Ксенофонт. Греческая история

ОГЛАВЛЕНИЕ

КОММЕНТАРИЙ

К КНИГЕ ПЕРВОЙ 1

О предшествующих событиях, на которые ссылается здесь Ксенофонт, и месте этой битвы я говорил уже выше, во введении к комментарию.

С несколькими кораблями — вероятно, теми двадцатью, которые снарядили афиняне после поражения в морском бою при Эретрии, как сообщает Фукидид (VIII, 97, 1).

В начале зимы — техническое выражение, означающее «осеннее равноденствие». Имеется в виду сентябрь 411 г. до н. э. Этот же эпизод — у Диодора ( XIII , 45—46): «Родосец Дориэй, начальник прибывшего из Италии флота, 2 усмирив смуту на Родосе, выплыл в Геллеспонт, спеша на соединение с Миндаром. Последний пребывал в бездействии в Абидосе, собирая со всех сторон корабли союзных с пелопоннесцами государств. В то время как Дориэй был уже в Троаде около Сигея, афиняне, находившиеся в окрестностях Сеста, заметив, что он проплывает мимо них, выступили против него со всем своим флотом, насчитывавшим восемьдесят четыре корабля. Дориэй некоторое время не замечал этого и продолжал плыть по открытому морю; однако, заметив многочисленность врагов, он испугался и, не видя никакого другого исхода, бежал в Дардан. 3 Высадив на берег своих воинов, присоединив к ним гарнизон города и быстро раздобыв массу оружия, он расставил часть воинов на носах кораблей, а часть в надлежащем порядке на берегу. Афиняне подплыли, с большим ожесточением пытаясь вырвать из строя корабли Дориэя; устремляясь большими массами со всех сторон, они держали противников в крайнем напряжении. Узнав об этом, пелопоннесский наварх (начальник флота) Миндар тотчас же отчалил из Абидоса со всем своим флотом и прибыл в Дарданскую область на восьмидесяти четырех кораблях, устремляясь на помощь флоту Дориэя. С ним вместе действовала также и пехота Фарнабаза, пришедшая на помощь лакедемонянам. Когда армии приблизились друг к другу, обе стороны выстроили триэры для морского боя. Флот Миндара состоял из девяноста семи кораблей; на левом фланге он выстроил сиракузян, а правым предводительствовал сам. У афинян правым крылом предводительствовал Фрасибул, а левым Фрасилл (там же, 46). Долгое время битва велась с одинаковым успехом обеими сторонами, так как ни у тех, ни у других не было недостатка в честолюбии. Но через некоторое время неожиданно показался Алкивиад, прибывший из Самоса с двадцатью 4 кораблями и как раз случайно плывший в Геллеспонт. Когда его флот показался вдали, обе стороны питали надежду, что это идет им подмога; это внушило им больше уверенности и подняло их мужество. Когда же прибывший флот приблизился и лакедемоняне не получили никакого ответа на свой сигнал, а афиняне заметили поднятую Алкивиадом на его собственном корабле красную эмблему, которая была условным ответным сигналом, — лакедемоняне были приведены в ужас и обратились в бегство; а афиняне, ободренные успехом, стали энергично преследовать убегающих. Им удалось тотчас же овладеть десятью из числа кораблей (но дальше им помешала буря). Наконец, лакедемоняне причалили к берегу и бежали в сухопутный лагерь Фарнабаза, а афиняне сперва пытались захватить корабли, пригнанные к берегу, действуя с большой отвагой и решимостью, но затем, получив тяжелый урон от персидского войска, отплыли назад в Сест».

Стратеги — верховная военная коллегия в Афинах, состоявшая из 10 человек. Члены ее избирались на год и первоначально имели назначение командовать войсками; позднее обязанности главнокомандующего исполняли только 1—3 из них, а остальные оставались в городе, где заведывали также и государственными делами, пользуясь очень большим влиянием.

Триэра — военный корабль с тремя ярусами гребцов. Начальник триэры назывался триэрархом. Он избирался из богатых граждан и обязан был на свой счет снарядить триэру. 5

«Эта победа увеличила шансы на победоносный исход сражения, но, конечно, нечего было и думать о том, чтобы воспользоваться вполне ее плодами: прежде всего, и это самое важное, ощущалась настоятельная нужда в деньгах... Поэтому-то большая часть стратегов и отправилась в Эгейское море для взыскания контрибуции с подвластных городов» (Ed. Meyer, Gesch. d. Alt., IV, 605).

Эпизод об аресте Алкивиада у Плутарха (Алкивиад, 27) изложен так: «Тиссаферн давно уже пользовался дурной репутацией у лакедемонян; теперь он опасался, что будет обвинен также и царем. Поэтому прибытие Алкивиада было ему как раз кстати: он заключил Алкивиада в тюрьму в Сардах, желая, чтобы эта несправедливость была искуплением за возведенную на него клевету».

Из шестидесяти кораблей — по Диодору (XIII, 50, 2) из восьмидесяти.

Эпактриада — небольшое судно, несущее береговую службу.

В Кизик . Кизик, бывший прежде в союзе с афинянами, за короткое время до этого, как рассказывает Диодор (XIII, 49, 4), подвергся нападению Миндара (с моря) и Фарнабаза (с суши) и был ими взят приступом.

Ферамен и Фрасибул . Ферамен был отправлен афинянами с флотом из 30 кораблей, чтобы помешать постройке мола, который должен был соединить Евбею с противолежащим материком, но ему это не удалось. Затем он отправился на помощь к Архелаю, осаждающему Пидну, а отсюда к Фрасибулу во Фракию; после этого они оба вместе направились в Геллеспонт ( Диодо р, XIII, 47, 49).

Из-под Фасоса — см. § 32.

Убрав большие паруса . Большие паруса 1 снимали перед боем, чтобы они не затрудняли маневрирования судов, и оставляли на берегу.

Во время завтрака — около полудня.

Это столкновение описывает совсем по-иному Диодо р (XIII, 50—51): «Они разделили флот на три части: одною предводительствовал Алкивиад, другою — Ферамен, третьей — Фрасибул. Алкивиад со своей частью уплыл далеко вперед от остальных, желая вызвать лакедемонян на морской бой. В то же время Ферамен и Фрасибул замышляли обойти врага и отрезать уплывшим в море возвращение в город. Миндар, заметив приближающийся флот, состоящий исключительно из кораблей Алкивиада, отнесся к нему пренебрежительно, не зная о том, что у врага имеются еще суда, и смело выплыл из города с восемьюдесятью кораблями. Когда он приблизился ко флоту Алкивиада, афиняне, согласно данному им заранее приказанию, сделали вид, будто они обратились в бегство; это очень обрадовало пелопоннесцев, и они погнались за ними, чувствуя себя победителями. Завлекши противников на значительное расстояние от города, Алкивиад поднял сигнальный знак, и немедленно же все его триэры одновременно повернулись носом к врагам, тогда как Ферамен и Фрасибул поплыли против города и отрезали лакедемонянам отступление. Соратники Миндара, заметив многочисленность вражеских судов и поняв, что они стали жертвой военной хитрости, пришли в ужас. Наконец, когда афиняне стали нападать со всех сторон и отступление в город было отрезано пелопоннесцам, Миндар был вынужден бежать к берегу и высадился близ так называемых Клеров, где находилось также войско Фарнабаза. Алкивиад, ведя энергично преследование, часть кораблей потопил, другим нанес повреждения, после чего они были взяты в плен; однако, большую часть кораблей Алкивиад застиг стоящими уже на якоре у самого берега; он набросил на них железные абордажные крючья и пытался таким образом оттащить их от берега. На помощь лакедемонянам пришла пехота с берега, и началась ужасная сеча, причем афиняне, упоенные одержанной победой, проявляли больше храбрости, чем здравого смысла, пелопоннесцы же значительно превосходили их численностью, так как им помогало также войско Фарнабаза, которое, сражаясь с суши, имело гораздо более прочную базу. Видя, что врагам помогает пехота, Фрасибул высадил на сушу и остальную часть своих морских воинов, спеша оказать помощь войску Алкивиада; Ферамена он побуждал, чтобы тот, соединившись с пехотинцами Херея, прибыл, как можно скорее, на поле битвы и сразился бы на суше». Там же, 51: «В то время как афиняне были поглощены всем этим, лакедемонский военачальник Миндар сам продолжал оборонять корабли, которые Алкивиад пытался сорвать с якорей, а спартиата Клеарха с частью пелопоннесцев отправил против войска Фрасибула. Вместе с ним он отправил и наемников из войска Фарнабаза. На первых порах Фрасибулу во главе морских воинов и стрелков удавалось мужественно противостоять врагам: многих из их числа он убил, хотя ему пришлось быть свидетелем смерти и немалого числа своих. Однако, вскоре прибыли наемники Фарнабаза, и им удалось окружить афинян, устремляясь на них со всех сторон огромными массами. Но в это время показался Ферамен во главе собственных пехотинцев и пехотинцев Херея. Измученное и потерявшее всякую надежду на спасение войско Фрасибула снова воспрянуло духом, узнав о прибытии такой подмоги. Долгое время продолжалось кровопролитное сражение; первыми обратились в бегство наемники Фарнабаза, затем афиняне последовательно расстраивали ряды неприятелей в смежных частях; наконец, были выбиты с позиций и пелопоннесцы, руководимые Клеархом, которые удержались дольше всех остальных и вели продолжительный бой с переменным успехом. Совершив это дело, войско Ферамена устремилось на помощь отважно сражающемуся отряду Алкивиада. Однако и теперь, когда все военные действия сосредоточились в одном месте, Миндар не потерял присутствия духа вследствие нападения войска Ферамена, но, разделив своих пелопоннесцев на две части, выслал одну из них против наступающих с суши, а сам во главе другой боролся с войском Алкивиада, увещевая каждого из солдат не покрыть позором славы Спарты, тем более в сухопутном бою. Находясь впереди всех и подвергаясь наибольшей опасности, он сразил в этой героической борьбе за корабли много противников, но, наконец, и сам был убит солдатами Алкивиада, приняв смерть, достойную его отечества. После его смерти пелопоннесцы и все их союзники сбежались в одно место и, приведенные в ужас, обратились в бегство. Афиняне некоторое время преследовали врагов, но затем, узнав, что Фарнабаз с многочисленной конницей поспешно устремляется на них, повернули назад к кораблям, захватили город и поставили два трофея 1 в честь двух одержанных ими побед: трофей в честь победы на море был поставлен на так называемом острове Полидора, а трофей в честь сухопутной — на том месте, где враг впервые обратился в бегство... Афинские стратеги овладели в этой битве всеми кораблями, большим количеством пленных и захватили неисчислимую массу добычи, так как они одновременно победили два таких огромных войска».

Плутарх (Алкивиад, 28) и Полиэн (I, 40, 9) не вносят ничего нового в повествование об этой битве. Дата этого сражения по Э д. Мейеру (Gesch. d. Alt. IV, 3, 608) — март, по Белоху (Griech. Gesch., II, 75) — май 410 г.

Кроме флота сиракузян . Победив афинян в Сицилии, сиракузяне послали в 412 г. на помощь лакедемонянам флот из 20 сиракузских и 2 селинунтских кораблей под начальством Гермократа. Фукидид (VIII, 26).

Жители Кизика впустили в город афинян . По свидетельству Фукидида (VIII, 107, 2) и Диодора (XIII, 40, 6), этот город не имел стен.

О Хрисопольской таможне рассказывает также Диодор (XIII, 64, 2): «Афинские стратеги, бывшие у Кизика, поплыли в Калхедонскую область и основали здесь укрепление Хрисополь, оставив в нем потребное количество войска. Специальным должностным лицам было приказано взимать десятипроцентный сбор с кораблей, приплывающих из Понта».

Эпистолей — помощник начальника лакедемонского флота, к которому, в случае смерти последнего, переходили его обязанности.

В Антандре . Недалеко от Антандра, на склоне горы Иды, находились лесорубочные участки ( Фукиди д, IV, 52; Страбо н, XIII, 606).

Об объявлении Гермократа сиракузским изгнанником рассказывает также Диодор (XIII, 63, 1): «В то время, как он был отправлен на помощь лакедемонянам во главе флота из тридцати пяти триэр, против него был составлен заговор сторонниками противной 2 партии, и он был осужден на изгнание. Главноначальствование геллеспонтской экспедицией он передал присланным вместо него преемникам». Причиной его изгнания послужил его олигархический образ мыслей; ближайший повод, вызвавший это незаконное, по мнению Ксенофонта, постановление, нам неизвестен.

Тиссаферн был обвинен Гермократом в том, что он имел сношения с Алкивиадом, вследствие чего лакедемоняне были отчасти лишены персидской поддержки ( Фукиди д, VIII, 85). О неудачной попытке Гермократа вернуться на родину с оружием в руках рассказывает Диодор (XIII, 63, 3).

Гармосты — наместники, которых спартанцы посылали в подвластные города, для того чтобы они во главе спартанских гарнизонов защищали преданные спартанцам олигархические партии.

Для ясности даю картину общего хода событий на Фасосе. В 411 г. власть в Афинах перешла в руки олигархической партии. В связи с этим в мае этого года хиосец Диитреф, которому была вверена верховная власть во Фракии, произвел в Фасосе олигархический переворот. Ставшая у власти олигархия использовала свою роль для подготовки отпадения к Спарте. Как только Диитреф ушел из Фасоса, олигархи начали постройку стены и выстроили ее за два месяца; затем они вступили в переговоры с фасосскими изгнанниками, сторонниками спартанцев. Эти изгнанники добились в Лакедемоне того, что в Фасос был отправлен флот ( Фукиди д, VIII, 64, 2—4). Осенью 411 г. коринфянин Тимолай «с одиннадцатью (?) триэрами приплыл в Фасос и принудил его к отпадению от Афин» (Hell. Oxyr., II, 4). Как мы видим из нашего источника, здесь был поставлен лаконский гарнизон с гармостом Этеоником во главе. После этого Фасос пытался отторгнуть у афинян соседнюю часть фракийского побережья с городом Неополем (Inscriptiones Graecae, I, ed. minor. № 108); но эта попытка была отражена с помощью флота Фрасибула (ср. выше, § 12). Вскоре на Фасосе стала снова подымать голову демократическая партия, подстрекаемая с одной стороны афинянами, с другой — Тиссаферном, при помощи подкупа убедившим лакедемонского наварха Пасиппида оставаться в бездействии. Зачинщиком упоминаемого здесь восстания был, как указывает Демосфен (против Лептина, § 59), Экфант, изгнавший спартанский гарнизон и впоследствии впустивший в город Фрасибула. Это восстание имело место в 409 г., после чего Фасос пожелал остаться нейтральным ( Э д.  Мейе р), и только в следующем 408 г. Фрасибулу удалось взять его измором (см. ниже 4, 9).

И он перенял флот в Хиосе — это кратенькое замечание заменяет у Ксенофонта описание событий на Хиосе, и Эд. Мейер (Gesch. d. Alt. IV, 623, прим.) не без основания полагает, что лаконофильски настроенный Ксенофонт умышленно умолчал об этих событиях, ложившихся пятном на честь Спарты. Вот как их излагает Диодор (XIII, 65, 3): «Получив посул от хиосских изгнанников, 1 он (Кратесиппид) силой возвратил их в родной город, заняв при этом хиосский акрополь. Возвращенные изгнанники отправили в изгнание приверженцев противной им 2 партии, (повинных в) их изгнании, числом до шестисот». Ср. также Исократ (VIII, 98): «Они (спартанцы) изгнали самых видных хиосских граждан».

Вылазку из Декелеи. Этот пункт, расположенный в северной Аттике, в 120 стадиях от Афин, по совету Алкивиада заняли в 413 г. спартанцы под предводительством царя Агиса, чтобы отсюда препятствовать афинянам собирать урожай. ( Фукиди д, VIII, 18). Сюда бежали 20 000 рабов из Афин.

Ликейский гимнасий — был расположен к востоку от Афин перед воротами Диохара и представлял собою парк и сад при храме Аполлона Ликея. Впоследствии здесь преподавал Аристотель. Вообще гимнасии были местом гимнастических упражнений и ученых бесед; существенными частями их были большой обнесенный колоннадой двор, купальня и парк.

Клеарх . Этого Клеарха упоминает в роли византийского гармоста Диодор (XIII, 66, 6) и наш автор (ниже, гл. 3, § 15).

В Сест — это указание неверно, так как Сест был тогда в руках афинян (выше § 11 и гл. 2, § 13). Следовало бы здесь ожидать Абидос, который был местом стоянки пелопоннеских кораблей.

Об этом походе Ганнибала на Сицилию рассказывает Диодор (XIII, 54) под 409/8 годом.

Заключенные в квадратные скобки хронологические указания несомненно представляют собою позднейшую интерполяцию. Следующим, т. е. 21-м годом войны, был 410/9, 3 т. е. 3-й год 92-й Олимпиады, а не 1-й 93-ей, как указано здесь. Олимпийские игры представляли собой серию различных гимнастических состязаний и происходили раз в 4 года в Элейской Олимпии, священном округе при храме Олимпийского Зевса. Промежуток в четыре года между играми назывался Олимпиадой; первая Олимпиада, от которой велось летоисчисление, Олимпиада 776 года. В эпоху Ксенофонта летоисчисление по Олимпиадам еще не велос ь; его ввел впервые сицилийский историк Тимей около 264 г. до н. э.

Эфоры — коллегия сановников в Спарте, состоявшая из пяти лиц, ежегодно выбиравшихся всем народом; первый из них назывался эпонимом, и именем его обозначался год. В историческое время власть эфоров была весьма значительною: их контролю подлежали все прочие власти, даже сами цари. Они могли налагать всякие наказания, за исключением смертной казни; кроме того, они принимали участие в надзоре за публичной нравственностью и воспитанием, могли собирать народ и не только заменяли на суде царей, но являлись уполномоченными представителями экклесии и во внешних сношениях, вследствие чего они сильно влияли также на войско и на полководцев.

Архонт — высшее правительственное лицо в Афинах, избиравшееся на год. Влияния на государственные дела архонты в это время уже не имели. Архонтов было 9; здесь разумеется первый из них, именем которого обозначался год и который назывался эпонимом.

Пельтасты занимали среднее место между тяжеловооруженными (гоплитами) и легковооруженными. Их вооружение состояло из большого, но легкого щита, обтянутого козьей или овечьей кожей (вместо тяжелого щита гоплитов, обтянутого бычачьей кожей и покрытого медными пластинками).

В начале лета , т. е. в начале апреля.

Легковооруженные вовсе не имели тяжелых доспехов, т. е. панцыря, шлема, поножей и большого щита, и были вооружены только метательным оружием. Они делились по роду оружия на метателей дротиков, стрелков и пращников.

Гоплитами назывались тяжеловооруженные, составлявшие главную силу греческого войска. Они носили тяжелые доспехи (причем их щит был настолько велик, что закрывал их тело от плеч до колен), короткий меч и длинное, тяжелое копье.

Лох — отряд пехотного войска, рота; численность каждого лоха не была постоянной. Лохом управлял лохаг.

Трофей — буквально «памятник бегства», знак, ставившийся на том месте, где враг был обращен в бегство. Он состоял из части захваченных доспехов врага, нанизанных на сучья деревьев и шесты. В случае морской победы доспехи заменялись носами вражеских кораблей.

Когда хлеб на полях уже созрел — в июне 410 или 409 года (спорно).

На помощь Артемиде . Храм Артемиды в Эфесе был одним из наиболее знаменитых античных храмов, считаясь одним из семи чудес света. Он был построен кносским архитектором Херсифроном и впоследствии (по преданию в ту ночь, когда родился Александр Великий — 21   июля 356 г.) был сожжен Геростратом, после чего был снова выстроен в еще более роскошном виде. Как указывает наш автор («Анабасис», 1, 6, 7), он пользовался религиозным почитанием также и у персов. Здесь Тиссаферн изображает дело так, как будто бы враги непосредственно угрожают храму.

Об этом поражении под Эфесом Диодор (XIII, 1—2) рассказывает в таких словах: «Фрасилл, посланный афинянами с тридцатью кораблями, большим количеством гоплитов и ста всадниками, приплыл в Эфес. Он высадил свое войско в двух пунктах и пошел приступом на город. Горожане сделали вылазку, и завязалась жестокая сеча: не выдержав натиска всенародного ополчения эфесцев, афиняне отступили, потеряв четыреста человек; остальных Фрасилл успел усадить на корабли и отплыл в Лесбос».

По поводу привилегий, предоставленных эфесцами сиракузцам и селинунтцам, необходимо заметить следующее. Гражданин одного греческого государства в принципе не пользовался защитою закона в других государствах. Вытекавшие отсюда неудобства для сношений между гражданами различных государств устранялись заключавшимися между гражданами различных государств союзами гостеприимств а, причем каждый из гостеприимцев (ксенов) брал на себя защиту интересов другого в своем государстве. Развитие отношений между городами-государствами послужило причиной дальнейшего развития этого института: появился институт проксенов и евергетов («благодетелей»); в этом случае иностранец, оказавший какое-либо «благодеяние» государству, заключал союз гостеприимства не с отдельным гражданином, а с целым государством. При этом обе стороны брали на себя такие условия: 1) проксен обязывался защищать в своем городе интересы прибывающих сюда граждан государства, давшего ему звание проксена, т. е. представлял собой нечто вроде нынешнего консула; 2) государство обязывалось, со своей стороны, предоставить проксену, в случае если он пожелает прибыть или поселиться в нем, все гражданские права, исключая, политических, т. е. право приобретать землю и недвижимость, освобождение от специальных податей, установленных для иностранцев, проживающих в государстве (метэков), и право судиться в общем порядке. Сюда присоединялись часто еще особые привилегии, как-то: освобождение от всех вообще налогов, право занимать почетное место в театре и на состязаниях и т. д. Часто права, предоставляемые проксенам, давались всем гражданам дружественного государства; такой случай имеем в нашем месте. Точно также и награды за храбрость, золотые венки и т. д. часто присуждаются не только отдельным лицам, но и целым государствам. 1 Звания ксенов и проксенов были наследственными и переходили из рода в род.

Заключив перемирие для уборки трупов . У греков считалось недопустимым оставить трупы павших в бою непогребенными. Поле сражения, конечно, оставалось за победителем, и в его распоряжении оказывались и свои и вражеские трупы; просьба о перемирии для уборки трупов считалась равносильной признанию себя побежденными и служила для другой стороны достаточным основанием, чтобы поставить трофей.

Каменоломни играли в Афинах роль нынешних каторжных тюрем. Работа в них была крайне мучительной. Сюда часто посылали провинившихся рабов (впрочем, и ни в чем не провинившиеся рабы часто работали в каменоломнях).

Ср. описание этого эпизода у Плутарха (Алкивиад, 29): «Соратники Алкивиада так возгордились и возомнили о себе, что не захотели, не будучи ни разу побежденными, общаться с другими воинами, неоднократно терпевшими поражения. Действительно, за короткое время до этого Фрасиллу пришлось претерпеть неудачу под Эфесом, после чего эфесцы поставили медный трофей — памятник афинского позора. Воины Алкивиада поносили за это воинов Фрасилла, превознося себя и своего военачальника; они отказывались бывать в гимнасиях и тех местах лагеря, где находились воины Фрасилла, Когда же во время вторжения афинян в Абидосскую область на них напал Фарнабаз с многочисленной конницей и пехотой, Алкивиад, выйдя против него вместе с Фрасиллом, обратил его в бегство и преследовал до наступления сумерек, воины завязали между собой дружественные отношения и возвратились вместе в лагерь, радостно поздравляя друг друга. На следующий день Алкивиад поставил трофей и предал опустошению область Фарнабаза; никто не осмелился ему воспрепятствовать. Он захватил в плен жрецов и жриц, но отпустил их без выкупа».

Гелоты не имели ни личной свободы, ни права владения недвижимым имуществом и отличались от рабов только тем, что господа не могли ни предавать их смертной казни, ни продавать. Некоторые ученые считают их государствен ными крепостным и, 2 переданными частным лицам лишь во временное пользование, а греческие писатели их называли рабами. Они жили отдельно и обязаны были доставлять своим господам хлеб, масло и вино, всячески обслуживать их и выступать (обыкновенно легковооруженными) в случае войны. За участие в войске (особенно тяжеловооруженными) они получали свободу; вольноотпущенные гелоты вступали в особый класс неодамодов, пользовавшихся личной свободой, но не имевших гражданских прав. Гелоты, подвергавшиеся неслыханной эксплуатации, часто устраивали восстания и даже становились на сторону врагов Спарты; так было и в нашем случае. Гелоты, о которых здесь идет речь, — мессенцы.

Корифасий — возвышенный выступ, на котором расположен Пилос, захваченный афинянами в 425 году. О дальнейшей судьбе его рассказывает Диодор (XIII, 64, 5 и сл.): «Узнав, что все афинские силы находятся в Геллеспонте, лакедемоняне пошли походом на Пилос, который был занят мессенским гарнизоном. Окружив это укрепление лагерными сооружениями, они стали совершать грабительские набеги с суши и с моря... Узнав об этом, афинское народное собрание послало на помощь осажденным тридцать кораблей под командой стратега Анита, сына Анфемиона. Флот этот выплыл, но вследствие бурь не мог обогнуть Малейского мыса и поплыл назад в Афины. Осажденные в Пилосе мессенцы некоторое время удачно противостояли врагу, ожидая афинской подмоги. Однако, вскоре их положение сделалось невыносимым, так как враги, разделившись на несколько смен, непрерывно атаковали крепость, а из осажденных часть умерла от ран, часть погибла мучительной смертью от голода. Поэтому они заключили мир с лакедемонянами, сдав им крепость и получив взамен этого возможность беспрепятственно удалиться. Так овладели лакедемоняне Пилосом, после того как он находился пятнадцать лет в афинских руках с того времени, как его укрепил Демосфен».

Колонисты в Гераклее Трахинской появились около 426 г.; они были присланы лакедемонянами по просьбе трахинцев (ахейцев), теснимых их соседями — этейцами, и состояли из представителей всех греческих государств, исключая ионийцев и ахейцев ( Фукиди д, III, 92). Это было одной из причин вражды коренных жителей Гераклеи ахейцев к гераклейским колонистам. О дальнейшей судьбе Гераклеи см. ниже коммент. к III, 21, 5, § 6.

В следующем году , т. е. в 409/8 г. Этот же эпизод у Плутарха (Алкивиад, 29; в тех же выражениях).

Заложили все имущество . У греков существовал обычай, по которому, если враг нападал на одно из союзных государств, жители его препровождали скот и движимость в другое союзное государство, где они и оставались до тех пор, пока не пройдет внешняя опасность. Это имущество и называлось «закладом». Ср. элатейскую (в Фокиде) надпись, Inscriptiones Graecae IX, 97: «Если беотийцы и фокейцы желают что-либо друг у друга заложить, — они свободны от ввозных пошлин; если же они продают что-нибудь из заложенных вещей на территории другой договаривающейся стороны, то они должны уплатить установленную пошлину. Эти правила касаются как заложенного, так и приплода от него».

От моря до моря — от Босфора до Пропонтиды. Диодор (XIII, 66, 1—3) рассказывает об этих событиях, не упоминая о Фарнабазе: «Алкивиад и Фрасилл... поплыли к Ферамену, который опустошал Калхедонскую область, имея в своем распоряжении семьдесят кораблей и пять тысяч солдат. После того как оба войска собрались вместе, они загородили город деревянной стеной от моря до моря. В городе находился назначенный лакедемонянами военачальник Гиппократ или, как его называют лакедемоняне, гармост. Он вывел в бой своих воинов и всех калхедонцев. Произошла кровопролитная битва; войска Алкивиада мужественно сражались. Наконец, пал Гиппократ, а из его воинов часть погибла, а часть, получив ранения, бежала назад в город. После этого Алкивиад уплыл в Геллеспонт и Херсонес, желая собрать здесь контрибуцию, а Ферамен заключил с калхедонянами соглашение на условии уплаты дани в том же размере, как и прежде». Плутарх (Алкивиад, 30) прибавляет еще кое-какие подробности: «После того как Халкедон был отгорожен стеной от моря, пришел Фарнабаз с целью принудить афинян снять осаду. В то же время гармост Гиппократ, выведя свое войско из города, напал на афинян. Алкивиад выстроил войско одновременно на два фронта — против тех и других, Фарнабаза он принудил к позорному бегству, а Гиппократ был убит вместе с большим числом его воинов».

Алкивиад был близ Селимбрии . Подробнее об этом Диодор (XIII, 66, 4): «Выступив со всем войском, он взял Селимбрию при помощи предателей, взыскал с нее большую контрибуцию и оставил здесь гарнизон». Еще детальнее рассказ Плутарх а (Алкивиад, 30); по словам этого автора, предатели подали условный знак слишком рано, опасаясь, что иначе их измена будет раскрыта. Алкивиад не успел приготовиться и ворвался в город только с тридцатью пельтастами. Оказавшись в безвыходном положении, он громко провозгласил, чтобы селимбрийцы не подымали оружия против афинян. Это произвело впечатление и, пока перепуганные граждане обсуждали свое дальнейшее поведение, на помощь Алкивиаду подошло остальное афинское войско. Затем Алкивиад услал из города прибывших с ним фракийцев, 1 чтобы они не предали Селимбрии разграблению, и удалился сам, взыскав контрибуцию и оставив в городе гарнизон. — Договор, заключенный Алкивиадом с селимбрийцами, содержал, между прочим, пункт, по которому «селимбрийцы признаются автономными, и могут ввести у себя такой строй, какой сочтут наилучшим». Впоследствии этот договор был санкционирован афинским народом по предложению Алкивиада: «Алкивиад сказал: договор афинян с селимбрийцами пусть вступит в законную силу. Клятвы и формулы договора под наблюдением секретаря совета должны быть начертаны на их счет на каменной стеле и поставлены в городе» (Inscriptiones Graecae I, № 61а, suppl., p. 18).

Обменялись клятвами, как частные люди — вероятно, клятвами гостеприимства, см. выше, к гл. 2, § 10.

О взятии Византия рассказывает значительно подробнее Диодор (XIII, 66, 3—67): «Войско Ферамена ушло из Калхедона к Византию и осаждало город, прилагая большие усилия, чтобы обнести его осадными укреплениями. Собрав форос, Алкивиад убедил принять участие в его походе большое число фракийцев и, захватив с собой также всенародное ополчение жителей Херсонеса... поспешно двинулся в Византий на помощь Ферамену. Когда все силы собрались вместе, стали приготовлять все необходимое для осады, так как им предстояло победить значительный город, в котором находилось множество защитников: кроме многочисленных византийцев, здесь находился лакедемонский гармост Клеарх с большим количеством пелопоннесцев и наемников. Некоторое время они совершали приступы, не причинив осажденным никакого сколько-нибудь значительного ущерба. Когда же начальник города отправился к Фарнабазу за деньгами, несколько человек византийцев, тяготясь его суровым управлением (он, действительно, был человеком крутого нрава) предали город войску Алкивиада (67). Афиняне, сделав вид, что они желают прекратить осаду и увезти войско в Ионию, выплыли в сумерки на всех своих кораблях, а также отвели на некоторое расстояние от города сухопутное войско. С наступлением ночи они повернули назад и приблизительно в полночь подошли к городу. Оставшимся на триэрах было приказано... поднять такой крик, чтобы казалось, что все войско находится на кораблях; в действительности же морские воины вместе с сухопутным войском находились у стен города, ожидая, пока предатели подадут условный сигнал. Оставшиеся на триэрах поступили так, как им было приказано. Пелопоннесцы и все прочие, находившиеся в городе, не зная об обмане, выступили против врага в гавань. В это время предатели подняли на стене сигнальный знак и впустили войско Алкивиада по лестницам в город; они были при этом в полной безопасности, так как весь народ сбежался в гавань. Узнав о случившемся, пелопоннесцы первоначально оставили половину войска в гавани, а с остальной половиной поспешно выступили против врага, завладевшего стенами. Несмотря на то, что уже почти все афинское войско успело ворваться в город, пелопоннесцы не устрашились и долгое время мужественно противостояли афинянам, отражая их нападения при содействии византийцев. И вряд ли бы афиняне овладели городом с боя, если бы Алкивиад не проявил удивительной находчивости и не объявил, что против византийцев не будет принято никаких карательных мер. Тогда горожане, переменив фронт, стали сражаться с пелопоннесцами. После этого большая часть последних пала в честном бою, а около пятисот 1 человек оставшихся в живых бежали к священным алтарям. Афиняне передали город византийцам, заключив с ними союз, с теми же, которые бежали к алтарям, как просители богов, афиняне заключили соглашение на условии, чтобы они выдали оружие, а сами были отвезены в Афины и преданы суду народного собрания».

Об этих событиях рассказывают также Плутарх (Алкивиад, 31) и Полиэн (I, 40, 2 — Фронтин, III, 11, 3, I, 47, 2), не прибавляя ничего нового к повествованию Ксенофонта и Диодора.

Фракийское поле — большая открытая площадь внутри стен Византия. Ср. указание нашего автора в «Анабасисе» (VII, 1, 24): «Так называемое Фракийское поле — прекрасное место для маневров войска, ровное и незастроенное домами».

Агора — главная городская площадь, на которой греки проводили большую часть дня. Здесь был рынок; здесь же находились храмы богов, портики, всевозможные общественные сооружения, здесь заключались всякого рода сделки; здесь устраивались народные собрания и сюда же сходились просто поболтать. Таким образом агора играла одновременно роль клуба и рынка.

В начале весны — 408/7 г.

Приморская полоса . Точнее перечисляет входящие в нее области наш автор в Анабасисе (I, 9, 7); «(Кир) был отправлен своим отцом к месту службы, будучи назначен сатрапом Лидии, Великой Фригии, Каппадокии и военачальником всех тех войск, которым надлежит собираться (на военный смотр) в Кастольскую равнину». Кастол — город в Лидии; сюда должны были ежегодно собираться на военный смотр все обязанные военной службой жители Передней Азии, лежащей к западу от Галиса (Киропедия, VI, 2, 11 и Домострой, 4, 6).

Царская печать служила доказательством подлинности документа. Античный комментатор к Фукидиду (I, 129) так описывает эту печать: «Печать персидского царя, по одним источникам, представляла собой царский портрет, по другим — портрет первого персидского царя Кира, по третьим — изображение лошади Дария, благодаря которой он достиг царской власти».

Фрасибул отправился во Фракию и т. д. Диодор (XIII, 64) сообщает об этом уже под 409 г.: «Фрасибул, посланный во Фракию, подчинил расположенные в этих местах города», о покорении же Фасоса (ср. выше коммент. к I, 32) он говорит отдельно (XIII, 72) под 408 г.: «Афинский стратег Фрасибул поплыл с эскадрой в пятнадцать кораблей на Фасос, победил в бою выступивших навстречу ему граждан, перебив около двухсот человек, заставил их вернуться в город, повел осаду и в конце концов добился от них разрешения вернуться в город изгнанным сторонникам афинян; они должны были принять гарнизон и вступить в союз с афинянами».

Изгнанный Алкивиад — это указание не вполне соответствует истине, так как постановление об изгнании Алкивиада было отменено уже в 411 году ( Фукиди д, VIII, 97; Плутар х, Алкивиад, 33).

Плинтерии праздновались в Афинах, начиная с 19 фаргелия (июня). При этом архаическая деревянная статуя Афины Полиады закутывалась в покрывала и скрывалась от взора народа. Роду Праксиэргидов поручалось совершать таинственные обряды в честь богини, состоявшие в обмывании идола и его одежды (пеплоса). 25 фаргелия был установлен по этому поводу всенародный траур и запрещено было заниматься делами. Ср. Плутар х, (Алкивиад, 34): «Этот день афиняне считают одним из наиболее тяжелых, в который нельзя заниматься делами. Казалось, что богиня закуталась и скрыла себя от взоров Алкивиада, чтобы выказать ему свое недружелюбие и неблагосклонность при встрече».

Рассказ о возвращении Алкивиада дошел до нас в передаче целого ряда авторов: Диодора (XIII, 68—69), Плутарха (Алкивиад, 32—34), Непота (Алкивиад, 7) и др. Приведу только рассказ Диодор а, вносящий некоторые интересные подробности: «Афинские стратеги вместе с флотом и добычей поплыли в Афины, совершив блестящие подвиги во славу отечества. Их встретил весь народ, ликуя по поводу их успехов. Кроме того, в Пирей сбежалось много иностранцев, а также детей и женщин. Действительно, возвращение стратегов представляло собою чрезвычайное зрелище: они вели за собой не менее двухсот взятых в плен судов и огромное количество пленных и добычи; их собственные триэры были тщательно разукрашены золоченым оружием, венками, добычей и всяким другим убранством. Огромные толпы сбежались к гаваням посмотреть на Алкивиада, так что город совсем обезлюдел, — даже рабы проявили не меньшую горячность, чем свободные. Действительно, к этому времени этот человек окружил себя ореолом, и господствующие элементы в Афинах считали, что наконец-то им удалось найти человека, способного открыто и смело противостоять демократии; низшие же слои думали, что он будет их наилучшим соратником, с беззаветной решимостью будет потрясать основы государства и будет опорой нуждающихся. Он, в самом деле, далеко превосходил остальных храбростью, был первым по красноречию и наилучшим стратегом, выделяясь своей предприимчивостью. Он далеко превосходил других также красотою тела, величием души и широтою замыслов. Одним словом, почти все были о нем очень высокого мнения и думали, что вместе с его возвращением к ним придет и удача в делах; кроме того, они надеялись, что точно так же, как лакедемоняне взяли верх, когда он стал их соратником, и они снова станут преуспевать, заполучив в союзники этого мужа (69). Когда флот причалил к гавани, вся толпа устремилась к кораблю Алкивиада; когда же последний сошел на берег, все приветствовали его, радуясь одновременно и его успехам, и его возвращению. Обратившись с ласковым приветом к толпе, он созвал народное собрание; здесь он выступил с длинной оправдательной речью по своему собственному делу и так расположил к себе толпу, что все признали государство виновным в вынесенных против него постановлениях; поэтому ему было возвращено его конфискованное имущество, 1 были брошены в море стелы, на которых был вырезан обвинительный акт и другие вынесенные против него решения; далее было постановлено, чтобы Евмолпиды уничтожили проклятия, которые они произнесли против него в то время, как он был обвинен в кощунственном оскорблении мистерий. Наконец, его назначили стратегом с неограниченными полномочиями — как над сухопутными, так и над морскими силами, вверив ему все войско. Другие стратеги были выбраны по его указанию. Это были Адимант и Фрасибул». Для характеристики отношения умеренных слоев афинского населения к Алкивиаду любопытно указание Аристофана (Лягушки, стих 1431). Здесь (дело происходит в Аду) покойник Эсхил на вопрос, как нужно относиться к Алкивиаду, отвечает, что «не следовало дать возрасти в государстве львенку, но, вскормив его однажды, следует уже приноровляться к его нраву».

Рабом своих злейших врагов — спартанцев и персов. В Персии все, кроме царя, назывались рабами; см. ниже VI, 1, 12 и «Анабасис», I, 1,4; I, 9, 29.

Элевсинские мистерии совершались в честь Деметры и Персефоны, главным центром культа которых был расположенный в 14 верстах от Афин Элевсин. Эти мистерии произошли из сельских празднеств и символизировали пахоту, посев и жатву, как все религии воскресающих и умирающих богов. С течением времени они получили мистический, таинственный характер; отдельные лица могли принимать участие в отправлении этого культа только после посвящения, состоявшего из особых мистических обрядов, причем они должны были свято хранить тайну этих обрядов. Ежегодное празднество элевсинских богинь происходило частью в Афинах, частью в Элевсине, причем Элевсин сохранял роль главного центра. Празднества эти отражали переменчивую судьбу Персефоны: весной праздновались Малые Элевсинии в честь возвращения Персефоны на землю к матери и обручения ее с Дионисом; осенью, между жатвой и посевом, с 15 боедромия (сентябрь—октябрь) справлялся девятидневный праздник Больших Элевсиний (о которых и идет речь в нашем месте) в честь нисхождения Персефоны в подземное царство и обручения ее с Аидом. На шестой день этого празднества из Афин в Элевсин двигалась по «священной дороге» процессия, в которой, кроме жрецов и магистратов, принимали участие тысячи мистов, увенчанных миртой и плющем, с колосьями в руках. В последнее время перед прибытием Алкивиада мистерии перевозились из Афин в Элевсин по морю, так как засевшие в Декелее спартанцы угрожали «священной дороге». Ср. Плутарх (Алкивиад, 34): «С тех пор, как враги укрепились в Декелее и завладели проходами, ведущими к Элевсину, священное шествие стало совершаться по морю и потеряло всю свою торжественность: по необходимости отпали жертвоприношения, пляски и многие другие священнодействия, совершавшиеся по пути. Алкивиаду показалось справедливым и богоугодным делом, могущим прославить его среди людей, — возвращение священнодействиям их исконного вида; он решил провести процессию по суше, защитив ее военной силой от вражеского нападения».

Он выступил против Андроса — о причинах его отъезда из Афин говорит Плутарх (Алкивиад, 35): «Неизвестно, питал ли он сам какие-нибудь стремления к тирании; но наиболее могущественные из граждан, опасаясь этого, приложили все старания к тому, чтобы его отплытие произошло как можно скорее».

Аристократ и Адимант — по Диодору (XIII, 69, 3, см. выше коммент., к § 12) — Адимант и Фрасибул.

Поход на Андрос описывает также Диодор (XIII, 69, 4): «Снарядив сто кораблей, Алкивиад поплыл на Андрос и, завладев сторожевым постом Гаврием, укрепил его. Андросцы выступили из города всенародным ополчением вместе с охранявшими город пелопоннесцами; произошла битва, в которой победили афиняне; из защитников города очень многие погибли, а остальные частью рассеялись по стране, а частью сбежались назад, в город. Сделав несколько приступов к городу, Алкивиад уплыл со своим войском, оставив в занятом укреплении сильный гарнизон и назначив начальником войска Фрасибула».

Наварх — начальник спартанского флота. Обычно над спартанской армией начальствовали цари; но так как один из царей должен был стоять во главе сухопутного войска, а, по традиции, оба царя никогда не выступали одновременно из Спарты, — во главе флота всегда стояло выборное лицо.

О встрече Лисандра с Киром рассказывает также Диодор (XIII, 70, 3): «Услышав, что Кир, сын царя Дария, послан своим отцом для оказания помощи лакедемонянам, Лисандр прибыл к нему в Сарды и, возбудив в сердце юноши желание воевать с афинянами, получил от него немедленно десять тысяч дариков для уплаты жалованья солдатам. Кир предложил ему и на будущее время обращаться к нему с просьбами, не умалчивая ни о чем, так как он имел поручение от отца выдавать лакедемонянам денежную помощь по каждому их требованию». О том же рассказывает Плутарх (Лисандр, 4).

О поведении. Тиссаферна — имеются в виду его колебания между афинянами и спартанцами. Ср. выше, гл. 1 § 9. Подробнее об этом рассказывает в указанном месте Плутар х: «Узнав, что Кир, сын царя, прибыл в Сарды, Лисандр отправился к нему для беседы с ним и для обвинения Тиссаферна: последний, несмотря на полученное предписание помогать лакедемонянам и вытеснить афинян из моря, по-видимому, по наущению Алкивиада, относился несочувственно к лакедемонянам и, неаккуратно уплачивая жалованье морякам, вел лакедемонский флот к гибели». О цели такого поведения Тиссаферна см. ниже § 9.

Аттическая монета : обол = ок. 8 коп. золотом; драхма = 6 оболам = ок. 50 коп.; мина = 100 драхмам = ок. 50 руб.; талант = 60 минам = ок. 3000 руб. Прежнее жалованье морякам, об увеличении которого хлопотал Лисандр, равнялось 3 оболам в день. Царь предписал Киру выдавать на каждый корабль 30 мин жалованья в месяц или мину в день; считая по 200 моряков на корабль, это и выходит по 3 обола каждому. Конечно, Кир выдал Лисандру субсидию не аттической, а персидской монетой — золотыми дариками, имевшими на одной стороне изображение царя, на другой — стрелку. Цифра Ксенофонта (500 талантов) дана в переводе на аттическую монету (сумма эта равна 117 000 дариков). 1 Как мы видим из указаний Диодора, из этой суммы Лисандр получил 10 000 дариков немедленно. Эта цифра несомненно представляет собою округление месячного жалованья флоту Лисандра; действительно (ср. ниже § 7) на каждого моряка Кир выдал по 4 обола, т. е. по 40 мин на корабль; на 70 кораблей (см. § 1) выйдет 46 2 / 3 таланта, или 10 920 дариков.

Договор — у греков и персов был обычай делать подарки тому, за здоровье которого пили (наш автор, «Анабасис», VII, 3, 6 и сл., «Киропедия», VIII, 3, 35).

Четыре обола — каковы были последствия этой прибавки, рассказывает Плутарх (Лисандр, 4): «В короткое время, благодаря этому, корабли противников обезлюдели. Большая часть перешла туда, где лучше платили, а оставшиеся неохотно повиновались, буянили и постоянно причиняли неприятности стратегам». По-видимому, это — преувеличение: правда, Конону удалось экипировать только 70 триэр вместо прежних 100 или больше (ниже § 20), но это объясняется полным обнищанием афинской казны, а не прибавкой обола к жалованью спартанских моряков.

По наущению Алкивиада — ср. Фукидид (VIII, 46) и Плутарх (Лисандр, 4, цитировано к § 2). Диодор рассказывает о битве при Нотии следующее (XIII, 71): «Узнав, что Лисандр находится в Эфесе и снаряжается в поход, Алкивиад отплыл со всем своим флотом в Эфес. Он подплыл к самым гаваням, но никто не вышел ему навстречу; поэтому он большую часть своих кораблей поставил на якорь у Нотия, вверив команду над ними кормчему своего корабля Антиоху. Отдав ему приказание не вступать в бой до своего возвращения, он поспешно двинулся на Клазомены, взяв с собой транспортные корабли. Этот город, бывший в союзе с Афинами, находился в тяжелом положении, подвергаясь грабежам кучки изгнанников. Антиох, будучи по натуре легкомысленным человеком и горя нетерпением самостоятельно совершить какой-нибудь блестящий подвиг, пренебрег приказаниями Алкивиада и снарядил десять лучших кораблей, одновременно приказав триэрархам быть готовыми на случай морского боя. Затем он вышел против врага, вызывая его на морской бой. Узнав от каких-то перебежчиков об отбытии Алкивиада вместе с лучшими солдатами, Лисандр решил, что настало время совершить что-либо достойное Спарты. Поэтому он вышел против врага со всем своим флотом и потопил один из десяти подплывающих кораблей, на котором находился сам Антиох, а остальные обратил в бегство и преследовал до тех пор, пока афинские триэрархи, срочно вызвав с берега матросов, не пришли им на помощь беспорядочной массой. Произошел бой при полном составе обоих флотов в небольшом расстоянии от берега, и афиняне, вследствие беспорядочного расположения их судов, были побеждены, потеряв двадцать два корабля; из бывшего на них экипажа немногие были взяты в плен, а остальным удалось выплыть на берег. Узнав о происшедшем, Алкивиад поспешно вернулся в Нотий и, собрав экипаж для всех триэр, подплыл к гаваням противника. Однако, Лисандр не решился выступить против него; поэтому Алкивиад уплыл в Самос».

Мимо самых носов кораблей Лисандра. Это имело целью пренебрежительным отношением ко врагу вызвать его на бой, по мнению Плутарха (Алкивиад, 35 и Лисандр, 5).

Дельфиний и Эйон . — Как указывает Диодор (XIII, 76, 3—4), эти пункты были захвачены лакедемонянами только в следующем году в навархию Калликратида, преемника Лисандра. Вместо Эйона Диодор называет Теос.

Известие об этой битве — как оно получилось в Афинах, рассказывает Плутарх (Алкивиад, 36): «Из числа бывших в лагере ненавистников Алкивиада его личный враг Фрасибул, сын Фрасона, отправился в Афины, где и выступил с обвинением против него. Возбудив общественное мнение, он заявил в народном собрании, что Алкивиад погубил все дело и потерял корабли... так как вверил команду своим собутыльникам... чтобы самому безнаказанно пьянствовать и весело проводить время в обществе абидосских и ионийских гетер».

По Диодору (XII, 73, 4 и сл.), главной причиной смещения Алкивиада было разбойничье нападение на союзную Киму; но Э д. Мейер (Gesch. d. Alt. IV, 3, 634) считает эту историю тенденциозным вымыслом. Далее Диодор рассказывает следующее: «В народном собрании обвинили Алкивиада в том, что он сочувствует лакедемонянам и находится в дружественных отношениях с Фарнабазом; 1 опираясь на эти отношения, он надеется по окончании войны захватить тираническую власть. 2 Видя высокомерие этого человека, афинский народ выбрал десять стратегов: Конона, Лисия (у Ксенофонта вместо Лисия Леонт), Диомедонта, Перикла, Эрасинида (и далее, как в нашем списке). Из этих стратегов Конон был выбран заместителем Алкивиада, и ему было поручено немедленно отплыть ко флоту». С обвинением против Алкивиада выступил Клеофонт ( Фоти й, Библиотека, стр. 377а, 18).

В принадлежащее ему укрепление — замок этот был расположен близ Пактия в Херсонесе (наш автор здесь и ниже, II, 1, 25; Диодо р, XIII, 74 и Непо т, Алкивиад, 7); противоречащему указанию Плутарха (Алкивиад, 36 — в Пропонтиде, около Визанфа) нельзя придавать никакого значения.

Конон — по Диодор у, Алкивиада сменил на Андросе не Конон, а Фрасибул (XIII, 69, цитировано к I, 4, 21).

Назначение андросца Фаносфена военачальником (наряду с указаниями Платон а, Ион, 514d) может служить примером того, что афиняне назначали военачальниками также и иностранцев.

Заключили в тюрьму — военнопленные содержались в тюрьмах до выкупа или обмена пленными. Ср. выше, гл. 2, § 14.

Изгнанного афинянами из Афин и Родоса — в афинском морском союзе афиняне присвоили себе юрисдикцию над жителями всех союзных городов.

Сжалившись над ним. Об этом подробно рассказывает Павсаний (VI, 7): «Дориэй три раза подряд победил во всех видах состязаний («панкратий») на Олимпийских играх... Кроме олимпийских, он одержал восемь побед на Истмийских играх, а на Немейских ему не хватило только одной победы до полных восьми. Говорят, что также и на Пифийских он без труда одержал победу... Он обнаружил себя самым горячим сторонником лакедемонян, сражаясь с афинянами на кораблях своего отечества 1 до тех пор, пока он не был взят в плен аттическими триэрами и привезен живым в Афины. Прежде чем Дориэй прибыл в Афины, афиняне расточали по его адресу гневные угрозы; но, когда они сошлись на народное собрание и увидели этого великого и славного человека в жалком образе пленника, они переменили свое отношение к нему и позволили ему удалиться, не причинив ему никакого вреда, хотя они могли по справедливости подвергнуть его тяжкому наказанию». О смерти Дориэя рассказывается у Андротиона в его «Атфиде». Царский флот был в Кавне, и стратегом на нем был Конон. Конон склонил родосский народ к тому, чтобы отпасть от лакедемонян и вступить в союз с царем и афинянами. Дориэя не было тогда на Родосе, — он находился где-то внутри Пелопоннеса, где он был арестован лакедемонянами и приведен в Спарту. Здесь он был обвинен лакедемонянами и приговорен к смертной казни».

С прочими стратегами , т. е. с Леонтом, Эрасинидом и Архестратом, которые прибыли к нему на Самос (см. ниже, гл. 6, § 16, и Лисий, XXI, 8). Аристократ остался на Самосе, а остальные пять стратегов находились в Афинах.

О взятии Акраганта рассказывает очень подробно Диодор (XIII, 80—90). Я принужден ограничиться только кратким изложением сообщаемых им фактов. Ободренные легким успехом, которого они достигли в предыдущем походе на Сицилию, карфагеняне снарядили новый поход с целью овладеть всем островом. Предводителями этого похода были Ганнибал и Гамилькон, сын Ганнона. Сиракузцы старались воспрепятствовать переправе неприятельского войска и разбили одну из карфагенских эскадр, состоявшую из 40 кораблей, около Дрепан; однако, другой эскадре, состоявшей из пятидесяти триэр и руководимой Ганнибалом, удалось высадить войско в Сицилии. После этого Ганнибал двинулся к стенам Акраганта, оказавшегося после взятия Селинунта и Гимеры на границе карфагенских владений. Но крепкие природные и искусственные укрепления города оказывали сильное сопротивление осаждающим. Кроме того, к осажденным вскоре прибыла сильная подмога: из всех городов Сицилии устремились контингенты к Сиракузам. Составилось войско из 30 000 человек под предводительством сиракузского военачальника Дафнея. Войско это по пути овладело Камариной и Гелой, разбило наголову выступивший ему навстречу карфагенский корпус и расчистило себе свободный проход в Акрагант. Однако, изгнать карфагенян из их сильно укрепленного лагеря не удалось. Война затянулась на долгое время, и в переполненном жителями городе стали иссякать припасы. Посланный по морю из Сиракуз провиант был перехвачен врагами. Дальнейшее сопротивление было признано бесполезным, и решено было очистить город. Под защитой войск удалось перевести жителей в полной безопасности в Гелу, после чего Акрагант был занят без боя карфагенянами.

На следующий год — под этой датой здесь рассказываются не только события, происшедшие на 26 году войны, в 406/5 г. в архонтат Каллия, но также и некоторые события, происшедшие на исходе 407/6 г. (25-го года войны, как здесь ошибочно назван позднейшим интерполятором 406/5 год), в архонтат Антигена, как то: лунное затмение (случившееся 15 апреля 406 г.) и назначение Калликратида преемником Лисандра.

Древний храм — вероятно, храм Афины Полиады, уничтоженный в 480 г. персами; к восстановлению его приступил Перикл. «Древним» он назван, по-видимому, в отличие от Парфенона.

О вступлении в должность Калликратида Диодор (XIII, 76, 2) рассказывает следующее: 1 «Спартиаты, по истечении срока навархии Лисандра, послали к нему преемником Калликратида. Это был еще совсем молодой человек, благородный и прямодушный, правда, не успевший еще познакомиться с бытом наемников, но зато справедливейший из спартиатов. Находясь в должности, он, по единодушным свидетельствам всех, не причинил никакой несправедливости ни целому городу, ни частному человеку: он давал суровый отпор пытавшимся подкупить его деньгами, привлекая к суду».

Стал просить жалованья для экипажа — ср. Плутарх (Лисандр, 6): «Лисандр отослал назад в Сарды остаток данных ему Киром на содержание флота денег, дабы Калликратид был вынужден (снова) просить их у Кира». Плутарх там же передает еще следующие подробности: «Вынужденный к этому отсутствием средств, Калликратид отправился в Лидию, во дворец Кира, и велел доложить, что наварх Калликратид прибыл и желает получить аудиенцию. Кто-то из привратников возразил ему: «Кир теперь занят, иностранец: он пьет». «Ничего, — ответил тот наивно, — я постою здесь и подожду, пока он напьется». Варвары сочли это невоспитанностью и расхохотались; он принужден был удалиться. Когда он вторично явился во дворец и снова не был принят, он удалился в Эфес, преисполненный негодования». Этому рассказу предшествует такая характеристика Калликратида: «Это был чуждый всякой угодливости, гордый и независимый человек; он считал, что потерпеть самое тяжкое поражение от греков — меньший позор, чем льстить и обивать пороги варваров, единственное достоинство которых — их богатства».

По пять драхм — считая, что на каждом из 140 кораблей было в среднем 200 чел. экипажа, получим всего около 23 талантов (70 000 р.)

О взятии Мефимны рассказывает несколько по-иному Диодор (XIII, 76, 5): «Затем он поплыл на Лесбос и со всем своим войском пошел приступом на Мефимну, в которой находился афинский гарнизон. Он совершил подряд несколько приступов, на первых порах совершенно безрезультатных; только некоторое время спустя, благодаря содействию нескольких лиц, предавших ему город, он вторгся внутрь крепости. Он предал разграблению все имущество, но людям была дарована пощада, и управление городом возвращено его гражданам».

Рассказ Ксенофонта о борьбе под Митиленой представляет собою лаконофильскую версию; афинофильская версия дошла до нас в передаче Диодора (XIII, 77 и сл.) и совершенно не сходится с изложением Ксенофонта. Поэтому позволяю себе привести подробный рассказ Диодора целиком: «Афинский стратег Конон имел в своем распоряжении семьдесят кораблей, снабженных всем необходимым для морского боя; в отношении боевой готовности он превосходил всех своих предшественников. Со всем этим флотом он двинулся на помощь Мефимне, но, так как она оказалась уже взятой, он причалил к одному из так называемых Ста Островов (Гекатоннесы). На рассвете он заметил, что к нему приближается вражеский флот; он считал, что в том месте, где он находился, рискованно было сражаться с неприятелем, вдвое превосходящим его числом триэр, и решил отступить, выплыть из архипелага, увлечь за собой несколько вражеских триэр и дать им сражение у Митилены. В этом случае, по его мнению, он, одержав победу, мог бы перейти в преследование, а, потерпев поражение, мог бы спастись в гавань. Поэтому он посадил воинов на корабли и отплыл, дав команду медленно грести, чтобы пелопоннесские суда могли приблизиться. Лакедемоняне погнались за ним со все возрастающей быстротой, надеясь захватить крайние вражеские суда. Конон все отступал; его изо всех сил преследовали пелопоннесские суда, снабженные наилучшими гребцами. Напряженная гребля совершенно измучила экипаж этих судов, а сами эти корабли далеко ушли от остального флота. Заметив это, Конон, находившийся уже невдалеке от Митилены, поднял со своего корабля красный сигнальный знак. Это было сигналом для триэрархов: дав врагу непосредственно приблизиться, все суда одновременно повернулись к врагу, экипаж запел пэан и трубачи заиграли к наступлению. Приведенные в ужас случившимся пелопоннесцы пытались проворно выстроить свои корабли, но так как в их положении маневрировать было уже невозможно, они пришли в крайнее замешательство, тем более что опоздавшие корабли потеряли свои обычные места в строю. Искусно пользуясь создавшимся положением, Конон тотчас же напал на врагов и помешал им выстроиться, нанося повреждения одним и ломая весла у других. Из кораблей, выстроенных под командой Конона, ни один не обратился в бегство: они стойко выдерживали натиск неприятеля, медленно двигаясь назад, причем носы были все время обращены к неприятелю, и поджидая опоздавшие корабли; левому афинскому флангу даже удалось обратить в бегство противостоящего неприятеля и ожесточенно преследовать его продолжительное время, но к этому времени собрались уже все пелопоннесские суда; опасаясь многочисленности врага, Конон прекратил преследование и отплыл с сорока кораблями в Митилену. На тех афинян, которые были заняты преследованием, напал весь пелопоннесский флот, окружил их со всех сторон и отрезал им отступление в город; поэтому они были вынуждены причалить к близлежащему берегу; но и здесь, подвергаясь нападению неприятельского флота, они не видели никакого спасения. Поэтому они высадились на сушу и бежали в Митилену. Калликратид овладел 30 афинскими кораблями и видел, что с вражеским флотом покончено; на суше он также надеялся одержать верх. Поэтому он поплыл против города; Конон также, как только он приплыл в город, стал готовиться к осаде и делать соответственные приготовления для закрытия входа в гавань. На более мелких местах он потопил небольшие корабли, наполнив их камнем; в более глубоких он поставил на якорь груженые камнем транспортные суда. В то же время афиняне и митиленский народ, сошедшийся в город с полей по причине войны, также стали поспешно готовиться к осаде. Калликратид высадил воинов на берег около города, выстроил их в боевой порядок и поставил трофей в ознаменование морской победы. На следующий день он выбрал лучшие из кораблей и, дав наставления морякам, чтобы они не отставали от адмиральского судна, вышел в море, спеша проникнуть в гавань и разрушить сооруженное врагами заграждение. В то же время Конон часть своих воинов посадил на триэры, выстроенные носами вперед, для маневра, называемого «прорыв»; 1 часть воинов он выстроил на больших транспортных судах, 2 а часть послал на мол гавани, чтобы быть повсюду хорошо огражденным — и с суши, и с моря. Сам он сражался во главе своих триэр, заполняя весь промежуток между заграждениями; стоявшие на больших транспортных судах в то же время бросали камни с рей во вражеские корабли, а занявшие позиции на моле гавани боролись со смельчаками, решавшимися высадиться на берег... Когда прошло уже много времени с начала битвы и с обеих сторон пало много народа, Калликратид созвал трубным сигналом своих солдат, желая дать им передышку. Через некоторое время он снова посадил экипаж на корабли и после продолжительного сражения, благодаря превосходству в численности судов и мужеству морских солдат, принудил, наконец, афинян к отступлению. После того как они все бежали и собрались в городскую гавань, ему удалось проплыть внутрь заграждений и причалить вблизи города Митилены... Высадив на берег свои войска, Калликратид окружил город осадными сооружениями и атаковал его со всех сторон». 3

На 170 кораблях . Согласно цитированному месту Диодора и § 3 их было 140; очевидно, автор, по недосмотру, присчитал к ним и те 30 кораблей, которые были позже отобраны у афинян.

Весь день и т. д. — все это делалось для того, чтобы обмануть бдительность врагов.

Об экспедиции и неудаче Диомедонта, кроме Ксенофонта, никто более не сообщает.

Ср. Диодор (XIII, 97): «Испытав подряд столько неудач, афиняне даровали право гражданства метэкам и всем вообще иностранцам, пожелавшим вступить в ряды войск. Когда огромное множество народа было внесено в списки граждан, стратеги записали в воины всех годных к военной службе. Было снаряжено шестьдесят кораблей, снабженных всем необходимым; эта эскадра выплыла в Самос и здесь соединилась с остальными стратегами, собравшими с остальных (т. е. не считая Самоса) островов восемьдесят триэр. Затем они убедили самосцев экипировать еще десять триэр и со всем этим флотом, насчитывавшим полтораста кораблей, приплыли на Аргинусские острова, горя нетерпением снять осаду с Митилены»,

Из всех взрослых — граждане подлежали воинской повинности с 18 до 60 лет.

Рабов — рабы призывались на военную службу только в исключительных случаях. На этот раз за участие в сражении им была обещана свобода и предоставление прав гражданства на тех же условиях, на которых оно было за некоторое время до того предоставлено платейцам. Ср. Аристофа н, Лягушки, 33; здесь раб говорит своему господину:

Зачем, несчастный, не был я в морском бою,

Тогда бы ты от боли у меня завыл.

Там же, 693;

Ведь, позор, что те, кто были с вами раз в морском бою, —

Только раз, — тотчас же стали господами из рабов

И платейцами...

Всадники — здесь разумеются всадники не как часть войска, а как категория населения; в числе их, как думает Э д. Мейе р, был и сам Ксенофонт.

Общая численность флота (150 кораблей) у Ксенофонта и Диодора приблизительно одинаковая, но составляется из разных слагаемых:

у Ксенофонта: 110 афинских, 10 самосских и более 30 от прочих союзников,

у Диодора — 60 афинских, 10 самосских и 80 от прочих союзников.

Битву при Аргинусах описывает также Диодор (XIII, 97 и сл.). Его изложение, очевидно, основано на рассказе Ксенофонта, но крайне его искажает; особенно неудачно обращение заявления Калликратида в пророчество, предвещающее ему смерть и, с другой стороны, соответствующий этому сон Фрасилла, которого Диодор всегда называет Фрасибулом (см. E d.  Meye r, Gesch. d. Alt., IV, 646).

Управляемые таксиархами — таксиархи были пехотные командиры, стоявшие ступенью ниже стратега и непосредственно ему подчиненные; отделение, которым командовал таксиарх, соответствовало одной филе афинского народа.

Навархи — о них больше не упоминается и функции их неизвестны.

Лисий — в списке стратегов (I, 5, 16) не упоминается. Вероятно, он был избран впоследствии взамен Архестрата, погибшего под Митиленой (Лисий, речь XXI; стр. 318, русск. пер. С. И. Соболевского).

Маневр «прорыва» состоял в прорыве линии неприятельских кораблей, причем одновременно наносились повреждения бортам неприятельских судов и обрубались весла.

Маневр обхода мог выполнить тот из сражающихся, кто имел более длинный фронт. Поворотом выступающего за ряды врага фланга заходили в тыл противнику и нападали на него одновременно с тыла и с фронта.

Левый фланг лакедемонян — здесь находились беотийцы, евбейцы «и прочие, отложившиеся от афинян» под предводительством фиванца Фрасонда; левое крыло подалось только после того, как правое было разбито ( Диодо р, XIII, 98, 4 и 99, 6).

Для подробностей процесса аргинусских стратегов единственным источником является наше место. Рассказ Диодора (XIII, 101 и cл.) всецело основан на изложении Ксенофонта, но крайне искажает его, частью из политических соображений (с целью оправдать Ферамена, как полагает Эд. Мейер). Таким образом, рассказ Диодора и в этом случае не имеет никакой цены, и я не буду его приводить. Об этом же процессе рассказывает и Аристотель (Афинская полития, 34), но преувеличивает: «десять стратегов... были осуждены одним поднятием рук, причем в том числе были и вовсе не участвовавшие в сражении (Конон; указание неверное) и спасшиеся на чужом корабле (ср. гл. 7, § 32); народ был обманут людьми, разжегшими его низменные инстинкты»...

Диобелия — по Беку (Staatshaush. der Athener I, 311 и cл.) то же, что феорикон, т. е. суммы, выдававшиеся нуждающимся гражданам для того, чтобы они имели возможность внести плату за вход в театр. Сумма эта равнялась 15 коп. золотом. Таким образом, Архедем, как заведывающий одним из отделов государственной кассы, мог выступить с обвинением в ее расхищении.

Совет подверг их аресту . Это не превышало компетенции совета; афинский совет, правда, давал клятву «не подвергать аресту никого из афинян, кроме тех, которые будут уличены в предательстве государству или в попытке уничтожить демократический строй», но, как мы увидим из дальнейшего (§§ 20 и 22), поступок стратегов квалифицировался как именно такого рода преступление.

По предварительном обсуждении . Порядок принятия постановлений был такой: докладчик вносил написанное предложение в совет в форме готового постановления народного собрания. Совет снабжал предложение своими примечаниями и обязан был внести его на обсуждение народного собрания, хотя бы он сам и не одобрял его ( пробулевм а). Юридически единственным решающим органом было народное собрание; совет играл лишь роль президиума и подготовительной комиссии народного собрания.

Апатурии — трехдневный праздник в месяце Пианепсионе (прибл. октябрь); в этот праздник сородичи — члены фратрий — собирались вместе для отправления родового культа; здесь же вносились новорожденные в списки членов фратрий. На этом празднике особенно тяжело ощущалась потеря близких, погибших в Аргинусском бою.

Филы — афинский народ для выборов членов совета, набора войска и других целей был разделен Клисфеном на 10 политических единиц, территориальных групп, называвшихся филами.

Две урны — конечно, это крайне несовершенный способ закрытого голосования, так как каждый мог видеть, куда голосующий бросает свой камешек; впоследствии он был видоизменен так, что каждый афинянин бросал камешки в обе урны, причем один из них при подсчете не принимался в соображение.

Коллегия одиннадцати состояла из 10 членов, избиравшихся по одному от каждой филы, и секретаря; им принадлежал надзор за тюрьмами и за исполнением смертных приговоров. К прислуге этой коллегии принадлежал и палач.

Выступил человек — по-видимому, это выступление было инсценировано враждебной стратегам партией.

Незаконность этого предложения состояла в том, что предлагалось несколько лиц осудить одним голосованием.

Пританы — совет состоял из 500 членов, разделенных соответственно по 10 избирающим их филам на 10 пританий, по 50 человек в каждой. В промежутках между пленарными заседаниями совета заседали только 50 пританов, чередуясь каждые 35—36 дней ( 1 / 10 часть года). Им принадлежало заведывание текущими делами и председательствование в народном собрании.

О поведении Сократа мы узнаем из его собственных слов у Платона (Апология, 32В): «Когда вы вынесли постановление, противозаконность которого была признана вами самими впоследствии, — судить одним голосованием десятерых стратегов, не подобравших жертв морского боя, я один из всех пританов воспротивился вам».

В Канноновом постановлении указывалось еще, что дело каждого обвиняемого должно разбираться отдельно (ниже, §§ 23 и 34). Аристофа н, Женщины в народном собрании, 1089:

Со мной хотят, я вижу, ныне поступить.

Согласно псефизме Каннона: должен я

На части разорваться , услаждая их.

Барафр — пропасть за чертой города Афин, за акрополем, куда бросали присужденного к смертной казни (впоследствии эта казнь была заменена поднесением ядовитой цикуты).

Клятва эта гласила: «Я буду, по крайнему моему разумению, повиноваться всем выходящим постановлениям; буду верен существующим законам, а также и тем, которые народ издаст в будущем. Если же кто-либо захочет уничтожить законы или не будет повиноваться им, я не допущу этого и ополчусь на него со всеми вместе или даже один».

Выше (6, 34) было сказано, что погибло 25, а не 12 кораблей; очевидно, 13 уже успели окончательно затонуть и спасти их было уже невозможно.

Одного из стратегов — по Диодору (XIII, 99, 3), это — Лисий.

Раскаялись — см. цитату из Платона, выше, к § 15. Причиной такого решения не было раскаяние; оно вытекало из общей политической ситуации и было одним из проявлений реакции против демократии ( E d. Meye r, Gesch. d. Alt., IV, стр. 649).

Калликсен впоследствии получил возможность — в 405 г.

О привлечении к суду Калликсена рассказывает также Диодор (XIII, 103, 2): «Калликсен, обманувший народ и внесший предложение, был привлечен к суду; ему не удалось добиться оправдания, — он был лишен свободы и заключен в тюрьму. При помощи нескольких сообщников он сделал подкоп и бежал к врагам в Декелею. Как человек, спасшийся от смертной казни, он был в течение всей своей жизни предметом позора не только в Афинах, но и во всей Греции: на него указывали пальцами».

О смерти Калликсена рассказывает и античный комментатор к «Панафейской речи» Аристида (III, 245, Dind.): «Впоследствии афиняне, признав Калликсена виновным в том, что он убедил их несправедливо обвинить стратегов, уморили его голодом».

1 Из двух цифр на полях первая указывает на соответствующую главу текста, вторая — на параграф.

2 Флот города Фурий. О Дориэе см. ниже, гл. 5, § 19 и коммент. к кн. IV, гл. 8, § 20.

3 Ср. Ретий в соответствующем месте у нашего автора.

4 У нашего автора: «с двадцатью кораблями без двух», т. е. с восемнадцатью. Выражение «без двух» может быть, опущено Диодором по недосмотру при пользовании источником.

5 Такого рода почетная общественная служба, сопряженная с огромными издержками, называлась в Афинах литургией (литургией была, напр., постановка театрального зрелища).

1 Так назывались два паруса, прикрепленные к большой мачт е. К малой мачте также прикреплялись два паруса, называвшиеся акатиям и.

1 См. ниже, коммент. к гл. 2, § 3.

2 Т. е. демократической.

1 Приверженцев олигархической партии.

2 Демократической.

3 Греческий год начинался в июле и захватывал конец предыдущего и начало следующего года по нашему счету.

1 Перевод, даваемый Бюксеншютцем выражению «von Seiten des Staates und einzelner Burger», я считаю, таким образом, безусловно неверным.

2 Энгельс характеризует их как leibeigene Heloten. См. немецкое издание «Происхождения семьи» (Изд. иностранных рабочих в СССР, 1934), стр. 48. В русских изданиях это переводится «крепостные гелоты». О. Крюгер

1 См. Диодо р, (XIII, 66, 3) — цитировано к § 14.

1 По Плутарху — триста.

1 Это подтверждает также Исократ (XVI, 46).

1 Эд. Мейер, Theopomps Hellenika, 45 с прим. 1.

1 Фарнабаз указан по ошибке, вместо Тиссаферна (Эд. Мейер).

2 О стремлении Алкивиада к тирании говорит также Исократ (XVI, 38).

1 Нового отечества — Фурий.

1 Источником Диодора здесь, как и всюду, был Эфор, но сам Эфор пользовался для этого места Ксенофонтом, что видно из выражения «ввиду истечения срока службы Лисандра», дословно взятого у Ксенофонта ( Э д. Мейе р).

1 См. коммент. к § 30.

2 О которых сказано уже было выше («груженые камнем транспортные суда»).

3 Для каждого лучшего уразумения описанных здесь фактов интересно описание расположения Митилены, данное Диодором (XIII, 7, 9): «Вход в гавань, из-за которого шла борьба, открывал собой прекрасную бухту, находясь вне самого города. Старый юрод лежит на маленьком островке; возникшая же позже часть города лежит на противоположном берегу, на Лесбосе. Между ними находится узкий пролив, значительно усиливающий город».