Карамзин Н. История государства Российского

ОГЛАВЛЕНИЕ

Том 1

Глава 3. О ФИЗИЧЕСКОМ И НРАВСТВЕННОМ ХАРАКТЕРЕ СЛАВЯН ДРЕВНИХ

Их природное сложение и свойства: храбрость, хищность, жестокость, добродушие, гостеприимство. Брачное целомудрие. Жены и дети. Нравы Славян Российских в особенности. Жилища. Скотоводство и земледелие. Пища, одежда. Торговля. Искусства: зодчество, музыка, пляска, игры. Счисление. Имена месяцев. Правление. Вера. Язык и грамота.

Не только в степенях гражданского образования, в обычаях и нравах, в

душевных силах и способности ума, но и в самых телесных свойствах видим

такое различие между народами, что остроумнейший Писатель XVIII века,

Вольтер, не хотел верить их общему происхождению от единого корня или

племени. Другие, конечно, справедливее и сообразнее с нашими священными

преданиями, изъясняют сие несходство действием разных климатов и

естественных, невольных привычек, которые от оного рождаются в людях. Если

два народа, обитающие под влиянием одного неба, представляют нам великое

различие в своей наружности и в физических свойствах, то можем смело

заключить, что они не всегда жили сопредельно. Климат умеренный, не жаркий,

даже холодный, способствует долголетию, как замечают Медики,

благоприятствует и крепости состава и действию сил телесных. Обитатель

южного Пояса, томимый зноем, отдыхает более, нежели трудится, - слабеет в

неге и в праздности. Но житель полунощных земель любит движение, согревая им

кровь свою; любит деятельность; привыкает сносить частые перемены воздуха и

терпением укрепляется. Таковы были древние Славяне по описанию современных

Историков, которые согласно изображают их бодрыми, сильными, неутомимыми.

Презирая непогоды, свойственные климату северному, они сносили голод и

всякую нужду; питались самою грубою, сырою пищею; удивляли Греков своею

быстротою; с чрезвычайною легкостию всходили на крутизны, спускались в

расселины; смело бросались в опасные болота и в глубокие реки. Думая, без

сомнения, что главная красота мужа есть крепость в теле, сила в руках и

легкость в движениях, Славяне мало пеклися о своей наружности: в грязи, в

пыли, без всякой опрятности в одежде являлись во многочисленном собрании

людей. Греки, осуждая сию нечистоту, хвалят их стройность, высокий рост и

мужественную приятность лица. Загорая от жарких лучей солнца, они казались

смуглыми и все без исключения были русые, подобно другим коренным

Европейцам. - Сие изображение Славян и Антов основано на свидетельстве

Прокопия и Маврикия, которые знали их в VI веке.

Известие Иорнанда о Венедах, без великого труда покоренных в IV веке

Готфским Царем Эрманарихом, показывает, что они еще не славились тогда

воинским искусством. Послы отдаленных Славян Бальтийских, ушедших из Баянова

стана во Фракию, также описывали народ свой тихим и миролюбивым; но Славяне

Дунайские, оставив свое древнее отечество на Севере, в VI веке доказали

Греции, что храбрость была их природным свойством и что она с малою

опытностию торжествует над искусством долголетным. Несколько времени Славяне

убегали сражений в открытых полях и боялись крепостей; но узнав, как ряды

Легионов Римских могут быть разрываемы нападением быстрым и смелым, уже

нигде не отказывались от битвы и скоро научились брать места укрепленные.

Греческие летописи не упоминают ни об одном главном или общем Полководце

Славян; они имели Вождей только частных; сражались не стеною, не рядами

сомкнутыми, но толпами рассеянными и всегда пешие, следуя не общему велению,

не единой мысли начальника, а внушению своей особенной, личной смелости и

мужества; не зная благоразумной осторожности, которая предвидит опасность и

бережет людей, но бросаясь прямо в средину врагов.

Чрезвычайная отважность Славян была столь известна, что Хан Аварский

всегда ставил их впереди своего многочисленного войска, и сии люди

неустрашимые, видя иногда измену хитрых Аваров, гибли с отчаянием. -

Византийские Историки пишут, что Славяне сверх их обыкновенной храбрости

имели особенное искусство биться в ущельях, скрываться в траве, изумлять

неприятелей мгновенным нападением и брать их в плен. Так, знаменитый

Велисарий при осаде Авксима избрал в войске своем Славянина, чтобы схватить

и представить ему одного Готфа живого. Они умели еще долгое время таиться в

реках и дышать свободно посредством сквозных тростей, выставляя конец их на

поверхность воды. - Древнее оружие Славянское состояло в мечах, дротиках,

стрелах, намазанных ядом, и в больших, весьма тяжелых щитах.

Храбрость всегда знаменитое свойство народное, может ли в людях

полудиких основываться на одном славолюбии, сродном только человеку

образованному? Скажем смело, что она была в мире злодейством прежде, нежели

обратилась в добродетель, которая утверждает благоденствие Государств:

хищность родила ее, корыстолюбие питало. Славяне, ободренные воинскими

успехами, чрез некоторое время долженствовали открыть в себе гордость

народную, благородный источник дел славных: ответ Лавритаса послу Баянову

доказывает уже сию великодушную гордость; но что могло сначала вооружить их

против Римлян? Не желание славы, а желание добычи, которою пользовались

Готфы, Гунны и другие народы; ей жертвовали Славяне своею жизнию, и никаким

другим варварам не уступали в хищности. Поселяне Римские, слыша о переходе

войска их за Дунай, оставляли домы и спасались бегством в Константинополь со

всем имением; туда же спешили и Священники с драгоценною утварию церковною.

Иногда, гонимые сильнейшими Легионами Империи и не имея надежды спасти

добычу, Славяне бросали ее в пламя и врагам своим оставляли на пути одни

кучи пепла. Многие из них, не боясь поиска Римлян, жили на полуденных

берегах Дуная в пустых замках или пещерах, грабили селения, ужасали

земледельцев и путешественников. - Летописи VI века изображают самыми

черными красками жестокость Славян в рассуждении Греков; но сия жестокость,

свойственная, впрочем, народу необразованному и воинственному, была также и

действием мести. Греки, озлобленные их частыми нападениями, безжалостно

терзали Славян, которые попадались им в руки и которые сносили всякое

истязание с удивительною твердостию, без вопля и стона; умирали в муках и не

ответствовали ни слова на расспросы врага о числе и замыслах войска их. -

Таким образом Славяне свирепствовали в Империи и не щадили собственной крови

для приобретения драгоценностей, им ненужных: ибо они - вместо того, чтобы

пользоваться ими, - обыкновенно зарывали их в землю.

Сии люди, на войне жестокие, оставляя в Греческих владениях

долговременную память ужасов ее, возвращались домой с одним своим природным

добродушием.

Современный Историк говорит, что они не знали ни лукавства, ни злости;

хранили древнюю простоту нравов, не известную тогдашним Грекам; обходились с

пленными дружелюбно и назначали всегда срок для их рабства, отдавая им на

волю или выкупить себя и возвратиться в отечество, или жить с ними в свободе

и братстве.

Столь же единогласно хвалят летописи общее гостеприимство Славян,

редкое в других землях и доныне весьма обыкновенное во всех Славянских: так

следы древних обычаев сохраняются в течение многих веков, и самое отдаленное

потомство наследует нравы своих предков. Всякий путешественник был для них

как бы священным: встречали его с ласкою, угощали с радостию, провожали с

благословением и сдавали друг другу на руки. Хозяин ответствовал народу за

безопасность чужеземца, и кто не умел сберечь гостя от беды или

неприятности, тому мстили соседи за сие оскорбление как за собственное.

Славянин, выходя из дому, оставлял дверь отворенную и пищу готовую для

странника. Купцы, ремесленники охотно посещали Славян, между которыми не

было для них ни воров, ни разбойников; но бедному человеку, не имевшему

способа хорошо угостить иностранца, позволялось украсть все нужное для того

у соседа богатого: важный долг гостеприимства оправдывал и самое

преступление. Нельзя видеть без удивления сию кроткую добродетель - можно

сказать - обожаемую людьми столь грубыми и хищными, каковы были Дунайские

Славяне. Но если и добродетели и пороки народные всегда происходят от

некоторых особенных обстоятельств и случаев, то не можно ли заключить, что

Славяне были некогда облаготворены иностранцами; что признательность вселила

в них любовь к гостеприимству, а время обратило его в обыкновение и закон

священный?.. Здесь представляются мыслям нашим славные Финикияне, которые за

несколько веков до Рождества Христова могли торговать с Бальтийскими

Венедами и быть их наставниками в счастливых изобретениях ума гражданского.

Древние писатели хвалят целомудрие не только жен, но и мужей

Славянских. Требуя от невест доказательства их девственной непорочности, они

считали за святую для себя обязанность быть верными супругам. Славянки не

хотели переживать мужей и добровольно сожигались на костре с их трупами.

Вдова живая бесчестила семейство.

Думают, что сие варварское обыкновение, истребленное только

благодетельным учением Христианской Веры, введено было Славянами (равно как

и в Индии) для отвращения тайных мужеубийств: осторожность ужасная не менее

самого злодеяния, которое предупреждалось ею! Они считали жен совершенными

рабами, во всяком случае безответными; не дозволяли им ни противоречить

себе, ни жаловаться; обременяли их трудами, заботами хозяйственными и

воображали, что супруга, умирая вместе с мужем, должна служить ему и на том

свете. Сие рабство жен происходило, кажется, оттого, что мужья обыкновенно

покупали их: обычай, доныне соблюдаемый в Иллирии. Удаленные от дел

народных, Славянки ходили иногда на войну с отцами и супругами, не боясь

смерти: так, при осаде Константинополя в 626 году Греки нашли между убитыми

Славянами многие женские трупы. Мать, воспитывая детей, готовила их быть

воинами и непримиримыми врагами тех людей, которые оскорбили ее ближних: ибо

Славяне, подобно другим народам языческим, стыдились забывать обиду. Страх

неумолимой мести отвращал иногда злодеяния: в случае убийства не только сам

преступник, но и весь род его беспрестанно ожидал своей гибели от детей

убитого, которые требовали крови за кровь.

Говоря о жестоких обычаях Славян языческих, скажем еще, что всякая мать

имела у них право умертвить новорожденную дочь, когда семейство было уже

слишком многочисленно, но обязывалась хранить жизнь сына, рожденного служить

отечеству.

Сему обыкновению не уступало в жестокости другое: право детей

умерщвлять родителей, обремененных старостию и болезнями, тягостных для

семейства и бесполезных согражданам. Так народы самые добродушные, без

правил ума образованного и Веры истинной, с спокойною совестию могут ужасать

природу своими делами и превосходить зверей в лютости! Сии дети, следуя

общему примеру, как закону древнему, не считали себя извергами: они,

напротив того, славились почтением к родителям и всегда пеклись об их

благосостоянии.

К описанию общего характера Славян прибавим, что Нестор особенно

говорит о нравах Славян Российских. Поляне были образованнее других, кротки

и тихи обычаем; стыдливость украшала их жен; брак издревле считался святою

обязанностию между ними; мир и целомудрие господствовали в семействах.

Древляне же имели обычаи дикие, подобно зверям, с коими они жили среди лесов

темных, питаясь всякою нечистотою; в распрях и ссорах убивали друг друга: не

знали браков, основанных на взаимном согласии родителей и супругов, но

уводили или похищали девиц. - Северяне, Радимичи и Вятичи уподоблялись

нравами Древлянам; также не ведали ни целомудрия, ни союзов брачных; но

молодые люди обоего пола сходились на игрища между селениями: женихи

выбирали невест и без всяких обрядов соглашались жить с ними вместе;

многоженство было у них в обыкновении.

Сии три народа, подобно Древлянам, обитали во глубине лесов, которые

были их защитою от неприятелей и представляли им удобность для звериной

ловли. То же самое говорит История VI века о Славянах Дунайских. Они строили

бедные свои хижины в местах диких, уединенных, среди болот непроходимых, так

что иностранец не мог путешествовать в их земле без вожатого. Беспрестанно

ожидая врага, Славяне брали еще и другую предосторожность: делали в жилищах

своих разные выходы, чтоб им можно было в случае нападения тем скорее

спастися бегством, и скрывали в глубоких ямах не только все драгоценные

вещи, но и самый хлеб.

Ослепленные безрассудным корыстолюбием, они искали мнимых сокровищ в

Греции, имея в стране своей, в Дакии и в окрестностях ее, истинное богатство

людей:

тучные луга для скотоводства и земли плодоносные для хлебопашества, в

коем они издревле упражнялись и которое вывело их - может быть, еще за

несколько веков до Рождества Христова - из дикого, кочевого состояния: ибо

сие благодетельное искусство было везде первым шагом человека к жизни

гражданской, вселило в него привязанность к одному месту и к домашнему

крову, дружество к соседу и, наконец, самую любовь к отечеству. - Думают,

что Славяне узнали скотоводство только в Дакии: ибо слово пастырь есть

Латинское, следственно, заимствованное ими от жителей сей земли, где язык

Римлян был в употреблении; но сия мысль кажется неосновательною. Будучи в

северном своем отечестве соседями народов Германских, Скифских и Сарматских,

богатых скотоводством, Венеды, или Славяне, долженствовали издревле ведать

сие важное изобретение человеческого хозяйства, едва ли не везде

предупредившее науку земледелия. - Пользуясь уже тем и другим, они имели все

нужное для человека; не боялись ни голода, ни свирепостей зимы:

поля и животные давали им пищу и одежду. В VI веке Славяне питались

просом, гречихою и молоком; а после выучились готовить разные вкусные яства,

не жалея ничего для веселого угощения друзей и доказывая в таком случае свое

радушие изобильною трапезою: обыкновение, еще и ныне наблюдаемое потомством

Славянским.

Мед был их любимым питьем: вероятно, что они сначала делали его из меду

лесных, диких пчел; а наконец и сами разводили их. - Венеды, по известию

Тацитову, не отличались одеждою от Германских народов, т. е. закрывали

наготу свою. Славяне в VI веке сражались без кафтанов, некоторые даже без

рубах, в одних портах. Кожи зверей, лесных и домашних, согревали их в

холодное время. Женщины носили длинное платье, украшаясь бисером и

металлами, добытыми на войне или вымененными у купцев иностранных.

Сии купцы, пользуясь совершенною безопасностию в землях Славянских,

привозили им товары и меняли их на скот, полотно, кожи, хлеб и разную

воинскую добычу. - В VIII веке Славяне сами ездили для купли и продажи в

чужие земли. Карл Великий поручил торговлю с ними в Немецких городах

особенному надзиранию своих чиновников. В средних веках цвели уже некоторые

торговые города Славянские:

Виннета, или Юлин, при устье Одера, Аркона на острове Рюгене, Демин,

Волгаст в Померании и другие. Первую описывает Гельмольд следующим образом:

"Там, где река Одер впадает в море Бальтийское, славилась некогда Виннета,

лучшая пристань для народов соседственных. О сем городе рассказывают много

удивительного; уверяют, что он превосходил величием все иные города

Европейские... Саксонцы могли обитать в нем, но долженствовали таить

Христианскую Веру свою: ибо граждане Виннеты усердно следовали обрядам

язычества; впрочем не уступали никакому народу в честности, добронравии и

ласковом гостеприимстве. Обогащенная товарами разных земель, Виннета

изобиловала всем приятным и редким. Повествуют, что Король Датский,

пришедший с флотом сильным, разрушил ее до основания; но и ныне, т. е.

в XII веке, существуют остатки сего древнего города". Впрочем, торговля

Славян до введения Христианства в их землях состояла только в обмене вещей:

они не употребляли денег и брали золото от чужестранцев единственно как

товар.

Быв в Империи и видев собственными глазами изящные творения Греческих

художеств, наконец строя города и занимаясь торговлею, Славяне имели

некоторое понятие об искусствах, соединенных с первыми успехами разума

гражданского. Они вырезывали на дереве образы человека, птиц, зверей и

красили их разными цветами, которые не изменялись от солнечного жара и не

смывались дождем. В древних могилах Вендских нашлись многие глиняные урны,

весьма хорошо сделанные, с изображением львов, медведей, орлов и покрытые

лаком; также копья, ножи, мечи, кинжалы, искусно выработанные, с серебряною

оправою и насечкою. Чехи задолго до времен Карла Великого занимались уже

рудокопанием и в Герцогстве Мекленбургском, на южной стороне Толлензского

озера, в Прильвице, найдены в XVII веке медные истуканы богов Славянских,

работы их собственных художников, которые, впрочем, не имели понятия о

красоте металлических изображений, отливая голову, стан и ноги в разные

формы и весьма грубо. Так было и в Греции, где во времена Гомеровы художники

уже славились ваянием, но еще долго не умели отливать статуй в одну форму.

Памятником каменосечного искусства древних Славян остались большие, гладко

обделанные плиты, на которых выдолблены изображения рук, пят, копыт и проч.

Любя воинскую деятельность и подвергая жизнь свою беспрестанным

опасностям, предки наши мало успевали в зодчестве, требующем времени,

досуга, терпения, и не хотели строить себе домов прочных: не только в шестом

веке, но и гораздо после обитали в шалашах, которые едва укрывали их от

непогод и дождя. Самые города Славянские были не что иное, как собрание

хижин, окруженных забором или земляным валом. Там возвышались храмы идолов,

не такие великолепные здания, какими гордились Египет, Греция и Рим, но

большие деревянные кровы. Венеды называли их Гонтинами, от слова гонт,

доныне означающего на Русском языке особенный род тесниц, употребляемых для

кровли домов.

Не зная выгод роскоши, которая сооружает палаты и выдумывает блестящие

наружные украшения, древние Славяне в низких хижинах своих умели

наслаждаться действием так называемых искусств изящных. Первая нужда людей

есть пища и кров, вторая - удовольствие, и самые дикие народы ищут его в

согласии звуков, веселящих душу посредством слуха. Северные Венеды в шестом

веке сказывали Греческому Императору, что главное услаждение жизни их есть

музыка и что они берут обыкновенно в путь с собою не оружие, а кифары или

гусли, ими выдуманные.

Волынка, гудок и дудка были также известны предкам нашим: ибо все

народы Славянские доныне любят их. Не только в мирное время и в отчизне, но

и в набегах своих, в виду многочисленных врагов, Славяне веселились, пели и

забывали опасность. Так, Прокопий, описывая в 592 году ночное нападение

Греческого Вождя на их войско, говорит, что они усыпили себя песнями и не

взяли никаких мер осторожности. Некоторые народные песни Славянские в

Лаузице, в Люнебурге, в Далмации кажутся древними: также и старинные припевы

Русских, в коих величаются имена богов языческих и реки Дуная, любезного

нашим предкам, ибо на берегах его искусились они некогда в воинском счастии.

Вероятно, что сии песни, мирные в первобытном отечестве Венедов, еще не

знавших славы и победы, обратились в воинские, когда народ их приближился к

Империи и вступил в Дакию; вероятно, что они воспламеняли сердца огнем

мужества, представляли уму живые картины битв и кровопролития, сохраняли

память дел великодушия и были в некотором смысле древнейшею Историею

Славянскою. Так везде рождалось стихотворство, изображая главные склонности

народные; так песни самых нынешних Кроатов более всего славят мужество и

память великих предков; но другие, любимые Немецкими Вендами, возбуждают

только к веселью и к счастливому забвению житейских горестей; иные же совсем

не имеют смысла, подобно некоторым Русским; нравятся одним согласием звуков

и мягких слов, действуя только на слух и не представляя ничего разуму.

Сердечное удовольствие, производимое музыкою, заставляет людей

изъявлять оное разными телодвижениями: рождается пляска, любимая забава

самых диких народов. По нынешней Русской, Богемской, Далматской можем судить

о древней пляске Славян, которою они торжествовали священные обряды

язычества и всякие приятные случаи:

она состоит в том, чтобы в сильном напряжении мышц взмахивать руками,

вертеться на одном месте, приседать, топать ногами, и соответствует

характеру людей крепких, деятельных, неутомимых. - Народные игры и потехи,

доныне единообразные в землях Славянских: борьба, кулачный бой, беганье

взапуски - остались также памятником их древних забав, представляющих нам

образ войны и силы.

В дополнение к сим известиям заметим, что Славяне, еще не зная грамоты,

имели некоторые сведения в Арифметике, в Хронологии. Домоводство, война,

торговля приучили их ко многосложному счислению; имя тма, знаменующее 10000,

есть древнее Славянское. Наблюдая течение года, они, подобно Римлянам,

делили его на 12 месяцев, и каждому из них дали название согласно с

временными явлениями или действиями природы: Генварю Просинец (вероятно, от

синеты неба), Февралю Сечень, Марту Сухий, Апрелю Березозол (думаю, от золы

березовой), Маию Травный, Июню Изок (так называлась у Славян какая-то певчая

птица), Июлю Червен (не от красных ли плодов или ягод?), Августу Зарев (от

зари или зарницы), Сентябрю Рюен (или Ревун, как толкуют: от рева зверей),

Октябрю Листопад, Ноябрю Груден (от груд снега или мерзлой грязи?), Декабрю

Студеный. Столетие называлось веком, то есть жизнию человеческою, во

свидетельство, сколь предки наши обыкновенно долгоденствовали, одаренные

крепким сложением и здравые физическою деятельностию.

Сей народ, подобно всем иным, в начале гражданского бытия своего не

знал выгод правления благоустроенного, не терпел ни властелинов, ни рабов в

земле своей и думал, что свобода дикая, неограниченная есть главное добро

человека. Хозяин господствовал в доме: отец над детьми, муж над женою, брат

над сестрами; всякий строил себе хижину особенную, в некотором отдалении от

прочих, чтобы жить спокойнее и безопаснее. Лес, ручей, поле составляли его

область, в которую страшились зайти слабые и невооруженные. Каждое семейство

было маленькою, независимою Республикою; но общие древние обычаи служили

между ними некоторою гражданскою связию. В случаях важных единоплеменные

сходились вместе советоваться о благе народном, уважая приговор старцев, сих

живых книг опытности и благоразумия для народов диких; вместе также,

предпринимая воинские походы, избирали Вождей, хотя, любя своевольство и

боясь всякого принуждения, весьма ограничивали власть их и часто не

повиновались им в самых битвах. Совершив общее дело и возвратясь домой,

всякий опять считал себя большим и главою в своей хижине.

В течение времен сия дикая простота нравов должна была измениться.

Славяне, грабя Империю, где Царствовала роскошь, узнали новые удовольствия и

потребности, которые, ограничив их независимость, укрепили между ими связь

гражданскую. Они почувствовали более нужды друг в друге, сблизились жилищами

и завели селения; другие, видя в чужих землях грады великолепные и веси

цветущие, разлюбили мрачные леса свои, некогда украшаемые для них одною

свободою; перешли в Греческие владения и согласились зависеть от

Императоров. Жребий войны и могущество Карла Великого подчинили ему и

наследникам его большую часть Славян Немецких; но своевольство неукротимое

было всегда их характером: как скоро обстоятельства им благоприятствовали,

они свергали с себя иго и жестоко мстили чужеземному Властелину за свое

временное порабощение, так, что одна Вера Христианская могла наконец смирить

их.

Многочисленные области Славянские всегда имели сообщение одна с другою,

и кто говорил их языком, тот во всякой находил друзей и сограждан. Баян, Хан

Аваров, зная сей тесный союз племен Славянских и покорив многие из них в

Дакии, в Паннонии, в Богемии, думал, что и самые отдаленные должны служить

ему, и для того в 590 году требовал войска от Славян Бальтийских. Некоторые

знаменитые храмы еще более утверждали связь между ими в средних веках: там

сходились они из разных земель вопрошать богов, и жрец, ответствуя устами

идола, нередко убеждал их действовать согласно с общею или особенною пользою

своего народа; там оскорбленные чужеземцами Славяне приносили свои жалобы

единоплеменным, заклиная их быть мстителями отечества и Веры; там, в

определенное время, собирались чиновники и старейшины для Сейма, на коем

благоразумие и справедливость часто уступали дерзости и насилию. Храм города

Ретры в Мекленбурге, на реке Толлензе, славился более всех других такими

собраниями.

Народное правление Славян чрез несколько веков обратилось в

Аристократическое.

Вожди, избираемые общею доверенностию, отличные искусством и мужеством,

были первыми властелинами в своем отечестве. Дела славы требовали

благодарности от народа; к тому же, будучи ослеплен счастием Героев, он

искал в них и разума отменного. Богемцы, еще не имея ни законов

общественных, ни судей избранных, в личных распрях своих отдавались на суд

знаменитым гражданам; а сия знаменитость основывалась на изведанной

храбрости в битвах и на богатстве, ее награде, ибо оно приобреталось тогда

войною. Наконец обыкновение сделалось для одних правом начальствовать, а для

иных обязанностию повиноваться. Если сын Героя, славного и богатого, имел

великие свойства отца, то он еще более утверждал власть своего рода.

Сия власть означалась у Славян именами Боярина, Воеводы, Князя, Пана,

Жупана, Короля или Краля и другими. Первое без сомнения происходит от боя и

в начале своем могло знаменовать воина отличной храбрости, а после

обратилось в народное достоинство. Византийские летописи в 764 году

упоминают о Боярах, Вельможах, или главных чиновниках Славян Болгарских. -

Воеводами назывались прежде одни воинские начальники; но как они и в мирное

время умели присвоить себе господство над согражданами, то сие имя

знаменовало уже вообще повелителя и властелина у Богемских и Саксонских

Вендов, в Крайне Государя, в Польше не только воинского предводителя, но и

судию. - Слово Князь родилось едва ли не от коня, хотя многие ученые

производят его от Восточного имени Каган и Немецкого Konig. В Славянских

землях кони были драгоценнейшею собственностию: у Поморян в средних веках 30

лошадей составляли великое богатство, и всякий хозяин коня назывался Князем,

nobilis capitaneus et Princeps. В Кроации и Сервии именовались так братья

Королей; в Далмации главный судья имел титло Великого Князя. - Пан

Славянский, по известию Константина Багрянородного, управлял в Кроации тремя

большими округами и председательствовал на Сеймах, когда народ собирался в

поле для совета. Имя Панов, долго могущественных в Венгрии, до самого XIII

века означало в Богемии владельцев богатых, а на Польском языке и ныне

значит Господина. - Округи в Славянских землях назывались Жупанствами, а

Правители их Жупанами, или Старейшинами, по толкованию Константина

Багрянородного; древнее слово Жупа означало селение. Главною должностию сих

чиновников было правосудие: в Верхней Саксонии и в Австрии Славянские

поселяне доныне называют так судей своих; но в средних веках достоинство

Жупанов уважалось более Княжеского. В разборе тяжебных дел помогали им

Суддавы, или частные судьи. Странное обыкновение сохранилось в некоторых

Славянских деревнях Лаузица и Бранденбурга: земледельцы тайно избирают между

собою Короля и платят ему дань, какую они во время своей вольности платили

Жупанам. - Наконец, в Сервии, в Далмации, в Богемии Владетели стали

именоваться Кралями или Королями, то есть, по мнению некоторых, наказателями

преступников, от слова кара или наказание.

Итак, первая власть, которая родилась в отечестве наших диких,

независимых предков, была воинская. Сражения требуют одного намерения и

согласного действия частных сил: для того избрали Полководцев. В теснейших

связях общежития Славяне узнали необходимость другой власти, которая

примиряла бы распри гражданского корыстолюбия: для того назначили судей, но

первые из них были знаменитейшие Герои. Одни люди пользовались общею

доверенностию в делах войны и мира. - История Славян подобна Истории всех

народов, выходящих из дикого состояния.

Только мудрая, долговременная опытность научает людей благодетельному

разделению властей воинских и гражданских.

Но древнейшие Бояре, Воеводы, Князья, Паны, Жупаны и самые Короли

Славянские во многих отношениях зависели от произвола граждан, которые

нередко, единодушно избрав начальника, вдруг лишали его своей доверенности,

иногда без всякой вины, единственно по легкомыслию, клевете или в

несчастиях: ибо народ всегда склонен обвинять Правителей, если они не умеют

отвратить бедствий от Государства. Сих примеров довольно в Истории

языческих, даже и Христианских Славян. Они вообще не любили наследственной

власти и более принужденно, нежели добровольно повиновались иногда сыну

умершего Воеводы или Князя. - Избрание Герцога, то есть Воеводы, в

Славянской Каринтии соединено было с обрядом весьма любопытным.

Избираемый в самой бедной одежде являлся среди народного собрания, где

земледелец сидел на престоле или на большом диком камне. Новый Властитель

клялся быть защитником Веры, сирот, вдов, справедливости: тогда земледелец

уступал ему камень, и все граждане присягали в верности. Между тем два рода

знаменитейшие имели право везде косить хлеб и жечь селения, в знак и в

память того, что древние Славяне выбрали первого Властелина для защиты их от

насилия и злодейства.

Однако ж многие Князья, владея счастливо и долгое время, умели сообщать

право наследственности детям. В западной Сервии был пример, что жена Князя

Доброслава по смерти его правила землею. - Государи Славянские, достигнув

самовластия, подобно другим ослабляли свое могущество Уделами: то есть,

всякому сыну давали особенную область; но сии примеры бывали редки во

времена язычества: Князья, по большей части избираемые, думали, что не имеют

права располагать судьбою людей, которые только им поддалися.

Главный начальник или Правитель судил народные дела торжественно, в

собрании старейшин, и часто во мраке леса: ибо Славяне воображали, что бог

суда, Прове, живет в тени древних, густых дубов. Сии места и домы Княжеские

были священны:

никто не дерзал войти в них с оружием, и самые преступники могли там

безопасно укрываться. Князь, Воевода, Король был главою ратных сил, но

жрецы, устами идолов, и воля народная предписывали ему войну или мир (при

заключении коего Славяне бросали камень в море, клали оружие и золото к

ногам идола или, простирая десницу к бывшим неприятелям, вручали им клок

волос своих вместе с горстию травы). Народ платил властителям дань, однако ж

произвольную.

Так Славяне в разные века и в разных землях управлялись гражданскою

властию. О Славянах Российских Нестор пишет, что они, как и другие, не знали

единовластия, наблюдая закон отцов своих, древние обычаи и предания, о коих

еще в VI веке упоминает Греческий Историк и которые имели для них силу

законов писаных: ибо гражданские общества не могут образоваться без уставов

и договоров, основанных на справедливости. Но как сии условия требуют

блюстителей и власти наказывать преступника, то и самые дикие народы

избирают посредников между людьми и законом. Хотя Летописец наш не говорит о

том, но Российские Славяне, конечно, имели Властителей с правами,

ограниченными народною пользою и древними обыкновениями вольности. В

договоре Олега с Греками, в 911 году, упоминается уже о Великих Боярах

Русских: сие достоинство, знак воинской славы, конечно, не Варягами было

введено в России, ибо оно есть древнее Славянское. Самое имя Князя, данное

нашими предками Рюрику, не могло быть новым, но без сомнения и прежде

означало у них знаменитый сан гражданский или воинский.

Общежитие, пробуждая или ускоряя действие разума сонного, медленного в

людях диких, рассеянных, по большей части уединенных, рождает не только

законы и правление, но и самую Веру, столь естественную для человека, столь

необходимую для гражданских обществ, что мы ни в мире, ни в Истории не

находим народа, совершенно лишенного понятий о Божестве. Люди и народы,

чувствуя зависимость или слабость свою, укрепляются, так сказать, мыслию о

Силе Вышней, которая может спасти их от ударов рока, не отвратимых никакою

мудростию человеческою, - хранить добрых и наказывать тайные злодейства.

Сверх того Вера производит еще теснейшую связь между согражданами. Чтя

одного Бога и служа Ему единообразно, они сближаются сердцами и духом. Сия

выгода так явна и велика для гражданского общества, что она не могла

укрыться от внимания самых первых его основателей, или отцев семейства.

Славяне в VI веке поклонялись Творцу молнии, Богу вселенныя.

Величественное зрелище грозы, когда небо пылает и невидимая рука бросает,

кажется, с его свода быстрые огни на землю, долженствовало сильно поразить

ум человека естественного, живо представить ему образ Существа вышнего и

вселить в его сердце благоговение или ужас священный, который был главным

чувством Вер языческих. - Анты и Славяне, как замечает Прокопий, не верили

Судьбе, но думали, что все случаи зависят от Мироправителя: на поле ратном,

в опасностях, в болезни, старались Его умилостивить обетами, приносили Ему в

жертву волов и других животных, надеясь спасти тем жизнь свою; обожали еще

реки, Нимф, Демонов и гадали будущее. - В новейшие времена Славяне

поклонялись разным идолам, думая, что многочисленность кумиров утверждает

безопасность смертного и что мудрость человеческая состоит в знании имен и

свойства сих мнимых покровителей. Истуканы считались не образом, но телом

богов, ими одушевляемым, и народ падал ниц пред куском дерева или слитком

руды, ожидая от них спасения и благоденствия.

Однако ж Славяне в самом безрассудном суеверии имели еще понятие о Боге

единственном и вышнем, Коему, по их мнению, горние небеса, украшенные

светилами лучезарными, служат достойным храмом и Который печется только о

небесном, избрав других, нижних богов, чад Своих, управлять землею. Его-то,

кажется, именовали они преимущественно Белым Богом и не строили Ему храмов,

воображая, что смертные не могут иметь с Ним сообщения и должны относиться в

нуждах своих к богам второстепенным, помогающим всякому, кто добр в мире и

мужествен на войне, с удовольствием отворяет хижину для странников и с

радушием питает гладных.

Не умея согласить несчастий, болезней и других житейских горестей с

благостию сих Мироправителей, Славяне Бальтийские приписывали зло существу

особенному, всегдашнему врагу людей; именовали его Чернобогом, старались

умилостивить жертвами и в собраниях народных пили из чаши, посвященной ему и

добрым богам. Он изображался в виде льва, и для того некоторые думают, что

Славяне заимствовали мысль о Чернобоге от Христиан, уподоблявших Диавола

также сему зверю; но вероятно, что ненависть к Саксонцам, которые были

самыми опасными врагами северных Вендов и на знаменах своих представляли

льва, подала им мысль к такому изображению существа злобного. Славяне

думали, что оно ужасает людей грозными привидениями или страшилами, и что

гнев его могут укротить волхвы или кудесники, хотя ненавистные народу, но

уважаемые за их мнимую науку. Сии волхвы, о коих и Нестор говорит в своей

летописи, подобно Сибирским Шаманам старались музыкою действовать на

воображение легковерных, играли на гуслях, а для того именовались в

некоторых землях Славянских Гуслярами.

Между богами добрыми славился более прочих Святовид, которого храм был

в городе Арконе, на острове Рюгене, и которому не только все другие Венды,

но и Короли Датские, исповедуя уже Христианскую Веру, присылали дары. Он

предсказывал будущее и помогал на войне. Кумир его величиною превосходил

рост человека, украшался одеждою короткою, сделанною из разного дерева; имел

четыре головы, две груди, искусно счесанные бороды и волосы остриженные;

ногами стоял в земле, и в одной руке держал рог с вином, а в другой лук;

подле идола висела узда, седло, меч его с серебряными ножнами и рукояткою. -

Гельмольд рассказывает, что жители острова Рюгена обожали в сем идоле

Христианского Святого, именем Вита, слышав о великих чудесах его от

Корбейских Монахов, которые хотели некогда обратить их в истинную Веру.

Достойно замечания, что Иллирические Славяне доныне празднуют день Св. Вита

с разными языческими обрядами. Впрочем, Гельмольдово предание, утверждаемое

и Саксоном Грамматиком, не есть ли одна догадка, основанная на сходстве

имен? Для того, по известию Мавро-Урбина, один из Христианских Князей в

Богемии выписал мощи Св. Вита, желая обратить к ним усердие народа своего,

который не преставал обожать Святовида. Привязанность не только Бальтийских,

но и других Славян к сему идолослужению доказывает, кажется, древность

оного.

Народ Рюгенский поклонялся еще трем идолам: первому - Рюгевиту, или

Ругевичу, богу войны, изображаемому с семью лицами, с семью мечами,

висевшими в ножнах на бедре, и с осьмым обнаженным в руке (дубовый кумир его

был весь загажен ласточками, которые вили на нем свои гнезда); второму -

Поревиту, коего значение неизвестно и который изображался с пятью головами,

но без всякого оружия; третьему - Поренуту о четырех лицах и с пятым лицем

на груди: он держал его правою рукою за бороду, а левою за лоб, и считался

богом четырех времен года.

Главный идол в городе Ретре назывался Радегаст, бог странноприимства,

как некоторые думают: ибо Славяне были всегда рады гостям. Но сие толкование

кажется несправедливым: он изображался более страшным, нежели дружелюбным: с

головою львиною, на которой сидел гусь, и еще с головою буйвола на груди;

иногда одетый, иногда нагой, и держал в руке большую секиру. Надписи

Ретрского истукана его доказывают, что сей бог хотя и принадлежал к числу

добрых, однако ж в некоторых случаях мог и вредить человеку. Адам Бременский

пишет о золотом кумире и пурпуровом ложе Радегаста; но мы должны сомневаться

в истине его сказания: в другом месте сей Историк уверяет нас, что храм

Упсальский весь был сделан из золота.

Сива - может быть, Жива - считалась богинею жизни и доброю советницею.

Главный храм ее находился в Рацебурге. Она представлялась одетою; держала на

голове нагого мальчика, а в руке виноградную кисть. Далматские Славяне

поклонялись доброй Фрихии, богине Германских народов; но как в Исландских

древностях Фрихия или прекрасная Фрея называется Ванадис или Венедскою, то

вероятно, что Готфы заимствовали от Славян понятие о сей богине и что она же

именовалась Сивою.

Между Ретрскими истуканами нашлись Германские, Прусские, т. е.

Латышские, и даже Греческие идолы. Бальтийские Славяне поклонялись Водану,

или Скандинавскому Одину, узнав об нем от Германских народов, с которыми они

жили в Дакии и которые были еще издревле их соседями. Венды Мекленбургские

доныне сохранили некоторые обряды веры Одиновой. - Прусские надписи на

истуканах Перкуна, бога молнии, и Парстуков или Берстуков, доказывают, что

они были Латышские идолы; но Славяне молились им в Ретрском храме, так же

как и Греческим статуям Любви, брачного Гения и Осени, без сомнения отнятым

или купленным ими в Греции. - Кроме сих богов чужеземных, там стояли еще

кумиры Числобога, Ипабога, Зибога или Зембога, и Немизы. Первый изображался

в виде женщины с луною и знаменовал, кажется, месяц, на котором основывалось

исчисление времени. Имя второго непонятно; но ему надлежало быть

покровителем звериной ловли, которая представлялась на его одежде. Третьего

обожали в Богемии как сильного Духа земли. Немиза повелевал ветром и

воздухом: голова его увенчана лучами и крылом, а на теле изображена летящая

птица.

Писатели, собственными глазами видевшие языческих Вендов, сохранили нам

известие еще о некоторых других идолах. В Юлине, или в Виннете, главный

именовался Триглав. Кумир его был деревянный, непомерной величины, а другой

маленький, вылитый из золота, о трех головах, покрытых одною шапкою. Более

ничего не знаем о сем идоле. Второй, Припекала, означал, кажется,

любострастие: ибо Христианские Писатели сравнивали его с Приапом; а третий

Геровит или Яровид, бог войны, коего храм был в Гавельберге и Волгасте и

подле которого висел на стене золотой щит. - Жители Вагрии особенно чтили

Прова, бога правосудия, и Падагу, бога звероловства. Первому служили храмом

самые древнейшие дубы, окруженные деревянною оградою с двумя вратами. В сей

заповедной дубраве и в ее святилище жил Великий жрец, совершались

торжественные жертвоприношения, судился народ, и люди, угрожаемые смертию,

находили безопасное убежище. Он изображался старцем, в одежде со многими

складками, с цепями на груди, и держал в руке нож. Второй считается

покровителем звероловства, для того, что на одежде и жертвенной чаше его

кумира о двух лицах, найденного в числе Ретрских древностей, представлены

стрелок, олень и кабан; в руках своих он держит также какого-то зверя.

Другие признают в нем бога ясных дней, который у Сербов назывался Погодою:

ибо заднее лицо его окружено лучами, и слова, вырезанные на сем истукане,

значат ясность и ведро. - Мерзебургские Венды обожали идола Гениля,

покровителя их собственности, и в некоторое время года пастухи разносили по

домам символ его: кулак с перстнем, укрепленный на шесте.

О Вере Славян Иллирических не имеем никаких известий; но как Морлахи на

свадебных пиршествах своих доныне славят Давора, Дамора, Добрую Фрихию, Яра

и Пика, то с вероятностию заключить можно, что языческие боги их назывались

сими именами. - Сказание Польских Историков о древнем богослужении в их

отечестве основывается единственно на предании и догадках. В Гнезне, пишут

они, был знаменитый храм Нии, Славянского Плутона, которого молили о

счастливом успокоении мертвых; обожали еще Марзану или Цереру, обрекая в

жертву ей десятую часть плодов земных; Ясса или Ясна, Римского Юпитера;

Ладона или Ляда, Марса; Дзидзилию, богиню любви и деторождения, Зивонию или

Зиванну, Диану; Зиваго или бога жизни; Леля и Полеля, или Греческих

близнецов Кастора и Поллукса; Погоду и Похвиста, бога ясных дней и сильного

ветра. "Слыша вой бури (пишет Стриковский), сии язычники с благоговением

преклоняли колена".

В России, до введения Христианской Веры, первую степень между идолами

занимали Перун, бог молнии, которому Славяне еще в VI веке поклонялись,

обожая в нем верховного Мироправителя. Кумир его стоял в Киеве на холме, вне

двора Владимирова, и в Новегороде над рекою Волховом: был деревянный, с

серебряною головою и с золотыми устами. Летописец именует еще идолов Хорса,

Дажебога, Стрибога, Самаргла и Мокоша, не объявляя, какие свойства и

действия приписывались им в язычестве. В договоре Олега с Греками

упоминается еще о Волосе, которого именем и Перуновым клялись Россияне в

верности, имев к нему особенное уважение: ибо он считался покровителем

скота, главного их богатства. - Сии известия Несторовы можем дополнить

новейшими, напечатанными в Киевском Синопсисе. Хотя они выбраны отчасти из

Польских ненадежных Историков, но, будучи согласны с древними обыкновениями

народа Русского, кажутся вероятными, по крайней мере достойными замечания.

Бог веселия, любви, согласия и всякого благополучия именовался в России

Ладо:

ему жертвовали вступающие в союз брачный, с усердием воспевая имя его,

которое слышим и ныне в старинных припевах. Стриковский называет сего бога

Латышским: в Литве и Самогитии народ праздновал ему от 25 Маия до 25 Июня,

отцы и мужья в гостиницах, а жены и дочери на улицах и на лугах; взявшись за

руки, они плясали и пели: Ладо, Ладо, дидис Ладо, то есть великий Ладо.

Такое же обыкновение доныне существует в деревнях наших: молодые женщины

весной собираются играть и петь в хороводах: "Лада, диди Лада". Мы уже

заметили, что Славяне охотно умножали число идолов своих и принимали

чужеземных. Русские язычники, как пишет Адам Бременский, ездили в Курляндию

и в Самогитию для поклонения кумирам; следственно, имели одних богов с

Латышами, ежели не все, то хотя некоторые Славянские племена в России -

вероятно, Кривичи: ибо название их свидетельствует, кажется, что они

признавали Латышского Первосвященника Криве Главою Веры своей. Впрочем, Ладо

мог быть и древним Славянским божеством: жители Молдавии и Валахии в

некоторых суеверных обрядах доныне твердят имя Лада.

Купалу, богу земных плодов, жертвовали пред собиранием хлеба, 23 Июня,

в день Св. Агриппины, которая для того прозвана в народе Купальницею.

Молодые люди украшались венками, раскладывали ввечеру огонь, плясали около

его и воспевали Купала. Память сего идолослужения сохранилась в некоторых

странах России, где ночные игры деревенских жителей и пляски вокруг огня с

невинным намерением совершаются в честь идолу языческому. В Архангельской

Губернии многие поселяне 23 Июня топят бани, настилают в них траву

купальницу (лютик, ranunculus acris) и после купаются в реке. Сербы накануне

или в самое Рождество Иоанна Предтечи, сплетая Ивановские венки, вешают их

на кровли домов и на хлевах, чтобы удалить злых духов от своего жилища.

24 Декабря язычники Русские славили Коляду, бога торжеств и мира. Еще и

в наше время, накануне Рождества Христова, дети земледельцев собираются

колядовать под окнами богатых крестьян, величают хозяина в песнях, твердят

имя Коляды и просят денег. Святошные игрища и гадание кажутся остатком сего

языческого праздника.

В суеверных преданиях народа Русского открываем также некоторые следы

древнего Славянского богопочитания: доныне простые люди говорят у нас о

Леших, которые видом подобны Сатирам, живут будто бы в темноте лесов,

равняются с деревьями и с травой, ужасают странников, обходят их кругом и

сбивают с пути; о Русалках, или Нимфах дубрав (где они бегают с распущенными

волосами, особенно перед Троицыным днем), о благодетельных и злых Домовых, о

ночных Кикимрах и проч.

Таким образом грубый ум людей непросвященных заблуждается во мраке

идолопоклонства и творит богов на всяком шагу, чтобы изъяснять действия

Природы и в неизвестностях рока успокаивать сердце надеждою на вышнюю

помощь! - Желая выразить могущество и грозность богов, Славяне представляли

их великанами, с ужасными лицами, со многими головами. Греки хотели,

кажется, любить своих идолов (изображая в них примеры человеческой

стройности), а Славяне только бояться; первые обожали красоту и приятность,

а вторые одну силу; и еще не довольствуясь собственным противным видом

истуканов, окружали их гнусными изображениями ядовитых животных: змей, жаб,

ящериц и проч. Кроме идолов, Немецкие Славяне, подобно Дунайским, обожали

еще реки, озера, источники, леса и приносили жертвы невидимым их Гениям,

которые, по мнению суеверных, иногда говорили, и в важных случаях являлись

людям. Так, Гений Ретрского озера, когда великие опасности угрожали народу

Славянскому, принимал на себя образ кабана, выплывал на берег, ревел ужасным

голосом и скрывался в волнах. Мы знаем, что и Российские Славяне приписывали

озерам и рекам некоторую божественность и святость. В глазной болезни они

умывались водою мнимо-целебных источников и бросали в них серебряные монеты.

Народное обыкновение купать или обливать водою людей, проспавших Заутреню в

день Пасхи, будто бы для омовения их от греха, происходит, может быть, от

такого же языческого суеверия. - У многих народов Славянских были заповедные

рощи, где никогда стук секиры не раздавался и где самые злейшие враги не

дерзали вступить в бой между собою. Лес города Ретры считался священным.

Жители Штетинские поклонялись ореховому дереву, при коем находился

особенный жрец, и дубу, а Юлинские - богу, обитавшему в дереве обсеченном, и

весною плясали вокруг него с некоторыми торжественными обрядами. Славяне в

России также молились деревам, особенно же дупловатым, обвязывая их ветви

убрусами или платами. Константин Багрянородный пишет, что они, путешествуя в

Царьград, на острове Св. Григория приносили жертву большому дубу, окружали

его стрелами и гадали, заколоть ли обреченных ему живых птиц или пустить на

волю. Празднование Семика и народный обычай завивать в сей день венки в

рощах суть также остаток древнего суеверия, коего обряды наблюдались в

Богемии и по введении Христианства, так что Герцог Брячислав в 1093 году

решился предать огню все мнимо-святые дубравы своего народа.

Славяне обожали еще знамена и думали, что в военное время они святее

всех идолов. Знамя Бальтийских Вендов было отменной величины и пестрое,

стояло обыкновенно в Святовидовом храме и считалось сильною богинею, которая

воинам, идущим с ней, давала право не только нарушать законы, но даже

оскорблять и самых идолов. Датский Король Вальдемар сжег его в Арконе, взяв

сей город. - В числе Ретрских любопытных памятников нашлось также священное

знамя: медный дракон, украшенный изображением женских голов и вооруженных

рук. В Дитмаровой летописи упоминается о двух Славянских знаменах, которые

считались богинями. Хитрость Полководцев ввела, без сомнения, сию веру,

чтобы воспламенять дух храбрости в воинах или обуздывать их неповиновение

святостию знамен своих.

Древние Славяне в Германии еще не имели храмов, но приносили жертву

Богу небесному на камнях, окружая их в некотором расстоянии другими,

служившими вместо ограды священной. Чтобы изобразить величие Бога, жрецы

начали употреблять для сооружения олтарей камни в несколько саженей мерою.

Сии каменные здания равнялись с высокими скалами, невредимо стояли целые

века и могли казаться народу творением рук божественных. В самом деле трудно

понять, каким образом Славяне, не зная изобретенных механикою способов,

воздвигали такие громады.

Жрецы в присутствии и в глазах народа совершали обряды Веры на сих

величественных олтарях; но в течение времен, желая еще сильней действовать

на воображение людей, вздумали, подобно Друидам, удалиться во тьму

заповедных лесов и соорудили там жертвенники. По введении идолопоклонства

надлежало укрыть обожаемые кумиры от дождя и снега: защитили их кровлею, и

сие простое здание было первым храмом. Мысль сделать его достойным жилищем

богов требовала величия, но Славяне не умели подражать Грекам и Римлянам в

гордой высоте зданий и старались заменить оную резьбою, пестротою,

богатством украшений. Современные Историки описали некоторые из сих храмов с

любопытною подробностию. Сочинитель Жизни Св. Оттона говорит о Штетинском

следующее: "Там было четыре храма, и главный из них отличался своим

художеством, украшенный внутри и снаружи выпуклым изображением людей, птиц,

зверей, так сходных с Природою, что они казались живыми; краски же на

внешности храма не смывались дождем, не бледнели и не тускли. - Следуя

древнему обычаю предков, Штетинцы отдавали в храм десятую часть воинской

своей добычи и всякое оружие побежденных неприятелей. В его святилище

хранились серебряные и золотые чаши (из коих при торжественных случаях люди

знатнейшие пили и ели), также рога буйволовы, оправленные золотом: они

служили и стаканами и трубами. Ножи и прочие драгоценности, там собранные,

удивляли своим художеством и богатством. В трех иных гонтинах, или храмах,

не столь украшенных и менее священных, представлялись глазам одни лавки,

сделанные амфитеатром, и столы для народных сходбищ: ибо Славяне в некоторые

часы и дни веселились, пили и важными делами отечества занимались в сих

гонтинах". - Деревянный храм Арконский был срублен весьма искусно, украшен

резьбою и живописью; одни врата служили для входа в его ограду; внешний

двор, обнесенный стеною, отделялся от внутреннего только пурпуровыми

коврами, развешанными между четырьмя столбами, и находился под одною с ним

кровлею. В святилище стоял идол, а конь его - в особенном здании, где

хранилась казна и все драгоценности. - Храм в Ретре, также деревянный,

славился изображениями богов и богинь, вырезанных на внешних его стенах;

внутри стояли кумиры, в шлемах и латах; а в мирное время хранились там

знамена. Дремучий лес окружал сие место: сквозь просеку, вдали,

представлялось глазам море в виде грозном и величественном. Достойно

примечания, что Славяне Бальтийские вообще имели великое уважение к святыне

храмов и в самой неприятельской земле боялись осквернить их.

О капищах Славян Российских не имеем никакого сведения: Нестор говорит

только об идолах и жертвенниках; но удобность приносить жертвы во всякое

время и почтение к святыне кумиров требовали защиты и крова, особенно же в

странах северных, где холод и ненастье столь обыкновенны и продолжительны.

Нет сомнения, что на холме киевском и на берегу Волхова, где стоял Перун,

были храмы, конечно не огромные и не великолепные, но сообразные с простотою

тогдашних нравов и с малым сведением людей в искусстве зодческом.

Нестор также не упоминает о жрецах в России; но всякая народная Вера

предполагает обряды, коих совершение поручается некоторым избранным людям,

уважаемым за их добродетель и мудрость, действительную или мнимую. По

крайней мере, все другие народы Славянские имели жрецов, блюстителей Веры,

посредников между совестию людей и богами. Не только в капищах, но и при

всяком священном дереве, при всяком обожаемом источнике находились особенные

хранители, которые жили подле оных в маленьких хижинах и питались жертвою,

приносимою их божествам.

Они пользовались народным уважением, имели исключительное право

отпускать себе длинную бороду, сидеть во время жертвоприношений и входить во

внутренность святилища. Воин, совершив какое-нибудь счастливое предприятие и

желая изъявить благодарность идолам, разделял свою добычу с их служителями.

Правители народа без сомнения утверждали его в почтении к жрецам, которые

именем богов могли обуздывать своевольство людей грубых, новых в гражданской

связи и еще не смиренных действием власти постоянной. Некоторые жрецы,

обязанные своим могуществом или собственной хитрости, или отменной славе их

капищ, употребляли его во зло и присвоивали себе гражданскую власть. Так,

Первосвященник Рюгенский, уважаемый более самого Короля, правил многими

Славянскими племенами, которые без его согласия не дерзали ни воевать, ни

мириться; налагал подати на граждан и купцев чужеземных, содержал 300 конных

воинов и рассылал их всюду для грабежа, чтобы умножать сокровища храма,

более ему, нежели идолу принадлежавшие. Сей главный жрец отличался от всех

людей длинными волосами, бородою, одеждою.

Священники именем народа приносили жертвы и предсказывали будущее. В

древнейшие времена Славяне закалали, в честь Богу невидимому, одних волов и

других животных; но после, омраченные суеверием идолопоклонства, обагряли

свои требища кровию Христиан, выбранных по жребию из пленников или купленных

у морских разбойников. Жрецы думали, что идол увеселяется Христианскою

кровию, и к довершению ужаса пили ее, воображая, что она сообщает дух

пророчества. - В России также приносили людей в жертву, по крайней мере во

времена Владимировы.

Бальтийские Славяне дарили идолам головы убиенных опаснейших

неприятелей.

Жрецы гадали будущее посредством коней. В Арконском храме держали

белого, и суеверные думали, что Святовид ездит на нем всякую ночь. В случае

важного намерения водили его чрез копья: если он шагал сперва не левою, а

правою ногою, то народ ожидал славы и богатства. В Штетине сей конь,

порученный одному из четырех священников главного храма, был вороной и

предвещал успех, когда совсем не касался ногами до копий. В Ретре гадатели

садились на землю, шептали некоторые слова, рылись в ее недрах и по

веществам, в ней находимым, судили о будущем. Сверх того, в Арконе и в

Штетине жрецы бросали на землю три маленькие дощечки, у коих одна сторона

была черная, а другая белая: если они ложились вверх белою, то обещали

хорошее; черная означала бедствие. Самые женщины Рюгенские славились

гаданием; они, сидя близ разложенного огня, проводили многие черты на пепле,

которых равное число знаменовало успех дела.

Любя народные торжества, языческие Славяне уставили в году разные

праздники.

Главный из них был по собрании хлеба и совершался в Арконе таким

образом:

Первосвященник накануне должен был вымести святилище, неприступное для

всех, кроме его; в день торжества, взяв из руки Святовида рог, смотрел,

наполнен ли он вином, и по тому угадывал будущий урожай; выпив вино, снова

наполнял им сосуд и вручал Святовиду; приносил богу своему медовый пирог

длиною в рост человеческий; спрашивал у народа, видит ли его? и желал, чтобы

в следующий год сей пирог был уже съеден идолом, в знак счастия для острова;

наконец объявлял всем благословение Святовида, обещая воинам победу и

добычу. Другие Славяне, торжествуя собрание хлеба, обрекали петуха в дар

богам и пивом, освященным на жертвеннике, обливали скот, чтобы предохранить

его от болезней. В Богемии славился Майский праздник источников. - Дни

народного суда в Вагрии, когда старейшины, осененные священными дубами, в

мнимом присутствии своего бога Прова решали судьбу граждан, были также днями

общего веселия. Мы упоминали, единственно по догадке, о языческих торжествах

Славян Российских, которых потомки доныне празднуют весну, любовь и бога

Лада в сельских хороводах, веселыми и шумными толпами ходят завивать венки в

рощах, ночью посвящают огни Купалу и зимою воспевают имя Коляды. - Во многих

землях Славянских сохранились также следы праздника в честь мертвых: в

Саксонии, в Лаузице, Богемии, Силезии и Польше народ 1 Марта ходил в час

рассвета с факелами на кладбище и приносил жертвы усопшим. - В сей день

немецкие Славяне выносят из деревни соломенную чучелу, образ смерти;

сожигают ее или бросают в реку и славят лето песнями. - В Богемии строили

еще какие-то феатры на распутиях для успокоения душ и представляли на них, в

личинах, тени мертвых, сими играми торжествуя память их.

Такие обыкновения не доказывают ли, что Славяне имели некоторое понятие

о бессмертии души, хотя Дитмар, Историк XI века, утверждает противное,

говоря, будто бы они временную смерть, или разрушение тела, считали

совершенным концом бытия человеческого?

Погребение мертвых было также действием священным между языческими

Славянами.

Историки Немецкие - более догадкою, основанною на древних обычаях и

преданиях, нежели по известиям современных Авторов - описывают оное

следующим образом:

старейшина деревни объявлял жителям смерть одного из них посредством

черного жезла, носимого со двора на двор. Все они провожали труп с ужасным

воем, и некоторые женщины в белой одежде лили слезы в маленькие сосуды,

называемые плачевными. Разводили огонь на кладбище и сожигали мертвого с его

женою, конем, оружием; собирали пепел в урны, глиняные, медные или

стеклянные, и зарывали вместе с плачевными сосудами. Иногда сооружали

памятники: обкладывали могилу дикими камнями или ограждали столпами.

Печальные обряды заключались веселым торжеством, которое именовалось Стравою

и было еще в VI веке причиною великого бедствия для Славян: ибо Греки

воспользовались временем сего пиршества в честь мертвых и наголову побили их

войско.

Славяне Российские - Кривичи, Северяне, Вятичи, Радимичи - творили над

умершими тризну: показывали силу свою в разных играх воинских, сожигали труп

на большом костре и, заключив пепел в урну, ставили ее на столпе в

окрестности дорог. Сей обряд, сохраненный Вятичами и Кривичами до времен

Нестора, изъявляет воинственный дух народа, который праздновал смерть, чтобы

не страшиться ее в битвах, и печальными урнами окружал дороги, чтобы

приучить глаза и мысли свои к сим знакам человеческой тленности. Но Славяне

Киевские и Волынские издревле погребали мертвых; некоторые имели обыкновение

вместе с трупом зарывать в землю сплетенные из ремней лестницы, ближние

умершего язвили лица свои и закапали на могиле любимого коня его.

Все народы любят Веру отцев своих, и самые грубые, самые жестокие

обыкновения, на ней основанные и веками утвержденные, кажутся им святынею.

Так и Славяне языческие, закоренелые в идолопоклонстве, с великою упорностию

в течение многих столетий отвергали благодать Христову. Св. Колумбан, в 613

году обратив многих Немецких язычников в Веру истинную, хотел проповедовать

ее святое учение и в землях Славян; но, устрашенный их дикостию, возвратился

без успеха, объявляя, что время спасения еще не наступило для сего народа.

Видя, сколь Христианство противно заблуждениям язычества и как оно в средних

веках более и более распространялось по Европе, Славяне отлично ненавидели

его и, принимая всякого иноплеменного в сограждане, отворяя Бальтийские

гавани свои для всех мореходцев, исключали одних Христиан, брали их корабли

в добычу, а Священников приносили в жертву идолам. Немецкие завоеватели,

покорив Вендов в Германии, долго терпели их суеверие; но озлобленные наконец

упорством сих язычников в идолопоклонстве и в древних обычаях вольности,

разрушили их храмы, сожгли заповедные рощи и самых жрецов истребили, что

случилось уже гораздо после того времени, как Владимир просветил Россию

учением Христианским.

Собрав исторические достопамятности Славян древних, скажем нечто о

языке их.

Греки в шестом веке находили его весьма грубым. Выражая первые мысли и

потребности людей необразованных, рожденных в климате суровом, он должен был

казаться диким в сравнении с языком Греческим, смягченным долговременною

жизнию в порядке гражданском, удовольствиями роскоши и нежным слухом людей,

искони любивших искусства приятные. Не имея никаких памятников сего

первобытного языка Славянского, можем судить о нем только по новейшим, из

коих самыми древними считаются наша Библия и другие церковные книги,

переведенные в IX веке Св.

Кириллом, Мефодием и помощниками их. Но Славяне, приняв Христианскую

Веру, заимствовали с нею новые мысли, изобрели новые слова, выражения, и

язык их в средних веках без сомнения так же отличался от древнего, как уже

отличается от нашего. Рассеянные по Европе, окруженные другими народами и

нередко ими покоряемые, Славянские племена утратили единство языка, и в

течение времен произошли разные его наречия, из коих главные суть:

1) Русское, более всех других образованное и менее всех других

смешанное с чужеземными словами. Победы, завоевания и величие

государственное, возвысив дух народа Российского, имели счастливое действие

и на самый язык его, который, будучи управляем дарованием и вкусом Писателя

умного, может равняться ныне в силе, красоте и приятности с лучшими языками

древности и наших времен. Будущая судьба его зависит от судьбы

Государства...

2) Польское, смешанное со многими Латинскими и Немецкими словами: им

говорят не только в бывшем Королевстве Польском, но и в некоторых местах

Пруссии, Дворяне в Литве и народ в Силезии, по сю сторону Одера.

3) Чешское, в Богемии, в Моравии и Венгрии, по утверждению Иорданову

ближайшее к нашему древнему переводу Библии, а по мнению других Богемских

ученых среднее между Кроатским и Польским. Венгерское наречие именуется

Славакским, но разнится от Чешского большею частию только в выговоре, хотя

Авторы Многоязычного Словаря признают его особенным. Впрочем, и другие

Славянские наречия употребляются в Венгрии.

4) Иллирическое, то есть Болгарское, самое грубое из всех Славянских -

Боснийское, Сербское - самое приятнейшее для слуха, как многие находят, -

Славонское и Далматское.

5) Кроатское, сходное с Виндским в Стирии, Каринтии, Крайне, также с

Лаузицским, Котбузским, Кашубским и Люховским. В Мейсене, Бранденбурге,

Померании, Мекленбурге и почти во всем Люнебурге, где некогда Славянский

язык был народным, он уже заменен Немецким.

Однако ж сии перемены не могли совершенно истребить в языке нашем его,

так сказать, первобытного образа, и любопытство Историков хотело открыть в

нем следы малоизвестного происхождения Славян. Некоторые утверждали, что он

весьма близок к древним языкам Азиатским; но вернейшее исследование

доказало, что сие мнимое сходство ограничивается весьма немногими словами,

Еврейскими или Халдейскими, Сирскими, Арабскими, которые находятся и в

других языках Европейских, свидетельствуя единственно их общее Азиатское

происхождение; и что Славянский имеет с Греческим, Латинским, Немецким

гораздо более связи, нежели с Еврейским и с другими Восточными. Сие великое,

явное сходство встречается не только в словах единозвучных с действиями,

которые означаются ими - ибо названия грома, журчания вод, крика птиц, рева

зверей могут на всех языках сходствовать между собою от подражания Естеству

- но и в выражении самых первых мыслей человека, в ознаменовании главных

нужд жизни домашней, в именах и глаголах совершенно произвольных. Мы знаем,

что Венеды издревле жили в соседстве с Немцами и долгое время в Дакии (где

язык Латинский со времен Траяновых был в общем употреблении)

воевали в Империи и служили Императорам Греческим; но сии

обстоятельства могли бы ввести в язык Славянский только некоторые особенные

Немецкие, Латинские или Греческие слова, и не принудили бы их забыть

собственные, коренные, необходимые в самом древнейшем обществе людей, то

есть в семейственном. Из чего вероятным образом заключают, что предки сих

народов говорили некогда одним языком: каким?

неизвестно, но без сомнения древнейшим в Европе, где история находит

их, ибо Греция, а после и часть Италии, населена Пеласгами, Фракийскими

жителями, которые прежде Эллинов утвердились в Морее и могли быть

единоплеменны с Германцами и Славянами. В течение времен удаленные друг от

друга, они приобретали новые гражданские понятия, выдумывали новые слова или

присваивали чужие и долженствовали чрез несколько веков говорить уже языком

различным. Самые общие, коренные слова легко могли измениться в

произношении, когда люди еще не знали букв и письма, верно определяющего

выговор.

Сие важное искусство - немногими чертами изображать для глаз

бесчисленные звуки - сведала Европа, как надобно думать, уже в позднейшие

времена и без сомнения от Финикиян, или непосредственно, или через Пеласгов

и Эллинов. Нельзя вообразить, что древние обитатели Пелопоннеса, Лациума,

Испании, едва вышедши из дикого состояния, могли сами выдумать письмена,

требующие удивительного разума и столь непонятного для обыкновенных людей,

что они везде приписывали богам изобретение оных: в Египте Фойту, в Греции

Меркурию, в Италии богине Карменте; а некоторые из Христианских Философов

считали десять Моисеевых заповедей, рукою Всевышнего начертанных на горе

Синайской, первым письмом в мире. К тому же все буквы народов Европейских:

Греческие, Мальтийские, так называемые Пеласгские в Италии, Этрурийские

(доныне видимые на монументах сего народа), Гальские, изображенные на

памятнике мученика Гордиана, Улфиловы или Готфские, Кельтиберские, Бетские,

Турдетанские в Испании, Руны Скандинавов и Германцев более или менее

сходствуют с Финикийскими и доказывают, что все они произошли от одного

корня. Пеласги и Аркадцы принесли их с собою в Италию, а наконец и в

Марселию к тамошним Галлам.

Испанцы могли научиться письму от самих Финикиян, основавших Тартесс и

Гадес за 1100 лет до Рождества Христова. Турдетане во время Страбоново имели

письменные законы, историю и стихотворения. Каким образом Европейский Север

получил буквы, мы не знаем: от Финикийских ли мореплавателей, торговавших

оловом Британским и янтарем Прусским или от народов Южной Европы? Второе

кажется вероятнее: ибо Руническое и Готфское письмо сходнее с Греческим и

Латинским, нежели с Финикийским. Оно могло в течение веков чрез Германию или

Паннонию дойти от Средиземного моря до Бальтийского с некоторыми переменами

знаков.

Как бы то ни было, но Венеды или Славяне языческие, обитавшие в странах

Бальтийских, знали употребление букв. Дитмар говорит о надписях идолов

Славянских: Ретрские кумиры, найденные близ Толлензского озера, доказали

справедливость его известия; надписи их состоят в Рунах, заимствованных

Венедами от Готфских народов. Сии Руны, числом 16, подобно древним

Финикийским, весьма недостаточны для языка Славянского, не выражают самых

обыкновенных звуков его, и были известны едва ли не одним жрецам, которые

посредством их означали имена обожаемых идолов. Славяне же Богемские,

Иллирические и Российские не имели никакой азбуки до 863 года, когда Философ

Константин, названный в монашестве Кириллом, и Мефодий, брат его, жители

Фессалоники, будучи отправлены Греческим Императором Михаилом в Моравию к

тамошним Христианским Князьям Ростиславу, Святополку и Коцелу для перевода

церковных книг с Греческого языка, изобрели Славянский особенный алфавит,

образованный по греческому, с прибавлением новых букв: Б. Ж. Ц. Ш. Щ. Ъ. Ы.

?. Ю. Я. ?. Сия азбука, называемая Кирилловскою, доныне

употребляется с некоторыми переменами в России, Валахии, Молдавии, Болгарии,

Сервии и проч. Славяне Далматские имеют другую, известную под именем

Глагольской, или Буквицы, которая считается изобретением Св. Иеронима, но

ложно, ибо в IV и в V веке, когда жил Иероним, еще не было Славян в Римских

владениях.

Самый древнейший ее памятник, нам известный, есть харатейная Псалтирь

XIII века; но мы имеем церковные Кирилловские рукописи 1056 года; надпись

Десятинной церкви в Киеве принадлежит еще ко временам Св. Владимира. Сия

Глагольская азбука явно составлена по нашей, отличается кудрявостию знаков и

весьма неудобна для употребления. Моравские Христиане, пристав к Римскому

исповеданию, вместе с Поляками начали писать Латинскими буквами, отвергнув

Кирилловы, торжественно запрещенные Папою Иоанном XIII. Епископы Салонские в

XI веке объявили даже Мефодия еретиком, а письмена Славянские - изобретением

Арианских Готфов.

Вероятно, что сие самое гонение побудило какого-нибудь Далматского

Монаха выдумать новые, то есть Глагольские буквы и защитить их от нападения

Римских суеверов именем Св. Иеронима. - Ныне в Богемии, Моравии, Силезии,

Лаузице, Кассубии употребляются Немецкие; в Иллирии, Крайне, Венгрии и

Польше Латинские.

Славяне, которые с VIII века утвердились в Пелопоннесе, приняли там

Греческую азбуку.

Итак, предки наши были обязаны Христианству не только лучшим понятием о

Творце мира, лучшими правилами жизни, лучшею без сомнения нравственностию,

но и пользою самого благодетельного, самого чудесного изобретения людей:

мудрой живописи мыслей - изобретения, которое, подобно утренней заре, в

веках мрачных предвестило уже Науки и просвещение.