Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Керам К. Боги, гробницы и ученые

ОГЛАВЛЕНИЕ

КНИГА ПИРАМИД

Глава 15. МУМИИ

История Долины царей теряется во тьме столетий. "Сейчас нам трудно
представить себе, - пишет Картер, - как выглядела эта пустынная долина,
населенная призраками, в существовании которых египтяне не сомневались. Ее
подземные галереи были ограблены и опустошены, входы во многие из них
открыты и служили убежищем для лисиц, сов и летучих мышей. Но и ограбленная,
опустевшая, скорбная Долина не утратила своего романтического очарования.
Она по-прежнему оставалась Священной Долиной царей и, вероятно, продолжала
привлекать толпы любопытных и чувствительных посетителей. Кроме того,
некоторые гробницы Долины во времена правления Осоркона (900 годы до н. э.)
вновь использовались для погребения жриц".
Через тысячу лет Долина царей была заселена первыми
отшельниками-христианами, которые устроили себе кельи в пустых сирингах.
"Блеск и роскошь царей уступили место смиренной бедности. Пышная усыпальница
фараона превратилась в тесную келью отшельника".
Но и это изменилось. Традиция предназначила Долину царей служить
убежищем одновременно и для царей и для грабителей. В 1743 году английский
путешественник Ричард Пикок составил ее первое современное описание; гидом
ему служил какой-то шейх, Пикоку удалось осмотреть четырнадцать открытых
могил. (Страбону, как мы уже упоминали, было известно сорок, сейчас
насчитывают шестьдесят одну.) Район этот был ненадежным. На холмах Курны
раскинула свой лагерь шайка разбойников. Двадцать шесть лет спустя Долину
царей посетил Джеме Брюс. Вот что он рассказывает в своих записках об одной
попытке выкурить грабителей из их нор: "Все они объявлены вне закона и
подлежат, если их удастся где-либо схватить, смертной казни. Осман-бей,
прежний наместник Гиргэ, не желая более терпеть безобразий, творимых этими
людьми, приказал набрать сухого хворосту и осадил вместе со своими солдатами
ту часть горы, где жило большинство этих отверженных; он приказал завалить
хворостом все их пещеры и поджечь его; большинство разбойников погибло.
Впрочем, они быстро пополнили свои ряды".
Когда Брюсу вздумалось остаться на ночь в погребальной камере для того,
чтобы снять копию с настенного рельефа в гробнице Рамсеса III, испуганные
туземцы-проводники стали шуметь и всячески выражать свое недовольство, а
потом побросали свои факелы и ушли, оставив Брюса в темноте. "Уходя, они всю
дорогу выкрикивали по моему адресу страшные пророчества о великом несчастье,
которое разразится тотчас же после их ухода из гробницы". Когда же Брюс
вместе с единственным оставшимся ему верным слугой начал в кромешной тьме
спускаться к Нилу, к своей лодке, поднялся невообразимый шум: со всех сторон
послышались крики, а сверху из темноты пронеслось несколько камней и
раздались выстрелы. Эта усиливавшаяся стрельба и заставила Брюса сократить
свой визит - ему пришлось чуть ли не бегством спасаться из Долины царей. А
когда тридцать лет спустя наполеоновская Египетская комиссия приступила к
обмеру гробниц и самой Долины царей, она тоже была обстреляна фиванскими
разбойниками.
Сегодня в Долину царей стекаются приезжие со всего света. Одна из самых
драгоценных, выдающихся находок в этой древней земле была сделана всего лишь
каких-нибудь двадцать лет назад. Теперь и в этом месте кричащие драгоманы
награждают ударами палок своих ослов; из гостиницы Кука, расположенной возле
Деир аль-Бахари, приходят посетители, а арабы-зазывалыцики на прекрасном
английском языке приглашают всех желающих осмотреть "царские гробницы".
И невольно перед вашим взором проносится вся необычайная история
Нильской долины, ее царей, ее народов; а когда читаешь в путеводителе о том,
что наиболее заслуживающие внимания гробницы, в том числе и гробница
Тутанхамона, три раза в неделю по утрам освещаются электрическим светом,
становится немного грустно и смешно.
Наиболее значительная находка в Долине царей была сделана в 1922 году;
она взбудоражила общественное мнение всей Европы и вызвала такой интерес,
какой выпадал до тех пор на долю лишь одного археологического открытия -
открытия Шлиманом Трои. Однако за несколько десятилетий до этого почти столь
же поразительная находка, но сопровождаемая еще более странными
обстоятельствами, была сделана в долине Деир аль-Бахари.
Мы уже упоминали об американце, которому удалось раздобыть на кривых
улочках Луксора ценный египетский папирус. Европейский эксперт, установив
подлинность этого документа и его значение, поинтересовался, каким образом
он попал в руки американского путешественника. Довольный удачей,
коллекционер, зная, что на европейской территории у него уже никто не может
отнять добычу, охотно рассказал обо всем, ничего не утаивая и отнюдь не
преуменьшая своих заслуг. Эксперт написал подробное письмо в Каир. Так был
сделан первый шаг к знакомству с неслыханным фактом осквернения могил.
Когда профессор Гастон Масперо получил в своем музее в Каире письмо из
Европы, его взволновали два обстоятельства. Во-первых, то, что музей снова
лишился ценнейшей находки. Снова - ибо не более как за шесть лет до этого на
черном рынке непонятно откуда появились редкие и чрезвычайно ценные в
научном отношении вещи, происхождение которых не удавалось выяснить даже в
тех случаях, когда счастливые покупатели, выехав за пределы Египта,
соглашались рассказать, каким образом им удалось их приобрести. В
большинстве рассказов фигурировал некий высокий незнакомец; в одних
рассказах он был арабом, в других - юношей негром, нищим феллахом и даже
состоятельным шейхом. Во-вторых, Масперо был озадачен тем, что папирус, о
котором его уведомляли, был извлечен, как сообщалось в письме, из
усыпальницы одного из царей XXI династии, то есть именно той самой династии,
о гробницах которой ничего не было известно. Кто нашел эту гробницу? И была
ли она гробницей одного царя? Если бы профессор Масперо мог увидеть те
сокровища, сведения о которых достигли его ушей, то даже поверхностный
осмотр убедил бы его в том, что они относились к погребальному инвентарю
различных фараонов. Предположение, что современным осквернителям гробниц
удалось обнаружить сразу несколько древних усыпальниц, казалось просто
невероятным. Гораздо более правдоподобной представлялась мысль, что они
сумели найти одну из больших общих гробниц. Перспективы, которые открывало
подобное заключение, не могли не взволновать такого ученого, как Масперо.
Необходимо было что-то предпринять. Между тем египетская полиция поставила
на этом деле крест. Оставалось одно: самому заняться поисками грабителей.
Так в результате ряда совещаний с очень узким кругом участников в Луксор был
откомандирован один из молодых ассистентов Масперо.
С того самого момента, как ассистент покинул корабль, он повел себя
совсем иначе, чем обычный археолог. Он поселился в том же отеле, что и
американец, раздобывший папирус. А затем по всем углам и закоулкам базара
днем и ночью стал слоняться некий молодой богатый "франк". Он покупал
различные безделушки, щедро за них расплачиваясь; ведя конфиденциальные
переговоры с торговцами, он никогда не забывал оставить собеседнику "на
чай", однако не больше обычного, чтобы не возбудить подозрений. Ему
предлагали немало различных "раритетов", изготовленных местными кустарями,
но молодой человек, слонявшийся весной 1881 года по Луксору, был знатоком
своего дела и его не так-то легко было провести. В этом вскоре убедились и
постоянные и "дикие" торговцы Луксора. Это внушило им уважение, а от
уважения к доверию один шаг. И вот в один прекрасный день некий торговец,
часами стоявший в ожидании покупателей возле своей лавчонки, позвал его к
себе. А затем ассистент Египетского музея увидел небольшую статуэтку.
Ему удалось сдержаться и придать своему лицу совершенно безучастное
выражение. Присев рядом с торговцем на циновку, он принялся торговаться, не
выпуская из рук статуэтку; он знал, что она подлинная - об этом
свидетельствовала выгравированная на ней надпись; более того, она,
несомненно, была взята из гробницы какого-то фараона XXI династии.
Торговля длилась долго. В конце концов ассистент купил статуэтку, но
особого восторга при этом не выразил. Он дал недвусмысленно понять, что ищет
что-нибудь более значительное, более ценное. Тогда его еще до наступления
вечера познакомили с неким высоким арабом в расцвете лет - Абд аль-Расулом,
главой большой семьи. А когда юный ассистент поговорил с ним в последующие
дни подробнее, когда этот араб показал ему наконец после новых встреч
несколько других античных раритетов, на этот раз из эпохи XIX и XX династий,
он велел его арестовать - молодой ученый был убежден, что нашел вора.
Вместе с некоторыми своими родственниками Абд аль-Расул был доставлен к
мудиру Кены. Дауд-паша лично вел следствие, но на сцене появлялись
бесчисленные свидетели, доказывавшие невиновность обвиняемого. Все жители
той деревушки, в которой родился и жил Абд аль-Расул, клятвенно подтвердили,
что он невиновен, более того, что невиновна и вся его семья, принадлежавшая
к числу самых старых и наиболее уважаемых в общине. Тем временем ассистент,
полностью уверенный в своей правоте, уже успел протелеграфировать в Каир об
успехе. Теперь ему пришлось увидеть, как Абд аль-Расул и его родственники
были освобождены из тюрьмы за недостатком улик. Он заклинал чиновников - те
в ответ только пожимали плечами, он пошел к мудиру - тот удивленно посмотрел
на него, подивился нетерпению "франка" и сказал, что нужно подождать.
Ассистент прождал день, прождал другой, а затем послал телеграмму с
опровержением первого сообщения. Муки неопределенности, восточная
флегматичность мудира довели его до того, что он заболел. Но мудир знал
своих людей.
Говарду Картеру мы обязаны следующим рассказом, который он записал со
слов одного из своих старейших рабочих, - в юности тот был схвачен как вор и
приведен к мудиру. Он очень боялся строгого Дауд-пашу. К тому же его
охватило щемящее чувство неуверенности, когда вместо суда его привели в
частные апартаменты паши, который плескался в это время - жара была страшная
- в чане с холодной водой.
Дауд-паша взглянул на него... он ничего не говорил, он просто смотрел,
но и много лет спустя старый рабочий помнил этот взгляд. "Казалось, кости
мои превратились в воду. Потом он спокойным голосом сказал: "Ты являешься ко
мне первый раз, я тебя отпускаю, но смотри берегись, берегись, если
попадешься второй раз". Я был так напуган, что решил переменить профессию, и
уже никогда больше не принимался за старое".
Авторитет, которым пользовался Дауд-паша - можно, кстати, не
сомневаться, что, когда одного авторитета не хватало, обращались к другим,
весьма жестким мерам, - принес свои плоды, на что молодой ассистент,
свалившийся, как мы уже упоминали, к этому времени в приступе лихорадки, уже
перестал рассчитывать. К началу второго месяца один из родственников и
соучастников Абд аль-Расула пришел к Дауд-паше с повинной и полностью во
всем признался. Мудир тотчас известил об этом юного ученого, который все еще
находился в Луксоре. Началось новое следствие, и вот тут-то выяснилось, что
вся Курна, родная деревушка Абд аль-Расула, сплошь населена грабителями
гробниц. Это ремесло передавалось от отца к сыну, оно родилось в
незапамятные времена и процветало, вероятно, без значительных перерывов
начиная с XIII века до н. э. Подобной династии воров мир еще не видывал!
Самой выдающейся находкой этой династии была общая гробница царей в
Деир аль-Бахари. В грабеже этой гробницы странным образом переплелись случай
и система. За шесть лет до описанных выше событий, в 1875 году, Абд
аль-Расул случайно обнаружил в возвышающейся между Долиной царей и Деир
аль-Бахари скале скрытое отверстие. Преодолев все трудности, он проник туда
и убедился, что находится в обширной погребальной камере - месте захоронения
мумий. Даже первого беглого осмотра было достаточно, чтобы понять: ему
удалось обнаружить клад, который в состоянии обеспечить его и его семью
пожизненной рентой, разумеется, если удастся сохранить тайну.
В тайну были посвящены только главные члены семьи. Они торжественно
поклялись, что ни при каких обстоятельствах этой тайны не выдадут, и решили
оставить находку там, где она пролежала три тысячелетия; таким образом
гробница превратилась в мумифицированный банковский счет семейства Абд
аль-Расул. "Снятие со счета" позволялось производить только в тех случаях,
когда это было необходимо семье. Как бы невероятно это ни звучало, но им
действительно удавалось сохранять таким образом тайну на протяжении целых
шести лет. За эти шесть лет семейство успело разбогатеть, но 5 июля 1881
года перед входом в гробницу очутился уполномоченный Каирского музея,
которого привел сам Абд аль-Расул.
Это была одна из тех шуток, которые всегда имеются наготове у судьбы:
уполномоченным оказался не юный ассистент, стараниями которого были
разоблачены грабители и не профессор Масперо, которому первому пришла в
голову идея их выследить. Очередная телеграмма, отправленная в Каир, в
которой на этот раз были приведены лишь абсолютно достоверные факты, не
застала Масперо: он был в отъезде. Поскольку дело не терпело отлагательства,
нужно было послать заместителя. Им оказался Эмиль Брупп-бей, брат
знаменитого египтолога Генриха Бругша, в то время хранитель музея в Каире.
Прибыв в Луксор, он нашел своего юного коллегу, который с таким успехом
исполнял роль детектива, в лихорадке. Он нанес дипломатический визит мудиру;
все заинтересованные лица пришли к единодушному заключению: чтобы прекратить
дальнейшие грабежи, необходимо как можно скорее опечатать гробницу. Так
Эмиль Брупп-бей в сопровождении одного только Абд аль-Расула и своего
помощника араба ранним утром 5 июля очутился у входа в гробницу. То, что он
увидел, напоминало о сокровищнице из сказки об Аладине, а о том, что
произошло в последующие девять дней, он не мог забыть до конца своей жизни.
Им пришлось долго карабкаться по скалам. Наконец Абд аль-Расул
остановился и показал рукой на небольшое отверстие в скале, которое было
весьма искусно замаскировано камнями. Оно находилось в труднодоступном месте
и было совершенно незаметным: нет ничего удивительного в том, что на
протяжении трех тысячелетий люди проходили мимо, не обращая на него никакого
внимания. Абд аль-Расул снял с плеча веревку и объявил Бругшу, что
необходимо спуститься в этот проход. Оставив подозрительного проводника под
присмотром своего помощника араба, Бругш без колебаний последовал
приглашению. Осторожно - в глубине души он все-таки опасался какого-нибудь
подвоха со стороны этого видавшего виды вора - он спустился по веревке вниз.
Но если в нем и тлел огонек надежды найти здесь какие-то ценности, он,
разумеется, и в мечтах не мог себе представить, что ожидало его наяву.
Выяснилось, что вертикальный проход, по которому он спускался, уходил
под землю примерно на одиннадцать метров. Закончив спуск, Бругш зажег факел,
сделал несколько шагов вперед, завернул за угол и оказался перед первым
большим саркофагом, за которым виднелись другие. Надпись на одном из них,
стоявшем у самого входа, свидетельствовала о том, что в нем хранится мумия
Сети I - та самая мумия, которую Бельцони в октябре 1817 года напрасно
проискал в первоначальном склепе фараона в Долине царей. Свет факела упал на
следующие саркофаги, на бесчисленные драгоценные принадлежности египетского
заупокойного инвентаря, которые были небрежно разбросаны по земле и на
саркофагах. Брупп двинулся дальше, шаг за шагом прокладывая себе дорогу.
Внезапно он увидел саму погребальную камеру: она казалась огромной при
тусклом свете факела. Саркофаги лежали как попало, вперемежку, некоторые из
них были открыты, среди груды утвари и украшений лежало несколько мумий.
Брупп остановился, затаив дыхание... ему было дано увидеть то, чего еще не
видел ни один европеец. Мог ли он когда-либо об этом мечтать?
Перед ним были бренные останки самых могущественных правителей древнего
мира. Продвигаясь где ползком, где во весь рост, он установил, что здесь
лежит Яхмес I (1580-1555 годы до н. э.), который приобрел известность тем,
что окончательно изгнал варварских царей-пастухов - гиксосов (с чем, однако,
совершенно не связан библейский рассказ об исходе израильтян из Египта), и
что здесь находится мумия Аменхотепа I (1555-1545 годы до н. э.), ставшего
впоследствии святым покровителем всего Фиванского некрополя. Наконец среди
многочисленных гробниц менее известных египетских фараонов он находит (не
выпуская факела из рук, он вынужден на минуту присесть, чтобы справиться с
охватившим его волнением) мумии обоих великих египетских правителей, слава
которых пережила века: Тутмеса III (1501-1447 годы до н. э.) и Рамсеса II
(1298-1232 годы до н. э.), прозванного Великим (при дворе которого, как
думали во времена Бругша, вырос Моисей, законодатель еврейского народа и
всего западного мира), - фараонов, один из которых царствовал пятьдесят
четыре года, а другой - шестьдесят шесть лет, фараонов, сумевших не только
создать на крови и слезах своих подданных мировые империи, но и удержать их
в течение долгого времени в своих руках.
Потрясенный, не зная толком, с чего начать, Бругш уже при первом беглом
ознакомлении с надгробными надписями наткнулся на историю о "странствующих
мумиях", и перед его взором возникла картина бесчисленных ночей, под
покровом которых жрецы, стремясь спасти останки фараонов от ограбления и
осквернения, похищали их из Долины царей и хоронили здесь, в Деир
аль-Бахари, одного возле другого. Беглого взгляда было достаточно, чтобы
понять, что страх и спешка сыграли здесь свою роль: некоторые мумии были
просто прислонены к стене. И только уже в Каире он прочитал с волнением то,
что жрецы доверили стенам гробниц: одиссеи мертвых царей.
Он принялся считать; всего здесь оказалось сорок мумий, бренные останки
сорока правивших некогда фараонов, которых почитали в свое время как богов.
Три тысячи лет пролежали они, никем не потревоженные, прежде чем их удалось
увидеть сначала грабителю, а затем ему - Эмилю Бругш-бею.
Несмотря на все меры предосторожности (некоторые из них фараоны
предпринимали уже перед самой смертью), египетские правители были настроены
весьма пессимистически: "Те, кто строил из гранита, кто замуровывал камеру в
пирамиду, создавая прекрасные творения... их жертвенные камни так же пусты,
как и тех уставших, которые покоятся на берегу, не оставив после себя
наследников". Но, несмотря на такой пессимизм, они все же предпринимали все
новые и новые меры, которые могли бы обезопасить их мертвые тела. Вот как
описывает погребальные обряды и бальзамирование Геродот; он сам наблюдал их
во время своего путешествия по Египту (цитируем по Говарду Картеру):
"Когда умирает какой-либо знатный человек, все женщины в доме
обмазывают себе головы и даже лица землей. Затем они оставляют покойного,
выбегают из дому и шествуют через город... колотя себя в грудь. Все
родственники умершего присоединяются к шествию и делают то же самое. Мужчины
собираются в кучу и тоже бьют себя в грудь. Закончив эту церемонию, они
относят труп умершего к бальзамировщикам".
Пора, однако, рассказать кое-что и о самих мумиях. Слово "мумия" имеет
несколько значений; это становится ясным, когда читаешь у Абд аль-Латифа,
арабского путешественника XII века, что в Египте можно дешево приобрести
употребляемую для медицинских целей "мумию". "Mumiya", или "mumiyai", -
арабское слово, которое в данном случае обозначает не то асфальт, не то вар,
не то какое-то природное выделение скал, наподобие того, которое добывают в
Мумиевой горе в Дерабгерде (Ирак). Смесью смолы и мирра назвал мумию
арабский путешественник; еще в шестнадцатом и семнадцатом веках в Европе ее
можно было найти повсюду, даже в прошлом столетии аптекари рекомендовали
"мумию" как хорошее средство для лечения переломов и ран. Кроме того,
"мумией" называли состриженные у того или иного человека волосы и ногти: по
существовавшим в те времена представлениям, они были как бы его воплощением
и потому вполне годились для заговоров и колдовства.
Когда мы сегодня говорим "мумия", мы имеем в виду сохранившийся от
разложения забальзамированный труп; как известно, мумифицирование было
особенно распространено у древних египтян. Прежде различали естественное
мумифицирование и искусственное; под естественными мумиями подразумевали
такие, которые сохранились не благодаря постороннему вмешательству, а чисто
случайно, в силу тех или иных обстоятельств, - это, например, мумии,
найденные в капуцинском монастыре в Палермо, в монастыре Гран-Сен-Бернара, в
свинцовом погребе церкви в Бремене или во дворце Кведлинбурга. Таким же
образом их различают и поныне, хотя и с некоторыми оговорками, поскольку
многие исследования, в особенности исследования Эллиота Смита и анализ мумии
Тутанхамона, произведенный Дугласом Дерри, показали, что своей чудесной
сохранностью мумии в гораздо большей степени обязаны сухому нильскому
климату, стерильности воздуха и песка, нежели искусству бальзамирования у
древних египтян. Так было найдено немало великолепно сохранившихся мумий,
похороненных не в саркофагах, а просто в песке, причем внутренности у них не
были вынуты; эти мумии были ничуть не в худшем состоянии, чем
забальзамированные, которые нередко подвергались разложению или превращались
в бесформенную массу под воздействием смолы, асфальта, бальзамических масел
и, как сказано в папирусе Ринда, "воды из Элефантины, соды из
Эйлейтфиазполиса и молока из города Кимы".
В прошлом столетии было распространено мнение, будто египтяне знали
секрет бальзамирования какими-то специальными химическими средствами.
Аутентичное, действительно точное и полное описание мумифицирования не
найдено и по сей день; вероятно, искусство мумифицирования неоднократно
менялось на протяжении столетий. Так, еще Мариэтт обратил внимание на то,
что мемфисские мумии, самые древние, высохшие чуть ли не до черноты, очень
хрупки, а более новые - фиванские, желтоватого цвета, с матовым блеском,
нередко эластичны; разумеется, все это не может быть объяснено одним лишь
различием во времени.
Геродот сообщает о трех способах мумифицирования, из коих первый был в
три раза дороже, чем второй, а третий - наиболее дешевым, им практически мог
воспользоваться любой чиновник (но отнюдь не человек из народа - тому не
оставалось ничего другого, как положиться в заботах о своем мертвом теле на
благоприятный климат). В древнейшие времена удавалось сохранить только
внешние формы тела. Позднее было найдено средство, которое предохраняло кожу
от сморщивания, и мы можем встретить мумии с вполне сохранившимися во всей
своей индивидуальности чертами лица.
Как правило, мумифицирование производилось следующим образом: вначале с
помощью металлического крючка удаляли через ноздри мозг; после этого
каменным ножом вскрывали брюшину и удаляли внутренности (иногда, вероятно, и
через задний проход), которые укладывали в так называемые канопы
(специальные сосуды); вынимали также и сердце - на его место клали каменного
скарабея. Затем труп тщательнейшим образом обмывали и "солили", выдерживая
его в соляном растворе больше месяца. После этого его в течение семидесяти
дней высушивали.
Захоронение производилось в деревянных гробах, вкладывавшихся один в
другой (в большинстве случаев им придавали форму тела), или же в каменных
саркофагах; иногда несколько вложенных друг в друга деревянных гробов
помещали в каменный саркофаг. Труп клали на спину, руки скрещивали на груди
или животе, а иногда оставляли вытянутыми вдоль туловища. Волосы в
большинстве случаев коротко остригали, но у женщин нередко оставляли. На
лобке и под мышками волосы выбривали. Внутренние полости набивали глиной,
песком, смолой, опилками, мотками шерсти, добавляя к этому ароматические
смолы и, как это ни странно, лук. Затем начинался длительный - в этом можно
не сомневаться - процесс обматывания мумии полотняными бинтами и платками,
которые с течением времени так пропитывались смолами, что впоследствии
ученым редко удавалось их аккуратно размотать; что же касается воров,
которых прежде всего интересовали драгоценности, то они, разумеется, и не
думали себя утруждать разматыванием бинтов, а просто разрезали их вдоль и
поперек.
В 1898 году Лоре, тогдашний главный директор Управления раскопками и
древностями, открыл, помимо целого ряда других, и гробницу Аменхотепа II. Он
тоже нашел "странствующие мумии" тринадцати царей, которые во времена XXI
династии были перенесены сюда жрецами, но в отличие от Бругша не нашел
никаких драгоценностей. Нетронутыми остались только сами мумии (Аменхотеп
так и продолжал лежать в своем саркофаге), в остальном гробница была
разграблена дочиста. Тем не менее год или два спустя в эту гробницу, которая
в то время по предложению Вильяма Гарстена была снова замурована, чтобы не
тревожить сон мертвых царей, опять проникли воры (вероятно, они, так же как
почти все их близкие и далекие предшественники, сговорились со сторожами);
они выбросили из саркофага мумию Аменхотепа, сильно повредив ее при этом.
Этот случай подтвердил, что Бругш, который вывез из гробницы все, что сумел,
поступил правильно: всякие колебания и сомнения в этом вопросе, порожденные
пиететом, при тогдашних условиях были явно неуместны. Выбравшись на
поверхность из узкой шахты и расставшись с сорока мертвыми царями, Эмиль
Бругш-бей принялся размышлять, как сохранить найденное. Оставить содержимое
гробницы на месте означало обречь все на разграбление. Нужно было вывезти
все в Каир, но для этого требовалось много рабочих, а набрать их можно было
только в Курне, в родной деревушке Абд аль-Расула - прародине грабителей.
Тем не менее к тому времени, когда Бругш попросил у мудира новой аудиенции,
он, несмотря на возможные тяжкие последствия этого шага, решился. Следующее
утро застало его вместе с тремястами феллахов у входа в гробницу. Он
приказал оцепить прилегающий район и вместе со своими помощниками отобрал из
общей массы небольшую группу рабочих, внушавших ему большее доверие, чем
остальные. Эти рабочие (им приходилось нелегко: ведь для того, чтобы поднять
тяжелые саркофаги, требовались дружные усилия шестнадцати человек) подавали
наверх найденные драгоценности; тем временем Бругш и его помощники принимали
их, регистрировали и раскладывали у подножия холма. Вся работа была
произведена за 48 часов. Говард Картер лаконично отметил: "Нынче мы уж не
работаем так поспешно". Спешка была излишней не только с точки зрения
археологии: каирский пароход все равно опаздывал на несколько дней.
Бругш-бей приказал запаковать мумии, укутать гробы и отправить их в Луксор.
Погрузка была произведена только 14 июля.
Вот тогда-то и произошло нечто такое, что произвело на видавшего виды
исследователя гораздо большее впечатление, чем сами сокровища: все, что
произошло здесь во время медленного продвижения парохода вниз по течению,
взволновало уже не исследователя, а просто человека, которому не были чужды
чувства уважения и благоговения.
С быстротой ветра по всем деревушкам и далеко в глубь страны
распространилась весть о том, какой груз скрыт в трюмах парохода. И тогда
все убедились в том, что Древний Египет, видевший в своих властителях богов,
еще не исчез окончательно. С верхней палубы Бругш наблюдал за тем, как на
протяжении всего пути следования парохода от Луксора и до Кены сотни
феллахов и их жены провожали судно. Мужчины стреляли из ружей, салютуя
мертвым фараонам, женщины обсыпали себя землей, до крови раздирали грудь
песком. Плач и стенания были слышны на протяжении всего пути.
Не в силах вынести этого зрелища, Бругш отвернулся. Прав ли он в своих
действиях? Быть может, в глазах тех, кто издавал эти жалобные крики и бил
себя в грудь, он тоже был грабителем, одним из тех воров и преступников,
которые на протяжении трех тысячелетий оскверняли гробницы? Достаточным ли
оправданием могло служить то, что он действовал в интересах науки?
Много лет спустя на этот вопрос дал недвусмысленный ответ Говард
Картер. То, что произошло с гробницей Аменхотепа, дало ему основание
заметить: "Из этого случая можно извлечь урок; мы бы рекомендовали
ознакомиться с ним тем критикам, которые называют нас вандалами за то, что
мы вывозим все находки, передавая их в музеи. Между тем, отдавая найденные
древности в музеи, мы заботимся об их сохранности; если их оставить на
месте, они рано или поздно попадут в руки воров, что равносильно их
уничтожению".
Когда Бругш-бей высадился в Каире, он не только обогатил один из музеев
мира - он обогатил весь мир, предоставив ему возможность увидеть тех, кто
некогда знал блеск величия и славы.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история











 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.