Мелвиль М. История ордена тамплиеров

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть вторая

ГЛАВА XX. "Гнев и боль"

Покинув в 1254 г. Палестину, Людовик Святой, несмотря на все хлопоты, оставил за собой только видимость королевства — без центральной власти, без стратегических границ. Он укрепил Сидон, Цезарею и Яффу и усилил стены Акры. Все замки принадлежали духовно-рыцарским орденам. В этих укреплениях заморским франкам суждено было продержаться еще тридцать семь лет — скорее из-за монгольской угрозы, нависшей над исламским миром, нежели благодаря своей собственной силе.

Чем более угрожающим становилось внешнее положение Святой Земли, тем больше она позволяла терзать себя внутренними войнами. Чтобы устранить Фридриха II, бароны королевства Иерусалимского передали корону королеве Алиции (Алисе) Кипрской, дочери Изабеллы Иерусалимской и Генриха Шампанского, но это было опротестовано партией Гогенштауфенов. И когда в 1258 г. большая часть франкских сеньоров, орден Храма, пизанцы и венецианцы признали Гутона II Кипрского, внука Алисы, иерусалимским королем, генуэзцы, испанцы и рыцари ордена госпитальеров высказались за Конрадина, внука Фридриха II. Здесь наблюдается крайняя путаница в международной политике эпохи, ибо поступок этот сделал тамплиеров союзниками венецианцев — гибеллинов в принципе, но пользовавшихся благоволением патриарха Иерусалимский Якопо Панталеони, которому предстояло взойти на Святой престол в 1261 г. под именем Урбана IV. "В его время разразилась великая война между венецианцами и генуэзцами, из-за которой город [Акра] был почти разрушен, а он поддерживал венецианцев". [470]

Тома Берар, новый магистр ордена Храма, поначалу попытался уклониться от спора, и окончательное его вмешательство напоминает скорее полицейскую операцию. В 1258 г., в ходе атаки с моря пятью десятками генуэзских кораблей на порт Акры, пизанцы и венецианцы не осмелились подняться на галеры, опасаясь увидеть свои кварталы занятыми генуэзцами Акры и их союзниками госпитальерами:

<...> От какового дела они пребывали в великой нерешительности и страхе; и они побеседовали об этом деле с графом Яффы [Жаном д'Ибеленом], который посоветовал им сходить к магистру ордена Храма Тома Берару, а названный магистр жил у рыцарей Святого Прокаженного [Лазаря], дабы оказаться за пределами битвы и метательных орудий, поскольку Дом ордена Храма стоял слищком близко от пизанцев.

Граф Яффы, консул Пизы и бальи Венеции поговорили с магистром о своем деле по поводу уже слышанного вами, и упомянутый магистр пообещал, что пришлет им столько братьев и прочих конных и пеших воинов, чтобы сохранить их улицы и дома, пока на море будет идти сражение; и как он сказал, так и поступил; и тут же братья вскочили на лошадей, [а с ними] послушники, местная пехота и прочие, и отправились с поднятым знаменем охранять две улицы пизанцев и венецианцев; и когда они проходили, генуэзцы земли [Палестины] подумали, что они выступают против них, и подняли крик и стали охранять [свою] улицу. [471]

При подобных обстоятельствах на магистра ордена Храма легла возросшая ответственность. Два последних главы Дома на Востоке, Тома Берар и Гийом де Боже, оказались на высоте своего призвания, хотя им становилось все труднее при непрерывных катастрофах, изматывавших Святую Землю, и возрастающем безразличии западных властителей.

В обвинениях на процессе содержались смутные подозрения относительно неподкупности Тома Берара. "Орден Храма испортился именно в его магистерство". Но ценное свидетельство каталонского устава (барселонский манускрипт), датированного этими годами, раскрывает строй ордена Храма как подобие основательно налаженной конституционной монархии, где генеральные капитулы, и даже обычные капитулы командорств, ревностно блюли добрые порядки и обычаи Дома, а сам магистр держал своих рыцарей крепкой хваткой.

Другой сборник орденских документов, "Установления", сохранился в двух манускриптах, парижском и римском, и также датируется временем магистерства Тома Берара, свидетельствует, как и каталонская версия, заботу о систематизации беспорядочного материала статутов. Возможно даже, что прекрасный манускрипт "Установлений" из Национальной библиотеки в Париже, содержащий первоначальный устав, свод, монастырские статуты и "Установления", был переписан по приказанию магистра. Ибо многоязычные каракули, обнаруживаемые на форзаце, с немалой вероятностью указывают на то, что манускрипт был переписан в Сирии — единственной стране, где свободно говорили на провансальском, каталонском и немецком языках.

Желание поддержать и укрепить авторитет устава проявляется в непреклонном правосудии, творимом пред магистром Тома Бераром, и в течение гибельных лет, когда рушилось Латинское королевство, видно, как в ордене Храма возрождается послушание, как снова укрепляется корпоративный дух.

Тени великих событий, потрясавших Азию, витают над страницами "Установлений". Первое нашествие монголов, вторгшихся в Сирию, было в 1257 г. В это время командор ордена Храма и двенадцать рыцарей находились в Иерусалиме. Тома Берар из-за опасности, которой они подвергались, вызвал их письмом. Но уехать без рыцарей ордена св. Иоанна, прибывших вместе с ними и не отозванных, командор отказался. Рассказ является кратким очерком положения Святой Земли: Иерусалим в руинах; маленькая группа рыцарей ордена Храма и Госпиталя, объединившаяся в смертный (но только тогда) час перед опасностью; и катаклизмы, которые разворачиваются вдалеке, но все же грозят им уничтожением. [472]

Начиная с 1256 г. тамплиеры не перестают бить тревогу. Поначалу именно командор ордена Храма, Ги де Базенвиль, пишет 4 октября того же года епископу Орлеанскому, что татары разграбили Иконий, и армянский король полагает, что весной они двинутся на Иерусалим. [473] В 1260 г. Тома Берар сообщает Генриху III Английскому, что монголы опять опустошили Сирию вплоть до портов Акры и занимали страну в течение сорока дней. Берар добавляет, что они заставляют беженцев идти впереди своих отрядов, чтобы прикрыть продвижение, что татарские женщины сражаются, как мужчины, и все стреляют из лука одинаково хорошо вперед и назад. [474] Магистр описывает прибытие племен Хулагу-хана во главе с военачальником Китбогой, которые вступили в Сирию и захватили Дамаск. Китбога продолжил свой поход до Египта, где его остановил Бейбарс, истребивший его войско и, в свою очередь, снова взявший Дамаск.

На следующий год, 4 марта 1261 г., Берар пишет брату Амадею, казначею ордена Храма в Англии, сообщая о тревоге на Востоке. Тамплиеры отправили брата Этьена с последними новостями в Испанию. Госпитальеры взяли на себя труд проинформировать Францию, а тевтонские рыцари — Империю о неотвратимой для Сирии опасности. Генуэзских купцов в Акре больше не было, и орден Храма пребывал в денежном затруднении ввиду отсутствия менял. [475]

В июне Ги де Базенвиль, тогда — магистр Домов на Западе, поделился с Франко де Борном, своим заместителем и магистром ордена в Оверни, новостями, полученными от Тома Берара. В конце месяца великий магистр должен послать эмиссаров к Святому Престолу, чтобы договориться по пяти пунктам: дела Святой Земли и земли Сицилийского королевства; татары; помощь Константинополю; и дело, заключающееся в том, что армянский монарх, князь Антиохийский и русский "король" стали союзниками монголов. [476]

Ныне упрекают дипломатию XIII в. в том, что она недооценила попыток к сближению со стороны хана Хулагу, который повелевал своим несторианским священникам сопровождать себя в походах и мог стать христианином. Но впрямь ли этим захватчикам из Азии было свойственно союзническое чувство? Если монголы предоставили свое покровительство правителю Армении и мир Александру Невскому, то последним пришлось "бить челом" в ноги степной автократии — поступок, невообразимый для самого мелкого князя Запада. На другом конце света буддистский хан свергал с престола китайского императора, исламский хан основывал империю в Индии. Был ли менее опасным хан христианский?

Один Людовик Святой все еще замышлял новый крестовый поход. Несмотря на дело Дамаска, он относился к тамплиерам с великим уважением и симпатией. Они управляли королевскими финансами, что придавало огромную значимость магистру во Франции; и король, естественно, был заинтересован в его назначении. Когда в 1263 г. Людовик пожелал назначить на эту должность брата Амори де Ла Рош, то проявил при этом столько деликатности, как если бы тамплиеры обладали высшим могуществом. Чтобы уклониться от необходимости приказывать великому магистру, Людовик написал Папе, который и передал Тома Берару пожелания короля, высказанные в лестных выражениях, чем магистр воспользовался:

Если вы примете во внимание <...>, с каким тщанием король Франции защищает ваш орден и ваши права; каким покровительством он вас окружает; как он уважает вас — вас и ваших братьев, давших обет, — вы тут же согласитесь на все, что он от вас просит, в особенности потому, что ваша любезность будет вознаграждена возросшими милостями. Вот доказательство его привязанности, переданное через адресованные вам письма, в которых он настоятельно просит вас назначить командором в его королевстве лицо, внушающее ему полное доверие, нашего дражайшего сына, брата Амори де Ла Рош, мужа мудрого и прозорливого.

Папа поддержал просьбу короля, засвидетельствовав личное доверие брату Амори, "в котором мы очень нуждаемся ввиду церковных дел во Франции", и "присоединяет свои просьбы к просьбам короля", заканчивая, однако, формулой per apostolica scripta mandamus, [силой апостольских писаний повелеваем (лат.)] чтобы на этом поставить точку. [477]

Берару пришлось тут же уступить ходатайствам, столь же настойчивым, сколь и льстивым. С 1265 по 1271 г. брат Амори появляется в качестве магистра во Франции. [478] Именно ему адресовано преисполненное отчаяния письмо патриарха Гийома II Иерусалимского от 1267 г., умолявшего выслать средства в Святую Землю.

Надо, чтобы в городе Акре у нас было достаточно денег, чтобы кормить наших арбалетчиков; затем нам нужно 60 турских ливров, чтобы заплатить шестидесяти рыцарям, прибывшим с графом Неверским и с мессиром Эвраром де Валери; рыцари Жоффруа де Сержина стоят нам в год десять тысяч турских ливров; мессир Жоффруа заложил свою вотчину по нашему обязательству и обязательствам магистров орденов Храма и Госпиталя за три тысячи ливров — только церковной казны, отданной на сохранение в парижском Храме [резиденции ордена в Париже], будет достаточно, чтобы возместить ему издержки. Вы должны также вернуть тысячу восемьсот турских ливров, которые мы одолжили у купцов при посредничестве парижского банка, чтобы уплатить за пять месяцев пятидесяти восьми рыцарям из гарнизона Акры. И ради любви к Богу поспособствуйте миру между генуэзцами и венецианцами, воспрепятствуйте бедным и немощным совершать путешествие на Восток, добейтесь для нас десятины от Кипрского и Иерусалимского королевств на расходы по защите Акры и Яффы и поторопите отбытие нового крестового похода. Со всем этим обратитесь к Папе и помогите нам, насколько сие в ваших силах. [479]

Латинское королевство, лишенное содействия и раздираемое внутренней борьбой, в 1265 г. не смогло оказать сопротивления молниеносной атаке Бейбарса. Ему приходилось действовать быстро. Монгольский великий хан Хулагу готовил новый поход против Египта и мог обрести союзников во франкских прибрежных городах. Султан выступил против своих наиболее слабых соперников и прошел по всей Сирии. Укрепления Людовика Святого, как и замки духовно-рыцарских орденов, рушились под его натиском. 27 февраля 1265 г. он взял Цезарею, 26 апреля — Арсуф. На следующий год он захватил крепость Сафет и перебил тамплиеров ее гарнизона, которые отдались под фальшивое охранное свидетельство. После двух лет передышки Бейбарс развязал новую молниеносную войну: 7 марта 1268 г. он начал наступление на Яффу, 5 апреля — на Бофор, другой тамплиерский замок, 26 апреля — на Баниас и 15 мая — на Антиохию. Яффа и Антиохия были в восьмистах километрах друг от друга: быстрота продвижения султана делала его невидимым для христиан.

Каталонский устав рассказывает нам неопубликованную версию потери Гастена, одной из тамплиерских крепостей на равнине Оронт, где находился командор Антиохийской земли брат Жиро де Созе. В тексте французский язык сильно перемешан с провансальско-каталонским наречием: [480]

Случилось, что брат Жиро де Созе был командором Антиохийской земли. Султан вышел из Вавилона со всеми своими силами и двинулся на Антиохию. Прежде, чем он оказался на этой земле, командор донес магистру, что слышал, будто султан в пути и, говорят, идет против Антиохии, дабы магистр прислал, Бога ради, сержантов и вооружение для замка, ибо в Гастене недоставало всего. Магистр ответил, что пошлет ему подкрепление и все необходимое, если султан подойдет к Антиохии, но пусть он знает, что нападения бояться нечего [с 5 по 26 апреля Бейбарс повернул к Бофору и Баниасу]. Вслед за этим султан объявился у Антиохии и по своему прибытию взял город: таким образом, не прошло и двух дней, как он был взят.

Тамплиеры Гастена были в великом смятении, поскольку им не хватало всего, оружия и продовольствия, а также опытных руководителей, как это требовалось бы для укрепления замка. И пока братья ели, один из них, который звался братом Ги де Беленом [д'Ибелен? может быть, Ибелен де Жибле?], овладел ключами от замка, вскочил на коня и отвез их султану. Он сказал ему, что Гастен его, ибо братья хотят сдаться — "и вот ключи от вашего замка, которые я вам привез!" И затем султан собрал крупные силы и бросил их на замок.

До начала атаки гарнизон собрал военный совет. Рыцари и сержанты прекрасно знали, что крепость труднозащищаема. Но когда командор объявил, "что будет защищать ее как сможет, а потом да свершится воля Божия", братья-рыцари ответили, что "сделают все, что бы он ни пожелал и ни приказал". Напротив, сержанты, — всего лишь наемники, — отказались там оставаться, ибо видели хорошо, что город не сможет защищаться, и они не хотят в нем умереть". Перед лицом предательства Ги, видя охлаждение своих воинов, тамплиеры поняли, что положение отчаянное. Они решили срыть замок и присоединиться к Скале Гийома, другой крепости тамплиеров, которая была почти так же обессилена. Они увезли все, что смогли, из продовольствия и припасов и разрушили большую часть того, что там оставалось.

Когда вести о потере Антиохии достигли Акры, Тома Берар и его монастырь ощутили великую боль и большое беспокойство об участи Гастена. Поскольку ни надеяться, что замок выстоит, ни послать помощь было нельзя, капитул решил отдать приказ об отзыве гарнизона, который прежде должен был срыть замок и отправиться в Скалу Гийома. И опасаясь, чтобы эти приказы не дошли слишком поздно, магистр и его братия пали на колени и просили Бога ниспослать "достаточно рассудительности" командору Антиохии, чтобы [он смог] действовать по собственной инициативе.

Брат Пелестор, который вез эти указания, нашел тамплиеров уже в Скале Гийома. Тогда в капитуле разразился большой скандал, так как братья из Гастена "воззвали к милосердию" за то, что покинули замок без приказа. Кажется, можно было бы не начинать диспут, благодаря Бога за прекрасное чудо, кое он сотворил, внушив "достаточно рассудительности" брату Жиро де Созе, предвосхитившему волю монастыря. Однако напротив, спорили долго: должны ли были тамплиеры гарнизона покинуть Дом, нарушая положения устава? Здесь лакуна в манускрипте лишает нас нескольких строк, но, кажется, магистр направил донесение, — быть может, монастырю в Испании, — дабы испросить совета. Отрадно констатировать, что решение было в пользу командора и его соратников. Но из того, что они не срыли полностью замок и не уничтожили все продовольствие и припасы, неизвестный арбитр полагал, что вполне уместно наложить на них покаяние на год и день. "И таким образом было вынесено решение о потере Гастена".

Год великого наступления Бейбарса на Латинское королевство был также годом опалы Этьена де Сиссея, маршала ордена Храма. В первый раз тамплиеры оказались в серьезном столкновении с Папой: дело Гуго де Жуй уже поссорило их с французским королем. В обоих случаях тамплиерам пришлось принести повинную, что предвещало судный день, когда две власти одновременно окажутся к ним враждебно настроенными. Скандал по поводу Этьена де Сиссея разразился между Урбаном IV и тамплиерами в 1263 г. До нас не дошли первые письма, которыми они обменялись, но можно воссоздать развитие событий по булле Урбана IV и трем буллам его преемника Климента IV. [481] В сентябре 1263 г. Урбан вызвал Этьена де Сиссея в Рим по неизвестной причине, объявил его недостойным и лишил ранга.

Этьен наотрез отказался оставить свою должность, кроме как по приказу того, кто его назначил: и этим он лишь заставлял Папу уважать статуты своего ордена. Он добавил, что никогда не слыхал, чтобы высший духовный владыка вмешивался во внутренние дела Дома, а что касается себя, то он всегда достойно служил магистру и капитулу. Этьен покинул Курию осужденным и был отлучен Урбаном IV от Церкви.

Вне сомнения, Этьен держался таким образом с согласия магистра. Сначала его укрыли в парижском Храме, а потом — в командорстве во Франции или Италии; со смертью Урбана IV в следующем году появилась некоторая надежда выйти из создавшегося положения. Но когда Климент IV возобновил ссору и написал об этом магистру в самом суровом тоне, Этьен — или, скорее. Тома Берар — дрогнул: и маршал прибыл, чтобы броситься в ноги Папе. Климент отменил акт отлучения от Церкви Этьена де Сиссея, приказав ему поклясться возвратиться в Палестину по переправе св. Иоанна Крестителя (караван судов, снимавшихся с якоря к середине июня) и жить в течение года как простой брат ордена, не занимая никакого высокого положения.

Дабы наказать маршала ордена Храма, Папа руководствовался теми же статутами ордена, что и Людовик Святой. Покаяние сроком в год, проведенный в качестве простого рыцаря, было равнозначно наказанию "в год и день", которому подвергались серьезно провинившиеся братья. Ссора между Папой и магистром не затянулась, но нам она кажется знамением. Нельзя сказать, что в период магистерства Берара орден "испортился", но с тех пор дела тамплиеров начинают принимать плохой оборот.

Хронист Жерар Монреальский (автор третьей части "Деяний киприотов") по-своему освещает события и приписывает Этьену де Сиссею убийство из ревности.

В этом году случилось, что орден Храма, и монастырь Акры и Салефа, и Замок Паломника, и замок Бофора, и мессир Жан д'Ибелен, сеньор Берофы, <...> и Жан де Жибле, маршал Иерусалимского королевства, и многие рыцари Акры отправились к Табари [Тивериаде] сокрушить большую стоянку турецкой пехоты из наемников и были, к несчастью, разбиты <...> И бежал брат Этьен де Сези [так!], маршал ордена Храма, о котором сказали, что он дурно организовал свое наступление, и повернул без боя, то ли по отсутствию храбрости, то ли добровольно по злому умыслу, поскольку говорили с какой завистью он относится к сеньору Берофы из-за безумной ревности к одной даме из той страны. Но так или иначе это было, магистр ордена Храма отправил его за море и снял с него одеяние; каковым он и оставался в римской Курии до тех пор, пока Папой не стал Грегорио Плезанти, который находился в Акре, когда был избран Папой, и сей брат Этьен де Сези приехал к нему в Акру и тогда, при помощи этого Папы, вновь надел одеяние ордена Храма и уехал с названным Папой в Заморскую землю. [482]

К несчастью, этот прекрасный роман явно противоречит папским посланиям, из которых ясно, что маршал действовал по соглашению с магистром, и оба — вопреки Папе. То, что хронисту, жившему в узком кругу приближенных магистра, известна только обыденная версия достаточно громкого скандала, является доказательством поразительной сдержанности тамплиеров.

В чем же ошибка Этьена де Сиссея? Можно предположить, что в происшедшем с ним не было ничего позорного, поскольку в 1271 г. — спустя шесть лет — он был командором Апулии, одной из наиболее важных провинций ордена Храма. Он отправился в Палестину с Фульком де Летри, одним из рыцарей Карла Анжуйского, дабы сопровождать оттуда недавно избранного Григория X. [483] Не воспротивился ли он — возможно, и силой — легатам, посланным в Святую Землю Урбаном IV набрать солдат из рядов христианской армии, освобождая их от клятв принятия Креста и предоставляя индульгенции, чтобы отправить в Италию, в крестовый поход против короля Сицилии Манфреда Гогенштауфена? [484][*1] Под воздействием событий ломбардской войны предыдущий Папа уже запретил всякий отъезд крестоносцев в Святую Землю, не сумев, однако, им помещать. Это вывело из себя тамплиеров, некогда "возлюбленных сыновей" Иннокентия III. Акт Урбана IV должен был показаться им тем более непостижимым, что тот являлся патриархом Иерусалимским до восшествия на Святой престол, лично знал отчаянное положение христиан на Востоке; один из рыцарей Храма высказался в суровой и скорбной жалобе "Гнев и Боль", о которой следует поговорить подробно.

Известны две другие поэмы, одна из которых по подписи на манускрипте принадлежит "одному рыцарю ордена Храма", другая — "тамплиеру Оливье". Последний — автор прекрасной элегии о Людовике IX, умершем в 1270 г., и вполне вероятно, что чудесные "Гнев и Боль" тоже могли бы принадлежать его перу; все три сохранившиеся отрывка написаны по-провансальски.

Именно в 1265 г., после потери Арсуфа, тамплиер-трубадур выплеснул крик отчаяния, в котором бьет через край безмерная горечь.

Гнев и боль осели в моем сердце до такой степени, что я едва смею оставаться в живых. Ибо унизили Крест, который мы приняли в честь Того, Кто был распят на кресте. Ни Крест, ни Закон не значат боле ничего для нас, не защищают нас от вероломных турок, да будут они прокляты Богом! Но из того, что явствует, чудится, что в нашей гибели Богу угодно поддерживать их.

Сначала они захватили Цезарею и приступом взяли укрепленный замок Арсуф. Ах, Господи Боже, через что прошли они, сержанты и горожане, находившиеся в стенах Арсуфа? Увы, Восточное королевство потеряло столько, что, по правде сказать, никогда не сможет оправиться.

Не думайте, что Сирия скорбит об этом, ведь она решила и заявила совершенно открыто, что — по возможности — ни одного христианина не останется в ее владениях. Из монастыря Святой Марии сделают мечеть, а так как ее Сын, который должен был бы испытывать боль за это, доволен сим грабежом, мы также вынуждены находить в этом удовольствие.

Безумен тот, кто хочет бороться против турок, поскольку Иисус Христос больше у них ничего не оспаривает. Они победили — и они победят, что гнетет меня, — французов и татар, армян и персов. Они знают, что ежедневно будут принижать нас, ибо Бог, некогда бдивший, спит, а Магомет блистает мощью и заставляет блистать египетского султана.

Папа оказался весьма щедрым на прощения, (раздаваемые] французам и провансальцам, которые помогли ему [в борьбе] против немцев. Он дает нам доказательства великого вожделения, ибо наш крест не стоит турского креста, и кто бы ни захотел, оставляет крестовый поход ради ломбардской войны. Наши легаты, говорю вам сие по правде, продают Бога и Его Прощение за деньги.

Французские сеньоры, Александрия поступила с вами хуже, чем Ломбардия; турки лишили вас ваших сил и сделали пленниками, и освободит вас только выкуп. [485]

Какое отчаяние и какая беспомощность! При полной катастрофе рыцарям оставалась только Дева Мария, средоточие куртуазной любви этого страстного века. "Ибо Матерь Божия была началом нашего ордена, и в Ней и Ее чести пребудет, ежели Богу угодно, конец наших жизней и конец нашего ордена, когда Бог пожелает, чтобы сие произошло".

Все связи, которые просматриваются за эти годы, переплетаются воедино. В 1267 г. молодой Жак де Моле (который станет последним магистром ордена Храма) был принят в Боне в братья-рыцари Эмбером де Перо, генеральным смотрителем ордена, в присутствии магистра во Франции, Амори де Ла Роша. По свидетельству на процессе Моле, после принесения обычных обетов на него надели белый плащ. Затем Эмбер де Перо якобы велел принести распятие и приказал ему отречься от Бога и плюнуть на крест: Моле отрекся "устами, но не сердцем" и плюнул на землю. [486] Итак, как мы отметим по поводу процесса позднее, непостижимо, чтобы подобное с согласия Берара и генерального капитула вменили соискателям, только что произнесшим свои самые торжественные обеты "во имя Бога и Божией Матери". Равным образом невозможно, чтобы Эмбер де Перо, заслуживший в течение двадцати лет доверие двух магистров и генерального капитула, из прихоти вынуждал к такому акту. Особенно неправдоподобно, чтобы святотатство допустил Амори де Ла Рош, близкий друг Людовика Святого, избранный магистром Франции. Однако вполне правдоподобно, что обвинение в адрес Моле, хотя и клеветническое, передает умонастроение членов ордена. Под градом атак султана, за рушащимися стенами своих замков тамплиеры расточали жалобы и проклятия своей беспомощности, оставленные Богом и людьми. Сообща они презирали предательство Рима и равнодушие Неба. Разуверившиеся в Боге, преданные Святой Деве, они, возможно, сами того не зная, порождали ересь.

ПРИМЕЧАНИЯ РЕДАКТОРА

1 Король Обеих Сицилии Манфред I (1258-1266) был внебрачным сыном императора Фридриха II. Он занял трон вопреки воле Папы, являвшегося верховным сюзереном королевства; в 1260 г. был отлучен от Церкви.

ПРИМЕЧАНИЯ

470. "История" Ираклия. Кн. XXXIV, гл. IV//Recueil des Historiens... Р.445.
471. "Деяния киприотов"//Recueil des Historiens... Р.745 и далее.
472. Regle. § 567-7.
473. Roehricht Regesta, 1251; Duchesne. SS rerum Franciae, 272.
474. Roehricht. Regesta, 1290.
475. Idem. l299.
476. Idem. l303.
477. Albon. Bullaire ms. Т. III. P. 400.
478. Leonard. Op. cit. P. 114.
479. Roehricht. Regesta, 1347; Bib. De I'Ecole des Chartes, 1888. P. 291-293.
480. Regle catalane. P. 205-211, XLVIII.
481. Albon. Bullaire ms. T. III. P. 397. Булла Урбана IV от 13 августа 1263 г.; Idem. Т. IV. Р. 4. Булла Климента IV от 1 марта 1265; Р.12. от 31 марта 1265 г. и Р. 13 (1265).
482. Recueil des Historiens des Croisades. Documents Armeniens. T.II. Р.753.
483. Idem. Historiens Occidentaux. I. II. P. 495, прим. С (Ираклий).
484. Histoire litteraire de France. T. XXXII. P. 57 и далее.
485. В собрании Национальной библиотеки в Париже: Fonds ancien. Fr. 856 (Fol. 367). Опубликовано Райнуаром в "Choix de Poesie des Troubadours".
486. Michelet. Proces... T. II.P.305.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история