Хорос В.Г. Русская история в сравнительном освещении

ОГЛАВЛЕНИЕ

§ 5. Русское народничество — вариант популизма

Общественной силой, которая попыталась действовать в духе идей “русского социализма”, явилось народничество.
Народничество — большая страница в истории пореформенной России, весьма сложная, разветвленная идеология, комплекс философских, социологических, экономических и политических теорий, устойчивых стереотипов мышления и идеологических “клише”. Это вместе с тем — широкое общественное движение, знавшее свои подъемы и спады, революционные и реформистские течения, прошедшее путь от отдельных кружков до массовых политических партий. И, наконец, определенный срез российской культуры, нашедший отражение во многих произведениях литературы, искусства, науки.
Непосредственно народническое движение охватывало лишь часть образованных слоев. Но оно стремилось вовлечь в борьбу с царским режимом трудящиеся массы, прежде всего крестьянство. Деятельность народничества не ограничивалась политическими целями. Оно отстаивало определенную социальную программу, проект и стратегию национального развития, хотя в конечном счете реализовать свои планы ему не удалось.
Популизм. Сами народники полагали, что их деятельность вызвана к жизни “глубоко национальным чувством”. Однако феномен русского народничества не был лишь специфическим и локальным. Не только потому, что народники в России имели широкие интернациональные связи и даже прямых последователей в других странах (Польше, Румынии, Японии и др.). Дело в том, что народничество в России может считаться разновидностью определенного типа идейных течений и общественных движений, который в научной литературе обозначается понятием “популизм”.
Как таковой термин “популизм” возник при создании На
77

родной партии в США в 1892г. Потом он стал применяться ко многим другим сходным явлениям. В широком смысле слова популизм (от лат. populus — народ) обнимает различные политические идеологии и движения, которым в той или иной мере свойственна апелляция к “народу”. Что означает подобная апелляция? Какая историческая ситуация вызывает ее к жизни?
Обобщенно говоря, это — ситуация раннего периода модернизации, когда противоречия перехода от традиционного общества к современному выступают наиболее болезненно. Процесс развития протекает неравномерно, его плоды достаются пока немногим, последние захватывают ключевые позиции в экономике, политической и социальной сфере. Город обгоняет деревню, промышленность — сельское хозяйство. Традиционная система производства оказывается в кризисе, а новые, буржуазные структуры не успели утвердиться. Демократический механизм урегулирования общественных конфликтов еще отсутствует или не отлажен. К этому можно прибавить социально-психологическую инерцию большинства населения, которое не может быстро приспособиться к изменениям и переоценке привычных ценностей, испытывает сильный психологический стресс. Данная ситуация особенно характерна для обществ второго и третьего эшелона, где процесс модернизации протекает форсированно и менее органично.
Реакцией на эту ситуацию стали идейные течения и движения популистского типа. Их отличает внутренний дуализм, противоречивость. Общества, в которых они возникают, находятся в фазе восходящей буржуазной модернизации. Отсюда в популистских программах — требования политической демократии, ликвидации добуржуазных методов эксплуатации, отстаивание индивидуальных свобод и т.п. С другой стороны, все это сочетается с социалистическими лозунгами и нередко заглушается ими. Радикальные, социалистические компоненты популистской идеологии выражают неудовлетворенность тех или иных групп общества существующими формами буржуазной модернизации и ее противоречиями.
Позитивный исторический смысл в деятельности популизма заключается в стремлении “амортизировать”, облегчить последствия модернизации для широких слоев населения и
78

тем самым вовлечь их в процесс развития. В какой мере это удастся — другой вопрос. Все зависит как от конкретных исторических условий, сложившихся в данном обществе, так и от того, насколько осознанно и реалистично подходят сами популистские лидеры к поставленным задачам.
Первые зародыши популистских идей и течений можно обнаружить еще в раннебуржуазной Европе (левеллеры и диггеры в Английской революции, Ж.-Ж. Руссо, Ж. Сисмонди, немецкие “истинные социалисты” и др.). Но основное развитие популизм получил в странах поздней модернизации.
Здесь можно выделить две основные разновидности. Одна из них — “сельский”, или “крестьянский”, популизм, возникающий в странах более отсталых, с преимущественно крестьянским населением. В идеологическом плане эта разновидность популизма наиболее противоречива. Она воспроизводит социально-психологические ожидания сложного конгломерата социальных слоев развивающегося общества — крестьянства, мелких собственников, отдельных отрядов рабочего класса и отчасти деклассированных элементов. Эти группы лишь в небольшой степени затронуты модернизацией. Они готовы принять ее отдельные элементы (собственность на землю, освобождение от гнета помещиков и пр.), но в целом боятся изменений и предпочитают в процессе развития опираться на привычные традиционные институты и ценности (община, корпорация, семья, религия, принципы морального солидаризма). Получается симбиоз традиционализма и модернизма, антифеодальных и антибуржуазных тенденций. Более детально идейные компоненты “сельского” популизма можно представить следующим образом:
— концепция “народа” (прежде всего крестьянства) как социально-культурного слоя, который распадается под натиском буржуазных отношений, но должен быть сохранен и укреплен для национальных целей всестороннего развития;
— идея некапиталистического пути через удержание, развитие и усовершенствование традиционного коллективизма;
— тенденция к отставанию неклассового пути социальной, эволюции; отрицание как классовых различий в “народе”, так и классовых функций его лидеров, социально-критической интеллигенции;
— акцент на аграрные преобразования, которые призваны
79

не только заложить основу индустриализации, но и обеспечить необходимое социальное равновесие в процессе модернизации.
Если социальная база “сельского” популизма является весьма пестрой и аморфной, то в формулировании его идеологии особо активное участие принимает интеллигенция — та ее часть, которая по тем или иным причинам также не вписалась в процесс модернизации. Американский ученый Р.Уортман отмечает, что интеллигенция и крестьянство в пореформенной России имели “похожее ощущение растерянности и дезориентированности — утрату прошлых ценностей и сомнения в том, что принесет будущее”. Аналогичная взаимосвязь прослеживается и в развивающихся странах XX в. Интеллигенция в популистских течениях выступает главным инициатором социалистических идей.
Народничество в России было исторически первой развитой идеологией “крестьянского” популизма. Из более поздних примеров можно указать на Гоминьдан в Китае, гандизм в Индии, мексиканских “аграристов”, идеологию “уджамаа” в Танзании и ряд других.
Другая разновидность популизма возникает в обществах, где процесс модернизации продвинулся уже достаточно далеко. Поэтому идеологический радикализм и социалистические проекты свойственны ей в меньшей степени. Это, как правило, “городской” популизм. Если же он ориентируется на сельское население, то не на традиционное или полутрадиционное крестьянство, а на фермерство. Популизм этого рода выступает как часть буржуазно-демократической политической системы, его идеология не противостоит ей. Обычно он вообще не имеет никакой особой, четко очерченной идеологии, хотя объявляет себя выразителем интересов “народа”, “простых людей”, “маленького человека” и пр. Его цель — используя недовольство тех или иных массовых слоев (рабочих, мелких предпринимателей, фермеров), образовать некую политическую силу или блок сил и таким образом “перераспределить” существующую систему власти.
Популизм данного типа выступает скорее как специфическая политическая культура. Американский социолог Э.Шилз выделяет две ее основные черты: 1) приоритет “воли народа” над любым другим политическим стандартом; 2) стремление
80

лидеров к прямым контактам с массами без посредства каких-либо политических форм и институтов. К этому можно прибавить определенную социальную политику (часто она по большей части лишь декларируется во время предвыборных кампаний), которая заключается в различного рода “подкармливании” масс, повышении зарплаты, снижении цен и налогов — причем нередко за счет экономической эффективности.
Кроме уже упоминавшегося популистского движения в США в конце XIX в., к этой разновидности популизма можно отнести перонизм в Аргентине, идеологию периода правления Ж.Варгаса в Бразилии, фермерское движение в канадском штате Саскачеван, “веннамоизм” в первые годы после второй мировой войны в Финляндии и др. Мы видим, что популизм этого рода имел место в развитых странах или в таких развивающихся странах, в которых буржуазная направленность модернизации уже стала необратимой.
Между обоими видами популизма, при всем их различии, имеется определенная связь. Стадиально-исторически второй как бы следует вслед за первым и наследует некоторые его идеи и лозунги. Вместе с тем первый в своей практике и политической культуре может иметь сходные черты со вторым.
Идеология народничества. На фоне этой общемировой популистской традиции русское народничество, разумеется, обладало немалыми национальными особенностями. Оно существовало долго, более полувека, и за это время проявило себя в различных областях общественной мысли. Отталкиваясь от теории некапиталистического развития России Герцена-Огарева-Чернышевского, оно стремилось применить ее к жизни, сделать основой практического действия. Но народничество действовало в таком обществе, где возможности политической оппозиции были крайне затруднены. Деятелям движения противостоял громадный репрессивный аппарат самодержавия. Вместе с тем, ища поддержки снизу, они наталкивались на пассивность и непонимание со стороны того “народа”, которому они так желали служить.
Поэтому народники нуждались в такой идеологии, которая могла бы вдохновить их на деятельность вопреки неблагоприятным окружающим условиям. Данной цели отвечал так называемый субъективный метод в социологии или “этико-со
6-Хорос В.Г. 81

циологическая школа”, разработанные Н.К. Михайловским и П.Л.Лавровым. Существо их взглядов состояло в провозглашении личности (а не группы или класса) основной “единицей” исторического действия, а также введении этических критериев в общественную науку и сферу социальной практики. “Кроме истинности, достаточной для естествоиспытателя... — писал Михайловский, — мнение социолога должно отразить в себе его идеал справедливости и нравственности”. В этом разделении “правды-истины” и “правды-справедливости” приоритет, безусловно был за последней.
Другой идеей, выдвигавшейся народническими мыслителями, было специфическое понимание прогресса. Они отрицали прогресс в общепринятом тогда смысле — как “естественный ход вещей”, в результате которого происходит накопление знаний, разделение труда, рост производства и пр. Все это, по их мнению, не дало ничего или дало слишком мало большинству людей, трудящимся. Прогрессом же в их глазах было превращение каждого человека в автономную и всесторонне развитую личность. Этой личности, считал Михайловский, необходима “разнородность” деятельности, тоесть трудовая универсальность и кооперация с равными себе личностями. Так было в древности, в сельских общинах, но затем рост цивилизации совершался за счет профессиональной специализации, “дробления” личности, ее растущей “однородности”, отчуждения от других. Следовательно, надо возродить — разумеется, на базе современных культурных и технических достижений — принципы былой кооперации и коллективизма.
Нельзя сказать, чтобы народнические теоретики просто навязывали свои проекты действительности, не считались с объективной реальностью. Но реальность, окружающая среда рассматривалась ими или как подспорье, или как препятствие для осуществления своих идеалов. Сами же идеалы представлялись им самоочевидными — нечто вроде морального долга, который надо было исполнять, не спрашивая, осуществим он или нет. “Будет или не будет осуществлен прогресс в его окончательных задачах — это неизвестно”, писал Лавров, но “это не касается личности... не должно влиять на ее нравственные стремления”. Даже если личность встретит непонимание со стороны тех, за интересы кого она борется, т.е.
82

народа, это не должно смущать ее — “именно во имя народного духа... личность должна подвергнуть народный дух критике”.
Поэтому в свои концепции Лавров вводил нравственные критерии — “цены прогресса” и исторической “вины”. В знаменитых “Исторических письмах” он доказывал, что все достижения техники и культуры созданы лишь посредством эксплуатации масс, обеспечивавших своим трудом досуг для интеллектуальных занятий образованной и властвующей элите. “Цена прогресса” оказывается непомерно высокой. Поэтому часть наиболее сознательных представителей образованного слоя, “критически мыслящие личности” должны возвратить свой “долг народу”, создать человеку физического труда все условия для превращения его во всесторонне развитую личность.
Сейчас такие взгляды могут показаться романтическими и наивными. Но тогда они отвечали настроениям интеллектуальной российской молодежи и как бы давали ей идеологическую санкцию на общественную борьбу в трудных условиях.
Принципы этического субъективизма нашли также выражение в трудах народников-экономистов. Народничество создало свою экономическую школу, в том числе в прикладных исследованиях, в области земской статистики. Выдвинуло оно и теоретиков в экономической мысли. Их концепции были реакцией на процесс развития капитализма в России, его противоречия и диспропорции — короче говоря, на такие его особенности, из которых народники выводили необходимость альтернативного, некапиталистического (или неклассическибуржуазного) развития.
В чем же народнические экономисты видели эти особенности? Во-первых, в том, что развитие капитализма в стране шло за счет подрыва хозяйства массы мелких производителей. Сочетание грубых, примитивных форм первоначального накопления с внедрением механизированного капиталистического производства, по мнению В. П. Воронцова, приводило к массовому разорению ремесленников, уходу крестьян с земли, образованию огромной армии безработных, которую не мог поглотить рынок наемного труда. Происходило не столько “обезземеливание” мелких производителей, то есть превращение их в фабричных рабочих, “сколько их обеднение”.

6 83

Во-вторых, как подчеркивал другой народнический экономист, Н. Ф. Даниельсон, развитие буржуазных отношений в России выражалось более в росте сферы обращения, нежели сферы производства. Это было следствием как своеобразной “торговой экономики” (усиленный вывоз, часто за бесценок, хлеба и сырья на европейские рынки), так и финансовой стратегии правительства, возложившего на крестьянство бремя земельного выкупа и различных налогов. Чтобы заплатить подати, крестьянин был вынужден продавать свой хлеб зимой, чтобы вновь покупать его весной. Это разоряло его, сокращало потребление, а, следовательно, подрывало производительные силы страны в целом. Но если рост обращения не подкрепляется ростом производства, “то ход всего механизма обмена сначала несколько замедлится, затем это замедление будет все более и более увеличиваться вплоть до полной остановки всего механизма”.
Таким образом, капитализм в России, считали народникиэкономисты, наталкивается в своем развитии на объективные препятствия. На внешнем рынке он не в силах конкурировать с развитыми странами; в то же время внутренний рынок остается узким в силу низкой (и снижающейся) покупательной способности масс. Капиталистическая система попадает в своего рода “заколдованный круг: для ее процветания необходимо богатое население, а каждый шаг ее развития сопровождается обеднением последнего”. Это “буксование” капитализма в России народнические мыслители считали не случайным явлением, а закономерностью, характерной для всех стран с поздним развитием капитализма и находящихся на периферии развитых капиталистических держав. “Чем позднее начнет какая-либо страна развиваться в промышленном отношении, — писал Воронцов, — тем труднее завершить ей это развитие капиталистическим путем”. Для молодых стран необходимо найти иной путь развития, поскольку под угрозу ставится не только их экономика, но и вообще существование как нации.
В качестве “иного, не капиталистического пути” Воронцов предлагал “преобразование нашего капиталистического производства в государственное и артельное”. Он имел в виду, конечно, не самодержавное, а социалистическое государство, которое возникнет в результате народнической революции.
84

Такое государство будет регулировать экономическое развитие в интересах “народного производства”, т.е. массы крестьян и ремесленников. Оно будет способствовать объединению их в трудовые коллективы (“артели”), на базе которых возможно и создание крупных предприятий с применением современных технических достижений. Народники при этом специально подчеркивали, что отставшая страна имеет здесь даже “преимущество” и может сразу заимствовать технический опыт более развитых стран.
По справедливому мнению польского историка А.Валицкого, труды Воронцова, Даниельсона и др. явились “первой идеологической рефлексией относительно специфических черт экономического и социального развития отсталых аграрных стран, “поздно” вовлеченных в процесс модернизации в условиях сосуществования с высокоиндустриальными нациями”. Их взгляды были значительно более конкретными, чем у родоначальников “русского социализма”, поскольку они исходили из реальных противоречий национального капитализма в пореформенный период — того, что они называли “ужасами первоначального накопления”.
Наконец, народничество выдвинуло ряд программных и тактических установок революционного действия. Некоторые из них были общими для всех народнических направлений. Во-первых, программное требование “земли и воли” — “черного передела” помещичьих земель в пользу крестьян и введение конституционного строя. Во-вторых, идея последующего социалистического переустройства общества на базе национальных форм коллективизма (община, артель). В-третьих, задача создания нелегальной, сплоченной политической организации, партии. Но как должна действовать эта организация, какова должна быть тактика оппозиционного движения — в этом различные народнические фракции расходились.
Группа П. Л. Лаврова, издававшая за границей журнал “Вперед”, отстаивала путь пропаганды. Он предполагал работу активистов среди крестьянских масс и постепенное вовлечение их в революционную борьбу. Другая фракция связана с именем Михаила Бакунина, одного из основателей международного анархизма. Бакунисты проповедовали “путь боевой, бунтовской”, то-есть организацию массовых выступлений протеста крестьянства и городских низов. Народ,
85

утверждал Бакунин, находится в таком отчаянном положении, что “ничего не стоит поднять любую деревню”.
Наконец, третье направление, “якобинское” или “бланкистское” (П. Н. Ткачев), возлагало основную надежду на переворот, который должен быть произведен силами “меньшинства”, организации революционеров. Она создаст социалистическое государство, которое необходимо не только для подавления сопротивления эксплуататорских классов, но и для “подталкивания” самого народа к социалистическим порядкам. Все эти идеи и тактические установки так или иначе опробывались на практике, в народническом движении, хотя последнее во многом действовало самостоятельно, независимо от идей теоретиков.
Движение народничества. Оно началось в 60-х годах, когда стали возникать небольшие кружки и тайные организации, где собирались радикально настроенные студенты, журналисты, писатели. Наиболее крупным среди них было тайное общество “Земля и воля”. Его участники надеялись на стихийные выступления деревни, которая, по их расчетам, должна была отвергнуть несправедливую крестьянскую реформу. Народники даже выпустили по этому поводу несколько революционных прокламаций и пытались распространить их. Однако, никаких серьезных массовых крестьянских протестов не произошло.
Какое-то время молодые радикалы ищут легальные пути деятельности — устраивают бесплатные школы для бедняков, общества взаимопомощи, различного рода коммуны и трудовые ассоциации, которые рассматриваются ими как начальные формы будущего социализма, в России. Все это, естественно, кончалось ничем.
Тогда наиболее решительные из ранних народников переходят к террористическим методам борьбы. Член нелегального кружка Дмитрий Караказов в 1866г. совершает покушение на императора Александра П. Позднее недоучившийся студент Сергей Нечаев создаст революционное общество “Народная расправа”, но это предприятие было обезврежено полицией в самом зародыше.
Постепенно тайные народнические кружки склоняются к тому, чтобы развернуть активную агитацию в среде крестьянства. Это стремление в конце концов привело к знаменитому
86

“хождению в народ”. Весной 1874 г. масса народнической молодежи (порядка 3 — 4 тысяч человек) двинулась в деревню. Шли под видом фельдшеров, торговцев, ремесленников, переодетых крестьян, якобы отправившихся на заработки и пр. Пропагандисты проходили определенную подготовку — осваивали плотницкое или сапожное ремесло, учились делать прививки, закупали различный товар для продажи. Для пропаганды выбирались такие губернии, где когда-то происходили крестьянские бунты (Дон, Поволжье, Урал). Особое внимание обращалось на староверов и другие религиозные секты, которых народники считали наиболее оппозиционно настроенными. Им, а также всем, кто попадался под руку, молодые народники со страстью проповедовали идеи социализма и крестьянской революции. Они настолько были уверены в успехе, что некоторые “шли уже выбирать позиции для будущей артиллерии” в ожидаемом крестьянском восстании.
Однако, результаты этой акции оказались разочаровывающими. Прежде всего, к народнической пропаганде оказались глухи сами крестьяне. Социалистических идей они не понимали. Землю помещиков они, конечно, получить были непрочь, но вовсе не склонны были ради этого подыматься на вооруженную борьбу. Как обнаружили народники, большинство крестьян продолжали надеяться на то, что землю своих господ они получат из рук монархии. Призывы восстать против “царя-батюшки” были для них просто неприемлемы. Такие подстрекательства стали вызывать у них подозрения, тем более что крестьяне быстро разобрались в народническом карнавале и разглядели в агитаторах “образованных”, представителей сословия “господ”. Некоторых они попросту связывали и доставляли местному старосте, на других доносили. Так, по горестному признанию самих народников, обнаружилась “разделяющая стена между нашим братом и народом”.
Помимо этого “хождение в народ” было быстро замечено полицией. На народников обрушились преследования, арестовано более полутора тысяч человек. Наказания часто оказывались чрезмерно суровыми, не соответствовавшими степени вины. Заключенные годами содержались под стражей во время предварительного следствия, ссылались на каторгу на длительные сроки. Репрессии только озлобили народническую молодежь.

87

Лидерам народнического подполья основная причина их неудач виделась в противодействии со стороны полиции, а также в том, что революционная пропаганда велась несистематически, не пускала прочных корней в крестьянской “глубинке”. Поэтому решено было перейти к постоянным поселениям революционеров в деревне и создать глубоко законспирированную централизованую нелегальную организацию, которая могла бы координировать действия народников. В 1876г. такая организация появляется под названием “Земля и воля”. Землевольцы сконцентрировали свои силы в нескольких губерниях (Украина, Поволжье) и попытались по рецептам Бакунина спровоцировать крестьянские бунты. Из этого также ничего не вышло.
Между тем полицейские репрессии продолжались. И тогда из рядов землевольцев выделилась группа “политиков”. Они считали, что прежде чем совершать “социальную” (т.е. социалистическую) революцию, необходимо свергнуть существующий режим. Основным методом действия стал индивидуальный террор, который должен был не только сковать сопротивление властей, но и стимулировать массовые выступления снизу.
Так возникла “Народная воля”, в центре которой был знаменитый “Исполнительный комитет” (А. Д. Михайлов, А. И. Желябов, Н. А. Морозов, С. Л. Перовская, В. Ф. Фигнер и др.). Она стала, безусловно, самой крупной нелегальной народнической организацией в России. Общее число народовольцев и сочувствующих им лиц доходило до 4 — 5 тысяч человек. В 70 городах России “Народная воля” развернула сеть из 300 студенческих, гимназических, рабочих и офицерских кружков. Но этот контингент все равно был слишком мал, чтобы всерьез атаковать режим.
Поэтому все усилия народовольцы направили на террор. Свои действия они оправдывали особыми условиями политического деспотизма в России. Например, Исполнительный комитет “Народной воли” осудил покушение анархиста Ш. Гито на президента США Д. Гарфильда, поскольку в этой стране существовали все возможности для “честной идейной борьбы” и потому не было нужды в политических убийствах.
Начав с покушений на представителей чиновничьего и полицейского аппарата, которым они мстили за преследова
88

ния своих товарищей, народовольцы затем сосредоточились исключительно на фигуре царя Александра II. Через полтора года изматывающей борьбы горстки революционеров с громадным полицейским аппаратом империи царь был убит. Но и силы заговорщиков подошли к концу. Большинство их было арестовано, упало их влияние в обществе, в организацию проникли провокаторы, немало революционеров пережили моральный надлом. Все последующие попытки возродить деятельность “Народной воли” потерпели неудачу. Лишь через четверть века традиции “Народной воли” нашли продолжение в деятельности партии социалистов-революционеров.
В какой-то мере деятельность народовольцев можно рассматривать как попытку реализации “бланкистских” идей в народничестве (П. Н. Ткачев и др.). Но нелегальные организации и методы борьбы не исчерпывали все народническое движение. Вокруг народнического подполья существовал широкий круг сочувствующих. Большинство их относилось к тому идейно-психологическому типу, который принято называть либерально-народническим. Разделяя основные элементы народнического миросозерцания, либерально-народнические деятели в основном занимались просветительством среди трудящихся, главным образом, крестьянского населения. Дело было не только в нехватке темперамента или боязни репрессий, но часто и в принципиальном отстаивании целесообразности линии на постепенные преобразования и легальные методы работы.
У либерального народничества были свои теоретики, например, Я. В. Абрамов, которые в эпоху политической реакции 80-х гг., наступившей после убийства Александра И, выступили с лозунгом, что “наше время — не время широких задач”. Они призывали интеллигенцию заняться социальной работой в крестьянской среде — пропагандой агрономических знаний, устройством музеев техники, организацией коммерческих кооперативов, артелей и пр. Долгое время историки советского периода презрительно именовали их оппортунистами и “рыцарями малых дел”. Между тем в реальной истории “малые дела”, которыми занимались легальные народники, оказались не столь уж малы.
Например, в 70-х годах возник кружок князя А. И. Ва
89

сильчикова. Он объединил близких по духу к народничеству молодых чиновников, служащих банков, ученых и других специалистов, которые занялись организацией дешевого кредита для крестьян. Это была очень важная практическая задача, так как после реформы многие крестьяне, обремененные выкупными платежами, не имели средств для поддержки и развития своего хозяйства и вынуждены были занимать деньги у деревенских ростовщиков под большие проценты. Поначалу активистам кружка было очень трудно изменить эту ситуацию. Но постепенно под их влиянием стали возникать кредитные товарищества (по типу народных банков Г.ШульцеДелича в Германии). Кроме того, им удалось убедить Министерство финансов всерьез заняться организацией народного кредита. К началу Первой мировой войны система народного кредита охватывала почти четверть населения России.
Немало проникнутых народническими идеями образованных людей, специалистов пошли “служить народу” в земство — органы местного самоуправления. Там они работали врачами, школьными учителями, землемерами, агрономами и т.д. Их труд был отмечен духом настоящей самоотверженности. “Земский врач”, “земский учитель” — эта характеристика стала своего рода эталоном высокого профессионального и нравственного уровня. Широко известны были также земские статистики, при которых статистические обследования в России достигли мировых стандартов.
Интересно, что когда сами революционные народники от социалистического агитаторства переходили на почву конкретных практических дел, жизненно важных для крестьян, они имели успех. Например, во второй половине 70-х годов, когда общество “Земля и воля” стало организовывать постоянные поселения революционеров в провинциях, некоторые народники поступали на службу волостными писарями, тоесть низшими земскими чиновниками и вели делопроизводство в крестьянских общинах. Защищая интересы крестьян, обучая их самих отстаивать собственные интересы, революционеры сближались с народом и завоевывали себе большой авторитет среди простых людей. Однако такие примеры были не часты. Большинство нелегальных деятелей, сгорая революционным “нетерпением”, предпочитало радикальные призывы к “светлому будущему” и силовые
90

методы общественной борьбы, которые не приводили к результатам.
Тем не менее революционная деятельность народников создавала им тот героический ореол, который оказывал немалое влияние на общество, на культурную элиту. В этом смысле эпоха народничества оставила значительный след в русской культуре пореформенного периода. Существовали легальные журналы и газеты, придерживавшиеся народнической ориентации (“Современник”, “Отечественные записки”, “Неделя”, “Русское богатство”и др.). Известные композиторы сочиняли оперы о народе, художники рисовали картины о горькой жизни русского мужика и молодых пропагандистах, отстаивающих его интересы. Писатели (например, Иван Тургенев, Лен Толстой, Глеб Успенский и другие), писали романы и рассказы о народниках, крестьянстве. В общественных науках также образовывались направления, так или иначе связанные с народническими идеями. К народникамэкономистам, о которых говорилось выше, можно прибавить Н. А. Карышева, Н. А. Каблукова, М. Б. Ратнера и, наконец, теоретика кооперации А. В. Чаянова, книги которого стали классическими в мировом крестьяноведении. Известна народническая школа в исторической науке (В. И. Семевский, А.П. Щапов, А. С. Пругавин, А. Я. Ефименко и др.). В их трудах много внимания уделялось изучению народных движений, общины и крестьянского быта. Все это в широком смысле может быть включено в народническое общественное движение.
Народнические политические партии в начале XX в. После разгрома “Народной воли” народничество сумело преодолеть кризис лишь к началу XX в. В 1901 г. произошло объединение нелегальных и легальных народнических деятелей в России с “Аграрно-социалистической лигой”, образованной русскими эмигрантами в Европе. На этой основе в 1905 г. возникла партия социалистов-революционеров (В. М. Черно”, Л. Э. Шишко, М. Р. Гоц и др.).
Идеология позднего народничества в России была менее цельной, чем у его предшественников. Во взглядах эсеров заметны влияние марксизма, заимствования из других концепций, хотя они старались сохранить преемственность по отношению к своим классикам — Герцену, Лаврову, Михайловскому.

91

Кроме того, партия социалистов-революционеров быстро оказалась расколотой. От нее отделилось более умеренное крыло, образовавшее отдельную партию народных социалистов (А. В. Пешехонов, В. А. Мякотин, Н. Ф. Анненский и др.). Позднее от эсеров отделилось и левое крыло — так называемые “максималисты”.
Народнические партии заняли свою часть политического спектра в России в 1905-1917 годах. В целом они защищали традиционный для себя лозунг “земли и воли”. Но в трактовке этого лозунга каждая партия имела собственные интерпретации.
Эсеры выступали за “социализацию” земли, т.е. захват помещичьей земли крестьянами и уравнительное распределение ее между крестьянскими семьями по “трудовой норме”. Аренда земли, наемный труд и продажа земли запрещались. Эти положения легли в основу составленного эсерами в 1917 г. “Наказа”, который использовали в качестве “Декрета о земле” большевики.
Аграрная программа народных социалистов не содержала этих ограничений, не поощряла захват помещичьих земель крестьянами и предполагала передачу данных земель крестьянству законным путем — через Учредительное собрание. Можно считать, что народные социалисты ориентировались на крестьянина фермерского типа, хотя социалистические элементы в их взглядах присутствовали (в основном, в форме проектов кооперации в деревне).
Народнические партии принимали участие в работе национального парламента — Государственной думы, составляя там значительную часть “левого блока”. Народные социалисты сумели объединить так называемых “трудовиков” — крестьянских депутатов в Думе. Это свидетельствует о том, что “фермерский” популизм народных социалистов находил определенный отклик в крестьянской среде.
Наиболее массовой среди народнических партий были социалисты-революционеры. В период Февральской революции это была самая многочисленная партия в России (400 тысяч членов). Однако в организационном плане партия эсеров была очень слаба, а ее массовое членство — в значительной мере фиктивным. Ее связи со “своим” классом, крестьянством были непрочны. Массовой работы в деревне они практически не
92

вели, сделав своей основной базой город, рабочую и студенческую среду. Но и здесь эсеры тяготели главным образом к крайним, террористическим средствам борьбы. Они, правда, помня об опыте прошлого не рисковали трогать особу императора, но покушений на министров, великих князей, губернаторов и крупных чиновников было много.
Однако, эсеровский террор, в отличие от времен “Народной воли”, выглядел менее впечатляющим, более прагматичным и приземленным. Немало террористических актов представляли собой так называемые “эксы” — экспроприации банков и других богатств в фонд эсеровской партии. Особенно не стеснялись в подобных предприятиях “максималисты”. В их деятельности грань между политическим и уголовным было трудно различить.
Идейные и организационные слабости народнических партий решающим образом сказались в 1917 г. после Февральской революции. Придя к власти во втором составе Временного правительства во главе с членом партии социалистов-революционеров А. Ф. Керенским, они не смогли удержать бразды правления и были свергнуты большевиками. Фракция левых эсеров какое-то время еще пыталась сохранять союз с победителями, но это продолжалось недолго. С приходом коммунистов история народничества в России была кончена.
Исторические итоги. В русском популизме бросается в глаза несоответствие между масштабами народнического движения, длительностью соответствующей идейной и культурной традиции — и сравнительно бедными результатами деятельности народничества в России. Оно практически не сумело выйти на уровень национальной политической власти. Очень часто действия народников (например, террор) приводили не к тем последствиям, которые они ожидали. Их аграрную программу использовали их политические соперники. В чем причины такого относительно невысокого “коэффициента полезного действия”?
Думается, что в глубокой внутренней противоречивости идеологии и движения народничества, присущей им “несистемности”. Во взглядах виднейших народнических теоретиков и лидеров мы видим различные тенденции, порой полярно противоположные, — анархизм и этатизм, радикальный социализм и ориентацию на крестьянство фермерского типа, об
93

щинность и защиту индивидуальности и т.п. Это характерно не только для русского народничества. Популизм как модель идеологии и политической деятельности везде отличается внутренней амбивалентностью, сосуществованием в его рядах разнообразных, нередко противостоящих друг другу течений.
Данная особенность не случайна. Она не может объясняться лишь спецификой популистского типа мышления. Дело заключается в чрезвычайно широкой, пестрой социальной базе (“народ”), на которую пытается опираться популизм, а также в сочетании различных исторических задач, которые он одновременно стремится решить: осуществлять процесс модернизации и в то же время поддерживать традиционные институты, комбинировать буржуазно-демократическую и социалистическую ориентацию.
Как таковой, популизм порожден проблемами перехода от традиционного общества к современному, он в значительной мере может считаться идеологией модернизации. Более того, его внутренний пафос во многом заключается в стремлении включить в модернизацию широкие массы, облегчить им адаптацию к изменениям. Но эти задачи решаются им как правило недостаточно четко и последовательно. Можно в целом согласиться с английским ученым П.Уорсли, что в силу своей идеологической противоречивости и организационно-политической аморфности популизм составляет лишь “переходный этап” к непосредственному осуществлению модернизации, проводимой уже иными политическими силами, либо к “другого рода институционализованному революционаризму”.
Российский пример вполне подтверждает этот вывод (особенно в его второй части). В общем согласуется с ним и исторический опыт популистских течений, возникших уже после российского народничества во многих развивающихся странах Азии, Африки и Латинской Америки. В отличие от русских предшественников многие популистские течения в “третьем мире” находились у власти и могли на практике испытать собственные программы и лозунги. Результатом было фиаско подавляющего большинства “национальных социализмов” с популистской окраской и провал соответствующих социальных экспериментов (в Танзании, Бирме, Индонезии, Гвинее, на Мадагаскаре, в Перу и других странах).
Конечно, можно указать на страны и примеры, где популизм
94

сыграл исторически позитивную роль — в частности, Тайвань и Мексику. Именно на Тайване Гоминьдану, партии популистского типа, удалось провести форсированную модернизацию страны и достичь впечатляющего экономического прогресса. Мексиканские “аграристы” в 30-х годах XX в. сумели разрушить латифундистскую систему землевладения, создали общинно-кооперативный институт для мелкого крестьянства (“эхидо”), национализировали производство нефти, что дало возможность поддерживать процесс национального развития. Но и в этих странах популизм постепенно сходит со сцены. На Тайване однопартийная модель власти уступила место либеральной, многопартийной. В Мексике правящая партия и госаппарат с начала 80-х годов отказались от популистских принципов экономической политики и взяли курс на модернизацию либерального типа, развитие рыночных отношений, хотя популистская фразеология еще остается идеологическим прикрытием данного курса. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история