Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Боханов А.Н., Горинов М.М. История России с древнейших времен до конца XX века

ОГЛАВЛЕНИЕ

РАЗДЕЛ III. Становление Российского централизованного государства

Глава 16. Два лика грозного царя: Россия в эпоху реформ и контрреформы середины XVI в.

§ 3. «Избранная рада» и Российское централизованное государство

Для человека, знакомого с текстами документов 50-х годов XVI в., словосочетание «Избранная рада» звучит необычно. Термин, однако, давно прижился в научной, да и популярной литературе. Говорят нередко о правительстве «Избранной рады», хотя подобное сочетание суть тавтология. Князь Андрей Курбский, уже будучи в эмиграции, изобрел «Избранную раду» как привычное для шляхетского уха Великого княжества Литовского понятие. Если сделать его кальку на тогдашний русский язык, то получим ближнюю думу или ближний совет при царе. Итак, что происходило с обществом и государством в эпоху «Избранной рады»?

Центральной реформой стала отмена кормлений и создание взамен их принципиально новых органов местной власти. Казалось бы, за что такая честь пусть важным, но всего лишь на уровне городов, волостей, уездов переменам? Оказалось, однако, что это повлекло за собой изменения во всех важнейших сферах жизни общества, на всех уровнях государственного устройства. В проведении реформы (к ней приступили в 1551 г .) случилась задержка. Необходимость массовых наград после взятия Казани повлекла широкую раздачу кормлений практически по всем уездам. Возвращение к начатому произошло в масштабе почти всей страны в 1555—1556 гг. Итак, в чем суть и последствия земской — так ее чаще всего называют в литературе — реформы?

Прежде всего, она означала повсеместную отмену кормлений. Отдельные исключения, которые имели место, не в счет. Возникающие органы власти кардинально отличались от прежних по способу комплектования: они были выборными, а не назначаемыми из центра; соблюдался принцип представительства от локальных сословных групп. В уездах с развитым феодальным землевладением во главе таких институтов стояли выборные головы или старосты из местных и, как правило, отставленных от службы детей боярских. В ближайшей перспективе вместо возможных двух-трех голов («излюбленных», «судейских», «губных») оставался один, в руках которого концентрировались все функции управителя и судьи. Его аппарат состоял из дьячка (подьячего) и целовальников из местных крестьян. Если в уезде были черносошные волости с собственным самоуправлением, оно было подконтрольно старосте в уезде.

Там, где государственное крестьянство численно преобладало (к примеру, в северных районах), в городах, где тяглых посадских людей считали хотя бы немногими десятками, выбирали земских старост, обычно из зажиточной верхушки. А в помощь — земского дьячка и целовальников. В больших уездах система самоуправления была двухуровневой: уезд — волость.

Новые институты власти на местах получили функции административного управления и суда. Первое включало все подлежащие регулированию стороны жизни, но прежде всего — раскладку, сбор и отправку в столицу налоговых сумм. Они же отвечали за исправное отбывание государевых повинностей. Новые органы осуществляли реализацию поступивших из центра распоряжений. В сфере суда они обладали заметно меньшими прерогативами. Хотя судейским, губным и земским старостам были подведомственны в первой инстанции некоторые уголовные дела высшей юрисдикции, они подлежали контролю столичных инстанций. В принципе произошло перераспределение судебных прерогатив в пользу Москвы. Становление представительных институтов на местах имело оборотной стороной усиление контроля со стороны центра. Это не могло не повлечь перестройки московских учреждений, что диктовалось также разраставшимися государственными потребностями.

Естественной основой для рождения новых ведомств стали Большой и областные дворцы, Казна (ее роль особенно велика), боярские комиссии. Хотя первые приказы появились ранее 50-х годов XVI в., реальное их рождение как системы управления

происходило в эпоху Избранной рады. Обычно говорят о приказах трех видов. В первую группу входили учреждения с функциональными по преимуществу прерогативами в масштабах государства. Так упоминавшийся Посольский приказ ведал дипломатическими сношениями. Поместный — учетом земель, контролем над их оборотом, обеспечением поместьями служилых дворян, составлением исходной базы для государева фиска. В Разрядном приказе были сосредоточены функции по организации военного дела и воинской службы благородных сословий. Аналогичные задачи в отношении служилых людей по прибору исполняли возникшие немного позже Пушкарский и Стрелецкий приказы. Несколько приказов заведовали сбором прямых и косвенных налогов (Казна, приказ Большого прихода) и др. Сыском и судом по делам высшей уголовной юрисдикции ведал Разбойный приказ (он был верхней инстанцией для всех местных судов). В Холопьем приказе велся учет и осуществлялся контроль над всеми сделками с холопами.

Приказы второго вида надзирали в административно-управленческом и судебном планах над определенными территориями и отдельными разрядами населения. Такими были, по ряду функций, Большой и областной дворцы. В них и боярских судебных комиссиях судились обычно служилые люди по отечеству. Немногим позднее известны так называемые судные приказы — в них вершился сословный дворянский суд. Тяглое население (городское и сельское) ведалось в особых учреждениях (впоследствии именовались приказами-четвертями): они, в частности, были высшей судебной инстанцией по гражданским и иным делам для земских судов. В столице тяглецы посадов и сотен управлялись и судились Земским приказом.

Оформились приказы, обязанные существованием разнообразию потребностей царского двора. Принадлежавшие государю на правах личной собственности вотчины управлялись Большим и областными дворцами, а отчасти Казной. Но были и специализированные учреждения, в функции которых входило обеспечение двора едой, медом и винами, поддержание в надлежащем порядке всего того, что связано с царскими конюшнями, охотой, одеждой.

Серьезные перемены в структуре центральных органов государственного управления шли в русле изменений, начавшихся еще в конце XV в. В 50-е годы XVI в. они были ускорены и заметно углублены отменой кормлений, введением институтов самоуправления на местах. Их воздействие было и прямым, и опосредованным. Таким же было их влияние на налоговую систему. В число весомых прямых налогов, взимавшихся в Казну, вошла подать, заменившая платежи и поборы в пользу кормленщиков. В центральные ведомства отсылались судебные пошлины, взимавшиеся при решении дел излюбленными головами и земскими судейками. Содержание же новых учреждений на местах обеспечивалось особыми денежными сборами в их пользу.

Отмена кормлений стала важным шагом в кристаллизации сословной структуры российского общества. Принципы комплектования местных органов подталкивали локальные сообщества к оформлению сословной самоорганизации. Особенно нагляден пример со служилыми людьми по отечеству. Господствующий класс становился единым по следующим важным признакам: в правилах материального обеспечения (наделение поместьями и выдача денежного жалованья через государственные кассы; отличия в размерах и регулярности выдачи не имели принципиального значения); в юридическом статусе (подсудность монарху или приравненному к нему суду); в нормах военной службы. Последнее определялось специальным уложением, принятым в 1556 г . Это не просто совпадение с завершающими шагами земской реформы: налицо внутренне обусловленная связь. Теперь с каждых 150 десятин возделываемой земли феодал должен был выставить одного полностью экипированного конного воина.

Формировавшаяся с конца XV в. двухчастная структура светских феодалов обретала теперь законченные черты. Государев (царский) двор имел разветвленную систему статусных рангов и групп, объединенных в три категории: думных чинов, московских чинов, выборных дворян («выбор из городов»). Последние были промежуточным слоем между основной массой уездных детей боярских (в их среде они составляли верхушечную группу) и членами государева двора (внутри его структуры они занимали низшую ступень, не считая такой группы, как жильцы). Эпоха преобразований проявила себя в полноте учетной документации. В середине 50-х годов были составлены государев родословец (фиксировал генеалогический состав основной части государева двора), официальная разрядная книга (в ней учтены все значимые, в том числе и в местническом отношении, воинские назначения, свадебные разряды и т.п.), разные учетные списки членов государева двора. К их числу относилась «Тысячная книга», в которую были внесены разбитые на 3 статьи дворовые, не имевшие подмосковных владений, что затрудняло их службу. Ученые много спорили о том, были ли реализованы предписания указа 1550 г . о наделении поместьями под Москвой этих лиц («тысячников»). По последним наблюдениям, большинство из них получили такие владения.

Провинциальное служилое дворянство фиксировалось иными документами, в основание которых была положена связка территориально-владельческой оседлости и службы. Сам по себе этот принцип не нов, но с отменой кормлений внутреннее единообразие дворянских организаций несомненно возросло. В 1555—1556 гг. состоялись грандиозные смотры почти всех уездных корпораций с целью выявления качества службы каждого дворянина в соответствии с уже известными нормами. Персональный состав каждого «служилого города» фиксировался в десятнях. В зависимости от служебных заслуг и стажа, происхождения и родственных связей, материального положения и состояния здоровья дети боярские подразделялись в десятнях на несколько статей, начиная с выборных дворян.

Отмена кормлений развеяла последние скрытые следы вассальных связей между монархом и феодалами. Безраздельно господствуют отношения подданства, военная служба становится прежде всего обязанностью любого представителя «благородных сословий». Административно-управленческие и судебные функции постепенно закрепляются за определенным слоем господствующего класса — верхними группами государева двора, главным же образом за «крапивным племенем» дьяков и подьячих. Так начала формироваться российская, по преимуществу столичная бюрократия.

Сословное обособление служилых людей по отечеству продвинулось в середине XVI в. далее других слоев российского общества. В том же направлении шли процессы у верхушки купечества (оно обособилось в три сословные группы), служилых людей по прибору (они объединялись несением военной службы, освобождением от тягла, групповым обеспечением денежного и поземельного жалованья), тяглых горожан. Своеобразна позиция крестьянства — в его юридическом статусе и экономическом положении не видно как будто серьезных перемен. Резкое возрастание денежной части государственного налогового бремени не сказалось на нем сразу серьезным образом.

Завершилось формирование вооруженных сил России. Их основу составляло поместное ополчение, включавшее всех годных к службе дворян с нормированным числом боевых холопов-послужильцев. Заметной по численности частью армии стали стрельцы, служилые казаки, пушкари, воротники. Значительная роль «наряда» (артиллерии) в завоевательных походах общеизвестна. Приборные служилые люди составляли основу постоянных гарнизонов в пограничных крепостях. Немалыми тысячами исчислялись контингенты легкой кавалерии. В них включались служилые татары (в основном казанские; касимовские татары воевали под командованием

собственного хана), чуваши, марийцы, мордва и т.п. На особых основаниях и притом редко в военных действиях в составе российских сил участвовали отряды ногай. Наконец, вспомогательные части формировались за счет посошных людей, собранных по особой разверстке с тяглого сельского люда. Они обеспечивали транспортное обслуживание армии на марше, инженерно-осадные работы и т.п. Такую структуру вооруженные силы сохраняли более столетия, лишь дополняясь после Смуты отрядами наемников и первыми, еще неустойчивыми полками иноземного строя.

Осталась на том же уровне интенсивность законодательства. Объем новых узаконений за 50-е годы XVI в. не уступал, пожалуй, объему Судебника 1550 г . Основные нововведения — в разделах уголовного и процессуального права (существенно меняется, в частности, характер доказательной базы), в установлениях о земле (в том числе о закладе вотчин) и о владении холопами. Но главная сенсация в другом. Невиданный размах приобрели процессы кодификации права, что было вызвано изменениями в системе судопроизводства, в структуре центральных ведомств. На протяжении 5—б лет было составлено свыше десятка «судебных книг» (уставных или указных книг), принадлежавших отдельным приказам, включая судные боярские комиссии. Содержание этих юридических руководств соответствовало прерогативам учреждений, но что очень важно — они переписывались для нужд местных институтов власти, становились доступными в широкой среде пользователей права.

Несомненно, преобразования конца 40-х — начала 60-х годов имели комплексный, программный и структурный характер. Были сформулированы определенные направления и последовательность реформ (на начальном этапе несомненна их спонтанность), они охватили основные сферы общества и государства, серьезным изменениям подверглись отношения и институты, а не отдельные учреждения. Налицо преемственность с тем, что развивалось в конце XV — первой трети XVI в. Но далеко не все из принципиальных перемен середины XVI в. имеет прямые истоки в предшествующей практике. Отмена кормлений — яркий пример тому. Подчеркивание возврата к порядкам «дедовых и батьковых уставов» оправдано лишь отчасти. Нередко за этим скрываются стереотипы средневекового мышления: новое — целенаправленно и неосознанно — облачалось в старое, привычное одеяние.

Конфессиональные приметы вообще пронизывают и содержание многих перемен, и их словесное истолкование. Мирское (т.е. общественное) устроение рассматривалось как путь к воплощению нравственных требований «светлой веры» в правильно организованном православном царстве. Недаром в «судебные книги» были включены нормы о церковных наказаниях за лжесвидетельство. Не случайно возникли правовые сборники, куда вошли и светское законодательство, и нормы церковного права. Церковный собор утвердил не только царский Судебник, но и формуляр уставных земских грамот. В самой же работе Стоглавого собора активное, деятельное участие приняли царь и члены Боярской думы. В практике 40—50-х годов совместные заседания церковных иерархов со светскими «синклитами» были заурядным фактом. Если православный идеал симфонии светской и церковной властей осуществлялся когда-либо в России, то эпоха «Избранной рады» была к нему ближе всего.

Выразителен культурно-идеологический контекст преобразований. Это были годы реализации грандиозных замыслов. «Великие Четьи-Минеи» митрополита Макария — полный свод рекомендованных к чтению богобоязненным христианам сочинений, обращавшихся в русской рукописной традиции. Включая жития всех русских святых, в том числе канонизированных на Соборах 1547 и 1549 гг. 12 огромных томов, по одному на каждый месяц. Три редакции «Летописца начала царства» — панегирик

правлению Ивана IV, начиная с венчания и вплоть до победоносного начала Ливонской войны (30—40-е годы описывались не столь радужно). «Книга степенная царского родословия» — монументально-историческое сочинение на тему всемирной роли Российского православного царства, происхождения царствующей династии (естественно, от императора Августа и его брата), преемства московскими государями наследия Древней Руси. И одновременно — история святости и служения российской церкви. История в лицах — монархов, иерархов, святых. «Домострой», вобравший в себя поучения о священническом строении, наказы о мирском и домовном устроении. Стоглав, регламентировавший богослужебную практику белого духовенства и все устройство монастырской жизни. Наконец, комплекс росписей и икон, иконография сюжетов которых была задана той же установкой: воплотить феномен российской государственности и церкви в рамки всемирной истории от сотворения мира. То же стремление к упорядочиванию, к универсализму (конечно, в меньших масштабах) проглядывает в отмеченных памятниках: государевом родословце, государевой разрядной книге, Судебнике 1550 г ., последовавших за ним судебных книгах центральных ведомств. Что отнюдь не отменяет, а наоборот усиливает их прагматическую нацеленность.

Эпоха реформ породила особый и притом распространенный тип «воинника — администратора—дипломата», постоянно интересующегося и живо откликающегося на современные достижения ума и веры. Алексей Адашев — редактор-составитель и возможный автор «Летописца начала царства», государевых родословной и разрядной книг, ряда узаконений и некоторых правовых руководств. Человек аскетического стиля жизни и нелицемерного благочестия. И.М. Висковатый — фактический глава Посольского приказа, полемист-начетчик, попытавшийся доказать неканоничность некоторых росписей и икон при восстановительных работах, которые велись по инициативе и под надзором митрополита Макария. Его умствования сверхортодоксального свойства были отклонены на церковном Соборе, а его инвективы в адрес духовенства были осуждены. Взгляды же Матвея Башкина, царского дьяка, а позднее дворового сына боярского, были осуждены как еретические. Наконец, два имени, чей авторский пыл пришелся на последующие годы, а кругозор и стиль сформировались, бесспорно, по преимуществу в эпоху «Избранной рады». Это князь Андрей Курбский, полагавший себя учеником Максима Грека и оставивший множество сочинений разных жанров, отменно изысканных по композиции, по языку, по стилю. И, конечно же, царь Иван, автор множества темпераментных посланий и ряда богослужебных текстов. Он был «добре навычен божественным и святоотеческим писаниям», но вряд ли выделялся этой приметой из окружения знати старшего и среднего поколений.

Многих из них Курбский награждал эпитетами, подразумевавшими и начитанность, и душевную склонность к правильному ходу суждений. Адресатами посланий иерархов и мудрствующих лиц нередко были вельможи. Что подразумевает их способность воспринять содержание текста, обращенного к ним. «Мужи разумные и совершенные, предобрые и храбрые, в военных и земских вещех по всему искусных» — не недостижимый идеал для Курбского, но кадровая реальность (употребим этот современный оборот из-за его смысловой выразительности) 50-х годов XVI в. Налет идеализации у князя присутствует, но в принципе он был прав. Всего несколько имен. Блестящие полководцы, «искусные в советах и управлении» князья А.Б. Горбатый-Шуйский, М.И. Воротынский, Д.И. Немой-Оболенский, М.П. Репнин, B.C. Серебряный, сам князь Андрей Михайлович и немало иных. Опытные администраторы, искусные дипломаты, отнюдь не чуждые бранной славы — И.П. Федоров, князь Д.И. Курлятев, Д.Р. Романов-Юрьев, В.М. Юрьев. И, конечно, Алексей Адашев — не фаворит-временщик, отталкивающий от кормила управления всех иных и жадно распоряжающийся попавшей в руки властью. И тем более не

глава правительства, точнее — Боярской думы. Но — главный движитель намеченных реформ, рабочий координатор правительственной деятельности Думы, Казны, иных центральных ведомств, фактический глава внешней политики в течение ряда лет. Он задавал идеологические установки в текстах и в свершениях. Но — в сотрудничестве с большим числом авторитетных и влиятельных лиц, в кооперации усилий с теми, кто по заслугам и великим трудам (как и сам Алексей Адашев) сделали удивительные карьеры на ниве управления. Достаточно назвать имена И.М. Висковатого, И.Г. Выродкова, Н.А. Курцева, Х.Ю. Тютина, занявших посты глав Казны, ведомств областных дворцов, приказов. Их происхождение в лучшем случае не поднималось выше весьма скромно-дворянского, а в других случаях уходило в «городское всенародство». Обилие талантов, их заметность — лучшее свидетельство эффективности курса в 50-е годы.

Ошибочно думать, что в эпоху преобразований соперничество придворных партий кончилось. Отнюдь. Какая-то борьба шла вокруг Судебника и Стоглава, возможно, по поводу целей восточной политики в 1549—1552 гг. Острый кризис вспыхнул в марте 1553 г ., в дни тяжкой болезни царя. Реальное ожидание его кончины привело к расколу правительствующего окружения: одни присягали сыну царя, «пеленочнику» Дмитрию (он родился в день взятия Казани, 2 октября), другие, опасаясь возможного всевластия родственников царицы Анастасии (Юрьевых, Романовых-Юрьевых, Яковлей), обращали свои симпатии в сторону удельного князя Владимира, двоюродного брата Ивана IV. Это событие долго будет будоражить воображение царя. В конце 1554 — начале 1555 г . были отстранены от активного участия в правительственной деятельности Романовы, Юрьевы, некоторые близкие к ним лица попали в опалу (Головины, Н.А. Курцев). Но ни в одном случае не было заключений, а тем более казней, опальные сохраняли в полной мере гражданскую дееспособность. Политическая борьба велась, как бы сейчас сказали, цивилизованными методами.

Рубеж 50 — 60-х годов — апогей успехов «Избранной рады». Активная наступательная политика на юге (особенно в 1556—1560 гг.) привела к неслыханной новости: крымский хан не рисковал удаляться от Перекопа, пытаясь отразить болезненные удары некрупных отрядов по Крыму с разных направлений. Русская сабля — казачья и служилого дворянина — впервые засверкала на крымской земле. Вырисовывались перспективы, так и нереализовавшиеся, антикрымского союза под эгидой России. Русско-шведская война 1554—1557 гг. выявила несомненное превосходство российской армии, не приведя, однако, к значимым результатам Начало войны с Ливонским орденом принесло блистательные успехи. Но именно тогда наступил разрыв царя с главными советниками.

Конкретные причины опалы на Адашева и близких к нему лиц вряд ли когда станут известными. В любом случае важнее сейчас понять, почему она стала возможна. В модели политического устройства, провозглашенной реформаторами, центральное место занимал благочестивый христианин, справедливый правитель, храбрый воин и последовательный защитник всех православных — богоизбранный монарх-самодержавец. Таким и предстает Иван IV по заказу Адашева в летописных известиях о взятии Казани, в изложении текста уложения об отмене кормлений.

Соправительствующая роль Думы, политическое значение мудрых советников и умелых исполнителей оставались за кадром идеальной фигуры монарха. Гарантией служила традиция, разумное согласие между государем и его советом. В этой конфигурации политических сил и влияний очень важной была роль церкви как арбитра в конфликтных ситуациях. Правом и обязанностью первосвятителя были наставления монарху и печалование перед ним за опальных. Подчеркнем сейчас огромное значение деятельности Макария в этом плане — его решающий вкладе

формирование культурного контекста времени уже был отмечен. Митрополита с полным основанием можно считать одним из архитекторов плана реформ.

Однако других, институционно закрепленных инструментов воздействия на царя — за вычетом прямого мятежа — не существовало. Прототип земских соборов, имевший место в феврале 1549 г ., не получил тогда развития. Успехи «Избранной рады», политическое согласие и баланс в элите (Дума в начале 60-х годов имела самый большой и самый представительный состав) делали, скорее всего, излишним наличие представительного института в общегосударственном масштабе. Тут и находился слабейший пункт Адашева и его сторонников. Царь решил править сам. В 1560 г . Адашев был сослан в Ливонию, заочно подвергнут суду и признан виновным по вздорным обвинениям (традиционная норма, однако, была соблюдена). Он умер вскоре в ссылке. К власти возвращались родственники только что скончавшейся первой супруги царя (Анастасия умерла 7 августа 1560 г .), хотя многие посты занимали еще политики прежнего созыва.

Легкость падения Адашева свидетельствовала как будто о слабости всего свершенного реформаторами. Но это не так. Главные учреждения и институты, сословная структура и ее основания, характер права, основные регламентирующие нормы пережили и опричнину, и самого Ивана IV. Позитивный смысл остался на века за первой половиной правления Ивана IV.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история










 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.