Лесны Иван. О недугах сильных мира сего (Властелины мира глазами невролога)

ОГЛАВЛЕНИЕ

БОЛЕСЛАВ II
Кто есть князь!
Повелитель людей, которые его слушают.
Повелитель людей услужливых. Ни больше, ни меньше.
Он может вывести их на поле, может решать их дела правовые.
Он повелевает, приказывает, мчится, как поток в русле.
ВЛАДИСЛАВ ВАНЧУРА "КАРТИНЫ ИЗ ИСТОРИИ ЧЕШСКОГО НАРОДА"

Болеслав II, чешский князь из династии Пржемысловичей, правил во второй
половине X века, точнее в 972--999 гг. В это время в чешской котловине
развертывались чрезвычайно важные события, которые оказали значительное
влияние на развитие раннефеодального государства Пржемысловичей и
формирование чешского народа вообще. Многие из них, как мы вам покажем,
происходили с легкой руки самого князя, что тогда и не могло быть иначе. В
те времена -- более чем когда-либо -- признавалось право сильного, а им, как
правило, был князь, вождь племени, правитель, располагавший вооруженной
дружиной, с помощью которой он правил. В руках князя практически
сосредоточивалась вся политическая, военная, экономическая и судебная
власть. От него зависела жизнь и смерть его подданных, он мог, как ему
заблагорассудится или скорее как позволяли обстоятельства и великодержавные
интересы, на подчиненной территории распоряжаться землей, лесами,
поместьями, селениями и поселенцами.
В нашем сегодняшнем восприятии X век представляется временем темным,
варварским, жестоким и суровым. Жестокими и суровыми были и люди, которые
своей жизнью, своими делами наложили на него отпечаток исключительности,
создали его отличительную примету. Болеслав II был также человеком своей
эпохи. И он оставил за собой следы своих деяний, но, невзирая на крупные
успехи, не вышел за рамки своего времени. Он лишь сумел в подходящий момент
воспользоваться напрашивавшимися возможностями и разумно приумножить то, что
досталось ему в наследство от Болеслава I, по пути которого он шел
целеустремленно и неукоснительно до самой смерти. Если мы хотим правильно
понять сына, нужно сначала вернуться к отцу.
По следам предшественников. В начале X века, когда под ударами венгров
- кочевников пала первая западнославянская держава Великая Моравия, центр
чешского государства перемещается дальше на запад, на территорию, где
правили князья племен Средней Чехии. Они происходили -- как нам известно из
"Чешской хроники" Козьмы -- из рода легендарного Пржемысла Пахаря,
существование которого исторически не доказано. Точно так же не существует
хотя бы в какой-либо мере достоверных письменных сведений о его семи мнимых
наследниках. Козьма приводит их имена (Незамысл, Мната, Войен, Внислав,
Кршесомысл, Неклан и Гостивит), не скрывая того, что они были язычниками.
Автор не отрицает и факта, что для составления родословной этого княжеского
рода послужило ему всего лишь "повествование старцев", т. е. предания и
легенды, не имеющие фактографической ценности.
Первым представителем Пржемысловичей, о котором есть упоминание в
письменных источниках, был князь Борживой, правивший около 870 года.
Приблизительно в то же время в соседней Моравии насильственно захватывает
власть Сватоплук, который к державе Моймиров, т. е. к Великоморавской
державе, составлявшей рубеж между Восточно - Франкской империей и Византией,
присоединяет новые и новые славянские племена, населявшие Центральную
Европу, и превращается в одного из могущественных правителей своего времени.
Вскоре Борживой, подчинившийся Сватоплуку и ставший его вассалом, оказывает
ему военную помощь и устанавливает с ним дружеские отношения. Поскольку
Великоморавская держава к этому времени уже была христианским государством,
Борживой и его жена Людмила, прибывшие в Велеград около 880--885 гг.,
принимают христианство. Их крестил моравский архиепископ Мефодий. Борживой и
Людмила становятся ревностными последователями и распространителями новой
веры (Людмила позднее была провозглашена святой). Борживой вызывает из
Моравии и священника, для которого строят в городище Левы-Градец костел
(по-видимому, первый в Чехии). Второй, посвященный Деве Марии, возводят на
обширном городище в Праге, куда переводят резиденцию князя.
Крещение и христианизация чешских племен были первыми значительными
шагами Борживоя в деле постепенного претворения в жизнь идеи создания вокруг
столицы Праги более крупного государственного образования под властью
Пржемысловичей. В это время на территории, населенной чешскими племенами,
происходил распад родового строя и начинали формироваться раннефеодальные
отношения собственности, т. е. процесс узурпации общего родового имущества
сильными личностями, вождями, вельможами, захватившими с помощью вооруженной
дружины в свои руки целые селения, этнически родственные роды и, наконец,
племена, которых они заставляли работать на себя и содержание двора и
дружины. Эти новые феодалы между собой соперничали и боролись за власть.
Причем борьба была жестокой и беспощадной, часто завершающейся смертью
противника и присоединением его владений к владениям победителя. Именно этот
процесс объединения меньших этнических и территориальных единиц в более
крупные, в более прочные формы государственной власти способствовал
ускорению распространения христианства.
Борживой -- точно так же, как и остальные предшествовавшие или
последовавшие за ним князья, -- понял, что новая религия таит в себе
невиданную силу. Она может освящать все деяния, совершающиеся по воле
правителя -- христианина, если только они служат интересам церкви и прежде
всего делу распространения христианства. Ведь он призван господствовать "по
воле божьей" как посланник самого могущественного бога на Земле -- Христа --
на конкретном земельном пространстве, которым он владеет с дружиной или
которым он овладеет в будущем. (Точно так, например, судили франкские князья
и вельможи, обращавшие в христианство славян - язычников Полабья и Поморья).
Борживой понял, что новая религия превращает еще недавно свободных
земледельцев-язычников в людей покорных, послушных господину, людей,
завороженных таинственными обрядами и уповающих на блага посмертной жизни.
Эту конструктивную роль христианства, как и его значение в деле
развития образования в период феодализма осознавали и наследники Борживоя.
Однако по мере того, как росло число крещенных, священников и костелов,
перед первыми представителями Пржемысловичей вставал чрезвычайно важный
вопрос, которым они вынуждены были заниматься длительное время. Речь идет об
отношении христианской организации в Чехии к церковным верхам, и прежде
всего к епископу, резиденция которого находилась в Регенсбурге в Баварии, в
чужой стране, далеко за пределами чешского княжества.
С этим в определенной мере был связан и более широкий аспект отношения
Пржемысловичей к соседям, в частности, к Восточно-Франкской империи, которую
вскоре будут называть Священной Римской империей. Если Борживой искал опору
на востоке, у Сватоплука в Моравии, то его сын Спитигнев в период 895-- 905
гг. обратился в Регенсбург, куда он год спустя после смерти отца и
Сватоплука (894) приехал в сопровождении свиты и чешских вельмож воздать
почести королю Арнульфу из династии Франкских Каролингов. Неизвестно,
возникла ли тем самым некая ленная зависимость Пржемысловичей. Источники
говорят о том, что тогда чешские племена отторглись от Великой Моравии. Ни
больше, ни меньше. Определенно лишь одно: на протяжении последовавших 40 лет
никаких более или менее серьезных конфликтов между соседями не произошло.
(Видимо, этому способствовали сложные отношения в Восточно-Франкской империи
после смерти Арнульфа, завершившиеся ее распадом на отдельные
самостоятельные герцогства, которые позднее при Саксонской династии вновь
объединились).
Необходимость поддержания добрососедских отношений с могущественным
германским королевством особенно чувствовал внук Борживоя князь Вацлав --
один из наиболее противоречивых представителей в нашей истории вообще. Когда
он вскоре после насильственной смерти был канонизирован, о нем возникли
бесчисленные легенды в стихах, а позднее -- десятки и сотни книг, хотя мы до
сих пор не знаем даже точных дат его жизни. Очень долго считалось, что он
правил в 921--929 г., как об этом упоминал в своей "Чешской хронике" на
латинском языке декан собора св. Вита в Праге Козьма почти двести лет
спустя. Однако исторические исследования показали, что он ошибался: историки
передвинули дату убийства князя Вацлава на конец сентября 935 года. Точно
так же следует внести поправки и во многие распространенные взгляды о его
правлении. Понятно, что он ни в коем случае не был монахом, предающимся
бесконечным молениям, а был средневековым феодалом, христианином, ничем не
отличавшимся от князей своей эпохи. Он насаждал христианство с жестокостью,
соответствовавшей тому времени, с такой же неукоснительностью взыскивал с
подданных разные сборы, натуральные налоги и десятины. Как пишет А. Резек в
"Иллюстрированной истории", он не останавливался даже перед вооруженным
подавлением сопротивления князя зличан Радслава (предшественника
Славниковичей?). Однако его союзнику, германскому королю Генриху Птицелову,
вторгшемуся с войском в Чехию, князь Вацлав не только не оказал
сопротивления, но даже подписал мир. Договор, заключенный в 929 г., означал
для Вацлава своего рода вассальство с обязанностью уплаты годовых налогов и
участия в военных действиях.
В результате этого против Вацлава возникает оппозиция. Важную роль в
ней играют его мать Драгомира (вдова сына Борживоя -- Братислава) и младший
брат Болеслав, в то время феодальный князь Пшовского удела, которым он
управлял в каменном замке в Старом Болеславе. Болеслав был решительным
человеком с крутым нравом, воинственным феодалом, жаждущим большей доли
власти. Он не мог смириться с унизительным договором, подписанным Вацлавом.
Его взгляды разделяли и другие вельможи, а главное -- члены его дружины, для
которых война была подходящим случаем для военной добычи и щедрых
вознаграждений от хозяина.
Так сформировался заговор и было совершено первое убийство правителя из
династии Пржемысловичей. Это произошло в сентябре 935 года, по некоторым
сведениям, у ворот костела Козьмы и Дамиана в Старом Болеславе, куда Вацлава
пригласил брат Болеслав на крестины сына. Как пишет Козьма, вероломное дело
совершили наемные убийцы.
На освободившийся престол взошел братоубийца.
Что Козьма утаил?
Печать братоубийства Болеслав нес всю жизнь, она перешагнула за ним в
историю. Из-за него (опять же у хрониста Козьмы) он получил прозвище
Грозный, хотя как государь он был, по тем временам, относительно умеренный.
Он продолжал сопротивляться немцам, мужественно и довольно успешно отражал
на протяжении долгих 14 лет натиск преемника Генриха -- короля, позднее
императора образовавшейся "Священной Римской империи" Оттона I Великого. И
лишь в 950 г., когда Оттон подступил к Праге с большим перевесом войск,
произошло примирение. С той поры Болеслав живет с Оттоном в мире и согласии,
а в 955 г. помогает ему разбить в битве на реке Лехе под Аугсбургом
венгров-кочевников, опустошавших своими набегами Центральную и даже Западную
Европу. После этого поражения они прекратили свои налеты и прочно осели на
венгерской низменности. Существует мнение, будто Болеслав I у разгромленных
венгров отнял Моравию и часть Словакии, присоединив их к своему государству.
Достоверно лишь то, что он получил Силезию и княжество вислян с Краковом, т.
е. территорию, граничащую с возникавшей тогда Польшей. С польским князем
Мешко I из династии Пястов он поддерживает дружеские отношения, закрепляя их
в 995 году браком дочери Доубравки с этим основателем первой польской
королевской династии. (Как известно, позднее Доубравка внесла большой вклад
в обращение Польши в христианство).
В соответствии с территориальным расширением рос и авторитет Чешского
княжества и его князя Болеслава 1 у соседних правителей и на родине. Ни
племенные вожди (если только они еще оставались), ни другие чешские вельможи
не осмеливались ему прекословить, поэтому он был свободен в проведении
политики внутри страны. Он осуществляет ее решительно, энергично, но
продуманно, со знанием дела. А это значит -- успешно. Так, он вводит новую
монету, серебряный денарий, который чеканит сразу в двенадцати местах. Эта
монета с некоторыми видоизменениями остается в силе в качестве платежного
средства вплоть до 1300 г., когда ей на смену приходят знаменитые пражские
гроши. В результате Прага становится значительным торговым центром, куда
приезжают купцы со всех концов мира. Они бывают здесь охотно, отмечая при
этом, что дороги в этих краях безопасные, содержатся в хорошем состоянии, а
пошлины и дорожные сборы сносные (как и годовые налоги и десятины). Поэтому
в этот период растет число крепостей, замков, поселений, всюду процветает
торговля товарами (вплоть до товаров с Востока), мехами, медом, полотном,
серебряными украшениями, но и рабами, за которых щедро платят в Багдаде.
Казалось бы, чем не идиллия хозяйственного расцвета и благосостояния.
Вопрос только: для кого?
Покупать и продавать могли, прежде всего, князь и его свита, члены
дружины, придворные, служащие и другие вельможи с их семьями, т. е.
небольшая горстка людей, две или три тысячи, живущая на плоды труда других.
Тех, кто их должен был кормить, в сотни раз больше. Но после сдачи княжеским
сборщикам полагающихся налогов, годовых общих мирских сборов и десятин
церкви, им едва оставалось на то, чтобы сводить концы с концами. Их жизнь
складывалась из постоянной борьбы с природой при добыче средств к
существованию, из страха перед молнией и наводнением, из боязни остаться в
опустошенном жилище, которое могли разорить дружинники князя или поджечь
враги, что тоже бывало нередко. Этим действительно нечего было продавать,
разве самих себя в рабство, и то в случае согласия князя. Тот был хозяином,
ему принадлежало все. Даже уже не верилось; что когда-то их деды говорили:
"Это наше, это принадлежит нашему роду". Не в лучшем положении были и
ремесленники из окрестностей замка, хотя они еще могли менять свои изделия
на сельскохозяйственные продукты. Но серебряных денариев не было и у них.
Уже при Болеславе I, но еще больше в годы правления его сына, после
полного объединения страны, происходят значительные изменения во всей
системе управления. Прежнее разделение государства по племенам и родам
изжило себя. Племенные вожди и старейшины отдельных родов, если только они
не подчинились князю, были давно истреблены. Больше того, не существовали
даже некоторые роды и целые племена. Так, в Чехии Пржемысловичей постепенно
внедряется административное управление, т. е. разделение государства по
жупам (позднее областям), с центром управления в одном из княжеских замков,
где, помимо служилых во главе со старейшиной (позднее бургграфом),
находились гарнизон и дворовые. В это время и в столичном городе Праге
возникают соответствующие учреждения с действием на всей территории
(управляющий жупой, позднее главный бургграф, верховный канцлер, верховный
судья, главный камергер, главный писарь и т. п.).
Князь на все эти должности назначал людей, главным образом, из своей
дружины в благодарность за верную службу. Они получали не деньги, а так
называемую награду из собственности князя -- селения, крепости и хозяйства с
подданными, которыми сначала они пользовались как ленными владениями до
своей смерти и которые позднее стали переходить к их наследникам. Так из
вассалов, сначала полностью зависимых от князя и преданных ему, стала
формироваться и на протяжении дальнейших десятилетий укрепляться чешская
аристократия...
О политических и государственных способностях Болеслава I говорят и
другие шаги, сделанные в интересах освобождения чешского государства от
зависимости немецких епископов и господ. Шаги, которые от государя,
отмеченного печатью Каина, менее всего можно было ожидать. Речь идет об
основании пражского епископства, т. е. самостоятельной чешской церковной
организации.
Для этого, конечно, необходимо было согласие церковных и мирских
верхов. Поэтому Болеслав I в 965 г. поручает своей дочери Младе, находящейся
в Риме, связаться с папой римским. По-видимому, ее миссия была успешной.
Папа римский Иоанн XIII передал ей учредительную грамоту не только пражской
епархии, но и женского бенедиктинского монастыря св. Георгия в княжеском
замке (Млада стало его первой аббатисой).
Однако сам Болеслав I этого не дождался, как не дождался он и
инвеституры первого епископа в Праге. Он умер 15 июля 972 г. (в хронике
Козьмы приводится ошибочная дата 967 г.: либо первый чешский хронист
допустил неточность, либо -- согласно версии Д. Тршештика -- сделал это
сознательно, передвинув дату смерти Болеслава, дабы не приписывать
братоубийце заслугу за основание епископства). Тридцатисемилетнее успешное
правление Болеслава на весах истории значительно перевешивает чашу, на
которой лежит обвинение в братоубийстве. Он многое сделал, но ушел из жизни,
не докончив своих дел. К счастью, его сменил способный наследник.
Яблоко от яблони недалеко падает. Новый князь Болеслав II был достоин
отца во всем, а кое в чем его и превосходил. Если применительно к отцу
многие хронисты и историки употребляют прозвище Грозный, то сына называют
Благочестивый. В этом заслуга хрониста Козьмы Пражского, ибо для него князь
Болеслав II "человек самых христианских качеств, человек, верящий в церковь,
отец сирот, защитник вдов, утешитель угнетенных, радушный хозяин,
принимающий священников и странников, основатель церквей божьих".
Действительно, этих церквей Болеслав II построил ровно двадцать, что
церковному служителю Козьме казалось особенно значительным и привлекательным
в князе. Все остальное в этой цитате -- лишь атрибуты литературного штампа,
часто встречающегося у средневековых авторов. Далее Болеслав основал три
монастыря монашеского ордена бенедиктинцев (св. Георгия, в Бржевнове и
Острове) и щедро наделил им богатств, земли, скота и всего необходимого для
жизни монахов и монахинь, что, вместе взятое, создавало условия для развития
культурной деятельности монастырей, возникновения церковных школ и роста
образования.
Однако прежде всего он довел до победного конца дело, начатое отцом, и
основал епископство. Вскоре после своего вступления на трон он получил
согласие епископа Вольфганга из Регенсбурга и императора Оттона I (лишь
император имел право инвеституры, т. е. введения в должность епископа), но
поскольку Оттон I внезапно скончался, Болеславу пришлось ждать согласия его
преемника Оттона II. Наконец, в 973 г. он получает официальные регалии для
епископа пражской епархии Детмара, родом саксонца, но знающего славянский
язык, т. к. он до этого жил многие годы в Чехии.
Новая епархия организационно была подчинена Мангеймскому архиепископу,
что, в общем, было невыгодно, но основание епископства в Праге в целом можно
считать успехом в политике Болеславов I и II в деле укрепления мощи
Пржемысловичей. Тогда церковь была полностью подчинена государям. Князь
назначал и отстранял от должности священников в отдельных костелах и даже
собирал десятинные налоги, которые платили верующие церкви. А пражский
епископ был, собственно, княжеским капелланом, который выполнял целый ряд
светских задач, например, вел дела с зарубежными монархами и т. д. Таким
образом, из средневекового крылатого выражения "крест и меч" преимущество
извлекала светская власть. (Так называемое клюнийское движение за
преобразования, направленные на завоевание независимости церкви от светской
власти и повышение нравственности христиан, и прежде всего среди священников
и монахов, во Франции и Италии было еще в зародыше; в Чехии оно получило
распространение в годы деятельности второго пражского епископа Войтеха из
княжеского рода Славниковичей).
Примером отца руководствовался Болеслав II и в вопросе освобождения от
политической зависимости чешского княжества от Священной Римской империи.
Как только в 974 г. разразилась борьба князей за трон, он вмешался в нее и
поддержал Генриха Баварского. Как выяснилось, князь поставил не на ту карту:
победил Оттон II, который в отместку Болеславу за его "вероломство" трижды
безуспешно вторгался в Чехию. И лишь четыре года спустя, в 978 г., наконец,
заставил чешского князя признать его главенство. Мир, заключенный Болеславом
II, развязал ему руки в деле территориальных захватов на Востоке. Он
расширил свою державу за счет части Верхней Лужицы и на некоторое время --
части территории галицкой земли, граничащей с Киевской Русью. Вплоть до этих
мест, к реке Бугу, простиралась власть чешского князя, как об этом сообщают
хроники и летописи тех времен. Однако о характере этих захватов в них ничего
не сказано. На сей раз, видимо, речь шла о военных захватнических действиях,
о внезапных нападениях на поселения и крепости вооруженных отрядов князя. И
только страх и перевес оружия могли удержать правителей на далеких берегах
Вислы или в других краях в зависимости от чешского государя. А если они
хотели отторгнуться и пытались найти помощь и защиту в другом месте,
Болеслав без колебаний бросал туда все силы (как, например, в Силезии его
войска подавили мятеж под руководством его зятя, польского князя Мешко I).
Территориальное расширение чешского княжества, которое вело к усилению
власти правителей, было оплачено кровью, насилием и страданиями тысяч людей
-- как воинов, так и пахарей -- которые часто и не знали, что те дикие
всадники, что вторгались в их селения, забирая урожай и скот, а в случае
сопротивления поджигали их дома, были из дружины Болеслава.
Думаю, это надо было отметить, чтобы понять смысл (и значение)
жестокого даже по тем временам события, происшедшего в конце жизни Болеслава
не где-то в пограничных лесах, а прямо в центре чешской котловины, в замке
Либице. Он был построен на пологом холме недалеко от слияния рек Цидлина и
Лаба и обнесен двойным крепостным валом, за которым высились великолепный
замок, костел и дома для дворовых и вооруженной дружины. Но этот замок --
что важно подчеркнуть -- не принадлежал Пржемысловичам.
Его построил где-то в середине IX века неизвестный вельможа из зличан
или хорватов -- племен, осевших на востоке от реки Влтава и в восточной
части Полабской низменности. Здесь постепенно стал формироваться своего рода
политический центр, вокруг которого насильственным путем (как и в Чехии
Пржемысловичей) объединялись роды и племена из окрестности, пока не возникло
княжество, известное в истории под названием владение Славниковичей. Свое
название оно получило по имени князя Славника, который владел Либице в годы
правления Болеславов. Славник был человек необычайно способный, а что
касается политических амбиций, в этом он не уступал обоим Пржемысловичам. В
Либице у него был собственный капеллан, большой княжеский двор. Он чеканил
собственную монету, а с соседними правителями поддерживал внешние связи,
которые скреплял династическими браками своих сыновей и дочерей с
влиятельными немецкими родами.
За всем этим Болеславы (их жены были также немецкими принцессами)
следили с беспокойством. Особенно Болеслав И видел в Славниковичах угрозу
для Пржемысловичей и их государства. Он тяжело переживал то, что после
смерти Славника (981) его сыновья пытались полностью освободиться из-под
власти пражского князя. Напряженность между этими династиями не ослабла даже
после того, как сын Славника Войтех стал вторым пражским епископом (982).
Наоборот, со временем она еще более усиливалась. Все чаще и острее
происходили столкновения пражского князя с епископом, что переносилось на
отношения между обоими родами. Совершенно закономерно дело шло к решительной
развязке.
Она произошла 28 сентября 995 года -- утверждают, в момент, когда
четверо сыновей Славника -- Спитимир, Побраслав, Порей и Часлав находились с
семьями и дворовыми в молельне. Был день св. Вацлава, которого чтили и
здесь, считая своим покровителем. Вооруженная дружина Болеслава подошла к
Либице, захватила замок и немилосердно перебила всех жителей, не исключая
женщин и детей. Из членов рода Славниковичей остались в живых лишь те, кто
был за границей: глава рода Собебор, который как раз с войском помогал
императору Оттону III завоевывать полабских славян, и его братья -- Войтех и
Радим, которые за пределами Чехии выполняли церковные обязанности. (Собебор
вернулся в Чехию лишь в 1003 году с войском Болеслава Храброго и погиб при
осаде Праги; Войтех и Радим вообще не вернулись в Чехию -- оба отправились к
Балтийскому морю обращать пруссов-язычников в христианство, где Войтех нашел
мученическую смерть). Замок Либице был разрушен дотла. Такая же судьба была
уготована и остальным замкам и крепостям Славниковичей. Пржемысловичи стали
единственной правящей династией во всей Чехии.
Вопросы вокруг либицкой экзекуции. Еще сегодня, почти тысячу лет спустя
со дня варварского уничтожения владения Славниковичей, встает вопрос, нужно
ли было доводить борьбу за власть между Пржемысловичами и Славниковичами до
такой меры, до полного истребления членов княжеского рода? Нельзя ли было их
наказать менее жестоко, скажем, казнив главных противников из рода
Славниковичей, а остальных членов -- главным образом детей и женщин --
послать в монастыри, дворовых и дружинников рассредоточить по крепостям или
-- в худшем случае -- продать в рабство, что в те времена было обычным
явлением? И наконец: кто дал приказ к резне -- Болеслав II или кто-то за его
спиной?
На эти вопросы мы могли бы найти довольно точные ответы в книге Ванчуры
"Картины из истории чешского народа", где он пишет: "Некоторые летописцы,
говорящие о либицкой резне, находят, что такие истории происходили и в
других краях, они точь-в-точь похожи на нее, что жестокость в ту эпоху не
останавливалась даже перед колыбелями. Точно таким образом были истреблены
многие премногие семьи вельмож в Германии и Италии. Но чем бы ни была
либицкая история -- заурядным ли делом или страшной аномалией -- явно одно:
что она означает завершение дела единства..." Владислав Ванчура имел в виду
завершение политического объединения чешских племен в единую государственную
форму под властью единого государя. Но этого хотел уже Болеслав I. И уж тем
более стремился к этой роковой цели Пржемысловичей его сын, шаг за шагом
близившийся к претворению в жизнь заветов отца. Эта идея, заключающаяся в
том, чтобы покончить с раздробленностью чешской земли, родилась у него не
сразу. По-видимому, она созревала постепенно, но преследовала его
неотступно. Неясным остается, что явилось непосредственной причиной,
импульсом для осуществления либицкой экзекуции? Почему Болеслав II решился
на этот шаг именно в памятный день сентября 995 г.?
Прежде чем мы попытаемся ответить на эти вопросы, мы не можем оставить
без внимания одну проблему, высказанную впервые хронистом Козьмой и,
благодаря Палацкому и другим историкам, сохранявшую актуальность до
недавнего времени. Дело в том, что Козьма не мог смириться с тем, что
Болеслав II, государь, по его мнению, столь благочестивый и благородный, мог
иметь что-то общее с убийством Славниковичей. По мнению Козьмы, виноваты
были в этом "дурные старейшины" (т. е. дружинники), которые это дело
совершили своевольно, без ведома князя. Другие историки находили обычно
расхожее объяснение: "Плохие советчики", а историк Антонин Резек добавил:
"Вршовичи". Бесспорно, род Вршовичей, "состояние которого было тощим, а имя
не очень старинным" (Ванчура), враждовал со Славниковичами, и не исключено,
что Вршовичи с удовольствием помогли в их истреблении. Палацкий же считает,
что Болеслав в это время хворал (к его болезни мы еще вернемся), а потому
"управление земскими делами он был вынужден передать сыну Болеславу Рыжему и
нескольким чешским вельможам". То, что рыжий наследник мог совершить любую
жестокость, он не раз доказывал позднее, в годы своего относительно
короткого правления. Однако во время либицкой экзекуции его не было в Чехии
-- он находился где-то на Лабе с чешскими войсками, где помогал Оттону III
(как известно, вместе с ним помогал истреблять оборитов и Собебор во главе
войск Славниковичей). А советники и дружинники тогда, в период
раннефеодальных отношений, когда "чешский князь еще правил как самодержец,
воля и произвол которого решали все" (К. Стлоукал), вряд ли решились бы на
такой шаг. Болеслав должен был быть действительно очень хворым, чтобы
полностью выпустить из рук бразды правления. Ничего подобного не было, ибо
он еще жил несколько лет после либицкой трагедии. Напрашивается вывод, что
приказ к резне Славниковичей, несомненно, дал сам пражский князь.
Почему же это случилось именно в начале осени 995 года?
Как мы уже сказали, борьба "кто кого" между Пржемысловичами и
Славниковичами, видимо, велась уже продолжительное время. Очевидно, она
приобрела остроту после того, как Войтех Славникович встал во главе
пражского епископства. Между ним и пражским князем разразился затяжной спор,
в основе которого лежал вопрос завоевания больших правомочий и светских благ
для церковных верхов. Свои требования Войтех повысил особенно после
возвращения из Рима (993), где он не только присоединился к клюнийскому
движению, но и сблизился с тогдашним императором "Священной Римской империи"
Оттоном III, который, помимо прочего, был ярым исполнителем германской
политики "Дранг нах Остен", направленной прежде всего против славянских
племен, осевших в Нижнем Полабье, Поморье и Прибалтике. По-видимому,
Болеслав воспринимал усилия Войтеха как опасность для суверенитета
Пржемысловичей и не желал безучастно взирать на это. Дело в том, что Войтех
выступал в споре церковным представителем политической оппозиции
Славниковичей против Болеслава II. Но это было не все.
В 994 г. Войтех уезжает из Праги и совершает длительное заграничное
путешествие с миссией, которая заключалась не только в "проповедовании слова
божьего, крещении язычников и организации церковной жизни в Польше и
Венгрии", как пытаются нас убедить летописцы, пропагандировавшие легенды о
св. Войтехе. Войтех во время пребывания в Германии с Фанатичным усердием
помогал Оттону III в крещении язычников, что вылилось в геноцид славян
Полабья. Предпринимал он и другие шаги в поддержку политических амбиций
Славниковичей. В лагере Оттона III, как и у Болеслава Храброго и венгерского
князя, он пытается найти влиятельных союзников против Болеслава II. Чешский
князь не мог не понять, что деятельность епископа Войтеха представляет
смертельную опасность для политики Пржемысловичей, особенно если учесть, что
его брат Собебор помогал императору вместе со своим войском и жаловался на
него Оттону III и Болеславу Храброму, который в конце лета появился в лагере
императора. (Болеславу II об этом, видимо, сообщил его сын Болеслав Рыжий).
Чаша терпения переполнилась. Это было предательством, за которое следовало
немедленно наказать. Наказать так, чтобы никогда ни один из Славниковичей в
будущем не мог угрожать интересам династии Пржемысловичей!
Болезнь как искра зажигания! Итак, на все вопросы даны ответы. Теперь
очередь за неврологом. Источники говорят о том, что Болеслав II страдал
болезнью, которую хронист той эпохи, мерзебургский епископ Дитмар называет
"параличом". (В те времена так называли все виды потери двигательной
функции). Палацкий определил болезнь более точно: "Его хватил удар". При
"ударе", как у нас с давних времен называли апоплексию мозга, речь идет либо
о кровоизлиянии в мозг, либо об инфаркте, когда один из сосудов мозга
закупоривает тромб и пораженная область оказывается без кровоснабжения. В
большинстве случаев (если это происходит в переднем мозге, то закономерно)
наблюдается потеря двигательной функции противоположных верхних и нижних
конечностей (гемиплегия).
Болеславу II в то время, когда его разбил паралич, было более
шестидесяти лет. В этом возрасте редко происходит кровоизлияние в мозг (в X
веке это вело бы к скоропостижной смерти), но может образоваться бескровная
область (ишемизация) определенных отделов мозга. Это чаще всего наблюдается
у молодых людей при эмболии у сердечников, тогда как у людей постарше речь,
идет о тромбозе мозговых сосудов, т. е. закупорке сгустком крови, обычном
явлении при артериосклерозе головного мозга. Этот диагноз, кажется, более
всего отвечал болезни Болеслава II.
Интересно, как значительно распространился в X веке артериосклероз
мозга в царствующих и аристократических семьях Европы (у Каролингов король
Арнульф, в Саксонской династии Генрих Птицелов, у Пржемысловичей -- Болеслав
I и II). Раньше малоизвестные кровоизлияния в мозг появляются все чаще.
Наверное, это было связано с изменением образа жизни (особенно в Центральной
Европе, где жизнь на лоне природы или полуприроды сменилась более
цивилизованными условиями, более чреватыми опасностями для здоровья).
При артериосклерозе головного мозга, наряду с тромбозом, происходят и
психические нарушения, которые знают все неврологи, психиатры и терапевты.
Они проявляются в смене настроений, агрессивных состояниях, снижении
мыслительных способностей, что на научном языке называется
артериосклеротической деменцией (она характеризуется тем, что образуются так
называемые люцидные интервалы, или периоды, когда пациент с умственной точки
зрения абсолютно нормален). Свои умственные затруднения пациент может долго
скрывать, сохраняя как можно дольше общественные функции.
Следовательно, видимо, Болеслав II страдал болезнью своего времени --
артериосклерозом мозга, но он перенес и не менее одного паралича, когда
потеря сознания длится всего несколько секунд, зато потом следует, как
правило, потеря двигательной функции половины тела, которая постепенно
восстанавливается.
Именно на это время, согласно источникам, приходится приказ Болеслава
II об уничтожении Либице. Могла ли болезнь повлиять на его решение? Мы
пытались показать, как Болеслав на протяжении всего периода своего правления
стремился сделать все для того, чтобы укрепить чешское государство и власть
Пржемысловичей. Как государь, отличавшийся благоразумием и осторожностью,
храбростью и решительностью, он не мог поступить иначе, чем поступил, ибо
видел в Славниковичах и их землях угрозу для дальнейшего развития чешского
государства и использовал при этом методы жестокие, но не исключительные для
той суровой эпохи. В исторических источниках того времени нет каких-либо
упоминаний о вмешательствах или проявлениях недовольства в знак протеста со
стороны правителей других государств, симпатизировавших или поддерживавших
дружеские связи со Славниковичами. Весьма возможно, мозговой инсульт и
последовавший паралич половины тела ускорили у пациента (опасавшегося из-за
ухудшения состояния упустить случай) принятие решения уничтожить Либице.
Впрочем, ручаться головой за это утверждение не может ни один невролог.
Тем не менее хронист Козьма в определенной степени подтверждает наш
диагноз смерти Болеслава II (7 февраля 999 года):
"В последний час уста застыли". Это может свидетельствовать о
последовавшем тромбозе в левом полушарии переднего мозга (нарушение речи?)
или в стволе мозга (парализованное лицо?).
Прежде чем закончить историю Болеслава, вернемся к его сопернику
Войтеху Славнику. Как мы знаем, он принял мученическую смерть в 997 г. от
рук пруссов в Прибалтике. Войтех желал отдать всю жизнь за христианскую
веру, но этого, видимо, не понимали пруссы-язычники, которые видели в нем,
как и в его брате Радиме, посланнике Оттона III, посла смерти, а не
провозвестника новой религии. Поэтому Войтеха ждала смерть, а Радима --
пленение. Его дальнейшую судьбу предоставим историкам.
Печальной иронией истории стал тот факт, что немного лет спустя после
либицкой экзекуции (которая означает не только завершение дела единства, но
и, по мнению Ванчуры, "семя раздора и бедствий"), после смерти Болеслава II,
мощь Пржемысловичей и чешского государства падает настолько, что ей не
удается оправиться и в будущих поколениях.

ВАЦЛАВ II
Люди не любят воинственных вояк, топот лошадей и военные пожары.
Король -- монах! Точно так же его могли бы называть королем бедных. Или
королем мира. Собственно, это одно и то же.
Даже самый доблестный рыцарь никогда не проникал в глубину души тех,
чья жизнь заполнена мирным трудом.
Людмила ВАНЬКОВА. "Королевский пурпур тебя не спасет".

Люди, "чьим жизненным уделом был спокойный труд", любили Вацлава II,
хотя и не всегда это высказывали. Тем не менее, в достопамятный день 24 мая
1283 года они проявили свои чувства с таким энтузиазмом, спонтанностью и
искренностью, каких не доставалось еще ни одному чешскому государю. В тот
день Вацлав возвращался в Пражский Град после более чем четырехлетнего
интернирования в Бранденбурге, и народ уже с раннего утра шпалерами стоял
вдоль улиц, по которым должен был проследовать торжественный кортеж.
Государя пришла приветствовать вся Прага, мещанство и беднота, монахи в
рясах и рыцари с мечом на поясе, опытные турнирные бойцы и дворовая челядь;
вельможные чешские паны, придворные и церковные сановники входили
непосредственно в королевскую свиту. Всем хотелось собственными глазами
увидеть представителя династии, которая свыше четырех столетий правила в
чешских землях, наследника престола и сына великого отца, который пятью
годами ранее геройски пал в неравной битве на Моравском поле, -- а перед
ними предстало дитя, мальчик неполных двенадцати лет, махавший ручонкой
ликующей толпе.
Все связывали большие надежды с его возвращением в Чехию. Наконец-то
должны были прекратиться печальное опекунство Оттона Бранденбургского и
бесчинства его мародеров в чешских городах и весях, пашалык Рудольфа
Габсбурга, голод и эпидемии, бесправие и злоупотребления, что долгие годы
отравляли жизнь населению королевства. Работный люд, т. е. крестьяне,
горняки, ремесленники, хотели получить возможность спокойно трудиться и
добиваться справедливости, порядка в стране и безопасности передвижения по
дорогам. Мещане ожидали, что молодой король подтвердит их старые и
предоставит им новые привилегии, купечество желало точных мер и надежных
денег, священники и монахи рассчитывали на новые церкви и монастыри с
обширными угодьями, дворянство, особенно знатные чешские паны, намеревались
потребовать, чтобы Вацлав оставил за ними все владения, крепости и замки,
включая и те, что им удалось за пять лет безвластия отнять у церкви и
короны. Епископ Тобиаш из Бехине, в отсутствие Оттона Бранденбургского глава
земского управления, желал того, чтобы Вацлав оставил его на этом посту,
пока сам не вырастет и не сможет держать скипетр. Если это вообще
когда-нибудь произойдет...
Достаточно было одного взгляда, чтобы засомневаться в будущем молодого
короля. Ребенок по возрасту и виду, хилого телосложения и со слабым
здоровьем, с внутренними следами долгого одиночества и отлучения от матери и
родного дома, он не мог внушить вельможам из свиты прочной уверенности в
том, что все их пожелания сбудутся. Как мы увидим, их опасения не были
лишены оснований. Зато народные чаяния Вацлав выполнил до последнего и к
тому же сумел сделать такое, о чем многие из его предшественников на троне
не смели даже и мечтать. В тот майский день 1283 года он возвращался в свою
оголодавшую, разграбленную, изнуренную и обнищавшую страну. За двадцать два
года, что ему предстояло прожить, он стал одним из самых могущественных и
богатейших владык тогдашней Европы.
Однако, листая летописи и хроники, читая современников или более
поздних авторов и биографов Вацлава, мы зачастую встречаем у них разные
суждения и даже противоречивые характеристики, как если бы речь шла не об
одном и том же человеке, а о нескольких.
Тогда как одни видят в этом выдающемся представителе Пржемысловичей
только чудака, человека слабовольного и без капли мужества, "потакающего
самому себе в буйствах и праздности" (Данте), не унаследовавшего "хотя бы
немного силы духа, предприимчивости, храбрости и честолюбия, которыми
отличался его отец" (Ф. Палацкий), или, например, "нервно трепещущего
интеллектуала на троне" (Й. Шуста), другие видят в нем выдающегося деятеля,
который расширил королевство; правителя с прозорливым политическим и
государственным мышлением, энергичного монарха, без колебаний выступавшего
против самых сильных чешских вельмож. Так, в историческом романе Л.
Ваньковой он характеризуется как король, "который, хоть и не стал богатырем,
зато обладал сильным духом, не покинувшим его даже в удушающих объятиях
смерти".
Кто прав? Каким Вацлав II был на самом деле?
Король для другого века! Сын Пржемысла Отакара II и Кунгуты Галичской,
Вацлав родился 27 сентября 1271 года. В ту пору отец его находится на
вершине своей власти. Он -- король чешский, маркграф моравский, австрийский
герцог и владыка Каринтии и Крайны, победитель во многих сражениях, участник
двух крестовых походов на Литву, Пржемысл достиг успехов и внутри страны
(ослабления княжества Витковичей благодаря основанию города Ческе-Будеевице,
монастыря "Золотая корона" и Противина; замены деления на замки с угодьями
времен Болеслава новой структурой земского управления и судопроизводства;
поддержки развития горного дела, торговли и ремесел; завершения колонизации
пограничных областей и их населения и их заселения немцами; расцвета науки и
искусства). Поэтому придворные пииты именовали Пржемысла королем "железным и
золотым", сравнивая его с Александром Македонским и никогда не забывая
упомянуть, что он наидоблестнейший из рыцарей.
В XIII веке, в котором Пржемысл Отакар II прожил всю, а его сын Вацлав
-- большую часть своей жизни, рыцарство в чешских землях воспевалось как
вершина мужественности, а его носители воспринимались как некие идолы
(подобно кино- и спортивным звездам и популярным певцам нашего времени). А
если таким рыцарем был государь, то слава венчала его уже при жизни и имя
его повторялось во всех концах Европы. Так было и с королем Пржемыслом
Отакаром II. Известность его не ослабла ни в последнее пятилетие, когда его
преследовали неудача за неудачей, в том числе и на поле брани, ни когда его
кандидатура не прошла на трон императора Священной Римской империи (1273),
ни когда вследствие предательства собственной знати он был вынужден
заключить с победившим соперником Рудольфом Габсбургом постыдный Венский мир
(1276), потеряв альпийские земли и Хеб, ни когда в роковой битве у Дюрнкрута
он был совершенно не по-рыцарски пронзен копьем и мечом и влеком в пыли до
смерти. Но и потом никто не мог поверить, что король-рыцарь, мастерски
владевший мечом, мог пасть в бою. Рудольфу Габсбургу пришлось в течение 30
дней демонстрировать его останки в Вене. Слава "железного и золотого" короля
пережила века.
Совсем иначе складывалась судьба его сына, наследника престола Вацлава.
По части храбрости, мужественности, ловкости в обращении с оружием Вацлав не
пошел в отца, хотя нет сомнения в том, что при дворе его побуждали к этим
проявлениям рыцарства. Правда, только до семи лет, т. е. до трагической
гибели Пржемысла (26 августа 1278 года), хотя, очевидно, и раньше меч его не
занимал. У него были другие задатки. А главное, природа не наградила его
необходимыми для рыцарского образа жизни ростом, крепкими руками и
выносливостью, -- короче, физическими данными.
После поражения на Моравском поле и гибели отца происходит трагический
перелом не только в физическом, но и душевном развитии королевского
отпрыска, и без того нервно лабильного. Репрессии победителя обрушились на
все королевство, на всех его жителей, не исключая и сына Пржемысла. Как
известно, Рудольф Габсбург занял Моравию и оставил ее себе на пять лет в
залог, якобы для возмещения расходов на борьбу с Пржемыслом. В свою очередь,
Чехия "пользуется охраной" наемников бранденбурского маркграфа Оттона V
Длинного, племянника павшего короля (сына Божены Пржемысловны). После
политических интриг и вооруженных стычек, в ситуации полного хаоса ему
поручается опекунское управление Чехией и воспитание юного короля, кстати
уже помолвленного в январе 1279 года с дочерью Рудольфа -- Гутой.
Через месяц Оттон отправляет Вацлава и его мать, вдовствующую королеву
Кунгуту, в замок Бездез, который строго охраняют. С этого момента жизнь
наследника чешской короны превращается в страдание. За заточением в Бездезе
последовало интернирование в чужой среде в Цвиккау, Берлине и, наконец, в
бранденбургском Шпандау. Его опекун и воспитатель Оттон V не очень нянчился
с младшим двоюродным братом, о чем мы узнаем из источников той эпохи
(согласно "Збраславской хронике", в Бездезе его морили постами и голодом) и
по данным антропологических исследований его останков (на челюсти и костях
Вацлава II были обнаружены следы рахита, вызванного недостаточным питанием и
нехваткой витамина "Д" в детстве).
Гораздо сильнее телесных испытаний, на хрупкий организм короля-пленника
действовали переживания душевные, "разлука со счастьем", как пишет В.
Ванчура, пребывание в непривычной среде, без нежной материнской заботы и
беззаботных детских игр со сверстниками, -- словом, отсутствие семейного
очага и воспитания чувств. Надо ли после этого удивляться, что в зрелом
возрасте он иногда испытывал ощущения подавленности и страха, что мысль его
нередко путалась, а поведение не имело ничего общего с идеалами
средневекового рыцаря и государя. На психику Вацлава повлиял и скорый отъезд
его матери из Бездеза в Моравию (в литературе, хоть и несправедливо,
осуждаемый, как поступок эгоистичный и жестокий). Можно предполагать, что он
всем своим детским существом был к ней привязан, ибо, вернувшись в Прагу из
бранденбургского плена, с распростертыми объятиями принял не только мать, но
и ее нового мужа, Завиша из Фалькенштейна, с которым Кунгута познакомилась
во время четырехлетнего пребывания в опавском Градеце. О нем молодой король
должен был знать, что Фалькенштейн был одним из активнейших противников отца
как глава соперничавшего с ним могущественного рода Витковичей, паном Южной
Чехии и владельцем поместий в Австрии в областях Зальцбурга и Пассау.
Очевидно, по подсказке матери Вацлав поручил отчиму управление всем
королевством, и при первом же своем государственном решении поступил
правильно.
Завиш энергично принялся за восстановление опустошенной, обнищавшей
страны, изнуренной бранденбургским и габсбургским гнетом. Вскоре ему удалось
установить порядок, притеснить шайки местных грабителей, подстрекаемых
смещенным епископом Тобиашем и его последователями. В интересах укрепления
королевской власти он, не колеблясь, принимал суровые меры против тех
чешских панов (среди них были и члены рода Витковичей), которые после смерти
Пржемысла подливали масла в огонь и грабили как могли, королевское и
церковное имущество. Рожмберки даже разрушили монастырь "Золотая корона" и
захватили Ческе-Будеевице. Теперь их заставили вернуть добычу и возместить
причиненный ущерб. При этом имущественном пере разделе Завиш из
Фалькенштейна не забывал и о себе, о своих сторонниках из других богатых
родов. Однако чем больше он купался в ореоле славы и расположении короля,
тем сильнее росли ненависть и интриги его противников, объединившихся вокруг
Тобиаша из Бехине и Микулаша Опавского (внебрачного сына Пржемысла Отакара
II от одной придворной дамы его первой жены, Маргариты Австрийской). Они
чернили Фалькенштейна перед императором Священной Римской империи и папой
римским, расстраивали его государственные планы, -- впрочем, долгое время
безрезультатно. Вацлав не давал отчима в обиду, обращался с ним подчеркнуто
благосклонно, но прежде всего прислушивался к советам и просьбам своей
матери, которые были для него превыше всего: он еще пребывал в возрасте,
когда сыновья обычно не восстают против матерей.
Но время шло, и происходили события, которые сами по себе -- в том, что
касалось подрывания позиций Завиша -- ничего особого не представляли, но во
взаимосвязи действовали как ручейки, сливающиеся в единый поток, перед
которым не устоит никакая плотина. Сначала в мае 1285 г. скончалась супруга
Завиша, мать - королева Кунгута. Несколько месяцев спустя в Хебе был
узаконен брак тогда уже 14-летнего Вацлава с дочерью Рудольфа Габсбурга
Гутой. В 1 287 г. Гута переезжает в Прагу и готовится подарить мужу
наследника престола. Но новая королева не выносит Фалькенштейна и делает
все, чтобы подорвать его власть и влияние на короля. В начале 1288 г. Завиш
едет в Буду и женится там на сестре венгерского короля Ладислава IV
Елизавете, что, образно говоря, стало последним гвоздем, им самим забитым в
крышку своего гроба.
По мере того, как Вацлав подрастал, рос и его интерес к делам
государственным. Еще недавно он полностью был удовлетворен регентским
правлением отчима. Но сейчас, избавленный от материнской опеки, он начал все
чаще прислушиваться к голосам, говорящим, что Завиш хочет поссорить его с
римским императором, советуя ему предъявить претензии на часть утерянных
альпийских земель, перешедших во владение тестя Вацлава -- Рудольфа
Габсбурга. Повздорить с ним мог бы разве что самоубийца или авантюрист вроде
Завиша, этого узурпатора и пособника дьявола. Когда бы чешский король
захотел в будущем расширить границы своего царства, прилагать усилия надо
будет там, где нет опасности столкновения с великодержавными интересами
Рудольфа Габсбурга и его рода. А если кто-то дает королю иные советы, то он
враг королевства и пржемысловского престола. Пусть Вацлав постарается
избавиться от Фалькенштейна, пока не поздно...
Эти и подобные речи, произносившиеся, в основном, супругой Вацлава
Гутой в качестве глашатая габсбургской стороны в Чехии, способны были
подействовать и на людей с намного более сильным характером, чем был
психически лабильный Вацлав. В итоге он сдался и поверил, что Завиш и в
самом деле готовит ему погибель. Прежнее восхищение отчимом постепенно
уступало место ревности к его успехам и рыцарской внешности, а потом
опасениям и страху. Когда же в конце 1277 г. умирает первенец Вацлава, а
Фалькенштейну, словно в насмешку, жена рожает очередного здорового потомка
мужского рода, к тому же королевской крови, боязнь Вацлава за судьбу
пржемысловской династии возрастает настолько, что он решает действовать. В
январе следующего года Завиша арестовывают и сажают в Белую башню Пражского
Града, а вскоре после этого осуждают на смертную казнь с конфискацией всего
имущества. Могущественные Рожмберки и связанные с ними роды, не собираясь
мириться с этим, объявляют Вацлаву войну. Король, однако, подавил бунт
способом, не имеющим, пожалуй, аналога в истории. Завиша водили в кандалах
от одного неприятельского замка к другому, и достаточно было Микулашу
Опавскому, стоявшему во главе карательного отряда, пригрозить, что знатному
заложнику отрубят голову, если ворота не отворятся, как все мятежники
сдавались (кроме братьев Завиша в замке Глубока, где приговор и был приведен
в исполнение 24 августа 1290 года).
В день казни Завиша закончилась в Чехии эпоха опекунского и регентского
правления. Бразды правления взял в свои руки король, 19-летний юноша с
немощным телом и хилым здоровьем, но тем не менее твердо решивший ни с кем
не делить власть, править самому, к тому же иначе, нежели его
предшественники, осененные рыцарской славой.
Серебро дороже золота. Сразу же следует сказать, что монарх Вацлав
начал неплохо. Наоборот. Словно одержим стремлением выйти из тени своего
отца, великого "железного и золотого" короля, к решению внутренних и внешних
дел он приложил столько энергии и почти лихорадочных усилий, проявил столько
проницательности, осмотрительности, а также и хитрости и холодной
расчетливости, что это до наших дней вызывает восхищение (или по меньшей
мере изумление) у его биографов.
Достойны внимания прежде всего сама форма, способ правления Вацлава.
Подобно своему отцу, он утверждал идею феодальной монархии с центральным
управлением и ограниченным участием в нем дворянства. При этом он отставил
наиболее видных панов и преданных королю дворян на высших земских
должностях, но без влияния на направленность и проведение политики двора.
Здесь, наоборот, он предпочитал образованных советников - профессионалов,
знатоков права, экономики, финансов, специалистов по делам церкви, культуры
и внешней политики. Из них он позднее создал (как и французский король,
современник Вацлава Филипп IV Красивый) королевский совет, в немалой мере
прообраз нынешних министерских кабинетов. В совет входили прелаты и учебные
- богословы (епископ Тобиаш из Бехине, Бернард из Каменице, Петр из
Аспельта, вышеградский пробст Ян, збраславский аббат Конрад, седлецкий аббат
Хайденрайх, магистр Алексиус, Арнольд Бамберский), итальянские эксперты,
как, например, выдающийся правовед Гоццо из Орвието или финансисты Риньеры,
Аппард и Чино. Король оплачивал их профессиональные услуги, а после
выполнения их задачи давал им отставку.
Уже при Завише страна быстро залечила раны, нанесенные грабительскими
интересами Бранденбургов, неурожаями и голодом. При Вацлаве II королевство
расцветало, главным образом, благодаря разработке богатых серебряных жил,
только что открытых на территории цистерианского монастыря в Седлеце. Добыча
ценного металла стремительно росла, как и посад вокруг месторождения. Скоро
он превратился в знаменитую Кутна-Гору, второй после Праги город в
королевстве. Король учредил государственную монополию на добытое серебро,
что неизмеримо увеличило доходы его казны. Серебро шло и из других мест.
Общий объем его добычи к концу XIII века достигал примерно 100 тыс. гривен
(1 гривна = 253 г). В 1300 г. Вацлав II с помощью Гоццо из Орвието издал
комплекс правовых норм (lus regale montanorum), регулировавших во всем
королевстве отношения между добывателями, владельцами и королевской палатой.
Кутногорское право впоследствии стало образцом и для других стран (особенно
Венгрии) и привлекало внимание своим стремлением социально обеспечить
горняков, чей исключительно изнурительный и опасный труд глубоко под землей
множил богатство чешского государства и его правителя.
В том же году Вацлав провел денежную реформу, отменив прежнюю практику
"обновления" монеты и замены ее другой, с меньшим содержанием серебра
(большинство предшественников Вацлава позволяли себе подобное беззаконие), и
учредив новое платежное средство, так называемый пражский грош с весьма
высоким содержанием серебра (1 грош = 3,975 г серебра), ставший популярной
монетой во всей средневековой Европе. Так что и иностранные купцы научились
считать в чешских копах (копа серебра = 60 шт. грошей).
Успешно действовал Вацлав II и на ниве создания населенных пунктов.
Помимо Кутна-Горы, он основывает города Новы-Быджов, Трутное и Пльзень,
предоставляя им немалые привилегии, часть доходов от которых поступает в
казну короля. Он щедро одарил угодьями и другими материальными благами новые
монастыри и храмы, особенно наиболее известный среди них -- монастырь
цистерианцев в Збраславе. Здесь находился и королевский охотничий замок, где
Вацлав бывал еще в детские годы. Потому, говорят, когда он захотел --
предположительно из благодарности богу за то, что тот расстроил козни Завиша
или, скорее, чтобы искупить вину за расправу над отчимом -- основать
монастырь, то выбрал для него место именно здесь. ("Дарую Деве Марии край
столь прекрасный, что самому Господу Богу не отдал бы его", приводит его
слова при закладке монастыря "Збраславская хроника", которая наряду с
"Хроникой Далимила" считается важнейшим историческим источником по истории
эпохи на рубеже XII--XlV вв.). На территории монастыря Вацлав приказал
возвести и новую королевскую усыпальницу, где и был погребен, как и его сын
Вацлав III и дочь Элишка, бывшая замужем за Яном Люксембургом.
Несмотря на то, что Вацлаву удавалось оберегать верховенство
королевской власти и сопротивляться давлению феодальных вельмож, в двух
случаях он вынужден был капитулировать перед дворянами, которые не позволили
ему открыть в Праге университет и издать земские законы. Но сами эти планы
подтверждают исключительность Вацлава как государственного деятеля.
Еще более крутым и покрытым лаврами был его путь к внешнему укреплению
чешского государства, к его территориальному расширению и усилению
авторитета и могущества чешского короля далеко за пределами страны.
Основательным успехам на этой почве способствовали отчасти искусная
политика императора Священной Римской империи и Польского государства,
проводившаяся при участии способных советников, отчасти богатство Вацлава,
тот самый серебряный ключ, открывавший и внешне неприступные врата легче,
чем меч, и наконец, отчасти поразительное стечение обстоятельств, которое
молодой король сумел отлично использовать в своих государственных амбициях.
Прежде всего Вацлав окончательно отказался от мысли вернуть земли,
утерянные к югу от Шумавы и Дие. Уже в январе 1289 года, вскоре после ареста
Завиша, он дает указание приступить к переговорам о территориальных
завоеваниях на Севере, в Майсене и Верхней Лужице. Когда это не получилось,
политика пржемысловской экспансии получила новое направление: Силезия,
Польша и Венгрия. Особое внимание Вацлава и его советников привлекала
раздробленная на массу удельных княжеств с полным отсутствием
централизованной королевской власти Польша. После смерти родственника
Вацлава -- Генриха IV Вроцлавского, польского великого князя из рода Пястов
(1290), Вацлав постепенно присоединил Краков и Сандомир, а после убийства
Пшемысла И Великопольского (1296) он стал претендовать и на его наследство.
Сопротивление остальных претендентов было сломлено с помощью оружия (два
похода против брестско-куявского князя Владислава Локотка), но, главным
образом, с помощью кутногорского серебра, которое обеспечило Вацлаву
поддержку со стороны польской шляхты и духовенства, а потом и согласие папы
римского. Коронация Вацлава на чешский престол была также использована в
игре.
Эти торжества проходили в начале июня 1297 г. и длились почти неделю.
Народ ел и пил за счет короля (а Гавельском рынке текло вино из фонтана), а
гостей со всей Европы съехалось в Прагу столько, что, по словам
збраславского хрониста, нужно было ежедневно поставлять корм для 190 тысяч
коней. Причем речь шла не только об акте помазания Вацлава и его жены Гуты
(она корону проносила недолго, т. к. двумя неделями позже скончалась)
Мангеймским архиепископом. По данному случаю состоялся и целый ряд
переговоров политического характера, произошла перегруппировка сил в вопросе
избрания императора Священной Римской империи (Вацлав перешел из лагеря
Адольфа Нассау на сторону Альбрехта Габсбурга) и, разумеется, в польском
вопросе. Богатство чешского короля настолько всех ослепило, что, когда он
женился на юной польской княжне Элишке Рейчке, дочери Пшемысла
Великопольского, ничто уже не мешало тому, чтобы Вацлава короновали и
польским королем. Это случилось летом 1300 года.
С образованием чешско-польской унии под началом Пржемысловичей Вацлав
II достигает вершины своей власти. Но и тут он не удовлетворен. Когда в 1301
году прекратила свое существование династия Арпадов, ему представился шанс
получить третью корону, на сей раз венгерскую. Не для себя, а для 12-летнего
Вацлава (будущего последнего чешского короля из рода Пржемысловичей, убитого
в 1306 г. в Оломоуце). Преобладающая часть венгерского дворянства, включая и
вельможу Матиаса Чака Тренчанского, выступила в поддержку его кандидатуры
(Вацлав-младший правил в Буде под именем Ладислав V), остальные поддерживали
Карла Роберта Анжуйского, которому венгерское королевство завещал в
апостольский лен папа Бонифаций VII. Но положение вскоре изменилось. Молодой
Пржемыслович потерял расположение знати, и в итоге Вацлаву II пришлось
отвезти в 1304 г. сына под охраной обратно в Прагу, на всякий случай с
королевской короной св. Штефана.
Но и на этом не кончились затруднения, с которыми столкнулся Вацлав II
на закате своей жизни. Еще в том же году ему пришлось отражать нападение
римского императора Альбрехта Габсбурга, сына Рудольфа, охочего до чешского
серебра. Его армия вторглась в Чехию и двигалась прямо на Кутна-Гору.
Вооруженные отряды Вацлава под командованием Йиндржиха из Липы отстояли
город и даже нанесли непрошеным гостям поражение. Альбрехт отступил, но не
отказался от намерения завладеть Чехией и ее богатством. Эту цель принимали
от него, как эстафету, все австрийские Габсбурги.
Вацлав II, сознавая эту опасность для своего королевства, собрал войско
для карательной экспедиции в Австрию. Но не успел ее осуществить, тяжело
заболев и скончавшись 21 июня 1305 года. Говорят, что в 34 года он выглядел
стариком...
Легкое заболевание великого короля. Согласно Ярославу Едличке,
непосредственной причиной смерти Вацлава II был туберкулез легких, болезнь в
ту пору смертельная. Но для врача личность этого короля интересна с иной
точки зрения, Палацкий считает, что он не завершил начатое дело по другой
причине: "...не обладая от природы достаточно крепким здоровьем, Вацлав II
начал жить слишком бурной жизнью и растрачивать телесную силу еще до того,
как она созрела. Уже в 25 лет у него было 9 законных и несколько внебрачных
детей, из которых его пережили лишь сын Вацлав (родившийся в 1289 г.) и
дочери Анна (родившаяся в 1290г.), Элишка (1292) и Маркета (1296) от первого
и Анежка (1304) от второго брака. Он был постоянно так нервозен и боязлив,
что, например, прятался в шкаф с реликвиями, когда надвигалась гроза, и
падал в обморок при виде кошки".
Итак, Вацлав вел себя странно. В "Збраславской хронике" читаем, что на
одном пиру в Пражском Граде к королю обратился некий рыцарь с какой-то
просьбой. Разгневанный тем, что его беспокоят во время еды, король прогнал
рыцаря. Но потом его начала мучить совесть. Он вышел из зала, где пировали,
сел в своей комнате и в искупление жег себе свечкой ногу.
Похоже, что Вацлав II страдал тяжелой формой невроза.
Нет другой болезни, названием которой злоупотребляли бы так, как в
случае с неврозом. Люди нередко считают себя и других "нервозными". Неврозом
иногда объясняется раздражительность у одних и оправдывается дурное
воспитание у других. Но неврозы являются не плохими качествами людей, а
группой самых настоящих заболеваний на стыке невропатологии и психиатрии.
Это так называемые "функциональные заболевания", при которых в мозгу не
бывает структурных изменений, но это не означает, что у страдающих ими с
нервной системой все в порядке. Когда-то диагноз "невроз" ставился по
отрицательному неврологическому показанию; сегодня известно, что при
неврозах возможны и отдельные положительные показания. Кроме того, в
настоящее время считается, что причина неврозов заключается в небольших
биохимических отклонениях в нейротрансмитерах, химических медиаторах
(передатчиках) нервного возбуждения от одной нервной клетки к другой.
Кажется, что основа неврозов в генетике. В некоторых семьях наблюдается
склонность к неврозам. Но почти всегда у отдельно взятого пациента невроз
вызван внешними стрессами, конфликтными ситуациями, с которыми невротик не в
состоянии справиться (а полностью уравновешенный индивид нашел бы из них
выход). Временами так выражается протест против изменения или изменений
среды, создавшейся неожиданно или постепенно, а также сохраняющейся чересчур
долго.
Неврозы имеют различные формы. В первую очередь, это неврастения,
проявляющаяся в мрачности, недовольстве, неприветливости и одновременно в
вегетативных реакциях, таких, как покраснение, бледность, учащение пульса.
Дальше идут неврозы органов: кишечные, сердечные и т. п. Затем различаем
неврозы тревожные (анксиозные), страх, боязнь чего-то неопределенного,
особенно болезни; фобические неврозы (фобии), т. е. страх перед открытым
пространством (агорафобия), или, напротив, перед пространством закрытым
(клаустрофобия). Наконец, существуют обседантные состояния (идеи Фикс), при
которых пациент испытывает настоятельную потребность что-то делать, скажем,
считать лампы (сюда относятся и те, кто по несколько раз возвращается домой
проверить, выключено ли радио, погашен ли свет, закрыта ли дверь и т. п.), а
также истерии, при которых пациент подсознательно что-то "проигрывает",
например какую-нибудь болезнь.
Судя по сведениям о его поведении, которые дошли до нас, король Вацлав
I! был, несомненно, невротиком. Цитата из "Истории" Палацкого показывает,
что речь шла о неврозе анксиозном (тревожном), который отец чешской
историографии описывает как заправский клиницист. Исходя из постоянности и
направленности на определенные, конкретные предметы (кошка), у него были и
некоторые фобические и обседантные черты. Приводимый из "Збраславской
летописи" случай с настоятельной потребностью Вацлава рассчитаться со своей
совестью таким необычным способом, бесспорно, свидетельствует о наличии
обседантных черт. Иначе говоря, мы имеем основания думать, что чешский
король Вацлав II страдал ярко выраженным анксиозно-обседантным неврозом.
Причины его не приходится долго искать. Прежде всего, тут есть
генетические истоки. Правда, последние Пржемысловичи женились на иностранных
принцессах самого различного происхождения: матерью Вацлава была полька
Кунгута Галичская, бабушкой (матерью Пржемысла Отакара II) -- немка Кунгута
Штауфен, прабабушкой (матерью Вацлава I) -- венгерка Констанция Венгерская
(в связи с чем Вацлав II претендовал на наследие Арпадов). Благодаря этому
не происходило внутреннего скрещивания, и царствующие семьи средневековья не
были столь подвержены дегенерации, как в более поздние века (см. Габсбурги).
Но при этом в генетическом коде Пржемысловичей были зафиксированы
невротические склонности. Дед нашего пациента Вацлав I страдал безусловной
монофобией, не перенося колокольного звона. Всюду, где он появлялся, снимали
колокола с церквей. Имеются также точные доказательства того, что отец
Вацлава II Пржемысл Отакар II при всем своем величии вел себя иногда так
жестоко, что в сегодняшней терминологии это получило бы определение
"агрессивная психопатия". Но об этом у нас нет достоверных сведений, как и о
неврозах его отца и сына (нашего пациента).
Внешние причины невроза у Вацлава II тоже нетрудно обнаружить. Мало кто
из средневековых государей пережил в детстве столько стрессов, сколько
семилетний королевич, выросший при дворе своего отца как желанный
престолонаследник. Его увозят в заточение в замок Бездез, где ему приходится
явно несладко и где он лишь изредка бывает с матерью. Та довольно быстро
покидает сына, и он остается один. Наконец, ужасный кузен Оттон
Бранденбургский (можно представить себе, как боялся его мальчик) увозит его
на чужбину, в Бранденбург, и только через четыре года ребенок снова
возвращается в родную Прагу. А что же ждет его дома? Одиннадцатилетний
мальчик встречается с матерью, королевской вдовой, однако вынужден делить ее
любовь с ее новым мужем, своим отчимом, Завишем из Фалькенштейна.
Исторические документы изображают взаимоотношения между пасынком и отчимом в
лучшем виде, однако и они не могут заглянуть в душу подрастающего юноши. В
любом случае, известно, что некоторое время спустя между ними происходят
столкновения, которые выливаются в откровенную вражду и казнь у замка
Глубока. Не следует забывать и о том, что Вацлаву должно было быть известно
то, что знал каждый, а именно: что Завиш был одним из чешских панов, чье
предательство стало причиной утери австрийских владений, а в конечном итоге
-- и поражения на Моравском поле.
Весьма сходно расценивает нарушения в поведении Вацлава II психиатр Е.
Венцловский, хотя он и избегает термина "невроз". Поведение короля видится
ему как проявление "трех синдромов: анксиозно-фобического,
обседантно-ананкастического и депрессивного".
Итак, мы располагаем вполне точным диагнозом болезни чешского короля
Вацлава II. Это был обседантный фобическо-анксиозный невроз, возникший
наследственным путем и вызванный серией стрессов от крайней психической и
физической перегрузки в детстве, особенно во время интернирования в
Бранденбурге.
Остается задуматься еще над одним вопросом...
Повлияла ли болезнь Вацлава на историю! В известной мере, мы можем
согласиться с Палацким в том, что нервное заболевание оказало существенное
влияние на действия этого короля, а значит, и на ход нашей истории. Но вовсе
не в том смысле, как полагает автор "Истории чешского народа в Чехии и
Моравии", когда он утверждает: "Право, если бы Вацлав унаследовал хотя бы
немного силы духа, предприимчивости, храбрости и честолюбия, которыми
отличался его отец, он бы смог, в условиях его эпохи, чрезвычайно
благоприятных и редко повторяющихся на протяжении тысячелетий, создать на
востоке Европы самое могущественное царство и возвысить свой род до
положения самых славных в мировой истории". Маловероятно, однако, что какой
бы то ни было энергии и предприимчивости хватило бы, чтобы удержать в одном
государстве чехов и поляков. Тогда это было невозможно в силу целого ряда
причин экономического и политического характера, из-за различного развития
обеих наций в канун позднего феодализма как внутри общества, так и вне его.
К тому же Палацкий несправедлив к Вацлаву, обвиняя его в нехватке силы духа
и предприимчивости. Мы как раз старались доказать, что в этом плане своему
энергичному и храброму отцу он нисколько не уступал. Чешско-польскую унию
ему удалось сохранить до самой своей смерти: она распалась только после
убийства его сына, последнего из Пржемысловичей. Сравним: Пржемысл II
потерял альпийские владения еще до битвы на Моравском поле, несмотря на то,
что, по словам Данте Алигьери, "Отакар уже ребенком был намного отважнее,
чем его сын Вацлав, бородатый мужчина, потакавший себе в буйствах и
праздности"... Нет, от храбрости и энергичности прочность унии явно не
зависела.
Дело в том, что рост королевской власти никак не устраивал в первую
очередь чешскую знать: всех этих Рожмберков, Лихтенберков и прочих господ.
Наряду с королем и церковью высшее дворянство тоже извлекало выгоды из
развития сельского хозяйства, из расцвета ремесел и изобилия серебра. Когда
оно начнет претендовать на соответствующую долю политической власти в
королевстве -- было лишь вопросом времени. И дворяне ясно показали себя,
оставив Отакара Пржемысла II наедине в борьбе с недооцененным ими Рудольфом
Габсбургом (тогда речь шла только о части чешской знати, хотя и наиболее
могущественной, представленной Витковичами во главе с Завишем из
Фалькенштейна, но и этого было достаточно).
После решительной реакции Вацлава на сопротивление панов из Ружи в
1289--1290 гг. чешские феодалы как бы отошли на задний план; более четко они
дали о себе знать при упоминавшихся попытках кодифицировать земское право и
открыть высшее учебное заведение в Праге, когда они помешали ему в его
начинаниях, опасаясь еще большего усиления власти церкви и прелатов. Король
мудро уступил, чем избежал стычки с этим мощным внутренним противником. И
тем подтвердил свою известную осмотрительность.... Он словно предчувствовал,
что принесут 1306--1310 годы, когда в королевстве разгорятся споры о
престоле и когда оно станет игрушкой в руках дворянской олигархии,
возглавляемой Йиндржихом из Липы. Но на события тех лет нервное заболевание
Вацлава II уже никоим образом не могло повлиять.