Ксенофонт. Греческая история

ОГЛАВЛЕНИЕ

КНИГА ПЯТАЯ

Такова история борьбы на Геллеспонте между афинянами и лакедемонянами.

До этих пор у эгинцев были оживленные межгосударственные отношения с афинянами. Но, когда разразилась открытая морская война, Этеоник 1 снова появился на Эгине и с согласия эфоров разрешил всем желающим совершать грабительские набеги на Аттику. Теснимые эгинцами, афиняне послали на Эгину стратега Памфила с гоплитами, окружили Эгину осадными сооружениями и осаждали ее как с суши, так и с моря, располагая флотом из десяти триэр. Телевтий 2 в это время находился где-то в Архипелаге, куда он отправился взыскивать дань; услыша об этих осадных приготовлениях, он устремился на помощь эгинцам. Он заставил удалиться афинский флот, но в осадных укреплениях Памфилу удалось удержаться.

После этого прибыл из Лакедемона новый наварх Гиерак. Он вступил в управление флотом, а Телевтий отплыл на родину, сопровождаемый трогательными знаками уважения. На всем пути его от ставки до морского берега не было воина, который бы не подошел пожать ему руку; каждый встречный считал своим долгом украсить его венком или лентой; даже те, которые опоздали и прибыли, когда он уже отчалил от берега, все же бросали венки в воду и посылали ему много добрых пожеланий. Конечно, описываемое мною не представляет собою ничего замечательного: это — не стоящая огромных затрат затея, не опасный подвиг, не хитроумный замысел; однако, клянусь Зевсом, я считаю вполне достойным делом поразмыслить о том, какими средствами удалось Телевтию так расположить к себе подчиненных; в этом заключается истинное мужество, которое выше всяких сокровищ и дерзких подвигов.

Гиерак оставил в Эгине гармостом своего эпистолея 3 Горгопа с флотом из двенадцати триэр; сам же он с остальною частью флота отплыл назад 4 на Родос. С этого времени в положении осажденных были скорее засевшие в осадных укреплениях афиняне, чем находившиеся в крепости эгинцы. Поэтому на основании постановления народного собрания афиняне снарядили многочисленный флот и на пятый месяц вывезли из Эгины всех находившихся в осадных укреплениях воинов. После этого афинянам снова доставили немало хлопот Горгоп и грабительские отряды. Для борьбы с ними был снаряжен флот из тринадцати кораблей, навархом которого был избран Евном. Между тем лакедемоняне отправили Анталкида навархом на Родос, где находился Гиерак. Они полагали, что, поступая так, больше угодят Тирибазу. 5 Анталкид прибыл в Эгину, забрал с собой флот Горгопа и поплыл в Эфес. Оттуда он послал Горгопа назад в Эгину с его двенадцатью кораблями, 6 начальником же остальных назначил своего эпистолея Николоха. Николох поплыл в Абидос на помощь жителям этого города, 7 но по дороге он свернул в Тенедос, опустошил страну, захватил деньги и оттуда уже поплыл в Абидос. Афинские стратеги, собравшись из Самофраки, Фасоса и других соседних местностей, пришли на помощь тенедосцам. Узнав, что Николох поплыл в Абидос, они, имея исходной базой Херсоннес, блокировали флот Николоха, состоящий из двадцати пяти кораблей, располагая флотом из тридцати двух кораблей. В это же время Горгоп по пути из Эфеса встретился с Евномом. Он избежал столкновения, пристав пред самым заходом солнца к Эгине; здесь он высадил воинов и приказал расположиться на завтрак. Евном подождал его некоторое время и уплыл в море. С наступлением ночи Евном, как это обыкновенно делается, велел зажечь сигнальный огонь на переднем корабле, чтобы указывать путь остальным. Горгоп тотчас же посадил на корабли воинов и следовал позади, за сигнальным огнем, держась на некотором расстоянии, чтобы не быть ни увиденным, ни услышанным; для того чтобы враг ничего не услышал, он приказал также давать такт гребцам не голосом, а падением камней и грести как можно тише. Когда же флот Евнома подошел к берегу в Аттике около Зостера, 8 он велел трубить сигнал к наступлению. В то же время как во флоте Евнома с некоторых судов воины только что сошли на берег, некоторые только причаливали к берегу, а иные еще только подплывали, Горгоп напал на афинян, и при лунном свете произошла морская битва, причем Горгопу удалось захватить четыре триэры, которые он привез на буксире в Эгину. Остальные афинские корабли спаслись в Пирей.

После этого Хабрий отправился 1 на Кипр на помощь Евагору. 2 Он располагал восемьюстами пельтастами и десятью триэрами; сюда присоединилось еще некоторое количество кораблей и гоплитов из Афин. Ночью он высадился на Эгине и засел в засаду в лощине близ святилища Геракла; с ним был отряд пельтастов. С наступлением дня прибыли, как было условлено, афинские гоплиты под предводительством Деменета и высадились в шестнадцати стадиях позади святилища Геракла, в местности, именуемой Трипиргией. Услыша об этом, Горгоп выступил против них с войском из его собственных морских воинов и бывших при нем в Эгине восьми спартиатов. Кроме того, он объявил через глашатая, чтобы к походу присоединились те из матросов его экипажа, которые были свободными гражданами; 3 из них явилось очень много людей, причем каждый был вооружен таким оружием, какое смог достать. Как только первые ряды прошли мимо места засады, отряд Хабрия вышел из лощины и стал бросать камни и дротики в противника. Затем к месту битвы подошли и афинские гоплиты, сошедшие с кораблей. Бывшие в первых рядах быстро были перебиты, так как они шли в беспорядке. В числе погибших были Горгоп и лакедемоняне. После их гибели и остальные обратились в бегство. При этом эгинцев погибло около полутораста, а пришедших им на помощь наемников, метэков и матросов не меньше двухсот. После этого афиняне спокойно поплыли по морю, как бы в мирное время: матросы Этеоника, несмотря на его понуждения, отказывались садиться на суда, 4 так как он не уплатил им жалованья.

После этого лакедемоняне снова 5 назначили навархом Телевтия и послали его к флоту. Когда солдаты увидели его вернувшимся, их ликованию не было предела. Телевтий созвал их и обратился к ним с такой речью: «Воины, я прибыл к вам, не имея с собой никаких денег; но если богу так угодно и вы приложите все ваше усердие, — я постараюсь доставить вам в изобилии все необходимое. Вам хорошо известно, что, когда я у вас начальником, я прилагаю все старания, чтобы доставить вам возможность жить не хуже, чем живу я сам; но я прибавлю еще, как это ни покажется вам удивительным, что для меня приятнее, чтобы вы были снабжены всем необходимым, чем я сам, и, клянусь богами, я предпочел бы голодать два дня, чем знать, что вы голодны один день. Дверь моего жилища до сих пор была всегда открыта для каждого желающего; так будет и теперь. Поэтому, когда у вас самих припасы будут в изобилии, вы увидите, что и мой стол изобилует кушаньями. Если же вы увидите, что я страдаю от холода, жары или от бодрствования, значит, и вы в таком состоянии. Приказывая всем подвергаться всему этому, я не буду иметь целью вас мучить, но буду при этом преследовать вашу же пользу. Ведь наше отечество, воины, несомненно приобрело репутацию счастливого государства потому, что достигло всех благ, не пребывая в беспечности, а всегда готовое в случае нужды подвергаться трудам и опасностям. Вы и прежде были (я никак не сомневался в этом) доблестными мужами; теперь вы должны попытаться стать еще доблестнее; вместе мы бодро перенесем ратные труды, чтобы затем бодро наслаждаться общим счастьем. Ведь, что может быть приятнее нашего будущего, когда мы не должны будем льстить ни одному человеку в мире — ни греку, ни варвару — ради снискания себе жалования? Мы будем в состоянии сами добыть себе все необходимое и притом из самого славного источника. Изобилие, приобретенное благодаря победе над врагом, доставляет сразу и пропитание и славу среди всего человечества».

Когда он окончил речь, все присутствующие громогласно заявили, что они готовы во всем повиноваться ему; пусть же он приказывает, что им делать. Он как раз в это время совершал жертвоприношения. На заявления воинов он ответил: «Мужи, ужинайте так, как вы предполагали до моего прибытия; запаситесь также припасами на один день, затем, не теряя времени отправляйтесь на корабли, дабы мы поплыли, куда угодно божеству, и прибыли во время». Когда они вернулись с ужина, Телевтий посадил их на корабли и поплыл ночью в афинскую гавань, то делая роздых и приказывая отдыхать, то приказывая налечь на весла. Если кто-нибудь усомнится в целесообразности его предприятия и сочтет безрассудным выступлением с двенадцатью триэрами против Афин, где было множество кораблей, то пусть он вдумается в план Телевтия. Он рассчитывал, что афиняне, после гибели Горгопа, не принимают никаких мер для охраны флота, стоящего в гавани. Но, если там и были триэры, готовые к отплытию, то он все же считал безопаснее напасть в самих Афинах на двадцать кораблей, чем где-нибудь в другом месте на десять: он знал, что, когда афиняне находятся вне родины, моряки ночуют у себя на кораблях, когда же они находятся в Афинах, триэрархи ночуют у себя дома, а моряки в различных местах. На это он рассчитывал. Когда он находился в пяти или шести стадиях от гавани, он велел сложить весла и оставался без движения. На заре его корабль двинулся впереди, а остальные следовали за ним. Он запретил топить торговые корабли 1 или вообще причинять им какой-нибудь вред; если же он видел где-либо стоящую на якоре триэру, он приказывал прилагать все усилия к тому, чтобы привести ее в боевую негодность. Транспортные суда, наполненные грузом, он приказал уводить из гавани на буксире. На большие из этих судов он приказывал входить своим воинам и по мере возможности брать в плен экипаж. Некоторые воины даже вышли на берег в Дигму, и, схватив, унесли на корабли несколько купцов и судовладельцев. Так поступил Телевтий; из афинян же одни, узнав об этом, выбежали из домов, чтобы посмотреть, чем был вызван шум, другие бежали с улицы в дома за оружием, третьи направлялись в город, чтобы известить о происшедшем. Тогда вышли на защиту все афиняне, гоплиты и всадники, как будто Пирей уже был взят неприятелем. Телевтий же отослал захваченные им грузовые корабли в Эгину, приставив к ним для охраны три или четыре триэры. С остальными судами он поплыл вдоль берега Аттики и, делая вид, что он плывет из гавани, 2 захватил много рыболовных и транспортных судов, шедших с островов и наполненных невооруженными людьми. Затем он подплыл к Сунию и захватил несколько барок, наполненных частью хлебом, частью товарами. После этого он уплыл в Эгину. Здесь он продал добычу и дал солдатам жалованье вперед за месяц. И впоследствии он совершал набеги на Аттику и захватывал все, что удавалось. Благодаря этому ему удалось довести экипаж на судах до полного состава и солдаты охотно и расторопно исполняли его приказания.

В это время Анталкид 3 уже возвращался вместе с Тирибазом от царя, добившись у него согласия на союз с лакедемонянами, если афиняне и их союзники не примут мирных условий, предложенных им. Услыша, что Николох 4 со своим флотом блокирован в Абидосе Ификратом и Диотимом, Анталкид отправился по суше в Абидос. Там он взял флот и отплыл оттуда ночью, распустив слух, будто его призвали на помощь калхедоняне; в действительности же он причалил к Перкоте и спокойно стоял на якоре. Деменет, Дионисий, Леонтих, Фаний и прочие, бывшие с ними, услышав об этом, преследовали его, устремившись по направлению к Проконнесу. Как только они проплыли мимо его стоянки, он возвратился в Абидос, так как он слышал, что должен был прибыть Поликсен с двадцатью судами из Сиракуз и Италии, и эти суда он хотел присоединить к своему флоту. Вскоре после этого из Фракии выплыл Фрасибул из Коллита с восемью кораблями с целью соединиться с остальными аттическими кораблями. Когда дозорные сообщили Анталкиду, что подплывает восемь триэр, он велел экипажу двенадцати быстрейших кораблей занять свои места, причем случайно отсутствующих из экипажа заменил моряками с других кораблей. Этим кораблям он велел скрыться в засаду, расположившись так, чтобы быть наименее заметными врагу. Когда неприятельский флот проплывал мимо, они вышли из засады и погнались за ним. Неприятель, заметив их, стал убегать. Лакедемонянам быстро удалось догнать медленно плывущие неприятельские суда своими быстроходными триэрами. Анталкид приказал передовым судам не нападать на задние суда неприятеля, а стараться непременно настичь передовые. Когда эти суда были захвачены, экипаж следовавших за ними кораблей, заметив, что передовые триэры в руках неприятеля, пал духом и без труда был взят в плен. Таким образом удалось захватить весь флот. Затем к Анталкиду пришли на помощь двадцать сиракузских кораблей и флот из Ионии, которая была подчинена Тирибазу. 5 Экипаж для этих судов был набран в области Ариобарзана, 6 бывшего с давних пор гостеприимцем Тирибаза. В это время Фарнабаз был уже отозван к царю, так как он должен был вступить в брак с царской дочерью. Анталкид же, имея под своей командой флот, насчитывавший больше восьмидесяти кораблей, господствовал на море, и ему удалось воспрепятствовать кораблям, идущим из Понта, проплыть в Афины, загнав их в гавани союзных с Афинами городов. Афиняне видели, что неприятельский флот многочислен, и боялись, что они будут, как прежде, разбиты, так как и персидский царь стал союзником лакедемонянам. Вдобавок эгинцы терзали их постоянными набегами. Все эти причины заставили афинян сильно желать мира. Лакедемоняне также крайне тяготились войной: один отряд их стоял гарнизоном в Лехее, 1 другой в Орхомене; 2 те города, населению которых они доверяли, приходилось охранять от вражеского нашествия; в тех городах, на население которых лакедемоняне не полагались, приходилось оставлять охрану, чтобы они не отложились; в Коринфе военное счастье переходило то на сторону лакедемонян, то на сторону врага. И аргивяне сильно желали мира; они знали, что в Лакедемоне объявлен на них поход и что ссылка на праздничный месяц 3 уже им не поможет. Поэтому, когда Тирибаз объявил, чтобы все желающие прибыли для выслушания присланных персидским царем условий мира, все немедленно прибыли. Когда послы собрались, Тирибаз, указав на царскую печать, 4 прочел грамоту. Вот что было в ней написано:

«Царь Артаксеркс считает справедливым, чтобы ему принадлежали все города Азии, а из островов — Клазомены и Кипр. Всем прочим же эллинским городам, большим и малым, — должна быть предоставлена автономия, кроме Лемноса, Имброса и Скироса, которые по-прежнему остаются во власти афинян. Той из воюющих сторон, которая не примет этих условий, я вместе с принявшими мир, объявляю войну на суше и на море и воюющим с ними окажу поддержку кораблями и деньгами».

Услышав это, послы разъехались, чтобы известить об этих условиях каждый свое государство. Перед отъездом все дали присягу, что они будут верны условиям мира. Только фиванцы 5 выразили желание присягнуть от имени всех беотийцев. Но Агесилай отказался принять такую присягу и потребовал, чтобы фиванцы присягнули на точном основании царской грамоты, — что всякий город — большой и малый — станет с этих пор автономным. На это фиванские послы заявили, что такая клятва превышает их полномочия. Тогда Агесилай сказал: «Ступайте на родину и попросите соответствующих полномочий. Но передайте также своим согражданам, что, если они откажутся присягнуть так, как от них требуют, то мир не будет распространяться на них». После этого послы удалились, а Агесилай, вследствие враждебного отношения к фиванцам, не стал выжидать их возвращения, а, добившись согласия эфоров, совершил диабатерии. 6 Получив хорошие предзнаменования, он отправился в Тегею и оттуда разослал всадников для вербовки периэков, а в города послал ксенагов 7 для набора наемников. Прежде чем он двинулся из Тегеи, прибыли представители фиванцев и заявили, что они согласны на автономию всех городов. Тогда лакедемоняне вернулись на родину, а фиванцы были принуждены присоединиться к общей присяге и предоставить автономию беотийским городам.

Коринфяне до этого времени все еще не изгоняли из своего города аргосского гарнизона. Агесилай объявил и коринфянам и аргивянам, что он пойдет на них войной, — на первых, если они не заставят удалиться аргивян, на вторых — если они не удалятся из Коринфа. И те и другие испугались этого, и этот город стал независимым. Устроители погрома 8 и их соучастники сами покинули Коринф; прочие же граждане добровольно разрешили вернуться прежним изгнанникам.

После того как все это свершилось и все государства дали клятву быть верными присланным царем мирным условиям, были распущены сухопутные и морские контингенты. Это был первый мир между лакедемонянами, афинянами и союзниками их за всю войну, начавшуюся после разрушения афинских стен. В то время как в течение этой борьбы силы противников приблизительно равнялись друг другу, теперь лакедемоняне получили значительное превосходство благодаря этому миру, называемому Анталкидовым. Они стали блюстителями присланных царем мирных условий и добывали автономию греческим городам. Благодаря этому они приобрели нового союзника — Коринф, сделали беотийские города независимыми от Фив, что было уже давно их заветным стремлением, и добились того, что аргивяне признали независимость Коринфа, прежде захваченного ими; лакедемоняне пригрозили им, что пойдут на них походом, если они не уйдут из Коринфа.

После того как во всем этом лакедемоняне достигли того, чего они желали, они решили приступить к наказанию тех из союзников, которые были в течение войны им враждебны и более сочувствовали их врагам, чем Лакедемону, чтобы сделать невозможным новое их отпадение. Прежде всего они отправили послов к мантинейцам с приказанием снести городские стены; в противном случае лакедемоняне отказывались верить, что они — не на стороне их врагов; вдобавок они утверждали, что до них дошли слухи, будто мантинейцы послали хлеб аргивянам, когда они воевали с Лакедемоном; что иногда они отказывались сопровождать их в походе, ссылаясь на празднества, запрещавшие воевать; что мантинейцы, даже и сопровождая их в походе, недобросовестно относились к делу. К этому они прибавляли, что, как им известно, мантинейцы завидовали им, если их сопровождала какая-либо удача, и радовались, если их постигало несчастье. 1 Кроме того, они указывали, что в этом году истек срок тридцатилетнего перемирия, заключенного с мантинейцами после битвы при Мантинее. Так как мантинейцы не согласились срыть стены, лакедемоняне объявили сбор войска 2 для похода против них. Агесилай попросил у государственных властей уволить его от участия в этом походе, ссылаясь на то, что Мантинейское государство оказало значительную помощь его отцу во время Мессенских войн. Во главе похода стал Агесиполид, несмотря на то, что отец его Павсаний был в очень дружественных отношениях с вождями мантинейской демократии. Он вторгся и прежде всего предал разграблению территории врага. Когда мантинейцы и после этого не срыли городских стен, он стал рыть ров вокруг города, причем половина воинов охраняла с оружием в руках землекопов, а остальная половина выполняла земляные работы. Когда ров был вырыт, он уже в полной безопасности выстроил стену вокруг города. Но он получил известия, что в городе были большие запасы хлеба, так как в предыдущем году был обильный урожай. Считая крайне обременительным в течение долгого времени возлагать на сограждан и союзников тяготы походов, он запрудил очень многоводную реку, 3 протекавшую сквозь город. Задержанная плотиной река разлилась, причем уровень воды поднялся выше фундамента домов и городской стены. После этого, когда нижние ряды кирпичей размякли 4 и не могли больше поддерживать верхние, стена прежде всего дала трещины, а затем покосилась. Мантинейцам некоторое время удавалось подпирать стену деревянными брусьями и временными сооружениями удерживать крепостную башню от падения; но, увидев, что им не совладать с силой воды, и опасаясь, в случае падения части стены, сделаться военнопленными, они принуждены были согласиться срыть стену. Но лакедемоняне теперь уже не соглашались заключить мир и на этих условиях и потребовали, чтобы они (уничтожили городское устройство и) образовали отдельные деревни. Мантинейцы, считая, что они попали в безвыходное положение, согласились и на это. Приверженцы аргивян и вожди демократии в числе шестидесяти человек боялись, что они будут казнены, но отец Агесиполида 5 уговорил его сохранить им жизнь и свободу и позволить им удалиться из города. По обеим сторонам пути за городскими воротами стояли цепями лакедемонские воины с копьями, глядя вслед уходящим, но, хотя они и пылали ненавистью к изгнанникам, однако же держали себя по отношению к ним лучше, чем мантинейские аристократы. Вот прекрасный образец лакедемонской дисциплины! После этого были срыты городские стены, и Мантинея была превращена в четыре отдельных поселения, как было в прежние времена. На первых порах мантинейцы были недовольны, что им приходилось разрушать уже готовые жилища и строить новые. Но и в новом устройстве оказалось много преимуществ: теперь жилища зажиточных людей оказались недалеко от их земель, лежавших вдали от города; далее было введено аристократическое устройство, и они избавились от назойливых демагогов. Поэтому зажиточные люди были довольны новым устройством. Теперь лакедемоняне каждый раз, как посылали к ним ксенагов, 6 посылали уже не одного, а четырех — по одному в каждую из деревень. Из этих деревень гораздо охотнее шли союзные контингенты в войска, чем при демократическом устройстве. Так кончилось мантинейское дело; военный опыт людей обогатился новой истиной — что не следует устраивать крепость так, чтобы через нее протекала река.

Изгнанники из Флиунта 1 проведали, что лакедемоняне тщательно исследуют, как держало себя каждое из союзных государств по отношению к ним в минувшей войне. Поэтому они решили воспользоваться подходящим случаем и, отправившись в Лакедемон, указывали там, что, пока они были на родине, их город дружелюбно принимал лакедемонян в крепость и следовал за лакедемонянами во всех их походах; но с тех пор, как они были изгнаны, их сограждане отказывались сопровождать в каком бы то ни было походе лакедемонян и из всех людей только лакедемонянам не открывали городских ворот. Услышав это, эфоры решили, что флиунтцы за все это заслуживают наказания, и, отправив к ним послов, заявили, что изгнанники — друзья лакедемонского государства и изгнаны без всякой вины. Поэтому, мол, они по справедливости настаивают на том, чтобы изгнанники были возвращены в город — не по принуждению, а по добровольному решению сограждан. Когда флиунтцы выслушали это, их охватил страх, чтобы, в случае похода лакедемонян на Флиунт, среди их сограждан не оказалось таких, которые откроют им ворота: в городе было много родственников изгнанных и вообще им сочувствующих; вдобавок, как бывает в большинстве случаев, сторонники государственного переворота желали возвращения изгнанников. Исходя из таких опасений, народное собрание постановило разрешить изгнанникам вернуться на родину и вернуть им все их имущество, принадлежавшее к тому, что называется явным, 2 уплатив из государственного казначейства стоимость конфискованного имущества тем, которые его приобрели; в случае же возникновения на этой почве каких-либо недоразумений предоставить разбор их суду. Таков был результат ходатайства за флиунтских изгнанников. 3

Вслед за тем прибыли в Лакедемон послы из Аканфа и Аполлонии, значительнейших из городов в окрестностях Олинфа. Узнав о цели их прибытия, эфоры представили их народному собранию и союзникам. Здесь Клиген из Аканфа произнес такую речь: «Лакедемоняне и союзники, вы, по-видимому, не замечаете, что в Греции назревает новое событие первостепенной важности. Вероятно, вы все знаете, что Олинф — самый крупный из городов на Фракийском побережьи. Жителям его уже удалось добиться того, что некоторые города стали частью их государства и подчинились их законам; вслед за мелкими к ним присоединились и некоторые более значительные города. Затем они сделали попытку освободить и македонские города из-под власти македонского царя Аминты. После того как им вняли соседние с ними македонские города, они тотчас же отправились походом и на более отдаленные от них и более значительные пункты. В момент нашего отбытия они уже владели, в числе многих других, и Пеллой, величайшим македонским городом. Аминта, как мы слышали, вовсе удалился из городов и вытеснен уже почти из всей Македонии. Олинфяне отправили также послов к нам и аполлонийцам с заявлением, что, если мы не выставим своих контингентов в их войско, то они пойдут на нас войной. Конечно, лакедемоняне, нам бы хотелось, чтобы наши государства были суверенными и управлялись искони установленными законами; но, если вы не придете к нам на помощь, то нам все же придется стать частью их государства: они располагают уж не менее, чем восемьюстами 4 гоплитов и еще гораздо большим числом пельтастов, численность же их конницы, в случае нашего присоединения, превысит тысячу человек. Когда мы уезжали, в Олинфе находились послы от афинян и беотийцев; кроме того, как мы слышали, и сами олинфяне решили послать послов в эти государства и предложить им союз. Берегитесь: если такие силы присоединятся к афинским и фиванским, то вам уже нелегко будет с ними справиться. Они уже овладели Потидеей, лежащей на Палленском перешейке; поэтому можете считать несомненным, что все города, отделенные от материка этим перешейком, подчинятся им. Доказательством того, что действительно жителей этих городов охватил панический ужас перед олинфянами, может служить то, что они, при всей их ненависти к Олинфу, не решились отправить вместе с нами посольство, чтобы известить вас об этом. Далее заметьте, что было бы крайне непоследовательным с вашей стороны всячески стараться, чтобы Беотия не объединилась воедино, и в то же время пренебрегать возникновением гораздо более внушительной силы из соединения городов, и притом не только на суше, но и на море. Действительно, что может воспрепятствовать ее возникновению? В самой стране растет прекрасный корабельный лес; многочисленные гавани и рынки вызывают обильный приток денег; прекрасные урожаи хлеба служат причиной густоты населения. Вдобавок соседи их — фракийцы, не управляющиеся царями, которые уже теперь заискивают у олинфян; если они подчинятся олинфянам, то они увеличат их мощь

крупными военными силами. Благодаря содействию фракийцев, Пангейские рудники как бы сами раскрывают пред ними свои золотоносные недра. Все то, что мы здесь говорили, тысячекратно и на все лады уже давно обсуждается в олинфском народе. Нельзя выразить словами, до чего возросло их самомнение: видно, бог уж так устроил, чтобы вместе с ростом могущества росло и людское высокомерие. Итак, лакедемоняне и союзники, мы изложили вам положение дел в наших местах; обсудить же, действительно ли надо принять меры, это — уже ваше дело. При этом примите в соображение и то, что описывая, как возросло могущество олинфян, мы вовсе не хотели этим сказать, что оно уже стало непреодолимым. Нет, пока еще те из городов,

которые примкнули к ним против своей воли, как только увидят, что олинфянам противостоит какая-нибудь сила, тотчас же отпадут от них. Но если пройдет время, они успеют слиться друг с другом благодаря взаимным бракам и приобретению имущества в соединенных с ними городах, что разрешено состоявшимися уже постановлениями народного собрания, и поймут всю выгоду следования за могущественным соседом, — как мы это видим на примере аркадян, которые, благодаря тому, что примыкают к вам, и свое добро оберегают и грабят чужое, — тогда, пожалуй, уже нелегко будет расторгнуть эту связь».

По окончании этой речи лакедемоняне предоставили союзникам слово по вопросу о том, какой образ действий кажется им наилучшим для Пелопоннеса и союзников. Вслед затем выступил целый ряд ораторов, предлагавших совершить поход; такого мнения держались главным образом те, которые хотели угодить лакедемонянам. Было постановлено, чтобы каждое государство послало приходящийся на его долю отряд в союзное войско, общая численность которого была определена в десять тысяч человек. Было предложено также, чтобы союзные государства могли по желанию вместо контингентов вносить деньги, вместо каждого воина три эгинских обола; 1 если же кто-либо из союзников был обязан выставлять в союзное войско всадников, то выдаваемое всаднику жалованье считалось равносильным четырем выставленным в войско гоплитам. Если же какое-либо государство вовсе уклоняется от воинской повинности, лакедемонянам было предоставлено налагать на него штраф в размере одного статера 2 за каждого человека в день. После того как эти решения были приняты, выступили снова послы из Аканфа с заявлением, что все это хорошие решения, но все они не могут быть немедленно приведены в исполнение. Было бы лучше, по их мнению, если бы не дожидаясь, пока все эти сборы будут закончены, был послан немедленно же военачальник с войском как из Лакедемона, поскольку удастся собрать его на скорую руку, так и из других городов. Если это будет исполнено, то города, не присоединившиеся еще к Олинфу, останутся в нынешнем состоянии, а вынужденные присоединиться будут дурно исполнять свои союзнические обязанности. Когда и это предложение было принято, лакедемоняне послали Евдамида с отрядом в две тысячи человек, состоявшим из неодамодов, 3 периэков и скирийцев. Пред уходом Евдамид просил эфоров, чтобы оставшаяся часть назначенных ему воинов была собрана и отправлена вслед ему под начальством его брата Фебида. Сам же он отправился на Фракийское побережье, по прибытии послал гарнизоны в те города, которые просили об этом, добровольно присоединил к себе Потидею, уже вступившую в это время в союз с Олинфом, и, устроив здесь базу, вел войну так, как это делается, когда численное преимущество на стороне врага.

Фебид, собрав часть отряда Евдамида, не успевшую выступить вместе с последним, двинулся с нею в поход. Отряд этот подошел к Фивам и расположился лагерем за городом около гимнасия. В это время в Фивах шла борьба за власть. Должность полемархов занимали Исмений и Леонтиад, бывшие друг другу политическими врагами: каждый из них стоял во главе одной из борющихся партий. 1 Исмений из вражды к лакедемонянам знать не хотел Фебида. Леонтиад же всячески угождал ему и, сближившись с ним, сказал ему следующее: «Сегодня, Фебид, ты можешь оказать величайшее благодеяние своему отечеству. Если ты со своими гоплитами последуешь за мной, я введу тебя в акрополь. После этого, несомненно, Фивы вполне подпадут под власть лакедемонян и нашей партии, дружественной вам. Теперь, как тебе известно, всем фиванцам запрещено участвовать в вашем походе на Олинф. Если же ты сделаешь с нашей помощью то, что я тебе советую, мы тотчас же пошлем с тобой много гоплитов и всадников. Таким образом ты придешь на помощь брату с большим войском, и в то время, как

он только будет собираться покорить Олинф, ты уже покоришь Фивы, город гораздо больший, чем Олинф». Услышав это, Фебид пришел в восторг: это был человек, который, не задумываясь, отдал бы жизнь за то, чтобы совершить какой-нибудь блестящий подвиг, но зато не отличавшийся ни предусмотрительностью, ни благоразумием. После того как Леонтиад

сговорился с Фебидом, он посоветовал последнему, чтобы тот, окончив начатые приготовления, двинулся в дальнейший путь, и прибавил: «Когда настанет пора, я сам приду к тебе сюда и сам введу тебя в город». В полдень, в то время как совет заседал в портике на агоре, так как в Кадмее 2 в это время женщины справляли Фесмофории, и когда, вследствие летней полуденной жары, на всех улицах было совершенное безлюдье, Леонтиад подъехал верхом к Фебиду, сказал ему свернуть с начатого пути и повел войско в акрополь. Там он разместил Фебида с его отрядом, дал ему баланагру 3 от ворот и, распорядившись, чтобы Фебид

впускал в акрополь только лиц, получивших от него разрешение, тотчас же отправился в заседание совета. Прибыв туда, он произнес следующую речь: «Пусть вас, о мужи, не удручает, что лакедемоняне завладели акрополем: они заявили, что они не враждебны ни к кому, кроме тех, которые сами возбуждают сограждан к войне. Закон дает полемарху право арестовывать каждого, кого он подозревает в совершении преступления, караемого смертной казнью. На

основании этого закона я арестую вот этого Исмения, как возбуждающего народ к войне. Ступайте сюда, лохаги, с подчиненными вами воинами, арестуйте Исмения и отведите его, куда вам указано». 4 Лица, участвовавшие в заговоре, во всем согласились с Леонтиадом и голосовали за арест Исмения. Что же касается тех, которые не участвовали в заговоре и были противниками партии Леонтиада, то часть их удалилась из города тотчас же, боясь, что их ждет смертная казнь, другие же сперва разошлись по домам. Когда же стало известно, что Исмений

заключен в темницу на Кадмее, бежали и прочие сторонники Андроклида и Исмения. 5 Все они, в числе около трехсот человек, нашли убежище в Афинах. После того вместо Исмения был избран полемархом другой, 6 а Леонтиад немедленно отправился в Лакедемон. В момент его прибытия эфоры и народ были крайне недовольны Фебидом за то, что он действовал, не испросив предварительного разрешения государственных властей. При этом Агесилай высказал такое мнение, что, если Фебид действовал во вред Лакедемону, то он достоин наказания; если же его поступок принес государству пользу, то древний закон разрешает в

таких случаях поступать на собственный риск и страх. Таким образом, по его мнению, существенное значение имеет только то, вреден или полезен поступок Фебида для государства. Тогда Леонтиад предстал перед экклетами 7 и сказал следующее:

«Вы сами не раз заявляли, лакедемоняне, что до настоящего события фиванцы относились к вам враждебно: вы всегда замечали, что они в дружественных отношениях с вашими недругами и во враждебных с вашими друзьями. Они не захотели участвовать в походе на пирейскую демократию, 8 которая была вашим заклятым врагом, и, с другой стороны, воевали с фокейцами, 9 так как они замечали, что фокейцы расположены к вам. Разве это не верно? И теперь, зная, что вы идете войной на олинфян, они ведут переговоры с олинфянами о союзе с ними. Вы с постоянным напряжением ожидали известия, что фиванцы насильно подчинили себе всю Беотию; теперь же, после того, что случилось, фиванцы не могут вам уже внушать никакого страха. Если вы будете так же блюсти наши интересы, как мы блюли ваши, то вам достаточно будет послать короткое приказание, написанное на скитале, 1 чтобы все там было устроено по вашему произволу».

Услышав это, лакедемоняне решили, чтобы гарнизон, занявший фиванский акрополь, остался там и чтобы Исмений был предан суду. После этого были посланы судьи — три лакедемонянина и по одному от каждого союзного города как большого, так и малого. Когда открылось заседание суда, Исмению было предъявлено обвинение в том, что он сочувствует варварам, что он во вред Греции заключил с персом союз гостеприимства, что он принял подкуп от персидского царя, 2 что он вместе с Андроклидом — главные виновники охватившей всю Грецию смуты. Исмений защищался против всех обвинений, но однако ему не удалось доказать судьям, что он не был опасным бунтовщиком и злоумышленником. Он был осужден и подвергнут смертной казни; управление же городом попало в руки партии Леонтиада, оказывавшей лакедемонянам еще больше услуг, чем те от них требовали. После этого лакедемоняне с еще большим воодушевлением отправили войско для борьбы с олинфянами. Они послали гармостом Телевтия, а с ним всю ту часть десятитысячного войска, 3 которая приходилась по раскладке на Лакедемон. В союзные же города были посланы скиталы 4 с приказанием выставить в войско контингенты согласно постановлению собрания союзников. Все города охотно содействовали Телевтию, рассчитывая, что их труды будут оценены по заслугам. Фиванцы также охотно послали гоплитов и всадников, зная, что Телевтий — брат Агесилая. Телевтий двигался не спеша, принимая меры, чтобы не причинить вреда союзникам и чтобы собрать как можно большее войско. Он отправил послов к Аминте 5 и предложил ему, если он хочет восстановить свою власть, вербовать наемников и склонить денежными подарками соседних царей к заключению с ним мира. Отправил он послов и к Дерду, правителю Элимии, 6 с заявлением, что олинфяне уже покорили большую часть Македонии и не оставят в покое и остальной, меньшей, части, если не найдется никого, кто укротил бы их высокомерие. После этих приготовлений он с огромным войском прибыл в союзную лакедемонянам область. После прибытия в Потидею, где войско было выстроено в боевой порядок, он вступил на вражескую территорию. На пути к Олинфу он ничего не сжигал и не вырубал, полагая, что это послужит ему помехой как на пути туда, так и на обратном пути. Когда же он будет отходить от города, 7 тогда, думал он, наступит время, вырубив деревья, нагромоздить их на пути, чтоб помешать наступлению врага сзади. Когда он был уже на расстоянии менее десяти стадий от города, он приказал войску остановиться. Сам он со своим войском занимал левый фланг, и таким образом, к его счастью, ему пришлось находиться как раз против ворот, через которые вышли враги. Прочее же войско, ополчение союзников, занимало центр и правый фланг. Из всадников он выставил на правом фланге лакедемонян, фиванцев и тех из македонян, которые явились в его войско. Рядом же со своим отрядом он поместил Дерда с его конницей, насчитывавшей около четырехсот всадников. Так поступил он потому, что был высокого мнения об этой коннице, а также из желания угодить Дерду, который с радостью явился на его зов. После того как противники вышли из города и выстроились под защитой городских стен, конница их сомкнулась и врезалась в ряды лакедемонян и беотийцев. Они сбросили с коня лакедемонского гиппарха Полихарма и нанесли ему, лежащему на земле, много ран. Они убили еще много других и, наконец, обратили в бегство конницу, выстроенную на правом фланге. После того как эти всадники обратились в бегство, дрогнула и стоявшая рядом с ними пехота. Уже всему войску угрожала опасность быть разбитым, если бы Дерд со своей конницей не бросился в этот момент к городским воротам Олинфа. Вслед за ним двинулся и Телевтий со своим войском в полном боевом порядке. Заметив это, олинфские всадники, повернув фронт, стали отходить с величайшем быстротой из страха быть отрезанными от городских ворот. Тогда Дерду удалось перебить очень многих из проезжавших мимо него всадников. Олинфская пехота также отступила в город, но без больших потерь, так как она находилась около самой стены. Таким образом, Телевтий одержал победу и, поставив трофей, стал удаляться, вырубая на пути деревья. Этими военными действиями было занято все лето. Затем Телевтий отпустил домой македонское войско и отряд Дерда. Олинфяне, со своей стороны, также неоднократно совершали набеги на союзные с лакедемонянами города, уводили добычу и убивали людей.

С наступлением весны отряд из шестисот приблизительно олинфских всадников совершил в полдень набег на территорию Аполлонии и, рассеявшись, грабил окрестности. В этот же день в Аполлонию прибыл и Дерд со своими всадниками и расположился на завтрак в этой области. Заметив вторгшегося неприятеля, он выжидал, приказав всадникам взнуздать лошадей и находиться в полном вооружении. Когда олинфяне, в беспечной самоуверенности, вторглись в предместье и подъехали к самым городским воротам, он выступил против них, выстроивши войско. Заметивши его, олинфяне обратились в бегство. Однажды обратив их в бегство, Дерд не прекращал преследования до самых городских стен Олинфа, гоня их и убивая на протяжении девяноста стадий. В этом деле Дерд, как говорят, убил около восьмидесяти всадников. С этих пор враги очень редко выходили из городских стен и обрабатывали лишь очень немного земли. Некоторое время спустя Телевтий двинулся походом на Олинф, чтобы вырубить уцелевшие деревья и опустошить все обработанные участки. При его приближении олинфские всадники, соблюдая тишину, переправились через реку, протекающую мимо их города, и так же бесшумно двинулись против вражеского войска. Телевтий, заметив это, пришел в гнев от дерзости олинфян и приказал Тлемониду, начальнику пельтастов, бегом напасть на них. Увидев, что пельтасты устремились вперед, олинфяне спокойно отступили и переправились назад через реку. Пельтасты храбро устремились вслед за ними и, рассчитывая преследовать их, как убегающих, также переправились через реку. Воспользовавшись тем, что переправившиеся еще не были готовы к бою и легко могли быть разбиты, 1 олинфские всадники повернули фронт и ударили на них, причем убили самого Тлемонида и более ста воинов. Заметив это, Телевтий пришел в страшный гнев; он приказал гоплитам вооружиться, выступить быстрым маршем вместе с пельтастами и всадниками и неотступно преследовать врага. Многочисленные примеры из прошлого учат нас, что чрезмерное приближение преследующего к стенам крепости ведет обыкновенно к отступлению, сопряженному с большими потерями. Так было и на этот раз: осыпаемые с башен градом камней, они принуждены были в беспорядке отступить, чтобы выйти из полосы выстрелов. Тогда олинфская конница снова вышла из стен, на этот раз уже вместе с пельтастами; в довершение к ним вышли на помощь из города и гоплиты, и все они напали на расстроенное лакедемонское войско. При этом погиб сражаясь, Телевтий, после чего и все лакедемонское войско дрогнуло и обратилось в поголовное бегство, — ни один не удержался на своем месте. Лакедемоняне бежали частью в Спартол, частью в Аканф, частью в Аполлонию, большинство же в Потидею. Неприятель преследовал их по всем направлениям и перебил массу народа, причем погиб весь цвет войска.

Подобные несчастья могут служить для людей прекрасным уроком того, что, находясь во гневе, не следует наказывать даже раба; при этом, как это многократно случалось, господин рискует причинить себе больше беды, чем рабу. Но руководиться гневом, а не доводами рассудка в борьбе с врагом — совсем уж ошибочно. Гнев ослепляет и лишает возможности предвидеть последствия, тогда как спокойное обсуждение позволяет учесть не только тот вред, который мы можем нанести врагу, но и тот риск, которому мы при этом подвергаемся сами.

Услышав о происшедшем, лакедемоняне по зрелому размышлению решили, что нужно послать сильное войско, чтобы сломить высокомерие победителей и чтобы все затраченные усилия не оказались напрасными. Приняв такое решение, они послали военачальником царя Агесиполида. При нем, как и при Агесилае во время похода в Азию, находился отряд из тридцати спартиатов. 2 В его войске было также много добровольцев, очень почтенных людей, из числа периэков, были и иностранцы из числа так называемых «воспитанников», а также дети от брака спартиатов с не-спартиатами, люди образцового телосложения и не чуждые тех благ, которые достаются в удел спартиатам. В этом походе приняли также участие и добровольцы из союзных городов, фессалийские всадники, желавшие блеснуть перед Агесиполидом своим искусством, Аминта и Дерд, относившийся к делу с еще большим рвением, чем прежде. Так сложились обстоятельства для Агесиполида, двинувшегося походом на Олинф. 3

Флиунтцы, 1 заслужив похвалу Агесиполида за то, что они без всякого замедления дали ему крупную сумму денег для похода, рассчитывали, что, ввиду отлучки из Лакедемона Агесиполида, Агесилай не выступит против них, так как по спартанскому обычаю оба царя никогда не отлучались одновременно из Спарты. Поэтому они без всякой опаски стали причинять обиды вернувшимся из изгнания. Так, бывшие изгнанники требовали, чтобы в спорных случаях дела о них разбирались третейским судом, 2 флиунтцы же принуждали их обращаться к народному суду. На заявление бывших изгнанников, что не может быть никакой речи о справедливости, если их будут судить сами обидчики, не было обращено никакого внимания. Тогда вернувшиеся из изгнания отправились в Лакедемон, где выступили с обвинением против сограждан. Их сопровождали также некоторые из не бывших изгнанниками граждан, которые заявили лакедемонянам, что очень многие граждане считают, что с возвратившимися изгнанниками поступили несправедливо. Это вызвало негодование во Флиунте, и народное собрание наложило пеню на всех тех, которые без полномочия народного собрания отправились в Лакедемон. Подвергшись наказанию, жалобщики не решались вернуться домой. Они оставались в Лакедемоне, внушая лакедемонянам, что виновники этих несправедливостей — это те лица, которые их некогда изгнали и отказались открыть ворота лакедемонянам; это те, которые скупали их имущество и теперь хотят удержать его насильственным образом; теперь они добились того, что на отправившихся в Лакедемон была наложена пеня, дабы на будущее время никто не осмеливался обнаружить, что творится в их городе. Видя во всем этом несомненные признаки насилия, эфоры объявили поход на Флиунт. Агесилай был очень доволен всем происшедшим: Поданем и его близкие, находившиеся в числе возвращенных из изгнания, были гостеприимцами Архидама, отца Агесилая, а Прокл, сын Гиппоника, и его друзья были гостеприимцами самого Агесилая. После того как диабатерии 3 дали хорошие предзнаменования, он немедля двинулся в путь. По дороге он встретился с многочисленными посольствами, предлагавшими ему деньги за то, чтобы он не вторгался во Флиунтскую область. На это он ответил, что он идет не с целью обидеть кого-нибудь, а с тем, чтобы помочь обиженным. В конце концов они изъявили готовность исполнить все, что он от них потребует, лишь бы он не вторгался в их страну. Но Агесилай ответил на это, что, после того как флиунтцы уже раз обманули, он уже не верит их словам, но требует, чтобы они на деле доказали свою верность. На вопрос: «Что же мы должны делать?» Агесилай ответил: «То, что вы уже и прежде однажды сделали, не претерпев при этом от нас никаких обид». Под этими словами он подразумевал передачу лакедемонянам акрополя. Флиунтцы не согласились на это, поэтому Агесилай вторгся в их страну и, быстро соорудив осадные укрепления вокруг Флиунта, осаждал их город. Многие лакедемоняне роптали, что ради кучки людей их заставили затеять вражду с городом, насчитывающим более пяти тысяч граждан; 4 чтобы это бросалось в глава, флиунтцы нарочно устраивали народные собрания в месте, которое было видно осаждающим. Но Агесилай нашел средство, чтобы успокоить это недовольство. Каждый раз, когда кто-нибудь из родственников или друзей изгнанников бежал из города, Агесилай внушал им, чтобы они устраивали общие трапезы и отпускали необходимые средства тем, которые хотят заниматься телесными упражнениями. Он внушал им также, чтобы всем этим лицам было роздано оружие, причем советовал без опаски ссужать деньги на это дело. Те послушались Агесилая и вскоре уже выставили более тысячи человек, образцово обученных и прекрасно вооруженных. Вследствие этого лакедемоняне стали говорить, что стоит иметь таких союзников. 5

В то время как Агесилай был занят всем этим, Агесиполид 6 только что прошел через Македонию и расположился лагерем перед Олинфом. Навстречу ему никто не выходил; поэтому он предал опустошению все, что осталось нетронутым в Олинфской области, и выжег нивы в союзных Олинфу областях. Из этих союзных городов ему удалось взять приступом Торону. В это время (дело происходило в середине лета) его схватила жестокая лихорадка. Ему непреодолимо захотелось лежать в тенистых беседках на берегу чудных холодных ключей, которые он видел незадолго перед тем в храме Диониса в Афите. Еще живой, он был доставлен туда, но на седьмой день от начала болезни скончался за оградой храма. 1 Его положили в мед и отвезли на родину, где он удостоился царского погребения. 2

Весть о смерти Агесиполида не обрадовала Агесилая, как можно было бы ожидать от соперника; напротив, он плакал и тосковал по своем сотоварище: спартанские цари, находясь на родине, едят за одним столом, вдобавок Агесиполид был постоянным собеседником Агесилая в воспоминаниях о молодости, разговорах об охоте, верховой езде и любовных увлечениях, причем в этих беседах он чтил Агесилая, как старшего. Вместо Агесиполида лакедемоняне выслали против Олинфа гармоста Полибиада.

Агесилай 3 простоял уже под Флиунтом столько времени, что хлеб, имевшийся в городе, о количестве которого он знал по слухам, уже должен был давно выйти, а между тем флиунтцы все не сдавались. Причиной этого было воздержание в пище флиунтцев: они постановили выдавать половинные пайки хлеба, благодаря чему продержались в два раза больше, чем можно было ожидать. Иногда мужество горсти людей преодолевает малодушие огромных масс; так и в этом случае некто Дельфион, имевший репутацию храбреца, с отрядом из трехсот флиунтцев был в силах противодействовать партии, желавшей мира, был в силах заключить в темницу ненадежных; у него хватило силы заставить народ исполнять гарнизонную службу, причем он сам совершал обходы и следил за их верностью. Часто он со своим отрядом совершал даже вылазки, удачно выбивая из позиций вражеские охранения в разных пунктах кольца укреплений. Однако, когда это отборное войско, несмотря на все поиски, вовсе не нашло больше в городе хлеба, флиунтцы отправили к Агесилаю вестника с просьбой о заключении перемирия для отправки посольства в Лакедемон, так как город решил отдаться на милость лакедемонского правительства. Агесилай был возмущен тем, что флиунтцы, обойдя его, решили иметь дело непосредственно с Лакедемоном, поэтому он отправил вестника к своим друзьям на родине и добился того, что решение участи Флиунта было предоставлено ему. На перемирие для отправки посольства он согласился, но одновременно с этим усилил караулы вокруг города, чтобы никто не мог ускользнуть. Однако, Дельфиону удалось ночью бежать вместе с каким-то клейменным рабом, похитившим много оружия у осаждающих. 4 Затем вернулись послы и сообщили, что лакедемоняне поручили Агесилаю поступить с Флиунтом по собственному усмотрению. Агесилай поступил так: он устроил судилище из пятидесяти возвращенных изгнанников и пятидесяти граждан, остававшихся на родине, которому предоставил предать казни всех тех, кого оно найдет нужным. Эти же лица должны были составить законы, которыми город должен был управляться. До приведения всего этого в исполнение он оставил в городе гарнизон, выдав для него жалованье на шесть месяцев. После этого он распустил войска союзников, а сам с лакедемонянами вернулся на родину. Так закончился флиунтский поход, продолжавшийся год и восемь месяцев.

В это же время и Полибиад 5 довел олинфян измором до самого ужасного состояния. Они не могли уже ни добывать хлеба с полей, ни подвозить по морю. Поэтому они были вынуждены отправить в Лакедемон посольство с просьбой о мире. Это посольство получило неограниченные полномочия; прибыв в Лакедемон, оно заключило мирный договор на условии считать тех же друзьями и тех же врагами, кого и лакедемоняне, всегда выставлять свой контингент в лакедемонское войско и быть всегда в союзе с Лакедемоном. Дав клятву быть верными этими условиям, послы вернулись на родину.

Итак, лакедемоняне достигли того, что фиванцы и прочие беотийцы всецело им подчинились, коринфяне стали преданнейшими союзниками, аргивяне смирились, уразумев, что больше им уже нельзя надеяться удержать лакедемонян от нападения ссылкой на праздничные месяцы, афиняне остались в совершенном одиночестве, а те из союзников, которые к ним враждебно относились, были укрощены. Теперь они, наконец, были уверены, что их могущество утверждено прочно и нерушимо.

Можно привести как из истории греков, так и из истории варваров много примеров того, что боги не оставляют без возмездия творящих безбожные и богопротивные дела. То, о чем я сейчас буду говорить, может служить одним из таких примеров. Лакедемоняне поклялись соблюдать независимость всех греческих городов, но, несмотря на это, заняли Фиванскую крепость своим гарнизоном. И что же? Сами обиженные, без всякой посторонней помощи, оказались в силах отомстить лакедемонянам, которых до тех пор не одолел никто из людей. Всего лишь семеро изгнанников оказались в силах сломить господство тех из граждан, которые ввели лакедемонян в крепость, желая, чтобы Фивы были в рабском подчинении лакедемонянам и чтобы, благодаря этому, они могли властвовать над согражданами. Эти события и будут содержанием дальнейшего.

В это время некто Филлид был секретарем полемархов, во главе которых стоял Архий. Он пользовался у них отличной репутацией, как расторопный помощник. По какому-то делу он прибыл в Афины и встретился здесь со своим старым знакомым Мелоном, одним из бежавших сюда фиванцев. 1 Мелон стал его расспрашивать о кучке тиранов, во главе которой стояли Филипп и полемарх Архий. Увидев, что Филлид еще более возмущен положением дел на родине, чем он сам, он сговорился с ним о подробностях дальнейших действий, обменявшись взаимными клятвами. После этого Мелон с шестью вернейшими друзьями из числа изгнанников прибыл ночью в Фиванскую область. Заговорщики не имели при себе никакого оружия, кроме кинжалов. Весь день они провели где-то в укромном месте, а вечером, когда возвращаются последние с полевых работ, двинулись к городским воротам, имея в виду возвращающихся с поля. Войдя в город, они провели первую ночь у какого-то Харона и там же оставались весь следующий день.

В это время полемархи по случаю окончания срока их власти устраивали пир в честь Афродиты. 2 Филлид всячески помогал им в приготовлениях к пиру и между прочим сказал, что в эту ночь он исполнит свое давнишнее обещание и приведет к ним самых красивых и почтенных фиванских женщин. Те с восторгом приняли предложение провести ночь в наслаждениях такого рода. Такие уж это были люди. Когда они отужинали и, благодаря стараниям Филлида, быстро опьянели, они стали настойчиво требовать, чтобы Филлид привел знатных красавиц. Он вышел и привел Мелона с товарищами; из них трое были одеты госпожами, а четверо служанками. Филлид провел заговорщиков в помещение казначейства, находившееся в здании полемархейона, а сам вошел в комнату, где пировали полемархи, и сказал Архию и другим полемархам, что женщины отказываются войти, пока в комнате находится кто-нибудь из слуг. Тогда полемархи приказали всем слугам поскорее уйти, а Филлид послал вино в жилище одного из слуг и приказал всем им идти туда угощаться. После этого он ввел женщин и посадил каждую около одного из пирующих. Заговорщики заранее условились, как только займут места, раскрыть одежду и, извлекши оружие, нанести удар. Такова одна из версий о смерти полемархов; по другой версии Мелон и его помощники вошли в помещение, где пировали полемархи, как группа буйно веселящихся гуляк, и перебили их. Взяв с собой троих из числа заговорщиков, Филлид отправился к жилищу Леонтиада, постучал в дверь и сказал, что он пришел с поручением от полемархов. Леонтиад в это время еще возлежал после ужина; 3 с ним не было никого, кроме жены, которая сидела рядом и пряла. Считая Филлида вполне надежным человеком, Леонтиад попросил его зайти. Войдя, заговорщики убили его, а жену угрозами заставили молчать. При выходе они велели ей держать дверь все время на запоре, угрожая, в случае если они найдут дверь отпертой, перебить всех домочадцев. Затем Филлид с еще двумя заговорщиками направился к тюрьме и заявил тюремщику, что он ведет арестованного по приказанию полемархов. Как только дверь была отперта, они убили тюремщика и освободили всех заключенных. Сняв часть военных трофеев, развешанных в портике, они вооружили выпущенных из тюрьмы и велели им занять пост перед Амфеем. После этого они через глашатаев объявили, чтобы все фиванцы — как всадники, так и гоплиты, выходили на улицу, ввиду того, что тираны погибли. Но граждане до самого утра не выходили из дому, не доверяя этому известию. Только когда наступил день и все разъяснилось, и гоплиты и всадники быстро вышли в полном вооружении. Тогда вернувшиеся из изгнания послали конных вестников к двум афинским стратегам, стоявшим со своими отрядами на границе. Последние участвовали в заговоре и ..... 4 Лакедемонский гармост, находившийся в фиванском акрополе, услышав ночью возгласы глашатаев, немедленно послал за помощью в Платеи и Феспии. 5 Заметив приближающихся платейцев, фиванские всадники вышли им навстречу и умертвили из них более двадцати человек. Когда они после этого столкновения вернулись в Фивы и туда же прибыли стоявшие на границе афинские отряды, восставшие стали атаковать акрополь. Находившиеся в нем увидели, с каким жаром их противники ведут атаку, слышали о крупных наградах, обещанных тем, которые первые ворвутся в крепость. Самих же их было немного. В страхе они согласились добровольно удалиться, если им будет гарантирована безопасность при удалении и разрешено будет уйти с оружием в руках. Осаждающие с удовольствием приняли это предложение, заключили с ними перемирие, подкрепленное взаимными клятвами, и пропустили их. Однако, когда они выходили из крепости, осаждающие захватили всех тех из них, которые принадлежали к числу фиванцев — приверженцев враждебной им партии, и предали казни. Лишь немногие из них были тайком уведены и спасены пришедшим с границы афинским отрядом. Фиванцы арестовали также и всех оказавшихся в городе детей казненных и предали их смерти.

Узнав об этом, лакедемоняне казнили фиванского гармоста за то, что он покинул крепость, не дождавшись, пока к нему придут на выручку, и объявили поход на фиванцев. Агесилай сослался на то, что он уже более сорока лет как числится в войске; люди такого возраста не обязаны участвовать в заграничных походах, и этот закон по его мнению сохраняет силу и по отношению к царям. Воспользовавшись этим поводом, он не принял участия в походе. В действительности же он уклонился от участия в нем не по этой причине, но потому, что он не сомневался, что в случае, если он станет во главе похода, сограждане скажут, что он вовлекает государство в авантюры лишь ради того, чтобы помочь тиранам. Вот почему он не вмешивался в их решения по этому вопросу. По наущению фиванцев, ускользнувших от избиения, эфоры возложили начальствование в этом походе на Клеомброта, 1 впервые выступившего во главе войска. Дело происходило в суровую зиму. Путь в Беотию через Элевферы охранял Хабрий с афинскими пельтастами. Поэтому Клеомброт стал переходить через горы дорогой, ведущей на Платеи. На этом пути лакедемонские пельтасты встретились с засевшим на вершинах фиванским гарнизоном, состоявшим из освобожденных узников, 2 в числе около ста пятидесяти. Некоторым из них удалось бежать, а всех остальных пельтасты перебили. После этого Клеомброт спустился в Платейскую область, еще дружественную лакедемонянам. Затем он отправился в Феспийскую область, а оттуда в Киноскефалы, в Фиванской области, и там расположился лагерем. В этом месте он простоял около шестнадцати дней, а затем вернулся назад в Феспии. Здесь он оставил гармостом Сфодрия с гарнизоном, состоявшим из третьей части воинов каждого союзного контингента, отдал ему все те деньги, которые он привез с собой из Лакедемона, велев ему в дополнение к тому войску, которое он имел, произвести набор наемников. Это было исполнено Сфодрием. Клеомброт же двинулся со своим войском назад на родину по дороге на Кревсий. Воины недоумевали, не понимая, в каких же отношениях лакедемоняне с фиванцами, подлинно ли война или мир: на пути туда движение носило характер наступления на Фивы, тогда как на обратном пути Клеомброт старался как можно менее подвергнуть опустошению область, через которую он проходил. Когда войско уходило из Беотии, поднялся ужасный ветер, в котором некоторые видели предзнаменование будущих событий. Этот вихрь причинил много несчастий. Так, когда войско по пути из Кревсия переходило через оконечность хребта по склону, спускающемуся к морю, этот ветер сбросил со склона и расшиб об утесы много ослов, нагруженных кладью; масса оружия была сорвана ветром с воинов и сброшена в море. Наконец, дошло до того, что многие вовсе не могли уже подвигаться вперед с оружием. Поэтому они разложили свои щиты по обе стороны от вершины, повернув вверх оборотной стороной, и наполнили их камнями. В этот день они пообедали чем пришлось в Эгосфенах, городе Мегариды, а на следующий вернулись и забрали оружие. После этого Клеомброт распустил войско, и каждый солдат вернулся к себе на родину.

Афиняне видели теперь воочию могущество лакедемонян: видели, что теперь уже лакедемонянам не приходится, как прежде, вести войну в Коринфской области; 3 что они уже прошли мимо Аттики и вторглись в Фиванскую область. Это навело на афинян такой страх, что они осудили на смерть тех двух стратегов, 4 которые были соучастниками восстания Мелона против гарнизона Леонтиада. Один из них был казнен, другой, которому удалось скрыться, был объявлен изгнанником.

Фиванцы также были в страхе: их пугала необходимость воевать один на один с лакедемонянами. Чтобы не попасть в такое положение, он прибегли к следующей хитрости: феспийского гармоста Сфодрия они убедили — как подозревали, путем подкупа — вторгнуться в Аттику, дабы тем побудить афинян открыть военные действия против лакедемонян. Вняв их просьбам, Сфодрий сделал вид, будто хочет захватить Пирей, который не имел городских ворот и был открыт для нападения. Он велел воинам поужинать ранее обыкновенного и повел их из Феспий, утверждая, что до наступления дня они прибудут в Пирей. Рассвет застал войско во Фрии. 1 Сфодрий не принял никаких мер для того, чтобы не быть замеченным, но, наоборот, уклоняясь от пути, захватывал скот и грабил дома. Некоторые из встретившихся с войском ночью бежали в город и сообщили афинянам, что к ним приближается очень большое войско. Все афиняне — гоплиты и всадники — быстро вооружились и охраняли город от нападения. В это время в Афинах как раз находились лакедемонские послы Этимокл, Аристолох и Окилл; они остановились у лакедемонского проксена, 2 Каллия. По получении указанного известия, они были арестованы и заключены под стражу по подозрению в соучастии. Они были крайне поражены случившимся и говорили в свое оправдание, что не могли же они быть такими глупцами, чтобы находиться в городе, зная о том, что Пирей должен быть сейчас же захвачен, и отдать себя в руки афинянам, да притом же еще остановиться у проксена, где их легче всего найти. Скоро, говорили они, афинянам станет ясно также и то, что нападение было совершено без ведома Лакедемонского государства; афиняне, заявляли они, без всякого сомнения скоро узнают о казни Сфодрия по приговору лакедемонян. Афиняне признали, что они не были посвящены в замысел Сфодрия, и выпустили их из заключения. Эфоры вызвали Сфодрия в Лакедемон и привлекли к суду по обвинению в преступлении, караемом смертной казнью. Из страха Сфодрий не явился на суд, однако же был оправдан заочно. Многие лакедемоняне считали этот процесс самым несправедливым из всех, которые велись в Лакедемоне. Случилось же так по следующей причине.

Между тем друзья беотийцев в Афинах воспользовались этим и указывали афинянам, что лакедемоняне не только не наказали Сфодрия за его злоумышление против Афин, но еще и похвалили. Тогда афиняне снабдили Пирей городскими воротами, стали строить корабли и оказывали беотийцам ревностную поддержку. Лакедемоняне в ответ на это объявили поход на фиванцев и, считая, что Агесилай более предусмотрительный полководец, нежели Клеомброт, просили его принять на себя начальствование в походе. Он ответил, что никогда не станет противоречить желанию всех граждан, и стал готовиться к отправлению. Агесилай понимал, что, если не удастся заранее занять высоты Киферона, то не легко будет вторгнуться в Фиванскую область. Уж до этого он, узнав, что клиторийцы и орхоменцы 2 во враждебных отношениях между собой и содержат на случай взаимной войны наемные войска, заключил с ними соглашение, что в случае нужды эти наемные войска присоединятся к его войску. После того как диабатерии 3 дали хорошие предзнаменования, он выступил и по пути в Тегею отправил вперед гонцов к начальнику клиторийских наемников; Агесилай выдал им вперед жалованье за месяц и приказал заранее занять высоты Киферона. Орхоменцам он приказал прекратить военные действия на все время похода: по постановлению союзников, если один из союзных городов нападает на другой в то время, как его войско находится в заграничном походе, союзному войску надлежит первым делом обрушится на этот город. Перевалив через Киферон, он устроил базу в Феспиях и оттуда нападал на Фиванскую область. Вся равнина, где находились наиболее ценные участки земли, оказалась обнесенной вокруг рвом и частоколом. Агесилай переносил лагерь с одного места на другое, выступал с войском тотчас после завтрака и опустошал ту часть страны, которая лежала между ним и рвом с частоколом. Как только показывался Агесилай, внутри заграждения появлялись и противники, готовые к обороне. Когда однажды Агесилай с войском уже возвращался в лагерь, фиванские всадники, до тех пор никем не замеченные, внезапно выступили из специально проделанных выходов в ограде и напали на пельтастов, возвращающихся и готовящихся к ужину, и на всадников, частью еще не успевших сесть на коней, частью уже садившихся. Фиванские всадники перебили при этом очень много пельтастов, а из всадников спартиатов Клея и Эпикидида, одного периэка — Евдика и кое-кого из фиванских изгнанников, еще не успевших сесть на коней. Тогда Агесилай, повернув фронт, пришел им на помощь с гоплитами: конница выступила против вражеских всадников; ее сопровождали бегом гоплиты десяти младших призывных возрастов. Фиванские всадники при этом производили такое впечатление, как будто бы они в полдень 2 подвыпили: правда, они стойко выдерживали натиск до тех пор, пока не выпустили всех дротиков, однако же ни один из них не попал в цель. После этого они повернули тыл, потеряв при отступлении двенадцать человек, несмотря на то, что они находились в значительном расстоянии от противника. Агесилай, заметив, что и враг, как и он сам, всегда выступает после завтрака, совершив жертвоприношение, выступил на рассвете с величайшей быстротой и, пользуясь отсутствием врага, проник внутрь ограды. После этого он вырубил и выжег всю загороженную местность вплоть до города. Затем он снова вернулся в Феспийскую область и обнес город стеной. Здесь он оставил гармостом Фебида, а сам снова перевалил через горы и прибыл в Мегары, где распустил союзные отряды, а сам с войском возвратился на родину.

После этого Фебид время от времени высылал отряды для разграбления Фиванской области и опустошения ее, совершая военные набеги. Желая отомстить ему, фиванцы выступили всенародным ополчением и двинулись на Феспийскую область. По их прибытии сюда, им навстречу вышел Фебид с пельтастами и вел такой упорный натиск, что фиванцам ни в одном месте не удавалось отойти от наступающего врага. Измученные этим настойчивым наступлением, фиванцы были вынуждены отступить поспешнее, чем они рассчитывали, причем погонщики мулов бежали на родину, побросав все, что они успели награбить, — такой страх охватил войско. Фебид стал тогда наступать еще энергичнее; он двигался во главе пельтастов, приказав гоплитам следовать позади в боевом порядке. Он рассчитывал обратить фиванцев в настоящее бегство, и поэтому и сам нападал с величайшим рвением и своим воинам внушал, чтобы они не давали фиванцам отойти ни на пядь от феспийского войска. Феспийским гоплитам он велел следовать позади. При этом отступлении фиванцы попали в непроходимое ущелье; тогда они скучились и затем, не имея никакой возможности двигаться далее в том же направлении, повернули тыл и устремились на врага. В первых рядах пельтастов, которые были вообще малочисленны, произошло замешательство, и они обратились в бегство. Из этого случая фиванские всадники вывели заключение, что надо продолжать атаку. В этом бою погиб Фебид и еще двое или трое из его боевых товарищей, после чего и все наемники обратились в бегство. Бегущее войско встретилось с феспийскими гоплитами. Последние прежде гордо заявляли, что никогда не уступят фиванцам, но теперь также обратились в бегство, хотя фиванцы ввиду позднего времени и не вели упорного преследования. При этом феспийцы потеряли лишь небольшое число людей; однако же они бежали, не останавливаясь, пока не вступили в крепость. После этого у фиванцев снова поднялась бодрость духа, и они предприняли ряд походов на Феспии и другие беотийские города. Сторонники демократической партии бежали из этих городов в Фивы, так как во всех этих городах было введено такое же господство немногих властителей, как было прежде в Фивах. Поэтому во всех этих городах лаконофильская партия требовала помощи. После смерти Фебида лакедемоняне послали в Феспии по морю полемарха 1 с отрядом воинов.

С наступлением весны эфоры снова объявили поход на Фивы и, как прежде, попросили Агесилая начальствовать над войском. Будучи такого же мнения о способе проникновения в Беотию, 2 как и раньше, он, прежде чем совершить диабатерии, послал к феспийскому полемарху гонца с приказом заранее занять вершину, господствующую над дорогой через Киферон, и охранять ее до его прихода. Когда Агесилай, перевалив через Киферон, очутился в Платейской области, он сделал вид, что идет, как в первый раз, прежде всего в Феспии. С этой целью он послал туда гонцов с приказанием устроить рынок, а прибывшим посольствам велел дожидаться его в этом городе. Поэтому фиванцы усиленно защищали проход, ведший к ним из Феспийской области. На следующий день по прибытии Агесилай, совершив жертвоприношение, двинулся на рассвете по дороге на Эрифры. В один день он совершил такой переход, который обыкновенно совершается войском в два дня, и близ Скола проник внутрь ограды прежде, чем фиванцы перевели сюда войска с караульного пункта, расположенного в том месте ограды, через которое он проник в первый раз. После этого он предал опустошению всю территорию к востоку от города Фив, вплоть до Танагрской области; в Танагре в это время власть была еще в руках Гипатодора и его приверженцев, т. е. лаконофильской партии. Затем он повернул обратно, оставив слева Танагрскую крепость. В это время фиванское войско подошло к нему и выстроилось на Грайском лоне, опираясь задними рядами на ров с частоколом. Это место фиванцы считали подходящим для сражения, так как площадь была довольно узка, и доступ к ней был затруднителен. Однако, Агесилай заметил это и не вышел им навстречу, а, повернув фронт, двинулся к их городу. Фиванцы испугались за город, оставшийся без защитников, и, покинув свои позиции, устремились туда бегом по дороге на Потнии, которая была наиболее безопасной. 1 Остроумный маневр Агесилая привел к тому, что он заставил врагов удалиться бегом с позиций, хотя он не наступал, а отходил и был далеко от них. В то время как они пробегали мимо войска Агесилая, на них напало несколько полемархов со своими морами. 2 Фиванцы занимали холмы, откуда метали копья в противников, причем пал, пораженный копьем, один из полемархов, Алипет. Однако, фиванцы принуждены были оставить эту позицию и ус-

тупить ее скирийцам 3 и части вражеской конницы, которые, взобравшись сюда, наносили удары в тыл фиванского войска, уходившего к городу. Подойдя близко к городской стене, фиванцы повернули фронт против неприятеля. Заметив это, скирийцы удалились быстрым шагом.

Из них никто не был ранен, тем не менее фиванцы поставили трофей, так как их противники удалились, несмотря на удобное положение. После этого Агесилай, так как было уже довольно позднее время года, двинулся назад и расположился лагерем в том месте, где прежде было выстроено неприятельское войско. 4 На следующий день он удалился по дороге, ведущей на Феспии. Его храбро преследовали пельтасты, фиванские наемники; они звали на помощь Хабрия, 5 который в этот раз не выступил вместе с ними. Тогда олинфские всадники, примкнувшие уже, согласно клятвенному договору, 6 к союзному войску, повернули фронт и стали преследовать фиванцев. На пути у отступающих пельтастов оказался крутой склон, куда их и загнали олин

фяне. Здесь было перебито очень много пельтастов, так как на склонах, доступных для верховой езды, пехота бессильна против конницы. Агесилай прибыл в Феспии в то время, как здесь шла между гражданами ожесточенная борьба: люди, слывшие лаконофилами, добивались истребления своих политических противников, в числе коих был и Мелон. Однако, Агесилай этого не допустил: он примирил между собой обе партии, заставил, их обменяться клятвами и только после этого удалился через Киферон по дороге на Мегары. Здесь он распустил союзников, а лакедемонское войско увел на родину.

Фиванцы были в очень тяжелом положении вследствие недостатка хлеба: уже два года они не могли снимать с полей жатвы. Поэтому они послали на двух триэрах своих уполномоченных в Пагасы за хлебом, ассигновав для этой цели десять талантов. В то время как они скупали хлеб, начальник лакедемонского гарнизона в Орее 7 Алкет экипировал три триэры, приняв все необходимые меры, чтобы об этом не могли узнать противники. Когда корабли с хлебом вышли в море, Алкет захватил корабли и триэры; весь экипаж, в числе не менее трехсот человек, был взят в плен. Алкет заключил пленных в темницу в городской крепости, где находился и его штаб. С Алкетом был в близких отношениях сын одного из орейских граждан, пользовавшегося безупречнейшей репутацией; поэтому, разместив узников, он спустился из крепости в город и занялся ухаживанием за этим мальчиком. Узнав о его беззаботном легкомыслии, пленники овладели крепостью и склонили город к отложению. После этого фиванцы перевозили хлеб уже без всяких затруднений.

Когда наступила следующая весна, Агесилай не мог уже выступить: он был болен и лежал в постели. На пути из Фив, в то время как его войско находилось в Мегарах, он шел однажды из храма Афродиты в здание правительственных учреждений. Вдруг у него лопнула внутри какая-то жила, и кровь потекла из тела в здоровую, не хромую ногу. 8 Голень необычайно раздулась и причиняла Агесилаю невыносимую боль. Тогда какой-то сиракузский врач вскрыл ему жилу около лодыжки. Кровь брызнула и, не переставая, текла целые сутки. Никакими средствами не удавалось остановить кровотечения, пока Агесилай не впал в беспамятство; тогда кровотечение само собой прекратилось. После этого Агесилай был отвезен в Лакедемон, где проболел все лето и зиму.

С наступлением весны лакедемоняне снова объявили поход, приказав Клеомброту стать во главе войска. Когда он со своим войском приблизился к Киферону, пельтасты ушли вперед, чтобы заранее занять вершины, господствующие над перевалом. Но эти вершины были уже заняты фиванцами и афинянами. Последние выждали, пока противники взберутся на вершину, а затем устремились на них и, выбив их из позиции, преследовали и перебили около сорока человек. При таком положении дел Клеомброт считал невозможным перевалить в Фиванскую область; поэтому он повернул назад и распустил войско.

После этого состоялось собрание союзников в Лакедемоне, причем союзники в своих речах заявляли, что они так долго терпят бедствия войны лишь вследствие нерадивости полководцев. По их словам, возможно было экипировать флот, гораздо более многочисленный, чем афинский, и взять Афины измором. На этих же кораблях можно было, по их мнению, переправить войско в Фиванскую область, высадив его либо в Фокиде, либо в Кревсии. В расчете на это и было построено шестьдесят триэр, причем навархом был назначен Поллид. 1 Лакедемоняне не ошиблись в расчете: им действительно удалось организовать блокаду Афин; суда, везшие хлеб, доходили только до Гераста, 2 а оттуда не решались плыть дальше, так как лакедемонский флот находился близ Эгины, Кеоса и Андроса. Афиняне, увидев, что им остался только один выход, вышли сами 3 в море на своих кораблях, сразились с Поллидом под начальством Хабрия и победили его в морской битве. Таким образом афинянам удалось уничтожить препятствия к свободному ввозу хлеба.

1 О нем см. кн. I, гл. 1, § 32, и кн. II, гл. 2, § 5.

2 Неоднократно упоминавшийся уже брат царя Агесилая; см. IV, 4, 19.

3 См. коммент. к кн. I, гл. 1, § 15.

4 См. кн. IV, гл. 8, § 25.

5 См. кн. IV, гл. 8, § 12.

6 См. выше, § 5.

7 См. конец 8-й главы IV книги.

8 Возвышенность на западном берегу Аттики.

1 Из Коринфа. См. коммент. к кн. IV, гл. 8, § 34.

2 См. кн. IV, гл. 8, § 24.

3 Матросы вербовались преимущественно из гелотов, но в числе их были и свободные наемники.

4 Так переводит Э д. Мейе р, Gesch. d . Alt., IV, 267.

5 В третий раз. Он был уже навархом в 392/1 и в 390/89 годах.

1 Дословно: круглые суда. Военные корабли имели заостренную форму, так как спереди они были снабжены острым носом, наносившим удары врагу.

2 Т. е. внушая встречным мысль, что его суда — афинские.

3 См. § 6.

4 См. § 7.

5 См. кн. IV, гл. 8, § 12.

6 См. кн. I, гл. 4, § 7.

1 См. кн. IV, гл. 4, § 7 и гл. 5, § 18.

2 См. кн. IV, гл. 3, § 15.

3 См. кн. IV, гл. 7, § 2.

4 См. кн. I, гл. 4, § 3 с коммент.

5 См. кн. IV, гл. 8, § 18.

6 См. коммент, к кн. III, ггл. 4, § 3.

7 См. коммент. к кн. III, гл. 5, § 7.

8 См. кн. IV, гл. 4, § 2.

1 Пример этого см. в кн. IV, гл. 5, § 18.

2 См. коммент. к кн. III, гл. 2, § 23.

3 Офис. См. в коммент. цитату из Павсания.

4 Они были, по тогдашнему обыкновению, не обожжены, а только просушены на солнце. См. в коммент. ту же цитату.

5 Павсаний. См. § 3.

6 См. коммент. кн. III, гл. 5, § 7.

1 См. кн. IV, гл. 4, § 15.

2 К этой категории относилась не только недвижимость, как думали раньше со слов Гарпократиона, но все то имущество, которое допускало правильный учет и принималось в соображение при обложении податями и конфискации ( Koutorg a, Les, trapezites, Paris 1859, 7: Cette division. .. etait surtout en usage, lirsqu'il s'agissait de determiner les redevances a letat, ou destimer des valeurs confiscables) , т. е. земля, постройки на ней, рабы, движимость. Деньги, наоборот, почти всегда относились к разряду имущества неявного. Обо всем этом Koutorg a, о. с. 6—11.

3 Прерванный здесь рассказ продолжается в гл. 3, § 10.

4 Здесь, вероятно, вкралась ошибка в рукописное предание. Посол, конечно, был более склонен преувеличить, чем преуменьшить число воинов. Эта цифра расходится с прочими историческими источниками (напр. у Демосфен а,— одни олинфяне без союзников располагают 5000 пехотинцев; еще большую цифру дает Диодо р, XV, 21); вдобавок, как мы читаем в этой же фразе, конница олинфян превышала 1000 человек, а она составляла обыкновенно только 1 / 10 часть войска. Поэтому Buchsenschutz и предлагает читать вместо 800—4000. Ср. E d. Meye r, Gesch. d. Alt., 303.

1 В день.

2 Статер равен двум драхмам, 1 драхма равна шести оболам, эгинский обол — около 8 коп.

3 См. коммент. к кн. I, гл. 3, § 15.

1 Дословно: гетерий .

2 Фиванском акрополе.

3 Ключ.

4 Т. е. в тюрьму.

5 См. кн. III, гл. 5, § 1, и коммент. к этому месту.

6 Архий. См. ниже цитаты из Плутарха (к § 36) и гл. 4, § 2.

7 См. коммент. к кн. II, гл. 4, § 38.

8 См. кн. II, гл. 4, § 30, и кн. III, гл. 5, § 8.

9 См. кн. III, гл. 5, § 4.

1 См. коммент. к кн. III, гл. 3, § 8.

2 См. кн. III, гл. 5, § 1.

3 См. выше, § 20.

4 См. коммент. к кн. III, гл. 3, § 8.

5 См. § 12.5 Македонская область.

6 Олинфа.

7 Для приготовления к бою.

1 Так как они еще не успели выстроиться и были утомлены переправой через реку.

2 См. кн. III, гл. 4, § 2.

3 Рассказ о походе Агесиполида продолжается в § 18.

1 Здесь продолжается рассказ, прерванный в гл. 2, § 10.

2 Т. е. судом, составленным из равного числа судей обеих партий.

3 См. коммент. к кн. III, гл. 4, § 3.

4 Т. е. годного к военной службе населения.

5 И, следовательно, стоит воевать ради этих изгнанников.

6 Здесь продолжается рассказ, прерванный в § 9; окончание рассказа о Флиунте ниже, § 21.

1 Так как храм не должен был быть оскверняем присутствием трупа.

2 См. коммент. к кн. III, гл. 3, § 1.

3 Здесь продолжается рассказ, прерванный в § 17; рассказ об Олинфском походе продолжается в § 26.

4 Значение последней фразы не совсем ясно.

5 Продолжение § 20.

1 См. гл. 2, § 31.

2 Выражение: «в честь Афродиты» указывает только на характер развлечений; пир этот ни в каком случае не носил характера религиозного празднества.

3 Греки обедали лежа. Леонтиад еще не успел встать со своего обеденного ложа.

4 Пропуск в тексте. См. коммент. к § 3.

5 Здесь также стояли спартанские гарнизоны. См. § 15. Платеи, разрушенные фиванцами в 427 г . ( Фукиди д, III, 69), были восстановлены спартанцами после Анталкидова мира ( Павсани й, IX, 1,4).

1 См. цитату из Диодора в коммент. к гл. 3, § 20.

2 См. § 8.

3 До Анталкидова мира Коринфская война препятствовала вторжению лакедемонян в Среднюю и Северную Грецию.

4 См. § 9.

* В издании-оригинале отсутствует номер параграфа 22. — Ю. Ш.

1 В Аттике, близ Элевсина.

2 См. коммент. к кн. 1, гл. 2, § 10.

1 Бывшим послом в Афинах. См. § 22.

2 В Аркадии.

3 См. коммент. к кн. III, гл. 1, § 17.

1 См. коммент. к кн. VI, гл. 4, § 12.

2 См. § 36.

1 Так как она вела по возвышеииой холмистой местности, благодаря чему фиванцы сохраняли преимущество в позиции.

2 См. коммент. к кн. VI, гл. 4, § 12.

3 См. коммент. к гл. 2, § 24.

4 Т. е. в Грайском лоне. См. выше, § 50.

5 См. коммент. к § 34 (в конце).

6 См. гл. 3, § 26.

7 То же, что Гистиея, на Евбее. См. кн. II, гл. 2, § 3.

8 Агесилай был хром на одну ногу. См. кн. III, гл. 3, § 3.

1 См. выше, кн. IV . гл. 8, § 11 (здесь он фигурирует как эпистолей наварха Поданема под 393 г .). Еще ранее, в 395 г ., он был навархом (оксиринхский историк; см. приложение 4,2 и 14,1).

2 См. кн. III. гл. 4, § 4.

3 А не экипировали их наемниками, как это делалось обыкновенно.