Керам К. Боги, гробницы и ученые

ОГЛАВЛЕНИЕ

КНИГА ПИРАМИД

Глава 16. ГОВАРД КАРТЕР НАХОДИТ ТУТАНХАМОНА

В 1902 году египетское правительство разрешило американцу Теодору
Дэвису производить раскопки в Долине царей. Дэвис копал двенадцать зим
подряд. Ему посчастливилось: он обнаружил такие чрезвычайно интересные и
важные для науки гробницы, как гробницы Тутмеса IV, Сипта, Хоремхеба, не
говоря уже о мумии и саркофаге великого царя-еретика Аменхотепа IV
(раскрашенный скульптурный портрет его жены Нефертити принадлежит, пожалуй,
к наиболее известным у нас произведениям древнеегипетского искусства), того
самого правителя, который называл себя Эхнатоном, что значит "угодный
Атону", и на короткий срок заменил древнюю традиционную религию культом
солнечного светила.
В тот год, когда Европа перепоясалась траншеями первой мировой войны,
эта концессия перешла к лорду Карнарвону и Говарду Картеру. С этого,
собственно, и начинается история самой выдающейся археологической находки в
Египте, которая, как впоследствии писала в своей статье о Карнарвоне его
сестра, "вначале напоминает сказку о волшебной лампе Аладина, а
заканчивается, как греческая легенда о Немезиде".
Для нашей книги находка гробницы Тутанхамона имеет особое значение. В
истории археологических открытий она, несомненно, явилась одной из вершин; в
то же время, если искать в нашей науке наиболее драматические страницы -
это, безусловно, одна из самых ярких. Экспозицией этой науки мы обязаны
Винкельману и бесчисленному множеству других систематиков, методистов и
специалистов. Шампольону, Гротефенду и Раулинсону (о двух последних будет
рассказано в "Книге башен") удалось распутать первые грубые узлы. Первыми,
кто, активно продолжив исследование, получил широкое признание, были
Мариэтт, Лепсиус и Питри в Египте, Ботта и Лэйярд в Двуречье (см. "Книгу
башен") и американцы Стефенс и Томпсон в Юкатане (см. "Книгу ступеней"). Но
истинно драматические высоты были достигнуты впервые в эпоху открытий
Шлимана и Эванса в Трое и Кноссе, а впоследствии Кольдевея и Вуллея в
Вавилоне и в Уре, на родине Авраама. Шлиман, гениальный одиночка, был
последним великим дилетантом-археологом, который занимался раскопками на
свой собственный страх и риск. В Кноссе и Вавилоне уже работали целые штабы
специалистов. Правительства, монархи, состоятельные меценаты, богатые
университеты, археологические учреждения, частные лица из всех стран
современного мира посылали год за годом хорошо снаряженные экспедиции во все
страны древнего мира. Однако и отдельные достижения, и опыт, накопленный
многочисленными предшествующими экспедициями, были в грандиозных масштабах
суммированы экспедицией, открывшей гробницу Тутанхамона. Здесь все было
подчинено интересам науки. Экспедиция не знала тех трудностей, с какими
столкнулись Лэйярд, которому пришлось вести борьбу с глупыми суевериями, и
Эванс, потративший немало сил, чтобы преодолеть сопротивление местных
властей; ей была обеспечена поддержка правительства. Зависть ученых-коллег -
они бранили даже Раулинсона и превратили в ад жизнь Шлимана - уступила
теперь место сотрудничеству и взаимопомощи, которые могли бы послужить
величайшим примером международного сотрудничества ученых в области науки.
Время великих пионеров, таких, например, как Лэйярд, который один-одинешенек
с ранцем за плечами отправился на осле искать исчезнувший город, миновало.
Говард Картер, ученик Питри, хотя и принадлежал к археологам старого закала,
превратился - если позволительно употреблять такое сравнение - в чиновника,
облеченного в области археологии всей полнотой исполнительной власти,
перешедшего от лихих кавалерийских рейдов в неизведанные страны к строгим
методам топографа древней цивилизации.
При всем своем доктринерстве Картер все-таки умудрился сохранить
энтузиазм, проявляя одновременно максимальную научную точность и
добросовестность; благодаря этому он тоже занял место среди великих
археологов, среди тех, кто с заступом в руках занимался не только поисками
древних сокровищ и останков мертвых царей, но и пытался разгадать великие
загадки человечества, воплотившего свое лицо, характер и душу в великих
цивилизациях древности.
Спортсмен и собиратель произведений искусства, джентльмен и
путешественник, совершивший кругосветное плавание, реалист в своих поступках
и романтик в чувствах, лорд Карнарвон мог сформироваться как личность только
на английской почве. Еще в бытность свою студентом Тринити-колледжа в
Кембридже он однажды предложил восстановить за собственный счет
первоначальный рисунок на панелях своей комнаты, испорченный последующими
реставрациями; юношей он становится завсегдатаем антикварных магазинов, в
зрелом возрасте страстно и с пониманием дела коллекционирует старые гравюры
и рисунки. Одновременно он не пропускает ни одних бегов, тренируется в
стрельбе, увлекается водным спортом и, получив в двадцать три года огромное
наследство, совершает кругосветное плавание на паруснике. Третий
зарегистрированный в Англии автомобиль принадлежал ему: автомобильный спорт
был его страстью. Эта страсть привела к коренному перелому в его жизни - в
самом начале нынешнего столетия он попадает неподалеку от
Бад-Лангеншвальбаха, в Германии, в автомобильную катастрофу:
переворачивается на своей машине. Помимо ряда серьезных ранений,
последствием катастрофы явилось поражение дыхательных путей; настоящие
приступы удушья делают невозможным для него пребывание в Англии зимой. Так,
в 1903 году он впервые попадает в Египет с его более мягким климатом, и
здесь - на раскопки, которые велись различными археологическими
экспедициями. Богатый независимый человек, не имевший до этого определенной
цели в жизни, он увидел в этой деятельности поистине великолепную
возможность сочетать не покинувшую его страсть к спорту с серьезными
занятиями искусством. В 1906 году он приступает к самостоятельным раскопкам,
но той же зимой приходит к выводу, что его знания совершенно недостаточны.
Он обращается за помощью к профессору Масперо, и тот рекомендует ему
молодого Говарда Картера.
Сотрудничество этих людей было необыкновенно плодотворным. Говард
Картер великолепно дополнял лорда Карнарвона: он был всесторонне
образованным исследователем и еще до того, как лорд Карнарвон пригласил его
наблюдать за всеми проводимыми им раскопками, успел приобрести немало
практических знаний у Питри и Дэвиса. Но при всем этом он вовсе не был
лишенным фантазии регистратором фактов, хотя некоторые критики и упрекали
его в чрезмерном педантизме. Он был человеком с практическим складом ума и
одновременно редким храбрецом, настоящим сорвиголовой. Эти его качества в
полной мере проявились во время одного памятного события 1916 года.
Он находился в кратком отпуске в Луксоре, когда однажды к нему в
сильном смятении пришли старейшины деревни с просьбой оказать им поддержку и
помощь. Дело в том, что из-за войны, которая стала чувствоваться даже здесь,
в Луксоре сильно уменьшилось число чиновников, контроль и полицейский надзор
ослабли; этим не преминули воспользоваться бравые потомки Абд аль-Расула,
принявшиеся за свое традиционное ремесло. Одна из банд этих грабителей нашла
на западном склоне холма, расположенного в самом конце Долины царей,
какой-то клад. Едва об этом узнала банда их соперников, как они предприняли
все возможное, чтобы завладеть предполагаемыми сокровищами. То, что
разыгралось вслед за этим, напоминало плохой гангстерский фильм.
Дело дошло до вооруженной схватки между обеими бандами.
"Первооткрыватели" были разбиты и изгнаны, предполагалось, что кровавая
распря на этом не закончится. Картер находился в отпуске, он не нес никакой
ответственности за все эти безобразия, и все-таки он решил вмешаться.
Впрочем, приведем его собственный рассказ.
"Был уже поздний послеобеденный час. Я поспешно собрал тех немногих
моих рабочих, которые еще не были мобилизованы, и, соответственным образом
их вооружив, отправился к месту происшествия. Нам пришлось совершить при
свете луны более чем шестисотметровое восхождение по склону горы, нависшему
над Курной. Была уже полночь, когда мы прибыли на место; наш проводник
показал мне веревку, свисавшую с отвесной скалы. Прислушавшись, мы услышали,
как внизу трудились грабители. Прежде всего я перерезал веревку, лишив тем
самым грабителей возможности ускользнуть, а затем, надежно укрепив свой
канат, спустился по нему вниз. Спускаться в полночь на веревке в логово
занятых своим делом грабителей - времяпрепровождение, не лишенное, во всяком
случае, своеобразной занятности. Я застал там восемь человек, и, когда я
приземлился, мне пришлось пережить несколько не слишком приятных мгновений.
Я предложил им выбор: либо убраться, воспользовавшись моим канатом, либо
остаться на месте, но уже без веревки, и, следовательно, не имея возможности
выбраться на волю. В конце концов благоразумие одержало верх, и они
убрались. Остаток ночи я провел там же".
Чтобы составить себе полное представление об этом воинственном
археологе, необходимо его скромный и даже несколько сухой рассказ, в котором
об опасностях говорится лишь мимоходом и с юмором висельника, расцветить
собственной фантазией. Впрочем, если бы Картер и предоставил грабителей
самим себе, их все равно ждало разочарование. Дело в том, что найденный ими
клад оказался гробницей, первоначально, вероятно, предназначенной для царицы
Хатшепсут; никаких сокровищ там не было - стоял лишь незаконченный саркофаг
из кристаллического песчаника.
Карнарвон и Говард Картер начали работать вдвоем. Только осенью 1917
года им удалось настолько увеличить масштаб работ, что появилась надежда на
успех. Тогда же и произошло то, с чем мы уже неоднократно встречались в
истории науки: с самого начала им удалось напасть на то место, где,
собственно, и было впоследствии сделано открытие. Однако ряд внешних
обстоятельств - критические размышления, оттяжки, сомнения и, прежде всего,
"указания специалистов" затормозили все дело и привели к тому, что оно чуть
было вообще не лопнуло.
Разве не произошло в свое время нечто похожее с одним из самых первых
археологов, неким неаполитанским кавалером Алькубиерре, которому
посчастливилось б апреля 1748 года, в самом начале своих раскопок,
наткнуться на центр Помпеи? Не поняв этого, он вновь засыпал раскопки,
полный нетерпения, принялся копать в других местах. Прошли годы, прежде чем
он понял, что первый удар заступа и был-то как раз верным.
Перед Карнарвоном и Картером лежала Долина царей. Десятки людей копали
здесь до них, и ни один не оставил каких-либо мало-мальски точных записей
или планов этих раскопок. Горы мусора и щебня громоздились здесь одна возле
другой; между ними были видны проходы в уже обнаруженные гробницы.
Существовал только один путь - приступить к планомерным раскопкам и вести их
до тех пор, пока не докопаешься до скального грунта. Поэтому Картер
предложил начать раскопки в треугольнике, образованном гробницами Рамсеса
II, Меренпта и Рамсеса VI. "Рискуя, - писал он впоследствии, - быть
обвиненным в том, что я проявляю прозорливость задним числом, я тем не менее
считаю себя обязанным заявить, что мы твердо надеялись найти совершенно
определенную гробницу, а именно гробницу фараона Тутанхамона".
Это звучит неправдоподобно, если представить себе разрытую вдоль и
поперек Долину царей, более того, неправдоподобно смело, особенно если
учесть, что у обоих исследователей было очень мало оснований для подобных
надежд, а весь ученый мир решительно склонялся к мысли, что время великих
открытий в Долине царей миновало. За сто лет до этого Бельцони, раскопав
могилы Рамсеса I и Сети I, Эйе и Ментухотепа, писал: "Я твердо убежден, что
в долине Бибан аль-Мулук нет никаких других гробниц, кроме тех, которые
стали известны благодаря моим недавним открытиям, ибо, прежде чем покинуть
это место, я сделал все, что было в моих скромных силах, чтобы обнаружить
хотя бы еще одну гробницу, но все было безуспешно; эта моя точка зрения
находит свое подтверждение и в том, что независимо от моих исследований,
после того как я покинул это место, британский консул господин Солт провел
там четыре месяца, пытаясь найти еще какую-нибудь гробницу, но все его
старания оказались тщетными".
Через двадцать семь лет после Бельцони Долину царей тщательно
исследовала большая немецкая экспедиция. Когда она отправилась назад, ее
руководитель Рихард Лепсиус был убежден, что экспедиция исчерпала все
возможности и все, что можно было здесь найти, найдено. Это, однако, не
помешало Лорэ на рубеже прошлого и нынешнего столетий найти несколько новых,
ранее неизвестных гробниц, а Дэвису сделать то же самое после него. Однако в
описываемое время в Долине царей не оставалось, наверное, ни одной песчинки,
которую бы по меньшей мере трижды не переместили с одного места на другое,
и, когда Мосперо в качестве начальника Управления раскопками и древностями
подписывал концессию на раскопки лорда Карнарвона, он не преминул выразить
твердую уверенность, в данном случае уже как ученый, что концессия эта,
собственно, является излишней: в Долине невозможны никакие новые находки.
Но почему же Картер все-таки, несмотря на все эти обстоятельства,
надеялся обнаружить здесь гробницу, и притом не вообще какую-либо гробницу,
а совершенно определенную - царя Тутанхамона? Начнем с того, что ему были
хорошо известны находки Дэвиса, которые он видел собственными глазами; среди
этих предметов был найден под одной скалой фаянсовый кубок с именем
Тутанхамона, а неподалеку от скалы, почти совсем рядом с ней, в одной
шахте-могиле Дэвис нашел деревянную шкатулку. На обломках золотой пластинки,
лежавшей в шкатулке, тоже было имя Тутанхамона. Дэвис сделал несколько
поспешный вывод, заключив, что данная шахта-могила и является местом
погребения этого царя. Картер пришел к другому заключению, которое
подтвердилось тоща, когда выяснилось, что при первом исследовании была
допущена ошибка в определении третьей находки Дэвиса. Речь шла о нескольких
сосудах, найденных в одном углублении скалы и наполненных не представлявшими
на первый взгляд большого интереса глиняными черепками и свертками полотна.
При повторном исследовании (оно было произведено в Музее Метрополитен в
Нью-Йорке) внезапно выяснилось, что это, несомненно, остатки материалов,
которые были использованы во время погребения Тутанхамона. Но и это еще не
все: когда Дэвису удалось обнаружить убежище царя-еретика Эхнатона, он нашел
там несколько глиняных печатей Тутанхамона.
Все это звучит весьма убедительно; на первый взгляд у Картера были все
основания утверждать, что гробница Тутанхамона, хотя попытки ее найти и
закончились неудачей, должна находиться где-то неподалеку от того места, где
были найдены эти предметы, то есть в центре Долины царей. Но вспомним о трех
тысячелетиях, прошедших со дня захоронения, вспомним о бесчисленных
грабителях и о жрецах, перетаскивавших с места на место мумии, вспомним,
наконец, и о тех разрушениях, которые произвели своими нередко безграмотными
раскопками неопытные археологи... В распоряжении Картера имелись только
несколько золотых пластинок, фаянсовый кубок, пара глиняных сосудов и
несколько печатей - это были все его "доказательства". Нужно было обладать
безграничной верой в свое счастье, чтобы, основываясь только на этом, прийти
не просто к надежде, а к твердому убеждению, что гробницу Тутанхамона найти
удастся.
Приступив к раскопкам, Карнарвон и Картер в продолжение зимы убрали
внутри намеченного треугольника почти весь верхний слой мусора и щебня и
довели раскопки до подножия открытой гробницы Рамсеса VI. "Здесь мы
наткнулись на ряд хижин для рабочих - на несколько лачуг, которые были
построены на куче обломков кремня, что, как известно, всегда служит в Долине
верным признаком близости какой-либо гробницы".
События нескольких последующих лет приобретали постепенно все более
напряженный характер.
Из-за туристов, вернее, потому, что дальнейшие раскопки помешали бы
осмотру охотно посещаемой туристами гробницы Рамсеса, Карнарвон и Картер
решили прекратить раскопки в этом месте до более благоприятных времен. Таким
образом, зимой 1919/20 года они произвели раскопки лишь у входа в гробницу
Рамсеса VI и нашли там в небольшом тайнике некоторые имевшие известный
археологический интерес предметы заупокойного инвентаря. "Никогда еще за
время нашей работы в Долине мы не были так близки к настоящему открытию", -
писал впоследствии Картер.
Теперь они "разворотили", как сказал бы Питри, весь треугольник, за
исключением того клочка земли, на котором стояли хижины рабочих. И снова они
оставляют нетронутым этот последний участок, снова отправляются в другое
место, в небольшую, прилегающую к Долине царей лощину, к гробнице Тутмеса
III, роются там два года подряд и в конце концов не находят ничего ценного.
Тогда они собираются и вполне серьезно обсуждают вопрос, не следует ли
все-таки после столь ничтожных результатов долголетних исследований
перенести раскопки в совершенно другое место. По-прежнему нераскопанным
остается только тот пятачок земли, где стоят лачуги рабочих и находится куча
кремневых обломков - небольшой кусочек территории у подножия гробницы
Рамсеса VI. После долгих колебаний они наконец решают посвятить Долине царей
еще одну, на этот раз действительно последнюю, зиму.
И вот они начинают копать как раз в том месте Долины царей, где они
остановились за шесть лет до этого, - на том месте, где находятся лачуги
рабочих и кучи кремня. На этот раз, когда они наконец осуществили то, что
могли сделать еще за шесть лет до этого - срыли лачуги, - им тотчас же, чуть
ли не с первым ударом кирки, удалось обнаружить вход в гробницу Тутанхамона,
в богатейшую царскую гробницу Египта. Картер пишет: "Внезапность этой
находки так ошеломила меня, а последующие месяцы были так наполнены
событиями, что я едва нашел время собраться с мыслями и все это обдумать".
Третьего ноября 1922 года Картер (лорд Карнарвон находился в это время
в Англии) приступил к сносу лачуг - это были остатки жилищ времен XX
династии. На следующее утро под первой лачугой была обнаружена каменная
ступенька. К вечеру пятого ноября, после того как были убраны горы мусора и
щебня, уже не оставалось никаких сомнений в том, что удалось найти вход в
какую-то гробницу.
Однако это могла быть и какая-нибудь незаконченная или же
неиспользованная, пустая гробница. А если в ней и находилась мумия, не
исключалось, что и эту гробницу, как и многие другие, давно уже осквернили и
разграбили. Наконец, чтобы перебрать все пессимистические варианты, скажем,
что гробница могла принадлежать вовсе не царю, а какому-нибудь придворному
или жрецу.
По мере того как продвигалась работа, возрастало и волнение Картера.
Ступенька за ступенькой высвобождались из-под мусора и щебня, и к тому
времени, когда внезапно, как всегда в Египте, зашло солнце, все увидели
двенадцатую ступеньку, а за ней "верхнюю часть закрытой, обмазанной
известкой и запечатанной двери". "Запечатанная дверь! Значит,
действительно... Это мгновение могло взволновать и бывалого археолога".
Картер осмотрел печати: это были печати царского некрополя.
Следовательно, там, в гробнице, покоился прах какой-то действительно
высокопоставленной особы. Поскольку жилища рабочих уже со времен XX династии
закрывали вход в гробницу, она, во всяком случае с этого времени, должна
была стать недоступной для воров. Картер, дрожа от нетерпения, проделал в
двери небольшое отверстие такого размера, чтобы туда можно было просунуть
электрическую лампочку, и обнаружил, что весь проход по ту сторону двери
завален камнями и щебнем; это лишний раз доказывало, что гробницу пытались
максимально обезопасить от непрошеных гостей.
Когда Картер, оставив раскоп под охраной самых верных своих людей,
возвращался при свете луны домой, ему пришлось вступить в тяжелую борьбу с
самим собой.
"За этим ходом могло находиться все, буквально все что угодно, и мне
пришлось призвать на помощь все мое самообладание, чтобы не предаться
искушению сейчас же взломать дверь и продолжать поиски", - записал Картер в
своем дневнике после того, как он заглянул в проделанное им в двери
отверстие. Теперь, когда он верхом на ослике спускался по склону Долины
царей, им овладело жгучее нетерпение. Внутренний голос нашептывал ему, что
после шести лет бесплодного труда он наконец стоит на пороге великого
открытия; и все-таки он - трудно не восхищаться этим - принимает решение
засыпать раскоп и ждать возвращения лорда Карнарвона, своего друга и
сотрудника.
Утром 6 ноября Картер посылает Карнарвону телеграмму: "Наконец удалось
сделать замечательное открытие в Долине. Великолепная гробница с нетронутыми
печатями; до Вашего приезда все снова засыпано. Поздравляю". Восьмого он
получает два ответа:
"Приеду по возможности быстро"; "Предполагаю двадцатого быть в
Александрии".
23 ноября лорд Карнарвон вместе со своей дочерью прибыл в Луксор. Более
двух недель провел Картер в жгучем нетерпении, в томительном ожидании перед
вновь засыпанной гробницей. Уже через два дня после открытия на него
обрушился град поздравлений, но с чем, собственно, его поздравляли - с каким
открытием, чьей гробницы? Этого Картер не знал. Если бы он продолжил раскоп
буквально на несколько сантиметров, он бы увидел абсолютно ясный и
отчетливый оттиск печати Тутанхамона. "Я бы лучше спал по ночам и избавил бы
себя от трех недель мучительной неопределенности".
Ко второй половине дня 24 ноября рабочие очистили все ступеньки. Сойдя
с последней, шестнадцатой, Картер очутился перед запечатанной дверью. Он
увидел оттиск печати с именем Тутанхамона и одновременно то, с чем пришлось
столкнуться чуть ли не всем исследователям гробниц: следы грабителей,
которые и здесь сумели опередить ученых; здесь, так же как и в других
местах, воры успели сделать свое дело.
"Так как теперь была видна вся дверь, мы сумели увидеть то, что до
этого было скрыто от наших взоров, а именно: часть замурованного прохода
дважды вскрывали и вновь заделывали; ранее найденные нами печати - шакал и
десять пленников - были приложены к той части стены, которую открывали,
печати же Тутанхамона, которыми и была первоначально запечатана гробница,
находились на другой, нижней, нетронутой части стены. Таким образом,
гробница вовсе не была, как мы надеялись, совершенно нетронутой. Грабители
побывали в ней, и даже не раз. Хижины, о которых мы уже упоминали,
свидетельствовали о том, что грабители действовали еще до царствования
Рамсеса VI, а то обстоятельство, что гробница была вновь запечатана,
говорило о том, что грабителям не удалось очистить ее полностью".
Но это еще не все. Сомнения и беспокойство, охватившие Картера, все
усиливались. Когда последние ступеньки были очищены от мусора и грязи, он
нашел большое количество черепков и разбитые сундуки с именами Эхнатона,
Сменхкара и Тутанхамона, скарабей Тутмеса III и часть другого скарабея с
именем Аменхотепа III. Свидетельствовало ли это множество имен фараонов о
том, что вопреки ожиданиям здесь находилась не одиночная гробница, а
захоронение нескольких царей?
Ясность в этот вопрос можно было внести, только открыв дверь. Все
последующие дни и были заполнены этой работой. За дверью - Картер установил
это еще тогда, когда заглянул в проделанное им отверстие, - находился
проход, заваленный камнями и щебнем. По расположению щебня можно было
отчетливо определить, где именно в этот проход проникли грабители (они
прорыли узкий туннель) и каким образом они снова засыпали его. После
многодневной работы археологи наткнулись на глубине примерно десяти метров
на вторую дверь. Здесь также были печати Тутанхамона и царского некрополя,
но и здесь были отчетливо видны следы незваных гостей.
Основываясь на том, что все это сооружение очень напоминало тайник
Эхнатона, который был найден неподалеку от этого места, Картер и Карнарвон
уже почти не сомневались, что перед ними не гробница, а тайник. А много ли
можно ожидать от тайника, да еще такого, в котором побывали грабители?
Надежд оставалось мало, и тем не менее, по мере того как перед второй
дверью уменьшалась куча щебня, напряжение все нарастало. "Наступал решающий
момент, - пишет Картер, - дрожащими руками мы проделали маленькое отверстие
в левом верхнем углу..."
Взяв железный прут. Картер пропустил его сквозь отверстие; прут не
встретил преграды. Тогда Картер зажег спичку и поднес ее к отверстию:
никаких признаков газа. Он принялся расширять отверстие.
Теперь вокруг него столпились все: лорд Карнарвон, его дочь леди Эвелин
Герберт и египтолог Кэллендер, который, едва узнав о новой находке, поспешил
предложить свои услуги в качестве помощника. Нервно чиркнув спичкой. Картер
зажигает свечу и трепетной рукой подносит ее к отверстию, но горячий ток
воздуха, вырывающийся из отверстия, чуть было не задувает ее, и в мерцании
света Картеру не сразу удается разглядеть то, что находится за дверью.
Постепенно глаза его привыкают, и он различает сначала контуры, потом первые
краски, и, когда наконец ему становится ясно видно содержимое камеры,
расположенной по ту сторону двери, победный крик застывает у него на
устах... он молчит. Для тех, кто стоит в ожидании рядом с ним, это мгновение
кажется вечностью. "Видите ли вы там что-нибудь?" - спрашивает его
Карнарвон, не в силах более вынести неизвестность. Медленно, словно
завороженный, Говард Картер поворачивается к нему. "О да, - говорит он
проникновенно, - удивительные вещи!"
"Можно не сомневаться, что за всю историю археологических раскопок
никому до сих пор не удавалось увидеть что-либо более великолепное, чем то,
что вырвал из мрака наш фонарь", - сказал Картер, когда первое волнение
улеглось и исследователи один за другим смогли уже спокойно подойти к
проделанному в двери отверстию. Его слова подтвердились, когда открыли 17
ноября дверь и луч света от сильной электрической лампочки заплясал на
золотых носилках, на массивном золотом троне, на двух матово поблескивающих
черных больших статуях, на алебастровых вазах, на каких-то необычайных
ларцах. Головы диковинных зверей отбрасывали на стены чудовищные тени;
словно часовые, стояли одна против другой две статуи "с золотыми
передниками, в золотых сандалиях, с палицами и жезлами. Их лбы обвивали
золотые изображения священных змей". И среди всей этой роскоши мертвых,
которую невозможно было охватить взглядом, виднелись следы живых: возле
двери стоял наполовину наполненный известкой сосуд, неподалеку от него -
черная от сажи лампа, в другом месте на стене был заметен отпечаток пальца,
на пороге лежала гирлянда цветов - последняя дань усопшему. Словно
завороженные, стояли Карнарвон и Картер, глядя на всю эту мертвую роскошь и
на сохранившиеся на протяжении стольких тысячелетий следы жизни; прошло
немало времени, прежде чем они очнулись и убедились, что в этом помещении -
настоящем музее сокровищ - не было ни саркофага, ни мумии. Неужели вновь
должен был всплыть уже не раз обсуждавшийся вопрос: гробница или тайник?
Однако, обойдя шаг за шагом все помещения, они обнаружили между
часовыми еще одну, третью, запечатанную дверь. "В мыслях нам уже
представилась целая анфилада комнат, похожих на ту, в которой мы находились,
тоже наполненных сокровищами, и у нас захватило дух". 27 ноября они
обследовали дверь и при свете сильных электрических ламп, которые к тому
времени удалось установить Кэллендеру, убедились в том, что почти на уровне
пола, рядом с дверью находится ход, тоже запечатанный, правда позднее, чем
сама дверь. Значит, и здесь успели побывать грабители. Что же могло
скрываться в этой второй камере или втором коридоре? Если за этой дверью
находилась мумия, то в каком виде? Была ли она цела? Здесь было немало
загадочного. Странной была и планировка этой гробницы, не похожая ни на одну
из найденных ранее. Еще более странным было то обстоятельство, что грабители
старались проникнуть за третью дверь, не обратив никакого внимания на те
богатства, которые находились перед ними. Что же они искали, если спокойно
прошли мимо кучи золотых вещей, лежавших в первом помещении?
Оглядевшись, Картер увидел в этой удивительной сокровищнице нечто более
важное, чем материальные ценности. Какое великолепное представление о
прошлом, какое множество ценнейших сведений могли дать науке собранные в
этом помещении вещи! Здесь находились бесчисленные предметы материальной и
духовной культуры древних египтян, и каждый из них мог послужить достаточным
вознаграждением за зиму тяжелых археологических раскопок. Более того,
египетское искусство целой эпохи было представлено здесь в таком
многообразии и такими совершенными образцами, что Картеру было достаточно
беглого взгляда, чтобы понять: тщательное изучение всех этих сокровищ
"приведет к изменению, если не к полному перевороту во всех прежних
воззрениях и теориях".
Вскоре исследователи сделали еще одно важное открытие: в камере, помимо
всего прочего, стояли три больших ложа. Заглянув под одно из них, один из
исследователей обнаружил небольшую дыру. Он позвал остальных. Осветив
отверстие лампой, они увидели маленькую боковую камеру, меньшую, чем первую,
но также до отказа наполненную всякими предметами обихода и драгоценностями.
Насколько об этом можно было судить, в гробнице все осталось в том виде, в
каком ее покинули грабители; они прошли здесь, "как хорошее землетрясение".
И снова возникает вопрос: грабители перерыли тут все, они (об этом можно
говорить совершенно определенно) перебросили некоторые вещи и предметы из
боковой камеры в переднюю, они кое-что повредили, разбили, но почти ничего
не украли - даже то, что, так сказать, само лезло им в руки. Быть может, их
спугнули?
Вплоть до этого момента все - и Картер, и Карнарвон, и остальные -
находились словно в чаду и плохо соображали, что делали. Но теперь, увидев
содержимое боковой камеры, догадываясь, что за третьей дверью их ожидает
нечто совершенно необычное, они начинают понимать всю сложность стоящей
перед ними научной задачи и то, какой большой работы и строгой организации
потребует ее разрешение.
Разобраться в этой находке, даже только в том, что им уже удалось
обнаружить, за один сезон было невозможно!