Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Ваш комментарий о книге

Безгин В. Крестьянская повседневность (традиции конца XIX – начала ХХ века)

ОГЛАВЛЕНИЕ

Г л а в а 1. ТРАДИЦИИ ЗЕМЛЕДЕЛИЯ И ПЕРЕМЕНЫ В КРЕСТЬЯНСКОМ ЗЕМЛЕПОЛЬЗОВАНИИ

ТРУД НА ЗЕМЛЕ. ТРАДИЦИИ АГРОКУЛЬТУРЫ

Традиционным занятием русского крестьянства было земледелие. Земля и труд на ней выступали
для крестьянина основой его жизни. Хлебопашество сформировало у мужика особое, трепетное отно-
шение к земле. Не будучи по натуре сентиментальным, крестьянин в определениях земли использовал
самые нежные эпитеты: «матушка-земля», «земля-кормилица». Сакральное отношение жителей села к
земле обнаруживалось в распространенном обычае клятвы землей и в тех многочисленных деревенских
обрядах, которые были с ней связаны. В мировосприятии селянина земля – «дар Божий», а право на ней
трудиться – священно. Определение себя как «соли земли» выражало сознание крестьянами значимости труда
пахаря. Крестьянин – самоучка Т. Бондарев в начале ХХ века писал: «Как без Бога, так и без хлеба, так-
же без хлебодельца вселенная существовать не может»146. Характер аграрного труда выработал архетип
слитности крестьянина с землей. Обладание ей для русского мужика являлось высшей справедливо-
стью. Земледельческий труд для крестьянина был больше, чем просто процесс материального воспроиз-
водства, он составлял основу его духовной жизни. Неслучайно, что в восприятии великорусского паха-
ря «земля» и «душа» выступали понятиями одного порядка. Проницательный
А.И. Шингарев, итожа свои наблюдения за жизнью воронежских крестьян, отмечал: «Крестьяне во всех
своих разговорах и рассказах об их горестях, не перестают употреблять слова «Земля, земля, земля»,
«Душа … душа … душа», до бесконечности варьируя сочетание этих слов и эпизоды своего грустного
прошлого и настоящего, – ибо надежды есть и у них – на лучшее будущее»147.
Вполне закономерно, что разговор о сельской повседневности начат с характеристики земледельче-
ского труда, основы крестьянского существования. «Кормит не пашня, а нива» – говорили в деревне,
подчеркивая определяющее значение труда в получении конечного результата. Заботой о «хлебе на-
сущном» пронизана вся канва сельского бытия. От рождения и практически до самой смерти житель
села был включен в привычный круговорот работ земледельца. От пахоты до жатвы череда дней хлебо-
роба была наполнена изнурительным трудом по созиданию плодов земных. Для любого исследователя,
пытающего познать «великого незнакомца», наверное, нет более важной задачи, чем постижение со-
держания жизненного предназначения крестьянина – труда на земле.
Объектами научного интереса являются орудия и приемы обработки земли, произ-
водимые культуры, характер общинного землепользования, природа хозяйственного консерватизма,
роль традиций и новаций в экономическом укладе русского села.
Перечень выращиваемых в регионе сельскохозяйственных культур был в целом традиционен для
среднерусской полосы. Из злаковых культур это рожь, овес, ячмень, просо, гречиха. Ведущая роль при-
надлежала озимой ржи. В севообороте губерний Центрального Черноземья в 1880-е гг. она занимала 80
– 90 % посевных площадей. Предпочтение этой зерновой культуре, служащей главным средством пита-
ния земледельческого населения, было обусловлено ее неприхотливостью. Рожь хорошо переносила ка-
призы погоды, недостаток влаги, засоренность почв. В отличие от пшеницы рожь менее восприимчива к
болезням и более устойчива к полеганию. Плотный ржаной колос не осыпался во время жатвы, а зерно
легко хранилось в бытовых условиях. Самое главное, рожь не требовала многократной вспашки под по-
сев, и убирать ее можно было вплоть до выпадения снега. Ее отличала стабильная урожайность, что
имело особое значения для крестьянина, существование которого прямо зависело от того, что родит ни-
ва. Таким образом, господство ржи как основной зерновой культуры – итог многовекового воздействия
на агрикультуру русского земледелия – критерия целесообразности148.
Овес при своей неприхотливости к почвам и к агротехнике выступал одной из главных товарных
культур. Его продажа в крестьянских хозяйствах составляла главный источник денежных средств149.
Овес был необходим, что тоже не мало важно, для корма лошадей. Хозяйки ценили овсяную крупу, лег-
кую в приготовлении и сытную в еде. Преимущество овса в яровых культурах заключалось в том, что
для его производства требовалась минимальная обработка почвы, пахали и бороновали один раз. Вы-
годно для крестьян было и то, что сев овса осуществлялся в ранние сроки («Сей овес в грязь – будешь
князь»), густота посева экономила землю, зерно легко вымолачивалось. Правда, овес давал невысокий
урожай (сам – 3, сам – 4), зато постоянный. Хорош овес был и как предшественник. Посевы овса созда-
вали благоприятный агрономический фон, не случайно эту культуру называли и называют в деревне
«санитаром» полей.
Среди других яровых культур в регионе высевали просо, ячмень и гречиху. Гречу ценили как про-
довольственную культуру. Она не требовала тщательной подготовки почвы, как правило, пахали под
нее один раз и сеяли под борону. При этом гречиха, по словам крестьян, давала урожай и на «худых»
землях. Как и горох, гречиха являлась прекрасным предшественником. Она умягчала землю, и рожь по-
сле нее урождалась обильной и чистой. В последние два десятилетия ХХ века в Тамбовской губернии
производство гречихи заметно сократилось. Если в 1881 г. ей было занято 7,3 % посевных площадей, то
в 1887 г. – 3,3, а в 1917 г. – 0,6. Сокращение возделывания некогда распространенной культуры объяс-
нялось падением ее урожайности по причине истощения почв и значительным уменьшением пчеловод-
ства в губернии. Гречиху вытесняли овес и просо. Просо, давая более высокие урожаи в сравнении с
146 Бондарев Т. Трудолюбие и тунеядство или торжество земледельца. М., 1906. С. 55.
147 Шингарев А.И. Вымирающая деревня. Опыт санитарно-экономического исследования двух селений Воронежской губернии. СПб.,
1907. С. 218.
148 Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического прогресса. М., 2001. С. 39.
149 См.: Кашкаров М. Статистический очерк хозяйственного положения крестьян Орловской и Тульской губерний. СПб., 1902. С. 68 –
69.
гречихой, высевалось, главным образом, для «собственного потребления». Ячмень в крестьянских хо-
зяйствах исполнял роль страховки урожая озимых. Это скороспелая культура давала, хотя невысокий,
но гарантированный урожай, что было особенно важно в условиях рискованного характера российского
земледелия.
Из технических культур в регионе выращивали коноплю, лен, сахарную свеклу, картофель, табак. В
Курской, Воронежской и Орловской губерниях широкое распространение в крестьянских хозяйствах
еще с XVIII в. получила конопля. Производства этой культуры пример того, что традиции полеводства
не оставались неизменными, а были подвержены рыночной конъюнктуре. Несложная в технологии
возделывания она привлекала крестьян тем, что продукты ее переработки масло и пенька пользовались
устойчивым спросом150. «Дергунец» – пустоцвет конопли шел на производство посконного полотна, что
также было важно в условиях преимущественно натурального производства крестьянского двора. Посе-
вы конопли быстро истощали почвы и поэтому даже в условиях тучных черноземов требовали внесения
значительного количества удобрений. Под посевы конопли вывозили навоза вдвое больше, чем под
пшеницу. Поэтому конопляники устраивали на огородах или ближайшем к усадьбе наделе. Эта культу-
ра в регионе (преимущественно в Орловской губернии) сохраняла товарный характер на всем протяже-
нии всего периода конца XIX – начала XX вв. «Крестьяне много сеют коноплю, которая служит глав-
ным источником для взноса податей и повинностей», – сообщали в 1898 г. из Кромского уезда Орлов-
ской губернии151. Житель пос. Калиновский Болховского района Орловской области Н.С. Бондарев
(1920 г.р.), вспоминая свое детство, говорил интервьюерам во время полевой экспедиции . 2001 г.: «Вы-
ращивали все для себя: картошка, рожь, пшеница, большинство сеяли коноплю. На конопле выруча-
лись, на волокне. Из семян оставляли себе только на посев, остальное гнали на масло – это самое луч-
шее растительное масло, само духовитое»152.
Лен преимущественно возделывался в северной части региона, главным образом, в Темниковском и
Елатомском уездах Тамбовской губернии. Там сеялся лен-долгунец на волокно, имеющее прочную ре-
путацию на льнопрядильнях центральной России. На черноземе выращивали лен, дающий сравнительно
много семени и мало волокна, которое было гораздо худшего качества, чем волокно северного льна. Все
добываемое льняное семя продавалось, волокно собирали крестьяне и использовали на нитки и холсты.
Развитие перерабатывающей промышленности в Центральном Черноземье вызвало потребность в
сырье, как следствие в регионе увеличилось производство картофеля и сахарной свеклы. В «Обзоре
Тамбовской губернии за 1881 год» отмечалось: «Если подобное прогрессивное возрастание количества
перерабатываемого на винокуренных заводах картофеля будет продолжаться, то посев его, несомненно,
увеличится. А при ведении картофеля в севооборот существующая в настоящее время трехпольная сис-
тема по необходимости должна будет смениться многопольною, что, несомненно, приведет к улучше-
нию земледелия»153.
В последние два десятилетия ХIХ – начале ХХ вв. производство корнеплодов в крестьянских хозяй-
ствах увеличилось, но их доля в посевах продолжала оставаться незначительной. Сахарную свеклу вы-
ращивали жители сел, расположенные вблизи сахарных заводов. Наибольшее их число в регионе при-
ходилось на Курскую губернию. В период войны и революций (1914 – 1921 гг.) производство техниче-
ских культур в регионе значительно сократилось. При сокращении посевных площадей под картофелем
произошло увеличение доли этой культуры на крестьянских огородах. Теряя свое значение в качестве
технической культуры, картофель в эти годы играл все большую роль как продукт питания.
Повседневные потребности крестьянской семьи определили перечень сельскохозяйственных куль-
тур производимых земледельцами. Их выбор зависел от качества почв, погодных условий, урожайности
и т.п. Производство «рыночных» культур было обусловлено нуждой крестьян в средствах необходимых
для уплаты налогов и приобретения промышленных товаров.

Орудия труда. Приемы обработки земли

Составной частью земледельческой культуры русской деревни являлись приемы обработки земли.
Многовековой опыт хлеборобов выработал систему технологических операций, направленных на полу-
чение урожая. Повседневные заботы крестьянина практически в любое время года были прямо или кос-
венно связаны с землей. И это объяснимо. Ведь от того, как «родит» нива, зависело существование кре-
150 См.: Милов Л.В. Указ. соч. С. 156.
151 Архивохранилище Российского этнографического музея (АРЭМ). Ф. 7. Оп. 2. Д. 1161. Л. 1.
152 Там же. Ф. 10. Оп. 1. Д. 122. Л. 32об.
153 Обзор Тамбовской губернии. 1881. Тамбов, 1882. С. 4.
стьянской семьи. В основе традиций крестьянского земледелия лежали Божественные установлении о
предназначении человека кормиться от трудов праведных, добывая свой хлеб в поте лица.
В конце XIX в. обработка земли в большинстве производилась традиционными орудиями труда.
Набор сельскохозяйственных орудий, составлявший принадлежность крестьянского двора, был при-
мерно одним и тем же: это борона, коса, серп, цеп, каток, мялка, крюк для таскания пеньки154. Земское
обследования Тамбовской губернии, проведенное в первой половине 1880-х гг., обнаружило повсемест-
но сошную вспашку и цепную молотьбу хлеба155. По сообщению за 1898 г. информатора Н.И. Козлова,
крестьяне села Студенка Кромского уезда «землю пашут сохами и скородят (т.е. боронят) деревянными
боронами. Рожь жнут серпами, а яровые косами. Плугов-скоропашек, железных боронок у них нет»156.
Хлеба молотили, как и отцы и деды, цепами, молотилки были редкостью. Сельские корреспонденты
упоминали о наличии молотильных машин лишь у отдельных хозяев. В одном случае такая машина бы-
ла у старосты, в другом молотилкой владел местный богач, который молотил односельчанам хлеб из
расчета 15 коп. с копны157.
Преобладающим пахотным орудием в селе конца XIX – начала
ХХ вв. являлась традиционная соха. Это объяснялось рядом причин. Соха являлась универсальным
орудием, она использовалась во вспашке, севе, культивации. Конструктивная простота сохи позволяла
производить ее модификацию, наиболее известная – косуля. «Можно удивляться разнообразия видов
русской сохи в различных местностях нашего Отечества, – писал известный этнограф Д.К. Зеленин, –
едва ли не в каждой волости существует особая разновидность сохи, сообразно с местными условиями
почвы»158. Функциональные особенности сохи наглядно проявлялись в ее сравнении с плугом. «Плугом,
– рассказывал крестьянин с. Митрополье Тамбовской области, – конечно, глубже вспашешь, но плугом
не регулируешь глубину вспашки по ходу, как сохой. Всегда знаешь, где рукой поддержать, надо и ру-
кой поднимешь, когда чувствуешь, что соха «ушла» 159». Важным достоинством сохи выступала ее де-
шевизна. Практически каждый крестьянин мог ее «сладить» из подручных материалов. А железный
сошник и полицы за небольшую плату мог сделать любой «доморощенный» кузнец. Соха в отличие от
плуга была легка, и тащить ее было под силу самой захудалой лошадке. Плуг же требовал двух лоша-
дей, а они были не в каждом крестьянском дворе. По справедливому замечанию Д.К. Зеленина, «досто-
инства сохи не столько чисто сельскохозяйственного свойства, сколько характера экономического и со-
циального. Поэтому русский крестьянин продолжает держаться за свою матушку – соху». Малороссий-
ский плуг в регионе использовался юго-западных уездах Курской губернии и южных уездах Воронеж-
ской губернии. Такой плуг был незаменим при разделке тучного чернозема. В указанных местностях в
качестве тягловой силы использовали волов или несколько лошадей. Недостатком плужной пахоты был
ее более медленный темп, чем при обработке земли сохой. Фактор времени для хлебороба всегда имел
большое значение. Широкое распространение плуг в русской деревне получил к середине 1920-х гг.
Уже упомянутый житель орловского села вспоминал о своем детстве: «Пахали, я еще захватил на сохе.
Потом плуга еще появились в 27 году. Я еще пацаном был, пристал к отцу: «Пап, купи плуг на коле-
сах». Он поехал в Болхов, там купил плуг и оттуда на руках его катил, а это 20 километров»160.
Отдельные исследователи, подчеркивая рутинный характер аграрного производства, в качестве
примера приводили данные о низкой обеспеченности крестьянских хозяйств плугами. По их мнению,
отсутствие плугом не позволяла земледельцам производить качественную вспашку, проще говоря, па-
хать достаточно глубоко. Действительно, плуг пахал глубже, но кто сказал, что такая глубокая вспашка
была наиболее эффективна? Напротив, с учетом печального опыта глубокой пахоты советского перио-
да, современные передовые хозяйства используют метод поверхностной обработки земли, пары не под-
нимают, сеют по стерне, семена заделывают с помощью неглубокого рыхления, сохраняют, а в некото-
рых случаях создают искусственно мульчирующий слой. Отсутствие плугов в большинстве крестьян-
ских хозяйств в конце XIX – начале XX вв. было не бедой, а благом для русской деревни.
В противном случае истощение почв, падение естественного плодородия земли с которыми столкнулось
крестьянство в конце XIX в. наступило бы значительно раньше. «Крайне мелкая пахота, истощая верх-
ний почвенный слой, сберегает производственные силы нетронутого грунта. Если бы крестьяне давно
обрабатывали свои наделы плугом и вели при том теперешнее экстенсивное хозяйство без удобрений,
154 См.: АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1276. Л. 2.
155 См.: В.В. (Воронцов В.П.) Прогрессивные течения в крестьянском хозяйстве. СПб., 1892. С. 230.
156 АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1161. Л. 1.
157 Там же. Д. 1276. Л. 2.
158 Цит. по: Федоров В.А. Земледельческие орудия в Центральной России в первой половине XIX в. // Аграрные технологии в России
IX – XX вв. Материалы XXV сессии Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. Арзамас, 1999. С. 124, 126.
159 Тамбовский областной краеведческий музея. Отдел фондов. Материалы полевой экспедиции 1993 г. Отчет С.В. Кузнецова. С. 7.
160 АРЭМ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 122. Л. 32об.
то наш чернозем, в самом деле, был близок к банкротству» – писал В.К. Головин еще в 1887 г.161 Со-
временные земледельцы в целях улучшения бонитета земель, повышения ее плодородия, используют не
только опыт академика Мальцева, но и приемы обработки земли наших предков.
Сроки обработки земли (пахота, сев) определялись многолетними фенологическими наблюдениями.
Жесткая зависимость земледельческого труда от погодных условий нашла свое отражение в народных
приметах. Приметы жителей села «на погоду», «на урожай» были органично связаны с перечнем тради-
ционно выращиваемых культур и природно-климатическими особенностями данной местности. Суть
этого опыта землепашца хорошо передал исследователь середины XIX в.
М. Стахович. «Он (т.е. крестьянин) знает, когда что посеет, в какой день, даже в какой час дня, по весь-
ма верным приметам, например, когда и в какой день, за столько-то месяцев, шел зимой снег или свети-
ло солнце и т.д. Но он приобрел все эти сведения не пытливостью эксперимента, а опытом жизни,
сросшись, так сказать, со своей природной местностью. Он видит на аршин в землю, никакое земледе-
лие не определит вам хозяйственного достоинства той или иной десятины, как он это знает исстари, по
преданиям отца и деда, и так сказать по чутью»162. Агрономия – это местное искусство. Многолетний
опыт хозяйствования в сочетание со знанием особенностей почв, природно-климатических условий и
местного ландшафта позволял крестьянам определить наиболее рациональные приемы обработки зем-
ли.
Качество обработки пашни выступало залогом хорошего урожая. «Землю под озимые и яровые ста-
раются перепахать три раза», – делился своими наблюдениями в конце XIX в. корреспондент этногра-
фического бюро из Орловской губернии163. В Курской губернии дважды пахали под яровую пшеницу,
мак, просо, коноплю, лен. Количество вспашек определялось качеством земли, наличием в ней влаги и
особенностями высеваемой культуры Академик Л.В. Милов выявил поразительное многообразие в
применении количества и характера вспашек по разным районам страны. Для изучаемого региона в
большей мере при вспашке использовалось «двоение»164, что не исключало при необходимости и 3 – 4-х
кратные вспашки. Вспашка осуществлялась «загонами». Ширина такого «загона» колебалась от 2,5 до 4
аршин. Середина его была поднята на полторы – три четверти, края имели пологий скат. Между «заго-
нами» имелись борозды для стока воды. Глубина вспашки зависела от качества земли, ее влажности и,
конечно же, от свойств высеваемой культуры.
Говоря о качестве обработки полей, не следует забывать о производственных возможностях кресть-
янских хозяйств. Упреки в адрес земледельцев отдельных исследователей в небрежном отношении к
вспашке справедливы лишь отчасти. Порой крестьянин не мог должным образом подготовить землю к
посеву не по своему невежеству или лености, а потому что не имел физических сил, а в большей мере
хозяйственных возможностей выполнить все необходимые операции. «Сами крестьяне Усманского уез-
да (Тамбовская губерния) сознают недостатки своего хлебопашества, – писал земский статистик Н. Ро-
манов, – но указывают на то, что большинство их не может вести его лучше. Обработка земли бывает
плоха и поспешна, потому что лошади у крестьян плохи и много приходится работать у частных земле-
владельцев. Многие запаздывают со взметом пара и не делают вторичной вспашки, теряя время на ра-
боту по найму. Посевы овса и проса без предварительной вспашки земли не считаются правильными, но
многие спешат со своими работами для работ в чужом хозяйстве и поэтому делают самое необходимое.
По той же причине посевы всех хлебов у многих бывают несвоевременными»165. Фактор времени, как
дамоклов меч, постоянно довлел над русским мужиком. Не спасало положение применение в авральный
период женского и детского труда. Низкая рентабельность крестьянских хозяйств в сочетании с необхо-
димостью уплаты податей делало сторонние заработки практически неизбежными.
Часто современные исследователи оценивают хозяйственную деятельность русского пахаря вне
учета объективных условий сельского производства. Разве крестьянин не знал о пользе раннего взмета
пара? Конечно же, знал, но вынужден был его откладывать до Иванова дня, а то и до Петрова дня все
из-за той же пастьбы на парах деревенского стада. В отсутствии и пастбищ паровые земли использова-
лись крестьянами для выгона скота. Наивно было бы предполагать, что русский мужик не знал о том,
что поле, перепаханное под зиму, даст больший урожай, чем обработанное весной. Не делали этого по-
тому, что череда неотложных работ в страдную пору и по ее окончанию просто не оставляла для этого
161 Головин К. Община в литературе и действительности. СПб., 1887.
С. 141.
162 Стахович М. История, этнография и статистика Елецкого уезда. М., 1857. С. 33.
163 АРЭМ. Ф. 7. Оп. 2. Д. 1161. Л. 1.
164 См.: Милов Л.В. Указ. соч. С. 102 – 103.
165 Цит. по: В.В. (Воронцов В.П.) Указ. соч. С. 25.
времени. А в результате «жнивье с осени часто и совсем не вспахивают, а весной сеют зерновые по невзме-
танному полю»166.
Большое значение, если не решающее, для получения урожая имел верно, выбранный срок сева.
Традиции земледелия, основанные на многовековом опыте, играли в этом главную роль. «День – год
кормит» – эта деревенская пословица как раз и выражала решающее значение верного определения сро-
ков сева той или иной культуры. Сев яровых культур (овса, пшеницы) в Тамбовской губернии обычно
начинали с «Егория» (9/22 мая). «На Егорий – резвая соха». При определении сроков пахоты и сева
прислушивались к мнению стариков, часто им принадлежало решающее слово. В распоряжении стари-
ков, носителей традиции, был весь многовековой опыт хозяйствования на земле предыдущих поколе-
ний. Здесь учитывалось все: степень прогрева почвы и воздуха, определяя это по стадиям развития до-
машних и дикорастущих растений, по поведению насекомых и животных и т.п. Вся эта совокупность
примет в сочетании собственного земледельческого опыта позволяла определить максимально благо-
приятные сроки сева той или иной культуры. Помещик А.И. Кошелев писал о приметах такого рода в
середине XIX века: «Настоящий хозяин никогда не пренебрегает подобными обычаями насчет времени
посева хлебов. По собственному опыту знаю, что в этом деле, как и во многих других, велика народная
мудрость. Не раз случалось мне увлекаться советами разных сельскохозяйственных книг и сеять хлеба
ранее обычного времени и всегда приходилось мне в этом раскаиваться»167.
Характерно, что основные полевые работы в селе были «привязаны» к церковным праздникам. Так
взмет пара в Тамбовской губернии осуществлялся после «Тихвинской» (26 июня/9 июля), а озимые
культуры, как правило, сеяли на Второй Спас (6/19 августа)168. То, что православные праздники в аг-
рарном труде хлеборобов являлись своеобразными вешками, определяющими временные границы зем-
ледельческих операций, еще раз доказывает значение веры Христовой в сельском бытие. Представители
образованного общества считали невежеством, что крестьянин в праздник не выходил в поле даже в
страдную пору. Министр земледелия А.С. Ермолов сетовал по этому поводу: «Опаздывают крестьяне с
посевом озимых и яровых. Большой помехой в этом деле служат праздники. Пасха приходится порой в
самый сев яровых, а крестьяне празднуют восемь, а иногда и десть дней. А в период сева озимых в пер-
вой половине августа, в лучшее время опять ряд праздников Первый Спас, Второй, Успение»169. Что
можно сказать на это? Есть хорошая русская пословица «У Бога дней много». Известно, что Пасха
праздник «плавающий», и не факт, что она совпадала со временем наилучшей кондиции земли для сева.
Крестьянская память хранила и в качестве назидания передавала из поколения в поколение описания
случаев «случайных» и внезапных смертей или увечий тех, кто попытался нарушить запрет на работу в
праздник. Эта традиция прошла испытание временем. В наши дни знакомый председатель колхоза (по-
новому гендиректор ООО) на мой вопрос: «Будешь ли сеять в Пасху?» – ответил, – «А что толку, поло-
вина техники сразу поломается, и, не дай, Бог трактором кого придавит! Это уже проверено».
В хозяйственных традициях русского села важное место занимали приемы и способы ухода за по-
севами. Коллективный крестьянский опыт зафиксировал основные этапы произрастания посевов с уче-
том локальных условий сельскохозяйственного производства. Например, опахивание (окучивание) кар-
тофеля производилось сохой. Количество проходов зависело от качества почвы и погодных условий ме-
стности. На легких и сухих почвах было достаточно одного опахивания. На тяжелых почвах, с высоким
уровнем грунтовых вод, количество окучиваний увеличивалось170. Традиции крестьянского земледелия
требовали от селянина гибкого подхода, оставляли простор для проявления его инициативы. Поколе-
ниями крестьян были выработаны необходимые вспомогательные приемы, обеспечивающие благопри-
ятные условия для роста посевов и их созревания. Но даже тогда, когда крестьянин сделал все как по-
ложено, он не мог быть до конца уверен в том, что получит ожидаемый урожай. «Человек предполагает,
а Бог располагает». И сегодня в условиях передовой агрикультуры и современной техники сельскохо-
зяйственное производство остается наиболее рискованной формой бизнеса. Крестьянин в своих трудах
традиционно полагался на волю Божью. И в этом уповании не следует видеть распространенный
«авось». Это было четкое осознание ограниченности человеческой тщеты и могущества Творца.
Страда – самое напряженное время для русского крестьянина, пик его производственной активно-
сти. Обычными орудиями уборки хлеба для крестьян служили коса и серп. Использование их в жатве
различалось даже в пределах одного уезда. Священник Павловского уезда Воронежской губернии В.Ф.
Никонов о приемах жатвы хлебов писал следующее: «Около Петрова дня поспевает рожь. В южных се-
166 Ермолов А.С. Наши неурожаи и продовольственная помощь. Ч. II. СПб., 1909. С. 147.
167 Цит. по: Громыко М.М., Буганов А.В. О воззрениях русского народа. М., 2000. С. 279.
168 Тамбовский областной краеведческий музея. Отдел фондов. … Отчет С.В. Кузнецова. С. 2 – 3.
169 Ермолов А.С. Указ. соч. С. 148
170 См.: Тамбовский областной краеведческий музея. Отдел фондов … Отчет С.В. Кузнецова. С. 12 – 13.
лениях рожь, как правило, косят, а в северных – жнут»171. Яровые культуры в селах Центрального Чер-
ноземья убирали преимущественно косами. Рационализаторская мысль русского мужика создала
несколько модификаций этого, казалось бы, примитивного орудия. Нехитрые приспособления к косам
(крюк), «литовка» позволяли производить уборку тех или иных культур наиболее эффективно. Озимую
рожь жали серпом. Серп использовался также, если колосья овса и ячменя были густые, высокие, с
крупным зерном. Крестьяне считали, что «серповая уборка аккуратнее косовой». Она хотя и требовала
больше времени и сил, зато была более тщательной, с наименьшими потерями зерна. Большую роль иг-
рал фактор времени, когда в краткую страдную пору приходилось одновременно «и пахать, и сеять, и
жать». Поэтому зерновые для поспешности нередко приходилось убирать косой. Этнограф М.М. Гро-
мыко верно указывает на многообразие приемов жатвы, гибкого чередования орудий уборки крестья-
нами в зависимости от времени суток, культуры, зрелости зерна и т.п.172
Сжатый или скошенный хлеб вязали в снопы. Для первичной просушки их оставляли в поле, со-
ставляя в «крестцы». Обычно в крестец входило 13 снопов. Крестцы стояли в поле недели две, а затем
их перевозили на ток. Обмолачивали зерновые, как правило, цепами. Просушенные снопы раскладывали
рядами на току, а «молотильщики» с цепами становились в два ряда (один против другого) и выколачивали
зерно. Затем зерно провеивали, подбрасывая его вверх деревянными лопатами при легком ветре, в результа-
те чего оно отделялось от мякины173.
Повседневный труд русского земледельца, основанный на хозяйственном опыте предыдущих поко-
лений, характеризовался традиционными, и, в целом, рациональными приемами обработки земли.
Орудия труда были не столь примитивны и позволяли хлеборобам достаточно качественно произво-
дить необходимые технологические операции.

Природно-климатический фактор. Удобрение полей

В условиях экстенсивного характера развития аграрного сектора поиск новых посевных площадей
закономерно вел к распашке ранее необрабатываемых земель. По сведениям Центрального статистиче-
ского комитета распаханность земель в середине 80-х гг. составляла в среднем по губерниям: Воронеж-
ская – 68, Курская – 79, Орловская – 63, Тамбовская – 66 %174. Площадь пашни в Воронежской губер-
нии составила к 1887 г. 69,7 %, местами доходя до 90. «В районе Центрального Черноземья состав кре-
стьянских угодий за время, истекшее с
1861 г., существенно изменился, – писал Н. Бржевский в 1900 г. –
О целине и степях теперь нет и помину. Стремление к увеличению площади посевов повлекла за собой
распашку обширных лесных площадей, повсеместно наблюдается исчезновение луговых пространств,
пастбищ и выгонов. Распашка коснулась склонов и крутостей не только по балкам и логам, но даже по
берегам рек»175. Сведение естественной растительности на водоразделах и поймах рек, образование эро-
зионной сети, дренирующей территории, привело к изменению водного баланса. Уменьшился запас
грунтовых вод, понизился их уровень. Это в свою очередь привело к обмелению рек, сокращению их
длины, заилению водоемов. По данным отчета земского комитета Богучарского уезда Воронежской гу-
бернии, вследствие уменьшения водных запасов в
1898 г. «перегоны скота за 15 – 18 верст к водопою выходят из ряда исключений»176.
В начале ХХ в. эта тенденция сохранялась. Например, в Тамбовской губернии удельный вес пашни
стал приближаться к запредельному показателю в 80 %, сводя до минимума территории под лесами и
кормовыми угодьями. В масштабах Тамбовской губернии в период с 1900 по 1917 гг. площадь лесов,
лугов и пастбищ снизилась с 55 до 30 % от общей площади, что означало довольно быстрое превраще-
ние в пашню других категорий земель. Наиболее резкие изменения коснулись лугов: более чем на поло-
171 Никонов В.Ф. Быт и нравы поселян-великороссов Павловского уезда Воронежской губернии. СПб., 1861. С. 10.
172 Подробнее см: Громыко М.М. О воззрениях русского народа … С. 288 – 289.
173 Тамбовский областной краеведческий музея. Отдел фондов … Отчет С.В. Кузнецова. С. 16.
174 См.: Вернер И.А. Курская губерния. Итоги статистического исследования. Курск, 1887. С. 109.
175 Бржеский Н. Очерки аграрного быта крестьян. Земледельческий центр России и его оскудение. СПб., 1908. С. 17.
176 См.: Алексеенко С.С., Курлов В.В. Антропогенная трансформация ландшафтов Воронежской губернии во второй половине XIX в.
// Население и территория Центрального Черноземья и Запада России в прошлом и настоящем. Материалы рег. конф. по ист. демограф. и
ист. географ. Воронеж, 2000.
С. 157.
вину они сократились в Спасском, Козловском, Лебедянском и Усманском уездах, почти на две трети –
в Тамбовском177.
С середины XIX в. в регионе активно шел процесс вырубки лесов, что привело к значительному со-
кращению к концу века лесных массивов. Причина этого явления заключалась в стремлении сельского
населения увеличить размер пахотных земель. И.А. Инцертов, описывая состояние природных богатств
в Козловском уезде Тамбовской губернии, отмечал: «Все сведено, все леса – большие и малые вырубле-
ны, места, ими занимаемые, расчищены и обращены под пашню»178. Земские источники содержат мно-
жество примеров варварского истребления лесов. Крестьяне, получившие к земельным наделам лесной
участок, стремились обратить его в пашню. Так, крестьяне села Куликово Усманского уезда Тамбов-
ской губернии имели леса 116 десятин и в первое трехлетие после его получения поспешили весь выру-
бить, а место расчистили под пашню179. Подобная картина наблюдалась и в других уездах губернии.
Например, крестьяне села Крюково (Молчаново) Хмелевской волости Козловского уезда весь лес выру-
били и отдали под распашку180. Вырубка лесов была продиктована практикой крестьянского землеполь-
зования и потребностью хозяйств в строительном материале и дровах. Думаю, что вряд ли можно гово-
рить о развитой экологической культуре крестьянства. Однако по мере сокращения лесных угодий,
сельские общества все чаще прибегали к мерам, направленным на сохранение и охрану общинных ле-
сов. Анализ производственной деятельности крестьянства показал, что жители села сознавали необхо-
димость природоохранных мероприятий и применяли их в своей повседневной практике. Так, в ряде
сельских общин Липецкого уезда крестьяне разводили лес. Посадка молодых саженцев производится
как мирское дело, по равномерной разверстке труда и под наблюдением старосты181. Эти действия но-
сили прагматический характер и были направлены на приведение среды обитания в состояние, пригод-
ное для жизни и хозяйствования.
В результате истребления лесов сельское население столкнулось с проблемой оврагообразования.
По словам одного из членов орловского уездного комитета «в непомерном развитии оврагов виновато
само крестьянское население». В Корочанском уезде Курской губернии вследствие образования овра-
гов, культурная площадь каждое десятилетие уменьшалась на 2 %, в некоторых волостях под оврагами
числится около 2/5 всех площадей182. Для крестьян борьба с оврагами в огромном большинстве случаев
была немыслима. Общинное владение при крайнем малоземелье, недостатке выпасов, растянутость и
раздробленность наделов, полное отсутствие знаний, средств, инициативы препятствовали этому. На
собрании в Борисоглебской земской управе констатировалось наличие множества оврагов, ежегодно
увеличивающихся от усиленной распашки земель. Мер к сокращению их роста, кроме вывоза крестья-
нами навоза, не предпринималось183. Ситуация изменилась в начале ХХ века. В 1900 году было выдано
пособие Теплинскому обществу для укрепления оврага Гончаров Верх, и начаты работы по укреплению
оврага Чернявского, лежащего на границе Лебедянского и Елецкого уездов Тамбовской губернии. Для
закрепления и облесения летучих песков устраивались питомники. Одним из первых организацией пи-
томника занялось Больше-Хомутецкое общество Лебедянского уезда. Оно отвело для него 2 десятины
под предполагаемую площадь облесения 500 десятин184.
Проблема экологической составляющей крестьянской экономики, безусловно, требует дополни-
тельного изучения. Но утверждать, что крестьяне не проводили природоохранительные мероприятия,
было бы неверно. Правда, возможности в этом вопросе сельского мира были ограничены. Однако сле-
дует отметить, что когда такие средства находились, они употреблялись, исходя из приоритета коллек-
тивных интересов, именно на восстановление общинных угодий. Современник, представитель просве-
щенного общества, по этому поводу писал следующее: «Мир лишь в редких случаях тратился на улуч-
шение своей поземельной собственности, на такое улучшение он жалеет даже затраты простого труда.
Затем и в этих немногих случаях он исключительно обращает внимание на те виды угодий, которые
вполне остаются в общинном владении, т.е. лес, и на луга, где доля каждого домохозяина идеальна
177 Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 478. Оп. 2. Д. 233. Л. 24.
178 Цит. по: Черменский П. От крестьянского права к Октябрю в Тамбовской губернии. Очерк экономики и культуры дореформенно-
го периода 1861 – 1917 гг. Тамбов, 1928. С. 30.
179 Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии. Т. 9. Тамбов, 1885. С. 22.
180 Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии. Т. 2. Тамбов, 1881. С. 120.
181 Вениаминов П. Указ. соч. С. 210.
182 Бржеский Н. Указ. соч. С. 19.
183 Масальский В. Овраги черноземной полосы России, их распространение, развитие и деятельность. СПб., 1897. С. 9.
184 Сборник-календарь Тамбовской губернии на 1903 год. Тамбов, 1903.
С. 27, 28.
большей частью, отводится ежегодно на новом участке. Общинное земледелие наименее благоприятст-
вует улучшению самых ценных частей надела: пашни и огородов»185.
Низкая агротехника и недостаточное использование удобрения ставили земледельцев в зависимость
от природных условий. Изменение климата в конце XIX в. происходило по всей черноземной полосе.
Об этом писал в своих воспоминаниях сын Л.Н. Толстого Сергей. Его свидетельства относятся к 1873 г.,
но описанные им явления, очевидно, были и в последующие годы. Он сообщал: «Поэтому если пшеница
плохо родилась, а это случалось очень часто, потому что урожай зависел от того, пройдет ли два-три
дождя в мае, то они (крестьяне) не только терпели большие убытки, но и голодали. Это было непра-
вильное, а какое-то азартное земледелие»186. Если это и был азарт, то скорее азарт игрока в «русскую
рулетку». Большинство крестьянских хозяйств не располагало достаточным продовольственным резер-
вом, и каждый неурожайный год был для них тяжелейшим испытанием.
Влияние засух было связано с уменьшением лесов, развитием оврагов и изменением климата. Так,
на собраниях в комитетах по нуждам сельскохозяйственной промышленности в начале ХХ в. отмеча-
лось: «Климат центральной России изменяется к худшему, и это изменение с каждым годом прогресси-
рует, чем и объясняется падение урожайности. Причина тому – уничтожение лесов, увеличение посев-
ной площади и разрастание оврагов. Безлесье и овраги иссушают землю, мешают задержанию на ее по-
верхности снега и дождей, и засуха действует привольно, не встречая себе ни в чем помехи»187. Тради-
ция земледельческого труда выработала у русского мужика четкое осознание того, что состояние его
хозяйства зависит в большинстве своем от природных условий. Спустя четверть века, тамбовский кре-
стьянин писал в «Крестьянскую газету»: «Климат в последние годы принимает тропический характер: с
весны по исчезновению снега, не обрадует сердце крестьянина живительный дождик. Горестно смот-
реть крестьянину на погибающие хлеба, видя грядущий голод и сопряженные с ним лишение скота и
вымирание обитателей земли»188.
Следует признать, что изменение природно-климатических условий во многом являлось результа-
том хозяйственной деятельности русского крестьянства. Неурожай, повторяющиеся с завидным посто-
янством (раз в 7 – 9 лет), череда голодных лет, особенно голод 1891 года, все это побуждало крестьян
искать пути рационализации своей хозяйственной деятельности, совершенствовать приемы обработки
земли.
В условиях отсутствия свободных площадей увеличение производства сельскохозяйственной продук-
ции, возможно, было только повышением плодородия почв. Истощение почвы стало главной пробле-
мой, с которой столкнулось крестьянство Центрального Черноземья в начале
1890-х гг. Воронежский губернатор в отчете с тревогой сообщал: «Производительные силы земли год от
года видимо истощаются, так что по наблюдениям старожилов, за последние 20 – 25 лет, урожайность
уменьшилась почти вдвое. Одновременно с истощением земли умножается количество сорных трав»189.
Неблагоприятные последствия хозяйственной деятельности в сочетании с ухудшением климатиче-
ских условий подвигли крестьян к поиску возможностей повышения урожайности крестьянских наде-
лов при сохранении традиционной системы полеводства.
Повышения плодородия земли крестьяне традиционно добивались посредством удобрения полей
навозом. Вывоз навоза и способ его внесения зависел от качества почв. Навоз использовался только в
отношении озимых культур, так как рожь была более устойчива к сорняку. Удобрение парового поля
осуществлялась не часто. Причины того заключались в недостатке скота, использовании сушеного на-
воза для отопления, удаленность земельных наделов. Удобрения пара навозом производилось в Петров-
ский пост, начиналось в середине и завершалось к концу июня.
Отдаленность крестьянских наделов от усадьбы было главным препятствием для их удобрения. На-
воз в селе вывозился только на ближние участки. Селяне не обладали навыками экономического расчета
и, конечно же, не могли рассчитать величину затрат и определить доходность той или иной операции.
Но мужик располагал хозяйственной смекалкой, за его плечами был производственный опыт поколе-
ний. Все это подсказывало ему, что возить навоз на дальние участки невыгодно. Даже многие состоя-
тельные крестьяне с. Атюрев Темниковского уезда Тамбовской губернии считали невыгодным вывозку
навоза дальше, чем на 5 верст190. Наличие такой традиции подтверждалось выводами дореволюционных
ученых. По мнению экономиста Ф. Бара, каждая верста расстояния от усадьбы до поля уменьшала до-
185 Головин К. Община в литературе и действительности. СПб., 1887. С. 29.
186 Толстой С.Л. Очерки былого. М., 1956. С. 28, 30.
187 Скрипицын В.А.. Природные препятствия сельскому хозяйству. СПб., 1903. С. 4.
188 РГАЭ. Ф. 396. Оп. 2. Д. 60. Л. 75.
189 Библиотека РГИА. Всеподданийший отчет Воронежского губернатора за 1890 г. С. 6.
190 Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии. Т. 4. Тамбов, 1882. С. 71.
ход хозяйства на одну треть. Он в частности писал: «При вывозке навоза на пашни, находящейся на
расстоянии ? версты от хлевного двора можно сделать в известное время 15 – 18 оборотов, при удале-
нии в 2 версты – 5 – 6 оборотов, при расстоянии в 3 – 5 верст одна вывозка навоза может нередко стоить
более того хлеба, который народится от него на поле»191. Таким образом, дальноземье отдельных кре-
стьянских наделов являлось главным препятствием для их удобрения. Сталкиваясь с этой проблемой в
череде будничных забот, крестьяне еще раз убеждались в нерациональном расположении участков
пашни.
Другой причиной слабого удобрения полей являлся недостаток навоза, который возник по причине
сокращения поголовья скота в крестьянских хозяйствах. Это в свою очередь являлось результатом фак-
тического отсутствия выгонов и пастбищ. Уже в середине 80-х гг. XIX века пашня в Тамбовской губер-
нии составляла 68 % всех земельных угодий. По данным земской статистики в северных уездах Тамбов-
ской губернии на паровую десятину вывозили лишь 700 – 900 пудов, при потребности в 2400 пудов. В
южных малолесных уездах навоз и солома использовались на топку192. В орловской деревне на вопрос:
«Почему крестьяне не вывозят на поля навоз?». Они, с раздражением, отвечали: «Где унаваживать, ко-
гда протопиться нечем»193. Даже там, где навоз был в достатке, крестьяне были вынуждены продавать
его в помещичьи хозяйства194. Они делали это с целью пополнить свой тощий бюджет. Действия кре-
стьян диктовались хозяйственной нуждой.
Периодические переделы земли в сельских общинах не были препятствием для удобрения кресть-
янских наделов, как это утверждали критики общинных порядков. В качестве подтверждения этого вы-
вода приведем результаты наблюдения А.А. Риттиха. Последовательный противник формы общинного
землепользования (тем ценнее его мнение), он в своем исследовании писал: «В местностях, где начина-
лось удобрение полей, сроки жеребьевок удлинялись или совсем прекращались, унавоженные полосы
переделялись отдельно от не унавоженных или совсем исключались из передела. Большинство общин,
сохраняя переделы, нашло возможность перейти к травопольному хозяйству»195. В одном из обществ
Моршанского уезда Тамбовской губернии приговором сельского схода было решено: сделать новый пе-
редел всех полей сроком на 20 лет и при этом обязать всех крестьян свои полосы в полях унавоживать.
За несоблюдение данного решения предусматривались штрафы196. Знаток хозяйственной жизни сель-
ской общины В.П. Воронцов в конце XIX в. сообщал, что «в Острогожском уезде Воронежской губер-
нии удобрение полей только начинается, тем не менее, многие общины уже установили для жеребьевок
длинные сроки. А в ряде мест Центрального Черноземья коренные переделы не касались удобренных
участков»197. На мой взгляд, это выступало еще одним подтверждением хозяйственной гибкости общи-
ны, ее способность адекватно реагировать на производственные потребности крестьянских дворов. Об-
щинное земледелие было восприимчиво к новациям и способствовало их внедрению.

Трехпольная система и ее недостатки

Исторически сложившиеся трехпольная система земледелия в наибольшей мере соответствовала
как объективным условиям хозяйствования (почва, климат), так и экономическим возможностям кре-
стьянских дворов. «Живучесть трехпольного севооборот, – по мнению историка Л.В. Милова, – помимо
действенности фактора целесообразности и рациональности опиралась и на натуральный характер кре-
стьянского хозяйства»198. В конце XIX – начале XX в. в губерниях Центрального Черноземья трехполь-
ная система полеводства являлась господствующей. В большинстве своем просвещенное общество вос-
принимало трехполку как хозяйственный анахронизм, фактор, сдерживающий интенсификацию сель-
ского хозяйства. Крестьянство же продолжало упорно придерживаться традиционной системы полевод-
ства. На все предложения перейти к более рациональным приемам земледелия они неизменно отвечали,
что «будем хозяйствовать, как отцы и деды». И в этой мужицкой твердолобости был свой резон. Трудно
спорить с тем, что трехпольный севооборот снижал долю производственного риска. Высокая доля рас-
паханности земель в регионе фактически исключала возможность обновления пашни, делая систему
замкнутой. Исключение составляло то, что в отдельных местностях дальние участки на 3 – 4 года уво-
191 Бар Ф. Коренное преобразование крестьянского хозяйства и общинного землевладения. М., 1895. С. 41.
192 Иванюков И. Крестьянское хозяйство Тамбовской губернии (по данным земской статистики) // Русская мысль. 1887. Кн. 1. С. 6.
193 Бржеский Н. Указ. соч. С. 11.
194 В.В. (Воронцов В.П.) Указ. соч. С. 30.
195 Риттих А.А. Зависимость крестьян от общины и мира. СПб., 1903. С. 50.
196 Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии. Т. 3. Тамбов, 1883. С. 76.
197 В.В. (Воронцов В.П.) Указ. соч. С. 125, 126.
198 Милов Л.В. Указ. соч. С. 45.
дили в залежи, используя их в качестве сенокоса. Вновь поднятые залуженные участки давали обиль-
ный урожай.
Трехпольная система земледелия была не столь примитивна. Структура крестьянских посевов оп-
ределялась всей совокупностью условий хозяйствования: качеством почвы, особенностью ландшафта,
климатом и пр. Например, в Тамбовской губернии лучшие земли отводились под просо, в землях поху-
же сеяли овес. В низинах, на неудобьях выращивали горох или чечевицу. Паровое поле служило тради-
ционным средством повышения плодородия. Большой проблемой для крестьянства черноземной поло-
сы являлась засоренность почвы. По свидетельству источников, сорняки часто «забивали» хлеба, сни-
жая и без того невысокую урожайность. Повседневным и распространенным в Черноземье приемом
борьбы с дикорастущими растениями выступала толока. На использование парового поля для выгона
скота селян толкало отсутствие пастбищ. Крестьяне выгоняли скот на пары, которые быстро покрыва-
лись ненужной растительностью. В течение 10 – 15 дней, а иногда и более, скот выедал, выбивал копы-
тами сорняки. Крестьяне говорили, что «где более скот ходит, и земля от травы лучше выбита, там от-
менно хороший хлеб родиться»199. Толока давала определенный эффект в борьбе с сорняками, но одно-
временно вела к уплотнению поверхностного слоя и отодвигала сроки взмета пара. Данный агротехни-
ческий прием сохранялся в регионе и в первой четверти ХХ в. По воспоминаниям старожил села Ново-
томникова Моршанского уезда Тамбовской губернии, в 1920-е гг. на сельском сходе волостной агроном
призывал селян осуществлять ранний взмет пара. Мужики возражали, указывая на то, что в таком слу-
чае негде будет пасти скот200. Все стороны крестьянского производства были взаимосвязаны и взаимо-
обусловлены, поэтому всякая новация в одном из его компонентов неизбежно вызывало изменения в
системе в целом.
Объективные условия развития русской деревни вели не только к модернизации традиционной сис-
темы полеводства, но к поиску возможностей перехода крестьянского земледелия на многополье. Даль-
нейшее увеличение населения при ограниченности пахотных земель неизбежно вели к интенсивному
использованию сельскохозяйственных угодий. Земельные переделы к началу ХХ в. достигли своего
возможного максимума. Доведя земельно-распределительный механизм до совершенства, крестьяне с
точки зрения землеустроительной техники вполне могли освоить земли на четырех и более полей201.
Критики общинных порядков непременно обращали внимание на существование в крестьянском
землепользовании принудительного севооборота. Они считали, что диктат общины в порядке чередова-
ния культур сковывал хозяйственную инициативу селян. В данном случае происходила элементарная
подмена понятий, причину путали со следствием. На это обратил внимание еще П. Вениаминов. В сво-
ем фундаментальном труде он справедливо замечал: «Принудительный севооборот происходил не от
общинного земледелия, а от малоземелья, от необходимости обращать в выгон луг, жнивье и пар. Во
многих местах устанавливать принудительный севооборот заставляет такая чересполосица, при которой
проезд к одним полосам лежит через другие чужие полосы. Если при таком расположении полос каж-
дый стал бы сеять что угодно, то с многих полос нельзя было бы совсем собрать урожай, не испортив
при этом урожай соседей. Малоземелье и чересполосица – вот причины, заставляющие крестьян прибе-
гать к принудительному севообороту»202.
Следует признать, что власть адекватно реагировала на сложившую в селе практику регулирования
севооборота, придав ей правовую основу. Сенатским решением от 10.09.1891 г. за сельским обществом
признавалось право вмешательства в хозяйственную обработку и способы культуры, производимые от-
дельными домохозяевами на их надельных участках мирской полевой земли. Итак, принудительный се-
вооборот диктовался объективными условиями крестьянского землепользования. В то же время у хле-
бороба оставалось достаточно простора для проявления хозяйственной сметки. Урожай, собранный с
двух соседних полос, различался порой существенно. Не это ли подтверждение тому, что при равных
стартовых условиях, свою роль играли навыки и опыт земледельцев?
Процесс модернизации вызвал соответствующие изменения в системе крестьянского полеводства.
Оставаясь в целом натурально-потребительским, крестьянское хозяйство во все большей мере вынуж-
дено было ориентироваться на рыночную конъюнктуру. Это отразилось на системе севооборота. В на-
чале ХХ в. ряд сельских обществ региона стали практиковать травосеяние. Под воздействием деятель-
ности участковой агрономии отдельные сельские сходы принимали решения о переходе на многополье.
В посевных площадях увеличилась доля технических культур. Так, в Тамбовской губернии за период с
199 Он же. «Не поле кормит, а нива» (о роли архаичных элементов в русском земледелии XVIII века) // Аграрные технологии в России
IX – XX вв. Материалы XXV сессии Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. Арзамас, 1999. С. 7 – 23.
200 Тамбовский областной краеведческий музей. Отдел фондов … Отчет С.В. Кузнецова. С. 2.
201 Ефременко А.В. Земская агрономия и ее роль в эволюции крестьянской общины. Ярославль, 2002. С. 110.
202 Вениаминов П. Указ. соч. С. 193.
1881 по 1917 гг. посевные площади, занятые под картофелем и сахарной свеклой, выросли в 2 раза.
Традиционная система земледелия демонстрировала свою гибкость и возможность модификации под
влиянием менявшихся условий хозяйствования.
Другой причиной сдерживающей интенсификацию крестьянских хозяйств являлось дальноземье.
Отдаленность крестьянских наделов от усадьбы существенно увеличивала затраты по их обработке.
П.Н. Соковин в своей работе «Длиноземье и чересполосность крестьянских наделов в Курской губер-
нии» пришел к выводу, что чем дальше участок земли, тем больше требуется затрат труда и капитала;
по достижению известного предела, затраты эти увеличиваются на столько, что поглощают все доходы
с отдаленного поля, и его обработка становится убыточной203. По данным обследования, 4030 общин в
13 уездах Курской губернии только 54 % общин владели надельными землями на расстоянии не более
3-х верст от усадьбы. 753 общины или 18,7 % имели расстояние до своих полей от 3 до 5 верст. У 1098
общин (27,2 %) наделы находились на удалении от 5 до 10 верст. Но в губернии были сельские общест-
ва, имевшие надельные земли за 15 и более верст.
В Корочанском уезде 51 община располагала участками земли на расстоянии 15 – 40 верст от усадебной
оседлости. Две общины Новооскольского уезда даже имели отдельные особники в Воронежской губер-
нии в 40 – 60 верст. В Трубчевском уезда Орловской губернии около 50 общин имели не только сено-
косные, но и пахотные земли в 10 и более верст. В виду такой отдаленности владельцы не могли обра-
ботать эту часть своего надела и вынуждены сдавать их за самую ничтожную плату, вносимую нередко
водкой, а не деньгами204.
Сильно страдали крестьянские хозяйства от многополосицы. По данным обследования, 12 уездов
Европейской России, проведенного по инициативе ГУЗиЗ в 1913 г., дворы с 21 и более полосами со-
ставляли в общей сложности 28,6 %. Дворов с 1-3 полосами было всего 9,8 %205. Проблема многополо-
сицы в полной мере была характерна для крестьянских хозяйств центрально-черноземной деревни. В
начале ХХ в. в Воронежском уезде из 289 общин только 4 имели по одной полосе, а 169 общин имели
свыше 10 полос206. Многополосица увеличивала затраты рабочего времени и снижала эффективность
обработки крестьянских полей.
Проблемы дальноземья и многополосицы могли быть решены только посредством землеустройства.
Приближение земельных наделов к крестьянской усадьбе выступало непременным условием интенси-
фикации аграрного производства. В условиях модернизации страны, сопровождавшейся неизбежным
ростом товарности крестьянских хозяйств, это задача была наиболее актуальной. Известный аграрник
Н.П. Огановский писал по этому поводу: «Интенсификация земледелия требует, прежде всего, прибли-
жения земледельца к земле. Как показывает статистические исследования, предельное расстояние для
вывоза навоза на поле составляет не более двух верст от усадьбы. При увеличении числа вспашек, бо-
роновок и прочих полевых работ, опять таки только сокращение расстояния дает возможность более
интенсивной обработки земли»207. Столыпинское землеустройство наряду с другими задачами было
призвано решить и эту проблему.
Проблема аграрного перенаселения в губерниях Центрального Черноземья стояла особенно остро.
Демографическая ситуация конца XIX в. характеризовалась высоким естественным приростом сельско-
го населения. Вне зависимости от порядка землепользования крестьяне по мере увеличения населения
сталкиваются с проблемой малоземелья. Например, в обществе бывших государственных крестьян Ка-
зачьей слободы Богословской волости Данковского уезда Рязанской губернии земля была поделена при
ревизии 1858 г. на 693 души. Первый передел состоялся в 1880 г. земля была поделена на 950 наличных
душ, второй передел 1891 г. – 1062 наличных души, третий в 1901 г. – 1190. Увеличение числа мужских
душ в процентах выглядела следующим образом: 1880 г. – 37, 1891 г. – 53, 1901 г. – 72 %208.
По мере роста крестьянского населения неизбежно происходило уменьшение величины среднеду-
шевого надела. В среднем по Тамбовской губернии в середине 80-х гг. на наличную мужскую душу
приходилось – 2,5 десятины. Размер душевого надела на территории губернии не был одинаковым, он
варьировался по уездам, иногда весьма значительно. Так, на душевой надел приходилось земли в Бори-
соглебском и Липецких уездах – 3,4 дес., а в Шацком – 2 дес. Были общины, где душевой надел доходил
до 8 десятин, а в других он не достигал и десятины209. Наделами в 2,5 дес. в Елецком уезде владели 66,5
203 Цит. по: Бржеский Н. Указ. соч. С. 62.
204 Бржеский Н. Указ. соч. С. 60 – 61, 62.
205 Дубровский С.М. Столыпинская земельная реформа. Из истории сельского хозяйства крестьянства России в начале ХХ века. М.,
1963. С. 279.
206 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 279. Оп. 2. Д. 119. Л. 161.
207 Огановский Н.П. Аграрная реформа и кооперативное земледелие. Пг., 1919. С. 25.
208 Бржеский Н. Указ. соч. С. 80.
209 Иванюков И. Указ. соч. С. 2.
% крестьянского населения. В Сужданском уезде Курской губернии приходилось в среднем 5,8 дес. на
одного домохозяина или 1,03 дес. на наличную душу. Но около 28,5 % от общего числа домохозяев
имели участки менее 3 дес. на двор210. Аналогичное положение было и в Орловской губернии. В Ливен-
ском уезде на 280 тыс. населения приходилось 270 тыс. дес. земли, что составляло менее одной дес. на
душу211.
Земли крестьянам катастрофически не хватало. Переселения конца XIX – начала XX в. были незна-
чительны и проблему аграрного перенаселения не решали. Крестьяне с все большим вожделением
взирали на соседние экономии помещиков. Существующий надел не гарантировал условия физиче-
ского выживания сельской семьи. Сносное существование крестьянского двора в регионе мог обес-
печить посев в 10 десятин. По данным 1905 г. в Тамбовской губернии менее 10 дес. было у 98,2 %
бывших помещичьих и 78,1 % бывших государственных крестьян. Социальная напряженность в де-
ревне возрастала прямо пропорционально сокращению размера крестьянского надела.
Проблема имела и другую сторону. Крестьянское малоземелье выступало мощным побудительным
мотивом для интенсификации сельскохозяйственного производства. Не случайно, что в Тамбовской гу-
бернии бывшие помещичьи крестьяне имели более высокую культуру земледелия, чем бывшие госу-
дарственные. Так в Козловском уезде удобряли свои поля малонадельные общины бывших владельче-
ских крестьян. Хотя удобрение в Воронежской губернии распространено мало, тем не менее, оно боль-
ше практиковалось у помещичьих крестьян и при том со времени крепостного права. Первые попытки
удобрять землю в Борисоглебском уезде Тамбовской губернии, Обоянском уезде Курской губернии бы-
ли сделаны по преимуществу бывшими владельческими крестьянами212. Таким образом, именно ухуд-
шение условий хозяйствования, выразившиеся в измельчении надела и истощении почв, стимулировали
использования рациональных приемом обработки земли.

Аренда земли

Дефицит земли по причине значительного прироста сельского населения вызывал настоятельную
потребность в расширении посевных площадей. Традиционным решением этой проблемы в деревне яв-
лялась аренда. По данным земской подворной переписи 1880 – 1884 гг. тамбовское крестьянство арен-
довало у помещиков 441 539 дес. земли.
В число этих арендаторов входило 107 950 крестьянских хозяйств или 34,1 % всех крестьянских дво-
ров213. В Орловской губернии размер арендованной крестьянами земли составлял 179 122 дес. или 10%
к общему числу надельной земли. Из них в краткосрочной аренде находилось 117 800 дес., долгосроч-
ной – 61 322 дес214.
Аренда носила преимущественно краткосрочный характер. Одной из главных причин развития вне-
надельческой аренды, в особенности краткосрочной, является постоянная нужда крестьян в продоволь-
ствии. По Орловской губернии аренда на один год имела место в 2076 обществах или в 50,2 % всех об-
следованных обществ, а на несколько лет в 604 обществах, т.е. 12,2 %215.
Крестьяне вынуждены были прибегать к аренде в виду отдаленности их пашенных участков. В пер-
вую очередь это касалось крестьян, живущих в разных селениях, но имеющих один общий надел. В со-
держании отчета сенатора С. Мордвинова о ревизии Воронежской губернии приводился пример такой
хозяйственной ситуации. Крестьяне сел Гвазды и Клеповки Павловского уезда были вынуждены сда-
вать часть своих земли крестьянам соседних сел по 2 р. 50 коп. за десятину, а сами снимали ближе на-
210 Бржеский Н. Указ. соч. С. 11.
211 Там же.
212 В.В. (Воронцов В.П.) Указ. соч. С. 21 – 22.
213 Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии. Т. XIV. Тамбов, 1890. С. 98 – 103.
214 Кашкаров М. Указ. соч. С. 25.
215 Там же. С. 26
ходящиеся земли по 6 р.216 В данном случае община шла на дополнительные расходы, связанные с
арендой, с целью снижения производственных затрат своих членов.
Увеличения посевных площадей крестьяне региона традиционно достигали за счет аренды земель
местных помещиков. Условия аренды были самые разнообразные. Сельский учитель Н. Бунаков в конце
80-х гг. XIX в. по этому поводу писал: «По причине малоземелья крестьяне арендуют («снимают») зем-
лю у местных землевладельцев: «исполу», «по-третьям», за отработки, за деньги, из расчета 15 – 16 р. за
дес. Арендованная за деньги десятина дает 5 четвертей ржи, что по ценам последних лет, за вычетом
семян дает не более 15 – 16 р. дохода»217. В ряде мест аренда помещичьих земель носила отработочный
характер. В Тамбовской губернии за 1 дес. арендованной земли крестьяне обрабатывали 1,5 дес. поме-
щичьей земли. Помимо отработок вносили часть арендной платы деньгами от 1,5 до 13 р. (Кирсанов-
ский уезд) и от 1 до 8 р. (Моршанский уезд). При денежной аренде размер платы зависел от качества
почв и срока аренды земельного участка. Средняя цена при краткосрочной аренде в Тамбовском уезде в
1880-х гг. составляла 15 р. 28 коп., а при долгосрочной аренде – 6 р. 34 коп. Наиболее высокие цены при
краткосрочной аренде были отмечены: в Тамбовском уезде – 21 р., Липецком – 22 р., Кирсановском –
24 р. за десятину218. Арендная плата в уездах Орловской губернии с глубоким черноземом составляла 25
– 40 р. за десятину озимого посева и 25 р. за десятину ярового.
Нередко крестьяне не получали от аренды земли ожидаемого хозяйственного эффекта. Например,
средняя цена арендованной десятины под озимый посев в Малоархангельском уезде Орловской губер-
нии составляла 20 р. 80 коп. Чтобы получить эти деньги и возвратить семена, необходимо было собрать
с десятины не менее 50 пудов зерна
(9 пудов на семена и 41 пуд по 50 коп. для продажи), но средняя урожайность на крестьянской земле в
губернии составляла 45 – 50 пудов, следовательно, посев на арендованной земле мог дать выгоду только
в годы урожаев выше среднего219. Таким образом, аренда земли с экономической точки зрения, была
для крестьянина маловыгодной, а порой и убыточной. Большее денежное вознаграждение крестьянину
сулил найм. Однако он предпочитал арендовать землю, пусть и на невыгодных для себя условиях, ради
существования в качестве независимого хозяина. По авторитетному свидетельству В.Н. Воронцова:
«Крестьянин готов на материальные потери лишь бы сохранить нравственные выгоды, связанные с по-
ложением самостоятельного хозяина». С точки зрения рыночной экономики, такое положение необъяс-
нимо. Но крестьянин в своей хозяйственной деятельности руководствовался иными побудительными
мотивами. Работа не на рынок, а для собственных нужд, не извлечение прибыли, а удовлетворение по-
требностей крестьянской семьи и двора был доминантой существования жителей деревни220. И опять
мы видим, что хозяйственной деятельности русского земледельца был чужд голый экономический рас-
чет. Нравственный принцип был основополагающим в «моральной экономике» крестьянства.

Природа хозяйственного консерватизма

В обретении агрономического опыта русское крестьянство шло путем проб и ошибок. Такой эмпи-
рический подход был характерен для производственной деятельности жителей села в целом. Отсутствие
у крестьян знаний о рациональном чередовании культур, научно обоснованном севообороте, принципах
травосеяния приводила к тому, что они совершали ошибки, которые можно было избежать. «Культура
сельскохозяйственного растениеводства ведется каждым по пословице: «Кто во что горазд, – делился
своими наблюдениями в конце XIX в. один из курских землевладельцев. – Кладутся труды и средства
на разведение таких растений, которые опытами других давно признаны невыгодными, но об этих опы-
тах никто не знает»221. Соседство с экономиями помещиков-рационализаторов оказывало благотворное
влияние на состояние агрикультуры местного населения. Именно передовые помещичьи хозяйства ста-
новились для крестьян источником знаний о прогрессивных технологиях. В них крестьяне нередко
впервые знакомились с молотилкой, зерносушилкой и т.д. Наблюдая их работу и получая навыки, кре-
216 Мордвинов С. Экономическое положение крестьян Воронежской и Тамбовской губерний. Б.М. Б.Г. С. 18.
217 Бунаков Н. Сельская школа и народная жизнь. Наблюдения и заметки сельского учителя. СПб., 1906. С.61.
218 Птушкин Г. М. Развитие капиталистических отношений в деревне Тамбовской губернии в конце XIX – начале XX веков. Автореф.
… канд. ист. наук. Воронеж, 1953. С. 18.
219 Кашкаров М. Указ. соч. С. 28.
220 Зверев В.В., Даниэльсон Н.Ф. В.П. Воронцов: капитализм и пореформенное развитие русской деревни (70-е – начало 90-х гг. XIX
в.) // Отечественная история. 1998. № 1. С. 160.
221 В.В. (Воронцов В.П.) Указ. соч. С. 6.
стьяне нанимали машину для собственного пользования, а затем заводили и свою в одиночку или в
складчину222.
В большинстве своем маломощные крестьянские хозяйства объективно не имели возможности со-
блюдать все требования агротехники. Русские пахари прекрасно знали о необходимости периодическо-
го обновления семенного материала. Однако, по причине отсутствия денежных средств, в крестьянских
хозяйствах годами не проводилось необходимое обновление посевного материала. Отсутствие хороших
семян для посева приводило к тому, что крестьяне вынуждены были отказываться от производства той
или иной культуры. Как, например, крестьяне Моршанского уезда Тамбовской губернии, которые пере-
вели у себя семена гречихи и, не имея возможности приобрести новые, стали сеять просо223. Дурную
шутку с крестьянами играло механическое применение новаций. Бездумное увлечение той или иной
культурой приводило нередко к печальным последствиям. Так, крестьянские хозяйства Елецкого уезда
Орловской губернии увлеклись клевером, а потом не знали, как его вывести с полей. Причина подобных
ошибок заключалась в отсутствии знаний травяного севооборота, свойства кормовых трав, требований к
почве, климату, обработке земли224.
Что же лежало в основе хозяйственного консерватизма крестьян? Для изучаемого региона одной из
причин этого феномена являлись природно-климатические условия. Тучные черноземы, особенно в на-
чале их эксплуатации, давали богатый урожай. Это сослужило крестьянам дурную службу. Исследова-
тели деревни начала ХХ века причину отсутствия успехов в земледелии крестьян усматривали «в стара-
нии выбрать из почвы, как можно больше хлебных продуктов без соответствующей возделки и доста-
точного удобрения»225. «Русский крестьянин в делах улучшения полевого хозяйства вообще очень кон-
сервативен, – констатировал в своем исследовании (1908 г.) С.А. Шпилев. – В губерниях, наиболее пло-
дородных, возлагает больше надежду на силу земли, чем на качество обработки»226.
Другую причину консерватизма сторонние наблюдатели усматривали в особенностях крестьянской
психологии, в определенных чертах мужицкой натуры. Тамбовский губернатор в своем отчете импера-
тору за 1891 г. сообщал: «Причиной неудовлетворительного состояния крестьянского хозяйства явля-
ются не только устарелые системы по возделыванию и уборке хлебных полей, при отсутствии каких бы
то ни было знаний о способах ведения хозяйства, наиболее выгодных и рациональных, но еще более
крайняя беспечность и нерадения крестьян, при этом с чрезвычайным упрямством придерживающихся
старины»227. Большинство дореволюционных исследователей, оценивая производственную деятель-
ность крестьянина, отмечали его трудолюбие, способность работать на пределе физических сил, как го-
ворили в народе «до седьмого пота». Так в чем же проявлялась эта «крайняя беспечность и нерадение»?
В том, что он опаздывал и проводил ее в полном объеме посевные работы? Это происходило не по при-
чине лености русского мужика, а в силу бедности и маломощности его двора. В том, что он в страдную
пору не работал в престольный праздник, «бегая» от греха? Так «страх Божий» для православного чело-
века был выше принципа хозяйственной целесообразности. Или крестьянская беспечность выражалась в
его провиденциализме, в твердом убеждении в том, что судьба урожая в руках Творца? «Бог захочет и
на камушке уродится хлеб» – говорили в деревне. Труд для крестьянина – это не бизнес, а основа его
существования. Цель усилий – не извлечение прибыли, а лишь обретение плодов земных необходимых
для жизни его и его семьи. Традиции для крестьянина священны. Трудно признать нерадением стрем-
ление крестьянина в силу производственных возможностей двора и в рамках существовавших традиций
вести свое хозяйство, делая его, по возможности, более интенсивным.
Анализируя природу хозяйственного консерватизма, следует рассмотреть проблему отношения кре-
стьян к новациям в агрономии. Выше уже говорилось об упреках крестьян в хозяйственной косности
и слабой восприимчивости к передовому агрономическому опыту. Истоки этого следует видеть как в
особенностях крестьянского земледелия, так и в менталитете сельских жителей. Настороженное от-
ношение крестьян к нововведениям в полеводстве вполне объяснимо. Сложившаяся поколениями
222 См.: Васильчиков А.А. О самоуправлении. Сравнительный обзор русских и иностранных земских и общественных учреждений. Т.
2. СПб., 1872.
C. 98 – 99.
223 Там же. С. 19.
224 Там же. С. 5 – 6.
225 Головин В.К. Указ. соч. С. 141.
система земледелия, может быть, не была достаточно эффективной, но надежно гарантировала по-
стоянный, пусть и минимальный урожай. Всякое изменение в привычной агрикультуре увеличивало
степень хозяйственного риска. Любой эксперимент мог вызвать снижение потребления семьи ниже
уровня, за которым следовала голодная смерть. Именно такую мотивацию трудовой деятельности
крестьянства А.В. Чаянов считал основной, что нашло свое теоретическое обоснование в его теории
трудо-потребительского баланса хозяйствующей семьи. Не готовность селян воспользоваться каки-
ми-то нововведениями для повышения продуктивности своих наделов он объяснял страхом за свое
будущее. Это имманентно присущее крестьянству опасение не позволяло рисковать семейным полем
и вынуждало держаться традиционной системы земледелия.
Традиционализм общинного земледелия не исключал возможности модернизации привычного хо-
зяйственного уклада. Инстинкт самосохранения побуждал сельскую общину к необходимости опера-
тивно реагировать на экономические условия, потребности рынка, в конечном счете, учитывать произ-
водственные интересы самих крестьян. Способность общины адекватно реагировать на запросы време-
ни, не меняя сути, приспосабливаться к меняющейся обстановке, отмечали еще исследователи дорево-
люционного периода. В начале ХХ в. А.А. Кауфман писал: «Община не оставалась не изменой и опре-
деленным образом подстраивалась под изменившиеся условия. Как и в частновладельческих хозяйст-
вах, исследователи отмечали переход от трехполья к многополью, внедрение технических культур, но-
вых орудий труда, улучшение пород скота, использование кредита, создание кооперативов и тому по-
добные новшества в общине, которые повышали ее эффективность и не давали убедиться в преимуще-
ствах выделившихся хозяйств»228.
Поземельная крестьянская община, как традиционная форма землепользования, могла препятство-
вать, а в ином случае способствовать внедрению передовой агротехники. Нередко инерция коллектив-
ного мышления оказывалась сильнее разумных доводов. «Каждый крестьянин в отдельности человек,
как и все другие, понимает всякие улучшения, готов на всякие разные меры, с ним можно во всем ис-
кренне столковаться, – писал об общине в 1906 г. И.И. Яковлев. – Сход – другое дело. Во множестве
случаев его решения поражают самих крестьян, которые, видя их нелепость, только разводят руками,
недоумевают, как все это вышло»229. Для того, чтобы та или иная новация была принята сельской об-
щиной, требовалось время. Она должна была, образно говоря, «пропитаться» этой идеей, поверить в ее
хозяйственную целесообразность, убедиться в том, что ее внедрение не увеличит степень производст-
венного риска. После того, как решение миром принято, он употреблял все свое влияние и авторитет
для повсеместного и быстрого распространения нововведения на крестьянских наделах. Еще в довоен-
ный период тамбовские агрономы заметили, что агрономическое воздействие лучше осуществлять че-
рез общину230. Образно суть этого процесса передал известный публицист начала ХХ века А.А. Чупров.
Он писал: «При общинном хозяйстве всякие нововведения совершаются как-то стихийно: то обычный
строй в данной отрасли держится, чуть-ли не веков, а как попадет на новый путь, то вдруг сразу и про-
рвется и пойдет вперед с неудержимой силой, беспощадно ломая и коверкая старый порядок»231.
Крестьянину были чужды абстрактные понятия. Он охотно и внимательно слушал советы заезжих
агрономов, но их рекомендации применял редко. Другое дело, когда крестьянин видел результаты пере-
довых агрономических приемов на опытном поле, а лучше на соседнем наделе своего брата-мужика.
Такой практицизм проистекал из особенностей крестьянской психологии, являлся проявлением сель-
ского менталитета. Крестьянин верил лишь такому доказательству, которое имело характер бесспорной
226 Шпилев С.А. Опыт исследования экономического быта крестьян среднечерноземной полосы России. Радом, 1908. С. 21.
227 Обзор Тамбовской губернии за 1891 год. Тамбов, 1892. С. 3.
228 Кауфман А.А. Земля и культура. К вопросу о земельной собственности. М., 1906. С. 21.
229 Яковлев С.И. Об общине. М., 1906. С. 6.
230 См.: Есиков С.А. Крестьянское хозяйство Тамбовской губернии в начале ХХ века (1900 – 1921 гг.) Тамбов, 1998. С. 30.
231 Чупров А.И. Крестьянский вопрос. Статьи 1900 – 1908 гг. М., 1909.
С. 134.
очевидности.232 Прагматизм крестьянского мышления выражался в том, что мужик ничего не принимал
на веру. Вот свидетельство самих крестьян. «Говорят, что русский крестьянин туго принимает все, что
могло бы улучшить его хозяйство, – писал в 1906 г. крестьянин Д.П. Смирнов, – Неправда. … Иногда,
действительно, он недоверчиво относится к разным «новшествам», но тут, думается, вина не в нем. Я
заметил, что где все просто, где все испытано практически (курсив мой), где опыт уже показал, что
действительно полезно не то, это, крестьянин охотно принимает улучшение»233. Мужик был этаким
«неверующим Фомой» и убеждался только в том, что мог потрогать руками и не раз, и не два. Являясь
«местным искусством», агротехника не приживалась, если не доказывала свои преимущества на каждом
поле, участке. Развитие сети участковой агрономии (подробнее об этом ниже) дало крестьянству воз-
можность крестьянству познакомиться с достижениями сельскохозяйственной науки, увидеть результа-
ты многопольного севооборота, оценить эффективность травосеяния, и т.п. Одним словом, подготовить
условия для широкого распространения и применения агрономических знаний в сельской повседневно-
сти.

Экономическое положение крестьянских дворов

Экономическое развитие крестьянских дворов сдерживала их хозяйственная маломощность. По
расчетам кн. А. Васильчикова, в 70-е гг. XIX в. доля безземельных крестьян в Тамбовской губернии со-
ставляла 5, а в Курской до 10 %234. Последние два десятилетия ХХ в. характеризовались уменьшением
доли душевого надела и роста числа безземельных и малоземельных крестьянских хозяйств. Согласно
данным департамента окладных сборов, сельское население 50 губерний Европейской России с 1861 по
1900 г. выросло с 50 млн. до 90 млн. или на 79 %, средний размер на душу мужского пола, составляв-
ший в 1860 г. – 4,8 дес., понизился в 1900 г. до 2,6 дес.235 В губерниях Центрального Черноземья сред-
недушевой надел был ниже, чем в целом по стране. Об этом свидетельствует приводимая таблица236.
Губернии 1860 г. 1880 г. 1900 г.
Воронежская 4,5 3,3 2,4
Курская 3,1 2,2 1,7
Орловская 3,3 2,4 1,8
Тамбовская 3,6 2,7 2
За период с 1861 – 1865 гг. по 1890 – 1895 гг. в целом в Европейской России площадь посева на ка-
ждого едока сократилась на 35, а в центрально-черноземных губерниях – на 44 %237.
В характеристике хозяйственного положения русского крестьянства следует учитывать такой пока-
затель как плотность населения, фактор, отражающий нагрузку человеческого общества на окружаю-
щую среду. По мнению экономиста Н.П. Огановского, при трехпольной системе земледелия населению
становиться тесно при густоте в 40 чел. на кв. версту. Для черноземной полосы он поднимал этот пока-
затель до 50 – 55 человек.238. По данным Ф. Бара плотность всего населения в середине 1890-х гг. со-
ставляла в губерниях: Воронежской – 48 человек, Орловской – 50, Тамбовской – 48239. Показатель же
плотности сельского населения был значительно выше. Проиллюстрируем это на примере Тамбовской
губернии. На одну квадратную версту удобной надельной и купчей земли приходилось постоянного
крестьянского населения: в 1881 – 1884 гг. – 72,0 человека, в 1912 г. – 87,0 человек, в 1917 г. – 97,1 че-
ловека.240
Другая проблема хозяйственного развития заключалась в недостаточной обеспеченности крестьян-
ских дворов тягловой рабочей силой. В Тамбовской губернии в 1881 г. безлошадные дворы составляли

24 %, имеющих одну лошадь – 32, 2 – 3 лошади – 36, более трех – 8. Бесхозных дворов (т.е. те, кто не
обрабатывал надел) в губернии было
232 Зубрилин А. Способы улучшения крестьянского хозяйства нечерноземной полосы. М., 1901. С. 134.
233 Сурин М. Что говорят крестьяне о нуждах деревни. М., 1906. С. 71.
234 Васильчиков А. Сельский быт и сельское хозяйство в России. СПб., 1881. С. 7.
235 См.: Отдел рукописей Российской государственной библиотеки (ОР РГБ). Ф. – 58/II. Картон 4. Ед. хр. 4. Л. 21.
236 См.: Зырянов П.Н. Указ. соч. С. 49.
237 См.: Степынин В.А. Крестьянство черноземного центра в революции 1905 – 1907 гг. Воронеж, 1991. С. 10.
238 Государственный архив Тамбовской области (ГАТО). Ф. Р. 761. Оп. 1. Д. 185. Л. 11 об., 14 об.
239 См.: Бар Ф. Указ. соч. С. 15.
240См.: Сборник очерков по вопросам экономики и статистики Тамбовской губернии. Тамбов, 1922. С. 22.
9 %, безземельных – 4241. По данным за 1880 г., в Елецком уезде Орловской губернии безлошадные кре-
стьянские хозяйства составля-
ли – 22,5 %, а 14,8 % не имели ни лошадей, ни инвентаря242. На рубеже веков ситуация с обеспеченно-
стью крестьянских хозяйств тягловой силой еще более ухудшилась. В Орловской губернии в период
1899 – 1900 гг. из 241 635 дворов не имело лошадей 67 770 или 28 %. Около
18 % крестьянских дворов в губернии не располагало сельскохозяйственным инвентарем243. По данным
военно-конской переписи за 1899 – 1901 гг. число безлошадных дворов составляло: в Воронежской гу-
бернии – 27,8, в Орловской – 29, в Курской – 25,6, в Тамбовской –
29,4 %244.
Слабые крестьянские хозяйства региона были обеспечены усовершенствованными орудиями труда
и сельскохозяйственными машинами. Так в Воронежской губернии в конце 80-х – начале 90-х гг.
XIX в. на 231 387 дворов приходилось 237 190 сох и 49 738 плугов, а в 60 192 дворах вообще не было
мертвого инвентаря. В 1900 г. число дворов без сельхозинвентаря в губернии составляло 20,1 %. Если
принять во внимание только хозяйства с инвентарем, то на 100 приходилось в 1885 – 1887 гг. плугов –
12, сох – 104,5, молотилок – 1,2; в
1900 г. соответственно – 16,5; 101,7; 4,7245. Таким образом, оснащенность крестьянских дворов инвента-
рем к началу ХХ в. была крайне незначительной и не позволяла вести интенсивное производство.
Неизбежный процесс имущественного расслоения деревни активизировал социальные функции
сельского общества. Для маломощных крестьянских хозяйств деревенские формы взаимопомощи и
трудовой солидарности давали возможность избежать разорения, сохраняли надежду на хозяйственный
подъем и обретение более высокого социального статуса.

Аграрная реформа и ее восприятие крестьянством

В ходе столыпинской аграрной реформы, впервые после отмены крепостного права, власть пред-
приняла масштабную попытку преобразовать традиционный уклад жизни русской деревни. Модерниза-
ция была направлена на создания условий, направленных на интенсификацию крестьянских хозяйств.
Указ 1906 г. и закон 1910 г. создали необходимую правовую основу аграрной реформы. Основные уси-
лия организаторов реформы были направлены на утверждении в деревне права частной собственности
на землю как условия роста сельскохозяйственного производства. Цель землеустройства состояла в уст-
ранении чересполосицы, многополосицы и дальноземья посредством отвода земельного участка. Ра-
ционально землепользование в сочетании с хозяйственной инициативой должны были привести к по-
вышению доходности крестьянского производства. Снизить избыток сельского населения в централь-
ных губерниях и расширить посевные площади за счет хозяйственного освоения новых районов пред-
полагалось произвести за счет переселения крестьян. Социальная составляющая реформаторских наме-
рений включала в себя ослабление консолидирующей роли общины в борьбе с помещичьим землевла-
дением. Ставка власти на крестьян-собственников неизбежно вела к обострению внутридеревенских
противоречий. Таким образом, власть в модернизации агарного сектора преследовала, прежде всего, го-
сударственные интересы. Но, насколько эти интересы совпадали с устремлениями самого крестьянства?
Было ли готово крестьянство пожертвовать принципами общинного землепользования ради выгод инди-
видуального хозяйствования? Ответы следует искать в реакции крестьянства на реформаторские усилия
власти.
Столыпинская реформа стала временем испытания жизнеспособности сельской общины. Прочность
традиционных устоев в губерниях региона была различной. По данным Земского отдела МВД, на 1
февраля 1915 г. в Курской губернии вышло из общины – 43 % домохозяев, в Орловской – 39, в Тамбов-
ской – 24. С момента начала реформы и до
1 января 1917 г. в Воронежской губернии вышло из общины и укрепило землю в собственность свыше
81 тыс. домохозяев, имевшие свыше 482 тыс. дес. земли. К общему числу дворов это составляло 21 %
или около 13 % земельной площади крестьян246. Разрыв части крестьян с общинным землепользованием
241 См.: Иванюков И. Указ. соч. С. 5.
242 См.: Воейков Д.И. Экономическое положение крестьян в черноземных губерниях. СПб., 1881. С. 2.
243 См.: Кашкаров М. Указ. соч. С. 43.
244 См.: Материалы Высочайше утвержденной 16 ноября 1901 г. Комиссии по исследованию вопроса движения с 1861 по 1900 г. бла-
госостояния сельского населения среднеземледельческих губерний, сравнительно с другими местностями Европейской России. Ч. 1. СПб.,
1903. С. 205 – 214.
245 См.: Свавицкие З. и Н. Земские подворные переписи. М., 1926. С. 233.
246 См.: Карпачев М.Д. Столыпинская реформа в Воронежской губернии: итоги и уроки аграрного реформирования // Общественная
жизнь в Центральной России в XVI – XX вв. Сб. науч. труд. Воронеж, 1995. С. 169.
(но не с общиной в целом) был подготовлен предыдущим этапом развития русской деревни. В послед-
ние два десятилетия заметно выросло число беспередельных общин. В губерниях Центральном Черно-
земье число таких общин составляло в Курской губернии – 70,7; Орловской – 60,2; Тамбовской – 59,9;
Воронежской – 33,8 %247. Явно прослеживалась зависимость между числом беспередельных общин и
количеством домохозяев вышедших из общины. Рост беспередельных общин означал, что «значитель-
ная масса крестьян-общинников оказалась на положении подворных владельцев»248. Отказ общины от
земельно-распределительной функции отнюдь не свидетельствовал о том, что она прекратила свое су-
ществование. Даже те крестьяне, где переделы не происходили с 1861 г. продолжали ценить общинные
принципы земледелия и самоуправления. Прекращение земельных переделов и усиление социальной
поляризации в деревне вовсе не приводило к отрицанию такого способа саморегуляции как община.
Преобладание семейно-трудового хозяйства по-прежнему требовало общинных гарантий их существо-
вания249.
Сокращение числа общих переделов в селах Центрального Черноземья было обусловлено аграрным
перенаселением региона. Корректировка величины земельных наделов общинников производилась че-
рез механизм частных переделов. Аграрная реформа начала ХХ века подорвала устои сельской общины,
но не разрушила их. На мой взгляд, неверно относить всех крестьян, укрепивших землю в собствен-
ность, к лицам вышедших из общины. Прежде всего, это крестьяне, осуществившие чересполосное ук-
репление земли, а их было большинство среди «столыпинцев». По данным, приводимым А. М. Анфи-
мовым, они составляли 91 %250. В силу своего положения, они продолжали быть тесно связанными с
хозяйственной деятельностью общины. Созданные в ходе реформы участковые хозяйства также осуще-
ствляли повседневное взаимодействие с общиной. Четвертая часть хуторян имела часть земли в составе
угодий общего пользования (выгон, пастбища, луг), а среди отрубников 40 % располагало собственно-
стью в составе общинных угодий251. Добавим к этому, что крестьяне-укрепленцы продолжали оставать-
ся членами сельского общества, участвовали в сходе и в решении в том числе и хозяйственных вопро-
сов. Петербургский историк Б.Н. Миронов в разряд потенциальных противников общины причислил
747 тыс. дворов, заявивших о своем выходе и желании укрепить землю в собственность, но так и не
осуществившие свои намерения252. Согласимся с исследователем в том, что эти крестьяне испытывали
неудовлетворения общинными порядками, но это совсем не означало, что они выступали за их ликви-
дацию. Никто не отрицает, что крестьян недовольных поземельной функцией общины в селе было дос-
таточно, и желающие выйти из нее сделали это в ходе реформы. Но большинство селян остались в ней,
тем самым, продемонстрировав верность общинным устоям. Да, и сама община под воздействием про-
цесса модернизации и влиянием внутренних противоречий не оставалась неизменной. Она эволюцио-
нировала в том числе посредством ослабления отдельных своих функций. Влияние агарной реформы на
состояние сельской повседневности очевидно. Представляется важным проанализировать формы этого
влияния, выяснить мотивы тех, кто покидал общину, и кто в ней оставался, раскрыть механизм обыден-
ного сопротивления правительственным мероприятиям.
В первую очередь укрепить земельные наделы в собственность поспешили лица, фактически утра-
тившие связь с общиной и не занимавшиеся аграрным трудом. «За выходом из общины стоят большей
частью бобыли и бездомники, не пользующиеся землей как средством к жизни …», – сообщали коррес-
понденты Вольного экономического общества из Борисоглебского уезда Тамбовской губернии253. Эти
наблюдения «изнутри» подтверждались и суждения представителей власти.
«В большинстве случаев, – докладывал тамбовский губернатор в 1908 г., – ходатайства об укреплении в
личную собственность земли возбуждаются такими лицами, которые лично земледелием не занимают-
ся»254. Таким образом, пионерами выхода из общины стали маргиналы, утратившие связь с землей и по-
рвавшие привычные связи. В 1909 г. тамбовский вице-губернатор Н. Ю. Шильднер-Шульднер, высту-
пая перед земскими начальниками и землеустроителями, недоумевал: «… казалось бы, прежде всего,
законом этим должны воспользоваться наиболее обеспеченные землей крестьяне, так как этим лицам,
247 Тюкавкин В.Г. Великорусское крестьянство и столыпинская аграрная реформа. М., 2001. С. 173.
248 Анфимов А.М. Крестьянское хозяйство … С. 98.
249 См.: Ефременко А.В. Указ. соч. С. 128.
250 Анфимов А.М. Новые собственники (из итогов столыпинской реформы) // Крестьяноведение. История. Теория. Современность.
Ежегодник. 1996. М., 1996. С 62.
251 Там же. С. 66.
252 См.: Миронов Б.Н. Социальная история России. Т. 1. СПб., 2000.
С. 481 – 482.
253 Чернышев И.В. Община после 9 ноября 1906 г. (По анкетам Вольного Экономического Общества). Пг., 1917. Ч. 1. С. 48.
254 Цит. по: Сидельников С.М. Аграрная реформа Столыпина. М., 1973.
С. 260.
несомненно, наиболее выгодно отвести свои наделы к одним местам». Однако на практике происходило
обратное: всякая голытьба, все лица, наименее связанные с землей, поспешили укрепить участки и про-
дать таковые»255. Из числа укрепленцев, по данным И. В. Чернышева, 21 % дворов продали свои наде-
лы, 14 % сдали их в аренду256. В 1909 г в одном из обществ Никольской волости Ливенского уезда Ор-
ловской губернии из 15 455 дес. земли было из укреплено в личную собственность 1733 дес. Из них
продано 505 дес. (29 %) в среднем по цене 120 р.257 Отдельные крестьяне настаивали на сведения своих
участков в единый отруб, но не с целью ведения на нем интенсивного хозяйства. Это делалось для того,
чтобы подороже продать землю, а цена отрубного участка естественно была выше.
Другие крестьян продавали свои участки, чтобы обрести средства для переселения на новые земли.
Стремление обрести «подрайскую землю» продолжало жить в крестьянском сознании. Мужик продол-
жал верить, что есть место, где земли избыток и нет соседства помещика, где нива обильна, а вмеша-
тельство власти минимально. Готовность части жителей села, в поисках лучшей доли, покинуть родные
места, совпадало с целями царского правительства. Переселение являлось составной частью аграрной
реформы. Власть, стремясь разрядить плотность сельского населения в Европейской части России, ак-
тивно поощряла переезд крестьянских семей на постоянное место жительство в Сибирь. «При распре-
делении долей, – читаем в отчете тамбовского губернатора за 1910 г., – губернская комиссия принимала
в соображение возможность путем переселения части крестьян достигнуть увеличения земельного
обеспечения остающихся, улучшив при этом порядок их землепользования»258. Возьму на себя смелость
утверждать, что переселенцы выступали той частью деревни, которая не была удовлетворена состояни-
ем своей повседневности. Жажда земли гнала их за Урал, в Сибирь, на Дальний Восток. Ради обретения
достатка земли они бросали родные деревни, переносили тяготы дальней дороги. Был ли отъезд бегст-
вом от общины, разрывом с традициями? Думаю, что нет. Новоселы репродуцировали привычный образ
жизни, нередко, начиная свое обустройство на новом месте с создания общины. Для большинства пере-
селенцев она выступала формой выживания в борьбе с суровой сибирской природой и давала возмож-
ностью сохранить свой хозяйственно-культурный уклад в многообразии этнического окружения. Одна-
ко не многие переселенцы сумели адаптироваться к новым условиям хозяйствования. Значительная
часть тамбовских ходоков вернулась на родину, не зачислив земли в Сибири (1908 г. – 88,7; 1909 г. –
89,2;
1910 г. – 69,9 %) по разным причинам. Чаще всего выказывалось недовольство качеством почвы, кли-
матом, отсутствием строевого леса и т.п.259 Искать свою судьбу за Уралом оказалось делом рискован-
ным, что ощутили на себе не менее четверти тамбовских крестьян-переселенцев, которые вернулись на-
зад, значительно ухудшив свое положение260. Возвращение вчерашних переселенцев вело к росту соци-
альной напряженности в деревне.
Мотивы крестьян-укрепленцев, которые не собирались продавать землю и покидать родную дерев-
ню, были разные. Землю в собственность укрепляли те домохозяева, которые за счет «мертвых» душ
пользовались лишними наделами и могли их потерять при очередном земельном переделе. Мужицкая
сметка подсказывала, что предоставленную возможность необходимо использовать, но о выходе из об-
щины они вряд ли помышляли. Другой причиной укрепления надельной земли в собственность высту-
пало желание вести хозяйство самостоятельно, без оглядки на сельский «мир». Эта была та категория
крестьян, которая сознательно порывала с традициями общинного земледелия, выбирая иную форму
хозяйствования. Впрочем, подобное стремление не получило широкого распространения: по данным
Тамбовской землеустроительной комиссии на 1 января 1909 г. только 539 домохозяев в качестве побу-
дительного мотива к выделу земли к одному месту указывали желание «перейти к улучшенным спосо-
бам обработки земли»261. В большинстве своем крестьяне, вышедшие из общины на хутора и отруба, не
сумели наладить рациональное и эффективное производство. В исследованиях Дэвида Керанса, на ма-
териалах Тамбовской губернии, делается вывод о том, что хуторизация не принесла агротехническую
инновацию. Новорожденные хутора и отруба не улучшили методику пахоты, не переходили к многопо-
255 Цит. по: Токарев. Н.В. О некоторых аспектах проведения столыпинской аграрной реформы в Тамбовской губернии // Труды Там-
бовского филиала юридического института МВД за второе полугодие 2000 г. Тамбов, 2000.
Вып. 3. С. 59.
256 См.: Чернышев И.В. Указ. соч. С. 42.
257 Российский государственный исторический архив (РГАИ). Ф. 1291. Оп. 31. Д. 49. Л. 147.
258 ГАТО. Ф. 4. Оп. 1. Д. 7084. Л. 43.
259 Токарев Н.В. Регулирование переселенческого движения за Урал в период столыпинской аграрной реформы // Проблемы истори-
ческой демографии и исторической географии Центрального Черноземья и Запада России. Материалы VI науч. конф. Липецк, 1998. С. 125.
260 См.: Токарев Н.В. О некоторых аспектах … С. 60.
261 Труды непременных членов губернских присутствий и землеустроительных комиссий. 10–23 января 1909 г. СПб., 1909. С. 257.
лью262. Главным препятствием в этом явяллось малоземелье и маломощность крестьянских хозяйств.
Став хуторянами и отрубниками, они не стали от этого богаче. Обследовавшие их представители мест-
ной власти вынуждены были признать их хозяйственную «слабость» и «маломощность». Так, 60,9 %
тамбовский хуторов и отрубов, по данным за 1912 г., имели по одной лошади, а 3 % были вовсе безло-
шадными. В только что созданных участковых хозяйствах начались семейные разделы, восстанавли-
вавшие чересполосицу. Крестьяне, отделившие от общины, не стали классом «крепких собственников»
и не могли обеспечить устойчивый прогресс сельского хозяйства263.
Отказ от общинной формы земледелия не был возможен по причине крестьянского традиционализ-
ма. В крестьянской среде была велика сила обыкновения, всякая попытка изменения привычного
хозяйственного уклада вызывала страх за свое будущее и естественное стремление оставить
существующий порядок в неизменности. Следует отметить, что всю возможную пагубность такой
коренной переделки понимали и современники. «Наше мирское земледелие представляет собой
определенный строй земледельческого производства, – писал в 1901 г. А. Зубрилин. – Миллионы
крестьянских хозяйств в течение ряда поколений приурочили к нему свой обыденный труд и свои
потребительские нужды. Какие бы недостатки не усматривались в этом строе, но уже то
обстоятельство, что он сам собой, без всякого содействия свыше, поддерживает порядок в производстве
и потреблении бесчисленных крестьянских дворов, рассеянных на огромном пространстве русской
земли, заставляет относиться к нему бережно и со вниманием»264.
Из всех форм перехода к подворному владению землей крестьянство преимущественно выбирало
чересполосное укрепление. Это означало то, что жители села принимали аграрную реформу лишь в той
части, которая соответствовала их традиционным представлениям. К началу 1917 г. в Тамбовской гу-
бернии соотношение форм единоличного владения землей было таковым: чересполосное укрепление –
75,9; образование отрубов – 23,1; хуторские хозяйства – 1,0 %.265 В результатах обследований деревни,
проведенных ВЭО, отмечалось: «Выход из общины в чересполосное укрепление, точно также как при-
знание общинников беспередельных общин, перешедшими к подворному владению, не разрушали при-
вычного хозяйственного уклада деревни, а потому не разрушали привычных для крестьянина взглядов и
настроений»266.
В этом выражалась крестьянская корректировка реформы, указывающая на то, что деревня не желала
жертвовать общиной в угоду власти.
Провал идеи насаждения хуторов в регионе с сильными общинными традициями вполне закономе-
рен. Один из вдохновителей аграрной реформы В.И. Гурко признавал: «Для меня было очевидно, что
сразу перейти от общинного владения к хуторскому крестьяне не были в состоянии за отсутствием ряда
других необходимых условий. Предложенный порядок, несомненно, перескакивал целый этап естест-
венной эволюции крестьянского землепользования. Непосредственный переход от общинного земле-
пользования, минуя естественный этап личного подворного владения, конечно, трудно осуществим в
сколько-нибудь широком размере»267.
Большинство исследователей русской деревни сходятся в том, что именно приверженность кресть-
ян традициям общинного уклада выступала главным фактором, препятствующим успеху реформы. Жи-
тели села опасались, что переход к подворному владению приведет к быстрому обезземеливанию. Свое
мнение о преимуществах общинного землепользования перед отрубным сельские корреспонденты вы-
разили в анкетах ВЭО. Крестьяне Липецкого уезда Тамбовской губернии считали, что община способ-
ствует устранению малоземелья путем переделов: «Выгоднее, кажется, общинное владение, потому что
если общинная земля, то она по истечению известного срока делится, и каждый общинник, хотя немно-
го землицы, а будет иметь, а при подворном владении дойдет до того, что негде будет поставить из-
бу»268. Корреспондент из Землянского уезда Воронежской губернии сообщал, что «крестьяне по своему
малоземелью, считают выгоднее жить в одном селе с равномерным пользованием общинного надела
именно потому, что по тесноте поля разместится с удобством по крестьянскому быту почти негде»269.
262 См.: Мацузато Кимитаки. Индивидуалистические коллективисты или коллективистские индивидуалисты? Новейшая историогра-
фия по крестьянским общинам // Новый мир истории России. Форум японских и российских исследователей. М., 2001. С. 194.
263 См.: Вилков А.А. Менталитет крестьян и российский политический процесс. Саратов, 1997. С. 81.
264 Зубрилин А. Способы улучшения крестьянского хозяйства нечерноземной полосы. М., 1901. С. 136.
265 Есиков С.А. Крестьянское хозяйство Тамбовской губернии в начале ХХ века (1900 – 1921 гг.) Тамбов, 1998. С. 36.
266 Чернышев И.В. Указ. соч. Ч. 1. С. 14.
267 Гурко В.И. Черты и силуэты прошлого: Правительство и общественность в царствование Николая II в изображении современника.
М., 2000. С. 200.
268 Чернышев И.В. Указ. соч. С. 51.
269 Там же С. 23.
Малоземелье и отсутствии свободных денежных средств у крестьян выступали главным препятст-
вием для создания отрубных хозяйств. Сведения разрозненных земельных участков в единый массив,
при малых душевых наделах, проблемы не решало и не позволяло вести интенсивное хозяйство. Расши-
рение участка за счет покупки земли через Крестьянский поземельный Банк было по силу лишь состоя-
тельным домохозяевам. К банковским ссудам жители села прибегали редко, опасаясь в случае просроч-
ки платежа потерять земельный надел, вносимый в качестве залога.
Крестьяне не спешили покидать общину, потому что надеялись на передел помещичьих земель.
Слухи о скорой передаче барских земель крестьянам с завидным постоянством циркулировали в дерев-
не, выражая заветную мечту сельских жителей о земельной прирезке. Осуществить процесс распреде-
ление частновладельческих земель могла только община (что она и сделает в ходе «черного передела»
лета – осени
1917 г.). Крестьяне резонно опасались, что не получат своей доли, если покинут общину. Для многих
колеблющихся это был весомый аргумент в пользу того, чтобы остаться.
Выход на хутора и отруба ломал привычную повседневность.
И этот социально-психологический фактор аграрной реформы до сих пор не получил в литературе
должного освящения. На заседании Тимского уездного собрания (Курская губерния) 4 октября 1910 г.,
посвященном обсуждению предложений П. А. Столыпина, гласный Букреев приводил следующее вы-
сказывание крестьян: «Что же, барин, пойду в поле ветром, что ли торговать. Ни Храма Божьего там
нет, ни школы, ни волости, даже на случай пожара не от кого ожидать помощи»270. Крестьяне, вышед-
шие из общины, столкнулись с такими проблемами, о которых они и не задумывались, проживая в де-
ревне. Это отдаленность от школы, церкви, больницы. Именно эти моменты удерживали определенную
часть крестьян от выхода на хутора. Они боялись, что их дети останутся неучами, а сами они не смогут
регулярно посещать сельский храм. «Если будут вводить хутора, – писал тамбовский крестьянин, – то
молодое наше поколение лишится образования, а старое с ними, опять и молодое, храма Божия»271. Да,
и общение в условиях малолюдства хутора также становилось проблемой. Многие крестьяне считали,
что на хуторе можно «одичать», «бабам не с кем будет разговаривать» и т.д.272
Ход аграрной реформы во многом тормозился по причине медлительности бюрократического аппа-
рата. Особенно на начальном этапе преобразований местные власти проявляли явную нерасторопность.
В Курской губернии на апрель 1907 г. из 788 заявлений об укреплении земельных наделов в собствен-
ность было утверждено только 70, т.е. менее 10 %. 273 Крестьяне деревни Афанасьево Обоянского уезда
Курской губернии 13 апреля 1907 г. телеграфировали П.А. Столыпину: «Подали заявления 20 ноября о
выходе из общины количестве 72 из 130 в срок земскому и съезду. Нет распоряжения об укреплении.
Общинники делят землю, вымогают деньги, угрожают, оскорбляют, время уходит, сев погибает. Что
делать? Помогите?»274 В ряде мест власть не сумела донести до крестьян содержание указа 1906 г. и
суть проводимых преобразований. Управляющий межевой частью министерства юстиции Н.Д. Чаплин
в июле – августе 1909 г. осуществил ревизию состояния землеустроительных работ в ряде губерний, в
том числе Тамбовской и Воронежской. «С точки зрения землеустройства, – писал он, – большая часть
губерний должна быть отнесена к числу едва только вступающих на путь поземельного строительства.
(…) В течение поездки неоднократно приходилось слышать (в губерниях Пензенской, Воронежской,
Рязанской, особенно в Тамбовской) о целом ряде селений, для которых не только смысл закона 9 нояб-
ря, но и сам факт его издания до сих времен будто бы остается неизвестным»275.
Противодействие правительственным мероприятиям носило форму традиционного крестьянского
протеста. «Оружие слабых» проявилось во всем своем многообразии, от саботажа административных
распоряжений до открытого вооруженного сопротивления. Не желания крестьян сотрудничать с вла-
стью проявилось уже на первом этапе реформы. Это нашло свое выражение в отказе крестьян выбирать
своих представителей в землеустроительные комиссии. В 1907 г. из 18 волостных сходов Щигровского
уезда Курской губернии пять отказались выбирать своих представителей в землеустроительные комис-
сии276.
270Прилуцкий А.М. Курское земство и столыпинское землеустройство // Общественная жизнь Центрального Черноземья в России в
XVIII – начале
XX века. Воронеж, 2002. С. 113.
271 Чернышев И.В. Указ. соч. Ч. 1. С. 55.
272 Есиков С.А. Указ. соч. С. 38.
273 Данные по: Бородин А.Т. Столыпин. Реформы во имя России. М., 2004. С. 193–194.
274 Цит. по: Бородин А.Т. Указ. соч. С. 193.
275 Там же. С. 196.
276 Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 102. Д-4. 1907. Оп. 116. Д. 14. Ч. 1. Л. 92.
В Мало-Архангельском уезде Орловской губернии в выборах представителей в землеустроительные
комиссии приняло участие семь волостей из 21 (277).
С целью популяризации идеи хуторского хозяйства губернские власти устраивали показательные
экскурсии в западные губернии страны. Об этом много и подробно писал воронежский историк М.Д.
Карпачев. Так, вот эти экскурсии в показательные хутора также являлись объектом бойкота со стороны
крестьян. Одиннадцать из 12 волостных сходов Мало-Архангельского уезда Орловской губернии отка-
зались «без объяснения причин» послать своих представителей в Волынь посмотреть хутора278. Другой
формой скрытого сопротивления был срыв сельского схода, на котором предполагалось обсуждение за-
явлений об укрепление земельных наделов в собственность. Крестьяне просто не являлись на собрание
к намеченному сроку. Такая форма протеста была достаточно эффективна, поскольку не позволяла вла-
сти запустить механизм «обязательных мероприятий». Для решения вопроса административным путем
требовалось отрицательное решение схода, зафиксированное в приговоре. В данных случаях такого ре-
шения не было в виду того, что не было и самого схода. Еще один прием, который использовался об-
щинниками для срыва землеустройства отрубных хозяйств. С целью предотвратить индивидуальные
выделы сельский сход принимал решение о внутриселенном разверстании, а позже, когда землеустрои-
тельный проект был готов, отказывался его утвердить. Так, Мало-Рыбинское сельское общество Кур-
ской губернии в присутствии представителей уездной власти проголосовало за переход к подворному
землевладению и проведения соответствующих землеустроительных работ. После того, как чиновники
отбыли из села, представители схода пошли немедленно в местную землеустроительную комиссию и
аннулировали результаты голосования279. Данные примеры наглядно показывают отношение деревни к
проводимым правительством мероприятиям.
Приверженность крестьянства общинным устоям находило свое выражение в том, что сельские
сходы отказывались дать согласие на выдел отрубных участков. Курский губернатор Гильхен в своем
письме П.А. Столыпину указывал на причины, тормозящие реализацию указа от 9 ноября 1906 г. Он в
частности писал: «Прежде всего – это враждебное отношение отдельных сельских обществ к заявлению
домохозяев о выходе из общины, путем укрепления надельной земли, такое отношение выражается в
отказе, в большинстве случаев, выдать требуемые приговоры, угрозе лишить их пастбища, произвести
насилие»280. Зимой 1908 г., непременный член Лебедянской уездной комиссии Тамбовской губернии
Ростовцев совершил объезд всех волостей уезда и беседовал с крестьянами о реформе, пытаясь спрог-
нозировать ее результаты. Прогноз был неутешителен: «Беседы показали, что сельское население со-
вершенно не подготовлено к широкому восприятию идей единоличной собственности и что отдельные
домохозяева из числа укрепивших наделы и желают выделить землю из общины, то сами общины край-
не враждебно относятся к такому выделу и отказываются входить в соглашение о его условиях»281.
Даже те сельские общества, которые под нажимом начальства давали свое «добро» на укрепление,
после употребляли всю силу общественного мнения, чтобы желающие выйти из общины изменили свое
решение. Только в первом участке Богучарского уезда Воронежской губернии в 1909 г. было прекраще-
но 40 дел об укреплении по причине отказа заявителей. В целом, на наш взгляд, отказов сельских об-
ществ в укреплении земли в собственность было значительно больше, нежели их отразила статистика.
Большинство мирских приговоров не фиксировалось, а письменную форму они принимали, если хода-
тай проявлял настойчивость (а многие ведь смирялись) и требовал формального отказа. Земский на-
чальник, пользуясь правом, данным ему законом, осуществлял административный выдел на основании
соответствующего постановления. Таким образом, вся информация о форме (добровольного или прину-
дительного) исходила от участкового земского начальника. На этом уровне происходило неумышленное
(халатность) и сознательное (очковтирательство) искажение отчетности. В ходе ревизии (1909 г.) дело-
производства крестьянских учреждений Дмитровского уезда Орловской губернии отмечено, что «тре-
буемой регистрации постановлений земского начальника по закреплению надельной земли за крестья-
нами, получившими отказ в том со стороны своих сельских обществ, не ведется»282. Есть основания по-
лагать, что так было не в одном уезде. В целом по губерниям региона, согласно официальным данным,
соотношении приговоров обществ об укреплении с постановлениями, о выделах земским начальниками
в 1909 г. было следующим: Курская губерния 1:1; Орловская 2,5:1; Тамбовская 1:6283. Как видно, в Ор-
277 Pallot. J Lahd Reform in Rassian 1906 – 1917. Peasant Responses to Stolypin’s Project of Rural Transformation. Oxford, 1999. P. 173.
278 Op. cit. P. 173.
279 Op. cit. P. 178.
280 РГИА. Ф. 1291. Оп. 63. 1907. Д. 22. Л. 79об-80.
281Там же. Ф. 1284. Оп. 194. 1909. Д. 66. Л. 12.
282 Там же. Ф. 1291. Оп. 31. Д. 144. Л. 91об.
283 Там же. Ф. 1284. Оп. 194. 1909. Д. 66. Л. 12.
ловской губернии сельские общества менее всего препятствовали своим членам в укреплении земель-
ных наделов. Положение на местах, с учетом высказанных выше замечаний, в целом, подтверждало
данную тенденцию. По сведениям Земского отдела МВД в 1909 г. по третьему земскому участку Труб-
чевского уезда Орловской губернии было укреплено 9829 дес. земли за 1628 домохозяевами. Большин-
ство укреплений состоялось по приговорам сельских обществ284. На 1 сентября
1909 г. в первом участке Дивенского уезда Орловской губернии было укреплено земли приговорами
сельских обществ – 105, постановлениями земского начальника – 54285.
В противостоянии укрепленцев и общинников должностные лица села, несмотря на мощный адми-
нистративный прессинг, в большинстве случаев занимали позицию сельского мира. «Я совершил боле
ста актов о выделении из общины и не разу не встретил случая добровольного соглашения общества на
выделение кому-либо из общинного владения. Везде общества не давали согласия на выделение тем или
иным чле-
нам … и никакими страхами на них не подействуешь, – делился печальным опытом земский начальник
Грайворонского уезда Курской губернии; – Зовешь старосту и под угрозой ареста и штрафа показыва-
ешь ему подписать приговор о выделении из общества, но получаешь категорических отказ. Староста
переносит и штраф, и арест, но упорно повторяет, что общество не велело давать согласие»286. Отдель-
ные сельские старосты не просто саботировали правительственные распоряжения по землеустройству,
но и выступали активными участниками открытого сопротивления. Так, в апреле 1915 г. в селе Чигорак
Борисоглебского уезда Тамбовской губернии произошло сопротивление выделу отрубников. Сельский
староста Зацепин на сходе возбуждал население противодействовать землеустроительным работам287. В
сообщении в департамент полиции от 26 марта 1915 г из Воронежской губернии говорилось: «В селе
Козловке Бобровского уезда сельский староста Петр Манохин и уполномоченные общества Терентий
Бельченко и Никита Манохин агитировали против закона о землеустройстве и домохозяев, переходя-
щих к владению землей на правах личной собственности, стремясь создать к ним со стороны общинни-
ков враждебное отношение»288. Сельских старост, которые поддерживали правительственный курс, кре-
стьяне решительно смещали. Крестьяне Казацкой и Стрелецкой слобод Белгородского уезда Курской
губернии в большинстве своем враждебно относились к указу от 9 ноября 1906 г. На сходе 17 апреля
1911 г. они сменили своих старост-собственников. Там же они избрали новых из числа общинников и
передали им без утверждения земского начальника должностные знаки289.
Крестьяне, призванные на фронт, также не оставались безучастными к происходящему в родном се-
ле. Находясь вдали от дома, солдаты живо откликались на события, связанные с землеустройством. Они
выражали беспокойство по поводу того, что в результате укрепления земли их односельчанами сами
они могут оказаться без земли. 1 июля 1915 г. крестьянин Митрофан Иванов Попов, житель слободы
Бычки Богучарского уезда Воронежской губернии получил из действующей армии анонимное письмо с
казенной печатью 20-го запасного Могилевского полка. В письме от имени призванных солдат содер-
жалась угроза расправиться со всеми домохозяевами, переходящими к владению землей на началах
личной собственности. Автор обещал посчитаться и с волостным старшиной и урядником, оберегаю-
щими законные интересы собственников290.
Выходцы из общины фактически бросали вызов «миру», они добровольно разрывали нити, свя-
зующие их с общиной. В ходе укрепления они требовали отвода им наиболее плодородных участков,
расположенные поблизости от усадьбы, ломая традиционный принцип земельного равенства. Ища за-
щиту своих интересов у власти, они тем самым противопоставляли себя сельскому миру, нарушая сель-
скую солидарность. Все это закономерно вызвало ответную реакцию со стороны общинников. Они
стремились всеми средствами сохранить привычный уклад и не допустить самоликвидации общины. В
ход шли уговоры, угрозы, и если они не давали результатов, то и насилие. Вот лишь некоторые эпизоды
действий такого рода. В сообщении министру внутренних дел указывалось: «13 января 1910 г. в селе
Гвазда Павловского уезда Воронежской губернии крестьяне Храпов, Меляев, Козлов нанесли побои
крестьянам Ретунскому и Богатых. Первый укрепил за собой надельные земли, а второй купил пять на-
делов земли. Крестьяне высказали угрозу убить, как всех тех, кто укрепляет землю или продает ее, так и
тех, кто утверждает эти продажи»291. Аналогичные события происходили и в соседних губерниях. В с.
284 Там же. Ф. 1291. Оп. 31. Д. 144. Л. 57об.
285 То же. Л. 137.
286 РГИА. Ф. 1291. Оп. 120. Д. 103. Л. 3.
287 ГАРФ. Ф. 102. Д-4. 1915. Д. 72. Ч. 1. Л. 12.
288 Там же. Ф. 102. Д-4. 1915. Оп. 124. Д. 108. Ч. 14. Л. 2.
289 Там же. Оп. 119. Д. 449. Л. 53.
290 Там же. Оп. 124. Д. 14 Ч. 1. Л 4 .
291 Там же. Оп. 119. Д. 449. Л. 33.
Братках Борисоглебского уезда Тамбовской губернии 12 июля 1911 г. толпа крестьян 70 человек яви-
лась на хутор выделившегося односельца и стала самовольно делить посев292. В д. Вижанки Дмитров-
ского уезда Орловской губернии
17 июля 1911 г. местными крестьянами были нанесены своему односельчанину Ивакину смертельные
побои на почве недовольства тем, что тот, обладая значительными денежными средствами, равномерно
скупал у своих односельчан несколько укрепленных в личную собственность наделов293. В июне 1912 г.
произошли серьезные беспорядки среди крестьян села Митрополье и соседних слобод Курской губер-
нии на почве выхода некоторых однообщественников на отруба, при чем имущество последних подвер-
галась уничтожению и поджогам, а командированным на место чинам полиции было оказано сопротив-
ление и причинены насильственные действия294.
Часто жертвами крестьянского недовольства становились землеустроители. В селе Моисеевой Ала-
бушки Борисоглебского уезда Тамбовской губернии 19 октября 1911 г. толпа препятствовала проведе-
ния землемерных работ, уничтожила межевые знаки295. В селе Березовец Фатежского уезда Курской гу-
бернии 4 мая 1915 г. при пропашке меж для 37 отрубных хозяйств, прибывшие землемеры встретили
сопротивление со стороны 800 крестьян, вооруженных кольями. Работа была сорвана. Были вызван
урядник со стражей296. В селе Першин Нежнедевицкого уезда Воронежской губернии 27 июля 1915 г. во
время проведения землеустроительных работ крестьяне Незнамов и другие в числе семи человек пре-
пятствовали землемеру ставить межевые столбы297.
Активную роль в противодействии землеустроительным работам в годы Первой мировой войны иг-
рали сельские бабы. Страх, что их обманут в отсутствии мужей и приберут к рукам лучшие земли, тол-
кал солдаток на «бабьи бунты». Вся сила женского гнева падала на технических специалистов-
землемеров. При проведении межевых работ для 25 домохозяев в селе Сергеевке Борисоглебского уезда
Тамбовской губернии к землемеру Лукьянову явилась толпа солдаток, которые потребовали, чтобы он
прекратил работу и уехал298. В сообщении в департамент полиции от 30 марта 1915 г. говорилось, что
«в селе Нагольном-Колодезе Обоянского уезда Курской губернии толпа крестьян и солдаток (30 под-
вод) пыталась самовольно запахать земли отрубника Осьмикина. Приставом действия были пресече-
ны»299. Чаще всего деревенские бабы уничтожали межевые столбы, тем самым, пытаясь сорвать опре-
деление границ выделяемых участков. «27 апреля 1915 г. в селе Малфе Малфинской волости Трубчев-
ского уезда Орловской губернии, где были отведены участки для хуторян и остолбованы межевыми
знаками, толпа крестьян до 100 человек, преимущественно солдатки, ходатайствовали о приостановле-
нии работ до возвращения мужей с войны. Получив отказ, они уничтожили на поле межевые стол-
бы»300. Накал страстей приводил к тому, что селянки прибегали к насилию, оказывали сопротивление
властям. Так, в селе Архангельском Борисоглебского уезда Тамбовской губернии 6 июня 1915 г. кресть-
янки, протестующие против перехода на хуторское хозяйство, били стекла в избах своих односельчан,
желающих надела отрубными участками. Поводом для беспорядков, по мнению вице-губернатора, ста-
ло распоряжение ГУЗиЗ о приостановлении выделов отрубов. Крестьянки поняли его так, что не долж-
ны приводиться в исполнение постановления землеустроительных комиссий, вступивших в законную
силу. По факту волнений к следствию привлечено 22 человека, из них 17 крестьянок301.
С началом войны землеустройство фактически было свернуто. Не желая обострять социальную на-
пряженность в деревне, царское правительство в 1915 г. рекомендовало губернским властям в случаи
отсутствия согласия в обществе откладывать землеустройство до окончания военных действий. Рефор-
ма была прекращена постановлением Временного правительства от 28 июня 1917 г. о ликвидации зем-
леустроительных комиссий. В ходе «черного передела» община восстановила статус-кво, вернув обрат-
но вчерашних «беглецов».
Оценивать эффективность столыпинских преобразований следует не подсчетом общего количества
домохозяев вышедших из общины, а выяснение того, сколько из числа укрепленцев смогли наладить в
своих хозяйствах интенсивное производство. Землеустройство лишь создавало условия, но автоматиче-
ски не вело к интенсификации аграрного производства. Трехпольный севооборот применялся на полях
292 То же. Л. 66.
293 То же. Л. 72.
294 То же Л. 294об.
295 То же. Л. 96.
296 Там же Д. 34. Ч. 1. Л. 2.
297 Там же. Оп. 124. Д. 108. Ч. 14. Л. 16.
298 Там же. Оп. 119. Д. 72. Ч. 1. Л. 12.
299 Там же Д. 34. Ч. 1. Л. 1.
300 Там же Д. 48. Ч. 1. Л. 1.
301 Там же. Д. 72. Ч. 1. Л. 10, 13, 18 – 20.
80 % хуторян, 66 % землеустроенных хозяйств имели менее десяти десятина двор, что не позволяло
вести рациональное и прибыльное производство302. Обследования отрубных и хуторских хозяйств пока-
зали, что они лучше, чем общинники снабжены инвентарем, урожайность их полей незначительно, но
была выше, чем общинных. В тоже время, несмотря на более высокую экономическую мощь хуторских
хозяйств, признавалось, что «в них не найдено признаков интенсификации земледельческого промысла.
Те же приемы в земледельческой технике, то же господство трехпольного севооборота, что и на сосед-
них общинных полях»303.

Успехи в земледелии начала ХХ века

К концу первого десятилетия ХХ в. в развитии агарного сектора страны наметился существенный
прогресс. И он был достигнут за счет увеличения зернового производства в крестьянских хозяйствах.
По свидетельству профессора Э.М. Щагина, в два предвоенных года валовые сборы зерновых в Евро-
пейской части страны достигли рекордных отметок, на 20 – 30 % превышающие среднегодовые показа-
тели двух предшествующих пятилетий. Среднегодовая урожайность за 1911 – 1915 гг. по разным куль-
турам выросла на 13 – 25 %304. Содержание произошедших перемен верно отразил А.В. Чаянов. Он пи-
сал: «В конце первого десятилетия ХХ века наблюдалось значительное оживление русской сельскохо-
зяйственной жизни, крестьянское хозяйство, изжившее старые формы трехпольного земледелия, при-
ступает к созданию новых хозяйственных систем: быстро развивается травосеяние, промышленные
яровые неуклонно увеличивают свою площадь, происходит повсеместная смена старого инвентаря на
улучшенный, крепнут кооперативные формы маслоделия, и сотни других молекулярных процессов соз-
дают новое крестьянское земледелие»305.
Успехи в крестьянском земледелии стали возможным, благодаря сочетанию ряда причин. Свою
роль сыграл правительственный курс в области агарных отношений. Отмена с 1 января 1907 г. выкуп-
ных платежей за надельную землю существенно облегчило экономическое положение крестьянских хо-
зяйств. Из года в год увеличивался объем денежных средств, направляемых в сельское хозяйство. За-
траты государства за 1908 – 1912 гг. составили 310,9 млн. р., в среднем 62,2 млн. р. в год. Из них на
землеустройство употреблено – 95,1 млн. р., переселе-
ние – 118, 6 млн. р., на расходы общего характера – 35 млн. р.306 Неуклонно расширялась сеть сельско-
хозяйственных учебных заведений.
За двадцать предвоенных лет количество учебных заведений такого типа увеличилось с 68 до 360307. В
период с 1908 по 1912 г. для обслуживания нужд сельского хозяйство в стране было подготовлено свы-
ше 500 лиц с высшим сельскохозяйственным образованием, около 1000 – со средним и более 6500 с
низшим308.
Изменения коснулись технической оснащенности крестьянских дворов. Крестьяне лично и в склад-
чину стремились приобрести более совершенные сельскохозяйственные орудия, а в ряде случаев и ма-
шины. Использование сельскохозяйственных машин (импорт и собственное производство) с начала
1870-х гг. до 1896 г., увеличилось более чем в 6,5 раз, а к 1912 г. – в 57 раз309. Это свидетельствовала о
нарастании темпов механизации аграрного производства. Так, за 1910 – 1917 гг. в крестьянских хозяй-
ствах Тамбовской губернии количество плугов увеличилось на 30 %, жнеек – на 50 %, молотилок – на 5
%, веелок – на
7,5 %310. Однако уровень оснащенности крестьянских хозяйств усовершенствованным инвентарем в це-
лом остался низким. Произошедшие перемены не были достаточны для технологического прорыва, но
позволили повысить качество обработки земли, а следовательно, повысить урожайность.
302 См.: Анфимов. А.М. Новые собственники … С. 65.
303 Там же. С. 82.
304 Щагин Э.М. Первая российская революция и Столыпинская реформа и их воздействие на крестьянское хозяйство // Крестьянское
хозяйство: история и современность. Материалы к Всеросс. науч. конф. Ч. 1. Вологда, 1992. С. 66 – 67.
305 Цит. по: Щагин Э.М. А.В. Чаянов об агрикультурных сдвигах в крестьянском хозяйстве в предреволюционной России // Аграрные
технологии в России IX – XX вв. Материалы XXV сессии Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. Арзамас, 1999. С. 186 –
187.
306 РГИА. Ф. 395. Оп. 1. Д. 2431. Л. 12.
307 Кауфман А. Агрономическая помощь в России. Самара, 1915. С. 7.
308 РГИА. Ф. 395. Оп. 1. Д. 2431. Л. 13.
309 Тюкавкин В.Г., Скрябин В.И. Применение машин в сельском хозяйстве России в конце XIX – начале XX в. // Аграрная эволюция
России и США в конце XIX – начале XX в. М., 1991. С. 273.
310 РГАЭ. Ф. 478. Оп. 2. Д. 237. Л. 26.
В рамках традиционной трехпольной системы медленно, но неуклонно повышалась урожайность
крестьянских полей. Урожайность главного сельскохозяйственного продукта – ржи на крестьянских
землях в 1896 – 1910 гг. составляла в среднем 55,5 пуда с десятины, в
1912 г. – 62 пуда, 1913 г. – 34,8 пуда, 1914 г. – 50 пудов, в 1915 г. – 62,3 и в 1916 г. – 62,8 пуда311. В Во-
ронежской губернии в 1915 г. сбор хлебов превысил 2 млн. т, что было вдвое выше уровня 1908 г. Поч-
ти
85 % объема производства зерновых дали крестьянские хозяйства312. Росту товарности крестьянских
хозяйств благоприятствовала рыночная конъюнктура. Цена на рожь и пшеницу в период с 1895 по 1913
гг. выросли в 2 раза. На крестьянских полях распространялись культуры востребованные рынком и тре-
бующие больших знаний и качественного труда. Так, под посевы пшеницы в 1913 г. воронежские кре-
стьяне отвели 71 тыс. дес., в 1914 г. – 81 тыс. дес., в 1915 г. – 141 тыс. дес.313 Наряду с хозяйственными
потребностями семьи, крестьянство в своей производственной деятельности вынуждено было все в
большей мере учитывать и запросы рынка.
Под влиянием крестьянского движения 1905 – 1907 гг. арендная плата за землю понизилась, а опла-
ты труда поденных рабочих существенно повысилась. Это, по подсчетам Б.Н. Миронова, принесло кре-
стьянству доход в 100 млн. р., но понизило доходы помещиков на
20 %.314 Можно предположить, что часть этих средств была направлена крестьянством на улучшения
своего хозяйства.
Развитие товарно-денежных отношений в деревне шло медленно, но традиционные представления
крестьянства постепенно менялись. Еще в 1870-х гг. для крестьян были чужды идеи денежного займа
под проценты, прибыли на капитал, но в начале ХХ в. положение изменилось, чему свидетельствовал
многократный рост участия крестьянства в различных кредитных учреждениях. Число ссудо-
сберегательных и кредитных товариществ выросло в стране с 1680 в 1905 г. до 7978 к
1 января 1912 г. Только в Курской губернии число кредитных товариществ в увеличилось с 39 в 1905 г.
до 198 в 1913 г.315 В начале ХХ в. страна переживала буквально бум кредитной кооперации. Число кре-
дитных товариществ, которые пользовались популярностью у жителей села, увеличилось с 782 в 1905 г.
до 12 114 в 1917 г. Ссудный капитал играл в развитии аграрного сектора страны все более заметную
роль.
В 1914 г. из общего числа выданных ссуд 65 % шла на сельскохозяйственные нужды. Только на покуп-
ку земли в этом году было выдано кредитов 35 млн. р., тогда как в 1906 г. эта сумма составляла 313 тыс.
р., т.е. за 7 лет увеличилась более, чем в 100 раз!316 С 1909 по 1917 гг. ссуды на аренду земли составили
около 50 млн. р., что покрывало 1/6 –
1/8 часть арендных платежей, достигавших в России 300 – 400 млн. р.317 Курский губернатор в отчете за
1912 г. докладывал императору о размере выданных ссуд: на аренду земли – 1 897 000 р., на покупку
земли в собственность – 883 000 р., на приобретение семян и удобрений –
225 000 р., на покупку земледельческих орудий – 164 000 р.318 Мелкий кредит являлся в селе приемле-
мой и удобной для крестьян формой, которая позволяла им аккумулировать денежные средства для
осуществления необходимых для хозяйства приобретений. Однако следует заметить, что главный кон-
тингент кредитных товариществ составлял среднее и зажиточное крестьянство.
Мобилизация земли посредством ее покупки крестьянами (обществом, товариществами, индивиду-
ально) выступала мощным двигателем агрикультурного прогресса. По данным А.А. Ахиезера усилилась
покупка земли общинами. С 1901 – 1903 по 1905 – 1906 гг. она увеличилась в 3 раза, тогда как покупка
отдельными домохозяевами снизилась. «Вместе с переходом 10 – 12 млн. десятин от помещиков к кре-
стьянам в промежуток 1905 – 1914 гг. происходил заметный даже для неспециалистов прогресс кресть-
янского полеводства, скотоводства и интенсивных культур. Во время войны крестьянское хозяйство, во
всяком случае, серьезно не упало, а помещичье быстро сокращалось, и в 1916 г. в руках крестьян оказа-
лось 90 % посева и 94 – 95 % скота», – констатировал в своем исследовании экономист А.В. Чаянов319.
311 Там же. С. 13.
312 См.: Обзор Воронежской губернии за 1915 г. Воронеж, 1916. С. 12.
313 Там же. С. 4.
314 Миронов. Б.Н. Указ. соч. Т. 2. С. 256 – 257.
315 Пальчунов Н.Г. Канун семнадцатого года. Экономический обзор Курской губернии (1906 – 1916 гг.) // Курск в революции. Курск,
1927. С. 21.
316 Огановский Н.П. Агрономическая реформа и кооперативное земледелие. Пг., 1919. С. 19.
317 Соколов Н.Н. Сельская кооперация. М., 1918. С. 67, 82 – 83.
318 Библиотека РГИА. Всеподаннийший отчет курского губернатора за 1912. С. 5 – 6.
319 Чаянов А.В. Методы изложения предметов. М., 1916. С. 1–2.
Подъем сельскохозяйственного производства в предвоенные года свидетельствовал о способности
общины, приспособится к новым условиям и в определенной мере обеспечить хозяйственный и агри-
культурный прогресс. Немецкий профессор Аухаген, посетивший в 1911 – 1913 гг. ряд российских гу-
берний, в целях выяснения хода реформ, отмечал, что «община не является врагом прогресса, что она
вовсе не противится употреблению усовершенствованных орудий и машин, лучших семян, введению
рациональных способов обработки полей и т.д. К тому же в общинах к улучшению своего хозяйства
приступают не отдельные, особенно развитые и предприимчивые крестьяне, а целиком вся община»320.
Следует согласиться с мнением американского историка С.Л. Хока, что слишком большое внимание
уделялось недостаткам крестьянской общины и очень мало – потенциальным возможностям увеличения
эффективности производства, которые возникли после освобождения крестьян, благодаря новым ры-
ночным отношениям в землепользовании321.
Подъем крестьянского производства был обусловлен уникальным сочетанием благоприятных при-
чин как объективного, так и субъективного характера. На мой взгляд, неверно было абсолютизировать
какую-либо из них, будь то погодные условия или влияние аграрной реформы. Важнее то, что хозяйст-
венный уклад села менялся под влиянием модернизации, а новации в крестьянской повседневности
лишь подтверждали этот процесс.

АГРОНОМИЧЕСКОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ СЕЛА

По мере культурного развития русского села, роста образованности жителей деревни, все большее
значение стало играть овладение крестьянами азами агрономической науки. Наряду с применением в
повседневной деятельности хозяйственных приемов унаследованных от предыдущих поколений, кре-
стьяне стали охотнее применять агротехнические новации. Сама жизнь убедила крестьян в ограничен-
ности дедовского опыта и необходимости использовать рекомендации агрономии, доказавшие свою
эффективность.
Переходу крестьян к интенсивному производству способствовала земская агрономическая служба.
Земцы создавали прокатные станции, снабжали село улучшенными семенами. На средства земств со-
держалась сеть сельскохозяйственных школ, издавалась агрономическая литература. Земские учрежде-
ние, отпускавшие безвозвратно на сельскохозяйственные мероприятия, еще в 1898 г. – 0,9 млн. р., дове-
ли свои ассигнования в 1908 г. до 5,4 млн. р., а в 1911 г. до 11,4 млн. р. Делу повышения крестьянской
агрикультуры способствовала созданная в губерниях региона сеть участковой агрономии. Она развива-
лась по истине стремительным темпом. Если в 1906 г. в 34 губерниях России было всего два агрономи-
ческих участка и работа велась лишь в 0,5 % уездов, то в 1913 г. в 93,5 % уездов действовало 335 участ-
ков322. Например, в 1910 г. в Тамбовской губернии было образовано 14 агрономических участков, в
1911 г. их действовало 39, в 1914 г. – 61, в 1915 г. – 62, в среднем на один агроучасток приходилось
7775 крестьянских хозяйств323. Популярность среди сельских жителей пользовались опытные поля и
показательные участки, дававшие крестьянам возможность на деле убедиться в практической значимо-
сти рекомендаций агрономов. В 1910 г. в Моршанском уезде Тамбовской губернии под руководством
агронома было заложено 33 показательных участков на площади 75 дес., где демонстрировались ранний
пар с яровой виковой смесью, четырехпольный севооборот и рядовой посев. Даже в разгар войны в 1915
г. в тамбовских деревнях было заложено 2636 показательных участков на площади 756 дес.324 Орлов-
ский губернатор в отчете за
1911 г. сообщал, что в губернии «заложено 50 показательных участков и 1457 показательных полей с
посевом клевера, вики, люцерны, корнеплодов, с применением черного и раннего пара. На территории
губернии в отчетном году действовало 36 прокатных и 53 очистительных пунктов»325. Крестьянство по-
степенно преодолевало прежние стереотипы недоверия к агрономической науки и все охотнее применя-
ло агрикультурные новации на своих полях.
Кооперативная сеть, получившая широкое распространение в российской деревне начала ХХ в., ис-
пользовалась земствами для организации агрономической помощи крестьянским хозяйствам. Так, в Ор-
ловской губернии через кооперативы земства пропагандировали приемы травосеяния; через кооперати-
320 Аухаген Г. Критика русской поземельной общины. СПб., 1914. С. 21.
321 Хок Л.С. Мальтус: рост населения и уровень жизни // Отечественная история. 1996. № 2. С. 49.
322 См.: Макаров Н. Крестьянское хозяйство и его эволюция. Т. 1. М., 1920. С. 12.
323 См.: Есиков С.А. Указ. соч. С. 30.
324 Там же С. 31.
325 Библиотека РГИА. Всеподданийший отчет орловского губернатора за 1911 г. С. 3.
вы земство Задонского уезда Воронежской губернии снабжало население сельскохозяйственными ма-
шинами и орудиями; липецкое земство Тамбовской губернии передало кооперативам всю организацию
коневодства в уезде326.
Большую роль в распространении передовых сельскохозяйственных знаний в крестьянской среде
играло агрономическое просвещение. Стремительным темпом рос охват крестьянских масс различными
формами агрономической пропаганды. Пунктов, где велись сельскохозяйственные чтения и беседы в
1905 г., было 85, а в 1912 г. – 11 162. Число слушателей в них составляло соответственно 32 и 1046 тыс.
человек. Если в 1901 г. в стране действовало 11 сельскохозяйственных курсов с 1,2 тыс. слушателей, то
в 1912 г. их было 868 с охватом 57,9 тыс. человек.327 Этот агрономический бум стал результатом широ-
кого движения крестьянских масс к просвещению, стремлением жителей села улучшить свои хозяйства
посредством применения в них передовых технологий.
Перелом в крестьянском сознании произошел не сразу. Давали о себе знать особенности сельского
менталитета. В проведении работы по агрономическому просвещению деревни, особенно на начальном
ее этапе, сельские специалисты столкнулись с недоверием крестьян. Эта настороженность к представи-
телям «немужицкого» мира была для села традиционной. «К советам и указаниям на чтениях большин-
ство относилось недоверчиво: смущало то, что неизвестно почему появился человек, называющий себя
агрономом, который теперь приезжает сообщать, как надо вести крестьянское хозяйство, было скепти-
ческое отношение к тому, знает ли этот агроном сам хорошо то, что говорит, умет ли практически за-
ниматься сельским хозяйством, не верилось в возможность многого, что рекомендует агроном, в обыч-
ном сельском хозяйстве»328.
По мере развития сети участковой агрономии крестьянский скепсис исчезал, уступая место хозяй-
ственной заинтересованности. Например, в с. Коршеве Воронежской губернии после окончанию курсов
по полеводству слушатели поднесли агроному адрес, выражавший «глубокую благодарность за устрой-
ство курсов по сельскому хозяйству, которые они признали весьма полезные для себя»329. Пропаганда
агрономических знаний становилась достоянием крестьянских масс. Более 35 тыс. тамбовских крестьян
посетили беседы участковых агрономов, около 5 тыс. домохозяев, в том числе 3500 общинников, про-
водили различные показательные работы330. В 1912 г. в 8 уездах Курской губернии, по которым имеют-
ся сведения, состоялось 301 чтение, их посетили до 16 тыс. слушателей331. Активная посещаемость се-
лянами лекций, чтений, бесед на агронические темы свидетельствовали о преодолении деревенской
косности и стремлении крестьян овладеть сельскохозяйственными знаниями с целью применения их на
практике.
Свою лепту в агрономическое просвещение деревни внесли сельскохозяйственные общества. Они
возникали не только в губерниях, но и в уездах. Ладомирское сельскохозяйственное общество (Валуй-
ский уезд Воронежская губерния), созданное в 1904 г., объединявшее 86 крестьян, располагало прокат-
ным пунктом с рядовой сеялкой, сортировкой и двумя плугами332. В период с 1911 по 1915 число сель-
скохозяйственных обществ в стране увеличилось с 3103 до 5795333. Для выработки наиболее подходя-
щим к местным условиям приемов обработки почвы и знакомства с ними крестьян общества покупали
участки земли и создавали на них опытные поля, где проводились различные агротехнические экспери-
менты. Опытное поле Козловского сельскохозяйственного общества Тамбовской губернии было круп-
нейшим в России и занимало площадь в 40 десятин. Под руководством агронома здесь велось рацио-
нальное хозяйство, проводились опыты по улучшению приемов обработки пара, развитию посевов кор-
мовых культур и т.п.334 Сельскохозяйственные склады, существовавшие во всех 15 уездах Курской гу-
бернии, снабжали местных крестьян сельхозмашинами, семенами, кровельным железом, краской.
326 См.: Меркулов А. Земство и кооперация. М., 1916. С. 4.
327 Кауфман А. Указ. соч. С. 25–26.
328 Отчет о деятельности правительственной агрономической организации при землеустройстве в Воронежской губернии за 1911 г.
Воронеж, 1912.
С. 7 – 8.
329 Карпачев М.Д. Воронежское земство и аграрные реформы начала
ХХ века // Общественная жизнь Центрального Черноземья России в XVII – начале XX века. Сб. науч. труд. Воронеж, 2002. С. 86.
330 См.: Обзор агрономической помощи в районах землеустройства Тамбовской губернии за 1915 г. Тамбов, 1915. С. 12.
331 См.: Обзор Курской губернии за 1912 г. Курск, 1913. С. 11.
332 Тотомианц В. Кооперация в русской деревне. М., 1912. С. 77.
333 Анфимов А.М. Указ. соч. С. 79.
334 См.: Туманова А.С. Вопросы агропропаганды в деятельности сельскохозяйственных обществ Тамбовской губернии второй поло-
вины XIX – начала ХХ вв. // Тамбовское крестьянство от капитализма к социализму (вторая половина XIX – начало ХХ вв.) Сб. науч. ст.
Вып. 3. Тамбов, 2000. С. 34.
Успехи сельскохозяйственного производства накануне войны не были обусловлены исключительно
столыпинскими преобразованиями, хотя определенную роль в развитии аграрного сектора страны они
сыграли. Степень разрушение общинного уклада в Курской и Орловской губерниях было выше, чем в
Тамбовской. Но если сопоставить среднюю урожайность основных культур за 1901 – 1906 и 1907 – 1913
гг. на крестьянских полях в этих губерниях, то окажется, что за время реформы урожайность овса повы-
силась в Тамбовской губернии на 18,5 %, а в Курской на 16,3; урожайность просо – на 22,7 % в Тамбов-
ской и на 7,8 в Курской; у урожайность ржи уменьшилась в обеих губерниях, но в Тамбовской на 0,75
%, а в Курской на 11,9335. По подсчетам экономиста-аграрника Н.Д. Кондратьева, избыток зерна и кар-
тофеля в перерасчете на душу населения составлял в 1909 – 1912 гг. 12,2 пуда в Тамбовской губернии, а
в Курской – 6,7, в Орловской – 2,6336. Таким образом, масштабы столыпинского землеустройства не на-
ходились в прямой зависимости с темпами экономического развития крестьянских хозяйств. Экономи-
ческий эффект реформы был не столь значителен. Малоземелье и маломощность крестьянских хозяйств
по-прежнему сдерживали интенсификацию сельскохозяйственного производства. Агрономическое про-
свещение деревни делало свои первые шаги. Для широкого внедрения в сельскую среду новых аграр-
ных технологий требовалось определенное время.

Деревня и рынок

Перемены в крестьянских хозяйствах благотворно сказались на общем росте сельскохозяйственного
производства в стране, а в конечном итоге и на деревенском благосостоянии. Имеющиеся ежегодные
данные о сельскохозяйственном производстве показывают, что в России в период с 1880 по 1905 гг. оно
росло быстрее, чем сельское население. Наблюдался как общий рост объемов производства (около 2,5
% в год), так и его рост в расчете на душу населения (около 1 % в год).
С 1901 г. оно росло на 2,55 % ежегодно – этот уровень вдвое превосходил уровень прироста населения
(1,3 %)337. Стоимость промышленной продукции (включая и импорт), выпущенной на русский рынок в
1912 г., составила 6 – 6,5 млрд. р. Крестьянство приобрело промышленных изделий на 1,75 – 2 млрд. р.,
т.е. 30 %338.
В крестьянском менталитете никогда не исчезал архетип «жить лучше за счет своего труда». В ус-
ловиях развития товарно-денежных отношений и возросшей потребности на сельскохозяйственную
продукцию интенсификация аграрного труда выступала для крестьян единственной возможностью
улучшить свое материальное положение. Рынок оказывал все возрастающее давление на все стороны
общинных отношений. Деревня во все большем объеме стала приобретать промышленные товары.
Именно в это время наиболее дальновидные российские промышленники стали пропагандировать тезис
«крестьянская изба – лучший рынок», вследствие которого произошел определенный прорыв в нату-
ральном хозяйстве и оно становится все более зависимым от рынка в удовлетворении предметами пер-
вой необходимости. Производство дешевой обуви, скобяных изделий, керосиновых ламп и других бы-
товых товаров сделало их общедоступным, стимулировало стремление жить лучше за счет увеличения
связи общинных хозяйств с рынком339.
Эти изменения были подмечены властью и оценены, может излишне поспешно, как успешное вхо-
ждение российской деревни в рынок. В 1904 г. Г.А Евреинов в докладе «Крестьянский вопрос в трудах
образованной в составе министра внутренних дел, комиссии по пересмотру законоположений о кресть-
янстве» утверждал: «Мнение редакционных комиссии, что земледельческое население чуждо началам
капитализма и индивидуализма, лежащим в основе правопорядка лиц других состояний – совершенно
ошибочно. Для русских крестьян эпоха натурального хозяйства, а вместе с большим простором девст-
венных лесов, уже давно миновала. Земля для крестьян имеет рыночную ценность, и он твердо помнит,
что он стоимость ее при посредстве выкупной операции уплатил кровными деньгами. Покупную цен-
ность имеют и все предметы домашней обстановки: фабричные, хлопчатобумажные ткани и сукно за-
менили самодельный холст и сермягу; нет ни даровой обуви, ни лучины и решительно все надо приоб-
ретать за деньги или отчуждать, другими словами, – поступать как собственник, а потому чувство соб-
335 См.: Иванов А.А. Развитие сельскохозяйственного производства в черноземной деревне в предвоенный период проведения столы-
пинской аграрной реформы // Вехи минувшего: ученые записки исторического факультета.
Вып. 2. Липецк, 2000. С. 86.
336 Там же.
337 См.: Пол Грегори. Экономический рост Российской империи (конец XIX – начало XX в.): Новые подсчеты и оценки. М., 2003. С.
34.
338 См.: Маслов С. Возрождение России и крестьянство // Крестьянская Россия. Сб. ст. Ч. II-III. Пг., 1923. С. 66.
339 См.: Вилков А.А. Менталитет крестьянства и российский политический процесс. Саратов, 1997. С. 93.
ственности и при том собственности личной, индивидуальной глубоко проникло в сознание русских на-
родных масс»340.
Несмотря на трудности экономического развития, медленно, но неуклонно росла товарность кре-
стьянского хозяйства. В период с
80-х гг. до начала мировой войны вырос вывоз сельскохозяйственных товаров из Тамбовской губернии.
Если в 80-х гг. вывоз зерновых составлял здесь 11 пудов на душу крестьянского населения, то в 1910 г.
– не менее 14,5 пуда, что превышало так называемые избытки, как по главным продовольственным хле-
бам, так и по кормовым. Вырос также вывоз свинины, птицы, сливочного масла, овощей, пеньки, табака
– и все это в темпах, превышавших темп прироста населения. Зерновые поставки помещичьих хозяйств
на рынок не превышали 36 %, основная доля принадлежала крестьянскому производству341. В тоже
время утверждать, что крестьянское производство было ориентировано на рынок – неверно. Произво-
димый крестьянами прибавочный продукт (в силу природно-климатических условий) оказывался не-
большим, а временами и вообще отсутствовал. В этом, вероятно, заключалась причина медленного раз-
вития товарно-денежных отношений в аграрной сфере.
Доля отчуждаемого продукта посредством продажи в крестьянских хозяйствах не свидетельствует
об их рыночном характере. Большая часть зерновых и картофеля использовалась для внутрихозяйст-
венных нужд. В Тамбовской губернии, по расчетам экономиста
А.Н. Челинцева, в северных уездах в среднем на одно хозяйство доля проданного продукта составляла
13,8 %, в центральных лесостепных уездах – 30,5, в южных степных – 31,5342. Крестьянские хозяйства
продолжали носить натурально-потребительский характер. «Крестьянское хозяйство гораздо меньше
зависит от рынка, – писал известный аграрник – публицист А.И. Чупров, –…потому, что большая доля
его продуктов потребляется дома … мелкий земледелец смотрит на землю как на средство приложения
труда и прокормления семьи»343.
Действительно, земля для русского мужика так и не стала средством извлечения прибыли. На эту
особенность крестьянского менталитета, по сути антирыночную, обратили внимание еще дореволюци-
онные исследователи. Знаток русской деревни В.В. писал: «В отличие от товарного производства в кре-
стьянском хозяйстве главную роль играет не капитал, а труд. И если убытки капиталистического пред-
приятия могут привести к его краху, то недочеты по мелкому производству могут быть до известной
степени восполнены сокращением потребления трудящихся. В земледелии сам крестьянин рассчитыва-
ет, что «главная масса добытых им продуктов потреблена его же семьей»344. Большинство крестьянства
не принимало частную собственность на землю, что наглядно продемонстрировали приговоры и наказы
крестьян 1905 – 1907 гг. Несмотря на рост товарно-денежных отношений, они не воспринимали землю
как товар, а тем более как капитал.
Сильным ударом по архаическому образу собственности нанесла реформа 1861 г., прежде всего по
крестьянским представлениям, что земля – дар Божий, что она не может становиться объектом купли-
продажи, а значит иметь цену. Но разрушение архаического восприятия, как пишет историк крестьянст-
ва А.В. Гордон, не привело к утверждению в крестьянской среде частнособственнического правосозна-
ния по причине закрепления принципов общинного землепользования. Нравственность, основанная на
рубле, противоречила традиционной крестьянской духовности, была с ней несовместима, хотя кресть-
янское хозяйство органично внедряло учет расходов, прикидку доходов, как развитых элементов эко-
номического рационализма. Но принцип извлечения максимальной прибыли не отразился в деятельно-
сти крестьянина. Коммерциализуясь, крестьянское хозяйство не теряло своей натуральности, природной
основы, и в тоже время сохраняло вою независимость от рынка345. По утверждению исследователя И.Н.
Слепнева, натурально-потребительский характер хозяйства определял ограниченность восприятия кре-
стьянами рынка. Он выделяет следующие принципиальные моменты: в понятие «товар» не входила
земля; отношение крестьян к хлебу, как к товару, было негативным; оперирование рыночными катего-
рия было более распространено в пригородных местностях, регионах, имевших связи с крупными рын-
ками346.
Перемены в крестьянском хозяйстве носили принципиально важный характер. Возникало, так на-
зываемое, культурное хозяйство, которое, помимо прочего, отличалось использованием достижения
340 ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 431. Л. 7.
341 Челинцев А.Н. Опыт изучения организации крестьянского сельского хозяйства в целях обоснования общественной и кооператив-
но-агрономической помощи на примере Тамбовской губернии. Харьков, 1919. С. 42.
342 Там же. С. 43, 46, 50.
343 Чупров А.И. Ученые труды. Ч. III. Вып. II. М., 1911. С. 24 – 25.
344 См.: В.В. Очерки крестьянского хозяйства. СПб., 1911. С. 93, 94.
345 См.: Кожевников В.П. Ментальность российской цивилизации: история и методология исследования. М., 1998. С. 132.
346 Там же. С. 133.
сельскохозяйственной науки, стремлением следовать рациональным приемам земледелия, «самоучет» и
иные элементы рыночного мышления. При всей адаптационной возможности сельской общины к усло-
виям процесса модернизации, она все же не могла в полной мере удовлетворить стремление определен-
ной части (так называемых интенсивников) к рационализации своего хозяйства. Сила хозяйственной
инерции была достаточно велика. Делая вывод о том, что община выступала препятствием для проявле-
ния крестьянской предприимчивости, современные исследователи, однако, забывают о других деревен-
ских формах проявления деловой активности. Это различные формы артелей, товариществ, и, конечно
же, кооперации.
Крестьянское хозяйство в результате произошедших перемен достигло качественного нового со-
стояния при фактическом сохранении традиционной системе землевладения и землепользования рус-
ской деревни. Суть произошедших перемен верно выразил А.В. Чаянов. Он писал: «Крестьянское хо-
зяйство 1917 года не то, каким было крестьянское хозяйство 1905 года. Изменилось само крестьянское
хозяйство: иначе обрабатываются поля, иначе содержится скот, крестьяне больше продают, больше по-
купают. Крестьянская кооперация покрыла собой нашу деревню и переродила ее, стал развитее и куль-
турней наш крестьянин. Столыпинское землеустройство до крайности запутало земельные отношения,
крестьянство купило в частную собственность многие миллионы десятин земли»347.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история










 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.