Егер О. Всемирная история (том 3. Новая история)

ОГЛАВЛЕНИЕ

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ. ВЕК ЛЮДОВИКА XIV

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Франция с 1668 г. Янсенизм. Людовик XIV. Война с Голландией и Нимвегенский мир. Внутреннее управление: галликанские постановления и отмена Нантского эдикта

Франция с 1668 г. Янсенизм

В том же году, когда был подписан Аахенский мир, которым закончилась первая из губительных для Франции войн, началось брожение духовенства, названное "янсенистским" по имени его вождя - епископа Инернского, Корнелия Янсена. Целью этих духовных распрей была последняя попытка к воссоединению последователей католичества и к возрождению его в пределах Франции. Епископ Янсен был противником иезуитов. Свои возражения на их толкование христианской веры и воззрений он изложил в своей книге "Augustinus", - само название которой уже указывает на то, что ее направление составляет прямую противоположность иезуитскому "пелагианизму". И в самом деле, искусство обходить тяжелые по исполнению правила Христова учения, оправдывать грехи и даже убийства не могло не броситься в глаза всем неиезуитам. Книга Янсена, появившаяся лишь после его смерти (1640 г.), имела большой успех, и иезуиты, почувствовавшие ее настоящую силу, тотчас же стали к ней придираться; но это лишь еще более способствовало ее распространению. Учение Янсена, его глубокие и истинно христианские доводы против иезуитского притворства, теплота веры и чистота прочувствованной мысли - все это послужило широкой популярности этой книги, гонимой иезуитами. Движение, вызванное ею, проникло из Фландрии во Францию и там быстро возросло число его приверженцев. Самым ревностным его защитником был доктор Сорбонны - Антон Арно, а в окрестностях Парижа, в одном из монастырей, все монахини принялись горячо исповедывать новое "августинское" учение. Между тем иезуиты, по своему обыкновению, обратились за помощью к папе, и в 1643 году на книгу Янсена был наложен запрет, а в 1653 году Иннокентий X снова обратил на нее внимание и предал проклятию пять положений, взятых из нее. Но это лишь еще больше запутало дело. Янсенисты возразили, что автор "августинского" учения вовсе не в том смысле понимал свои толкования, как их понял и истолковал папа; что весь вопрос в их непреложности - "guaestio facti" - и что для решения его вовсе нет необходимости в участии "непогрешимого" судьи. Еще в 1633 году можно было убедиться в неразборчивости римских высших духовных властей относительно мер, которыми они вымогали у обвиняемых признание в чем только им самим заблагорассудится: долго еще был всем и каждому памятен процесс злополучного ученого Галилея, которого страшными пытками и угрозами заставили отказаться от его убеждения, что земля вращается около оси и что солнце подвижное светило, а не "неподвижный" центр "неподвижной" земли, как утверждали эти фанатики-богословы. Папа Александр VII заявил, что он понимает преданные проклятию пять статей книги Янсена в том же смысле, в каком понимал их и сам автор; но что он, Александр VII, тем не менее признает действительным проклятие, наложенное на эти статьи его предшественником Иннокентием.

Король французский, Людовик XIV, держался в стороне от этих распрей, тем более, что в деле веры скорее придерживался антипапистских воззрений; а затем, в 1668 году, папа Климент IX положил конец всем проискам, небезопасным для папской власти, своей мягкостью и тем, что ограничил свои требования лишь подчинением его воле. Янсенистов, таким образом, оставили в покое и они считались принадлежащими к общекатолической церкви.

Теперь понятно, что за вопросы могла повлечь за собой война, которую готовился начать Людовик XIV против Нидерландов, т. е. земель, где господствовал протестантизм.

Нидерланды с 1648 г.

Это государство было исключительно обязано своими основами протестантизму и не отрицало этого. Противоречиям, возникшим между монархической и аристократической партиями, положила конец смерть Вильгельма II Оранского, скончавшегося на двадцать пятом году от рождения, в 1650 году. Неделю спустя после его смерти родился его сын, преемник его прав, Вильгельм III; но было крайне сомнительно, чтобы он когда-либо мог ими воспользоваться, так как перевес оказался теперь положительно на стороне аристократической партии. Быстро падала власть Оранского дома в Нидерландах и окончательным для нее ударом был "Вечный эдикт" в декабре 1667 года, когда штатгальтерство, соединенное с генерал-капитанством, было признано излишним, тем более, что де Рюйтер прекрасно вел свои морские дела и тем доказал, что вовсе нет надобности поручать эти оба поста одному и тому же лицу. Внутри страны водворилась полная свобода как в воззрениях, так и в вероисповедании. Сюда стремились все, искавшие поддержки и убежища от духовных и ученых распрей: здесь, в Голландии, главной из нидерландских провинций, нашли сочувствие и безопасность французские ученые Сальмасий (Salmasius) и Декарт (Descartes).

Все подобные доказательства свободы, какой пользовалась соседняя держава, были особенно неприятны представителю высшей французской власти и уже велись тайные переговоры между Людовиком XIV и императором Леопольдом, который рассчитывал на перевороты, грозившие возникнуть в случае смерти тщедушного ребенка, Карла II, преемника Филиппа IV, его отца, на испанском престоле. Между монархами - французским и германским - было заранее условлено, что в этом случае Франции достанутся Испанские Нидерланды; но на такое самоуправство своих соседей вряд ли могла согласиться остальная часть Нидерландов, и потому Людовик XIV заранее готовился к вооруженной борьбе с ними. В этом случае ему уже было заранее предложено союзничество Карла II, представителя Стюартов на английском престоле. Выросший под влиянием матери-католички, он был явным противоречием духу своей страны, населенной исключительно протестантами. Но яснее всего сказалось это противоречие в его постыдной сделке за спиной парламента - сделке, в которой ему было обещано за помощь Франции против Нидерландов 5 000 000 ливров в виде субсидии, французские отряды, как пособие при водворении в Англии католичества, и некоторые местности в той части Нидерландов, которая должна была сделаться добычей французов. Для Людовика XIV этот договор, заключенный в Дувре в 1670 году, также имел свои выгодные стороны; но насколько могло это соглашение принести пользы католицизму - это еще был вопрос. Для Англии должно было оказаться гибельным упорное стремление подчинить ее католическому влиянию; оно должно было возмутить ее и ослабить. А между тем и ее союзники - члены Тройственного союза - отпали от нее, один за другим: сначала Голландия, а за ней и Швеция, которой было выгоднее дружить с Францией. На стороне последней оказались также некоторые из папских курфюрстов: Максимилиан Генрих Кёльнский и епископ Мюнстерский. Прекрасным предлогом для вмешательства был для них непризнанный в Нидерландах католицизм. Предвестником и образцом целого ряда будущих самоуправств и насилий было нападение маршала Крэки на герцога Карла IV Лотарингского, которого французские войска изгнали из его же собственных владений летом 1670 года.

Франция и Англия. Война против Нидерландов, 1672 т.

7 апреля 1672 года Франция с Англией одновременно объявили войну Нидерландам. Людовику XIV удалось его хитрая уловка: когда Нидерландам понадобились союзники, они все оказались заранее на стороне Франции и только курфюрст Бранденбургский выразил готовность прийти им на помощь, да и тот еще должен был собрать войско, так что в минуту опасности Нидерланды оказались совершенно одинокими. Во главе трех армий Людовик XIV начал свое победоносное шествие по Рейну, занимая поочередно нижнерейнские крепости: Бюрих, Орсои, Везель, Рейнберг, Реес и Эммерих. Войска французов перешли Рейн у таможенных укреплений, и эта славная переправа послужила поэту Буало темой для хвалебной, высокопарной оды с мифологической подкладкой. Юный принц Вильгельм Оранский, которому было поручено командование над частью нидерландских войск, не мог удержать за собой оборонительную позицию при Исселе: Зютфень (Zutphen), Утрехт и Нимвеген сдались один за другим. Епископ Мюнстерский тоже выступил на поле битвы, а с противоположной стороны герцог Йоркский приготовился к высадке на берег: словом, не представлялось никакого сомнения, что Людовик XIV, которому все всегда удавалось, победоносно вступит в Амстердам. Высшие власти в Гааге сильно растерялись и решили послать к Людовику в Утрехт своего уполномоченного, Петер де Гроота (сына знаменитого ученого Гуго Гроция) для переговоров. Де Гроот предложил большую сумму денег и так называемые генералитские земли - южную, пограничную с Испанскими Нидерландами, полосу земли, которая сначала не принадлежала к семи главным провинциям, а также Мастрихт, Венлоо, Герцогенбуш и Бреду. Но и этого было мало Людовику, который обязан был позаботиться и о своих союзниках англичанах; кроме того, он требовал еще допущения католиков к высшим правительственным должностям в Нидерландах. Людовик, однако, при этом упустил из вида, что он слишком сильно возбудил против себя две самые главные силы Нидерландов, их естественную защиту - море и грубую, необузданную чернь.

Последняя дала о себе знать не только врагам, но и своему отечеству: она восстала и была верным оружием в руках предводителей народной партии, возмутившейся против братьев Иоганна и Корнелия де Витт, занимавших важные посты в нидерландском государственном управлении. Но партия Оранского дома одержала верх, а оба брата де Витт погибли жертвою черни. Таким образом, вся власть и все значение верховного властелина сосредоточились в руках двадцатилетнего Вильгельма III в самую тяжкую и опасную для его отечества минуту. Еще юный и неопытный в правлении, молодой государь обладал безграничной отвагой, которая, однако, не послужила во вред его государству. К тому же и сама природа, казалось, сделалась его союзницей и помогла скорейшему прекращению гибельной для Нидерландов войны: реки и озера разлились, как разливаются они только в этой низменной, приморской стране; города, села, поля и долины обратились в безбрежные водные пространства. В то же время и в Германской империи не особенно благосклонно смотрели на чрезмерное усиление французского могущества и на то, что Людовик XIV распоряжался на правом берегу Рейна, как у себя дома. Да и во всей Европе пробудилось чувство самозащиты, перевесившее в Англии даже протестантские интересы.

Освобождение Нидерландов от англо-французского нашествия

Ближайшая опасность, по счастью, миновала, но французы настойчиво добивались своей цели, и маршал Люксембург надеялся, как только разливы и реки замерзнут, по льду добраться до Гааги; но вдруг наступила оттепель и помешала выполнению его намерения. Английский флот также не мог произвести задуманной высадки, которую не допустили, опять-таки, естественные препятствия, и это принято было народом за чудо, за вмешательство Божие. Как не удалось покорение Нидерландской республики в первый год войны, так не удалось оно и во все последующие годы. Вслед за французами зашевелились и испанцы: ведь дело шло о их же владениях в Нидерландах. Однако и им не повезло, тем более, что у них не хватало на это ни денег, ни войска. Наконец, и император Леопольд перед образом в церкви принял решение соединиться с габсбургской линией испанского престола и с Голландией, предварительно поставив Франции свой ультиматум. Такое решение (исполненное в том же 1673 г.) принесло пользу как общей политике, так и духовному строю. Союзные войска под предводительством принца Оранского и германского генерала Монтекуколи в декабре 1673 года заняли Бонн, а в феврале 1674 года английский король заключил мир с Нидерландской республикой в Вестминстере на тех же основаниях, как и при Бреде. В апреле и в мае (1674 г.) его примеру последовали епископы Майнцский и Кёльнский.

Вестминстерский мир, 1674 г. Продолжение войны

Сам ход войны послужил тому, чтобы выяснились преимущества Франции как монархического государства - преимущества, влиявшие благотворно на ее правительственный и военный строй. Между тем союзники возымели намерение овладеть Лотарингией, для возвращения ее законному владельцу герцогу Карлу IV. Не более удачны оказались стремления французов завоевать Франш-Контэ. На нидерландской территории произошла серьезная стычка при Сенеф (Senef) в 1674 году, когда союзные испанско-нидерландские войска под предводительством принца Оранского встретились с войсками принца Кондэ. Как тот, так и другой были уверены в победе, но перевес оказался на стороне французов.

То же произошло и в Эльзасе, где курфюрст Бранденбургский со своим прекрасным, образцово-дисциплинированным войском отважно и умело стремился отнять у Тюренна эту завоеванную им страну. Но его доброе намерение было разрушено императорскими тайными политическими замыслами, которые обезоруживали даже саму германскую армию. Во Франции же, наоборот, все было ясно и определенно и туда же подоспели союзники: против курфюрста Бранденбургского - шведы, против императора - польский новоизбранный король Ян Собесский (с 1674 г.), сочетавшийся браком с представительницей знатного французского рода; затем - недовольные венгры и турки; в Италии - герцог Савойский и даже в самой Германии - герцог Ганноверский и курфюрст Баварский.

Генрих де ля Тур д'Оверн, виконт де Тюррен. Гравюра работы Нантейля

Битва при Фербеллине, 1675 г.

Особенно памятен 1675 год тем, что в июле был убит пулей Тюренн при Засбахе Баденском, а в сентябре - герцог Лотарингский. На смерть последнего, кроме того, еще сильно повлияло удачное нападение курфюрста Фридриха Вильгельма на шведов. Еще в декабре минувшего 1674 года они вторглись в маркграфство и Неймарк легко мог бы перейти в их постоянное владение, так как они беспрепятственно рассеялись по всей стране; но Фридрих Вильгельм двинулся на них из своей главной квартиры и прошел через Тюрингенские леса. К великому изумлению и ужасу шведов, среди которых распространился слух о его смерти, курфюрст неожиданно очутился у самых их позиций. Они начали быстро отступать, но при Фербеллине Фридрих вынудил их остановиться, дал им сражение и обратил их в бегство. Он сам преследовал их и для него бой миновал благополучно, а шталмейстер, скакавший впереди, на его глазах пал, сраженный пулей. Это бегство шведов также недешево им обошлось: еще многих людей они лишились во время энергичного преследования их войсками курфюрста. Собственно говоря, в поле шведы не потерпели определенного поражения, но уже и то, что курфюрст Бранденбургский заставил их вытерпеть, - т. е. его смелое наступление и преследование, - сильно подняло его во мнении других европейских властей, тем более, что он сражался один, своими собственными силами, без посторонней помощи. В то время, как на северо-востоке Европы воевали немцы и шведы, на ее крайнем юге также происходили горячие стычки нидерландского флота с французским в сицилийских водах Средиземного моря. В бою при Сиракузах, где французы были разбиты, пал славнейший из нидерландских адмиралов - де Рюйтер в 1676 году. Еще два года продолжалась война и ознаменовалась за это время не столько отдельными сражениями, сколько осадами: Валансьена, Камбрэ, Сент'Омера - в Нидерландах и Фрейбурга - в верхнерейнских землях. Все эти крепости достались французам, а в Померании курфюрст Бранденбургский (но теперь уже в союзе с датчанами) продолжал теснить шведов и начал наступательные действия на Штеттин в 1677 году.

Михаил де Рюйтер, лейтенант-адмирал Голландии. Гравюра А. Блотелинга с портрета кисти И. Ливепсса

Морское сражение нидерландского флота с французским при Сиракузах 22 апреля 1676 г., в котором погиб адмирал де Рюйтер. Нидерландская гравюра XVII века работы Яна Люйкена

Нимвегенский мир. 1678-1679 гг.

Уже с 1676 года начались переговоры о мире. Даже на Франции стали тяжело сказываться затраты на ведение войн. Поэтому Людовик XIV склонился к миру с Нидерландской республикой и заключил его при Нимвегене в 1678 году, 10 августа. Таким образом закончилась эта война, которая за семь тяжких лет, однако, не стоила республике ни одной деревушки, и только теперь начались серьезные переговоры с Испанией. Последняя быстро близилась к окончательному падению и ей-то пришлось поплатиться деньгами за минувшую войну. 17 сентября 1678 года был заключен с ней мир на тягостных для нее условиях: ей пришлось уступить Франции Франш-Контэ и шестнадцать укрепленных местностей в Испанских Нидерландах. В феврале 1679 года император Леопольд, наконец, и сам заключил мир, хотя на него сравнительно мало оказали влияния пагубные для других держав последствия войны: ему пришлось выставить не более 80 000 войска и успехи курфюрста против шведов не произвели на него впечатления. Мирный договор оставлял за французами Фрейбург и Гюнинген, а Филиппсбург, полученный ими по Вестфальскому договору, пришлось возвратить. От герцога Лотарингского потребовали уступки Нанси и Лонгви, а также и большой военной дороги через его владения, в полмили шириной. Карл V, однако, не подчинился этим требованиям и потому был лишен всех своих владений. Фридрих Вильгельм, который бы охотно продолжал войну, так как подспорьем ему служили бы его блестящие успехи на Севере, и тот должен был покориться необходимости: 29 мая 1679 года бранденбургский посол подписал в Сен-Жерменском предместье мирный договор, по которому он обязался возвратить шведам завоеванные у них земли.

Положение Людовика XIV после заключения

Такое событие, как Нимвегенский мир, поставило Людовика XIV в положение, опасное для остальных европейских держав. Он достиг такого могущества, с которым никто из других государей не мог равняться. Его линейные батальоны состояли из 100 000 человек, гвардия - из 14 000 человек. Флот представлял собой внушительную цифру из 96 линейных кораблей, 42 фрегатов и многочисленных судов меньшего размера. Кроме того у Людовика XIV было несколько клиентов, т. е. людей, которые от него зависели или которым он покровительствовал: самым значительным из них был король английский, тайно получавший от него субсидию; также и швейцарское правительство не мешало своей молодежи служить под французскими знаменами; мелкие итальянские государи искали в нем поддержки против Испании; многих германских князей он привязал к себе давно известным и действенным средством - деньгами; шведы, поляки и турки - все были ему друзьями. При всяком удобном случае его воспевали как современного Александра Великого. Он сам был о себе еще большего мнения, но надо отдать ему справедливость - он никогда не строил таких грандиозных планов всемирных завоеваний, как впоследствии Наполеон I, а преследовал вполне определенные и все же более исполнимые замыслы. Конечно, до остальных держав ему не было дела; он был настолько эгоистом, что в своих стремлениях к возвеличению и благоденствию своего народа он видел только его выгоды, его славу. Этот горделивый и самодовольный характер успел проявиться и во всем французском народе и стал даже его отличительной чертой.

Прежде всего Людовик XIV старался сделать свою страну неприступной для врагов. По всем французским границам, во всех городах и местечках, которые приобретались вновь, возводились надежные укрепления, под надзором и по указаниям ученого инженера де Вобана. В Байонне и Перпиньяне эти укрепления служили оплотом со стороны Испании; в Пиньероле - против Италии; затем надежно укреплены были: Фрейбург, Гюнинген, Саарлуи, Лиль и Мобёж.

Маршал Вобан. Гравюра работы Войеца Старшего

Кроме того, Людовик XIV умел с пользой употреблять свою природную предусмотрительность; умел, кстати, одним только давлением своей власти в мирное время без войн и кровопролитий увеличивать свои владения, завоевывая их, так сказать, силой своего слова и обаяния. Таким образом и в Германии ему довелось найти себе добычу.

При заключении Вестфальского мира, ради скорейшего окончания дела, все правовые отношения в землях, отходящих к Франции, были оставлены в весьма неопределенном виде, что позволяло истолковывать некоторые статьи договора по произволу. Так, например, если оказывалось, что такое-то лицо, тогда-то было в ленной зависимости от епископа Тульского или Мецского, то на основании этого наследовавший права этого лица призывался к подчинению королю французскому. При столкновениях, возникавших по поводу таких навязчивых притязаний, дела направлялись к разбору их судебными комиссиями, учрежденными при местных парламентах. Эти комиссии, известные под именем Chambres de reunion, находились в Меце, Безансоне, Брейзахе, Дорнике, и постанавливали оригинальнейшие приговоры, мотивируя их ссылками на факты, восходившие к временам Пипина Короткого или короля Дагобера. Комиссии приглашали к явке на суд и таких могущественных государей, как принца Оранского; огромные территории: Мемпельгард, Саарбрюкен, Гамбург были причислены к французской короне; при этом король шведский, Людовик Карл IX, отстаивавший свои притязания на Саарбрюкен, обмолвился в своем роде величаво-наивной фразой, говоря, что все же лучше согласиться быть вассалом своего союзника, короля французского, нежели вассалом германской короны.

Взятие Страсбурга, 1681 г.

Самым выдающимся действием этой политики было взятие Страсбурга в 1681 году. Франция предлагала уже этому городу отложиться от Германии при подчинении остального Эльзаса. В сентябре 1681 года французские войска стали стягиваться к Эльзасу и 29 числа того же месяца в виду свободного имперского города появился с 20 000 войском и артиллерией французский военный министр Лувуа, заменивший Помпона после Нимвегенского мира. В Страсбурге находилась небольшая французская партия, к которой, что уже почти излишне добавлять, принадлежали епископ и соборный капитул. Большинство граждан держало немецкую сторону, но Лувуа предложил жителям на выбор: сохранение всех старых вольностей в случае немедленного подчинения, утвержденного приговором Брейзахской комиссии, или же кару, как за мятеж. Сопротивление перед вооруженным насилием было бесполезно, и Людовик лично вступил в город через две недели после этого ультиматума. Рассказывалось, что епископ Эгон фон Фюрстенберг встретил его в Мюнстере изречением Симеона: "Ныне отпущаеши с миром раба твоего, Господи..." Это не должно казаться невероятным, потому что при подобных обстоятельствах всегда находятся люди, скрашивающие свою слабость благозвучными словами. На пути в Страсбург Людовик узнал, что в самый день заключения страсбургской капитуляции, 30 сентября, то же самое насилие было совершено и с таким же успехом над пограничным с Италией городом Казале, принадлежавшим герцогу Мантуанскому.

Эти грубые нарушения прав не проходили, однако, уже вовсе без протеста. В Европе был еще один человек, оставшийся решительным, непримиримым врагом Людовика XIV: то был Вильгельм Оранский. Он успел снова отклонить Швецию от Франции и заключил между ней и Голландией союз для поддержания Вестфальского и Нимвегенского мирных договоров; к этому союзу примкнули в феврале 1681 года император и Испания. Под впечатлением захвата Страсбурга, зашла речь о возобновлении войны. Много потрачено насмешек на то, что даже при таких событиях уполномоченные сейма разбирали в Регенсбурге важный вопрос о том, имеют ли курфюрстские послы право на титул превосходительства, и следует ли им на банкетах у императорского комиссара сидеть на креслах, обитых красной материей с золотым шитьем, в отличие от княжеских послов, которые помещались на скамьях с зеленой, шитой серебром, обивкой? На это можно возразить, что не в Регенсбурге решались высшие политические вопросы. Но плохо было, разумеется, то, что Германия не была готова поддержать свои решения силой. Курфюрст Бранденбургский, имевший право высказывать свое мнение после заслуг, оказанных им в прошедшую войну, был против возобновления войны: он понимал слишком хорошо, по личному опыту, что значили в Германии военачальники и какова была вся военная организация страны.

Он дружил с французским королем, чувствуя себя обиженным при прошлой коалиции. Сверх того - и это необходимо иметь в виду для беспристрастной оценки событий - не одна Франция состояла врагом империи: султан Мурад IV, войдя в соглашение с недовольными в Венгрии, вторгся снова в имперские земли в 1683 году. Эти события изложены у нас в другом месте, но поход турок на Вену был приятен Людовику: если бы даже Вена была взята (вероятность такой катастрофы, позорной и опасной для всего христианства, обсуждалась в Версале, как повод к прославлению Франции), король собрал бы свои войска, повел бы их против варваров, которых прогнал бы и затем воротился бы во Францию как спаситель христианского мира и увенчанный за то римской короной. Но дела приняли иной оборот: слава спасения христианства от великой опасности выпала на долю польского короля Яна Собесского. И это славное военное дело, спасшее Вену и нанесшее туркам большое моральное поражение, возвысило снова само положение императора.

Перемирие, 1684 г.

Людовик был слишком проницателен, чтобы не понять, что общественное мнение Европы, которым ему нельзя было пренебрегать, настраивалось против него, и он умерил поэтому свою заносчивость. Покорив Люксембург силой оружия в июне 1684 года, он предложил для предотвращения новой войны перемирие на 30 или 20 лет, в продолжение которых обещал удовлетвориться тем, чем владел или пользовался в эту минуту, словом, настоящим status quo. И такое предложение было достаточно высокомерно, однако, благодаря преобладанию мирного настроения в Генеральных штатах, большинство регенсбургского сейма приняло проект в принципе; но французские послы заявили тут же, в Регенсбурге, где велись переговоры, крайним сроком для заключения договора 15 августа. Они грозили, по прошествии этого дня, предъявить более тягостные условия. Дело пошло до окончательной подписи лишь в полночь 15-16 августа.

Насильственное подчинение Людовиком XIV Генуи, 1686 г.

Таким способом совершились присоединения, включая сюда и страсбургское. В том же году была подчинена Генуя, которую нельзя было обвинить ни в чем, кроме того, что эта республика была не очень почтительна к Людовику при своих международных отношениях с французским правительством. В мае 1686 года в генуэзскую гавань явился французский флот с предъявлением крайне высокомерных требований. При отклонении городом подобных условий, он был осыпан бомбами. Чтобы избегнуть повторения бомбардировки, генуэзцы решились согласиться на все, и 3 мая 1685 года перед Людовиком, восседавшим на троне, предстали сам дож и четыре сенатора, принесшие королю извинения от имени республики.

Франция. Управление

Годы, прошедшие со времен заключения Нимвегенского мира и до начала третьей войны (1679-1688 гг.) были пиком могущества Людовика. Дело укрепления французской монархии было довершено. Король, принимая однажды какую-то депутацию, заметил главе ее, употребившему обычные слова: "Le roi et 1'etat", - "Le roi et 1'etat?... L'etat, c'est moi", - и это, миллионы раз повторенное выражение, было истинно в том смысле, что Людовик XIV отождествлял свои интересы с государственными и государственные со своими. Такая система, применяемая способным, выдающимся и совсем недурным человеком, каким и был Людовик, могла привести лишь к хорошим результатам во всех внешних делах. Король продолжал те же преобразования и улучшения, к которым приступил с 1660 года: он прокладывал дороги и проводил водные пути сообщения, насаждал во Франции разные отрасли промышленности, содействовал развитию французской торговли, налагая протекционные пошлины или запрещая вывоз какого-либо сырья; знаменитая фарфоровая фабрика в Севре и производство гобеленовых ковров свидетельствуют тоже об его неутомимой деятельности. Военные силы, так долго составлявшие бич для населения в других странах, входили во Франции в состав государственных учреждений и служили общей государственной идее. Получая правильно свое жалованье, войска способствовали быстрому обращению монеты в местах своих стоянок. В этом была большая заслуга Лувуа, человека могучего физически и умственно, распоряжавшегося всем большим и малым в своем министерстве, проницательного, деловитого и обладавшего твердой волей. Кольбер восполнял его в известной степени, но его политико-экономическая деятельность могла достигать вполне своей цели лишь при мирном положении страны, между тем как войны, требовавшие громадных сумм, вынуждали его к мерам, которые он сам осуждал. И когда этот человек, желавший быть благодетелем народа, умер в 1683 году, потребовалась военная сила для охраны его останков, которые хотела разметать разъяренная толпа на пути их к могиле.

Маркиз де Лувуа, военный министр Людовика XIV. Гравюра XVII в. работы А. Лассона

Литература

Кипучая деятельность, вызываемая таким управлением и при личном примере самого неутомимого государя, отражалась и на умственной сфере. Царствование Людовика отмечается и в истории литературы названием "века Людовика XIV" или "Людовика Великого", как гласит одна академическая ода (1687 г.). Этот век ознаменован действительно именами таких знаменитостей, как Мансар, создатель Версальского дворца, Ле Нотр, великий художник по садовой части, живописец Лебрен (1690 г.), композитор Люлли (1687 г.), за которыми следуют замечательные поэты: Пьер Корнель (1606-1664 гг.), Жан Расин (1639-1699 гг.), Жан-Баптист Покелен Мольер (1622-1673 гг.), Никола Буало Депрео (1633- 1711 гг.), Жан де Лафонтен (1621-1695 гг.). Наряду с ними блещут духовные ораторы: Боссюэт (1627-1704 гг.), Флешье (1632-1710 гг.), Бурдалу (1632-1704 гг.), Массильон (1663-1742 гг.).

Королевский замок в Версале во времена Людовика XIV. Гравюра XVII в.

Часть Версальского парка во времена Людовика XIV. Фонтаны и бассейн Латоны.

Гравюра XVII в.

Ж. Б. П. Мольер. Портрет кисти Белльяра

Появляются ученые исследования: "История Церкви", "Собрания творений св. отцов" и другие; "Словарь позднейшей (средневековой) латыни" знаменитого ученого Шарля Дюфрена дю Канжа (1610-1688 гг.); работы Жана Мабильона, одного из положивших начало научному пользованию источниками (1632-1707 гг.); издается постоянный орган для научных исследований "Journal des Savants" (с 1665 г.). В то же время основываются академии живописи, ваяния, музыки, надписей, науки, архитектуры, виден целый мир разнообразнейшей умственной жизни, достойнейших стремлений; все это, в свою очередь, придавало значение Франции, ставило ее на первенствующее место в Европе, а французский ум, в особенности же французский язык, приобретали глубокое влияние всюду. Одно только узкое национальное самолюбие может иногда обесценивать французскую литературу и не признавать, что она не довольствовалась прославлением короля, но и делала действительную честь ему, своему покровителю. Духовному миру, представительницей которого служила эта литература, недоставало лишь одного: той свободы, которая выглянула однажды на свет среди бурь шестнадцатого столетия и еще держалась даже во время страшной тридцатилетней борьбы. Но роковым образом именно Людовик, при всем своем блеске и государственном уме, стал гасителем этого светоча в своих владениях.

Дела церковные. Четыре галликанские статьи, 1682 г.

Его церковная политика соответствовала его остальному направлению. Весь государственный строй - старинное законодательство и историческое развитие страны - придавал королю большое значение в государственных делах. Во многих провинциях замещение церковных должностей и доходных мест зависело от короны, и духовенство при этой зависимости от Людовика во всем внешнем его покровительстве, в том, что касалось догмата и обряда, соблюдаемых им в строго католическом смысле, выказывало всегда полную готовность помогать такому королю со своей стороны в его иностранной политике всеми громадными денежными средствами, какими оно располагало во Франции в ту эпоху. Когда в 1673 году он встретил сопротивление в прочих провинциях, на которые он хотел распространить свои королевские права, то иезуиты поддержали его против епископов, разделявших янсенистские воззрения и защищавших старые права Церкви и ее независимость. Иннокентий XI требовал от Людовика отмены его распоряжений, и дело дошло до спора между Церковью и государством или, как мы сказали бы теперь, между "короной и римским престолом"; французское духовенство, в большинстве преданное Людовику, само побуждало его охранять галликанские вольности и ради этой цели созвать духовный съезд для разбора спорных пунктов. Король исполнил это требование, благоразумно решив за лучшее отказаться от своего права замешать все те духовные места, которые были связаны с попечениями о пастве. Съезд приветствовал с восторгом такое отречение и выразил права и воззрения галликанской Церкви в четырех статьях (1682 г.), которыми преемники Св. Петра лишались права вмешательства в какие-либо светские отношения; они не имели права отрешать французских подданных от верности присяге; общая Церковь, "собор", признавалась выше папы: ее утверждение было необходимо даже в делах веры; галликанские вольности, старинные права и обычаи французской Церкви должны были считаться неприкосновенными. Последняя редакция вышеуказанных статей принадлежала не кому иному, как епископу в Мо, Боссюэту. Папа принял известие с горестью: "Сыны моей матери восстают на меня", - сказал он словами Писания. Испанские прелаты назвали галликанские статьи измышлением сатанинским. Но папа, как и король, не высказывались окончательно; заседания были отстранены, а вскоре наступили мероприятия, пролившие бальзам утешения на раны, нанесенные наместникам Св. Петра.

Людовик и гугеноты

Это была домашняя ссора, в которой победа осталась все же за более последовательной силой, именно за римской системой. Даже в конце XIX века подобный спор разрешился в пользу ее же, при живом одобрении французского духовенства. Оба деспотизма столковались дружнее на другой почве. Но вначале не папа, а члены сравнительно свободомыслящей галликанской Церкви заставили Людовика принять самую неразумную и постыдную из всех его мер, предложенную ему непосредственно под безобидным названием "воссоединения гугенотов".

Обращения. Драгонады

Религиозные отношения утратили уже свою резкость и потому мысль о воссоединении сектантов не могла казаться совершенно неисполнимой. Притом сильное монархическое и централистическое движение, преобладавшее во Франции, умножало в высшем сословии случаи возврата к католицизму; король был католиком, и инстинкты грубого или более утонченного эгоизма побуждали разные лица к подобному шагу. Один из наиболее ярких тому примеров видим в Тюренне; трудно предположить, чтобы таким человеком руководили низкие цели, но религиозные убеждения потеряли уже отчасти свою силу в это время, и Тюренн просто примкнул к установленному порядку, сообразуясь с преобладающим настроением - с подчинением королевскому воззрению; также думали и поступали многие. Эти переходы встречали поощрения; могущественное правительство имело все средства к тому, не нарушая, притом, открыто закона. С течением времени к этому своего рода подкупу присоединилось принуждение, сначала слабое, но усилившееся при возраставшем успехе. Такой метод установился окончательно с названием отца Лашеза, иезуита, духовником короля. Людовик, признательный духовенству, разделял заблуждение этого сословия относительно необходимости единого господствующего вероисповедания в государстве, признанного властью и вылившегося в определенные догматические формы.

Он был убежден также, что успешное государственное единство немыслимо без религиозного единства подданных. Льстецы выставляли ему на вид, что гугеноты отвергают верования, разделяемые королем. Людовик не понимал тайной мысли этих лиц, а они пользовались этим для притеснения беззащитных, будто бы отстаивая королевский авторитет. Тут не было уже речи о христианстве, не было даже фанатизма; сам Людовик не был ни истинным христианином, ни фанатиком; не был тоже ни тем, ни другим и жесточайший из политических насильников, военный министр Лувуа, но идея всевластия брала верх: дети отнимались у родителей, сверх того пускались в ход и другие ловкие средства, которыми с таким мастерством пользуется католическое духовенство. Случайное сопротивление было даже желанным правительству: оно давало ему предлог действовать энергичнее. Местами происходило то, что называлось оскорблением католической Церкви; например, число протестантских церквей было в той или другой местности слишком значительно по числу протестантов; это служило, будто бы, поводом к народному возбуждению и потому лишние церкви подлежали закрытию или полному разорению, и если какой-нибудь карьерист или пройдоха, вроде интенданта Фуко, успевали, запугав значительную массу людей, заставить их перейти в католичество, это признавалось за доказательство легкости возвращения заблудших в лоно Церкви, их желания внимать миссионерам и того, достойного кары упорства, с которым остальные еретики мешали спасительному движению. В продолжение некоторого времени гугеноты все же пользовались защитой Нантского эдикта; но некоторые юристы убедили короля, что он вправе его отменить, а богословы настояли на том, что он даже обязан это сделать, и в октябре 1685 года последовала эта отмена. С этой минуты не стало преграды насилию и наступили известные Драгонады. Они происходили по следующей простой программе: в таком-то селе находятся пять "упорных" А, В, С, D, Е. В это село посылают пятьдесят человек солдат, размещая их по десятку у каждого из сказанных еретиков. В 4 часа, положим, обращается А; тогда бывшие у него десять человек делятся между прочими четырьмя упорствующими; через два часа обращается второй, затем к вечеру третий, четвертый. К рассвету вряд ли устоит против истины внушаемой религии и пятый, видя у себя в гостях полсотни солдат.

Отмена Нантского эдикта, 1658 г.

Протестантские проповедники были изгнаны, но пастве их было запрещено эмигрировать; однако около 400 000 человек успели перебраться через границу и самому Людовику еще пришлось ощутить последствия той безумной политики, которая заставила четвертую часть из 1,5- 2 миллионов его трудолюбивейших и образованнейших подданных реформатского исповедания бежать из отечества, а в сердцах оставшихся посеяла семена горечи, которые должны были дать всходы в свое время.

В самый год отмены Нантского эдикта на английский престол вступил король, преданный папству. Но непомерные притязания Людовика заставляли тех, кому грозило его ненавистное властолюбие, отодвигать на второй план религиозные вопросы ввиду общей опасности. В то время, как в протестантских землях общее негодование было возбуждено теми насилиями, которые предшествовали отмене Нантского эдикта или последовали за нею, католические сферы были недовольны обращением Людовика с папой при новом споре, возникшем по вздорному поводу, именно из-за вопроса о даровом помещении посла. Само перемирие 1684 года, будучи мерой временной, поддерживало напряженное состояние умов, тем более, что Людовик пользовался всяким случаем для предъявления новых притязаний; так, в 1685 году, при смерти курфюрста Пфальцского, сестра которого была в супружестве с братом короля, герцогом Орлеанским, Людовик потребовал на ее долю значительную часть страны. В этот период времени он был предметом общей ненависти и боязни, вследствие чего император, Нидерланды, Швеция, Испания и несколько имперских князей заключили между собой в Аугсбурге союз (июль 1686 г.), имевший целью обеспечение мира и неприкосновенность владений в германском государстве, согласно мирным договорам 1648 и 1679 годов, а также регенсбургскому соглашению 1684 года; ясно, что этот союз был направлен против Людовика, потому что от него одного можно было ожидать нарушения указанных трактатов. Но при характере короля и его приближенных, вполне усвоивших его монархическое и национальное высокомерие, такая изоляция Франции могла только побудить его к началу новой войны, к которой он был приготовлен лучше всех: он мог выставить в поле 140 000 чел. пехоты и 30 000 чел. кавалерии в это время, а флот его превосходил даже английский.

Аугсбургский союз, 1686 г. Избрание кёльнского епископа

Поводом к вспышке послужили спорные выборы епископа в Кёльне, одновременно с известиями с Востока (лето 1688 г.). В июне этого года скончался курфюрст Максимилиан Генрих, располагавший также кафедрами в Люттихе, Мюнстере и Гильдесгейме. Французским кандидатом на его место был весьма расположенный к Франции коадъютор Вильгельм фон Фюрстенберг. Император и Виттельсбахи, со своей стороны, предлагали одного члена Виттельсбахского дома, 17-летнего принца Иосифа Клемента. Дело шло на выборах по этому предмету самым житейским порядком: Фюрстенберг, занимая уже одну епископскую кафедру, не мог быть избран по каноническому уставу, но мог быть предложен лишь на правах постуланта [Postulant - "домогающийся", т. е. лицо, которое по каким-либо причинам не может быть избрано на какой-либо пост в духовенстве, но за которого ходатайствует капитул, дума или иное избирательное собрание, прося разрешения папы], причем ему необходимо было иметь за себя две трети избирательных голосов; между тем он получил лишь абсолютное большинство: 13 голосов из 23. Баварский принц был в том же положении и получил только 9 голосов, но он заручился папским "бреве" на право избрания. Собственно дело должно было решиться в Риме, но папа был в ссоре с Людовиком, и тот без промедления признал избрание Фюрстенберга законным; Иннокентий XI, со своей стороны, объявил курфюрстом Иосифа Клемента.

На Востоке дела приняли весьма благоприятный для императора оборот. Немецкие войска одержали решительную победу над турками, которые просили мира; в сентябре последовал геройский штурм Белграда и если бы мир был тогда заключен, то у Леопольда были бы развязаны руки и он мог обратить все свои силы на Запад. Это заставило Людовика уступить настояниям Лувуа, постоянно побуждавшего его поскорее начать военные действия. В известном анекдоте рассказывается, что министр воспользовался гневным замечанием короля по поводу одного окна в строящемся Трианоне для того, чтобы вывести из этих слов шутливое заключение о наставшей необходимости развлечь государя новой войной. Но она становилась, действительно, неизбежной, если Людовик хотел сохранить свое высокое положение. Манифест с объявлением войны появился 24 сентября и был вручен регенсбургскому сейму 3 октября.

Третья хищническая война, 1688 г.

Эта третья великая война началась печальным предзнаменованием для Людовика. Через несколько недель после ее объявления в Англии произошла катастрофа, преподнесшая английский престол самому заклятому и непреклонному врагу Людовика, Вильгельму Оранскому.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история