Лесны Иван. О недугах сильных мира сего (Властелины мира глазами невролога)

ОГЛАВЛЕНИЕ

ФИЛИПП IV КРАСИВЫЙ
"История Филиппа Красивого -- это цепь загадок, к первая из этих
загадок называется Филипп Красивый..."
Жан ФАВЬЕ.

Если посмотреть внимательно на парадный портрет французского короля
Филиппа IV -- гравюру, изготовленную по печати, -- на первый взгляд станет
понятно, почему он получил в истории эпитет Le Bel, Красивый. Тонкие
правильные черты и нежное юношеское лицо (Филипп был коронован в Реймсе в
семнадцать лет) ярко выделяются из невыразительного ряда портретов
многочисленных монархов, оставленных нам эпохой высокого и позднего
средневековья. Это визуальное наблюдение, однако, отнюдь не подтверждает
мнение некоторых историков, что король Филипп был всего лишь "игрушкой в
руках ловких советников" (Й. Шуста) или что в нем было что-то "холодное,
неподвижное, как в статуе" (В. Кинаст). Скорее кажется, что это лицо
излучает некую особую меланхолию, пожалуй, и замкнутость, тайну. И все это,
вместе взятое, отвечает словам Фавье, что Филипп Красивый -- первая из
загадок, которыми опутана история его почти тридцатилетнего правления.
Противоречивые взгляды на личность этого короля обусловлены
политическим климатом эпохи, в которой он жил. Его стремление к
независимости французского королевства и объединению романизированной Галлии
расценивается иногда как французский империализм -- прежде всего историками,
исходящими из фикции универсальной римской империи. Эта фикция, однако, была
анахронизмом уже до Филиппа Красивого. В его же время она уже вызывала
только антипатию европейских народов, усматривавших в ней опеку римской
курии и довлеющее германское начало. Кроме того, сама корона этой фиктивной
империи все чаще становилась яблоком раздора во всем христианском мире.
Правление Филиппа IV Красивого (1285--1314), одного из последних
Капетов по прямой линии, приходится на период обострения столкновений между
светской и церковной властью. Причем происходят они уже не только на уровне
папский Рим -- римская империя, как это было во времена Штауфенов: попытки
возродить светскую власть папства наталкиваются на отпор и растущее
национальное и государственное самосознание всей Европы.
С притязаниями на верховенство над светскими властями выступает и папа
римский Бонифаций VIII. В его лице на одной стороне и в лице Филиппа
Красивого на стороне другой сталкиваются две крайне эгоцентрические
личности, занимающие по отношению друг к другу непримиримые позиции. Это
столкновение наложило свой отпечаток на всю эпоху. До сих пор противоречить
папскому престолу (да и то в очень вежливой и осторожной форме) позволялось
разве что римским императорам. И вдруг на это отважился какой-то французский
король!
PHILIPP LE BEL -- ФИЛИПП КРАСИВЫЙ было коронован в Реймсе в возрасте
семнадцати лет. Он пришел к власти после своего отца Филиппа III, который по
приказу римской курии возглавил военный поход в Арагонию, чтобы наказать
местного короля за то, что он осмелился отобрать у Карла Анжуйского
(неаполитанского короля, вассала и любимца папы римского) Сицилию. Поход
закончился тяжелым поражением французского войска, а сам король умер на
обратном пути. Молодой Филипп (будущий Филипп IV Красивый) также принимал
участие в походе, и уже тогда оказалось, что вместе с ним приходит новое
поколение, с новым образом политического мышления и собственной системой
ценностей. Молодой Филипп был против похода. Вероятно, он считал, что силы
государства не следует ставить на службу чужим интересам и что они должны
служить величию и мощи собственной страны.
Для средневекового традиционализма шокирующим было само начало его
правления. Он создал так называемый Королевский совет, совершенно выходящий
за рамки существовавших в то время представлений. Свои королевские советы
были и у его предшественников - однако они складывались, в основном, из
представителей дворянства и высшего клира, независимо от их способностей и
знаний. Филипп Красивый при выборе своих советников не руководствовался
благородством происхождения. Большинство их было родом из мелкого дворянства
и зарождающегося сословия горожан. Они получили название легисты, так как
были, как правило, хорошими знатоками права, зачастую обучавшимися в
нескольких университетах (в то время в Париже, например, преподавалось
только церковное право, зато в Орлеане и Монпелье -- общее право). Помимо
этого, Королевский совет Филиппа Красивого был постоянной институцией,
напоминающей современное правительство. Таким образом, был заложен фундамент
исполнительной государственной бюрократии и последующего монархического
абсолютизма.
Некоторые историки упрекают этот институт в том, что он состоял из
людей "неблагородных", "парвеню". Это было не совсем так: наряду с ними, в
совете было представлена и высшая знать. Членом совета был даже брат короля
Карл Валуа, а позднее и королевские сыновья.
Вместе с тем ни один историк не может отказать этим "парвеню" в
исключительных административных и организационных способностях и в успехе их
усилий сделать королевство Капетов сильным государством. Более того,
королевский совет, или попросту легисты, как чаще называли его членов,
предвосхищает и такие институции, как в частности, Генеральные штаты.
Например, в период обострения отношений между Филиппом Красивым и папой
римским Бонифацием VIII, в 1302 году, легисты собрали в парижском соборе
Нотр-Дам представителей светских и церковных феодалов вместе с
представителями королевских городов, добившись от них не только полной
поддержки действиям короля, но и пробудив в собравшихся "сословиях" должное
национальное самосознание.
Усиление центральной королевской власти и увеличение значения
королевского совета вызвало необходимость настоящей столицы -- главного
города, где работали бы центральные органы, хранились государственные бумаги
и проч. Хотя Капеты и раньше признавали Париж своей резиденцией, все же они
не задерживались в нем надолго, проживая преимущественно в замках -- своих и
своих вассалов. Только при Филиппе Красивом Париж становится столицей в
полном смысле этого слова.
Одновременно в центре Парижа, а западной части острова Ситэ на Сене
растет великолепный архитектурный комплекс, до сих пор вызывающий восхищение
туристов. В него входит королевский дворец, место заседаний его совета,
парижского парламента (так назывался тогда судебный двор), позднее --
органов сословного представительства. Строительство этого комплекса велось
многие годы и завершилось незадолго до смерти Филиппа Красивого.
В то время как до сих пор король был единственным -- да еще в
значительной мере символическим - связующим звеном французского государства,
раздробленного на самоуправляемые вассальные поместья, ныне формируется
продуманная система государственного управления. Возникает институт
королевских чиновников, возглавлявших судебно-административные округи: в
северной Франции -- бальи, в южной -- сенешалы.
При этом парижские -- уже по-настоящему центральные -- учреждения
руководят всей системой управления на территории Франции. В случае
несогласия с их действиями можно было апеллировать к королю. Судя по всему,
Филипп Красивый сознавал растущий вес своего могущества: его правление
достигло почти абсолютистской степени. "Он и король, и император, и папа
римский в своей стране", -- характеризовал Филиппа IV арагонский посол при
французском дворе. (Что опять-таки не согласуется с утверждением, что Филипп
был всего лишь "игрушкой в руках ловких советников").
Было, однако, необходимо решить целый ряд проблем, связанных как с
огромными расстояниями, препятствовавшими в то время единому управлению, так
и с различиями в традициях и способах местного управления. Например, в
северной части государственные чиновники -- бальи -- могли быть и
"неблагородного происхождения" и назначались на короткий срок, в то время
как их коллеги-южане выбирались прежде всего из рыцарства, причем сенешаль
мог занимать свой пост многие годы.
В южной Франции преобладало римское право (что было естественным, так
как эта часть бывшей Галлии была романизирована раньше всего), а в северной
действовало право обычное. В южной Франции, совсем недавно попавшей под
прямое королевское управление, говорили по-провансальски, который
значительно отличался от северофранцузского языка, ставшего позднее основой
литературного французского. Наряду с этими, существовал и ряд других
диалектов, с трудом понимаемых северными французами (в окрестностях Парижа,
Орлеана и т. д.). Например, в Нормандии, совсем недавно присоединенной к
Франции, местное население говорило на языке, так же отличавшемся от
среднефранцузского, как литературный чешский отличается сегодня от
литературного словацкого языка.
К тому времени относятся и некоторые законы, запрещавшие использование
провансальского наречия в официальных бумагах, в суде и проч.
Благодаря всем этим реформам -- трудно поверить, что они были делом рук
одних лишь легистов при полном бездействии короля -- Франция начинает
занимать
ВАЖНУЮ ПОЗИЦИЮ НА ШАХМАТНОЙ ДОСКЕ ЕВРОПЫ. Хотя в то время она и не
достигала еще своих сегодняшних границ (заканчиваясь на юге у реки Роны и
далеко не доходя на севере до Рейна), тем не менее владела практически самой
крупной территорией во всей Европе. Принадлежал ей европейский приоритет и
по численности населения -- во Франции проживало пятнадцать миллионов
человек. Причем франкоязычное население простиралось далеко на восток от
римской империи. Англия в то время имела едва четыре миллиона жителей,
Испания была раздробленной, римская империя являла собой конгломерат стран и
земель. (Россия находилась под монгольским игом). Единственным государством,
конкурировавшим в начале XIV века своей территорией Франции, был комплекс
чешского, польского и венгерского королевства под единым правлением
последних Пржемысловичей. Однако по численности населения, в виду его редкой
плотности в Польше и Венгрии, и он не мог равняться Франции.
Филипп Красивый рано проявил себя умелым дипломатом. Благодаря своему
браку он присоединил к Франции наваррское королевство и графство Шампань.
Все чаще его взгляд привлекала Фландрия. Это было богатое графство. Однако с
быстрым ростом промышленности (преимущественно текстильной) и развитием
городов в нем создались напряженные отношения между патрициатом и
ремесленными цехами. Будучи в меньшинстве, патрициат управлял городами с
позиций власти. Боясь утратить эту власть, он обратился за помощью к
французскому королю. Филипп Красивый готовно отозвался на эту просьбу.
Однако военное счастье было не на его стороне. Несмотря на начальные
успехи, ему так и не удалось добиться цели.
Неудачной была и параллельная война с английским королем Эдуардом I,
целью которой было завоевание остатков английских владений на материке.
К этому времени относится и первое столкновение Филиппа с папой
римским. Бонифаций VIII авторитарно обязывает обоих монархов безотлагательно
заключить перемирие. Ни Филипп IV, однако, ни Эдуард I не проявляют ни
малейшего желания последовать этому совету. С этого эпизода начинается
драматический поединок между Филиппом Красивым и Бонифацием VIII. Борьба в
нем ведется не из-за вопросов религии и церкви (кажется даже, что король был
куда более набожным католиком, чем папа римский), а из-за... власти и денег.
Но к этому мы еще вернемся.
ПАПА РИМСКИЙ БОНИФАЦИИ VIII вступает на папский престол в период,
который нельзя считать ни счастливым, ни славным для римской курии. Триумфа,
который обещали крестовые походы, длящиеся вот уже двести лет, так и не
произошло. Ислам наступал, и в руках христиан оставался только Кипр и
островная область, которой владела Венеция и Генуя. Этот неуспех в
значительной степени вел к ослаблению, и вместе с тем к обострению отношений
между папским престолом и римской империей. Споры возникали не только при
выборе императора, но и при выборе папы. В то время как западный клир мечтал
об успешном продолжении крестовых походов, кардиналы в Риме два года
ссорились, кто из них займет папский престол. Наконец в 1294 году было
найдено соломоново решение: папой был избран пустынник Петр -- "божий
человек", живший в уединении со своими учениками и отнюдь не мечтавший о
престоле. (Петр не знал даже латыни). Со стороны миноритов-спиритуалистов
(приверженцев движения, возникшего в ходе борьбы двух направлений в ордене
францисканцев, настаивавших на строгом идеале совершенной простоты и
нищеты), которые выдвинули на престол Петра, пустынник уже при жизни был
объявлен святым человеком. В конце концов он дал кардиналам уговорить себя и
вступил в сан папы римского под именем Целестина V. Однако ему не суждено
было долго занимать это место: через несколько месяцев амбициозный кардинал
Бенедетто Гаэтани, под влияние которого попал неопытный и не знающий света
Целестин, заставил его уйти в отставку, то есть совершить акт, неслыханный в
истории римской курии. В то же время он принудил кардиналов избрать
преемником Целестина его самого, Гаэтани. Так шестидесятилетний, жаждущий
власти и славы кардинал стал папой римским Бонифацием VIII. Своего
предшественника он на всякий случай упрятал в тюрьму, где бедный Петр,
вопреки своей воле лишенный покоя и уединения, вскоре умер.
Бонифаций VIII отличался необычайно ловкостью в делах, был знатоком
церковного права, зато теологией владел куда хуже. Впрочем, она его не очень
и занимала. Прежде всего Бонифация интересовала власть -- plenitudo
potestatis (теократическое требование полкой власти -- как духовной, так и
светской). Обуянный дьявольской гордыней, Бонифаций был более чем далек от
основной христианской заповеди: "возлюби ближнего своего". Что и доказывал
неоднократно, начиная с интриг вокруг своего предшественника. Когда,
например, в Палестре ему сдались мятежники Колонны (Бонифаций неустанно
враждовал с этим знатным римским родом), он приказал весь город сравнять с
землей. А посланника не признаваемого папой арагонского короля Бонифаций
попросту пнул ногой в лицо, когда тот склонился для традиционного поцелуя
его туфли, да так, что у того брызнула из носу кровь.
Бонифаций настойчиво и грубо требовал полного подчинения себе всего
христианского мира, вмешиваясь в дела каждого трона и каждого государства. В
частности, он метал громы и молнии в адрес чешского короля Вацлава III. или,
точнее, его отца Вацлава II, посадившего после смерти последнего Арпада на
венгерский трон своего младшего сына. Папа замышлял "выделить" этот престол
протежируемому им неапольскому роду Анжу. Чтобы сломить власть
Пржемысловичей, Бонифаций даже объединил свои усилия с Альбрехтом (сыном
Рудольфа Габсбургского), которого он не признавал до этого римским королем и
даже проклинал. Так на международной сцене уже во второй раз появились
всегда готовые сослужить службу Габсбурги, которые вскоре -- пока еще не
окончательно -- добьются своей заветной цели -- станут почти наследственными
императорами "Священной Римской империи германской нации".
Тогда еще папско-габсбургкому союзу не удалось сломить предпоследнего
Пржемысловича. В борьбе с Бонифацием VIII у последнего был союзник -- Филипп
Красивый. Но давайте вернемся к нему.
ДЕНЬГИ ИГРАЛИ ГЛАВНУЮ РОЛЬ в начальном споре между Филиппом Красивым и
Бонифацием VIII. Реформы, вводимые французским королем в государственном
аппарате (вполне вероятно, что при этом полнились и карманы легистов), как и
война практически на двух фронтах с Англией: в Гиени и во Фландрии, -- все
это стоило немалых денег. Поэтому Филипп Красивый (как, впрочем, и
английский король Эдуард I) обложил налогом церковное имущество.
Разумеется, папа резко выступил против этого, даже запретив специальной
буллой в 1296 году духовным лицам в Англии и Франции платить эти "светские"
налоги. Французский и английский короли отреагировали на это тем, что
попросту стали забирать поместья у всех, кто слушался папу, Филипп Красивый
пошел еще дальше. В ответ на буллу он издал запрет вообще выделять средства
из королевства на папский двор. А когда спустя два года французский и
английский короли заключили мир и даже скрепили свой союз родственными узами
-- дочь Филиппа Изабелла стала супругой сына и преемника Эдуарда -- Эдуарда
II (что, как оказалось впоследствии, было неудачным ходом со стороны Филиппа
Красивого и вскоре послужило предлогом для Столетней войны), папа римский,
формально приглашенный на французско-английские мирные переговоры, был
вынужден временно отступить. Как раз в это время у него хватало забот с
сильной оппозицией кардиналов, возглавляемых Колоннами. Эта оппозиция
упрекала его в недопустимой протекции своего рода Гаэтани. который
увеличивал благодаря папе свое имущество и власть. Вместе с францисканцами
Колонны даже выдвинули против Бонифация обвинение, что он является убийцей
своего святого предшественника, безбожным еретиком и не имеет ни малейшего
права на папский престол.
Бонифацию VIII удалось подавить оппозицию кардиналов. Этот успех, как и
прилив паломников в Рим по случаю юбилейного 1300 года, еще больше укрепил
его непоколебимую самоуверенность. Он предстал перед десятками тысяч
собравшихся во всеоружии всех своих регалий, и герольд (церемониймейстер)
прокричал возвеличивающее: Ecсе duo gladii! Вот два меча!
Бонифаций вмешивается в споры между патрицианскими фракциями во
Флоренции и через своего легата прилагает усилия к изгнанию крупнейшего
итальянского поэта Данте Алигьери. Это изгнание длилось двадцать лет, до
самой смерти поэта, и именно в нем он создал свою бессмертную "Божественную
комедию". Сам Бонифаций изображен в ней злодеем с болезненной жаждой власти.
Эта жажда с годами все росла (некритическое славолюбие, переоценка
собственного значения и мания величия, впрочем, довольно часто бывают
сопровождающими явлениями старости), пока совершенно не затуманила его
мысль. К концу жизни Бонифаций чувствовал себя чуть ли не всемогущим.
МЕЧ ИЛИ КРЕСТ? Между тем спор Бонифация с Филиппом Красивым перешел все
границы. Французский король (или легисты от его имени?) решил, что он не
позволит вмешиваться папе даже в церковные дела своей страны. На юге Франции
королевский двор решительно выступил против епископов, отказавшихся платить
дань с церковного имущества. Поэтому в 1301 году папа издает сразу несколько
булл, в которых он резко осуждает поведение французского королевского двора
и заявляет о созыве в Риме общего церковного собора, где он вместе с
французскими прелатами и епископами намерен осудить и наказать Филиппа
Красивого и обеспечить Франции лучшее правительство.
Но здесь, как говорится, нашла коса на камень. Королевские легисты
быстро и импровизированно организовали практически первый французский
сословный парламент, который не только отверг папские буллы, но и обвинил
Бонифация VIII (по примеру римской оппозиции кардиналов) в сомнительной
легитимности и в подозрении в ереси.
В то же время, однако, произошло событие, сыгравшее, как казалось, на
руку римской курии. Во Фландрии, которой Филиппу Красивому удалось овладеть
с помощью местной патрицианской олигархии, вспыхнуло восстание. Широкое
народное антифранцузское движение было вызвано тяжелым бременем налогов, то
и дело собиравшихся на военные расходы. Деньги играли при Филиппе Красивом
чрезмерно большую роль: растущие дани, налоги и десятины обеспечили королю
нелестное прозвище "король-фальшивомонетчик" (при чеканке монет он стал
снижать содержание в них металла).
В 1301 году ремесленники из Брюгге взялись за оружие, чтобы оградить
себя от непосильных налогов. И хотя французскому войску и местному
патрициату удалось на этот раз подавить восстание, на следующий год оно
вспыхнуло на том же месте с еще большей силой. Во время так называемой
"брюггской утренней молитвы" -- ночного побоища французского гарнизона и
местного патрициата -- лишились жизней тысячи французов. Это послужило
сигналом к восстанию всей Фландрии, которое положило конец французскому
господству.
Филипп Красивый немедленно организовал и послал во Фландрию сильное
войско. Но. как обычно, военная фортуна была не на его стороне. Хорошо
вооруженное рыцарское войско встретилось с пешими фландрскими ремесленниками
и крестьянами в битве у Кортрейка и... потерпело сокрушительное поражение...
(Эта славная битва предвосхитила гуситскую боевую тактику, которая спустя
столетие удивила мир...).
В битве погибло много рыцарей -- в плен их не брали. И хотя последнее
слово еще не было сказано -- Филиппу Красивому удалось позднее удержать за
собой территории вокруг Лилля, Дуэ, Бетюна, -- Бонифаций VIII ликовал после
битвы у Кортрейка.
Sicut garcionem -- Я накажу его как мальчишку, -- похвалялся перед
коллегией кардиналов папа римский. На торжественном синоде (на который,
впрочем, прибыло немного французских епископов и опатов, так как Филипп
Красивый запретил участие в нем французскому клиру) Бонифаций VIII объявил
высокопарную буллу Unam Sanctam, в которой он обосновывает право церкви
властвовать "обоими мечами" и приказывает своему легату во Франции наложить
проклятие на Филиппа Красивого. А всем французам адресует упрек: "Вы никого
не любите -- поэтому и вас никто не любит!" Король в ответ бросает легата в
тюрьму, а буллу сжигает.
С этого момента события принимают драматический оборот. Ловкие легисты,
пользуясь ситуацией, на новых "сословных собраниях" выступают против папы,
выдвигая против него правдивые и вымышленные обвинения, содеянные и
предполагаемые преступления против королевства. Эта агитация склоняет на их
сторону университеты, монастыри и города: раздаются голоса, требующие созыва
церковного собора и смещения недостойного папы. На этот раз сбор должен
происходить не в Риме, а во Франции.
Один из видных (и наиболее хитроумных) членов королевского совета,
легист Гийом Ногаре даже направлен к папе с вызовом на церковный собор.
Бонифаций в то время, однако, пребывает не в Риме, а в своем родном городе
Ананьи (куда, по некоторым источникам, он удалился, скрываясь от римской
знати во главе с Колоннами), где готовится объявить новую буллу, выносящую
окончательное проклятие Филиппу Красивому. Между тем Колонны и другие
влиятельные недруги папы из Рима (подкупленные, по некоторым утверждениям,
агентами Филиппа) посылают в Ананьи вооруженных послов с грамотой,
содержание которой в точности сегодня неизвестно. В городе и папском дворце
вспыхивают волнения, а потом и столкновения между вооруженными отрядом
римлян и жителями города -- защитниками папы.
И посреди всей этой суматохи (беспорядки продолжались два дня) вдруг
появляется Ногаре с вызовом. Случайность? Или умысел? Бонифаций VIII
принимает непрошеного гостя в своей спальне, до которой уже докатились
дворцовые схватки, возлежа на ложе с крестом в руках. Папа римский был
болен: во всеобщем гаме, по Фавье, кто-то угостил его оплеухой. Кто -- так и
не было установлено, хотя утверждают, что Ногаре.
Бонифаций VIII ненадолго пережил это унижение -- не исключено, что его
скорая смерть стала результатом психического потрясения от такого нападения.
Многие французские историки старались избавить Ногаре от нелестного
подозрения и свести вину за инцидент в папской спальне на римских
прислужников. Однако, несмотря на их старания, за Ногаре так и сохранилась
репутация человека, "давшего пощечину папе", оставшаяся за ним на всю жизнь.
Весть об этом инциденте была встречена в мире холодно, что тоже
свидетельствовало о революционных переменах в общественном мышлении той
эпохи.
Подводя итог сказанному, можно констатировать, что в многолетнем
соперничестве с римскими императорами папская курия наконец всегда
праздновала триумф. Зато она потерпела полное поражение в столкновении с
национальными силами капетовской Франции.
ВАВИЛОНСКИМ, ИЛИ АВИНЬОНСКИМ ПЛЕНЕНИЕМ ПАП называет большинство
историков последовавший период. После понтификата Бенедикта XI, длившегося
всего несколько месяцев, кардиналы снова почти целый год ссорились в
Перудже, никак не приходя к согласию в выборе кандидатуры на папский
престол. Только в июне 1305 года наконец был избран (причем не из числа
кардиналов) архиепископ из Бордо Бертран де Го, вошедший в историю как папа
римский Климент V.
Климент V был по происхождению французом. Французом он оставался и на
своем посту, хотя сфера его деятельности в большей степени приходилась на
английские владения. В присутствии французского королевского двора он был
посвящен в сан в 1305 году в Лионе, после чего, вызвав постепенно из Италии
папский двор, поселился в Авиньоне. Авиньон, будучи частью графства Прованс,
подчинялся тогда неапольской династии Анжу и был, таким образом, папским
ленным поместьем. В любом случае, это было куда ближе к Франции. И вот в
этом солнечном и прекрасном городе над Роной папский двор пребывал целых
семьдесят лет -- с 1308 до 1378 года. И хотя авиньонский папа (особенно
первый) находился в сильной зависимости от французской королевской короны,
термин "авиньонское пленение" не соответствует истинному положению
большинства авиньонских понтификов. Авиньонские папы "...жили в
южно-французской среде, которая для большинства из них была родным домом,
отнюдь не испытывая чувство, что это наносит какой-то вред папской власти и
достоинству пап, тем более что беспокойная атмосфера Италии была сама по
себе достаточным оправданием для них. Впрочем, глазу стороннего историка
авиньонский период тоже не представляется неким упадком", -- утверждает
историк Йозеф Шуста.
Не совсем справедлив и упрек, что папы были "похищены" из вечного
города Рима -- своей постоянной резиденции. Дело в том, что и прежде,
практически на протяжении всего тринадцатого века, папский двор постоянно
путешествовал по различным городам Италии, потому что Рим часто был не
только беспокойным, но и опасным местом. В Авиньоне папы и их двор нашли
относительный покой и безопасность. Впрочем, французское влияние умножало
факт, что большинство кардиналов было французами.
Климент V быстро превратился в настоящего пленника французского двора.
Впрочем, ему приходилось бы нелегко и в случае, если бы он не был французом
-- волей-неволей от стал наследником понтификата Бонифация VIII, а это было
весьма неблагодарное наследие.
Первый авиньонский папа не был к тому же ни борцом, ни героем. С самого
начала его устрашили угрозы Филиппа Красивого (или, скорее, его легистов),
что он устроит процесс, который посмертно обвинил бы его предшественника в
ереси. Такое ни один папа, разумеется, не мог допустить. Поэтому Климент V
отменил все буллы Бонифация, направленные против Филиппа, и окончательно
перевел свой двор в Авиньон.
Что, однако, бросило самое большое пятно на его понтификат, и прежде
всего на правление Филиппа Красивого -- был так называемый
ПРОЦЕСС ТАМПЛИЕРОВ. Орден тамплиеров возник в начале XII века в
Иерусалиме, и его члены называли себя церковными рыцарями. Они заботились о
храме Гроба божьего, а в период крестовых походов были организованы
по-военному. Наряду с этим, тамплиеры стерегли казну -- как собственную, так
и принадлежавшие правителям или просто частным лицам. С отступлением
крестоносцев из Святой земли и со всего Переднего Востока, центр тяжести
деятельности тамплиеров перемещался из области военной в область -- как
сказали бы мы сегодня -- банковскую. Многие богатые люди доверяли тамплиерам
свои сбережения, поэтому в конце тринадцатого века орден располагал
значительным имуществом. Сокровища тамплиеров -- в самом деле большие --
достигали невероятных размеров в ходивших о них легендах и слухах, становясь
предметом зависти и ненависти со стороны главных конкурентов тамплиеров --
итальянских банкиров. Во всех крупных городах были так называемые темплы, по
сути дела представлявшие собой некие банкирские дома.
По приказу Филиппа Красивого в 1307 году все тамплиеры по всей Франции
были в один день арестованы, и против них были выдвинуты фантастические
обвинения: якобы тайные обряды ордена требовали от них попирания Христа,
плевания на крест, магического союза с дьяволом и проч. До какой-то степени
эти обвинения исходили из суеверий того времени, однако в то же время на них
лежит ясная печать ни перед чем не останавливающихся интриг легистов. Их
наверняка привлекало богатство тамплиеров, и они набросились на него как на
желанную добычу.
При этом отнюдь не исключено, что Филипп Красивый верил многому из
того, что говорилось о тамплиерах в народе (их упрекали в светскости и
гордыне, в темных обрядах и многом другом). Однако главной причиной его
вмешательства наверняка было то, что, как и в спорах с Бонифацием, он считал
себя самым избранным защитником христианства, самым христианским королем,
правом и обязанностью которого является прямое вмешательство в дела церкви.
Сначала Филипп пытался натравить на тамплиеров папу Климента V, однако когда
тот не проявил желания действовать, взял судьбу ордена в свои руки.
Представляется, впрочем, что самую большую роль в решении короля
сыграли все-таки деньги. По некоторым данным, Филипп Красивый был должен
тамплиерам огромные суммы.
"Суд", которому было подвергнуто несколько сотен тамплиеров, заключался
в пытках, лживых обещаниях милости и выуживания признаний во всевозможных
преступлениях. Сам великий магистр ордена Жак Молэ в ходе такого "судебного
процесса" признался в отрицании Христа и плевании на крест. Когда Климент V
проявил несмелое желание устроить церковный инквизиторский процесс,
тамплиеры начали массово отказываться от своих признаний. Слабый папа не
сумел, однако, защитить их достаточно энергично, и по королевскому приказу
более пятидесяти членов ордена было сожжено на костре "за отказ от
признанных преступлений".
После этого Климент V, снова собравшись с силами, созвал в октябре 1311
года в некогда главном городе аллоброгов Вьенне общий церковный собор,
который должен был окончательно разобраться с делом тамплиеров. Под
давлением французского двора было принято наконец решение упразднить орден
тамплиеров, а его имущество конфисковать, что и произошло в апреле 1312
года. Первоначально конфискованные средства предусматривалось перевести
другому ордену и употребить для организации новых крестовых походов, однако
большая часть этого огромного имущества досталась наконец самому Филиппу и
другим монархам, которые, по совету Филиппа, тоже запретили на своих
территориях орден тамплиеров и поживились на их богатстве.
Был сожжен и великий магистр ордена Жак Молэ. Как передавалось потом из
уст в уста, на костре он призвал Климента V и Филиппа Красивого на божий суд
до года и дня. Папа действительно скончался через несколько недель после
этого. А спустя пару месяцев за ним последовал 47-летний французский
король... Варварство, с которым велся процесс против тамплиеров, превышало
даже меру средневекового невежества, и в этом контексте историческая фигура
Филиппа Красивого предстает перед нами в зловещем свете. Тем более, что, по
свидетельству Йозефа Шусты, этот король "умел и в кругу собственной семьи,
по отношению к женам своих сыновей, сделать фальшивое обвинение орудием
мрачной жестокости".
Неудивительно, впрочем, что многие французские историки стараются
очистить Филиппа Красивого. При этом утверждается, что тамплиеры были
наказаны справедливо, так как они изменили своим военным задачам
крестоносцев, заделавшись банкирами. Однако как увязать эту версию с тем,
что ни одному из тамплиеров не было предъявлено на процессе обвинение ни в
чем подобном?
ГДЕ КОНЧАЕТСЯ ЗАГАДКА... Дать объективную характеристику французскому
королю Филиппу IV Красивому очень нелегко. Кажется, он ставит порой в тупик
и историков. Тот же Шуста, приведя мнение современников короля о том, что он
был игрушкой в руках советников, добавляет: "Напротив, можно возразить, что
многолетняя цепь успехов Филиппова правления вряд ли была бы возможна без
существенного участия самого правителя, в котором некоторые историки
усматривают первое предвестие абсолютизма нового времени".
Кинаст утверждает: "...при всей смелости его планов, кажется, что
чрезвычайное усиление государственных средств власти как будто помутило его
мысль относительно достижимого. Его правление, при всей его трезвой
жесткости, окутано в то же время химерической дымкой. Он не умел
сосредотачивать свои усилия на большой цели".
В чем же заключается "загадка" Филиппа IV? Были обусловлены странные
дела, происходившие в период его правления, его собственной волей или они
творились по инициативе его советников? Слабым или сильным королем был
Филипп? Сам ли он решал дела или только слушался своих советников?
Кажется, и на этот раз, как часто бывает, правда лежит где-то
посредине. В каждом из высказанных предположений есть доля правды.
Из многих дошедших до нас источников и свидетельств современников,
которые приводит в своей обширной монографии о Филиппе Красивом французский
историк Жан Фавье, следует, что королевские настроения менялись, как
апрельская погода. Иногда он был решительным и властным, не терпел
возражений, иногда (еще чаще) был молчалив до апатии и целиком подчинялся
своим советникам. Или, точнее, придерживался их советов.
Современник короля Бернар Сэссэ, в частности, пишет:
"Наш король подобен филину -- птице красивейшей, но бесполезной. Не
знает ничего другого, как смотреть на людей пристально, ничего не говоря".
В 1300 году к Филиппу Красивому привели фландрского графа Ги де
Дампьера, который, по мнению французского королевского двора, нарушил свои
вассальные обязательства и вступил в конфликт с феодальным правом. Летописец
так рассказывает об этой аудиенции:
"Когда граф и его семейство въехали во двор и спешились, герцог
Савойский подвел их к королю. Король долго смотрел на них, но не сказал ни
слова. Потом отпустил, приказав заточить графа в темницу в Компьени".
Однако Филипп не всегда был таким. Иногда он даже проявлял чувство
юмора на свой лад.
Когда приор из Шезы Пьер де Паре направлялся с дипломатической миссией
в Рим, кто-то из членов королевского совета предложил поручить ему убить
Бонифация VIII. На что Филипп Красивый заявил: "Упаси бог! Ничего подобного
приор не сделает -- ведь ему грозило бы, что он сам станет тогда епископом
или даже папой. Идите, приор, и руководствуйтесь инструкциями, которые вы
получили".
Такие -- скорее анекдотические -- случаи не только дорисовывают
изменчивость настроений Филиппа IV, но и соответствуют его
"демонстративно-величественным манерам", которые отмечают у короля его
современники.
Эти манеры, впрочем, могли быть обусловлены и тем фактом, что Филипп
получил титул короля почти еще подростком, и неудивительно, что он изрядно
вскружил ему голову.
Нас, впрочем, больше интересует изменчивость его настроений, о которой
говорит почти каждое свидетельство современников Филиппа.
Эта изменчивость вполне определенно свидетельствует о том, что Филипп
Красивый был циклотимного склада и имел склонности к маниакальной депрессии.
Можно даже сказать, что речь шла о легкой форме маниакально - депрессивного
психоза, которая еще не требует специальной психотерапии. В маниакальном
состоянии он был говорлив, обладал чувством юмора и решал государственные
дела с уверенностью истинного правителя. Зато в состоянии депрессии (более
продолжительной, чем обычно) был молчалив до апатии, и за него решали
другие. Эта смена королевских настроений наверняка не прошла незамеченной, и
ею умело пользовались его советники.
Подобные случаи маниакально-депрессивных психозов достаточно часты, а
поскольку они, как правило, не попадают в поле зрения психиатров и не
лечатся, то доставляют немало проблем как самому пациенту, так и, прежде
всего, его окружению. И, разумеется, чем большей властью обладает такой
пациент, тем худшие последствия может иметь его болезнь для ближайшего
окружения и всего общества.
Более тяжелые формы маниакально-депрессивного психоза характеризуются в
маниакальной фазе и проявлениями агрессии, что время от времени наблюдалось
также и у Филиппа Красивого. Этим можно было бы объяснить как план короля
заставить Бонифация прибыть на церковный собор во Францию и его угрозу
устроить посмертный процесс по обвинению папы римского в ереси, так и прежде
всего кровавые преследования тамплиеров. И, наконец, ту "мрачную
жестокость", о которой упоминает историк Шуста.
Легкий тип маниакально-депрессивного психоза с изменчивостью
настроений, впрочем, лучше всего объясняет поведение короля. На этой --
скажем -- слабости Филиппа IV основывалась власть его советников, и от нее
зависели порой судьбы Франции.