XI; Карл XII (1849-1939), второй сын Жана III и дядя Якова I; Альфонс I (1886-1941), кузен Карла XII, потомок испанского короля Карла IV. До 1931 г. являлся королем Испании Альфонсом XIII. Женат на Виктории Евгении Баттенбергской; Генрих VI (дон Хайме), герцог Ан-жуйский и Сеговийский (1908-1975), сын Альфонса I. Был женат на Эммануеле де Дампьер (развелся в 1947 г.). В 1946 г. он официально заявил о своих претензиях на французскую корону; Альфонс II (1936-1989), сын Генриха VI. Герцог Анжуйский и Кадикский*.

*Ardisson Th. Op. cit. P. 238-239. После смерти Альфонса II претендентом считается его сын Людовик XX (род. в 1974 г.). Примеч .сост.

Лжепретендент

Февраль 1919 г. Народы Европы едва оправились от шока первой мировой войны. В адрес мирной конференции, собравшейся незадолго до того в Париже, потоком шли письма и телеграммы с выражением надежд на окончательное торжество разума и справедливости в отношениях между народами. Можно представить себе удивление чиновников, занимавшихся разборкой почты, когда в их руках оказалось письмо, автор которого требовал восстановить, между прочим, и справедливость в отношении "покойного короля Людовика XVII, а также его потомства".
Послание было подписано: "принц Луи Бурбонский". Его автор представился правнуком Людовика XVII, якобы спасшегося от гибели во время революции, но так и не признанного оставшимися в живых членами королевской семьи - ни сестрой Марией Терезой, ни дядьями Людовиком XVIII и Карлом X. В годы Реставрации и Июльской монархии человек, выдававший себя за несчастного сына казненного короля, был известен под именем графа Наундорфа (умер в 1845 г.). И нужно отметить, что доказательства, на которые он ссылался в подтверждение своего королевского происхождения, некоторым современникам не показались вздорными. Луи Филипп I, пришедший к власти, как известно, не самым легитимным способом, всерьез принимал идущую от него угрозу своему трону. 15 июля 1836г. граф Наундорф, находившийся в Париже, был арестован, а все имевшиеся при нем бумаги - изъяты полицией.
С тех пор следы этих бумаг затерялись. Единственное, что удалось установить потомкам графа Наундорфа, по-прежнему считавшими себя принцами королевской крови, - это то, что они не были сразу уничтожены, а скорее всего похоронены в недрах секретных архивов Франции. В 1870 г. с ними якобы ознакомился Жюль Фавр, занимавший после краха Второй империи пост министра иностранных дел.
Делегаты Парижской мирной конференции оставили, разумеется, без внимания письмо "принца Луи Бурбонского". Не дало результатов и его обращение к президенту Французской Республики Раймону Пуанкаре. Точку в деле о притязаниях потомков графа Наундорфа на родовое имя Бурбонов поставило решение апелляционного суда города Парижа, отклонившего 7 июля 1954 г. их иск об установлении родства.

Монархия сегодня?

Династический спор между наследниками Луи Филиппа I и сторонниками Бурбон-Анжуйской династии можно было бы отнести к разряду курьезов, если бы не то обстоятельство, что, согласно -данным социологических опросов, 17% населения Франции поддерживают возврат к монархическому правлению. Это многовато для страны, совершившей несколько антимонархических революций и более столетия живущей при республиканском строе.
На первый взгляд в современной Франции, кроме памятников старины, мало что напоминает о монархии. Традиционные монархические партии не сумели пережить неудачу реставрации в конце XIX в. Первыми сошли со сцены бонапартисты, потерявшие в лице убитого в Африке принца последнюю надежду. Вскоре та же участь постигла орлеанистов, брошенных на произвол судьбы своим лидером. Граф Парижский, возглавивший под именем Филипп VII королевский дом Франции, отрекся от орлеанизма и встал под знамя правоверного легитимизма. Но буланжистский кризис поглотил и эту партию. 90-е годы XIX в. ознаменовались политическим "признанием" республики видными деятелями монархической партии.
Но, безвозвратно канув в историю, партии легитимистов, орлеанистов и бонапартистов оставили глубокий след в политической жизни Франции. К ним генетически восходят некоторые важные черты ее современной политической культуры.
Традиционализм, антипарламентаризм, клерикализм, свойственные политической культуре легитимистов, проявились в деятельности крайней националистической реакции конца XIX - начала XX в. Не случайно в период "дела Дрейфуса" к ней открыто примкнул претендент на престол Филипп VIII. Идеологом этого союза стал Шарль Моррас, приравнявший свой "интегральный национализм" к роялизму: "Чтобы здравствовала Франция, да здравствует король!"
Иная судьба ожидала наследие орлеанизма, в значительной мере воплотившееся в практику парламентаризма Третьей и Четвертой республик. При них правление носило сугубо представительный характер, т. е. народ осуществлял свой суверенитет не путем референдума, выборов главных должностных лиц, а исключительно через своих представителей, таким образом противопоставленных остальным гражданам. В этом трудно не распознать отголосок цензового избирательного права. Именно орлеанистам принадлежит также заслуга "обкатки" тактики политических компромиссов на основе парламентского центра.
Что касается бонапартизма, то присущие ему авторитаризм, антипарламентаризм, плебисцитарный характер правления в известной мере проявились в деятельности генерала де Голля. И бонапартизм, и голлизм опирались на харизматическую легитимность, а потому нуждались в ярком лидере, с которым прежде всего отождествляла себя партия его сторонников.