Хорос В.Г. Русская история в сравнительном освещении

ОГЛАВЛЕНИЕ

§ 1. Модернизация как общемировой процесс

Два измерения национальной истории. Историю какой-либо страны или народа можно изучать двояко:
— как процессы, свойственные именно данному обществу,
— и в мировом контексте, на фоне других обществ и регионов.
Всякая национальная история индивидуальна и неповторима. Она обладает определенными внутренними закономерностями, которые проистекают из своеобразия природных условий, того или иного стечения обстоятельств (особенно на начальном этапе, во многом определяющем последующее развитие), из сложившихся культурных традиций. Но ни один народ не существует изолированно. Он соседствует с другими народами, испытывает на себе различные внешние влияния, взаимодействует с мировым сообществом. Наконец, природа человека едина, и отсюда — общие черты в истории разных народов, возможность сравнения характеров и результатов их эволюции. Поэтому в освещении национальной истории равно необходимы оба подхода — внутренний и внешний. Они по сути дополняют друг друга, ибо особенное можно выявить лишь на фоне общего, и наоборот, общее познается при сопоставлении конкретных случаев.
Правда, специалисты по истории своих стран в большинстве тяготеют к внутреннему подходу. Это относится и к исторической литературе в России, которая существует как минимум уже три столетия. Многие российские историки, в том числе такие, как Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев, В. О. Ключевский, создавали свои труды, исходя из “особости” России.
Это выразил поэт Федор Тютчев:
Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить. У ней особенная стать. В Россию можно только верить.

5

Были, конечно, исключения — например, многотомный труд Н. А. Рожкова, где систематически проводилось сравнение российской истории с западноевропейской. Однако этот анализ оказался не слишком удачным, поскольку критерии сравнения оказались узкоэкономичсскими.
В советский период, когда в обществе и в науке господствовала интернациональная по духу доктрина марксизма, положение, казалось, должно было измениться. Но теория общественно-экономических формаций слишком схематизировала мировую историю, что затрудняло также выявление подлинной специфики национальной истории. Кроме того, марксистский исторический материализм предписывал жестко противопоставлять социализм как “высшую стадию” предшествующей истории, в том числе собственной, отечественной. Все это искажало реальную историческую перспективу.
Сегодня в истории России дополнение внутреннего подхода общемировым важно не только в научном, академическом плане. Русскому человеку важно осознать, что Россия — повес не изгой в мировом сообществе, что другие народы в свое время преодолевали примерно те же трудности развития. Подключение России к магистральному пути общечеловеческого прогресса отнюдь не заказано. Соответственно, и опыт России, соединяющей в себе различные элементы Запада и Востока, имеет всемирное значение.
Что касается того мирового фона, на котором должна “смотреться” российская история, то нам представляется, что это может быть процесс, который обозначается понятием модернизации. Теория модернизации известна в международной научной литературе (преимущественно американской) с 50 — 60-х годов нашего века (С. Липсет, Э. Шилз, Д. Эптср, Ш. Эйзенштадт и др.). В последующие десятилетия ее концепции не раз видоизменялись и уточнялись. Но многие положения теории модернизации прочно вошли в мировое об ществоведение, в том числе в историческую науку.
Понятие модернизации. В широком смысле слова модернизация — это переход от традиционного общества к coвpeменному, от аграрного к индустриальному. Это длительный исторический период — примерно от XVI в. по настоящее время, причем для многих стран он еще не завершен. По своему
6

значению для истории человечества модсрнизационный сдвиг сопоставим с эпохой неолитических революций, сменой собирательства и пастушества земледелием.
Традиционное общество в древности и средневековье было основано на простом воспроизводстве, ремесленных технологиях, общинно-корпоративистских ценностях, почтении к авторитету и возрасту, ориентации на прошлое и его повторение. Оно являло собой как бы “самоподдерживающуюся неизменность”. Конечно, и в нем имели место изменения, но они происходили по большей части спонтанно, не вытекая из сознательных целей людей. Современное индустриальное общество, наоборот, можно определить как “самоподдерживающуюся изменяемость”. Человек в нем не только готов воспринимать постоянные сдвиги в технологии, стандартах потребления, правовых нормах и ценностных ориентациях, но способен инициировать их. Возникает качественно иной тип общества, хотя вместе с тем он несет с собой и новые проблемы.
Модернизация — это комплексный процесс. Она захватывает все сферы общества — экономику, социальную жизнь, политику, право, культуру. Изменения в этих областях тесно связаны между собой и “взаимоподталкивают” друг друга. Например, быстрый экономический рост, технический прогресс предполагают соответствующее изменение культурных установок, реформы политических структур, законодательства. И наоборот, если скажем, хозяйственные сдвиги не сопровождаются политической демократизацией, а введение новых законов противоречит сложившимся представлениям в обществе, то развитие наталкивается на препятствия, модернизация оказывается лишь частичной, неполной.
Как проявляется модернизация в различных областях общественной жизни? В экономике она означает существенное повышение производительности труда в сельском хозяйстве, индустриализацию, развитие транспорта и коммуникаций, создание национального воспроизводственного хозяйственного комплекса, расширяющееся участие в мировом хозяйстве. Развитие осуществляется через реализацию принципов и структур рыночной экономики, а также научно-технический прогресс, нарастающее приложение достижений науки к практике в форме технологии.

7

В социальной сфере модернизация несет с собой беспрецедентный по сравнению с обществами традиционного типа рост социальной мобильности, дифференциацию социальных групп, в том числе на профессиональной основе. Рост городов приводит к значительному сокращению доли крестьянства и сельского населения, появлению буржуазии, промышленного пролетариата, средних слоев. При этом постепенно обозначается тенденция к сравнительному сближению доходов различных групп (при росте их потребления), что в системе рыночного хозяйства становится ведущим стимулом прогресса производства. Этому помогает также развертывание системы массового образования, медицинского обслуживания и социального обеспечения.
Политическая модернизация состоит, во-первых, в значительном расширении функций государства. Если в традиционном обществе последнее ведало в основном военным делом, поддержанием порядка, организацией общественных работ и сбором налогов, то в модернизирующемся обществе государство осуществляет также экономическую политику, перераспределяет ресурсы на цели развития, создаст сеть различных социальных и информационных служб.
Во-вторых, политическая модернизация означает глубокое реформирование прежних властных структур — насильственным или мирным путем. Политические лидеры начинают признаваться таковыми не на основе их наследственного иерархического положения, а оцениваются по их собственным заслугам — реальным или приписываемым. Происходит разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную, относительно автономные по отношению друг к другу. Рационально разграничиваются функции центральной и местной власти, последняя наделяется правами самоуправления. Короче, постепенно складывается демократическая система управления, хотя для многих стран путь к ней был далеко не прямым и пролегал через различные формы политического авторитаризма.
Политическая демократия — это не просто определенная субординация властных структур, система сдержек и противовесов, многопартийность, рационализация бюрократических институтов и соответствующие правила политического поведения. Это еще — специфический “общественный дого
8

вор” между государством и народом. Принимается законодательство, которое не только закрепляет демократические процедуры публичной власти, но и гарантирует права человека, собственность, предпринимательскую деятельность и т. д. против любого государства, даже самого демократического. Как необходимая предпосылка для этого складывается гражданское общество — широкий комплекс самодеятельных объединений граждан, через которые массы населения выражают свои интересы, формируют общественное мнение, влияют на политические структуры, защищают свои права.
В сфере культуры модернизация приводит к значительной трансформации традиционных ценностей. Возникают новые потребности — материальные и духовные. Внутри традиционных общин или корпораций “прорастает” личность, которая все более автономизируется. В своем поведении человек начинает ориентироваться на собственные личные достижения, хочет самостоятельности, материального достатка и независимости. В обществе происходит секуляризация, отделение церкви от государства. Религия перестает быть единственным мировоззренческим ориентиром, возрастает роль научного понимания окружающей действительности.
Модернизированное или близкое к таковому общество достигает жизненных стандартов совершенно иного уровня по сравнению с традиционным. На душу населения в нем производится в десятки раз больше. Доля индустриального сектора в народном хозяйстве достигает 70% и более против 5 — 8% в традиционном обществе, налоги формируют от четверти до половины валового национального продукта (5%); на инвестиции расходуется от 1/6 до 1/4 валового национального продукта (1 — 2%). Разница в доходах высших и низших групп не превышает 5 — 6 : 1, в то время как в традиционных обществах она составляет 15 — 20:1. Продолжительность жизни достигает 70 — 75 лет (против 25 — 50). Аналогичны другие показатели — охват населения средним (80 — 100%) и высшим (более 30%) образованием, медицинским обслуживанием, средствами массовой коммуникации и т. п., которые несоизмеримы с соответствующими показателями доиндустриальных обществ. Это сопоставление относится к периоду 50 — 60-х годов нашего века. С тех пор нормы жизни развитых стран возросли.

9

Во многом процесс мировой модернизации соответствует тому типу исторической эволюции, которую принято обозначать как становление капитализма, буржуазной формации, причем в ее западных формах. Но все же эти два понятия — модернизация и капитализм — совпадают не полностью. Вовторых, модернизация в незападных странах и регионах (например, в Японии) привела к такому типу общества, который по многим чертам отличается от западного. Во-первых, ряд стран пытались осуществить модернизацию на путях социализма. И хотя эта попытка привела к противоречивым результатам и кризисным явлениям, все же нет оснований не рассматривать социализм как альтернативный вариант модернизации.
Процесс модернизации проходит различные фазы. Обычно различают такие стадии, как осознание цели, консолидация модернизаторски настроенной элиты, период трансформации и, наконец, интеграция общества на новой основе (С. Блэк). Иногда это разграничение проще: период ограниченной модернизации и затем ее распространение на все общество (Ш. Эйзенштадт). Выделяют также раннеиндустриальную, позднеиндустриальную и, наконец, постиндустриальную фазы. Правда, последняя фактически выходит за рамки модернизации, поскольку в постиндустриальном обществе начинают формироваться качественно новые черты: информационная революция, индивидуализация потребления, приоритет духовных стимулов над материальными, рост творческих функций в сфере труда. Нынешние развитые страны находятся в начале этой фазы.
Эшелоны модернизации. Модернизация проходила неравномерно как в мировом пространстве, так и в историческом времени. Инициатором, первым эшелоном ее стал регион Запада. Внутри него, конечно, можно выделить разновидности, отражающие особенности конкретной страны или группы стран, а также отличающиеся сроками развертывания модернизации (Англия, континентальная Западная Европа, США, переселенческие колонии типа Австралии или Канады). Но все они были связаны геополитическим и историко-культурным единством, что привело примерно к одному и тому же типу индустриального общества.
Что отличает первый эшелон модернизации? Прежде
10

вceгo — длительное, постепенное становление новых общественных институтов, элементов буржуазной формации. Первичные формы капиталистического предприятия (мануфактуры, раздача сырья на дом) появляются уже в XIV — XV вв. В XV в. возникают первые торговые биржи (Венеция, Флоренция). В начале XVII в. возникают акционерные компании (Англия, Нидерланды). Короче, зарождается, “опробывается” и прогрессирует механизм капиталистического производства и обмена. Сначала возникают его отдельные звенья, затем между ними происходят контакты, “замыкания”, что приводит в движение всю цепь хозяйственной жизни. При этом в большинстве европейских стран — Голландии, Англии, позднее Германии и др. — аграрная революция предшествует промышленной. Такая последовательность оптимальна, поскольку сельскохозяйственный прогресс обеспечивает необходимую сырьевую базу и приток рабочей силы для индустриализирующегося города.
Аналогичным образом накапливались социальные факторы буржуазного развития — классовое и профессиональное расслоение в обществе, сближение торгового и промышленного предпринимательства, рост третьего сословия. В период революции XVII в. в Англии палата общин по сумме ее доходов была в три раза богаче палаты лордов. Во Франции третье сословие стало огромной силой задолго до революции 1789 г. — это его кредиторы держали в тисках долгов придворных и самого короля, поставляли в правящие структуры большинство администраторов, а умами управляли сын нотариуса Вольтер, сыновья часовщиков Руссо и Бомарше, приемный сын стекольщика д'Аламбер. Одновременно росло число лиц наемного труда. В Англии еще за век до промышленной революции рабочие и батраки составляли более пятой части населения.
Ту же постепенность мы наблюдаем в накоплении политических предпосылок буржуазного развития. Без малого пять столетий, начиная с Великой хартии вольностей 1215 г., идет в Англии борьба представительных учреждений с королевской властью. От формулирования основных принципов буржуазной демократии (конец XVII в.) до введения всеобщего избирательного права, становление основных политических партий, свободы печати в Англии прошло полтора — два века.

11

Чрезвычайно долго, начиная еще с глубокого средневековья, создавались идейно-культурные предпосылки модернизации в европейских обществах. Уже в XVI в. во Франции во многих городах и даже деревнях были достаточно распространены школы, где дети, причем из бедных семей зачастую бесплатно, учились чтению, письму, счету и началам латинской грамматики. В Англии XVI в. историки фиксируют от 300 до 400 средних школ. Указ об обязательном начальном образовании в Пруссии издается еще в начале XVIII в. С XII по XV в. в Европе возникли десятки университетов, обладавших правами самоуправления и немалым влиянием.
С точки зрения культурных предпосылок модернизации огромное значение имели два процесса. Возрождение приспособило наследие античности к потребностям новой эпохи, выдвинуло идеалы гуманизма и человеческого достоинства. Реформация обосновала принцип автономии личности религиозными аргументами, причем, в отличие от элитарной культуры Возрождения, овладела массовым сознанием. Реформация отстаивала прежде всего религиозную эмансипацию человека (индивид в своем общении с Богом не нуждается в посредничестве папской церкви, учили протестантские лидеры), но затем эта тенденция логически была распространена на другие сферы человеческой жизни — политику, право, хозяйство. Не случайно протестанты возглавили первые буржуазные революции в Европе (в Голландии и Англии), а протестантские общины с их началами выборности и самоуправления во многом способствовали укреплению институтов буржуазной демократии. Не менее значителен был вклад Реформации в дело образования. Лютер не только перевел Библию на немецкий язык, но и стал автором первой национальной азбуки, организатором народных библиотек. Затем по инициативе протестантов в Европе стали возникать гимназии.
Как доказал выдающийся социолог М. Вебер, “протестантская этика” стимулировала буржуазное предпринимательство. Дело было не только в религиозном поощрении мирской активности и приобретательства. Протестантизм помог европейскому обществу преодолеть трудный рубеж, когда возникшие было начатки раннего бюргерского капитализма (в Северной Италии и Германии XV — XVI вв.) были
12

поглощены феодальной системой, приобрели черты паразитического стяжательства (ростовщичество, феодальные банки, грабеж конкистадоров и пр.). В противовес этому Лютер и другие деятели Реформации настаивают на том, что накопление и предпринимательство должны опираться на совесть, умеренность и прилежание. Позднее, развивая эту тему, идеологи подымающегося капитализма Д. Дефо, В. Франклин и другие стали призывать добывать деньги “честным путем”. И эта пропаганда была услышана. Спустя век Давид Рикардо формулирует свой тезис, ставший классическим постулатом буржуазной политической экономии: “во всех делах люди всегда руководствуются собственными интересами”. Этот тезис отражал реальный процесс формирования так называемого “экономического человека” — рациональной, трудолюбивой, предприимчивой и дисциплинированной личности, умеющей и осознавать, и отстаивать “спои интересы”.
Мы видим, что модернизация, становление буржуазных отношений в европейском регионе характеризуется более или менее одновременным вызреванием всего комплекса формационных предпосылок. Этот процесс облегчался географическим, экономическим и культурным единством европейских стран и народов. История Запада полна примеров взаимного влияния европейских обществ друг на друга в области хозяйства, политики, идей. Так, в XVI — XVII вв. из Голландии в Англию шла эмиграция ремесленников и купцов; идеи Французской революции расходились по всей Европе и т. д.
Европейская модернизация протекала более или менее органично. Новые общественные институты и идеи обладали преемственностью, вырастали из традиционных отношений. Этому способствовали особенности традиционного (феодального) общества в Европе: сравнительная мягкость феодальных пут, раннее разложение феодального землевладения и переход к денежной форме ренты, развитие частной собственности. Можно указать и на корпоративно-дробный характер социальных и политических структур феодального общества в Европе, приведший к соперничеству интересов различных групп (королевской власти, церкви, феодалов, бюргеров, крестьян, городского плебса), что способствовало в последующем утверждению буржуазно-демократического
13

плюрализма. Точно так же из средневекового суда, в котором приговор подсудимому выносился “пэрами”, т. е. людьми, равными по своему общественному положению, вырастает суд присяжных.
То же самое относится к идейно-культурному традиционному наследию. Можно указать на принципы римского права, идею личности, заложенную в христианской религии и поднятую на щит протестантизмом, традиции городской демократии, уходящие корнями еще во времена античного полиса, рационалистические тенденции средневековой схоластики, проложившие дорогу логике и научному знанию, и многое подобное.
Это, разумеется, не означает, что буржуазная модернизация в Европе шла плавно и бескризисно. Напротив, она двигалась скорее методом “проб и ошибок” — через многочисленные осложнения, революционные взрывы и крайности, экономические замедления, разрушительные войны, периодические наступления реакции, уничтожавшие плоды предшествующих усилий. Но здесь-то и помогла длительность, постепенность процесса, которому было “отпущено” с избытком исторического времени; его органичность, в силу чего факторы, порождавшие буржуазную эволюцию, воспроизводились снова и снова; социокультурное единство и взаимосвязанность европейских обществ, в силу чего та или другая отставшая страна могла усваивать достижения стран, вырвавшихся вперед.
Помимо этого можно указать на такой мощный импульс первоначального накопления капитала в Европе, как колониальные захваты. Однако при всей его значимости этот фактор все же был дополнительным. Накопление капиталов происходило не только вовне, но и изнутри — из прибылей межевропейской торговли, ростовщичества, аккумуляции земельной ренты и развития мануфактур. Имело значение не только само по себе богатство, добытое в колониях, а его капиталистическая утилизация, что стало возможным лишь при сравнительно развитых буржуазных формах производства и обмена. В противном случае награбленные сокровища лишь увеличивали потребление феодальной знати (Испания).
Таков, вкратце, характер модернизационного процесса в
14

первом эшелоне. В остальных странах и регионах модернизация проходит с запозданием и обладает существенными особенностями по сравнению с первым эшелоном. Дело не только в сдвинутых на столетия сроках развертывания модернизации, но и в меньшей степени ее органичности. Импульс развития в значительной мере исходит извне — от мирового “центра”, ушедшего вперед Запада, который выступает не только в качестве примера, но и угрозы для отставших стран. Правда, общество, где совершается запоздалая модернизация, может использовать уже имеющиеся, готовые достижения более развитых стран. Но проблема заключается в том, чтобы приспособить местные традиционные структуры и ценности к овладению этими достижениями — причем в короткий исторический отрезок времени, занимающий, по сравнению с веками европейской эволюции, жизнь всего трех-четырех, а иногда даже одного-двух поколений.
Среди обществ запоздалой модернизации можно выделить второй эшелон — крупные страны, осуществлявшие модернизацию и капиталистическое развитие на независимой национальной основе (Россия, Япония, Турция, некоторые восточно-европейские государства). Это — “полупериферия”, если использовать термин миросистемной теории И.Валлерстайна. Ее модернизационный старт начинается на более позднем историческом рубеже — примерно от начала XVIII до середины XIX в.
Уже второй эшелон дает немалые отличия от первого. Мануфактурный период значительно сокращен, индустриальный рывок практически начинается сразу с фабрики, с машинного производства. Такие источники первоначального накопления, как внешняя торговля и эксплуатация колоний, ограничены. Более того, первый эшелон затрудняет проникновение второго на внешние рынки. Приходится изыскивать другие источники накопления (например, такие, как усиленное налоговое обложение), а также внешние и внутренние займы, что приводит к ужесточению эксплуатации трудящегося населения.
В странах второго эшелона, конечно, складывались самостоятельные внутренние предпосылки модернизации — такие, как рост товарно-денежных отношений, развитие купеческого капитала и другие. Но, во-первых, эти предпосылки были
15

выражены гораздо слабее, чем в первом эшелоне, — особенно политические, правовые и культурные. Во-вторых, ликвидировать отсталость приходилось за значительно более короткий отрезок времени. Буржуазная модернизация второго эшелона диктовалась прежде всего необходимостью противостоять растущей экспансии Запада. Играли также роль политические амбиции, стремление правящих слоев государств второго эшелона достичь потребительских стандартов развитых стран. Отсюда форсированный характер модернизации, что создавало различные диспропорции в экономическом и общественном развитии: отставание аграрной сферы от индустриальной, расслоение в доходах, различные противоречия и конфликты в обществе.
Еще одна особенность процесса модернизации во втором эшелоне — повышенная роль государства. Стадия классической свободной конкуренции здесь как бы пропускается, ее место занимает своеобразный “государственный капитализм”, активное насаждение “сверху” крупной промышленности, банковских учреждений, строительство железных дорог. Однако при этом роль государства оказывалась двойственной. Давая толчок освоению технико-организационных форм более развитых стран, оно одновременно нередко консервировало традиционные политические институты, тормозило процесс демократизации и становления гражданского общества.
Поэтому в странах второго эшелона политическая модернизация зависела от двух факторов. Во-первых, от эффективной экономической и социальной политики “верхов”, от их умения в той или иной мере амортизировать социальные конфликты и уступать требованиям времени. Во-вторых, от революционного движения “снизу”, которое было направлено на модернизацию политических институтов.
Наконец, большое значение имела способность национальной традиционной культуры приспособиться в весьма короткий срок к процессу изменений. Речь идет не только об усвоении новых ценностей и переосмыслению прежних (например, религиозных), что осуществляет прежде всего образованная элита, но и о социально-психологической перестройке массового сознания. Здесь решающую роль приобретал уровень традиционной культуры, степень ее зрелости, то есть прежде всего сплоченность общества вокруг общенацио
16

нальных символов. Немалое значение имела также связь между культурной элитой и остальным населением.
Как бы то ни было, модернизация в странах второго эшелона проходила трудно и противоречиво, в условиях больших социальных антагонизмов, нежели в странах “центра”. Этим во многом объясняется то обстоятельство, что именно во втором эшелоне впервые в истории наряду с буржуазным типом модернизации возникает альтернативный, социалистический путь (Россия).
Наконец, третий эшелон модернизации — развивающиеся страны Азии, Африки и Латинской Америки, где начало процесса перехода от традиционного общества к современному еще более сдвинуто во времени — примерно от середины XIX до середины XX в. Страны третьего эшелона относятся к мировой “периферии”, которая изначально интегрировалась в общемировой процесс модернизации через систему колониализма и зависимости, в качестве сырьевого придатка к “центру”. Разделяя со вторым эшелоном ряд черт запоздалого развития, страны третьего мира обладают вместе с тем большой спецификой.
Важной особенностью является то обстоятельство, что модернизация здесь осуществляется в эпоху обнаружения и быстрого обострения глобальных проблем. Демографический, экологический и продовольственный кризисы становятся для молодых государств объективными ограничителями развития.
Во-вторых, страны “центра” уже входят в постиндустриальную фазу, что увеличивает разрыв в развитии между ними и периферийными странами, усложняет задачи модернизации в отставших обществах. Правда, как показывает пример некоторых стран Восточной Азии, эти задачи все же не являются невыполнимыми.
Кроме того, в третьем эшелоне поиск альтернативных, социалистических путей модернизации становится более распространенным (Китай, Куба, Вьетнам и др.), отчасти под влиянием социалистической модели в бывшем СССР. Однако кризис советской системы приводит к аналогичным кризисным явлениям в социалистических режимах “третьего мира”.
В третьем эшелоне процесс модернизации привел к различным результатам. Так называемые новые индустриальные страны (Тайвань, Южная Корея, Сингапур, а вслед за ними
2 - Хорос В.Г. 17

Индонезия, Таиланд, Малайзия и др.) вырвались или вырываются из “периферии” в “полупериферию”, а некоторые из них по отдельным показателям даже приближаются к “центру”. Другая группа стран по-прежнему принадлежит к “третьему миру” с характерными структурными дисбалансами в экономике и социальными контрастами (Индия, ряд арабских и латиноамериканских стран). Наконец, существует несколько десятков так называемых наименее развитых стран (преимущественно африканских), которые находятся в состоянии стагнации и даже деградации. Применительно к ним трудно говорить о каких-либо заметных достижениях модернизации.
Ловушки модернизации. Модернизация и прогресс. История показывает, особенно на примере стран запоздалого развития, что модернизация — это движение вперед, которое может стимулировать острые общественные противоречия, напряжения и конфликты. На пути модернизации встают различные опасности и ловушки. Они, как правило, выражаются в расколе общества между модернизаторски настроенными и традиционалистски ориентированными слоями населения, а также принимают различные формы в тех или иных областях общественной жизни. Например, в экономике сектор развитого, современного производства может оказаться оторванным от остальных сфер народного хозяйства. В социальном плане нередко серьезными препятствиями оказываются значительные различия в доходах. Диспропорции в развитии города и деревни. В политике крайностями являются как технократизм, игнорирующий социальные нужды людей, так и популизм, приносящий в жертву социальной демагогии эффективность экономического развития. В культурной сфере опасность заключается не только в сопротивлении переменам со стороны массового градиционалистского сознания, но и в элитарной отгороженности образованного меньшинства от широких слоев населения, которые третируются как “отсталые”.
Все эти диспропорпии и противоречия, порожденные частичной, ограниченной модернизацией, способны затормозить и даже повернуть вспять весь процесс. Поэтому история модернизации знает периодические срывы, застойные периоды и попятные тенденции — в России в начале XX в., и
18

Японии в 30 — 40-е годы нашего века, в Иране в конце 70-х — начале 80-х годов и других странах.
Противоречия и общественные конфликты процесса модернизации, естественно, проявлялись наиболее остро в регионах запоздалого развития. Но и в первом эшелоне они были достаточно серьезны. Можно указать, например, на эпоху промышленной революции в Англии, красноречиво описанной Марксом в “Капитале”. В погоне за прибылью предприниматели раннекапиталистического периода нещадно эксплуатировали труд рабочего, удлиняли рабочий день до 14 — 15 часов, использовали труд малолетних детей. Только возникшее в ответ рабочее и социалистическое движение заставило фабрикантов умерить свои аппетиты и ввести нормальное трудовое законодательство. Не менее драматической была ситуация “Великой депрессии” в США и других развитых странах в конце 20-х — начале 30-х годов. Глубинной причиной кризиса явилась опять-таки непомерная алчность крупных промышленных корпораций и банков, в результате чего доходы трудящихся намного отставали от цен, что привело не только к обеднению массы населения, но и в конце концов к грандиозному экономическому кризису. Только активное вмешательство государства и переориентация экономической политики на концепцию “государства благосостояния” помогли выровнять положение.
Громадной ловушкой для модернизации в XX в. стал тоталитаризм. Он явился порождением еще относительно незрелой индустриальной цивилизации. Индустриализации “угля и стали”, массового стандартизированного производства. Тогда возник соблазн использования невиданных ранее технических средств для всеохватывающего контроля над обществом. На этой почве выросли монополизм в экономике и империализм в политике, что привело к мировым войнам, революциям и появлению тоталитарных режимов, как “черных”, фашистских, так и “красных”, социалистических. Эти опасные тенденции в конечном счете были преодолены, хотя и нелегко. Для этого потребовалось насильственное уничтожение тоталитарных режимов (в Германии, Италии, Японии и др.), самоисчерпание тоталитарных структур в социалистических странах, отход от колониальной политики и борьба с монополизмом в странах Запада.

2 19

Несет ли модернизация с собой прогресс? Равнозначны ли эти два понятия? В XX в. слово “прогресс” произносится многими с гораздо меньшим энтузиазмом, нежели в XIX столетии. Нередко это понятие вообще отрицается. И тому, конечно, есть причины. События нашего времени показали, что научно-технические открытия, новые технологии не только не предотвращают общественные конфликты или разрушительные войны, но нередко даже стимулируют их. Справедливые законы и демократические институты оказываются хрупкими. Революционные лозунги, грандиозные обещания процветания, равенства и свободы оборачиваются диктатурами худшего сорта. Контрасты в уровне жизни как внутри обществ, так и между различными народами существуют до сих пор.
Уже четверть века не утихает спор между так называемыми алармистами и оптимистами. Первые указывают на глобальные проблемы, на кризис бесконечного и бездумного индустриального роста, истощающего невосполнимые материальные ресурсы планеты, приводящего к деградации окружающей среды и человеческой природы. Если не остановить темпы роста, не ограничить человеческие потребности, говорят они, катастрофа неминуема.
Оптимисты в ответ либо оспаривают анализ алармистов, либо считают, что опасность не так уж страшна и человечество с ней справится.
Историк имеет дело главным образом с прошлым. В настоящем и будущем ему ориентироваться труднее, хотя критерии своих суждений о прошлом он черпает именно из той эпохи, в которой живет. Но знание прошлого даст ему некоторую ретроспективу, масштаб, стремление к объективности.
С исторической точки зрения нет оснований отрицать прогресс, который в конечном счете принесла модернизация, несмотря на все издержки на этом пути, — грандиозный рост научного знания, новых технологий, информационных и социальных служб. Для большинства населения в развитых странах материальные проблемы практически решены. Но все эти достижения имеют свою оборотную сторону, особенно в сфере духовной. Культ потребительства приобрел гипертрофированный характер. Даже имея немалый доход, большая масса людей в модернизированных обществах обре
20

чена на каждодневный изматывающий нетворческий труд, на жизнь в “городах-спальнях” (куда приезжают только переночевать), на доступ лишь к эрзац-культуре (примитивные фильмы, детективы и пр.). Но о такой судьбе мечтают многие миллионы бедняков из стран мировой “периферии”, которые далеко отстали от развитых обществ.
Несколько веков мировой модернизации показали, что материальный, научно-технический прогресс намного обгоняет прогресс нравственный. А сейчас и экономический рост действительно начинает упираться в экологический тупик.
Однако модернизация создает открытое общество, где растут контакты между людьми, обратные связи между теми, кто принимает решения, и теми, кто выражает общественное мнение. Безусловно, решая одни проблемы, модернизация порождает другие, — но одновременно вырабатывается механизм решения последних. Например, столкнувшись с проблемой окружающей среды, научно-техническая революция переориентируется, переходит к созданию новых, более чистых технологий.
Конечно, можно вообще отвергнуть прогресс науки и техники на том основании, что он поощряет ненужное потребление, приводит к появлению колоссальных средств разрушения и т. п. Но поступать так — значит отказать человеку в праве на поиск, на развитие знания.
Таким образом, ни прогресс, ни модернизация не есть нечто линейно восходящее. Приобретения неизбежно сопровождаются здесь потерями, движения вперед — откатами назад. Что ж, человек в своей эволюции бредет на ощупь. Таков естественный путь Истории.