Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ивин А. Философия истории

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 4
КОЛЛЕКТИВИСТИЧЕСКОЕ (ЗАКРЫТОЕ) ОБЩЕСТВО

Утилитарная свобода

Нужно отметить, что человек коммунистического общества совершенно не чувствует себя несвободным. Более того, он ощущает себя даже более свободным, чем человек капиталистического общества, хотя и понимает свободу чрезвычайно своеобразно. Он убежден, что его основная задача, ради которой можно пожертвовать многим, если не всем, - построение нового, совершенного общества. Ему нужна не просто абстрактная, индивидуалистическая свобода, а свобода в деятельности, направленной на создание такого общества. Не случайно советские люди, бывавшие в капиталистических странах, характеризовали столь восхваляемую в них свободу как "бесполезную" [2].

1 См.: Джилас М. Новый класс. Анализ коммунистической системы. Нью-Йорк, 1957; Восленский М.С. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М., 1991. Восленский настаивал, в частности, на том, что известное ленинское определение социального класса в полной мере приложимо к партийной бюрократии (номенклатуре) общества реального социализма (см.: Там же. С. 18-34). Еще в середине 30-х гг. Н.А. Бердяев замечал: "Диктатура пролетариата, усилив государственную власть, развивает колоссальную бюрократию, охватывающую, как паутина, всю страну и все себе подчиняющую. Эта новая советская бюрократия, более сильная, чем бюрократия царская, есть новый привилегированный класс, который может жестоко эксплуатировать народные массы. Это и происходит..." (Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 105).
2 Н.А. Бердяев, критиковавший капиталистическое общество с коллективистических позиций, говорил о "формальном характере" его свободы: она действительно есть, но нет той большой, захватывающей все общество цели, для которой ее можно было бы использовать. Человек свободен определять лишь формы своего собственного поведения, причем должен это делать, не мешая другим, что порождает нужду в тщательных правовых разграничениях, в самодовлеющем юридическом формализме (См.: Бердяев НА. Новое средневековье. М., 1991. С. 14).

Коллективистическая, и в частности коммунистическая свобода - это утилитарная свобода, свобода действовать в направлении избранной цели, т.е. свобода как познанная историческая необходимость. Кроме того, коммунистический человек считает себя более свободным в экономическом, политическом и интеллектуальном отношениях в сравнении с теми, кто пользуется "буржуазными" свободами.

Экономическая его свобода - это свобода от ежедневной борьбы за выживание, от риска оказаться без работы и, соответственно, без средств к существованию. Коммунистическое государство предоставляет работу, и можно быть уверенным, что она всегда будет. Вознаграждение за труд является минимальным, но оно выплачивается регулярно, обеспечивает элементарные потребности и можно особенно не думать о завтрашнем дне. К тому же это вознаграждение является примерно одинаковым у всех членов общества.

279

Политическая свобода, достигаемая в коммунистическом обществе, также может показаться парадоксальной обладателю буржуазных прав и свобод. Это - освобождение индивидов данного общества от политики, от решения вопросов, касающихся власти. От коммунистического человека почти ничего не зависит, и ему можно вообще не задумываться над тем, кто управляет страной и кто будет руководить ею в будущем. Политика вершится коммунистической партией и ее вождями, к тому же будущее предопределено законами исторического прогресса. Человеку же остается, таким образом, только позиция стороннего наблюдателя, подобная роли болельщика на спортивных состязаниях. Демократия и проводимые в строгом соответствии с процедурами выборы представителей власти ничего не решают. Единственный выдвигаемый на них кандидат уже указан номенклатурой и остается только опустить бюллетень с его именем в урну для голосования. Избиратель не стоит перед выбором и, соответственно, не несет никакой ответственности за правильность выбора. Он не решает даже вопроса о своем участии или неучастии в голосовании: право избирать является одновременно обязанностью участвовать в выборах, за нарушение которой можно серьезно пострадать.

Интеллектуальная свобода коммунистического общества связана с простотой, ясностью и общепринятостью основных его ценностей. Так называемая научная идеология этого общества определяет каждому индивиду его твердое и достаточно почетное место в существующем мире. Интеллектуальная свобода в этих условиях означает поглощенность индивидуальной мысли массовым коммунистическим сознанием, существенное сходство образа мыслей, строя чувств и действий подавляющего большинства членов общества.

Человек, которому нечего сказать, не нуждается в свободе слова. Тот, кто думает так же, как и подавляющее большинство окружающих его людей, и с недоверием относится ко всякому непривычному суждению, не нуждается в свободе мысли. Тем, кому господствующая идеология представляется "единственно научной", абстрактные споры относительно места человека в мире и смысла человеческой жизни кажутся совершенно ненужными, а может быть, даже вредными. Рожденный ползать летать не хочет.

Индивидуалистическая буржуазная свобода - это свобода выбора из открывающихся возможностей, и чем шире круг этих возможностей, тем полнее эта свобода. Свобода коммунистического общества - это освобождение от необходимости выбора из вариантов, возможность действовать, не раздумывая и не выбирая, причем действовать не в одиночку, а вместе со всеми и так же, как все. Это как раз и есть свобода как необходимость, которую можно осознавать, но над которой проще вообще не задумываться.

280

Коротко говоря, буржуазная свобода - это свобода для выбора, коммунистическая свобода - свобода от выбора. Какая из них лучше - вопрос предпочтения, во многом определяемого традициями, сложившимися в конкретном обществе. В коммунистическом обществе борьба за права и свободы человека начинается только в период заметного ослабления и разложения этого общества и остается на протяжении всего его существования делом одиночек, никогда не превращаясь в массовое движение.

Коммунистическое общество подавляет индивидуальную свободу, но одновременно оно внедряет новое, коллективистическое представление о свободе. Именно поэтому коммунистический человек не считает себя несвободным. Напротив, он полагает, что буржуазная свобода, порождающая крайний индивидуализм и едва ли не анархизм в жизни общества, не нужна и в конечном счете вредна. Характеристика капиталистического общества как "свободного", а коммунистического как "несвободного" - это характеристика буржуазного, но никак не коммунистического сознания.

Своеобразное истолкование свободы - особенность не только коммунистического, но и всякого коллективистического общества. "Средневековое общество в отличие от современного характеризовалось отсутствием личной свободы", - пишет Э. Фромм [1]. В средневековье каждый был прикован к своему месту в социальном порядке, у человека почти не было шансов социального перемещения. За редкими исключениями, он должен был оставаться тем, кем он родился. Обычно он не имел права даже одеваться так, как ему нравилось, или есть, что ему хотелось. "Личная, экономическая и общественная жизнь регламентировалась правилами и обязанностями, которые распространялись практически на все сферы деятельности. Но хотя человек не был свободен в современном смысле, он не был при этом ни одинок, ни изолирован. Занимая определенное, неизменное и бесспорное место в социальном мире с самого момента рождения, человек был закреплен в какой-то структурированной общности; его жизнь была с самого начала наполнена смыслом, что не оставляло места сомнениям, они и не возникали... Хотя в то время не существовало индивидуализма в современном смысле неограниченного выбора жизненных путей... зато было достаточно много проявлений конкретного индивидуализма в реальной жизни" [2]. То, что Фромм истолковывает как простое отсутствие личной свободы, естественнее было бы назвать особым, коллективистическим понима-

1 Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1990. С. 44.
2 Там же. С. 45.

281

нием свободы. "Средневековое общество не лишало индивида свободы уже потому, - говорит Фромм, - что "индивида" как такового еще не существовало" [1]. Это верно в отношении не только средневекового коллективизма, но и применительно к современному, тоталитарному коллективизму. Тоталитарный человек не является "индивидом", автономной и суверенной личностью, и он не нуждается поэтому в той свободе, которая требуется для такой личности.

В короткой заметке "Свобода" А. Савинио пишет:

"Человек борется, чтобы обрести свободу. Борется со всем, что препятствует обретению свободы. Он боролся против феодализма. Боролся против привилегий знати и духовенства (французская революция). Теперь он борется против капитализма. Ну а потом?.. Не худо бы уже сейчас знать, с какими препятствиями столкнется человек после того, как одолеет капитализм, чтобы достичь полной и совершенной свободы. Какой будет свобода после капитализма, нетрудно предугадать. Она все еще будет смутной" [2]. Идея, что человек во все времена и при любых формах общественного устройства борется за свободу, является очень распространенной, но тем не менее неверной. История - это не прогресс свободы, требование свободы характерно только для поднимающихся индивидуалистических, но не для коллективистических обществ. Человек индивидуалистического общества действительно жаждет свободы и борется за нее как за одну из основных ценностей такого общества. "Братство, равенство, свобода" - лозунг буржуазной революции. Пролетарская революция оставляет из него только "равенство", но и его Переосмысливает по-своему. Эта революция направлена не на свободу, тем более если она понимается индивидуалистически, а на "освобождение" и прежде всего на освобождение от эксплуатации, порождаемой частной собственностью и разделением общества на богатых и бедных. Примеры борьбы за свободу, приводимые Савинио (борьба против феодализма, Великая французская революция), относятся как раз к периоду зарождения и утверждения индивидуалистического капиталистического общества. Средневековый человек не боролся ни за свободу совести, ни за свободу мысли, ни за какую-либо другую свободу. Человек тоталитарного общества борется за осуществление основной цели своего общества, борется с внутренними и внешними его врагами, препятствующими скорейшей реализации этой цели, но он не жаждет свободы и не борется за нее. Ему не нужна индивидуалистическая, своевольная и самодостаточная свобода, не связанная глобальной социально значимой целью [3].

1 Там же.
2 Савинио А. Вся жизнь. С. 64.
3 Как отмечал Ленин, "пока не уничтожены классы, при всяком рассуждении о свободе и равенстве должен быть поставлен вопрос: свобода для какого класса? и для какого именно употребления? равенство какого класса с каким? и в каком именно отношении?" (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 41. С. 425).

Какой могла бы быть свобода после капитализма? Ответ на этот вопрос резонно поискать у современных критиков капиталистического общества, причем из числа наиболее радикальных.

282

Г. Маркузе, представляющий так называемую критическую теорию, описывает расставание с капитализмом как процесс дальнейшей борьбы за свободу, но понимаемую более глубоко и рационально. "Права и свободы, игравшие роль жизненно важных факторов на ранних этапах индустриального общества, сдают свои позиции при переходе этого общества на более высокую ступень, утрачивая свое традиционное основание и содержание. Свобода мысли, слова и совести - как и свободное предпринимательство, защите и развитию которого они служили, - выступали первоначально как критические по своему существу идеи, предназначенные для вытеснения материальной и интеллектуальной культуры более продуктивной и рациональной. Но, претерпев индустриализацию, они разделили судьбу общества и стали его составной частью. Результат уничтожил предпосылки" [1]. Поскольку права и свободы утратили свое прежнее содержание, теперь "в развитой индустриальной цивилизации царит комфортабельная, покойная, умеренная, демократическая несвобода, свидетельство технического прогресса" [2]. Современное индустриальное общество уже нельзя определять в традиционных терминах экономических, политических и интеллектуальных прав и свобод. Они не утратили полностью своего значения, но их эффективность оставляет желать лучшего. Нужна новая человеческая свобода, равносильная отрицанию прежней свободы и потому допускающая характеристику только в негативных терминах. В экономическом плане новая свобода должна означать свободу от экономики, т.е. от контроля со стороны экономических сил и отношений, свободу от ежедневной борьбы за существование и зарабатывания на жизнь. В политической сфере новая свобода - это освобождение индивидов от политики, которую они не могут реально контролировать. Смысл интеллектуальной новой свободы - в возрождении индивидуальной мысли, поглощенной в настоящее время средствами массовой коммуникации, в упразднении давящего индивидуальную мысль "общественного мнения" вместе с его изготовителем. "То, что эти положения звучат нереалистично, - замечает Маркузе, - указывает не на их утопический характер, но на мощь тех сил, которые препятствуют их реализации" [3].

Маркузе справедливо отмечает, что свобода предпринимательства, вокруг которой группировались все другие свободы, с самого начала не была путем блаженства. "Как свобода работать или умереть от голода она означала мучительный труд, ненадежность и страх для подавляющего большинства населения" [4]. Если бы индивиду больше не пришлось утверждать себя на рынке в качестве свободного экономического субъекта, это было бы одним из величайших достижений цивилизации. Индивид, избавленный от мира труда, навязывающего ему чуждые потребности и возможности, обрел бы подлинную автономию в жизни,

1 Маркузе Г. Одномерный человек. С. 1-2.
2 Там же. С. 1.
3 Там же. С. 5-6.
4 Там же. С. 3.

283

ставшей его собственной, и направил бы свою энергию "в еще неведомое царство свободы по ту сторону необходимости" [1]. Нужна, далее, свобода от конкуренции, что требует централизованного управления экономикой [2]. Нужны свобода от нужды, являющаяся конкретной сущностью всякой свободы, и прогрессирующее смягчение тяжелого, монотонного труда. Но особенно необходима свобода от ложных, непервостепенных потребностей. Такие потребности навязываются индивиду особыми социальными интересами в процессе его подавления и в конечном счете закрепляют тягостный труд, агрессивность, нищету и несправедливость. "Безоговорочное право на удовлетворение имеют только первостепенные потребности: питание, одежда, жилье в соответствии с достигнутым уровнем культуры. Их удовлетворение является предпосылкой удовлетворения всех потребностей..." [3]. Утоление ложных потребностей способно приносить значительное удовлетворение индивиду. Но это не то счастье, которое нужно оберегать и защищать, поскольку оно скрывает недуги общественного целого и пути их излечения. Только в условиях новой свободы индивид перестанет быть объектом внушения и манипулирования, приобретает индивидуальное сознание и индивидуальное бессознательное помимо общественного мнения и поведения. Это будет означать, что он впервые обретет автономию и внутреннюю свободу, т.е. то личное пространство, в котором человек имеет возможность оставаться "самим собой".

1 Там же.
2 Маркузе полагает, что централизованное планирование не предполагает более или менее жесткой диктатуры и не только не лишает индивида автономии, но, напротив, делает ее единственно возможной. Но уже ранний коммунизм со всей очевидностью показал, что экономический контроль, контроль над производством материальных благ - это контроль над всеми другими сторонами человеческой жизни и, значит, прямой путь к тоталитаризму. В стране, где единственным работодателем является государство, оппозиция означает медленную голодную смерть. Старый принцип - кто не работает, тот не ест - заменяется новым: "кто не повинуется, тот не ест" (Л.Д. Троцкий).
3 Там же. С. 7-8.

Маркузе говорит немало справедливого о недостатках развитого индустриального общества, ставшего "обществом изобилия", о его репрессивной функции в отношении кардинальных перемен. "Аппарат производства и производимые им товары и услуги "продают" или навязывают социальную систему как целое. Транспортные средства и средства массовой коммуникации, предметы домашнего обихода, пища и одежда, неисчерпаемый выбор развлечений и информационная индустрия несут с собой предписываемые отношения и привычки, устойчивые интеллектуальные и эмоциональные реакции, которые привязывают потребителей, доставляя им тем самым большее или меньшее удовольствие, к производителям и через этих последних - к целому. Продукты обладают внушающей и манипулирующей силой; они распространяют ложное сознание, снабженное иммунитетом против собственной ложности... Это не плохой образ жизни - он гораздо лучше прежнего, - но именно поэтому он препятствует качественным переменам" [1].

1 Маркузе Г. Указ. соч. С. 16. Свою критику Маркузе относит не только к современному капитализму, но и ко всей развитой индустриальной цивилизации. Она является, по Маркузе, "прежде всего политическим универсумом, последней стадией реализации специфического исторического проекта - а именно, переживания, преобразования и организации природы как материала для господства" {Маркузе Г. Указ. соч. С. XX). Тоталитарные государства, также принадлежащие этой цивилизации, отличаются от капиталистических лишь тем, что прибегают не только к нетеррористическому экономико-техническому координированию общества, но и к его террористическому политическому координированию. Отождествление тоталитарных государств с капиталистическими в рамках одного "исторического проекта", развитой индустриальной цивилизации кажется по меньшей мере странным. Когда Маркузе пишет об "обществе потребления" и особенно об "обществе изобилия", о льющихся потоком товарах и услугах, навязывающих индивидам это общество, явственно обнаруживается, что он не просто не знает тоталитарного общества, а категорически не хочет его замечать и вносить из-за него существенные коррективы в свою концепцию новой свободы и нового, посткапиталистического мира.

284

Общество, поставившее во главу угла потребление, во многом оказывается рабом потребления. Такое общество неизбежно формирует модель одномерного мышления и поведения: все идеи, побуждения и цели, выходящие за рамки устоявшихся ценностей, либо сразу же отторгаются, либо приводятся в конечном счете в соответствие с универсумом данных ценностей. Общество потребления не только расточительно в отношении имеющихся природных ресурсов. Оно во многом деструктивно в отношении собственных его членов, несамокритично, лишено энтузиазма и воодушевления.

Основные свои надежды в лечении недугов капиталистического общества Маркузе возлагает на создание условий для последовательной реализации новой свободы. Что представляет собой, однако, эта свобода? Она удивительным образом напоминает обычное коллективистическое (и в первую очередь коммунистическое) представление о свободе, хотя и замаскированное элементами "старой", буржуазной свободы.

Прежде всего новая свобода - это не столько "свобода для", сколько обычная коллективистическая "свобода от". Свобода от экономики и прежде всего свобода от предпринимательства, связанного с индивидуальными усилиями и постоянным риском; свобода от конкуренции, заставляющей даже удачливого предпринимателя постоянно пребывать в напряжении; свобода от политики и от демократии; интеллектуальная свобода, выражающаяся в уходе от того, что обсуждается всеми, и т.д. - все это только освобождение ума и души человека для каких-то более важных вещей. Последние Маркузе объединяет общим именем

285

"внутренней свободы". Содержание последней неясно, но оно явно напоминает коммунистический идеал грядущего "нового человека". Этот человек освобождается от всего, что ограничивает его свободу, единственно с тем, чтобы он всестороннее и полнее развивал заложенные в нем способности и таланты. Этот идеал опять-таки оставляет в стороне вопрос о том, чему все-таки будут служить такая полная свобода и все многообразные развернутые на ее основе таланты.

Свобода от экономики - коммунистическая утопия, если под этой свободой не имеется в виду элементарная материальная защищенность каждого члена общества. Последняя, впрочем, входит в состав "старых", подлежащих пересмотру свобод. Свобода от экономики опасна в той же мере, как и сама коммунистическая теория, ядром которой эта свобода является. "Так называемая экономическая свобода, которую обещают нам сторонники планирования, - указывает Ф.А. Хайек, - как раз и означает, что мы будем избавлены от тяжкой обязанности решать наши собственные экономические проблемы, а заодно и от связанной с ними проблемы выбора. Выбор будут делать за нас другие. И поскольку в современных условиях мы буквально во всем зависим от средств, производимых другими людьми, экономическое планирование будет охватывать практически все сферы нашей жизни. Вряд ли найдется что-нибудь, начиная от наших элементарных нужд и кончая нашими семейными и дружескими отношениями, от того, чем мы занимаемся на работе, до того, чем занимаемся в свободное время, - что не окажется так или иначе под недремлющим оком "сознательного контроля" [1]. Экономическая свобода составляет основу всех иных свобод и прав человека, и отказ от нее ставит под сомнение все другие права и свободы.

1 Хайек Ф.А. Дорога к рабству // Вопросы философии. 1990. № 10. С. 134.

Освобождение обычного человека от политики - это также один из коммунистических идеалов, хотя и не всегда декларировавшийся открыто. Этот идеал напрямую связан с коллективистическим убеждением, что политикой способна заниматься только элита, в коммунистическом обществе - коммунистическая партия, вооруженная передовым и единственно верным учением. Маркузе не вполне последователен, оставляя без ответа вопрос о такой партии или хотя бы об "авангарде общества". Если политика слишком сложна для большинства людей и к тому же голос отдельного избирателя - только капля в море голосов всех избирателей, то проблемы власти могут решаться только элитой, в коммунистическом обществе - партийной номенклатурой. Свобода от политики столь же опасна, как и иные коллективистические свободы. Как показывает реальная история, освобождение обычного человека от

286

якобы непосильного для него труда избирать власть так или иначе ведет к диктатуре и террору. И опять-таки остается открытым вопрос, с какой целью нужно освобождать подавляющее большинство населения от участия в общественной жизни? Может быть, для того, чтобы все, кто отстраняется от политики, могли совершенствовать свои неполитические способности и таланты? Интеллектуальная свобода, призванная возродить индивидуальную мысль каждого, перекликается с коммунистическим устремлением привить каждому члену общества научное, марксистско-ленинское мировоззрение.

Головы многих людей засорены чужими суждениями и мнениями, некритически заимствованными из повседневного общения, средств массовой коммуникации, религиозных учений и т.д. Коммунистическая теория предполагала, что со временем с этой несамостоятельностью и некритичностью индивидуального мышления будет покончено. Всеми будет усвоена одна и та же - притом непременно научная - идеология, так что во всех головах окажутся одни и те же хорошо обоснованные представления о мире, месте человека в нем, путях развития общества, счастье человека, смысле индивидуальной жизни и т.д. Это была утопия, и первые же неудачи коммунизма, сопровождавшиеся появлением сначала разномыслия по ключевым вопросам строительства коммунизма, а потом и инакомыслия, наглядно показали нереалистичность попыток внедрения всеобщего единомыслия. Интеллектуальная свобода Маркузе - это такая же нереалистическая идея, как и коммунистическое единомыслие, но только противоположно направленная. Предприниматель Г. Форд как-то заметил: "Для большинства людей наказанием является необходимость мыслить". Вряд ли это справедливо в отношении большинства, но определенно есть люди, и их немало, больше склонные положиться на чужое мнение, чем искать самостоятельное решение. Намного легче плыть по течению, чем пытаться грести против него. "Бегство от свободы", о котором говорил когда-то Э. Фромм, наиболее отчетливо проявляется, пожалуй, именно в области мышления.

Коллективистическим по своей природе является и предлагаемое Маркузе разграничение истинных (первостепенных) и ложных (непервостепенных) потребностей. Маркс когда-то говорил о необходимости различения естественных и искусственных потребностей, и это его положение стало одним из краеугольных камней теоретического обоснования аскетизма коммунистического общества. Оно является также одной из теоретических предпосылок централизованного планирования [1].

1 См. об этом далее, гл. 6.

287

Таким образом, новая свобода Маркузе представляет собой по сути коллективистический рецепт для лечения индивидуалистического капиталистического общества. Чтобы поправиться, последнее должно предпринять шаги, ведущие в направлении коллективистического общественного устройства.

Маркузе не замечает того факта, что его новые, коллективистические свободы не совместимы со свободами капиталистического общества. Он признает важную роль традиционных свобод, но лишь для ранних этапов индустриального общества, и считает, что в развитом индустриальном обществе "под властью репрессивного целого права и свободы становятся действенным инструментом господства" [1]. Разумеется, это не так. Традиционные свободы остаются важными и действенными во все периоды развития капитализма, хотя их содержание и объем меняются со временем. Эти свободы составляют столь существенное содержание капитализма, что, лишившись их, он перестал бы быть самим собой. Поскольку традиционные и новые свободы несовместимы, попытка последовательно ввести последние неизбежно привела бы к постепенному разложению первых. В итоге исчез бы и сам капитализм, вытесненный новой формой коллективистического общества, для которого новые свободы были бы вполне органичны.

1 Маркузе Г. Одномерный человек. С. 10.

Радикальная критика индивидуалистического понимания свободы ведет к коллективистическому ее истолкованию. Тем, что противопоставлялось в советской России в 70-80-е гг. коммунистической свободе, были права и свободы человека индивидуалистического общества. Это говорит, как кажется, о том, что все рассуждения о свободе располагаются между двумя основными полюсами. Один полюс - это индивидуалистическая свобода, другой - коллективистическая свобода, а между ними - многообразные промежуточные, тяготеющие к одному из этих полюсов варианты. С точки зрения индивидуалистической свободы, коллективистическая свобода представляется явной "несвободой"; с точки зрения второй, первая является "формальной", "бесполезной" и даже "репрессивной" свободой.

Что касается свободы после капитализма, то о ней действительно трудно сказать что-либо определенное. Современный капитализм устойчив, и пока он будет оставаться таковым, права и свободы его индивидов не претерпят существенных изменений. Если же в будущем произойдут события (их пока невозможно предвидеть), способные привести развитые капиталистические страны к коллективистической трансформации, на смену характерным для них правам и свободам придет некоторый новый вариант коллективистически понимаемой свободы.

"Свобода никогда не будет идеально ясной до тех пор, - пишет А. Савинио, - пока по миру носится хотя бы слабый отголосок Божественности. Пока окончательно не угаснет последний отблеск Божественного, т.е. всего того, что возвышается над человеком и представляет для него тайну, вызывает у него внутренний порыв, вдохновляет его и указывает ему цель. Свобода не будет полностью достигнута до тех пор, пока в человеке

288

теплится еще последнее воспоминание о причинно-следственной связи, о том, что жизнь вообще и всякая вещь в частности имеют конец. Пока не будут окончательно забыты вопросы, которые человек задает себе перед фактом рождения, смерти, искусства, "тайн": "Почему?", "Что это значит?" Пока не развеется последнее предположение о том, что вещи таят в себе смысл. Пока жизнь не достигнет состояния полной незначительности и высшей легкости. Пока человеческий разум не придет к чистому лиризму. И тогда "Илиада", "Божественная комедия", фрески Сикстинской капеллы, назидания моралистов, доктрины философов, деяния отцов общества - все, что ни есть в этом мире важного, "серьезного", "значительного", почитаемого и необходимого, будет восприниматься как музейная редкость, как документ эпохи варварства и рабства" [1].

Это интересное истолкование свободы требует комментария. Слово "свобода" является не только неясным и неточным, но и многозначным. В соответствии с тремя типами мышления - теоретическим, практическим и художественным мышлением - можно выделить три группы значений этого слова. До сих пор речь шла только о теоретическом его значении. Индивидуалистическая и коллективистическая свобода - два полюса, к которым тяготеют многообразные теоретические понимания свободы [2]. Свобода в смысле Савинио - это освобождение от всякой традиции, стесняющей творчество, и прежде всего от традиции утилитарности искусства. Оно сделается свободным и тем самым станет самим собой, когда превратится в чистое, незаинтересованное созерцание, достигнув тем самым полной незначительности с точки зрения практических целей и, как можно предполагать, высшей легкости. До сих пор искусство не являлось чистым лиризмом, поскольку было перегружено практически значимым, серьезным, почитаемым и т.п. Можно выдвинуть абстрактное предположение, что в каком-то отдаленном будущем ситуация изменится.

1 Савинио А. Вся жизнь. С. 64-65.
2 Свобода художественного мышления - это прежде всего свобода художественного творчества, та его независимость от всех привходящих, диктуемых жизнью обстоятельств, которая выражается формулой "искусство для искусства". Практическая свобода связана в первую очередь с широтой того предоставляемого складывающимися обстоятельствами пространства возможностей, в рамках которого могут достигаться компромиссы.

Теоретическая свобода и художественная свобода - два разных типа свободы, в известном смысле даже оппозиционных друг другу, поскольку одна относится к теоретическому мышлению, а другая - к художественному. Но человек - единое существо, в котором теоретик и художник взаимодействуют и взаимо дополняют друг друга. И когда говорится об "освобождении от труда", о "превращении труда из средства для жизни в первую eе потребность", о "всестороннем развитии способностей и талантов человека" в обществе будущего, основное определение которого - свобода, то воздействие художественного истолкования свободы на ее теоретическое понимание кажется несомненным.

 

 


Обратно в раздел история










 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.