Боффа Дж. История Советского Союза

ОГЛАВЛЕНИЕ

Книга третья. ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ И КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ

V. Общество и классы в ходе «революции сверху»

Новые рабочие, 367 — Выкачивание соков из деревни, 369 — Тяготы индустриализации, 374 — Засилье централизма, 375 — Распространение образования, 380.

Новые рабочие

С 1928 по 1932 г . советское общество в том виде, как оно сложилось во времена нэпа, претерпело своего рода всеобщее пере мешивание, преображение целых общественных классов, переселение огромных людских масс, ломку обычаев и уклада жизни. К концу этого периода новый облик советского общества еще только начинал обрисовываться и был весьма далек от устойчивости; однако самые коренные перемены, те, которым суждено будет в решающей мере обусловить будущее развитие страны, к этому времени уже совер шились.

Численность населения продолжала возрастать и к исходу 1932 г . достигла 165,7 млн. человек, на 19 млн. больше, чем в декабре 1926 г . Годом наиболее высокого демографического роста (3,7 млн. человек) был 1929 г . Потом рост замедлился: в сельской местности, которая в этом отношении намного опережала город, индекс рождаемости в 1932 г . составлял 32/1000 против 45/1000 шестью годами раньше. Городское население тем временем увеличилось примерно до 40 млн. человек, то есть до 24 % всего населения страны; соответствующие показатели, по переписи 1926 г ., были 26 млн. и 18 %. Бурно, как взрыв, началось стремительное разрастание городов, что отныне постоянно будет сопровождать развитие советского общества 1 .

Отток населения из деревни в город повлек за собой существенные изменения в природе двух главных классов общества, вышедших из огня революции: рабочих и крестьян. Рождался новый пролетариат. Его численность росла бурно и гораздо больше, чем предусмат ривалось всеми первоначальными прогнозами, ибо запланированного повышения производительности труда не произошло. В 1932 г . было более 22 млн. рабочих и служащих, занятых в различных отраслях народного хозяйства и государственном аппарате, из них свыше 5 млн. были рабочими крупной промышленности (общая численность промышленных рабочих превышала 6,5 млн.) вдвое больше, чем в 1928 г . К ним следует прибавить более 3 млн. рабочих-строителей, трудившихся на сооружении различных объектов: в 6 раз больше, чем в 1927 г . Годами наиболее массового наплыва новой рабочей силы в промышленность были 1930 и 1931 гг.: каждый год свыше 1 млн. человек 2 .

Более чем на две трети, то есть в подавляющем своем большин стве, новые рабочие были родом из деревни. На некоторых только что построенных предприятиях, например на Сталинградском трак торном заводе, вчерашних крестьян было до 80 %. В целом же из

367

12,5 млн. новых рабочих, пополнивших собой в 19281932 гг. массу занятых в различных отраслях народного хозяйства, 8,5 млн. были выходцами из деревни. Другие источники пополнения рабочей силы в промышленности были представлены ремесленниками, бросавшими свои прежние занятия, бывшими домохозяйками, подростками-учени ками. Значительно увеличился удельный вес женщин. Произошло массовое омоложение рабочего класса: в 1932 г . возраст 38 % рабочих был меньше 23 лет. Распределение его по отраслям претерпело изменения в соответствии с той шкалой приоритетов, которая постепенно утвердилась в ходе пятилетки: в то время как численность работающих на металлообрабатывающих предприятиях выросла втрое, персонал текстильных фабрик практически не увеличивался, наглядно иллюстрируя процесс мощного роста всей тяжелой инду стрии и в делом незначительное развитие легкой промышленности 3 .

В кратчайший срок массовая безработица, сопровождавшая хо зяйственное развитие на протяжении всех лет нэпа, сменилась голодом на рабочие руки, порожденным индустриализацией и особен но тем, как она проводилась. Гигантская безработица в послереволюционной России маскировалась аграрным перенаселением. Этим объясняется и рост числа безработных в 20-х гг., несмотря на одно временно быстрый рост числа занятых. Приток жителей из села в го род уже начался. Еще на протяжении большей части 1929 г ., то есть уже после начала пятилетки, численность безработных, зарегистри рованных на биржах труда, продолжала повышаться. К концу года эта тенденция резко изменилась 4 . Оптимальный вариант пятилетнего плана не предусматривал ликвидации безработицы. Однако очень скоро заводы и стройки не могли справиться с растущими производственными потребностями без привлечения дополнительного числа рабочих. Начались даже разговоры о нехватке рабочей силы, особен но в некоторых отраслях. Важным фактором преобразования стал переход к 7-часовому рабочему дню с тремя сменами. Принятая в ответ на критику троцкистской оппозиции в 1927 г ., эта мера применялась вначале с большой осторожностью, но с 1929 г . получила быстрое распространение и к концу пятилетки считалась уже повсе местно осуществленной 5 .

В конце 1930 г . безработица официально перестала признаваться в СССР: выдача пособий лицам, не имеющим работы, была прекраще на, а биржи труда упразднены. Вся система органов Наркомтруда была преобразована таким образом, чтобы обеспечивать вербовку рабочей силы для наиболее крупных предприятий. В сущности, без работица на самом деле исчезла. Можно спорить, если уж на то по шло и среди советских историков, действительно, нет недостатка в дискуссиях на этот счет, о сроках и способах ее ликвидации, о соотношении между этим процессом и процессом ликвидации аграр ного перенаселения, которое исчезало более медленно. Народный комиссариат труда не раз обличался тогда как орудие в руках «пра вых оппортунистов», за чем следовала смена большей части его

368

руководителей. Все это в сочетании с внезапным прекращением выполнения прежних функций не способствовало анализу указанных проблем ни тогда, ни теперь (из-за пробелов в статистических обсле дованиях, отсутствия данных и т. д.) . Как бы то ни было, не подле жит сомнению, что трудоустройство перестало быть с этого времени социальной проблемой.

Выкачивание соков из деревни

Если радикальными были перемены в характере рабочего класса и вообще городского населения, то еще более обширными и травмирующими были изменения, совершавшиеся в среде крестьянства. Уходившие из деревни люди руководствовались разными мотивами. Одни шли в поисках лучшей жизни, работы, в которой можно было бы с пользой применить собственную энергию, стремились вырваться из плена сельской нищеты. Другие особенно со второй половины

1929 г. бежали от коллективизации. Отходничество, или сезонная работа на строительстве или промышленных предприятиях, служило традиционным подспорьем для многих русских крестьян. Особенно распространено оно было в Центральном, Центральночерноземном районах, на Урале, в западных областях. В начале пятилетки оно стало разрастаться, но и на него, в свою очередь, оказала влияние борь ба, связанная с коллективизацией.

Так, зимой 1929/30 г., когда деревня повсеместно была вовлечена в жесточайшую борьбу, вызванную первой волной коллективизации, отходничество резко сократилось и чуть ли не прекратилось совсем. В эти драматически напряженные месяцы против отходничества пытались выступать причем даже с угрозами и применением силы преимущественно непосредственные руководители колхоз ного движения. Они опасались, что уход большого числа крестьян сведет на нет их усилия; кое-где дело доходило до того, что вербов щикам Наркомтруда или промышленных ведомств под угрозой ареста запрещалось появляться в деревнях. В некоторых случаях уехавшие крестьяне бросали работу на заводах и возвращались по призыву жен, писавших, что иначе отнимут корову или участок 7 . Интересы промышленности прямо противоречили такому ходу дел. В марте

1930 г., в момент отступления коллективизации, правительственное постановление обязало колхозы не чинить препятствий тем, кто решил искать работу в другом месте. Второе и более обширное пос тановление было принято годом позже. Отходничество возобнови лось, но изменило свой характер. Если прежде крестьянин после более или менее длительного периода работы вдали от села стремил ся вернуться к земле, с которой по-прежнему был связан, то теперь, напротив, он предпочитал уехать навсегда. Объяснялось это и тем, что на крупных стройках работа все больше утрачивала сезонный характер и становилась постоянной, и тем, что исчезала заинтересо ванность в дальнейшем ведении сельского хозяйства 8 .

369

Тем не менее большая часть крестьянства оставалась в деревне. К концу 1932 г ., как было сказано, 61 % крестьян вступили в колхозы. Разумеется, это далеко не означало, как признавал сам Сталин, что все они превратились в убежденных колхозников. Было бы преждевременно пытаться описать, как выглядели и функционирова ли в этот момент новые коллективные хозяйства, ибо лишь несколько лет спустя они приобретут такой облик и уклад, которые станут характерными для них на протяжении довольно длительного времени. Таким образом, у нас будет еще повод вернуться к этой теме. К кон цу 1932 г . полностью обнаружилось необратимое разрушение преж него крестьянского уклада. Волны коллективизации сокрушили ста рую сельскую общину, смели прочь «мир» с его патриархальными пережитками, внесли перемены в разделение труда внутри семьи земледельца, потому что теперь и женщины вовлекались в колхозную работу. Вместе со всем этим волны коллективизации смыли и те разнообразные формы кооперации, которые развились на протяже нии 20-х гг. Остались только колхозы. Правда, они переживали еще период неустойчивости и неоформленности: по сравнению с прежней раздробленностью русской деревни это были довольно крупные хозяйства; по своим же абсолютным размерам они были пока доволь но скромными: в среднем на один колхоз приходилось около 70 дворов и 434 га пашни, что соответствовало примерно одной деревне 9 .

Старое исчезало, но новое с трудом пробивало себе дорогу. Пло хие урожаи 1931 и 1932 гг. и низкие заготовительные цены не стимулировали работу в коллективном хозяйстве. В 1931 г . в качестве вознаграждения за свой труд колхозники получили не более 1 1,5 кг хлеба на трудодень (из расчета в среднем 116 трудодней за год), включая сюда и питание из общественных фондов во время наиболее напряженных периодов полевых работ 10 . На деле, иначе говоря, колхозники получали мало или ничего. Обследования, проведенные в те годы, но увидевшие свет лишь недавно, свидетельствуют о том, что тогдашние доходы колхозников были заведомо ниже доходов уцелевших единоличников, которые между тем в ожидании коллек тивизации стремились, насколько возможно, сократить масштабы своего индивидуального производства. К тому же лишь от 5 до 25 % указанных доходов колхозники получали от работы в коллективном хозяйстве; остальное поступало либо из несельскохозяйственных источников, либо от продажи на рынке того немногого, что могли дать остававшиеся в личном пользовании огород, корова или куры". В мае 1932 г . по всей стране была разрешена продажа по вольным ценам колхозами, колхозниками и даже единоличниками излишков своей продукции на рынках 12 . Следует иметь в виду, однако, что и прежде, когда еще не было этого формального разрешения, многие крестьяне продолжали доставлять небогатую продукцию своего при усадебного хозяйства в города, на железнодорожные станции, реч ные пристани и сбывать ее здесь, пользуясь острой нехваткой, по завышенным, чтобы не сказать астрономически высоким, ценам.

370

Но обескровливание деревни происходило не только в форме переезда миллионов из села в город или ближе к стройке. Другим каналом перекачки людских ресурсов из села были массовые депор тации. Насколько массовые? Дать точный ответ невозможно. Цифро вые данные из официальных источников, которые приводятся в исторических работах, носят противоречивый характер*. Они говорят о примерно 250 тыс. кулацких семей (т. е. приблизительно миллион человек), которые были высланы 11 . Но одних только кулаков, официально признанных таковыми, было гораздо больше: около миллиона семей. Другие советские источники признают, что, хотя на первых порах большую их часть пришлось только изгнать за пределы родных деревень, в дальнейшем все они были также высланы 4 . А ведь име лись еще так называемые подкулачники, то есть не кулаки, противив шиеся коллективизации. Делегат из Башкирии отмечал на XVI съез де партии, что в его области почти все попы и муллы были арестова ны и отправлены на лесозаготовки 15 . Затем, в 1932 г . и в особенности в связи со страшной заготовительной кампанией 1933 г ., начались депортации уже не только единоличников, но и колхозников. В известном теперь всему миру секретном циркуляре за подписью Стали на и Молотова говорилось о трехлетней практике «массовых высылок» (правда, цель самого документа состояла в том, чтобы объявить о необходимости положить им конец) и добавлялось, что только в тюрьмах к середине 1933 г . содержалось около 800 тыс. арестован ных 16 . Но большинство находилось уже в трудовых лагерях Севера, Дальнего Востока и многих других районов и трудилось большей частью на лесозаготовках. Впрочем, использовались они и на других работах, от рудничных до строительных, многие тысячи их прини мали участие в строительстве Кузнецкого и Магнитогорского ком бинатов, не говоря уже о Беломорканале, который был целиком построен руками заключенных, правда, не только крестьянского происхождения, а также в специальных сельскохозяйственных артелях 17. Совокупный итог, следовательно, не может не превы шать и намного 1 млн. человек; противники и критики коллекти визации упоминали о нескольких миллионах, хотя и не смогли назвать более точной цифры.

Еще большая неясность сохраняется в отношении той подлинной катастрофы, какой явился для большей части сельских районов СССР чудовищный голод зимой 1932/33 г. Об этом советские источ ники сообщают еще более уклончиво, чем о депортациях. Был ли виной всему лишь недород? Споры об этом велись уже тогда 18 . Неблагоприятные климатические условия были лишь одним из несколь ких, но не решающим фактором возникновения критической ситуа-

* Учебник истории партии в трех своих изданиях (1959, 1962 и 1969 гг.) сообщает о 240 757 семьях, высланных «с начала 1930 г . по осень 1932 г .». Многократно цитируемая в примечаниях в этому тому «История КПСС» называет цифру «свыше 265 тысяч семей» лишь за период с весны по осень 1931 г .

371

ции. В ту пору сталинские руководители, скрывая полностью раз меры бедствия, возложили вину на крестьян, которые отказывались работать в колхозах либо, вступив в колхоз, не желали сдавать хлеб государству. Крестьян скопом обвиняли в проведении своего рода «всеобщей забастовки». В более близкие к нам времена советские историки, напротив, назвали главной причиной голода жестокость и необдуманный характер хлебозаготовительных реквизиций 19 . При всей видимой противоречивости эти два объяснения приводят нас к двум сторонам одного и того же явления. Недород и голод ознаменовали кульминационный и самый трагический момент форсированной коллективизации и были в этом смысле обусловлены скорее политическими, нежели природными факторами. Голод свирепствовал в особенности на Украине, но его тяжкое бремя почувствовали на себе также Северный Кавказ, особенно степные районы Дона и Кубани, Нижнее Поволжье, то есть большая часть тех зерновых зон, где коллективные хозяйства были крупнее и более распространены. Последствия были трагическими. Голод ударил по деревне гораздо сильнее, чем по городам, где хлебозаготовки по крайней мере обеспечили населению хоть какое-то снабжение. Но в деревнях на широких просторах Центральной и Южной России люди зимой 1932/ 33 г . буквально умирали от голода, а в некоторых районах продолжали умирать и в следующем году. Бедствие приобрело размеры катастрофы. Повторялись эпизоды, напоминавшие 1921 г .

Ныне и в СССР появилось несколько впечатляющих литератур ных свидетельств о том периоде 20 . Однако и в этом случае мы не в состоянии подсчитать число жертв. В работах, вышедших за пределами СССР, содержатся разные оценки, но эти подсчеты «на глазок», варьирующиеся в пределах от одного до десяти миллионов 21 , в дан ном случае, как и применительно к другим трагическим периодам советской истории, слишком приблизительны. Единственная цифра, которой мы обладаем, выглядит все же достаточно красноречиво. К началу 1937 г . население СССР, вместо того чтобы вырасти, как это было раньше, оказалось примерно на 2 млн. меньше, чем в 1932 г . (всего 163,8 млн. человек), причем сокращение произошло за счет сельского населения, ибо городское население выросло за этот пери од, как и предусматривалось 22 . Хотя недород и не был единственной причиной этого сокращения, он все же явился одной из наиболее важных причин.

Голод оказал мощное влияние на отток населения из деревни в город. Если сначала он происходил самотеком и беспорядочно, то начиная с 1931 г . правительство пыталось придать ему характер организованного набора рабочей силы для промышленности путем заключения, по предложению самого Сталина, прямых договоров хозяйственных организаций с колхозами*. На деле процент завербо-

* Это предложение представляло собой первое из так называемых «шести условий» успеха индустриализации, изложенных Сталиным в речи перед хозяйственниками 23 июня 1931 г . Остальные пять условий состояли в ликвидации уравниловки в зарплате,

372

ванных таким образом рабочих был незначительным и затронул скорее уцелевших единоличников, чем колхозников 23 . Неурожай по гнал в город новую массу голодных крестьян, но произошло это в такой момент, когда сама промышленность переживала трудный период из-за навязанных ей чересчур форсированных темпов разви тия, а также влияния сельскохозяйственного кризиса. К концу 1932 г . число занятых в промышленности снизилось по сравнению с предыдущим годом 24 . Именно тогда (27 декабря) законом были установлены жесткие ограничения для внутренних перемещений и возрождены старые царские правила внутреннего распорядка. В качестве документа, удостоверяющего личность, был введен паспорт и одновременно обязательная регистрация в милиции любых, в том числе и временных, перемен места жительства прописка. Без прописки нельзя было жить в городе. Но крестьянам в выдаче этого паспорта было отказано: для выезда из деревни требовалось соответствующее разрешение правления колхоза. Одновременно с этим были аннулированы прежние условия, облегчавшие отходничество 25 .

Наряду с рабочими и крестьянами имелся еще один слой разумеется, не такой крупный, но в то же время и не столь уж мало численный, который отчасти был ликвидирован, отчасти полностью изменил свой облик. Речь идет о ремесленниках-кустарях. Лишь самую верхнюю их прослойку можно было принять за нэпманов, сметенных первыми же волнами ускоренной индустриализации. Собственно ремесленников, без учета крестьян, обычно занимавших ся другими работами в свободное от полевых трудов время, было 4,1 млн. Более 3 млн. жили в деревне и были, в свою очередь, связа ны с землей. В некоторых областях, где их искусство опиралось на древние традиции, ремесленники трудились крупными группами. Они также пережили своего рода коллективизацию в том смысле, что их простейшие кооперативы были сокрушены попыткой объединить их в производственные артели методами, которые не слишком отличались от методов создания колхозов. В порядке опыта вводились и более осторожные формы перехода к обобществленному хозяйству в виде промколхозов, особенно там, где собственно промысловая деятель ность ремесленников более тесно переплеталась с земледельческой. Но прочными промколхозы так и не стали и просуществовали не долго. В 1932 г . свыше 1,5 млн. ремесленников было объединено в артели 26 . Остальные в большинстве своем сменили род занятий, за частую также пополнив армию новых промышленных рабочих.

Установлении личной ответственности работника за порученное дело, формировании собственной производственно-технической интеллигенции, корректном отношении к специалистам старой школы и более широком использовании хозрасчета при управлении предприятиями. Ниже мы поговорим о каждом из них и проследим, насколько каж дое соблюдалось на практике.

373

Тяготы индустриализации

С 1929 г . советская экономика приобрела многие черты хозяйства военного времени. Нехватка продовольственных и потребительских товаров тяжело отражалась на городской жизни. В 19281929 гг., как мы видели, была введена карточная система сначала на хлеб, а потом на другие важнейшие виды продовольствия и на все предметы первой необходимости. Разумеется, карточные нормы были больше тех, которые существовали во время гражданской войны: делалось все возможное, чтобы обеспечить особенно рабочим необходи мый минимум. Вообще на протяжении всего этого периода советская власть мобилизовала весьма крупные ресурсы для того, чтобы перебоев с питанием не было по крайней мере у тех, кто более, чем когда бы то ни было, составлял основу ее социальной опоры. В особенности это относилось к рабочим, занятым в тех отраслях тяжелой инду стрии, которые всюду и везде были приоритетными. Большое распрост ранение получили заводские столовые: число их увеличилось с 1 тыс. до 32 тыс., а пропускная способность позволяла кормить ежедневно без малого 15 млн. человек 27 .

Но все же не удалось избежать общего падения реальной зар платы и уровня жизни. То, что даже самый хорошо устроенный рабочий получал по карточкам или в столовой, было далеко от достатка. Он мог получать достаточно хлеба, но не мяса, жиров, яиц или сли вочного масла все эти продукты были редкостью в государствен ных или кооперативных магазинах. Потребление их резко сократилось, что привело к нарушению рационального питания. Для приобретения подобных благ пускай даже в пределах урезанного потребления рабочий, да и вообще любой гражданин вынужден был обращаться к рынку с неконтролируемыми ценами, где в 1932 г . ему приходилось платить за те же продукты в среднем в 13 раз больше, чем в 1928 г . Да же если принять в расчет одни лишь государственные цены, зарплата в 1932 г . при всех номинальных увеличениях составляла лишь 88,6 % от той, которая была в 1928 г ., когда она достигла высшего за все го ды нэпа уровня. С учетом же общей стоимости жизни ее снижение было куда большим. Потребовалось восемь лет неуклонного и посте пенного повышения, чтобы к 1940 г . был вновь достигнут уровень 1928 г . 28

Рост городов не поспевал за стремительным увеличением числен ности городского населения. У жилищного кризиса были давние предпосылки, и он приобрел тревожные размеры уже в начале пятилетки. Содержавшаяся в плане программа жилищного строительства была явно недостаточна, ибо исходила из относительно скромного роста городов. Но и эта программа могла быть осуществлена лишь в очень небольшой части, потому что стройматериалы, финансовые средства и рабочая сила все было поглощено первоочередными индустриальными стройками. Началось перенаселение домов явле ние, которое на протяжении десятилетий будет омрачать жизнь

374

советских городов. Обнародованные ныне статистические данные свидетельствуют о том, что за 1929 1932 гг. жилплощадь на душу населения сократилась с 5,73 кв. м до 4,64 кв. м . Сколь бы красно речивыми ни были эти показатели, они говорят еще далеко не все. Заселение нескольких семей в одну квартиру по комнате на семью стало общим правилом; дело доходило до того, что иногда в одной комнате жило несколько семей. Временные бараки, возведен ные вокруг строительных площадок, надолго оставались неотъемлемой деталью панорамы новых городов. Даже в таком городе, как Ленинград, находившемся в относительно выигрышном положении с точки зрения резервов жилой площади, произошло катастрофическое ухудшение жилищных условий, причем это ухудшение лишь в мини мальной степени компенсировалось понижением квартплаты, которая составляла теперь и вовсе почти смехотворно малую величину .

Следует вместе с тем иметь в виду, что все эти выкладки, исполь зуемые обычно для определения жизненного уровня в периоды нормального, мирного развития, могут исказить, если не прямо очернить, положение дел, когда их пытаются применять к историческим ситуа циям, в которых предметом революционной переделки является весь образ жизни в целом. Резкое ухудшение материальных условий существования должно быть в этом случае сопоставлено с новыми возможностями, открывавшимися перед массами в других областях. Например, благодаря полной занятости в каждой семье теперь было больше работающих. Да и вообще, благодаря высочайшей социальной мобильности тех лет миллионы мужчин и женщин могли рассчитывать на что-то лучшее. Но необходимы и приведенные нами статистические выкладки, они нужны для понимания того, каких тяжких лишений стоило советскому народу начало индустриализации.

Засилье централизма

Возродились также идеи и установки военного коммунизма. Это можно проследить по многим признакам, начиная с языка: выражения вроде «заготовительный фронт», с которым мы встреча лись, когда говорили о событиях 1928 г ., сделались обиходными, повторялись из года в год. Газетные сообщения о ходе выполнения пятилетки и положении дел на наиболее ответственных стройках писались языком военных сводок. В речах и докладах на собраниях чаще стали приводиться ссылки на тезисы IX съезда партии, взяв шего курс на милитаризацию труда, установки которого были сняты в годы нэпа 30 . Когда нехватка всего необходимого вновь стала неотступно гнетущей проблемой, хождение вновь получили причем не только в теории, но и среди практических работников кон цепции «отмирания денег» в ближайшем будущем и, соответственно, перехода к «прямому товарообмену». Эти концепции, правда, были раскритикованы и отвергнуты 31 . Было бы неверно поэтому говорить

375

о простом возврате к военному коммунизму. Иными были проблемы, иным политическое положение в стране, поэтому в иной форме вос крешались и целеуказания, попытка осуществления которых уже предпринималась десятью годами раньше.

Приход на фабрики и стройки миллионов людей крестьян, молодежи, женщин, которые никогда не имели ни малейшего представления о промышленности, ее организации, темпах работы, сделал производство трудноуправляемым. Недисциплинированность, опоздания, прогулы, уход с рабочего места все эти чрезвычайно распространенные в начале пятилетки явления уже с первых месяцев 1929 г . не раз вызывали появление тревожных постановлений руково дящих партийных органов. Неопытные, наскоро обученные рабочие приводили в негодность дорогостоящее машинное оборудование. Советская историография неизменно отрицает, что имело место нас тоящее луддитское движение; как бы то ни было, сопротивление новой, фабрично-заводской атмосфере подчас доходило у новых ра бочих до намеренной ломки машин 32 . Подтверждается это и той настойчивостью, с какой начали говорить о вредительстве. Положе ние между тем усугублялось еще одним явлением, которое в ходе первой пятилетки приобрело пугающий размах: текучестью рабочей силы. Нужда заводов в дополнительных рабочих руках в сочетании с плохими условиями труда создавала для многих рабочих стимул к постоянному переходу с места на место в поисках лучшего устройства. Как удалось подсчитать, в угольной промышленности отрасли, где положение с этой точки зрения было наихудшим, каждый шахтер выполнял одну и ту же работу в среднем не больше четырех меся цев! В других отраслях ситуация была не столь трудной. Повсюду, однако, велико было число работников, остававшихся на одном месте менее года 33 .

Для пробуждения заинтересованности и повышения производи тельности труда в первую очередь была использована поддержка рабочими, молодежью новых планов индустриального социалисти ческого развития страны. Под воздействием сильного политического порыва родились два движения: социалистическое соревнование и ударничество. Оба они при горячей поддержке Ленина пропаганди ровались Троцким в 1920 г . на IX съезде, когда он в первый раз пред ложил наметки плановой политики. Соцсоревнование состояло в вызове на состязание за лучшую работу другой бригады и цеха одно го и того же завода, предприятия одного типа, позже города, области. Ударниками назывались рабочие, которые брали на себя обязательства и выполняли ускоренными темпами особенно важные и неотложные задания и получали за это не только почетные грамоты, но и улучшенное питание или право приобретения дефицитных това ров. Поощряемые сверху, оба движения имели на предприятиях реальную опору среди наиболее сознательных, политически просвещенных рабочих. Вместе с тем они наталкивались и на ожесточенное сопротивление со стороны тех, кто оставался чужд подобной полити-

376

ческой инициативе, не мог или не желал откликнуться на нее. В не малом числе мест дело доходило до угроз в адрес ударников, избие ния наиболее активных рабочих 34 .

В начале пятилетки не было недостатка в разнообразных, более или менее удачных экспериментах. Так, в 19291930 гг. на заводах и фабриках возникло было, но скоро сошло на нет движение за создание производственных коммун 35 . Малоудачным, но тем не менее долго и широко насаждавшимся на всех предприятиях начинанием была «непрерывка», то есть отмена фиксированного выходного дня и предоставление каждому возможности отдыхать в любой из шести (позже семи) дней недели. В общем и целом, однако, напряженность плана, да и сами сталинские концепции все это мало способ ствовало развитию инициативы снизу, с теми не поддающимися кон тролю элементами самодеятельности, которые она могла вызвать к жизни. Правда, соревнование и ударничество всячески поощрялись и поднимались на щит так усиленно, что на протяжении многих лет служили господствующим мотивом общественной жизни в СССР. Но механическое распространение и регламентирование этих двух движений весьма скоро обнажили в них элементы внешнего нажима, искусственности, бюрократического формализма, которые притупляли их действенность. В особенности это стало видно, когда достижения ударников стали использоваться для административного навя зывания всем рабочим более интенсивных темпов труда: волна недо вольства прокатилась по фабрикам и заводам.

Общественное значение соревнования и ударничества было вели ко, и его ни в коем случае нельзя игнорировать. Но сами по себе эти движения не способны были разрешить огромной сложности проблемы выполнения плана и обеспечения работы предприятий. Решение изыскивалось, скорее, на путях укрепления власти, автори тета начальника, того лица, в руках которого сосредоточивалось все руководство. Речь шла о том самом принципе единоначалия, который также впервые получил обоснование в дискуссиях периода военного коммунизма.

Во время нэпа на заводах сложилось пускай даже больше на практической, нежели теоретической или юридической основе известное равновесие власти в рамках так называемого «треугольни ка», включающего директора, руководителя партийной организации и председателя профсоюзного комитета. У этой системы были свои преимущества и свои неудобства. В 1929 г . соотношение сил было изменено в пользу директора, на которого была возложена исклю чительная ответственность за всю производственную деятельность: в сентябре на этот счет было издано специальное постановление; в еще более категорических выражениях Сталин высказался об этом на XVI съезде ВКП(б) 36 . Фигура единого начальника стала централь ной на каждом советском предприятии, подобно тому как фигура секретаря партийного комитета была центральной для целого района или области. Это центральное лицо было наделено широкими полно-

377

мочиями как в организационной, так и в дисциплинарной сфере. Партийные и профсоюзные организации выступали в качестве его помощников. Роль таких людей, призванных железной рукой и силой собственной политической страсти руководить десятками тысяч вче рашних крестьян сегоняшних строителей и налаживать совре менное производство в отсталой стране, была очень велика в те годы. Один русский историк многие годы спустя назовет их «капитанами советской индустрии». Типичным представителем их был, например, Сергей Миронович Франкфурт, большевистский директор необъят ного Кузнецкстроя. Эренбург назвал его фанатиком, добавив, что «он почти не спал и ел на ходу», потому что неразрешимые пробле мы постоянно обступали его со всех сторон: он не поколебался обещать сосланным кулакам, что будет хлопотать о восстановлении их гражданских прав, если они будут хорошо работать 37 .

Суженными оказались в первую очередь прерогативы профсоюзов, причем не только на предприятии, но и в обществе в целом. С прито ком миллионов новоиспеченных рабочих и служащих профсоюзная организация численно сильно увеличилась, но эта масса новых членов была мало знакома либо вовсе не знакома с трудом в промышлен ности и, следовательно, имела весьма слабые представления о профсоюзе, его задачах и традициях. Количественный рост поэтому не сопровождался соответствующим усилением политической значимос ти профсоюзов. К этому добавилась борьба сталинского руководства с профсоюзной верхушкой, считавшейся одним из оплотов правых.

Именно в силу того, что со времен нэпа профсоюзы стали самой крупной массовой организацией за пределами партии, их превраще ние в «приводной ремень» (в том жестком смысле, который отстаивался Сталиным) не могло быть безболезненной операцией. Состав центральных аппаратов профсоюзов был сменен на 3080 %. Профсоюзы были призваны повернуться «лицом к производству», «не про тивопоставляя защитные функции профсоюзов их производственным функциям». Улучшение условий жизни трудящихся было объявлено само собой подразумевающимся и автоматическим следствием индустриализации . Из этого следовало хотя так прямо и не говорилось, что при борьбе за индустриализацию нет нужды бороться за улучшение условий жизни. В действительности, как мы знаем, дело обстояло совсем не так, но партийные документы этого не признавали. Таким образом, профсоюзы также должны были сосре доточить всю свою энергию на выполнении плана. Их главной зада чей объявлялись стимулирование и организация социалистического соревнования и ударничества, признанных высшим проявлением сознательности рабочего класса и полной противоположностью тому тред-юнионизму, которым профсоюзы запятнали себя под руководством правых, уделяя чересчур много внимания защите непосред ственных интересов своих членов. Троцкистский термин «огосудар ствление» ни разу не был произнесен. Но по существу речь шла именно об этом. Акценты решительно смещались как раз на те

378

производственные задачи профсоюзов, главным ревнителем которых в ходе дискуссии 19201921 гг. выступал Троцкий. Кстати, об огосударствлении: в июне 1933 г . Наркомтруд был ликвидирован и слит с ВЦСПС.

Была изменена и политика в области зарплаты. Сигналом к тому послужила речь Сталина в июне 1931 г ., в которой он резко осудил чрезмерную уравниловку в вопросах оплаты труда 39 . В последующие месяцы началось проведение реформы в этой области. В основе ее лежали два требования: более выраженная дифференциация с по мощью введения большего числа тарифно-квалификационных разря дов и увеличение разрыва в оплате труда работников низших и высших ступеней, а также внедрение сдельной оплаты всюду, где возможно. Целью реформы было создание конкретных стимулов не только для ударников, но и вообще для каждого рабочего, желаю щего повысить свою профессиональную квалификацию, производи тельность, сноровку. Реформа поощряла его обосноваться на одном месте, а не бродить с завода на завод.

Наконец, в ходе жестоких испытаний первой пятилетки глубокие перемены претерпела вся организация советской промышленности. Мы не станем перечислять все изменения, через которые она прошла в эти годы, прежде чем обрела относительно стабильную структуру. Напомним только, что начало индустриализации сопровождалось в 1927 1929 гг. намерениями развивать большую инициативу снизу. Подразумевалось, в частности, предоставление большей самостоятель ности отдельным промышленным предприятиям за счет сокращения прерогатив трестов и сбытовых синдикатов, в которые они ранее бы ли объединены. Ведущим критерием при этом должен был оставаться хозрасчет, то есть способность каждого предприятия поддерживать свою рентабельность 40 . Однако уже первые трудности, связанные с выполнением плана, и его бесконечные переделки сокрушили эту установку. Верх взяла противоположная ориентация на макси мальную централизацию. История первой пятилетки является отчас ти историей утверждения этой тенденции. Этому способствовали многочисленные факторы: растущая нехватка ресурсов и всего самого необходимого, из-за чего материалы приходилось распределять в со ответствии с железными приоритетами 41 ; решимость сосредо точить все силы и средства на одних объектах, игнорируя другие; сама система политического руководства, основывающаяся на при казной передаче директив сверху вниз.

Повсеместно разъяснялась необходимость хозрасчета. Но на практике хозрасчет изгонялся именно из ведущих отраслей народно го хозяйства: вся тяжелая индустрия в целом и большая часть ее отдельно взятых предприятий были убыточными и поддерживались за счет государственных дотаций. В 1931 г . реформе подверглась банковская система: если в 20-е гг. с образованием целого ряда спе циализированных кредитно-финансовых учреждений ее отличала большая дифференциация, то теперь все кредитные операции были

379

сосредоточены в едином Государственном банке. Региональные органы хозяйственного руководства (совнархозы) были лишены своих полномочий, хотя и пытались сопротивляться, отстаивая развитие экономики на местах. Решения по экономическим вопросам вновь принимались Москвой. Но и здесь положение было иным, нежели раньше. ВСНХ практически занимался теперь только тяже лой индустрией. Орджоникидзе, ставший его руководителем после перехода Куйбышева в Госплан, был целиком поглощен оператив ным руководством крупными стройками и главными предприятия ми рождающимися колоссами пятилетки 42 . Поэтому в конце 1931 г . ВСНХ был преобразован в Народный комиссариат тяжелой промышленности. Наряду с ним были образованы два других наркома та: легкой промышленности и лесной промышленности. Так начала складываться система отраслей советской экономики, при которой отдельные предприятия включались в структуру вертикального руко водства отраслевого министерства.

Распространение образования

Среди многих факторов, изменявших облик советского общества, один заслуживает особого внимания. Индустриальное преобразование общества, которое еще на 50 % не умело читать и писать, требовало широкого распространения культуры. В кипении замыслов и начина ний, характерных для начала пятилетки, то есть в основном в 1929 1930 гг., борьба с неграмотностью была на первых порах возложена на движение добровольцев-энтузиастов, большей частью из молоде жи. В этой операции также нетрудно уловить отзвук героической поры военного коммунизма: само движение называлось культпоходом, а масса его участников культармией. Задача состояла в том, чтобы дать начатки знаний также неграмотным взрослым. На селе, где их была основная масса, эта кампания в конечном счете слилась со стремительным наступлением коллективизации и рикошетом испытала на себе всю ожесточенность вызванной ею ответной реакции. Результаты культпохода были порой поверхностными, но про них ни в коем случае нельзя сказать, что они оказались беспо лезными. Главное заключалось в том, чтобы как можно быстрее охватить наибольшее число людей. Крестьянина поэтому ускорен ными методами обучали читать по слогам газетные заголовки и держать ручку, хотя он рисковал быстро забыть то, что выучил в такой спешке и столь поверхностно. Тем не менее воспоминание о немолодых уже мужчинах и женщинах, собиравшихся по вечерам в избе, чтобы при свете керосиновой лампы выучиться читать и писать под руководством молодого учителя, связано с одним из самых благородных порывов, какими была отмечена эта неистовая пора. Советская история по праву относит борьбу с неграмотностью к числу героических традиций советского народа.

Более систематическим и результативным был замысел введения

380

всеобщего обязательного начального образования для всех детей в СССР. Одним из наиболее важных решений XVI съезда ВКП(б) утверждался этот замысел в 1930 г ., то есть тогда, когда неграмотных в стране еще было около 38 % 43 . Решение этой задачи также было не из легких, ибо наталкивалось на нехватку средств, персонала и помещений. Из-за недостатка учителей в 1930 г . практически каждый, кто имел 7-классное образование, мог работать учителем начальной школы после прохождения краткосрочных от полугода до трех недель курсов по подготовке и переподготовке учителей 44 . Такого рода чрезвычайным обстоятельствам суждено было затянуться на довольно долгий срок. Хотя ассигнования на школу значительно увеличивались, они все еще были далеки от удовлетворения потребностей, ибо все наличные средства направлялись в тяжелую индустрию 45 .

Но эта вынужденная скудость средств отнюдь не умаляет, скорее, наоборот, подчеркивает благотворное значение огромных усилий, предпринятых под руководством Бубнова, старого большевистского деятеля, который в 1929 г . оставил руководство Главным политуправ-лением Красной Армии и встал во главе Наркомпроса вместо Луначарского. Как и другие достижения, победа над неграмотностью была трудным делом, требовавшим времени и самоотверженности.

Рост образования позже был отождествлен с той культурной революцией, о необходимости которой говорил Ленин 46 . Нисколько не желая преуменьшить ценность завоевания, отметим все же, что подобное приравнивание неправомерно принижает ленинскую идею. Ленинская концепция культурной революции была куда сложнее и богаче. Разумеется, распространение школьного образования входило в нее одним из первейших компонентов. Но вместе с тем она включа ла освоение целого ряда завоеваний цивилизации, «настоящей буржуазной культуры», понимаемой как преодоление тех «культур добуржуазного порядка, т. е. культур чиновничьей или крепостнической и т. п.», которые были еще преобладающими в России 47 . Можно вспомнить по этому поводу, что Ленин связывал, например, идею культуры с представлением о законности. Между тем та законность, которая была завоевана после гражданской войны, была сметена в эти годы бурных преобразований. То же самое происходило и с самими демократическими нравами и обычаями, внесенными революцией в повседневные отношения между людьми: вместо них теперь все больше утверждались новые иерархические тенденции.

Вместе с тем прокладывала себе путь идея необходимости овла дения западной техникой. Функционально подчиненная целям инду стриализации, культурная революция сыграла особенно большую роль в области профессионально-технической подготовки. Лозунг «овладеть техникой» был одним из главных мотивов первой пяти летки, но не утратил призывлой силы и накала и на протяжении всех 30-х гг. Сталин часто повторял его. Его первая речь на эту тему была адресована молодежи весной 1928 г . Другие, более настой-

381

чивые призывы прозвучали в 1931 г ., когда индустриализация достигла максимальной напряженности. «Пора большевикам самим стать специалистами. Техника в период реконструкции решает все» 48 .

Два фактора стимулировали усилия по быстрейшему овладению научно-техническими знаниями. С одной стороны, подталкивала крайняя нехватка квалифицированного персонала, об этой проблеме с тревогой говорилось на XVI партконференции, то есть с первых же шагов пятилетки 49 . Этим объяснялись многие неудачи и срывы сроков. С другой стороны, побуждала волна подозрений по отноше нию к старым специалистам, инженерам и техникам, сопровождавшаяся многократно повторяющимися директивами о создании своей «собственной», заслуживающей большего доверия «производственно- технической интеллигенции».

Одной из наиболее настойчиво решавшихся задач явилось обновление «экономических кадров» на всех уровнях. Возможно, это происходило в силу столь типичного для Сталина убеждения, что именно эта проблема, а не какая-нибудь другая является «центральной проблемой нашего социалистического строительства» 50 . Уже в 19281929 гг. партийные работники (тысячники) широко выдвига лись на работу в промышленности. Коммунистические академии, созданные для получения высшего образования руководящими политическими работниками, были преобразованы в промышленные академии, а число их увеличено. Была переделана вся система подго товки технических специалистов: инженерные вузы были специально изъяты из ведения Наркомпроса и отданы под контроль промышлен ных ведомств. При фабриках и заводах создавались курсы по повы шению квалификации, вводились условия, стимулирующие трудящих ся получать образование на вечерних и заочных отделениях вузов «без отрыва от производства».

Так открывалась вторая фаза куда более масштабная и радикальная, чем первая, того важного общественного явления, каким являлось выдвижение, начавшееся в середине 20-х гг. Ее отличие от предыдущей фазы состояло прежде всего в том, что процесс уже не ограничивался только политико-административной сферой. Он продолжался и в этой сфере, и в особенности в среде тех двух миллионов государственных функционеров, которые сами по себе составляли немаловажный слой советского общества 51 . Но истинный простор для выдвижения открыла стремительно растущая экономика. Проблеме новых кадров было посвящено несколько партийных постановле ний 52 . В своем докладе по организационным вопросам на XVI съезде ВКП(б) Каганович уделил ей много места. Он говорил, в частности, что в 19291930 гг. совершен качественный скачок, и предлагал за два-три года в четыре раза увеличить число технических специалис тов 53 . Среди участников совещания работников социалистической промышленности в феврале 1931 г . две трети находились на занимаемой должности меньше года. В 1933 г . молодежь, получившая обра-

382

зование во время первой пятилетки, составляла 60 % всех кадров в тяжелой индустрии .

Партия стремилась набирать новых руководящих работников, прежде всего политически надежных, в первую очередь из числа участников соцсоревнования и ударников. Но довольно скоро это вызвало серьезные неудобства, ибо приходилось снимать с производства, часть наиболее квалифицированной рабочей силы, что грозило уве личить и без того высокую текучесть. Поэтому с октября 1930 г . в течение двух лет запрещалось переводить рабочих в руководящий аппарат 55 . Зато расширилось привлечение их детей. В институ тах и университетах была учреждена обязательная квота приема для выходцев из рабочих и крестьян. В 1931 г . 67 % студентов были рабочими и крестьянами по происхождению (73 % в вузах индустриаль ного профиля) 56 .

Новые люди, «выдвиженцы», стали самой динамичной частью советских учреждений. В 30-е гг., как и на протяжении предыду щего десятилетия, это были представители глубинных народных слоев; среди них было много рабочих, немало крестьян. Было бы в высшей степени интересно провести более тщательный анализ их социального происхождения, но при нынешнем состоянии наших зна ний это, по-видимому, невозможно. В любом случае процесс этот следует рассматривать на фоне и в ряду других социальных явлений той поры: изменения природы общественных классов, неустойчивости их облика, неопределенности границ быстро растущего пролетариата, расслоения крестьянства, ограниченности культурного развития, крайней ожесточенности происходивших конфликтов, преобладания централизаторских и авторитарных установок. С учетом всего этого выдвижение предстает перед нами скорее не как процесс складыва ния и самоутверждения нового, вполне определенного класса, а как очередной массовый выход на поверхность творческих потенций из глубин плебейских, простонародных масс, уже сыгравших столь значительную роль в первой фазе русской революции.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 История СССР, т. 8, с. 668; Второй пятилетний план развития народного
хозяйства СССР (1933—1937). М., 1934, т. 1, с. 427; Г. М. Максимов. Движение
и состав населения СССР. — «История СССР», 1961, № 1, с. 31—33.

2 Промышленность СССР, с. 23; А. Г. Ражин. Динамика промышленных кадров
СССР за 1917—1958 гг.; М. Т. Голъцман. Состав строительных рабочих в годы первой
пятилетки. — «Изменения в численности и составе советского рабочего класса»,
с. 15, 132.

3 Ведущая роль рабочего класса в реконструкции промышленности СССР. М.,
1973, с. 79 (далее: Ведущая роль...); История СССР, т. 8, с. 504.

4 Л. С. Рогачевская. Ликвидация безработицы в СССР, 1917—1930 гг. М., 1973,
с. 249.

5 А. П. Финаров. Перевод промышленных предприятий на 7-часовой рабочий
день в 1928—1932 гг. — «История СССР», 1959, № 6.

6 Л. С. Рогачевская. Указ, соч., с. 274—284; Е. П. Иванов. Отечественная историо­
графия аграрного перенаселения. — «Вопросы истории», 1971, № 12, с. 38.

7 Л. С. Рогачевская. Указ, соч., с. 203—205.

8 Ведущая роль.., с. 196.

9 История СССР, т. 8, с. 593; И. В. Сталин. Соч., т. 13, с. 236—237.
10 История СССР, т. 8, с. 585, 595.

11 3. К. Звездин. Материалы обследования денежных доходов и расходов сель­
ского населения в 1931 —1932 гг. — «Источниковедение...», т. 2, с. 332—337.

12 Директивы.., с. 348—349.

13 История КПСС, т. 4, кн. 2, с. 164.

14 Б. А. Абрамов. Указ. соч. — «Очерки...», с. 104—105.

15 XVI съезд ВКП(б), с. 476.

16 Archivio Smolensk, WKP 178, f . 134.

600

17 Советское крестьянство, с. 289; А. Ф. Хавин. Капитаны советской индустрии
(1926—1940 гг.). — «Вопросы истории», 1966, № 5, с. 11; A . Solzenicyn . Op . cit ., v . 2,
p . 85—99.

18 Sidney and Beatrice Webb. Soviet Communism: a New Civilization. London , 1944,
p> 199—209; Dana G. Darlymple. The Soviet Famine of 1932—1934. — «Soviet Studies»,
v. XV, p. 250—284.

19 И. В. Сталин. Соч., т. 13, с. 216—233. См. также письмо Шолохову. 5. and
В. Webb . Op ., cit , p . 206; История СССР, т. 8, с. 590.

20 И. Стаднюк. Люди не ангелы. — «Нева», 1962, № 12; В. Тендряков. Кончина . -
« Москва », 1968, № 3; Vasilij Grossman. Tutto scorre. Milano, 1971, p. 154—168; Roy
A. Medvedev. Op. cit., p. 126—128.

21M Dana G. Darlymple. Op. cit., p. 259.

22 Народное хозяйство СССР в 1962 г . Статистический ежегодник. М., 1963, с. 7;
Второй пятилетний план, с. 427.

23 И. В. Сталин. Соч., т. 13, с. 53—55; Р. П. Дадыкин. О численности и источниках
пополнения рабочего класса СССР (1928—1937 гг.). — «Исторические записки», № 87,
с . 44—46.

24 Изменения.., с. 17, 20.

25 Р. П. Дадыкин. Указ, соч., с. 47—48.

26 Построение фундамента.., с. 211—212; А. И. Маликова. О социалистическом
преобразовании мелкотоварного уклада в промышленности СССР. — «История СССР»,
1963, № 5; А. Ф. Чумак. Коммунистическая партия в борьбе за вовлечение сельских
кустарей в социалистическое строительство. — «Вопросы истории КПСС», 1971, № 7,
с. 81—91.

27 История КПСС, т. 4, кн. 2, с. 218.

28 А. Н. Малафеев. Указ, соч., с. 171 —174; О. И. Шкаратан. Материальное бла­
госостояние рабочего класса СССР в переходный период от капитализма к социализ­
му. — «История СССР», 1964, № 4, с. 33—36.

29 История СССР, т. 8, с. 513; Индустриализация Северо-Западного района в годы
второй и третьей пятилеток (1933—1941 гг.). Л., 1969, с. 300—301.

30 Начало положил Кржижановский еще в конце 1927 г ., представив первый, пока еще осторожный вариант пятилетнего плана. Пятнадцатый съезд ВКП(б), с. 881—914.

31 А. Н. Малафеев. Указ, соч., с. 148—149; КПСС в резолюциях, т. 5, с. 40.

32 КПСС в резолюциях, т. 4, с. 158—161, 169—175; В. В. Куйбышев. Избранные
произведения. М., 1958, с. 155.

33 Alec Nove . Op . cit ., p . 229.

34 XVI съезд ВКП(б), с. 61; В. В. Куйбышев. Указ, соч., с. 154—155; История СССР, т. 8, с. 473. О некоторых более общих аспектах этой проблемы см. /. Deutscher . I sindacati sovietici . Bari , 1968, p. 147—152.

35 XVI съезд ВКП ( б ), с . 119; Dante Cornell. Op. cit., v. 2, p. 67.

36 КПСС в резолюциях, т. 4, с. 310—317; И. В. Сталин. Соч., т. 12, с. 332—333.

37 А. Ф. Хавин. Указ. соч. — «Вопросы истории», 1966, № 5; с. 11 — 12.

38 История СССР, "т. 8, с. 606; XVI съезд ВКП(б), с. 1132—1169; КПСС в резо­люциях, т. 4, с. 461.

39 И. В. Сталин. Соч., т. 13, с. 55—60.

40 В. 3. Дробижев. Совершенствование управления промышленностью в годы пер­вой пятилетки. — «Вопросы истории», 1966, № 6, с. 13—16 (приводятся многочисленные архивные документы).

41 В. 3. Дробижев. Некоторые особенности методов управления промышленностью в СССР в 1926—1932 гг. — «Вопросы истории», 1968, № 12, с. 38—39.

42 А. Ф. Хавин. От ВСНХ к совнархозам наших дней. — «История СССР», 1960, № 5, с. 11 — 12.

43 И. В. Сталин. Соч., т. 12, с. 299; КПСС в резолюциях, т. 4. с. 415, 473—476.
44 Л. С. Рогачевская. Указ, соч., с. 220.

45 М . А. Вылцан, М. П. Ким. Культурное строительство в советской деревне (1933—1940 гг.). — «Вопросы истории», 1966, № 5, с. 19—21.

46 Это мнение является общим в советской историографии последнего времени: История СССР, т. 8, с. 631.

601

47 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 45, с. 389.

48 И. В. Сталин. Соч., т. И, с. 74—77; т. 13, с. 41, 65—69.

49 См. выступления Лугового и Косарева: Шестнадцатая конференция ВКП(б),
с. 123—127, 210—214.

50 КПСС в резолюциях, т. 4, с. 411;

51 Г. К. Орджоникидзе. Указ, соч., с. 222—223; История СССР, т. 8, с. 621.

52 Правда, 21 июля 1929 г . и 16 марта 1930 г .

53 XVI съезд ВКП(б), с. 146—148.
54 История СССР, т. 8, с. 641.

55 Г . К. Орджоникидзе. Указ, соч., с. 224—225; Р. П. Дадыкин. Указ, соч., с. 38—39.

56В. 3. Дробижев. Роль рабочего класса СССР в формировании командных кадров социалистической промышленности (1917 — 1936 гг.). — «История СССР», 1961, № 4, с. 70; А. И. Лутченко. Руководство КПСС формированием кадров технической интеллигенции (1926 — 1933 гг.). — «Вопросы истории КПСС», 1966, № 2, с. 41.