Наемники, террористы, шпионы, профессиональные убийцы

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ III. ШПИОНЫ

СЕКРЕТ НЕМЕЦКОЙ АТОМНОЙ БОМБЫ

Завершение одной войны ознаменовало подготовку ко второй.
Всеволоду Овчинникову события виделись в следующем развитии.
6 июня 1944 года войска союзников высадились на побережье Франции. Но
еще до открытия второго фронта в Европе Пентагон учредил так называемую
миссию "Алсос" - научную разведку специального назначения. Двигаясь вместе с
войсками вторжения, она должна была немедленно приступить к сбору материалов
по германскому "урановому проекту", а также разыскать наиболее видных
ученых, принимавших в нем участие, и конфисковать запасы расщепляющихся
материалов.
В более широком плане новая разведывательная организация имела цель
перехватить у союзников любые сведения как об атомной программе, так и о
других перспективных видах оружия, которые разрабатывались в гитлеровской
Германии, и прежде всего не допустить, чтобы эти материалы попали в руки
Советского Союза.
Во главе миссии "Алсос" был поставлен полковник Паш. Это назначение,
связанное с выездом в Европу, должно было оторвать его отдела Оппенгеймера и
разрядить нежелательную для Гровса конфликтную ситуацию в Лос-Аламосе.
Поскольку миссии "Алсос" предстояло действовать в зоне военных
операций, при подборе ее научного руководителя в Пентагоне решили
застраховаться от возможных неожиданностей. Назначенный на этот пост
голландский физик Сэмюэл Гоудсмит был достаточно эрудирован в области
ядерной физики, однако не состоял в штате сотрудников Манхэттенского
проекта, не работал в Лос-Аламосе.
После того как Энрико Ферми впервые осуществил в Чикаго цепную ядерную
реакцию, американцы уже не сомневались, что создание атомной бомбы
практически возможно. Им также казалось, что немцы продвинулись в этом
направлении гораздо дальше, ибо развернули свои исследования на два года
раньше их.
Словом, о германском "урановом проекте" в Соединенных Штатах знали
мало, да и это немногое часто истолковывали в пользу противника.
Что имел в виду Гитлер, постоянно хвастая новым секретным оружием? Даже
если у немцев еще нет атомной бомбы, в Германии, по всей вероятности,
действуют урановые котлы, благодаря которым она может располагать
значительными количествами радиоактивных материалов. Что, если нацисты
вздумают найти им боевое применение, использовать эти ядовитые вещества
против сил вторжения? Вот почему накануне открытия второго фронта в
американских войсках были созданы специальные подразделения, оснащенные
счетчиками Гейгера.
Недостаток информации об "урановом проекте" в Пентагоне относили на
счет нацистской системы секретности. На самом же деле это было лишь
следствием незначительных масштабов работ.
24 августа 1944 года на улицах Парижа ликовали возбужденные толпы.
Подняв восстание против гитлеровских оккупантов, жители французской столицы
освободили город и теперь готовились встретить французские войска.
Первым в Париж должен был вступить французский генерал Леклерк со своей
2-й бронетанковой дивизией. Вместе с ее авангардной колонной в город
ворвался джип с американскими офицерами, не имевшими отношения ни к одной из
строевых частей. У каждого из них за отворотом тужурки был приколот потайной
значок.- белая буква альфа, пронзенная красной молнией. Это была передовая
группа миссии "Алсос" во главе с полковником Пашем.
Еще не доехав до Триумфальной арки, где происходила церемония встречи,
джип свернул в сторону. То и дело сверяясь по карте, Паш направлял водителя
к зданиям Коллеж де Франс.
Список ученых, которых миссия "Алсос" должна была разыскать в
освобожденном Париже, начинался с имени Фредерика Жолио-Кюри. Требовалось
узнать: не участвовал ли французский физик в германском "урановом проекте",
не имеет ли он каких-либо сведений об этих секретных работax и, наконец,
нельзя ли переманить его в США.
Найти лабораторию Жолио-Кюри не представляло труда.
Несколько вооруженных людей, весьма мало похожих на профессоров и
студентов, шумно обсуждали там события дня.
- Господиц Жолио-Кюри? Он ушел отсюда накануне восстания и вот-вот
должен вернуться.
Пока наводили справки по телефону, один из сотрудников миссии "Алсос"
подошел к полковнику Пашу и с недоуменным видом зашептал ему на ухо: - Здесь
говорят, будто Жолио-Кюри действительно изобрел какую-то новую бомбу и что
сегодня об этом знает весь Париж.
Оказалось, что всемирно известный физик занимался секретным оружием
совсем другого рода. Его лаборатория в Коллеж де Франс служила подпольным
арсеналом. Там мастерили самодельные гранаты и мины для отрядов
Сопротивления.
- Наши американские друзья интересуются бомбами, которые мы тут делали
при немцах, - пояснил молодой француз подошедшему Жолио-Кюри.
- Мы хотели спросить, - уточнил Паш, - заставляли ли вас нацисты
заниматься во время оккупации теми же исследованиями, которые вы начинали
здесь с Халбаном и Коварски...
Этого вопроса было достаточно, чтобы Жолио-Кюри понял, с кем имеет
дело.
- Три дня назад, - улыбнулся он, - когда я бросал в немецкие танки
бутылки с горючей смесью собственного из-
готовления, у меня, помнится, вертелась мысль: подумать только, до чего
я дошел! Ведь в Америке, наверное, мои коллеги тем временем делают атомную
бомбу!
Жолио-Кюри рассказал о своей деятельности за минувшие годы. Вскоре
после оккупации Парижа в его лабораторию явились два немецких физика: Шуман
и Дибнер. Сначала они пытались лестью склоничъ Жолио-Кюри к сотрудничеству,
потом принялись угрожать ему. Немцы требовали сообщить, где спрятана
вывезенная из Франции тяжелая вода. Француз сумел ввести их в заблуждение,
сказав, что она была погружена на английское судно, подорвавшееся на мине.
Поначалу Шуман намеревался вывезти в Германию циклотрон и другое
оборудование, но потом было решено использовать его на месте, прислав в
Коллеж де Франс немецких физиков. Их группу возглавлял Вольфганг Гентнер,
весьма далекий от симпатий к фашизму. В Париж его послали лишь потому, что
до- войны он работал в США вместе с изобретателем циклотрона Лоуренсом и
считался лучшим специалистом в данной области.
Гентнер догадывался об участии Жолио-Кюри в движении Сопротивления и
как мог оберегал его от гестапо. Несмотря на это, нацисты дважды подвергали
французского физика арестам и допросам.
Тем не менее оккупанты оставили Жолио-Кюри работать в Коллеж де Франс,
где он занимался проблемой, весьма далекой от военного дела: применением
меченых атомов в биологии. Но научная работа была в немалой степени
прикрытием. Под носом у немцев в Коллеж де Франс мастерили радиостанции и
боевое снаряжение.
После своего рассказа Жолио-Кюри стал сам задавать вопросы.
И благожелательное начало беседы сменилось взаимной настороженностью.
Американцев всполошила осведомленность французского физика в вопросах,
имеющих отношение к Манхэттенскому проекту. Полковнику Пашу и его спутникам
было трудно понять, что это объяснялось высокой компетентностью Жолио-Кюри в
данной области науки.
Но еще больше встревожило их явно отрицательное отношение французского
физика к попыткам Соединенных Штатов закрепить за собой монополию на атомное
оружие. Жолио-Кюри без обиняков осудил посягательства Вашингтона на интересы
союзников и заявил, что при первой же возможности изложит свои взгляды на
сей счет генералу де Голлю.
15 ноября 1944 года американские войска овладели Страсбургом. Операция
эта несколько раз откладывалась, и полковник Паш, находившийся в передовых
частях, все больше нервничал. На основе отрывочных сведений, собранных в
Париже, миссия "Алсос" пришла к выводу, что значительная часть работ,
связанных с германским "урановым проектом", велась в Страсбургском
университете.
Группа сотрудников миссии "Алсос" во главе с Пашем проникла в город
вместе с американскими танками. Найти немецких физиков оказалось нелегко. Их
лаборатория занимала больничный флигель, а одетый в белые халаты научный
персонал выдавал себя за медиков. Ведущих германских физиков среди
захваченных ученых не оказалось. Да и допросы их дали не так уж много.
Удалось, правда, установить, что Физический институт Общества кайзера
Вильгельма эвакуирован из Берлина. Пока сотрудники миссии "Алсос" пытались
установить его новое местоположение, Гоудсмит наткнулся на кабинет
Вайцзеккера. Главные документы были, судя по всему, вывезены, но чутье
криминалиста-любителя привлекло внимание Гоудсмита к папке черновых записей
и беглых заметок. Две ночи он, не разгибаясь, просидел над этими бумагами. Л
потом пришел к полковнику Пашу и торжественным тоном заявил, что миссия
"Алсос", на его взгляд, уже выполнила свою задачу.
- Что же вы там нашли? Секрет германской атомной бомбы? - осведомился
Паш.
- Не иронизируйте, а садитесь писать срочный доклад то ли Гровсу, то
ли Стимсону, то ли самому президенту. Пишите, что сегодня в Страсбурге мы
доподлинно установили: у нацистской Германии нет и до конца войны не будет
атомной бомбы.
- Какие же у вас есть основания для столь категорического вывода?
- Не будь я сам физиком, не знай я действующих лиц, я бы не смог
расшифровать эти заметки. В этой папке сохранилась деловая, можно сказать,
интимная переписка ведущих немецких физиков. Этот недоступный для
посторонних язык намеков, на котором ученые общались друг с другом,
представляет собой бесценный документальный материал. Мне трудно объяснить
вам, как я пришел к своим выводам. Можно сказать, что немцы всегда смотрели
на атомную бомбу как на взрывающийся атомный котел и потому избрали не самый
легкий и удачный путь к цели. Но для нас сейчас важно другое. Хотя
нацистское руководство давно знало о возможности создать атомное оружие,
вплоть до настоящего времени, то есть до конца 1944 года, германские ядерные
исследования так и не вышли из лабораторной стадии. Раз у немцев нет атомной
бомбы, значит, нам не придется пускать в ход свою. А если так - нашу работу
здесь можно считать законченной.
- Что касается миссии "Алсос", то она просто вступает в новый этап, -
возразил Паш. - Очень хорошо, что немцы не довели дело до конца. Но вы сами
как-то говорили, что сделали они не так-то уж мало. Нам надо
позаботиться,что-бы все это не попало в чужие руки.
- Вы имеете в виду русских?
- Прежде всего, разумеется, их, но не их одних. Раз уж Соединенным
Штатам удалось первыми создать такое оружие, они должны оставаться
единственным его обладателем. И пусть весь мир воочию увидит силу этого
оружия, а стало быть, мощь Соединенных Штатов...
В те дни, когда Паш и Гоудсмит рапортовали о находке в Страсбурге, у
генерала Гровса возникли новые хлопоты с Жолио-Кюри. При первой же встрече с
сотрудниками миссии "Алсос" французский физик прекрасно понял ее подспудную
цель: закрепить американскую монополию на атомное оружие, перехватив у
союзников результаты германских исследований в данной области.
Жолио-Кюри сумел вступить в контакт с де Голлем и по его вызову прибыл
в Лондон. Между генералом и физиком состоялась обстоятельная беседа о
проблемах атомной энергии и положении Франции в этой области.
Жолио-Кюри напомнил де Голлю, что перед оккупацией Парижа Халбан и
Коварски вместе с запасом тяжелой воды вывезли в Англию научные материалы
относительно открытий, которые они уже запатентовали как собственность
Франции.
Все это по поручению Жолио-Кюри было передано англичанам в обмен на
обещание должным образом обеспечить французские интересы в области
использования атомной энергии.
Когда американцы впоследствии навязали англичанам в Квебеке соглашение,
запрещавшее передачу какой-либо информации по атомной проблеме третьим
странам, они тем самым перечеркнули прежнюю англо-французскую
договоренность.
Случилось так, что почти одновременно с Жолио-Кюри в Лондон приехал
Халбан, который после отъезда из Франции сначала принимал участие в
английской программе "Тыоб эллойс", а затем вместе с английскими учеными
пересек Атлантику и стал сотрудником Манхэттенского проекта. Пентагон просил
британское военное министерство под любым предлогом помешать Халбану
увидеться с Жолио-Кюри. По просьба об организации такой встречи поступила от
самого де Голля, и, зная строптивый нрав генерала, Черчилль не решился
чинить какие-либо помехи.
"Пробив брешь в американо-английских отношениях, основанных на
Квебекских соглашениях, Жолио-Кюри принялся активно ее расширять, - писал
потом Гровс. - Он дал понять, что если Франция не будет допущена к
американо-английской программе по атомной энергии, ей ничего не останется,
как ориентироваться на Россию".
13 июня 1944 года, ровно через неделю после того, как войска союзников
высадились во Франции, гитлеровцы впервые применили против Англии
самолеты-снаряды. Новое секретное оружие, которым Гитлер многократно
хвастал, было обозначено буквой "Фау" от немецкого слова
"фергельтунгзваффе", что значит "оружие возмездия".
После поражения под Сталинградом нацистской верхушке оставалось уповать
лишь на чудо, способное вернуть Германии стратегическую инициативу. Таким
чудооружием могла бы стать атомная бомба. Но осуществление "уранового
проекта" Вернера Гейзенберга требовало времени и ресурсов. А руководство
рейха не располагало ни тем, ни другим.
Иначе обстояло дело с проектом Пенемюнде, научным руководителем
которого был Вернер фон Браун. На месте одноименного рыбацкого поселка на
острове Узедом в Балтийском море был создан ракетный полигон. Дела там
продвинулись гораздо дальше, чем у участников "уранового проекта".
Во время совещания у рейхсминистра Шпеера, когда Гей-зенберг ответил,
что для создания атомной бомбы потребуются не месяцы, а годы, в Пенемюнде
уже приступали к массовому производству самолетов-снарядов "Фау-1". А в
октябре 1942 года были осуществлены первые запуски баллистических ракет
"Фау-2".
К тому же, в отличие от "уранового проекта", связанного с ядерной
физикой, а стало быть, с ненавистными нацистам именами Эйнштейна и Бора,
проект Пенемюнде опирался на успехи аэродинамики, а значит, на
покровительство Геринга. Ведь "Фау-1" и "Фау-2" предназначались для
выполнения тех же оперативных задач, с которыми не смогла справиться военная
авиация. Поэтому, оказавшись перед выбором - Вернер фон Браун или Вернер
Гейзенберг, - как Гитлер, так и Геринг предпочли фон Брауна.
Ракетный полигон в Пенемюнде привлек к себе внимание британской
разведки. Данные аэрофотосъемки были,дополнены сведениями, поступившими от
французского движения Сопротивления.
Участница подпольной группы "Альянс" 23-летняя Жанна Русо сообщила, что
на острове Узедом испытываются снаряды, способные подниматься до стратосферы
и затем поражать цели, удаленные на 450 километров. По ее словам, с осени
1943 года планировалось начать обстрел Англии этими снарядами, для чего в
Северной Франции строится 108 пусковых платформ. Применение нового оружия
возложено на 155-й зенитный полк полковника Вахтеля, где Жанна работала
переводчицей.
Донесение группы "Альянс" было подтверждено данными радиоразведки.
Перехватив переговоры двух радиолокационных рот, наблюдавших за опытными
запусками в Пене-мюнде, англичане установили, что скорость самолета-снаряда
составляет около 600 километров в час.
7 июня 1943 года - в первые дни битвы на Курской дуге - военный
руководитель проекта Пенемюнде генерал Вальтер Дорнбергер и научный
руководитель проекта Вернер фон Браун были приглашены на доклад к Гитлеру.
После этого ракетная программа была объявлена первоочередной для вермахта.
8 ночь на 18 августа 600 английских бомбардировщиков совершили налет на
Пенемюнде. Наибольший ущерб был нанесен поселку технического персонала. Под
бомбами погибли более 600 иностранных рабочих. Тем же летом англичане
нанесли другой, более ощутимый удар по германской ракетной программе. Они
подвергли бомбардировке заводы фирмы "Цеппелин" в Фридрихсхафене, где с
начала 1943 года было развернуто производство баллистических ракет. "Фау-2".
Наконец, в сочельник 24 декабря 1943 года 1 300 английских и американских
самолетов забросали фугасными бомбами пусковые платформы, построенные
немцами вдоль Ла-Манша.
В результате всех этих ударов гитлеровцам пришлось вновь и вновь
откладывать сроки применения нового оружия и в конце концов пустить его в
ход поспешно, так и не устранив многие неполадки.
В общей сложности нацисты выпустили по Англии 11 300
самолетов-снарядов. Примерно 20 процентов из них взорвались при старте, 25
процентов были сбиты истребителями, столько же - зенитной артиллерией и
только 30 процентов долетели до английской земли (причем из этих 3 200
самолетов-снарядов 2 400 попали в район Большого Лондона). Значительная
часть "Фау-1" взорвалась в густонаселенных кварталах. Этим оружием было
убито 5 500 и ранено 16 000 лондонцев.
7 сентября 1944 года гитлеровцы пустили в ход баллистические ракеты
"Фау-2". До конца войны было запущено 10 800 таких ракет, причем примерно
половина из них взорвалась при старте или упала в море. Жертвами "Фау-2"
стало 13 000 мирных жителей.
Однако никакого чуда "оружие возмездия" не совершило.
Пустить его в ход внезапно не удалось. Союзники не только знали о
проекте Пенемюнде, но и активно препятствовали его осуществлению. Главное
же, ни "Фау-1", ни "Фау-2" не имели систем наведения. Они не были оружием
поля боя, не годились для применения против войск противника. Лишь
восьмимиллионный город на Темзе мог служить для них достаточно крупной
мишенью.

Гитлер не решился использовать "Фау-1" и "Фау-2" для обстрела
английских портов, служивших базами вторжения во Францию. Он требовал
сосредоточить удары только по Лондону, целиком делая ставку не на военный, а
на психологический эффект "оружия возмездия".
В конце 1944 года, когда стало ясно, что "оружие возмездия" не в
состоянии поставить Англию на колени, Вернер фон Браун предложил нанести
неожиданный удар по главным городам Соединенных Штатов. Идея состояла в том,
чтобы обстрелять Вашингтон и Нью-Йорк межконтинентальными двухступенчатыми
ракетами А-9/А-10. Японцы же одновременно запустили бы со всплывших
подводных лодок несколько "Фау-1" по Сан-Франциско и Лос-Анджелесу.
Баллистическая ракета А-9/А-10, над которой в Пенемюнде шли
лихорадочные работы, должна была за 35 минут пролететь 5 тысяч километров
над Атлантикой и, израсходовав 70 тонн горючего, доставить к цели
всего-навсего одну тонну взрывчатки (то есть такой же боезаряд, что и у
"Фау-1").
Поскольку при столь незначительной разрушительной силе психологический
эффект особенно зависел от точности попадания, предлагалось наводить ракеты
при помощи радиосигналов, причем не с базы запуска, а непосредственно из
района цели. Для этого германская агентура должна была установить
специальные радиомаяки на крышах американских небоскребов и в нужный момент
привести их в действие.
Гитлер ухватился за это предложение. Нацистская верхушка рассчитывала,
что, если бы, скажем, удалось взорвать самый высокий в Нью-Йорке небоскреб
"Эмпрайр стейт билдинг", да еще предварительно сообщить, что это произойдет
в определенный день и час, в городе бы началась паника. А серия таких ударов
повергла бы американского обывателя в состояние такого шока, что Соединенные
Штаты вышли бы из войны и антигитлеровская коалиция оказалась бы расколотой.
В ночь на 30 ноября 1944 года неподалеку от восточного побережья США
всплыла германская подводная лодка с бортовым номером "У-123О". Она оставила
на поверхности надувную шлюпку с двумя людьми и снова ушла на глубину. Около
получаса агенты германской разведки гребли к окутанному мглой берегу. После
высадки они уничтожили лодку, взяли сумки со снаряжением и разошлись в
разные стороны. Так началась операция "Эльстер", подготовленная отделом
диверсий Главного управления имперской безопасности (РСХА).
Первый из диверсантов имел документы на имя Джека Миллера. В
действительности это был агент РСХА Эрих Гимпель. По специальности
радиоинженер, он с 1935 года занимался шпионажем в Англии и США, был
резидентом РСХА в Перу. Второй диверсант значился в удостоверении личности
как Эдвард Грин. В действительности это был американец немецкого
происхождения Уильям Колпаг, завербованный германским консулом в Бостоне.
Колпаг окончил Массачусетский технологический институт, а потом
военно-морское училище. После выполнения нескольких шпионских заданий Колпаг
через Аргентину и Португалию был переправлен в Германию.
Перед операцией "Эльстер" Миллер и Колпаг прошли подготовку в одной из
секретных лабораторий концерна "Сименс". Там их обучали новым методам
наведения ракет на цель с помощью радиосигналов.
Диверсанты порознь благополучно добрались до Нью-Йорка.
Но на этом их везение кончилось. Колпаг разыскал кое-кого из своих
знакомых, чтобы устроиться на работу в нужных ему высотных зданиях. Ему
показалось, что американца по имени Том Уоррене можно завербовать себе в
пособники. Этот антифашистски настроенный ветеран войны сделал вид, будто
согласен выполнять поручения Колпага. Но тут же сообщил Федеральному бюро
расследований, что его пытается завербовать нацистский агент, затевающий
какую-то диверсию.
К заявлению Уорренса в ФБР отнеслись весьма иронически.
- Видно, парня контузило в Европе, вот ему и мерещатся на каждом шагу
немецкие шпионы! - ухмылялся сержант, оформлявший протокол.
Трудно было представить, что на завершающем этапе войны, когда
неминуемый разгром гитлеровского рейха был очевиден, нацистам могло прийти в
голову планировать какие-то диверсии на противоположном берегу Атлантики.
Уорренс все-таки настоял, чтобы Колпага арестовали. И тот на первом же
допросе выдал себя и Гимпеля. Правда, местонахождения своего напарника он не
знал. Каждый из агентов должен был действовать независимо, опираясь на
американцев немецкого происхождения. Чтобы отыскать Гимпеля, ФБР пришлось
поднять на ноги всю нью-йоркскую полицию, подключить к этой крупнейшей за
военные годы облаве тысячи своих агентов.

А Гимпель между тем поселился в отеле "Пенсильвания" и уже послал в
Берлин шифровку о том, что ему удалось поступить в экскурсионное бюро на
верхнем этаже небоскреба "Эмпайр стейт билдинг". Он прожил в Нью-Йорке
четыре недели.
Подошло рождество. Город готовился к праздникам. Нигде не было ни
светомаскировки, ни других примет войны. Магазины бойко торговали подарками.
В оживленной уличной толпе никто не мог подозревать о диверсии, которую
готовили против ньюйоркцев в далеком Пенемюнде.
Сотрудники ФБР долго выспрашивали у Колпага особые приметы и характер
поведения его напарника. Арестованный вспомнил, что Гимпель имел обыкновение
держать монеты не в кошельке, а в верхнем наружном кармане пиджака, куда
американцы обычно вставляют платок.
В канун рождества к газетному киоску на Таймс-сквер подошел хорошо
одетый мужчина. Не вынимая сигары изо рта, он попросил иллюстрированный
журнал и, получив сдачу, сунул монеты в верхний наружный карман пиджака.
Заранее проинструктированный владелец киоска тут же подал сигнал агентам
ФБР.
Об аресте Колпага и Гимпеля доложили президенту Рузвельту. Он велел
предать их военному суду по обвинению в шпи-оиско-диверсионной деятельности.
25 апреля 1945 года войска 1-го Белорусского фронта соединились
северо-западнее Потсдама с войсками 1-го Украинского фронта, завершив таким
образом полное окружение Берлина. В этот же день войска 1-го Украинского
фронта и союзные англо-американские войска ударом с востока и запада
рассекли немецкий фронт и соединились в центре Германии, в районе Отргау.
25 апреля - в тот же самый день, когда вокруг гитлеровской столицы
замкнулось железное кольцо, в день исторической встречи советских и
американских войск на Эльбе - в Сан-Франциско открылась конференция
Объединенных Наций для подготовки устава всеобщей международной организации
по поддержанию мира и безопасности. К ее учас-тникам обратился по радио из
Вашингтона президент США Трумэн: "Современная война с ее всевозрастающей
жестокостью и разрушениями, если ей не воспрепятствовать, в конце концов
сокрушит всю цивилизацию...
Если мы не хотим погибнуть вместе в войне, мы должны научиться жить
вместе в мире".
В таких выражениях приветствовал представителей 46 государств новый
хозяин Белого дома, ставший за две недели до этого президентом США после
внезапной кончины Рузвельта.
В том, что открытие конференции Объединенных Наций совпало со встречей
советских и американских войск на Эльбе, миллионы людей видели тогда добрый
знак. Это совпадение казалось залогом того, что, сплотившись в борьбе против
общего врага, участники антигитлеровской коалиции смогут плодотворно
сотрудничать и в послевоенном мире.
Но богатый событиями и совпадениями день 25 апреля 1945 года
ознаменовался еще одной встречей, имевшей совсем иные последствия.
В то самое время, когда делегаты конференции Объединенных Наций слушали
по радио запись речи Трумэна, сам он надолго уединился в Овальном кабинете
Белого дома с двумя собеседниками. Военный министр Стимсон впервые привел
тогда к новому президенту начальника Манхэттенского проекта генерала Гровса.
- Через четыре месяца, - начал Стимсон, - мы, по всей вероятности,
завершим создание самого мощного оружия, какое когда-либо знало
человечество. С помощью одной такой бомбы можно разом уничтожить целый
город. Хотя это оружие создавалось совместно с англичанами, Соединенные
Штаты единолично контролируют сейчас ресурсы и мощности, необходимые для его
производства, и никакая другая страна не сможет добиться этого в течение
ряда ближайших лет.
Проект, подчиненный лишь президенту через военного министра,
финансируется из особого фонда, не подотчетного конгрессу. Даже
государственный департамент вплоть до Ялтинской конференции не знал о
работах над атомным оружием.
Гровс рассказал о научном центре в Лос-Аламосе, где вместе с
американцами трудятся всемирно известные физики, бежавшие из оккупированных
Гитлером стран, а также английские и французские ученые, начинавшие атомные
исследования самостоятельно.
Генерал доложил президенту, что гигантские секретные предприятия по
разделению изотопов урана и производству плутония в Ок-Ридже и Хенфорде к
началу августа должны произвести достаточное количество атомной взрывчатки
для трех бомб: одной урановой и двух плутониевых.
Для экспериментального взрыва Гровс рекомендовал использовать
плутониевую бомбу. Он считал, что для дальнейшего совершенствования нового
оружия крайне важно применить в боевых условиях оба типа атомных бомб. Урана
же будет в наличии лишь на один боезаряд...
На завершающей части доклада начальнику Манхэттенско-го проекта
показалось, что Трумэн то ли не вслушивается в его слова, то ли не понимает
их смысла. В том, что собеседники втолковывали новоиспеченному президенту,
действительно было много совершенно неведомых ему понятий. Но Трумэн сразу
же уловил суть дела, и именно поэтому глубоко погрузился в собственные
мысли.
Ведь хозяином Белого дома внезапно стал недавний сенатор от штата
Миссури, который летом 1941 года так сформулировал свое представление о роли
США во Второй мировой войне: "Если мы увидим, что выигрывает Германия, то
нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует
помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше".
Став президентом США в момент, когда капитуляция гитлеровского рейха
стала вопросом уже не месяцев, а дней, Трумэн оказался перед мучительной
дилеммой. С одной стороны, ему не терпелось "осадить русских", проявить
жесткость в вопросах послевоенного устройства в Европе. Но, с другой
стороны, он опасался, как бы это не толкнуло Советский Союз к отказу от
обещания, данного на Ялтинской конференции, - вступить в войну против Японии
через три месяца после победы над Германией.
Трумэн сознавал, что, если Советская Армия с ее боевым опытом не
присоединится к союзникам на Дальнем Востоке, вторжение на Японские острова
обойдется Соединенным Штагам куда дороже, чем высадка в Северной Франции.
Вот почему слова Стимсона и Гровса произвели на Трумэна прямо-таки
ошеломляющее впечатление. Он почувствовал себя азартным игроком, которому на
руки вдруг пришел козырный туз.
Сомнения разрешились сами собой.
Готовясь к встрече с советской делигацией в Потсдаме, Трумэн
доверительно сказал одному из помощников: - Если она взорвется, а я думаю,
что так оно и будет, у меня наверняка появится дубина на этих парней!

(Тайны Второй мировой войны, сборник. Мн., 1995).