Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Боханов А.Н., Горинов М.М. История России с древнейших времен до конца XX века

ОГЛАВЛЕНИЕ

РАЗДЕЛ III. Становление Российского централизованного государства

Глава 15. Россия в XV — середине XVI в.: страна и общество

§ 6. Молящиеся у престола: общественная роль русской церкви

24 августа 1481 г . митрополит Геронтий отправился из Успенского собора в Симонов монастырь, оставив в кафедральном храме святительский посох. Так он протестовал против вмешательства Ивана III в сугубо внутренние вопросы церкви.

Конфликт вспыхнул осенью 1479 г ., когда великий князь обвинил митрополита в недопустимой ошибке при освящении нового здания Успенского храма. За грехом, по мнению Ивана III, последовало наказание: сентябрьский пожар уничтожил едва ли не половину построек в Кремле. Споры осенью 1479 г . не дали результата. Но последовали события в Новгороде, мятеж братьев, «нахождение» полчищ орды т ского хана Ахмада в 1480 г . Как будто потухший костер конфронтации вновь разгорелся летом 1481 г ., когда великий князь запретил освящать построенные на его средства две церкви сообразно правилам митрополита. Это переполнило чашу терпения Терентия, тем более, что все «эксперты» были на его стороне. Ссора стала публичной, приобрела политический характер. Столкновения Ивана III с Геронтием уже случались, но это было самым длительным и острым. Великий князь дважды пытался кончить дело компромиссом. Не вышло. Пришлось подчиниться настояниям митрополита и отправиться лично в монастырь (почти как императору Генриху IV в Каноссу) с челобитьем к Геронтию о его возвращении на кафедру, обещая слушаться «речей» святителя.

Прошло сорок с небольшим лет. В декабре 1521 г . митрополит Варлам добровольно, а фактически по желанию великого князя Василия III съехал все в тот же Симонов монастырь, а чуть позднее был отправлен в ссылку. Причины недовольства державного наверняка неизвестны. Скорее всего, его возмутило то, что митрополит печаловался за лиц, попавших в опалу после летней катастрофы 1521 г . Кстати, в глазах тогдашних людей это было нравственной обязанностью в общественном служении святителя. Времена, однако, стали другими. В очень важной сфере существования церкви — в отношениях носителей светской и духовной власти — произошли существенные изменения.

В каждой христианской стране средневековья духовным лицам отводилась теоретически первая позиция. К примеру, в сословных собраниях им полагалось первое место. Их труд — молитва за всех мирян перед Всевышним — почитался самым важным. Церковь осуществляла (чудесным образом) связь верующих с Богом, с одной стороны, а с другой — олицетворяла царство Божие в мире сем. Устремленная в идеале к небу, она своей организацией, разнообразием функций, всей деятельностью была укоренена на земле и среди людей. Россия не была исключением. Правда, между теорией и практикой (опять-таки повсеместно и неизбывно) образовывался зазор. В сближениях и расхождении тогдашних идеальных моделей и реальных процессов отчетливее всего можно разглядеть историю церкви.

Первый вопрос — структура русской православной церкви и материальные основания ее деятельности. Если исключить православные кафедры Великого княжества Литовского, канонически подведомственные по традиции Московской митрополии (именно она была единственной наследницей Киевской митрополии), то можно насчитать девять епископий на территории Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Это — Новгородская (с XII в.) и Ростовская (с первой трети XV в.) архиепископии, Рязанская, Суздальская, Тверская, Коломенская, Пермская, Сарская и Подонская епископий, а также митрополичьи десятины (т.е. территории, которыми в церковном отношении митрополит управлял наподобие других владык). Никаких серьезных перемен в границах территорий кафедр в XV — середине XVI в. не происходило. Лишь сарский владыка в середине XV в. вынужденно перебрался в Крутицы под Москвой, да новые приобретения России на Северщине в конце XV — начале XVI в. оказались в Суздальской епископий.

Поражают размеры территорий большинства кафедр: они просто несопоставимы с аналогичными показателями епископий в восточных патрнаршествах. Впрочем, не забудем о малой плотности населения в стране. Но вот приходы несомненно и довольно быстро росли сообразно успехам колонизации. Уплотнялись приходы в

городах — об этом можно заключить на основании растущего храмового строительства, особенно в Великом Новгороде, Москве, Пскове. Но не только. Еще в XIV в. большинство небольших центральнорусских городов обзавелось городскими соборами, что предполагает наличие и приходских церквей. Бурное развитие монастырской жизни также способствовало росту числа храмов. Разраставшаяся сеть соборных и приходских церквей была и предпосылкой, и самым выразительным проявлением успехов в деле евангелизации. Церквей в XV — середине XVI в. насчитывалась, возможно, уже не одна тысяча.

Факт существенный и многослойный. С этого времени следует полагать воздействие иерархов на мысли, настроения, социальное поведение прихожан достаточно эффективным. Церковь естественным образом становилась значимой и автономной от светских властей силой во многих сферах жизнедеятельности. Чему способствовала и упрочившаяся материальная самостоятельность. Ведь что значил в этом плане рост числа приходов? Увеличение доходов епископа и институтов епископального управления. В пользу кафедры шла церковная дань со священников, диаконов, отчисления за обряды и таинства, ряд иных взиманий. Епископ и его представители судили церковных лиц в духовных делах, а в идеале — вообще по подавляющей части дел. Другое дело, что текущая документация XV—XVI вв. показывает, сколь далек был идеал от мирских реалий: в светских делах с участием представителей духовенства преобладал, увы, княжеский суд. Наконец, владыки вершили суд по делам о преступлениях против нравственности, по спорам о наследовании над всеми мирянами. Как и в светском суде, все этапы процесса, составление и заверение документации сопровождались уплатой пошлин и штрафов.

Включенность владык в земные заботы видна из самого устройства епископального управления. В середине XIV — середине XVI в. штаты этого управления пополнялись за счет светских феодалов — бояр, детей боярских и т.п., — находившихся в служебно-вассальных отношениях с той или другой кафедрой. Именно они оказывались на постах владычных наместников, десятинников, заезщиков и т.п. Митрополичьи и епископские бояре составляли по преимуществу судебную курию при иерархе. Особая стать у Новгородской архиепископ и и с конца XIV в.: в структуре ее органов, объеме функций, характере деятельности ряда владык (в середине XV столетия) различимы признаки теократизма.

Другой источник материального обособления церкви — ее землевладение. Оно возникло еще в эпоху Киевской Руси, но со второй половины XIV в. темпы его роста стали ощутимыми. Митрополичья кафедра, некоторые епископии превратились в очень крупных феодальных вотчинников. В заметных размерах земельной собственностью были обеспечены некоторые соборные храмы. В обычных же приходах дело обстояло иначе. Помимо выплат и натуральных поступлений от прихожан, причту полагался сравнительно небольшой надел, который обрабатывался силами семьи.

Со второй половины XIV в. быстро росла земельная собственность монастырей. Порой даже говорят о монастырской революции. Это слово вряд ли уместно. Но несомненно, что образ монастырской обители разительно изменился. На смену господствовавшему ранее городскому или пригородному монастырю келлиотского, «особного» жития с немногочисленной группой монашествующих приходит «ушедшая от мира» обитель, которой основатель предписывает строгий устав общежитийного монастыря с довольно большим контингентом монахов и послушников. Уход от мирян в чащобный ненаселенный лес вряд ли стоит понимать буквально: от ближайших поселений старцев отделяли порой совсем немногие версты и нечасто — десятки верст. Монастыри возникали в зонах начавшейся колонизации, когда они сами как бы намечали ее направления. В других случаях основатели обители следовали за земледельцами.

Вряд ли уместно сейчас говорить о всех мотивах и следствиях этого очень важного явления русской жизни. В нем сплелись многие факты социальной, хозяйственной, политической, нравственной и культурной жизни. Тяжкая рука Орды над Русью при хане Узбеке (вторая четверть XIV в.) подталкивала к уходу из мира в стремлении путем личного нравственного самосовершенствования и служения Богу обрести спасение. Уходили чаще из городов, так как в них в том или ином виде концентрировалось ордынское присутствие. Кровавое соперничество русских князей порождало крайнюю непредсказуемость социального бытия тогдашних привилегированных групп. И это способствовало уходу в «молебное служение» представителей благородных от рождения лиц.

Конечно, основание массы новых обителей в сельской местности базировалось и сопровождалось развитием монастырей в городах. Последние подготовили нравственную и умственную почву. Всплеск монастырской жизни отчасти проявил пробуждение национального духа. Всем хорошо известные имена олицетворяют этот процесс — митрополит Алексий и Сергий Радонежский. Сергий, его ученики, ученики его учеников дали начало более чем трем десяткам обителей во многих областях страны. Но были и иные лица, вставшие во главе этого движения в других регионах. Таковы, к примеру, суздальский владыка Дионисий и основатель знаменитого суздальского Спасо-Евфимиева монастыря — Евфимий, фактические современники Сергия.

За полтора века жизни общежительные обители реализовали несколько вариантов внутреннего устройства, форм и способов связи с внешним миром. К началу XVI в. постепенно сформировались и выразили себя текстом две позиции. В одном случае речь идет о маленькой обители (ските) или узком их сообществе, где немногие и сильно продвинувшиеся на пути спасения старцы учительствуют в отношении небольших групп учеников и нерегулярно появляющихся мирян. «Моления за мир» — очень значимая часть их забот. Не менее важно их самосовершенствование и индивидуальное спасение. Они не отвергают любой земельной собственности у церкви но прямо порицают владение вотчинами, населенными крестьянами. Обычно их называют нестяжателями.

Другой вариант — обустроенная, крепко стоящая в хозяйственном плане обитель. Она бросается в глаза издали своими кирпичными (реже деревянными) стенами с надврат ными церквами. За оградой — комплекс культовых, жилых и хозяйственных здании. Рядом зачастую расположены пруд и сад, подмонастырское село, монастырская и крестьянская пашня. Как правило, это только центр владений. У одних таких обителей обнаруживаются немалые вотчины в двух-трех соседних уездах, у других владения раскиданы по десяткам уездов. В чем побудительные мотивы таких процессов? Прежде всего, в таких монастырях намного ярче выявлена функция моления и заступничества, особенно за усопших. Обычай поминальных вкладов в монастыри широко распространился с XIV в. При затрудненности денежного обращения гораздо чаще давали вклады землей и натуральными продуктами с условием внести родителей и близких родственников в синодики. Регулярные моления иеромонахов и просто монахов за персонально названных лиц должны были благотворно сказаться на потусторонних судьбах умерших. Для представителей знати и вообще элиты становятся типичными захоронения в притворах монастырских церквей или рядом с ними Подобные обители намного успешнее нестяжательских скитов выполняли функции общественного призрения и благотворительности (монастыри обычно содержали больницы, богадельни, гостиницы). Кроме того, такие монастыри объективно служили целям накопления общественного богатства, используемого властью в кризисные времена. Подобные, хозяйственно обустроенные, с четким уставом обители были приемлемым и надежным прибежищем для знатных лиц, принимавших постриг. По имени Иосифа

Волоцкого это течение в монашестве и церкви вообще именуют обычно иосифлянским.

Общежительные монастыри быстро стали рачительными хозяевами. Успехи определяли корпоративный их уклад, неотчуждаемость недвижимости, запрет на изъятия светскими властями вотчин согласно постановлениям Вселенских соборов, прагматизм и большие возможности в управлении имениями.

Нередко считают, что владычные кафедры, монастыри, соборы владели в первой половине XVI в. третью феодальной земельной собственности. Это сильное преувеличение. Трудно назвать реальную цифру. В любом случае, однако, церковные земли стали значимым, а порой болезненным для светских феодалов фактом действительности. Возникали, а частью реализовывались идеи частичных конфискаций, первых запретов на дальнейший рост вотчин монастырей. Но тогда еще и речи не было о секуляризации.

Концентрация материальных средств в монастырях быстро и ярко проявила их культурно-образовательную функцию. Она тесно связана с внутренним распорядком жизни. Ежедневный цикл служений требовал полного собрания богослужебных книг, сборников поучительного характера, кратких и пространных редакций житий (отрывки из них читались на трапезах) и т.п. Переписывание и сличение книг стало одним из важных видов монашеских послушаний, равно как и написание икон. Концентрация людей хотя бы элементарно грамотных, накопление традиций в изготовлении рукописных книг, фиксация сначала только местных, а затем и общероссийских событий в особых летописцах, составление сборников энциклопедического характера, наконец, появление различных полемических сочинений — вот основные области книжного и культурного дела в жизни монастырей. Сохранившиеся собрания рукописей Троице-Сергиева, Кирилло-Бело-зерского, Спасского Ярославского, Иосифо-Волоцкого, Соловецкого монастырей дают наиболее объемные представления о книжности XIV — середины XVI в.

Обозначившаяся материальная независимость церкви (точнее сказать, в ряде случаев — материальная автономность от светской власти) — важный этап в становлении сословной организации русского духовенства. Еще один признак этой тенденции — своеобразная наследственность статуса белого духовенства. В православии был обязателен брак для священников и диаконов. Их сыновья, скорее всего, наследовали социальную позицию и сан родителя (рукоположение владыкой не было, конечно, автоматическим). Ряды монахов пополнялись в немалой мере за счет вдовых священников (второй брак был для них запрещен), особенно после постановлений церковного Собора 1503 г .

Существеннейший признак сословности духовенства — самоорганизация церкви. С этим дело обстояло сложнее. Прокламированный святительский суд над всеми церковниками — скорее желаемый идеал, но отнюдь не будни реальной жизни И официальные документы, и наблюдения иностранных путешественников свидетельствуют о практике светского суда по делам светской юрисдикции над лицами духовного звания. Второй пункт этой проблемы — порядок замещения кафедр и игуменские назначения. И в том, и в другом случаях решающее слово оставалось за носителями светской власти. Начнем с епископских кафедр. Конечно, поставление владык было прерогативой московского митрополита и только в совершенно исключительных случаях (к примеру, когда митрополия «вдовствовала») могли обратиться к равностатусному лицу. Но вот ведь что характерно. До ликвидации государственной самостоятельности Твери, Рязани, Новгорода, Ростова вакансии на эти кафедры замещались почти исключительно представителями местного духовенства. Решающая роль принадлежала, конечно, местным же великим и просто владетельным князьям. В Великом Новгороде процедура избрания жеребьевкой одного из трех кандидатов вообще превратилась в одну из главных

процедур новгородских институтов власти. Это происходило на городском вече с участием посадников, тысяцких, Собора местного духовенства.

Московский митрополит до середины XV в. назначался и ставился константинопольским патриархом. Затем, начиная с Ионы, Поместным собором русской церкви. Но уже при поставлении Зосимы в конце XV в. (не исключено, что и Терентия) главное решение принимал великий князь. Произвол светских властей (объективно мотивировавшийся конъюнктурно-политическими соображениями) при сведении с кафедры митрополита Даниила в 153S г., а немногим позднее Иоасафа, — показал крайнюю нежелательность подобных действий. Церковь теряла роль арбитра и института, способного внушить соперничающим партиям идею компромисса. Для православия вообще характерна известная рыхлость церковной организации по сравнению с жестко структурированной католической церковью. Это как бы подталкивало государей не просто покровительствовать и охранять церковь, но вмешиваться в ход внутрнцерковных дел.

Еще нагляднее это прослеживается в отношении монастырей. Опять-таки в идеале они канонически подведомствены местному епископу. Но то в теории. На практике замещения освободившихся должностей игумена или архимандрита были почти целиком в руках того или иного князя. Это непростая сфера взаимоотношений светской и духовной властей, в которой сталкивались их интересы. Но именно здесь хорошо различимы признаки превращения русской православной церкви в государственно-национальную. В XV—XVI вв. данный процесс охватил разные уголки Европы.

Прежде всего, даже начало автокефалии церкви означал разрыв с Константинопольским патриархатом, в чьем каноническом ведении находилась московская кафедра. Случилось это после ареста митрополита Исидора, последнего ставленника патриарха в Москве. Приказ об аресте от имени великого князя воспоследовал сразу по завершении им литургии в Успенском соборе, которую он совершал в соответствии с принятой на Ферраро-Флорентийском соборе унией католической церкви и православной. Исидор показал себя ревностным ее сторонником. Ему дали возможность бежать в Тверь в том же 1441 г ., откуда он вскоре удалился в Литву. В течение некоторого времени сама кафедра в Константинополе была занята приверженцами унии, в 1453 г . столица Византийской империи пала, оказавшись под властью турок-османов. Все это сделало невозможным восстановление канонического и юридического верховенства патриархата над Москвой. Первым московским митрополитом, избранным и поставленным на Поместном соборе российских иерархов в 1448 г ., был Иона. Он сам успел указать перед смертью на своего кандидата, процедура выборов Филиппа и Геронтия не вполне ясна (с точки зрения участия в них великого князя). Позднее именно его решение было определяющим, хотя формальный выбор и само поставленне происходили на Поместном соборе владык русской церкви.

В 1459 г . совпали канонические пределы московской митрополии с политическими границами рождавшегося Российского централизованного государства. Это произошло в результате окончательного обособления в самостоятельную митрополию православных епископств Великого княжества Литовского. Московская митрополия была единственной наследницей бывшей Киевской митрополии, так что новое учреждение митрополичьей кафедры в Киеве было произведено под политическим давлением Казимира IV. С тех пор территориальные границы прерогатив московских святителей менялись лишь с изменением государственных границ России. Заметим попутно, что с сугубо формальной точки зрения несовпадение церковных и государственных рубежей сохранялось недолгое после 1459 г . время — пока не ушла в небытие государственная самостоятельность Новгорода, Твери, Рязани.

В тяжкие и кровавые годы усобицы в московском княжеском доме упрочилась тесная связь между московскими первоиерархами и московской правящей династией. Ни князь Юрии Дмитриевич, ни его сыновья — князь Василий Косой и Дмитрий Шемяка — не получили церковной санкции своих претензий на великокняжескую власть. Особенно велики заслуги митрополита Ионы — благодаря его усилиям неудачливый в делах и в бою Василий II добился все же окончательного успеха. И что, пожалуй, важнее. Иона, Филипп, Геронтий, ростовский владыка Вассиан постепенно формировали и формулировали (в текстах и на практике) политическую доктрину Российского государства как полностью суверенного христианского православного царства. Понятно, что акцент делался на вероисповедном компоненте, что ликвидация зависимости от Орды и ханов описывалась в терминах борьбы с «незаконным» исламом, конфликты же с Литвой — как противостояние схизме католичества.

После 1453 г . все более стал осознаваться факт единственности России как православного государства. На этом во многом зиждились представления — и мудрых книжников, и простецов — о России как о «святой земле». С этим стали соотносить и другие факты духовно-церковной жизни, прежде всего разрастание монастырей. Постепенное вызревание идей этого круга имело разноплановые последствия. Начинают смещаться также акценты в характере поведения церкви. Если традиционно в столкновениях с иными конфессиями русская церковь занимала скорее активно-оборонительные позиции, то в первой половине — середине XVI в. различим переход к наступательности. Не след этому удивляться. Это вполне соответствовало духу эпохи в Европе и на Ближнем Востоке, реалиям международных отношений, возможностям и целям российской дипломатии. В то же время сама церковь нуждалась в реформировании многих сторон своей внутренней жизни, взаимоотношений с властью и обществом. Одним из самых острых вопросов, как показал опыт последних двух десятилетий XV в., могло стать покровительство великого князя и близких к нему лиц еретическим течениям. Тогда церковь справилась с ситуацией огромным напряжением сил. В середине XVI в. вновь обозначились признаки подобного кризиса.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история
Список тегов:
сергий радонежский 











 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.