Боффа Дж. История Советского Союза

ОГЛАВЛЕНИЕ

Книга третья. ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ И КОЛЛЕКТИВИЗАЦИЯ

IV. Крестьяне в колхозах

Напряженность в деревне, 347 — «Перелом» 1929 года, 349 — Ликвидация кулачества, 353 — Коллективизаторское неистовство, 355 — Новое наступление после передышки, 359 — Подорванное животноводство, 363 — Борьба против колхозов, 365.

Напряженность в деревне

Яростный штурм первой пятилетки сочетался с коллективиза­ цией сельского хозяйства. После революции страна не знала подоб­ ного ужасающе бурного внутреннего процесса. Нельзя, однако, представлять себе этот новый этап аграрных преобразований чем-то вроде урагана, налетевшего на страну, где жизнь протекала с буко­ лической безмятежностью. Это правда, что крестьянские массы воспринимали их как катаклизм. Но, с другой стороны, кризис, который советская деревня переживала в 20-е гг., был реальным кризисом.

С революцией крестьяне получили землю, и все же десять с лиш­ ним лет спустя они жили еще под гнетом нищеты и бескуль­ турья. Индустриализация вызвала массовый уход с земли. На селе начиналась вербовка рабочей силы. На новые стройки приходили порой целые деревни во главе со своими «старостами», с собствен­ ными тачками и лопатами. Как ни билось большинство земледельцев, жили они плохо. «Дети ходят раздетые... Лошадь меня объеда­ ет...», — говорил один из них 1 . Хотя влияние коммунистов в деревне было невелико, а неграмотность — повсеместной, среди крестьян бродили новые идеи. Патриархальные устои так и не возродились.

В убедительном, хотя, пожалуй, излишне оптимистичном выступ­ лении Баумана на XV съезде ВКП(б) описывались те резкие кон­ трасты, к которым все это приводило: появление групп комсомольцев и «звериная ненависть» к коммунистам; первое пробуждение интереса к мировой политике и «одновременно антисемитизм»; радиоантенны над соломенными крышами избенок и беспросветный алкоголизм; незавершенность «дела буржуазно-демократической революции» и замыслы социалистической революции. Кто в прежней русской деревне знал о событиях в Китае? Теперь же новости доходили и до села, и кое-кто радостно восклицал: «В Китае побили всех коммунистов, скоро и у нас будут бить» 2 .

Путь к повышению низкого уровня производительности сельского хозяйства лежал через крупное хозяйство, объединение усилий и материальных средств, широкое внедрение механизации — кто-кто, а большевики всегда исходили из этого убеждения. Идея была разумной. Однако, даже прозябая в далеко не блестящих условиях, крестьянин — ив особенности пресловутый середняк — сохранял недоверчивость к такого рода проектам. Помимо привязанности к недавно обретенному земельному наделу в его психологии была заложена еще глубинная враждебность к -крупному хозяйству. Из-за многовекового опыта угнетения оно ассоциировалось у

347

крестьянина с невозможностью трудиться на себя, с обязанностью работать на других, чуть ли не с возвратом крепостного права. Мотив этот, кстати, не случайно был широко использован противни­ ками коллективизации. В теории классиков марксизма — Маркса и Энгельса, а затем Ленина — необходимое преодоление подобного крестьянского мышления неизменно связывалось с медленным процессом, в ходе которого возрастающее давление экономических потребностей сопровождается возникновением технико-агрономи­ ческих предпосылок, способных намного повысить производитель­ ность земледельческого труда. XV съезд ВКП(б) подтвердил вер­ ность этой линии.

Да и в те месяцы 1928—1929 гг., на протяжении которых споры о коллективизации становились все более напряженными, не было никаких резких отходов в сторону от этого ориентира. Бухаринцы предчувствовали, что дело придет к этому, но сталинское течение отрицало такую возможность. В существе своем курс не был изменен и на XVI партконференции в апреле 1929 г ., хотя на ней и ощущался куда более сильный нажим в пользу сокращения сроков процесса. Конференция постановила, что за годы пятилетки 5—6 млн. дворов, то есть примерно 20 % крестьянских семей, должны быть объеди­ нены в предприятия социалистического типа 3 . Задуманы они были как крупные хозяйства с обширными угодьями. Что касается зерно­ вой проблемы, то главная роль в ее решении отводилась совхозам: предполагалось, что эти государственные хозяйства смогут с по­ мощью техники освоить огромные пространства залежных земель.

Стимулы, призванные побудить крестьян к вступлению на новый путь, должны были быть разными. Развитие кооперации, в том числе и в самых простых ее формах, еще отнюдь не сбрасывалось со счета; да к тому же она приобрела к этому времени уже большое распространение. Немалые надежды возлагались на так называемую контрактацию — систему договоров, заключаемых государствен­ ными закупочными органами с сельскими кооперативами или со­ обществами; получая кредиты или определенные услуги, эти послед­ ние гарантировали сдачу государству зерна или других продуктов. Однако в роли самого важного рычага неизменно выступала механизация, распространение современной агротехники. Речь шла и о химических удобрениях, но прежде всего о машинах, обобщающим символом которых служили первые «тракторные колонны». Выезд таких колонн — обычно из совхозов, и в первую очередь для обра­ботки полей тех крестьян, которые объединили свои наделы, — обставлялся с большой торжественностью. Дебаты на XVI парт­ конференции были весьма жаркими: доклад Калинина, носивший еще сравнительно осторожный характер, вызвал многочисленные критические возражения с более крайних позиций. Как бы то ни было, почти все ораторы исходили из незыблемости сочетания «коллективизация — трактор». Два знаменитых ученых — Вавилов и Тулайков — были специально приглашены на трибуну, чтобы

348

рассказать делегатам о научных предпосылках современного сельского хозяйства 4 .

Тем временем напряженность в деревне, вызванная вторым подряд кризисным годом в области хлебных заготовок, продолжала нарастать. Государственные хлебозаготовительные меры и порождае­ мое ими сопротивление представляли собой лишь один из аспектов кризиса, правда, такой, в котором концентрировались и все осталь­ ные. Борьба окрашивалась в зловещие тона: убийства и другие эпизоды насилия множились от месяца к месяцу.

Споры на XVI партконференции в первую очередь велись по вопросу о том, можно ли разрешить кулакам вступать в коллектив­ ные хозяйства. В самом деле, наступление на кулачество было не только экономическим, но и политическим. Намерение поэтому — как признается теперь в исторических работах — состояло в том, чтобы продемонстрировать середняку, что индивидуальный путь к достатку (ради чего он и стремился выбиться в кулаки) для него закрыт 5 . Перед ним как бы ставилась глобальная альтернатива, и состояла она, если обозначить ее обобщенно, в выборе двух путей, которые так или иначе вели к крупному хозяйству: один, стихийный путь, был капиталистическим, другой — социалисти­ ческим 6 . Первый путь блокировался во имя идеалов революции на том основании, что капиталистическое развитие деревни не смогло бы долго сосуществовать с социалистической индустрией, не угрожая поглотить ее. Но у русского крестьянина — в силу самой отсталости деревни — сохранялся еще третий путь, его собственный путь отступления: возврат почти что к натуральному хозяйству, лишь бы оно было в состоянии прокормить его. Под нажимом власти кулак или крестьянин, у которого только-только начинал появляться достаток, стремились отделаться от своего инвентаря и имущества, например продать их, в надежде сохранить деньги в кубышке до лучших времен 7 . Посевные площади сокращались. Городской рынок получал все меньше продуктов. Советское правительство лицом к лицу сталкивалось с серьезной, быть может, непоправимой опас­ностью упадка производительных сил деревни в таких же масштабах, в каких это произошло во время гражданской войны.

«Перелом» 1929 года

Первое ускорение хода коллективизации произошло летом 1929 г . К 1 июня в колхозах было около 1 млн. дворбв, 3,9 %. К первым числам ноября процент повысился до 7,6. Это было много. Начались все более настойчивые разговоры о деревнях, районах и даже об­ ластях «сплошной» коллективизации. Но большинство вступивших продолжало оставаться бедняками, то есть теми, кто меньше риско­ вал. Середняки в колхозах по-прежнему составляли явное мень­ шинство.

Впрочем, слово «колхоз» далеко не имело тогда того точного

349

смысла, который оно приобрело позже. Оно означало пока по край­ ней мере три типа производственной ассоциации. Самым старым из них, ведущим начало непосредственно от революции, была комму­на, в которой коллективным было все: земля, скот, инвентарь, даже жилые постройки. Потом шла артель, в которой в общественном пользовании находились только земля и часть инвентаря, а следо­ вательно, и урожай. Наиболее же распространенным типом — около двух третей общего числа — были простые товарищества по совмест­ ной обработке земли (тозы), в которых собственность оставалась в основном раздельной. По отношению к этому типу колхоза крестьянин испытывал меньшее недоверие, чем к другим 8 .

Как бы то ни было, прогресс был: трудный, но реальный. Этим же летом, однако, прозвучали и первые сигналы тревоги. Шла новая, третья по счету, хлебозаготовительная кампания. До июня колхозное движение было скромным, но действенным. Потом началось форси­рование, а с ним и более серьезные конфликты. «Здесь действительно не на шутку идет сейчас классовая борьба. Просто как на фрон­ те», — говорилось в сообщении из одного района, где коллективизация шла ускоренным темпом. По деревням ходили апокалипсические слухи: на землю пришел Антихрист, скоро будет конец света, готовится «Варфоломеевская ночь» и все вступившие в колхоз будут вырезаны, крестьяне останутся без хлеба. Партийным активистам, которых посылали в села, рекомендовали не выходить по ночам, не садиться вечером у освещенного окна, чтобы не вырисовывался профиль на стекле, и т. п. 9

Одним словом, уже первые попытки показывали, что там, где стремятся достичь сплошной коллективизации, вступление крестьян в колхозы не может быть добровольным. Напряженность приобретала поэтому грозный оттенок, расстановка сил становилась неясной. Решения, принятые меньшинством, навязывались и всем остальным. Когда убеждений оказывалось недостаточно, уговоры сменялись запугиванием: «Ты за что: за кулака или за советскую власть?», что означало: если не вступишь в колхоз, значит, ты враг и соответственно с тобой следует обращаться. Случалось, однако, слышать в ответ и такое: «Я не за кулака и не за власть, а за трактор». Тогда некоторые руководители не скупились на обещания: «Все дадут — идите в колхоз!» Но государство могло дать весьма мало, и первые коллективные хозяйства уже страдали от нехватки инвентаря, ощущали на себе бремя общей отсталости русской деревни и неохотно сдавали зерно .

Сверху не последовало указаний действовать с большей осмотрительностью. Совсем наоборот. Начал Сталин статьей «Год вели­ кого перелома», написанной в годовщину революции. В статье утверждалось, что «в колхозы пошел середняк», а «коренной перелом» в отношении крестьянства к коллективизации сельского хозяйства изображался как нечто уже достигнутое". Через несколько дней (10—17 ноября) собрался Пленум Центрального Комитета и Цент-

350

ральной контрольной комиссии. Об этом решающем заседании мы по сей день знаем лишь то немногое, что поведали миру советские историки, получившие доступ к его стенограммам, все еще хранящимся в тайне. Никогда не публиковалась даже речь Сталина, произнесенная на пленуме. Между тем были обсуждены целых три доклада о сельском хозяйстве. Кроме того, пленум вновь занялся правыми и Бухариным; этот последний был выведен из Политбюро после того, как на него и остальных обрушивались массированные нападки и потоки критики в течение нескольких дней подряд. В по­ добной атмосфере даже видимость умеренности по вопросу о колхо­ зах выглядела бы как уступка правым.

По мнению Молотова, который был одним из докладчиков, нужно было полностью коллективизировать главные сельскохозяй­ ственные области или даже целые республики, и не за пятилетие, как он сам говорил несколькими месяцами раньше, на XVI парт­ конференции, а в ближайшем году. Сталин заявил: «Теперь даже слепые видят, что колхозы и совхозы растут ускоренным темпом». Оратора, обращавшего внимание на первые опасные перегибы, Сталин прервал репликой: «Что же вы хотите, все предварительно организовать?» 12 . Тем не менее неверно было бы на этом основании представлять себе дело так, будто Центральный Комитет сопротив­ лялся форсированию, а Сталин с Молотовым заставляли его идти против собственной воли. Если судить по известным нам фактам, коллективизаторская лихорадка была присуща большинству орато­ ров. Впечатление было такое, что руководящие круги были сплошь охвачены надеждой одним махом разрешить проклятые проблемы села путем лихой атаки на старый крестьянский мир, с которым следовало расправиться самыми решительными методами. Уже в 1921 г . Ленин отмечал, что в партии есть немало «фантазеров», которые мечтают, что «в три года можно переделать экономи­ ческую базу, экономические корни мелкого земледелия». В резолю­ ции пленума говорилось как раз о «гигантском ускорении темпов развития... которое предвидел Ленин» 13 .

Подобное стремление было свойственно не одному только Стали­ ну, но в лице Сталина оно получило самого авторитетного сторон­ ника, которому немногие теперь осмеливались перечить. В декабре он заявил даже, полемизируя с Энгельсом, что привязанность крестьянина к своему клочку земли в СССР не так уж и сильна, потому что земля уже была национализирована. Сталин говорил поэтому о «сравнительной легкости и быстроте» развития колхоз­ ного движения. Как «гнилую теорию» он отвергал идею возможности развития этого процесса «самотеком»: колхозы и совхозы следовало «насаждать» в деревне извне, со стороны «социалистического города», по отношению к которому крестьянин уже не будет испытывать прежнего «зверского недоверия». В этом же выступлении Сталин выдвинул новый лозунг: «ликвидировать кулачество как класс» 14 .

Так в ноябре — декабре 1929 г . произошел подлинный «перелом»

351

в аграрной политике советских коммунистов. Он радикально изменил постановления как XV съезда, так и XVI партконференции. По зна­ чению своему это было нечто сравнимое с переходом к нэпу, хотя и нацеленное в противоположную сторону. Скудость документации пока затрудняет понимание всех мотивов, которые продиктовали такую перемену курса. Причем это трудно понять не только нам: такой поворот не могли объяснить себе и современники, которым при­ходилось проводить эту политику. Именно советский историк (Трапезников) первым обратил внимание на то, что каждый из предыдущих «крутых поворотов» в политике партии становился предметом обсуждений и, следовательно, коллективной выра­ ботки решений на специально созывавшихся съездах или конфе­ ренциях. На этот раз ничего подобного не было. Поворот к но­ вой политике, собственно, не был провозглашен и Пленумом ЦК, ибо ноябрьский Пленум, с одной стороны, остался тайным, а с дру­ гой — завершился поинятием резолюций, которые отнюдь не вносили ясности в происходящее 15 . Роковые решения тех месяцев вырабаты­ вались специальными комиссиями Политбюро ЦК, статус которых никак не оговаривался Уставом партии и в которых решающая роль впервые принадлежала секретарям обкомов, то есть тем людям, чье влияние оказалось столь значительным при разгроме бухаринского крыла в 1928 г . Что же касается оперативного осуществления реше­ ний, то оно проводилось в соответствии с излюбленным сталинским методом. Вслед за провозглашением лозунгов принимались директи­ вы. В некоторых случаях они носили форму постановлений узких правительственных и партийных органов. В других в этой роли высту­ пали просто передовые статьи «Правды». Чаще же всего это были секретные циркуляры или телеграммы из центра на периферию. Подобные инструкции нередко, как мы увидим, противоречили друг другу. Не удивительно поэтому, что партия была плохо подготовлена к встрече с выраставшей перед нею грандиозной задачей, к тому, чтобы предвидеть ее коварные последствия и заранее рассчитать эффект.

Самой известной среди комиссий, вырабатывавших директивы по коллективизации, была комиссия под председательством Яков­ лева, главы нового объединенного Наркомата земледелия СССР, созданного по решению ноябрьского Пленума. Помимо представите­лей центральных сельскохозяйственных ведомств в ее состав входили секретари партийных комитетов главных хлебных областей: Косиор (Украина), Андреев (Северный Кавказ), Шеболдаев (Нижняя Волга), Хатаевич (Средняя Волга), Варейкис (Центральночерноземный район), Голощекин (Казахстан), Бауман (Москва). Подразделенная на восемь подкомиссий, она изыскивала решения для основных проблем: сроки операции, тип коллективных хозяйств, распределение кадров и технических ресурсов, отношение к кулачеству. В целом комиссия делала упор на максимальное ускорение процесса. В рам-

352

ках этой общей установки вырисовались тем не менее две тенденции. В одной, представленной главным образом Яковлевым, проявлялась известная осмотрительность; в другой — ее решительными сторон­ никами были Шеболдаев и Рыскулов, занимавший тогда пост заместителя предсовнаркома РСФСР, — отбрасывались всякие сом­ нения, и она во имя не столько «добровольного», сколько «револю­ ционного» характера всего предприятия тяготела к самым радикаль­ ным решениям. Любые попытки тормозить движение она рассматри­ вала как оппозицию 16 .

Как бы то ни было, право принятия окончательных решений принадлежало не комиссии, а Политбюро. Но прежде чем оно произ­ несло свое слово, Сталин распорядился внести в подготовленный проект решения такие поправки, которые фактически утверждали наиболее радикальные предложения или, во всяком случае, оставляли открытой дверь для их применения на практике. Так появилось на свет постановление ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 г ., которому суждено было стать основополагающим документом всей коллекти­ визации: краткий, скорее административный, нежели политический текст. Им устанавливалось, что к концу первой пятилетки должно быть коллективизировано уже не 20 %, а «огромное большинство» возделываемых земель. Основные зерновые районы (Нижняя и Средняя Волга, Северный Кавказ) должны были завершить процесс к осени 1930 г . или, самое позднее, к весне 1931 г .; другие хлебные районы — к осени 1931 г . или, в самом крайнем случае, к весне 1932 г . Преобладающим типом колхоза должна была стать «артель как переходная к коммуне форма». В колхозы ни под каким видом не разрешалось принимать кулаков 17 .

Ликвидация кулачества

Когда документ был опубликован, было уже поздно: по меньшей мере уже два месяца, как в стране шла яростная битва — не было почти ни одного села, где бы «колхоз» не стал причиной конфликта.

Какие же силы столкнулись в этой борьбе? За коллективизацию (с оговоркой, что политический смысл «за» и «против» весьма усло­ вен, когда речь идет о процессе, вынуждающем миллионы людей к драматическому личному выбору) выступали в основном беднейшие крестьяне и батраки, которых коммунисты с 1928 г . пытались объединить в особые бедняцко-батрацкие группы. Однако органи­ зованность и престиж этих слоев в деревне были невелики, что, впрочем, нисколько не оправдывает тех, кто, претендуя на истори­ ческий анализ, огульно именует их «бездельниками» или, хуже того, «проходимцами» 18 . Помощь им оказывал рабочий класс, особенно там, где он был меньше связан с селом: с коллективизацией рабочие связывали, как минимум, надежды на выход из затруднений с про­ довольствием. Партия потребовала, чтобы рабочий класс дал селу не меньше 25 тыс. организаторов колхозов. В действительности

353

на село поехало 35 тыс. человек, из них 70 % — коммунисты. Вооруженные решимостью, но со скудными средствами, они встрети­ лись там со столь же трудной, сколь неблагодарной работой, проте­ кавшей зачастую в таких обстоятельствах, от которых у них не могли не опускаться руки 19 . Основной силой в любом случае была государственная власть, причем не только в виде средств принужде­ ния, которые были широко пущены в ход, но главным образом в виде той системы аппаратов — «приводных ремней», — которая сложилась при Сталине. Например, в ходе создания колхозов в массовом порядке использовалась комсомольская молодежь, отли­ чавшаяся наибольшей готовностью следовать новаторскими путями.

Немалыми были и силы сопротивления. Одних лишь кулаков, как их классифицировала налоговая статистика, было миллион семей, то есть 4—5 млн. человек. Трехлетняя битва в ходе хлебозаготовок продемонстрировала, помимо всего прочего, как трудно было изоли­ ровать их от остального сельского населения: родственные связи, хозяйственный опыт, общественный престиж — все это обеспечивало кулакам влияние не только среди середняков, но и самих бедняков 20 . Не случайно с лета 1929 г . тех, кто не хотел ввязываться в борьбу с кулаками на селе — а таких было немало, — в печати широко именовали «подкулачниками». Против коллективизации были все церкви: от православной до мусульманской. Наконец, притихшие и раздробленные противники советского строя обрели в новом конфликте выгодное для себя поле действий.

Оставалась огромная середняцкая масса: ее переход на ту или другую сторону мог решить исход борьбы. Но в силу тех обстоя­ тельств, при которых началось наступление, именно для убеждения середняка как раз и не нашлось главного, решающего довода.

Еще в августе 1929 г . «Правда» открыла свою полосу огромным заголовком: «Вперед, за крупное колхозное хозяйство! Советским комбайном и трактором подрежем корни капиталистической эксплуатации, выкорчуем капиталистические элементы в деревне» 21 . Но в 1929 г . в СССР было выпущено всего 3300 тракторов, а производство комбайнов еще только предстояло наладить . Оставалось обратиться к импорту, но мы уже знаем, насколько напряженным было положение с ним из-за индустриализации. Решено было ускорить строитель­ ство двух новых, помимо Сталинградского, тракторных заводов; однако их продукция начала бы поступать лишь позднее. Уже в середине 1929 г ., когда колхозы были редкими и небольшими, лишь один из четырех имел трактор; с увеличением их числа техническая оснащенность отставала все больше. До самого последнего мгновения партийные руководители среднего звена, вплоть до обкомов, надея­ лись и просили — в том числе и в самой комиссии Яковлева — оказать финансовую и техническую помощь 23 . Вместо этого коллек­тивизацию пришлось проводить на нищенской производственной базе русской деревни: нищенской не только в техническом, но и куль­ турном отношении.

354

Колхозы, иначе говоря, пришлось создавать и развивать не на базе машин, полученных от государства, а используя крестьянские орудия труда. Вместо трактора середняка встречало в колхозе требование отдать в общее пользование свою драгоценную лошадь, ради которой он привык жертвовать всем. Мало того, у него требовали также корову и инвентарь плюс денежный аванс для закупки машин, которые должны были поступить лишь значительно позже. Убеждать его в подобных условиях было безнадежно.

Здесь-то и вводилась «ликвидация» кулачества. Это означало две вещи. Зажиточный крестьянин подлежал, во-первых, экспроприа­ ции — его земля и имущество, иначе говоря, переходили в собственность колхоза, а во-вторых, депортации. Кулаков с этой целью подразделяли на три категории. Тех, кто оказывал активное и организованное сопротивление, надлежало отправлять в концентрацион­ ные лагеря. Вторую группу «наиболее богатых кулаков» следовало высылать в отдаленные и малопригодные для проживания местности. Все остальные должны были изгоняться из деревень и переселяться на новые участки за пределами колхозных массивов, на малонасе­ленные и невозделанные земли. Выработанные специальной комиссией, вроде комиссии Яковлева, эти инструкции, однако, не публико­ вались. Официальное постановление от 1 февраля 1930 г . в общем виде предоставило областным властям право применять «все необхо­ димые меры борьбы с кулачеством» 24 . Да и поступили эти инструкции с опозданием, когда раскулачивание проводилось уже во многих райо­ нах местными властями по собственной инициативе или, как выразился один из секретарей обкома, Варейкис, «на свой страх и риск» 25 . С января 1930 г . оно стало лишь более систематическим: в каждом районе были образованы «тройки», включавшие секретаря райкома, председателя райсовета и местного руководителя ГПУ, задачей которых было составление списков лиц, подлежащих экспроприации и депортации 26 .

Коллективизаторское неистовство

Среди областей развернулось состязание — кто наколлективизи- рует больше. В этом всеобщем вихре ускорения, еще более услож­ нившем ситуацию, свою роль сыграла и боязнь оказаться обвиненным в причастности к бухаринской оппозиции, как признавался позже Калинин 27 . Даже при ударных темпах коллективизации в соответ­ ствии с замыслом Сталина и при повсеместно неблагоприятных для нее объективных условиях обстановка, в которой она проводи­ лась, довольно значительно отличалась от района к району. Одна обстановка складывалась в районах с преобладанием технических культур или в южных степях с экстенсивным производством зерно­ вых, где были крепче связи с рынком, сильнее укоренился мелкий сельский капитализм, легче было использовать машинную технику; и совершенно другая — в северных областях, где крестьяне жили

355

в небольших селениях, разбросанных на большом расстоянии друг от друга, либо в зонах кочевого скотоводства, где население, ко всему прочему, было нерусским. Если обобщить, то можно сказать, что в районах первого типа предпосылки для коллективизации были менее враждебными, нежели в районах второго типа.

Первым о своем намерении закончить «сплошную» коллективизацию в считанные месяцы, до весны 1930 г ., заявил Северный Кавказ. И это было сделано несмотря на то, что руководитель местной партийной организации Андреев признавал, что даже на Кубани, то есть в той части области, которая по идее должна была представлять собой один из наиболее подготовленных в этом отноше­ нии районов СССР, «хлеборобская масса, в том числе близкие нам слои населения, не уясняет сущности коллективизации» 28 . За Северным Кавказом последовали Нижняя Волга, Московская областная организация, Центральночерноземный и северные районы, Бурятская и Калмыцкая автономные области и, наконец, все остальные. Республикой сплошной коллективизации среди прочих, например, объявила себя Белоруссия, хотя при ее разбросанных мелких хуторах она весьма мало была подготовлена к такому меро­ приятию и вряд ли могла бы его осуществить даже в куда менее неблагоприятных условиях.

Такая гонка объяснялась не только спешкой местных руководителей. Инструкции, изданные в декабре такими центральными органами, как Всесоюзный Наркомат земледелия и Колхозцентр (ведомство, основанное специально для руководства созданием коллективных хозяйств), устанавливали в свою очередь головокружительно высокие задания по коллективизации в кратчайшие сроки. Указания эти были мало скоординированы с другими решениями, в том числе и с решениями Политбюро, но по значению своему не могли не утверждаться высшим партийным руководством, начиная с самого Сталина. Они поощряли вторую тенденцию, которой суждено было оказаться не менее пагубной, чем спешка: коллективизировать все, то есть не только землю и рабочий скот, но также коров, овец, свиней, даже кур. Если на «тозах» был окончательно поставлен крест, то теперь и артель казалась недостаточно высокой целью: при любой возможности ставилась задача сделать скачок прямо к «коммуне». К тому же в сталинских речах, а следовательно, и в официальной пропаганде того периода часто говорилось о хо­ зяйствах-гигантах, с десятками тысяч гектаров пашни; именно это и попытались сделать — с весьма отрицательными результатами -на Урале и в Сибири 24 .

Поскольку в деревне база колхозов была слабой, их организация поручалась большей частью активистам или кадровым работникам со стороны, присланным из районного центра или более отдаленного города. Зачастую эти люди плохо знали деревенскую жизнь и сель­скохозяйственное производство. Их задачей было организовать бед­ няков и середняков. Но крестьяне продолжали относиться к ним

356

недоверчиво. Тогда всякая забота о соблюдении законности отодвигалась в сторону. Руководитель Колхозцентра Каминский, который в это время стал заведующим агитпропом ЦК, говорил: «Если в некотором деле вы перегнете и вас арестуют, то помните, что вас аресто­ вали за революционное дело». Не удивительно поэтому, что мог получить хождение лозунг «Лучше перегнуть, чем недогнуть». Или что районная партийная организация могла дойти до того, чтобы постановить: «Коллективизировать все население во что бы то ни стало... Все это выполнить к 15 февраля без минуты отсрочки!» 30 . В ход широко шли угрозы и насилие: тому, кто не вступал в колхоз, говорили, что с ним поступят как с кулаком, то есть экспроприируют и вышлют. Хотя изданная в конце января инструкция устанавливала, что доля ликвидированных кулаков не должна превышать 3—5 % от массы крестьянства (всегда считалось, что именно таков, и не боль­ ше, их социальный удельный вес), имелись области, где раскула­ ченные составляли 10—15 %, а в некоторых местах до 20—25 % 31 .

Противодействие, в свою очередь, приобрело формы отчаянного сопротивления. В крестьянской среде стали говорить: «В колхозы, но с пустыми руками». Раз его заставляли вступать, крестьянин подчинялся, но в коллективное хозяйство он собирался принести возможно меньше. Тайный забой скота начался летом 1929 г . В последующие месяцы он приобрел немыслимый размах, достигая порой катастрофических размеров. Да, впрочем, у молодых колхозов даже и не было еще коллективных коровников и конюшен. Крестья­ нин стал набивать утробу мясом. Он резал коров, телят, свиней, лошадей — все. Несмотря на то что январское постановление 1931 г . угрожало высылкой и конфискацией имущества за хищнический убой скота 2 , он продолжался в течение всей коллективизации и был одним из самых тяжелых ее последствий.

Сопротивление к тому же не было лишь пассивным. По селам вновь загулял «красный петух» — поджог, оружие всех крестьянских бунтов в России. В 1929 г . по одной только РСФСР было заре­гистрировано около 30 тыс. поджогов, то есть без малого по сотне в день. На Украине в том же году было отмечено в четыре раза больше «террористических актов», то есть эпизодов вооруженного насилия, чем в 1927 г . 33

Нарисовать точную картину того, что происходило в русской деревне зимой 1929/30 г., по сей день не представляется возможным. В нашем распоряжении лишь отрывочные сведения*. Но употребляемые некоторыми современными историками выражения, вроде «настоящая война», «гражданская война», похоже, не являются преувеличением 34 . В конце декабря — первой половине января мятежи имели место в 20 деревнях Нижней Волги; со второй половины

* Хотя возникновению колхозов посвящено немало очерков и монографий, в СССР по сей день нет исчерпывающей работы по истории коллективизации. В свое время был создан и завершен в 1964 г . обширный труд под руководством В. П. Данилова, но его публикация была блокирована.

357

декабря до середины февраля — в 38 деревнях Центральночерно­ земной области. Вспышки отмечались также в районах, населенных казачеством, на Украине, в Крыму, на Северном Кавказе, в Сибири. Они подавлялись, «иногда, — повествует сегодня советский исто­рик, — даже без ввода в действие частей Красной Армии». Восстание довольно значительных размеров произошло в 1929 г . среди бурят в Забайкалье 35 . В Средней Азии вновь разгорелась партизанская война басмачей, которая хронически тлела в приграничных районах. До сих пор советская историография всегда подчеркивала зверства кулаков, а западная — жестокости репрессий. Ожесточение наси­лия — явление отнюдь не новое в среде русского крестьянства - нельзя приписать одной лишь стороне. Кулаков или подкулачников высылали вместе со всей семьей, включая детей. В свою очередь уполномоченных, разъезжавших по селам, либо местных сторонников колхоза находили не просто убитыми, но со следами истязаний, под­ час изрубленными на куски.

Первое колхозное наступление рисковало окончиться катастро­ фой. В запросах с периферии у центра просили более ясных указа­ ний. Партия оказалась в положении путника, захваченного грозой. Никто толком не знал, как поступать при решении таких важней­ ших вопросов, как, например, внутренняя структура колхоза, способ организации работы, система оплаты труда колхозников. Это заме­ шательство, вызванное нечеткостью распоряжений, нельзя сравнивать с импровизацией первых месяцев после октября 1917 г ., когда сам Ленин призывал массы действовать по собственной инициативе, не дожидаясь особых указаний; тогда революция уже шла сама по себе, и никому в голову не приходило, что ее нужно «насаждать» в деревне.

В исследованиях последнего времени отмечается, что в конце января — первых числах февраля из Москвы в некоторые союзные республики были отправлены телеграммы, предостерегавшие от наи­ более опасных перегибов 36 . Такого рода меры не меняют, однако, картину общей сумятицы. Раз в пять дней Секретариат ЦК получал сводки о ходе коллективизации, где, похоже, отнюдь не скрывался и не приукрашивался тот драматический оборот, который приобрели события. Лично в адрес Сталина в эти недели поступило около 50 тыс. писем, авторы которых стремились сообщить ему об истинном положении дел .

Из всего этого складывается впечатление, что верхушка намеренно позволяла движению развиваться своим ходом в надежде, что пусть такой ценой, но все же удастся добиться решающего прорыва на этом фронте. В середине февраля Сталин еще раз публично призвал «усилить работу по коллективизации в районах без сплошной коллективизации» 38 . В подобных условиях несколько предостережений насчет перегибов лишь усиливали противоречивость указаний для тех, кто действовал на местах. Разве не об этом, например, свидетельствовала установка Сибирского окружкома партии,

358

требовавшего вступления всех крестьян в колхозы к весне, хотя дело происходило уже в феврале и к этому моменту коллективизировано было лишь 12 % пашни? 39

К концу февраля крестьянские мятежи грозили превратиться в общее антисоветское восстание. Было забито 15 млн. голов крупного рогатого скота, треть поголовья свиней и свыше четверти поголовья овец 40 . Но вырисовывалась и еще более грозная опасность: срыв весеннего сева. Надежда на то, что форсированная коллекти­ визация поможет «спасти средства производства» в сельском хозяйстве — а именно с этой надеждой многие руководители очертя голову бросились подстегивать сумасшедшие темпы движения, — теперь оборачивалась своей противоположностью 41 . Из Центрально­черноземного района Варейкис сообщал, что к концу марта завершит коллективизацию, но настойчиво просил, чтобы в Политбюро было обсуждено трудное положение, сложившееся в его области. В Москве состоялись тогда два совещания: одно с работниками союзных республик, другое для утверждения Примерного устава сельско­ хозяйственной артели. Это были совещания, весьма насыщенные критикой 42 . Первые тормозящие усилия шли отсюда. Необходимо было принимать контрмеры, пока еще было не слишком поздно.

Новое наступление после передышки

Второго марта в «Правде» появилась статья Сталина «Головокружение от успехов». Она прозвучала как взрыв бомбы. Автор признавал, что в деревне допущены серьезные ошибки. В ряде районов не были соблюдены два условия, в равной мере необходимые для успеха колхозного движения: «добровольный» характер вступления в колхозы и учет разнообразия ситуаций в разных частях СССР. Была совершена еще и третья ошибка — теми, кто поспешил забежать вперед, пытаясь перейти сразу к коммунам. Ни разу до сих пор Сталин не говорил об опасностях такого рода. Но в статье между тем не было ни малейшего намека на самокритику: вина приписывалась целиком периферийным исполнителям, у которых «закружилась голова» после первых «успехов» 43 .

Такое запоздалое, резкое и двусмысленное исправление директив на несколько недель вызвало замешательство, возможно, еще более глубокое, чем то, которое уже царило на местах. Все те, кто без оглядки целиком отдавал силы проводившейся кампании, вдруг обнаружили, что они дезавуированы Москвой и стали мишенью крестьянских атак на местах. Противники торжествовали: «Говорили же мы, что не нужно вступать в колхоз». Среди коммунистов были и такие, кто не поверил статье, кто пытался запретить ее распространение, кто истолковал ее как простую тактическую уловку, которую не следует принимать всерьез. Некоторые восприняли ее как полный подрыв их собственного авторитета. Другие просто не знали, что делать дальше. Старый «децист» Рафаил написал

359

Сталину письмо, в котором спрашивал, не находится ли партия перед новым Брестом. Стало известно письмо одного рабочего — 25-тысячника, который с негодованием писал: «Мы все, низы и пресса, проморгали этот основной вопрос о руководстве колхозами, а т. Сталин, наверно, в это время спал богатырским сном и ничего не слышал и не видел наших ошибок...» 44 . Сами высшие партийные руководители, поспешившие в провинцию, продолжали отдавать противоречивые распоряжения; так явствует, по крайней мере, из отрывочных сведений, которые приводятся советскими авторами по поводу некоторых выступлений Кагановича и Орджоникидзе: первый по-прежнему отстаивал жесткие методы, второй же призывал к большей осмотрительности 45 .

Возникла необходимость опубликовать 14 марта коллективное постановление Центрального Комитета, воспроизводившее основные положения сталинской статьи. Тем не менее подлинная корректировка курса произошла только в начале апреля, то есть в тот последний срок, когда еще можно было успеть придать отступлению некоторый порядок. Крестьянские массы истолковали новые установки в том смысле, что можно уходить из колхозов. Там, где официального дозволения не давали, они сами забирали назад свой инвентарь и землю. Процентные показатели коллективизации стремительно упали. Если в целом по СССР к первым числам марта было коллективизировано, по крайней мере на бумаге, 58 % крестьянских хозяйств, то к июню показатель упал ниже 24 %. В некоторых областях сокращение было еще более резким: с 81 до 15% в Центральночерноземном районе, с 73 до 7 % в Московской области. Большая устойчивость отмечалась на Северном Кавказе 46 . В обоснование своего ухода крестьяне приводили тысячи причин. Самое же искреннее объяснение было дано тем из них, который сказал: «Ухожу, потому что насилия нет, и желаю обождать» 47 .

Зато был спасен весенний сев. Серия последовавших мероприятий гарантировала колхозам и колхозникам известное число финансово- налоговых льгот 48 . 1930 г . был весьма благоприятным для сельского хозяйства, тогда был собран рекордный урожай зерновых. Прибавка к намолоту была обеспечена большей частью за счет хлеба, снятого новыми совхозами с ранее не возделывавшихся земель. В любом случае это был крупный успех. В работах советских ученых всегда подчеркивалось, что коллективные хозяйства в этом году получили, по крайней мере в некоторых областях, лучшие результаты, нежели единоличные. Наблюдение, вероятно, правильное, хотя нелегко уста­ новить, насколько широко оно может быть обобщено: колхозы ведь имели то преимущество, которое состояло в использовании инвен­ таря, конфискованного у кулаков (к лету 1930 г . он составлял более трети их неделимых фондов) 49 . Сравнительно обильный урожай также несколько облегчил для части крестьянства заготовительную кампанию, остававшуюся все же трудным мероприятием.

Отступление 1930 г . было лишь перемирием. После засыпки

360

урожая в закрома колхозное наступление возобновилось. Мы не знаем, какие соображения побудили Сталина и его сподвижников на такой шаг. Вероятно, они считали, что уже сожгли мосты, бесповоротно утратили доверие индивидуального земледельца, и опасались политических последствий, которые могла бы повлечь за собой смена курса. Выступая в середине года на XVI съезде ВКП(б), руководитель партийной организации Северного Кавказа Андреев сказал, что, пока единоличное хозяйство находится нака­ нуне объединения в колхозы, оно неспособно обеспечить нужных стране темпов подъема производительных сил 50 . Сталин был катего­ ричен: «Нет больше возврата к старому. Кулачество обречено и будет ликвидировано. Остается лишь один путь, путь колхозов» 51 . Поражает, впрочем, не столько это, сколько то, что после проде­ ланного опыта эти руководители продолжали говорить о создании в короткий срок высокопроизводительного и современного сельского хозяйства. Это обещал Сталин. Андреев убеждал, что превосходство коллективных хозяйств можно будет доказать более высокой урожайностью, большей доходностью, лучшей организацией труда, применением механизации. Яковлев нарисовал делегатам съезда кар­ тину сельского хозяйства «американского» типа: с четкой специализацией по областям и высоким уровнем индустриализации 52 .

За основу продолжения коллективизации были взяты тогда темпы, установленные знаменитым постановлением ЦК от 5 января
1930 г. Эти темпы были, однако, уточнены. Вся страна была подразделена на три зоны, для каждой из которых были установлены ,
свои задания. До конца 1931 г . первая зона, куда входили наиболее крупные зерносеющие области, должна была коллективизировать
80 % крестьянских хозяйств; вторая, также включающая зерносеющие районы, — 50 и третья, охватывающая потребляющие
районы и районы с нерусским населением, — 20—25 %. Идея установления жестких норм была несовместима с принципом
добровольного вступления в колхозы, которым снова пренебрегли. Сталин по телеграфу передал на места распоряжение ускорить
процесс. Внутренний циркуляр вновь потребовал от парторганизаций не ждать, когда крестьяне на основе положительных результатов
убедятся в преимуществах колхозов, но добиваться «решительного сдвига» и «нового мощного подъема колхозного движения» 53 .

Что касается хода коллективизации в течение двух последующих лет, то имеющиеся у нас данные о нем более скудны, чем относя­ щиеся к 1929—1930 гг. Более уклончива на этот счет и советская историография. Как бы то ни было, решающим годом явился 1931-й. Если к концу 1930 г . в колхозах числилось около 6 млн. крестьянских дворов, то за первую половину 1931 г . было коллективизировано еще 7 млн. Это составило уже почти 53 % 54 . 1931 г . стал также свидетелем наиболее мощной волны ликвидации кулачества. Обычно утверждается, что этот второй подъем колхозного движения отличался от первого менее насильственным характером или, во всяком

361

случае, вызвал меньшее сопротивление. Опыт предыдущего года был учтен. Наступление велось более систематически. Для организации колхозов создавались инициативные группы или формировались вербовочные бригады. Немногочисленные пока средства механизации были сосредоточены в машинно-тракторных станциях (МТС), управляемых государством и обязанных обслуживать колхозы. Все это смогло до известной степени облегчить положение дел. Однако негативные явления предшествующего года повторились, хотя политические последствия их и не достигли угрожающих размеров февраля 1930 г .

Крестьянин нередко вступал в колхоз, потому что «не оставалось другого выхода». В противном случае он рисковал подвергнуться официальному остракизму: у него могли отнять надел и дать другой участок, менее плодородный и расположенный дальше от дома. В марте 1931 г . было провозглашено, что советская власть считает «союзником» рабочего класса только колхозника, а не крестьянина- единоличника. Перед этим последним, говорилось в постановлении VI съезда Советов СССР, стоит отныне выбор «за или против колхоза». «Бедняк и середняк-единоличник, который помогает кулаку бороться с колхозами и подрывать колхозное строительство, не может быть назван союзником и тем более опорой рабочего класса — он на деле союзник кулака. Лишь тот бедняк и середняк-единоличник продолжает оставаться союзником рабочего класса, кто вместе с рабочим классом помогает строить колхозы, кто поддерживает колхозное движение, кто помогает вести решительную борьбу с кулаком» 55 .

И все же наиболее серьезные осложнения начались после мощной волны коллективизации в первой половине 1931 г . Осенью число колхозников почти перестало увеличиваться. В первые месяцы 1932 г . полтора миллиона семей вышли из колхозов в РСФСР, несмотря на опасности, которым они себя подвергали. Успехи, напротив, отмечались в других частях страны. Центральный Комитет партии пересмотрел предыдущие задания в сторону уменьшения и объявил, что «сплошная коллективизация» может считаться осу­ ществленной там, где в колхозы вовлечены не все 100, а 70 % крестьян. В целом по СССР уровень коллективизации стабилизировался в 1932 г . на уровне 61—62 %, что соответствовало примерно 15 млн. дворов. Эти обобщенные показатели скрывали за собой предельное разнообразие обстановки на местах: от главных зернопроизводящих областей, где коллективизация превысила уже 80 %, до районов, где результаты были куда скромнее 56 . Пестрота картины свиде­тельствовала о том, насколько непрочными были еще новые коллективные хозяйства и насколько сильным сопротивление, на кото­ рое они наталкивались.

362

Подорванное животноводство

Колхозы не были подготовлены к выполнению своих производ­ ственных задач, им не хватало опыта, средств, умелых руководителей. Тракторы (в 1932 г . их насчитывалось 148 тыс. против 27 тыс. в 1928 г .) не восполняли потерь от забоя лошадей: лишь в 1935 г . совокупная — животная и механическая — тягловая мощность в сельском хозяйстве вновь достигла уровня 1928 г . 57 Преодолевались значительные трудности, чтобы направить в деревню подготовленных, пусть даже наскоро, руководителей, но их было совершенно недостаточно. Без конца сменялись председатели и другие руководители колхозов. Еще было толком неизвестно, как организовать работу и - что важнее — как ее оплачивать. Соответствующий раздел Примерного устава сельскохозяйственной артели содержал лишь общие указания, за которыми не было никакого конкретного опыта 58 . Решения были найдены лишь позже, после немалого числа экспе­ риментов. В этой обстановке достаточно было в 1931 г . сложиться не столь хорошим погодным условиям, как в предыдущем, и страну постиг тяжелый неурожай.

Надежда на разрешение зерновой проблемы была решающим фактором, побудившим пойти на ударную коллективизацию. Сама форма артели была выбрана не в силу особых мотивов социальной инженерии, а, как заявил Сталин, потому, что артель была наиболее целесообразной формой разрешения проблемы обеспечения госу­ дарства необходимым количеством хлеба. В 1929 г . Сталин утверж­ дал, что СССР «через каких-нибудь три года станет одной из самых хлебных стран, если не самой хлебной страной в мире» 59 . Дейст­ вительность теперь оказалась иной (сбор зерновых с 1926 по 1932 г ., в млн. т) 60 :

Проблема между тем становилась все более трудной. Численность населения, которое государству приходилось кормить из своих запа­ сов, выросла с 26 млн. чел. в 1930 г . до 33,2 млн. в 1931 г . и 40,3 млн. в 1932 г . 61 Следует учесть и массовый экспорт зерна для оплаты оборудования, закупленного за границей.

С зерновым переплетался также кризис животноводства. За пять лет коллективизации поголовье скота в стране сократилось напо­ ловину (в млн.) 62 :

363

Этим вызывалась крайняя нехватка мяса, молока, шерсти. Про­ изводство химических удобрений оставалось еще весьма далеким от запроектированного пятилетним планом, а тем временем стало не хватать и навоза. Кризис животноводства начался с момента «сплош­ ной» коллективизации. Им занимался XVI съезд ВКП (б). Сталин, Микоян, Яковлев утверждали, что эту проблему следует решать только «через организацию совхозов и колхозов» 63 . Эта установка также вызвала тяжелые последствия.

Некоторые из основных животноводческих районов находились в союзных республиках, где скот принадлежал кочевым или полу­ кочевым народностям. Коллективизация означала здесь также неизбежную перемену извечного образа жизни, переход к оседлости и частичному земледелию.

Сама по себе проблема кочевого населения не была новой. Начало ее решения, связанного с убеждением в необходимости направлять развитие этих народов к исторически более передовой форме социальной организации, восходило еще к 1928 г ., то есть ко времени, предшествовавшему насаждению колхозов. Подступы к решению этой задачи были подготовлены реформами, предусматривающими распределение среди беднейших слоев населения скота, отнятого у богатеев. Осуществить это все равно было трудно: тре­ бовалось строительство жилищ, общественных зданий, обеспечение инвентарем — все это было отнюдь не легким делом, когда ресурсы страны были подчинены выполнению программы индустриализации. Чтобы сделать процесс менее болезненным, он должен был, по крайней мере, проходить постепенно.

Что означало в подобных условиях осуществление коллективи­ зации, можно проследить на примере Казахстана, типичной страны кочевого скотоводства. Сама коллективизация здесь осложнялась тем, что проводили ее и руководили ею работники, воодушевленные наилучшими намерениями, но пришедшие со стороны, не знавшие ни казахского языка, ни казахского аула. Ко всему прочему они были русскими, что придавало всему мероприятию оттенок национального конфликта. Тем не менее и здесь в 1929 г . планировалась коллективизация на протяжении ближайшего года, создание коммун, колхозов-гигантов. В августе 1931 г . было вновь решено, что районы скотоводства должны «выйти на более высокие темпы коллективизации». Столкновения тогда разрослись до трагических пределов. Ходили разговоры о настоящем восстании, «подавленном кавалерией Буденного» 04 . Более точно известно, что из 566 тыс. семей кочевников, которым предстояло перейти на оседлый образ жизни, не менее 183 тыс. в конечном счете бежали в Китай вместе со скотом. В считанные годы поголовье сократилось с 19,2 до 2,6 млн. — настоящее опустошение 65 .

364

Борьба против колхозов

Тем не менее Советскому государству в целом колхозы обеспечили важное преимущество. Хотя в общем производство сельско­ хозяйственной продукции уменьшилось, государство смогло заготавливать большие количества ее. Этого нельзя было сказать, разумеется, о мясе или масле, но, конечно, можно было сказать о зерне. В 1928 и 1929 гг. было заготовлено 11 млн. т хлеба, в 1930 г . — 16 млн., а в 1931 и в 1932 гг., когда сборы были ниже, -свыше 22 млн. г. 66 Это зерно в подавляющей своей части было получено от колхозов, потому что крупные совхозы, на которые рассчитывал Сталин, не смогли развиваться предусмотренным образом и дали куда меньше, чем от них ожидали 67 . Государство оплачивало заготовленную продукцию по тем же ценам, что и в 1928 г .; рубль между тем обесценился, и крестьянину на приобретение тех же самых товаров приходилось расходовать гораздо больше денег — такова была одна из наиболее обременительных форм накопления, навязанных деревне. Но если закупочные цены оставались низкими, чрезвычайно высокой стала политическая цена заготовок. В самом деле, они превращались в борьбу государства с самими едва народившимися колхозами.

У коллективных хозяйств было меньше возможностей уклониться от сдачи продуктов. Но у них не было никакого желания продавать свою продукцию по низким ценам. Возникновение подобной ситуации уже предвидели бухаринцы во время дискуссии 1928 г . Сталин тогда ответил, что в таком случае колхозы оказались бы «под угрозой лишения субсидий и кредитов со стороны государства» 68 . После неудачного урожая 1931 г . этой угрозы было мало. В зерновых областях получил хождение лозунг «Сначала хлеб колхозникам, а потом государству». Оставалось взять его силой. Вина еще раз была возложена на кулаков, «проникших» в коллективные хозяйства. На самом деле сопротивление теперь исходило от самих руководителей колхозов, и в том числе коммунистов, которых на Кубани, например, обвинили в том, что они стали «фактическими проводниками саботажа» 69 . Их позицию можно понять, если вспомнить, что зимой 1931 г . колхозников заставляли сдавать в счет заготовок не только излишки, но и фураж, семена и даже продовольственное зерно 70 .

Лишь недавно созданные и плохо организованные, неспособные обеспечить своим членам соответствующую плату за их труд, колхозы находились под угрозой развала изнутри. Им не удавалось наладить внутреннюю дисциплину. Чувство общественной собственности отсутствовало, и колхозники без особых колебаний присваивали то, что попадалось под руку, будь то зерно или что иное. 7 августа 1932 г . на этот случай был принят самый что ни на есть Драконовский закон. Он приравнивал колхозную собственность к государственной и был направлен против хищений в колхозах, а

365

также на транспорте. В качестве неприкосновенного имущества рассматривались урожай на полях, скот, инвентарь, запасы на складах. Лицам, совершившим хищения, угрожал расстрел; при наличии смягчающих обстоятельств эта мера наказания могла заменяться тюремным заключением на срок не менее 10 лет, которое не подпадало под действие амнистий. Сталин потребовал «строжайшего его проведения в жизнь» как «первейшего долга каждого коммуниста, каждого рабочего и колхозника» 71 . Сегодня советский историк, подтверждая рассказ очевидца, сообщает, что в 1932—1933 гг. этот закон применялся не только против действительных расхитителей, но и против лиц, «совершивших незначительные проступки» 72 .

Столкновение с колхозами приобрело трагическую окраску осенью 1932 г ., когда второй раз подряд урожай оказался плохим. То была самая ужасная из заготовительных кампаний и, без сомнения, один из самых отчаянных периодов коллективизации. От крестьян — как колхозников, так и неколхозников — еще раз потребовали сдать все. Приводились случаи, когда в самих колхозах зерно закапывали в землю. Реквизиция проводилась беспощадными методами. Главные партийные руководители лично выехали в хлебные районы для руководства заготовками на местах. Наиболее подробные из дошедших до нас сведений имеются о событиях на Кубани и Дону, в районах, населенных казаками. Репрессии, которыми руководил Каганович, в массовом порядке ударили по партийным и советским работникам, руководителям колхозов и хозяйственных учреждений. Депортировалось население целых сел, поскольку действовал принцип, по которому каждый нес ответственность не только за себя, но и за соседа. В партийных организациях была произведена чистка, в результате которой из рядов партии было исключено 45 % членов. Нечто подобное происходило на Украине и в Белоруссии, где действиями руководил Молотов. Вспышки возмущения подавлялись. Аресты и депортации приняли массовый характер. В районы, сдавшие недостаточное количество зерна, прекращалась доставка потребительских товаров. Колхозные рынки были закрыты 73 .

В письме с Дона, получившем известность многие годы спустя, писатель Шолохов сообщал Сталину, что речь идет не об «отдельных случаях загибов», но об «узаконенном... методе», жертвами которого становятся «десятки тысяч колхозников»; что из-за этого «смертельно подорвано колхозное хозяйство района». В своем ответе Сталин признал, что «иногда наши работники... докатываются до садизма», но в то же время ополчился на «уважаемых хлеборобов», которых защищал Шолохов. Эти люди, писал Сталин, виновны в том, что оставляют без хлеба города, рабочих, армию и ведут «тихую войну» с советской властью 74 . Без хлеба, однако, в это время были сами крестьяне. Осенью 1932 г . начался голод, который совпал с официальным завершением первой пятилетки.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Я. А. Ивницкий. О начальном этапе сплошной коллективизации. — «Вопросы
истории КПСС», 1962, № 4, с. 56.

2 Пятнадцатый съезд ВКП(б), с. 1320—1321.

3 Шестнадцатая конференция ВКП(б), с. 328, 523; История СССР, т. 8, с. 464.

4 Там же, с. 341—351.

5 Б. А. Абрамов. Коллективизация сельского хозяйства в СССР. — «Очерки исто­
рии коллективизации сельского хозяйства в союзных республиках». М., 1963, с. 90;
История СССР, т. 8, с. 542.

6 Шестнадцатая конференция ВКП(б), с. 629.

7 Пятнадцатый съезд ВКП(б), с. 1364; В. А. Сидоров. Ликвидация в СССР кула­
чества как класса. — «Вопросы истории», 1968, № 7, с. 22—23.

8 Н. А. Ивницкий. Указ, соч., с. 56—57; В. П. Данилов. Социально-экономические
отношения в советской деревне накануне коллективизации. — «Исторические записки»,
№ 55, с. 132; М. Л. Богденко. К истории начального этапа сплошной коллективизации
сельского хозяйства СССР. — «Вопросы истории», 1963, № 5, с. 28.

9 Материалы по истории СССР, т. 7, с. 245; М. Fainsod . Smolensk .., p . 240—241.
10 Материалы по истории СССР, т. 7, с. 242—243, 268—270; Я. А. Ивницкий.

Указ, соч., с. 64—65; «Правда» за август и сентябрь 1929 г . содержит немало аналогичных сведений.

11 И. В. Сталин. Соч., т. 12, с. 124—125, 132.

12 В. П. Данилов, Я. А. Ивницкий. Ленинский кооперативный план и его осущест­
вление в СССР. — «Очерки...», с. 43; Б. А. Абрамов. Указ. соч. — «Очерки...», с. 97;
М. Л. Богденко. Указ. соч. — «Вопросы истории», 1963, № 5, с. 24.

13 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 43, с. 60; КПСС в резолюциях, т. 4, с. 346—347.

14 И. В. Сталин. Соч., т. 12, с. 147—169.

15 С. Трапезников. Исторический опыт КПСС в социалистическом преобразовании
сельского хозяйства. М., 1959, с. 175—176.

16 Наиболее обширные сведения о работе комиссии помещены в: Я. А. Ивницкий.
История подготовки постановления ЦК ВКП(б) о темпах коллективизации сельского
хозяйства от 5 января 1930 г . — «Источниковедение истории советского общества».
М., 1964, с. 265—288. Другие сведения содержатся в указанных произведениях того же
автора: Вопросы истории КПСС, 1962, № 4; а также: М. Л. Богденко. — «Вопросы
истории», 1963, № 5.

17 КПСС в резолюциях, т. 4, с. 385.

18 A.Solzenicyn. Arcipelago Gulag. Milano, 1974, v. 1, p. 67; A. Nove. Op. cit., p. 1 (

19 Б. А. Абрамов. Указ. соч. — «Очерки...», с. 102; История СССР, т. 8, с. 547;
Исторический архив, 1956, № 1, с. 107—110; М. Fainsod . Smolensk .., p . 254—255.

20 Материалы по истории СССР, т. 7, с. 243.

21 Правда, 29 августа 1929 г .

22 Промышленность СССР, с. 226.

23 В. П. Данилов, Я. А. Ивницкий. Указ. соч. — «Очерки...», с. 31—32.

598

24 Коллективизация сельского хозяйства. Важнейшие постановления Коммунисти­
ческой партии и Советского правительства. 1927—1935. М., 1957, с. 267 (далее: Кол­
лективизация...); В. А. Сидоров. Указ. соч. — «Вопросы истории», 1968, № 7, с. 28—29;
Советское крестьянство, с. 285.

25 Н. А. Ивницкий. Указ. соч. — «Источниковедение...», с. 283 (примечание).

26 Советское крестьянство, с. 285—286; М. Fainsod . Smolensk .., p . 242.

27 М . Л. Богденко. Колхозное строительство весной и летом 1930 г . — «Истори­ческие записки», № 76, с. 21, 25—26.

28 Б. А. Абрамов. Указ. соч. — «Очерки...», с. 96.

29 Архивные документы, приведенные В. П. Даниловым, Н. А. Ивницким в указ,
соч. — «Очерки...», с. 41; Н. А. Ивницкий. Указ. соч. — «Источниковедение...», с. 284;
его же произв. — «Вопросы истории КПСС», 1962, № 4, с. 65—66.

30 М . А. Вылцан, Н. А. Ивницкий, Ю. А. Поляков. Некоторые проблемы истории коллективизации в СССР. — «Вопросы истории», 1965, № 3, с. 7; Б. А. Абрамов. Указ, соч. — «Очерки...», с. 95; История СССР, т. 8, с. 553.

31 В. К. Медведев. Ликвидация кулачества в Нижне-Волжском крае. — «История СССР», 1958, № 6, с. 26; В. А. Сидоров. Указ. соч. — «Вопросы истории», 1968, № 7, с. 30—31; Ф. А. Каревский. Ликвидация кулачества как класса в Среднем Поволжье. — «Исторические записки», № 80, с. 98; М. Fainsod . Smolensk .., p . 251—253.

32 Коллективизация.., с. 260—261.

33 История СССР, т. 8, с. 549.

34 Советское крестьянство, с. 280—281; Проблемы аграрной истории, с. 206.

35 Б. А. Абрамов. Указ. соч. — «Очерки...», с. 103; Советское крестьянство,
с. 281—282; A . Solzenicyn . Op . cit ., p . 63.

36 Б. А. Абрамов, Ф. М. Ваганов, В. А. Голиков. О некоторых вопросах истории первого этапа сплошной коллективизации сельского хозяйства. — «Вопросы истории КПСС», 1972, № 4, с. 34—35.

37 В. П. Данилов, Н. А. Ивницкий. Указ. соч. и Б. А. Абрамов. Указ. соч. — «Очер­
ки...», с. 44, ПО.

38 И. В. Сталин. Соч., т. 12, с. 188.

39 М. Л. Богденко. Указ. соч. — «Исторические записки», № 76, с. 22; Крестьян­ство и сельское хозяйство Сибири в 1917—1961 гг. Новосибирск. 1965, с. 75. Во втором источнике указывается для данного периода несколько более высокий уровень коллек­ тивизации (19,6 %), что, впрочем, не меняет сути дела.

40 Б. А. Абрамов. Указ. соч. — «Очерки...», с. 109—НО; История Коммунистиче­
ской партии Советского Союза. М., 1962, с. 404.

41 О позиции Косиора см. История СССР, т. 8, с. 544.

42 В. П. Данилов, Н. А. Ивницкий. Указ. соч. и Б. А. Абрамов. Указ. соч. —
«Очерки...», с. 45—46, 110—111; История СССР, т. 8, с. 555, 578.

43 И. В. Сталин. Соч., т. 12, с. 191 —199.

44 История СССР, т. 8, с. 557—558; В. П. Данилов, Н. А. Ивницкий. Указ. соч. -«Очерки...», с. 46—47; М. Л. Богденко. Указ. соч. — «Исторические записки», № 76, с. 27—29; И. В. Сталин. Соч., т. 12, с. 231—232; М. Fainsod . Smolensk .., p . 257—258.

45 Н. А. Ивницкий. Указ. соч. — «Вопросы истории КПСС», 1962, № 4, с. 66;
М. А. Вылцан, Н. А. Ивницкий, Ю. А. Поляков. Указ. соч. — «Вопросы истории»,
1965, № 3, с. 8.

46 М. Л. Богденко. Указ. соч. — «Исторические записки», № 76, с. 30—33.

47 Советское крестьянство, с. 262.

48 Коллективизация.., с. 290—293, 295—296.

49 34,4 % согласно: В. А. Сидоров. Указ. соч. — «Вопросы истории», 1968, № 7, с. 30.

50 XVI съезд ВКП(б). Стенографический отчет. М., 1930, с. 222.

51И. В. Сталин. Соч., т. 12, с. 333—334.

52 XVI съезд ВКП(б), с. 226, 997—1049.

53 В. П. Данилов, Н. А. Ивницкий. Указ. соч. — «Очерки...», с. 37; КПСС в резолю­циях, т. 4, с. 493—494; История КПСС, т. 4, кн. 2, с. 158; М. Fainsod . Smolensk , p . 258.

54 В. П. Данилов, Н. А. Ивницкий. Указ. соч. — «Очерки...», с. 51.

55 Коллективизация.., с. 378.

56 И. Е. Зеленин. Колхозное строительство в СССР в 1931 —1932 гг. — «История

599

СССР», 1960, №6, с. 23; М.А.Вылцан и др. Указ. соч. — «Вопросы истории», 1965, № 3, с. 9—10; КПСС в резолюциях, т. 4, с. 559—560.

57 И. Е. Зеленин. Колхозы и сельское хозяйство СССР в 1933—1935 гг. — «История СССР», 1964, № 5, с. 6.

58 Коллективизация.., с. 282—287.

59 Я. 5. Сталин. Соч., т. 12, с. 131 —132, 196.
60 Сельское хозяйство СССР, с. 196.

61Б. А. Абрамов. Указ. соч. — «Очерки...», с. 105.

62 А. Н. Малафеев. Указ, соч., с. 136.

63 И. В. Сталин. Соч ., т . 12, с . 333.

64 A.Solzenicyn. Op. cit, v. 1, p. 67.

65 Большая часть приводимых сведений взята из двух интересных работ по этому вопросу: С. С. Ивашкин. Роль рабочего класса в социалистическом преобразовании Казахстана (1918—1958). — «Вопросы истории», 1968, № 11; Ш. Юсупов. Из истории перехода кочевого казахского населения к оседлости. — «Вопросы истории», 1960, № 3; A . Nove . Op . cit , p . 201.

66 A . H . Малафеев. Указ, соч., с. 112.

67 М. Л. Богденко. Из истории строительства зерновых совхозов в 1928—1931 гг. —
«Исторические записки», № 56, с. 24.

68 Шестнадцатая конференция ВКП(б), с. 304—307; И. В. Сталин. Соч., т. 11,
с. 89—90.

69 С. Трапезников. Указ, соч., с. 262—263.

70 История СССР, т. 8, с. 590.

71 Коллективизация.., с. 423—424; И. В. Сталин. Соч ., т . 13, с . 209.

72 История СССР , т . 8, с . 584; Dante Cornell. 50 anni in Russia , s. 1, s. d, v. 2, p. 75.

73 В. П. Данилов, Н. А. Ивницкий. Указ. соч. — «Очерки..», с. 54—55; История СССР, т. 8, с. 589—590; Roy A . Medvedev . Op . cit ., p . 124—126, 484—485.

74 Текст приводится в книге: Я. С. Хрущев. Высокая идейность и художественное мастерство — великая сила советской литературы и искусства. — «О коммунистическом воспитании». М., 1964, с. 223—224.