Ивин А. Философия истории

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 2
ОБЩАЯ СХЕМА МИРОВОЙ ИСТОРИИ

О смысле истории

В заключение этой главы рассмотрим некоторые общие проблемы философии истории. В их числе: смысл истории, законы истории, прогресс в истории, мировая история, своеобразие исторического познания и др.

Эти проблемы будут обсуждаться в свете изложенной общей концепции человеческой истории, суть которой составляет идея ее биполярности. Следует подчеркнуть, что более или менее последовательные и убедительные решения общих проблем философии истории возможны только в рамках определенной концепции (или теории) истории. Всякая попытка рассматривать подобные проблемы не через призму теории и не в той их связи, которую обеспечивает последняя, способна дать только предварительный, весьма сырой материал. В этом аспекте философия истории не отличается от других научных дисциплин: теория, пусть даже в гипотетической ее форме, является теми очками, без которых исследователь не способен видеть сколько-нибудь детально и отчетливо исследуемую область явлений и не способен сформулировать с нужной ясностью относящиеся к ней общие проблемы.

Старая философия истории много говорила о смысле и предназначении человеческой истории. Идея, стоявшая за этими рассуждениями, казалась очевидной: человечество существует не зря, оно имеет определенное предназначение, и, значит, у его эволюции есть определенный смысл. Однако при ближайшем рассмотрении трудно понять, что именно имелось в виду под смыслом истории.

103

Понятие смысла, само по себе чрезвычайно расплывчатое, в приложении к истории становится чем-то прямо-таки неуловимым. С понятием смысла истории связаны все другие общие ее проблемы [1]. Неясность или искусственность решения вопроса о смысле истории делают столь же неясными или надуманными ответы и на другие общие вопросы. Во многом из-за того, что до недавнего времени философия истории полагала своей непременной задачей прояснение смысла истории, но о самом этом смысле и связанных с ним проблемах не могла сказать ничего внятного, интерес к философии истории упал и стало даже складываться мнение, что она невозможна в современных условиях, а может быть даже в принципе.

1 На эту сторону дела обращал внимание П.Тиллих, связывавший с проблемой смысла истории не только другие общие ее проблемы, но даже отбор исторических фактов к выявление причинных связей: "Всякая легенда, хроника, сообщение о событиях прошлого или научный исторический труд содержат толкование истории. Подобная интерпретация имеет несколько уровней. Она включает отбор фактов в соответствии с критерием важности, оценку причинных зависимостей, представление о личных и общественных структурах, теорию индивидуальной, групповой и массовой мотивации, социальную и политическую философию, а также определенное понимание смысла истории - вкупе со смыслом существования вообще, которое, независимо от факта своего признания, составляет основу всего перечисленного. Такое понимание, намеренно или неосознанно, воздействует на прочие уровни интерпретации; в свою очередь, оно само зависит от специфического и универсального знания исторических процессов. Эту взаимную зависимость толкования истории и всех пластов исторического знания следует уяснить каждому, кто занимается историей на любом уровне" (Тиллих П. История и Царство Божие // Философия истории. Антология. М., 1995. С. 235).

Прежде чем перейти к анализу суждений о смысле истории, необходимо прояснить само понятие смысла. Очевидно, что слово "смысл" многозначно, причем некоторые его значения не вполне ясны. Два наиболее употребительных значения "смысла" можно назвать лингвистическим и телеологическим.

В лингвистическом значении смысл - это то содержание, которое стоит за языковым выражением. В телеологическом значении смысл - это характеристика той деятельности, которая служит для достижения поставленной цели. Имеет смысл всякое действие, способствующее продвижению к выдвинутой цели, и лишено смысла действие, не ведущее к этой цели и тем более препятствующее ее достижению. Цель может осознаваться субъектом деятельности (индивидом или коллективом), но может также оставаться неосознанной им. Например, смысл труда художника в том, чтобы создавать картины; если ни одно из начатых произведений художник не доводит до конца, то его деятельность не имеет смысла, во всяком случае не имеет ясного смысла.

Телеологический смысл неразрывно связан с замыслом или целью. Рассуждения о смысле какой-то деятельности всегда должны содержать прямое или косвенное указание на ту цель, которая преследуется данной деятельностью и без которой последняя оказалась бы пустой или не имеющей смысла. "Ведь не случайно слова "смысл" и "цель" или "смысл" и "намерение" в нашем словоупотреблении замещают друг друга, - пишет К. Левит. - Обычно намерение, объект какого-то устремления, определяет значение смысла. Смысл всякой вещи, не неизменно существующей от природы, но сотворенной благоволением

104

Бога или волей человека и потому могущей быть другой или не существовать вообще, определяется ее предназначением. Стол есть то, что отсылает к его назначению как обеденного и письменного стола, благодаря чему он и появляется как таковой" [1].

Когда говорят о "смысле истории", то имеют в виду именно телеологическое значение "смысла", ту цель, которая стоит перед человечеством и которую оно способно достичь благодаря своей постепенной эволюции. При этом не предполагается, что смысл истории известен человечеству или конкретному обществу. "Историческое событие, - говорит Левит, - тоже отсылает к чему-то вне самого себя, поскольку действие, его вызвавшее, нацелено на нечто, в чем смысл реализуется как цель. А поскольку история есть временное движение, замысел должен предстать как цель, лежащая в будущем. Отдельные события или последовательность событий, даже если они полны значения для человека, как таковые не наполнены ни смыслом, ни целесообразностью. Наполнение смыслом - дело осуществления, которое предстает в будущем" [2]. Левит указывает, что суждение о конечном смысле исторических деяний возможно лишь в том случае, когда обозначена их будущая цель. Если определились направление и радиус действия исторического движения, то смысл его, взятого как целое, определяется, исходя из его конца. Смысл "целого" существует, поскольку оно имеет определенный исходный и отчетливый конечный пункт. "Допущение о том, что история в общем и целом имеет конечный смысл, означает предвосхищение конечного замысла как конечной цели. Временным измерением конечной цели становится эсхатологическое грядущее, а будущее есть для нас лишь постольку, поскольку мы чего-то ожидаем, но чего еще не существует. Оно дано нам лишь в образе верующего упования" [3].

История имеет смысл, только если у нее есть цель. Если эта цель отсутствует, эволюция человечества лишена смысла. Цель не только истории, но и любой деятельности представляет собой одну из разновидностей ценностей. Можно поэтому сказать, что смысл истории означает направленность ее на какие-то ценности.

В аксиологии ценности обычно подразделяются на внутренние и внешние [4]. Внутренне ценным является ценное само по себе, внешней ценностью обладает то, что способно служить средством для достижения какой-то внутренней ценности. Внутренние ценности иногда называются абсолютными, внешние - относительными, или инструмен-

105

тальными. Например, удовольствие позитивно ценно само по себе, боль и страдание негативно ценны сами по себе. Деньги представляют ценность не сами по себе, а только в качестве достаточного универсального средства получения каких-то внутренне ценных вещей. Подразделение ценностей на внутренние и внешние является, конечно, относительным и во многом зависит от контекста. Скажем, истина, как принято считать, является ценной сама по себе, но вместе с тем она может оказываться и средством для достижения других ценностей.

1 Левит К. О смысле истории //Философия истории. Антология. М., 1995. С. 263.
2 Там же.
3 Там же.
4 См.: Ивин А.А. Основания логики оценок. М., 1970. Гл. 5. См. также: Iwin АЛ. Grundlagen der Logik von Wertungen. Berlin, 1975. S. 299 -305.

Деление ценностей на внутренние и внешние является принципиально важным при обсуждении проблемы смысла истории. Другим важным для этой темы делением ценностей (тех целей, которые стоят перед человеческой историей) является их деление на объективные и субъективные. Объективные ценности достигаются независимо от планов и намерений человека, его деятельности или бездеятельности, они реализуются не благодаря человеку, а в силу независящего от него хода вещей. Субъективные ценности - это те события или ситуации, наступления которых человек не просто желает, но ради которых он активно действует и которые могут вообще не реализоваться, если человек не проявит достаточной настойчивости. Объективные ценности можно назвать предопределенными, субъективные - непредопределенными. Например, теплое лето с обильными дождями - объективная позитивная ценность для овощевода; исправно работающая в течение всего сезона система орошения - субъективная ценность для него.

Соединяя вместе деление ценностей на внутренние и внешние, с одной стороны, и их деление на объективные и субъективные, с другой, получаем четыре возможные позиции в вопросе о смысле истории:

1) история наделена смыслом, поскольку она является средством для достижения определенных ценностей (таких, как, скажем, свобода, всестороннее развитие человека, его благополучие и т.п.), реализация которых хотя и является итогом исторического развития, но не зависит от планов отдельных людей и их групп, от их понимания истории и от их сознательной деятельности;
2) у истории есть смысл, так как она является ценной сама по себе, в каждый момент ее существования, причем эта внутренняя ценность истории совершенно не зависит от людей и их групп, которые могут понимать смысл и ценность истории, но могут и не понимать их;
3) история имеет смысл как средство достижения тех идеалов, которые выработало само человечество и которые оно стремится постепенно реализовать в ходе своей деятельности;
4) у истории есть смысл, поскольку она позитивно ценна сама по себе, и эта ценность придается ей не извне, а самими людьми, живущими в истории, делающими ее и получающими удовлетворение от самого процесса жизни.

106

О первых двух из этих позиций можно сказать, что история наделена смыслом, независимым ни от человека, ни от человечества в целом. Ход истории предопределен, ее ценность в качестве средства или самой по себе существует независимо от каких-либо планов или действий людей. Согласно двум последним позициям, сам человек придает истории смысл, делая ее или средством достижения каких-то своих идеалов, или считая ценностью сам по себе процесс исторического существования. Первые две позиции, придающие истории объективный, не зависящий от человека и его устремлений смысл, характерны для сторонников коллективистического общества, полагающих, что история реализует определенное предназначение. Позиции, усматривающие в истории субъективный, задаваемый самими людьми смысл, разделяются обычно сторонниками индивидуалистического общества, исходящими из идеи самоконституирующегося, или самосоздающегося, человечества [1]. Можно, таким образом, сказать, что ответ на вопрос о смысле истории определяется не одними абстрактными размышлениями, но и социальной позицией исследователя, его предпочтением одного типа общества другому.

1 П. Тиллих связывает вопрос о смысле истории с вопросом о смысле бытия в целом: "Интерпретация истории предполагает нечто большее, чем разрешение проблем истории. Поскольку история есть всеохватывающее измерение жизни и поскольку историческое время - это время, в котором заключены все прочие временные измерения, ответ на вопрос о смысле истории содержит ответ на вопрос об универсальном смысле бытия" (Тиллих П. История и Царство Божие // Философия истории. Антология. С. 236-237). Устанавливаемая здесь связь может иметь место лишь при придании истории объективного, определяемого не человеком, а универсальным бытием смысла. Если истории придается лишь субъективный смысл (она является реализацией человеческих ценностей), то ответ на вопрос о смысле истории не имеет никакого значения для ответа на вопрос об общем смысле бытия. Можно даже предполагать, что никакого "смысла бытия в целом" не существует.

Хорошими примерами первой позиции в вопросе о смысле истории являются религиозные концепции истории. Так, иудеи, исходя из своего понимания избранности, отраженного в книгах пророков, усматривали объективный смысл истории в установлении господства Яхве над всеми народами. Человек может пытаться способствовать этому процессу или, напротив, препятствовать ему - от этого ничего не зависит.

История, написанная в соответствии с христианскими принципами, является провиденциальной и апокалиптической. Она приписывает исторические события не мудрости людей, но действиям Бога, определившего не только основное направление, но и все детали человеческой деятельности. Такая история ищет в общем ходе событий закономерность, предопределяющую ход человеческой эволюции. Для средневекового историка, пишет Р.Дж. Коллингвуд, "история была не просто драмой человеческих устремлений, в которой он принимал ту или иную сторону, но процессом, которому присуща внутренняя объективная необходимость. Самые мудрые и сильные люди вынуждены подчиниться ей не потому, что, как у Геродота, бог - разрушительное и вредоносное начало, но потому, что бог, будучи провидцем и творцом, имеет собственный план и никому не позволит помешать его осуществлению. Поэтому человек, действующий в истории, оказывается втянут в божественные планы, и те увлекают его за собой независимо от его

107

согласия. История как воля бога предопределяет самое себя, и ее закономерное течение не зависит от стремления человека управлять ею" [1]. Теология истории длится от творения до судного дня и спасения. Поступь бога в истории обнаруживает себя в последовательности актов сотворения мира, создания человека и изгнания его из рая, изъявления божественной воли устами пророков, спасения, явления бога людям на рубеже времен, предстоящего Страшного суда. Смысл исторического существования заключен в будущем и является результатом не одного познания, но и исполненного надежд ожидания. К. Левит указывает, что хотя христианские упования на будущее воздаяние стали инородными для современного исторического сознания, общая установка последнего как таковая остается неизменной. "Она пронизывает всю послехристианскую европейскую мысль и все ее попечения об истории, с ее "зачем?" и "куда?" [2]. Радикальные концепции прогресса Кондорсе, Сен-Симона, Конта и Маркса эсхатологически мотивированы будущим. Предопределенным будущим пронизаны и отрицающие прогресс теорий упадка, наиболее заметной среди которых является теория фатального, ведущего человечество к гибели прогресса.

Все эти концепции, постулирующие конечную, не зависящую от ценностей человека цель истории, объединяет убеждение в существовании объективного, заданного раз и навсегда смысла истории. Его можно познать и попытаться жить и действовать в согласии с ним, но его нельзя изменить.

В философии истории Гегеля, являющейся модификацией христианской теологии истории, история также рассматривается как целеполагающее и смыслообразующее поступательное движение. Так понимаемая история должна иметь объективный смысл. "Выдвижение той мысли, что разум господствует в мире, - пишет Гегель, - находится в связи с ее дальнейшим применением, которое нам хорошо известно, а именно в форме той религиозной истины, что мир не предоставлен случаю и внешним случайным причинам, но управляется провидением" [3]. Ход и развитие мировой истории раскрываются, но Гегелю, как "разумный прогресс в сознании свободы", как поступательное движение ко все более содержательным и высоким ступеням духа и его свободы. Знающая саму себя свобода способна самостоятельно стать действительным миром свободы.

1 Комингвуд Р.Дж. Идея истории. Автобиография. М., 1980. С. 52-53.
2 Левит К. О смысле истории // Философия истории. Антология. С. 266.
3 Гегель Г.В.Ф. Собрание сочинений. М., 1935. Т. VIII. С. 13.

Объективный смысл придается истории и историческим материализмом Маркса. История, по Марксу, имеет определенную цель и тем самым смысл: целью является будущее "царство свободы", для достижения которого необходимо уничтожение частной собственности и создание бесклассового общества. А. Тойнби, отрицательно относящийся к учению Маркса, в особенности к "Манифесту Коммунистической партии", сближает понимание Марксом смысла истории с религиозным истолкованием этого смысла: "Определенно иудейский... дух марксизма - это апокалиптическое видение безудержной революции, которая неизбежна, поскольку предписана самим Богом и которая должна изменить нынешние роли пролетариата и правящего меньшинства до полной их перестановки, которая должна возвести избранных людей в

108

единой связке с нижайшего до высочайшего положения в царстве этого мира. Маркс возвел в своем на все способном деизме богиню "исторической необходимости" на место Яхве, пролетариат современного западного мира - на место евреев, а царство Мессии изобразил как диктатуру пролетариата. Однако характерные черты традиционного еврейского апакалипсиса выступают здесь сквозь потертую маску. Наш философский импрессарио предлагает в современном западном костюме дораввинский маккавейский иудаизм..." [1]. Тойнби несколько упрощает позицию Маркса. Согласно Марксу, история имеет в будущем свою объективную цель, по достижении которой она перейдет в другое временное измерение. В этом аспекте Маркс действительно близок к религиозному апокалиптическому истолкованию истории и ее смысла. Но, с другой стороны, Маркс полагает, что история движется не только своим притяжением к конечной цели, но и объективными историческими законами, обусловливающими переход от более низких к более высоким общественно-экономическим формациям и в конечном счете - к коммунистической формации. Идея законов истории совершенно чужда религиозным концепциям истории [2].

1 Toynbee A.J. A Study of History. L, 1936. V. II. P. 178.
2 Это уточнение касается и квалификации К Досоном марксизма как одной из "секулярных религий". "Ни одна из этих секулярных религий, - пишет Досон, - не настаивала на чисто научном и нерелигиозном характере своих изысканий более упорно, чем марксизм. И тем не менее ни одна из них не обязана мессианским элементам, присущим христианской и иудаистской историческим традициям, как марксизм. Его учение по существу апокалиптично - вынесение приговора существующему социальному порядку и миссия спасения бедных и угнетенных, которые наконец получат воздаяние после социальной революции, в бесклассовом обществе, выступающем марксистским эквивалентом тысячелетнего царства справедливости" (Досон К. Христианский взгляд на историю // Философия истории. Антология. С. 259). Сближение марксистского понимания истории с религиозным ее истолкованием игнорирует два важных момента марксистской теории истории: введение объективных исторических законов и новое понимание смысла истории и ее конечной цели.

Вторая из указанных позиций в вопросе о смысле истории видит цель истории не в будущем, а в самой длящейся истории, и вместе с тем полагает, что внутренняя ценность придается истории не человеком, а присуща ей объективно и независимо от человека. Эта позиция является редкой, поскольку она плохо приложима к реальной истории, переполненной угнетением, войнами и насилием. Если в силу каких-то объективных обстоятельств история должна быть прекрасной в каждом своем мгновении, то почему реальное историческое существование так переполнено тяготами и бедствиями? Объективной внутренней ценностью обладает, конечно, жизнь в небесном раю. Такой ее делает бог, и человеку, попавшему в рай, не нужно ни о чем заботиться, ему остается только наслаждаться каждым проведенным там мгновением. Однако

109

жизнь в раю протекает не во времени, а в вечности и, как таковая, не имеет истории. К тому же реальная, земная жизнь совершенно непохожа на райское существование. Объективную внутреннюю ценность должна, по идее, иметь также жизнь в том земном раю, который постулируется историческим материализмом. Но и эта жизнь, каждое мгновение которой должно быть прекрасным само по себе, будет не историей, а постисторией, ничем не напоминающей предшествующее историческое существование. Нужно, впрочем, отметить, что для Маркса (но не для Гегеля) объективную внутреннюю ценность имеет не только жизнь в постистории, при коммунизме, но и жизнь в реальной истории. Однако только при условии, что последняя сознательно посвящена борьбе за высокие коммунистические идеалы, т.е. идет по линии действия законов истории и согласуется с ее конечной целью.

С точки зрения идеи биполярной истории история не имеет никакого объективного, не зависящего ни от человека, ни от человечества в целом смысла. У истории нет объективной, навязанной ей цели, лежащей или вне ее, или в самом ее конце, в постистории. История не является подготовкой ни к раю на небесах, ни к раю на земле. Не будучи средством достижения подобных целей, она не имеет инструментального смысла. Жизнь в коллективистическом обществе и жизнь в индивидуалистическом обществе настолько различны, что идея, будто и той, и другой присуща одинаковая внутренняя ценность, лишается оснований. С позиции понимания истории как не имеющих конца во времени колебаний между коллективизмом и индивидуализмом история не имеет, таким образом, ни внешней, ни внутренней объективной ценности.

С точки зрения двух последних позиций в вопросе о смысле истории она способна иметь субъективную, зависящую от самого человека внешнюю или внутреннюю ценность. Эти две позиции хорошо согласуются с идеей биполярности истории, однако с учетом того обстоятельства, что и внешняя, и внутренняя ценность истории должны быть разными для двух разных, можно сказать, диаметрально противоположных типов общества.

Согласно третьему из возможных ответов на вопрос о смысле истории история имеет инструментальную субъективную цель и является средством достижения тех идеалов, которые вырабатывает сам человек. Эти идеалы могут быть или коллективистическими (построение некоего совершенного во всех отношениях общества, способного безоблачно существовать тысячелетия), или индивидуалистическими (последовательное и постепенное усовершенствование имеющегося общества, гарантирующее большие свободу и благосостояние его индивидам), или промежуточными между открытым коллективизмом и ясно выраженным индивидуализмом. История - результат деятельности людей, направленной на определенные, сформулированные ими самими цели и ценности. Как средство достижения последних история имеет отчетливый субъективный, зависящий от человека смысл. Другой вопрос, что, преследуя свои, казалось бы, ясные и хорошо продуманные цели, люди нередко приходят к совершенно неожиданным и нежелательным результатам.

110

К. Ясперс так систематизирует те субъективные внешние ценности, или цели, которые чаще всего выдвигаются людьми в качестве основных ориентиров своей деятельности:

1) Цивилизация и гуманизация человека. "Однако в чем сущность этой цели вне упорядоченного существования, - замечает Ясперс, - ясно не определено; цель сама исторична. В качестве упорядоченного существования целью является правовое устройство мира. Путь истории ведет от разбросанности к фактическим связям в мирное и военное время, а затем к совместной жизни в подлинном единстве, основанном на праве. Такое единство открыло бы в рамках упорядоченного существования простор всем творческим возможностям человеческой души и человеческого духа" [1].

2) Свобода и сознание свободы. При этом все, что до сих пор происходило, понимается как попытки осуществить свободу. "Но что есть свобода - это еще само должно открыть себя на своем уходящем в бесконечность пути" [2]. Ясперс оговаривает, что стремление к созданию основанного на праве мирового порядка не ставит своей непосредственной целью свободу как таковую, но только политическую свободу в качестве предпосылки всякой иной свободы.

3) Величие человека, творчество духа, привнесение культуры в общественную жизнь, творения гения. "Единство смысла возникает там, где человек в пограничных ситуациях наиболее полно осознает самого себя, где он ставит наиболее глубокие вопросы, находит творческие ответы, способные направить и определить его жизнь. Это единство, основанное на величии человека, достигается не распространением орудий и знаний, не в ходе завоевания и создания империй, не посредством таких предельных форм в устремлениях человеческого духа, как губительная аскеза или воспитание янычар, вообще не в долговременности и стабильности институтов и фиксированных норм, а в светлые минуты самопостижения, сущностного откровения" [3].

4) Открытие бытия в человеке, постижение бытия в его глубинах, иными словами, открытие божества.

Ясперс полагает, что "подобные цели могут быть достигнуты в каждую эпоху, и действительно - в определенных границах достигаются; постоянно теряясь и будучи потерянными, они обретаются вновь. Каждое поколение осуществляет их на свой манер" [4]. Эта мысль об универсальности указанных целей нуждается в существенном уточнении. Все перечисленные цели могут быть идеалами только индивидуалистического, но никак не коллективистического общества. Гуманизация человека, правовое государство, индивидуальная свобода и в особенности политическая свобода, величие человека и его творчество и, наконец, открытие божественного в человеке - все это цели, чуждые коллективистическому обществу. Их не выдвигал средневековый умеренный коллективизм (за исключением "открытия божества"), тем более их не выдвигает современный крайний, тоталитарный коллективизм. В частности, идеалы коммунизма совершенно иные: не абстрактная гуманизация человека, а создание, возможно с применением насилия, нового человека, способного быть винтиком в машине коммунистического общества; не правовое государство, а государство, принуждающее двигаться к коммунисти-

1 Ясперс К. Истоки истории и ее цель. Вып. 2. С. 172.
2 Там же.
3 Там же. С. 172-173
4 Там же. С. 173-174.

111

ческим целям; не индивидуальная свобода, а освобождение человека, и в первую очередь освобождение его от эксплуатации, порождаемой частной собственностью; величие человека, но определяемое лишь его активным участием в создании нового, совершенного общества; творчество духа, но ограниченное рамками построения такого общества, и т.д. Тем более коммунизм не ставит задачи открытия божественного в человеке. Что касается национал-социализма, то для него вообще не существует "просто человека", лишенного национальной и расовой характеристики. Национал-социализм выдвигает одни идеалы для представителей избранной, призванной господствовать расы, и совсем другие задачи ставит перед людьми других рас, предназначение которых - быть рабами и обслуживать господ. В национал-социалистической доктрине вообще нет таких понятий, как "гуманизация человека", "правовое государство", "индивидуальная свобода" и т.п.

Нужно отметить, что сам Ясперс осознает двусмысленность выдвигаемого им идеала свободы. "Во всех противоречивых стремлениях нашего времени, - пишет он, - есть как будто одно требование, которое объединяет всех. Все народы, все люди, представители всех политических режимов единодушно требуют свободы. Однако в понимании того, что свобода и что делает возможным ее реализацию, все сразу же расходятся. Быть может, самые глубокие противоречия между людьми обусловлены их пониманием свободы" [1]. То, что одним кажется путем к свободе, констатирует Ясперс, другие считают прямо противоположным этому. Ради свободы совершается почти все, к чему стремятся люди. Во имя свободы они становятся даже на путь рабства, при этом возможность путем свободного решения отказаться от свободы представляется иногда высшей свободой. "Свобода порождает энтузиазм, но свобода порождает и страх. Иногда даже создается впечатление, что люди совсем не хотят свободы, более того, стремятся избежать самой возможности свободы" [2]. Проблема отношения коллективистического и индивидуалистического общества к свободе подробно рассматривается далее. Сейчас же отметим, что свобода (политическая свобода, личная, экономическая, религиозная, свобода мысли, прессы, собраний и т.п.) вовсе не является лозунгом коллективизма. Переход от индивидуалистического общества к коллективистическому происходит как раз тогда, когда общество, попавшее в кризисную ситуацию, созревает для отказа от приобретенных свобод во имя тех ценностей, которые представляются ему более актуальными.

1 Там же. С. 22-23.
2 Там же. С. 23.

Цель истории Ясперс понимает не как тот финал, к которому история придет со временем, независимо от обстоятельств и даже от стремлений и деятельности людей. Цель истории - это тот выработанный самими людьми идеал, реализации которого они должны настойчиво добиваться и который может остаться пустой мечтой, если они не приложат максимальных усилий для его воплощения в жизнь.

112

Субъективный смысл придает истории и К. Поппер, истолковывающий ее как не предопределенную ни божественной волей, ни историческими законами деятельность людей, преследующих определенные цели. "Есть ли в истории какой-нибудь смысл? Я не хочу здесь вдаваться в проблему смысла самого понятия "смысл", поскольку считаю само собой разумеющимся, что большинство людей достаточно ясно понимают, что они имеют в виду, когда говорят о "смысле истории" или о "смысле и цели жизни". Учитывая именно такое понимание "смысла", я на поставленный вопрос отвечаю: "История смысла не имеет" [1]. Поппер напрасно отказывается от анализа понятия "смысл истории". В конце своих рассуждений он приходит к мысли, что хотя история не направлена на объективные внешние ценности и не имеет поэтому объективного смысла, у нее есть тем не менее субъективный смысл. "Я утверждаю, что история не имеет смысла. Из этого, конечно, не следует, - уточняет Поппер, - что мы способны только с ужасом взирать на историю политической власти или что мы должны воспринимать ее как жестокую шутку. Ведь мы можем интерпретировать историю, исходя из тех проблем политической власти, которые мы пытаемся решить в наше время" [2]. Сам Поппер истолковывает историю в духе индивидуалистических ценностей: история - это поле борьбы за открытое общество, за власть разума, за справедливость, свободу, равенство и за предотвращение международных преступлений. "Хотя история не имеет цели, мы можем навязать ей свои цели, и хотя история не имеет смысла, мы можем придать ей смысл" [3]. В другом месте Поппер пишет: "Вместо того, чтобы вставать в позу пророков, мы должны стать творцами своей судьбы. Мы должны учиться делать все так хорошо, как только можем, и выявлять свои ошибки. Отбросив идею о том, что история политической власти нас рассудит, и избавившись от беспокойства по поводу того, оправдает нас история или нет, мы, возможно, достигнем успеха в установлении контроля над властью. Именно таким образом мы, со своей стороны, сможем оправдать историю. Вряд ли это требует особого обоснования" [4]. Это - ясная концепция субъективного, зависящего от человека и общества смысла истории. Поппер отбрасывает старую, коллективистическую в своей основе идею, что высший суд - суд истории. Эта идея замещается индивидуалистическим по своей сути убеждением, что высшим судьей своей жизни и своей истории является сам человек. Именно он своей деятельностью, направленной на реализацию определенных идеалов, делает историю оправданной или неоправданной.

1 Поттер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. II. С. 311.
2 Там же. С. 320.
3 Там же.
4 Там же. С. 322.

113

В основе представления об истории как средстве реализации идеалов, выработанных самим человеком, лежит идея самосоздающегося человечества, будущее которого определяется им самим, а не божественной волей или непреложными законами истории. Человечество, подобно богу в еретической мистике, должно совершить парадоксальное действие: опираясь на свои собственные, ограниченные (в отличие от божественных) силы, оно должно возвыситься над самим собой.

Согласно четвертой позиции в вопросе о смысле истории, история является позитивно ценной сама по себе, как текущий ход событий, приносящий удовлетворение тем, кому выпала удача быть погруженным в него. Этот смысл можно назвать автаркическим (от греч. autarkeia - самоудовлетворение) и передать словами: "история ради истории". Это близко к идее "искусство ради искусства": искусство имеет не только инструментальную ценность, но является также ценным само по себе, независимо от своих социальных и любых иных дальнейших последствий. "...Искусство означает создание произведения, - говорит о внутренней ценности искусства К. Мюллер, - в котором ради самого себя... достигает чувственно-испытываемого присутствия то, что нас поддерживает, привязывает, формирует и в привязанности снова освобождает. В конце концов, пожалуй, освобождает так, что мы оказываемся в вакууме. Однако искусство не является здесь средством достижения удовольствия или морального воспитания общества. Но это чистое, высокое бытие, которое не требует никакого оправдания извне, кроме собственного существования, ощущающее и утверждающее себя как нечто оправданное" [1].

1 Мюллер К. Смысловые толкования истории // Философия истории. Антология. С. 276-277.

История является самоосмысленной в том же самом смысле, в каком осмысленны индивидуальная жизнь, познание, истина, любовь и иные "практические" действия. Жизнь человека в своем течении сама себя оправдывает, что не исключает, конечно, того, что она имеет и инструментальную ценность. Познание и истина также во многом находят оправдание в самих себе. "...Любят, чтобы любить, - пишет Мюллер. - И ничто не может оправдать любовь, кроме нее самой. То, что она ищет, является ее истинным содержанием, формой, в которой партнеры обретают себя и взаимно (а также и другим) представляются как оформившееся единство и взаимопринадлежность, которая служит исключительно самой себе. Итак, не только с приватной или инструментальной точки зрения осмысленна "любовь", поскольку соотнесена с чем-то отличным от нее самой (например, она находит свое оправдание в ребенке, плоде любви, или в обществе в целом, которое строится на подобных "элементах", и т.п.). Скорее, она притязает на то, чтобы ее оценили и признали оправданной в силу ее собственного структурированного бытия" [1].

114

Автаркический смысл истории получил свое классическое выражение в древнегреческом мышлении. С точки зрения последнего, история движется по кругу, возвращаясь к своему исходному пункту, она не имеет никакой, находящейся в конце ее или вне ее цели. Течение истории включает возникновение, расцвет и упадок каждого отдельного исторического бытия. Будущее случайно, и оно не может придать ценность и смысл настоящему. В моменты триумфа следует думать о возможных ударах судьбы. Выражая это мироощущение, римлянин Сципион говорил по поводу разрушения Карфагена: та же судьба, которую готовил Рим своему врагу, постигнет когда-нибудь и сам Рим, так же, как некогда она постигла Трою. Сходным образом высказывался и Тацит: "Чем больше обдумываю я события старого и нового времени, тем больше видится мне во всех делах и свершениях слепота и ненадежность всех человеческих дел" [2]. Характерно, что у греков и римлян не было особого слова для того, что теперь обозначается существительным "история" в единственном числе; они знали только истории во множественном числе.

1 Мюллер К. Указ. соч. С. 276.
2 Тацит. Анналы. III, 18.

Автаркический смысл истории хорошо согласуется с ее субъективным инструментальным смыслом: история имеет ценность, и значит смысл, сама по себе, в самом непосредственном ее течении; но она имеет сверх того смысл как средство реализации определенных человеческих идеалов. Автаркический смысл не согласуется, однако, с основными тенденциями коллективистического мышления. Оно рассматривает все происходящее только через призму глобальной цели, стоящей перед коллективистическим обществом. Такому мышлению приписывание ценности историческому существованию, взятому само по себе, а не в качестве необходимого шага на пути к основной цели, представляется инородным.